Дональд Робертсон Думай как римский император. Стоическая философия Марка Аврелия для преодоления жизненных невзгод и обретения душевного равновесия

HOW TO THINK LIKE A ROMAN EMPEROR

Text Copyright © 2019 by Donald Robertson

Published by arrangement with St. Martin’s Press. All rights reserved.

В коллаже на обложке использованы фотографии:

dompr, Jacek Wojnarowski, Gilmanshin / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Коряжкина Ю.С., перевод, 2020

© ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Введение

Когда мне было тринадцать лет, от рака легких умер мой отец. Болезнь начала прогрессировать на шестом десятке и в итоге приковала его к постели.

Всего за один год он практически сгорел. Отец был скромным и порядочным человеком, он приучал меня задумываться над смыслом бытия.

Я был совершенно не готов к его уходу. Просто не верится, что я вообще смог с этим справиться. Я был подавлен и злился на весь мир. Ночи напролет бродил по улицам и играл в кошки-мышки с местными полицейскими. Я вламывался в чужие дома и ждал, когда стражи правопорядка приедут за мной. Едва заметив их, я пускался наутек в сад, перепрыгивая через изгороди, и бежал до тех пор, пока они не теряли мой след. Я был бесстрашным подростком: прогуливал уроки, вел себя своевольно с учителями, дрался с одноклассниками. В день своего шестнадцатилетия я решительно вошел в кабинет директора и поставил его перед выбором: либо он меня исключает из школы, либо я ухожу сам. Так меня отчислили из школы и записали в специальную программу для трудных подростков. Я чувствовал, что неуклонно качусь в пропасть. Школа и социальные службы поставили на мне крест. И я не видел смысла в том, чтобы пытаться их разубедить.

Мой отец, работавший водителем экскаватора на строительных участках, каждый вечер приходил домой (его руки всегда были по локоть в грязи) и валился с ног от усталости. Платили мало, и мы едва сводили концы с концами, но он никогда не жаловался. Еще в молодости мой отец потерял своего лучшего друга, который отписал ему в завещании земельный надел. Это был сюрприз для всех. Отец же отказался от наследства и передал землю какой-то семье. Он любил говорить: «Деньги не приносят счастья» – и крепко верил в эту идею. Отец пытался убедить меня, что в жизни существуют более важные вещи и что истинное богатство заключается в том, чтобы довольствоваться малым, а не желать постоянно чего-то большего.

После похорон отца мать положила передо мной на обеденный стол его старый кожаный бумажник и велела взять его себе. Я медленно раскрыл его. По-моему, у меня дрожали руки, точно не помню. Внутри был лишь сильно измятый клочок бумаги, оказавшийся отрывком из книги Исход: «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий. И сказал: Так скажи сынам Израилевым: Сущий Иегова послал меня к вам». Тщетно пытался я понять, что, черт возьми, могли значить для него эти слова. Именно в тот момент, когда я размышлял над этим клочком бумаги, начался мой личный философский путь.

Когда, спустя годы, я узнал, что Марк Аврелий тоже потерял отца в раннем возрасте, я подумал, не был ли его поиск истины подобен моему. После смерти отца в голове моей толпилось множество религиозных и философских вопросов, которые меня сильно волновали. Помню, меня не покидал страх смерти. Ночами я лежал без сна, пытаясь понять смысл бытия и найти хоть какое-то утешение. Казалось, что мой мозг зудит, хотелось почесать его, но я никак не мог до него достать. Тогда я еще не знал, что экзистенциальная тревога подобного рода – рапространенное явление, которое приводит людей к изучению философии. Спиноза писал:

Я осознал, что нахожусь в большой опасности и существует жесткая необходимость поиска средства к спасению, что потребует напряжения всех моих сил, каким бы неопределенным ни был исход. Я был как неизлечимо больной, который обречен на смерть, если не найдет нужное лекарство^[1][2][3].

Я решил, что фраза «Я есмь Сущий» выражает идею осознания собственного бытия, что поначалу показалось мне чем-то глубоко мистическим и метафизическим: «Я – осознание моего бытия». Это напомнило мне знаменитую Дельфийскую максиму на древнегреческом храме: «Познай самого себя». Это изречение стало одной из моих максим. С невиданной одержимостью окунулся я в постижение самого себя: медитировал и изучал все известные духовные практики.

Позднее я узнал, что отрывок, который отец все эти годы носил повсюду с собой, играет важную роль в ритуалах масонов капитула «Королевская арка». В ритуале посвящения в масоны претендента спрашивают: «Ты являешься масоном Королевской арки?», на что тот отвечает: «Я – ЕСТЬ – КТО – Я – ЕСТЬ (Я ЕСМЬ СУЩИЙ)». Франкмасонство зародилось в Шотландии более четырех столетий назад, а в моем родном городе Эре оно пустило глубокие корни. Мой отец и отцы многих моих друзей состояли в местной масонской ложе. Большинство франкмасонов считают себя христианами. Они обращаются к Богу как к «Великому Архитектору Вселенной», используя внецерковную терминологию. Согласно легенде, включенной во многие масонские тексты, ряд духовных учений, зародившихся во времена строительства храма царя Соломона, проник на Запад благодаря философу Пифагору, позднее их распространению способствовали труды Платона и Евклида. По общему мнению, эта античная мудрость передавалась из поколения в поколение средневековыми масонскими ложами. Свои духовные доктрины они пытались донести с помощью эзотерических ритуалов и геометрических символов, таких как квадрат и окружность. Франкмасоны также проповедуют четыре важнейшие добродетели философии древних греков, которыми символически отмечены четыре угла масонской ложи: благоразумие, справедливость, мужество и умеренность. Мой отец очень серьезно относился к этим нравственным догмам, они сформировали его характер, который до сих пор меня поражает. Для искренних последователей франкмасонства, таких как мой отец, это духовное учение не имеет ничего общего с академической философией, преподаваемой в университетах и оторванной от жизни. Оно скорее происходит от более ранней доктрины западной философии, проповедующей духовный образ жизни.

