Кейси Маккуистон Красный, белый и королевский синий

Глава первая

На крыше Белого дома, в углу Променада^[1], огибающего Солнечную комнату^[2], есть отколотый кусочек облицовки. Нажав в нужном месте, можно отогнуть его достаточно, чтобы обнаружить сообщение, нацарапанное ключом или, может быть, даже острием украденного в Западном крыле канцелярского ножа.

Даже в тайной истории президентских семей – закрытой от внешнего мира фабрике сплетен, под страхом смерти поклявшейся хранить все в секрете, – не дается определенного ответа, чьих это рук дело. Но все уверены в том, что только сын или дочь президента осмелились бы осквернить священное здание Белого дома. Некоторые уверены, что это был Джек Форд^[3] с его страстью к творчеству Джимми Хендрикса и ночными перекурами на крыше, к которой вплотную примыкала его двухуровневая комната. Другие утверждают, что это была юная Люси Джонсон^[4] с широкой лентой в волосах, но все это не имеет значения. Надпись же остается на своем месте для тех, кто достаточно сообразителен, чтобы ее найти.

Алекс обнаружил ее в первую же неделю своего пребывания в Белом доме, но никогда никому не рассказывал, как именно это случилось.

Надпись гласит:

Правило № 1: НЕ ПОПАДАЙСЯ

Восточная и Западная спальни на втором этаже, как правило, предназначались для членов президентской семьи. Сначала они представляли собой гигантских размеров опочивальню на время визитов французского политика Маркиза де Лафайета к президенту Джеймсу Монро, но в конечном счете она была разделена на два помещения. Восточная спальня напротив зала заседаний принадлежит Алексу, Джун же обитает в Западной, находящейся возле лифта.

Оба выросли в Техасе, тогда их комнаты с абсолютно идентичными планировками были расположены по разные стороны коридора. Уже в то время было легко угадать увлечения и стремления Джун лишь по тому, что украшало стены ее спальни. В двенадцать это были рисунки акварелью. В пятнадцать – лунные календари и таблицы с драгоценными камнями. В шестнадцать – вырезки из журнала The Atlantic, флаг Техасского университета в Остине, плакаты с американской феминисткой Глорией Стайнем, писательницей-афроамериканкой Зорой Ниэл Херстон и обрывки статей знаменитой активистки Долорес Уэрты.

Комната Алекса всегда оставалась неизменной, и только трофеев по лакроссу и рефератов со временем становилось все больше. Все они теперь пылятся в доме, который они с Джун все еще считают своим, но вынуждены были покинуть. Ключ висит у Алекса на шее – на цепочке, скрытой от посторонних глаз с тех пор, как он переехал в Вашингтон.

Теперь расположенную по другую сторону холла спальню Джун в белых, светло-розовых и мятных тонах, навеянных старыми дизайнерскими журналами 60-х годов, которые хозяйке комнаты удалось отыскать в одной из гостиных Белого дома, украшают обложки Vogue. Комната Алекса когда-то была детской Кэролайн Кеннеди^[5], став впоследствии, по словам Джун, предварительно окурившей комнату шалфеем, кабинетом Нэнси Рейган^[6]. Алекс оставил нетронутыми симметрично висевшие над диваном пейзажи, но перекрасил стены, бывшие при младшей дочери Барака Обамы, Саше, розового цвета, в благородный темно-синий оттенок.

Обычно президентские дети живут в резиденции лишь до своего совершеннолетия – по крайней мере, такова традиция последних десятилетий. Но в январе, тогда же, когда его мать официально вступила в должность президента Соединенных Штатов, Алекс поступил в Джорджтаунский университет, что, естественно, сделало нелогичным выделение дополнительной охраны и статьи расходов на однушку, в которой ему предстояло жить во время учебы. Той же осенью Джун выпустилась из Техасского университета. Она никогда этого не озвучивала, но Алекс знал, что сестра переехала, чтобы присматривать за ним. Лучше, чем кто-либо другой, она знала, какие номера мог выкинуть ее брат, находясь в самой гуще событий, и лично не раз вытаскивала его из Западного крыла.

За закрытыми дверями своей спальни Алекс может слушать Hall & Oats на стоящем в углу проигрывателе, и никто не услышит, как он мурлычет себе под нос песню Rich Girl, как когда-то его отец. Здесь он может носить очки для чтения, тем временем убеждая всех остальных в том, что они ему не нужны. Он может часами сидеть над своими учебниками, приклеивая на важных страницах разноцветные стикеры. Он не собирается становиться самым молодым конгрессменом в истории США, не заслужив этого, но окружающим необязательно знать, сколько усилий он прикладывает. На кону стоит его репутация секс-символа страны.

– Привет, – слышится голос у двери. Алекс поднимает глаза от экрана ноутбука и видит Джун с двумя айфонами и стопкой журналов под мышкой одной руки и тарелкой в другой. Она заходит в комнату и ногой закрывает за собой дверь.

– Что стянула сегодня? – спрашивает Алекс и освобождает сестре место на кровати, подбирая бумаги.

– Пончики, – отвечает она, залезая на постель. На ней юбка-карандаш и розовые остроносые балетки. Алекс сразу представляет себе колонки журналов на следующей неделе: фото Джун в этом прикиде под заголовком очередной статьи о том, насколько незаменима такая обувь для современной активной девушки.

Ему становится интересно, где же Джун пропадала весь день. Кажется, она упоминала какую-то статью в Washington Post^[7]. Или это была фотосъемка для ее блога? Может, и то и другое одновременно? Алексу никогда не удается поспевать за событиями в жизни сестры.

Она кидает стопку журналов на кровать и принимается внимательно их изучать.

– Вносишь свой вклад в великую американскую индустрию сплетен?

– Именно для этого я и училась на журналиста, – отзывается Джун.

– Что-нибудь стоящее на этой неделе? – спрашивает Алекс, потянувшись за пончиком.

– Дай подумать. В In Touch^[8] пишут, что я встречаюсь с французской моделью?

– А это так?

– Если бы. – Она пролистывает несколько страниц. – О, и они утверждают, что недавно ты отбеливал себе очко.

– Ну это правда, – бормочет Алекс с полным ртом шоколада с посыпкой.

– Так и думала. – Пролистав почти весь журнал, сестра сунула его в самый низ стопки и схватила новый выпуск People^[9]. Она рассеянно просмотрела его. – Журналисты People всегда пишут лишь то, что прикажут им сверху. Скукотища. На этой неделе про нас не так уж много… о, мое имя есть в кроссворде.

Отслеживание новостей об их семье для Джун – что-то вроде хобби, и это поражает и выводит из себя их мать. Но Алекс довольно самовлюблен, поэтому просит сестру зачитывать ему самые яркие заголовки. Чаще всего статьи – абсолютная выдумка или в них содержится то, что журналистам скормила их пресс-служба, но это бывает очень кстати, когда нужно перехватить совершенно дикие и отвратительные слухи. Будь у него выбор, Алекс, разумеется, читал бы одни фанфики, наперебой прославляющие его обезоруживающий шарм и невероятную жизненную энергию, однако Джун наотрез отказывается читать такие вслух, как бы сильно брат ее ни упрашивал.

– Посмотри в Us Weekly^[10], – говорит Алекс.

– Хммм… – Джун достает журнал из стопки. – Смотри, на этой неделе мы на первой странице!

Она поворачивает к брату глянцевую обложку, где с фото в углу на него смотрят их с сестрой лица. Волосы Джун заколоты на затылке, а сам Алекс выглядит слегка потрепанно, не растеряв при этом привлекательности, со своим мужественным подбородком и вьющимися темными локонами. Заголовок под фото жирными желтыми буквами гласит: «БУРНАЯ ВЕЧЕРИНКА ПРЕЗИДЕНТСКИХ ОТПРЫСКОВ В НЬЮ-ЙОРКЕ».

– О, да. Безумная была ночка, – хмыкает Алекс, откинувшись на высокое кожаное изголовье кровати и сдвинув очки на нос. – Целых две речи за раз. Нет ничего сексуальнее, чем коктейль из креветок и полтора часа выступлений на тему выбросов углерода.

– Здесь пишут, что у тебя было какое-то тайное свидание с «загадочной брюнеткой», – читает Джун. – «Несмотря на то, что вскоре после торжества дочь президента умчалась в лимузине на вечеринку с участием множества знаменитостей, двадцатиоднолетний покоритель дамских сердец Алекс был замечен тайком пробирающимся в отель W Hotel для встречи с загадочной брюнеткой. Номер он покинул около четырех утра. Источники из отеля сообщают, что из комнаты доносились характерные звуки. Судя по слухам, брюнеткой оказалась не кто иная, как… Нора Холлеран, двадцатидвухлетняя внучка вице-президента Майка Холлерана из Трио Белого дома. Неужели эти двое возобновили свой роман?»

