Роман Галкин Обреченный взвод

Благодарю коллег с форума «В Вихре Времен» за помощь в написании данного романа, а так же мою настырную читательницу Биталину за горячую поддержку проекта и фанатичную влюбленность в его героев.

Пролог

– Питер, ну неужели ты ничего не можешь сделать? Неужели нашему мальчику придется целых полгода болтаться неизвестно где, неизвестно чем питаться, жить в компании каких-то хулиганов?

– Да, пап, – поддержал мать рыжий детинушка в наушниках, непрерывно что-то жующий и кивающий в такт музыке. – Я не хочу полгода тусоваться с какими-то лошарами. В конце концов, зачем тебе было становиться сенатором, если ты не можешь отмазать от какой-то вонючей армии родного сына?

Питер Орчинский переводил хмурый взгляд с жены на сына и размышлял о том, что если бы в свое время Марта родила ему второго сына, то сейчас не пришлось бы возлагать надежды на этого избалованного супругой оболтуса. Тяжело вздохнув, он в очередной раз попытался объяснить ситуацию домочадцам:

– Поймите же вы, таковы законы Конфедерации – гражданин, не отслуживший в армии, не может занимать руководящих постов. Скажи, Адик, ты желаешь всю жизнь горбатиться простым работягой? Или ты мечтаешь зарабатывать сколиоз в качестве офисного планктона? И поверь, заработать даже на самые дешевые импластические салоны ты не сможешь.

Адик поднял согнутую в локте руку, с удовольствием обозрел новый рельефный бицепс и произнес:

– Не, я хочу руководить какой-нить промышленной корпорацией. Тогда у меня будет свой собственный салон.

– Если в ближайшее время вы с мамой не найдете салон, где имплантируют мозги, то…

– Питер, но ты же сенатор, – вновь заныла супруга. – Ты же сам являешься законодателем. Неужели нельзя отменить этот дурацкий закон?

– Вот именно, Марта, я сенатор, – Орчинский раздраженно хлопнул ладонью по кожаному подлокотнику. – Я сенатор, а не президент. И ты прекрасно знаешь, что в сенате у подавляющего большинства одни дочери.

– Бракоделы, – вякнул из своего кресла Адик и, поймав взгляд отца, отстраненно поднял взгляд к потолку.

Сенатор, глядя на свое чадо, подумал, что бракоделом является скорее он, но вслух продолжил:

– И потому, Марта, большинство сената эта проблема не только не волнует, но даже наоборот…

– Что значит наоборот?! – с нетерпеливым возмущением перебила Марта.

– Разве ты не хочешь для нашей Лизиточки достойного и надежного мужа?

– Лизиточке еще рано об этом думать!

– Лизиточке рано, но тебе надо думать об этом заранее. И не только об этом, а вообще… кхм, – Питер не договорил упавшую на язык мысль и, кашлянув, продолжил объяснять ситуацию: – Вот и другие сенаторы желают видеть в мужьях у своих дочерей ответственных и надежных парней, а не… кхм…

– Чего ты так на меня смотришь, пап?

– Максимум, чего я и поддерживающее меня меньшинство смогли добиться, это сокращения обязательного срока службы до полугода. В конце концов, что такое полгода?

– Ага, пап, тебе легко говорить. Сам-то ты в армии не служил.

– Не смей упрекать отца! – снова хлопнул по подлокотнику Орчинский. – Тогда, когда мы еще не столкнулись с галантами, были другие законы. Но если бы Конфедерации нужно было, я бы пошел служить, не сомневаясь ни минуты.

– Ага, – кивнул Адик. – И тогда бы ты уже не смог стать сенатором.

– Это почему?

– В армии всем отбивают голову – это факт, – поучительно произнес великовозрастный балбес, продолжая активно обрабатывать челюстями жвачку. – А в сенат с отбитой головой не пролезть – это тоже факт.

– В сенат не пролазят, а избираются…

– Ой, пап, кого ты лечишь? Знаю я ваши выборы.

– Да ты… Да я… Да как ты смеешь! – покрасневший от возмущения сенатор грузно привстал и снова рухнул в кресло. Несколько мгновений он, пытаясь найти подходящие слова, открывал и закрывал рот, словно выброшенная из воды рыба, но тут вмешалась Марта.

– Прекратите! – рявкнула она, словно армейский сержант, и, приподнявшись, взяла со столика пульт видеофона. Кресло под ее обширным задом сперва облегченно вздохнуло, и тут же, когда Марта опустилась обратно, придушенно скрипнуло. Набрав нужный номер, супруга сенатора сообщила: – Я звоню Рудику. Он не оставит в беде родную сестру.

Рудольф Штиц – вице-адмирал, занимающий ответственный пост в Военном министерстве, на удивление быстро отозвался на вызов. Его конопатая физиономия, увенчанная ежиком белобрысых волос, расплылась в улыбке на всю покрытую видеоволокном стену гостиной.

– Привет, Марта! – радостно воскликнул он. – А я уже думал, ты окончательно забыла о существовании своего родного братишки. Привет, Пит! Чего ты такой красный? Не сдерживай себя. Ты же дома, а не в сенате. Газы нужно выпускать вовремя, иначе они впитываются в кровь и отравляют организм. И займись наконец всерьез моей сестренкой, Пит.

– Что ты имеешь в виду, Рудик? – вопросила ошеломленная напором брата Марта.

– Да то, что трахать тебя нужно день и ночь! Секс способствует похуданию. Ты же скоро в кресло не будешь влазить, сестренка.

– Рудик, как тебе не стыдно! – возмутилась толстуха. – Здесь же ребенок.

– Где? – вице-адмирал обвел помещение удивленным взглядом. – Оп-па, а это что за резиновая кукла? Племяш, ты ли это?

– Гы, – растянул рот в улыбке Адик. – Ага, дядя, я.

– Все, Марта, я понял причину, которая заставила тебя вспомнить о брате. Ты хочешь, чтобы я определил этого мутанта в гвардейский корпус, где ему покажут, откуда у мужчин берутся настоящие мускулы. Я угадал?

– Почти, – пришла очередь злорадно улыбнуться Орчинскому.

– Боже, Рудик, и ты туда же? – возмущенно всплеснула руками Марта. – Посмотрела бы я на тебя, роди тебе Клара не трех дочерей, а трех сыновей.

– Не бей по больному, сестренка, – скорчил недовольную физиономию Рудольф, тяжело вздохнул и перевел взгляд на сенатора: – Пит, а не можешь ли ты продвинуть закон о воинской обязанности для девушек?

– Ты хочешь отправить дочерей в армию? – удивленно задрала брови Марта.