Когда же не стало отца, я был еще слишком молод для того, чтобы стать франкмасоном. К тому же моя репутация в городе вряд ли позволила бы мне вступить в их ряды. Итак, зная о множестве пробелов в своем формальном образовании, я начал зачитываться философской и религиозной литературой. Даже не знаю, мог ли я тогда выразить точно, что именно искал. Одно могу сказать с уверенностью – это должно было быть что-то, объединяющее мой интерес к философии, медитации и психотерапии. Мне был необходим более разумный философский путеводитель по жизни, но пока не находилось ничего подходящего. И вдруг я наткнулся на учения Сократа и счел это за большое везение.

Я изучал сборник древних гностических текстов в библиотеке Наг-Хаммади в Египте, идеи в которых перекликались с древнегреческой философией. Так я познакомился с Платоном и увлекся его диалогами, изображающими Сократа, мудрейшего греческого философа, который пытался выяснить у своих друзей и прочих собеседников их глубинные жизненные ценности. Главное внимание он уделял фундаментальным добродетелям греческой философии, которые позднее переняли франкмасоны. Сократ не писал философских книг – мы знаем о нем только из трудов выдающихся деятелей того времени, главным образом из диалогов, написанных двумя самыми известными его учениками, Платоном и Ксенофонтом. Согласно легенде, Сократ первым ввел философский метод постановки этических вопросов. Он хотел помочь людям жить разумно. Для Сократа философия не являлась нравственным руководством, скорее она была чем-то вроде психотерапии. По его мнению, занятия философией помогают справиться со страхом смерти, совершенствовать свой характер и даже обрести смысл жизни.

Диалоги Сократа славятся тем, что часто бывают незавершенными. Убежденность философа в том, что он «знает, что ничего не знает» об определенных вещах, называют еще «иронией Сократа», давшей начало традиции греческого скептицизма. Тем не менее своим ученикам он передал положительный опыт того, как следует жить. Краеугольный камень его учения запечатлен в известном отрывке диалога «Апология Сократа». На философа клевещут, называя его безбожником, обвиняя в развращении молодежи своими учениями, и приговаривают к казни. Вместо того чтобы извиняться или просить о помиловании, давить на жалость, указывая на рыдающую жену и детей, как это делают другие, он продолжал философствовать, задавая вопросы своим обвинителям и преподавая этические нормы присяжным. Однажды он доходчиво объяснил, какой смысл вкладывает в слово «философ»:

Ведь я только и делаю, что хожу и убеждаю каждого из вас, и молодого и старого, заботиться прежде и сильнее всего не о теле и не о деньгах, но о душе, чтобы она была как можно лучше; я говорю, «что не от денег рождается доблесть, а от доблести бывают у людей и деньги, и все прочие блага как в частной жизни, так и в общественной»^[4][5].

Таков был образ жизни Сократа, и ученики старались следовать его примеру. Превыше всего мудрость и добродетель, считал он. В понимании Сократа «философ» – это человек, живущий в соответствии со своими ценностями: человек, который буквально любит мудрость, таково первоначальное значение этого слова.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что к Сократу и другим античным философам меня привела необходимость в поиске собственной философии жизни, подобно той, что мой отец нашел во франкмасонстве. Однако, как упоминалось ранее, дошедшие до нашего времени диалоги главным образом раскрывают его метод постановки вопросов. Они не дают нам подробного практического руководства по его искусству мудрожития.

Греческие философы не дали практических советов, которые я искал в то время, зато они вдохновили меня продолжать поиски истины. Мой вновь обретенный смысл жизни также помог мне встать на путь истинный: я перестал попадать в неприятности и поступил на философское отделение университета в Абердине. Позднее, правда, я заметил, что система обучения была несовершенной – слишком академической и теоретизированной. Чем больше времени я проводил в подвале библиотеки, изучая книги, тем дальше я уходил от первоначальной идеи Сократа о философии как образе жизни, который должен способствовать совершенствованию характера и нашему развитию и процветанию. Если античные философы были истинными воинами разума, их коллеги-современники больше похожи на картотеки знаний, стремящиеся только упорядочивать и организовывать идеи. Они не понимают, что философия может иметь практическое значение и применяться в качестве психотерапии ежедневно.

После окончания университета я начал изучать психотерапию. Служение людям давало мне возможности для самосовершенствования, где я мог применить свои познания в философии. Это было переходное время в моей жизни – от философии к психотерапии. Психоаналитические концепции Фрейда и Юнга постепенно устаревали, и им на смену пришла когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), которая стала доминирующей формой научно-обоснованной клинической практики в психотерапии. КПТ была ближе к философской практике и поэтому более всего подходила мне, так как побуждала человека контролировать свои эмоции посредством разума. Но в отличие от философии, терапия не дает нам всестороннего руководства к жизни. Как правило, ты занимаешься ею пару месяцев, а потом забываешь все рекомендации.

Современная психотерапия не может позволить себе такого широкого охвата вопросов, как античное искусство жития, которое проповедовал Сократ, – в наши дни человек ищет быстрых решений своих психологических проблем. Тем не менее, как только я начал работать психотерапевтом, я понял, что большинству моих клиентов, страдающих от тревоги и депрессии, помогло осознание того, что корни их проблем лежали в жизненных ценностях. Каждый, наверное, испытывал чувство сильной тревоги, когда его навязчиво преследовала мысль, будто случилось что-то ужасное. Подобным образом нас охватывает тревога, если мы рискуем потерять что-то хорошее и желанное в нашей жизни, и сильное огорчение, когда уже это потеряли. Например, мы испытываем социальную тревогу, когда заботимся о том, что о нас подумают другие. Нас всерьез расстраивает негативное мнение остальных людей. Как же будет плохо, если ты не сумеешь им понравиться и заслужить их одобрения. Даже люди, страдающие тяжелыми формами социальной тревоги (социофобии), за некоторым исключением, как правило, чувствуют себя «нормально», когда беседуют с детьми или своими близкими друзьями на повседневные темы. Но если им предстоит общаться со значимыми людьми или на важные для них темы, они сразу же ощущают сильное беспокойство. И наоборот, если вас не особо беспокоит ваш статус в глазах других людей, потому что таковы ваши принципы и мировоззрение, вы становитесь неуязвимыми для социальной тревоги.

