Все права на текст принадлежат автору: Кристофер Лоуренс Макнамара.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Горец. ТетралогияКристофер Лоуренс Макнамара

Кристофер Лоуренс Макнамара ГОРЕЦ Тетралогия

Горец I

«Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет…»

(Быт. 5; 5.)
Начало начал, младенчество времени. Именно тогда появились мы. Мы… Потом, осознав себя, ощутив в себе силу и почувствовав зов бесконечного Пути, мы молча двинулись через века. Вооруженные тяжелой яростью, мы шли все дальше и дальше, погружаясь в душные человеческие джунгли. И в этом будущем калейдоскопе прозрачно-призрачных судеб мы жили своей тайной жизнью и пытались собраться вместе. Даже когда нас осталось совсем мало, мы упрямо шли навстречу друг другу. Шли…

И не только шли. Мы сражались до последнего человека.

Пусть давно никто, подобный нам, не появлялся среди людей — мы сражаемся до последнего человека, до конца, до нынешнего времени.

1

Яркие вспышки ослепительными молниями били в глаза. Казалось, зрители, словно зерно из лопнувшего мешка, сейчас хлынут с переполненных трибун на освещенный белоснежный квадрат ринга, изнывающий под зажигательными па длинноногих блондинок с алыми и голубыми муфтами в руках.

Жизнерадостный комментатор поудобнее уселся в кресле, поправил жиденькие лоснящиеся волосы и поднес к тонким пунцовым губам черную губку микрофона.

Музыка стихла. Медленно угасли лампы, и девушки послушно растворились во мраке зала. С потолка упал узкий голубой луч.

— Дамы и господа! — торжественно произнес комментатор, и его лицо засияло солнечной улыбкой. — Сегодня — впрочем, как и всегда — наш старый, видавший виды «Мэдисон» снова полон. Я не стану попусту задерживать вас никому не нужной болтовней, я скажу только, что сегодня, в этот прекрасный вечер вы сможете увидеть то, чего мы все так ждали и что само по себе является чудом. Итак, финал сезона среди тяжеловесов!

Зал оживился, дрогнул, трибуны захлебнулись восторженными воплями. Почтенная публика ликовала, предвкушая удовольствие.

Динамики изрыгали сенсацию:

— На ринге встречаются два величайших монстра нашего времени: Горилла Лэбс и Красавчик Дэйв!

Возле западной двери возник небольшой водоворот. Толпа забурлила и расступилась. Выставляя вперед дубинки, две колонны полицейских оттеснили беснующихся поклонников, расчищая узкий проход к рингу. И наконец в сопровождении дюжих телохранителей вышел невообразимых размеров чернокожий борец, рядом с которым и телохранители, и полисмены действительно казались сворой макак рядом с гориллой.

Увидев кумира, поклонники Лэбса взвыли. Ряды полицейских дрогнули, но через секунду их каменный порядок был восстановлен благодаря стараниям мускулистых парней из охраны. Сотни рук взметнулись вверх, головы пытались протиснуться сквозь сомкнутые полицейские мундиры, пальцы тянулись к алому шелковому халату борца, стараясь если не оторвать кусочек на память, то хотя бы коснуться ускользающей огненной материи.

Фотовспышка осветила Лэбса. Он тихонько, но грозно зарычал, и мощные мышцы шеи вспухли, поворачивая голову в сторону источника света. Из-за корпуса профессиональной камеры появилось сияющее потное лицо взъерошенного фоторепортера. Лэбс остановился, разминая пальцы рук. Журналист пощелкал затвором и, брызжа слюной, интимно просипел:

— Горилла, одну улыбочку! Всего одну! Лучший снимок!

Физиономия вновь нырнула в фотоаппарат.

— Чи-и-з! — проревел чернокожий громила, впечатывая квадрат кулака в широкую линзу объектива.

Брызнуло стекло — и окровавленное лицо репортера с размазанной улыбкой оказалось под ногами обезумевшей от счастья толпы. Начало было многообещающим.

Горилла Лэбс фыркнул, стряхнул с могучей лапы осколки и, довольно оскалившись, двинулся дальше.

— Дамы и господа! Сейчас! Именно сейчас перед вами предстанет живая легенда! Черный монстр Горилла Лэбс!

Ассистент комментатора подбежал к поднявшемуся на ринг бойцу и ткнул ему в лицо микрофон:

— Мистер Горилла! Пару слов зрителям перед началом боя!

Глаза Лэбса зловеще блестели в свете софитов. Наморщив лоб и нахмурив брови, негр скорчил страшную рожу и, схватив микрофон, заорал:

— Он — покойник, этот Красавчик! Он будет сегодня в морге строить глазки своим вонючим потрохам!

Лэбс грозно заревел, затем разинул пасть, засунул внутрь микрофон и медленно сжал челюсти. Стоваттные динамики под потолком разразились предсмертным микрофонным воплем. А на черном лице лишь раздулись широкие ноздри — и белозубый рот выплюнул на пол обломки пластика.

Трибуны выли и пенились бешеным восторгом. Такого не помнили даже болельщики-ветераны.

Сбросив халат, Лэбс немного поиграл полированным глянцем черных мышц и замер в своем углу, предоставив спину стараниям усердных массажистов.

Ассистенту перебросили новый микрофон, и неутомимый раб рекламы, подождав, пока затихнут приветственные вопли, продолжил:

— Это был Горилла Лэбс! А теперь… — Зал застыл в ожидании. — Дамы и господа! В синем углу сейчас появится очаровательный белокурый разрушитель, этот Красавчик Дэйв! Дэйв! Мы все ждем тебя!

Вой, полиция, телохранители, поклонники… Все, как положено.

Из восточного входа появился длинноволосый блондин в голубом плаще, украшенном сверкающими серебряными звездами. Раскачиваясь и ворча, как потревоженный гризли, он вразвалку шел к рингу, время от времени потрясая над головой глыбами сжатых кулаков. На лице Красавчика Дэйва застыла непроницаемая угрюмая маска.

Зрители волнами накатывались на охрану — и вдруг та не выдержала. Прорвав цепь полицейских, фанаты бросились к Дэйву, топя в своем бушующем море телохранителей. Подняв обожаемого кумира на руки, толпа понесла его к рингу и как пушинку перебросила через канаты. Невозмутимый Красавчик приземлился так, словно только что встал с кресла после ленча.

Ассистент, широко разведя руки, немедленно подбежал к белокурому гиганту и привычным жестом протянул микрофон.

— Вонючим черномазым обезьянам отрывают хвосты и головы! — четко проговорил Дэйв и скрипнул зубами. — Это ты, ниггер, который трахнул собственную задницу! Ты мертв! Понял?!

С этими словами он отшвырнул в сторону микрофон и рекламщика, чуть не оторвав последнему руку, и лишь потом снял халат.

Спружинив на канатах, толстяк ассистент подхватил здоровой рукой услужливо протянутый звукоусилитель и, смело влетев на середину ринга и задыхаясь от восторга, заверещал:

— Это был Красавчик Дэйв! Все-таки больно он дерется, господа!

Появившийся на ринге рефери выгнал толстяка за канаты, жестом остановил овации и торжественно, приняв величественную позу, произнес:

— Приготовились…

«Мэдисон» замер. Тишина становилась все более тонкой и хрупкой; секунды ползли, словно пьяные улитки с вечеринки…

Гонг! И трибуны взревели с новой силой.

— Ты готов умереть, сукин сын? — заорал Горилла Лэбс и бешеным быком набросился на Красавчика Дэйва.

Размашистая оплеуха звонко обрушилась на щеку блондина, разбрызгивая во все стороны искрящиеся капли пота. Дэйв отшатнулся и стал медленно заваливаться на спину, вращая огромными ручищами, словно мельница крыльями. Тяжелое тело с грохотом рухнуло под визг и свист публики.

Лэбс довольно ухмыльнулся и шагнул вперед.

Синие в звездах борцовки внезапно взлетели вверх — и дальше Лэбс продолжал двигаться лишь по инерции. Сильнейший удар, обрушившийся на его шею и уши, лишил чернокожего борца возможности что-либо предпринять. Ноги Красавчика Дэйва, сплясав на лоснящемся загривке Гориллы свой разрушительный танец, неумолимо влекли несостоявшегося победителя на пол. Тем не менее, падая, Лэбс успел выставить вперед руки.

На западной трибуне человек по имени Рассел Нэш — крепко сбитый мужчина средних лет в строгом сером плаще — устало прикрыл глаза, до того равнодушно взиравшие на ринг. Шум зала отдалился, затих, и в сознании Нэша гнусаво зазвучала тягучая мелодия шотландской волынки…

…Звуки волынки утонули в конском топоте. Малиновые стяги трепетали под холодными влажными поцелуями ветра, приносившими запах конского пота и разгоряченных человеческих тел. Коричневые фигуры, по пояс погруженные в молоко утреннего тумана, медленно надвигались на черно-серые шеренги, ощетинившиеся длинными пиками.

Небо на востоке бледно зарумянилось…

Красно-голубой шар стремительно катался по белой поверхности ринга. Несчастный рефери вцепился короткими ручками в канаты и завис на них, смешно поджав толстые ноги.

На середине помоста сумасшедшая карусель остановилась. Красавчик неожиданно легко стряхнул с себя гигантскую тушу Гориллы и с размаху сел верхом на черное тело, размазанное по снежной поверхности ринга, впечатывая розовую, бугрящуюся бицепсом руку между лопаток соперника. Чернокожий взревел раненным слоном и попытался сбросить сидевшего у него на пояснице Дэйва. Рывок… еще один…

…С высокого холма можно было увидеть огромное скопление пеших и конных воинов, прятавшихся в туманной лощине. Слабый белесый пар от учащенного дыхания поднимался над ними.

Украшенные бронзовой чеканкой боевые рога возвестили о начале сражения. Серая масса дрогнула и, как потерявшая равновесие лужица ртути, потекла на большой болотистый луг, где, ощетинившись длинными пиками и серебристой сталью мечей, воинов ожидала другая армия, под желтым стягом с черной головой быка.

Звон металла, конское ржание, крики…

— Убей его, убей! — отдавалось под сводами зала.

Успевший вырваться Лэбс разбежался и, словно пушечное ядро, врезался в оградительные канаты, используя их пружинящую силу. Красавчик кряхтя поднялся на четвереньки. Его светлая шевелюра растрепалась и теперь походила на сноп свежего сена. Разогнув мускулистую спину, он оторвал сжатые кулаки от пола и, сгруппировавшись, приготовился к отражению атаки летящего на него Гориллы, оравшего во всю глотку нечто невнятное и нецензурное.

Глыбы тел столкнулись, как два айсберга. Фонтан алой крови и ругательств брызнул из разбитых губ Дэйва, окрашивая снежно-белую поверхность ринга. А Горилла, перекувырнувшись через голову, остановился неподалеку от сбитого с ног противника.

Рефери опустился на одно колено и попытался нащупать пульс на шее Дэйва. Одновременно другой рукой, поднятой вверх, он отсчитывал секунды:

— Один, два, три…

Пальцы разгибались один за другим, а трибуны шелестели вслед за ними:

— Четыре, пять…

Горилла Лэбс прохаживался рядом, гордо выпятив грудь и демонстрируя поклонникам свои великолепные мышцы. С трибун ему махали звездно-полосатыми флажками. Черный гигант осклабился и довольно прорычал:

— Чего возиться? Он уже труп! Похороните, и дело с концом…

— Шесть, семь…

Красавчик Дэйв — труп с точки зрения Лэбса — неожиданно встряхнул головой и приподнялся на руках. Его взгляд становился все более осмысленным.

— К черту! — процедил он сквозь зубы и, вскочив, отшвырнул в сторону рефери.

Лэбс удивленно обернулся и, мгновенно оценив ситуацию, по привычке спружинил на ближайшем ограждении и вновь полетел на Красавчика. Только на этот раз Дэйв вовремя отскочил в сторону — и Горилла пронесся мимо, получив вдогонку удар пяткой в поясницу.

…Лезвие меча бессильно дрогнуло и упало, вонзившись в холодную жижу под ногами. Рыжебородый воин пытался вырвать из своего живота копье, но оно не слушалось его слабеющих пальцев. И раненый, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, отступал назад, пока волна страшной боли не смяла судорогой тело и не бросила его на землю.

Щит опустился. Жилистая рука перехватила копье, но наконечник плотно засел во внутренностях врага под пластинами доспехов…

— Десятый раунд, — рефери дал знак к началу — и прозвучал гонг.

Трибуны взвыли от восторга, когда оба соперника в очередной раз растянулись на полу. Казалось, только вой зрителей и заставил бойцов снова подняться. Поддержка зала восстанавливала потерянные силы подобно допингу. Разлетевшись в разные углы, борцы постояли и направились в центр за свежей порцией пинков и тумаков, которые припасли друг для друга.

Обезумевшие от возбуждения очаровательные молоденькие девушки перевешивались через поручни верхних трибун и что-то истошно кричали. Подоспевшие полицейские возвращали поклонниц на их места, но навести порядок на десятом раунде невозможно. Это знает даже новичок.

Девушки лягались, вырываясь из крепких объятий закона, рыдали, растирая по раскрасневшимся физиономиям потекшую косметику, яростно отбивались и продолжали надрывать голосовые связки.

А на ринге продолжалось священнодействие боя.

Удар в лоб заставил Красавчика Дэйва в сотый раз опуститься на четвереньки. Сознание сжалось в красный пылающий шар, готовясь покинуть уставшее измотанное тело, а голова вдруг стала слишком тяжелой даже для монументальной шеи Красавчика.

«Черт бы вас всех побрал! Разорались, сучки!..» — успел подумать Дэйв, растягиваясь на полу.

Горилла схватил белокурую голову соперника и принялся деловитыми короткими сериями наносить удары коленом в его лицо, свободной рукой отмахиваясь от рефери.

Трибуны неистовствовали. Да, сегодня победа Гориллы Лэбса была на редкость красивой и убедительной. Любого спроси…

Боковые судьи жестами показали, что им все ясно и понятно. Гонг. Рефери наконец прорвался к еле дышащему Дэйву, отпихивая от него Лэбса. Лэбс подумал, треснул напоследок хрипящего экс-Красавчика по затылку и отошел в сторону…

Бурый луг постепенно становился серо-серебряным. Из-за плотной стены щитов встал изрядно поредевший строй лучников и, прицелившись в отступающих врагов, дал тихий шелестящий залп.

Солнце уже поднялось и теперь, съедая остатки тумана, отражалось в лежащем и шевелящемся металле. Вой волынок аккомпанировал пляшущей в солнечных зайчиках смерти…

Рефери торжественно поднял руку победителя и повис на ней, как обезьяна на ветке могучего дерева.

