Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Она, зовущая, прекрасная…
Оптимизм — это жать на опцию «Найти больше», когда «Поиск завершён без результатов».
Somebody hurts you so you’re hurting me.[1] The 69 Eyes — Sleeping with lions
-1-
Люся всё в своей жизни делала не так. Не так ходила, не так думала, не так красила ногти — всё не так.
Люся Лысюк. Звучало почти как Грета Гарбо, Мэрилин Монро и Брижит Бардо. С детства она стоически терпела насмешки одноклассников. Самыми необидными прозвищами были Очковая змея, Лысая стропила и Лысый фонарь — «Лысый фонарь сладострастно снимает с улицы чёрный чулок…»[2]
Люся не любила точные науки, а они не любили её. Она чувствовала себя лишней на всяком торжестве цифр, поэтому после школы поступила на feelfuck, где ей пришлось заново полюбить Маяковского.
В одной группе с ней учились принцессы — не все красивые, но все с достатком. Дружба с ними изрядно добавила Люсе комплексов, зато надолго увлекла в мир призрачно-роскошной жизни. Из скромной забитой девочки она стала превращаться в интересную девушку. Первая любовь и близость раскрыли Люсю сполна, и, беспорядочно нахватавшись знаний о моде и красоте, она начала перерождаться.
Толстые очки сменились линзами. Густые светлые волосы теперь всегда были распущены и выпрямлены. Люся заметно похорошела — и её перестали узнавать.
Ей понадобились годы, чтобы понять преимущество своего роста, длинных ног и худобы. Оставалось исправить немногое — лицо. Она с неистовой страстью начала пробовать себя в искусстве макияжа. Правда, не всегда удачно. Люся была тем случаем, когда «высокая стройная блондинка с зелёными глазами» — это ещё ничего не значит. Объективно говоря, она не была красавицей и не обещала ею когда-нибудь стать.
Люся снимала квартиру в пентхаусе — на пятом этаже хрущёвки. Родители жили на другом конце города, и она ездила к ним, в основном, за материальной помощью. Если до студенчества большую часть денег девушка тратила на книги, то теперь в приоритете стояла одежда. Но чего нет, того нет. Поэтому её библиотека была подобрана явно с большим вкусом, чем гардероб.
Как-то раз, вынося мусор, Люся встретила свою судьбу. Судьба выспрашивала у прохожих, где дом номер три, и не сразу заметила Люсю, ибо та была в старой пехоре и не накрашена. Тогда девушка робко вступила в диалог сама:
— Извините, вы, кажется, искали третий дом?
— Ну допустим. — Судьба окинула Люсю насмешливым взглядом, заставив её до красноты устыдиться своей пехоры.
— Вам нужно пройти до того кирпичного дома, потом свернуть налево, а потом…
— Подождите! Я так не запомню. — Судьба извлекла из кармана мобильный. — Можно я запишу ваше объяснение на диктофон?
Люся испуганно попятилась.
— Не стоит. Я могу вас проводить. Вы не торопитесь? Я только ведро домой занесу и быстро покажу вам, где находится этот дом… — Мысленно Люся прикидывала, за сколько секунд она успеет подкрасить белёсые ресницы.
Судьба изобразила на лице что-то пограничное между улыбкой и усмешкой.
— Меня, кстати, Денис зовут.
— Людмила, — ещё больше покраснела девушка.
Так Люся познакомилась с бедой всей своей жизни Денисом.
Денис был в меру высок, не в меру смазлив и вообще хорош собой со всех сторон в силу того, что работал тренером по фитнесу. Именно это обстоятельство не давало Люсе расслабиться и подавляло все её желания — она панически боялась перед ним раздеваться.
Люся поняла это на свидании в кафе «Трепанг».
— Ешь, а то ты такая худая — тебя в постели не найдёшь, — улыбчиво заметил Денис, подкладывая девушке из своей тарелки.
У Люси мгновенно пропал аппетит. Она с девятого класса носила лифчики на вырост, но её надежды всё никак не оправдывались.
Дабы отдалить момент «X», Люся устроила Денису культмассовое мероприятие — повела его в театр. Тот едва скрывал разочарование, ибо ожидал более заманчивых приглашений, но деваться было некуда. Это был его дебют — в театры он прежде никогда не захаживал.
— Про что хоть там? — скучающим тоном спросил Денис.
— Про одного античного поэта и его любовь к прекрасной куртизанке, — сказала Люся.
— А как называется?
— «Секст Проперций»[3].
— Про что секс?
После спектакля некуда деваться стало Люсе: отринув страх и робость, она решилась — позвала Дениса к себе.