Я пришел к выводу, что любой человек, способный выстроить для себя здоровую и рациональную систему ценностей и не придавать слишком большого значения вещам, о которых беспокоятся многие люди, должен стать более стрессоустойчивым. Теперь мне предстояло выяснить, как объединить философию и ценности Сократа с терапевтическими инструментами КПТ. Я продолжал работать психотерапевтом и консультировать людей и именно тогда неожиданно для себя открыл Стоицизм.

Идея потенциальной пользы от учения стоиков пришла мне в голову, когда я наткнулся на труды французского ученого Пьера Адо «Что такое античная философия?» 1998 года и «Философия как способ жить» 2004-го. Судя по последнему заголовку, Адо глубоко исследовал философию как образ жизни с точки зрения античных мыслителей. Я открыл для себя драгоценный клад духовных практик, сокрытый в литературе древнегреческих и римских философов. Эти практики явно должны были помогать людям преодолевать эмоциональные страдания и развивать силу характера. Адо обнаружил, что духовные практики широко применялись в философских школах эллинистического периода, который наступил спустя несколько веков после смерти Сократа. Учение стоиков уделяло главное внимание практической стороне философии Сократа не только посредством развития таких добродетелей, как самодисциплина и мужество (то, что мы называем эмоциональной устойчивостью), но и с помощью широкого применения психологических упражнений.

Кое-что, правда, меня озадачило. Адо сравнивал эти философские практики с методами духовного совершенствования, применяемыми в раннем христианстве. Работая психотерапевтом, я сразу же заметил, что большинство упоминаемых им философских или духовных практик можно сравнить с психологическими упражнениями, применяемыми в современной психотерапии. Очень быстро я осознал, что на самом деле Стоицизм представлял собой школу античной философии с явным терапевтическим уклоном и широким инструментарием психологических техник. Так, штудируя книгу за книгой на протяжении десяти лет, я вдруг понял, что все мои поиски вели меня по неверному пути. «Камень, который отвергли строители, стал краеугольным камнем. Это сделано Господом – у нас на глазах совершилось чудо» (Матфей 21:42).

Начав зачитываться литературой по Стоицизму, я заметил, что по своей форме современная психотерапия сродни рационально-эмоциональной поведенческой терапии (РЭПТ), которая была разработана Альбертом Эллисом в 1950-х годах и являлась главным предшественником КПТ. Другие основоположники КПТ также цитировали стоиков, черпая у них идеи для своих терапевтических методов (Бек и его коллеги писали об этом в своей книге «Когнитивная терапия депрессии»: «Философские истоки когнитивной терапии могут быть прослежены до стоической философии»^[6]). На самом деле КПТ и Стоицизм имеют ряд общих фундаментальных психологических принципов, в частности «когнитивную теорию эмоций», в соответствии с которой наши эмоции главным образом определяются нашими убеждениями. Например, согласно Беку, в основе тревоги лежит убеждение «должно случиться что-то плохое». Кроме того, согласно общему мнению, и Стоицизм и КПТ неизбежно должны были прийти к одному заключению насчет того, какие психологические техники способны помочь людям, страдающим от тревоги, гнева, депрессии и других проблем.

Одна техника стоиков особо привлекла мое внимание. Современная психотерапия почти не упоминает такую практику, как «взгляд на сущее сверху», широко представленную в античных источниках. В книгах по практической психологии она тоже не встречается. Суть ее в том, что человек должен представить события своей жизни, словно обозреваемые богами с вершины Олимпа. Взгляд сверху часто рождает чувство эмоционального спокойствия. Практикуя эту технику, я, как и Адо, заметил, что она сочетает в себе ряд центральных тем античной философии, объединенных в единую концепцию. Я также обнаружил, что ее легко можно превратить в сценарий медитации с ведущим. Поскольку я уже сам начал обучать будущих психотерапевтов и читать лекции, я проводил свою версию этой практики в полных залах, где присутствовали сотни психотерапевтов и студентов. Меня приятно удивило, что зал моментально воспринял ее, и эта практика стала одной из наших любимых. Они рассказывали мне, что могли оставаться абсолютно спокойными, когда рассматривали свою жизненную ситуацию как бы издалека. Я начал онлайн делиться своими ресурсами в личном блоге. В Америке маркетолог и предприниматель Райан Холидей охватил идеи Стоицизма в книгах «Как решают проблемы сильные люди» 2014 года и The Daily Stoic («Стоицизм на каждый день») 2016-го в соавторстве со Стивеном Хансельманом. В Соединенном Королевстве иллюзионист и телезнаменитость Деррен Браун в 2017 году опубликовал книгу Happy («Счастливый»), идеи для которой он черпал в философии стоиков. Вышеупомянутые авторы обращались в своих книгах к более широкому кругу читателей, а не только к академической публике, и знакомили его со Стоицизмом как формой самопомощи и жизненной философии. Последователь скептицизма и профессор философии Массимо Пильюччи в 2017 году опубликовал книгу «Как быть стоиком». В этот же период республиканец Пэт Макгихан выпустил книгу Stoicism and the Statehouse («Стоицизм и государственность»). Идеи Стоицизма также применялись в военном деле, например учениях по военной выдержке полковника Томаса Джарретта. Генеральный менеджер НФЛ и бывший тренер «Нью-Ингленд Пэтриотс» («Патриотов Новой Англии») Майкл Ломбарди тоже применял идеи Стоицизма в своей тренерской практике. Примечательно, что эта философия начала привлекать все больше и больше людей из мира спорта. Вне всякого сомнения, Стоицизм переживал возрождение популярности, и это была лишь вершина айсберга. В сети Интернет плодились сообщества стоиков и привлекали сотни тысяч новых членов.

