Все права на текст принадлежат автору: Патриция Корнуэлл.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
ХищникПатриция Корнуэлл

Патрисия Корнуэлл Хищник

Посвящается Стаси

От автора

Маклейновская клиника при Гарвардской медицинской школе, главная психиатрическая лечебница страны, известна во всем мире научными исследованиями в области неврологии. На переднем крае науки отнюдь не космос — человеческий мозг. Его биологическая роль в развитии психических заболеваний. Высочайшие стандарты исследований и гуманные альтернативы изнурительным душевным страданиям — вот что предлагают медики.

Особую признательность мне хотелось бы выразить замечательным врачам и ученым, которые щедро делились со мной знаниями, и, прежде всего:

Доктору Брюсу М. Коэну, главному врачу больницы;

Доктору Дэвиду П. Олсону, директору Центра визуализации мозга;

Доктору Стаси А. Грубер, начальнику лаборатории когнитивной нейровизуализации.

Глава 1

Было воскресенье, но доктор Кей Скарпетта сидела в своем кабинете, в Национальной судебной академии, — Голливуд, штат Флорида. На небе собирались тучи, предвещая очередную грозу. Февраль в этом году выдался необычно жарким и дождливым.

За окном слышались выстрелы и неразборчивые крики людей. По выходным здесь часто устраивали учения. Спецназовцы в черных комбинезонах бегали вокруг здания и палили почем зря. Все это никого не пугало. Да и слышала эту суматоху сегодня только одна Скарпетта, но ей было не до нее. Она изучала ордер, выданный следователем по убийствам штата Луизиана на проведение срочного медицинского освидетельствования женщины. Женщина совершила пять убийств, однако, по ее утверждениям, ничего подобного не помнит.

Рассеянно прислушиваясь к шуму подъезжающего мотоцикла, Скарпетта склонялась к мысли, что к этому случаю вряд ли можно применить метод префронтальных детерминантов выраженной агрессивности, известный под названием «Хищник».

По электронной почте она написала пару строк судебному психологу Бентону Уэсли: «Интересный случай, но можно ли использовать „Хищника“ для женщин? Или он годится только для мужчин?»

Мотоцикл с ревом подкатил к зданию и остановился прямо под окном Скарпетты. Там Марино? — с раздражением подумала она. Опять будет ее доставать! От Бентона пришел моментальный ответ: «Луизиана нам ее не отдаст. Они там слишком любят казни. Но это лакомый кусочек».

Скарпетта выглянула в окно. Так и есть. Марино заглушил мотор, слез с мотоцикла и оглянулся по сторонам с видом заправского мачо. Еще бы! Впечатление, какое он производит на окружающих, — вот что его волнует. Она едва успела повернуть ключ в ящике, как Марино, не постучавшись, ввалился в кабинет и с ходу плюхнулся на стул.

— Ты что-нибудь знаешь о деле Джонни Свифта? — начал он без предисловий.

Джинсовый жилет с эмблемой «Харлей-Дэвидсон» на спине позволял ему демонстрировать огромные бицепсы, украшенные татуировкой.

Марино, главный следователь академии, консультант по смертельным случаям в Центре судебно-медицинской экспертизы округа Бровард, в последнее время все больше стал смахивать на киношного байкера-головореза. Чего стоил один его потрепанный мотоциклетный шлем, который он сейчас небрежно бросил на стол Скарпетты. Шлем был разрисован трассирующими пулями.

— Пока не припоминаю. Кстати, эта штука не более чем камуфляж. — Она указала на шлем. — Если твой драндулет перевернется, она тебя не спасет.

Марино эффектным жестом бросил ей на стол папку. Она шлепнулась подле шлема.

— Доктор из Сан-Франциско, у которого был кабинет в Майами. Они с братом жили в квартире на побережье. Недалеко от Ренессанса, в одном из этих высотных домов, рядом с парком Джона Ллойда. Три месяца назад, в День благодарения, брат нашел его мертвым на диване. Огнестрельное ранение в грудь. Кстати, незадолго до этого ему сделали операцию на запястье, не слишком удачную. На первый взгляд явное самоубийство.

— Я тогда еще не была судмедэкспертом…

Скарпетта в то время уже работала в академии, но на должность консультирующего судмедэксперта в Центре судебно-медицинской экспертизы она согласилась только в декабре, когда доктор Бронсон, главный медэксперт округа Бровард, заговорил об отставке и начал поспешно отходить от дел.

— …но я что-то слышала об этом, — напряженно сказала она.

Рядом с Марино она чувствовала себя не в своей тарелке. В последнее время ей было неприятно его видеть.

— Вскрытие проводил доктор Бронсон, — произнес Марино, избегая смотреть на нее.

— А ты присутствовал?

— Нет. Меня не было в городе. Дело до сих пор не закрыто, поскольку голливудская полиция одно время подозревала Лорела.

— Лорела?

— Это брат-близнец Джонни Свифта. Но никаких улик против него не нашли, и подозрения отпали. И вот в пятницу, в три часа утра, у меня дома раздается этот идиотский звонок. Мы выяснили, что звонили из Бостона, с телефона-автомата.

— Из Массачусетса?

— Оттуда, где было «Бостонское чаепитие».

— А разве в телефонной книге есть твой номер?

— Нет, конечно. — Марино вытащил из заднего кармана джинсов измятый коричневый листок.

— Вот что сказал этот парень. Я все записал, слово в слово. Он назвал себя Свином.

— Свиньей?

Скарпетта внимательно посмотрела на Марино: это не розыгрыш? В последнее время он их практикует.

— Этот тип сказал: «Я Свин. Да ниспошлю им кару и посмеюсь их погибели». Черт его знает, что он имел в виду. И дальше: «На месте убийства Джонни Свифта нашли не все улики. Будь у вас мозги, вы бы задумались над тем, что произошло с Христиан Христиан. Здесь нет ничего случайного. Пусть над этим поразмыслит Скарпетта, ибо от руки святой инквизиции не уйдет ни один извращенец, даже ее похотливая сучка племянница».

— Ты уверен, что он сказал именно это? — Скарпетта постаралась ничем не выдать своего внезапного волнения.

— Я что, похож на сказочника?

— А что за Христиан Христиан?

— Кто бы знал. Он говорил без всяких эмоций. Просто выдал текст и повесил трубку.

— Он назвал Люси по имени или…

— Я тебе передал все слово в слово, — перебил ее Марино. — У тебя ведь одна племянница? Значит, он имел в виду именно Люси. А «свин» может означать «святая инквизиция». Если брать по две первые буквы… Короче говоря, я связался с полицейским управлением Голливуда, и они попросили нас срочно заняться делом Джонни Свифта. Там еще какая-то хреновина с протоколами. То говорится, что он был застрелен в упор, то — что с некоторого расстояния. Уж что-нибудь одно, верно?

— Если был только один выстрел, то да. Возможно, неправильное толкование. Есть какие-нибудь версии относительно Христиан Христиан? Ты уверен, что это вообще человек?

— Ни в одной компьютерной базе мы такого не нашли.

— А почему ты говоришь мне об этом только сейчас? Я же всю неделю была здесь!

— Я был занят.

— Ты узнаешь о таком деле и два дня тянешь резину! — Скарпетта едва сохраняла ровный тон.

— Не тебе говорить об утаивании информации.

— А что такого я утаила? — озадаченно спросила она.

— Тебе следует быть осторожнее. Вот все, что я хочу сказать.

— Не надо говорить загадками! Это вряд ли поможет делу.

— Да, чуть не забыл! В Голливуде хотят знать мнение Бентона по этому поводу, — небрежно добавил Марино.