— Дамы и господа! Победа! Победил Горилла Лэбс! Приветствуйте чемпиона!.. — во всю глотку вопил комментатор.

Люди вскакивали с мест, свистели, орали, в воздух летели бумажные ленты серпантина и конфетти, хлопали хлопушки.

Всенародное ликование бурлило, грозя захлестнуть своими волнами ринг.

Рассел Нэш — невозмутимый мужчина на западной трибуне — поднял глаза на экран монитора, установленного над верхними трибунами сектора. Крупным планом показывали победителя. На его помятом черном лице застыла самодовольная гримаса. Лэбс старательно таращился в искрящийся вспышками фотокамер зал.

Круглолицый парень в надвинутой на глаза бейсболке положил тяжелую руку на плечо Рассела и, дыша пивным перегаром, восторженно заорал прямо ему в ухо:

— Он выиграл! Он все-таки выиграл, этот сукин сын!..

Рассел не шевелился. Перехватив его отсутствующий взгляд, парень отстранился и продолжал радостно орать, уставясь на светлый квадрат ринга внизу.

Странное, до боли в груди знакомое чувство внезапно охватило Рассела. Он приподнялся со своего места и стал пристально всматриваться в противоположные трибуны. Оттуда, из пестрого скопища маленьких человечков, на него смотрел кто-то, пока еще незнакомый, но тем не менее очень близкий, чей пристальный холодный взгляд смог отыскать Нэша в этом разношерстном зрительском винегрете. И Рассел понял.

Пора. Пришло время. Время для жизни и смерти.

Рассел встал и начал пробираться к выходу.

Он поднял воротник серого плаща, закрывавший половину лица, и, втянув голову в плечи, медленно двинулся по ступенькам к выходу мимо по-лицейских, стоящих возле самых дверей. Потом обернулся и еще раз посмотрел в зал.

— Дамы и господа, — вещал, приветливо улыбаясь, комментатор, — через минуту мы вручим победителю наш главный приз и пояс чемпиона!

— Здорово?! — обратился к Расселу коренастый сержант, стоящий слева в дверях. — Правда, здорово?!

— Что? — Рассел прищурился и, тяжело вздохнув, произнес: — А… Вы действительно так думаете, сержант?

Полицейский удивленно проводил взглядом странного зрителя.

2

Даже здесь, в глубине подземного гаража, были слышны восторженные крики и громовые овации, приветствующие чемпиона. Бетонные перекрытия мерно гудели в такт аплодисментам, сотрясающим зал «Мэдисона».

Петляя между машинами, Рассел наконец вышел из-за бетонной колонны и остановился в широком проходе, слабо освещенном тусклыми лампами дневного света. Пусто. Только гулкое эхо еще отражало от стен звук его шагов, словно бегая между стоящими в ожидании предстоящей дороги автомобилями. Что-то хрустнуло под ногой — и Рассел вздрогнул. Раздавленная жестянка из-под кока-колы отлетела в сторону, дребезжа и подпрыгивая.

— Мак-Лауд!

Он резко обернулся на зов. В трех ярдах от него стоял седой человек старше средних лет, с гладко зачесанными назад волосами. Человек был одет в черный кожаный плащ, из-под которого выглядывали лацканы дорогого, хорошо пошитого пиджака. Большие солнцезащитные очки скрывали верхнюю часть лица, видны были лишь широкие скулы, массивный подбородок и жестко очерченный рот. Но взгляд… Для этого — не нужны глаза, для этого не нужно даже тело. Для этого нужна цель. Остальное неважно.

— Да, это я.

Рассел медленно отступил назад, расстегивая на груди пуговицы своего плаща. Седой человек молча шевельнулся, и в его руке возник длинный узкий меч-шпага с роскошной, богато украшенной гардой, состоящей из перевитых между собой полосок металла.

— Не торопись, — проговорил Рассел, отступил еще на шаг, осмотрелся, и сунул руку под плащ.

Пора. И седой человек тоже понял это.

Короткий стремительный выпад — и тонкая сталь, просвистев рядом с головой Нэша, с визгом наткнулась на серебристо-голубое лезвие подставленной под удар катаны — традиционного меча самураев. Нападавший отскочил в сторону и, скинув одним движением мешавшую ему верхнюю одежду, приготовился к новому броску.

— Мак-Лауд, — злобно обратился он к Нэшу, стоявшему с обнаженным мечом наизготовку, — ты не забыл? Должен остаться только один!..

С этими словами незнакомец вновь ринулся в атаку. Лезвия, будто ласкаясь, прошлись друг по другу — и узкий клинок, соскользнув с изогнутого тела катаны, со скрежетом пронзил капот стоящей рядом машины, как если бы тот был сделан из картона.

— Договорились, — холодно отозвался Рассел, словно не его только что пытались убить. Он описал своим японским мечом замысловатую дугу — и лязг скрещивающейся стали заполнил бетонный мешок. Удары сыпались один за другим, голубые смертоносные молнии разбрасывали снопы белых искр. Наконец Рассел прижал соперника к капоту синего «шевроле» и нанес сокрушительный удар сверху. Но лезвие, слизнув по дороге полу пиджака, погрузилось в мягкий дребезжащий металл.

— Стареешь, Мак-Лауд! — ехидно заметил седой, отскакивая к бетонной колонне. — Ты, наверное, скоро умрешь!

— Может быть, хотя я думаю иначе…

Рассел вскочил на капот одной из машин рядом с колонной и набросился на противника, не давая ему времени на нападение. Седой защищался с ожесточением обезумевшего тигра. Нырнув за колонну, по которой уже успели пройтись мечи, он, улучив момент, тоже взобрался на капот автомобиля. Лезвие его меча просвистело над головой Рассела и, неожиданно высоко взлетев, прорезало толстую медную змею многожильного кабеля. Сноп искр и шквал голубого пламени вырвались из зияющей раны. Длинные лампы дневного света под потолком мигнули и погасли. На несколько минут гараж погрузился во мрак. Рассел застыл на месте, подобно статуе древнего воина, и напряженно вслушивался в тишину. Какой-то звук за спиной заставил его обернуться — и тут же лобовое стекло машины, на капоте которой он стоял, лопнуло и осыпалось в салон хрустальным дождем колючих осколков.

Слабый желтый свет аварийного освещения, загоревшегося в гараже как по мановению волшебной палочки, до неузнаваемости изменил цвета стоящих в рядах автомашин.

Черная фигура скользнула в проеме между «порше» и микроавтобусом. Рассел прыгнул и, перелетев через две машины, оказался на крыше автобуса. Теперь седая голова маячила прямо у его ног. Нэш занес меч. Острая как бритва катана на взмахе в один миг перерубила трубу водоснабжения и кабель сигнализации, проходившие по балке потолка.

Ледяной душ из отверстия в трубе обрушился на голову седого. Тот зашипел и вскинул вверх руку с оружием.

Рассел спрыгнул с капота — и в эту секунду лезвие узкого меча словно обвилось вокруг самурайского клинка, выбивая рукоять катаны из рук хозяина. Катана, сверкнув в желтом свете бирюзовым бликом, перевернулась в воздухе и исчезла под колесами дорогого «рено».

— Ну, Мак-Лауд, что мы теперь будем делать? Все-таки умирать?

Седой медленно надвигался на прижавшегося к мокрому металлу Рассела.

В десяти ярдах от него за старой моделью «форда» на стене висел пожарный щит с большим топором и длинным багром.

Рассел присел, уворачиваясь от удара, и вжался в дверцу автобуса, которая разошлась над его головой от разрушительного удара стального лезвия. В следующую секунду он уже мчался к щиту. Промокшая насквозь одежда прилипла к телу, мешая свободно двигаться, но Нэш благополучно добрался до щита, резкими прыжками ускользая от преследующего его вездесущего гибкого клинка.

Руки впились в липкую от грязи рукоятку багра. Седой методично взмахивал своим мечом-шпагой, и с каждым последующим ударом древко багра становилось короче на несколько дюймов. Рассел продолжал отступать, сдавая позиции, с каждым шагом отдаляясь от машины, под которой лежало его верное оружие.

Еще одна атака седого — и в руках Нэша остался лишь небольшой обрубок буковой рукоятки. Плотно сжатые губы седого дрогнули, обнажая ровные ряды белоснежных зубов в нехорошей кривой улыбке:

— Я напоминаю: должен остаться только…

Он не договорил. Рассел бросил обрубок древка в голову седого. Узкое лезвие молниеносно взметнулось, рассекая летящий предмет на две половинки, одна из которых все же ухитрилась сбить с переносицы темные очки.

Воспользовавшись моментом, Рассел незаметно нырнул за капот «бьюика» и присел на корточки.

Его соперник отбежал в сторону и стал быстро удаляться в звенящий мрак дальнего перехода гаража.

Рассел растянулся на мокром бетоне, осматривая пространство под колесами стоящих рядом автомобилей. Слева от него, за третьим рядом машин, на полу блестел клинок его меча. Рассел стремительно метнулся через капоты, словно идущий на нерест лосось, и через мгновение оказался возле нужного ему автомобиля.

Искаженное лицо седого внезапно вынырнуло из проема между аппаратами, продающими баночное пиво. Рассел скользнул под машину и протянул руку к драконьей голове, которой была украшена рукоятка катаны. Быстрые шаги, сливающиеся с шелестом падающей с потолка воды, приближались.

Рука крепко сжала оружие. Рассел мгновенно поднялся на ноги и, взметнув клинок, парировал тяжелый удар, который обрушился сверху. Изящный поворот лезвия — и острие катаны буквально вырвало меч из рук противника. Меч описал большую дугу и упал в двадцати футах от сражавшихся.

Скуластое лицо соперника приобрело серый цвет. Седой смотрел на Рассела, не решаясь сделать ни малейшего движения. И тогда резкий боковой удар завершил не в меру затянувшийся бой. Голова, отсеченная от тела, стукнулась о мокрый бетон пола и покатилась. Тело еще долю секунды стояло в прежней позе, после чего грузно повалилось набок, фонтанируя кровью из перерубленных артерий.

Рассел снова ощутил холодные потоки, льющиеся с потолка, но это была уже не вода, — вернее, не только вода.

Искрящееся в желтом свете лезвие катаны на два дюйма вошло в бетонную колонну на той высоте, где несколько секунд назад находилась шея противника. Резким рывком Нэш освободил смертоносную сталь и отошел от обезглавленного тела.

Порывистый ветер, налетевший ниоткуда, превратился в ледяной смерч и медленно поднял мертвое тело в воздух. Из перерезанной шеи еще продолжала капать кровь. Тяжелые бурые капли падали на бетон и собирались в небольшие лужицы.

Тупая боль сдавила виски. Тишину подземелья гаража взорвал громовой раскат — и ослепительная молния ударила в спину опустившегося на одно колено Рассела. Жуткий нечеловеческий крик вырвался из его груди и понесся по сумрачным тоннелям, отражаясь от стен и петляя среди колонн.

Извивающиеся змеи молний оплели тело Рассела и зависший в воздухе труп, бичами хлестнули по стальным корпусам дремлющих машин. Сотни автомобилей разом взревели моторами, вспыхнули фары, замигали в беснующейся цветомузыке красные и желтые огоньки. Казалось, что электрический дьявол вселился в разноцветный металл и наделил его собственной жизнью, удивительной и неподвластной человеку.

Превозмогая страшную боль в голове и во всем теле, Рассел поднялся на ноги. Блистающий поток бушевал вокруг него. Новый раскат грома потряс холодные своды бетонного подземелья, и по широкому проходу между рядами автомобилей запрыгали ослепительные мячики шаровых молний.

Снова грянул гром. Машина, стоящая возле Рассела, тронулась с места, но, не успев проехать и двух футов, рассыпалась на куски от мощного взрыва внутри салона. То же произошло со следующей машиной; за ней еще, еще… Волна взрывов прокатилась по гаражу.

Все было очень просто — и очень страшно. Резкий толчок воздуха — и блестящая совершенная конструкция, шедевр современного дизайна, брызжа стеклом и расплавленным пластиком, превращается в груду бесполезного искореженного хлама.

В воздухе метались голубые змеи молний и бушевал невидимый тайфун, в эпицентре которого неподвижно стоял человек, которого все звали Рассел Нэш. Лишь покойный обладатель узкого меча звал его Мак-Лауд.

Все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Морозный поток исчез, унося с собой искрящиеся хлысты разрядов и рвущую на куски боль. Обезглавленное тело рухнуло на пол, как и положено нормальному покойнику, а не электрическому зомби.

Все. Все?..

Рассел открыл глаза. Холодный пот стекал со лба, заливая едким соленым раствором глаза. Было тихо. Он по-прежнему находился рядом с убитым, окруженный изуродованными неведомой силой автомобилями. Пахло озоном, словно только что отбушевала гроза; пахло морем и лесом. Вдалеке послышались переливы полицейских сирен.

Рассел огляделся по сторонам и начал выбираться из автомобильного хаоса, лавируя между разноцветными мертвыми машинами.

Вспыхнули длинные люминесцентные светильники. Вой полицейских сирен, приближаясь, усиливался. Рассел вновь осмотрелся. Страшные разрушения царили в четком круге диаметром в добрые сто ярдов, с эпицентром в том месте, где Рассел снес голову своему противнику. Остальные «кадиллаки», «порши», «ситроэны», «БМВ» и прочие машины, как и раньше, мирно стояли в белых прямоугольниках парковочной разметки.

Он бросился бежать к своей машине, оставленной возле бокового въезда в гараж. Звук его удаляющихся шагов метался в плотной тишине пустого гаража.

По дороге он уладил еще одно очень важное дело. Встав на капот одного из автомобилей, Нэш аккуратно положил свой меч на металлический щиток, к которому были прикреплены лампы дневного света. Задержавшись на мгновенье, он спрыгнул на пол и провел рукавом плаща по мокрому лицу. Слезы? Вряд ли…

3

Солнце неудержимо падало в рыхлые серые тучи, напоминающие своими очертаниями угрюмые скалы над четкой линией горизонта. Морской ветер, приносивший запах водорослей и свежей рыбы, трепал знамя. Под его резкими порывами древко прогибалось, голова быка злобно бодала желтое поле.

Дорога, по которой двигалась процессия, была вымощена кусками гранита, поэтому звук шагов и цокот конских копыт разносился далеко по округе.

Впереди колонны, растянувшейся на добрую милю, держа в руках большой тисовый крест, шел сутулый монах в надвинутом на самый нос капюшоне грубой льняной рясы. Тяжелая ткань, подпоясанная толстой веревкой, была сплошь перепачкана грязью и покрыта бурыми пятнами запекшейся крови.

