Александр Уралов К.И.С

КОТ И РЫЦАРЬ

Начну просто и правдиво. Так, как оно и было на самом деле много лет назад…

Я сидел на диване и размышлял о бренности всего земного. Судите сами, о чем же мне еще было печалиться, если пошел второй день моего отпуска, за окном потрескивал мороз, а в ящике письменного стола лежало… всего ничего. И это — на весь оставшийся месяц!

Со мной случился острый приступ принципиальности, и я одним махом раздал «с отпускных» все мои долги, а заодно утерял всякую надежду провести хотя бы этот отпуск по-человечески.

Девушка, которую я любил пуще иных прочих, вышла в октябре замуж, и я уже второй месяц пребывал в состоянии некоего душевного кризиса. Кризис этот был тягучим, нудным… хотя, откровенно говоря, не таким уж и глубоким. Ну, знаете… в смысле, что топиться-вешаться временами очень хотелось… но хотелось преодолимо. Ликвидировать упомянутый кризис в таких случаях можно, только выбивая клин клином, но заводить новый роман, да ещё и на мели… Нет! Это чистой воды утопия!

Из этого, то бишь из вышесказанного, умудренный жизнью читатель может, поймет, что и я был молод, холост, склонен к сибаритству и прихварывал обломовщиной. А впрочем, зачем ему это? Никому, честно говоря, не интересен мой психологический портрет, правда? О нём Вы можете, при нужде, справиться у Стивенса. Он — любитель уличать меня в мелких слабостях…

Впрочем, я отвлекся, извините.

Грущу я, растравляю свои душевные раны и… ловлю себя на том, что уже с минуту, оказывается, машинально прислушиваюсь к тому, как под моим старым диваном, оставшимся ещё от родителей, что-то назойливо скребется и пыхтит.

— Ну, — подумал я, — вот, братец, тебе и занятие на весь месяц. Мышеловки, отрава по углам… ужас!

Я вообще-то люблю животных и присутствие подо мной существа из породы мелких грызунов меня не напугало. Однако, встав на колени и нагнувшись, я почти уперся носом во что-то огромное, лохматое и теплое, и мысли мои сразу скакнули в разные стороны.

Под диваном, слегка придавленный им, сопел здоровенный котище!..

Любителям психологических нюансов скажу честно: реакция моя вряд ли устроит хоть кого-то из них. Я не стал, — вопреки традициям жанра, — щипать себя за предплечье, не упал в обморок, не отпрыгнул, крича, и даже не задрожал.

Я почему-то первым делом приподнял диван, — придавленному животному явно не хватало воздуха. Кот вылез в пыли и паутине, — я давно уже не делал уборки. Морда его была зело мрачна, пыльные усы воинственно торчали.

Некоторое время я соображал, откуда он взялся, а кот, смущая меня несказанно, всё смотрел и смотрел, и во взгляде его была какая-то пристальность, не свойственная в такой степени даже котам.

Я бросил напрягать извилины, решив, что кот забрел из подъезда и все это время спал под диваном. Отчасти, если уж быть откровенным, я побаивался, что слишком упорные думы под тяжелым желтым взглядом этого кошачьего левиафана приведут меня невесть куда. Слишком уж дико было всё это, тем более что в глубине души упорно попискивало воспоминание о том, что с час назад я выгребал из-под дивана упавшую трубку (так… табачное сибаритство, не более) и, естественно, никакой домашней скотинки под диваном не видел.

Несмотря на это воспоминание, я не поддался малодушию и встал, чтобы отправиться на кухню и принести незнакомцу молочка в блюдечке, причем старался не поворачиваться к угрюмому хищнику спиной.

Кот как-то странно хмыкнул и… (да-да! — вы же ждали этого!) сказал:

— Ну, что ж, какой есть. Бывает и хуже. Приветствую вас, молодой человек!

В голове моей кто-то звонко выпалил:

— Ага!!!

Не буду описывать свой первый диалог с гостем. Он был сумбурен и дик, и до сих пор, вспоминая о нем, я густо краснею. Я что-то бормотал и вскрикивал; кот шипел и злился… Но постепенно все перестало скакать перед глазами, успокоилось сердцебиение, прошел шум в ушах, и я обнаружил себя сидящим на диване с раздёрнутой до пупа (вероятно, мной же самим) рубахой. Разговор шел уже довольно-таки внятно.

