WHISPERING IN THE WIND

John Grinder & Carmen St. Clair

J&C Enterprises

Scotts Valley, CA

ШЕПОТ НА ВЕТРУ

Джон Гриндер Кармен Сент-Клер

Перевод с английского A.I.Fet

От переводчика

Предлагаемая книга Джона Гриндера, одного из двух создателей Нейролингвистического Программирования, содержит обзор нынешнего состояния НЛП, включая спроектированный им Новый Код, и ряд мыслей автора о значении НЛП для изучения человеческого поведения и теории познания. Книга не предназначена для начального знакомства с предметом и предполагает некоторый опыт в этой области. Поскольку автор дает подробные комментарии и литературные ссылки, я ограничился пояснением сокращений и некоторых американских реалий. В конце книги прилагается глоссарий, содержащий новые и необычные термины.

Участие и постоянная помощь Ричарда Коннера, психотерапевта, живущего в России и знающего русский язык, внушает мне надежду, что перевод не искажает смысла оригинала, что нередко случается в этой области научной литературы.

ПОСВЯЩЕНИЕ

Мы посвящаем эту книгу нашим родителям:

Чарлзу и Рене Альтомаре,

Эйлин Гриндер и

Джеку Гриндеру

Каким странным и таинственным образом наши родители влияли на каждого из нас, чтобы сделать нас тем, что мы есть – способными задумать и написать эту книгу!

Спасибо вам,

Мы любим вас

Джон Гриндер и Кармен Сент-Клер

Благодарности

Мы хотели бы отметить особую помощь наших друзей:

Тома Мэллоя

Криса Митчела

Фрэнка Толла

вдумчивое чтение и комментарии которых к рукописи Шепота значительно улучшили эту работу.

Оглавление

От автора

Затишье перед бурей

Пролог

Часть I: Свежеющий ветер

Глава 1: Эпистемология

Глава 2: Терминология

Глава 3: Интеллектуальные предшественники НЛП

Глава 4: Личные предшественники НЛП

Часть II: В центре бури

Глава 1: Контексты открытия

Глава 2: Решающий паттерн

Глава 3: Новый код

Часть III: Свежий ветер с моря

Глава 1: Основные вопросы моделирования НЛП

А. Кодирование паттерна

В. Функции упорядочения

С. Логические уровни и логические типы

Глава 2: Основные вопросы НЛП^{приложений} и НЛП^{тренировки}

А. Функции сортировки

В. Разбиение и логические уровни

С. Форма и сущность: процесс и содержание

Глава 3: Рекомендации

Послесловие

Библиография

Адреса для заказов

Приложение А

От автора

Предисловие к Шепоту на ветру.

Мы предлагаем эту книгу сообществу Нейролингвистического Программирования (НЛП) с большим удовольствием и воодушевлением. Как нам кажется, она весьма своевременна. Юридические споры вокруг Нейролингвистического Программирования недавно были улажены таким образом, что теперь больше ничто не препятствует разумному профессиональному развитию этой столь обещающей области (см. Приложение А, где приведены юридические документы, открывшие к этому путь).

За недолгое время существования НЛП его разнесло ветром во все уголки Земли. Его создатели, Джон Гриндер и Ричард Бендлер, положили ему начало в Калифорнии в середине 70-х годов. Моделирование гениев привело их тогда к кодированию паттернов, переведенных на разные языки, приспособленных ко многим культурам и вошедших в бесчисленные приложения. Это глубоко затронуло жизнь сотен тысяч людей и повысило качество их жизни.

У нас были разные причины написать эту книгу. Во-первых, нас беспокоили приоритеты и направления, принятые в последнее время НЛП. В частности, это было исчезновение моделирования – той деятельности, которая составляет сущность всей дисциплины НЛП. Как мы полагали, отчетливое изложение первичных мотивов, интеллектуальных и личных, обусловивших возникновение НЛП, может придать этому предприятию некоторую глубину. Далее, процессы, которые привели к первоначальному моделированию НЛП, до сих пор не описаны в литературе. Точно так же, еще не были описаны контексты, в которых это произошло. Между тем, без некоторого руководства, ведущего к успеху, вряд ли уместно (и, конечно, не эффективно) побуждать людей заниматься каким-нибудь делом.

Мы начинаем с изложения эпистемологии, лежащей в основе всей системы НЛП. Затем мы изображаем главные нити, личные и интеллектуальные, из которых была соткана эта многоцветная ткань.

Далее мы выбираем и описываем ряд основных событий в моделировании, создавших НЛП. Мы рассказываем это с целью указать конкретные стратегии (в буквальном и метафорическом смысле этого слова), доказавшие свою эффективность в моделировании превосходства. В частности, мы подробно рассказываем о том, что в философии науки называется контекстом открытия. Мы хотим вдохновить этим других мыслить и действовать, сознавая потрясающие возможности, которые технология НЛП открывает бесстрашным исследователям. Как мы надеемся, такая просвещенная заинтересованность естественным образом стимулирует дальнейшее развитие этой области исследований.

Такая новая дисциплина как НЛП подвергается опасности плыть по течению, если не будет дана оценка ее исторических и эпистемологических оснований. Мы предлагаем ряд основных принципов, достаточно определенных, чтобы препятствовать нежелательному дрейфу, но и достаточно гибких, чтобы сохранить свободу и некоторое изящество движения.

Наконец, мы предлагаем пространный комментарий о практике НЛП и о том, как наше сообщество может усовершенствовать и расширить эту практику. Сюда входят конкретные предложения, как улучшить фактическое применение паттернов, созданных в процессах моделирования. В заключение мы приводим ряд рекомендаций, как мы могли бы организоваться в правильно устроенное исследовательское сообщество, и комментарий о возможных применениях НЛП в более широких общественных вопросах.

Дисциплина Нейролингвистического Программирования имела весьма впечатляющее детство и, так или иначе, пережила бурный подростковый возраст. Мы полагаем, что теперь настало время утвердить ее как профессиональную дисциплину, занимающую должное место наряду с другими подходами к изучению деятельности человека. НЛП внесло и будет вносить значительный вклад в изучение человеческого поведения и, в частности, той крайней формы человеческого поведения, которую мы называем превосходством. Эта область исследования гораздо важнее двух человек, положивших ей начало: теперь она живет своей собственной жизнью. Эта книга является, в своей исторической части, попыткой сделать прозрачными некоторые аспекты создания и развития НЛП. Ее с единственная цель – способствовать его дальнейшему развитию, выходящему за рамки сделанного его создателями.

Шепот – не обычная книга НЛП; в частности, те, кто ищет еще одно техническое руководство по паттернам превосходства НЛП, должны поискать его в другом месте. Книга предполагает некоторый уровень знакомства с паттернированием НЛП и занимается более широкими и более глубокими вопросами – теми, от которых, по нашему мнению, зависит, обретет ли НЛП новую энергию и продолжит свое развитие, или просто развеется по ветру.

Мы также не рассказываем в этой книге о паттернировании в больших организациях – корпорациях, учреждениях и правительствах – что было в течение последнего десятилетия средоточием внимания и главной деятельностью компании Квантум Лип¹ и ее руководителей, Кармен Бостик С-т Клер и Джона Гриндера. Наши намерения здесь совсем иные.

Книга делится на три части, со следующими главами:

Затишье перед бурей

Предисловие

Пролог: здесь содержатся некоторые простые вводные замечания о нынешнем положении НЛП и о некоторых типичных современных представлениях об НЛП.

Часть I: Свежеющий ветер

Глава 1: Эпистемология. Предлагается явное изложение эпистемологии, лежащей в основе НЛП. Предупреждаем читателя, что эта глава требует пристального внимания. Хотя многие части следующего материала можно усвоить без явного понимания изложенной в этой главе эпистемологии, мы полагаем, что для каждого серьезного исследователя технологии она имеет решающее значение. Мы проводим строгое различение множества неврологических преобразований, обрабатывающих поступающий в рецепторы человека поток данных внешнего мира (первичное переживание), и множества следующих затем преобразований, сводящихся к лингвистическим отображениям и их производным (вторичное переживание). Здесь ставится под вопрос и уточняется знаменитое различение карты и территории, принадлежащее Кожибскому. Изучаются некоторые выводы из этого, важные для НЛП.

Глава 2: Терминология. Здесь определяется и комментируется ряд основных терминов, применяемых в НЛП и, в частности, в этой книге.

Глава 3: Интеллектуальные предшественники НЛП. В этой главе указываются и характеризуются важнейшие источники стратегий, методологий и паттернирования, глубоко повлиявшие на Джона Гриндера и Ричарда Бендлера и на процессы, использованные ими при создании НЛП.

Глава 4: Личные предшественники НЛП. В этой главе описываются, с точки зрения одного из двух создателей НЛП, личные свойства людей, сыгравших важную роль в открытии процессов, из которых возникло НЛП. Впрочем, мы заверяем читателя, что случайные особенности личной биографии никоим образом не заменяют навыков, необходимых для моделирования превосходства.

Часть II: В центре бури

Глава I: Контексты открытия. Здесь приводится исторический рассказ с комментариями, повествующий о том, как исходное моделирование гениев и связанная с этим деятельность привели к возникновению НЛП. Особое внимание уделяется контекстам и процессам открытия.

Глава 2: Решающий паттерн. Мы отчетливо объясняем особенности НЛП, отличающие его от других систем изменения. Затем мы приводим исторический рассказ, описывающий возникновение решающего паттерна. Этот рассказ бросает свет на некоторые неудачные выборы Бендлера и Гриндера, сделанные ими в энтузиазме первоначального кодирования. После анализа решающего паттерна мы приводим критический анализ классического кода, иллюстрируя его различиями, обнаруженными решающим паттерном.

Глава 3: Новый код. Мы устанавливаем здесь исторический контекст, в котором возник Новый Код. Затем излагается стратегия проектирования, стоявшая за его созданием, и некоторые следствия. Формат нового кода представлен вместе с особой игрой нового кода. Предлагается понятие множественных перцептуальных позиций, с особым выделением привилегированного множества перцептуальных позиций – Тройного Описания.

Часть III: Свежий ветер с моря

Глава I: Основные вопросы моделирования НЛП

а.       Вопросы кодирования: изложение ряда вопросов, связанных с кодированием, в том числе противоречия между изяществом моделирования и педагогическими требованиями.