– Да! – в восторге восклицает Алекс, и Джун начинает стонать. – Прошло даже меньше месяца! Ты должна мне пятьдесят баксов, детка.

– Погоди. Так это действительно была Нора?

В голове Алекса всплывают события прошлой недели и то, как он заявился в номер Норы Холлеран с бутылкой шампанского в руках. Их интрижка во время избирательной кампании была мимолетной и изначально обреченной на провал. Одному было семнадцать, второй – восемнадцать, и оба искренне считали, что каждый превосходит интеллектом другого. Только вот Алекс вынужден был признать, что Нора умнее его и ей уж точно хватит мозгов, чтобы не встречаться с ним.

В том, что пресса отказывается забывать об их романе, нет его вины. Журналисты лелеют саму мысль о том, что эти двое могут быть вместе, словно новая чета Кеннеди. Так что Алекс не виноват, что они с Норой случайно напились в одном номере отеля за просмотром «Западного крыла» и издавали потом громкие стоны на радость назойливым журналистам. Они попросту решили превратить неприятный инцидент в свою личную забаву.

А возможность развести сестру – приятный бонус.

– Возможно, – отвечает он, растягивая гласные.

Джун шлепает брата журналом так, словно Алекс – это особенно назойливый мерзкий таракан.

– Так нечестно, придурок!

– Пари есть пари, – заявляет Алекс. – Мы договаривались. Если в течение месяца об одном из нас пускают слух, другой должен ему пятьдесят баксов. Можешь перевести по Venmo^[11].

– Я не буду платить, – вспыхивает Джун. – Завтра, когда мы с Норой увидимся, я прикончу ее. Кстати, что собираешься надеть?

– Куда?

– На свадьбу.

– Чью свадьбу?

– Ну, королевскую свадьбу, – напоминает ему Джун. – В Англии. О ней трубят с каждой обложки, я же тебе только что показывала.

Она снова поднимает выпуск Us Weekly, и на этот раз Алекс замечает заголовок, написанный большими буквами: «ПРИНЦ ФИЛИПП ГОВОРИТ “ДА!”», под которым примостилась фотография на редкость невзрачного британского наследника и его такой же скучной, но обходительно улыбающейся блондинки-невесты.

Абсолютно уничтоженный, Алекс роняет свой пончик.

– Так она на этих выходных?

– Алекс, утром мы уже улетаем, – отвечает Джун. – Перед церемонией у нас запланировано две встречи. Не могу поверить, что Захра до сих пор не проела тебе мозг на эту тему.

– Дерьмо, – стонет Алекс. – Я ведь знал, у меня все записано. Просто отвлекся.

– На сговор с моей лучшей подругой, чтобы попасть в прессу ради пятидесяти баксов?

– Нет, на мою исследовательскую работу, острячка, – отвечает Алекс, драматично указывая на стопку записей. – Я целую неделю убил на изучение римской политической мысли. И я думал, мы оба сошлись на том, что Нора – наш общий лучший друг.

– Только не говори, что это реальный предмет в универе, – говорит Джун. – Думаю, ты действительно забыл о главном международном событии года из-за того, что не хочешь пересекаться со своим заклятым врагом.

– Джун, я сын президента Соединенных Штатов. А принц Генри – лишь формальный глава Британской империи. И ты не можешь вот так запросто объявить его моим «заклятым врагом», – говорит Алекс. Вновь взявшись за свой пончик, он начинает задумчиво жевать, а затем добавляет: – Выражение «заклятый враг» подразумевает, что этот человек хоть в чем-то может со мной конкурировать, а не быть обычным высокомерным мудаком и плодом инцеста, который, готов спорить, на досуге дрочит на собственные фотки.

– Ну ты и завернул.

– Да ладно, это я так, к слову.

– Ты не обязан любить его. Просто постарайся выглядеть счастливым и не спровоцировать международный скандал хотя бы на свадьбе его брата.

– Жучок, а когда мне не приходилось изображать счастливое лицо? – спрашивает Алекс. На его лице на секунду появляется фальшивое, но настолько болезненно-мрачное выражение, что, к его удовлетворению, заставляет Джун отшатнуться.

– Эх. В любом случае, ты уже знаешь, в чем пойдешь на свадьбу?

– Да, я выбрал костюм, и Захра одобрила его еще в прошлом месяце. Я же не полный идиот.

– В своем платье я все еще сомневаюсь, – признается Джун. Она наклоняется и выхватывает у брата ноутбук, не обращая внимания на ворчание Алекса. – Темно-красное или то, что с кружевом?

– Конечно, с кружевом. Это же Англия. Может, хватит уже мешать мне заниматься? – спрашивает Алекс, протягивая руку к ноутбуку, которую Джун тут же отталкивает. – Иди, копайся в своем «Инстаграме», или что ты там делаешь. Достала уже.

– Заткнись, я пытаюсь выбрать, что посмотреть. Фу, ты добавил «Страну садов» в избранное? Звонили из 2005-го, передавали привет.

– Ненавижу тебя.

– Ммм, я в курсе.

За окном по лужайке гуляет ветер, пригибая липы к земле. Закончившаяся пластинка в граммофоне наполняет комнату тихим шипением. Скатившись с кровати, Алекс переворачивает ее и переставляет иглу, выбрав London Luck, & Love^[12].

Если уж говорить начистоту, частные самолеты – одна из тех вещей, которые ему никогда не надоедят, даже спустя три года после вступления их матери в должность.

Алекс не так часто путешествует по воздуху, но когда все же появляется такой шанс, для него это всегда знаменательное событие. Он родился среди холмов Техаса в семье женщины, воспитанной матерью-одиночкой, и сына мексиканских иммигрантов, – оба беднее некуда. Так что элитный транспорт для него по-прежнему роскошь.

Пятнадцать лет назад, когда его мать впервые баллотировалась, все газеты Остина прозвали ее «Ломета-Без-Шансов». Покинув свой крошечный родной городок у Форт-Худа, она стала брать ночные смены в закусочных, чтобы прокормить себя во время учебы в юридическом. Уже к тридцати годам она участвовала в громких делах, связанных с дискриминацией, в Верховном суде США. Их мать была человеком, от которого меньше всего ожидали подобного скачка в стране, в то время участвовавшей в Иракской войне: уроженка Техаса, пепельная блондинка из небольшой межрасовой семьи и в то же время смышленая демократка на высоченных шпильках, говорящая тоном, не терпящим возражений.

Поэтому все эти перелеты через Атлантику в удобном кожаном кресле, где Алекс сидит, высоко закинув ноги и поедая фисташки, до сих пор кажутся ему чем-то из области фантастики. Нора сидит напротив него; ее лицо скрыто за рассыпавшимися каштановыми кудрями. Она трудится над кроссвордом из нового выпуска New York Times.

Возле нее разместился до неприличия здоровый агент секретной службы по имени Кассий, которого обычно зовут просто Кэшем. Держа в своей гигантской ручище номер той же газеты, он пытается первым закончить кроссворд. Курсор ноутбука выжидающе подмигивает Алексу, остановившись на работе по римской политической мысли, но что-то мешает ему сосредоточиться на учебе.

Эми, любимая сотрудница его матери из секретной службы, бывший спецназовец ВМС, которая, по слухам, убила нескольких человек, сидит через проход. На кресле возле нее лежит открытый пуленепробиваемый кейс из титана, в котором хранятся принадлежности для рукоделия, а сама Эми невозмутимо вышивает на салфетке цветочный узор. Однажды Алекс увидел, как она ткнула кого-то в коленную чашечку точно такой же иглой.

И, наконец, в соседнем кресле располагается Джун, опершись на локоть и уткнувшись носом в выпуск People, который зачем-то взяла с собой. Для полетов сестра всегда выбирает самое неподходящее чтиво. В последний раз это был потрепанный разговорник кантонского диалекта китайского языка. До него – роман «Смерть приходит за архиепископом».

– Что читаешь на этот раз? – спрашивает ее Алекс.

Джун переворачивает журнал так, чтобы брат смог прочесть заголовок, растянувшийся сразу на целый разворот: «СВАДЕБНЫЙ ПЕРЕПОЛОХ ПО-КОРОЛЕВСКИ!» Алекс стонет. Это куда хуже, чем Уилла Кэсер с ее «Архиепископом».

– А что? – спрашивает Джун. – Я хочу быть готова к своей первой королевской свадьбе.

– Ты же была на выпускном, так? – спрашивает Алекс. – Просто представь себе то же самое, только в миллион раз хуже, где тебе к тому же придется постоянно улыбаться и быть чертовски вежливой.

– На один только торт они потратили 75 тысяч долларов, можешь себе представить?

– Жуть какая.