— Но почему именно я? Странное дело! Я — простой советский инженер…

— Да пойми же ты, мой перепуганный друг, что условие было таково — идти должен именно ты. Как модно говорить в Индии — карма!

— Знаешь, — признался я, — честно говоря, я до сих пор не могу ничего толком понять. В голове черт знает что, метель какая-то.

— А не испить ли нам чайку? Глядишь, и оклемаешься? — вдруг заявил кот.

— Ты пьешь чай?!

— Да, если в нем более трех четвертей молока…

Бестолково топчась на кухне, я продолжал этот в высшей степени удивительный разговор, постепенно и незаметно для меня становившийся каким-то обыденно-реальным. Перестала томить пустота под ложечкой, и я чувствовал себя так, будто разговаривал с соседом о цене на телевизоры. Временами искоркой вспыхивало ощущение бредовости всего происходящего, но тотчас гасло, поскольку, собственно говоря, ничего такого уж страшного в коте-парламентере не было. Вот только размеры… Теленок!

— Слушай, а тебя как зовут-то? — вдруг спохватился я, стоя на коленях перед буфетом, и пытаясь отыскать подходящее глубокое блюдце для гостя.

— О, наконец-то! — иронически воскликнул кот и отвесил мне легкий поклон.

Я бросил рыться в недрах буфета и встал.

Судя по пушистой морде, предстояло нечто официальное. Руки мои неудержимо стремились вытянуться по швам.

— Кот Ирвинг Стивенс к вашим услугам! — звучно промяукал кот.

Сделав многозначительную паузу, он многозначительно забубнил:

— Сокращенно — КИС. Вообще-то сия аббревиатура может быть нетривиально изменена. Инициалы мои тем и хороши, что любая их перестановка дает нам имя не менее многозначительное, чем КИС. Например: ИКС — чудесно, не правда ли? Греческий вариант: КСИ. Или, — не менее интересно — ИСК.

— А так же — СИК, — глупо хихикнул я и покраснел.

Кот обиженно мяукнул, шерсть его поднялась дыбом, а глаза метнули искры:

— Я по-про-сил бы вас, с-с-с-с-сэр! — отчеканил он ледяным голосом.

— Простите… Я…я… не хотел обидеть тебя… Вас…

Вспышка гнева прошла. Шесть на Кисе улеглась, и он горько воскликнул, не глядя на меня:

— Несть им числа, шутникам такого рода! О, как велико мое долготерпение, но и оно когда-нибудь иссякнет!

Я подавленно молчал, а Кис, сделав надлежащую, укоризненную, — прямо-таки стыдящую, — паузу, вдруг деловито произнес:

— Ну, где молоко? Чай можешь не лить, это лишнее…

Блюдце не понадобилось, ведь кот с дьявольской ловкостью откусил верхушку молочного пакета и стал, блаженно причмокивая, сосать молоко прямо из тары, за что лично мне, например, в детстве часто влетало…..

Знаете, видимо всему есть свои границы. Когда Кис связно выложил мне причины своего появления в «поддиванном пространстве», я уже почти не удивлялся. Видите ли, у них там (Кис неопределенно махнул лапой куда-то в сторону кухонной кладовки) создался дефицит добрых молодцев.

Да-да! Почти так он и выразился! В их мире, мире говорящих котов, черной магии и прочей чертовщины, завелась, как в датском королевстве, «какая-то гниль». Никто толком не знает что это такое, но часть их мира поглощают неведомые силы и проникнуть в тайну Мрака (как немедленно люди окрестили эту область) не может никто.

(Я передаю вам речь Киса практически дословно. Думаю, вам понравится его стиль изложения. Временами мне казалось, что я слушаю литературную композицию по мотивам произведений авторов начала девятнадцатого века. Словом, Загоскин, Погорельский и Гавриил Романович Державин. Готовьтесь! Сейчас начнётся…)

— Самое страшное, — говорил серьезный и напыщенный Кис, — что Мрак расползается, медленно и неотвратимо, как Рок. Огромная черная стена клубящейся темноты, понимаешь? Издали это похоже на пелену густо-смоляного, жирного дыма, медленно надвигающуюся на тебя… Когда-то область Мрака была совсем маленькой, всего лишь небольшая долина в горах, безлюдных, диких и неприступных. Похоже, что ее избегали даже силы Зла. Но теперь Мрак начал расти… и расти неотвратимо.

