Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Купить эту книгу в ЛитРесБасни Эзопа
Жизнеописание Эзопа. Книга о Ксанфе-философе и Эзопе, его рабе, или похождения Эзопа
I
(1) Эзоп-баснописец, величайший благодетель человечества, по доле своей был раб, а по роду своему — фригиец из самой Фригии. С виду он был урод уродом: для работы негож, брюхо вспученное, голова что котел, курносый, грязный, кожа темная, увечный, косноязычный, руки короткие, на спине горб, губы толстые — такое чудовище, что и встретиться страшно. А еще того хуже — был он немой и совсем не мог разговаривать. (2) Увидел хозяин Эзопа, что раб у него вовсе бессловесный и для службы в городе негодный, и послал он его к себе в имение землю копать. И вот однажды приехал хозяин в это имение, и один мужик поднес там ему замечательные фиги, которых сам набрал; поднес и говорит: — Вот тебе, хозяин, начатки от плодов твоего урожая. Хозяину фиги понравились. — Клянусь жизнью, — говорит он, — славные фиги! — И приказывает рабу: — Агафопод, возьми-ка эти фиги и спрячь для меня, а как я помоюсь да пообедаю, ты мне их подашь. А случилось, что как раз в это время Эзоп бросил свою работу и пришел туда перекусить, как обычно. Взял Агафопод фиги да с голоду и съел парочку: ему очень хотелось съесть и остальные, но он боялся. Увидел другой раб, как он мучится, и говорит товарищу: — А я знаю, приятель, что у тебя на уме: ты хочешь съесть эти фиги. — Клянусь Зевсом, верно, — отвечает тот, — но как ты угадал? А тот говорит: — У тебя такой вид, что невелик труд понять, чего тебе хочется. Так послушай-ка, я тебе скажу, как нам можно будет взять и съесть их вдвоем. Агафопод говорит: — Ничего хорошего не выйдет: как прикажет хозяин принести ему фиги да как придем мы с пустыми руками, что тогда будет? А приятель говорит: — А ты скажи, что это Эзоп увидел ненароком в кладовке дверь открытой, забрался туда и сожрал все фиги. Эзоп говорить не умеет, вот ему и будет трепка, а ты себе наешься вволю. С такими словами подсели они к фигам и принялись за них, а потом сказали: — Ну, Эзопу теперь крышка! знать, и впрямь ни на что он больше не годится, кроме как для порки. Давай же теперь договоримся раз и навсегда: как у нас что-нибудь разобьется, разольется или пропадет, мы скажем: "Это наделал Эзоп" — и выйдем из воды сухими. — Так они и умяли все фиги дочиста. (3) Между тем пришел назначенный час, хозяин вымылся, пообедал, и захотелсь ему фиг; вот потребовал он угощения и говорит: — Агафопод, давай сюда фиги! А как увидел, что его обманули, да как узнал, что это Эзоп сожрал фиги, рассердился и приказал: — Позвать сюда Эзопа! Позвали Эзопа, пришел он, и хозяин ему говорит: — Мерзавец, видно, ты меня ни в грош не ставишь, коли залезаешь в мою кладовку и жрешь там мои фиги. Услышал это Эзоп: говорить он не мог по своему косноязычию, но увидел он перед собой своих обвинителей, понял, что будет ему трепка, и бросился хозяину в ноги, как бы умоляя чуточку подождать. Тот уступил. Тогда схватил Эзоп ковшик, приметив его поблизости, и знаками попросил горячей воды; принесли лохань, он поставил ее перед собою, выпил воду, а потом запустил пальцы в глотку и выблевал всю воду, которую выпил, а больше ничего, потому что ничего он и не ел. Так он спасся через свою догадливость. А затем потребовал он, чтобы и другие рабы сделали то же самое, — тогда сразу станет ясно, кто съел фиги. Понравился хозяину такой способ, и он велел двум другим рабам тоже