Все права на текст принадлежат автору: Алиса Лунина.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Осторожно, меняем судьбы!Алиса Лунина

Алиса Лунина Осторожно, меняем судьбы!

© Лунина А., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Часть 1 На краю отчаяния

Глава 1 Егор

Егор Осипов брел по парку, расцвеченному октябрем в золотые и багряные тона; недавно прошел дождь, в лужах плавали листья. Осень в Москве уже начинала отцветать, и небо пересекали караваны улетающих птиц.

На душе Егора было тоскливо. Особенная горечь палой листвы, пустые парковые аллеи, ощущение скорых холодов, события сегодняшнего дня лишь усиливали его печаль. Егор возвращался из редакции журнала, где ему отказали в публикации его романа «Час волка». Сегодняшнее вежливое «нет» («не наша тема, другой формат, извините») стало последней точкой в череде отказов, полученных Егором за последние три месяца. Роман, которому писатель Осипов отдал два года напряженной – на пределе сил – работы, отвергли все издательства. Два года предельного напряжения внутренних сил, и вот сегодня все закончилось.

Прийти к выводу, что ты неудачник, несостоявшийся писатель и полное ничтожество, – не самое приятное открытие для тридцатичетырехлетнего мужчины, не лишенного некоторых амбиций. Но, увы, ничего иного сказать о себе писатель Осипов не мог. Со стороны он и впрямь выглядел законченным неудачником.

…Несколько лет назад преуспевающего юриста солидной юридической конторы Егора Осипова вдруг одолел недуг – болезненная страсть к сочинительству. Егор стал писать рассказы, и скоро некоторые из них опубликовали в журнале, сопроводив публикацию хвалебной рецензией. Успех окрылил Егора, и, решив всерьез заняться творчеством, о чем, собственно, он и мечтал все годы службы в скучной юридической конторе, он поставил на «зеро» крупную ставку. Егор уволился с работы и засел за серьезный, «отменно длинный, длинный», отнимающий все время и силы роман, центральной темой которого стало понятие судьбы, рока, чуда, предопределения в жизни человека.

И вот теперь, спустя два года, роман, который, по мнению автора, должен был перевернуть мир, отвергли все издательства. Сегодня, получив последний отказ, Егор понял, что надеяться не на что. Деньги, отложенные им в прошлой «благополучной жизни», закончились, а лимит оптимизма и веры в себя был исчерпан. У него больше не было надежды – ни капли, ни проблеска. И никаких перспектив… Как говорила его бывшая жена, он остался на «полных бобах».

Ах, да, ведь у него когда-то была жена! Была, правда, потом сбежала… Впрочем, надо признать, что Марина ушла от него не сразу – она продержалась полтора года, в течение которых твердила ему, что он талантлив и скоро добьется успеха, но время шло, и энтузиазм Марины стал гаснуть. В конце концов она не выдержала испытаний даже не медными трубами, а медными деньгами – «извини, любимый, но даже из любви к великой литературе я не готова терпеть такие лишения» – и помахала ему рукой. Егор понимал ее и не винил: Марина была красивой птицей с ярким оперением, и в том, что однажды ей наскучила такая жизнь, нет ничего удивительного (в конце концов, никто не любит неудачников!). Марина ушла и через полгода вышла замуж, предпочтя литературе, творческим метаниям, рефлексии и хроническому безденежью Егора надежный брак с респектабельным функционером из совета директоров солидной газовой компании.

Ветер гнал листья – огненный лисий хвост; на парк опускались темные, беспросветнее не бывает, сумерки. Егор присел на скамейку против пруда, глотнул коньяка из фляжки и вдруг отчетливо понял, что у него больше нет сил. Он поставил все на «зеро» и проиграл. Так бывает. Собственно, в жизни это случается куда чаще, чем «сорвать банк».

Егор подумал, что вот сейчас он придет домой и перво-наперво избавится от романа. Уничтожит его.

…Егор бросил куртку в прихожей, прошел в комнату: ну что, будем жечь? Сжег ведь Гоголь свой роман, а уж он-то, никому не известный писатель Осипов, чай, не Гоголь! Отсутствия его романа мировая литература не заметит. Как, однако, жечь? На дворе двадцать первый век, роман набран в электронном формате и существует исключительно в виде компьютерного файла. Можно, конечно, сначала распечатать текст на принтере, потом взять спички, смотаться обратно в парк и устроить символическое сожжение: подбрасывать листы бумаги в огонь и, распугивая местных пенсионеров и собаководов, рыдать навзрыд, оплакивая погибшие надежды, но… Сколько лишних движений! Что, если поступить проще: одним щелчком волшебной клавиши удалить роман и все-все, что с ним связано, отправить в никуда, в пустоту?!

Егор включил компьютер, открыл файл с романом и замер: романа не было. Вместо объемного текста шестисотстраничного романа в файле было всего несколько абзацев – послание от незнакомца. В этом странном письме некто, обращаясь к Егору по имени, писал, что он прочел роман «Час волка» и нашел занятными иные из рассуждений Егора о судьбе и роке. «Я признаю, что написанный вами роман заслуживает внимания, – писал незнакомец, – однако хотел бы напомнить вам, что на свете есть вещи и поинтереснее сочинения книг. Вместо книг о судьбе я предлагаю вам писать человеческие судьбы». Далее таинственный автор послания предлагал Егору встретиться в означенное время в указанном месте и обещал, что при встрече Егору вернут флешку с его романом, а главное, «сделают предложение, от которого он не сможет отказаться».

