Пролог

Элоиза де Шатийон живёт в Риме и работает в аналитической службе музеев Ватикана. Работа предполагает тишину, спокойствие и служебную квартиру с обслуживанием. Его высокопреосвященство кардинал д’Эпиналь, её непосредственный начальник, очень ценит её как сотрудника и просто как образованного человека, с которым можно обсудить не только работу, но и другие интересные вещи.

Именно в рамках работы Элоиза оказалась втянута в расследование истории о двух предметах из музейной коллекции — медальоне и статуе. Медальон хранился на шее статуи и был оттуда похищен. В процессе расследования ей пришлось вспомнить о себе такое, что она считала давно забытым и похороненным — ей вдруг понадобились и даже очень пригодились унаследованные от предков сверхъестественные способности.

Именно Элоизе удалось найти информацию и восстановить историю мадонны Фьоры — дамы, послужившей моделью для портрета в медальоне и для мраморной статуи. Похититель был пойман и наказан, медальон вернулся на своё место, а Элоиза получила уникальный опыт и приобрела друзей среди сотрудников его высокопреосвященства.

Один из коллег, глава службы безопасности кардинала Себастьяно Марни, уже некоторое время влюблён в Элоизу и всячески добивается её взаимности. Однако, их единственная встреча закончилась странными видениями у Элоизы, и теперь она не отваживается приближаться к Марни, хоть он и очень ей нравится — и как видный мужчина, и как интересный человек.

Марни же решил, что если Элоиза не хочет с ним встречаться, то нужно организовать совместную работу. Поиски медальона удались им отлично, и он заручился согласием Элоизы консультировать службу безопасности и в дальнейшем.

С момента возвращения медальона на место прошёл месяц…

4.1 Ничего не предвещало

Он имел одно виденье,

Непостижное уму,

И глубоко впечатленье

В сердце врезалось ему.

А.С. Пушкин

* 1 *

Как водится, изначально ничего не предвещало. Элоиза взяла нужные на совещании бумаги и отправилась в кабинет кардинала, там собирались обсудить процесс выкупа из частной коллекции одной картины. Она была благостна и довольна еще с вечера накануне — удачная тренировка, наконец-то было найдено равновесие в сложной связке движений, отличная теплая погода, фотографии от французских родственников — о том, как в Шатийоне цветут розы — а утром удалось проснуться и встать без протестов организма. С утра посетителей не ожидалось, поэтому она попросила брата Франциска звонить, если вдруг кто, а сама заперлась, включила музыку и на удивление много сделала. Послеобеденное совещание было приятным разнообразием в текущей работе, она практически предвкушала отличную компанию его высокопреосвященства, отца Варфоломея и… и да, Себастьена Марни тоже, он обязательно придет. Можно будет перекинуться с ним парой-тройкой фраз совершенно естественным образом, спокойно и безобидно.

После истории с медальоном к ней пока больше ни разу не обращались ни за какими консультациями. Вероятно, переговоры вели Марни и Лодовико, раны лечил Бруно, а если нужно было стрелять во врагов, то это тоже делали специально подготовленные люди. Впрочем, раз в неделю она ходила тренироваться в тир службы безопасности, расположенный в подвале, с Лодовико они нашли общий язык. В отличие от неизменно шумного и болтливого Карло, он был очень сдержан в проявлении разного рода эмоций. Также неизменно вежлив и корректен, но при этом проницателен, и обладал какой-то особой душевностью, которую невозможно было в нем предположить при поверхностном знакомстве. Впрочем, посмеяться вместе с Карло за завтраком тоже было неплохо. Да и вообще, когда она, наконец, выбралась за пределы своего кабинета и своих комнат, то оценила здешнюю компанию, прониклась и была вполне довольна и работой, и жизнью в целом.

История о медальоне и статуе дала ещё один странный эффект: на занятиях по классике Элоиза начала вспоминать, что есть такое танец эпохи барокко и откуда в нем растут ноги и руки. Оказалось, что с юности помнится довольно многое, а несколько месяцев тренировок подготовили корпус и прочее к основным шагам и связкам. Элоиза искренне не знала, для чего ей это нужно, но ей было просто приятно танцевать перед зеркалом менуэт или сарабанду. Она нашла себе консультанта — сумасшедшую пожилую даму Амалию, абсолютно больную барочным танцем, зазвала её в свой зал, и та увлечённо правила Элоизины шаги и жесты, и тренировала точность и выразительность.

