1

И вот он снова здесь, в месте, которое объединяет прошлое и настоящее, каким-то необъяснимым образом оголяя абсолютно все чувства, будь то хорошие или плохие, но не оставляя возможности сохранять нейтралитет, и он – не исключение. А ведь всего лишь сидит на скамейке из дерева и металлических опор, со спинкой и двумя подлокотниками – простая конструкция на небольшом куске земли. Иногда ему бывает интересно: был бы подобный эффект, напоминающий водоворот с полной потерей контроля над мироощущением и чувствами, описать словами который ему так и не удавалось, если бы он приходил сюда не к конкретному человеку, а просто так, позволяя додумывать истории людей, чьи имена и, зачастую, фотографии он видит над датой рождения и смерти. Кладбище было странным местом, определить окончательное отношение к которому, даже за долгие пятнадцать лет, так у него и не получилось.

Все эти годы он приходит в одно и то же место, к одной и той же могиле, с именем его младшей сестры – Валентины Майерс. Казалось бы, его любовь к ней должна вновь пробуждаться фактом его отношения к ней и ее памяти, но с другой стороны, куда более личной, никому не известной стороны, противоположной всему хорошему, связывающему их двоих, Итан, с болью, признается иногда себе, что не хочет сюда больше приходить. А все потому, что вместе со счастливыми воспоминаниями о его маленькой сестре всегда дают знать о себе иные, куда менее приятные воспоминания, ненависть к которым не раз затмевала его любовь.

Он старался, правда старался, и убеждал себя не раз, смотреть на мир куда оптимистичнее, игнорируя то, что он помнил об их родителях, прилично давно покинувших этот мир. Валентина не видела их и, к его искреннему счастью, не знает, как отец и мать конфликтовали не только по поводу воспитания детей, но и по вопросам своих личных жизненных путей… И это в возрасте, приближающемся к сорока годам… Мама хотела, чтобы муж, спустя столько лет, имея двух детей, наконец перестал быть мечтателем, променяв работу в благотворительных организациях на пусть и менее благородную, но куда более стабильно оплачиваемую. Она устраивала истерики, сокрушаясь о том, что вышла замуж не за того мужчину, и позорно исчезала из семьи на недели, делая себя не лучшим примером для детей. Она не могла жить с тем, кто неспособен расстанавливать приоритеты правильно, тратя все время не на детей и жену, а на несчастных и немощных людей, которые были для него большей семьей, чем настоящая… Что было само по себе нелогично, ведь стоило ему притронуться к бутылке, так вся филантропность и эмпатия заменялись ревностью и гневом, самобичеванием и разочарованием… Кулаки, крики – настоящая война в четырех стенах между двумя сторонами, не видевшими своего счастья прямо под ногами, закончилась тем, что дети остались сиротами, толком не успев познать семейного счастья. Отец в порыве гнева лишил мать жизни…впал в депрессию, отчего его, изначально долгий срок в тюрьме закончился преждевременно из-за успешного выполнения наказания собственными руками, равносильного преступлению. Итану Майерсу тогда было всего пятнадцать лет, в то время как его сестре – одиннадцать.

Редко, когда ему хотелось что-то говорить, находясь здесь, но, когда он все же принимал данное действие не как нечто странное или глупое, в чем, конечно же, никому никогда не признавался, Итан все равно был краток, излагая строго и по существу. Он не рассчитывал ни на что, как человеку мысли, для него было вполне естественным принятие ее смерти без возможности какого-либо перерождения или перехода в другой мир. Он был простым человеком в этом вопросе, но здесь, как и многие другие на его месте, Итан давал себе слабину, позволяя обратиться напрямую к могильному камню. Понимая, как важно дать эмоциональную разгрузку, он обычно не вдавался в подробности, а лишь произносил практически один и тот же текст, по наитию и направленный строго на обобщенные темы: как ему ее не хватает, как он надеется, что она была счастлива те последние часы, проведенные в одиночестве… перед смертью в больнице, и то, как он рад, что уход ее был безболезненным… а главное – он жалеет о своем отсутствии в тот день рядом. Итан словно с рождения знал о смерти, но лишь в теории, как оказалось после, ведь смерть наяву, да и еще самого близкого и единственного родного человека, повлияла на него совершенно непредсказуемо, но окончательно он еще это не осознал.