Несколько странствующих рыцарей один за другим ушли навстречу проклятой стене. Многие понимали, что эти смельчаки не вернутся никогда, но разве удержишь благородного господина, которому его феодальные честь и слава дороже жизни? И многие, слишком многие нашли свою смерть в лоснящемся страхом Мраке… О, бессилие, ты — проклятие слабого! Ярость, сила, хитрость, знание — всё было бесполезно!

Кис сделал драматическую паузу и почему-то укоризненно посмотрел на меня.

Я невольно понурился, хотя к рассказываемой истории доселе не имел никакого отношения… и вообще никак не мог отделаться от ощущения того, что вижу какой-то замысловатый сон.

— И вот, впервые за многие годы, был собран Совет Королей. Внемли, юноша… — АЛЛО, ЮНОША?! Что ты там копошишься?!! Между прочим, я о серьёзных вещах рассказываю! — Так вот — это не просто короли, а короли Белой Магии! Всё их искусство было направлено на поиски спасения и не было выхода из тупика. Жирной тучей нависал над миром Мрак, а Совет не мог ничего сделать… И все-таки, молодой человек, час настал! Тайны Белой Магии позволили указать путь к спасению…

— … Вот так я и попал к тебе.

— А почему именно ты?

— Мой друг, коты недаром считаются символом мудрости. Нам много о чём известно!

Кот напыжился, распушил хвост, прикрыл глаза и небрежно произнес:

— Да и вообще, я занимаю не последнее место в нашем мире…

Я с уважением поглядел на кота-вельможу и подумал о том, что ему обязательно нужно обзавестись сапогами и шляпой, коль скоро он действительно большая шишка.

Кот Ирвинг Стивенс встал. В комнате было уже совсем темно, и я зажег бра.

Тревожно было на душе. Ветер порывами ударял в окно, и шорох ледяной крупы назойливо лез в уши. «В конце концов, — лихорадочно подумал я, — нелепо опасаться чего-либо в нашем веке. Космос, атом, компьютеры, генная инженерия, 1986 год от Рождества Христова и вдруг — на тебе! Что там меня ждет — баба Яга, Кащей, сама Серпентина, дочь Саламандра?.. Надо срочно собраться. Взять с собой кое-какие инструменты, походный набор, зажигалку с баллончиком газа, что еще? Ах, да! Кассетный магнитофон! Будем потрясать умы Несмеяны, Василисы Премудрой и прочих сказочных принцесс…»

Мысли вспыхивали зарницами, суетливо набегали одна на одну, как волна на волну (простите за невольную рифму)… но странное оцепенение овладело мной. Я сидел в кресле под аккомпанемент перебивающих друг друга идей и бессильно смотрел на то, как Стивенс вспрыгивает на диван и лапой нажимает на кнопку выключателя.

Темнота… темнота… когда глаза привыкают к ней (почему стало так тихо?) я вижу, что по шерсти Киса пробегают зеленые искорки. Мало того, я понимаю, что странное покалывание по всему телу — результат действия таких же искр, вспыхивающих уже на мне!

Слышен нарастающий рёв… нет, это — вой!..

…и внезапный пульсирующий свет бьет мне в глаза!

* * *

Сначала были кольца. Разноцветные и расплывчатые они парили перед глазами, пока я собирался с мыслями. Сомнений нет, — я лежал, зажмурившись, на чем-то жестком, в ушах еще шумело.

— Золотко, открой глазки! — промяукал рядом голос Стивенса и я тотчас распахнул сомкнутые вежды.

Я лежал на спине в позе оперируемого. Тут же сидел озабоченный Кис, а над нами висело отсыревшее небо с серыми клочковатыми тучами. Рядом возвышались почти развалившиеся крепостные ворота, и остроконечные боковые башни цеплялись за грязную вату туч дырявыми штандартами.

— Приехали, — пробормотал я. — Простите, где здесь Спящая царевна? Сейчас я ее целовать буду.