б.       Функции упорядочения: изучение отношений порядка, обычно встречающихся в паттернировании НЛП. Проводится различие между линейными и иерархическими упорядочениями и рассматривается ряд различных отношений, в которых создаются такие упорядочения.

в.       Логические уровни и логические типы: краткий экскурс в историческое развитие понятия логического типа. Затем следует анализ вопроса, и на основе описанных и объясненных различий предлагается реформа терминологии.

Глава 2: Основные вопросы НЛП^{приложений} и НЛП^{тренировки}

а.       Функции сортировки: начало явной стратегии, позволяющей выбрать по предложенной конкретной проблеме подходящий паттерн эффективного вмешательства.

б.       Разбиение и логические уровни: развивается тщательная аргументация, начинающаяся с обычных упражнений в разбиении и завершающаяся точным разграничением двух самых обычных отношений упорядочения в иерархиях: логических уровней, порожденных логическим включением, и упорядочений, порожденных отношением части к целому. Описываются некоторые приложения.

в.       Форма и сущность; процесс и содержание. Это предварительная попытка разъяснить одно из главных различений в деятельности НЛП, как в моделировании, так и в приложениях.

Глава 3: Рекомендации. Предлагается рассмотреть ряд конкретных рекомендаций сообществу НЛП: как можно улучшить качество работы в НЛП, и какие конкретные шаги мы можем сделать как сообщество, чтобы обеспечить НЛП подобающее ему место в изучении функций человека, разумеется, с особым вниманием к превосходству исполнения. Эта дискуссия сопровождается комментарием, как применить паттерны НЛП в более широких социальных контекстах.

Еще одна заключительная рекомендация – об использовании этой книги. Один из авторов, Гриндер, до начала своего сотрудничества с Бендлером в создании НЛП был профессиональным лингвистом. По установившейся у лингвистов традиции, в примечаниях приводятся некоторые наиболее интересные наблюдения, еще нуждающиеся в точном объяснении. Хотя примечания к книге обычно рассматриваются как детали рассматриваемого материала, мы предпочли следовать традиции лингвистики. Наши примечания содержат весьма важные комментарии и описания, и мы советуем читателю принять их всерьез.

Джон Гриндер, Кармен С-т Клер

Бонни Дун и Аламо, Калифорния, декабрь 2001 года.

Затишье перед бурей

Был кристально ясный день – ветер, свежий и прохладный, долетевший до берегов центральной Калифорнии с сибирских просторов, веял над нами и вокруг нас. С северо-запада к берегу двигались волны – равномерно, строго одна за другой, но они были больше, чем обычно. В последний момент они поднимались и бросались вперед, разбиваясь о берег. Хищные птицы легко парили на мощных воздушных потоках, поднимавшихся от гористой поверхности. А все обитатели центрального берега Калифорнии занимались своими обычными делами под взглядом как будто благожелательного солнца.

ПРОЛОГ

Приключение под именем Нейролингвистическое Программирование (НЛП) началось четверть века назад или немного раньше в горах Санта-Крус. Эти горы, остатки отмелей древнего моря, вздымаются одна за другой из беспокойной голубизны Тихого океана вдоль берега центральной Калифорнии,. Из этой влажной среды, питающей все разнообразие живых организмов, от могучих секвой до нежных ирисов Дугласа и банановых слизней, возникла пара весьма своеобразных молодых людей, Джон Гриндер и Ричард Бендлер. Они явились, как клубящийся утренний туман, пробивающий себе путь сквозь береговые утесы – чтобы создать из множества различных приемов набор паттернов, подобный кораблю, и запустить этот корабль в неведомый океан личного и профессионального развития.

Эти первоначальные паттерны были извлечены, главным образом, из сложного процесса моделирования поведения ряда знаменитых психотерапевтов. Когда вы прочтете главы под названием Предшественники НЛП (Глава 4, часть I) и Контексты открытия (Глава 1, часть II), вы узнаете больше об этих двух предприимчивых людях, столь стремившихся учиться и испытывать свои способности. Они были весьма невежественны в ортодоксальной системе психотерапии, где было мало отчетливых представлений, как играть в игру изменения. Гриндер и Бендлер вряд ли отдавали себе отчет в том, что они открывали область знания, которая распространится далеко за пределы того, с чего началось их предприятие.

Когда Гриндер и Бендлер начинали это приключение, существовало множество школ психотерапии – подлинная Вавилонская башня (Гештальттерапия, Анализ взаимодействий, EST², Терапия Роджерса , Рациональная эмотивная терапия³, Кинезика⁴, Модификация поведения⁵, Самореализация⁶ и т.д.). Все эти школы настаивали на своей независимости от практики традиционного психоанализа, причем каждая из них обзавелась собственной терминологией. Вследствие этого практики разных школ не понимали друг друга. Примечательно, что все эти конкурирую щие школы (за исключением бихевиористов), явно сопротивляясь господству традиционных методов психоанализа, подсознательно принимали многие его предпосылки:

Предполагалось, что в начале процесса изменения должны быть раскрыты корни первоначальных переживаний (как правило, переживаний раннего детства); мы будем называть это археологическим подходом.

Считалось, что глубокие изменения можно произвести лишь после того, как подлежащий переработке материал (референтные переживания) извлечен на свет сознания. Тем самым эти более поздние школы психотерапии благоговейно принимали первенство сознания, занимавшего у них то же привилегированное положение, что и в традиционной практике психоанализа.

Считалось, что процессы изменения должны производиться профессионально подготовленным практиком, работающим с клиентом или пациентом с целью вызвать у него изменения, которые освободят его от психологических препятствий, блокирующих его дальнейшее развитие и рост. Общая установка такого профессионального терапевта была вполне аналогична позиции хирурга, оперирующего пациента, механика, чинящего автомобиль, или программиста, исправляющего ошибку в программе. Во всех этих случаях не уделялось существенного внимания тому, как сделать пациента, владельца автомобиля, владельца неисправной программы или клиента (пациента) автономным и способным производить изменения в случае дальнейших трудностей.

Гриндер и Бендлер начали свое приключение, в значительной степени не ведая этих предпосылок, и без особого интереса к методам разных психотерапевтических школ, которые они воспринимали как плохо организованный и бессвязный набор соперничающих паттернов сомнительной эффективности.

Несмотря на это малообещающее начало, метадисциплина, созданная Гриндером и Бендлером, распространилась по миру, как пожар. Это широкoе распространение объяснялось попросту тем, что паттерны, которые они моделировали и кодировали, в самом деле действовали. Они действует во всех культурах, независимо от поколения, пола, возрастной группы и области применения.

Теперь есть сотни тысяч людей, испытавших глубокое и позитивное воздействие паттернов НЛП. Если спросить их, что такое НЛП, то их ответы окажутся поразительно разнообразными:

Для Ралфа С. НЛП – то, что спасло его брак и сохранило его семью. С его помощью он научился приспосабливать свою коммуникацию к подсознательным предпочтениям своей жены. Теперь Ралф и его жена находят большое удовольствие в общении друг с другом, создавая вместе контекст для своих подрастающих детей.

Для Сьюзен Д. – это ключ, раскрывший в ней возможности независимой женщины. НЛП позволило ей оспаривать и экологичным образом изменять представления о том, что прилично, правильно и приемлемо – внушенные ей в детстве, несомненно с благими намерениями, в весьма традиционной семье. Теперь она идет по жизни с изяществом и уверенностью, пользуясь рядом выборов, которые стали ей доступны.

Братьям Б., Хорхе и Оскару, НЛП доставило паттерны, позволившие им превратить неудачный семейный бизнес в расширяющееся доходное предприятие, внушающее им и их служащим большую гордость. Оно дало начало нескольким новым компаниям, основанными их бывшими служащими.

Артура Дж. конгруэнтное применение паттернов НЛП буквально вернуло к жизни. Ему поставили диагноз рака, такой формы, которая считается неизлечимой. Теперь у Артура «ремиссия» без симптомов, длящаяся уже около 11 лет. Он видит перед собой долгую и плодотворную жизнь.

Мериан В. профессионально занимается спортом – у нее всегда были превосходные результаты в ее специальности, но у нее стали появляться судороги. Все шло прекрасно до самого финала, но затем она начинала задыхаться. Теперь она финиширует среди первых, и делает это на свой лад.

Эдвард С. был несчастлив в своей работе – торговле. Он знал свои продукты; он хотел преуспеть, но ему не хватало паттернов, нужных, чтобы превратить свое знание и желание в эффективное операционное поведение⁷. Усвоив некоторые паттерны НЛП, он испытывает теперь удовольствие, выбирая свои заказы, и считается в торговле важной фигурой.

Линда и Джон В. мечтали иметь ребенка. Безуспешно применив множество методов в течение десяти лет брака, они были обескуражены. Правильное применение паттернов НЛП позволило им устранить подсознательные препятствия к зачатию. Теперь они более чем счастливы – у них милая двухлетняя дочь, и Линда ожидает через несколько месяцев второго ребенка, который будет сыном.

Джордж У.-- учитель по призванию: он страстно любит математику и стремится передать свой энтузиазм молодым людям, открыв новому поколению волшебную дверь к формальному мышлению. Но он был подавлен своей неспособностью учить и вдохновлять учеников. Каким образом получается, что некоторые ученики «схватывают» предмет, а другим это никогда не удается? Теперь он тщательно калибрует и с радостью подстраивает свое изложение к точной стратегии подсознательного обучения, нужной его ученикам, и если он добивается успеха не в 100% случаев, то он все же осуществил свою мечту.

У Синтии Д. возникла мысль, которую она хотела предложить Силиконовой долине⁸. Интуитивно она понимала, что придумала нечто вроде программы-»приманки». Но ее низкая самооценка не позволяла ей приобрести связи, чтобы составить команду, способную создать динамичную фирму высокой технологии. С помощью специальных паттернов личного изменения она собирается теперь начать весьма прибыльный первый выпуск акций.

Джим О. – семейный терапевт. Как он говорит, он всегда знал, что самым большим удовлетворением было бы для него составлять контекст для семей, ищущих свой путь через почти неизбежные кризисы семейной жизни, используя при этом самые трудности как повод для развития семьи и индивидов, составляющих семейную систему. Основательно владея паттернами изменения НЛП, он получает удовольствие от своих сеансов с семьями и поражается, как точно и быстро он направляет своих клиентов к новым выборам, позволяющим им осуществить свои стремления.