– И, судя по всему, принц Генри появится на свадьбе без пары. Все просто с ума от этого сходят. Здесь сказано, что, по слухам, – она карикатурно изображает британский акцент, – в прошлом месяце он встречался с бельгийской наследницей, но теперь фанаты принца не знают, что и думать.

Алекс фыркает. Для него невероятен сам факт, что куча людей пристально следит за ужасно скучной личной жизнью королевских отпрысков. При этом он прекрасно может понять, почему людей заботит, в чей рот он сует свой язык, – у него хотя бы есть индивидуальность.

– Может быть, все женское население Европы наконец осознало, что принц так же неотразим, как комок мокрой шерсти? – предполагает Алекс.

Нора опускает свой кроссворд, закончив его первой. Заметив это, Кассий тихо выругался.

– В таком случае ты пригласишь его на танец?

Алекс закатывает глаза, неожиданно представив, как кружится в танце с Генри, а тот шепчет ему на ухо слащавую, банальную чушь о крокете и охоте на лис. От одной мысли его чуть не выворачивает наизнанку.

– Только в его мечтах.

– Оу, – говорит Нора, – а ты покраснел.

– Послушай, – сообщает ей Алекс, – королевские свадьбы – это бесполезная хрень. Всякие принцы и принцессы, которые устраивают эти самые королевские свадьбы, – бесполезная хрень. Империализм, который в принципе позволяет принцам существовать, – бесполезная хрень. Так что от начала до конца все это мероприятие – бесполезная хрень.

– Репетируешь свою речь для TED Talk^[13]? – спрашивает Джун. – Ты же понимаешь, что Америка – это держава, признающая своей целью геноцид?

– Да, Джун, но, по крайней мере, нам хватает достоинства держаться подальше от такого явления, как монархия, – отвечает Алекс, бросая в нее фисташкой.

Есть несколько фактов об Алексе и Джун, которые обязан узнать каждый нанятый в Белый дом сотрудник, прежде чем приступить к работе. У Джун аллергия на арахис. Ночные просьбы Алекса принести кофе. Бывший парень Джун бросил ее, уехав в Калифорнию, но до сих пор из всей почты лишь его письма доставляются ей напрямую. Ну и, само собой, вечное ворчание Алекса по поводу молодого британского принца.

В целом, это не вражда и даже не конкуренция. Лишь покалывающее, нервирующее раздражение, от которого у Алекса потеют ладони.

Все мировые СМИ с самого первого дня пребывания Алекса в Белом доме стали считать его американским принцем Генри, раз уж в Штатах был свой отдаленный аналог королевской семьи в виде Трио Белого дома. Алексу никогда не казалось это оправданным. Его образ харизматичного, гениального и остроумного парня с глубокомысленными интервью и фотографиями на обложках GQ^[14] никак не сочетается с бесстрастными улыбками Генри, его благородством и заурядными благотворительными раутами – типичный образец прекрасного принца. По мнению Алекса, роль принца Генри играть гораздо проще.

Возможно, чисто технически, это и есть соперничество. Впрочем, какая разница?

– Что ж, интеллектуалка, – говорит Алекс, – мне нужны конкретные цифры.

Нора ухмыляется.

– Хмм, – она делает вид, что напряженно думает, – оценка рисков: вероятность того, что сын президента Соединенных Штатов вляпается в неприятности прежде, чем успеет это заметить, и понесет потери более чем в пять сотен гражданских, очень высока. Принц Генри будет выглядеть как абсолютная голубая мечта – вероятность девяносто восемь процентов. А Алексу навсегда закроют въезд в Великобританию – вероятность семьдесят восемь процентов.

– Наши шансы даже выше, чем я ожидала, – отмечает Джун.

Алекс смеется под нарастающий рев самолета.

Лондон не похож ни на один другой город мира. Улицы у Букингемского дворца наводнены прохожими, тут и там люди размахивают над головой британскими флагами. Везде, куда ни глянь, продаются памятные сувениры в честь королевской свадьбы – лица принца Филиппа и его невесты улыбаются отовсюду, начиная с плиток шоколада и заканчивая нижним бельем. Алекс с трудом верит, что все эти люди так пекутся о чем-то настолько скучном. Он уверен в том, что, если Джун или он сам когда-нибудь примут решение сочетаться с кем-то браком, это не вызовет такой шумихи у стен Белого дома. Он бы такого не хотел в любом случае.

Сама церемония длится целую вечность, хотя она, надо признаться, довольно мила. Не то чтобы Алекс не верил в любовь или недооценивал узы брака. Дело в молодоженах. Марта – идеальная дочь из респектабельной аристократической семьи, а Филипп – наследный принц. В их союзе не больше сексуальности, чем в стандартной деловой сделке. Никакой страсти, никакого напряжения. Алекс, будучи поклонником Шекспира, предпочитает любовные истории совсем иного рода.

Ему кажется, что прошли годы, прежде чем он садится за стол в банкетном зале Букингемского дворца между Джун и Норой. К тому моменту он уже достаточно раздражен, чтобы вести себя опрометчиво. Нора передает ему бокал шампанского, который он с радостью принимает.

– Кто-нибудь знает, что представляет из себя виконт? – спрашивает Джун, поедая сэндвич с огурцом. – Я познакомилась по меньшей мере с пятерыми, и каждый раз вынуждена была вежливо улыбаться, притворяясь, что знаю, что значит этот титул. Алекс, кажется, ты посещал курс по сравнению международных систем управления или что-то типа того? Кто это?

– Думаю, это когда вампир создает свое государство и собственную армию озабоченных девушек, – отвечает Алекс.

– Звучит похоже на правду, – говорит Нора, складывая в причудливую форму салфетку пальцами со сверкающими в свете люстр черными наманикюренными ноготками.

– Хотела бы я быть виконтом, – мечтательно произносит Джун, – чтобы сексуальные девчонки разбирали мою почту.

– Думаешь, они владеют навыками переписки? – спрашивает ее Алекс.

Салфетка Норы к тому моменту начинает походить на птицу.

– Думаю, это весьма интересный подход. Их письма были бы одновременно трагичными и экстравагантными. – Ее голос становится низким и хриплым. – О, прошу вас, умоляю вас, возьми меня! Возьми меня с собой на ланч, чтобы обсудить образцы тканей, ненасытное животное!

– Странно, но может сработать, – отмечает Алекс.

– Вы оба немного не в себе, – мягко произносит Джун.

Алекс раскрывает рот, чтобы возразить, но в этот момент возле их стола возникает королевский капельдинер, словно угрюмый и мрачный призрак в дурацком парике.

– Мисс Клермонт-Диас, – произносит мужчина, чье имя, судя по виду, какой-нибудь Реджинальд или Бартоломью. Он кланяется, и лишь чудом его парик не сваливается в тарелку Джун. За его спиной Алекс обменивается с сестрой скептичным взглядом. – Его королевское высочество принц Генри интересуется, не окажете ли вы ему честь стать его партнером на ближайший танец.

Рот Джун застыл, наполовину открывшись, и Нора, изобразив на лице притворную улыбку, тут же спешит вмешаться:

– О, она была бы очень рада. Она ждала этого приглашения весь вечер.

– Я… – начинает Джун и замолкает, улыбаясь и сверля глазами Нору. – Конечно. Это было бы чудесно.

– Превосходно, – отвечает Реджинальд-Бартоломью и, повернувшись, подает знак через плечо.

Тут же перед ними появляется Генри собственной персоной, как никогда статный в своем элегантном костюме-тройке, с всклокоченными русыми волосами, высокими скулами и мягкой, дружелюбной линией рта. Молодой человек держится в своей природно-безупречной позе так, словно родился в этом идеальном смокинге в одном из прекрасных садов Букингемского дворца.

Его взгляд падает на Алекса, и что-то, отдаленно похожее на досаду или прилив адреналина, разгорается у того в груди. Где-то с год он не разговаривал с Генри. А его лицо по-прежнему возмутительно идеальное.

Генри пытается изобразить небрежный кивок, словно Алекс для него лишь один из гостей, а не тот, над кем он еще в подростковом возрасте одержал победу, впервые появившись на страницах Vogue. Вскипев, Алекс моргает, наблюдая, как Генри наклоняет свой идиотский точеный подбородок в сторону Джун.

– Здравствуй, Джун, – произносит принц, протягивая руку сестре Алекса, которая тут же краснеет. Нора же притворно млеет. – Умеешь танцевать вальс?

– Я… уверена, что смогу подхватить, – отвечает она и осторожно принимает его руку, словно решив, что все это какой-то розыгрыш. Алекс думает, что сестра слишком большого мнения о чувстве юмора Генри. Взяв Джун за руку, принц ведет ее в толпу кружащихся в танце аристократов.

– Так вот что происходит? – спрашивает Алекс, уставившись на салфетку-птицу Норы. – Теперь он решил заткнуть меня, обхаживая мою сестру?