С Марни они вежливо здоровались, осторожно обсуждали дела, если таковые возникали, но кроме дел — ничего. Он всегда радовался встречам с ней и не думал это скрывать — сиял улыбками, не скупился на комплименты. Она же сдержанно благодарила и — ничего более. Он писал ей хотя бы по нескольку строк каждый день, она всегда отвечала, но — немногословно и вежливо. Потом, вечером, разрисовывая очередными бестолковыми завитушками страницу в блокноте, вспоминала его взгляды, его улыбку, его слова. Как пятнадцатилетняя дурочка, честное слово. Но как же здорово мечталось такими вот одинокими вечерами!

Мурлыкая про себя песенку, Элоиза зашла в приемную и приветствовала отца Варфоломея и уже стоящих там юристов.

— Добрый день. Отличная погода, не правда ли?

— Добрый день, госпожа де Шатийон. Садитесь, подождите немного, Шарль сейчас освободится, — отец Варфоломей кивнул на свободное кресло.

— С совещанием все в порядке?

— Да, просто на него свалился родственник. Ничего, он сейчас все решит, и будем думать про картину. Поверьте, картина намного приятнее.

Дверь в кабинет кардинала начала медленно открываться.

— Вот прямо сейчас пойдешь, возьмешь у юристов документы по благотворительному фонду и будешь разбираться в ситуации, понял, Винченцо? Отчет завтра после обеда. И если ты этого не сделаешь, то отправишься обратно. Все ясно? — в голосе кардинала отчетливо слышались металлические нотки.

Элоиза и не подозревала, что его высокопреосвященство Шарль д’Эпиналь так умеет.

— Ясно, дядюшка. Я… я постараюсь, правда. Я не хочу обратно, — пробормотал собеседник кардинала.

— Вот и отлично. Ступай, у меня сейчас будет совещание.

Дверь отворилась, и в приемную вышел холеный толстый священник. На складчатой шее висела цепь с лучившимся бриллиантом крестом, а на пальце сиял крупный аметист. Он обвел любопытным взглядом стоящих и сидящих, задержался на Элоизе и только собрался заговорить, как в дверях появился кардинал.

— Винченцо, я сказал — прямо сейчас. Доступно?

— Да, дядюшка, — священник опустил глаза, — я иду прямо туда.

И шмыгнул из приемной с удивительным для такого сложения проворством. Кардинал пригласил сотрудников в кабинет.

— Что это за чудо? — вполголоса спросила Элоиза у Варфоломея.

Его лицо было ей откуда-то знакомо, только она никак не могла вспомнить, откуда именно.

— Племянник Шарля, редкостная бестолочь. Отец Винченцо Анджерри. Ой, Элоиза, с вами все в порядке?

Зрение, вдруг совсем было расфокусировавшееся, вернулось в норму, и она увидела перед собой встревоженного Варфоломея.

— Да, спасибо, все в порядке, — тихо сказала она.

Вот не было печали! Впрочем, почему бы среди священников, живущих и работающих в Ватикане и вокруг него, не встретить одного, которого зовут Винченцо Анджерри?

Совещание Элоиза запомнила плохо. Она отвечала, если к ней обращались, но сама ничего не говорила, показывала документы, но никак не могла сосредоточиться на происходящем. И даже не поняла, кто именно присутствовал и что говорил.

Когда кардинал всех отпустил, она не стала возвращаться к себе в кабинет, и в свои комнаты тоже не пошла. А пошла в зимний сад, забралась в самый дальний от главного входа угол и села на бортик фонтана. Павлин Максимилиан, обитавший в саду, подошел поздороваться, но был проигнорирован. Элоиза смотрела на крупный колючий круглый кактус, на котором утром распустился ярко-розовый цветок, и не видела ни кактуса, ни цветка.

* 2 *

Час спустя Себастьяно Марни вошел в зимний сад и увидел возмущенного Максимилиана.

— Эй, чудовище, ты знаешь, где она? Мне бы с ней поговорить!

Максимилиан молчал, потом посмотрел укоризненно и удалился.

Марни тихо шел по саду и оглядывался, но скамейки были пусты, а статуи молчали. В конце концов, он дошел до самой дальней части и тут наконец-то нашел то, что искал.

— О, вот вы где!

Он невольно залюбовался картиной — журчащая вода, зеленые листья, роскошные ядовитые орхидеи, огромный кактус с цветком — и задумавшаяся о чем-то красавица. Решив, что двух смертей не бывать, а одной не миновать, достал телефон и сфотографировал то, что видел. К его огромному удивлению, Элоиза не только ничего не сказала, но даже не повернулась в его сторону. Он подошел к фонтану, и увидев, что она никак на него не реагирует, сел рядом на бортик и заглянул ей в лицо. Взгляд вроде осмысленный, но какой-то неправильный.

Марни улыбнулся, наклонился к ее лицу и поцеловал.