Кэти П., врач, убедилась, что не умеет побудить своих пациентов соблюдать режим, который может восстановить их здоровье. Теперь она использует паттерны НЛП, присоединяясь к структурам мотивации своих пациентов и добиваясь почти 100% послушания. Она глубоко удовлетворена этой работой.

Линда Р. – руководитель административной службы индустриальной компании. У нее молниеносно быстрое мышление и свой стиль работы. Этот стиль открывал ей некоторые двери, но другие захлопывались перед ней. Обладая сильным интеллектом, она смогла понять, что достигает успехов лишь за счет огромной затраты сил. Усвоив паттерны НЛП, она осознала, что быть лидером – значит создавать контекст, в котором другие участники проявляют энтузиазм, развивая своими проектами успех компании. Она стала экспертом в образовании и развертывании самоуправляющихся и весьма успешных коллективов.

Хорхе Б. – совладелец и генеральный директор компании по переработке, продаже и обслуживанию в Мексике. Он глубоко оценил значение паттернов НЛП и провел свою компанию через глубочайший спад и финансовый кризис в новейшей истории Мексики, из которого эта компания вышла более сильной, чем до кризиса. Он добился этого в значительной степени благодаря дисциплинированному и творческому применению паттернов НЛП.

Люк Б. имел достаточную квалификацию для своей должности исполнительного директора бельгийской оптовой производственной компании. Он оказался в положении заложника одного из членов персонала, от уникальных способностей которого зависела доля бракованного товара. Применив паттерны НЛП, он сумел изменить контекст восприятия у этого ключевого служащего таким образом, что тот стал добросовестным и эффективным членом команды Люка.

Сюзетта Т. возглавляет группу исследования и развития в фармацевтической компании. Она обладала высокой квалификацией и превосходно управляла людьми, но все же была недовольна качеством и количеством новых проектов, вырабатываемых ее коллективом. Она изучила и ввела в деятельность своей группы ряд игр из нового кода НЛП, что привело к бурному росту проектов, который, как она уверена, выведет компанию на новый уровень финансового процветания.

Конечно, все эти люди по-разному понимают НЛП и его приложения. Это заслуживает высокой оценки и уважения – ведь они на себе испытали положительное воздействие происшедших в их жизни изменений. Мы хотим выяснить в этой книге, что стоит за всем этим разнообразным опытом, и какими конкретными способами можно и дальше повышать качество нашей жизни.

Мы поздравляем этих людей и подготовленных терапевтов, применяющих методы НЛП, а также многие тысячи других, успешно применявших НЛП для достижения своих профессиональных и личных целей. Успехи, которых они добились, свидетельствуют об эффективности нашей работы и в высокой степени подтверждают наши личные надежды.

Однако, как мы утверждаем в нашей книге, эти истории представляют лишь поверхностные следствия чего-то более глубокого. Как будет видно из дальнейшего, мы озабочены тем, что если не будут оценены, приняты и доведены до операционного уровня предлагаемые нами различения (или некоторые равносильные им), то бурно распространяющееся приключение под названием НЛП может задохнуться и погаснуть от недостатка кислорода – в самой центральной своей деятельности, моделировании. В таком случае существование НЛП на этой планете окажется весьма недолгим, а паттерны его применений развеются по ветру, как прах.

Мы, человеческий вид, во многих отношениях отличаемся от других обитателей нашей планеты. Одно из самых глубоких различий – это принудительность, с которой мы упорядочиваем окружающий мир. Мы даем имена, подразделяем на категории, классифицируем, строим иерархии, спорим о смысле, оспариваем утверждения других, если они отличаются от наших собственных… Все эти виды деятельности – естественная часть нашей повседневной жизни.

Есть также люди, посвящающие себя изучению и разработке этих видов деятельности на профессиональном уровне – ученые, философы, политические деятели, собственники и руководители предприятий, воспитатели, врачи…

Мы – вид, склонный к разногласиям. Мы искусно обнаруживаем различия, а затем затрачиваем невероятную массу ресурсов, времени и усилий, чтобы их преодолеть. Время от времени мы даже впадаем в безумие, применяя из-за этих различий насилие к самим себе, к другим людям и нашим невинным спутникам – другим видам, населяющим эту планету.

Другие виды никак не проявляют подобной деятельности, во всяком случае мы ее не замечаем. По-видимому они ведут себя так, как будто их восприятия тождественны с тем, что существует, а различия в восприятиях – это попросту различия, а не стимулы для каких-нибудь споров.

Эти другие виды никогда не разовьют явных формальных систем, таких как логика, алгебра или язык программирования С⁺ – этих очищенных, разъясненных частей другого, более всестороннего кода, называемого естественным языком, который опять-таки, насколько мы можем судить, присущ единственно нашему виду. Сопутствующие нам виды никогда не будут восхищаться или беспокоиться, никогда не будут страдать одержимостью или чувством вины… Все эти виды деятельности потребовали бы сравнения того, что они делают, с тем, что они могли бы делать. Они не будут также ни танцевать, ни петь. Они не будут рисовать, сочинять музыку или ваять скульптуры… и самое решительное отличие – они никогда не посмеют мечтать!

Итак, эта планета несет нас со всем этим набором удивительных и могущественных дарований – но и со всеми их опаснейшими последствиями. За время нашей жизни на Земле мы позволили себе огромные ошибки, и все еще находим из них выход. Непонятно, как мы все еще можем позволить себе эту роскошь – с бурно растущим населением, с устрашающей силой техники, с нашей склонностью создавать себе окружение по собственному вкусу, и без сколько-нибудь развитой способности предвидеть последствия своих действий. Если бы другие обитатели нашей планеты имели голос, они, несомненно, попросили бы нас остановиться и подумать, куда мы идем, и к чему может привести выбранный нами путь.

Мы полагаем, что НЛП может внести существенный вклад в эти вопросы. В нашем дальнейшем изложении мы попытаемся выяснить некоторые составляющие этого вклада. Но это станет возможно лишь в том случае, если НЛП выйдет из своего незрелого возраста и сможет занять по праву принадлежащее ему место, рядом с другими стратегиями изучения человеческих возможностей.

Часть I

Свежеющий ветер

Первые признаки приближающейся бури были заметны всем людям с достаточной чувствительностью. Но для большинства эти предвестники не существовали. Они склонили головы, сосредоточив внимание на своих непосредственных задачах, и сигналы приближающейся бури буквально проносились над ними со свежеющим морским ветром.

Но были и другие люди – более чувствительные к переменам в окружающем мире, или те, кого случайно задели предвестники грядущих событий: эти люди остановились и огляделись кругом, всматриваясь в будущее. Глубоко вздохнув, они оставили свои занятия и поспешили туда, откуда легче было видеть, что предвещал ветер. Теперь волны грозно бились о берег, а ветер крепчал, сметая все на своем пути.

Глава 1: Эпистемология

Болотный ястреб быстро и изящно спускается к туманному лугу, а затем с резким криком, как будто прервав свой сон, стремительно падает на землю… лишь для того, чтобы снова взмыть вверх со своей добычей, крепко сжимая ее в когтях.

Мы молча наблюдаем этот напряженный момент, исполненные богато структурированным сенсорным знанием, коренящимся в нашем отождествлении с миром живого. В этот короткий промежуток времени мы сближаемся с этим нечеловеческим, сопутствующим нам видом. Наши глаза точно фиксируют и любуются изяществом, скоростью и точностью хищной птицы, наши уши настраиваются на звуки отчаянно мечущийся жертвы, пытающейся спастись; и последние клочья утреннего тумана, тающего от восходящего солнца, охлаждают наше лицо и руки, когда мы молчаливо и медленно поворачиваемся, следя за развертывающейся перед нами драмой. Мы живы; мы присутствуем. Мы наблюдаем без эмоций и без суждений… Мой друг спрашивает меня:

«Вы заметили, как он повернулся на крыле, падая на кролика?»

И в этот момент переживание уходит с прибрежным туманом – мы снова люди, приятно это нам или нет.

И если даже мы отвечаем на вопрос простым кивком, ткань разорвана; отождествление уносится с ветром. Вопрос открывает дверь к целой вспышке образов, звуков и ощущений, они запускаются словами, порождаемыми без наших усилий, и даже без нашего выбора. Особый способ, которым охотник завершил свою драму, теперь проигрывается заново, для сравнения и анализа.

Повернулся ли он через правое или левое крыло?

Как помните, вы отчетливо видели во время поворота полосу белого цвета поперек его хвоста, и теперь, изучая свои образы, вы осознаёте, что перед тем, как упасть на свою жертву, он в действительности повернулся через правое крыло. Слово кролик влечет за собой длинную последовательность звуков, образов и ощущений, начинающуюся с невероятного появления того кролика, которого вы однажды увидели в высоком чапарале⁹, и с ощущения пушистого тепла, когда вы ребенком впервые взяли в свои руки крольчонка.

Но куда бы вас ни привели слова, они без сомнения уведут вас от текущего момента: болотный ястреб и кролик, утренний туман и восходящее солнце, все переживания этого напряженного момента теряются в потоке ассоциаций, призрачно мчащемся через ваше сознание, превращая это единственное в своем роде переживание в еще одно данное, внесенное в надлежащее хранилище вашей нервной системы. С помощью языка особенное превращается в общее.

В тот же день позже, лишь отчасти сознавая возникшую трудность, вы усомнитесь, рассказывая другу эту историю и пытаясь вспомнить, донесся ли до вас последний услышанный вами визг до того, как ястреб исчез из поля зрения, поднялся ли ветер слева или справа от вас, был ли болотный ястреб больше или меньше того, которого вы видели на прошлой неделе, и был ли кролик взрослым… Сенсорные впечатления тонут у вас в памяти, когда вы пытаетесь реконструировать этот момент.

Но был ли в самом деле этот момент? Действительно ли туман охлаждал ваше лицо и руки, или их температура снизилась от сложного взаимодействия кожи с воздухом, вызванного теплом и влагой? Видели ли вы в самом деле болотного ястреба на этом лугу, или в области затылочной доли вашего мозга, известной под названием V-I?

Впрочем, этот момент действительно был… так же достоверно, как восход солнца. Хотя, конечно, нельзя найти образованного человека, который согласится, что солнце в самом деле всходит, а не Земля вращается вокруг своей оси, поворачиваясь к солнцу, которое всегда остается в том же положении относительно Земли.

Нервная система и язык – это две большие системы преобразований, отделяющие нас, и в то же время связывающие нас с окружающим миром. Но нервная система и язык в самом деле дурачат нас всех, и каждого из нас в отдельности!