За монахом шли волынщики, старательно выдувая звуки старинной победной песни, затем — барабанщики, отчаянно избивающие свои кожаные инструменты короткими палочками с набалдашниками.

— Мак-Лауд! Мак-Лауд! — гремело вдоль дороги. — Вернитесь с победой!

На большом каменном мосту, выложенном дубовыми бревнами, прямо на широком гранитом парапете резвились мальчишки. Рискуя в любую минуту свалиться в воду, они весело кричали, глазея на сверкающее вооружение, на возбужденные и довольные лица идущих воинов.

Процессия вступила на мост. На другом берегу реки их ожидали жители близлежащей деревушки Глен-Финен.

Дойдя до середины реки, монах поднял над головой крест. Барабанная дробь стихла, волынки замолкли — и только шипение воздуха в кожаных мешках, глухой шум шагов и мерный топот копыт нарушали наступившую тишину. Под влиянием ощущения торжественности и важности момента смолкли даже пронзительные голоса неугомонных мальчишек.

Монах набрал полную грудь воздуха и, потрясая крестом, громким голосом торжественно возгласил:

— В этот год, 1534 от Рождества Христова, победа достанется клану Мак-Лауд!

Вновь барабанная дробь, причитания волынок; детвора встрепенулась, как стая возбужденных сорок, и так же радостно загалдела.

А колонна тем временем перевалила через мост навстречу вопящим жителям деревушки. Пешие бойцы и всадники, гордо подняв голову, проходили мимо очаровательных молодых девушек, готовых молиться на героев, идущих навстречу славе; мимо стариков и старух, несмотря на преклонный возраст вышедших встречать надежду и опору клана; мимо женщин с детишками, мимо лающей своры собак.

Высокий могучий всадник в просторной накидке из оленьей шкуры, надетой прямо на кожаную куртку с металлическими пластинами, приподнялся в седле и, раскачиваясь на стременах, посылал жаркие, полные страсти взгляды в толпу.

— Тугл! — девичий крик на миг перекрыл восторженный гомон толпы. Воин опустился в седло, и из густой бороды стыдливо выглянула белозубая счастливая улыбка. Он повернулся к ехавшему рядом совсем еще юному безбородому пареньку с загорелым лицом и большими голубыми глазами и лукаво спросил:

— Ну, что ты скажешь?

— Хороша, — встряхнув каштановыми волосами, ответил парень.

— Я не об этом!.. Скажи мне честно, ты боишься?

— Нет, брат Тугл! — юноша замотал головой.

— Ха! Ложь жжет мои уши! — запрокинув голову, бородатый Тугл громко расхохотался. — Даже я в своем первом бою струсил так, что замочил клановую юбку килт. Ха-ха-ха! Правда, потом я выяснил, что мой килт мокр от крови врагов!

Парень подобрал поводья и смущенно заулыбался.

— Да будет тебе, — раздался из-за спины Тугла хриплый баритон. — Брось задираться…

Друзья обернулись. Позади ехал Эйн Гусс, видавший виды пожилой верзила с морщинистым скуластым лицом и зачесанными назад уже изрядно поседевшими и поредевшими волосами. Он придержал своего коня справа от юноши и, протянув мускулистую, исписанную синими линиями вен, руку, похлопал парня по плечу:

— Я уверен, он будет держаться в бою, как настоящий воин. Из тебя выйдет толк, Конан!

— А я тебе повторяю, что он в своей сумке носит запасной килт! — не унимался бородач. — И мне придется внимательно следить, чтобы вонючие лоулендеры не поцарапали своим железом его хорошенькую мордашку!

Эйн Гусс прищурился и ухмыльнулся в пышные рыжие усы.

Кавалькада свернула на узкую дорогу, ведущую к деревне. Воины вышли на площадь — и строй на мгновенье распался под натиском родственников, возлюбленных и тех ребятишек, которые, не выйдя встречать армию к мосту, дожидались появления ее в деревне, чтобы уже оттуда проводить в бой.

Конан осадил коня, стараясь держаться возле Тугла и Эйна Гусса. Из стоящей рядом с большим навесом группы людей выбежала длинноногая стройная девушка и, подобрав подол темно-вишневой юбки, бросилась к Конану, протягивая ему небольшой серебряный амулет на широкой шелковой ленте. Ее длинные тонкие пальцы коснулись запястья юноши, а большие карие глаза смотрели грустно и нежно. Она проговорила чистым и звонким голоском:

— Возьми вот это, Конан!.. И тогда в любом сражении я буду рядом с тобой…

Она отскочила от гарцующей лошади и побежала рядом. Густые вьющиеся пряди волос падали на ее ангельское лицо. Это было… Но Конан не успел ничего ответить.

— Прекрасная Элен, в сражении ему, конечно, понадобится хороший талисман, например, вот такой, — весельчак Тугл, улыбаясь, указал на свой круглый щит. — Он несколько великоват, зато надежен и…

Девушка не обратила на зубоскальство Тугла никакого внимания.

— Я буду с тобой! — повторила она, останавливаясь возле рыболовных сетей, расставленных на длинных кольях для просушки. Людской поток обтекал колонну воинов, как река — косяк рыбы.

— Ты можешь быть и со мной, — сквозь смех заметил бородач и тут же сделал серьезное лицо.

Конан повернулся к нему и бросил злой взгляд на обидчика. Но через мгновение Тугл вновь гоготал во все горло и горячил коня, напрочь забыв и о пышноволосой Элен, и о возмущенном Конане.

4

…Рассел открыл дверцу и сел за руль своего автомобиля.

Развернувшись, он бросил взгляд в глубину подземелья. Казалось, ничего не произошло, лишь слабо мерцали лампы аварийного освещения и капала вода из поврежденной трубы.

Белоснежный «порше» взвизгнул горящей на повороте резиной и рванулся навстречу прохладе ночного Нью-Йорка…

…Седой дым горящего костра окутывал площадку. Поверх расстеленной волчьей шкуры, брошенной на вытоптанную боевыми конями траву, сидел огромного роста воин. Был он закован в массивные стальные латы, наплечные щитки которых были выполнены в виде черепов, а остальные детали — в виде костей мифических чудовищ. Держа в руках двуручный меч-эспадон, воин любовался совершенством его тяжелого клинка и отблесками огня на сверкающей стали.

Низенький оруженосец незаметно поправил застежку черного шерстяного плаща на плече хозяина и почтительно отошел в сторону, где лежал тяжелый арбалет. С серьезным видом слуга принялся точить стрелы.

— Мак-Крагер, у нас все готово.

Рыцарь поднял голову и равнодушно посмотрел на подошедшего к нему Мэрдока — похожего на медведя вождя клана Мак-Кримонс. На бледном лице появилась странная улыбка, обнажившая ряд крупных, неправильной формы зубов.

Это больше походило на звериный оскал.

— Неужели они все-таки решились на этот бой?

— Да. Разведчики доложили, что Мак-Лауд уже всего в трех полетах стрелы, за тем холмом, — Мэрдок указал на макушку дальней гряды, поросшую густой травой.

— Хорошо. Меня это радует.

— Мне до сих пор непонятно вот что… Для чего тебе участвовать в этом сражении против Мак-Лауд? Ваш клан давно не имеет с ними никаких дел. Ты или безрассудно храбр, Мак-Крагер, или…

Мэрдок хотел сказать: «или невообразимо глуп» — но не рискнул, и правильно сделал.

— Мне нужен только один человек. Один из клана Мак-Лауд. Остальных я оставляю тебе и твоим людям, мой любопытный Мэрдок.

Гигант поднялся на ноги и жестом подозвал оруженосца. Тот снял с торчащего из земли копья большой шлем вороненой стали в виде черепа медведя с длинным плюмажем из конского волоса, закрепленным на вершине, и протянул шлем хозяину.

— Мак-Лауд — сильные воины. Я бы не стал рисковать своей шкурой ради какого-то одного…

Мэрдок поправил капюшон шерстяной накидки, наброшенной поверх панциря.

Рыцарь надел шлем. В обрамлении мощных клыков его бледное лицо выглядело как маска самой смерти.

— Скажи, Мэрдок, что ты знаешь о Конане Кодкелдене из клана Мак-Лауд?

— Я ничего о нем не слышал, — вождь Мак-Кримонс покачал головой. — Тугл Мак-Лауд — хороший воин, а Кодкелден… Нет, не слышал.

— Это совсем еще мальчишка…

— Зеленый сопляк? И ты ищешь встречи со щенком?!

— Да. Но мне он нужен живым. Только живым.

— Это бой, смелый Мак-Крагер. Я ничего не могу гарантировать.

— Можешь. И постарайся не перепутать. На нем будет короткая накидка поверх кожаной рубахи без металла; кроме того, у парня длинные каштановые волосы, голубые глаза… Короче, если хоть кто-нибудь из твоих головорезов его тронет, будет иметь дело со мной.

— Ну-у, как хочешь… Это твое дело, и я в него не лезу. Я, конечно, предупрежу своих людей о твоей просьбе, но… — Мэрдок сделал шаг в сторону, собираясь уйти, но вдруг, у вновь развернувшись к своему угрюмому собеседнику, спросил: — Сколько я тебе должен за этот бой? Ты мне так и не назвал цену. А я привык заранее договариваться с наемниками.

— Тысячу! Тысячу полновесных звонких монет!..

— Что? Но ведь это…

— Тысячу получишь ты. Если Кодкелден сегодня останется жив и встретится со мной. Я тоже люблю заранее договариваться с наемниками.

У Мэрдока отвисла от удивления челюсть. Ничего не ответив, он заспешил к уже начинающим построение воинам. По дороге вождь погладил бороду и задумчиво пробормотал:

— Сумасшедший. Впрочем, какая мне разница…

— Помни о нашем договоре, Мэрдок! Мальчишка — мой! — крикнул вслед черный рыцарь, потрясая над головой двуручным эспадоном и подобрав свою волчью шкуру, тоже пошел к войскам.

Из-за длинного свеженасыпанного вала выбежала цепь воинов, держащих большие деревянные щиты, обшитые бычьей кожей со стальными многогранными бляхами в центре. Построившись в сплошную стену, воины дружно выставили вперед копья, организовывая непроходимое препятствие для вражеской конницы. За ними выстроились лучники и тяжеловооруженные отряды пехотинцев.

Над холмами мелодично, но грозно запели волынки, призывая к бою, и резкие голоса боевых рогов тяжело подхватили боевой призыв. Звуки сплелись в один протяжный гул. Желтое полотнище, возникшее из-за гряды, развевалось на пронизывающем ветру, и при каждом новом порыве ветра казалось, что голова черного быка опускает рога, направляя их на вражеский стан и готовясь поднять на их острия противника, подбросить его в воздух и затем растоптать мощными копытами. Застучали барабаны, вынуждая кровь быстрее пульсировать в венах.

— Смерть Мак-Лауд! — закричал Мэрдок при виде ненавистного знамени.

Хриплые грозные голоса вознесли этот клич высоко в хмурое небо…

…Тугл провел пальцем по лезвию своего меча и, разминая плечи, покрутил клинок над головой.

— Сегодня славный день, Конан, — сказал он и похлопал молодого Кодкелдена по плечу. — Не раскисай сразу. Помни, что твой враг не будет жалеть тебя. И в конце концов все зависит от того, кто нанесет удар первым. В случае чего, все равно мы все встретимся в нашем шотландском раю на Аваллоне. Вперед! И не замочи свой килт! — в его густой бороде промелькнула необидная улыбка.

— Да здравствует Мак-Лауд! Смерть Мак-Кримонс!

Конан обнажил свой меч и вместе с остальными бросился бегом в ложбину между холмами, где их уже поджидали отряды противника.

Что вы знаете о битве? О той битве, когда ледяной ветер обжигает лицо? О настоящей битве, которая по традиции происходит всегда рано утром, чтобы солнце успело увидеть кровь. Когда все мужчины твоего клана, вооруженные дедовскими мечами-клейморами, в клетчатых килтах и со старым родовым знаменем на Т-образном древке, с восторженно-злыми лицами спускаются по склону холма навстречу таким же людям, но из другого клана, из другого рода, и уже поэтому не заслуживающих этой жизни. Она просто слишком хороша для таких ублюдков, которые — как, впрочем, и ты — жаждут только одного — твоей смерти и смерти всех твоих родичей. Поэтому чувство звериной ненависти переполняет тебя и, предвкушая возможность убить врага, ты несешься вперед, обнажив меч; несешься навстречу этим людям, навстречу злым горящим глазам и перекошенным в дикой ярости ртам. Бежишь, ожидая решения, которое должно снизойти свыше — оттуда, с небес — и дать или не дать тебе шанс выжить… Но нет. Это не главное. Перед боем об этом не думаешь. Просто пришла пора драться, и поэтому тебе страшно и весело одновременно, и остро чувствуется утренняя прохлада. Особенно остро. Как никогда.

Раскат грома заставил Конана остановиться и замереть.

Подняв глаза, он посмотрел вверх. Голубое небо было чистым и безоблачным. Откуда же гром?

Неподалеку на остром уступе отвесной скалы был отчетливо виден всадник на вороном коне.

Блестящее лезвие широкого клинка незнакомой формы сверкнуло в его руке. Черный плюмаж шлема развевался на ветру, словно косматый темный штандарт. Конь воина то и дело вставал на дыбы, выбивая копытами искры из гранитного постамента.

Ослепительный зигзаг молнии — словно бог полоснул огненным мечом — рассек небо и обрушился прямо на всадника. Гром чуть не оглушил Конана, наполнив голову вибрирующим звоном. Странное, почти животное чувство подсказывало ему, что удивительный всадник и молния в ясном небе неспроста появились в это утро. Конан видел черного воина впервые, но ему почему-то почудилось, что он знает этого рыцаря. Знает очень и очень давно, всю жизнь, а может, и больше. Страшная боль вспыхнула в груди — и тут же пропала, унесенная порывами холодного ветра, проникающего ледяными кристалликами под доспехи.

Оцепенение прошло, и Конан с головой погрузился в звон и рев окружающей его битвы. Ряды смешались, и он очутился в самом центре кровавой схватки. Тугл, забияка и насмешник Тугл, постоянно опекавший его, исчез — и Конан никак не мог найти его оленью пятнистую накидку в бушующем море спин, мелькающих вокруг.

— Мак-Лауд! — пронзительно закричал Конан, но его голос потонул в скрежете стали и воплях умирающих людей.