Егор перечитал письмо во второй-третий раз, зябко повел плечами: каким образом кто-то проник в его личный компьютер, учитывая, что в квартиру войти никто не мог? Когда он вернулся домой, входная дверь, как обычно, была закрыта на два надежных замка, и, более того, запустить компьютер без пароля, который знал только он, было невозможно. Однако же вот – романа нет, есть только странное письмо. Может, он сошел с ума?!

Не находя ответов на свои вопросы, Егор решил завтра непременно отправиться на встречу с похитителем романа, чтобы разобраться в этой странной истории.

Ая

А в это время в другой части Москвы тридцатилетняя психолог Ая Кайгородская наблюдала за тем, как ее любовник, недавно сообщивший ей о разрыве их отношений, собирает вещи.

Ая пребывала в отчаянии и чувствовала себя сломленной – Стас был ее последним шансом стать «нормальной женщиной» в понимании большинства людей и последней надеждой на то, что она сможет научиться выстраивать отношения с мужчиной, когда-нибудь обзаведется семьей и обретет душевное спокойствие. В течение полутора лет, пока они со Стасом были вместе, Ая старалась забыть о своем прошлом, пыталась стать такой, как все, научиться жить. И вот сегодня все кончилось.

Строго говоря, в Стасе не было ничего особенного – ни особенной силы, ни выдающегося ума, ни исключительных внешних данных, однако на заре их отношений она заставила себя поверить в то, что он незаурядный: сильный, умный, яркий, необыкновенный и – незаменимый. Ей было двадцать восемь, когда они встретились; она устала от одиночества и нуждалась в человеческом тепле. Стас был веселый, человечный, несовершенный, и рядом с ним она хотя бы на время могла забыть о терзавших ее кошмарах. Благодаря ему ей даже стало казаться, что она почти справилась, почти забыла о той трагедии… Но сегодня утром, после того как он сказал, что уходит от нее, она поняла, что избавиться от прошлого не получилось. «Ты никогда не станешь нормальной!» – молоточком выстукивал кто-то злой в ее голове.

Когда Стас уходил, она задала ему лишь один вопрос: «Почему?», мысленно добавив: «Ведь я старалась…» Он опустил глаза: «Так получилось».

И с этой фразой мужчина, с которым она прожила полтора года, ушел из ее жизни. В свою жизнь.

Поняв, что все кончено, она сорвалась с катушек – ее тщательно выстраиваемая в течение долгих лет психологическая защита от внешнего мира, а главное, от самой себя оказалась сломлена. Вечером Ая позвонила в офис компании, где она работала, и сказала, что увольняется. Ни занимаемая ею должность, о которой мечтали многие, ни внушительный размер оклада – ничто не могло ее остановить; надежды, планы на будущее – все потеряло смысл и полетело в мусорную корзину, потому что чуть раньше туда полетела ее жизнь. Простившись с коллегой – теперь уже бывшим, Ая усмехнулась: если бы ее сослуживцы знали, что психолог Кайгородская не может справиться с собственными проблемами, то, пожалуй, уволили бы ее сами.

…Она слонялась по своей большой, слишком большой для одного человека квартире и не находила себе места. В какой-то миг она подумала, что правильнее было бы дать выход скопившейся внутри разрушительной энергии, выплеснуть ее наружу – к примеру, взять и разнести в щепки свое дизайнерски выверенное жилище с дорогой мебелью и техникой. «Бить посуду, музыкальный центр, опрокидывать стулья, вышвырнуть в окно телевизор, крушить все без разбора, ну давай сделай хоть что-нибудь, только не загоняй опять эту лютую тоску внутрь…» Но она не стала крушить мебель, срывать занавески, качаться на люстре и вопить – это не ее стиль. Самое большее, что абсолютный интроверт, женщина, «застегнутая на все пуговицы», Ая Кайгородская могла себе позволить, так это, скорчившись от разрывающей ее изнутри тоски, сидеть в оцепенении час, два, три и смотреть на висевшую на стене в ее гостиной бесконечно, запредельно печальную гравюру Дюрера «Меланхолия».

А потом Ая села писать в дневник.

Разместившись на широком подоконнике (из ее окна открывался дивный вид на осеннюю, пеструю Москву), она открыла в ноутбуке файл со своим электронным дневником и стала выстукивать текст – сигнал бедствия, просьбу о помощи, SOS от тоски и отчаяния. Морзянка, которую никто не услышит.

Уже несколько лет Ая вела электронный дневник, стараясь каждый день набирать несколько страниц текста, фиксируя собственные впечатления, чувства, события дня. Как психолог она знала, что записи такого рода являются своеобразным процессом автокоммуникации и помогают привести голову в порядок (сообщение, посланное самому себе, перекодируется и в силу этого обретает новый смысл); в личном дневнике ей удавалось внутренне проговорить важные, зачастую болезненные вещи, правильно обозначить свои проблемы, точно поставить вопрос и в итоге – ведь верно сформулированный вопрос уже содержит ответ – помочь себе справиться со своими страхами, сомнениями, комплексами. Дневниковые записи обычно помогали ей упорядочить мысли, обуздать эмоции даже в процессе набора текста, однако сегодняшние страницы сложно было назвать упорядоченными: бессвязный поток мыслей, перехлест эмоций – на краю отчаяния так сложно удержаться…

Из дневника Аи Кайгородской

«По сути, все мое настоящее – попытка справиться с прошлым. Бесконечный экзамен на выживание. И сегодня я поняла, что этот экзамен не сдан – психолог Кайгородская, вам двойка!