Кис скорчил гримасу, а я сел. Голова уже не кружилась и, вообще, я чувствовал себя прекрасно. Впереди были великие дела и неимоверные трудности, после которых героя ожидали объятия старого короля и спасенная принцесса с подробной картой половины королевства подмышкой.

Вот так сюрприз! Видимо, напрасно тешил я себя тем, что мне удастся ошарашивать наивных сказочных жителей (этих оленят Бемби и прочих нарисованных зайцев и драконов) электронными часами, собственным внешним видом, кассетным магнитофоном и, — о, чудо из чудес! — «небьющимся мягким стеклом» полиэтиленовых пакетов.

На мне — черная кожаная куртка со множеством заклепок, карманов, ремешков и стальных застежек, а также какие-то плотные, опять же черные, штаны и сапоги с небольшими отворотами. Звякнули по пыльному булыжнику зубчатые шпоры, а на голове я обнаружил щегольской берет всё того же черного цвета, скроенный на средневековый фламандский лад.

Мама родная! Я сразу же почувствовал себя уверенным и могучим. И не грех, при таком-то воинственном наряде!

Рядом со мной, воткнутый между булыжниками, торчал узкий и длинный меч. Обоюдоострый и какой-то хищный, он наводил на мысль о турнирах, боях и Прекрасной Даме. Стивенс сидел рядышком и озабоченно глядел на меня.

— Осмотрелся? — он вздохнул и встал. — Поднимайся, Чёрный рыцарь, — кстати, впредь меня так и именовали, — а то копчик простудишь.

Какое соединение «высокого штиля» с низкой прозой! Но прозвище мне понравилось, и я пропустил мимо ушей шпильку.

— Ну, и где мы, Вергилий? — спросил я, вставая и выдергивая меч, чтобы вставить его в ножны.

Вместо ответа Кис с отвращением поглядел на ворота, обитые ржавыми листами с гигантскими заклепками, и скептически стал смотреть на то, как я, — признаюсь, несколько неуклюже, — прилаживаю ножны на левый бок. Занятый этой непривычной проблемой, я не обратил внимания на молчание кота, но чуть позже, справившись с ремешками и пряжками, сообразил — с момента вопрошания прошло столько времени, что его трудно назвать просто паузой.

— Что-то случилось, Кис?

— Это Заколдованный Замок. Банальное название, правда? До отвращения… Но придется пройти через него, хотя я охотно отдал бы одно ухо за то, чтобы обойти Замок стороной.

— В чем же проблема, Кис? Пошли в обход!

— Ага, как бы не так… если эти развалины вырастают у тебя на пути, считай, не миновать тебе ворот. Отныне, куда бы ты ни повернул, перед тобой все время будет появляться этот архитектурный кошмар. Желаешь попробовать?

Я не желал, ибо видел, что в двух шагах от нас висел густой молочный туман, постепенно сливающийся с мрачными тучами. Ясно, что Кис не врет, а таскаться по этому булыжнику в сыром тумане было бы, может, и интересно, но, честно говоря, жутковато. Хотя… вряд ли в Замке будет веселее. Вид у него тяжелый — помесь тюрьмы Инквизиции с больницей для душевнобольных 12-го века…

А чего собственно я боюсь? За плечами у меня 25 лет двадцатого века, твердый оклад и могучий атеизм во всей его советской красе. Пусть это пейзаж не похож на иллюстрацию к сказкам братьев Гримм, а скорее на декорации к готическому роману, так что ж? Ведь это всего лишь сказка, дорогой Черный Рыцарь! Согласен? Ну, вперед!

Чувствуя себя в этом костюме немножко Воландом, я решительно шагнул к воротам и потянул на себя огромное ржавое кольцо. Ох, и заскрипела же открываемая створка!

В этом скрипе взвыли и закричали подозрительные хриплые голоса. По спине у меня пробежал холодок, а Стивенс сплюнул:

— Чур меня, нечистая сила!

Рванув еще раз створку на себя, я явственно услышал, как петли злорадно взвизгнули: «Иди сюда-а-а!» Но створка уже отворилась настолько, чтобы можно было пройти, и я перестал насиловать наш слух. Стараясь четко печатать шаг (как помогали мне в этом шпоры — звяк-звяк-звяк!) я вошел в сумерки замкового двора. Кис шел рядом.