Солдаты в незнакомых юбках пробегали мимо него, размахивая длинными клинками клеймор и древками алебард со сверкающими полумесяцами лезвий. Конан поднял меч в надежде, что бегущий навстречу враг не успеет нанести удар первым, что он опередит смертоносное движение. Вот Мак-Кримонс все ближе, ближе…

Но искаженные гримасой ненависти лица проносились мимо, как будто не замечая Конана. С воплем он бросился на одного из бегущих. Это был коренастый бородач в тяжелом панцире и с секирой в громадных волосатых лапах. Но тот лишь парировал сокрушительный удар Кодкелдена, отклонившись в сторону и оттолкнув его рукояткой секиры, и побежал дальше.

Юноша ничего не понимал. Он — молодой воин, жаждущий славы, и в этом бою он оказался в положении невидимки. Неизвестно почему, но никто не замечал его, просто не обращая на Конана никакого внимания. Даже копья и стрелы, летящие над головой, огибали юношу, как заколдованного. Он двинулся навстречу вражескому всаднику, бешено размахивающему широким палашом, отбиваясь сразу от четырех окруживших его противников.

— Сразись со мной! — в очередной раз завопил Кодкелден, бросаясь на всадника и подставляя свой меч под удар палаша.

— Пшел, щенок! — рыкнул всадник, уводя оружие в сторону.

Сильным ударом ноги он отшвырнул Конана в грязь, куда через мгновение рухнул круглолицый детина с большим мясистым носом и выпученными круглыми глазами. Из-под съехавшего на затылок шлема выбивались слипшиеся от пота и грязи пряди жестких и курчавых волос.

— Сразись со мной! Ну хоть ты!.. — взвыл в отчаянии Конан, набрасываясь на упавшего.

Детина зажмурил глаза и, плюнув липкой слюной в юношу, отшатнулся, поднимаясь на четвереньки. За его спиной появился пожилой горец из клана Мак-Лауд, держащий в руках длинный кинжал с большой крестовиной и крестящий им воздух, как настоящим распятием. Увидев врага у своих ног, он ловко схватил его за шиворот и приподнял, запрокидывая голову несчастного назад. Лезвие проползло по горлу, разделяя дергающийся кадык надвое. Фонтан крови брызнул из перерезанного горла, заливая клинок и руку, багряным потоком покрывая грудь бьющегося в предсмертной пляске тела. Рука убийцы разжалась, отпуская голову; окровавленное лезвие исчезло в широком рукаве льняной рубахи. Горец зачем-то перекрестил захлебывающегося в собственной крови детину и метнул непонимающий взгляд на все еще лежащего в грязи Конана. Юноша опустил испуганные глаза, боясь, что его заподозрят в трусости. И утирая рукавом плевок, поднялся на ноги.

Разбрасывая могучими ударами наседавших врагов, Тугл вынырнул из-за переломанных прутьев повозки, над которой до сих пор торчало древко с черным стягом с желто-голубыми цветами трех лесных фиалок по полю.

— Ну как? Еще не наделал под себя, братишка? — тяжело дыша, прохрипел он, приближаясь к Конану.

— Никто не хочет сражаться со мной, — пожаловался юноша. — Наверное, это ведьма Моргана. Я заколдован.

— Ерунда, — утирая пот, ответил Тугл. — Ты что, все еще веришь в эти детские сказки? Или тебя по голове ударили? Нет, — он с ревом всадил меч в одного из бегущих противников, — все-таки прав отец Томас! Наслушаетесь сказок, а потом богохульствуете. Моргана!.. Ты еще Мерлина вспомни!

Двое дюжих парней налетели откуда-то сзади и, обогнув Конана, набросились на Тугла, размахивая шипастыми дубинками и палашами.

— Ну вот, видишь, брат! Я так больше не могу! — Конан сунул меч в ножны.

— Ерунда, — шипел оскаленным ртом Тугл, — не бывает такого! Не городи чушь и держись возле меня, мальчишка!.. А ну-ка…

Острие его меча отсекло одному из нападавших руку. Отрубленная конечность упала к ногам ее владельца, продолжая крепко сжимать дубину.

Конан отступил назад и наткнулся на круп неизвестно откуда взявшейся за его спиной лошади. Зловещая фигура черного колосса нависла над ним. На лице, полузакрытом уродливым шлемом, был виден только кривозубый жуткий оскал.

— Меня ищешь?! — не то вопросительно, не то утвердительно произнес рыцарь — и хотя он говорил спокойно, его голос был похож на рев разъяренного буйвола.

— Сразись хоть ты со мной! — вытаскивая меч, крикнул Конан.

— С удовольствием! — был ответ.

Гигант-воин поднял коня на дыбы и неожиданно повернул в сторону.

Спрыгнув с коня, великан оказался всего в каких-нибудь двух-трех ярдах от Конана. Он тоже приветственно взмахнул мечом и сказал:

— Я рад, что нашел тебя, Кодкелден!

Широкое лезвие эспадона с легкостью отразило размашистый удар Конана, в который он вложил всю свою неизрасходованную в этом бою силу.

— Ты всего лишь наглый мальчишка, — разочарованно протянул черный воин и сделал резкий выпад. — А я-то ждал…

Обжигающая боль пронзила живот юноши. Он отчетливо почувствовал, как с хрустом разошлась под острой сталью кожа, пропуская лезвие внутрь тела.

Судорогой сковало руки. Они вдруг оказались тяжелыми и неповоротливыми, как будто вытесанными из камня. Волна предсмертного ужаса и боли, прокатившись по телу, ударила в голову, расколов дневной свет в ослепительные вспышки. Звуки боя превратились в одну длинную низкую ноту, словно кто-то невидимый, не переводя дыхания, бесконечно дул в басовую трубу волынки.

И вдруг боль прошла, словно ее никогда и не было. Зрение вернулось к Конану, но почему-то он видел только темные угли глаз в забрале медвежьего шлема рыцаря. Больше ничего не было. Не было неба, травы, Тугла. Все исчезло. Были только жгучие глаза и меч. И еще закованная в доспехи рука, которая провернула лезвие в ране — и Конан почувствовал, как холодная сталь крошит кости позвоночника. Новая волна нестерпимой боли захлестнула ватное тело.

Воин выдернул эспадон из Конана Кодкелдена и улыбнулся. Пока юноша медленно опускался на мягкую бурую землю, черный проговорил:

— Тебе это уже не понадобится, но ты имеешь право знать: остаться должен только один.

Окровавленное лезвие эспадона взлетело высоко над головой рыцаря, но неожиданный тяжкий удар в бок отбросил его от Конана. Это Тугл с ревом набросился на гиганта, пытаясь кинжалом попасть в узкую щель между стальными пластинами панциря. Черный лишь зло рыкнул и коротко ткнул эфесом в лицо Тугла. Тот, пролетев добрых два ярда, с воплем рухнул на землю, обливаясь кровью из рассеченной брови.

— Мак-Лауд! Мак-Лауд! На помощь! — закричал Тугл во все горло.

На зов поспешили родичи — и вот вокруг стонущего Конана возникло трое разъяренных соплеменников с длинными клейморами. Подбежали еще трое копьеносцев. Поднялся взбешенный Тугл; заметив скопление, со всего поля начали подтягиваться люди. На лице черного рыцаря вновь появилась кривая недобрая ухмылка. Отбиваясь от насевших на него Мак-Лаудов, он закричал:

— Мы еще встретимся! Встретимся в другом месте и в другое время, Кодкелден! Жди этого дня!..

Затем черный гигант по имени Мак-Крагер вскочил в седло своего неизвестно откуда вновь появившегося вороного коня, и только пыль взвилась за неистовым всадником.

5

…Натужный вой сирен наполнил улицу — и первая черно-белая машина, мигающая алыми и голубыми огнями, вылетела из подворотни, подставляя свой глянцевый, украшенный гербом штата бок под бампер визжащего тормозами белого «порша».

Рассела ударило о руль, и он устало подумал, опуская голову на руки: «Сегодня покрышкам конец…» Еще четыре черно-белых автомобиля подоспели к нарушителю и, резко затормозив, окружили его плотным мигающим и воющим кольцом.

Молодой сержант, выставив перед собой ствол 53-го магнума, срывающимся голосом засипел:

— Из машины!.. Быстро! Кому сказал!..

— Еще не самый худший из вариантов, — пробормотал себе под нос Рассел, откидываясь на спинку сиденья. — Слава всевышнему, что в нашем штате не гильотинируют за нарушение правил дорожного движения.

— Выходи, выходи! Руки за голову!

Двое парней в форме плюхнулись прямо на белоснежный капот, направляя через лобовое стекло на Рассела стволы своих пистолетов. Парни явно были очень серьезно настроены и при этом нервничали.

Рассела вдруг подбросило вверх — и пара крепких рук, выдернув Нэша из машины, отнюдь не деликатно швырнула его на полицейскую машину. Продолжая держать Рассела за шиворот, как провинившегося школьника, полицейские принялись за монотонную работу, проделываемую каждым из них добрую сотню раз на день.

— Расставь ноги, — орал ретивый сержант, ударяя носком ботинка по икрам ног арестованного. — Где твои документы, приятель? Ну?!

Ствол пистолета то и дело тыкался в затылочную ямку, и это было достаточно неприятно. Чьи-то руки заскользили по телу в поисках спрятанного оружия. Нагрудный карман куртки, надетой под плащом, вывернулся наизнанку, неохотно расставаясь с хранившимся в ней бумажником. Полисмен извлек из кармашка кожаного портмоне водительское удостоверение и, подставив его под яркий свет фары, прищурившись прочел:

— Рассел Нэш… — На его лице появилась брезгливая, но довольная улыбка. — Ну, мистер Нэш, куда это мы так быстро ехали?

Отправив карточку в карман брюк, он отстегнул от пояса стальные браслеты наручников.

— Ну, давай руки! Живее, сукин сын! — рявкнул он, заламывая Расселу руку и застегивая первое кольцо.

— Хотя бы права зачитал… Что, не учили говнюка? — процедил сквозь зубы придавленный к капоту и тяжело дышавший Рассел.

— Зачем тебе права? Сам ведь все знаешь!..

Визгливый резкий голос фараона вызывал тошноту. Рассел Нэш резко отдернул свободную левую руку и быстрым хлестким ударом влепил сержанту звонкую оплеуху. От неожиданности тот отпустил задержанного и, запрокинув голову, отлетел на мокрый асфальт мостовой.

— Черт! — взвыл он, опускаясь костлявым задом в лужу.

Два кольта хищными стволами уперлись в виски Рассела, но он и не думал оказывать сопротивление. Один из здоровенных парней схватил его руку и завернул за спину.

— Даже и не думай, приятель, и не дыши! — шипел в ухо его напарник, ввинчивая ствол в висок. — Ишь, дерьмо…

— Этому мерзавцу не права зачитывать надо, а уши отрывать, — отряхивая грязь с куртки и штанов, проговорил сержант.

Наручники за спиной щелкнули.

— Ты имеешь право не отвечать на вопросы… — на глубоком вдохе начал полицейский, убирая пистолет от головы Нэша.

Нью-Йорк. Почти двухтысячное лето от Рождества Христова.

И четыреста с лишним лет от битвы враждебных шотландских кланов, не вошедшей ни в один учебник истории. Время — коварная штука…

Судебный эксперт Бренда Уайт поднялась на ноги и, бросив последний брезгливый взгляд на обезглавленное тело, укоризненно посмотрела на полного седеющего мужчину лет сорока пяти с пухлым морщинистым лицом и большими залысинами на круглом черепе.

— Что скажешь? — поинтересовался он и, вставив в рот половину толстой сигары, щелкнул большой зажигалкой.

— Нужно было в первую очередь вызывать судебно-медицинскую экспертизу, а не только туполобых детективов, — она поправила ремень сумочки и направилась к машине.

Толстый комиссар пошел за ней.

Толпа зевак возмущенно гудела, поддерживая владельцев изуродованных автомобилей, которые на чем свет стоит ругали полицию. Зрители налегали на шеренгу оцепления, но та упорно не подпускала их к безголовому телу, лежащему в проходе между четырехколесными развалинами.

Затянутые в черные плащи полисмены из отдела по раскрытию убийств щелкали затворами фотокамер и делали какие-то замеры. Гордый собой сержант, задержавший Нэша, слонялся без дела и приставал ко всем с дурацкими вопросами, забыв даже о субординации.

— Определите причину смерти, комиссар! — возбужденно заорал он.

Тот придержал идущую рядом с ним девушку за локоть и ласково ответил:

— Тебе очень весело? Тогда либо заткнись, либо катись в задницу.

Сержант обиженно замолчал. Толстяк пошел дальше, пуская шлейф сигарного дыма.

— Понимаешь, у нас почти ничего нет, — тяжело вздыхая, обратился он к девушке.

— То есть как это ничего? — Бренда остановилась. — А адрес? Фамилия?

— Да я не об этом… Мы сейчас допрашиваем одного человека по фамилии Нэш. Он торговец антиквариатом. Его задержали при выезде из гаража.

— Вы его подозреваете в убийстве?

— Ну-у, не то чтобы подозреваем… Просто это единственный человек, покинувший гараж за последние полчаса.

От группы полицейских отделился тощий лысый тип с большим блокнотом в руках. Он протянул блокнот толстяку-комиссару и, пока тот просматривал записи, обратился к девушке:

— Привет, Бренда! Хорошо выглядишь сегодня!

Девушка кокетливо улыбнулась. Комиссар по-дошел к стоящему возле полицейских машин лейтенанту и, ткнув в сторону тела тлеющим концом сигары, хрипло проговорил:

— Ну, и когда же он умер? Выясните!

Полицейский кивнул и заспешил к шушукавшимся неподалеку экспертам. Переговорив с одним из них, лейтенант вернулся и доложил:

— Где-то в 9:50 или 10:10. Парни говорят, что оружие было острым, как бритва, и голову отрезало одним движением.

Бренда подошла к машине, и тут ее взгляд нашел что-то в проходе между разбитыми лимузинами. Она замерла и побледнела.

Лысый забрал у комиссара блокнот и, почеркав в нем, положил в карман плаща.

— Неординарное убийство. Верно, шеф? — он поднял глаза на комиссара.

— Помните, недавно было еще одно такое же убийство. Кажется, в Нью-Джерси. Надо бы…

Крик Бренды не дал ему договорить. Обернувшись, он увидел, как Бренда исчезает за искореженным остовом одной из взорвавшихся машин. Через секунду эксперт Бренда Уайт закричала еще раз.

— Боже мой, Фрэнк! — девушка с трудом вытащила из-за спины сумочку и надела на дрожащие руки резиновые перчатки. — Фрэнк, подойди сюда! Живо!