выпить воду и выблевать ее. Говорят рабы друг другу: — Что делать, Герма? Давай выпьем, только пальцы запустим не в горло, а за щеку. Но фиги у них в животе уже вызвали желчь, и как только выпили они горячей воды, фиги всплыли, а едва они вынули пальцы изо рта, фиги сами выскочили наружу. Тут сказал хозяин: — Так вот как оболгали вы того, кто и защититься не может? А ну, раздеть их! И когда их выпороли, то запомнили они на всю жизнь: кто другому роет яму, тот сам первый в нее попадет. (4) Так поплатились они за то, что хотели сделать зло бессловесному человеку.II
<На другой день хозяин уехал> в город. А Эзоп копал и копал землю в поле. И вот случилось, что одна жрица богини Исиды заблудилась, сбилась с большой дороги и очутилась на том самом поле, где работал Эзоп. Смотрит она — надсаживается человек над работой, а о ее беде ничего не знает, и сказала: — Добрый человек, коль есть в тебе сострадание к смертным — покажи мне дорогу в город, а то я заблудилась. Обернулся Эзоп и увидел женщину в платье богини; и как был он человек богобоязненный, то бросился к ее ногам и знаками принялся спрашивать: "Отчего покинула ты большую дорогу и пришла к нам в усадьбу?" Догадалась женщина, что слышать он слышит, а говорить не говорит, и сперва знаками, а потом и словами стала ему объяснять: — Ты видишь, я — жрица; этих мест я не знаю; поэтому, прошу тебя, покажи мне дорогу, ведь я заблудилась. Тут Эзоп схватил свой заступ, взял женщину за руку, отвел ее под деревья, положил перед нею из своей сумы хлеб и маслины, сорвал и поднес ей диких овощей, заставил ее поесть, и она поела. Потом он отвел ее к роднику и показал ей воду, чтобы она могла напиться. Поев и попив, помолилась она богам за Эзопа, а потом опять знаками попросила его оказать ей последнюю услугу и вывести ее на дорогу. Тогда он вывел ее на большую проезжую дорогу, показал, куда идти, и вернулся опять к своей работе. (5) Так выбралась жрица Исида на правильную дорогу. И в благодарность за Эзопову доброту воздела она руки к небу и воскликнула: — О венец Вселенной, Исида многоименная, будь милостива к этому труженику, столь страждущему и столь благочестивому: ибо не меня он почитал, а твой, владычица, облик. И если не угодно тебе осчастливить жизнь его теми многими дарами, каких лишили его остальные боги, то пожалуй ему хотя бы один только дар речи: ибо не ты ли властна скрытое тьмою выводить к свету? Так молилась жрица, и услышала ее владычица Исида, потому что быстро достигает божественного слуха слово благочестия. (6) А Эзоп тем временем почувствовал, что жара стоит уже сильная, и подумал так: "Надсмотрщик дает мне на отдых два часа; посплю-ка я эти два часа теперь, чтобы переждать жару". Он выбрал себе близ поля хорошее местечко: зеленое, укромное, тенистое, под сенью деревьев; среди свежей травки там цвели пестрые цветочки, а по опушке леса извивался ручеек. Тут Эзоп опустился на траву, бросил наземь свой заступ, подложил под голову суму и овчину и заснул. Ручеек журчал, зефир ласково веял, зеленая листва трепетала и дышала ароматом цветущего леса, сладостным и свежим. На ветвях стрекотали цикады и щебетали птицы, разные и многообразные; пел звонкий соловей, и ветви олив сочувственно вторили его песне, а стройная сосна под дыханием ветра скрипела, подобно крику черного дрозда. Все эти голоса, сплетаясь, повторялись в откликах переменчивого эха и сливались в сладкозвучный шум, услаждавший душу и навевавший Эзопу спокойный