У него явно не получалось не демонстрировать своего отношения к Бентону Уэсли.

— Пусть к нему и обращаются. Я не могу отвечать за него.

— Они хотят, чтобы он разобрался с этим шизиком, Свином. Может, это просто розыгрыш. Правда, без записи ему придется попотеть. Все, что у нас есть, — это мои каракули вот на этом бумажном пакете.

Марино поднялся со стула, заполнив своей громоздкой фигурой все свободное пространство. В его присутствии Скарпетта всегда чувствовала себя какой-то мелкой. Забрав со стола свой модный шлем, он надел солнечные очки. За все время разговора он ни разу не посмотрел на нее, а теперь и вовсе спрятал глаза за темными стеклами. Что в них таится? Этого она так и не узнала.

— Я не откладывая займусь этим делом, — сказала Скарпетта, пока он шел к двери. — Если хочешь, можем пораскинуть мозгами вместе.

— Угу, — чуть качнул он головой.

— Только дома. Вечером. Придешь?

— Угу, — повторил он снова. — Во сколько?

— В семь.

Глава 2

В кабинете магнитно-резонансной томографии Бентон Уэсли наблюдал за пациентом из-за прозрачной перегородки, в комнате был полумрак, на стеллаже светились экраны мониторов, на лежащем тут же портфеле поблескивали небрежно брошенные сверху наручные часы. Бентон поежился. Холодно. Проведя несколько часов в лаборатории когнитивной нейровизуализации, он успел до костей продрогнуть. Во всяком случае, так ему казалось.

Сегодняшний пациент шел под кодовым номером, но Бентону было известно его имя. Бэзил Дженрет. Немного нервный, довольно неглупый маниакальный убийца тридцати трех лет от роду. Бентон избегал термина «серийный убийца». Его часто используют, но какой в том смысл? Преступник за определенный период времени убил троих или более людей. Слово «серийный» предполагает лишь ряд последовательных событий. А мотивы преступления? А душевное состояние преступника? Бэзил Дженрет совершал убийства в маниакальном состоянии. Совершал, ибо не мог себя остановить.

Бентон сканировал его мозг в магнитно-резонансном томографе, магнитное поле которого было в шестьдесят тысяч раз сильнее магнитного поля Земли. Он хотел выяснить, есть ли в сером и белом веществе что-нибудь такое, что даст ответ на вопрос: почему? Почему он все это делал? Во время их продолжительных бесед, Бентон прямо так и спрашивал Дженрета.

— Как только я ее видел, мне сразу становилось ясно, что я должен это сделать.

— Сделать немедленно?

— Ну, не прямо на улице. Я шел за ней и обдумывал план действий. Честно говоря, мне это доставляло удовольствие.

— А сколько времени уходило на преследование и обдумывание? Ну, приблизительно? Дни, часы, минуты?

— Минуты. Может быть, часы. Иногда несколько дней. По-разному. Глупые сучки. Вот если бы вас куда-нибудь везли, разве вы сидели бы в машине, даже не пытаясь убежать?

— А они не пытались, Бэзил? Просто сидели в машине и никуда не рвались?

— Кроме двух последних. Из-за них-то я здесь и оказался. Они бы тоже не шелохнулись, но у меня сломалась машина. Глупо. Что бы вы сделали на их месте: пытались сопротивляться, рискуя, что вас убьют в машине, или сидели бы и ждали, что я с вами сделаю, когда привезу в потайное место?

— А что было это за место? Всегда одно и то же?

— И все потому, что сломалась эта чертова машина!

* * *
Структура мозговой ткани Бэзила Дженрета была ничем не примечательна, если не считать небольшой аномалии в задней части мозжечка — шестимиллиметровой кисты, которая могла влиять на его чувство равновесия, но не более того. Дело не в структуре, а в том, как работал мозг. А там явно происходили сбои. Если бы с головой у него все было в порядке, «Хищник» не понадобился бы. Да он бы и не согласился на такое исследование. Для Бэзила все было игрой, в которой он воображал себя Эйнштейном, интеллектом, превосходящим любого из смертных. Его не мучили угрызения совести за содеянное, и он был вполне искренен, когда говорил, что жалеет, что не убил больше. На беду, Бэзил был весьма обаятелен.

Два конвоира с любопытством взирали на семифутовую трубу за стеклянной перегородкой. Они были в форме, но без оружия. Носить оружие здесь не разрешалось. Ничего металлического: ни наручников, ни кандалов. Руки и ноги Бэзила были зафиксированы лишь гибкими пластиковыми манжетами. Лежа на столе внутри магнита, он слушал резкие щелчки радиочастотных импульсов — адская музыка, исполняемая на струнах силовых кабелей. Так, во всяком случае, казалось Бентону.

Потом к исследованию подключился нейропсихолог, доктор Сьюзен Лейн.

— Вам покажут цветные образцы. А вы будете называть цвет, — скомандовала она по внутренней связи. — Нет, мистер Дженрет, кивать не надо. Вы не должны двигаться.

— Есть, — раздался из микрофона голос Бэзила.

Было уже половина девятого вечера, и Бентон стал проявлять признаки беспокойства. Уже несколько месяцев у него душа была не на месте. Это объяснялось не столько опасениями, что бэзилы дженреты, пребывающие в стенах Маклейновской больницы, могут в один прекрасный день взбунтоваться и поубивать всех подряд, сколько дурными предчувствиями относительно эффективности новой методики. Ее провал будет означать, что грант и время потрачены впустую. Маклейновская больница была открыта при Гарвардской медицинской школе, а в университете не слишком жалуют неудачников.

— Не волнуйтесь, если у вас не все получится, — ободряюще произнесла в микрофон доктор Лейн. — Мы и не ждем, что вы правильно назовете все цвета.

— Зеленый, красный, синий, красный, синий, зеленый, — уверенно перечислил Бэзил.

Ассистентка зафиксировала ответы в таблице, оператор сравнил их с изображениями на мониторе.

Доктор Лейн снова нажала кнопку внутренней связи.

— Мистер Дженрет? У вас прекрасно получается. Вы хорошо все видите?

— Так точно.

— Отлично. Когда увидите черный экран, не говорите ничего, просто смотрите на светящуюся точку.

— Есть.

— Откуда у него военный лексикон? — спросила она Бентона, отпуская кнопку.

— Он бывший полицейский. Именно поэтому ему так легко и удавалось заманивать своих жертв в машину.

— Доктор Уэсли! Вас… Детектив Траш, — обернулась к нему ассистентка.

Бентон взял трубку.

— Что случилось?

Траш — детектив Массачусетского полицейского управления. Что ему понадобилось?

— Надеюсь, вы еще не собираетесь ложиться спать? Вы знаете, что сегодня утром у Уолденского пруда обнаружили тело женщины?

— Откуда? Я весь день торчу в этом кабинете.

— Белая женщина. Неопознанная, возраст определить трудно. Возможно, где-то под сорок или за сорок. Выстрел в голову. Гильза от патрона засунута в задний проход.

— Что-то новенькое!

— Вскрытие уже произведено, но, я думаю, вам захочется на нее взглянуть. Случай довольно необычный.

— Я освобожусь где-то через час.

— Жду вас в морге.


Дома было тихо. Кей Скарпетта беспокойно ходила по комнатам, включая везде свет и ловя каждый звук в надежде услышать шум машины или мотоцикла. Она ждала Марино. Тот задерживался и на ее звонки не отвечал.

