Юл. Медведев Безмолвный фронт

В городе не доставало необходимого для жизни кислорода; дышали искусственным воздухом; пищевые тресты, производя самые смелые химические соединения, выпускали искусственные вина, искусственное мясо, искусственное молоко, искусственные фрукты, искусственные овощи. Но подобное питание вредно отражалось на желудке и на мозге…

Анатоль ФРАНС.

«Остров пингвинов»　

Самые величайшие неудобства цивилизации не доводят до такой степени физического и нравственного вырождения, как отсутствие цивилизации.

Н. КОВАЛЕВСКИЙ «Патопсихология»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Как известно, в настоящее время широко применяются химические вещества, губящие вредителей и сохраняющие урожай (ядохимикаты). Однако эти яды уничтожают не только вредителей, но и насекомых и птиц, питающихся вредителями и тем самым приносящих большую пользу сельскому хозяйству.

А не стоит ли пожертвовать этими животными, чтобы полностью сохранить урожай! К сожалению, даже самые сильнодействующие ядохимикаты не могут полностью уничтожить вредителей: имеются отдельные индивидуумы, переносящие действие яда и выводящие потомство, нечувствительное к нему. Эффект будет лишь временный, а враги вредителей понесут тяжелый урон. Кроме того, отравленных насекомых съедают другие животные и птицы они погибают, а многие из них полезны. И самое важное: ядохимикаты попадают в почву, в источники питьевой воды, в сельскохозяйственные продукты и тем самым в организм человека и животных. Устранить их попадание в организм практически невозможно. Можно и должно бороться их передозированием, но полностью предохранить от них пищевые продукты невозможно. К тому же действие ядов обычно суммируется и в течение ряда лет может достигнуть в организме человека высокого уровня.

Обо всем этом рассказано в книге. Следует лишь добавить несколько слов о вызывающем рак действии некоторых препаратов, в том числе и ядохимикатов. Ряд лет применялся, например, 2-ацетиламиноэфлюорен для борьбы с вредителями. Когда канцерогенная активность этих препаратов была случайно обнаружена, их применение было запрещено, но уже после того, как немало того и другого вещества попало в организм человека. Химическая промышленность ежегодно производит для сельского хозяйства и пищевой промышленности множество вновь синтезируемых препаратов. Однако нередко органам здравоохранения приходится запрещать их применение.

Мне бы не хотелось пугать читателя опасностью учащения рака в результате широкого применения в сельском хозяйстве ядохимикатов, но умолчать об этом нельзя. И не менее важно, что эти вещества повреждают функцию таких важных органов, как печень и почки. Не исключено вредное действие ядохимикатов на потомство человека и животных.

Означает ли это, что ядохимикаты должны быть полностью устранены из сельского хозяйства! Конечно, биологические методы с помощью полезных насекомых и птиц, уничтожающих вредителей, должны широко развиваться. Вероятно, им принадлежит будущее. Но можно ли в настоящее время обойтись без химических средств защиты! На это пока еще очень трудно ответить, и автор не ставит так вопроса. Одно несомненно, что применять ядохимикаты следует не вслепую, думая только об их уничтожающем вредителей действии, но памятую и об оборотной стороне медали.

Тема эта остро актуальна еще и по той причине, что химическая защита урожая и сельскохозяйственных животных в течение ближайших лет будет значительно усилена. Как указано в постановлении октябрьского (1968 г.) Пленума ЦК КПСС «О ходе выполнения решений XXIII съезда и Пленумов ЦК КПСС по вопросам сельского хозяйства», мощности по производству ядохимикатов к концу 1972 года должны быть увеличены в 1,5 раза.

Книга Юл. Медведева правильно ставит вопрос и вполне объективно знакомит читателя с современным его состоянием. Здесь дело не в «борьбе» химиков и биологов, а в необходимости строгой объективности в оценка положения при принятии решений на основе подлинно научного подхода к этой сложной и весьма важной в социальном отношении проблеме.

Автору удалось в хорошей литературной форме вполне объективно изложить суть дела, и вряд ли можно сомневаться в том, что читатели с большим интересом прочтут эту книгу.

Проф. И. М. НЕЙМАН

ВВЕДЕНИЕ

Я бы рад вас не топтать,

Рад промчаться мимо,

Но уздой не удержать

Бег неукротимый.