сон. (7) Вот тогда-то владычица Исида, в сопровождении всех девяти Муз, явилась и вещала: — Посмотрите, дочери мои, на этого человека: видом он безобразен, но благочестие его неуязвимо для хулы. Это он вывел на дорогу мою заблудившуюся прислужницу, и я пришла сюда с вами, чтобы вознаградить его. Я дарую ему голос, а вы подарите достойные этого голоса речи. Так сказала она, а потом сняла с его языка все наросты, которые мешали ему говорить, и затем сама вложила в него голос, а Муз побудила наградить его дарами, приличествующими каждой из них. И они наделили его уменьем находить слова и слагать басни на греческом языке. А затем богиня вознесла к небу мольбу, чтобы Эзоп снискал себе славу, и удалилась своим путем, а Музы, оставив каждая свой дар, поднялись на свой Геликон. (8) Между тем Эзоп поспал, сколько ему хотелось, а потом проснулся и молвил: — Крепко же я спал! И тут он расхохотался и стал называть своими именами все, что было перед ним, — заступ, сумку, овчину, мешок, быка, осла, овцу, — а потом вскричал: — Я говорю! клянусь Музами, я говорю! Но отчего же я заговорил? Отчего? Ах, я понял! Не иначе, это за ту благочествую услугу мою жрице Исиды! Стало быть, какая же это распрекрасная вещь — благочестие! Ну, значит, сами боги подают мне добрую надежду.III
(9) Весело схватил он заступ и опять принялся копать. А в это время староста именья обходил своих работников и как раз одного из них на глазах у Эзопа хватил палкой. Этого Эзоп не мог стерпеть и сказал: — Приятель, ведь этот человек ничего тебе не сделал, что ж ты его так обижаешь, да еще и бьешь без стыда и жалости? А ведь сам ты с ними всегда что хочешь, то и делаешь, и никто тебя за это не бьет! "Что такое? — подумал Зенас. — Эзоп разговаривает! И мало того, что разговаривает: клянусь богами, он еще и перечит мне, когда я с ним говорю и ему приказываю! Ну, видно, придется мне взвести на него какую-нибудь вину, не то не быть мне в старостах, — ведь еще когда он был немой, то делал мне знаки, словно говорил: "Вот ужо придет хозяин, и не быть тебе старостой: я-де и знаками на тебя донесу!" Если он и знаками донес бы, то словами и подавно своего добьется. Стало быть, надо мне опередить его". (10) Вот вскочил староста на коня и во весь опор пустился в город. Подскакал к хозяйскому дому, спрыгнул с коня, повод привязал к кольцу у дверей и бросился в дом. Отыскал хозяина и кричит ему: — Хозяин!.. — Что ты переполошился, Зенас? — спрашивает хозяин. — Диковенное чудо случилось у тебя в именье! — Что? — спрашивает хозяин, — на дереве, что ли, плод не по времени вырос? или скотина человечьим детенышем объягнилась? — Нет, хозяин, — говорит Зенас. — Что же у тебя за чудо? — спрашивает хозяин. — Выкладывай мне всю правду. Начинает Зенас объяснять: — Эзоп, этот бездельник, которого ты в поле послал землю копать, тот, со вспученным брюхом... — Что? родил кого-нибудь? — спрашивает хозяин. — Ничего подобного, — говорит Зенас, — только был он немой, а теперь заговорил. А хозяин на это: — Так чего же ты от меня хочешь? По-твоему, это чудо? — Еще бы! — говорит Зенас. — С какой стати? — спрашивает хозяин. — Допустим, боги разгневались на человека и отняли у него голос на время, а потом смилостивились и вернули ему голос: разве не так дело было? И ты думаешь, это чудо? — Конечно, хозяин, — говорит Зенас. — Потому что едва он раскрыл рот, как начал говорить самые немыслимые вещи: и меня честит нещадно, и тебя, да так, что сил нет