Но сегодня он пришел не из-за желания успокоить совесть, не раз заставляющую его неразрывно связывать факт непосещения могилы с неуважением к памяти его сестры, хотя, казалось бы, совершенно неважно, как часто, и бывает ли он вообще здесь, ведь не проходит ни одного дня, когда бы он не вспомнил свою маленькую родную сестру. Ему не хватало ее голоса, пусть наивного и детского, но такого чистого, преисполненного нотами добра и любви к старшему брату, заботившемуся о ней, несмотря на загруженность учебой. Он скучал по ее взгляду, словно видевшему все и всех насквозь, за которым так же пряталась мысль, услышать которую всегда было в радость. Ему не хватало того неопровержимого знания, о том, что она рядом, и возможности обмолвиться переживаниями или радостями в любое время, обсудить все, что только возможно, и быть честным, как ни с кем другим. Воспоминания, какими бы реальными и явственными они ни были, зачастую легко перепутать с грезами, где все возводится в абсолют, но не способно сравниться для него с наличием подобного человека в реальном мире, здесь и сейчас. Сегодня он пришел практически перед восходом солнца, потому что ему не хватает ее как никогда ранее, ведь сегодняшний день, не просто может, он должен изменить всю его жизнь.

– Здравствуй, – с трудом выдавил из себя Итан, хоть и сидел здесь уже около часа, но с чего-то надо было начать, и он выбрал путь наименьшего сопротивления, позволяя себе отдаться эмоциям, игнорируя тот, не отпускающий, болезненный факт, что он так и не простился с ней. Здороваться ему попросту не было нужды, ведь она всегда была с ним, в его памяти и сердце, и говорил он сейчас все же не камню, а ее образу, сохранившемуся в его памяти.

– Прости меня, – тяжесть в голосе была сравнима с болью в горле и самом сердце, причиной чего было бесконечное чувство вины перед ней, – хотя, знаешь, я уверен, будь ты еще жива, то мне не потребовалось даже просить этого, ты и так бы поняла меня… Не позволила бы жить с чувством вины, а просто проявила бы все свои лучшие качества, заботясь обо мне, даже если бы я этого не просил. Наверное, именно поэтому я, в какой-то степени, даже рад, что всегда буду чувствовать себя виноватым перед тобой, это постоянно мне напоминает, каким прекрасным человеком ты была. Это позволяет мне помнить тебя каждый день. – Он машинально осмотрелся вокруг, будто бы боясь, что кто-то увидит его в такой личный момент, но никого не было, – извини за болтовню… Я здесь не из-за этого, – он задумался, как бы избежать демагогии, но сейчас был не тот момент, когда это ему удалось, и, по вполне понятным причинам, из него просто вырвалось, – мне страшно… Сегодня такой важный день, к которому я очень долго готовился, очень много работал и привлек много людей, для реализации совершенно нового… – он замолчал, глуша вину, – когда ты умирала, месяц за месяцем, в больничной палате, даже лучшие врачи, предоставленные ЦРТ, не смогли найти лечение. Это было тяжелым временем для меня, и так много людей пытались хоть как-то помочь… Я не виню их, но… знаешь, я привык к горю, не в последнюю очередь благодаря нашим родителям, которых мы не заслуживали, уж ты-то точно нет, ты заслуживаешь лишь лучшего. Я тогда до последнего игнорировал возможность твоей смерти… не верил, это было бы несправедливо… Но это случилось, и, знаешь, я не могу позволить этому случиться просто так, не могу… никогда не мог допустить этой мысли. Ты не заслуживаешь такой судьбы, и я не позволял себе сломаться, как бы тяжело мне не было, я делал все ради доказательства, что твоя смерть не была бессмысленна.