— Ты, наверное, голодный?
— Смотря, в каком смысле.
— Мне кажется, или ваши помыслы пошлы? — спросила Люся, продолжая плохо изображать невинность.
Денис сомкнул на её талии свои большие руки, и она задрожала. В голове торпедой пролетела мысль, что трусы, надетые перед театром, были «непарадные». Но страсть была так сильна, что трусы, не подходящие ни к бюстгальтеру, ни к случаю, Люсю больше не волновали.
Лучшей подругой Люси была Катя Хетцер. Дома, где они выросли, стояли параллельно друг другу, потом они учились в параллельных классах, а теперь ещё и в параллельных группах на одном факультете Института русского языка и литературы. Их жизни шли параллельно, но всё равно пересеклись, потому что Катя дружила с Люсиной тёткой Машей.
Катя любила скейтбординг и поэтов-футуристов. Она даже диплом по футуризму писала — «Новаторство поэтической мысли в “Танго с коровами”[4]».
Люсю же влекла этимология. Темой её диплома был «Парадокс родственных связей в лексическом составе русского языка». В ходе работы Люся обнаружила, что родственниками являются такие слова, как «грех» и «греть», «конопатый» и «конопля», «либидо» и «любовь», «мебель» и «мобильный», «майор» и «мажор», «убогий» и «богатый», «врать» и «оратор».
Пообщавшись с Денисом менее получаса, Катя Хетцер была беспощадна:
— Решительно недалёк. Абсолютный примитивизм — как в мышлении, так и в выражении этого мышления. Люсь, я не спрашиваю, где были твои глаза. Я спрашиваю, где был твой мозг?
— Мозг в отпуске.
— Я вижу, и это пугает меня больше всего.
— Зато я влюбилась.
Катя недовольно цокнула языком.
— Слово «любовь» звучит как архаизм. Секс был?
— Вчера. Сразу после «Секста».
— Недолго он штурмовал бастион твоей невинности, — с усмешкой отметила Катя.
— Меня только одно смущает. Его идеал женщины — Электра.
— Которая из пьесы Софокла?
— Которая Кармен.
— А, ну тогда прими мои соболезнования, до Кармен Электры тебе чуть-чуть, как до луны.
— Катя! — вознегодовала Люся.
— Кто, как не друг, скажет тебе правду?
— Лучше, как друг скажи, что мне делать?
— Плевать. Либо на него, либо на его идеалы.
— Плевать… на него?
— А пуркуа бы па?[5] — Катя ходила на курсы французского языка и никогда не упускала случая это продемонстрировать.
Люся писала доклад «Искусство слова в прозе Пушкина», чтобы выступить в мае на Кирилло-Мефодиевских чтениях. Денис в это время блудил в Интернете.
— Страница сорок пять, — увлечённо бормотала Люся. — Пункт шестой… Кибальник[6]…
— Ты чё материшься?
— Это литературовед, я использую его статьи о Пушкине. Ещё я опираюсь на Балли.
— На остров Бали?
— На Шарля Балли[7]. В своём докладе я ссылаюсь на многих учёных — Потебня, де Соссюр, Травничек, Трнка и Скаличка, Педерсен…[8]
— И Педерсен — друг Кибальника?
— Педерсен давно умер. Свои исследования они проводили, мягко говоря, сепаратно…
— Как?!
— Всё, не мешай мне.
Денис жил с родителями, но часто ночевал и обедал у Люси. В скором времени он очень по-свойски обосновался в Люсиной жизни и стал в ней буквально незаменим. Хотя особой пользы в дом он не приносил, зато много пользы приносил в постели. После первого же раза Люся с восторгом поняла, что он лучший любовник, который у неё был. К двадцати одному году у неё насчитывалось уже пять партнёров, двое из которых были одноактными. Обычно Люся не встречалась с парнем больше месяца — дольше её не выдерживали.
— О чём она вообще, твоя этимология? — спросил Денис.
— «Этимон» по-гречески означает «истина». Её-то я и ищу.
— Понятно, правду ищешь.
— Только представь, за каждым словом — даже в одну букву — стоит целая история: происхождение, родственные связи, эволюция значения… — вдохновенно сказала Люся. — Возьмём слово «быдло». Изначально так называли крупный рогатый скот, потом — чернорабочих, а сейчас под этим словом подразумеваются… люди полукультуры. Наглядный пример семантической эволюции.
— Прикольно.
— Или «вокзал» — раньше это было «увеселительное заведение», а теперь…
— В принципе, то же самое.