слушать. (11) Это уже хозяина встревожило; говорит он Зенасу: — Тогда ступай, продай его. А Зенас в ответ: — Шутишь, хозяин! Ты что, не знаешь, какой он урод? Да кто же себе купит этакую обезьяну заместо человека? — Все равно, — говорит хозяин, — тогда отдай его даром; а не захочет никто брать — запори его насмерть. Так получил Зенас полную власть над Эзопом. Влез он опять на коня и отправился обратно в именье. Едет и думает: "Вот теперь Эзоп у меня в полной власти: хочу — продам, хочу — подарю, хочу — убью. Но с какой стати убивать его, коли он мне ничего не сделал? Лучше продам его!" Вот какую пользу принесли Эзопу дары богов.IV
(12) Как раз в это время один работорговец ехал верхом их деревни в город. Чтобы не изматывать своих рабов тяжелым грузом, он хотел принанять в деревне скотину, но ничего не нашел и возвращался в город. Зенас его знал; вот встретились они, и Зенас с ним поздоровался: — Торговцу Офелиону привет! — Старосте Зенасу привет! — отвечает тот. — А нельзя ли у тебя, Зенас, какой-нибудь скотины нанять или купить? — Нет, клянусь Зевсом, — говорит Зенас, — а вот есть у меня по дешевке раб-мужчина, коли желаешь. А работорговец, который только этим и промышлял, говорит: — И ты еще спрашиваешь, желаю ли я раба по дешевке, — я, работорговец? — Ну, так идем со мной в соседнее именье, — говорит Зенас. (13) Привел его Зенас в поле и говорит рабам: — Сбегайте кто-нибудь и кликните с работ сюда Эзопа. Побежал один раб, отыскал Эзопа с заступом в руках и кричит: — Эзоп, бросай заступ, иди за мной, хозяин зовет! А Эзоп говорит: — Какой хозяин? Настояший или только управляющий? Коли это не хозяин, а управляющий, — говори ясней и не путай: ведь и он такой же подъяремный раб, как и мы. "Вот те на! — подумал раб, — и что это с ним приключилось? Едва говорить научился, а уже ко всему придирается". Бросил Эзоп свой заступ и говорит: — До чего же это тяжко — быть рабом у раба! Сами боги этого не любят. "Эзоп, прибери в столовой! Эзоп, истопи баню! Эзоп, принеси воды! Эзоп, покорми скотину!" Все, что ни есть грязного, низкого, мерзкого, рабского, все валят на Эзопа. Но зато теперь по божьей милости я могу говорить; и уж как приедет хозяин, я ему выложу все как есть, и не быть тогда этому молодцу старостой! Ну, а покуда приходится делать, что велят. Идем, товарищ! Вот пришли они, и раб говорит: — Добрый господин, вот Эзоп. А Зенас говорит: — Эй, друг-торговец, посмотри-ка на него! (14) Повернулся торговец, посмотрел на Эзопа, увидел, что это за отродье, и говорит: — Ну, когда карлики будут воевать с журавлями, этот будет у них трубачом. Да что же это такое: человек или репа? Кабы он еще не говорил, я решил бы, что это котел на ножках, мешок со снедью, яйцо из-под гусыни! Ну, Зенас, я на тебя в обиде. Я давно бы уж мог быть дома, а ты у меня только время отнимаешь, и продавал бы хоть что-то путное, а не это отребье. Так сказал он и пошел прочь. (15) Но Эзоп ухватил его за край плаща и сказал: — Послушай-ка! — Пусти, — говорит торговец, — и чтоб тебе не видать ничего хорошего! Какого черта ты меня задерживаешь? А Эзоп говорит: — Скажи, зачем ты сюда пришел? — За тобой, — говорит работорговец, — чтобы купить тебя. — Почему же, — спрашивает Эзоп, — ты не купил меня? — Не твое дело, — говорит торговец, — не хочу я тебя покупать. А Эзоп ему: — Купи меня, хозяин: клянусь Исидой, от меня будет много пользы! — Какая же это будет от тебя польза, — спрашивает торговец, — коли я сдуру передумаю