– А что делать, если у меня нет сыновей, – простодушно развел руками вице-адмирал и снова обратился к зятю: – Пит, ты не познакомишь мою жену с тем парнем, от которого твоя Марта родила сына?

– Чего-о?! – супруга сенатора поднялась и грозно уперла руки в бока.

– Адик, – вполголоса обратился к сыну Питер, – я, кажется, знаю, где ты сможешь сделать карьеру даже с тем… кхм… веществом, которое заменяет в твоей голове мозг.

– Где? – заинтересовался Адик.

– В армии, – кивнул на улыбающегося вояку отец.

– Не-е, я не хочу в армию! – громко заявил сын.

– Не понял, – вице-адмирал удивленно склонил голову и как-то по-птичьи одним глазом уставился на племянника. – Куда ты не хочешь?

– В ар-ми-ю, – за сына по слогам повторила Марта.

– Это как это так? – глубоко недоумевая, обратился к зятю Рудольф, но тот лишь беспомощно развел руками, изобразив на лице выражение полнейшей безнадеги.

Через пару дней Марта в очередной раз связалась с братом.

– Рудик, мы договорились с одним русским. Он из той лимиты, что понаехала с планет, захваченных галантами.

– Ох, сестренка, подведешь ты меня под отставку, – укоризненно покачал головой вице-адмирал и задал сразу два вопроса: – Он точно будет молчать? А как его родственники?

– За те деньги, что мы ему пообещали, он готов проглотить собственный язык. В приюте, где он воспитывался, мне сообщили, что вся его родня погибла, а его грудным младенцем привезли сюда шестнадцать лет назад.

– Ему всего шестнадцать лет?

– Да какая разница, сколько ему лет, если он будет служить под именем Адика?

– В общем, так, Марта, сегодня с тобой по личному кому свяжется один человечек, с ним и будешь решать этот вопрос. И смотри, если это дерьмо всплывет, твой муженек вмиг лишится сенатского кресла, со всеми вытекающими последствиями. Так что не скупись, когда будешь оговаривать условия.

* * *

Полковник Бэд Сикорский занимал неприметную должность делопроизводителя в штабе космофлота, которая позволяла ему уделять достаточно времени для пусть и незаконного, но довольно прибыльного бизнеса. Он оказывал влиятельным и просто богатым людям довольно специфические услуги. Несмотря на специфичность, желающих в Конфедерации находилось достаточно, чтобы раз в год на банковский счет полковника начинали падать крупные суммы. И сейчас как раз пришло время собирать урожай, который Бэд взращивал целый год. Вернее, первую часть урожая. Вторую часть он получит не ранее чем через полгода, когда предоставит своим клиентам доказательства окончательного решения проблемы.

На днях состоялись последние переговоры, и тридцатый кандидат определился. Тридцать судеб, каждая из которых оценена в пять тысяч кредитов, последуют тем путем, который выберет для них полковник. И чем короче будет этот путь, тем скорее он станет на сто пятьдесят тысяч богаче. Уже сейчас Бэд Сикорский мог уйти в отставку и жить безбедно на какой-нибудь далекой от периферии благополучной планете.

Но зачем уходить, если есть люди, нуждающиеся в его услугах? Вряд ли во всем космофлоте найдется специалист, способный так грамотно организовать столь щекотливое дело. Бэд же решение судеб каждой новой тридцатки давно уже воспринимал как творение некоего художественного произведения. Да, именно так. Именно произведения. И он, словно творец, плел узор из тридцати судеб, получая от процесса истинное наслаждение. Иногда даже казалось, что именно из-за этого наслаждения, а не ради презренных кредитов, он занимается этим делом.

Однако сегодня Сикорский изрядно перенервничал, когда с ним вдруг связалась одна очень важная шишка из министерства и поинтересовалась условиями его услуг и гарантиями. Столь важным персонам полковнику еще не приходилось оказывать услуги, и первой мыслью было, что кто-то высокопоставленный решил прикрыть его бизнес, и, возможно, вместе с ним самим. Но все обошлось. Связавшийся с ним всего лишь попросил помочь своей родственнице, сообщил код ее личного кома и, посоветовав полковнику забыть об их контакте, отключился.

Связавшись с Мартой Орчинской, Бэд отступил от правил и заключил тридцать первый контракт. Вообще-то он никогда ранее не изменял своим правилам, но когда заказчица узнала, что придется ждать целый год, то удвоила сумму вознаграждения, пообещав половину немедленно перевести на счет полковника, и Сикорский сдался.

Суть дела заключалась в том, что вместо сына сенатора Орчинского обязательную полугодовую службу в армии за вознаграждение будет проходить некий парень, который впоследствии должен исчезнуть, как нежелательный свидетель, способный очернить биографию как отпрыска известного политика, так и самого сенатора.

Бэд и сам не мог объяснить себе, почему до сих пор ограничивался числом тридцать. Возможно, из-за получающейся в результате круглой суммы. Но тридцать один тоже неплохое число, и хоть сам он не увлекался азартными играми, но знал, что у игроков оно является счастливым. И словно подтверждая это, прозвучал сигнал с личного кома, сообщающий, что аванс в размере пяти тысяч кредитов уже упал на указанный Марте Орчинской счет.

* * *

– Рудик, – Марта в очередной раз связалась с братом. – Извини, что я снова тебя отрываю.

– От чего ты меня отрываешь? – удивленно уставился на женщину вице-адмирал и, приподняв подбородок и выпятив нижнюю губу, почесал шею.

Сбитая с мысли неожиданным вопросом брата, та некоторое время пыталась сообразить, что следует ответить, и, наконец, заговорила:

– Рудик, ты же знаешь, какой ответственный пост занимает Питер?

– Ну?

– И наверняка понимаешь, что он не собирается на этом останавливаться?

– Короче, Марта!

– Ну-у, как бы это сказать-то?

– Коротко и внятно.

– Не торопи меня, Рудик, а то я окончательно запутаюсь, – плаксиво взмолилась женщина. – В общем, если эта история… ну ты понимаешь, всплывет… В общем, Рудик, эта история никоим образом не должна всплыть.

– Ага, я тебя понял, сестренка, – ты трясешься за свою необъятную задницу. Так не лучше ли отправить сопляка оттарабанить положенный срок? А? Тогда и ты будешь спать спокойно, и твой муженек, и ваш подсвинок.

– О боже, Рудик! Армия сделала из тебя отпетого грубияна! – возмущенно воскликнула Марта. – Адиль в любом случае не должен попасть в вашу ужасную армию. Я не хочу, чтобы он стал таким же неотесанным солдафоном, как ты, Рудик. К тому же я уже заплатила аванс твоему человеку…

– Какому моему человеку? – перебил сестру вице-адмирал, и на этот раз на его конопатом лице не было и тени улыбки. – Запомни раз и навсегда, Марта, ты сама нашла этого человека, и я с ним никак не связан. Я даже знать о его существовании не знаю. Запомни это, Марта.