Люся жила на стипендию ровно три дня, после чего от морального упадка, к которому могло привести её нищенское положение, девушку спасали родители. И в самый разгар очередного безденежья явилась Катя.
— Извини, я такой бомж, что даже к чаю ничего не принесла.
— Извини, я такой бомж, что у меня даже чая нет. Проходи.
— Настроение — критический реализм, — проворчала Катя. — Мне сегодня снилось, что я чистила унитаз, а это вроде бы к деньгам. Но стипухи по-прежнему нет. Надо будет на мэрскую стипендию документы подать.
— На какую? Мерзкую?
— Мэрскую, от мэра. Хотя, судя по её мизерности, она и впрямь не слишком утешительна.
Катя села за стол переписывать лекцию по языкознанию. Люся же рвалась на свидание к Денису.
— Хетцер, может, ты дома перепишешь? — не выдержала девушка.
— Ты что! Как я без тебя твои каракули разберу? Вот тут что написано? Буржуйский… университет?
— Буржский!
— Лысюк, с твоим почерком никакой шифровки не надо. Это же не буквы, это «пляшущие человечки» Конан-Дойла. — Катя вновь склонилась над тетрадью. — Джек Лондон. Скверные рассказы… Что, так честно и назвал?
— Не скверные, а северные.
— А это что за «стерва»?
— Сперва!
— «…Была оказана постель…»
— Почесть!
— «Губко-простотечный…»
— Грубо-просторечный!
— Ты чё, линзы надела?
— Ага.
— Видно. Сразу взгляд более осмысленный. — Катя снова изогнулась над тетрадью.
— Кать, — нетерпеливо начала Люся, — меня вообще-то Денис ждёт.
— Ничего, ему полезно. Ой, Люсь, а это что за «массовая оргия»?
— Где? «Организация»! «Орг-ия» — сокращённо.
— О Господи.
— Катька, включи мозг, хватит переписывать бездумно.
— Я могу делать и говорить одновременно, но чтобы при этом ещё и думать? Нет, это мне уже не под силу.
— Кать, давай скорей!
— Погоди, ещё литература. — Катя открыла другую тетрадь. — Бонд… В смысле, Джеймс Бонд?
— Это сокращённо Бондарев. — Люся закономерно выходила из себя.
— Гум?
— Гумилёв.
— Люсь, а вот это я уж точно понимать отказываюсь. Кто это такой — «остр, наг и лих»?
— Островский, Нагибин и Лиходеев — могла бы догадаться.
— Ради меня могла бы и не сокращать.
— Ты тоже не образец каллиграфии! Кто мне бобра подкинул?
— Не нуди, Лысюк. Пошли.
Однажды, пропустив лекцию по русской литературе, Люся взяла у подруги конспект. В теме по «Преступлению и наказанию» попалось странное предложение: «Раскольников по натуре бобр». Она отняла от тетради ручку и глубоко задумалась: «С чего это Раскольников бобр? Может, это потому что он был трудолюбив и за счастье своё был готов бороться с топором?»
Люся задумалась ещё глубже: «Ну раз Биссектриса считает его бобром, значит, у неё на то серьёзные основания». И она смело переписала диковинную фразу.
Позже на экзамене ей попался билет про нравственные искания Раскольникова. Люся отвечала без подготовки и в завершение своего мрачного монолога сказала:
— Как религиозный моралист Достоевский вдоволь поиздевался над своим героем и в конце покарал его. А вообще Раскольников по натуре… бобр.
Беатрису Геннадьевну взяла оторопь. Потом призывно задёргался глаз. Биссектриса Геннадьевна не любила свою работу — очевидно, поэтому у неё развился нервный тик, больше похожий на задорное подмигивание.
— КТО он?
— Бобр, — сконфуженно повторила Люся.
— Но почему? — едва не бушевала Биссектриса.
Тошнотворная Люсина робость смешалась с ярким осознанием момента: «Я попала».
— Потому что вы так сказали на лекции.
— На которой вас, очевидно, не было?
— Но я переписала…
— Я вижу, как вы переписали. — Биссектриса Геннадьевна презрительно дёрнула веком и вместо намечавшегося «отл.» черканула оскорбительное для Люси «хор.». А в заключение добавила: — Раскольников был по натуре… добр.
Готовила Люся неважно, но мириться с этим не желала. Как-то вечером она затеяла мороженое. Купить его было бы проще, но хоть Люся и не застала эпохи пионеров, лёгких путей она не искала.
Денис пришёл, когда она уже полчаса насиловала миксером ядерную массу из сливочного масла, молока и сахара.