Сказание о стоицизме

Несколько лет назад моя дочка Поппи, которой было тогда четыре года, попросила меня рассказать ей сказку. Поскольку я не был в этом силен, то рассказал ей первое, что пришло на ум, – «Мифы Древней Эллады», сказания о героях и философах. Одним из ее любимых героев был греческий военачальник Ксенофонт. Как-то поздно вечером, еще в пору своей молодости, брел он по узкой улочке в районе Афинского рынка. Вдруг таинственный незнакомец, облик которого скрывала ночная мгла, преградил ему путь деревянным посохом. Затем откуда-то из темноты донесся голос: «Не знаешь ли ты, куда нужно пойти, чтобы что-нибудь купить?» Ксенофонт ответил, что они находятся как раз рядом с торговой площадью, лучшим в мире рынком: «Там вы можете купить все, что душе угодно: украшения, пищу, одежду и т. д.». Незнакомец не сразу ответил. Помолчав, он спросил: «А куда тогда нужно пойти, чтобы узнать, как стать хорошим человеком?» Ксенофонт был ошеломлен этим вопросом и не знал, что сказать. У него не было ответа. Тогда таинственный незнакомец положил на землю свой посох, вышел из тени и представился юноше Сократом. Он сказал, что они вместе должны выяснить, как стать хорошим человеком, потому что это намного важнее, чем знать, где купить какую-нибудь вещь. И так Ксенофонт пошел за Сократом и стал одним из его ближайших друзей и последователей.

Я сказал Поппи, что большинство людей верят, что в жизни существует много хороших вещей – вкусная пища, одежда, дома, деньги и т. д. А также – много плохих, но, по мнению Сократа, все это ложь. Он пытался найти всего одну хорошую вещь и не знал, где она сокрыта – внутри нас или снаружи. Может, это что-то вроде мудрости или мужества. Поппи задумалась на минуту, а затем, к моему удивлению, замотала головой и сказала: «Все не так, папочка!» И это вызвало у меня невольную улыбку. Затем она добавила: «Расскажи мне опять эту историю», потому что хотела еще немного поразмышлять над ней. Она спросила меня, как Сократ обрел мудрость, и я рассказал ей его секрет: он задавал множество вопросов о самых важных вещах в жизни и затем внимательно выслушивал ответы. И так я продолжал рассказывать ей истории, а она – задавать вопросы. Насколько я понял, эти маленькие истории о Сократе не просто учили ее чему-то. Они поощряли мою дочь самостоятельно думать и постигать смысл слова «мудрожитие».

Однажды Поппи попросила меня записать все истории, которые я рассказывал. Они получились более длинными и подробными, и я снова зачитал их ей. Некоторыми поделился в Интернете в своем блоге. Рассказывая и обсуждая с ней эти истории, я пришел к выводу, что во многих аспектах это был лучший подход к изучению философии как образа жизни, что позволило нам пересмотреть пример, поданный знаменитыми философами и поставить под сомнение предлагаемые ими ролевые модели. Я подумал, что книга, учившая законам стоиков через жизненные истории о практикующих их античных философах, может оказаться полезной не только для моей малышки, но и для других людей тоже.

Затем я задался вопросом о том, кто лучше всего подходил на ролевую модель стоика, о ком можно рассказывать истории, которые возродят философию к жизни и дадут ей второе дыхание. Ответ был очевиден – Марк Аврелий. О жизни большинства античных философов мы знаем довольно мало, но Марк был римским императором, поэтому о его жизни и личности до наших дней дошло гораздо больше сведений. Один из немногих сохранившихся стоических текстов содержит личные письма самому себе о духовных практиках, известные сегодня как «Размышления». Марк начинает эту книгу главой, написанной в стиле, в корне отличающемся от остальных глав – в ней приведен список добродетелей, черт характера, которыми он восхищался и которыми обладали его близкие и учителя. Таких людей в его жизни было около шестнадцати. Кажется, он также верил, что лучший способ начать изучать стоическую философию – это перенимать пример добродетели, подаваемый живыми людьми. Мне кажется, жизнь Марка Аврелия можно рассматривать как пример Стоицизма, подобно тому как он рассматривал жизнь собственных учителей-стоиков.

Все последующие главы основаны на внимательном чтении истории. Хотя я черпал сведения из большого количества источников, главным образом мы узнаем о жизни и личности Марка Аврелия из римских исторических хроник Кассия Диона, Геродиана и «Жизнеописаний Августов», а также благодаря его же «Размышлениям». Порой я добавлял незначительные подробности или отрывки диалогов, чтобы оживить свое повествование. Но в целом, мне кажется, я довольно правдиво, исходя из доступных свидетельств, отразил события жизни Марка Аврелия.

Заключительная глава книги написана в совершенно другом стиле, очень напоминающим медитацию с ведущим. Она тесно связана с идеями, представленными в «Размышлениях» Марка Аврелия, несмотря на то что я перефразировал его высказывания и сделал их длиннее с тем умыслом, чтобы заставить работать воображение и тем самым дать возможность получить более сложный духовный опыт. Я также позаимствовал несколько высказываний и идей у других авторов-стоиков, придал своему рассказу форму монолога или фантазии – мне казалось, это удачный способ передать стоическую философию, чьи представители размышляли о смерти и применяли практику «взгляда на сущее сверху».

Вся книга посвящена тому, как Марк Аврелий обрел стоическую силу ума и в конечном счете достиг глубокого удовлетворения от жизни. Вы увидите, что во многих местах я объединил Стоицизм с элементами КПТ, и это выглядит довольно органично, поскольку КПТ черпала свои идеи в Стоицизме и оба учения разделяют фундаментальные взгляды на мир. Вы заметите, что я также упоминаю современные терапевтические идеи, например «когнитивное дистанцирование», то есть способность отделять свои мысли от внешней реальности, и «функциональный анализ», который заключается в оценке последствий различных вариантов действий. КПТ является краткосрочной терапией и направлена на решение таких психологических проблем, как тревога и депрессия. Все знают, насколько важна профилактика заболеваний. Техники и методы КПТ также применяются для тренировки стрессоустойчивости, чтобы снизить риск развития серьезных эмоциональных проблем в будущем. Но я лично считаю, что сочетание КПТ с философией стоиков может принести еще большую пользу в качестве долгосрочной профилактической меры. Когда мы примем этот подход как философию жизни, мы получим возможность стать еще более стрессоустойчивыми, нравственно целостными и закаленными. В сущности, именно об этом моя книга.