Выслушав внушение брата, женщина понимающе закивала и, непроизвольно перейдя на шепот, заговорила:

– Вот-вот, Рудик, как раз по этому поводу я с тобой и связалась. Нельзя ли, после того как решится вопрос с русским, который будет служить вместо Адика, сделать так, чтобы этот полковник тоже бесследно исчез?

Высоко задрав белобрысые брови, Рудольф Штиц несколько долгих мгновений молча смотрел на родную сестру.

Часть 1 Все имеет свою цену

Глава 1 Мечты сбываются

Тысяча кредитов – что можно купить на такие огромные деньги? Да много чего. Но я не буду тратить бездумно. На тысячу оранжевых можно купить четыре однокомнатных квартирки в рабочих кварталах. В одной буду жить сам, а три сдавать. Надо только подыскать все четыре «однушки» в одном доме. Ну да, у меня еще минимум полгода на размышления и построение планов, как правильно распорядиться деньгами, о наличии которых свидетельствовала синяя банковская карточка на мое имя. Я уже целый час крутил ее в руках, так до конца и не поверив в неожиданно свалившуюся удачу. Мало того что практически сбылась моя мечта – я буду служить в армии, – так мне за это еще и заплатили авансом целую тысячу кредитов. А это вам не какие-то там баксы, фунты или дублоны, которые постоянно обесцениваются, деноминируются и снова обесцениваются. Оранжевые креды – самая стабильная и обеспеченная валюта Конфедерации.

Сомнения оставались лишь по поводу гражданства. Но мамаша Адика обещала помочь с этой проблемой. А ей верить можно – не зря же она является женой сенатора.

* * *

На Кинг, одну из центральных планет Конфедерации, я попал грудным ребенком. Мои родители сгинули на планетах Российской империи, захваченных неожиданно нагрянувшими из глубин космоса галантами. Не знаю, какой добрый человек из беженцев не оставил меня на погибель, а привез на эту планету и определил в приют, созданный специально для прибывающих русских детишек, чьи родители погибли или пропали без вести. Возможно, то был какой-нибудь мой родственник, посчитавший, что грудной ребенок будет для него непомерной обузой. В любом случае я этому человеку благодарен.

Когда мне исполнилось тринадцать лет, пришлось покинуть приют и, получив продовольственную карточку, стать самостоятельным членом русской резервации.

Надо сказать, что официально никаких ограничений по месту жительства для беженцев с русских планет не существовало. Однако граждане Конфедерации относились к нам как к людям второго сорта, а потому мало кто решался переселяться за пределы изначально отведенного для беженцев района. Были, конечно, и исключения. Кто-то женился или вышел замуж за гражданина, сам став таким образом полноправным гражданином. Кто-то, являясь ценным специалистом в каком-нибудь деле, переехал жить в престижный район, жители которого по определению считались элитой общества независимо от гражданства. Также можно было жить в рабочих кварталах, расположенных вблизи крупных предприятий. В них в основном обитала так называемая лимита – бесправные работяги, понаехавшие с самых захудалых планет в поисках лучшей доли. По своему социальному статусу лимитчики были на одном уровне с беженцами и потому не имели причин возносить себя над нами. Но они все же являлись гражданами, а потому могли проходить службу в армии, что, в свою очередь, давало бесплатное приобретение какой-либо профессии и последующее присвоение статуса полноправного гражданина, который давал различные льготы в дальнейшем. А если повезет, то можно было заключить хорошо оплачиваемый долгосрочный контракт на военную службу.

Устроившись упаковщиком на завод по производству промышленных роботов, я сдружился с тремя парнями-лимитчиками, мечтающими попасть в армию, и тоже увлекся этой идеей. Хоть и понимал, что шансов у меня никаких, но все же проводил досуг в их компании, изучая журналы по армейской технике и вооружению. Особенно меня привлекал боевой пехотный робот (БПР) и его модификации.

Однако теория теорией, а о практике оставалось только мечтать. Даже самый дешевый игровой симулятор стоил столько, что мне и моим друзьям пришлось бы не менее года полностью откладывать свои мизерные зарплаты.

И все же удача улыбнулась нам. Улыбнулась она дебильной улыбкой вечно пережевывающего жвачку Адиля Орчинского, сына популярного в Конфедерации политика, сенатора Питера Орчинского.

В тот день меня и Найка отправили в городской офис компании вынести и погрузить старую мебель. Эту работу нельзя было доверить роботам из-за полированных ступеней внутренней лестницы, выполненных из какого-то ценного камня, вот и послали нас. Когда закончили с погрузкой, закончился и рабочий день, и мы, ударив друг друга по ладоням, собрались разойтись по домам. Однако послышался звонкий сигнал, и рядом с нами резко затормозил ярко-красный спортивный кар. Дверь с легким шелестом отъехала, и на тротуар вышел один из тех богатеньких хлыщей, к которым парни из рабочих кварталов и резерваций испытывали стойкое отвращение.

– Подзаработать хотите? – без всяких предисловий спросил нас рыжий детинушка. При этом он с усердием двигал челюстями, пережевывая жевательную резинку, отчего его речь периодически искажали протяжные гласные звуки.

Задав вопрос, богатей тут же надул большой пузырь из жвачки, который, лопнув, повис розовой соплей на конопатом носе. Содрав с носа жевачку и отправив ее обратно в рот, парень выжидающе уставился на нас.

– Не нуждаемся, – холодно ответил я и повернулся, чтобы идти своей дорогой.

Однако меня остановил вопрос Найка:

– Заработка на игровой симулятор хватит?

– Чо-о? – удивленно переспросил в свою очередь рыжий. – Тебе нужен симулятор? Да не вопрос. Окажете мне услугу, и я отдам вам свой симулятор вместе с куклой.

– С какой куклой? – теперь озадачился Найк.

– Ну не последняя модель, конечно, – развел руками хлыщ. – Я-то уже года два как использую для этого настоящих девчонок. Или ты что имеешь в виду? Если тебе нужна мужская кукла, или какое-нибудь животное, то покупай сам. Я свою репутацию портить не буду. Но адрес приличного секс-шопа, в котором полно кукол на любой вкус, знаю, если что.

Глядя на растерявшегося в своем святом непонимании товарища, я не выдержал и расхохотался. Отсмеявшись и поймав на себе два настороженных взгляда, обратился к хлыщу:

– А просто руки в том секс-шопе продаются?

– Какие руки? – два голоса слились в одном вопросе.

– Да все равно – хоть правые, хоть левые. А то, бывает, после работы так устаю, что ни рукой, ни ногой не пошевелить.