Она проверила, включена ли охранная сигнализация и прожекторы. Остановилась перед монитором на кухне, чтобы убедиться: все камеры внешнего наблюдения работают. На экране был виден смутный силуэт ее дома — в окружении пальм, гибискуса и лимонных деревьев. Деревья качались от ветра. Морская гладь, открывавшаяся за причалом позади ее бассейна, была похожа на черную равнину, усеянную бликами от фонарей, цепочкой протянувшихся вдоль дамбы. Скарпетта помешала томатный соус и грибы, томящиеся на плите в медных кастрюлях. Проверила, как подходит тесто и набухает моцарелла в мисках у раковины.

Было уже девять. Марино должен был прийти два часа назад. Завтра у нее лекции и множество других дел, на общение с ним просто не будет времени, у нее было такое чувство, словно ее обвели вокруг пальца. Вот всегда с ним так! Битых три часа она просидела над делом Джонни Свифта. И что? Где этот Марино? Даже не удосужился прийти! Она почувствовала обиду, потом злость. Злиться всегда легче.

Расстроенная, она вошла в гостиную, по-прежнему прислушиваясь к звукам за окном. Взяв в руки двенадцатикалиберный «ремингтон-марин-магнум», она присела на диван. Положив тяжелый никелированный дробовик на колени, Скарпетта вставила в замок маленький ключик. Повернув его по часовой стрелке, она сняла курок с предохранителя и убедилась, что обойма пуста.

Глава 3

— А сейчас мы займемся словами, — произнесла в микрофон доктор Лейн. — Просто читайте слова слева направо. И не забывайте, что двигаться нельзя. У вас все отлично получается.

— Есть.

— Хотите посмотреть, как он выглядит в натуре? — спросил оператор конвоиров.

Оператора звали Джош. Он занимался физикой в Массачусетском технологическом институте и сейчас работал над получением ученой степени. Блестящий, но несколько эксцентричный ученый с весьма своеобразным чувством юмора.

— Я его уже видел. Ходил с ним сегодня утром в душ, — ответил один из конвоиров.

— А потом что? — спросила доктор Лейн Бентона. — Что он с ними делал после того, как сажал в машину?

— Красный, синий, синий, красный…

Конвоиры подошли к монитору, за которым сидел Джош.

— Завозил куда-то, выкалывал глаза, пару дней насиловал, потом перерезал горло и оставлял труп в какой-нибудь жуткой позе, — будничным голосом сообщил Бентон, словно описывая клинический случай. — Это в тех случаях, о которых мы знаем. Но я подозреваю, что жертв было больше. В тот же период времени во Флориде пропали еще несколько женщин. Их тела так и не нашли.

— А куда он их отвозил? В мотель, к себе домой?

— Подождите минутку, — сказал Джош конвоирам, переключаясь с трехмерного изображения на штриховку. — Вот это действительно круто. Мы никогда не показываем это пациентам.

— Как же они соглашались с ним ехать?

— Он им вешал лапшу на уши.

— Есть одно интересное обстоятельство, — задумчиво произнес Бентон, наблюдая за Джошем, чтобы вовремя вмешаться, если тот слишком увлечется. — На всех телах были обнаружены микроскопические частички меди.

— Откуда они там взялись?

— Они находились в земле и мусоре, которые прилипли к их волосам, коже и пятнам крови.

— Синий, зеленый, синий, красный…

— Очень странно…

Доктор Лейн нажала кнопку микрофона.

— Мистер Дженрет? Как у вас дела? Вы в порядке?

— Так точно.

— Сейчас вам будут показывать слова, обозначающие цвет, но цвет букв будет отличаться от цвета, который обозначают слова. Вы будете называть только цвет шрифта.

— Есть.

— По-моему, это потрясающе. — сказал Джош, когда на экране его монитора появилось нечто напоминающее посмертную маску. Голова Бэзила Дженрета была как бы разрезана на миллиметровые ломтики, которые затем собрали воедино. Безволосая и безглазая, она не имела шеи, словно ее насильственно отделили от туловища.

Джош покрутил изображение, чтобы конвоиры могли увидеть его со всех сторон.

— А почему она как отрезанная? — спросил один из них.

— Это граница сканирования.

— Кожа какая-то ненастоящая.

— Красный, э-э, зеленый, синий, то есть красный, зеленый… — зазвучал голос Бэзила.

— Это не кожа. Как бы это объяснить… компьютер воссоздаст только объем, условную поверхность.

— Красный… синий, э-э… зеленый, синий, то есть зеленый…

— Мы используем это изображение только для функционального анализа, чтобы собрать все данные и оценить их. Ну разве что слегка позабавимся…

— Ну и страшилище!

Бентон стал проявлять признаки нетерпения. Определение цвета прекратилось. Он строго посмотрел на оператора:

— Джош! Вы готовы?

— Четыре, три, два, один, готово, — произнес Джош, и доктор Лейн продолжила эксперимент.

— Синий, красный, то есть, черт… э-э… красный, то есть синий, зеленый, красный… — совсем запутался Бэзил.

— Он объяснил вам, зачем он это делал? — спросила доктор Лейн.

— Извините, не понял. Что значит зачем?

— Красный, синий, черт! Э-э… красный, сине-зеленый…

— Зачем он их ослеплял?

— Он сказал, что не хотел, чтобы они видели, какой у него маленький пенис.

— Синий, сине-красный, красный, зеленый…

— С этим заданием он явно не справился, — заметила доктор Лейн. — Большую часть цветов он назвал неправильно. Скажите, а в каком полицейском управлении он работал, чтобы я знала, где не стоит попадаться за превышение скорости?

Она нажала кнопку микрофона.

— У вас все в порядке?

— Так точно.

— Он работал в округе Дейд.

— Как жаль. Я всегда любила Майами. Значит, вот как вы его заполучили. Благодаря своим связям в южной Флориде, — подытожила доктор Лейн, снова нажимая кнопку.

— Не совсем так.

Глядя на голову Бэзила, выглядывающую из дальнего конца магнитной трубы, Бентон представил себе все остальное — джинсы и белую рубашку, застегнутую на все пуговицы.

В клинике заключенным не разрешалось носить тюремную одежду. Это могло повредить репутации заведения.

— Когда мы начали искать в исправительных учреждениях кандидатов для своего исследования, во Флориде решили, что он как раз то, что нам нужно. Парень им здорово докучал, и они рады были от него избавиться, — объяснил Бентон.

— Очень хорошо, мистер Дженрет, — сказала доктор Лейн в микрофон. — А сейчас доктор Уэсли войдет в камеру и даст вам мышь. Теперь вы будете смотреть на лица.

— Есть.

Обычно доктор Лейн сама входила в камеру к пациентам. Но к тем, кто проходил исследование по методу «Хищник». женщины не допускались. Да и мужской персонал больницы должен был соблюдать в камере осторожность. За ее пределами меры безопасности при собеседованиях определялись самими врачами. Войдя в камеру в сопровождении двух конвоиров, Бентон закрыл за собой дверь и включил свет. Охранники, переминавшиеся у магнита, с любопытством наблюдали, как он подключает мышь и вкладывает ее в привязанную руку Бэзила.

Преступник был довольно невзрачен — низкого роста, щуплый человечек со светлыми редеющими волосами и маленькими, близко посаженными глазками. В животном мире такие глаза имеют хищники — львы, тигры и медведи. Глаза у тех, на кого охотятся — жирафов, кроликов, голубей, — поставлены шире и находятся несколько сбоку. Периферическое зрение помогает им выжить. Бентону всегда было интересно, распространяется ли этот эволюционный феномен на людей. Но на такие исследования вряд ли кто-то даст денег.