…Я смотрела, как Стас собирает свои вещи; мужчина, которому я посвятила полтора года, вместе с рубашками, галстуками, пиджаками бросил в раскрытый чемодан мои надежды на то, что и для меня возможно что-то хорошее, и ушел. Все. У меня ничего больше не осталось. Полтора года, пока мы были вместе, я пыталась стать обычной женщиной, но у меня не получилось. Надо найти мужество и признать поражение – я потерпела крах, это конец. У меня больше нет сил, а главное, веры в то, что когда-то моя жизнь изменится. Значит, нет смысла за нее цепляться. Единственное, что меня смущает, так это то, что мое самоубийство, вероятно, объяснят несчастной любовью: мол, ее бросил любовник и после этого она решила немного полетать из окна. Примитивно, пошло, но, скорее всего, люди так и подумают. Вряд ли кому-то придет в голову, что можно покончить с собой не из-за несчастной любви, а из-за невозможности любить. Хотя в моем случае это именно так. Если бы я могла полюбить, пусть даже безответно, без всякой надежды на взаимность, – это было бы прекрасно. Потому что любить – счастье. А вот когда внутри тебя одновременно и выжженная пустыня и невозможный холод – пространство, в котором нет и не может быть любви, – это ад. Я обречена на одиночество и несчастье. Я устала и больше не могу притворяться, что я такая, как все».

Ая перестала печатать – хватит, главное сказано. Она посмотрела на тонкий, отчасти стершийся за годы шрам, рассекающий ее запястье, – воспоминание о прошлой слабости. Что ж… Она снова пришла к тому же финалу, потому что ее отчаянные попытки научиться жить ни к чему не привели. Что выбрать теперь? Выйти из окна, коли судьба так удачно поселила ее на шестнадцатом этаже?

Она поглядела в окно: внизу бурлила равнодушная Москва. Шестнадцать этажей, всего шестнадцать этажей, и выход найден. Ая усмехнулась, представив, как она, а вернее сказать, то, что от нее останется, будет лежать там, на тротуаре. Скорее всего, на ее смерть слетятся охочие до сенсаций падальщики – журналисты – и напишут, что единственная дочь миллионера Бориса Гойсмана выбросилась из окна в центре Москвы; по законам жанра припомнят и кровавые подробности той истории из ее прошлого и сопоставят ее смерть с той смертью… Впрочем, не все ли равно? Она уже будет далеко.

Ая распахнула окно. Все произойдет быстро. Так быстро, что ты даже не успеешь заметить. А потом уже ничего не будет.

Тишину прорезал звонок мобильного телефона. Ая отмахнулась: к черту всех, не буду отвечать! Но телефон звонил и звонил. Его назойливые звуки мешали ей сосредоточиться и принять последнее решение. Она взяла айфон в руки (может, предварить собственный полет запуском из окна этого ненужного ей теперь телефона?) и вдруг увидела, что ей пришло смс-сообщение. Успев подумать, что это последнее смс в ее жизни, она машинально прочитала текст, отправленный с незнакомого номера. Некто писал: «Ответь на звонок, Ая! С полетом из окна можно и повременить!» Ая застыла с айфоном в руках, не понимая, откуда отправитель смс мог узнать о ее экстравагантных планах. В следующую секунду телефон снова зазвонил. Вздрогнув, после недолгой паузы она ответила.

– Здравствуй, Ая! – сказал незнакомый мужской голос.

Она окончательно растерялась:

– Кто вы?

– Мы пока не знакомы, – усмехнулся мужчина, – хотя кое-что о тебе я знаю. К примеру, сколько роз было в том букете…

Ая похолодела от ужаса.

– Их было десять, правда, Ая? Тот человек знал о том, что случится, а потому выбрал четное число, как для мертвой, да?

– Но откуда… – беззвучно прошептала Ая. После тех событий прошло двадцать лет, все участники той трагедии мертвы, откуда этот человек знает такие подробности?!

– Хочешь спросить, откуда я знаю? Поверь, я много знаю о тебе такого, чего, возможно, не знаешь и ты сама. Но об этом потом… Всему свое время. Сейчас о другом. Я хочу кое-что тебе предложить.

– Что? – У нее пересохло горло, а в ушах раздавался гулкий стук собственного сердца.

– Не телефонный разговор. Нужно встретиться.

В его глуховатом голосе была властность, сила, уверенность.

– Где встретиться? – переспросила Ая.

Ее загадочный собеседник сказал, что после их разговора ей придет смс с указанием времени и адреса предстоящей встречи, и заверил, что его необычное предложение, несомненно, ее заинтересует.

– А если я откажусь?

– Тогда счастливого полета! Значит, я ошибся в тебе, и ты просто дура.