И рыжий, и Найк посмотрели на свои руки. Найк продолжил недоумевать, а рыжий перевел взгляд на собственный пах, хлопнул очередным жевательным пузырем и заявил:

– А чо, прикольно, – после чего проделал пантомиму, имитирующую совокупление сразу с двумя руками.

– Тьфу! – понял наконец, о чем идет речь, Найк. – Не нужна нам кукла. А кроме нее что еще к симулятору есть?

– Только шлем.

– И то дело, – одобрил товарищ. – Делать что надо?

– Надо объяснить кое-кому, что его девчонка не его, а моя.

Мы с приятелем переглянулись. Оказывать какую бы то ни было услугу этому жвачному животному не хотелось. Зато очень хотелось заиметь игровой симулятор.

– Кто будет нашим клиентом? – спросил я, размыслив о том, что если этот кое-кто окажется таким же богатеньким хлыщом, то можно и поразвлечься.

Рыжий назвал имя, которое, естественно, ничего нам не сказало. Когда мы потребовали гарантии того, что получим симулятор, он изобразил на жующем лице искреннее возмущение и гордо заявил:

– Я Орчинский!

– Да хоть Торчинский, – будучи не сведущ в политике и не зная имен даже самых известных политиков, кроме, разумеется, президента, я пожал плечами и собрался добавить еще какую-то колкость, но Найк положил руку мне на плечо и подступил ближе к рыжему.

– То-то, я смотрю, ты мне кого-то напоминаешь. Ты сенатору кем приходишься?

– Я Адиль Орчинский – сын Питера Орчинского. Мое слово надежней банковской ячейки!

Не знаю, насколько надежно слово Адиля, но нас он не обманул. Более того, кроме симулятора нам еще досталось по новомодному костюмчику, которые сынок сенатора приобрел специально, чтобы привести нас на вечеринку в качестве своих приятелей. Эх, лучше бы он отдал нам деньгами. Надеть подобные костюмы в наших районах – все равно что объявить себя законченным извращенцем. При этом стоили они не менее полугодового заработка каждого из нас.

На вечеринке, проходившей в одном из частных парков, мы чувствовали себя крайне неловко. Какие-то слащавые юнцы лобызались при встрече с Адилем и, узнав, что мы его приятели, норовили обслюнявить и нас, и удивленно выкатывали глаза, когда мы отстранялись. Наш наниматель при этом хохотал и рассказывал, что мы прибыли из диких окраинных миров, где за поцелуй с мужчиной приговаривают к смертной казни. Надо было ему что-то придумать и про женщин, потому что поцелуи местных девиц – жертв косметики, ботекса и пластической хирургии – вызывали не меньшее отвращение, чем прикосновение к лицу паука-кровососа.

Единственным положительным моментом было то, что я прищемил бы нос любому из местной компании даже бесплатно, при этом абсолютно не задумываясь о моральных аспектах.

Наконец появился наш клиент. На первый взгляд он выглядел внушительно – эдакий бугрящийся мышцами здоровяк. Однако неестественная правильность и симметричность мускулатуры говорила о том, что это всего лишь новомодные импланты, а не результат пролитого на тренажерах пота. О том же говорила и скованность движений парня, не привыкшего к новым объемам собственного тела.

Внимательно разглядев искусственного здоровяка, я понял, что казалось неестественным в других, подобных ему, «качках», и проникся к местной публике еще большим презрением.

Бить клиента не пришлось. После того, как Адиль заманил его в дальний угол парка, мы с Найком взяли здоровяка за уши и просто держали в течение всего процесса так называемой экзекуции. Рыжий ходил перед нами павлином и, активно жестикулируя, рассказывал о том, какой Гекки плохой, невоспитанный и недостойный. Две девицы, приглашенные в качестве зрителей и свидетелей триумфа нашего нанимателя, восхищенно ахали и охали от неподдельного восторга. А удерживаемая за уши гора мышц плакала навзрыд, словно поставленный в угол истеричный пятилетний ребенок.

У меня уже затекла рука и онемели сжимающие ухо Гекки пальцы, и я испытывал возрастающее желание отметелить и Гекки, и Адика. Судя по сопению и плотно сжатым губам Найка, он испытывал схожее желание.

Наконец рыжий завел себя настолько, что осмелился влепить Гекки пощечину. Силы пощечины вряд ли хватило бы даже на то, чтобы прихлопнуть кровососа. Однако оба хлыща разразились дикими криками, а девицы чуть не упали в обморок. Гекки орал из-за осознания факта, что его ударили по лицу. Адиль орал оттого, что отбил ладошку, и теперь в перерывах между криками, дул на нее, выплюнув при этом жвачку. Девицы ахали и не могли решить, падать ли в обморок от ужаса, ибо на их глазах жестоко избивают человека, или падать от восхищения непомерной крутостью Адика, или от жалости к бедняжке Гекки?

Несмотря на то что над парком грохотала громкая музыка, крики могли привлечь ненужное внимание, потому Найк заткнул рот Гекки, я заткнул Адиля, а девицы, увидев это, потеряли-таки сознание.

В общем, на следующий день мы стали обладателями довольно приличного симулятора, а я решил переехать из русской резервации в рабочий квартал.

До сих пор ребята жили втроем в однокомнатной квартире, но теперь мы сняли «двушку». В одной комнате поставили четыре кровати, вторую решили оборудовать самодельными тренажерами, и в ней же расположили симулятор. Сократив до минимума траты, за пару месяцев накопили на простенькую раму управления БПР. Теперь ощущения были максимально реальными, и каждый из нас с нетерпением ждал своей очереди влезть в подвешенный в раме костюм и надеть шлем.

Раму помог приобрести Адиль Орчинский. Найк, сохранивший код его кома, позвонил, не особо надеясь на содействие хлыща. Однако тот неожиданно легко согласился помочь.

После обеда, взвалив на товарищей выполнение моей нормы, я ушел с работы на встречу с сынком сенатора. Подходя к назначенному месту, в первый момент решил, что вижу Гекки. Однако над грудой неестественных мускулов сияло дебильной улыбкой привычно жующее лицо Адиля.

– Ну, как? – вопросил он, сгибая поднятые руки в локтях и демонстрируя рвущие кожу чудовищные бицепсы. – Объем в полтора раза больше, чем у Гекки.