Она медленно выбралась из-под машины, держа в руках блестящий меч с роскошной резной рукояткой и витой, инкрустированной драгоценными камнями гардой. Толстый комиссар с трудом протиснулся к Бренде, пачкая свой плащ о куски искореженного металла.

— Ну-ка, ну-ка… Дай я взгляну, — он отшвырнул окурок сигары в сторону и нежно притронулся к блестящему в неярком свете люминесцентных ламп обоюдоострому клинку. — Что это? Орудие убийства?

— Это Толедо-Саламанка, — торжественно и благоговейно проговорила Бренда.

— Что? — Фрэнк протянул руку к лезвию и удивленно отшатнулся. — Черт!

— На большом пальце его правой руки зиял глубокий порез. — Мать твою! Острый! Так это орудие убийства?

— Это очень редкий испанский меч, — задумчиво продолжала Бренда, любуясь редкостной находкой.

— И наверное, он очень дорого стоит? — поинтересовался как бы между прочим комиссар, перевязывая порезанную руку большим носовым платком.

— Я думаю, — девушка прищурилась, прикидывая в уме ориентировочную цену, — где-то миллион долларов.

— Ого! — появившийся за спиной Фрэнка лысый владелец блокнота удивленно присвистнул.

— Ну, это приблизительная цена, — Бренда улыбнулась. — В принципе, такую вещь вам оценит любой торговец антиквариатом, даже начинающий.

— Неплохая мысль, коллега! Умница! Ты всегда быстро все понимаешь! — кивнул Фрэнк.

— Так-то оно так, но все равно на нем нет крови.

— А это мы еще посмотрим. Стив, — обратился комиссар к лысому, — будь добр, отнеси меч на экспертизу. Пусть снимут отпечатки пальцев. И пусть поищут кровь на лезвии. Не забудь, — он вытащил из кармана перемотанную руку, — что там может быть и моя кровь.

— Понял, шеф.

— Да, и скажи сержанту, чтоб прекращал этот балаган, а пару машин захвати с собой. Пусть определяет причину взрыва. Через час поговорим. Бренда, милая, подвези старика.

Рассел сидел за столом в комнате для допросов и пристально, не отводя взгляда, смотрел на сержанта, стоящего возле закрытых металлических жалюзи одного из окон. Сержанту было неуютно, несмотря на то, что он уже давно переодел мокрые после падения в лужу брюки. Бравый полисмен потрогал ноющую скулу, на которой все еще оставалось красное пятно от недавно полученной затрещины, и бросил злой взгляд на обидчика.

— Надеюсь, не очень болит? — ухмыльнувшись, заботливо поинтересовался Нэш, похлопывая себя костяшками кулака по челюсти.

— Нет. Все в порядке, — сержанту казенная вежливость давалась с трудом.

Дверь распахнулась, и вошли Фрэнк со Стивом. Вид у них был усталый и измученный. Фрэнк поставил на стол чашку с горячим кофе и положил длинный кулек, в котором находился меч, найденный в гараже. У Стива в руках была большая папка, которую он раскрыл перед шефом, когда Фрэнк опустился в кресло.

— Привет. Я — комиссар полиции Фрэнк Морран.

Рассел покосился на комиссара и буркнул в ответ:

— Не так уж приятно видеть вас в столь поздний час, комиссар, но все равно — здравствуйте.

Морран равнодушно пожал плечами и достал из папки фотографию. Мельком взглянув на нее, он положил снимок на стол перед Расселом и спросил:

— Ты видел его раньше, Нэш?

Рассел пододвинул к себе фотографию и, бросив на нее быстрый взгляд, вернул Фрэнку.

— Нет. Я его не знаю.

— Его звали Вэселек, — комиссар сунул фотографию обратно в папку. — Тут, понимаешь ли, такое грустное дело… Ему голову отрубили совсем недавно, в Нью-Джерси.

— Жалко, — Рассел печально покачал головой. — Еще молодой человек…

— Молодой. Ты в Нью-Джерси бывал?

— Бывал изредка.

Молодой сержант не смог удержаться и тоже задал вопрос:

— А сам ты откуда, Нэш?

— Мало ли откуда, — сердито огрызнулся Рассел. — Отовсюду.

— Хорошо, хорошо, — успокоил их комиссар и продолжил допрос: — Ты торговец антиквариатом?

— Да, — Рассел кивнул, — но какое это имеет отношение к полиции?

— Имеет, раз мы этим интересуемся. Что это такое? — Фрэнк указал на пакет с мечом.

Рассел склонился над столом и, с минуту подумав, глубокомысленно и торжественно, словно обдумывал это целую вечность, произнес:

— Меч.

Сержанта передернуло, и он взорвался, как праздничная петарда:

— Ты, остряк-самоучка, если ты…

Его остановил комиссар:

— Призываю к порядку, сержант, — и сам продолжил: — Это Толедо-Саламанка. Так утверждают наши эксперты.

— Ну и что? — невозмутимо поинтересовался Рассел.

— А то, мистер Нэш, что, наверное, вы и сами знаете, что этот меч стоит миллион долларов. А если его продать на нелегальном аукционе, то можно получить и больше. Тем более, что сейчас японцы очень увлекаются подобными вещицами. Но меня интересует не это.

— Неужели? Вы так хорошо изучили именно этот вопрос.

— И тем не менее, — расплылся в улыбке Фрэнк. — У меня, знаешь ли, есть одна версия. Такая небольшая, но очень интересная теория. Поделиться?

Фрэнк легко переходил от «вы» к «ты», и это раздражало Нэша.

— Куда ж от вас денешься? — обреченно вздохнул Рассел, показывая, что приготовился внимательно слушать.

— Спасибо. Так вот, ты был там, в гараже. Хотел у этого парня купить редкий меч. Кстати, как его фамилия? — комиссар заинтересованно прищурился.

— Ой, — огорчился Рассел, — а я думал, что вы мне это скажете! Кстати, чья фамилия — меча? Или все-таки парня?

Фрэнк, не дрогнув, продолжал:

— Короче говоря, вы не сошлись в цене. Затем повздорили и ты отрубил ему голову.

— А хотите, комиссар, я расскажу вам другую теорию. Она тоже достаточно интересна и так же реальна, — предложил Рассел.

Он попытался было встать, но сержант тут же бросился к нему и, усадив обратно, стал рядом.

Нэш успокоил его жестом и продолжал рассказ сидя:

— Я хочу вот что вам рассказать. Относительно того типа, ну, который без головы… Дело в том, что этот вшивый реслинг на него излишне подействовал. Понимаете? Так, знаете ли, подействовал, что он спустился в гараж и сам себе отрезал голову.

Лысый Стив, до того молчавший, хихикнул.

— Это совсем не смешно, — рявкнул на него Фрэнк.

— Ты педик? — снова влез в разговор сержант.

— А тебе что, напарник понадобился? — парировал Рассел.

— Нет. Я просто могу рассказать, что произошло, — сержант склонился к Нэшу и зашептал ему на ухо: — Ты спустился туда, в этот гараж, чтобы по-быстрому с ним пообщаться…

— Ты либо больной, либо голубой, — посочувствовал сержанту Рассел. — Либо и то, и другое.

Сержант озверел и накинулся на задержанного, который, не оставшись в долгу, впечатал свой кулак в физиономию сержанта.

— Хватит! Взбесились вы, что ли! — заорал Фрэнк, подскочив в кресле и бросившись разнимать дерущихся. — Черт бы вас всех побрал!..

В комнату вбежало трое полицейских, держащих револьверы наготове. Рассел выпустил воротник сержанта и отошел к столу, поправляя растрепавшуюся прическу.

— Я арестован? — резко спросил Рассел.

— Нет, — ответил комиссар, — но… Пока еще нет.

Нэш протянул раскрытую ладонь сержанту. Тот, ничего не говоря, вынул из кармана брюк бумажник и водительские права Рассела и вложил их в нее.

— Спасибо, — Рассел кивнул. — Я пошел.

Он положил права в бумажник, бумажник — в карман куртки и направился к двери.

— Нэш! — воскликнул Фрэнк.

Рассел обернулся.

— Мы только начали разговор. Давай продолжим.

— Пожалуйста, но не сегодня. Мой адрес вы найдете в телефонном справочнике.

— Черт! — прошипел сержант, вытирая идущую из носа кровь. — Сукин сын!..

Рассел улыбнулся, кивнул всем присутствующим и вышел.

6

…Закат догорал над горизонтом, плавно переходя на западе из алого в темно-бордовый и уходя на восток фиолетово-черным покрывалом. Багровое солнце медленно опускалось за голые скальные пики, молчаливыми стражами возвышающиеся над погружающимся в сон величием.

Холодная гладь озера серебристым зеркалом лежала на небольшой площадке между поросшими лесом горами. Розовый туман, впитавший багрянец угасающего светила, плавно поднимался над водой.

На востоке фиолетовое небо уже было пробито первыми дырочками ранних звезд, тускло мерцающих на бархатном покрывале ночи. Солнце еще не упало за горизонт, но деревушка Глен-Финен уже погружалась в тревожный глубокий сон, какой бывает у воина, проведшего день в звоне и скрежете битвы. Дома черными кубиками выстроились на большой поляне, некогда появившейся вследствие вырубки в незапамятные времена векового леса, из которого и были построены эти небольшие жилища.

Развешанные вдоль берега на длинных шестах сети походили на странный клетчатый забор, охраняющий покой кроваво-красной воды с алой дорожкой. На поросшем пушистым мхом валуне сидел одинокий волынщик и, глядя полуприкрытыми глазами на бледный и тусклый серпик луны, наигрывал протяжную грустную мелодию — словно скорбно выл одинокий волк по безвозвратно потерянной подруге.

В этот вечер на узких улочках деревушки было тихо и пустынно, и лишь печальные звуки волынки да слабый вечерний ветер тревожили эту мертвую тишину.

Конан лежал на широкой скамье, покрытой овечьими шкурами. Его широко открытые глаза не моргая смотрели на пламя масляного светильника, тускло коптящего под потолком. Рыжеволосая девушка стояла на коленях рядом. Она изредка поправляла широкую повязку, опоясывающую раненого, сквозь которую проступило большое кровавое пятно, и нежно гладила шершавую щеку Конана. На ее заплаканном лице застыла маска отчаяния. Большие глаза с надеждой и мольбой о чуде и спасении смотрели на монаха, стоящего у ног умирающего. Монах в очередной раз пропустил между указательным и средним пальцами длинную связку четок с большим костяным распятием и, подняв глаза к потолку, негромко произнес:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, — его рука добралась до креста, подняла его вверх и трижды осенила крестным знамением бездыханное тело юноши. — Все кончено.

Лицо девушки исказила гримаса страдания.

— Нет! Нет! — вскрикнула она сквозь душащие ее слезы и, рыдая, уронила голову на плечо покойного.

Удивительно, что оно все еще было теплым.

Монах перекрестился, накинул на голову капюшон рясы и пошел к дверям, где стоял Эйн Гусс.

— Другие люди тоже умирают сегодня, я должен помочь и им. Мне пора, — тихо проговорил монах, склоняя голову.

— Спасибо тебе, отец Томас, — вполголоса ответил Эйн Гусс, выпуская священника на улицу.

— Отец, почему так? — громко причитала девушка. — Господи!

— Тихо, — сурово ответил тот, — замолчи. Он умер и его душу не должны тревожить крики глупых женщин. Не мешай мужчине умирать. Идем.

Тугл потрогал глубокую ссадину над бровью и, облизнув пересохшие губы, пригубил пенистый эль из большой глиняной кружки. Сидевший возле него Эйн Гусс пустым тоскливым взглядом смотрел на языки пламени, метавшиеся в большой металлической жаровне, стоящей прямо у ног.

— Мы снова остались ни с чем, — тихо и задумчиво проговорил он, вздохнув.

— Это все тот странный рыцарь. Я никогда раньше не видел его у Мэрдока. Откуда он? — спросил угрюмо Тугл.

— Одному Богу известно…

Ровный гул в продымленной харчевне действовал усыпляюще. Воины сидели небольшими группами за столами и возле ярко пылающих жаровен. Негромко переговариваясь, они обсуждали прошедший бой и крепким элем поминали убитых друзей и родственников. Некоторые из завсегдатаев уже спали прямо здесь же, облокотившись на стол или на спину соседа.

Вдруг покосившаяся дубовая дверь открылась — и в проеме неожиданно возникла стройная фигура Конана. Вначале никто не обратил на вошедшего никакого внимания. Уставшие мужчины продолжали есть, пить, щупать подававших еду девушек и обсуждать свои проблемы.

Конан переступил через криво стоявшую скамью и направился к Туглу и сидевшему с ним Эйну Гуссу, рядом с которым была его дочь Элен.

Разливавшая вино хозяйка подняла голову и бросила равнодушный взгляд на нового посетителя. Взгляд скользнул по знакомой фигуре и застыл на лице. Веки женщины поднялись вверх, обнажая белки больших светло-карих глаз. Пальцы, держащие тяжелый кувшин, разжались — и одновременно раздавшиеся испуганный женский крик и грохот разбивающегося вдребезги кувшина заставили встрепенуться всех присутствующих.

Тишина повисла в воздухе, перемешиваясь с дымом от пламени очагов. Конан остановился, непонимающим взглядом обводя испуганные лица и пялящиеся на него глаза, словно он был голым или превратился в привидение.

— Привет всем, — юноша неловко улыбнулся, стесняясь всеобщего внимания, и поднял в приветствии руку.

Эйн Гусс повернул седеющую рыжую голову и, щурясь подслеповатыми глазами, посмотрел на Конана. Тугл тоже развернулся. Его лицо вытянулось, пальцы неровно прошлись по густой бороде, в глазах промелькнул страх.

— Ты ведь мертв, — тихо прошептал он, поднимаясь со скамьи. Элен негромко вскрикнула и, встав со своего места, подошла к неподвижно стоящему Конану. Тонкие пальцы потянулись к его плечу, но не коснулись, словно не смогли преодолеть какую-то невидимую тонкую преграду, возникшую между двумя телами. Большие глаза блеснули в свете пламени, наполняясь слезами. По прелестным губам пробежала не то судорога, не то улыбка.

— Он Люцифер во плоти! — прошептала девушка и, отступив на шаг, закричала: — Изыди! Изыди, сатана!..

Тугл перекрестился и, стараясь не смотреть на Конана, произнес, вставая:

— Не говори так, Элен… Лучше я сам это скажу!

Конан подошел к нему и тронул за руку:

— Это я, брат Тугл.

Бородач отдернул руку и сел на прежнее место.