— И что это будет? — спросил Денис.
— Контекстуальный суррогат мороженого, — хмуро отозвалась Люся.
— Кто?
— Как бы его переосмысленный эрзац.
— Ну то, что это эрзац, я вижу. Только на мороженое он мало похож.
— В крайнем случае, можно фрактально конвертировать его в тесто и испечь пирог. Квинтэссенция теста у нас уже имеется.
— Люсь, хватит говорить со мной на каком-то жаргоне! — оскорбился Денис.
— Нормальный филологический социолект, — пожала плечами Люся.
— По-моему, ты тупо умничаешь.
— Неправда, я всегда так изъясняюсь, когда готовлю. Обычная попытка компенсировать недостаток навыков знаниями.
— Женщине полезней уметь стряпать, чем болтать мудрёные слова, я так считаю.
— А мужчине полезней рубить дрова, чем пить пиво, — и что? Каждый делает то, что умеет. Ничего не поделаешь, если болтать мудрёные слова всегда выходило у меня лучше, чем стряпать.
Тогда Денис впервые посмотрел на свою девушку с подозрением. Мороженое не состоялось, зато состоялся крайне маслянистый пирог.
Восьмого апреля Денис позвал Люсю на свой двадцать третий день рождения.
Среди гостей были три его друга, а также по неясным причинам зачисленная в друзья бывшая девушка Надя, весь вечер старательно смотревшая на Люсю с притворной небрежностью. Та рассеянно отметила, что бывшая Дениса недурна собой и тоже блондинка, только, в отличие от Люси, крашеная — последнее обстоятельство порадовало её особенно.
Люся вручила имениннику дартс и самодельную открытку, на которую были употреблены разноцветный бисер, перья из подушки и засохшая акварель. Денис долго изучал её рукотворный шедевр.
— «Аз тебе жалею». Ты чё, со мной из жалости?
— Это «я тебя люблю» по-старославянски. Глагол «любити» означал тогда плотскую любовь, а «жалити» — настоящую.
— «Эго се филео», — напряжённо прочитал Денис.
— А это то же самое, только по-древнегречески.
— А нормально написать нельзя было?
— Ну я же всё-таки филолог, — смутилась Люся. — Из филфака вообще нормальными не выходят.
— А тут вообще по-английски. Чё это такое — «дже таим»?
— Je t’aime, «я тебя люблю» по-французски. Это мне Катя подсказала.
«Ты где?» — тут же написала помянутая Катя.
«Я на дне», — быстро отрапортовала Люся.
«Лысюк, тебя куда занесло?!»
«Я на дне рождения Дениса».
«А-а. Ты там, небось, скучаешь среди его “высокоинтеллектуальных” друзей?»
«Неправда, мне тут очень нравится!»
Десятого апреля была дата — месяц со дня знакомства. Денис позвонил, когда в предвкушении его прихода Люся ответственно натирала себя йогуртовым кремом.
— Люсь, — сумрачно начал Денис.
— Что?
Он несвоевременно прокашлялся.
— Люсёнок, у нас с моей бывшей… Ты ж её помнишь? Короче, снова… того.
— Чего? — Люсю всегда раздражало его неумение связно выражать свои мысли и расчленённость высказывания, свойственная разговорной речи.
— Ну снова… того… закрутилось, — выдавил наконец Денис и, будто спохватившись, добавил: — Ты извини.
Крем был немедленно послан к чёртовой матери.
— Почему?!
— Мне с ней как-то… легче. А ты для меня сложная какая-то. И странная.
Пять минут спустя Люся неистово швыряла по полу швабру.
— Я прекрасно проживу без него, я прекрасно без него проживу, — твердила она. — Ну и пошёл ты! Всё отлично, всё хорошо…
«ТО ЕСТЬ СОВСЕМ ПЛОХО».
Трудовая терапия не помогла — Люся села на мокрый пол и разревелась. Такой её и застала Катя.
— Лысюк, что с тобой?
— Его сонет превратился в памфлет.
— А конкретней?
— Не любит он меня больше.
— А разве любил?
Люся зарыдала ещё пуще.
— Денис меня бросил. И он меня бросил!
Катя многозначительно помолчала, а потом призналась:
— Если честно, то я за тебя рада.
— Почему это? — звонко всхлипнула Люся.
— Вы друг другу совершенно не подходите.
— Неправда. Когда я без каблуков, мы одного роста.
— Я не об этом, — отмахнулась Катя. — Вы стоите на разных ступенях развития. Хотя… глядя на тебя сейчас, я начинаю в этом сильно сомневаться.