Появилось дикое желание проверить, не взорвется ли этот лошарик, если ткнуть в него чем-нибудь острым. Но, помня, зачем пришел, я сдержал рвущуюся с языка колкость и попытался изобразить восхищение. Адиль поверил и проникся ко мне теплыми чувствами, которые выразились в предложении поступить к нему на службу, когда он станет знаменитым политиком или мегабогатым промышленником. Пообещав подумать, я напомнил о цели своего визита, и мы отправились в салон, торгующий игровыми симуляторами, находящийся в ВИП-районе, где обычные работяги могли появляться лишь для выполнения какой-либо работы. В принципе, официального запрета на нахождение в таких районах праздно шатающихся представителей рабочего класса не было, однако обслуживать подобных мне парней не станут ни в магазинах, ни в кафе. И каждый страж обязательно задержит и будет долго и нудно парить мозги, выясняя личность и цель пребывания в этом месте. Потому-то нам и понадобился Адиль. И хорошо, совпало так, что тому не терпелось продемонстрировать кому-либо свою новую мышечную бутафорию, а до вечера, когда отоспится и подтянется в клубы молодежь его круга, было далеко.

Разумеется, в доступных нам районах тоже существовали нужные салоны, но выбор в них был невелик, а цены, как и на все товары в бедных кварталах, выше.

До сих пор не могу понять, что в тот раз заставило меня разоткровенничаться с этим хлыщем, но, когда он поинтересовался, чего прикольного мы находим в военных игрушках, я рассказал о нашей общей мечте попасть на службу в армию и со вздохом посетовал на то, что для меня эта мечта останется несбыточной.

– Почему? – поинтересовался Адиль.

– Я не гражданин, – пришлось понуро развести руками. – Хоть и прожил в Конфедерации всю свою жизнь, но родился в Русской империи практически в тот момент, когда на нее набросились галанты.

– Так ты русский, – констатировал факт Адик. – А я вот не хочу в армию. А придется.

– Придется? Кто тебя заставит? – я искренне удивился, ибо был уверен, что богатей вряд ли нуждается в льготах, которые получают прошедшие военную службу. Однако я ошибся.

– Кто-кто, – передразнил рыжий. – Папик и наши дурацкие законы.

Он начал мне что-то объяснять, но в это время подошел менеджер, передал нам кристаллы с программами, сообщил, что рама отправлена по указанному адресу, и, слегка замявшись, поинтересовался, правильно ли ему сообщили адрес. Похоже, его смутило то, что покупка из элитного салона отправилась в рабочий квартал.

* * *

Взбегаю на склон оврага и сразу получаю мощный разряд в корпус. Активная броня поглощает излучение, но сила удара такова, что я заваливаюсь назад. Это меня и спасает от очереди кумулятивных снарядов, вздыбивших землю на противоположном склоне.

В последний момент перед падением успел разглядеть противника – три танка на антигравах в сопровождении взвода пехоты. Трезво оцениваю шансы уйти – никаких. Вокруг голая равнина, пересеченная неглубокими оврагами. Редкие заросли низкорослого кустарника не скроют даже человека, не только боевого робота.

Однако долго размышлять нет времени. Через пару минут противник достигнет края склона и расстреляет меня сверху.

Для начала опустошаю ленты обоих заплечных гранатометов, причесывая навесным огнем пространство перед склоном. Не вижу, нанес ли противнику урон, но надеюсь, что хотя бы заставил залечь пехоту.

Опускаю БПР на колени и вытягиваю руки в качестве помоста, по которому, отстыковавшись, съезжаю на потрескавшееся дно оврага. Взметая гусеницами ошметки грунта, на всей возможной скорости гоню вдоль склона, постепенно забираясь вверх. Наверняка враги обратят внимание на взметающиеся клубы пыли, но надеюсь, не успеют среагировать. Перед тем, как вырваться наверх, в качестве отвлекающего маневра выпускаю пару НУРСов по вершине склона из оставленной базы (тела робота).

Взлетев наверх, машина на долю секунды отрывается от земли. Приводы облегченно взвизгивают и тут же, вновь почувствовав сцепление траков с грунтом, переходят на привычный натужный бас.

Разворачиваюсь на месте и вдавливаю указательными пальцами гашетки обоих джойстиков. Поливая противника огнем одновременно из скорострельной пушки и спаренного пулемета, с удовлетворением отмечаю перевернутый танк с разорванной антигравитационной подушкой. Похоже, один из НУРСов угодил в днище машины, когда та подъехала к краю оврага.

Ловлю в перекрестье прицела ближайший танк, который, зависнув над склоном, из всего имеющегося вооружения активно обрабатывает оставленную мною базу. Понимаю, что шансов подбить эту плоскую черепаху мало – снаряд, скорее всего, скользнет рикошетом по гладкому боку. Перевожу прицел ниже, и большой палец левой руки вдавливает верхнюю гашетку на джойстике. Снаряд врезается в землю под вражеской машиной. Танк подбрасывает взрывной волной и заваливает на бок. Тут же правым джойстиком выпускаю второй НУРС в днище танка. Враг повержен.

Не могу понять, куда делась третья машина. Не дает сосредоточиться сильная жара – вражеские пехотинцы обстреливают меня из энергетических пушек, и слабая броня оторванной от базы машины не справляется. Приходится отвлечься от поиска пропавшего танка и начать расстреливать пехотинцев.

Вынырнувшую из-за склона оврага вражескую машину замечаю за долю секунды до того, как меня разрывает от попадания сразу нескольких кумулятивных снарядов.

– Гейм овер, – сообщил равнодушный женский голос, и я облегченно вздохнул, осознав, что это всего лишь финал игры.

– Ты их почти уделал, Олег! – услышал я восхищенный возглас Тома.

Ребята наблюдали за действием на экране монитора. Мы только вчера приобрели кристалл с новой игрой, и пока никому не удавалось уничтожить больше одной машины противника.

– А орал так, будто с тебя живого сдирают кожу, – усмехнулся Эрик, принимая у меня шлем и забираясь в раму.

Найк тоже хотел что-то сказать, но тут просигналил его ком. Взглянув на него, парень удивленно поднял брови.

– Привет, Найк. Как поживаешь? – донесся из кома голос, который я немедленно узнал – трудно не узнать жующий говор Адиля Орчинского.

Интересно, что ему понадобилось? Опять необходимо подержать кого-нибудь за уши?

– Привет, Адиль, – настороженно ответил Найк. – Чего это ты о нас вспомнил? Только не говори, что скучаешь.

– Не, не скучаю, – простодушно ответил тот. – Хочу помочь кое-кому из вас.

– Помочь? Кому? – еще выше задрал брови Найк.

– Олегу.

– Мне? – подойдя к другу, я недоуменно уставился через ком на жующую физиономию Адиля.

– Привет, Олег, – расплылся тот в улыбке. – Ты все еще хочешь в армию?

Глава 2 В начале пути

Пассажирский шаттл пристыковался к орбитальной станции, и нас вывели в огромный куполообразный зал ожидания. Невероятное количество народа сновало взад-вперед. В основном преобладали гражданские пассажиры, от яркого разноцветия одежды которых рябило в глазах. Выделялись строгие мундиры представителей космофлота, как гражданские синие, так и военные черные.