Он прервал разговор и отключился. Ая закрыла окно, пошла на кухню – глоток холодной воды, выдохнуть и успокоиться. А теперь вспомнить подробности недавнего разговора и понять, что это – чей-то нелепый розыгрыш или организованная провокация? И главное: как объяснить, что этот человек знает о той ночи? Но думай не думай, а рациональных объяснений случившемуся нет. Ая набрала сохранившийся в памяти айфона телефонный номер, с которого ей звонили, однако ее звонок ушел в пустоту. Поискав этот номер в поисковой системе, Ая выяснила, что он не принадлежит ни одному из существующих операторов связи.

А вскоре ей пришло смс-сообщение с указанием места и времени предстоящей встречи.

Варвара

Разные люди – разные судьбы, разные проблемы, и если где-то в центре Москвы в роскошной квартире Ая Кайгородская мучилась от осознания невозможности любить, то в спальном московском районе, в скромной типовой квартирке другая девушка мучилась из-за неразделенной любви.

«И как же ты дошла до такой жизни, Варенька?» – вздохнула Варвара Воеводина. После чего Варенька – умная девушка двадцати девяти лет от роду, химик по образованию и призванию, смешала свои химические знания, разочарования и обиды в смертельную смесь ядовитого порошка, который она собиралась вскоре выпить, так и не найдя ответа на вопрос: а как, собственно, она дошла до «такой жизни». Как дошла? Ну, вот так и дошла, так получилось. В жизни-то по-всякому случается, и если одни страдают от неспособности любить, замерзая в арктическом холоде своей души, как красавица Снежная королева Ая, то у некрасивой умницы Вареньки была другая проблема – она любила. Да как! Навзрыд, самозабвенно, до утраты инстинкта самосохранения, вот так гибельно любила Варенька своего Дмитрия. Можно сказать, что любовь к Дмитрию лишила умницу Вареньку – будущее научное светило, без пяти минут кандидата химических наук, всяческого разума.

…Судьба предначертала Вареньке Воеводиной стать химиком. Прадедушка Вари был известным химиком, Варины дед и отец посвятили себя химии, и Варина мама работала лаборантом на кафедре химии. Варваре вообще казалось, что у нее в роду вплоть до Адама с Евой все были химиками. Ну и какой у нее после этого оставался выбор? Особенно если учесть, что вместо сказок на ночь дедушка рассказывал ей истории о каждом элементе из таблицы Менделеева, о том, как его открывали и чем он примечателен.

В школе учителя называли Варю «девочка-край». Все у нее было как-то неровно: по гуманитарным предметам училась плохо, при этом по всем естественно-научным – недюжинные способности (учитель химии так вообще ее боялась, чувствуя, что уступает в знаниях этой странной, угрюмой девочке с желтыми волосами и вытянутым, «лошадиным» лицом). Одноклассники некрасивую, умную Варю прозвали Молекулой, частенько прикалывались над ней: «Слышь, Молекула, а че такое аш два о? А какая формула у спирта?» – и откровенно ее не любили.

Вареньку вообще никто никогда не любил, кроме дедушки-бабушки и родителей-химиков; в нее не влюблялись мальчики, с ней не хотели дружить девочки. Но до поры до времени Вареньку это не очень-то огорчало – ей вполне хватало химии и осознания своей будущей миссии в науке. Варя готовила себя к научной деятельности и запланированным великим открытиям, когда вдруг на ее горизонте совершенно незапланированно появился Дмитрий. И началась новая эра Варенькиной жизни. Тридцатилетний красавец Дмитрий – жгучий брюнет с опасными синими глазами и стильной бородкой – заставил Варю забыть о любимой химии, о тех важных исследованиях в области психофармакологии, которые она проводила, и даже о ее лабораторных мышах.

В тот месяц, что они с Дмитрием прожили вместе, Варя летала от счастья и растворялась в любви, однако вчера ее любовная эйфория и полеты закончились, и последовало жесткое приземление. Ее мягкий, обаятельный Дмитрий неожиданно сделался непривычно жестоким и поставил Варю перед выбором: либо она соглашается на его предложение, либо они расстаются. Узнав, что возлюбленный предлагает ей стать соучастницей жуткой криминальной аферы, Варя ужаснулась и отказалась. Тогда Дмитрий сказал: «Раз так – мы не вместе», – и бросил Варю.

Еще вчера расцвеченный любовью, многоцветный, огромный мир вдруг съежился до размеров предательства Дмитрия, до размеров Варенькиных обиды и горя. Варина боль была такой огромной, что жить с ней не представлялось возможным. Жизнь без Дмитрия была для Вари жизнью с содранной кожей.

И Варенька приняла решение.

Приготовить надежное – надежней не бывает – снотворное для химика Воеводиной не составило труда. Белый порошок – верное избавление от боли – был изготовлен и манил Варю. И вот – до свидания, Варенька! Прощай блестящая научная карьера, прощай вероломный Дмитрий, – Варя Воеводина выпила приготовленное для вечных снов «снотворное».

Комната, предметы, белый свет поплыли у Вареньки перед глазами и исчезли.

…Как ее остывшую, уснувшую «вечным сном» вынесли из комнаты какие-то люди, Варя Воеводина, разумеется, видеть уже не могла.

Пробуждение оказалось неприятным. Очнувшись и застонав, Варя обнаружила себя лежащей на столе с наброшенной на лицо простыней. Ужаснувшись, Варя сдернула простыню и увидела, что она в морге – совершенно голая, с биркой на ноге и в окружении тех, кто уже никогда не проснется. Варя закричала и вдруг увидела идущего к ней человека в белом одеянии.