— Ну, конечно же, все атрибуты на лицо! — бодро сказал Стивенс. — Свист ветра в потёмках, виселица неподалеку и невнятные шорохи по углам, леденяще переходящие в стоны.

Я кисло подумал о том, что должен сделать вид, говорящий о моей высокой оценке кошачьего ёрничества, но, на удивление, мне действительно несколько полегчало на сердце. Ирреальность происходящего и, в то же время, реальная грозная тяжесть моего Эскалибура придавала мне настроение, сходное со скептицизмом Киса.

— Жутковатое кино, — ответил я, взяв Киса за переднюю лапу, ибо он шел на задних, как заправский Бегемот.

ПРИМЕЧАНИЕ СТИВЕНСА: Кстати, почему все думают, будто я мастью чёрен, а?

Это глубокое, хотя и понятное, заблуждение! Полосат я, по-ло-сат!!!

Пересекая двор (гулко отдавалось эхо) мы отчетливо слышали, как скрипела цепь виселицы и глухо стонала раскачивающаяся на ветру фигура. Но присутствие Стивенса ободряло меня, а кот, глядя на мое спокойствие, видимо, черпал в нем силы для своей невозмутимости. Держась за руки, видимо от избытка оптимизма, мы уверенно вошли под темные своды и двинулись куда-то вниз по наклонному, пахнущему прелым мхом, коридору.

Изредка на стенах пылали длинные факелы. С факелов капали вниз горящие капли и с крысиным шипением гасли на заплесневелых плитах. Липкая сырая паутина частенько вставала на пути, и приходилось смахивать ее с лица, пугая суетливых лохматых пауков. За воротами, у чадящих факелов, стояли, ощетинившиеся шипами, вороненые рыцарские латы и тьма, сгустившаяся в прорезях их шлемов, была такой зловещей, что поневоле чудились в ней пустые глазницы. Некоторые доспехи покосились и проржавели, но менее жуткими от этого не стали. «Сальвадор Дали», — почему-то подумал я.

Стивенс притих, я тоже. Мы шли вперед. Факелы попадались все реже, и я уже подумывал о том, чтобы запастись парочкой их для дальнейшего пути. Несколько раз нам снова попадались пустые доспехи, и мы с должной опаской отнеслись к подобным встречам. Стивенс вдруг потребовал для себя оружие, и мне пришлось рискнуть.

— Отдувайся тут за тебя, — проворчал я, осторожно приблизившись к одной из таких безмолвных фигур и, поколебавшись, резко выхватил из ножен чужой кинжал. Латы покачнулись и, злобно завизжав:

— Отда-а-ай! — рухнули.

Я едва успел отскочить, и чуть было не отдавил Стивенсу лапы. Изо всех щелей и дыр подземелья зашипело по-змеиному, забулькало малоразборчивыми проклятиями, запахло серой. Словом, нас «обложили» на совесть. Я отдал кинжал вместе с ножнами Стивенсу. Ножны и ремень я вытащил из груды упавшего металлолома. Опоясывая Киса, я вдруг заметил, что ржавчина на заклепках ножен и лезвии кинжала исчезла, а сырая дряблая кожа ремня, покрытого стальными пластинами, стала вновь упругой и скрипящей.

— Это хорошее знамение, — серьезно заметил Стивенс, смахивающий теперь на взъерошенного разбойника — кота Базилио, вышедшего на большую дорогу.

ПРИМЕЧАНИЕ СТИВЕНСА: Ну, хватит! Я долго терпел, но это — уже явная клевета! При моих-то, аристократических, полных достоинства манерах, причислять меня, магистра, к столь презренному сословию! Фи…

Вскоре мы заметили, что пол в подземелье повышается, стены становятся все суше, потолок все ниже и, в конце концов, мы наконец-то уперлись прямо в винтовую лестницу, круто ведущую куда-то вверх. Дальше хода не было.

— Ну, что, лезем? — зачем-то спросил Стивенс.

— А ты хочешь идти обратно? — невинно заметил я.

Кис надулся и отбрил меня чем-то интеллектуальным, вроде «сам туда иди».