— Ты что, будешь пить с нами?

— Да. А за что вы пили?

— Мы пили за упокой души Конана ап Кодкелдена Мак-Лауд, — продолжая неотрывно смотреть в пламя, ответил Эйн Гусс.

— Я не понимаю, в чем дело…

Юноша растерянно склонился над Туглом, но тот шарахнулся от него, как от прокаженного.

— Ты говоришь, дышишь… А ведь был трупом, — быстро заговорил бородач. — Эйн Гусс сам закрывал тебе глаза. Ты умер, Конан!

Гусс молча кивнул.

— Я не понимаю ничего, — испуганно повторил ошарашенный Конан.

— Как тебе это удалось?

Тугл встал и, достав из ножен меч, приставил его к груди Конана.

— В тебе дьявол!

— Господи, Тугл! — юноша отшатнулся. — Двадцать лет мы с тобой вместе! Мы ведь родственники…

— Конан Мак-Лауд — мой родственник, а вот кто ты такой — я не знаю!

— Эйн Гусс! — вскричал Конан, ища поддержки у единственного человека, которому всю жизнь верил как себе, который славился своей честностью и справедливостью и который был отцом девушки, единственной в мире для Конана Мак-Лауд.

Мускулистая рука подалась вперед, остановив приближающегося парня. Потом пожилой воин встряхнул головой — и пряди рыже-седых волос упали на лоб. Слова путались в мохнатых усах, становясь почти неслышными:

— Иди, иди, Конан… Уходи от нас. Навсегда.

— Да вы что все, с ума посходили! — закричал юноша, глядя на начинающих подниматься со своих мест соплеменников.

— Иди с богом. Иди от греха, — продолжал бубнить Эйн Гусс.

— Я никуда не пойду, — вскричал Конан и сел на скамью.

Тяжелый глиняный кувшин с вином опустился на затылок юноши, разлетевшись вдребезги, и Конан тут же как подкошенный рухнул на пол, теряя сознание. Тугл, скрежеща зубами, накинулся на упавшего, заламывая ему руки за спину. Успевшие подняться со своих мест родичи бросились на помощь Туглу.

Сознание провалилось в черный колодец. Разноцветные пятна пестрым хороводом завертелись перед глазами, расплываясь в мутные очертания человеческих фигур. Пятна лиц, то болезненно яркие и четкие, то пастельно размытые и бледные, скалились ненавистью. Они, такие знакомые, вдруг превратились в уродливые маски демонов, выкрикивающие странные звуки, лившиеся бурным водопадом откуда-то сверху, сливаясь в резкие, грубые, ничего не значащие слова, смысл которых, и без того туманный, расползался под градом обрушивающихся ударов.

Дыхание то и дело перехватывал спазм, заставляющий судорожно хватать ртом обжигающий воздух. Тугл, друг и брат Тугл, сцепив оскаленные зубы, монотонно, как кузнечный молот, наносил своим большим кулаком короткие удары. Привкус крови и клокотание в груди мешали Конану дышать.

Рыжеволосая красотка Элен вырвалась из крепких объятий отца и, вцепившись ногтями в лицо избиваемого, заверещала дурным голосом дерущейся кошки. Если бы не подоспевший Эйн Гусс, то через мгновение юноша лишился бы глаз благодаря стараниям бывшей возлюбленной. Держа извивающуюся, как угорь на сковородке дочку, Эйн Гусс прокричал в беснующуюся толпу, плотным кольцом обступившую еле стоящего на ногах Конана:

— Расходитесь все! Живо!

Но его никто не слушал. И через три минуты привязанного к большой дубовой чурке Конана уже тащили на веревках к огромному стогу сена на окраине деревни.

— В огонь сатану! — ревела добрая сотня глоток.

Эйн Гусс, отшвырнув Элен в толпу и схватив Тугла за пояс, ловко отбросил его от растянувшегося в пыли Конана.

— Он твой родственник! Брат!

— Люцифер не может быть братом! — истошно вопил бородач. — Его нужно сжечь!

— Расходитесь! — перекрыл вой толпы голос Гусса, и в нем звенела сталь. — Все! Больше сегодня ничего не будет! Вы никого не сожжете! Расходитесь! Я вам приказываю!

Сознание в который раз с адским упорством возвращалось к Конану, не давая возможности забыться и не видеть больше этого кошмара. Вой ревущей толпы отдавался в голове резкими отвратительными звуками.

Прекрасная Элен, сверкая безумными глазами, бросилась вперед, крича:

— В огонь его! В огонь!

Мощные руки отца схватили ее за плечи и втолкнули обратно в глубину вновь взрывающейся воплями толпы. Люди приближались к Конану и Эйну Гуссу. Тяжелое дубовое полено скользнуло по ноющей спине юноши. Горящий позвоночник с трудом разогнулся. Затекшая рука вместе с привязанным бревном подалась вперед, отталкивая озверевшего Тугла.

— Ты идти можешь? — услышал Конан над ухом тихий голос Эйна Гусса.

Он поднял ничего не понимающий взгляд и одними губами ответил:

— Я — нет, но тело мое уйдет отсюда.

— Тогда уходи. Беги, мой мальчик, спасайся!

Гусс вытолкнул из толпы истерзанного Конана и, раскинув руки, принялся сдерживать штормовой натиск соплеменников, кричащих, но не решающихся всерьез штурмовать такой бастион.

Конан посмотрел в последний раз в глаза Эйна, обрамленные густой сетью глубоких морщин, и проговорил:

— Я не забуду тебя, Эйн Гусс.

Морщины стали глубже.

— Прощай, Конан. Храни тебя Господь, несчастный ты человек…

7

Серебристый «кадиллак» выехал из подземного гаража, в котором давали напрокат машины, и, быстро набирая скорость, понесся по полупустынной улице в сторону Бруклинского моста. Рука с сетчато-металлическими и кожаными украшениями на запястье и массивными перстнями на пальцах нажала кнопку на панели приемника.

Звонкий женский голос читал сводку последних новостей:

— Обезглавленное тело найдено в подземном гараже Мэдисон Сквер Гарден. Потерпевший не опознан. Никаких документов, удостоверяющих личность…

— Заткнись! Я и без тебя знаю, как его зовут! — громовой голос, похожий на рев разъяренного буйвола, заглушил звук радио.

Обвешанная чем только можно рука ударила по кнопке, выключая приемник, и вставила кассету в магнитофон.

С широкой автострады автомобиль свернул на узкую темную улочку в районе, который так любили разнообразные бродяги, наркоманы, рокеры и прочая экстравагантная нью-йоркская публика.

…В маленькой прокуренной комнатке за обшарпанной стойкой сидел тощий парень в футболке, раскрашенной под тигровую шкуру, и старых замусоленных штанах, заляпанных краской и еще какой-то дрянью. Вокруг тонкой небритой шеи обвивались цепочки с дешевыми кулончиками в виде крестов, черепов, молний и еще бог знает чего. Положив ноги в разодранных армейских ботинках на стойку, тощий тупо смотрел в экран маленького полуразрушенного телевизора, ковыряя в редких желтых зубах большой сапожной иглой.

Скрипучая дверь распахнулась, под потолком уныло брякнул зеленый медный колокольчик, и в прокуренное помещение вошел двухметровый гигант, одетый в кожаную куртку, у которой один рукав был аккуратно отрезан, и в черные штаны из чертовой кожи, облепленные различными бляхами и заклепками. На плечах у него висела небольшая аккуратная сумка-баул, а в крепкой мускулистой руке он сжимал плоский чемодан, похожий на чемоданчик для инструментов. Густые черные волосы, собранные на затылке в длинный хвост; глубоко посаженные черные глаза, окруженные нездоровой синевой, двумя провалами темнели на бледном лице. Правый глаз, подчеркнутый длинным тонким шрамом, который начинался над бровью и заканчивался почти на щеке, чуть косил. Но самое запоминающееся во внешности гостя — огромный шрам через все горло. Как можно было выжить после такого ранения — неизвестно, но факт оставался фактом: страшный неровный рубец опоясывал мощную шею зловещим ожерельем.

Поставив чемоданчик на заплеванный кафель возле стойки, человек бросил взгляд на пьяного в стельку одноногого негра, сидевшего под газетным щитом с прошлогодним номером «Вашингтон Пост». Чернокожий, погруженный в чтение дешевого комикса, ни на кого не обращал внимания.

— Мне нужна комната.

Громовой хрипловатый голос привел парня за стойкой в чувство, напомнив об обязанностях портье. Он медленно опустил ноги на пол и, поднявшись из скрипучего кресла, протянул незнакомцу гостиничный журнал. Тот раскрыл его и на свободной от записей строчке корявым детским почерком вывел свое имя. Парень забрал журнал и, пробежав глазами по написанному, лениво проговорил:

— Хорошо, мистер Крюгер. Пожалуйста, вперед двадцать баксов, если, конечно, вас не затруднит и…

Крюгер вынул из-за широкого пояса со стальными острыми шипами толстую пачку разномастных банкнот и бросил на потертый пластик стойки хрустящую двадцатидолларовую купюру.

Парень явно не ожидал увидеть наличные после первого же требования. На его узком лице, напоминавшем морду породистой гончей, появилась улыбка, обнажившая редкие крысиные зубы.

— Прекрасно! — Деньги исчезли за стойкой. — Спасибо! — парень протянул ключ с большим брелком номера. — Если вам что-нибудь понадобится… — замызганный портье криво подмигнул громиле. — Ну, там баба или так просто…

Крюгер с каменным лицом, не говоря ни слова, пошел вверх по крутой загаженной лестнице на второй этаж так называемого отеля.

Негр внезапно отложил журнал и, натянув на глаза жеванную шляпу из разваленного молью фетра, скептично заметил:

— Да ладно, что ты распинаешься… Какой придурок, интересно, вообще остановится в этой проклятой дыре?

Парень перегнулся через стойку и погрозил одноногому костлявым кулаком. Негр расхохотался. Резкий лающий смех вдруг перешел в надрывный хронический кашель.

…Комната выглядела на удивление неплохо. Возле одной стены стоял широкий продавленный диван, а возле стены напротив — рассохшийся шкаф. Между ними на полу лежал затертый коврик. Возле не мытого с незапамятных времен окна на низенькой тумбочке стоял маленький телевизор — черно-белое ископаемое, неизвестно каким образом дожившее до сегодняшнего дня. И все. Удобно, лаконично, просто. Кому не подходит, может переехать в «Хилтон».

Бросив в угол баул, Крюгер положил чемоданчик на диван и, расстегнув замки, откинул крышку. В обтянутый изнутри черным бархатом кейсе хранился большой, разобранный на части двуручный меч-эспадон. Металл слабо поблескивал на черном материале, отражая свет одинокой тусклой лампочки под потолком. Блик скользнул по лицу Крюгера, отразившись в черных зрачках.

Пальцы погладили разобранное оружие и, секунду помедлив, извлекли из выемки длинную рукоять. На штифт села прямая длинная крестовина; руки медленно двигались, лаская поблескивающий металл. В рукоять с легким щелчком вошла половинка лезвия. С присоединением каждой новой детали меч становился все тяжелее. Теперь уже приходилось, не отпуская, крепко держать его рукой. Шалнер тихонько застонал, присоединяя вторую половинку клинка.

Крюгер, сжимая рукоять, медленно поднял собранный эспадон. Словно взявшись за руки, человек с мечом застыли в номере ветхой гостиницы. Человек прикрыл глаза, а меч, сверкнув, выплюнул остро отточенные ушки из крестовины.

— Мы соберемся вместе…

Тяжелое лезвие, описав полукруг, заметалось в пространстве комнаты. Оно сверкало, приглашая на этот бешеный танец Крюгера. И вот человек и меч стали одним существом, заполнив собой все помещение и вытеснив застоявшийся воздух.

Неожиданно дверь за спиной Крюгера скрипнула, и в темном проеме возникла стройная рыжеволосая девица в короткой кожаной юбке и в обтягивающей пышную, неестественно круглую грудь кофточке. Издалека ее наряд можно было принять за женский вариант гидрокостюма. Переминаясь на высоченных каблуках, она окинула стоящего к ней спиной постояльца долгим оценивающим взглядом и невозмутимым голосом привычно произнесла, продолжая перемалывать челюстями жевательную резинку:

— Привет. Меня зовут Кенди.

Многоопытной Кенди приходилось видеть всякое, и она давно разучилась удивляться.

— Да, — Крюгер медленно поднес к лицу лезвие и замер, рассматривая нежданную гостью в отражении полированной стали.

На его узких губах возникла странная улыбка, похожая на злобный оскал. Отраженный от клинка свет вновь блеснул в темных глазах Крюгера холодными молниями.

— Разумеется, тебя так зовут! А как же еще!..

Рукоять провернулась в широких ладонях, и кончик лезвия с легким звоном вошел в бетонную плиту пола на добрых два дюйма.

Дверь захлопнулась за спиной девушки.

Бренда сидела в своей лаборатории, склонившись над микроскопом. Через опущенные жалюзи окна доносились приглушенные голоса полицейских из управления.

Дверь открылась, и в лабораторию вошел лысый Стив, помощник комиссара Моррана.

— Привет, — улыбаясь, поздоровался он с порога.

Быстро подойдя к Бренде, Стив склонился над ней и поставил на стол небольшую пластиковую коробочку. Девушка нехотя оторвала взгляд от окуляра и исподлобья посмотрела на гостя:

— Что-то ты очень возбужден, Стив…

— Хороший день сегодня. Тебе так не кажется?

Она удивленно подняла брови:

— Ты пришел только для того, чтобы мне это сообщить? Или у тебя есть еще какие-то дела?

— Понял. У тебя сегодня не такой уж хороший день, но…

— Послушай, Стив, если ты…

— Вот, — Стив перестал дурачиться и указал на принесенную им коробочку, — это тебе от шефа. А ему это дал медицинский эксперт.

— Ну и что это?

— Они бы тоже не прочь это знать. Эту ерунду нашли у того парня, помнишь, которому снесли голову в гараже?

— Это срочно?

— Ну, Морран, конечно, хотел бы побыстрее раскрутиться с этим делом.

— Хорошо, — кивнула Бренда.

— Тогда я побежал. Пока, — он помахал ей ладонью и стремительно вышел из комнаты.

Девушка проводила его взглядом и, когда дверь за его спиной захлопнулась, озадаченно взяла в руки коробочку.

На кусочке хлопчатобумажной ткани лежали пылинки какого-то блестящего металла. На первый взгляд они были похожи на осколки разбитого страшным ударом безопасного лезвия для бритья.