Краткий экскурс в эпистемологию

Если бы видимость не отличалась от действительности, наука не была бы нужна.

Карл Маркс

Мы полагаем, что НЛП – как в своей основной деятельности, моделировании, так и в его приложениях – можно представить себе как операционную эпистемологию высшего порядка. Это утверждение имеет несколько значений: во-первых, утверждается, что операции, составляющие моделирование и приложение ряда возникающих из него кодированных паттернов превосходства, – это операции возражения. Они предназначены возражать против тех самых процессов, с помощью которых образуются части наших мысленных карт, обычно принимаемые как очевидные. Эти возражения имеют целью вынудить нас к критическому пересмотру значительных частей наших мысленных карт, побуждая нас посмотреть свежим взглядом на отношения между заключениями, обычно извлекаемыми из опыта, и данными, служащими для оправдания таких обобщений. В действительности такие возражения делают нас более чувствительными к операциям отображения, начинающимся с наших рецепторов и заканчивающимся кодами высшего уровня, с помощью которых мы сознательно пытаемся придти к разумным решениях о нас самих, о других людях и о мире вокруг нас. Таков смысл термина операционный в предлагаемой нами характеристике НЛП.

Далее, говоря в этой характеристике о высшем порядке, мы обращаем внимание читателя на то, что паттерны, находящиеся в центре внимания НЛП – это не те паттерны физического мира, которые относятся к области физики и связанных с ней дисциплин. Паттерны, которыми занимается НЛП – это представления, уже подвергшиеся преобразованиям в нервной системе, прежде чем мы их впервые воспринимаем – что называется в этой книге Первым Доступом (ПД). Чтобы понять содержание этой книги, потребуется краткий экскурс в область эпистемологии. Мы опишем нашу позицию, не пытаясь мотивировать ее сколько-нибудь глубоко. Читатель, заинтересованный в полной аргументации, найдет ее в книге RedTail Мath: эпистемология повседневной жизни (предварительное название), Гриндер и Бостик, 2002.¹⁰

Эпистемологическое положение НЛП может быть описано очень просто. В нормальных условиях то, что мы как индивиды считаем нашим переживанием в мире, является в действительности множеством событий, уже подвергшихся значительному преобразованию по отношению к миру. Обработанные таким образом события мы называем событиями Первого Доступа (ПД).

Чтобы помочь читателю ориентироваться, приведем, забегая вперед, различения, занимающие главное место в эпистемологическом разделе. Мы утверждаем, что есть существенное различие между преобразованиями, выполняемыми нервной системой между поверхностью контакта внешнего стимула с рецептором и точкой, где мы впервые получаем доступ к опыту, и всеми преобразованиями, происходящими после этого, – которые называются здесь лингвистическими преобразованиями. Вначале мы сосредоточим внимание на преобразованиях, выполняемых нервной системой. Метафора ястреба, с которой мы начали эту главу, представляет собой, разумеется, интеграцию этих двух больших классов преобразований, что и происходит обычным образом в нашем повседневном опыте. Что касается опыта кролика, то он не меняется от того, как его описывают наблюдатели.

В предыдущем абзаце мы воспользовались термином отображение; эта концепция проходит через все наше мышлении и изложение нашей книги. Чтобы достигнуть одинакового понимания этого термина автором и читателем, мы предлагаем следующее неформальное объяснение:

Отображение – это способ, сопоставляющий элементам одной совокупности элементы некоторой другой совокупности. Областью определения отображения являются элементы первой совокупности, тогда как образом является совокупность элементов второго множества, сопоставленных элементам первого. Термин функция иногда употребляется как синоним отображения. Описание конкретного правила, связывающего эти две совокупности, представляет собой определение рассматриваемого отображения.

Рассмотрим в виде примера совокупность спортивных болельщиков и совокупность мест на стадионе. Существует алгоритм распределения (может быть, непонятный для нас, болельщиков), по которому администрация стадиона продает билеты желающим присутствовать на определенном соревновании. Когда вы покупаете билет, на нем напечатан номер яруса, секции, ряда и места. Таким образом, мы имеем отображение или сопоставление болельщиков местам на стадионе, такое, что каждый болельщик сопоставляется одному и только одному месту. Далее, если купленный мной билет имеет номер места, расположенного непосредственно справа от места, номер которого стоит на вашем билете, то я во время игры буду сидеть справа от вас. Таким образом, различия в номерах на билетах и на соответствующих местах (отношения, выражаемые терминами справа, слева, сверху, снизу, с бóльшим номером, с такой-то буквой) сохраняются при реальном расположении болельщиков, которым достались эти билеты.

Заметим, что некоторые отношения между билетами (и соответствующими им местами) при таком отображении сохраняются – такие как в предыдущих примерах справа от… Другие же отношения не сохраняются. Например, все билеты (и соответствующие сидения) имеют одинаковый вес, но не у всех болельщиков, имеющих эти билеты или сидящие на этих местах, одинаковый вес.

Часто встречаются некоторые (привилегированные) отображения, которые следует упомянуть здесь, так как нам придется постоянно пользоваться ими в дальнейшем изложении. Отображение называется изоморфным, если все отношения между элементами исходной совокупности воспроизводятся отношениями между соответствующими им элементами второй совокупности. В приведенном выше примере отношения между номерами билетов (соответствующие физическому расположению мест на стадионе) сохраняются в физическом расположении болельщиков, занявших свои места. Например, чем больше номер на билете болельщика, тем дальше он будет сидеть вправо или влево на стадионе. В таких случаях отображение называется изоморфным по отношению к входящим в него численным или физическим переменным. В построениях этого рода тот факт, что все билеты имеют одинаковый вес, а болельщики разный, истолковывается как отсутствие изоморфизма по отношению к этому свойству.

Данные, сходящиеся к Первому Доступу (ПД).

События, которые представляются нам на Первом Доступе (ПД), являются продуктом ряда преобразований, выполняемых нервной системой, начинающихся с момента, когда наши рецепторы сталкиваются со стимулами внешнего мира, и кончающихся в соответствующих отделах коры мозга. Рецепторы и кора связаны рядом нервных структур, функции которых мы будем называть неврологическими преобразованиями.

Например, фотоны (единицы электромагнитной энергии) с длиной волны от 400 до 700 нанометров¹¹ ударяют в рецепторы сетчатой оболочки глаза. Все длины волн за пределами этого диапазона проходят мимо нас, как незаметное дуновение ветра, поскольку мы не воспринимаем их, и неспособны их непосредственно воспринять. Фотоны же, входящие в этот узкий диапазон, обнаруживаются нашими рецепторами, общими или специализированными, и преобразуются в электрические импульсы, начинающие свой долгий путь по оптическому нерву. Эти импульсы проходят через целый ряд сложных структур (например, отдельные нервы, латеральные коленчатые тела, гипоталамус и т.д.) и через следующие за ними отделы нервной сети, ведущие к затылочным долям. На каждой стадии этого сложного процесса новости о происшедшем в мире изменении подвергаются отображениям в нервной системе, таким как суммирование, латеральное торможение и т.д., в том числе удалению, изменению или прибавлению к потоку данных, первоначально поступающему на рецепторы.

Оптический нерв – это джунгли из сотен тысяч клеток, образующих сложные связи и комбинации, где входные данные преобразуются еще непонятными для нас способами. Структурное расположение этих нейронов, а также биохимические условия каждой из соединяющих их связей (синапсов) определяют, пройдет ли этот поток данных, и в какой специфической форме.

Кто знает, какие данные в действительности находятся перед моими глазами? Какова бы ни была природа этого входного потока, эти данные регистрируются моей сетчаткой, передающей их в свою очередь поразительно сложному пучку нервных тканей – моему оптическому нерву – по которому они в конечном счете достигают затылочной доли. В затылочной доле данные, которые являются потоком электрических импульсов от двумерной поверхности сетчатки, должны быть отображены (по некоторому набору правил, способному пристыдить изощренную технику всех западных художников с самой эпохи Возрождения) на затылочную кору мозга, где они превращаются в трехмерное представление находящихся передо мной первоначальных данных, и тогда, только после этого, я вижу.

Аналогичные последовательности преобразований происходят и во всех других сенсорных каналах. Продукты всех этих последовательностей преобразований во всех сенсорных каналах доставляют наш первоначальный опыт. Это и есть наше первое соприкосновение, то есть Первый Доступ окружающего нас мира к любой сенсорной системе – зрительной, слуховой, кинестетической и т.д.

Каждая такая последовательность преобразований в каждом сенсорном канале происходит до нашего осознания преобразуемых данных, перед нашим доступом, перед тем, как мы способны его воспринять. Каждый сенсорный канал имеет свою специфическую проекцию на кору. В тех местах, где импульсы, параллельно проходящие в различных сенсорных модальностях, проектируются на соответствующие различные области коры, происходит сложная операция синтеза (несомненно включающая синестезию, то есть отображение, соединяющее различные модальности); эта операция, которую мы, мягко выражаясь, плохо понимаем, приводит к безупречной иллюзии интегрированного опыта, и мы получаем Первый Доступ.

Мы «видим» образы предметов, находящихся, как мы полагаем, перед нами; мы «слышим» звуки, происходящие от непосредственно непознаваемых событий внешнего мира; мы «ощущаем» различия в температуре, структуре поверхности, влажности и т.д., и все это сложные продукты первоначальных стимулов, взаимодействующих с различными неврологическими преобразованиями в цепи событий, происходящих в нашей зрительной, слуховой и кинестетической системе.

После этого, и только после этого мы получаем Первый Доступ (ПД)^{1 12}

Все это, как правило, происходит при нашей полной неспособности повлиять на этот процесс, и безусловно без всякой возможности прямо узнать в реальном масштабе времени, что происходит. Мы можем заверить читателей, знакомых с моделями эриксоновских гипнотических паттернов в НЛП, что при надлежащей дисциплине можно научиться влиять на некоторые из этих событий даже до ПД, но типичная ситуация состоит в том, что этих событий мы вовсе не сознаем.