Она вздрогнула и распахнула глаза широко-широко, во взгляд мгновенно вернулась жизнь. Он подумал и слегка отодвинулся.

— Монсеньор? Что вы здесь делаете? — а голос тихий и неуверенный, как будто и вправду спала с открытыми глазами, а теперь пробуждается.

— Вообще-то, ищу вас. Чтобы поговорить. Я хотел это сделать сразу после совещания, но вы быстро исчезли, и никто не смог сказать, куда. В кабинете вас не было, пришлось поискать. Но я вас нашел, хоть это было и непросто.

— И?

— Вы тут сидели среди всей этой красоты, как зачарованная принцесса, которую похитил злой колдун и унес в свой волшебный сад, — улыбнулся он. — Вас было необходимо расколдовать. Кажется, мне это удалось.

Она слабо улыбнулась.

— Вам бы всё сказки рассказывать! Скажите лучше, зачем вы меня разыскивали.

— Нужно с вами пошептаться, есть вопрос, очень конфиденциальный.

— Слушаю вас.

— Что вы, не здесь. Я имею в виду, не во дворце. Я предлагаю поехать поужинать в город, и заодно поговорить.

— Поужинать? — растерянно переспросила она и глянула на часы. — Ой, половина седьмого! Интересно, сколько я тут сижу?

— Совещание у Шарля закончилось незадолго до пяти, если что.

— Ничего себе. Я вправду как-то выпала из жизни. Надеюсь, мои сотрудники благополучно разошлись.

— Я тоже на это надеюсь. Так что, поехали ужинать? Если у вас не было никаких планов на вечер, конечно же.

— Вроде бы нет. Тренировка была вчера и будет завтра, сегодня я ничего важного не планировала.

— Тогда поехали, — он встал и подал ей руку.

Элоиза встала, пошевелила затекшей ногой.

— Знаете, мне все же нужно зайти в кабинет. Выключить там все, и вообще. И к себе домой зайти тоже нужно.

— Тогда через полчаса в гараже?

— Пожалуй, будет лучше, если минут через сорок.

— Отлично, жду вас там. Кстати, вы не кормили Максимилиана? Кажется, он что-то к вам имел.

— Он всегда что-то к кому-то имеет.

Впрочем, Максимилиан стоял на дорожке возле выхода и, увидев их, распустил свой роскошный хвост.

— Не зря говорят, что вы ему нравитесь, — хмыкнул Марни. — Можно, я тоже распушу хвост?

— Вы же не павлин, — хмыкнула она в ответ. — Мне показалось, вы говорили, что у вас ко мне дело?

— Да, определенно, — улыбнулся он.

— Тогда до встречи в гараже, — Элоиза проскользнула в двери и исчезла за углом.

4.2 О тягостных воспоминаниях

* 3 *

Элоиза зашла в кабинет, обнаружила на столе записку от брата Франциска с отчетом о том, кто приходил и звонил в ее отсутствие и что он им всем говорил, выключила стационарный компьютер, собрала ноутбук и отправилась домой. Там сменила деловой костюм из отличной тонкой темно-серой шерсти на чуть менее формальное платье (длина до колена, вырез горловины небольшой), также сменила серьги, брошь и туфли. Нет, в ее понимании это не было никак связано с тем, что она идет ужинать именно с Марни, она просто идет ужинать в люди, значит — нужно переодеться.

Марни ждал ее в гараже.

— Мы поедем вдвоем?

— Да. Я не хочу привлекать слишком много внимания к этой поездке — подумаешь, два руководителя служб собрались вместе поужинать.

— Если бы я столкнулась с таким фактом, я бы задумалась.

— У вас и так будет повод задуматься через некоторое время. Кстати, какую кухню вы предпочитаете сегодня вечером?

— Честное слово, мне все равно.

— Мясо? Паста? Овощи? Морские гады?

— Пожалуй, сегодня вечером я с удовольствием съем морского гада, — согласилась она.

— Отлично, поедем есть гадов. Прошу вас, — он гостеприимно открыл дверь машины.

В ресторане Марни говорил о всяких пустяках — цветущих кактусах, Максимилиане и пари, которое на днях проиграл ему Варфоломей. Элоиза кивала, вежливо отвечала на прямо поставленные вопросы, но вообще прислушивалась к его словам постольку поскольку — сознание все еще было не слишком ясным, встряска оказалась какой-то очень серьезной. Главное — не прозевать, когда дойдет до дела, и не скатиться в самоуглубление и самосозерцание. Марни же улыбался, пил маленькими глоточками крепкий кофе, и только когда принесли креветки и мидии, хищно улыбнулся и спросил:

— Ну как, я уже достаточно вас заговорил всякой ерундой, чтобы начать говорить о делах?