А. К. ТОЛСТОЙ

Образ витязя, раздумывающего над словами «поедешь направо… поедешь налево…», начертанными на придорожном камне, близок каждому, кто собирается предпринять что — то серьезное. Близок обществу в критические моменты истории. Все чаще для осуществления крупных замыслов людям приходится делать выбор из все большего числа альтернатив. Современные наука и техника предоставляют в распоряжение общества средства для реализации глобальных, космических замыслов. Но чем крупнее преследуемая цель вложение капиталов, ожидаемая выгода, тем суровее надпись можно поместить на развилке дорог. Прогресс подвластен человеку, делается его руками, но и человек зависит все больше от ускоряющегося движения вперед. Нельзя задержать использование научно — технических достижений по примеру того, как родители прячут от ребенка игрушки, которыми ему еще рано играть. А спешно пускать в дело «игрушки», изобретаемые физиками, химиками, инженерами, бывает подчас рискованно. Заранее предугадать исход — определить пользу и потери — задача чрезвычайно трудная и запутанная. В ее условия могут входить факторы экономические, социальные, технические, политические, этические, эстетические.

В двадцатых — тридцатых годах нынешнего столетия появилась новая математическая дисциплина, которая могла быть приложена к решению подобных задач. Эта область математики, получившая от автора — профессора Джона фон Неймана — название теории игр, рассматривает столкновения интересов и устанавливает правила разумного поведения в конфликтных ситуациях. Она намечает строго научные подходы к разработке стратегии и тактики — вообще к выбору решений.

С теорией игр наука очень далеко ушла вперед в своем стремлении во всем дойти «до самой сути…, до оснований, до корней, до сердцевины». То, что служит натянутой тетивой, драматической пружиной мировой литературы от сказок Шехерезады до романов Льва Толстого — конфликт — теория игр трактует как ситуации, поддающиеся классифицированию, измерению, оценке в абсолютных величинах, изображению в виде линии или плоскости. Например, в книге Р. Д. Льюса и X. Райфы «Игры и решения» (издательство иностранной литературы, М., 1961) принята классификация по признаку «определенность — риск — неопределенность». Выбор решений при определенности производится в тех случаях, когда каждое действие обязательно приводит к какому — то известному исходу. При риске действие приводит к множеству возможных перспектив, каждая из которых имеет определенную вероятность свершения. Наконец, выбор решений при неопределенности приходится делать в тех условиях, когда то или иное «ействие связано с множеством возможных последствий, а вероятности их совершенно неизвестны.

Кажется, это рассмотрение всеохватно. Под него подпадает немыслимое разнообразие отношений.

Для математики не суть важно, чьи интересы сталкиваются, кто игроки, хотя могут быть приняты во внимание их особенности, этические нормы, управляющие поведением соперников. В выкладках фигурируют такие понятия как «справедливость», «разумность», «реалистичность». В целом же речь идет вообще о конфликтных ситуациях. «Что наша жизнь? — Игра», — эти слова Германа, главного персонажа «Пиковой дамы» — не пушкинской, а оперной, — получают новое освещение. Жизнь в математической интерпретации может выглядеть как грандиозная игра, состоящая в свою очередь из огромного количества других, разных по сложности, масштабам, значимости игр, которые включают то или иное число партий, а партии состоят из ходов, то есть действий, поступков, принятых решений. И, что существенно, в этой общей игре всех со всеми и всего со всем участвуют не только люди, как мы привыкли думать. Второй партнер бывает и неодухотворенным. Им может быть лес, река, туча, наконец, вся планета, а в будущем, по — видимому, Солнечная система.

«Игровые постановки вопросов возникают в самых разнообразных случаях, — пишет математик А. А. Ляпунов. — Например, при эксплуатации природных ресурсов мы нередко сталкиваемся с тем, что ввиду неполноты наших сведений мы должны в ограниченные сроки принимать решения о путях хозяйственного использования природных возможностей при не полностью известных обстоятельствах. Здесь создается такая ситуация: наши действия могут привести в будущем к ущербу, если эти неизвестные обстоятельства окажутся неблагоприятными; требуется установить такой комплекс действий, при которых ущерб, могущий быть вызванным неизвестными обстоятельствами, не превышал бы известных пределов, а хозяйственный эффект был бы оптимальным. Подобная обстановка складывается при планировании народного хозяйства в новых условиях, созданных либо новыми достижениями науки и техники, либо необходимостью освоения новых районов. Аналогичные ситуации имеют место и при борьбе с эпидемическими болезнями, при использовании токсических веществ в лекарственных целях и т. п.»

Одной из нескончаемых игр между человеком и безмолвным замкнутым партнером — природой — посвящена книга, предлагаемая вашему вниманию. Своеобразие этой игре придает то, что силы ее участников, казалось бы, несоизмеримы. Против человека природа выставляет здесь не гранит, не ураган, не вулканы и не наводнения, борьба с которыми возвышает борца. Вторым партнером от имени природы выступает раздавливаемое каблуком насекомое. Его мозг с булавочную головку, физические силы — соответствующие. Но оно «проинструктировано», какие делать ходы. Так или иначе его судьба связана с интересами всего живого мира планеты, и потому игра требует соблюдения многих правил, в том числе и неизвестных.