К крышке коробочки кусочком скотча была приклеена небольшая, сложенная вчетверо записка. Широким размашистым почерком Фрэнка там было написано: «Детка, будь добра, определи, что это. Эксперты обвиняют меня в колдовстве. Эти кусочки металла были найдены на срезе позвоночного столба и, возможно, имеют отношение к оружию, которым был нанесен смертельный удар. Не подведи старика, посмотри быстренько, что это такое».

Бренда отошла к большому столу, заставленному приборами, и включила анализатор элементов, напоминавший микроволновую печь. Достав маленьким пинцетом образцы, она поместила их на плоское стеклышко и поставила его на столик в камере анализатора.

Сиреневые лучи лазера упали на таинственные пылинки. Голубой экран дисплея запищал — и за бегущей по экрану юркой звездочкой потянулись стройные ряды цифр и символов.

— Химический состав, — бормотала себе под нос Бренда.

Наряду с известными элементами, входящими в состав любой хорошей стали, компьютер называл элементы, явно не вписывающиеся в привычные рамки представлений о металлургии. А возле трех пунктов, мерцающих на экране, вообще горела красная надпись: «Элементы не могут быть определены».

Машина несла явно какую-то чушь, и поэтому Бренда нажала клавишу повтора операции. Лучи тонкими ниточками связывали пылинки с компьютером. Изображение вздрогнуло: информация начала перерабатываться по новой. По рядам символов пробежала волна, но данные не изменились.

— Давай-ка распечатаем результаты, — предложила она машине и нажала клавишу. — В конце концов, это же не летающая тарелка, а просто пыль, так что нечего придумывать каких-то марсианских Гефестов.

Принтер напряженно застрекотал. Бренда, немного подождав, вырвала лист из щели и, бросив его на стол, впилась глазами в текст.

Рука автоматически потянулась к клавишам. Через мгновение принтер выплюнул еще один лист со структурным анализом найденного Брендой меча. Обе колонки элементов совпадали в основных значениях, но… В Толедо-Саламанке не было ничего особенно удивительного. Сталь — она всегда сталь, даже древняя и редкая. А вот микросколы неизвестного металла…

Сложив оба листа пополам, Бренда поместила их в тонкую пластиковую папку. Раскрыв сумочку, она достала из нее большой целлофановый пакет, куда положила набор чистых стеклянных пробирок, парочку щупов, пинцет, миниатюрный металлоискатель с программируемым поиском и хирургический тонкий фонарик с гибким световодом.

Одним движением сбросив с себя белоснежный халат, Бренда подхватила легкую поклажу и быстрым шагом направилась к выходу. Раскрыв дверь резким коротким толчком, она чуть не сбила с ног проходившего мимо комиссара Моррана. Он с шипением отпрянул в сторону, потирая ушибленную руку:

— Бренда, дорогая, отчего такая спешка? Ты что, забыла дома включенный тостер?

— Почти, — девушка неловко улыбнулась. — По-моему, Фрэнк, я на пороге грандиозного открытия.

Ее глаза оживленно бегали по недоверчивому лицу комиссара.

— Что-нибудь новенькое из жизни нежно любимых перочинных ножиков? — посмеиваясь, проговорил Морран.

— Ой, молчи…

— Хорошо, хорошо, но, пожалуйста, не забудь завтра к десяти предоставить мне отчет об этих кусочках дерьма, которые я тебе прислал. О'кей?

— Конечно, Фрэнк.

Девушка поправила вечно сползающую с плеча сумочку и побежала по узкому коридору.

Кассовый автомат проглотил кредитную карточку — и через несколько секунд оранжево-черный шлагбаум с негромким жужжанием пополз вверх, освобождая дорогу в подземные гаражи «Мэдисона». Рассел остановил машину в проезде, не сворачивая в разлинованные и освещенные прямоугольники действующей стоянки. В подвале было практически пусто, поэтому большая часть гаража не освещалась. Свет был лишь на ближайшей к выходу небольшой стоянке, где тихонько прикорнул десяток автомобилей. Представлений сегодня никаких не было, и вся громада гигантского сооружения, созданного для развлечений, была погружена в спокойный сон от макушки флагштоков на стеклянном потолке стадиона до бетонных казематов гаражей и подсобных помещений.

Заехав в неосвещенную часть, Рассел остановил машину под одним из темных светильников и выключил фары. Он выбрался из-за баранки и, встав на капот, начал шарить руками за металлической рамой светильника. Пальцы пробежали по пыльной поверхности, нащупывая спрятанный там предмет. Звонкий цокот металлических набоек женских туфель заставил его отвлечься от осмотра светильника, слезть с машины и отскочить в сторону, за колонну.

Луч света вырвал из мрака небольшой круг серого бетона. Рассел вжался в колонну, неотрывно следя за черным силуэтом, быстро приближающимся к нему. Бренда — это была она — остановилась и осмотрелась. Луч фонарика осветил белую затертую полоску мела, оставленную полицейскими на месте убийства для обозначения положения трупа.

— Здесь, — тихо прошептала девушка, доставая из пакета тонкий стержень металлоискателя с «блином» на конце.

Надев маленькие наушники, она провела «блином» по колонне. Резкий свист ударил в уши. Металлоискатель четко показывал наличие металлической конструкции — спрятанной в бетон несущей опоры арматуры. Сменив частоту, Бренда снова провела диском по колонне. На этот раз было совсем тихо.

Чуть выше шеи в мембране наушников раздался слабый щелчок. Бренда поднесла диск к углу колонны, и металлоискатель затарахтел, как пулемет. Фонарик высветил узкую выбоину в теле колонны. По-видимому, что-то металлическое было в щели.

Бренда достала пинцет, пробирку и, убрав фонарик, сунула пинцет в «рану». В узких губках пинцета блеснул металлический серо-голубой осколок. Нет, не осколок, а так, пылинка. На лбу Бренды выступили капельки холодной испарины. Быстрым движением она поместила драгоценную находку в пробирку и, спрятав ее в тонкий пластиковый пакет, отправила в сумочку, висевшую на плече.

Рассел попытался осторожно приблизиться к стоящей фигуре, желая рассмотреть, что это она делает. Стеклянная мелкая крошка, оставшаяся после автомобильного побоища, слабо хрустнула под каблуком его ботинка. Бренда вздрогнула и отшатнулась от колонны. Тонкий луч фонарика заметался из стороны в сторону, вырывая из мрака лишь отдельные колонны и пустоту площадки. Рассел прилип к холодному бетону, затаив дыхание.

— Кто здесь?! — Голос девушки заполнил пространство гаража, гулким эхом отдаваясь в пустынном подземелье. Ответом ей была глубокая плотная тишина.

Бренда заспешила к выходу, продолжая настороженно озираться по сторонам и прижимая к бедру непослушную сумочку.

Даже на улице испуг не проходил. Она быстро миновала Мэдисон-авеню и, свернув на 62-ю улицу, зашла в небольшой уютный бар, расположенный в первом этаже углового дома. В зале было тихо и малолюдно. Увидев ее, знакомый бармен приветливо улыбнулся:

— Давно не появлялась, Бренда…

Он протянул усевшейся за стойку девушке каталог напитков. Бренда вяло улыбнулась и покачала головой:

— Времени нет, Джордж.

— Да, да, — парень понимающе кивнул, — работа, работа… Значит, как всегда?

— Как всегда.

— Бренди? Бренде — бренди?

— Да, немного бренди.

Бармен поставил на полированную стойку рюмку и поднес к ее тонкому краю горлышко пузатой бутылки.

— Скажи, когда хватит.

Темная прозрачная жидкость неспешно полилась в рюмку. Когда до края осталось всего три миллиметра, девушка устало произнесла:

— Достаточно.

Бармен убрал бутылку. Бренда выпила залпом.

Не помогало. Расслабиться не удавалось. Несмотря на изрядную порцию спиртного, ее все еще трясло, как в лихорадке.

Рассел вошел в бар и тоже остановился возле стойки, всего в двух шагах от девушки. Кивнув бармену, он поманил его пальцем.

— Извини, Бренда, — произнес Джордж и отошел в сторону.

— Оранж со льдом, — как можно равнодушнее проговорил Рассел.

Бренда на мгновение обернулась к вошедшему, бросив на него настороженный взгляд. Ничего страшного, как, впрочем, и ничего примечательного в лице незнакомца не было. Поэтому она вернулась к созерцанию пустой рюмки.

Бармен поставил на столик высокий стакан с желтым напитком, в котором плавали прозрачные кубики льда.

— Джордж, тебя можно? — подозвала официанта Бренда и указала на пустую рюмку. Сама не зная почему, она начала нервничать. Отпустившее было беспокойство снова охватило ее.

— Я вас знаю? — тихо проговорил Рассел, лениво отпивая из стакана. — Мне кажется, что да.

— Что вы сказали?

Девушка развернулась и пристально всмотрелась в лицо, черты которого терялись в слабом освещении зала.

— Ничего особенного, — почти шепотом произнес Рассел. — Но я вас знаю, Бренда.

— Что? — ошарашенно переспросила девушка, поднимаясь с высокого табурета и подходя к Нэшу.

— Мэдисон Сквер Гарден, — четко выговаривая слова, произнес загадочный незнакомец. — Вы часто ходите туда?

Бренда настороженно посмотрела на него и ответила вопросом на вопрос (она вдруг разозлилась — и это придало сил и уверенности):

— Почему вы об этом спрашиваете?

Рассел старался не смотреть на девушку и невозмутимо продолжал отхлебывать из своего стакана.

— Баскетбол, цирк, реслинг? — настаивал он.

Бренда вспомнила странные звуки в гараже под стадионом, и по ее спине прошла холодная волна.

— Вы что, следили за мной?

— Нет, — Рассел покачал головой. — Просто мрачные места ночного города — не лучшее место для прогулок. Такая симпатичная девушка должна знать об этом.

Он поднял глаза и пробежал взглядом по ее фигуре.

— Я бы хотел проводить тебя домой, Бренда.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Я не знаю. Мне показалось, что мы знакомы уже тысячу лет, и это имя всплыло само собой.

— Очень странно, — девушка в нерешительности пожала плечами. — Очень…

— Что? Мое предложение?

— Нет… А впрочем, и то и другое.

— Так вы принимаете его?

— Нет. Я не нуждаюсь в посторонней помощи и постараюсь не заблудиться.

— А если нападение? Сейчас так неспокойно. И, знаете, газеты пишут, что этот район небезопасен.

— Я уж как-нибудь…

Бренда швырнула на стойку помятую банкноту и, громко цокая каблуками по гранитному полу, вышла из бара.

Выпитый бренди ничуть не улучшил самочувствия. Алкоголь лишь обострил чувство непонятного беспокойства и страха. Отойдя от бара, она свернула в темную подворотню и принялась ждать, решив во что бы то ни стало выяснить все. Для чего ей это было нужно, Бренда не знала сама, но внутренний голос говорил, что за этим странным человеком, назвавшим ее по имени и почему-то наблюдавшим за ней, необходимо проследить. Здесь крылась какая-то страшная тайна, но…

Рассел вышел из бара минут через десять. Осмотревшись по сторонам, он поднял ворот плаща и, втянув голову в плечи, быстрой размашистой походкой зашагал по улице в сторону небольшой китайской фабрики по производству пластиковой тары.

Передвигаясь на носочках, чтобы не громыхать по ночным улицам стальными шпильками каблуков, Бренда короткими перебежками последовала за ним, от одного уличного фонаря к другому, прячась за столбами и в тени домов.

Рассел свернул в узкий проход между забором завода и складским ангаром. Пройдя еще несколько ярдов, он стремительно метнулся в сторону и притаился за высоким стеллажом металлических контейнеров. Бренда в нерешительности остановилась возле темного прохода, но, немного помедлив, все же решилась и шагнула во мрак.

Крепкая рука ухватила ее за талию, прижимая обе руки девушки к телу, а широкая ладонь закрыла рот. Резким броском придавив Бренду к бетону забора, Рассел приложил указательный палец освободившейся руки к своим губам и прошептал:

— Тихо!

Девушка попыталась вырваться, но рука Рассела цепко держала ее за голову, закрывая рот и не давая кричать.

Черный силуэт возник впереди, в конце коридорчика. Широкое лезвие двуручного меча со свистом разрезало воздух, разрушая металл попавшихся на пути контейнеров. Рассел одним движением отбросил обезумевшую от страха девушку в сторону и, пригнувшись, выбежал из проема на площадку перед воротами ангара. В голубом свете мощного прожектора Нэш все-таки рассмотрел противника. Двухметровая фигура, затянутая в черную кожу, медленно приближалась к нему, выставив перед собой блестящее лезвие эспадона. Длинные волосы цвета воронова крыла спадали на широкие плечи и закрывали почти половину знакомого бледного лица. Это было лицо человека, коряво выводившего в гостиничном журнале: «Виктор Крюгер». Это было лицо черного Мак-Крагера. Лицо смерти.

Рассел осмотрел площадку, пытаясь найти хоть что-то, чем можно было бы защищаться.

— Я рад встрече с тобой, Мак-Лауд! — прогремел голос вооруженного мечом человека, и черный призрак сделал выпад. Рассел, уворачиваясь, упал на асфальт и откатился в сторону. Лезвие просвистело всего в дюйме от спины, оставляя на асфальте глубокую царапину.

— Ты всегда умел прятаться, Конан.

Черная фигура приблизилась к поднимающемуся Расселу и сильно пнула его ногой в бок. Вскрикнув от боли, Нэш отлетел к стене ангара и ударился затылком о бетон. Превозмогая гул в голове, он стал подниматься.

— Ты помнишь, что я тебе говорил: остаться должен только один!..

Черный занес над головой меч.

Бренда поднялась с земли и, ухватив валявшийся рядом кусок стальной трубы, зачем-то пригибаясь, побежала к дерущимся. Эспадон Крюгера на мгновение завис в воздухе…

— Лови, — вскрикнула девушка, бросая трубу.

Нэш перехватил ее как раз в тот момент, когда лезвие эспадона было готово опуститься на его шею. Сталь взвизгнула, высекая голубые искры. Рассел не удержался на ногах и вновь упал, не выпуская трубы из рук. Крюгер склонился над ним и, ухватив за ворот плаща, поднял вверх. Рассел извернулся и нанес сокрушительный удар трубой в челюсть Крюгера. Оглушенный противник разжал кулаки, отступая на несколько шагов. Прикрыв глаза, он встряхнул головой, приходя в себя, и на его лице возникла холодная и злая улыбка.

— Ты что, до сих пор не понял, Мак-Лауд, что я сильнее?