Стоики могут научить вас тому, как обрести цель в жизни, не сломиться перед лицом беды, справиться с гневом, умерить свои желания, находить здоровые источники радости, терпеливо и достойно переносить боль и болезни, проявлять мужество в ситуациях, вызывающих у вас тревогу, справляться с потерями и, возможно, даже невозмутимо встретить смерть, как это сделал Сократ. В период своего правления Марк Аврелий столкнулся с колоссальными задачами. «Размышления» позволяют проникнуть в его душу и увидеть, как он справлялся с жизненными трудностями. Я хотел бы, чтобы вы отнеслись серьезно к чтению этой книги и попытались поставить себя на место Марка Аврелия, чтобы посмотреть на жизнь его глазами, через призму его философии. Давайте вместе проследим его путь преображения в истинного стоика с помощью ежедневных упражнений. Пока человек не согнулся под ударами судьбы, он может выстоять, а также решить повседневные проблемы, применяя мудрость стоиков. Но такие изменения происходят не сразу. Недостаточно просто прочитать книгу. Необходимо принять твердое решение и постепенно воплощать эти идеи в жизнь. Вот что Марк писал самому себе:

Не все же разглагольствовать о том, каким должен быть хороший человек, пора и стать им^[7][8].

1. Смерть императора

Шел 180 год н. э. Марк Аврелий, прикованный к постели, умирал в своем военном лагере в Виндобоне (современная Вена), а на северной границе на исходе была очередная затяжная и суровая зима. Уже шесть дней не спадал сильный жар, и его состояние стремительно ухудшалось. Все его врачи понимали, что император падет жертвой черной оспы (чумы Антонина), которая свирепствовала в империи последние четырнадцать лет. В свои неполные шестьдесят Марк был слаб физически и вряд ли смог бы выздороветь. Однако, на взгляд присутствующих врачей и придворных, он был удивительно спокойным, практически безразличным. К этому моменту Марк готовился всю свою жизнь. Философия стоиков, которую он исповедовал, научила его размышлять о собственной смертности, не теряя разума и самообладания. Стоики учили воспринимать смерть как освобождение от рабства. Но философское отношение к смерти пришло к Марку не сразу. Отец Марка умер, когда мальчику было всего шесть лет, погрузив его в пучину скорби. В семнадцать лет его усыновил император Антонин Пий. Это было частью плана преемственности титула, задуманного его предшественником Адрианом, который разглядел в маленьком мальчике недюжинные способности, предрекавшие ему мудрость и величие. Но юноша неохотно покидал родительский дом. Во дворце Антонин собрал для Марка лучших учителей риторики и философии, чтобы подготовить его к принятию императорского титула. Среди его наставников были экперты по платонизму и аристотелизму, но философское образование Марка главным образом сосредоточилось на Стоицизме. Эти ученые мужи стали его семьей. Известно, что, когда умер один из его любимых наставников, Марк был вне себя от горя и так рыдал, что слуги пытались его связать. Они боялись, что люди сочтут такое поведение неподобающим для будущего правителя. Но Антонин велел им оставить Марка в покое: «Дайте ему побыть хоть раз просто человеком, способным на чувства, которые не исключает ни философия, ни императорский титул». Спустя годы, потеряв несколько своих детей, Марк еще один раз позволил себе разрыдаться на публике. Слушалось дело, где он выступал в качестве председателя суда, и во время своей защитительной речи адвокат произнес: «Блаженны те, кто умер во время чумы»^[9].

У Марка было доброе любящее сердце, и утрата оставила в нем глубокий шрам. На протяжении всей своей жизни он все больше убеждался в действенности античных принципов Стоицизма, когда судьба уносит твоих близких и ты не знаешь, как справиться с горем. И вот, лежа на смертном одре, он снова вспоминает тех, кого потерял. Несколькими годами ранее умерла его жена императрица Фаустина. Ей было тогда тридцать пять лет. За свою жизнь он видел, как умирают его тринадцать детей. Из восьми дочерей выжили только четыре, а из пяти сыновей только один Коммод. Но смерть была повсюду. Во время правления Марка миллионы римлян гибли в войнах или от смертельных болезней, которые шли рука об руку, поскольку лагеря легионеров были наиболее подвержены вспышкам эпидемий, особенно зимой. Воздух вокруг него был пропитан сладковатым запахом ладана. Римляне надеялись, что он поможет предотвратить распространение болезни. Вот уже десять лет запах дыма и ладана напоминает Марку о том, что он живет под тенью смерти и не сегодня завтра может настать его черед. Заражение чумой не всегда приводило к летальному исходу. Но, по наблюдениям знаменитого придворного врача Марка Галена, жертвы болезни неизбежно умирают, когда их кал становится дегтеобразным, что является признаком кишечного кровотечения. Может быть, именно поэтому врачи Марка были так уверены, что он умирает, а может, они думали, что с возрастом его организм сильно ослаб. На протяжении всей взрослой жизни Марка мучили хронические боли в груди и животе и прочие напасти. У него был плохой аппетит. Теперь он добровольно отказывается от пищи и воды, чтобы ускорить собственную кончину. Сократ любил говорить, что смерть похожа на шута в ужасной маске, вырядившегося страшилищем, чтобы пугать маленьких детей. Мудрец осторожно срывает эту маску и, заглянув за нее, понимает, что там нет ничего страшного. Благодаря такой подготовке длиною в жизнь теперь, когда смерть подобралась совсем близко, Марк больше не боится ее, как это бывало, когда она казалась далекой. Он просит врачей подробно описать, что происходит внутри его тела, чтобы самому поразмышлять над этими симптомами с выученной невозмутимостью истинного философа. Его голос слаб, а язвы во рту и горле мешают ему говорить. Он очень быстро устает и жестом прогоняет их, желая продолжить свои размышления в одиночестве.