— Вы в порядке, Бэзил? — спросил пациента Бентон.

— А что за лица мне будут показывать? — спросила голова Бэзила из трубы.

— Доктор Лейн вам все объяснит.

— У меня для вас есть сюрприз, — заявил Бэзил. — Скажу, когда закончим.

В его глазах мелькнул зловещий огонек.

— Прекрасно. Я люблю сюрпризы. Еще несколько минут, и мы закончим, — с улыбкой откликнулся Бентон. — И тогда сможем немного поболтать.

Бентон и конвоиры вышли из камеры. Доктор Лейн начала объяснять Бэзилу, что, увидев мужское лицо, он должен нажать левую клавишу мыши, а если лицо будет женское, то правую.

— Ничего не говорите, просто нажимайте клавиши, — повторила она.

Пациент должен был пройти три испытания, целью которых было отнюдь не выяснение его способности различать пол. На самом деле здесь определялось эмоциональное воздействие. Поверх мужских и женских лиц, появлявшихся на экране, накладывались изображения других лиц, которые исчезали так быстро, что глаз не успевал их различить. Однако в мозгу запечатлевался определенный образ. Мозг Дженрета видел эти лица, счастливые, сердитые или испуганные — они провоцировали возникновение соответствующих эмоций.

После каждой серии изображений доктор Лейн спрашивала пациента, какие чувства он испытывал к ним. По мнению Дженрета, мужские лица были более серьезными, чем женские. Он повторял это после каждой серии портретов. Само по себе это ничего не значило. Прежде чем делать выводы, надо проанализировать несколько тысяч нейрограмм. Без этого любые полученные здесь результаты не будут иметь никакого значения. И только потом ученые смогут увидеть, какие участки мозга были наиболее активны во время испытания. Все это делалось для того, чтобы выявить, чем мозг испытуемого отличается от мозга нормального человека, и найти какие-то скрытые отклонения, помимо той случайной кисты, которая никоим образом не определяла преступные наклонности личности.

— Вам что-нибудь бросилось в глаза? — спросил Бентон. — Спасибо вам за помощь, Сьюзен. Вы славная.

Исследовать заключенных они старались вечерами или по выходным, когда в клинике было немноголюдно.

— На первый взгляд он выглядит нормальным. Я не вижу никаких серьезных патологий. За исключением его беспрерывной болтовни. Он слишком словоохотливый, у него когда-нибудь диагностировали биполярность?

— Его история болезни приводит меня в изумление. Но биполярность у него не находили. И никогда не лечили от психических расстройств. В тюрьме он только год. Мечта, а не пациент.

— Ваш идеальный пациент плохо реагирует на внешние раздражители, он сделал массу ошибок в тесте на интерференцию. Держу пари — у него неустойчивая психика, что вполне согласуется с биполярными расстройствами. Впрочем, это станет ясно позднее.

Снова нажав на кнопку, доктор Лейн проговорила в микрофон:

— Мистер Дженрет? Испытание закончилось. Вы отлично потрудились. Сейчас доктор Уэсли освободит вас. Только прошу, когда будете подниматься, делайте это медленно, иначе у вас закружится голова. Вы все поняли?

— Как, уже? Только эти идиотские задания? А фотографии?

Взглянув на Бентона, доктор отпустила кнопку.

— Вы сказали, что мне покажут фотографии.

— Фотографии вскрытия его жертв, — объяснил Бентон доктору.

— Вы обещали фото! Вы обещали, что мне дадут мою корреспонденцию!

— Теперь ваша очередь, — сказала Лейн.


Дробовик был тяжелым и неповоротливым. Лежа на диване, Скарпетта с трудом направила дуло себе в грудь, одновременно пытаясь большим пальцем левой ноги спустить курок.

Опустив ружье, она представила, как это можно сделать после операции на запястьях. Ружье весило не меньше семи с половиной фунтов, и, когда она подняла его, оно задрожало в ее руках. Спустив ноги на пол, она сняла с правой ноги кроссовку и носок. Вообще-то толчковой у нее была левая нога, но надо было попробовать спустить курок и правой. Ведь неизвестно, как обстояло дело с ногами у Джонни Свифта. Это могло иметь некоторое значение, но вряд ли такое уж большое, особенно если он впал тогда в депрессию и был твердо настроен на самоубийство. В последнем она сильно сомневалась.

Скарпетта подумала о Марино и вновь почувствовала себя уязвленной. Он не имеет права так с ней обращаться! Это то же самое пренебрежение, что и в их первую встречу, но она была так давно. Неужели с тех пор он не изменил к ней своего отношения? Гостиная пропиталась запахом соуса для пиццы. Запах этот еще больше вывел ее из равновесия. Сердце заколотилось. Она опрокинулась на диван, пристроив ружейную ложу на спинку. Направив дуло прямо в грудь, большим пальцем правой ноги она спустила курок.

Глава 4

Бэзил Дженрет был настроен весьма благодушно. После обследования Бентон привел его в небольшой кабинет и закрыл за собой дверь. Они сели за стол друг против друга. Бэзил был спокоен и вежлив. Всплеск эмоций в магнитной камере продлился у него не больше двух минут. Когда он успокоился, доктор Лейн уже ушла. Он так и не увидел ее и вряд ли когда-нибудь увидит. Бентон этого не допустит.

— Голова не кружится? — участливо спросил он.

— Отлично себя чувствую. Классные испытания. Мне всегда нравилось тестироваться. Я знаю, что у меня все высший класс. А где фотографии? Вы же обещали.

— Мы никогда не показываем их пациентам, Бэзил.

— Я же все правильно сделал. Все по высшему разряду.

— Значит, вам понравились испытания?

— В следующий раз обязательно покажите мне фото!

— Я никогда не обещал вам этого, Бэзил. Так вы получили сейчас удовольствие?

— Здесь, наверное, нельзя курить?

— Боюсь, что нет.

— Ну и как выглядит мой мозг? Надеюсь, неплохо? Вы там что-нибудь увидели? Глядя на мозги, можно определить, умный человек или нет? Если бы вы показали мне фотографии, то могли бы сравнить их с теми картинками, которые сидят у меня в мозгу.

Сначала Дженрет говорил спокойно, потом начал частить, глаза его остекленели. Он долго распространялся насчет своего мозга, предполагая, что ученые могут расшифровать то, что там находится, а там, по его убеждению, много чего было.

— Много чего? — переспросил Бентон. — Что вы имеете в виду, Бэзил?

— Мою память. Вы можете заглянуть в нее? Посмотреть, что там хранится, покопаться в моих воспоминаниях?

— Вряд ли.

— Неправда. Держу пари, когда вы делали все эти ваши бип-бип, бэнг-бэнг и тук-тук, у вас на экране появлялись картинки. Вы просто от меня скрываете. Их было десять, и вы видели их все. Видели десять картинок, а не четыре. Вы думаете, их было четыре? На самом деле их было десять. Вы бы и сами все узнали, если бы показали мне фотографии. Потому что их как раз столько, сколько у меня в мозгу. Не четыре, а десять.

— О каких картинках вы говорите, Бэзил?

— Я вам просто мозги пудрю. — подмигнул ему Дженрет. — Где моя корреспонденция?

— Какие картинки мы могли увидеть у вас в мозгу?

— Этих глупых телок. Мне не дают мою почту.

— Вы хотите сказать, что убили десять женщин? — невозмутимо уточнил Бентон.

Бэзил улыбнулся, словно в голову ему пришла какая-то мысль.

— Теперь я могу двигать головой. Никаких намордников. А на меня наденут намордник, когда будут делать укол?