Конфликт этот старый. Поводом же для книги послужило то, что он вошел в острую стадию своего развития — после того как были реализованы некоторые научно — технические достижения.

При всей широте ее подхода к рассматриваемой области явлений, при всем ее стремлении найти применение не только в салонных играх, теория игр пока имеет ограниченный выход в практику. Большинство реальных ситуаций не раскладывается в математический пасьянс. Не делалось попыток с помощью теории игр разработать стратегию и для ведения той борьбы, о которой здесь пойдет речь. Видимо, подходящая стратегия должна была бы включать выбор решений и при риске и при неопределенности, потому что задачи со многими неизвестными, неполнота сведений, ущерб, наносимый неучтенными обстоятельствами, возможность неблагоприятных последствий в будущем от действий, совершаемых в настоящем, неожиданности на каждом шагу — все это, к сожалению, характеризует описываемую конфликтную ситуацию.

В книге встретятся развилки дорог, у которых будут стоять былинные камни с традиционным уведомлением: куда ни пойдешь, потерь не избежать. Встретятся факты, взаимоисключающие и тем не менее вполне равноправные по тому уважению, которого заслуживает источник. Встретятся сомнения, которые не разрешатся в финале успокоительным аккордом.

Игра не кончена.

Каков будет баланс — выигрыш или проигрыш — пока неизвестно. Ущерб, нанесенный любому из этих двух партнеров — человеку и природе, — общий проигрыш. Такова глазная мысль книги.

…Иногда появляется потребность объяснить себе и тем, кого это может заинтересовать, с чего и почему ты взялся писать данную книгу. Ответом на этот вопрос и начнем наш рассказ.

…Троллейбус катится по Садовому кольцу, то пустея, то заполняясь до отказа. Сидишь у окна — и читай. Книга у меня толстая, в глянцевом супере. Профессор Турчин дал понять, что в нашу следующую встречу охотно выслушает мое мнение о ней. Что ж, непременно прочту.

Я не знал, что больше его не увижу.

Федор Васильевич умер в тот самый день, на который назначил мне прийти. Умер внезапно, не болев.

Работы его всецело занимали меня тогда. Это были многообещающие исследования, в которых виделся новый подход к решению острой мировой проблемы — проблемы пищевого белка. Это была многообещающая тема: масштабная и не тронутая широкой печатью.

…Я ехал в троллейбусе, листал книгу, а думал о том, что очерк движется плохо, что Федор Васильевич вечно в зарубежных командировках и толком с ним не поговоришь. Последний раз я поймал его на Ученом совете. Он только что сделал свое сообщение и еще возбужденный, продолжая следить за выступлениями, шепотом отвечал на мои вопросы. Вдруг, вне всякой связи, спросил:

— Не интересуют ли вас насекомые?

Интересуют ли они меня? Не знаю. Наверно, как и всех, не больше. Вот моего школьного товарища Игоря С. насекомые определенно интересовали. Он стал энтомологом.

Вспомнив о нем, я будто впервые оценил всю его необыкновенность. Он был голубоглаз и рассеян до такой крайней степени, что впадал в задумчивость при неожиданных и неподходящих обстоятельствах.

Увлечений у него было два: первое — насекомые, второе — военная история. Отец Игоря, кадровый офицер, носил три шпалы, но душа его лежала к рыбкам, птичкам, он тяготел к миру и тишине. По воскресеньям С-вы ходили на Кузнецкий мост в зоомагазин. Комната их на Чистых прудах тоже напоминала зоомагазин. В ней всегда было зелено, так как свет проходил через стоявший на окне огромный аквариум.

Оба они, задумчивые тихони, увлекались почему — то военной историей. В книжном шкафу рядом с Фабром и Бремом стояли «История русского оружия», многотомный Лависс и Рамбо и другие кладези военных знаний и сплетен.

Мы играли поочередно то «в Фабра», который представлялся нам детективом, выслеживающим подноготную жизнь могильщиков, наездников, богомолов, тарантулов, навозников и прочих малоприметных особ; то «в Наполеона», окруженного ворохом самодельных карт и полками преданных оловянных солдатиков.

…Позднее я познакомился и подружился с доктором биологических наук профессором Николаем Николаевичем Плавильщиковым, человеком энциклопедических знаний в области энтомологии и зоологии вообще, а также недюжинным литератором, автором ряда книг для детей и юношества, написанных непередаваемо хорошо. То ли в память о знакомствах, то ли еще почему, но впоследствии я не упускал из виду эту тематику — «от Халифмана до Реми Шовена».