Один в своей комнате он прислушивается к своему свистящему дыханию и больше не чувствует себя императором – просто дряхлым стариком, изнуренным болезнью и умирающим. Он поворачивает голову и видит свое отражение в зеркальной поверхности золотой статуэтки богини Фортуны у своей постели. Его наставники-стоики рекомендовали ему каждый раз при взгляде на свое отражение выполнять духовное упражнение, призванное укрепить его эмоциональную выдержку и примириться с неизбежностью смерти. Прилагая немалые усилия, чтобы сфокусировать взгляд на своем отражении, он пытается вспомнить одного из давно почивших римских императоров, что правили до него. Сначала ему является образ Антонина, его приемного отца, затем – его приемного деда, императора Адриана. Ему начинает казаться, что его отражение приобретает черты, изображенные на картинах и в скульптурах Августов, которые основали империю два века назад. «Интересно, где они сейчас?» – мысленно вопрошает Марк и шепотом отвечает: «Нигде… если это “нигде” существует»^[10].

Он терпеливо, превозмогая дремоту, продолжает размышлять о смерти императоров, которые правили до него. От них ничего не осталось, кроме костей и пыли. Их некогда блистательная жизнь постепенно стала незначительной для последующих поколений, наполовину забывших о них. Даже их имена кажутся устаревшими, будя воспоминания о прошлых эпохах. Будучи еще мальчишкой, Марк подружился с императором Адрианом, и они вместе охотились на кабанов. Теперь Марк командует молодыми офицерами, для которых Адриан – лишь известное имя в учебнике по истории. Его настоящее, живое тело давно заменили портреты и статуи. Антонин, Адриан, Август – они все давно почили. Все, начиная с Александра Македонского и заканчивая его возчиком мула, который был простолюдином, покоятся в одной земле. Будь ты богач или нищий, всех ожидает одна судьба…

Эту нить рассуждений грубо прервал из-за многочисленных язв, образовавшихся в глотке, приступ кашля, вместе с которым изо рта Марка выскочили кусочки слизистой с кровью. Император мечется в жару, и кажется, что симптомы его болезни, причиняющие боль и дискомфорт, состязаются друг с другом за внимание, но Марку удается переключиться на другой предмет своих размышлений: он утешает себя тем, что лишь один из многих уже почивших людей. Скоро от него тоже ничего не останется, кроме имени в исторических книгах, а когда-нибудь забудут даже его имя. Так он размышляет о своей смертности, практикуя упражнения стоиков, освоенные еще в юности. Как только мы полностью примем факт собственной кончины как чего-то неизбежного, сразу теряет смысл желание бессмертия, стремление быть вечно крепким как алмаз или свободным, словно птица в полете. Как только мы четко осознаем, что некоторых бед не миновать, отпадет нужда о них беспокоиться. Мы не будем страстно желать того, что нам недоступно, если с предельной ясностью увидим, что наши желания бесплодны. Если воспринимать смерть как обыденность, неотъемлемую часть жизни, мудрого человека она должна пугать меньше всего.

Начав изучать философию еще в детском возрасте, Марк всерьез ею увлекся на третьем десятке жизни, когда твердо решил стать стоиком. С тех пор он ежедневно практиковал духовные упражнения стоиков, тренировал свой ум и тело, обуздывал страсти и полностью переродился как человек и как правитель в личность, приближающуюся к идеалу стоиков. Он систематически работал над развитием мудрости и выдержки, взяв за образец философов, чьи учения он разделял, а также великих мужей, которыми он восхищался, прежде всего Антонина. Он пытался научиться, как они, встречать разные невзгоды со спокойным достоинством. Марк внимательно наблюдал за тем, как они жили в согласии со своим разумом и проявляли главные добродетели: мудрость, справедливость, мужество и умеренность. Стоики переживали боль утраты, но никогда не поддавались отчаянию. Марк перенес столько лишений, так натренировал свою душу перед лицом скорби, что больше не мог непроизвольно расплакаться. Он больше не вопрошает «Почему?» и «Как это могло случиться?» Марк старается просто не допускать этих мыслей в голову. Он постиг, что смерть – естественная и неизбежная часть жизни. Теперь, когда настал его час, он встречает ее с философским отношением. Можно даже сказать, что Марк примирился со смертью. Он не перестал лить слезы и оплакивать утраты, просто делал это как мудрый человек. Император больше не усугублял свое естественное горе, жалуясь и проклиная судьбу.

Несколькими годами ранее, после того как Марк закончил вести дневник размышлений, он переживал последнюю стадию своего духовного путешествия. Лежа в муках и стараясь приблизить свою кончину, Марк внушает себе, что вот так он умирал не раз на протяжении всей своей жизни. Первый раз умер Марк-ребенок, когда вступил в права наследника имперского трона, приняв титул Цезаря после ухода из жизни Адриана. Когда не стало Антонина, умер Марк – юный Цезарь, вступая в права римского императора. Когда он покинул Рим, чтобы возглавить северные легионы во время Маркоманских войн, наступила очередная смерть: переход к военной жизни и пребыванию на чужбине. Теперь он, дряхлый старик, встречает смерть не в первый, а в последний раз. С самого рождения мы постоянно умираем, и это касается не только знаменательных жизненных периодов – это происходит каждый день. По словам Марка, с момента рождения наше тело изменяется. Любой человек сегодня уже не тот, что был вчера. Тот, кто это понимает, легче смиряется с потерями: держаться за жизнь все равно что пытаться схватить воду в горной речке.

Марка все больше одолевает сонливость, и кажется, он готов испустить дух, но он делает усилие и садится на постели.

Императору нужно было закончить еще одно дело. Он приказывает стражникам прислать к нему членов его семьи и приближенных придворных, «друзей императора», и те собираются в его лагере. Несмотря на кажущуюся немощность и многочисленные болезни, которые он пережил на своем веку, Марк известен своей стойкостью. Он не раз находился на краю смерти, но на сей раз врачи убедили его, что шансов на выздоровление нет. Все понимают, что конец близок. Марк прощается со своими любимыми друзьями, зятьями и четырьмя оставшимися в живых дочерьми. Он хотел бы поцеловать их всех, но пораженный чумой не смеет приблизиться к своим близким.