— Вам не будут делать укол, Бэзил. Это часть нашей договоренности. Вам заменили смертную казнь пожизненным заключением. Помните, мы говорили об этом?

— Потому что я сумасшедший, — с улыбкой кивнул Бэзил. — Поэтому меня сюда и упекли.

— Нет. Я объясню вам все снова, потому что для нас важно, чтобы вы все понимали правильно. Вы находитесь здесь, поскольку согласились участвовать в нашем исследовании. Губернатор Флориды разрешил перевести вас в эту клинику, но власти Массачусетса потребовали, чтобы он заменил смертный приговор на пожизненное заключение. У нас в Массачусетсе нет смертной казни.

— Я знаю, что вы хотите увидеть этих дамочек. Увидеть так, как я их помню. Они сидят у меня в башке!

Бэзил прекрасно знает, что чужие мысли и воспоминания увидеть невозможно. Он, как обычно, хитрит. Ему хочется заполучить фотографии вскрытия, чтобы дать волю своим необузданным фантазиям. Как всякий психопат с комплексом нарциссизма, он обожает внешние эффекты.

— Это и есть ваш сюрприз, Бэзил? То, что вы убили десять женщин, а не четыре, как это считалось раньше?

Бэзил покачал головой:

— Был один случай, о котором вам будет интересно узнать. В этом и заключается сюрприз. Нечто особенное, специально для вас, потому что вы так добры ко мне. Но взамен я требую мою корреспонденцию.

— Я хочу поскорее узнать, что за сюрприз вы мне приготовили.

— Женщина в рождественской лавке. Помните ее?

— Ну расскажите же о ней, — поторопил его Бентон, совершенно не представляя, о ком идет речь. Об убийстве в рождественской лавке он ничего не слышал.

— Так как насчет корреспонденции?

— Сделаю все, что смогу.

— Побожитесь!

— Обещаю.

— Точно не помню, когда это было. Дайте-ка подумать… — начал Бэзил, уставившись в потолок и подергивая лежащими на коленях руками. — Три года назад, в Лас-Оласе. Кажется, был июль. Тогда, значит, два с половиной года назад. Какой дурак будет покупать рождественскую дрянь в июле да еще в южной Флориде? Она продавала маленьких санта-клаусов и всяких там эльфов, щелкунчиков и младенцев-Христов. Я зашел туда утром, после бессонной ночи.

— Вы помните ее имя?

— Я его не знал. А может, и знал, да забыл. Вот если бы мне показали фото, это бы освежило мою память и вы бы увидели ее у меня в мозгу. Я вам лучше ее опишу. Так вот. Белая женщина, с длинными рыжими крашеными волосами. Немного полноватая. Лет тридцати пяти — сорока. Я вошел, запер дверь и показал ей нож. Потом оттрахал ее в подсобке и одним махом перерезал горло. — Бэзил резко провел рукой по горлу. — Вышло очень забавно — перед этим я включил вентилятор, чтобы стало чуть попрохладнее, и он забрызгал кровью все вокруг. Вот кому-то досталось убираться. А потом… — Бэзил опять посмотрел в потолок — он частенько так делал, когда лгал. — В тот день я был не на полицейской машине. Я приехал на двух колесах и припарковался на платной стоянке за отелем «Риверсайд».

— На мотоцикле или на велосипеде?

— На моей «хонде-шедоу». Какой может быть велосипед, когда собираешься кого-нибудь грохнуть?

— Так вы планировали каждое убийство?

— Мне показалось, что это неплохая идея.

— Вы хотели убить именно ее, или вам было все равно, кого убивать?

— Я помню, на парковке было много уток. Они бродили вокруг больших луж, потому что несколько дней шел дождь. Взрослые утки и множество маленьких утят, я всегда жалел их. Бедные утятки. Они так часто попадают под машины! Когда видишь раздавленного утеночка и его мамашу, которая ходит вокруг своего погибшего сыночка, прямо слезы наворачиваются на глаза.

— А вы, Бэзил, когда-нибудь наезжали на уток?

— Я бы никогда не смог причинить вред животному, доктор Уэсли.

— Но вы же сами говорили, что в детстве убивали птиц и кроликов.

— Это было очень давно. Мальчишеские забавы. Ну так вот. В результате я поимел всего двадцать шесть долларов и девяносто один цент. Вы должны разобраться с моей корреспонденцией.

— Вы уже говорили мне об этом, Бэзил. Сделаю все, что смогу.

— Какой облом! Всего двадцать шесть долларов и девяносто один цент.

— Из кассы?

— Так точно.

— Вы, наверное, были весь в крови.

— У нее за магазином находилась ванная. — Бэзил опять возвел взор к потолку. — Я облил труп хлоркой, чтобы уничтожить следы моей ДНК. Теперь вы мой должник, я требую свою корреспонденцию, и заберите меня из камеры для самоубийц. Я хочу в нормальную камеру, где за мной не будет ежеминутной слежки.

— Это в целях вашей же безопасности.

— Переведите меня в другую камеру, дайте мне фотографии и мою корреспонденцию, и тогда я расскажу вам еще кое-что про рождественскую лавку. Я заслужил награду.

Глаза у Бэзила совсем остекленели, он сжал кулаки и беспокойно заерзал на стуле.

Глава 5

Люси устроилась напротив входной двери — так было видно всех, кто входил и выходил из бара. Она незаметно наблюдала за посетителями. Смотрела и лихорадочно думала, хотя со стороны казалось, что она беззаботно отдыхает.

Вот уже несколько дней приходила она в «Лорейн», чтобы поговорить с барменами Бадди и Тоней. Никто из них не знал ее настоящего имени, но оба помнили Джонни Свифта, этого симпатичного доктора с нормальной сексуальной ориентацией. Бадди сказал, что он был доктором по мозгам и ему нравилось в Провинстауне. Жаль только, что парень был натуралом. А Тоня добавила, что он всегда приходил один, кроме последнего раза. В тот самый вечер она заметила, что у Джонни были шины на запястьях. На ее вопрос он ответил, что ему только что сделали не совсем удачную операцию.

Джонни и та женщина сели у барной стойки и увлеклись беседой. Женщину звали Джен, хорошенькая молодая девушка, вежливая и скромная, совсем не задавака, одета обыкновенно — в джинсы и майку. Казалось, они никого вокруг не замечали. Было видно, что Джонни познакомился с ней совсем недавно, возможно, только что, и она ему явно нравилась.

— Нравилась как женщина? — спросила Люси.

— Я бы не сказала. Скорее, у нее была какая-то проблема, и он пытался ей помочь. Он ведь был доктором.

Это было похоже на правду. Джонни действительно был великодушным и добрым.

Сидя в баре, Люси представляла, как Джонни входил и садился у стойки, может быть, даже на тот самый стул, на котором сейчас сидела она. Она представила, как он привел сюда свою новую знакомую, Джен. Джонни не имел обыкновения снимать девушек на ночь. Может, и правда, что он пытался помочь ей, дать какой-то совет. Но по какому поводу? Какая-нибудь медицинская проблема? Что-то связанное с психологией? Вся эта история с молодой застенчивой девушкой кажется довольно странной. Что-то в ней вызывало у Люси недоверие.

Может быть, у него самого были какие-то проблемы? Возможно, он был расстроен неудачной операцией на запястьях и общение с молодой красивой женщиной помогло ему забыть о своих страхах и почувствовать себя сильным и значительным?

Потягивая текилу, Люси вспоминала, что говорил ей Джонни в Сан-Франциско во время их последней встречи в сентябре.