Образ, который мы видим, который мы принимаем за изображение находящегося перед нами, в действительности находится позади нас, в наших затылочных долях. Мы «знаем», что этот образ в затылочной доле соответствует некоторому событию, происходящему перед нами: мы знаем это посредством обучения, и в особенности в результате многократных описаний нашего восприятия мира. Эти описания создаются сравнением продуктов неврологических преобразований, составляющих отдельные сенсорные модальности – в частности, сравнением результатов зрения с результатами осязания и слуха. Звук, который мы слышим как доносящийся сзади, – это в действительности событие, происходящее в нашей височной доле, но, как и в случае зрения, мы научились определять, где в окружающем пространстве находится источник звука, – посредством координации с другими модальностями, и в особенности по различию во времени поступления звука в оба уха, весьма утонченному, так как оно составляет 1/250000 секунды. Аналогичные описания есть и для других сенсорных каналов.

Для нашего анализа решающее значение имеет тот факт, что ПД происходит превербально, до вмешательства языка, по самой своей природе выполняющего единственное в своем роде преобразование.

Различные сенсорные каналы, которыми мы располагаем – это маленькие окошки в поток окружающего мира, который, как мы полагаем, протекает вне нас. Попросту говоря, мы ни при каких условиях не имеем к этому миру прямого доступа. Все, что мы можем получить – это Первый Доступ. Но каковы эти события на стадии ПД и, в частности – что составляет решающий эпистемологический вопрос –

Каково отношение между событиями в мире и представлением этих событий в ПД?

Ограничения данных, поступающих в ПД.

При попытке ответить на только что поставленный вопрос мы сталкиваемся с двумя заметными ограничениями: во-первых, подавляющее большинство событий, происходящих вокруг нас, в буре электромагнитных явлений, мы попросту НИКОГДА не обнаруживаем, потому что они не попадают в узкую полосу доступа, составляющую наши сенсорные каналы; во-вторых, эти резко сокращенные множества явлений, входящие в область наших сенсорных восприятий, обрабатываются множеством неврологических преобразований, конкретное действие которых нам еще мало известно – мы попросту НЕ знаем, как эти обрабатывающие механизмы влияют на входящий в них поток данных:

Первое ограничение на ПД.

Первое ограничение состоит в том, что подавляющее большинство событий, происходящих вокруг нас, попросту исключаются из нашего опыта ограниченными возможностями, присущими нашим связям с внешним миром – нашим сенсорным каналам.

Рассмотрим такое вещество, как нержавеющая сталь, столь обычное в технически развитых обществах. В чем состоит характерное преимущество нержавеющей стали перед другими материалами – например, в таких обычных применениях как посуда, машины некоторых типов, тюремные решетки, банковские сейфы и сливные трубы? Как знают все знакомые с этим материалом, ответ состоит попросту в том, что нержавеющая сталь не ржавеет.

Недавняя публикация в Сайентифик Американ (август 2001, стр. 96) предлагает следующее описание:

Эта форма стали (нержавеющая сталь – объяснение авторов) не ржавеет вследствие взаимодействия между входящими в нее элементами сплава и окружающей средой. Нержавеющая сталь содержит железо, хром, марганец, кремний, углерод и в ряде случаев значительные количества никеля и молибдена. Эти элементы, реагируя с кислородом воды и воздуха, производят очень тонкую, устойчивую пленку, состоящую из таких продуктов коррозии, как окиси и гидроокиси металлов. Решающую роль в образовании этой пленки играет хром, реагирующий с кислородом. И в самом деле, любая нержавеющая сталь по определению содержит не менее 10% хрома.

Эта устойчивая пленка препятствует дальнейшей коррозии, действуя как барьер, преграждающий доступ кислорода и воды к лежащей под ним металлической поверхности. Поскольку пленка образуется быстро и плотно покрывает поверхность, даже немного атомных слоев материала снижают уровень коррозии до очень низкой величины. Пленка намного тоньше длины волны видимого света, так что ее трудно увидеть без помощи современных приборов. Таким образом, хотя сталь в действительности коррозирована на атомном уровне, невооруженному глазу она кажется нержавеющей.

Заключения: Почему нержавеющая сталь не ржавеет?

Майкл Л. Фри (автор), Нэнси Эвери (редактор).

Решающее место содержится во фразах:

Пленка намного тоньше длины волны видимого света

и

Таким образом, хотя сталь в действительности коррозирована на атомном уровне, невооруженному глазу она кажется нержавеющей.

Иными словами, пленка ржавчины имеет толщину ниже порога человеческой видимости (меньше 400 нанометров), а потому не обнаруживается и не может быть обнаружена нашей зрительной системой. С нашим обычным пренебрежением (или неведением) подлинного положения вещей мы принимаем за действительность ситуацию, какой она нам кажется (а в этом случае даже не кажется) и называем этот материал нержавеющим, вместо того чтобы назвать свое описание неосновательным. Различие яснее выражается по-испански – acero inoxidable – что буквально означает «неокисляющаяся сталь».

Но нет надобности в таких экзотических примерах; мы живем среди подобных явлений:

Вероятно, вы сидите и держите в руках эту книгу, читая эти слова. Вы ощущаете много разных вещей; большей частью они происходят без вашего ведома; некоторые пробивают себе путь в ваше сознание. Мы просим вас выйти на минуту из вашей нынешней позиции восприятия и посмотреть на этого читателя, удобно сидящего в кресле и держащего книгу. В каком более широком контексте вы наблюдаете этого человека, держащего книгу?

Читатель, которого вы наблюдаете, погружен в море электромагнитной энергии – весь спектр электромагнитных колебаний проявляется в нем и вокруг него, его кресла и его книги. Читатель имеет весьма ограниченный доступ к эту широкому спектру событий. Его глаза способны обнаружить длины волн от 400 нанометров до 700 нанометров. Его уши регистрируют поступление звуковых волн, чередующиеся уплотнения и разрежения воздуха с частотой от 20 до 20000 периодов в секунду. Тактильная чувствительность его кожи реагирует на различия в положении, температуре, влажности и т.д. в крайне ограниченных пределах. Остальная часть происходящего – в действительности подавляющее большинство событий в электромагнитном спектре, составляющем подлинный мир – происходит без его ведома, и в самом деле о них невозможно узнать непосредственно (то есть без приборов). За время чтения последнего абзаца через его тело буквально прошло огромное число субатомных частиц.

Его каналы доступа – то есть его сенсорный аппарат – открывают для него лишь маленькие отверстия, позволяющие ему заглянуть в этот кипящий поток движения и энергии, пытаясь беглым взглядом охватить эту большую игру, разыгрывающуюся вне нас.

Но даже если мы на время ограничим наше внимание этими маленькими отверстиями, через которые мы получаем новости о событиях в широком электромагнитном спектре, этот весьма ограниченный поток информации уже вызывает серьезные эпистемологические вопросы.

Второе ограничение на ПД.

Второе ограничение, на которое мы укажем, состоит в том, что представления ПД (те части электромагнитного спектра, которые попадают в пределы нашей способности обнаруживать события), как можно показать, весьма существенно отличаются от подлинного мира: по убедительным доказательствам, этот мир – хаотический ветер, бушующий вокруг нас – не похож на показания наших органов чувств. Различия наиболее заметны в случае так называемых иллюзий и в особенности проявляются при сравнении с результатами специального множества так называемых эпистемологически привилегированных операций – а именно операций, связанных с применением приборов и измерением.² Заметим, что выражение эпистомологически привилегированные операции не означает, что такие операции (применение приборов и измерение) раскрывают «истинную» природу мира вне нас; мы хотим этим сказать, что они резко отличаются рядом характеристик от натуралистического наблюдения, выполняемого людьми:

Рассмотрим простое представление черного ящика, согласно показаниям наблюдающих людей и некоторых простых приборов – например, описанных дальше пружинных весов. В обоих случаях входными данными являются некоторые элементы мира – в случае человека это стимулы, поступающие в различные рецепторы в пределах доступных нашим рецепторам границ; в случае пружинных весов это сила тяжести, действующая на массу предмета, помещенного на платформу весов. Существенная разница состоит в том, что в случае пружинных весов мы в точности знаем, какой ряд преобразований происходит между входом – предметом, помещенным на платформу весов – и выходом – числом единиц веса, указанным на шкале и получаемым при операции взвешивания. Пружинные весы изготовлены нами; мы калибровали их по некоторому независимому образцу; мы сконструировали их и явным образом знаем механические преобразования, которые они производят. Напротив, в случае человека как раз отсутствует явное знания о природе неврологических преобразований, происходящих между входом и выходом (нашим переживанием мира), и о вкладе, который они вносят. Это составляет преграду, лишающую нас сколько-нибудь глубокой уверенности в наших мысленных картах, совокупность которых мы называем миром.

Пружинные весы имеют строго ограниченный и однозначный словарь, в котором выражаются их отсчеты – это система чисел. Как бы ни была сложна система преобразований, встроенная в структуру некоторого прибора, результат выражается строго ограниченным множеством однозначных символов. Эти символы – числа, указывающие некоторый одномерный количественный аспект изучаемого предмета. В случае пружинных весов результат операции измерения – это число граммов, унций и т.д. Заметим, что этот единственный ясный отчет о количественном аспекте измеряемого предмета достаточно резок, чтобы пройти без заметного искажения через преобразования человеческой нервной системы.

Между тем, когда люди дают отчет о воспринятых ими входных данных, они делают это на естественном языке со всем его богатством, неясностью и неопределенностью. Далее, чтобы понять содержание такого отчета, мы должны привести в действие сложные процессы осознания смысла. Такие процессы до сих пор очень мало понятны.

Измерительные приборы не подвержены внутренним сдвигам того же логического типа, как человеческие. Можно заметить, что фактическая работа пружинных весов меняется в зависимости от влажности, от наличия ржавчины на пружине, от направления силы ветра в месте взвешивания и т.д. Однако эти вариации можно понять и в конечном счете учесть вполне определенным образом, что позволяет достигнуть требуемой точности. Напротив, сдвиги в человеческих состояниях, глубоко влияющие на отчет человека о его переживаниях в мире личного опыта, плохо поддаются пониманию. Вдобавок отсутствуют отчетливые формулы, позволяющие учесть вклад этих переживаний, что мешает их корректировать и получить точный ответ.

Есть и другие важные различия между этими двумя классами событий (человеческой чувствительностью и отчетами о ней с одной стороны, и инструментальными измерениями – с другой), но сказанного достаточно, чтобы оправдать наше различение. Мы не хотим этим сказать, что приборы и измерения с помощью приборов раскрывают подлинную природу мира вокруг нас; мы утверждаем лишь, что они в некоторых отношениях явно отличаются от прямой человеческой чувствительности, а потому доставляют другое описание частей мира, к которым они применяются. Между прочим, здесь видна настоятельная необходимость критического подхода будущих эпистемологов к проектированию приборов, составляющему существенную часть развития разумной эпистемологии.