Длинные ряды кресел хоть и были заполнены всего наполовину, однако протиснуться к свободным местам не представлялось возможным. Сопровождающий офицер строго-настрого наказал не расходиться и ушел оформлять документы.

Мое внимание привлекла группа парней в серой форме звездной пехоты. С восхищением глядя на новенькую форму и залихватски заломленные на затылок береты, думал о том, что настанет тот час, когда, пройдя огонь и воду, повоевав на десятке разных планет, я тоже буду взирать на окружающий мир с такой же гордой уверенностью.

Эх, жаль, что не получилось отправиться на службу вместе с друзьями. Оглядывая новобранцев, с которыми предстояло лететь к месту службы, размышлял, какие отношения с ними сложатся и надежными ли они окажутся товарищами, если и дальше придется служить вместе. Как было бы замечательно, будь сейчас рядом Найк.

* * *

Когда Адиль сделал мне предложение пройти вместо него службу, да еще и посулил в оплату целую тысячу кредитов, я сперва воспринял это как шутку и так же шутя попросил его определить в армию и моих друзей. Тот легко согласился, лишь предупредил, что им за это платить не станет.

Далее была встреча с Мартой Орчинской и каким-то высокопоставленным армейским чином. Я подписал соглашение, из которого следовало, что мне выплачивается сумма в тысячу кредитов за некую услугу, которую я должен оказать Адилю Орчинскому. В месте обозначения услуги была оставлена пара пустых строчек. Я понимал щекотливость сделки и потому нисколько не смутился подобным составлением документа. Ко всему прочему мне вменялось в обязанность сохранять в строжайшей тайне суть и условия договора.

Тут-то и выяснилось, что именно из-за условий договора товарищи не могут служить вместе со мной. Офицер вообще отказался было что-либо предпринимать по поводу моих друзей. Но Адиль сперва просто разнылся, а потом закатил настоящую истерику, крича, что он дал слово, а его слово нерушимо и все такое. Супруга сенатора что-то пошептала на ухо военному, и тот, поинтересовавшись количеством персон, желающих отправиться на службу, заверил, что они непременно на нее попадут, если подойдут по возрасту и состоянию здоровья.

Отдельно офицер объяснил, что под именем Адиля я буду проходить лишь на местном мобилизационном пункте, далее, во избежание ненужных эксцессов, документы должны подмениться, и на место службы прибуду уже под своим собственным именем. Что будет делать весь положенный срок службы сенаторский отпрыск, не объяснили, да оно мне и не надо было.

Друзья отнеслись к новости с недоверием, но когда через пару дней им на комы пришли предписания явиться на мобилизационный пункт, были вне себя от радости. Найк даже связался с Адилем и искренне его поблагодарил, поинтересовавшись, нет ли у того каких-нибудь обидчиков, коих стоит наказать?

Единственное недоумение у моих друзей вызвал тот факт, что я не могу служить вместе с ними. Истины открыть я им не мог и наплел что-то про специальный легион для тех, кто не является гражданином Конфедерации.

Наконец настал день, когда товарищи проводили меня к воротам мобилизационного пункта. Им предстояло отправиться на службу через несколько дней, и сейчас они напутствовали меня, желая удачи и давая различные советы, основанные на услышанных историях о военной службе.

В течение всей моей сознательной жизни ни разу не приходилось расставаться с дорогими мне людьми. Потому сейчас я чувствовал себя крайне неуютно. Напомнив, чтобы не забыли отдать игровой симулятор в детский приют русской резервации, обнял каждого и, скрывая навернувшиеся на глаза слезы, поспешно удалился за ворота.

* * *

– Эй! Новобранец, очнись! – заорал мне в ухо широкоплечий сержант, появившийся вместе с сопровождавшим нас офицером. – Я понимаю, что в мыслях ты все еще находишься в постели какой-нибудь Сьюзи, но, осмелюсь напомнить, согласно подписанному тобой контракту, твое тело на ближайшие полгода является собственностью Вооруженных сил Звездной Конфедерации, а потому должно привыкнуть действовать не по прихоти нервной системы, управляемой дебильными мыслями, приходящими в твой недоразвитый мозг, а по командам. Уяснил, новобранец?

От растерянности я долго не мог сообразить, как правильно ответить. Но тут вперед выступил высокий парень в строгом черном костюме. Стягивающая ворот белоснежной рубашки ярко-красная бабочка, тонкие усики на холеном лице, массивный перстень с большим красным камнем – все это с самого начала выделяло его из общей толпы. Рядом с ним держались два новобранца, и, судя по их подхалимскому поведению, лидером в их троице был высокий. Надменно усмехнувшись, холеный заявил:

– Он из лимиты, господин сержант. Так что с дебильными мыслями вы погорячились. У лимиты мысли, как и сам мозг, отсутствуют по определению.

– Ваше имя, новобранец? – повернулся к остряку сержант.

– Сол Уиллис, – гордо задрал подбородок тот.

– Отвечать следует: «Новобранец Уиллис, сэр». Запомните это все! – рявкнул сержант, обводя взглядом подопечных.

– Извините, господин сержант, – вновь встрял высокий. – Я Уиллис, а не Уиллисер.

Сержант непонимающе поднял брови, соображая, о чем говорит новобранец. Смысл до него дошел только после того, как послышались подхалимские смешки товарищей остряка. Судя по наливающемуся красным цветом лицу вояки, внутри него начало закипать нечто весьма взрывоопасное, и это понял даже надменный Уиллис, ибо его лицо, напротив, стало мертвенно-бледным. Подхалимы отступили назад, делая вид, что заняты собственными мыслями и совершенно не в курсе рядом происходящего.

– Ладно, сержант, – вмешался офицер. – Кристаллы с личными делами я тебе передал. Погрузка в транспорт уже началась, так что веди новобранцев на борт и уже там занимайся их воспитанием. А меня ждут более важные дела. У этих парней остались на планете подруги, желающие, чтобы кто-то их утешил. И кто это будет, если не я?

Хохотнув, офицер, наконец-таки представив нам сержанта Коффа как нового сопровождающего, развернулся и бодро зашагал прочь.

Сержант зло прищурился ему вслед и прошипел сквозь зубы:

– Слизь крысомаки…

* * *

– Господин сержант, – возмущенно заявил Уиллис, осматривая помещение, в котором нам предстояло провести двое суток полета. – В таких условиях можно перевозить только скотину или лимиту, но не людей.

– Вы ошибаетесь, новобранец, – зловеще улыбнулся Кофф. Вероятно, он принял по поводу наглеца какое-то решение и теперь предвкушал будущее удовольствие от претворения этого решения в жизнь. – Скотину перевозят в более комфортных условиях.