— В природе царят жестокие законы. Там не прощают физической немощи. Никому не нужны изувеченные калеки.

— Господи, Джонни, это всего лишь операция на запястьях. Вам же не будут ампутировать руки.

— Извините. Не будем говорить обо мне.

Продолжая думать о Джонни, Люси не спускала глаз с входящих и выходящих посетителей, среди которых преобладали мужчины. Каждый раз, когда дверь открывалась, ветер задувал в нее снег.


Когда Бентон проезжал на своем «порше» мимо викторианских зданий университетского медицинского центра, в Бостоне пошел снег. В начале своей практики Скарпетта часто приглашала его в морг по ночам. И он всегда знал, что случай будет сложным.

Большинство судебных психологов никогда не бывают в моргах и не знают, как проводится вскрытие. Они даже избегают смотреть на фотографии. Психологов интересует личность преступника, а не то, что он сотворил со своей жертвой. Ведь преступника можно рассматривать в качестве пациента, а жертва — это всего лишь объект его насилия. Это наиболее распространенное объяснение, которое дают психологи и психиатры своему нежеланию смотреть на жертву. Но скорее всего у них просто не хватает мужества или желания беседовать с жертвами или, что еще хуже, они не хотят тратить время на разглядывание покалеченных трупов.

Но Бентон совсем другой. И после десяти лет работы со Скарпеттой он вряд ли уже изменится.

— Вы не имеете права работать с делом, если не хотите ничего знать о погибших, — заявила она ему пятнадцать лет назад, когда они работали над их первым совместным делом. — Если вы не желаете тратить на них время, специальный агент Уэсли, то и я не буду тратить его на вас.

— Достаточно откровенно, доктор Скарпетта. Полагаюсь на ваше решение.

— Тогда пойдемте со мной.

Так он первый раз попал в морг и до сих пор еще помнит, как громко щелкнула ручка входной двери и на него пахнуло холодным смрадом. Этот запах не спутаешь ни с чем. Тяжелое, омерзительное зловоние разлагающихся тканей, которое висит в воздухе, словно удушающий туман, поднимающийся над мертвечиной.

Бентон прокручивал в мозгу свой последний разговор с Бэзилом, анализируя каждое его слово и вспоминая выражение его лица и подергивание мускулов. Убийцы могут обещать все, что угодно. Они манипулируют окружающими, чтобы получить желаемое. Обещают показать, где находятся жертвы, берут на себя нераскрытые преступления, описывают детали и свое психологическое состояние, предлагают мотивации своих поступков. В большинстве случаев это не соответствует действительности. Но кое-что из сказанного Бэзилом показалось Бентону похожим на правду.

Он позвонил Скарпетте по сотовому. Она не отвечала. Через несколько минут он попробовал снова, но телефон по-прежнему молчал. Бентон оставил сообщение: «Срочно позвони мне».


Дверь в бар снова открылась, пропуская внутрь женщину и хлопья снега.

На ней было длинное черное пальто с капюшоном, который она сразу же скинула с головы, открыв розовое личико и сияющие глаза. Остановившись у двери, она стала отряхивать снег с пальто. Очень хорошенькая — длинные русые волосы, темные глаза, безупречная фигура, которую она не прочь была продемонстрировать. Люси смотрела, как она скользит между столиками. Длинное черное пальто, полощущееся вокруг темных сапог, делало ее похожей на некоего сексуального пилигрима или соблазнительную ведьму. Девушка направилась прямо к бару. Здесь было много свободных стульев. Выбрав стул подле Люси, она подобрала пальто и молча взобралась на него.

Люси пила текилу и смотрела на экран телевизора, делая вид, что ее интересует последний любовный роман скандальной знаменитости. Бадди молча подал женщине полный бокал, словно давно знал, что она пьет.

— Можно повторить? — через несколько минут попросила Люси.

— Одну минуточку.

Женщина в черном пальто заинтересовалась бутылкой текилы, которую Бадди снял с полки. Она пристально смотрела на янтарную струю, лившуюся в коньячную рюмку. Люси медленно покрутила рюмку, с наслаждением вдыхая запах текилы.

— От этой штуки у тебя адски разболится голова, — сказала женщина в черном. Ее хрипловатый соблазнительный голос таил в себе массу обещаний.

— Она гораздо чище, чем виски. — отозвалась Люси. — Сто лет не слышала слова «адский». Сейчас все говорят «чертов».

— Самая жуткая головная боль у меня была от текилы с лимонным соком, — заявила женщина, пригубив розовый «Космополитен», который в бокале для шампанского выглядел довольно устрашающе. — А в ад я не верю.

— Придется поверить, если будешь пить эту дрянь, — ответила Люси.

Взглянув в зеркало за баром, она увидела, что входная дверь открылась опять, впустив в «Лорейн» целый вихрь снежинок. Свист ветра показался ей похожим на шуршание шелковых чулок, болтающихся на бельевой веревке, хотя она никогда не видела, чтобы кто-нибудь сушил там шелковые чулки, и понятия не имела, какой звук они издают на ветру. Люси покосилась на черные чулки своей соседки. Высокий барный стул и короткая юбка с разрезом могут образовать довольно опасное сочетание, если только женщина не находится в баре, где мужчины интересуются исключительно себе подобными, а в Провинстауне таких заведений хоть отбавляй.

— Еще один «Космо», Стиви? — спросил Бадди.

Теперь Люси знала ее имя.

— Нет, — ответила она за соседку. — Пусть Стиви попробует мою водичку.

— Почему бы и нет? — ответила Стиви. — Мне кажется, я тебя видела в «Пайд энд виксен». И лихо же ты там отплясывала!

— Я не танцую.

— И все-таки я тебя видела. Мимо тебя не пройдешь.

— Ты часто здесь бываешь? — спросила Люси, хотя раньше она никогда не видела Стиви — ни в «Пайд энд виксен». ни в любом другом клубе Провинса.

Стиви внимательно проследила, как Бадди наливает им текилу. Оставив бутылку на стойке, он отошел к другому клиенту.

— Я здесь в первый раз. — ответила Стиви. — Сделала себе подарок на День святого Валентина. Недельку в Провинсе.

— В разгар зимы?

— Насколько я знаю. День святого Валентина всегда зимой. И это мой любимый праздник.

— Это не праздник. На этой неделе я бывала здесь каждый день, но тебя не видела.

— А ты кто? Полицейский агент? — улыбнулась Стиви, пристально посмотрев на Люси.

Взгляд произвел эффект.

«Нет, — подумала Люси. — Больше никогда».

— А может, я приходила сюда в другое время. Не все же такие полуночники, как ты, — заметила Стиви.

Она потянулась за бутылкой и как бы невзначай коснулась руки Люси. Та почувствовала, что ее начинает затягивать.

— «Куэрво», — прочитала Стиви название на этикетке. — А что в ней такого особенного?

— Откуда ты знаешь, когда я здесь появляюсь? — спросила Люси, пытаясь подавить в себе неожиданно возникшее чувство.

— Догадалась. Ты похожа на позднюю пташку. — объяснила Стиви. — У тебя свои волосы такие рыжие? Даже не рыжие, а коричневато-красные. Так не покрасишь. Но ты не всегда носила их длинными, как сейчас.

— Ты что, экстрасенс?

Люси поняла, что бороться бесполезно. Слишком велик соблазн.

— Просто догадалась, — манящим голосом повторила Стиви. — Ты мне так и не ответила. Что такого особенного в «Куэрво»?

— «Куэрво резерва де ла фамилиа». У нее необычный вкус.