Рассмотрим одну из специальных эпистемологических операций, стандартизованное измерение – применение простых пружинных весов для взвешивания ряда предметов. Попросим наивного субъекта поднимать эти предметы по два одновременно и решать в каждом случае, имеют ли эти два предмета одинаковый вес или разный. Если человек говорит, что «разный», он укажет, какой из них тяжелее. В конце этого процесса сравним результаты, полученные при использовании в качестве измерительного прибора человека, с результатами нашей специальной эпистемологической операции – взвешивания на стандартизованных весах. Мы обнаружим при этом некоторый паттерн.

Паттерн состоит в том, что психофизики больше ста лет называют едва различимым отличием. Если различие в весе между двумя поднятыми предметами превосходит определенный процент веса более тяжелого из двух ящиков, то различие будет обнаружено. Если же различие в весе между двумя предметами меньше определенного процента веса более тяжелого из них, то различие не будет обнаружено, и человек опишет эти предметы как имеющие одинаковый вес. Таким образом, сравнивая результаты двух операций измерения – операции взвешивания пружинными весами и операции, использующей человеческую способность обнаруживать различия – мы приходим к выводу, что человек систематически считает равными веса, которые по данным пружинных весов оказываются различными. Как показывает этот опыт, отдельные события в мире, различимые при измерении приборами, воспринимаются человеком как одинаковые.

Этот простой эксперимент можно повторять в любом сенсорном канале: в слуховом канале, где сравниваются громкость или высота двух звуков; в зрительном канале, где сравнивается яркость двух источников света. Для большинства наблюдаемых явлений имеется постоянное отношение разности, аналогичное тому, какое получается в эпистемологическом акте взвешивания ящиков стандартными весами; это отношение предсказывает, какие пары ящиков будут описаны человеком как одинаковые, и какие как разные.³

Таким образом, даже в простейших суждениях мы находим в любой сенсорной модальности различия между тем, что может быть доказано измерением с помощью приборов – и тем самым существует в мире – и нашим опытом, то есть представлениями ПД. Хотя существование таких различий нетрудно доказать, точная природа различий между ПД и окружающим миром, за исключением простейших случаев, еще мало изучена. Поэтому мы в настоящее время не в состоянии объяснить, каково точное соотношение между элементами нашего опыта (ПД) и подлинным миром.

Вряд ли наши читатели производили (или хотели произвести) опыт, описанный выше, то есть поднимали по два объекта сразу. Обращаясь к более обычным примерам иллюзий, происходящих в нашей повседневной жизни, рассмотрим следующие примеры.

Предположим, что вы сидите в машине перед светофором. Слева от вас находится большой автобус, поворачивающий влево. Вы впадаете в типичный транс водителя, думая о чем угодно, пока красный свет не превратится в зеленый. И вдруг вы чувствуете, будто ваша машина движется назад, и быстро нажимаете на тормоз. В действительности, конечно, автобус начал двигаться вперед, поворачивая влево. Ваше периферийное зрение подсознательно обнаружило движение автобуса вперед, и неврологические преобразования превратили это в синестезию – зрительно-кинестетическое ощущение вашего движения назад. Движение автобуса было подлинным; ваше переживание движения назад было следствием рассматриваемого нами неврологического преобразования. Коллеги, проживающие в Париже, Вене или другом большом городе с развитой системой метро, испытывают ту же иллюзию, когда два поезда вначале стоят рядом, а потом начинает двигаться НЕ ваш поезд.

Конечно, трудность состоит попросту в том, что нервные, физиологические, анатомические и биохимические структуры, передающие новости о различии от сенсорных рецепторов первому доступу (ПД), – это не просто пассивные проводящие пути, через которые проходит поток данных, это в действительности ряд неврологических операций над поступающим потоком данных, преобразующий их еще не изученными способами. Пока не выполнены фундаментальные исследования, как именно преобразуется этот поток данных между сенсорным рецептором и ПД, нам приходится ограничиться утверждениями о структуре преобразованного потока данных, но не о структуре источника этого потока, которым является окружающий мир.⁴

В то время как бóльшая часть явлений происходит без ведома читателя, многие из вещей, попадающих в узко ограниченные пределы чувствительности его сенсорного аппарата, не могут быть обнаружены, потому что они происходят слишком быстро или слишком медленно, в слишком большом или слишком малом масштабе.

Вернемся к представлению, что читатель сидит в удобном кресле, держа в руках по-видимому неподвижную книгу. Если эту сцену увидит физик, он убедит этого человека, что все это иллюзии – и неподвижная книга, которую он держит в руках, и кресло, в котором он удобно сидит, и пол, на который опирается его кресло: в действительности, если бы можно было остановить на мгновение все движущееся в этих предметах, то оказалось бы, что в них гораздо больше пустого места, чем вещества. Твердость каждого из этих предметов – это следствие или артефакт огромных скоростей, с которыми движутся их отдельные компоненты, и соответствующих ограничений сенсорного аппарата читателя.

Чтобы дальше разъяснить этот вопрос, мы попросим вас вспомнить, как вы впервые приблизились к вращающейся двери. В каком возрасте это произошло? Может быть вы стояли в страхе перед вращающейся дверью и просто смотрели какое-то время, как люди входили в секции с одной стороны и выходили с другой. Может быть вы держали кого-нибудь за руку. И вы, и человек, с которым вы были, калибровали движение двери, подсознательно зная и полагаясь на то, что эта вращающаяся дверь была сконструирована людьми для людей, в масштабе событий, доступных нашему сенсорному аппарату. В тот день дверь двигалась со скоростью, не выходившей за пределы вашей способности различения. Поэтому вы могли судить, в какой момент следует войти в пространство одной из секций вращающейся двери, чтобы затем безопасно выйти из этого пространства.

Предположим, что вы стоите сейчас перед вращающейся дверью, но вращение двери ускорилось и явно выходит за пределы времени ваших реакций. Такая дверь представляет опасность. Вы не сможете судить, когда можно безопасно войти в проходящую секцию, и не сумеете выйти из нее вовремя, чтобы стенка секции не ударила вас сзади.

Если бы можно было ускорить эту же дверь до скоростей атомных электронов, она превратилась бы в непроницаемый барьер. Такая дверь не представляла бы теперь опасности для нас, поскольку вся огромная скорость ее движения создавала бы для нашего сенсорного аппарата впечатление твердости – теперь она была бы попросту закругленной частью стены, в которую она встроена. Мы могли бы опираться на нее, толкать ее, отбивать от нее мяч и т.д., опасаясь ее не больше чем кресла, в котором вы теперь сидите. То, что мы как индивиды считаем окружающим миром, есть система сложных динамических отношений между тем неизвестным, что там действительно есть, и нашими способностями подвергать сенсорной и неврологической обработке некоторую небольшую избранную часть происходящих событий.

Посмотрите в окно; предположим, что вы видите там дерево. Растет ли оно? Вы видите сочные молодые листья, появляющиеся весной, но можете ли вы видеть, как дерево растет? Чтобы ответить на эти вопросы, мы можем позвать натуралиста, который произведет измерения, доказывающие, что дерево возле нашего дома все время растет, но и в этом случае наши чувства нас обманывают. Мы просто не можем обнаружить этот рост без помощи приборов, раскрывающих масштабы различий, выходящие за пределы нашей нормальной сенсорной восприимчивости. Не удивительно ли, насколько вырастает ваш ребенок, или внук, или племянник, или племянница, пока вы были несколько дней в отъезде?

Когда вы смотрите на восток и видите восходящее солнце, можете ли вы ощутить, что вы движетесь «вперед и вниз» по отношению к солнцу; что вращение Земли попросту переводит вас в новую позицию восприятия, с которой солнце выглядит выше?

Выберем определенную нервную клетку в сложном нервном пучке, проводящем зрительные восприятия, в любой точке между перекрестом зрительных нервов и затылочной долей. При каких условиях эта нервная клетка испускает свой импульс? Требуется ли для этого входной стимул от одной предыдущей нервной клетки, или от некоторой комбинации нервных клеток? Запускается ли эта нервная клетка наподобие логической связки И – то есть требуется почти одновременное поступление стимулов от всех предшествующих нервных клеток – или она запускается как связка ИЛИ в формальной логике, для чего требуется воздействие лишь некоторой части этих предшествующих нервных клеток? Если требуется лишь действие некоторой части этих клеток, то каких именно и при каких условиях?

Эти вопросы, по-видимому, определяют некоторые важнейшие исследования в неврологии. С нашей точки зрения они в то же время определяют некоторые из самых важных задач эпистемологии.

Таким образом, в настоящее время невозможно сказать сколько-нибудь точно и полно, какие части мира в конечном счете представляются нашими отображениями, какие элементы мира, напротив, очевидным образом не отображаются в наших представлениях (что отчасти известно в простейших случаях), и какие элементы наших отображений являются всего лишь вкладом наших механизмов обработки.

Отсюда вытекает очевидный вывод – что ПД является уже множеством преобразованных представлений, продуктом преобразований входного потока данных. Эти преобразования не составляют простого изоморфного отображения того, что нас окружает. Мы знаем, что подавляющее большинство происходящих явлений никогда не попадает в сферу нашего представления, никогда не проходит путь через наши сенсорные каналы, а потому не проникает в наши представления, в наши мысленные карты, поскольку структура наших сенсорных рецепторов попросту не способна обнаружить их и свидетельствовать об их наличии. Далее, даже резко ограниченное множество событий, попадающих в область нашего сенсорного восприятия, лишь частично нам сообщается, поскольку такие переменные как скорость и масштаб представления еще более сужают область, которая может быть обнаружена и воспринята.

Наконец, что более интересно, отчеты о событиях, проходящих через эти первоначальные фильтры, составляют входные данные последовательности сложных неврологических операций, структуру которых еще предстоит выяснить. Эти преобразования делают совершенно невозможным простое соответствие между тем, что есть, и тем, что мы воспринимаем.

Второе множество преобразований: лингвистически опосредованный опыт.

До сих пор мы сосредоточивали внимание на примерах неврологических преобразований – то есть операций, предшествующих любому осознанию, выходящих за пределы нашего возможного влияния⁵, предшествующих ДП, и заведомо предшествующих любым лингвистическим отображениям.