Его зять Помпеян тоже здесь. Он – его правая рука и верховный главнокомандующий во время Маркоманских войн. В числе присутствующих и его верный друг Ауфидий Викторин, Бруттий Презент, тесть Коммода, и еще один его зять Гай Клавдий Север, ближайший друг и коллега по философии. Со скорбно-торжественными лицами стоят они вокруг его ложа. Марк убедительно просит позаботиться о Коммоде, его единственном выжившем сыне, который был его соправителем на протяжении последних трех лет. Он созвал для него лучших учителей, но их влияние уже не имело веса в его глазах. Если звездный час Марка наступил лишь в сорок, то Коммод принял имперский титул, когда ему было только шестнадцать лет. Молодые императоры склонны поддаваться светским соблазнам. Таков был император Нерон. Марк видит, что и его сын катится по наклонной. Он просит своих друзей, особенно Помпеяна, позаботиться о нравственном воспитании Коммода и принять в его судьбе такое участие, как если бы он был их собственным сыном.

Марк объявил Коммода своим официальным наследником, даровав ему титул Цезаря, когда тому было лишь пять лет. Младший брат Коммода, Марк Анний Вер, тоже получил этот титул, но умер вскоре после этого. Марк надеялся, что оба его сына когда-нибудь будут править вместе. Все планы преемственности, которые Марк согласовывал с Сенатом, оказывались провальными. Тем не менее в условиях разразившейся Первой маркоманской войны и сопутствующей ей чумы необходимо было назначить наследника для обеспечения стабильности империи и защиты ее трона от посягательств узурпаторов. Во время предыдущего приступа болезни пятью годами ранее ходили слухи, что Марк уже почил. Его самый влиятельный военачальник в Восточных провинциях Авидий Кассий был провозглашен императором египетскими легионами, в связи с чем разразилась короткая гражданская война. Марк незамедлительно отправил Коммода из Рима на северную границу для принятия тоги зрелости, которая знаменовала его вступление во взрослую жизнь. После подавления восстания Марк решил ускорить процесс назначения Коммода императором. Умри он без наследника, вполне возможно, разразилась бы еще одна гражданская война.

Даже если заменить Коммода на данном этапе временным правителем, империя останется незащищенной от посягательств на ее трон. Это обстоятельство могут использовать северные племена и возобновить свои атаки, а еще одно вторжение захватчиков положит конец существованию Римской империи. Марк очень надеялся, что Коммод последует советам своих верных учителей и наставников. Однако многочисленные нахлебники-приближенные, которые уговаривали его вернуться в Рим, поколебали его решимость. Пока его армия с ним под неусыпным оком Помпеяна, есть еще надежда, что Коммод наберется мудрости и станет грамотным правителем. В отличие от своего отца Коммод не проявляет интереса к философии.

Вдруг в самом разгаре их беседы Марк падает лицом вниз и теряет сознание. Его друзья встревожены и начинают безутешно рыдать, потому что думают, что он умирает. Но врачам удается привести его в сознание. Увидев встревоженные лица своих охваченных горем соратников, он, вместо того чтобы испугаться собственной смерти, обращает на них свое внимание. Он видит, что они оплакивают его так же, как он оплакивал свою жену и детей, а также многочисленных друзей и учителей, которых терял на протяжении всей жизни. Теперь, когда умирает он сам, Марк не видит нужды в их слезах. Какой смысл сокрушаться о том, что неизбежно и не зависит от его воли. Куда важнее, чтобы они взяли себя в руки и грамотно устроили восхождение Коммода на трон. И хотя Марк пребывает в полубессознательном состоянии, его мозг ясен, как никогда. Он призывает собравшихся вокруг него подумать о собственной смерти, постичь ее смысл и значение и жить мудро. Шепотом он произносит: «Что вы плачете обо мне, когда вам нужно думать о чуме… и о смерти, которая рано или поздно настигнет всех вас?» Все умолкают, проникнувшись смыслом его мягкого предостережения. Стихают рыдания. Все молчат, не зная, что сказать. Марк улыбается и слабо машет рукой, разрешая им удалиться. На прощание он говорит: «Если вы сейчас отпустите меня с миром, я попрощаюсь с вами и уйду из жизни раньше вас»^[11]. Когда новости о его тяжелом состоянии облетают лагерь, солдаты не скрывают своего горя, потому что они любят его гораздо больше, чем его сына Коммода. Проснувшись рано утром следующего дня, Марк чувствует себя крайне слабым и изможденным. Жар усилился. Понимая, что это его последние часы жизни, он подзывает к себе Коммода. Войны против германских и сарматских племен, которые Марк ведет уже целое десятилетие, подходили к концу. Он настаивает, чтобы его сын взял на себя командование армией и добился удовлетворительного исхода, заставив врагов сдаться, а затем позаботился о том, чтобы стороны вступили в переговоры о мире. Марк предупреждает своего сына, что, если тот покинет фронт, Сенат может рассмотреть это как предательство. Ведь в эти долгие войны вложено столько средств, столько людей полегло на полях сражений. Однако в отличие от своего мужественного отца Коммод вне себя от того, что может умереть. Коммода не вдохновляет доблесть отца. Он видит его чахнущее тело и скорее чувствует страх и отвращение. Наследник жалуется на то, что, оставшись в лагере, рискует сам заразиться чумой, и больше всего он желает вернуться в Рим, где ему ничто не угрожает. Марк убеждает его, что очень скоро, став единоличным правителем, он сможет поступать, как захочет, но сейчас отец наказывает ему подождать еще несколько дней. Чуть позже, осознавая, что конец уже близок, Марк приказывает солдатам взять Коммода под свою защиту, чтобы того не обвинили в убийстве отца. Он все же надеется, что его военачальники отговорят Коммода от безрассудного намерения покинуть северную границу. Марк писал, что нет на свете такого счастливца, чьей смерти не пожелал хотя бы один человек из окружающих его смертное ложе^[12]. Как император, он лично мог бы назвать сотни людей, которые не разделяли его ценностей и только порадовались бы его кончине. Они не разделяют его любви к мудрости и добродетели и насмехаются над его убежденностью в том, что высшей целью для империи должна быть свобода ее граждан. Тем не менее философия научила его быть благодарным за жизнь и не испытывать страха перед лицом смерти – подобно тому как созревшие оливки благодарны дереву за то, что оно дало им жизнь, а земле за то, что приняла его семя. Для стоика смерть – всего лишь естественный переход в другую форму существования, возвращающий тело к первоисточнику. Поэтому, когда Марка провожали в последний путь, его друзья, произнося надгробную речь, говорили, что он не умер, а отправляется к богам и назад в Природу, наверное, потому что эти слова перекликаются с учениями стоиков, которыми так дорожил Марк. Они нас учат не говорить о чем-то как умершем или утраченном, а считать, что все возвращается назад в Природу.