— Звучит впечатляюще. Похоже, у меня сегодня сплошные премьеры, — улыбнулась Стиви, погладив Люси по руке. — Впервые в Провинсе, первый раз в жизни пью текилу по тридцать долларов за порцию.

Люси удивилась, что Стиви знает цену. Для человека, никогда не пившего текилы, она была на редкость осведомлена.

— Пожалуй, выпью еще, — сказала Стиви, подзывая Бадди. — И ты тоже не отставай. Составь мне компанию.

Бадди с улыбкой налил ей стаканчик. За ним последовали еще два, после чего Стиви прошептала Люси на ухо:

— У тебя есть?

— Что именно? — спросила Люси, окончательно поддавшись нахлынувшему чувству.

Под действием текилы оно разгорелось как пожар, который уже не погасить до утра.

— Сама знаешь что, — тихо сказала Стиви, прижавшись грудью к плечу Люси. — Покурить. Но только что-нибудь стоящее.

— Почему ты думаешь, что у меня есть?

— Догадалась.

— Из тебя бы вышла отличная гадалка.

— С этим не проблема. Я видела, как ты покупала.

Прошлой ночью Люси действительно прикупила кое-что в «Виксене», том самом клубе, где она никогда не танцевала. Но она что-то не помнила, чтобы там была Стиви. Народу в клубе было мало, как, впрочем, и всегда в это время года. Люси обязательно бы заметила Стиви. Она не пропустила бы ее и в толпе, и на многолюдной улице.

— Так это ты у нас полицейский агент, — заметила она.

— Ты не представляешь, как это здорово, — прошептала Стиви своим обольстительным голосом. — Где ты живешь?

— Здесь, неподалеку, — ответила Люси.

Глава 6

Центры судебно-медицинской экспертизы обычно располагаются в наименее красивой части города, где-нибудь по соседству с медицинской школой. Здесь комплекс зданий из кирпича и бетона размещался между транспортной магистралью и исправительным учреждением округа Суффолк. Нескончаемый шум машин и полное отсутствие того, что принято называть «видок из окна». Этого здесь просто не было.

Припарковавшись у служебного входа, Бентон заметил на стоянке только две машины. Темно-синяя «краун-виктория» принадлежала детективу Трашу. На внедорожнике «хонде», вероятно, приехал судебно-медицинский эксперт, который вряд ли был в восторге, что Траш притащил его сюда в такой поздний час. Не спуская глаз с пустой парковки, что было продиктовано соображениями безопасности, Бентон позвонил в дверь. Ему открыл Траш.

— До чего же здесь неприятно ночью, — сказал он, впуская Бентона.

— Днем немногим лучше, — пожал плечами тот.

— Я рад вас видеть. Как вы решились ехать на нем по такой погоде? Вы что, сумасшедший? — спросил он, указывая на черный «порше» на стоянке.

— Он полноприводный, и потом, когда я выезжал утром, снега еще не было.

— Психологи, с которыми мне приходилось работать, никогда никуда не выезжали — ни в снег, ни в дождь, ни в солнечную погоду, — заметил Траш. — И наши смежники тоже. Большинство агентов ФБР никогда не видели трупов.

— Кроме тех, что у них в конторе.

— Это уж точно. Но и у нас в полицейском управлении их хватает.

Пока они шли по коридору, Траш успел вручить Бентону конверт.

— Я все для вас собрал на диске. Место преступления, фотографии вскрытия, протоколы. Все здесь. Похоже, нас завалит снегом.

Бентон снова подумал о Скарпетте. Завтра день святого Валентина, и они собирались провести этот вечер вместе. Романтический ужин где-нибудь в порту. Она собиралась остаться на выходные. Они не виделись почти месяц. Но в такую погоду она вряд ли сюда доберется.

— По прогнозу ожидается небольшой снег с дождем, — сказал он.

— На нас движется ураган. Надеюсь, кроме этой спортивной штучки за миллион долларов, у вас есть и другая тачка.

Крупнотелый коренастый Траш всю жизнь прожил в Массачусетсе и говорил как его уроженец, то есть буква «р» у него начисто отсутствовала. Ему было уже за пятьдесят, он носил короткую военную стрижку и мятый костюм цвета земли. После тяжелого трудового дня детектив выглядел усталым. Они с Бентоном пошли по ярко освещенному коридору. Пахло освежителем воздуха, кругом была безупречная чистота — ни соринки. По обе стороны от них располагались камеры, где под замком находились тела и улики. Чтобы туда войти, требовался электронный пропуск. Здесь было даже кресло-каталка — Бентон никак не мог понять, зачем она в морге — и мощный сканирующий электронный микроскоп, каких он никогда не видел в подобных заведениях. Но вот с персоналом дело обстояло значительно хуже.

Кадров хронически не хватало — опытных судмедэкспертов и других специалистов отпугивала низкая зарплата. Да к тому же реальные и мнимые ошибки и оплошности в их работе всегда вызывали ожесточенную полемику и проблемы во взаимоотношениях с общественностью, что отнюдь не облегчало жизнь тем, кто работает с мертвецами. Журналистов и посторонних сюда не впускали. Повсюду витал дух враждебности и недоверия. Бентон предпочитал приезжать сюда ночью. Любые визиты во время рабочего дня воспринимались с плохо скрываемым раздражением.

Они с Трашем остановились у закрытой двери прозекторской, которая использовалась для самых сложных или биологически опасных случаев. У Бентона зазвонил сотовый. Взглянув на дисплей, он увидел надпись «Абонент неизвестен». Скарпетта!

— Привет! Надеюсь, ты проводишь вечер лучше, чем я.

— Вообще-то я в морге. — Он повернулся к Трашу: — Одну минуточку!

— Тогда твой вечер вряд ли можно назвать приятным, — вздохнула Скарпетта.

— Я тебе перезвоню. Попозже. У меня к тебе вопрос. Ты что-нибудь слышала о том, что произошло в рождественской лавке в Лас-Оласе два с половиной года назад?

— Ты, конечно, имеешь в виду убийство?

— Именно.

— Сразу не скажу. Может быть. Люси что-нибудь отыщет. Я слышала, у вас там идет снег?

— Я тебя все равно привезу, даже если мне придется брать напрокат оленью упряжку.

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже.

Закончив разговор, Бентон взглянул на Траша:

— А с кем мы будем работать?

— Доктор Лонсдейл согласился помочь мне. Он тебе понравится. Но вскрытие проводил не он. Этим занималась она.

Она здесь главная фигура. Она смогла достигнуть всего, чего достигла, потому что она — это она.

— А по мне, так женщин вообще нельзя допускать к этому делу, — заявил Траш. — Разве это женское занятие?

— Среди них есть хорошие специалисты, — возразил Бентон. — Очень хорошие. Ведь не все делают карьеру благодаря своему полу. В данном случае все как раз наоборот.

Траш не был знаком со Скарпеттой. Бентон никогда не упоминал ее имени, даже в присутствии тех, кого хорошо знал.

— Женщины просто не должны копаться в этом дерьме, — упрямо повторил Траш.


Ночной воздух был пронизывающе холодным и белым, как молоко. Снег клубился в свете фонарей, разгоняя своей белизной темноту. Все вокруг сверкало и казалось нереальным. Люси со своей новой подружкой шла по пустынной улице к коттеджу, в который она переехала несколько дней назад, после того как Марино позвонил какой-то таинственный Свин.

Люси затопила камин, и они со Стиви сели перед ним на одеяла и закурили косячок из очень хорошей травки, привезенной из Британской Колумбии. Они передавали его друг дружке, разговаривали и смеялись, а потом Стиви захотела еще.