Люся принялась вытирать глаза.
— Зато он красивый и сильный.
— Где сила, там уму могила. Люсь, вообще-то, чтобы облегчить душу, ты должна сейчас активно его ненавидеть и изыскивать в нём всякие недостатки — благо, их немало.
— Как я могу ненавидеть любимого человека?
— Да хотя бы за то, что он тебя не любит. В конце концов, вспомни о чувстве собственного достоинства. Не срами честь филолога. Это кощунство — плакать по такому идиоту. Надо забить на него и забыть, будто его и не существовало.
— И как это сделать?
— Элементарно. Для начала очистим «тело». — Катя без спроса завладела Люсиным телефоном. — Надо удалить его номер, фотки и… его рожу с заставки тоже долой.
— А общие фотографии можно оставить?
— Не-не, всё к чертям.
— Даже если я на этих фотках хорошо получилась?
— Тем более, если ты на них хорошо получилась.
— А если его вырезать?
— Только удалить! Всё равно на фотках, где ты красивая, ты никогда на себя не похожа.
— Ну спасибо, — обиделась Люся.
— На здоровье. Запомни: если тебя бросили, красота тебя не спасёт. Тебя спасёт только чувство юмора.
Люся издала печальный стон.
— Не ной. Вещи его остались?
— Да.
— Щас на помойку всё снесём.
— Кать, я не могу его одежду выбросить!
— Но он же смог выбросить тебя из своей жизни!
Люся была близка к очередной истерике.
— Он тебя не пожалел, а ты его шмотьё жалеешь? Ладно, не хочешь радикально — отправим по почте. Подарки от него какие-нибудь есть?
— Непочатая бутылка розового шампанского, от прошлого раза осталась.
— Это выпьем. А игрушки какие-нибудь, медведи колченогие? — Катя показала на по-пиратски одноглазого плюшевого пса. — Тот кобель случайно не от него?
— Ты что, это Кутузов. Мне его ещё на первом курсе подарили. От Дениса только сувенир — вон тот хрустальный козлик.
— Козла, так и быть, заберу себе. — И Катя стремительно смела сувенир в свою бездонную сумку. Всё равно он давно ей нравился.
— Спасибо, Кать, ты так меня поддерживаешь, — растрогалась Люся.
— Ой, да было бы за что… А теперь тебя нужно срочно отвлечь. И собственно для этого я и пришла.
Люся ожидала чего угодно, но только не того, что Катя, как из ларца, вытащит из бездонной сумки учебник по СРЯ. Оно же «современный русский язык».
— Момент, возможно, не самый подходящий. Но сама я — никак. — Катя была не так сильна в русском, как её подруга, и Люсе приходилось ей помогать. — Тут всего одно задание. Пожалуйста.
— Ладно, — сдалась без боя Люся. — Чти. — У неё, как и у многих студентов филфака, была забава — нарочно говорить слова неправильно.
Катя с деловитым шелестом раскрыла книгу.
— Надо поставить в родительный падеж во множественном числе. Туфля. Нет кого, чего? Туфлей?
— Туфель, — грустно отозвалась Люся.
— Блюдце. — Катя задумалась. — Нет… блюдЕц!
— БлюдЕц — это у меня в жизни. А правильно — блЮдец.
— Кочерга, — хмуро прочитала Катя. — Нет кого? Кочерог, кочегор, кочегар…
Люся издала свистящий вздох.
— Кочерёг!
[1] Кто-то обижает тебя, и поэтому ты обижаешь меня (англ.)
[2] Из стихотворения Владимира Маяковского «Из улицы в улицу».
[3] Секст Проперций — римский элегический поэт.
[4] Сборник поэта-футуриста Василия Каменского.
[5] От фр. Pourquoi pas? — Почему бы нет?
[6] Кибальник Сергей Акимович — литературовед, писатель, доктор филологических наук.
[7] Шарль Балли — швейцарский лингвист.
[8] Потебня Александр Афанасьевич — филолог, литературовед. Фердинанд де Соссюр — швейцарский языковед. Франтишек Травничек, Богумил Трнка, Владимир Скаличка — чешские языковеды. Хольгер Педерсен — датский языковед.
-2-
Через неделю Денис нагрянул в первый раз — забрать свои вещи, проститься. И очень скоро их прощание перетекло в прощальный секс.
Утром от Кати пришло смс:
«На СРЯ идёшь?»
Люся затруднялась с ответом, ибо рядом посапывал Денис. Её волновало другое — что бы такое приготовить ему на завтрак? Люся чувствовала себя неприлично счастливой и свято верила, что это навсегда. Но едва она повернула голову, чтобы полюбоваться спящим Денисом, как он вскочил и спешно натянул штаны.