Итан практически плакал, говоря с трудом, чувствуя, как всё накопленное за месяцы и годы выходит наружу, и почему-то, за приятным облегчением, сразу шло жгучее разочарование, но уже не в себе, а в тех, кто должны были заботиться о дочери и сыне, ставя своих детей выше распрей. Данное отношение, не раз граничащее с ненавистью, было почти всегда с ним. Он даже не помнит, когда впервые это пришло, хотя, не сложно было догадаться, откуда росли корни. Он ни разу не навестил их могилы, как и вряд ли кто-то вообще, хоть когда-то. Родственников больше не было, родители матери, его бабушка и дедушка, умерли давно, он их и не помнит. По отцовской линии ему никто не известен и, раз еще тогда, давно, никто не появился на пороге, значит, для него их нет, какая бы не была на то причина, результата это не меняет. И вот снова мысли о семье настигли его, и, как бы не трудился он над обещанием самому себе не думать о матери и отце, рано или поздно в его голове они все же появлялись, словно злокачественная опухоль, готовая дать метастазы.

Еще какое-то время он провел у ее могилы, не чувствуя никакой привязанности к месту, но все равно собственноручно протер могильный камень, не брезгуя использовать для этого рукав рабочей куртки. В очередной раз в его голове возникла мысль, как было бы удобнее подобные разговоры проводить дома, где так же есть ее фотография, и не одна – прямо на его столе, в рамке -, а с учетом того, что он ставит память о ней выше ее места погребения, подобное не должно было быть проблемой…

2

Она ждала его у входа в зал заседаний, куда уже прибыли представители министерства обороны, дабы увидеть новые разработки в области робототехники, с последующим заказом тех или иных моделей, подходящих для нужд, куда чаще обусловленных политикой государства, понимание которой от них не требовалось.

Миронова Майя отлично знала, где находится ее коллега, с которым она не просто сотрудничала, а также дружила, хоть они и были крайне непохожи, как в рабочем вопросе, так и в личном. Но именно ее прямота, практичность мышления и приземленность были отличным противовесом зачастую непростого характера гениального программиста, у которого нет ничего кроме работы, не теряющего ни одного шанса сделать шаг за допустимые границы, вечно лезущего на рожон, и чья инициативность не раз ставила его карьеру под удар. Майя быстро смогла сработаться с ним, в частности, в роли руководителя технического отдела разработок, создавая те самые роботизированные машины, программное обеспечение к которым и создавал отдел Итана под его руководством. Она быстро нашла общий язык с человеком высокой должности, у которого дипломатия была не сильной стороной, но которую так отлично смогла компенсировать Майя – единственная дочь, выросшая в окружении трех старших братьев, воспитанных родителями рабочего класса, являющихся приверженцами дисциплины и ответственности, которую они и передали своим детям. Она с ранних лет могла постоять за себя, причем касалось это не только силы ума и непробиваемости характера – вопреки приятной внешности, умелый взгляд, оценив ее с ног до головы, точно заметит неплохую физическую подготовку, которая нисколько не навредила при этой скромной, но естественной красоте. Она с ранних лет поняла и научилась использовать свои сильные стороны, всегда ставя у руля ум и умение договариваться. Майя прекрасно адаптировалась в любом окружении, умея находить слабые и сильные стороны людей. Подобное она рано научилась использовать, хоть и не позволяла никому смотреть на нее свысока в открытой форме и давать себя в обиду – это было первое, от чего ее отучили в детстве надоедливые старшие братья, доказывать которым свою самостоятельность она начинала с ранних лет. Дочь явно пошла в отца: прямого и самодостаточного человека, не позволяющего себе отвлекаться на мелочи. Майю учили всегда быть честной с собой и окружающими, что не мешало, как оказалось, позволять себе невинную артистичную надменность, но лишь в те моменты, когда она была уверена в их пользе или безопасности.

С Итаном было иначе: на него она никогда не смотрела свысока, в целом, это было бы сложно, зная его, зачастую, упрямый, но все же взрослый характер, ей нравилось в нем то, насколько их различия делали их ровней.

– Они уже здесь? – Уверенно бросил он, подходя к Майе.

– Да. Ты вот-вот и опоздал бы, за что похвалу бы точно не услышал.