— Ну только один, — упрашивала она Люси, пока та ее раздевала.

— Вот это здорово! — На стройном теле Стиви Люси увидела красные отпечатки рук. Они напоминали татуировку.

Их было четыре. Два на груди, словно кто-то пытался облапить ее, и два на внутренней стороне бедер, словно кто-то пытался раздвинуть ей ноги. Отпечатки были только в тех местах, куда Стиви могла дотянуться. На спине их не было. Люси неотрывно смотрела на обнаженное тело Стиви. Потом дотронулась до одного из отпечатков — положила на него руку, одновременно лаская Стиви грудь.

— Проверяю, поместится ли моя рука, — объяснила она. — Татуировка ненастоящая?

— А ты почему не раздеваешься?

Люси начинает любовную игру, не снимая одежды. Несколько часов она делает со Стиви все, что хочет, и та не перечит ей ни в чем. Никто еще не отзывался на ласки Люси с такой готовностью. Мягкие округлости нежного тела ничуть не вредят его стройности, о ней Люси может только мечтать. Когда Стиви попыталась ее раздеть, Люси отчаянно этому воспротивилась. Утомившись, Стиви затихла и Люси отнесла ее в постель. Там она и заснула, но Люси долго лежала без сна, прислушиваясь к жутковатому завыванию ветра и пытаясь определить, что же в действительности напоминает этот звук. В конце концов она решила, что на шуршание шелковых чулок он не похож. Скорее такие звуки могло бы издавать несчастное страдающее существо.

Глава 7

Небольшая прозекторская с плиточным полом была оборудована всем необходимым: секционный стол, цифровые весы, шкаф для вещественных доказательств, анатомические скальпели, пилы, лотки подле вмонтированной в стену раковины, передвижной столик. Дверь стенного холодильника была чуть приоткрыта.

— Вам нужно еще что-нибудь? — спросил Траш, вручая Бентону синие нитриловые перчатки. — Может, бахилы, маску?

— Нет, спасибо, — ответил Бентон, глядя, как доктор Лонсдейл выкатывает из холодильника тележку. На тележке лежал труп, упакованный в мешок.

— Нам надо поторопиться, — сказал доктор, подкатывая тележку к раковине. — Моя жена уже клянет меня почем зря. У нее сегодня день рождения.

Он потянул бегунок молнии на мешке. На черных, коротко остриженных волосах жертвы все еще были видны частицы мозга и других тканей. От лица практически ничего не осталось. Такое впечатление, что в голове у нее взорвалась бомба, что в общем-то недалеко от истины.

— Выстрел в рот, — энергично начал доктор Лонсдейл, с трудом скрывая нетерпение. — Множественные переломы черепа, повреждение мозговых тканей, что обычно ассоциируется с самоубийством, однако больше ничто на него не указывает. У меня такое впечатление, что во время выстрела ее голова была сильно запрокинута назад. Это объясняет, почему ей практически снесло все лицо и выбило зубы. Тоже нередко встречается при самоубийствах. — Включив увеличительную лампу, доктор придвинул ее вплотную к голове. — Рот можно не открывать, все равно от лица ничего не осталось, — заметил он. — Бог к нам милостив.

Склонившись над телом, Бентон почувствовал сладковатый гнилостный запах разлагающейся крови.

— Язык и нёбо в саже, — продолжал доктор Лонсдейл. — Поверхностные повреждения языка, кожи около рта и носогубной складки, вызванные ударной волной. Не слишком красивый способ расстаться с жизнью.

Он до конца расстегнул молнию на мешке.

— Самое лучшее оставил напоследок, — пробурчал Траш. — Как вам это нравится? Мне лично это напоминает Неистового Коня.

— Вы имеете в виду индейского вождя? — уточнил доктор Лонсдейл, открывая стеклянный флакон с прозрачной жидкостью.

— Да. Это ведь он украшал красными отпечатками рук круп своей лошади?…

Тело женщины тоже было разрисовано отпечатками рук — они были видны на груди, животе и внутренней части бедер. Бентон подвинул лампу ближе.

Доктор Лонсдейл потер край отпечатка.

— Он растворяется в изопропиловом спирте и не растворяется в воде. Скорее всего это одно из тех веществ, которые используются для временной татуировки. Какая-то краска. Возможно, просто маркер.

— Насколько я понимаю, раньше вам такого не попадалось, — высказал предположение Бентон.

— Никогда.

Загадочные отпечатки были прорисованы столь четко, словно их делали по трафарету. Бентон внимательно рассмотрел кожу в надежде обнаружить следы от кисти или какого-то иного инструмента, которые объяснили бы, каким образом краска или тушь наносились на тело. Судя по яркости краски, нательная живопись была недавнего происхождения.

— Мне кажется, ее разрисовали раньше. И со смертью это никак не связано, — добавил доктор Лонсдейл.

— И я так думаю, — согласился Траш. — Здесь у нас много всякой чертовщины.

— Интересно, как скоро выцветают такие рисунки? — поинтересовался Бентон. — Вы их измеряли? Это ее рука?

— На мой взгляд, нет, не ее. — Траш вытянул вперед свою руку.

— А на спине отпечатки есть? — спросил Бентон.

— Два на ягодицах и один между лопаток, — ответил доктор Лонсдейл. — По величине они скорее соответствуют мужской руке.

— Точно, — согласился Траш.

Доктор Лонсдейл повернул тело на бок, чтобы Бентон мог рассмотреть отпечатки на спине.

— Похоже, здесь у нее ссадина, — произнес Бентон, заметив, что отпечаток между лопатками выглядит каким-то нечетким. — И воспаление.

— Я не вдавался в подробности, — заметил доктор Лонсдейл. — Это не мой случай.

— Выглядит так, словно рисунок нанесли на поврежденную кожу. А это что за рубцы?

— Возможно, какая-то локализованная опухоль. Станет ясно после гистологии. Это ведь не мой случай, — еще раз напомнил Бентону доктор. — Я не участвовал во вскрытии и только мельком осмотрел ее. Но читал протокол вскрытия.

Брать на себя ответственность за чужую небрежность или некомпетентность он не собирался.

— Как давно она умерла? — спросил Бентон.

— При низких температурах окоченение идет медленнее.

— Она уже окоченела, когда ее нашли?

— Нет. Когда ее сюда привезли, температура тела была тридцать восемь градусов по Фаренгейту[1]. Я не был на месте преступления и подробностей не знаю.

— В десять утра был двадцать один градус[2], — сообщил Траш. - На диске, который я вам дал, указаны все погодные условия.

— Значит, протокол вскрытия уже составлен, — проговорил Бентон.

— Он на том же диске.

— Какие имеются следы?

— Частицы почвы, волокна и мусор, прилипшие к крови, — ответил Траш. — Я прослежу, чтобы их как можно скорее исследовали в лаборатории.

— А что за гильзу вы там нашли? — спросил его Бентон.

— Она была у нее в заднем проходе. Снаружи ничего не было видно, только рентген показал. Дьявольские штучки. Когда мне показали снимок, я решил, что гильза лежит под ней. Мне и в голову не могло прийти, что она внутри.

— А что за гильза?

— От двенадцатикалиберного патрона к «ремингтон экспресс магнум».

— Если это самоубийство, то гильзу себе в зад засунула уж точно не она, — сказал Бентон. — Вы через NIBIN[3] ее пропускали?

— Уже в работе. Боек оставил на гильзе четкий след. Может, нам повезет. ...



Все права на текст принадлежат автору: Патриция Корнуэлл.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
ХищникПатриция Корнуэлл