— Ты куда? У тебя ж сегодня выходной.
— Люсёнок, извиняй, дела.
— Но, может, ты немного подождёшь? Я хотела сделать сырники.
Познав на собственном желудке кулинарные Люсины способности, Денис тем более решил поторопиться.
— Люсёнок, я уже опаздываю.
— Ты позвонишь? — настырничала Люся.
— Ага, я побежал.
— Подожди! Теперь твоя бывшая снова станет бывшей, ведь так?
Денис на мгновение замер — вопрос застал его врасплох.
— Я с ней поговорю, — неосторожно бросил он надежду.
— Точно?
— Ага!
Девушки встретились на общей лекции по СРЯ.
— Лысюк, ты чего такая… восторгнутая? — нахмурилась Катя.
— Он вернулся, — радостно сообщила Люся, усаживаясь рядом.
— Кто?
— Денис. Мы снова вместе.
— И ты его простила?!
— Хетцер Екатерина! — одёрнула её преподавательница СРЯ Жанна Вальтеровна. — Не так экспрессивно, пожалуйста!
— Я попробую.
— Будьте так милостивы.
— Лысюк, ты тронулась? — спросила Катя уже тише. — Как можно так себя не уважать?
— Я счастлива, — ответно прошипела Люся. — Зачем мне самоуважение, если оно влечёт за собой одиночество?
— И без мужчины можно быть счастливой и самодостаточной!
— Хетцер, цыц! — не церемонилась более Жанна Вальтеровна.
— Стерва, — мрачно прошептала Катя.
От истины она была не далека — молодая ещё женщина сочетала в себе весёлый нрав, стервозный характер и садистскую «любовь» к студентам, а замысловатые завитки её волос казались уснувшими змейками на голове Медузы Горгоны.
По ходу лекции Жанна Вальтеровна обронила, мол, у глагола «смеркаться» нет личной формы. Люся слабо попыталась это опровергнуть:
— Как же нет? Смеркаюсь…
Преподавательница бросила в её сторону небрежно-нежный взгляд:
— Когда начнёте, выйдите, пожалуйста, к доске — мы посмотрим.
На перемене Катя возобновила атаку:
— Лысюк, ты понимаешь, что он снова тебя продинамит? Только на этот раз тебе будет куда больнее и обиднее.
— Катька, не каркай!
— Я не каркаю — я прогнозирую события, исходя из актуальных условий. То, что можно легко бросить, а потом так же легко вернуть, не ценится!
— И давно ты стала специалисткой по мужской психологии? — оборонялась Люся. — Я даже не помню, когда ты в последний раз встречалась с мужчинами!
— Во-первых, у меня есть брат, — резонно отметила Катя. — А во-вторых, с тех пор, как я стала разбираться в мужской психологии, я с ними и не встречаюсь. Иногда расставание с парнем даёт намного больше, чем отношения с ним.
— Он обещал, что бросит свою девушку, и она станет дважды бывшей. Разве это не доказательство, что я ему дороже?
— Нет, доказательством может быть только свершённый факт, а не лживые обещания.
— А я ему сейчас позвоню! — запальчиво сказала Люся, доставая телефон.
— Люсь, часто звонить мужчинам не рекомендуется.
— А мне плевать… Алло, милый!
— Кто это? — довольно грубо осведомился Денис.
— Это Люся. Ты что, мой номер удалил? — Голос предал, сердце упало.
— А-а, да… Но теперь я снова его забью.
— Ты поговорил со своей бывшей?
— Конечно, нет. Я её пока не видел.
— Но ты поговоришь?
— Поговорю.
— Честно?
— Да пусть отсохнут мои бицепсы, если я тебе вру.
Люся снова заулыбалась.
— Денис, я так рада. Ты сегодня вечером приедешь?
— Я не могу, мне же с Надей ещё надо поговорить.
— Ясно, — расстроилась Люся. — Тогда я тебе завтра утром позвоню.
— Я лучше сам. Ну всё, пока.
— Пока, целую!
— И что? — насмешливо спросила Катя. — Пообещал?
— Бицепсами клялся.
— Ого, смелый какой. Но я бы всё равно ему не верила — чёрного кобеля не отмоешь добела.
Два дня спустя «чёрный кобель» вернулся в родную конуру. Люсю так и подмывало спросить его про Надю, но она решила отложить этот разговор на более удобное время.