— Ладно, погоди, я пойду первым, — сказал я и обнажил меч, ведь на узкой лестнице это было бы трудно сделать с надлежащей быстротой…

И вот мы затопали по дубовым ступенькам, окаймленным железными полосами с грубыми насечками. Стараясь не очень сильно стучать каблуками по железу, я пытался отогнать назойливую, но вполне естественную в моём положении мысль: а что же ждет нас там, наверху?

* * *

«А может быть, мне все это мерещится?» — вдруг подумал я. Может быть, все это — милый домашний бред и я всего лишь свихнулся? Но всё-таки я отбросил дурацкую идею сумасшествия. Слишком уж всё реально и… и не похоже на бред, что ли… Скоро все мои мысли были теперь только о том, как защищаться в этой крайне неудобной позиции и выдержит ли первый натиск Кот Стивенс, если на нас нападут сзади. А если просто обрушится лестница… или сквозь щели в кладке выскочит смертельным жалом узкий клинок?

Подъем по лестнице был долгим и утомительным оттого, что постоянно ожидалось какое-то нападение, — а как же без него! — во всех романах должно быть внезапное нападение!.. Но ощущение того, что вот-вот что-то случится на этом бесконечном подъеме, — ура! — не оправдалось и мы упёрлись в массивную железную дверь.

Рядом с увесистым замком висел на гвозде ключ в виде дракона. С первого же взгляда было видно, что ключом и замком не пользовались, если не сто, так уж 90 лет — точно.

— А что там, за дверью? — не подумав, спросил я.

Стивенс саркастически ответил, что если бы он, кот, это знал, то это было бы просто замечательно.

— А ну, как откроем замок… да на свою головушку? — упорствовал я.

Кис уныло поковырял кинжалом дверь, — в чем не было ни малейшей нужды, — и без энтузиазма мяукнул:

— Да давай уж, открывай, демагог!..

Побелев от душившего меня возмущения (слово-то какое нашел!) я молча снял ключ, демонстративно аккуратно обтер его от пыли и вложил в причудливую замочную скважину.

Ключ-дракон вдруг зашевелился, и я испугано отдернул руку, а Кис присел, поджав уши. Дракончик вытянул вперед появившееся у него передние и задние лапы и стал поворачивать себя сам, упираясь коготками в края отверстия. Зубчатый хвост его вздрагивал от напряжения; чешуйками падала отлетавшая ржавчина, обнажая тускло блестевший металл:

— КР — Р — Р — РАК!

…

Вот уже много часов мы скитались по бесконечным переходам. К сожалению, нам так и не попалась местная Ариадна, поэтому мы не смогли воспользоваться волшебным клубком. Спуски по лестницам, подъемы, бесчисленные ответвления, переходы. То узенькие, то широкие мостики, путаница ниш, проемов, углов и перекрестков… Переплетались различные этажи, скрещивались ярусы, и попадая на тупиковые балконы, мы видели под собой все тоже кружево ступеней и галерей…

А свет? О, это было самое загадочное! Мягкий и ровный, он не давал тени. Казалось, что светится сам воздух, ведь никаких светильников мы не видели. Свет, тишина и покой…

Между тем, становилось как-то не по себе. Ни одного окна на волю, ни малейшего намека на то, что где-то возможен выход.

— Тебе не кажется, что мы ходим по кругу? — спросил я Стивенса на одном из привалов.

— Черт его знает, — задумчиво ответил Кис. — Коты, вообще-то, неплохо ориентируются на местности. Судя по всему, мы еще ни разу не прошли по одному и тому же месту. Как говорится, сердцем чую, как, равно, и кошачьим нюхом.

— Мало утешительного…

Посоветовавшись, мы решили провести научный эксперимент. Кис засуетился и долго важно объяснял, что нужно сделать, хотя это было ясно и без этого. Концом меча я нацарапал на стене большую букву «К» в честь Главного Теоретика Эксперимента, — душераздирающий скребущий звук чуть было не вызвал у нас зубную боль, — а затем мы прошли вперед, тщательно отсчитывая повороты, а потом почти сразу вернулись назад…

— М-да… даже хвост немеет, — сказал Кис, обшаривая глазами стены, хотя результат эксперимента был, что говорится, налицо.

Ничего общего с тем помещением, что мы оставили минуту назад!

— Э-э… как это… частенько у вас так? — спросил я, принужденно улыбаясь. ...