— Да, вполне, я слушаю вас, — Элоиза порадовалась, что сумела остаться в «здесь и сейчас».

— Среди моих сотрудников есть два человека, которых я никак не могу понять. — начал Марни. — Один из них работает с нами уже больше года, второго приняли в прошлом месяце. Создается такое ощущение, что они неискренни, что ли. В общем, что-то скрывают. На прямые вопросы отшучиваются, на непрямые тоже ничего внятного не говорят. Я не люблю, когда мне непонятны мои сотрудники — я должен доверять им, а тут как-то не удается. И в связи с этим у меня возникла мысль — вы же знаете, говорит человек правду или нет, может быть, вы подскажете мне что-нибудь, что я смогу сделать?

— Может быть, просто давать им такие задания, где от них не будет вреда ни при каком раскладе?

— Знаете, у нас не всегда в начале работы понятно, где будет конец, где найдется польза и откуда придет вред. Поэтому не получится.

— Даже какая-нибудь просто охрана чего-нибудь?

— Даже просто охрана. Вы не представляете, сколько и каких людей спит и видит, как здорово было бы сунуть нос в бумаги Шарля и считать его расходы. К нам с завидным упорством пристраивают в штат людей на самые разные должности, и эти люди потом пытаются заработать на продаже наших секретов. Или не напрямую заработать, а еще что-нибудь получить. Поэтому я хочу работать только с теми людьми, кому я могу доверять. И я пока не смог придумать, что сделать в нынешнем случае. Формальных поводов к недоверию нет, но есть интуиция, а она уже не раз спасала меня в неприятных ситуациях.

— Хорошо, доверимся вашей интуиции. И позвольте узнать, какими будут ваши действия, если вы узнаете, что эти люди на самом деле работают против вас?

— Уволю к чертям собачьим, да и все, — усмехнулся Марни. — Пока напакостить не успели. Не переживайте, я не собираюсь их преследовать.

— Я не переживаю, я просто хочу знать.

— Во что ввязываетесь?

— Именно.

— Я ответил на ваши вопросы? Если вам нужно знать что-то еще, спрашивайте.

— Кто это? Я их знаю?

— Марко определенно знаете, а насчет Пьетро не уверен, он у нас недавно. Ну и вы знаете, насколько я сейчас правдив.

— Знаю, — ответила она.

— Тогда скажите, можно ли что-то сделать для решения проблемы.

— Это просто, — усмехнулась Элоиза. — Вы покажете их мне. Ну, или поговорите с ними в моем присутствии. Если там есть какие-то… угрозы общему спокойствию и работе, я это увижу. Скорее всего. Может быть, подскажу вам, о чем их следует спросить. Только… для того, чтобы это сработало, вы должны доверять мне. Примерно как самому себе. От моего ответа будет зависеть слишком многое и для этих людей, и для вас, — она смотрела ему прямо в глаза очень сосредоточенно и серьезно.

Он ответил ей столь же серьезным взглядом.

— Госпожа де Шатийон, возможно, я делаю ошибку, но я доверяю вам. Примерно как самому себе. Иначе я не начал бы с вами этот разговор и не просил бы вас о помощи в таком тонком деле. И вообще не предлагал бы вам сотрудничество некоторое время назад.

Пару минут оба молчали.

— Хорошо, я услышала вас. Я попробую вам помочь. Абсолютного результата не обещаю, но какую-то информацию постараюсь получить.

— Завтра утром я придумаю, как нам организовать эту встречу. И… — он снова внимательно посмотрел на нее. — Спасибо вам.

— Пока не за что.

— Как же? Вы выслушали меня и согласились поучаствовать в решении проблемы.

— Посмотрим на результат, потом будете благодарить. Если будет, за что.

— Договорились. Кстати, какую форму благодарности вы предпочитаете?

— Это какой-то слишком сложный вопрос для сегодняшнего дня.

— Но вы обещаете подумать над ним? Не люблю оставаться в долгу.

— Понимаю вас… хорошо, обещаю подумать.

— И тогда к слову о сегодняшнем дне — может быть, расскажете, что с вами случилось?

— То есть? — переход был так внезапен, что она не поняла, о чем речь.

— Варфоломей рассказал, что вы пришли в приемную к Шарлю в превосходном расположении духа, а потом вдруг едва не потеряли сознание среди ясного неба и полного здоровья. И еще он сказал, что это совпало по времени с прохождением через приемную Винченцо Анджерри. Не расскажете, что это было?

— Право, это какой-то слишком сложный вопрос, — пробормотала она.

Вот не было печали! Оказывается, все заметили и всё поняли. Ну, может быть не все, но самые глазастые.

— Да мы сегодня только и делаем, что решаем сложные вопросы. Скажите, вы встречали Анджерри раньше?