– Я бы пережил. Главное, чтобы выслушали и приняли выгодное для нас решение, а то мне кажется, что мы движемся в никуда, а это порядком надоедать начинает.

– Вот только при них так не драматизируй, пожалуйста, – он было хотел что-то ей возразить, но все силы ушли на успокоение собственных нервов. Она улыбнулась в ответ и указала рукой в сторону двери слева от нее, пуская его идти первым.

Сделав вдох, Итан открыл дверь, используя сенсорную панель справа, и, преисполненный уверенностью, вошел в зал для переговоров, стараясь не думать о том, какие люди будут сидеть перед ним, а попросту акцентировать все свое внимание на том, что он хочет предложить гостям, несмотря на совершенно иную цель их пребывания здесь. Итан поздоровался со всеми, получив ответную взаимность, не выходящую за правила приличия, после чего он встал напротив них, оставив позади себя пока что пустой экран. Майя так же поздоровалась со всеми и, до момента как Итан взял первое слово, заняла позицию чуть позади него, по правую руку, как бы поглядывая на все со стороны.

– C самого начала развития – человек был уязвим. Природные стихии всегда влияли на наш организм: высокими и низкими температурами, наводнениями, землетрясениями, и я даже не упоминаю угрозы из космоса в виде плотных объектов, попадавшие сюда, следуя не только гравитации. Помимо этого, мы были слабы не только перед более быстрыми и обладающими большими размерами хищниками, но и меньшими опасными созданиями хищной фауны. Я даже не стану начинать рассказывать о бесчисленных вирусных и биологических угрозах, что невидимы глазу – уверен, вы их отлично знаете. Все это я упоминаю для понимания масштаба одного важного факта, который является основой нашей работы: человек – уязвим. Наша новая программа, в перспективе, позволяет сделать тонкие модификации человеческого организма, привнося в него не только уже давно устоявшиеся изменения в виде замены конечностей на механические, нет. Я говорю про точечные стимуляции определенных долей мозга, с последующим развитием…

– Я прошу прощения, что прерву, – Итан заинтересовался, предполагая развитие дискуссии, но Майя, не сводя взгляда со слушателей, уже поняла, в каком направлении пойдет дальше диалог, – я думал, вы представляете новые типы роботов? Ведь ради этого мы здесь. Или меня дезинформировали? – Строгий вопрос ввел мимолетную неловкость, передавшуюся его коллегам.

– Роботы прекрасно подходят к работе в космосе или в тех сферах, где сила и выносливость в большем приоритете, чем ум. Я не предлагаю игнорировать их пользу и важность. Но наша новая программа по работе непосредственно с человеческим мозгом позволит не просто излечить болезни, связанные, к примеру, с нейрофизиологией, а дать людям возможность стать умнее, то есть, грубо говоря, мы сможем увеличить процент гениев, что изменят наш мир.

– Изменят в лучшую или худшую сторону, позвольте, уточню? – Итану такой вопрос показался издёвкой.

– В лучшую, – сдержанно уточнил он, – это крайне большая область, изучение которой откроет совершенно новые двери для развития и, чем раньше мы начнем…

– Видимо, нас все же дезинформировали, и вас тоже. Я скажу прямо, нам требуются роботы, способные быть не только физическими работниками, которые строят дома и убирают мусор, нет. Нам нужны охранники, защитники порядка в тех местах, где, скажем так, пряник не работает вовсе. Уверен, вы понимаете меня.

– Да. Но я взял на себя ответственность предложить более радикальные меры по решению общих проблем.

– Но ведь ваша программа ещё не реализована, я так полагаю? Или уже есть образцы, способные показать перспективу вашего исследования?

– Пока мы лишь в самом начале, это так. Но я считаю, это крайне перспективный проект, который требует не только финансирования, но и внимания, ведь в мире множество проблем из-за человеческого фактора, и, к сожалению, это проблема, что будет с нами всегда. Решение ее, в перспективном будущем, будет радикально отличаться о всего ныне существующего и, чем раньше мы начнем, тем лучше. Я предлагаю лечить не симптомы и последствия, а не допускать болезнь и работать на опережение.