Едва Денис откатился на край кровати, как на него обрушился малоромантичный вопрос:
— Ты поговорил со своей бывшей?
— Что?.. А, да. Мы расстались.
— Наконец-то! — И Люся кинулась к нему с угрожающим намерением задушить в объятьях.
Через минуту Денис отправился в душ, а она стала шарить по его карманам в поисках «тела». Мысль о том, что каждый человек, каким бы гадом он ни был, имеет право на частную переписку, Люсю даже не посетила.
Последнее смс пришло от Нади буквально час назад:
«Хочу к тебе и тебя».
Распаренный Денис был встречен громким криком:
— Сволочь!
— В чём дело?
— Ты её не бросил! К ней вернулся — меня бросил, ко мне вернулся — её не бросил!
— Ты читала мои смс?
— Я хотела тебя проверить!
— И что, довольна? — холодно спросил Денис.
— Нет… — Люся чувствовала, что вот-вот зарыдает.
— А нефиг лазить по чужим телефонам. — Он деловито натянул штаны. — Я пошёл. Не реви — я позвоню.
На протяжении следующего месяца Денис заходил снова, и снова был прощальный секс.
— Он так деликатно ненавязчив — является только раз в неделю. Наверное, боится надоесть, — язвила Катя. — Ходит тут, привыкает… И ест на халяву и…
— Хетцер, цыц! — отрезала Люся.
— Я разве что-то не то говорю? Ваш прощальный секс бывает чаще, чем у многих регулярный. Он даже не альфонс, он… пристебай!
— Катька, твоя интервенция совсем не обязательна.
— Обязательна, если я вижу, что эти бессмысленные отношения губят твою жизнь.
— Угомонись, Неистовый Виссарион[9]! Ничего мою жизнь не губит. Вот он придёт, а я потом три дня счастливая хожу.
— И тебя устраивает твоё бесправное положение? — почти брезгливо посмотрела на неё Катя. — Ты даже претензий не можешь ему предъявить, потому что ты для него никто.
— Почему никто? Я — его тихая гавань.
— Ты ещё скажи «отдых воина». Твой мозгоклюй просто тешит своё жалкое самолюбие, а на самом деле ты ему не нужна.
— Он меня любит! — настаивала Люся, сама не веря в то, что говорит.
— Максимум — хочет. А чем старше становишься, тем яснее понимаешь, что «я тебя хочу» — это не комплимент.
Катя давно общалась с непостижимо скромным мальчиком из юридического института, будущим следователем Андреем Хординым. Ей хватило одной встречи, чтобы прийти к выводу: отношения между ними могут быть только дружескими. Зато мальчик увлёкся Катей не на шутку. Катю это очень забавляло, а Люся, даже не будучи знакомой с Андреем, напротив — от души его жалела. Ей было слишком хорошо известно, что такое мучиться от неразделённой любви.
Люся смутно понимала, что у неё развивается зависимость, и не лучше наркотической. Зависимость, которую оптимистично называют то любовью, то плотоядно — страстью. Симптомы говорили сами за себя: имя «Денис», случайно попавшееся в газете или журнале, волновало Люсю до аритмии сердца; в толпе ей чудилось его лицо, а на мир она смотрела не иначе, как сквозь призму его светлого образа: «Это его любимая группа… А эту группу он ненавидит… В этом магазине работала его сестра… У него была такая же куртка… А Денис сейчас сказал бы так…»
Чтобы отвлечься, Люся даже согласилась пойти в кино с соседом, имя которого давно забыла, потому что всегда звала его Робким Роботом за скованность в движениях и профессию робототехника.
Весь фильм Люся не могла спокойно смотреть на экран — главный герой оказался нестерпимо похож на Дениса. Она даже запомнила, как зовут актёра — Райан Гослинг.
«Это наваждение! Везде уже мерещится, проклятый».
За годы не всегда позитивного общения с парнями у Люси сложилось правило «шести Н» — стараться не быть настойчивой, настырной, напористой, надоедливой, назойливой и навязчивой. Но соблюдать это правило ей не удавалось:
— Привет! Я не отвлекаю?
— Ну-у… — Денис явно напряг мозг, чтобы соврать, и делал это явно напрасно.
— Я скучала.
— А я не успел.
В Люсе полыхнула боль.
— Эй, Люсёнок, я пошутил.
— У тебя всегда такие злые шутки?
— Я просто занят.
— Позвонить попозже?
— Давай я тебе сам позвоню.
— Ладно, пока, — уныло ответила Люся.
В такие моменты она совсем падала духом, потому что знала — Денис позвонит ей очень нескоро. Тогда она обнимала Кутузова, который в силу плюшевости не смел сопротивляться, и, тихо плача, засыпала с ним.