Некто в белом облачении (то ли ангел, то ли патологоанатом), равнодушно скользнув взглядом по голой Варе, спросил:

– Ну что, очухалась?

Из Вариных глаз покатились нереально крупные слезы.

– Нехорошо, – с укором заметил незнакомец. – Химия – славная наука, принесшая человечеству много пользы, а вы, голубушка, использовали свои знания для такого богопротивного дела!

«Я на том свете, – мысленно простонала Варя, – и это начинается „страшный суд“».

Некто в белом халате, словно услышав Варины умозаключения, хмыкнул:

– Да на этом вы свете, на этом, и пока еще есть возможность здесь подзадержаться. Впрочем, решать вам. Либо вы, Варенька (а в школе вас звали Молекулой, не так ли?), остаетесь здесь, в этом милом заведении с биркой на ноге – она вам, право, так идет! – либо отправляетесь со мной на встречу, где вам предложат кое-какую работу.

Голая Варя вскочила со стола – она выбирала жизнь.

Иван

Проснувшись среди ночи, Иван Шевелев взглянул на часы и тяжело застонал: опять четыре утра, будто кто проклял! Погасив свет, он нырнул под одеяло, как в нору, и изо всех сил, собрав волю в кулак, постарался уснуть, однако ничего не вышло.

Вот уже на протяжении года всякую ночь Иван сначала долго не мог заснуть, а позже неизменно просыпался в промежуток с четырех до пяти утра, словно кто-то пробуждал его некой таинственной кнопкой, и дальше уже совсем не спал. Однажды, заметив закономерность «включения кнопки» именно между четырьмя и пятью утра, он заинтересовался этим обстоятельством и, погуглив в интернете, узнал, что это время называют «часом волка». Иван внутренне согласился с таким образным определением; в этом часе, когда, согласно статистике, умирает больше всего людей и совершается больше всего самоубийств, действительно есть что-то волчье, ощерившееся, опасное; как будто в мироздании в это время открывается бездна, засасывающая жизни. «Час волка» лучше проспать, потому что те, кому не спится, оказываются наедине со своим внутренним волком и, бывает, проигрывают битву.

Вот и сегодняшнюю битву Иван проигрывал. «В такое время, будь оно неладно, и впрямь разве что удавиться!» – подумал Иван. Он встал, подошел к окну и закурил, вглядываясь в темноту.

Ночь, полная луна, разливающаяся ядом, и где-то там, в глубине двора, очертания маленькой, детской фигуры. «Он опять пришел», – с тоской вздохнул Иван. «Он» приходил к нему уже два года. Каждую ночь. Иван, здоровый тридцатишестилетний мужик, боец спецназа, прошедший не одну войну, боялся в жизни только одного – вот этого полночного гостя. «Он» – мертвый мальчик из уничтоженной отрядом Ивана деревни в стране на Ближнем Востоке – вновь смотрел на него своими ненавидящими глазами и снова в сотый, тысячный раз повторял сказанные перед смертью слова – последние проклятия своему убийце. Иван знал о наложенном на него проклятии, потому что после смерти мальчика его жизнь словно раскололась, треснула.

Иван задернул штору: скорей бы утро… Но до утра было еще далеко – на часах только начало пятого.

Ночную тишину взорвал пронзительный дверной звонок. Иван подошел к входной двери, посмотрел в глазок – никого. «Это просто расстроенные нервы», – успокоил себя Иван. В дверь постучали.

– Кто там? – спросил Иван.

Ему ответили детским голосом, тихо, но требовательно:

– Откройте!

Иван вздрогнул – нет, он не испугался бы и роты вооруженных до зубов наемников, пришедших его убивать, или самой инфернальной нежити, но этого гостя он боялся, потому что уже знал, кого увидит, открыв дверь.

Так и оказалось. На пороге стоял мальчик— черноволосый, черноглазый, похожий на того мальчика…

– Вам письмо! – Ребенок протянул ему конверт.

Иван смотрел на мальчика как загипнотизированный и не решался взять конверт. Тогда мальчик улыбнулся – Ивану стало жутко, – положил письмо на порог и ушел.

Иван долго держал конверт в руках, наконец раскрыл. Руки задрожали: письмо начиналось со слова, написанного арабской вязью, – проклятия, что бросил ему в лицо умирающий мальчик. Ивана прошиб холодный пот: как найти рациональное объяснение тому, что сейчас произошло, учитывая, что о той истории, случившейся на Востоке, никто, кроме него самого, не знает?! А может, все это ему только показалось и к нему подбирается – уже подобралось – обычное безумие?

Он заставил себя прочесть странное послание до конца. Некто, обращаясь к нему по имени, предлагал ему встретиться, чтобы «кое-что обсудить»; и далее – место и время встречи. Речь шла о сегодняшнем дне. Иван тяжело вздохнул, мысли в голове путались: «Ну, если это за мной, то я пойду».

Семен

Сегодняшний день у сорокалетнего Семена Чеботарева определенно не задался. Когда домой к Семену приехали парни от криминального авторитета Гиви, Семен с тихой тоской подумал, что это – конец, и дальнейшие события лишь подтвердили его мрачное предположение.