— Нет. Сегодня я увидела его впервые. Да нас и не представляли друг другу, — она попыталась сказать это как можно незначительнее.

— Вы немного потеряли, — ответил он. — Еще мидий? Или кофе и сладости?

— Кофе и сладости, — быстро ответила она, надеясь, что это отвлечет Марни от намерения расспрашивать ее дальше.

Он и вправду на некоторое время отвлекся — ровно на то, чтобы попросить принести требуемое. А потом продолжил:

— Элоиза, а всё-таки — расскажите? Я знаю вас как человека хладнокровного и разумного, вас не очень-то удивишь и не очень-то испугаешь. Должно было случиться что-то серьезное, а мне хотелось бы знать обо всех серьезных вещах, происходящих во вверенном мне дворце.

Она хотела было сказать что-нибудь про внезапное недомогание, давление, или, в конце концов, сосуды в голове тоже у всех есть… но вдруг поняла, что очень хочет уже рассказать про все это кому-нибудь, а Марни на самом деле почти идеальная кандидатура. С кем еще обсуждать такое, как не со специалистом по интригам и безопасности? Разве что с исповедником, но на исповедь она не ходила с далекой юности.

— Хорошо, я вам расскажу, — она подняла на него глаза и быстро добавила: — Но вы должны пообещать мне, что не будете обсуждать сказанное ни с кем, кроме меня.

— Постойте, а если придется предпринимать какие-нибудь меры?

— Не придется.

— Предположим, что вы правы, но все равно постойте. Давайте договоримся так: я не буду обсуждать сказанное ни с кем, не получив предварительно вашего разрешения. Это все равно что ваш вариант, только оставляет нам обоим возможности для маневра.

— Хорошо, убедили, — она залпом выпила кофе и отставила чашку. — Слушайте. Вы, может быть, знаете о том, что у меня была сестра. Родная. Старше меня на шесть лет. Ее уже более двадцати лет нет в живых.

— Да, я что-то слышал об этом.

— Может быть, вас шокируют мои слова, но Леонора — мы звали её Норой — в моём понимании была человеком неумным и от того несчастным. Не в том плане, что сумасшедшей, но из тех, кто придумает себе какую-нибудь ерунду, никак с действительностью не связанную, и держится за нее изо всех сил, чего бы это не стоило. Мы были разными, очень разными, и никогда не были друг с другом особенно близки. Сначала она была старше… а потом я стала думать про все на свете по-другому, ни в чем с ней не соглашаться и никак на нее не оглядываться. Я попытаюсь объяснить, в чем дело… Она была по характеру не пойми в кого — снаружи тихая, вежливая и скромная девочка, а если вдруг что-то шло не так, как бы ей хотелось — все окружающие тонули в море слез и упреков. Она не хотела учиться, не хотела карьеры — она хотела выйти замуж, родить детей и заботиться о них и о муже. Преподаватели в Санта-Магдалена пытались заинтересовать ее разными вещами — и музыкой, и математикой, и медициной, и языками, и еще многим другим, но она не хотела знать ничего, кроме прикладных вещей, которые должны были помочь ей управиться с хозяйством. Она даже о моде и красоте не хотела знать ничего — мол, зачем это верной супруге и любящей матери. При этом внешность у нее была наша фамильная, то есть если бы она хотела, то не испытывала бы проблем с кавалерами. Когда погибли наши родители, ей было двенадцать лет, и я после не раз слышала, как разные старшие родственники фыркали — мол, никто ей не указ, никого она не слушает, и была б ее воля, она бы и школу бросила, потому что ей она была вроде как не нужна. Да, кстати, она наотрез отказалась жить в доме дядюшки Шатийона — не знаю, почему. Я-то проводила там все каникулы, а она всегда оставалась в Санта-Магдалена.

Ах да, еще она любила подслушивать, подглядывать и докладывать родственникам и преподавателям, кто и что не так сказал или сделал. Можно представить, как её за это любили. То есть, некоторые преподаватели очень даже любили, считали идеальным ребенком. А некоторые, все же, объясняли, что ябедничать и доносить нехорошо.

— Знаете, она мне напоминает в этом плане моего старшего брата Сальваторе, — заметил Марни. — Всё детство мы с младшим, Стефано, держали от него оборону, при этом иногда на нас было, за что доносить, а иногда он приписывал нам свои собственные достижения и представлял все так, что виноваты мы оба. Отцу обычно было недосуг разбираться, кто в самом деле прав, это бабушка всех нас насквозь видела и ей врать было бесполезно, ну прямо как вам, — он улыбнулся воспоминанию.