– Я не собираюсь двое суток мучиться на этих скамейках, – продолжил возмущаться новобранец, однако в его голосе уже не слышалось прежней уверенности.

– Да? – изобразил удивление сержант. – Ну что ж, персонально для вас, новобранец Уиллис, у меня есть отдельное комфортное место. Кстати, если вы пожелаете разделить его с вашими друзьями, я не буду возражать.

После этих слов друзья Уиллиса поспешили отступить в сторону.

– Я не понимаю вас, господин сержант, – совсем растерянно произнес тот.

– Следуйте за мной, новобранец.

Они прошли в дальний конец помещения и скрылись за переборкой. Сколько будущие солдаты не прислушивались, но из-за плотно прикрытой двери не донеслось ни звука. Вернулся сержант один, и на его лице читалось явное удовлетворение.

– Что столпились, как стая безмозглых ягуантов? – рявкнул он на нас. – Сели на скамьи… Эй, куда? У стены. У стены, говорю, сели, чтобы все были на виду.

Пока мы, толкаясь, занимали места на расположенной вдоль стены узкой скамье, которая скорее предназначалась для крепления каких-то грузов, чем для человеческих задниц, сержант прохаживался взад-вперед, заложив руки за спину, а когда последний призывник уселся, примостив на коленях пухлый пакет, он остановился и еще раз окинул нас оценивающим взглядом.

– Вот в таких позах вы проведете следующие двое суток. Двое суток отделяет вас от той задницы, в которую вы стремились сунуть головы, подписывая контракт. За это время вы должны сожрать домашние булочки, которые заботливые мамки напекли вам на полгода вперед. Если среди вас есть обделенные мамкиным вниманием, то эти картонные коробки под лавкой, вызвавшие ваше любопытство, есть не что иное, как армейский паек. – Переждав, пока каждый из нас, раздвинув ноги и склонив голову, взглянул на находящийся под лавкой сухпай, сержант продолжил: – Так же за эти двое суток вы должны выспаться на полгода вперед, ибо в следующий раз спокойно поспать сможете только по окончании учебного периода, когда будете возвращаться домой, или, если за это время ваш мозг окончательно атрофируется и вы заключите дальнейший контракт, во время следования к новому месту службы.

Сержант минуту помолчал, собираясь с мыслями, и когда продолжил, его губы расплылись в злорадной улыбке:

– Ложиться, вставать и ходить – запрещено. А потому уже через час ваши задницы онемеют, а спустя часа три-четыре будут болеть так, что в вас не будут лезть ни мамкины булочки, ни сон. Вы будете переваливаться с одной ягодицы на другую, но это не поможет и лишь усугубит положение. Вы будете напрягать ноги, чтобы облегчить нагрузку на пятую точку, но от этого только устанут ноги. Самым непреодолимым желанием будет встать и пройтись. Но встать можно будет лишь для того, чтобы посетить гальюн, – сержант кивнул в сторону переборки, куда отвел зарвавшегося Уиллиса. – А так как стоять запрещено, вы будете стараться запомнить, кто за кем занял очередь, и дико ненавидеть каждого, кто, по вашему мнению, излишне долго задерживается в сортире.

Да, кстати, разочарую тех, кто захочет уединиться там с голограммой своей милашки. При этом вам волей-неволей придется терпеть присутствие рядового Уиллиса, пожелавшего на время перелета занять отдельные апартаменты. Отдельных апартаментов для каждого новобранца на грузовом военном транспорте не предусмотрено, потому помните – при каждом посещении гальюна придется тревожить вашего товарища, который расположился на единственном стульчаке.

Так вот, продолжу о ваших задницах. В конце концов онемеют не только задницы, но и ноги. И каждый раз, когда, дождавшись своей очереди, вы начнете вставать, то встать сможете только на четвереньки. После чего кровь начнет проникать в онемевшие части тела, и вы почувствуете, как вас пронзает миллионами острых зудящих заноз. И единственной мыслью в ваших головах будет мысль о том, как бы скорее добраться до места службы и покинуть этот чертов транспорт.

– Но мы и так стремимся на службу, – не выдержал я непонятных угроз сержанта.

– Да-а? – изобразил тот удивление. – Вы стремитесь служить в армии?

– Зачем же тогда мы заключили контракты? – не понял я его сарказма.

– Имя, новобранец?

– Новиков Олег, – ответил я и тут же, встав, поправился: – Новобранец Новиков, сэр.

– Я расскажу тебе, новобранец Новикофф, – переиначил окончание моей фамилии Кофф и обвел указательным пальцем притихших новобранцев, – зачем все вы подписали контракты с Вооруженными силами Конфедерации. Всего лишь для того, чтобы через полгода получить статус полного гражданина, дающий право на многие льготы. И ни один из вас не подпишет следующий контракт после окончания полугодового учебного периода. Или я не прав?

Он в очередной раз обвел взглядом новобранцев, и я увидел, как каждый из них опустил глаза, молча соглашаясь с сержантом.

– Вы неправы, сэр! – почти выкрикнул я и ответил на изумленный взгляд сержанта: – Я, так же как и мои друзья, подписал контракт потому, что хочу служить в армии. И после окончания учебного периода, если мне позволят, собираюсь подписать следующий.

Кофф некоторое время молча взирал на меня и, наконец, произнес:

– Значит, и ты, и твои друзья полные отморозки. – Он перевел взгляд на сидящих. – Кого из этих ягуантов ты называешь друзьями, новобранец?

– Моих друзей здесь нет, сэр. Им предписано явиться на мобилизационный пункт через неделю.

– Да? Похоже, ты, новобранец, не просто отморозок, а уникальный отморозок. Те, кого ты называешь друзьями, попросту развели тебя и теперь полгода будут развлекаться с твоей милашкой.

Поняв, что доказывать что-либо этому армейскому дуболому бесполезно, я промолчал.

– Извините, сэр, – поднялся со своего места тот розовощекий пухлячок с большой сумкой, что уселся последним. – Новобранец Фолк, сэр. Разрешите задать вопрос, сэр?

– Спрашивайте, новобранец, – позволил Кофф, после некоторого раздумья.

– Извините, сэр, – повторился пухлячок. – А с какой целью вы пошли служить в армию?

Вопроса личного характера от новобранца сержант не ожидал, и было видно, что он борется между желанием наказать наглеца и ответить. Однако единственный используемый в качестве карцера гальюн был занят, и, возможно, поэтому Кофф решил ответить.