– О, дружочек, – протягивает Нора, наклоняясь и хлопая его по руке. – Как мило, ты думаешь, что мир крутится только вокруг тебя.

– А ему следовало бы, если честно.

– Мне нравится твой оптимизм.

Алекс бросает взгляд в толпу, где Генри кружит в танце Джун. На лице сестры застыла нейтральная, вежливая улыбка, а принц продолжает смотреть в пустое пространство позади нее. От этого досада Алекса только усиливается. Джун великолепно выглядит. Самое меньшее, что Генри может сделать, это хотя бы обратить на нее внимание.

– Думаешь, она ему вправду нравится?

Нора пожимает плечами.

– Кто знает? Члены королевской семьи странные. Может быть, обычная учтивость, а может… о, вот он где.

Перед ними возник королевский фотограф и несколько раз щелкнул танцующих, которые – Алекс это точно знал – будут проданы People и появятся в новом выпуске на следующей неделе. Так вот зачем это все? Он использует дочь президента США, чтобы привлечь к себе внимание с помощью слухов? Бог не допустит, чтобы Филипп хотя бы одну неделю появлялся в газетах чаще него.

– А он неплох, – замечает Нора.

Алекс подзывает официанта, решив провести остаток вечера, методично напиваясь.

Алекс никогда не говорил и никогда никому не скажет о том, что впервые встретил Генри, когда ему было еще двенадцать. Он позволяет себе вспоминать об этом, лишь прилично набравшись.

Алекс уверен, что видел лицо Генри в новостях еще раньше, но это был первый раз, когда он увидел его вживую. Джун тогда едва исполнилось пятнадцать, и она потратила часть денег, подаренных ей на день рождения, на ослепительно красочный выпуск молодежного журнала. Ее страсть к скандальному глянцу зародилась довольно рано. В центре журнала были миниатюрные постеры, которые можно было вырвать и приклеить у себя в школьном шкафчике. Если быть максимально осторожным и поддеть скобы ногтем, можно было вытащить постер, не рискуя порвать его.

В одном из таких журналов, прямо посередине, была фотография мальчика с густыми, песочного цвета волосами, огромными голубыми глазами, теплой улыбкой и битой для игры в крикет, перекинутой через плечо. Должно быть, фото не было постановочным, потому что в выражении его лица светилась неподдельная счастливая уверенность. В уголке страницы виднелась подпись розовыми и голубыми буквами: «ПРИНЦ ГЕНРИ».

Алекс по-прежнему не мог понять, что заставляло его вновь и вновь возвращаться к этой фотографии. Он тайком проникал в комнату Джун, находил страницу и касался изображения кончиками пальцев, будто бы это могло помочь ощутить текстуру волос того мальчика. Чем выше его родители взбирались по политической лестнице, тем больше Алекс отдавал себе отчет, что вскоре мир узнает, кто он такой. Тогда он представлял себе фото Генри, пытаясь перенять его уверенность в себе.

(Алекс даже думал о том, чтобы осторожно отогнуть скобы и забрать фото из журнала себе, но так этого и не сделал. Его пальцы были слишком короткие и совсем для этого не предназначены, в отличие от изящных пальчиков Джун.)

Но потом он впервые встретил Генри, услышал от него первые холодные, отстраненные слова. Алекс решил, что ошибся, что тот симпатичный дружелюбный паренек с фотографии нереален. Настоящий Генри оказался красивым, но сухим, скучным и закрытым человеком. Неужели именно с ним сравнивали его все журналы, сравнивал он сам, считая Генри лучше себя и всех, кто на него похож. Алекс не мог поверить в то, что когда-то ставил его себе в пример.

Он продолжает пить, продолжает размышлять и одновременно гнать от себя мысли, затем растворяется в толпе, кружит в танце хорошеньких наследниц европейских престолов и все не может избавиться от воспоминания.

Расставшись после танца с одной из них, Алекс замечает одинокую фигуру, в нерешительности застывшую возле торта и фонтана с шампанским. Это принц Генри с бокалом в руке, наблюдающий за принцем Филиппом, танцующим с невестой. Он, в своей обычной невыносимой манере, выглядит наполовину заинтересованным, словно сейчас ему нужно быть где-то в другом месте. Алекс не может противостоять соблазну разоблачить этот блеф.

Протиснувшись сквозь толпу, он берет с подноса бокал вина и опрокидывает в себя половину его содержимого.

– Если уж решаешь установить себе такой фонтан, – говорит Алекс, незаметно подходя к принцу, – то следует делать сразу два. Всего один фонтан с шампанским на свадьбе – это настоящее позорище.

– Алекс, – говорит Генри со своим невероятно раздражающим напыщенным акцентом. Жилет под его пиджаком расшит золотом и украшен бесчисленными мелкими пуговичками. Чудовищно. – Я все думал, имел ли удовольствие поздороваться.

– Видимо, сегодня у тебя удачный день, – говорит Алекс, улыбаясь.

– И правда, поистине незабываемый, – соглашается Генри. Его улыбка, белоснежная и безукоризненная, просто создана для того, чтобы печатать ее на купюрах.

Алекс знает, что его ненависть взаимна, и это раздражает сильнее всего. Генри просто обязан его ненавидеть, ведь эти двое – полные противоположности друг другу. Но принц почему-то отказывается в открытую демонстрировать свою неприязнь. Алекс не понаслышке знает, что политика предполагает притворство по отношению к тем, кого ты не выносишь, но в глубине души желает, чтобы хотя бы раз Генри повел себя как обычный человек, а не как начищенная до блеска заводная игрушка, выставленная в сувенирном магазине дворца.

Он идеален настолько, что Алексу хочется ему врезать.

– Никогда не устаешь притворяться, – спрашивает Алекс, – что ты выше всего этого?

Генри поворачивается и смотрит на него.

– Не совсем понимаю, о чем ты.

– Я имею в виду… вот ты стоишь здесь и заставляешь фотографов носиться за тобой. Ты слоняешься без цели, словно презираешь внимание, что абсолютно точно не так, ведь из всех девушек ты танцевал с моей сестрой, – говорит Алекс. – Ты ведешь себя так, словно слишком важен, чтобы находиться где угодно. Разве это не утомляет?

– Я… все немного сложнее, – пытается возразить Генри.

– Ха.

– О, – Генри прищуривает глаза, – да ты пьян.

– Я просто говорю о том, что ты мог хотя бы притворяться, что тебе весело. Хоть иногда, – говорит Алекс, небрежно опершись локтем о плечо Генри, что оказывается нелегко из-за того, что Генри на целых четыре чертовых дюйма выше его.

Генри печально смеется.

– Кажется, тебе пора рассмотреть возможность перехода на воду, Алекс.

– Думаешь? – хмыкает Алекс, совершенно не задумываясь о том, что именно несколько бокалов вина придали ему смелости самым наглым образом напасть на Генри с его застенчивым и ангельским взглядом. – Неужели я обидел тебя? Прости, что не одержим тобой так же, как все остальные. Должно быть, тебя это удивляет.

– Знаешь что? – усмехается Генри. – Думаю, ты именно одержим.

У Алекса от изумления отвисает челюсть, а у Генри приподнимаются уголки рта, отражая самодовольство с долей язвительности.

– Просто мысли вслух, – продолжает Генри с обычной вежливостью. – Разве ты не обращал внимания, что я ни разу не подходил к тебе с подобными заявлениями и всегда, когда мы общались, вел себя максимально корректно? Тем не менее ты здесь и пытаешься чего-то от меня добиться. – Он отпивает шампанское. – Так, простое наблюдение.

– Что? Я не… – Алекс запинается. – Ты…

– Приятного вечера, Алекс, – отрезает Генри и поворачивается, чтобы уйти.

Так он решил, что последнее слово за ним? От этой мысли Алекс напрочь слетает с катушек. Не соображая, что делает, он протягивает руку и дергает Генри за плечо.

Но тут принц разворачивается и на этот раз почти отталкивает Алекса. На долю секунды тот испытывает искреннее удивление, увидев искорки в глазах Генри – внезапный проблеск его настоящего характера.

Следующее, что Алекс осознает, – как путается в собственных ногах и налетает спиной на ближайший стол. К своему ужасу, он видит, что на нем возвышается массивный восьмиярусный свадебный торт, но уже поздно. Схватив Генри за руку в попытке удержаться на месте, Алекс тянет его за собой, и оба, потеряв равновесие, с грохотом обрушиваются на столик.

Словно в замедленной съемке он наблюдает за тем, как торт накреняется, пошатывается и, наконец, соскальзывает с подставки. Сделать что-либо уже поздно. Белоснежной кремовой лавиной исполинский кошмар диабетика стоимостью в 75 тысяч долларов рушится на пол.