— Значит, вы понимаете некоторые причины нашей взаимной родственной нелюбви. Когда Нора окончила школу, то поселилась в Риме и пристроилась сиделкой в больницу, уж этому-то ее удалось научить. В принципе, она могла не работать, денег хватало, но она сказала, что никуда учиться не пойдет, светская жизнь ее тоже не интересует, она будет приносить пользу обществу. И ждать свою судьбу.

Ей очень хотелось, чтобы я таким же манером ждала свою судьбу где-нибудь поблизости от нее. Да только мне было уже двенадцать лет, и мы с ней не сходились решительно ни в чем. Она хотела, чтобы я ходила к мессе, вытирала пыль с мебели, стирала свои вещи руками и научилась готовить еду, и она никак не могла взять в голову, зачем я читаю фантастику, учу языки, занимаюсь классическим танцем и решаю уравнения. Она время от времени бралась меня воспитывать, но я всегда могла отправить ее с тем воспитанием куда подальше и не обращать на ее слова никакого внимания.

Честно, я не знаю, что там было с вариантами этой самой судьбы, и были ли они вообще, но в один не прекрасный день, летом, в каникулы, я была в Шатийоне, а она в Риме. Дядюшке позвонила тетушка Полина, мать известной вам Лианны. Она и рассказала о том, что Леонору нашли мертвой. Не знаю, может быть, вы сталкивались с этим ощущением — когда человека уже нет, а ты все еще продолжаешь с ним мысленно о чем-то спорить и что-то ему доказывать? Вот примерно в таком состоянии я и была. Я была абсолютно сама не своя, ни с кем не общалась, никого не хотела видеть. Впрочем, пережить эту историю мне помогли, да еще и не худшим образом, и речь сейчас не об этом. Где-то через полгода, зимой, ко мне в Санта-Магдалена, где я доучивалась последний год, приехала коллега Норы и привезла коробку. Оказалось, что эта коллега, Марианна, жила с Норой в одной квартире, и незадолго до нашей встречи взялась разбирать какую-то кладовку, в которой обнаружила эту самую коробку. В коробке были письма, фотографии и дневник. Марианна сказала, что не стала это разглядывать, чтобы не расстраиваться, и привезла мне.

А я решила, что раз уж эти вещи попали ко мне, то я должна знать, что там. Там оказалась любовная история — в письмах, фотографиях и дневниковых записях. Они познакомились в той самой больнице, Нора долго страдала и не знала, с какой стороны подойти, потом, видимо, нашла какую-то дорогу, потому что они объяснились, и некоторое время она была счастлива, готовилась к свадьбе и рождению детей. Но однажды она узнала, что свадьба невозможна. Ей нечасто в жизни встречалось слово «невозможно», оно плохо укладывалось в ее голове, она думала, что ничего невозможного не бывает. Далее она забеременела и полагала, что это событие заставит ее возлюбленного победить все препятствия. Но увы, препятствие было из непобедимых. Она узнала о его сути, собиралась угрожать отцу своего ребенка публичным скандалом… и через несколько дней ее нашли мертвой. Вскрытие подтвердило факт беременности и факт отравления. А вот сделала она это сама от отчаяния или же это сделал человек, не желавший скандала — мне неизвестно до сих пор.

Элоиза замолчала, взгляд ее упал на стакан с водой, она выпила его залпом.

— Вы ведь знаете имя этого человека, так? — тихо спросил Марни.

— Знаю. Его имя Винченцо Анджерри. И поскольку он уже был к тому моменту священником, то вы понимаете характер стоящего перед Леонорой препятствия.

— Ну ничего себе… То есть, он встречался с вашей сестрой и она ждала от него ребенка? — Марни смотрел на неё так, как будто увидел что-то несусветное.

— Именно. Там и фотографии были — он, она, они вместе. Я еще сегодня подумала, когда его увидела, что я его откуда-то знаю, только никак не могла понять, откуда именно. Пока не услышала имя. Конечно, он тогда был не такой толстый, но уже весьма объемный, понять не могу, что Норе в нем нравилось. Впрочем, про степень нашего взаимопонимания я вам уже рассказала.

— И как отреагировал на это генерал?

— А я ему ничего не говорила.

— Почему? — Марни только что рот не разинул от удивления.

— А что бы это изменило? Сестру-то не вернешь. И до конца неизвестно, отравилась ли она сама или ей помогли.

— А вы бы смогли в разговоре с ним узнать правду?

— Возможно. Но я его никогда не встречала, до сегодняшнего дня. Я вообще не была уверена в реальности происходившего тогда. Леонора… она была такая проблемная, я даже подумала, что она могла сделать это всё назло семье. И не хотела ворошить. И…

— И чувствовали себя неправой?

— Да. Как вы догадались?