и куплю тебя? — Скажи, — говорит Эзоп, — разве нет среди твоих рабов таких мальчишек, которые ничего еще не умеют, а только просят есть? Говорит работорговец: — Есть. — Так вот, — говорит Эзоп, — купи меня и приставь к ним дядькой. Как увидят они этакую мою рожу, так сразу испугаются и перестанут безобразничать. — Неплохо придумано, — говорит работорговец, — клянусь твоей мерзкой рожей! — И спрашивает Зенаса: — Сколько ты хочешь за эту образину? — Три обола, — говорит Зенас. — Шутки в сторону, — говорит торговец, — сколько? — А сколько хочешь, столько и дай, — говорит Зенас. Заплатил работорговец самую малость и купил Эзопа.V
(16) Привез он Эзопа в город и привел к своим рабам. Было там двое мальчиков, которых кормила мать; как увидели они Эзопа, тут же заревели и уткнулись в мать. — Видишь, — говорит Эзоп работорговцу, — я тебе правду сказал: теперь у тебя для непослушных детей есть готовое пугало. Рассмеялся работорговец и говорит: — Вон там в столовой сидят твои товарищи — рабы: ступай, поздоровайся с ними. Вошел Эзоп и видит: сидят молодцы один другого краше, все на подбор, не то Дионисы, не то Аполлоны. Здоровается: — Привет, — говорит, — товарищи по неволе! Те зашумели все разом. А Эзоп говорит: — Я тоже, товарищи мои, такой же раб, как и вы, хотя ни к чему и не пригоден. А рабы меж собою толкуют. — Клянусь Немезидой, — говорит один, — и что это взбрело хозяину купить такое страшилище? — А знаешь, — говорит другой, — зачем его купили? — Зачем? — От дурного глаза, чтоб никто не сглазил нашу компанию! (17) Тут входит к рабам работорговец и говорит: — Ну, рабы, пришло ваше рабское счастье: клянусь вашим спасением, ни одной скотины ни нанять, ни купить я не смог. Поэтому разбирайте поклажу сами, а завтра утром отправляемся в Азию. Рабы, разделившись по двое, разбирают поклажу. А Эзоп вдруг падает перед ними на колени и просит: — Товарищи мои, умоляю вас, я здесь человек новый, слабосильный, дайте мне нести что-нибудь полегче. — Да хоть ничего не неси, — говорят рабы. — Нехорошо, — говорит Эзоп, — увидит хозяин, что все рабы дело делают, а я один болтаюсь зря. Рабы меж собою толкуют: — И чего это он из кожи вон лезет? Неси что хочешь! (18) Оглядывает Эзоп весь дорожный скарб работорговца: сундук, циновки, мешки, набитые всякой утварью, тюфяки, горшки, корзины. И увидел он корзину с хлебом, такую, что ее вчетвером собирались нести. — Приятели, — говорит Эзоп, — дайте-ка я возьму одну только эту корзину! — Ну, — толкуют рабы, — глупей этого парня мы никого не видывали: просил чего-нибудь полегче, а выбрал самое тяжелое. — Нет, — говорит один из них, — он не дурак: просто он голодный и хочет иметь хлеб под рукой, чтоб наесться больше всех: пускай себе несет эту корзину! Обступили Эзопа рабы и скопом взгромоздили на него корзину. И пошел Эзоп с корзиною, как Атлант-страдалец, шатаясь туда и сюда. Работорговец это увидел, подивился и говорит: — Ишь ты! как Эзоп-то ретиво работает, — и другим свою ношу нести веселей! Знать, и впрямь сэкономил я на такой покупке: ведь эта ноша скотине впору! (19) А рабы шли по двое со своей поклажей и потешались над Эзопом. только он вышел на дорогу, как начал учить свою корзину ходить. Когда дорога шла вверх, он ее и тянул, и толкал, и даже зубами себе помогал; втащит так ее на гору, а потом спускается с нею легко и без труда, потому что теперь корзина катилась сама собой, а он на ней — верхом. Худо ли, хорошо ли, добрались они до харчевни. Тут