Попеняв Семену на то, что своим недавно открытым бизнесом он перешел дорогу «старшим товарищам», хмурые парни из команды Гиви без всякой галантности запихнули незадачливого «бизнесмена» в машину и повезли за город. Семена привезли в лес потемнее да побезлюднее и закопали его в большую, заранее приготовленную яму так, что на поверхности осталась только его голова. После чего молодчики ушли, предоставив Семену возможность в полной мере оценить отличное чувство юмора их хозяина, решившего, что пристрелить Чеботарева было бы слишком скучно и банально (Гиви всегда тяготел к некой «театральщине» и на беду Семена, вспомнил судьбу Саида из «Белого солнца пустыни»).

Задумка Гиви удалась – театральщина была еще та: ночь, освещенный луной дремучий лес и обезумевший от ужаса человек, оставленный на верную погибель!

Чеботарев понимал, что в эти места не забредают даже грибники, а значит, рассчитывать на спасение ему не приходится; его смерть будет мучительной, страшной и довольно нескорой. От обуявшего его ужаса Семен на какой-то миг отключился и потерял сознание, а когда очнулся, то увидел обступивших его мужчин в странной черной форме. Появившиеся «незнакомцы в черном» были похожи то ли на ангелов-спасителей, то ли на демонов, пришедших за душой грешного Чеботарева. Семен, и сам не поняв, хрипло застонал: «Кто-о-о?»

– А я бы за твою жизнь сейчас не дал и копейки, – усмехнулся рослый незнакомец, по всей видимости, считавшийся у «демонов» главным.

Если бы Семен мог кивнуть, он бы кивнул: да, я бы и сам не дал… Но поскольку кивнуть он не мог, то лишь согласно замычал.

– Как же тебя угораздило, мил человек? – ласково поинтересовался начальник демонов-ангелов.

Семен и плечами пожать не мог: мол, сам не знаю, и опять промычал.

Поняв, что разговаривать с Чеботаревым, в общем-то, бессмысленно, главный ангел (нет, скорее все-таки демон) сказал, что Семена освободят, если он примет их предложение. Яростно замахать руками в знак согласия Семен тоже не мог, но он мог собрать последние силы и забормотать: да, да, согласен на все!

Тогда сводный отряд ангелов или демонов слаженно принялся за работу по освобождению Семена.

Данила

В разных частях Москвы с разными людьми в этот день происходили странные события; однако удивительные вещи случились не только в Москве – в одной южной, экзотической стране сегодня тоже произошло нечто необычное.

Этим утром тридцатилетний Данила Сумароков пребывал не в лучшем настроении, поскольку первое, что он увидел, проснувшись, был женский труп. Увидев незнакомую мертвую девушку, лежавшую с ним в постели, – рассыпанные по подушке черные волосы, лицо, искаженное гримасой боли, застывший взгляд, вывернутые руки, – Данила скатился с кровати и, захрипев от ужаса и отчаяния, попытался вспомнить, что же произошло с ним сегодняшней ночью.

События вчерашнего вечера в памяти Данилы мелькали хаотичными вспышками: вот он в ночном клубе знакомится с разбитной молоденькой мулаткой, вот они пьют, танцуют, опять пьют, потом курят траву, им весело – впереди целая ночь веселья, выпивки, секса; вот он предлагает подружке поехать к нему, а дальше – провал, вспышки воспоминаний гаснут. Полная тьма. «Ничего не помню», – застонал Данила. Съежившись, он сидел на корточках в углу комнаты, боясь посмотреть туда, где лежала мертвая девушка. Зато именно с этой точки он и увидел пару валявшихся под кроватью пакетиков с рассыпавшимся белым порошком. Что это за порошок, Данила понял сразу, непонятно ему было другое – как наркотики попали в его квартиру? Их принесла сюда девушка или здесь, кроме них, был кто-то еще? Вопросы, вопросы, и ни одного ответа…

Голова раскалывалась, в горле пересохло. Отчаявшись вспомнить, что же произошло с ним ночью, Данила подумал, что, каковы бы ни были причины смерти незнакомки, их следствие очевидно: мертвая женщина и наркотики в его квартире не сулят ему ничего хорошего. Данила знал, что даже за легкие наркотики здесь приговаривают к смертной казни. Да, из этой заварушки ему не выбраться.

Перед его глазами пронеслась вся жизнь: детство в небольшом провинциальном городке, переезд в Москву, учеба в престижном институте, тот переломный миг, когда он придумал свою теорию «экзистенциальной беспечности», содержание которой сводилось к главному принципу: никогда и ни по какому поводу «не париться»; последовавшее за этим решение бросить родину и институт. Наконец, крутой кульбит через моря, страны и приземление в прекрасной южной стране, где есть океан и золото песков, где можно беззаботно прожигать жизнь и вообще «не париться».

Однако сейчас его теория «экзистенциальной беспечности» не срабатывала – не париться из-за мертвой мулатки, «откинувшейся» в его постели, никак не получалось. И Данила «парился», «парился», покрывался холодным потом, сходил с ума от отчаяния.

На лестнице послышались чьи-то шаги, в дверь постучали. Поняв, что пришли за ним, Данила сжался: полиция! «Полицейские» на раз вышибли хлипкую дверь и ворвались в комнату. Их было четверо: трое дюжих молодчиков в черных костюмах и с ними невысокий, сухощавый господин с такой обыденной внешностью, какой обладали сотни тысяч бывших соотечественников Данилы. Чутьем Данила понял, что невысокий господин с бесцветными глазами в этой компании самый главный; кроме того, он понял, что эти люди – не полицейские.