— Сам не знаю, догадался. Но все же, почему вы скрыли эту историю? Вы хотели докопаться до сути и отомстить?

— Нет, я не уверена. Я хотела затаиться и забыть. Все так тяжело пережили эти похороны, все — это родня по линии матери, разные мои тетки и кузины. Хоть она и была не самым милым человеком на свете, она была наша, это была родная кровь, да еще плюс нерожденная девочка! И снова ворошить всю историю… К счастью, этот человек никогда и никаким образом не встречался мне в жизни, и я совсем не подумала, что если работаешь на Ватикан, то может встретиться и один конкретный священник. И я сама удивилась, что его имя так меня впечатлило. Я уже много лет не вспоминала эту историю и не предполагала, что все вспомнится так ярко. Честное слово — хочется задушить эту толстую гадину. Скажите, он вправду родственник Шарля?

— К сожалению, да. У нашего Шарля есть любимая сестра, а у нее — сын. Тоже из тех, кто не выносит, если что-то происходит не так, как ему нравится. Амбиций у него очень много, а, извините, ума — не особенно. Шарль, к счастью, это видит, а вот его другие родственники — не всегда. Поэтому он никакой карьеры не сделал, как ни пыжился. Шарль пару раз уже был готов его выгнать и никак ему не помогать, но потом сестра упрашивала его, и он снова подыскивал ему какое-нибудь место, где бы тот никому не навредил. Анджерри пару раз в год приезжает к Шарлю, тот пытается занять его чем-нибудь полезным, но обоих не хватает надолго и в итоге Анджерри отправляется в какую-нибудь далекую миссию, где можно помогать на службах и только, или в монастырь. Сейчас он как раз из монастыря, жил там более двух лет, весь извелся и упросил Шарля дать ему еще один шанс. Мы все не в восторге, но Шарль снова не смог отказать сестрице. Впрочем, он стращает ее, что когда-нибудь Винченцо допрыгается и поедет в Африку. Она не верит… но капля камень точит, и чует мое сердце, Винченцо когда-нибудь туда отправится. Я прослежу, чтобы он не досаждал вам. Но если вдруг — скажите сразу, хорошо?

— А он еще может досаждать мне? — нахмурилась она.

— Всякое бывает, — пожал плечами Марни. — В любом случае, если возникнут проблемы — сразу ко мне, вы услышали меня? Не нужно скрывать и не нужно пытаться решать их самостоятельно.

— Да. Услышала. Спасибо.

— И вам спасибо. За доверие и за откровенность. Не могу сказать, что я очень удивился по поводу Анджерри, а вот вы меня удивили, и сильно.

— Если вам что-то не нравится…

— Все хорошо, Элоиза. Я надеюсь, что все хорошо. Я бы рискнул попробовать вас утешить, но вы, полагаю, не позволите.

— Вы полагаете, я нуждаюсь в утешениях? — нахмурила брови Элоиза.

— Я полагаю, вы нуждаетесь в тепле и ласке, — улыбнулся в ответ Марни. — Даже если вам это и не очевидно.

Элоиза хотела было взвиться и ответить какую-нибудь резкость, но глубоко вдохнула, помолчала и передумала.

— Хорошо, я подумаю об этом, — кротко кивнула она.

Также она попыталась проявить интерес к сумме счёта, но Марни не дал ей даже заглянуть туда.

— Элоиза, если я приглашаю обсудить интересные мне вопросы — на мне и расходы. Не обсуждается.

— Тогда мне, наверное, тоже стоит пригласить вас куда-нибудь? — сощурилась она.

— Буду рад, — подмигнул он. — Но делить счёт не дам. Моя прихоть, если угодно. Может быть, поедем домой, а дома вы зайдете ко мне на бокал вина? И продолжим разговор.

— Давайте поедем. Там будет видно, — она взяла сумку и встала.

Он подал ей руку.

— Прошу в машину.

И они отправились в машину.

4.3 Победы и сны

* 4 *

В машине молчали. Элоиза зафиксировала взгляд на руках Себастьена, чтобы не начать безотрывно смотреть ему в лицо, да и вообще… Нет, она молодец, она пристойно выдержала целый ужин с ним, она была спокойна и собранна, даже когда говорила о таком, о чем не говорила никогда и ни с кем. И только в конце, когда он уже упомянул о тепле и ласке, она чуть не порвалась на две половины — одна хотела нагрубить, а вторая сказать что-нибудь вроде — спасибо, приму и тепло и ласку без ограничения. К счастью, удалось сохранить лицо, и не только его. Но сейчас-то они уже приедут, и нужно будет с ним как-то спокойно расстаться!