Теперь мы дошли в нашем описании до той стадии процесса обработки потока входных данных, где мы применяем второе множество преобразований; это преобразования естественного языка с его производными формами – такими формальными системами как логика, алгебра, геометрия, теория автоматов и т.д. Спешим пояснить: мы НЕ утверждаем, что множество указанных формальных систем зависит в каком-либо обычном смысле от языка – мы вполне сознаем, что математики, физики и логики, точно так же как архитекторы, вполне способны к эффективным и творческим способам визуального мышления, и в действительности затрачивают значительную часть своей профессиональной жизни на такое мышление, не использующее естественного языка. Подобным же образом танцоры и атлеты в совершенстве думают своим телом, без помощи языковых форм – и в самом деле освобождаются от такой «помощи» в важнейших частях своей профессиональной жизни, при исполнении. Композиторы и музыканты испытывают глубокое удовлетворение в своей профессиональной деятельности, воздействуя на слух без языка. Мы утверждаем здесь (см. более подробное изложение в книге RedTail Math: Эпистемология повседневной жизни (предварительное название), Гриндер и Бостик, 2002), что естественный язык исторически был первой подсистемой человеческой нервной системы того типа, который мы называем теперь системами конечного рекурсивного управления.

Прежде чем развить дальше это высказывание, приведем ряд повседневных переживаний, в которых люди реагируют на весьма важные ситуации внешнего мира без всякого участия языка:

Представьmе себе, что вы едете в машине со значительной скоростью по автостраде, и внезапно две машины сталкиваются прямо перед вами. Тогда вы предпринимаете ряд чрезвычайно быстрых действий, позволяющих вам избежать столкновения с ними и найти безопасную дорогу. В эти доли секунды вы принимаете превосходные решения и осуществляете их без всякого применения языка, пользуясь тем, что мы в НЛП называем визуально-кинестетической и аудиально-кинестетической (синестетической) системой. Эти действия не затрагивают ни сознательного размышления, ни языка.

Теперь представьте себе, что вы спите – в 5 часов утра, перед рассветом. Вдруг вы чувствуете, что ваша кровать начинает резко двигаться. Вы слышите скрип и глухой стон всего вашего дома. Вы спрыгиваете с кровати и мчитесь, чтобы выхватить из кроватки своего младенца и вынести его из дома. Лишь гораздо позже, в безопасности, вы обнаруживаете, что вы поранили в кровь ноги осколками стекла, когда бежали из шатающегося дома, спасая своего ребенка. И вдобавок на вас нет приличной одежды – это еще одно калифорнийское землетрясение.

Теперь представьте себе, что вы находитесь в кухне и готовите свое любимое блюдо. Вы слышите классическую музыку, тихо играющую поодаль, разговор соседей через забор, шум детей на качелях… Воздух наполнен сладостным запахом фрезий, стоящих в вазе посреди стола. Вы видите последние лучи великолепного солнечного заката, когда наше жизнетворное светило медленно погружается за горизонт Тихого океана. И все это происходит без малейшего участия языка. Это весьма важно, поскольку это отчасти определяет качество вашей жизни.

Применения к традиционному различию Карта /Территория.

Как мы знаем, процессы, доставляющие нам данные о мире – это множество операций, действующих на эти данные, преобразуя их еще не вполне ясными нам способами. Мы знаем, что есть существенные различия между миром и нашим представлением мира. Однако в большинстве случаев мы еще не в состоянии сколько-нибудь точно определить, в чем состоят эти различия. Таким образом, мир, каким мы его знаем, это не территория, а результат ряда неврологических преобразований. Один из самых распространенных штампов НЛП – это различение, приписываемое Кожибскому, подчеркивавшему, что мы создаем мысленные карты для представления территории (подлинного мира, где мы живем), а затем обращаемся с этими отображениями так, как если бы это были представляемые ими вещи. Все это резюмируется изречением:

Карта – это не территория.

Мы утверждаем, что Кожибский был еще слишком консервативен, говоря, что карта – это не территория. Как мы полагаем, даже его территория не является территорией⁶ .

Критерий полезности.

Теперь перед нами возникает вопрос, каким конкретным образом эти естественные языковые преобразования продолжают формирование наших уже преобразованных представлений того, что происходит вокруг нас. Второе отображение – функция под названием «язык» – в принципе свободно от всех ограничений, кроме полезности; этот критерий близок и дорог сердцу любого моделировщика НЛП. Под полезностью мы понимаем тот факт, что, как и при создании всех моделей, основным критерием оценки является простой вопрос:

Работает это или нет?

Иными словами, приводит ли наш способ использования языка для обработки преобразованного мира, который представляет нам ПД, к достаточно эффективной способности манипулировать им для достижения наших целей? Лингвистические преобразования выполняют утилитарные подразделения этого воспринимаемого мира, и вопрос в том, приводят ли они к желательным для нас результатам. Заметим, что мы применяем эти категории НЕ к миру, а к изображению мира, построенному на ПД неврологическими преобразованиями.

Как мы полагаем, важно подчеркнуть, что наше использование лингвистических отображений вовсе не связано требованием истинности (что бы оно ни означало); нет никакого необходимого соответствия между нашим способом подразделения опыта, воспринятого на уровне ПД, и подлинным строением мира; нет изоморфного отображения (взаимно однозначного соответствия, сохраняющего отношения элементов) между миром и первым доступным для нас его изображением – ПД. Далее, нет изоморфного отображения между этим представлением ПД и его лингвистической кодировкой. Конечно, как и в случае любой модели НЛП, универсальная моделирующая деятельность языка не изменяет структуры того, чему язык дает название. Эта структура, как можно предположить, остается неизменной, что бы мы ни думали о нашем лингвистическом творчестве.

Однако – и этот критерий применим как к созданию языка, так и к моделям НЛП – если наши попытки наложить на мир некоторую структуру посредством языка слишком расходятся с подлинной структурой и поведением вещей и процессов, это приводит нас к неспособности эффективно манипулировать воспринимаемым миром. При таких обстоятельствах, под давлением обратной связи, мы реорганизуем нашу модель – лингвистические категории, которые мы накладываем на воспринимаемый мир. В этом смысле наши естественные языки и структуры, налагаемые ими на наш первичный опыт (ПД) – это свидетельства о длительном эволюционном процессе проб и ошибок, создавшем языковую обработку мира. Эти отображения, связывающие ПД и лингвистические категории наших языков, представляют накопленную мудрость наших предков и результаты исторического процесса – поиска полезных манипуляций воспринимаемым миром, осуществляемых посредством языка.

Можно предположить, что главной функцией мозга, нервной системы и органов чувств является не продукция, а устранение… Функция мозга и нервной системы – защитить нас от подавления и замешательства при восприятии всей этой массы главным образом бесполезного и несущественного знания, преграждая доступ большей части того, что мы могли бы воспринять или запомнить в любой момент, так что остается лишь та небольшая и специальная выборка, которая, по-видимому, может быть практически полезной… Чтобы сделать возможным биологическое выживание, Разум в Целом должен быть профильтрован через сужающую воронку мозга и нервной системы. Из другого конца воронки вытекает жалким ручейком тот вид сознания, который помогает нам оставаться в живых на поверхности этой особой планеты. Чтобы формулировать и выразить содержание этого сокращенного восприятия, человек изобрел и бесконечно разработал символические системы и неявные философии, которые мы называем языками. Каждый индивид получает выгоду от лингвистической традиции, в которой он родился, и в то же время становится ее жертвой, жертвой, поскольку она укрепляет в нем веру, что суженное восприятие – это единственно возможное восприятие, и поскольку она обманывает его чувство реальности, слишком уж побуждая его принимать свои понятия за данные, свои слова за подлинные вещи.

Олдос Хаксли, Врата восприятия, Нью-Йорк,

Харпер и Роу, стр. 22-23.

Таким образом, лингвистические преобразования всевозможных структур, представляемых ПД, организуются в принципе относительно свободно; сами же эти структуры являются малопонятным изображением всевозможных структур, какие могут быть в реальном мире, с прибавлением всевозможных вкладов, вносимых самими структурами обрабатывающих механизмов.

Мы без конца упорядочиваем и переупорядочиваем с помощью языковых структур результаты неврологических преобразований, полученных от ПД, применяя логику, совершенно не зависящую от того, каковы могли быть подлинные структуры первоначальных событий реального мира (если такие структуры в самом деле были).

Функция наименования.

Если некоторый предмет, находящийся перед нами, имеет в своей структуре физическое свойство поглощать все длины волн видимого света, за исключением зеленого, то мы с потрясающей эпистемологической небрежностью отбрасываем все технические аспекты происходящего даже в той узкой полосе электромагнитного спектра, которая нам доступна, и приписываем этому предмету цвет под названием зеленый – не потому, что этот объект сам по себе зеленый, а потому что он поглощает все цвета видимого спектра за исключением зеленого. Этот пример попросту иллюстрирует, что мы сопоставляем некоторой части ПД некоторую произвольную последовательность звуков совершенно условно – условны сопоставляемые звуки и условен способ, как они сопоставляются.⁷

Повседневные примеры этого произвола в наименовании часто наблюдаются, когда маленькие дети дают имена разным предметам, особенно в семьях, где применяют нетехнические способы описания обычных предметов. Например, при введении дистанционного управления телевизорами, проигрывателями компактных дисков и т.д. возникло множество терминов, обозначающих это устройство – дистанция, управление, переключатель.

Язык доставил нам возможность создавать развитые мысленные отображения, следующие за ПД, – мысленные представления, приписывающие некоторые характеристики предметам, людям, процессам и т.д.; это вполне искусственные конструкции, отвечающие нашим человеческим требованиям. Рассмотрим следующие вопросы:

В чем разница между сорняком и цветком, между борцом

за свободу и террористом, между шумом и музыкой?⁸

Мы просим вас понять, что язык – добавочный слой искажения наших восприятий. Язык – это еще один источник иллюзии, это, по-видимому, присущее только человеку преобразование, наложенное на описанные выше неврологические преобразования.