Видимо, насекомые меня интересовали. Но на неожиданный и не к месту заданный вопрос: «А не интересуют ли вас насекомые?» — ответить с готовностью «да» мне показалось неловко. Подумает — угодливость. Да и вообще чего ради прерывать разговор? С таким трудом его застал наконец, и вот тебе…

— Я журналист, меня все интересует. — Кажется, это прозвучало угрюмо.

Федор Васильевич посмотрел на меня сбоку и некоторое время молчал, переключившись на докладчика.

— У меня есть книга, которую вам стоит прочесть. Будет время, подъезжайте. Ее передаст вам жена. Я на днях опять в командировку, — сказал он после паузы.

…Путь от дома Турчиных до моего долгий, половина Садового кольца. Когда подъезжали к Курскому вокзалу, в троллейбусе было полно. До меня доносилось кряхтенье, ворчня и вздохи. Кто — то методично гнусавил: «Ну и давка!»

От книги я уже оторваться не мог. А окружающее, этот набитый людьми троллейбус, кроме которого, казалось, вообще транспорта никакого и никогда не будет, этот монотонный рефрен «ну и давка» — все вместе создавало режиссерски оправданный звуковой ряд к страшноватому «Предисловию».

Книга рассказывала об острой, чреватой непредвиденными опасностями проблеме. Эти опасности таятся в распыливании и разбрызгивании по всему земному шару сотен тысяч тонн синтезированных ядов.

Как я теперь понимал, вопрос профессора Турчина, заставший меня врасплох, мог быть не случаен. Книга, привезенная им из Лондона за несколько дней до Ученого совета, его, биохимика, очень взволновала. И даже зная, что я готовлю очерк о его исследованиях, он тем не менее счел нужным подбросить мне «приманку». Причем не дожидаясь возвращения из очередной командировки.

Федор Васильевич, как мне представилось, хотел поскорее сделать затронутые там острые вопросы предметом широкого обсуждения: книга «Silent Spring» — так она называлась — на русский язык переведена не была.

Может быть, эти догадки чрезмерны — сейчас проверить нельзя. Так или не так, «Молчаливая весна» изменила мои планы.

Масштабы и злободневность, спорность отстаиваемых позиций, — все то, что привлекало в работе Федора Васильевича Турчина, было не менее характерно и для проблемы «Молчаливой весны».

Это становится особенно ясно, когда по прочтении книги биолога и писателя Рейчел Луизы Карсон обращаешься к другим источникам — присутствуешь на заседаниях, диспутах, лекциях, конференциях. Становится ясно также, что в перипетиях этой борьбы где пунктиром, а где и рельефно проступают болезни века, противоречия роста общества, искривления фронта прогресса; что многие общечеловеческие проблемы находятся в оскорбительной зависимости от наших «взаимоотношений» с членистоногими, что мы связаны со своими ничтожными врагами ответственными связями, головоломно запутанными зависимостями, что мы не можем эти связи порвать, а этими зависимостями пренебречь, не натворив бед для себя и для всего сущего на Земле.

ЧАСТЬ 1

Нет, уж лучше

Не изменять пути прямому

нам,

И благо он испытан —

яд на сцену.

ЕВРИПИД

«Медея»

Правосудье

Рукой бесстрастной чашу

с нашим ядом

Подносит к нашим же

губам.

ШЕКСПИР

«Трагедия о Макбете»

БЫЛО ЛИ ЛУЧШЕ!

Насекомые… Поневоле задумаешься, глядя на этот живущий вокруг нас мир, столь чудесно устроенный и столь ужасно далекий. Конкуренты? Может быть, наследники?..

Не правильнее ли будет сказать: зашедшая в тупик и патетически борющаяся масса.

ПЬЕР ТЕЙЯР ДЕ ШАРДЕН.

«Феномен Человека»

…Куры будут нести яйца таких размеров и в такой скорлупе, чтобы это отвечало удобствам транспортировки и нравилось потребителям. Птица, рыба, скот, предназначенные для стола, будут с самого своего рождения подготавливаться для узкоспециальных кулинарных целей. При помощи инъекций мы сможем химически руководить деятельностью определенных ферментов и таким образом изменять в желаемую сторону вкус, аромат, цвет мяса, твердость костей и тому подобное… Содержание витаминов в коровьем молоке, его жирность будут устанавливаться точно в соответствии с требованиями заказчика… Химическая оборона полей, садов, а также скота даст стопроцентную гарантию в том, что ни один колос, ни один плод, ни один бычок или ягненок — ничто и никто не падет жертвой сельскохозяйственных вредителей. Такова реальность ближайшего будущего.

Когда провожаемый аплодисментами химик занял свое место, слово взял биолог.

— Нарисованные перспективы, — сказал он, — поразительны. И все же я позволю себе выразить робкую надежду, что наши уважаемые химики не станут чрезмерно форсировать приближение будущего.