В ту же секунду во всем зале воцаряется тишина. Всего одно мгновение – и вот они с Генри лежат на узорчатом ковре среди развалин торта, и Алекс все еще сжимает пальцами рукав принца. Бокал, который Генри держал в руке, разбился, расплескав содержимое на обоих участников происшествия. Уголком глаза Алекс замечает, как порез от осколка на щеке Генри начинает кровоточить.

Первое, о чем думает Алекс, пялясь в потолок – с ног до головы облитый шампанским и измазанный в глазури от торта, – что танец Генри и Джун станет не самым знаменательным событием вечера.

Потом он думает, что мать, несомненно, его хладнокровно прикончит.

Он слышит, как лежащий неподалеку Генри медленно бормочет:

– Твою же мать.

Прежде чем его ослепила вспышка камеры, Алекс смутно осознает, что впервые слышит, как принц выругался.

Глава вторая

С оглушительным шлепком Захра швыряет стопку журналов на стол зала заседаний Западного крыла.

– Это только те, что я успела просмотреть утром по пути сюда, – заявляет она. – Не думаю, что стоит напоминать тебе, что я живу всего в двух кварталах отсюда.

Алекс рассматривает заголовки.

СТОЛКНОВЕНИЕ СТОИМОСТЬЮ

В 75 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ

КОРОЛЕВСКАЯ БИТВА:

принц Генри и сын президента США

подрались на королевской свадьбе

СЛАДКИЙ СКАНДАЛ:

Алекс Клермонт-Диас развязывает

вторую англо-американскую войну

Каждый заголовок сопровождается фото его и принца, лежащих на останках торта. Нелепый костюм Генри съехал набекрень и измазан потерявшими форму кремовыми цветами, рука Алекса крепко держит его за запястье, а на щеке принца красуется красный кровоточащий порез.

– Разве нам не следует сейчас быть в зале оперативных совещаний? – пытается отшутиться Алекс.

Ни Захра, ни его мать, сидящая за столом напротив, шутку по достоинству не оценивают. Увидев сердитый взгляд госпожи президента, посланный ему поверх очков, Алекс тут же сжимает губы.

Нельзя сказать, что он боится Захры – главного заместителя матери по персоналу и ее правой руки. У нее вспыльчивый нрав, но Алекс может поклясться, что внутри она мягкая женщина. Гораздо больше он опасается того, что может сделать его мать. В юности их учили открыто делиться своими чувствами, но когда мать стала президентом, их собственные чувства уступили место тонкостям международных отношений. Алекс даже не знает, что из этого хуже.

– «Источники в королевской администрации сообщают, что двоих видели спорящими за пару минут до… тортострофы, – небрежно зачитывает Эллен выдержку из копии The Sun. Алекс даже не желает знать, как она добралась до свежего выпуска этой британской газетенки. У мамы-президента свои методы. – Однако приближенные к королевской семье лица заявляют, что вражда между сыном президента США и принцем Генри достигла точки кипения и длится уже не первый год. Источники сообщают, что Генри и сын президента имели разногласия со дня их знакомства на Олимпийских играх в Рио, и с каждым днем неприязнь лишь возрастала. На данный момент эти двое даже не могут находиться в одном помещении. Судя по всему, это лишь вопрос времени, когда Алекс перейдет к насилию в своей типичной американской манере».

– Не думаю, что падение на стол можно назвать «насилием»…

– Александр, – начинает Эллен пугающе спокойным тоном, – помолчи.

Он тут же следует совету.

– «Все задаются вопросом, – продолжает зачитывать Эллен, – вызвана ли такая озлобленность между двумя влиятельными детьми тем, что многие называют прохладными и сдержанными отношениями, сложившимися за последние годы между администрацией президента США Эллен Клермонт и британской монархией».

Она отбрасывает журнал в сторону и складывает руки на столе.

– Теперь ты можешь шутить, – обращается к сыну Эллен. – Я безумно хочу услышать твои объяснения, что из всего этого ты находишь смешным.

Алекс несколько раз открывает и закрывает рот.

– Он это начал, – говорит он, наконец. – Я едва дотронулся до него. Он толкнул меня, и я просто схватился за него, чтобы удержаться на ногах и…

– Милый, мне сложно выразить, насколько прессе наплевать на то, кто все это начал, – говорит Эллен. – Как твоя мать я ценю, что ты не был зачинщиком, но как президент, все, чего я сейчас желаю, – чтобы ЦРУ подстроило твою смерть, а мы сгладили сочувствием предстоящие выборы на мой второй срок.

Алекс напрягает челюсть. Он уже привык делать вещи, которые выводили из себя подчиненных его матери, – в юности он частенько баловался тем, что сталкивал между собой коллег матери с их противоречивыми избирательными программами и дружественные фонды по финансированию. И уж точно он попадал на страницы прессы за вещи гораздо хуже, чем это. Однако катастрофы международного масштаба с ним не случалось никогда.

– Сейчас у меня нет времени со всем этим разбираться, поэтому вот как мы поступим, – говорит Эллен, доставая папку, забитую какими-то официальными документами с пометками. На первом листе значится: «УСЛОВИЯ ДОГОВОРА».

– Гм, – мычит Алекс.

– Ты, – говорит его мать, – подружишься с Генри. В субботу уезжаешь, а все воскресенье проведешь в Англии.

Алекс ошеломленно моргает.

– Может, еще не поздно подстроить мою смерть?

– Захра объяснит тебе все остальное, – продолжает Эллен, не обращая на него внимания. – У меня сегодня еще миллион встреч. – Она поднимается и направляется к двери, остановившись лишь чтобы чмокнуть ладонь и приложить ее ко лбу сына. – Люблю тебя, балбес.

Затем она уходит, застучав каблуками по коридору, а Захра опускается в освободившееся кресло с таким выражением лица, словно действительно предпочла бы этому разговору подстроить его смерть. Захра не является влиятельным или важным игроком в команде его матери, но она проработала бок о бок с Эллен с тех пор, как Алексу исполнилось пять, вдобавок она выпускница Говардского университета. Лишь у нее есть исключительное право пререкаться с членами президентской семьи.

– Итак, дело вот в чем, – начинает Захра. – Я всю ночь совещалась с кучкой озлобленных королевских помощников, придурков из PR-команды и чертовыми придворными принца, чтобы все уладить, поэтому ты будешь следовать этому плану до последней запятой и не облажаешься, понял меня?

Все еще полагая в глубине души, что вся ситуация нелепа до идиотизма, Алекс кивает. Захра выглядит не особо убежденной, но продолжает:

– Прежде всего, Белый дом и Британия выпустят совместное заявление, в котором сообщат о том, что все произошедшее на королевской свадьбе было абсолютной случайностью и недопониманием…

– Да так все и было.

– …и что, несмотря на редкие встречи, ты и принц Генри последние несколько лет были очень близкими друзьями.

– Были кем?

– Слушай, – вздыхает Захра, отхлебнув кофе из своего огромного металлического термоса, – обеим сторонам необходимо выйти сухими из воды, и единственный способ сделать это – превратить вашу маленькую перепалку в гомоэротическое недоразумение между лучшими друзьями. Ты можешь ненавидеть принца сколько угодно, писать в его честь гневные поэмы в своем личном дневничке, но, когда заметишь камеры, ты должен вести себя так, словно его королевский хер источает неземное сияние, и делать это убедительно.

– Ты вообще знакома с Генри? – спрашивает Алекс. – Как ты себе это представляешь? Кочан капусты интереснее, чем он.

– Ты, похоже, не понимаешь, насколько мне наплевать на то, что ты думаешь? – фыркает Захра. – Все это нужно лишь затем, чтобы твои идиотские выходки не повредили репутации твоей матери перед ее переизбранием. Ты ведь не хочешь, чтобы на следующих дебатах ей пришлось объяснять всему миру, почему ее сын пытается дестабилизировать отношения между Америкой и Европой?

Нет, этого он не хочет. И в глубине души Алекс понимает, что, будучи хорошим стратегом и отбросив все свое недовольство, он и сам бы, в конце концов, пришел бы точно к такому же плану.

– Итак, теперь Генри – твой новый лучший друг, – продолжает Захра. – Ты постараешься улыбаться, кивать и никого не бесить, пока вы двое проведете все выходные, появляясь на благотворительных мероприятиях и рассказывая прессе о том, как наслаждаетесь обществом друг друга. Если кто-то спросит тебя о нем, я хочу услышать, как ты взахлеб восхищаешься им так, словно он – твоя сраная подружка с выпускного вечера.

Она пододвигает к нему стопку листов с промаркированными списками и таблицами, организованными настолько тщательно, что Алекс вынужден отдать должное составителю. Надпись вверху гласила: «ФАКТЫ О ЕГО КОРОЛЕВСКОМ ВЫСОЧЕСТВЕ ПРИНЦЕ ГЕНРИ».