Все же, какие у него красивые руки! А вот шрам на левой кисти — откуда он, раньше же не было? Как будто не очень аккуратно зашили, она бы сделала лучше, даже своими нынешними силами. Хочется взять пальцы в свои, подержать, пощекотать ногтями ладонь, погладить кончики пальцев… и ведь он не станет возражать, нет, он будет только рад, он…

— Элоиза, приехали, — он смотрел на нее внимательно и как-то заботливо, что ли. — Вы опять вспомнили какую-то страшную тайну? Или увидели что-то, чего не видят другие?

— Нет, все страшные тайны уже рассказаны и, значит, перестали таковыми быть, — ничего себе, она не заметила, как не только доехали, но и оказались в гараже!

— Вы сомневаетесь во мне?

— Нет. Но понимаете, если что-то много лет знает кто-то один, а потом он вдруг находит в себе силы рассказать еще кому-то… мир от такого меняется.

— На самом деле не слишком.

— Ой, не скажите. Вот представьте, было что-то, о чем вы только читали и слышали, а потом, однажды, вы вдруг узнаете, что такой человек существует и, следовательно, все остальное тоже было на самом деле?

Марни усмехнулся.

— Я о таком аспекте вашей истории не думал, спасибо, что подсказали. Но смотрите — глобально что изменилось? Вы — та же самая, я — вероятно, тот же, Шарль — тот же, Анна, Лодовико и брат Франциск тоже не изменились. Просто вы стали знать чуточку больше. Бывает. Живем дальше, да и все.

— Да у вас прямо талант уговаривать, — вздохнула она.

— Спасибо. Если вы это признаете — идем наверх, я настоятельно рекомендую вам бокал вина и еще одну порцию уговоров, — он открыл дверь машины и подал ей руку.

Они поднялись на лифте на верхний этаж и вышли возле входа в крыло службы безопасности. И с удивлением обнаружили хлопающие двери, громкую музыку и снующий туда-сюда народ, из службы безопасности и не только.

— Черт, я совсем забыл, — скривился он.

— Что случилось?

— У Ланцо именины, он всегда широко празднует. А что, кстати, вина нам и там нальют. Пойдемте?

— Да как-то… я не торжественно одета, у меня нет подарка и вообще!

— Элоиза, смотрите на меня внимательно. На меня, я сказал, а не мимо. Вот, уже лучше. И слушайте. Вы, даже на мой пристрастный взгляд, безупречно одеты всегда. Лучшим подарком будет ваше присутствие, он будет гордиться до скончания дней, что вы к нему пришли, раньше же ни к кому не приходили. А насчет вообще… да чего тут думать, пойдемте, и всё тут. Вы же сказали, что других важных планов у вас сегодня нет.

Элоиза минуту поколебалась… и решилась.

— Ну хорошо. Пойдемте.

— Прошу вас, — он придержал дверь и пропустил ее внутрь, а затем предложил ей руку, и она её приняла.

Внутри она знала дорогу в «сигму» да и все, больше на частную территорию службы безопасности ее никогда не заносило. Впрочем, она несколько раз бывала в офисе Марни… по делу. Но его кабинет был совсем в другом месте.

В большой гостиной стол посередине ломился от выпивки и закуски. Возле стен стояли столики поменьше, за некоторыми из них сидели самые разные люди — и безопасники, и финансисты, и девушки-официантки из столовой, и несколько человек из службы управления персоналом, и юристы, и художники с искусствоведами. В соседней комнате играли в бильярд, в следующей — смотрели боевик. Еще в одной оставили только несколько стульев вдоль стен и танцевали, а рядом кучей играли во что-то онлайновое. То есть, мышку-то держал кто-то один, но советы давали еще человек пять.

— Да, у вас тут весело, — впечатлилась Элоиза.

— Нормально, — пожал плечами Марни. — Пойдемте, поищем именинника.

Именинник нашелся в зале со столом и бурно обрадовался.

— Монсеньор! Госпожа де Шатийон! Какой сюрприз! Монсеньор, как вы уговорили госпожу де Шатийон прийти, это же невообразимо! — он, кажется, хотел расцеловать Элоизу, но смутился, передумал и поцеловал ей руку. — Что вам предложить? Мы чревоугодничаем, пьем, играем в карты, а вон там скоро, — он махнул рукой в сторону танцевальной комнаты, — еще и распутничать начнут.

Сохранить серьезность не удалось, Элоиза рассмеялась.

— Честное слово, не знаю, что и выбрать, — впрочем, руку Марни она пока так и не выпустила.

— Тогда начнем с вина. Карло, куда ты тащишь эти бутылки? На них претендую я, и прямо сейчас! — Ланцо с воплями умчался, а Марни подвел Элоизу к столу. ...