Взрывом сочувственного смеха была оценена язвительная шутка.

Произошло это на банкете, где присутствовали специалисты сельского хозяйства. Они знали, что в последнее время обострились споры между сторонниками химических и биологических методов борьбы с грозными ордами насекомых. И хотя на сей раз состоялась лишь легкая пикировка и все смеялись, каждому было ясно, что дело принимает такой оборот, при котором очень скоро будет не до шуток.

На XII Международном энтомологическом конгрессе, состоявшемся в 1965 году в Лондоне, группа докладов шла под многозначительным заголовком: «Борьба с насекомыми — куда теперь?»

За всю свою историю люди не знали врага более непреклонного, чем насекомые. «…Пришел на землю мой народ, сильный и бесчисленный; зубы у него — зубы львиные… Вид его, как вид коней, и скачут они, как всадники; скачут по вершинам гор как бы со стуком колесниц, как бы с треском пламени, пожирающего солому… перед ним земля, как сад Эдемский, а позади него опустошенная степь… потому и веселье у сынов человеческих исчезло…» Это стихотворение в прозе Библия вкладывает в уста пророка Иоиля, посвящено оно саранче три с чем — то тысячи лет назад.

По садам и огородам, по полям, лугам и лесам проходит безмолвный фронт. Он не знает перемирий, сражающиеся воюют за хлеб насущный. Малейшее ослабление обороны — и насекомые оставят людей голодными. Даже сегодня, когда человек знает и может так много, непрошеные сотрапезники отнимают у него пятую часть урожая. В одних амбарах вредители портят и расхищают столько зерна, сколько хватило бы на пропитание трехсот миллионов человек в течение года.

— Да… — театрально воскликнет садовод — любитель. — Деды наши не знали всей этой штуки, — жест в сторону ведерка с тиофосом. — И этой штуки тоже не знали, — пинок ногой в ствол яблони. Тотчас вам послышится словно бы стрекот пишущей машинки, и вы увидите, как бледные точки трассируют с листьев на листья. — Да… Химия!.. А вот — подчистую. Смотрите: здесь, — широкий жест в сторону полдюжины яблонь, — ничего не родится! А почему бы это? Тогда — то, в старину, без химии и всего такого прочего яблоки были знаете какие!

…В самом деле, почему бы это?

Вам и самому уж кажется, что в старину яблоки были не такие. Вы, естественно, вспоминаете Бунина, а с ним и всю русскую классику, утопающую в разных садах, вишневых, яблоневых. И почему — то ни Тургенев, ни Бунин, ни Чехов не упоминали насчет плодожорки там, долгоносика…

Но вы не можете допустить, что с химией может быть хуже, чем без химии.

— Э, — говорите вы, — это старая песня: вот тогда-а были яблоки так это яблоки! Тоже бывали неурожаи, да еще какие!..

Меня несколько злят эти типы в нарочито неряшливых костюмах. «Тогда — были яблоки!»…

…Я сижу в библиотеке, листаю журналы.

Конечно же, я прав. Наша вера в «доброе старое время» держится лишь на том, что память склонна хранить доброе. «Не говори: «Отчего это прежние дни были лучше нынешних», потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом», — наставлял Экклезиаст. Действительно, и в старые времена насекомые объедали сады, и люди с ними боролись. Еще в какие старые времена! В Библии есть «указания» на то, что уже пророки своими священными руками давили маленьких тварей. Некто Амос, пастух и пророк, приводит мало сведений из своей биографии, а среди них — то, что он взбирался на сикаморы (то же, что чинары, смоковницы) и собирал плоды. Под впечатлением этого Амос истолковывает гнев божий в своем «видении»: «множество садов ваших и виноградников ваших, и смоковниц ваших, и маслин ваших пожирала гусеница».

Среди мер, к которым тогда прибегали, были, между прочим, не только наивно — фантазерские. Например, Плиний Старший, древнеримский писатель и ученый, живший в начале нашей эры и прославившийся своей «Естественной историей в 37 книгах», советует, как бороться с выклевыванием посевов. «Птицам следует подбрасывать наркотическую микстуру, от которой они не помрут, а только опьянеют и попадают на землю. Тут их настигнет рука земледельца. Убивать надо птиц вредных, а полезные пусть, отрезвев, улетят», — наставляет читателей автор «Естественной истории».

Мы увидим, что даже в наши дни, то есть почти через две тысячи лет, люди далеко не всегда проявляют такое понимание, такую заинтересованность в сохранении животного мира. Плиниев совет, представьте, не потерял актуальности. Несколько лет назад эта система защиты полей начала практиковаться французскими земледельцами.