– Ты выучишь все это наизусть, и, если кто-то попытается подловить тебя на лжи, сможешь выйти сухим из воды, – говорит Захра. Под заголовком «ХОББИ» значатся поло и соревнования по парусному спорту. Алексу хочется провалиться сквозь землю.

– А у него есть такой же? – беспомощно интересуется Алекс.

– Да. И, к твоему сведению, составление списка о тебе было самым тоскливым моментом в моей карьере. – Она раскрывает перед ним другую страницу, на которой подробно расписаны мероприятия на выходные.

Минимум два (2) поста в социальных сетях в день, освещающих визит в Англию.

Одно (1) интервью в прямом эфире для программы «Этим утром» на британском канале ITV длительностью в пять минут в соответствии с заранее установленной темой.

Два (2) совместных появления перед фотографами: одна (1) личная встреча, одно (1) публичное благотворительное мероприятие.

– Почему я вообще должен куда-то ехать? Это он толкнул меня на дурацкий торт! Разве не он должен прилететь сюда и, например, дать интервью на SNL?

– Потому что именно ты расстроил королевскую свадьбу, и именно из-за тебя они понесли расходы в семьдесят пять кусков, – отвечает Захра. – Кроме того, мы организуем его приезд на правительственный обед, который состоится через пару месяцев. И, кстати, принц в восторге от всего этого не больше тебя.

Алекс чешет переносицу. От стресса уже начинает пульсировать голова.

– Но у меня занятия.

– Вечером в воскресенье ты уже будешь дома, – поясняет Захра. – Ничего не пропустишь.

– Так мне никак не удастся от этого отделаться?

– Не-а.

Алекс поджимает губы. Ему нужен список.

Еще ребенком он прятал целые стопки страниц, исписанных беспорядочным крючковатым почерком, под потрепанной подушкой на подоконнике их старого дома в Остине. Бессвязные трактаты о роли правительства в Америке, где все буквы «П» были перевернуты вверх ногами, переводы текстов с английского на испанский. И списки. Много списков. Списки облегчали ему жизнь.

Итак. Причины, почему все это – хорошая идея.

Первая. Его матери нужны хорошие отзывы в прессе.

Вторая. Дерьмовая запись в личном деле определенно не поспособствует его карьере.

Третья. Халявная поездка в Европу.

– Ладно, – соглашается Алекс, взяв папку. – Я сделаю это. Но это не доставит мне никакого удовольствия.

– Господи, надеюсь, что так.

Прозвище «Трио Белого дома» было официально дано Алексу, Джун и Норе редакторами People незадолго до инаугурации. В действительности оно заранее было тщательно изучено фокус-группами Белого дома и впоследствии «слито» прессе.

Политики. Они просчитывают все, даже хэштеги.

Еще до Клермонтов семьи Кеннеди и Клинтонов надежно ограждали свое потомство от происков прессы, предоставляя детям личное пространство, так необходимое в подростковом возрасте для получения неуклюжего юношеского опыта, естественного взросления и прочих глупостей. Саша и Малия Обама были растерзаны и уничтожены журналистами еще до того, как успели окончить старшую школу. Трио Белого дома действовало на опережение.

Это был совершенно новаторский план, включавший в себя трех ярких, харизматичных и привлекательных представителей современной молодежи. Технически Алекс и Нора только-только переступили рубеж поколения Z, но прессу это мало интересовало. А вот все интересное, броское и свежее отлично продается. Обама был крут, и вся его семья могла быть такой же, ведь они по праву были знаменитостями. Как утверждала их мать: «Этот план не идеален, но он работает».

Они являются Трио Белого дома, но там, в музыкальной комнате на третьем этаже президентской резиденции, это просто Алекс, Джун и Нора, привязанные друг к другу с самой юности. Алекс – их движущая сила. Джун – поддержка. А Нора – добродетель.

Они устроились на своих обычных местах. Джун – стоя на цыпочках у коллекции пластинок в поисках Пэтси Клайн. Нора – скрестив ноги на полу, откупоривая бутылку красного вина. И Алекс – лежа вверх ногами на диване, тщетно пытаясь сообразить, как ему действовать дальше.

Он переворачивает страницу со списком фактов о принце Генри, прищуривается и внезапно чувствует, как к голове приливает кровь.

Джун и Нора не обращают на него никакого внимания, уйдя в свой собственный мир, доступа к которому у Алекса никогда не было. Их отношения – что-то невероятное и не поддающееся описанию для многих людей, включая иногда даже Алекса. Зная обеих вдоль и поперек, он понимает, что между ними всегда будет загадочная девичья связь, которую он не в состоянии и, вероятно, никогда не сможет понять.

– Мне казалось, тебе нравится твоя подработка в Washington Post? – спрашивает Нора, с глухим хлопком вытаскивая пробку из бутылки и отхлебывая прямо из горла.

– Так и было, – отвечает Джун. – Вернее, так и есть. Одну колонку в месяц сложно назвать подработкой. Большая часть моих предложений отклоняется лишь из-за околополитических тем. И даже если что-то из этого принимают, текст должна сначала прочитать пресс-служба. Так что, отправляя эти бессмысленные статейки, я думаю о том, что где-то там люди делают по-настоящему важную журналистскую работу, и вынуждена просто с этим смириться.

– Так, значит… тебе это не по душе? – Джун вздыхает. Найдя нужную пластинку, она вытаскивает ее из конверта. – Дело в том, что я не знаю, чему еще могу посвятить свою жизнь.

– Они не дадут тебе какое-нибудь журналистское задание? – спрашивает Нора.

– Шутишь? Они даже не пустят меня в свой офис, – отвечает Джун. Поставив пластинку, она опускает иглу. – Что бы на этот счет посоветовали Райли и Ребекка?

Нора запрокидывает голову и смеется.

– Мои родители посоветовали бы тебе то же, что сделали сами: забить на журналистику, подсесть на ароматерапию, купить лачугу в дебрях Вермонта и каждый день ходить в одинаковых жилетках от LL Bean с запахом пачули, которых у вас штук шестьсот.

– Ты упустила важный момент: в девяностых нужно было вложиться в Apple и чертовски разбогатеть, – напоминает ей Джун.

– Это все частности.

Джун подходит к Норе, зарывается пальцами в ее кудрявые волосы и наклоняется, чтобы чмокнуть подругу в макушку.

– Я что-нибудь придумаю.

Нора протягивает ей бутылку, и Джун делает глоток. Алекс драматично вздыхает.

– Поверить не могу, что мне приходится учить весь этот бред, – говорит он. – А я ведь только что сдал экзамены.

– Слушай, тебе одному удается драться со всем, что движется, – говорит Джун, вытирая рот тыльной стороной ладони, что она делает только в присутствии их двоих, – включая британскую монархию. Поэтому мне тебя совсем не жалко. В любом случае Генри вел себя вполне прилично, когда мы с ним танцевали. Не понимаю, за что ты так сильно его ненавидишь.

– Я думаю, это просто потрясающе, – встревает Нора. – Заклятые враги вынуждены заключить мир, чтобы уладить напряженность между своими странами. Есть в этом что-то шекспировское.

– Надеюсь, от Шекспира здесь только то, что мне вонзят кинжал в самое сердце, – отзывается Алекс. – Здесь указано, что его любимое блюдо – пирог с бараниной. Ничего скучнее я даже придумать не могу. Генри весь какой-то картонный.

Список полон фактов, которые он и так знает либо из новостей о королевской семье, либо посредством изучения странички Генри на «Википедии», сопровождавшегося гневом и раздражением. Он знает все о родителях Генри, о его старшем брате Филиппе и старшей сестре Беатрис, о том, что он закончил факультет английской литературы в Оксфорде и играет на фортепиано. Остальные факты настолько тривиальны, что Алекс не может представить, что кому-то на интервью будет интересно о них спрашивать. Однако он не может допустить, чтобы Генри оказался подготовленнее его.

– У меня есть идея, – говорит Нора. – Давайте сыграем на выпивку.

– О, да, – соглашается Джун. – Выпиваем каждый раз, когда Алекс отвечает правильно?

– Выпиваем каждый раз, когда от моего ответа тебя стошнит, – язвит Алекс.

– Один глоток за правильный ответ, два – за факт о принце, который объективно окажется мерзким, – предлагает Нора. Джун уже достала два стакана из стенного шкафа и передает их Норе. Та наполняет бокалы, оставив бутылку себе. Алекс сползает с кровати, усевшись рядом с ней на полу.

– Ладно, – продолжает она, взяв листок бумаги из рук Алекса. – Начнем с простого. Родители. Вперед.