– Нехорошо! – на чистейшем русском сказал сухощавый незнакомец и кивнул в сторону мертвой мулатки.

– Я не убивал ее, – забормотал Данила.

– Возможно, – легко согласился незнакомец, – но вряд ли тебе поверят на суде.

– И что же мне делать? – заметался Данила.

– Выбрать вид смертной казни, – спокойно посоветовал незнакомец. – В этой стране возможны варианты: казнь через смертельную инъекцию, через расстрел, посредством отрезания головы или, как знак особого расположения, могут предложить забрасывание камнями. А вы, господин Сумароков, какую предпочитаете?

– Я хочу жить, – голос Данилы дрогнул.

Незнакомец усмехнулся:

– Ну, тогда слушай меня. Сейчас ты летишь с нами на историческую родину, в Москву, где тебе кое-что предложат. И учитывая обстоятельства твоего отъезда из этой милой страны, я думаю, ты не сможешь отказаться.

Данила вздохнул:

– Что за предложение?

– Узнаешь на месте.

– А если я откажусь?

Незнакомец пожал плечами:

– Через полчаса здесь будет полиция. Дальше ты сам все знаешь. Так что согласие – твоя жизнь.

– Я согласен, – кивнул Данила.

Глава 2 Ая

Над осенней Москвой повисло яблоко полной луны. Ая вообще не любила полнолуние, чувствуя в такие ночи тревогу и раздражение (может быть, потому что в ту роковую ночь тоже была такая луна?), а сейчас она просто не находила себе места. Ее терзали сомнения: идти ли на сегодняшнюю встречу с незнакомцем, который знает о ней так много, что если вдуматься – берет оторопь…

Когда утро очертило свой спасительный круг и луна погасла, Ая решила встретиться с загадочным мистером Иксом, рассудив, что, как бы ни была опасна предстоящая встреча, вряд ли она может быть опаснее полетов из окна шестнадцатого этажа.

…Обычно утро Аи начиналось с нехитрых ритуалов и было рассчитано по минутам: ледяной душ, комплекс йоги для полного пробуждения и чашка крепчайшего кофе под любимую классическую музыку; после этого Ая ехала на работу в компанию. Но сегодня все было не так.

Стоя под привычным ледяным душем, Ая неожиданно почувствовала дикий холод и, изменив привычке, включила горячую воду, пытаясь согреться. После душа, все еще подрагивая, она пошла на кухню. Вместо обычного завтрака, состоящего из апельсинового сока, овсянки и кофе, теперь она решила ограничиться только кофе, однако чашка вдруг выпала из ее рук. Осколки фарфора и кофейные разводы на темной плитке пола, дрожь в руках. Нервы, нервы. Даже любимые арии в исполнении оперных див сегодня навевали на нее тоску, и Ая с раздражением выключила проигрыватель; впрочем, тишина показалась еще более зловещей. Она взяла книгу, которую читала в последний месяц, – «Анатомию меланхолии» Роберта Бертона, но, не сумев сосредоточиться, отложила ее.

Ая чувствовала себя потерянной и не могла собраться – расставание со Стасом, события вчерашнего дня, бессонная ночь, а главное, странный телефонный звонок и предстоящая встреча… Виски ломило, сердце выстукивало куда чаще обычного. Йоговская дыхательная гимнастика, глубокий вдох, выдох – и успокоиться! Ну же, давай! Нет, не работало. Успокоиться не удалось.

Она взглянула на часы. Пора было собираться на встречу.

Ая вошла в гардеробную, где, как и во всей ее роскошной квартире, царил образцовый порядок. Но так же, как и все ее жилище, оформленное в стиле хайтек, гардеробная выглядела стильной, блестящей, хромированной и… безжизненной. Ая сознательно исключила из интерьера квартиры все лишнее – никаких фотографий, вазочек, сувениров, салфеточек. Ничего лишнего и личного. Только необходимая мебель, много книг и на стене в гостиной ее любимая гравюра – «Меланхолия» Дюрера.

В гардеробной, несмотря на ее обширные размеры, тоже не было ничего лишнего. Все отсортировано, разложено, систематизировано: ящики, коробки, полки. Расставленные в строгом порядке туфли, сумки – одна к одной, – отобранные по цвету и размеру. На вешалках одежда исключительно монохромных тонов: ряд просто дорогих, ряд очень дорогих деловых костюмов в черной и серой гамме, невероятное количество белых мужских рубашек (преимущественно одной конторы, которая, по мнению Аи, производила лучшие рубашки в мире), строгие брюки, классические юбки. Однажды ее бывший любовник Стас, смеясь, заметил, что в ее гардеробной можно повеситься от скуки и что любой, кто заглянул бы туда, решил, что у этой женщины нет воображения. Не сочтя его шутку смешной, Ая сказала, что у нее действительно нет воображения, так же как у ее покойной матери, известной московской модели Дины Кайгородской. «У моей матери ведь тоже не было воображения. Никакого. Когда я родилась, она даже не стала особо заморачиваться над моим именем, просто взяла две буквы алфавита – первую и последнюю, и получилось – Ая. Полагаю, придумать более дурацкое имя было невозможно». Ая произнесла это с такой мрачной интонацией, что Стас осекся и перестал смеяться.