– В отличие от вас, новобранец Фолк, я родился и вырос не в центре Конфедерации на одной из самых продвинутых планет, а в такой заднице, которая не имеет даже названия, а лишь регистрационный номер. Армия для меня была единственным шансом вырваться оттуда и посмотреть мир. И я благодарен Вооруженным силам и Космофлоту за предоставление мне такой возможности. И каждый из вас, – снова Кофф обвел всех пальцем, – отнимает шанс у таких парней, как я…

Я хотел было возразить, что задница бывает и на центральных планетах, ибо как еще можно назвать русскую резервацию, в которой я вырос, но снова сдержался, продолжая молча стоять и слушать обиженного судьбой сержанта.

Двое суток полета прошли вовсе не так страшно, как предвещал сопровождающий. Ноги, конечно же, затекали, и ягодицы немели, но так как сержант почти все время спал, забравшись на расположенные у противоположного края штабеля зеленых ящиков, то мы имели возможность не только вставать, но и прохаживаться, разминая затекшие конечности.

Судя по сумкам с домашней снедью, остальные новобранцы были из благополучных семей. Да и какие еще семьи могут проживать в престижных районах?

Со мной никто не общался и, естественно, не делился припасами. Но я вполне был доволен армейским пайком из коробок под сиденьями. Особенно порадовали кубики горького шоколада.

Некое неудобство доставляло посещение гальюна. Мало того что само помещение было узким, чуть более полуметра шириной, так там еще находился прикованный невесть откуда взявшимися у сержанта пластиковыми наручниками к как специально выступающему из переборки колену дюймовой трубы Сол Уиллис. Если в самом начале своего заключения он продолжал держаться надменно, презрительно отворачиваясь от посетителей, и даже что-то опять высказал мне про лимиту, то к концу первых суток вошедшие в гальюн все чаще заставали его устало сидящем на стульчаке.

Отношение к Уиллису у новобранцев тоже кардинально изменилось. Теперь они говорили о нем с таким же презрением, с каким он высказывался обо мне.

Когда я посетил гальюн во второй раз, парень дремал на стульчаке, низко склонив голову. После моего толчка, он, не поднимая головы, встал и отвернулся к стене. Однако я успел заметить внушительный лиловый фингал под его левым глазом.

М-да… Не хотел бы я служить с этой стаей шакалов. Еще несколько часов назад они признавали в этом парне лидера, а стоило только ему попасть в трудное положение, как бывшие товарищи не только не поддержали морально, но и вычеркнули из своей стаи.

Нельзя даже помыслить о том, чтобы так поступили со своим товарищем ребята из резервации или рабочего квартала.

– Сол, – обратился я к потерявшему былую надменность парню.

Тот бросил на меня быстрый взгляд и тут же отвернулся, пряча синяк.

– Чего тебе?

– С чего ты взял, что я из лимиты? – Вопрос задан не просто из любопытства. Ведь на мобилизационном пункте я проходил под именем Адиля Орчинского. Да и откуда вообще этот длинный мог знать о моем настоящем социальном статусе?

– А кто же ты еще, если работаешь в упаковочном цехе на комбинате моего отца? Я видел там тебя несколько раз, – прояснил вопрос парень, и я вспомнил, что фамилия владельца комбината действительно Уиллис.

– Тебе пожрать чего-нибудь принести?

– Пошел ты!

– Как хочешь, – я пожал плечами и, открывая дверь, сообщил: – Ты ошибся. Я не из лимиты, я из русской резервации.

* * *

Отоспавшись за двое суток, сержант пришел в благодушное настроение и больше не изображал из себя ни строгого командира, ни обиженного на весь белый свет выходца из забытых богами окраинных миров. Он даже не обращал внимания на то, что новобранцы спокойно прохаживались и пересаживались с места на место, а за пару часов до прибытия в порт выпустил из гальюна Уиллиса. Тот, зло зыркнув на бывших своих приятелей, старательно отводящих глаза в сторону, сел с краю, рядом со мной. Его одежда пропиталась запахами общественного туалета, и в другой раз я бы презрительно отодвинулся от человека, источающего подобное амбре, но, несмотря на его недавнее ко мне презрение, в душе все же сочувствовал парню.

Потребовав общего внимания, сержант встал перед нами и с отеческими нотками в голосе начал объяснять, что нам и дальше предстоит служить под его началом. Однако вначале мы пройдем через комплекс обязательных процедур, во время которых будут изъяты все наши личные вещи и выдано казенное обмундирование и стандартные средства личной гигиены.

– Поэтому сейчас ты, новобранец… – Кофф ткнул пальцем в розовощекого пухлячка.

– Новобранец Фолк, – подскочил тот.

– Сейчас ты, новобранец Фолк, соберешь под опись у своих товарищей все более-менее ценное имущество и сдашь мне вместе со списком. Впоследствии вы можете получить свои вещи обратно, а можете оставить у меня на хранение до окончания учебного периода. Всем все понятно?

– Извините, сэр, – обратился к сержанту Фолк, – а что относится к ценным вещам?

– Повторяю еще раз, новобранец: у вас безвозвратно изымут абсолютно все вещи, ибо не положено. Абсолютно все, уяснил? Поэтому если у тебя, новобранец Фолк, есть какие-то вещи, которые ты считаешь ценными лично для себя и не желаешь с ними расставаться, то я, помня доброту того сержанта, которого встретил будучи таким же зеленым новобранцем, готов пойти на незначительное нарушение устава и помочь тебе, новобранец, сохранить дорогие твоему сердцу предметы, которые во время армейских лишений смогут согреть твою солдатскую душу воспоминаниями о родной планете и родных людях. Надеюсь, я понятно объяснил?

– Понятнее некуда, сэр!

– Ну а если всем понятно, то сдавайте цепочки, браслеты, кольца, карманные галопроекторы и симуляторы и прочее барахло. И, дабы избежать ненужной путаницы, следите за тем, чтобы новобранец Фолк все правильно записывал. Так, куда подскочили? Сидеть на месте! Новобранец Фолк сам подойдет к каждому. Приступайте, Фолк.

Практически каждый новобранец что-то сдал Фолку. Ценных вещей набралось две коробки из-под сухпая.

Когда очередь дошла до меня, я лишь развел руками. Цепочек и колец у меня отродясь не было, а на модели карманных комов и галопроекторов, которые я мог себе позволить, вряд ли бы кто польстился. Да и все мое более-менее ценное имущество друзья должны отправить в приют вместе с игровым симулятором.

Хмыкнув, Фолк передвинулся к Уиллису. Тот снял с пальца массивный перстень, задумчиво покрутил его, после чего достал из кармана еще что-то, встал и направился с этим добром в сторону гальюна.

– Не понял, – произнес сержант, когда оттуда послышалось урчание утилизатора, а Уиллис вышел обратно с удовлетворенным выражением на лице. ...