Алекс поднимает бокал, представляя в воображении картинку с родителями Генри – Кэтрин с ее ясными голубыми глазами и Артура с лицом кинозвезды.

– Мать – принцесса Кэтрин, старшая дочь королевы Марии, первая принцесса, получившая докторскую степень по английской литературе, – тараторит он. – Отец – Артур Фокс, обожаемый всеми актер английского кино и сцены, наиболее известный по роли Джеймса Бонда в восьмидесятых. Ушел из жизни в 2015 году. Пейте.

Девушки выпивают, и Нора передает листок Джун.

– Ну ладно, – говорит она, просматривая список и, по всей видимости, выискивая что-то посложнее. – Посмотрим. Кличка собаки?

– Дэвид, – отвечает Алекс. – Бигль. Я помню это потому, что… какого черта я вообще это помню? Кто называет собаку Дэвидом? Имя больше подходит адвокату по налогам. Собачий адвокат по налогам. Пейте.

– Имя лучшего друга, возраст и род занятий? – спрашивает Нора. – Другого лучшего друга, не тебя, конечно.

Алекс, как ни в чем не бывало, показывает ей средний палец.

– Перси Оконьо. Сокращенно Пез или Пеззо. Наследник «Оконьо Индастриз», лидирующей в Африке компании по медико-биологическим разработкам, которая базируется в Нигерии. Двадцать два года, живет в Лондоне, познакомился с Генри в Итоне. Управляет некоммерческим благотворительным фондом Оконьо. Пейте.

– Любимая книга?

– Эм, – запинается Алекс. – Черт. Гм. Как же ее…

– Простите, мистер Клермонт-Диас, ответ неверный, – говорит Джун. – Благодарю вас за игру, но вы продули.

– Да ладно, ответ-то какой?

Джун смотрит на список.

– Здесь написано… «Большие надежды»?

Нора и Алекс одновременно стонут.

– Понимаете, о чем я? – спрашивает Алекс. – Чувак читает Чарльза Диккенса… ради удовольствия.

– Ок, на этот раз прощаю, – перебивает его Нора. – Два глотка!

– Ну, а я считаю… – говорит Джун, пока Нора присосалась к горлышку бутылки, – …что это очень мило! Конечно, слегка пафосно, но ведь основной посыл этой книги в том, что любовь важнее статуса, а правильные поступки важнее денег и власти. Может, эта тема ему близка…

Алекс издает громкий и протяжный звук, как будто пускает газы.

– Какие же вы снобы! Он и вправду показался мне милым.

– Потому что ты сама такая же поехавшая, – отвечает Алекс. – И пытаешься защитить себе подобных. Это природный инстинкт.

– Я искренне пытаюсь тебе помочь, – говорит Джун. – Но терпение у меня не резиновое.

– Эй, как думаете, что Захра включила в список фактов обо мне?

– Хм, – Нора прикусывает губу, – любимый летний олимпийский вид спорта – художественная гимнастика…

– Я этого совсем не стыжусь.

– Любимый бренд хакис – Gap.

– Слушай, они лучше всего смотрятся на моей заднице в отличие от J. Crew, которые морщатся на самых интересных местах. И это не хакис, а чинос^[15]. Хакис – для белых.

– Аллергия – на пыль, ополаскиватель для белья Tide и фразу «заткнись».

– Первое хулиганство – в девять лет, океанариум в Сан-Антонио. Попытался заставить сотрудника дельфинария уйти на досрочную пенсию за, цитирую, «бесчеловечное обращение с китами».

– И до сих пор считаю, что был прав.

Джун запрокидывает голову и смеется, громко и беспечно, Нора закатывает глаза, и Алекс рад хотя бы тому, что ему есть к чему вернуться, когда закончится весь этот кошмар.

Алекс ожидал, что помощник Генри окажется типичным тучным англичанином во фраке и цилиндре, возможно, даже с моржовыми усами. В воображении Алекса он суетливо подсовывает обитую бархатом скамеечку для ног под дверь кареты.

Однако человек, который ждет его и службу безопасности на взлетной полосе, выглядит совсем иначе. Это высокий индиец тридцати с лишним лет в безупречном костюме, с привлекательным лицом и аккуратно постриженной бородой. В его руке дымится стаканчик с обжигающе горячим чаем. На лацкане пиджака красуется флаг Великобритании. Что ж, ладно.

– Агент Чен, – приветствует мужчина Эми, протягивая ей свободную руку. – Надеюсь, полет прошел хорошо.

Эми кивает.

– Настолько хорошо, насколько может пройти третий за неделю перелет через Атлантику.

Он сочувственно улыбается.

– «Ленд Ровер» в распоряжении вас и вашей команды на все время пребывания.

Эми снова кивает, высвобождая руку, и мужчина обращает внимание на Алекса.

– Мистер Клермонт-Диас, – говорит он. – Добро пожаловать обратно в Англию. Меня зовут Шаан Шривастава. Я – придворный принца Генри.

Алекс пожимает его руку, чувствуя себя героем одного из фильмов про Джеймса Бонда, в которых снимался отец Генри. Позади него стюард уже разгрузил его багаж и уносит в направлении сверкающего новенького «Астон Мартин».

– Приятно познакомиться, Шаан. Не так мы все думали провести выходные, не правда ли?

– Не могу сказать, что сильно удивлен такому развитию событий, как должен быть, сэр, – прохладно отвечает Шаан, изобразив на лице загадочную улыбку.

Достав из кармана пиджака небольшой планшет, он разворачивается и направляется к ожидающей их машине. Алекс безмолвно смотрит ему вслед, пораженный видом взрослого человека, в чьи обязанности входит планирование расписания принца, вне зависимости от того, насколько он крут и чего добился. Алекс качает головой, отправляется за ним и скользит на заднее сиденье, пока Шаан проверяет зеркала.

– Отлично, – говорит Шаан. – Вы остановитесь в гостевых апартаментах Кенсингтонского дворца. Завтра в девять утра у вас назначено интервью в программе «Этим утром». Мы пригласили в студию фотографа. В полдень посещение детей, больных раком, затем вы свободны.

– Окей, – отвечает Алекс, проявив вежливость и не добавив «могло быть и хуже».

– А сейчас, – добавляет Шаан, – мы заберем принца с конюшен. Один из наших фотографов сделает снимки, как принц радушно принимает вас в нашей стране, поэтому постарайтесь показать, что вы счастливы быть здесь.

Ну конечно же. Принца необходимо забрать с конюшен. Алекс втайне опасался, что выходные могут пойти совсем не так, как запланировано, и теперь его опасения начинали сбываться.

– В кармашке сиденья перед вами, – сообщает Шаан, поворачиваясь к нему, – лежат бумаги, которые вам необходимо подписать. Ваши юристы уже их утвердили. – Он передает Алексу черную ручку, на вид очень дорогую.

«СОГЛАШЕНИЕ О КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТИ», – гласит надпись на первой странице. Пропустив около пятнадцати страниц, Алекс перелистывает в конец, и с его губ срывается тихий вздох.

– И часто вы это делаете? – спрашивает он.

– Стандартный протокол, – отвечает Шаан. – Репутация королевской семьи слишком ценна, чтобы ей рисковать.

«Понятие «конфиденциальная информация», использующееся в данном соглашении, включает в себя следующее:

1. Информация о Его Королевском Высочестве принце Генри или любом члене королевской семьи является для гостя конфиденциальной информацией;

2. Вся информация о собственности и финансовая информация, касающаяся личных материальных благ и имущества Его Королевского Высочества принца Генри;

3. Любые архитектурные подробности и детали внутреннего убранства королевских резиденций, включая Букингемский дворец, Кенсингтонский дворец и т. д. и расположенное в них имущество;

4. Любая информация, касающаяся или затрагивающая личную жизнь Его Королевского Высочества принца Генри, указанная в официальных королевских документах, выступлениях или утвержденных биографиях, включающая личные отношения, в которых может находиться гость с Его Королевским Высочеством принцем Генри;

5. Любая информация, которая может находиться на персональных электронных устройствах, принадлежащих Его Королевскому Высочеству принцу Генри…»

Это уже… слишком. Похоже на договор, который высылает вам какой-нибудь миллионер-извращенец, чтобы потом ради развлечения открыть на вас охоту. Алексу вдруг приходит в голову, кто вообще может скрываться за одной из самых приличных и скучных публичных фигур мира. Он очень надеется, что это и правда не охота на людей.

Алексу знакомы подобные соглашения, поэтому расписывается, указав инициалы. Не так уж ему и хочется разглашать унылые детали этой поездки кому-либо, кроме, разве что, Джун и Норы.

Спустя четверть часа они подъезжают к конюшням, и охрана встает вокруг них плотным кольцом. Королевские конюшни, конечно же, вычурные и холеные, далеки от старых техасских ранчо, где Алексу приходилось прозябать. Шаан ведет его к самому краю загона в сопровождении Эми и агентов спецслужб, следующих в десяти шагах позади.