«Пусть он мне приснится и скажет наконец, любит он меня или нет».
В сто первой аудитории слегка обвалился потолок, и Мелитина Витольдовна по прозвищу Гильотина с неудовольствием сообщила, что лекция отменяется, дабы не подвергать студентов опасности. Тем более, в конце пятого курса.
— Ну да, на пятом курсе помирать как-то особенно обидно, — согласилась Катя.
Все ликовали, а Люся расстроилась — после пар у неё была назначена консультация по диплому. В образовавшееся «окно» девушки решили прогуляться по магазинам и сели в набитый автобус.
— Местов нет, — мрачно констатировала Катя.
— Одно есть! — Люся проскользнула к свободному месту. Ноги не помещались, и она выставила их в проход.
— Ой, не льсти себе, — с издёвкой улыбнулась Катя. — Длинноногая нашлась.
— Должно же у меня быть хоть какое-то достоинство.
Через двадцать минут они копались в тряпках.
— Бедный Кристиан Диор, — поморщилась Катя. — Мужик умер полвека назад, а на нём по-прежнему делают бабки, нагло присваивая его имя к тому, до чего он не то, что не дотрагивался, а даже не дожил.
— Смотри, какая шапка. — Люся нахлобучила на себя блестящего бастарда шлема и банданы, который вопреки всему ей жутко нравился.
— Ага, знаешь, на что теперь похожа твоя голова? На диско-шар! Ты ещё покружись — мы точно, как на дискотеке, будем.
— А я всё равно её возьму.
— Лысюк, не смей!
Но Люся, как Данко сердце, уже несла шапку на кассу. Бедная студентка и гламурная дива вели извечную борьбу за Люсину душу, поэтому вынужденная экономия всегда сменялась неуёмным мотовством.
— Надеюсь, ты не наденешь это прямо сейчас? — опасливо спросила Катя.
— Прямо сейчас и надену.
— Тогда считай, что мы не знакомы… Кстати, как там твой мозгоклюй?
— Каждую ночь его во сне вижу.
— Вот скотьё — он ещё и сниться тебе смеет. — После курсов Катя даже ругаться пыталась на французский манер.
— Ладно, потопала я к Изотоповне.
— Только диско-шапку спрячь.
Научная руководительница дипломной работы Надежда Изотоповна, несмотря на седые годы, была поистине женщиной-праздником:
— Людмила, я не думаю, что аттестационной комиссии будет интересно узнать, что «блуд» и «бл…дь» — это однокоренные слова. Родство лексем «колено» и «член» тоже выкинь. И вообще — поменьше секса, а то некоторые преподаватели настолько заслуженные, что уже давно всё забыли, и не стоит напоминать им об этом в такой неуютной обстановке, как защита диплома. А вот «неряха — наряжаться» и «ворчать — ворковать» мне нравятся — тут уже явный парадокс и родство противоположностей.
— А как вам «работа» и «раб»?
— Интересно, — кивнула преподавательница. — Только очень уж грустно.
Тот день не задался с утра.
Накануне Люся договорилась с Денисом, что сразу после учёбы поедет к нему. Всё утро она была рассеянно-весёлой и почти не замечала ни постылые стринги, надетые специально по такому торжественному поводу, ни оттягивающую плечо сумку, хаотично набитую, помимо книг и тетрадей, косметикой, зубной щёткой, полупрозрачным халатиком и запасными трусами. Всё это было для НЕГО.
На паре древнерусского языка Люсе пришлось читать и переводить текст чьего-то жития. Едва разбирая старинный шрифт, она наткнулась на слово «комонь». Люся помнила, что оно означает «конь», но куда поставить непоседливое ударение, не знала и, вконец растерявшись, выдала:
— Come on!
Группа взорвалась. Жанна Вальтеровна ударилась в гнев.
О своём позоре Люся решила умолчать и Кате, с которой она встретилась на следующей паре, ничего не рассказывать. На лекции по русской литературе, в основном, поминали Пушкина и его «Выстрел».
— У меня сегодня ночью венок Пушкину с полки упал, я чуть не поседела… — шёпотом доложила Катя.
Люся пришла в себя не сразу:
— Ты хранишь дома венок с могилы Пушкина?!
— Это сборник стихов в его честь так называется — «Венок Пушкину».
Словно вторя Кате, Беатриса Геннадьевна с неподдельно-страстным чувством заметила: ...
Все права на текст принадлежат автору: Виктория Александровна Килеева.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.