– С этим я согласен, проблемы надо решать, и они наши, – представитель на удивление был спокоен, практически повествовательный тон, выдавал в нем крайне терпеливого человека, но, к сожалению, что уже заметили Итан и Майя, переглянувшись в этот момент, добиться должного результата, по всей видимости, у них не получится, – мир нестабилен как никогда, и после решения энергетического кризиса, причем, смею заметить, не без использования силовых методов сдерживания, мы сделали первый крупный шаг в освоении космических территорий, что, вам известно не хуже меня, а в какой-то степени даже лучше, ведь ваши разработки помогают сейчас строить новую орбитальную станцию, запуск которой несет за собой последствия, контролировать которые, к сожалению или нет, без гонки вооружений не представляется возможным, хотим мы этого или нет. Все-таки, не стоит забывать, что за нашими границами есть конкуренты. Со дня на день гонка за космос может превратиться в первую космическую войну, ибо человечество, каким бы оно не считало себя продвинутым, всегда пользуется примитивными системами оценки жизни и смерти. Кто первый, тот и победил.

Наступила пауза, где Итан не сводил взгляда с сидящего перед ним человека высокого ранга, относившегося к нему практически, как преподаватель к ученику, явно непонимающего тему лекции, но не обделенным потенциалом. Майя в этот самый момент уже изучала каждую мышцу на лице и движение глаз своего друга, явно успешно сохранявшего профессиональный нейтралитет.

– Я согласен с вами. Но считаю, что нужно ковать не оружие, нужно менять людей, и тогда надобность в первом может отпасть. Наука продвигается быстро, и мы, люди, должны не упрощать себе жизнь внешними системами и изобретениями, а, наоборот, делать лучше себя, чтобы необходимость в искусственной помощи попросту отпала.

– Видите ли, я – не мечтатель, не человек науки и не мыслю так, как это могут фантазеры, надеюсь, я не оскорбил вас двоих, этим сравнением,– Итан посмотрел на Майю, и она сразу поняла, что в стороне ей не отсидеться, – мне нужны машины, которые будут беспрекословно выполнять приказы во благо общества и позволять нашим солдатам и гражданам возвращаться домой к семьям.

– Но, мы можем изменить тех самых людей, сделать их лучше. Кнут больше не понадобится, лишь знания. Если вас заинтересует такой подход, то это покажет…

– А что скажете вы? – Снова перебив Итана, он обратился уже к Майе, которая, в свою очередь, сразу же поняла, что должна аккуратно подвести к аргументу в пользу отказа от новой разработки. Майя включила профессиональный тон, при котором она всегда смотрит в глаза оппоненту, говорит уверенно и, главное, открыто.

– Мое мнение таково: строить механизмы для тех или иных нужд, не особо выделяющихся глубокой стратегией, мы отлично умеем сейчас, они приносили, приносят и будут приносить нам пользу в будущем. Но пора двигаться в другом направлении, пока этого не сделали другие.

– Вы правы насчет того, какую пользу приносят ваши механизмы, как руководитель всего технического воплощения программных идей товарища Майерса. Так вот скажите, можем ли мы доверять человеку, мыслящему на уровне программы больше, чем вашим роботам, которые до этого момента, насколько мне известно, еще не подводили в глобальных масштабах?

– Не можем, – Итана несколько удивил брошенный ей ответ, но, сохраняя спокойствие, она продолжила, – так же, как и не можем полностью доверять людям, в чьих руках будет контроль над нашими роботами.

– Именно! – Необычно резко отрезал представитель министерства обороны, дав понять Майе, как успешно она сыграла ему на руку, упустив из вида примитивнейшую манипуляцию. Итан увидел ее взгляд, направленный к нему, в котором читалось принятие поражения. – Пока мы контролируем инструмент, не было никаких проблем. Представьте, Итан, что ваша программа по кибернизации человека пройдет успешно, и он, человек мыслящий, как вы упоминали, сможет взять под контроль ваши механизмы или, что еще хуже, посчитает себя приверженцем лагеря роботов, а не людей, прощу прощения за простоту сравнения.