Как было сказано выше, мы полагаем, что Кожибский был слишком консервативен. Мы считаем весьма полезным уточнить анализ Кожибского, называемый различением карты и территории. Более конкретно, важно различать два класса отображений, производимых двумя фундаментально различными логическими типами преобразований: первый из них – это нервные преобразования, предшествующие Первому Доступу (ПД), а второй – это лингвистические преобразования, следующие за ПД. Преобразования, действующие между рецепторами и ПД, составляют первое множество преобразований (неврологических преобразований, множество которых мы будем иногда обозначать f¹), выполняющих отображение на множество представлений, называемое ПД. Как мы уже сказали, ПД – это множество образов, звуков, ощущений и т.д., образующее то, что мы называем нашим первым переживанием мира. Второе множество преобразований (лингвистических преобразований, иногда обозначаемых f²) отображает то, что мы называем нашим первым переживанием мира (ПД), на языковые структуры.⁹

Различие между неврологическими и лингвистическими преобразованиями.

Основное уточнение, которое мы вводим – это различение между множеством неврологических преобразований (от рецептора до места первого доступа (ПД) к образам, звукам, ощущениям и т.д.), и множеством преобразований, называемых языком (вместе с его формальными производными). Это различие мотивируется целым рядом соображений, одно из которых, и может быть самое настоятельное, это различие между внутренними отношениями, преобладающими в каждом из этих множеств преобразований.

Я вижу с одной стороны всю совокупность чувственного опыта, а с другой стороны – совокупность всех концепций и предложений. Отношения концепций и предложений между собой и друг к другу имеют логический характер, и задача логического мышления строго ограничивается установлением связей между концепциями и предложениями по твердо установленным правилам, которые и составляют дело логики. Концепции и предложения получают свой «смысл», соответственно, «содержание», лишь посредством своей связи с чувственным опытом. Связь этого последнего с предыдущим чисто интуитивна, а не логична по своей природе. Степень уверенности, какую может внушать эта связь, то есть интуитивная комбинация, составляет единственное различие между пустой фантазией и научной «истиной». Система концепций – это создание человека, вместе с правилами синтаксиса, составляющими структуру концептуальной системы.

Альберт Эйнштейн, Автобиографические заметки, стр.13

Мы предлагаем следующие примеры, демонстрирующие различие в логике (во внутренних отношениях) двух множеств преобразований – нервных и лингвистических преобразований, и, тем самым, различие между этими двумя множествами преобразований:

Попросите ребенка рассортировать кучу игрушек. Ребенок разделит игрушки на кучи, исходя из некоторого воспринимаемого сходства: по размеру, цвету, применению и т.д. Ребенок НЕ сортирует их в зависимости от изготовителя или цены. Это первое множество критериев, используемое ребенком при сортировке, мы назовем естественными подразделениями. Естественные подразделения – это естественно воспринимаемые категории или группировки, основанные на характеристиках, вытекающих из взаимодействий между предметами и структурой воспринимающих органов (рецепторов), а затем неврологических систем обработки, присущих только людям. Естественные классификации ограничены различиями, доступными на ПД. Ребенок неявно свидетельствует своими действиями, что он группирует предметы, выбирая их по одной из их размерностей (цвету, величине, форме и т.д.), и пренебрегая при этом всеми другими различиями. Выбранная размерность или часть представляет целое – что напоминает классическое иконическое¹³ отношение.

Здесь надо соблюдать осторожность; мы НЕ говорим, что это первое множество подразделений или группировок есть подразделение по аспектам самих предметов. У нас нет доступа к самим предметам, нам доступны только результаты сложных операций      восприятия и обработки, которым подвергаются эти предметы, преобразуемые нашей нервной системой – точнее, преобразованиями f¹ между рецепторами и ПД.

Сортировка по цене или изготовителю – это пример искусственного подразделения: это значит, что подразделения в таких случаях не имеют ни малейшего основания в опыте восприятия ребенка; напротив, они представляют категории, созданные единственно нашим видом – категории, развитые и наложенные на эти объекты независимо от каких-либо внутренне присущих им особенностей, представленных в ПД. Искусственные подразделения вытекают из лингвистических преобразований, действующих на ПД.¹⁰

Рассмотрим в виде примера оторванную руку пластикового супермена в куче игрушек, о которых шла речь выше. Каким образом ребенок классифицирует этот предмет? Вероятнее всего, он решит поместить оторванную руку вместе с целыми пластиковыми фигурами супермена. Здесь представляет интерес контраст между двумя видами логики. Логика, наблюдаемая в продуктах неврологических преобразований, стремится быть иконической – то есть передает отношения между частью и целым. Таким образом, оторванная рука воспринимается как часть класса пластиковых суперменов.

Большинство из нас пользуется языком, не сознавая применяемых при этом структур и процессов. Пример ребенка, сортирующего игрушки, демонстрирует разницу между логикой неврологических преобразований и логикой лингвистических преобразований. Обратите внимание на то, что язык осуществляет дальнейшее преобразование наших представлений, и что вследствие этого воспринимаются мысленные карты иного логического типа – мысленные представления. Те из читателей, кто имеет опыт в НЛП^пр, поймут, насколько важны мысленные представления в работе изменения.

Теперь мы займемся структурой внутренней логики языка и тем, как она преобразует наши мысленные карты. При этом мы исследуем логику упорядочивающих отношений¹¹ (множеств). Заметим, что мы употребляем здесь термин множество не в его формальном смысле, как в математике, а в его обиходном смысле, и в смысле той роли, которую множества играют в классификациях.

Внутренняя логика естественной языковой системы (и многих ее производных) обычно моделируется логикой множеств, что вполне удается. Логик, вероятно, классифицировал бы оторванную руку совсем иначе, чем ребенок, отнеся ее к куче частей игрушек, вместе с отломанным колесом трактора. В том, что Кожибский называл территорией – то есть в результатах неврологических преобразований, представляемых нам первым доступом – нет таких искусственных множеств, как множество частей игрушек, и ПД не имеет таких группировок. Преобразования лингвистического характера, которые обрабатывают наш первичный опыт, производя наши лингвистически опосредованные отображения, изобилуют такими группировками. Рассмотрим следующие множества:

а. множество всех игрушек, купленных ребенку до трех лет;

б. множество всех любимых игрушек ребенка;

в. множество игрушек, которые после игры укладываются в зеленый ящик;

г. множество игрушек, купленных и подаренных ребенку его бабушкой и дедушкой с материнской стороны.

Множества, определенные в пунктах а – г, представляют дальнейшие примеры искусственных множеств, порождаемых логической структурой языка – ни одно из них не связано каким-либо обязательным соответствием с различиями в восприятиях, получаемыми на ПД.

Выражаясь несколько точнее, естественные подразделения – это подразделения, определяемые исключительно различиями, доступными в результате неврологических преобразований, то есть в ПД. Следовательно, естественные множества – это множества, порождаемые естественными подразделениями. Искусственные подразделения и происходящие от них искусственные множества образуются по правилам отбора элементов, которые НЕ обязательно доступны в результате неврологических преобразований. Возникающие таким образом искусственные множества используют в качестве критериев отбора элементов лингвистические критерии, или критерии лингвистического происхождения.

Одно из главных преобразований, основанных на языке и служащих для искусственного подразделения (и образования искусственных множеств) – то, что лингвисты называют построением подчиненных предложений. Рассмотрим существительное корабль, в предложении

Я ищу корабль!¹⁴

Существительное корабль само по себе является подразделением множества выходных данных неврологических преобразований (ПД), причем подразделение, выполняемое существительным корабль, представляет собой название некоторого потенциально весьма обширного множества. Предположим, что читатель понимает, чтó имеет в виду под существительным корабль человек, произносящий предыдущее предложение.¹²

Пользуясь одним из основных словесных орудий НЛП, мы могли бы просить у говорящего уточнения при помощи следующих вопросов:

Какой именно корабль?                   Корабль, пригодный к мореплаванию.

Корабль, пригодный к                   Корабль, пригодный к мореплаванию

какому мореплаванию?                  и способный совершить плавание из

Калифорнии на Таити.

Это можно упорядочить в виде диаграммы:

Корабль

Корабль, пригодный к мореплаванию

Корабль, пригодный к мореплаванию и способный совершить плавание из Калифорнии на Таити

… … … … …

Этот диалог можно было бы продолжить, пока он не завершится единственным референтом – конкретным кораблем. Образование каждого придаточного предложения имеет два следствия: рассматриваемое множество (например, корабль) подразделяется дальше, отчего происходит более ограниченное множество, то есть множество с меньшим числом элементов. Заметьте, что это замечание относится только к случаю, когда рассматриваемые множества конечны.

В то же время, новые множества и все множества, возникающие из дальнейших подразделений, наследуют правила отбора элементов первоначального подразделения, обозначенного словом корабль. Каковы бы ни были критерии элементов этого множества корабль, они сохраняются при любом подразделении этого множества с помощью придаточных предложений.

Логические уровни как структура лингвистических преобра- зований.

Мы будем называть все иерархические упорядочения, удовлетворяющие двум приводимым ниже формальным критериям, иерархиями, упорядоченными логическим включением, или, короче, логическими уровнями. Эти два критерия логического включения состоят в следующем:

Сжатие – сужение объема при каждом последовательном подразделении, заданном образованием придаточного предложения.¹⁵

Наследственность – сохранение критерия отбора элементов множества при подразделении, заданном образованием придаточного предложения.

Как сказано выше, события, представляемые нам на Первом Доступе (ПД), являются результатом множества неврологических преобразований, начинающихся в том месте, где наши рецепторы соприкасаются с внешним миром подлинных стимулов, и кончающихся в соответствующих им участках коры. Связь между рецепторами и корой осуществляется рядом нервных структур, функции которых мы называем неврологическими преобразованиями.

Кора

Иерархия, порожденная подразделением первоначального множества корабль на его составляющие части, несомненно, является законным отношением упорядочения – в действительности она находит аналогию в продуктах неврологических преобразований, вроде того способа, которым упорядочивается оторванная рука пластикового супермена, то есть иконического отношения.

Применим теперь к этому случаю формальные критерии, определяющие иерархию логических уровней. Заметим, что эта новая иерархия не может рассматриваться как иерархия логических уровней по указанным выше двум критериям. Формальный критерий сужения не выполняется уже вследствие простого наблюдения, что на свете есть больше болтов, чем кораблей (и точно так же, больше резьбы, чем болтов), критерий же наследственности не выполняется, так как правила отбора элементов, определяющие множества кораблей, просто отсутствуют в определении множества болтов. Например, для категории корабли одним из критериев отбора элементов было бы то, что они плавают; между тем, болты делаются как правило из веществ тяжелее воды и обычно не плавают. Очевидно таким образом, что отношения упорядочения, порождаемые отношением части к целому, представляют иной логический тип, чем иерархии, порождаемые логическим включением.¹³ ...