Или вот еще: древние считали полезным хранить просушенное зерно в закупоренных горшках. Сейчас это не только может быть объяснено, но и признано разумным. В таком горшке создается нечто вроде газовой камеры: зерно выдыхает углекислоту, она скапливается и долгоносик гибнет.

Нет, они знали, что делали! Тот же Плиний предлагает купать зерно в вине, а перед новолунием — ни раньше ни позже — покрывать его кипарисовой крошкой или лавровым листом. Кроме новолуния, в этом рецепте все ясно: лавр, кипарисовая крошка, вино полезны против грибка и насекомых, а лавровый лист используется кое — где и сейчас. Миланский профессор Аззи считает, что и новолуние — не просто выдумка (вспомним гипотезу Чижевского о связи между активностью насекомых и солнечной активностью).

После нападения саранчи римский сенат издал один за другим законы против крылатой злодейки. Каждый римлянин должен разрушать яйца и личинки вредного насекомого. Каждый свободный земледелец облагался специальным налогом — обязан представить к сроку столько — то яиц саранчи.

Исчерпав реальные средства и не добившись полного успеха, предки наши обращались к средствам таинственным, которые хороши тем, что если и не оправдывают надежд, то служат развлечением. Против ржавчины, поражающей зерновые культуры, римляне устраивали фестивали — Робидалии. Они проводились по плану весенних работ 25 апреля. Магическое мероприятие венчалось сделкой: кому — то из небожителей приносился в жертву красный щенок. Получивший взятку должен был обеспечить здоровый урожай.

Робидалии надежд не оправдывали, но римляне продолжали аккуратно исполнять весеннюю церемонию.

Делались попытки столковаться с самими насекомыми. Люди по себе считали, что, если подойти по — хорошему, обо всем можно договориться. Эстонские крестьяне выказывали знаки внимания долгоносику. Оригинальный обряд был, а может быть, существует кое — где и сейчас у немцев. Крестьянин идет вокруг поля, тащит за собой метлу и громко просит, чтобы госпожа гусеница пошла в церковь. Там в ней должна проснуться совесть. В некоторых районах Шотландии оставляют дикие участки, называемые «чертовым акром». Вот, мол, вам ваша доля, а моего уж не трожьте.

Но ни просьбы, ни сделки, ни соглашения не избавляли земледельца от посещений госпожи гусеницы, пана долгоносика и прочих особ. После их обеда хозяину могло вообще ничего не остаться. Так, в 1845 году болезни картофеля в Ирландии оставили без еды миллион человек, которые умерли с голоду. А другой миллион вынужден был из — за насекомых покинуть родину.

Вот как бывало в «доброе старое время»!

Жизнь устроена так, что на каждого ее представителя есть некто, желающий этого представителя съесть. Стоит растению размножиться, как на него обратит заинтересованный взор человек. Растение это привлечет внимание и грибов, и насекомых. Как тут избежать столкновения?

«Сказать, что природа любит человека больше, чем капусту, это значит щекотать наше воображение забавными представлениями, — саркастически рассуждает Сирано де Бержерак. — Неспособный к страсти бог (у автора — то же, что Природа. — Ю. М.) не может ни любить, ни ненавидеть, а если бы он и был способен к любви, то скорей почувствовал бы нежность к капусте… которая не может его оскорбить, чем к человеку, который, как он предвидел, будет его оскорблять».

Итак, естественным, не зависящим от нас ходом событий мы втянуты в бесконечную войну. Причем преимущества человека в этой войне не столь очевидны, как могло бы показаться. Иначе чем объяснить, что насекомые осаждают своего могучего соперника на протяжении столетий и ни один вид их не был истреблен?

Б чем же сила и в чем слабость каждой из сторон?

Незаметно, неслышимо скапливаются полки жучков, клещей, гусениц.

Их много. Каждый слыхал о плодовитости насекомых, и все же всякий раз упоминание конкретных цифр поражает. Мы будем еще говорить об этом дальше, а сейчас приведем лишь некоторые сравнения. Главный кормилец наш — пшеничный колос — дает за сезон потомство сам — сто. Семья людей при благоприятных условиях могла бы удесятерить свою численность через сорок лет. Более плодовиты крысы, кролики. Но и они ни в какое сравнение не идут, например, с растительной тлею, потомство которой за несколько месяцев превышает численность населения крупнейших городов мира.

Но они не знают нас, не знают о самом нашем существовании. Все поведение насекомых инстинктивно, шаблонно. Оно зафиксировано в их генах чуть ли не на все случаи жизни, то есть почти на все случаи жизни автоматизировано. Приверженность к прошлому ставит их в тупик перед лицом неожиданностей, которые трудно избежать. Особенно будучи в конфликте с человеком.