– Я понимаю ваши опасения, – активно стал парировать Итан, – но это крайне мало вероятный исход, ведь цель не объединить человека и программу, а дать этому человеку чуть больше возможностей, ради искусственной эволюции, назовем это так, – только его снова хотели перебить, как Итан захватил громким словом право говорить дальше, чем, конечно же, вызвал некоторое недовольство со стороны оппонента, – вы уж простите за прямоту! Но разглагольствовать о вреде и пользе можно еще очень долго, и не будет такого довода, которому нельзя будет парировать, но от чего будет большая польза? От того, каким совершенным оборудованием мы снабдим тех самых людей, которым вы не доверяете, и, уж будем честны, зная историю нашего вида, доверять всегда сложно; или же мы попытаемся научиться на ошибках и направим наши силы для развития самого человека, дабы не потребовалось в будущем создавать очередное орудия устранения друг друга.

– Мальчик мой, – терпеливо и даже наставнически ответил он, – я занимаю свою должность более двадцати лет, уже даже пенсия не за горами, и я знаю людей куда лучше, чем ты думаешь. На твоем месте, я бы этому радовался. Поверь, никакие модификации не изменят сути человека, скорее всего, даже наоборот, только усугубят. Мы на пороге освоения космических территорий, вы это знаете, и все те базы на Луне и Марсе, что должны были начать строить ещё вчера, нуждаются в ваших машинах, в том числе и для защиты этих мест от конкурентов, живущих буквально по соседству. Хотим мы этого или нет, но проблемы надо решать здесь и сейчас, иначе от ваших будущих разработок, которые мы пока НЕ заказываем у вас, толку не будет. Я прекрасно понимаю, какую идею вы преследуете, и верю в необходимость реализации подобного, но…

– Не сейчас, – закончила Майя, сдержанно и сухо.

– Верно, – спокойно отреагировал на подобное представитель, и также спокойно продолжил, – сменив акцент разработок, нельзя недооценивать спад темпа развития ваших отделов, а, главное, стабильного результата вашей работы, в частности – создания роботов, в свою очередь, создающих наше будущее, как здесь, так и в космосе, и, что не менее важно – защищающих наше будущее, укрепляя безопасность настоящего.

Эти слова подтвердили уверенность Итана в нежелании гостя идти по направлению развития, а следовать, оставаясь приверженцем проверенной веками техники по контролю. Следующий час он предоставлял прототипы строителей и защитников, создание которых почти становилось рутиной. Энтузиазм испарился и всё, что ему приходилось наблюдать, так это восхищение от новых наработок тех машин, чья цена сводится к минимуму, и цель которых изначально и состояла в расширении технических границ для посещения ранее недоступных для людей мест, но, как известно в узких кругах, незаметно ото всех исполнять простейшую механическую задачу по контролю за заключенными или работу миротворцами в горячих точках нестабильного мира. Понимание того, как в самом прогрессивном Центре Развития Технологий, создающем лекарство от смерти и изучающее такие области науки, ныне кажущиеся необразованному взгляду истинной магией, сидят высокопоставленные люди, умеющие решать проблемы лишь примитивнейшими и устаревающими морально способами, удручало его. Бюрократическая машина работала как по нотам, что позволило к концу дня заключить новые контракты по поставкам совершенных – на данный момент – механических разработок во все уголки мира, где, независимо от официальности, присутствуют представители нынешнего флага страны.

3

Огромное сооружение, которым является Центр Развития Технологий, спонсируемое государством и частными предприятиями, основано богатейшими людьми с целью создавать будущее путем развития настоящего. ЦРТ находился за Мегаполисом, откуда с границы многомиллиардного муравейника виден огромный небоскреб высотой в 300 этажей, являющийся главным зданием, невероятно красиво отражающим солнечные лучи. Разумеется, это не единственное место, где наука преобладает над всем остальным, являясь чуть ли не предметом поклонения, но именно это здание, стоящее в центре двадцатикилометрового комплекса, является самым передовым, во всяком случае, если верить официальным заявлениям. ...