К сожалению, Коммод окружил себя льстецами и подхалимами, которые постоянно упрашивали его вернуться домой, где его ждали роскошь и комфорт. «Довольно хлебать эту студеную грязную жижу, господин Цезарь. Не лучше ли нам вернуться в Рим, где мы можем насладиться чистейшей водой, холодной и горячей?» И только Помпеян, старейший из его советников, открыто сказал ему, что покидать поле боя сейчас, когда война не закончена, будет бесчестно и опасно. Как и Марк, Помпеян считал, что враг расценит этот шаг как трусливый побег и обретет уверенность для будущих завоеваний. Если их стратегия окажется неудачной, Сенат признает и Марка, и Помпеяна несостоятельными военачальниками. Коммод колеблется и вроде поддается убеждению, но вскоре понимает, что соблазн вернуться в Рим слишком велик. Он выдумывает причину, по которой его возвращение в Рим было бы необходимо на случай, если в его отсутствие появятся враги и совершат государственный переворот. После смерти Марка Коммод поспешно заключает перемирие, заплатив огромную дань вождям германских и сарматских племен. Побег из военного лагеря одним махом подрывает веру в него солдат, которые были преданы его отцу. Поэтому он ищет поддержки у простого народа в Риме и пытается завоевать его доверие, не скупясь на расходы, при этом ведет себя скорее как важная особа, нежели как мудрый и милосердный правитель. По наблюдениям стоиков, люди, отчаянно пытающиеся избежать смерти, в итоге бросаются в ее объятья, что было особенно справедливо для Коммода. Его отец дожил до пятидесяти восьми лет, невзирая на свой слабый организм и постоянные болезни, а также тяжелые жизненные условия, в которых он находился, командуя северными легионами. В отличие от него Коммод обречен впадать в паранойю и ярость, ставшие причиной неоднократных покушений на его жизнь. В конечном счете одна из попыток увенчается успехом – его враги в Риме убьют Коммода, когда ему будет всего тридцать один год. Как говаривал Марк, будь у тебя сотня телохранителей, они не защитят правителя, который немилостив к своим подданным.

Преемник императора – важный элемент в судьбе империи. Однако стоики учили, что поступки людей не в нашей власти и что даже у самых мудрых учителей вроде Сократа бывают непутевые дети и ученики. Когда Стильпона, философа из Мегарской школы, одного из предшественников Стоицизма, ругали за дурную репутацию дочери, он заявил, что ни поступки его дочери не бросают тень на него, ни его собственные не делают чести ей. Как впоследствии оказалось, истинным наследием Марка будет не Коммод, а его характер и философия, вдохновляющие все последующие поколения. Подобно всем стоикам, Марк был твердо убежден в том, что добродетель сама по себе может быть благом. Он также верил, что жизненные перипетии не всегда в нашей власти. Тем более мы не можем знать, что будет после смерти.

Тем не менее, согласно учению стоиков, мудрый человек обладает естественной способностью писать книги, призванные помочь другим людям. Однажды во время своей первой военной кампании на северной границе Марк, оставивший своих любимых друзей-стоиков и учителей в Риме, начал записывать личные размышления о философии в формате кратких заметок и афоризмов. Это случилось вскоре после смерти его главного наставника-стоика Юния Рустика. Скорее всего, его потребность писать была вызвана необходимостью хоть как-то справиться с этим неожиданным ударом судьбы и вести воображаемые беседы с самим собой, как когда-то с Рустиком. Сегодня эти записки известны как «Размышления». До сих пор остается загадкой, как смог выжить этот текст: возможно, он попал в руки к Коммоду, если только Марк не завещал его кому-то другому. А может, текст был передан перед смертью одному из его придворных. Разочарованный беспутным характером сына, умирающий император тешил себя мыслью, что один из его верных друзей будет хранить «Размышления» – его истинный дар будущим поколениям.

Сразу после отъезда Коммода Марк подозвал к себе молодого офицера из ночного патруля и сиплым голосом что-то шептал ему на ухо. После этого он с трудом натягивает простыню на голову и проваливается в сон. В эту седьмую ночь болезни он тихо отходил в мир иной. Утром врачи объявили о смерти императора. Эта новость быстро облетела лагерь, и тот погрузился в глубокую печаль и сумятицу. Солдаты и простые люди заполонили улицы, проливая слезы по ушедшему императору. Согласно римскому историку Геродиану, который приходился Коммоду современником, империя была охвачена всеобщим плачем, когда распространилась новость о кончине Марка. Оплакивая свою утрату, они называли его «царем-отцом», «благородным императором», «храбрым военачальником» и «мудрым, умеренным правителем», и, по мнению Геродиана, «все это было правдой».

Из-за нарастающих волнений стражники занервничали и обратились к трибуну народа с вопросом: «Что он написал?» Офицер открыл было рот, чтобы ответить, но передумал. Он нахмурился, пытаясь разобрать послание императора: «Идите навстречу восходящему солнцу, поскольку я переживаю закат»^[13]. ...