«Насекомое, удивлявшее нас минуту назад своей глубокой проницательностью, — пишет умевший удивляться Фабр, — поражает наблюдателя своей тупостью, как только очутится в условиях, чуждых его повседневной практике».

Мешает им также ограниченность в выборе пищи. Способность использовать в своих целях более широкий круг хозяев открыла бы перед паразитами еще большие возможности для процветания. Но в жестоком эволюционном процессе паразиты «пришли к выводу», что приспосабливаться к новым и новым хозяевам — задача, превышающая их скромные возможности. Нужда заставила их отказаться от беззаботного паразитирования на ком угодно.

Далее, насекомые, как правило, действуют в одиночку (исключение составляют так называемые общественные насекомые — пчелы, муравьи). Это уменьшает результаты их усилий и увеличивает потери в живом составе после каждой операции на полях, в садах, в огородах.

Тем не менее общая характеристика членистоногих бойцов могла бы звучать примерно так.

За последние 300 миллионов лет насекомые выиграли много раундов в борьбе за существование. На них обрушивались все бедствия мира — такие, как нашествие ледников, извержение вулканов, образование гор и исчезновение морей. Пройдя через эти испытания, насекомые сегодня составляют 80 процентов от численности видов всех животных. За истекший период они научились строить дома, маскироваться, ориентироваться в пространстве, путешествовать на неописуемо дальние расстояния, выращивать растения и домашних животных, лелеять потомство и вести химическую войну. Ближайший один миллион лет вряд ли внесет большие изменения в их жизнь.

Другая воюющая сторона — человек. Тут можно сказать, что старые напали на малых. Насекомые были старыми, когда человека не было еще в проекте. Но человек обогнал всех и стал над всеми, приняв бремя руководства и ответственности за все, что творится на земле.

К насекомым он питал вначале презрение. Потом проявил любопытство. И наконец, уже на все последующие века у него выработалась терпеливая враждебность к своим постоянным нахлебникам. Он терпеливо молился и терпеливо воевал против насекомых.

Говорить о достоинствах главного противника насекомых смысла нет, ибо это все достоинства, какие только можно вообразить. Недостатки же человека в этой войне коренятся главным образом в его силе. Есть у Стендаля в романе «Пармская обитель» такое примерно рассуждение: каторжнику легче убежать, чем стражнику его устеречь. Потому что стражник один, а каторжников много. Потому что у стражника много разных забот и он думает о многом сразу. А каторжник думает об одном: как бы убежать. Человек живет не хлебом единым. Он не может все помыслы, всю энергию, все время свое посвятить добыче пищи и выведению потомства. Он не может всего себя сосредоточить на этих проблемах, как бы ни были они важны. А долгоносик может. Энтомологи не раз жаловались на невнимание, недостаточно серьезное отношение к проблеме защиты урожаев и скота от сельскохозяйственных вредителей. Особое недовольство они высказывают в адрес экономистов и финансистов. Но, не будучи так влиятельны и популярны, как представители других современных наук, энтомологи и фитопатологи стараются привлечь внимание высших инстанций через общественное мнение.

«Хотя энтомология делала большие успехи в последние два десятилетия, — не скрывают они, — проблемы, вызываемые насекомыми, кажутся большими, чем когда бы то ни было. Стало больше насекомых — вредителей, хотя мы имеем лучшие инсектициды против них и лучшие способы борьбы с ними. Хотя наш карантин против иноземных вредителей эффективен, некоторые из них все же проникают сквозь него и требуют к себе огромного внимания…»

«Печально то, что большие надежды, порожденные введением новых мощных пестицидов, полностью не сбылись… Ни один вид вредителей не утихомирился, а некоторые вредители стали еще вреднее…»

«Потери Соединенных Штатов Америки от насекомых в 1891 году составляли 380 миллионов долларов, а в 1950 году — 4 миллиарда долларов»…

Таких высказываний в печати полно. Авторы их вольно или невольно варьируют примерно ту же мысль, которую мы слышали из уст садовода — любителя: от новомодных средств лучше не стало: прибавились заботы и опасения, как бы самим не отравиться.

А не злоупотребляют ли доверием читающей публики авторы грозных статей и книг? Не есть ли это маневр энтомологов, алчущих всеобщего внимания? Что же химики? Листаем журналы, книги: нет, нет, они не молчат. Их ответы замечательны. Тут и пафос, и ирония.

Видимо, остроту полемике придает сознание, что ни одна из сторон не в силах пока предложить безупречную программу.

РАЗГОВОР В УЗКОМ КРУГУ

…Это нас отвлекает и мешает нам делать добро.