Крюгер расхохотался, яростно набрасываясь на Рассела. Ловко увернувшись, Рассел обломком трубы выбил меч из рук Крюгера и тут же нанес несколько сильнейших ударов в голову и грудь противника. Теперь это был обыкновенный кулачный бой. Черный отлетел на стеллаж сложенных у ангара труб, не успев собраться для контратаки. Рассел буквально отбил руку о твердое, словно стальное, тело, но противник через мгновение вновь был в форме и, поднявшись, ответил резким тычком ладони в скулу Нэша.

В глазах Нэша потемнело; теряя равновесие, он повалился на спину, пытаясь прикрыть голову руками.

— Ты что, забыл, Мак-Лауд? Остаться должен только один! — взревел черный. Его голос громовым раскатом пронесся над ангаром и растаял в ночном небе.

Крепко сжав плечи Рассела, Крюгер принялся методично бить его о толстую стальную балку, словно хотел разнести противника на мелкие кусочки. Металл гудел, как церковный колокол. С каждым новым ударом из груди Рассела вырывался сдавленный стон. Вскоре его руки бессильными плетьми повисли, болтаясь из стороны в сторону, как у манекена.

Черный отшвырнул обмякшее тело Нэша. Эспадон лежал в сторонке, ожидая своего хозяина в пяти ярдах от места сражения.

Вот Крюгер подошел, вот он взял свое верное оружие и занес клинок над головой.

Проклятая балка! В глазах Нэша стояла серебристая пелена, голова гудела, тело казалось тяжелым и ватным, и каждое новое движение давалось с неимоверным трудом. Для восстановления сил нужно было всего несколько минут. Немного. Всего две-три, не больше. Но, как и всегда в подобной ситуации, их не было. Каждая секунда ценилась на вес золота.

Рассел с трудом поднялся с липкого, не отпускающего асфальта и, шатаясь, смотрел на приближающегося Черного воина с занесенным над головой мечом. На мгновение ему показалось, что он слышит тяжелое дыхание противника совсем близко, словно тот, не заметив своей цели, несется сквозь его, Рассела, тело куда-то дальше, где…

Время вдруг стало каким-то резиновым и почему-то потекло страшно медленно. Зато Крюгер неумолимо — хотя и не так быстро, как раньше, — приближался.

В этот момент Расселу страстно захотелось жить. Он еще не совсем пришел в себя, и этого желания было недостаточно для достойного отражения атаки. Но зато его вполне хватило на то, чтобы попытаться убрать голову из-под несущегося навстречу смертоносного клинка.

Еще мгновение… А сколько всего мгновений в ударе двуручным мечом, наносимом из-за головы? Несколько или нисколько? Или бесконечно много, или ни одного…

Резкий оглушительный крик разрушил это удивительное действо. Истерически вопила Бренда, прикрывая рот растопыренными пальцами рук.

На лице Крюгера появилась улыбка, обнажившая ряд желтых зубов, словно инкрустированных серебряными капельками.

— Мы, оказывается, не одни, — удивился он, на миг задержав сокрушительный размах меча.

Возле самого фундамента ангара Рассел увидел длинный прут арматуры, вросший в многолетнюю грязь. Отдирая мокрое, подернутое ржавчиной железо, он успел подняться на ноги и полоснуть импровизированным оружием по туловищу Черного, который, тихо зарычав, ответил тяжелым ударом эспадона. Звон стали заглушил крик Бренды, превращаясь в вибрирующий вой. Остаток арматуры дрожал в руках Рассела. Это был, конечно, не меч, и следующий удар должен был стать последним, но Рассел не собирался сдаваться. Поэтому, лихорадочно соображая, что еще можно предпринять, Нэш встал в стойку и…

Свистящий гул вертолета наполнил воздух. Мощный луч прожектора вырвал из ночного мрака часть построек и, быстро перемещаясь, затормозил на двух фигурах, стоящих в странных позах. Луч держал их в светлом круге, как в прицеле. Хриплый голос прозвучал в динамиках мегафона:

— Положите ваше оружие! Вы арестованы!

Крюгер опустил меч и, подняв голову, посмотрел на приближающийся вертолет. Рассел отшвырнул бесполезную арматуру и попятился назад, к границе пятна яркого света. Лицо двухметрового воина исказила гримаса разочарования и ненависти.

— Я тебя еще найду, Мак-Лауд! — проревел он и исчез во мраке узких проходов. Луч бросился вдогонку за вооруженным человеком, забыв о Нэше.

— Стоять! — надрывно неслось из вертолетного динамика.

Рассел бросился к сидящей на земле Бренде, рывком поставил ее на ноги и потащил за собой к навесу над небольшой площадкой.

Девушка постепенно приходила в себя, хватая воздух широко раскрытым ртом.

— Объясни, что это было? В чем дело? Кто это? — забормотала она, отдергивая руку.

— Заткнись! — рявкнул Рассел, опускаясь на деревянный ящик.

— Кто это? — продолжала тарахтеть Бренда. — В конце концов, я имею право знать!

— Чтобы ты за мной больше не ходила, понятно?! — Рассел вытер мокрое от пота лицо рукавом плаща. И категорично заявил: — У человека всего одна жизнь, и ее нужно ценить. Иди домой. Ясно?

Он повернулся к ней спиной и собрался уходить, но Бренда задержала его, вцепившись мертвой хваткой в руку.

— Твое имя Мак-Лауд? Да?

— Слушай, иди домой, — с чувством произнес Нэш, отдернул руку и растворился в темноте.

— Черт! — озадаченно проговорила девушка, сжимая голову руками. Слезы потекли по ее щекам, смывая косметику.

Рассел вышел на 62-ю улицу и осмотрелся. Плащ, залепленный грязью и местами порванный, выглядел совсем плохо. Поэтому, сбросив компрометирующую тряпку, он разорвал ее на кусочки и выбросил в ближайший мусорный бак.

Потом пришлось вернуться в гараж «Мэдисона» и забрать оттуда меч и автомобиль.

Ключ зажигания нырнул в щель — и мотор взревел, нарушая полуночную тишину подземелья. Белый «порш» как привидение вылетел из гаража и понесся по малолюдным в этот поздний час улицам.

Машину Рассел оставил за два квартала от своего дома, хотя в этом и не было необходимости, — на всякий случай. И пускай на улице было тихо и безлюдно, Нэш все равно дважды прошел мимо своего подъезда, останавливаясь то у витрины ближайшего ювелирного магазина, то в покосившейся телефонной будке, делая вид, что куда-то звонит. И только после этого, окончательно убедившись, что за ним никто не следит, Рассел открыл большие резные двери подъезда и вошел в широкий холл, охраняемый бронзовыми статуями крылатых сфинксов.

Металлическая решетка лифта закрылась за его спиной, и кабина медленно поползла вверх. Тонкие стальные плиты гудели под ногами. Затем, спустившись по винтовой лестнице в круглую залу, которая являлась одновременно его кабинетом и спальней и в которой он проводил большую часть своего свободного времени, Нэш положил меч на низенький столик, забросил влажную от пота куртку на спинку кресла и тяжело опустился на диван.

События двух последних дней явно выделялись на фоне размеренной жизни преуспевающего торговца антиквариатом, отличающегося, правда, от обычных людей некоторыми, совсем незначительными, странностями. Это все надо было тщательно проанализировать.

Что-то произошло в привычном течении событий, сделав их исход непредсказуемым. Такого еще не было.

Ну, один из Носящих Меч, через несколько лет — другой или два одновременно — но в Африке и в Индии. Бывает. Но чтобы вот так: один в Нью-Джерси и через два дня второй в Нью-Йорке…

А осталось не так уж много Носящих Меч. Скажем прямо, совсем мало. И тут еще Мак-Крагер, Черный Крюгер…

Неужели этот гигантский город-монстр станет местом свершения того самого пророчества, о котором говорил ему…

8

Широкий ремень, переброшенный через рассохшуюся от времени балку, натянулся струной, приподнимая тяжелую крышку кузнечного меха. Мощная струя горячего воздуха обдала тлеющие угли, наполняя их свежей силой. Длинные щипцы нырнули в адский жар горна и извлекли из его пылающего нутра кусок раскаленного железа, исходящий фонтанами искр. Молот опустился на яркий белый край, скалывая с него оболочку окалины. Резкий дребезжащий звон наполнил кузницу и, вырвавшись за ее стены, мгновенно распространился по небольшой долине, укрывшейся от морской прохлады за извилистым морским берегом, изрезанным неглубокими фиордами. Еще дюжина ударов — и великолепная подкова, отчаянно шипя, нырнула в холодную воду. Белоснежное облако пара вырвалось из кадки, наполняя кузницу запахом остывающего железа и мокрого дерева. Жар, идущий от горна, осадил вздымающиеся клубы пара на стены и стоящего возле наковальни человека.

Конан отложил щипцы в угол и достал из воды еще теплую подкову. Обтерев ее ветошью, он вышел во двор.

Стоящий неподалеку конь нервно подергивал ушами, вслушиваясь в странные звуки, исходящие из пышущего жаром сарая. Широко раздувая ноздри, он тихонько фыркал, чувствуя неприятный запах. Мелкая дрожь проходила волнами по его телу, сгоняя назойливых насекомых. В больших черных глазах, обращенных к появившемуся хозяину, отражался испуг.

Конан потрепал своего любимца по холке. Животное фыркнуло, успокаиваясь. Подняв правое копыто скакуна, Конан приложил к нему только что изготовленную подкову. Она пришлась впору.

Конь послушно стоял на месте, пока хозяин прилаживал железку к копыту. Завершив работу, человек спрятал нехитрый инструмент в широкий карман кожаного фартука, отпустил конское копыто и отошел в сторону. Животное затанцевало на месте, переминаясь с ноги на ногу, словно примеряя новую обувь.

Немного полюбовавшись сделанной работой, Конан огляделся. Яркое солнце горело в ослепительно синем небе, даря тепло суровым горам. Пологие склоны и крутые уступы, укутанные зеленью трав, молчаливыми древними исполинами наблюдали за работой человека, волею судеб заброшенного в эти суровые, но неповторимо прекрасные места.

Сейчас, наверное, уже никто не смог бы вспомнить, откуда среди этих неприступных гор возникла одинокая башенка и кто ее построил. Гордое величие этого полуразрушенного, но не покоренного природой сооружения привлекло Конана — и он остался здесь рядом, ведя жизнь одинокого отшельника вот уже несколько лет. Только однажды сюда забрели пастухи в поисках новых пастбищ и остановились на ночлег. Они и теперь иногда заходят, меняя снедь и овечьи шкуры на металлические поделки Конана.

А год назад с ними пришла девушка, дочка одного из пастухов. Ее мать умерла, а она, так и не выйдя замуж, отправилась с отцом в горы пасти овец.

И с этой минуты жизнь Конана изменилась. Черт возьми! Она была просто красавица! Белокурые волосы спадали пушистыми прядями на полные плечи, черные густые брови подчеркивали великолепие глубоких синих глаз, а кокетливо вздернутый носик и необычайно алые губки придавали ее лицу просто божественное очарование. Она была великолепна! А фигура!.. Девушка была достаточно высокой, и ее сильное стройное тело, затянутое в узкий лиф шерстяного платья, дышало нежной свежестью полевого цветка.

— Герда!

Она вышла из дверей старой башни заброшенного замка и, быстро перебирая ногами, закрытыми широкой темно-коричневой юбкой до пят, подбежала к Конану.

— Ты хотел меня видеть? — приблизившись, спросила она.

— Конечно, мой цветочек, — радостно воскликнул Конан и заключил девушку в объятия.

— Ты сделаешь все, что я хочу, милый? — прошептала она, прижимаясь к нему всем телом.

— Конечно! Я сделаю все, что ты захочешь!

Стоявший за спиной Конана жеребец громко заржал, взрывая копытом землю. Молодые люди счастливо рассмеялись.

— Я смертельно устал и голоден как волк, — рыкнул Конан и, шутливо взревев, подхватил девушку на руки. — Пойдем, я умоюсь.

С девушкой на руках он пошел к стене сарая, где стояла дубовая бочка, до краев наполненная холодной дождевой водой. Опустив Герду на землю и сбросив с шеи петлю фартука, он расправил плечи и окунул голову в темную прохладу воды.

— Господи! Хорошо-то как!

Девушка улыбаясь побежала в дом — и через минуту вновь появилась, держа в руках большое блюдо с куском жареного мяса, лепешкой и высоким кувшином. Поставив нехитрую снедь на большой камень, она опустилась в траву и, пока Конан ел, нежно смотрела на него.

Покончив с трапезой, Мак-Лауд опустился на траву рядом с ней. Она положила голову на его широкую грудь и, глядя прямо в глаза, прошептала:

— Повелитель мой, — ее губы чуть шевелились, выпевая ласковые слова, — я так рада, что нравлюсь тебе…

— Ты всегда будешь мне нравиться, — кивнул Конан.

Он крепко обнял подругу и, прижав к себе, тронул ее теплые губы долгим поцелуем.

Хвост белоснежного скакуна промелькнул над ними, на мгновение закрывая голубой купол неба. Мелкие камешки и песок, поднятые в воздух копытами, посыпались на влюбленных. Девушка вскрикнула. Конан подскочил и бросил недоумевающий взгляд белого коня, на котором сидел странно одетый немолодой человек.

На лице незваного гостя, покрытом множеством морщин и оливковым загаром явно не местного происхождения, появилась довольная улыбка.

— Добрый день! — вежливо кивнув головой, заговорил незнакомец, произнося слова с каким-то слабым акцентом. Акцент был явно не ирландский и не французский. Конан не смог определить происхождение незнакомца. Тем временем странный человек поднес руку, затянутую в тонкую мягкую перчатку, к широким полям шляпы из заморского красного фетра с большой серебряной пряжкой, в которую были вставлены диковинные перья какой-то заморской птицы. Какой именно птицы, Конан не знал. Он таких никогда не видел.

— Я Санчос де ла Лопес де Рамирес, — представился всадник.

Хорошо поставленный голос и умение держаться указывали на то, что этот человек знатного происхождения и хорошо воспитан. Правда, Конан ничего этого не понял. Он просто очень удивился пришельцу и выступил вперед, на всякий случай прикрывая собой девушку.

— Ты кто?

Легкий смех вырвался из груди незнакомца. Подняв седые брови, он повторил, четко выговаривая непривычные для Конана слова:

— Санчос де ла Лопес де Рамирес.

Настороженный Конан сделал еще шаг навстречу и спросил:

— Что тебе нужно? ...



Все права на текст принадлежат автору: Кристофер Лоуренс Макнамара.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Горец. ТетралогияКристофер Лоуренс Макнамара