Да, в определенном смысле психолог Ая Кайгородская – женщина с блестящим образованием, недюжинным интеллектом, свободно владевшая тремя языками, была начисто лишена фантазии и воображения, потому что, с ее точки зрения, эти категории тоже принадлежали к разряду «лишних» функций. Зато у нее никогда не возникало проблем с выбором одежды – она могла не тратить на это ни время, ни энергию. Вот и сейчас она собралась быстро, как солдат: классический черный костюм, строгий тренч; никакого макияжа, украшений, парфюмерии – ничего лишнего. Только часы заоблачной стоимости – подарок отца – и серый палантин из кашемира.

Ая встала в центре гардеробной – многочисленные зеркала подхватили и отразили образ высокой, красивой, светлоглазой брюнетки (так похожей на звезду столичных подиумов Дину Кайгородскую). Во внешности Аи тоже не было ничего «лишнего» – поразительно гармоничные черты лица (про таких говорят «лицо скульптурной лепки»): изящный нос, большие серые глаза, очерченные губы; короткая стрижка «под мальчика» открывала длинную шею. Несмотря на кажущуюся хрупкость ее тонкой, изящной фигуры, у нее было сильное, мускулистое тело (сказывались годы тренировок в спортзале и многолетние занятия стрельбой из лука).

Стас, хотя и ругал ее за излишний перфекционизм, говорил про нее, что она – женщина-совершенство, эталон стиля. Что правда, то правда – она действительно всегда и во всем старалась быть безупречной и сама считала себя «отмороженной перфекционисткой».

…Женщина, глядевшая на нее из зазеркалья, выглядела уверенной и спокойной. Ая взглянула на часы – до встречи с незнакомцем оставался час, нужно было спешить.

Уже выходя из квартиры, она услышала телефонный звонок. Увидев на экране высветившийся номер отца, Ая вздрогнула: нет, общения с ним она сейчас бы не вынесла, – и не стала отвечать на звонок.

Она вышла из дома, пересекла двор, усыпанный желтыми листьями, села в свою машину – темно-зеленый «Мини-Купер» и поехала навстречу неизвестному.

Егор

Ночь была полна тревогой и сомнениями. Егор почти не спал – кругами ходил по комнате, курил, думал о предстоящей встрече. К утру он чувствовал себя совершенно разбитым. Поняв, что отвлечься от мыслей о предстоящей встрече с таинственным незнакомцем и переключиться на что-то другое не получится, Егор просто стал ждать назначенного часа – сидел на кухне за столом перед настенными часами и пил кофе. Литры кофе, и сигареты. Ему казалось, что стрелки часов застыли на месте.

…Еще кофе, и новая пачка сигарет, и вот стрелки стали медленно подбираться к намеченному часу. Он уже одевался, чтобы выйти из дома, как вдруг в дверной звонок позвонили. Егор вздрогнул – нервы, как оголенные провода: кто это там?! Но, увидев за дверью всего лишь свою сумасшедшую соседку Тину Скворцову, успокоился.

– Привет, Тина!

…Огненно-рыжая толстушка Тина поселилась в квартире напротив полгода назад. Как-то весенним вечером Егор, возвращаясь домой с прогулки, столкнулся на лестнице с незнакомой странноватой девицей, одетой в майку с Микки-Маусом и шорты в горошек. Ее рыжие волосы были накручены на бигуди, а лицо покрывал некий зеленый состав (позже Тина объяснила, что нанесла на лицо огуречную маску). Изумленный Егор отшатнулся от девицы, похожей на гуманоида. «Гуманоид» в женском обличье, державший в руках мусорное ведро, радостно объяснил Егору, что живет в квартире напротив. «А меня Тина зовут. Я мусор пошла выносить, не думала, что встречу кого-то в подъезде, ты уж извини за такой вид…» Егор пожал плечами: «Ладно, извиняю, приятно познакомиться», – и потопал к себе.

В тот же вечер новая соседка пришла к нему и попросила помочь ей прикрутить лампочку. Или отремонтировать утюг. Или одолжить ей соль. В общем, не важно – придумала какой-то предлог для знакомства. Что это был именно предлог и что Тина хотела с ним познакомиться, проницательный Егор понял сразу, но отнесся к этому великодушно: лампочку прикрутил, соли дал и разрешил барышне иногда заходить к нему в гости – так, по-соседски. Ну, он же и представить не мог, что последует дальше. Чудаковатая, веселая соседка стала частенько к нему захаживать, а вскоре, под предлогом починки телевизора, заманила его к себе в гости.

Квартира Тины Скворцовой оказалась такой же странноватой, как и сама Тина. Егор с тихой тоской разглядывал «веселенькие» картинки на стенах, нелепую штуковину из перьев над диваном (Тина сообщила, что это «ловушка для снов»), всякие восточные штучки: веера, вазочки, статуэтки и прочую бессмысленную, эклектичную дребедень. Кроме того, Тинина квартира была переполнена кошками, которые сновали тут и там и таращили глаза из всех углов. Серые кошки, белые с серым, серые с белым, рыжие, как Тина, одна черная кошка и одна невообразимо пестрая, словно сшитая из лоскутов множества кошек.

– У меня семь кошек! – радостно сообщила Тина. – Семь – вообще хорошее число! ...



Все права на текст принадлежат автору: Алиса Лунина.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Осторожно, меняем судьбы!Алиса Лунина