Алекс оперся локтем о лакированный белый забор, борясь с внезапно возникшим абсурдным чувством, что одет неподобающе случаю. В любой другой день на стандартной фотосессии его слаксы и рубашка с пуговицами на воротничке смотрелись бы прекрасно, но впервые за долгое время он ощущает себя не в своей тарелке. Неужели его волосы так ужасно лежат после самолета?

Впрочем, Генри вряд ли тоже будет выглядеть лучше после поло. Скорее всего, он будет потным и отвратительным.

Словно по мановению волшебной палочки, Генри приближается к Алексу верхом на великолепной белой лошади. Он явно не потный и уж точно не отвратительный. Напротив, в лучах заходящего солнца, в своем свежем черном жакете и брюках для верховой езды, заправленных в высокие кожаные ботинки, он выглядит, как настоящий принц из сказки. Отстегнув ремешок рукой в перчатке, он снимает шлем. Растрепавшиеся под ним волосы выглядят так, словно так и задумано.

– Меня сейчас вырвет прямо на тебя, – говорит Алекс, как только Генри приблизился к нему достаточно, чтобы услышать.

– Здравствуй, Алекс, – отвечает Генри. Внутри Алекса все бурлит от того, что принц возвышается над ним. – Ты вроде… протрезвел.

– Все для вас, ваше королевское высочество, – отвечает он, отвешивая насмешливый поклон. Его радует холодный тон Генри: наконец-то тот перестал притворяться.

– Ты чересчур добр, – произносит принц. Он перекидывает свою длинную ногу через спину лошади и грациозно приземляется на землю, сняв перчатку и протянув Алексу руку. Возникший словно из-под земли конюх тут же спешит увести лошадь, взяв ее за поводья. Алекс еще никогда в жизни не был так взбешен.

– Это полнейший идиотизм, – говорит он, пожимая руку Генри. Его кожа мягкая, должно быть, благодаря стараниям какого-нибудь придворного мастера по маникюру. Заметив по другую сторону забора королевского фотографа, он подкупающе улыбается и цедит сквозь зубы:

– Давай поскорее с этим покончим.

– Я бы предпочел пытку водой, – улыбается Генри в ответ. Рядом раздается щелчок камеры. Глаза принца, большие, голубые и добрые, так и напрашиваются на кулак. – Возможно, ваше правительство могло бы это устроить.

Алекс запрокидывает голову, залившись громким фальшивым смехом.

– Шел бы ты на хер.

– Боюсь, не успею, – отзывается Генри, отпуская руку Алекса, когда к ним приближается Шаан.

– Ваше высочество, – кивком приветствует Шаан Генри. Алекс прикладывает все усилия, чтобы не закатить глаза. – Фотографу необходимо работать, поэтому, если вы готовы, машина уже вас ожидает.

Генри поворачивает к Алексу и улыбается ему с непроницаемым взглядом.

– После вас.

Есть что-то смутно знакомое в апартаментах Кенсингтонского дворца, несмотря на то, что Алекс оказывается здесь впервые.

Помощник Шаана проводил его в комнату, где на резной кровати с расшитыми золотом подушками Алекса уже ожидает багаж. Хоть комнаты Белого дома и стараются содержать в идеальном порядке, все же в них есть то же ощущение присутствия чего-то необъяснимого, в них сохраняется история. Алекс привык спать бок о бок с призраками, но это место совсем иное.

Оно навевает воспоминания гораздо более давние – еще с тех времен, когда разошлись его родители. Это была пара юристов, которые едва могли заказать еду на дом, не заключив при этом официальный договор, поэтому все лето после шестого класса Алекс провел, курсируя туда-сюда от матери в новый дом отца под Лос-Анджелесом до тех пор, пока они не подписали долгосрочное соглашение.

Это прекрасный дом с панорамными окнами и бассейном с кристально прозрачной водой. Алекс всегда спал там очень плохо. Тайком выскользнув посреди ночи из своей спальни и стянув из холодильника мороженое, босоногий, он стоял в кухне, поглощая лакомство прямо из ведерка и зачарованно любуясь голубой водой бассейна.

Место, где он сейчас находится, вызывает у него каким-то образом те же чувства – бессонницу в незнакомом месте и тяжесть обязательств.

Алекс перебирается в кухню, примыкающую к его гостевому крылу. Потолки здесь высокие, и всюду сверкающие мраморные столешницы. Несмотря на то что список продуктов был согласован заранее, Алекс не обнаруживает в морозилке ничего, кроме вафельных рожков. Видимо, быстро достать привычное мороженое в Британии проблема.

– Как тебе там? – раздается резкий металлический голос из динамика телефона. На экране появляется изображение Норы с собранными волосами, ковыряющейся в одном из десятков своих цветочных горшков.

– Странно, – отвечает Алекс, надвигая очки на нос. – Здесь все как в музее. Не думаю, что мне можно показывать тебе это место.

– Вот как, – отзывается Нора, вздернув бровь. – Секреты. Как пафосно.

– Я тебя умоляю, – фыркает Алекс. – Если уж на то пошло, то все это даже пугает. Мне пришлось подписать целое соглашение о том, что в любую минуту я могу оказаться в камере пыток какого-нибудь древнего замка.

– Готова поспорить, что у принца есть внебрачный ребенок, – говорит Нора. – Или что он – гей. Или что у него есть внебрачный ребенок-гей.

– Вероятно, это соглашение на тот случай, если я увижу, как его придворные вставляют в него батарейки, – усмехается Алекс. – В любом случае все это до ужаса скучно. У тебя какие новости? Твоя жизнь сейчас уж точно интереснее моей.

– Ну, – начинает Нора, – Нейт Сильвер не перестает обрывать мне телефон, чтобы я вела еще одну колонку. Купила новые занавески. Сократила список предметов в магистратуре до статистики и прикладной математики.

– Скажи, что все это ты будешь изучать в Вашингтоне, – говорит Алекс, запрыгивая на одну из до блеска начищенных столешниц. – Ты не можешь просто бросить меня и вернуться в Массачусетс.

– Пока непонятно, но твоими желаниями я буду руководствоваться в последнюю очередь, – отвечает она. – Мы ведь уже говорили о том, что не все крутится вокруг тебя?

– Как ни странно, да. Так каков план? Свергнуть Нейта Сильвера с его трона самодержца всея округа Колумбия?

Нора смеется.

– Да нет. Я собираюсь лишь тихо собирать и обрабатывать информацию, чтобы точно предсказать, что будет происходить в следующие двадцать пять лет. Потом я куплю дом на вершине самого высокого холма на окраине города и стану эксцентричной затворницей, целые дни проводящей на веранде собственного дома, наблюдая за всеми через бинокль.

Алекс тоже смеется, но тут же умолкает, услышав звук в коридоре. Шаги. В другой части дворца живут принцесса Беатрис и принц Генри.

Охрана принца и агенты службы безопасности Алекса разместились на этом этаже, так что, может быть…

– Подожди-ка, – говорит Алекс, прикрыв микрофон.

В коридоре загорается свет, и на кухню, мягко ступая, входит сам его высочество принц Генри.

Помятый и заспанный, ссутулившись, он зевает и проходит внутрь. Вместо костюма на нем обычная серая футболка и пижамные штаны в шотландскую клетку. С всклокоченными волосами, наушниками в ушах и босыми ногами он выглядит… как обычный человек.

Генри застывает, увидев на кухонной столешнице Алекса, который смотрит на него в ответ. Прежде чем он успевает бросить трубку, из динамика раздается приглушенный голос Норы:

– Это что…

Генри вытаскивает наушники и выпрямляеь спину, но лицо выглядит таким же сонным и озадаченным.

– Привет, – говорит он осипшим голосом. – Извини, я просто… «Корнетто».

Генри машет рукой в сторону холодильника так, словно это что-то объясняет.

– Что?

Принц подходит к холодильнику, достает из морозилки коробку с вафельными рожками и показывает Алексу упаковку. «Корнетто».

– Мои уже кончились. А твой холодильник должны были забить до отказа.

– Ты крадешь из холодильников всех своих гостей? – интересуется Алекс.

– Только если не могу уснуть, – отвечает Генри. – То есть всегда. Не думал тебя здесь увидеть. – Он выжидающе смотрит на Алекса, и тот понимает, что он ждет разрешения открыть коробку, чтобы достать из нее рожок. Алекс думает о том, чтобы ответить отказом ради самого факта отказа, но ситуация уж больно интригующая. У принца, значит, тоже бессонница.

Кивнув, он ожидает, что Генри возьмет мороженое и уйдет, но вместо этого он вновь смотрит на Алекса.

– Уже придумал, что скажешь завтра? ...