СТЕНДАЛЬ

«Красное и черное»

Можно считать, что современный этап борьбы с насекомыми начался в 1939 году, когда швейцарец Пауль Мюллер открыл отравляющее действие дихлородифенилтрихлорэтана — коротко ДДТ. Во время второй мировой войны солдаты использовали этот препарат против вшей, а потом он стал популярным и самым универсальным сельскохозяйственным ядом. Автор ДДТ был удостоен Нобелевской премии. Новый препарат сыграл выдающую роль в сдерживании отрядов маленьких грабителей. Их отравленными трупами усеян путь хлеба и мяса, яиц и масла к нашему столу.

Каждый кусок хлеба нам достается с боем, и решающим оружием в этом бою было и есть оружие химическое.

И едва ли в сельском хозяйстве химия карающая менее влиятельна и авторитетна, чем химия кормящая. Ведь успехи последней были бы сведены на нет без усилий перзой. Что практически происходит? По мере удобрения полей и прироста урожая ширится кормовая база для жуков, гусениц, бабочек; они плодятся в нарастающих темпах и тем самым как бы взимают с земледельца налог с оборота.

Установлен грустный факт.

Как известно, для многих видов домашних животных ценность корма определяется количеством содержащегося в нем азота. Естественно, при выращивании соответствующих кормовых культур стараются «впихнуть» в растения как можно больше этого строительного элемента. И что же? Оказывается, отзывчива на азот не только корова, но и тля, которая благодаря усиленному азотному питанию ставит рекорды плодовитости.

То же досадное совпадение во вкусах и по отношению к ряду витаминов, сахаров, аминокислот.

Потому — то каждое улучшение условий жизни растений, повышение их питательной ценности человек вынужден сопровождать нарастающими залпами химического оружия. Однако в этой взаимосвязи таятся опасности не только для насекомых.

Производство ДДТ ширилось год от года. В Соединенных Штатах искусственный ядовитый дождь и облака истребительной пыли, которыми фермеры защищали свои угодья от насекомых, содержали около пятидесяти тысяч тонн ДДТ. Это было в 1947 году. В 1960 году выпуск препарата уже достигал свыше 255 тысяч тонн. Аналогичная картина наблюдалась и в других странах.

Весной 1961 года в деревнях Англии валялись десятки тысяч птиц, мертвых и агонирующих. Фазаны, куропатки, лесные и дикие голуби, вьюрки, зяблики, дрозды, жаворонки, воробьи поплатились таким образом за посещение посевов. Выигранное сражение заставляло победителя глубоко призадуматься. Начались всевозможные запросы, расследования. Против всемирно прославленного препарата стали поступать обвинительные материалы. В них отмечалось, что менее чем за два десятилетия пестициды распространились по всему земному шару. Они обнаружены в большинстве речных систем, в грунтовых водах, в почвах, они отложились в телах рыб, птиц, пресмыкающихся, домашних животных и диких зверей. ДДТ найден даже в рыбах, обитающих в девственных водах уединенных горных озер, наконец, — в телах пингвинов и тюленей, совсем уже не причастных к преступлениям бабочки совки или жука кузьки.

Может ли в этих условиях оставаться неуязвимым сам человек?

Существует тщательно продуманная система мер, которая должна гарантировать полную безопасность потребителю съестных продуктов. Каждый новый химический яд проверяется и так и эдак специалистами в различных областях знаний. Целый ученый консилиум судит «новичка», прежде чем допустить его на поля и в сады. Создаются даже особые комиссии из специалистов для установления сроков начала и конца химической атаки против насекомых в данном сезоне. Это делается с таким расчетом, что, когда придет время сбора урожая, яд в нем потерял бы свою силу и был безопасен для теплокровных, в частности для нас с вами. (Расчеты специалистов нарушают любители лазить по чужим садам и огородам и рвать неспелые плоды. Известны случаи, когда «налетчики», съедая добычу, наказывали себя так, как их не наказал бы никакой суд.)

Однако уже сама эта тщательность и осторожность кое о чем говорит. По клетке виден зверь.

Наш современник отличается от своего ближайшего предшественника… химическим составом. В нашем организме медленно, но верно скапливаются остатки ядов, которыми обрабатывались зерно и огурцы, яблони и крыжовник… ДДТ и родственные ему яды переходят от одного организма к другому через все звенья производства продуктов питания. Например, с поля, обработанного препаратом ДДТ, трава поступает в пищу домашней птице, и та уже кладет яйца с примесью вездесущего яда. В сене, скармливаемом корове, ДДТ лишь — 7–8 частиц на миллион. А в масле, изготовленном из молока этой коровы, его уже 65 частиц на миллион. Не сведущему в вопросах фармакологии это покажется пустяком — 65 на миллион! Но в таком сложном и тонко настроенном инструменте крошечная причина способна вызвать громадное следствие. Известно, например, что какие — то две десятитысячных грамма йода делают человека больным или здоровым. ...