работорговец говорит: — Эй, Эзоп, дай теперь по хлебу каждой паре. Рабов было много, и когда все получили хлеб — корзина наполовину опустела. Затем взвалили они поклажу на плечи и снова пустились в путь. И Эзоп теперь шагал куда проворнее. А потом опять пришли они в харчевню, и опять Эзоп раздавал хлеб — и корзина стала совсем пустой. Тут вскинул он ее на плечо и припустился рысцой впереди всех. Рабы меж собой говорят: — Кто это там бежит впереди? Наш или чужой? — Не знаю, — говорит один, — но, по-моему, это наш новичок, тот, слабосильный, который тащил такую корзину, что и мул бы не снес. — Да, — говорит другой, — а у человечка-то умишко не промах! — Такие человечки, — говорит третий, — с виду неказисты, а умом куда как проворны! Он же нарочно попросился нести хлеб, и теперь хлеба-то у него — все меньше да меньше, а мы наши дрова, горшки да тюфяки как взвалили, так и несем. — Эх, — говорит четвертый, — распять его мало!VI
(20) Кончился их путь, и пришли они в Эфес. Работорговец распродал своих рабов за хорошую цену, и осталось у него только трое: два парня, один учитель, другой музыкант, да третьим — Эзоп. Ни за тех, ни за этого никак не давали нужную цену. Тут один знакомый сказал работорговцу: — Если хочешь получить за них настоящую цену, поезжай на остров Самос: место это богатое, там держит школу Ксанф-философ, и к нему много народу приезжает и из Греции и из Азии. Кто-нибудь из них да купит у тебя учителя, чтобы легче было заниматься, а еще кто-нибудь — музыканта, чтобы жилось веселей. А может быть, найдется и такой, богом обиженный, который купит у тебя и этого, третьего, чтобы сделать из него старосту, привратника или повара. Работорговец послушался доброго совета, сел с рабами на корабль и перебрался на Самос. Там высадился, нашел себе пристанище и стал готовить рабов для продажи. (21) Музыкант был пригож собою, — и вот хозяин нарядил его в белый хитон, обул в тонкие сандалии, расчесал волосы, накинул оплечье и вывел на помост. А у другого были тонкие ноги, — и вот хозяин дал ему хитон подлинней и башмаки повыше, чтобы длинный подол и высокие голенища прикрыли неказистые его подколенья, а потом расчесал ему волосы, накинул оплечье и вывел на помост. Только Эзопа он никак не мог ни прикрыть, ни принарядить — ведь он весь был сплошное уродство; поэтому одел он его в дерюгу, тряпьем подпоясал и так поставил стоять между двух красавчиков. Глашатай объявил торг, народ стал оглядываться и толковать: "Ну что за молодцы! Только что это за урод между ними? Он один весь вид портит! Эй, уберите среднего!" Многие так издевались, но Эзоп стоял как ни в чем не бывало. (22) Как раз в это самое время оказалась на рынке жена философа Ксанфа. Она со своих носилок слышала крик глашатая, и когда вернулась домой, то пошла к мужу и сказала: — Муженек, ты знаешь: рабов-мужчин у нас в доме мало, и ты все время отбираешь у меня служанок. А тут как раз продаются рабы: ступай-ка да купи нам хорошего парня для услуг. Ксанф говорит: — Ладно. Сперва он пошел к своим ученикам, поздоровался с ними, побеседовал немного, а потом кончил занятия и пошел на рынок, а учеников прихватил с собою. (23) Еще издали приметил он там рабов, двух красавцев и одного урода; подивился догадливости продавца и воскликнул: — Славно придумано, клянусь Герой! Молодец работорговец: хитер и себе на уме, настоящий философ — даже удивительно! — О чем это ты говоришь, наставник? — спрашивают ученики. — Что же здесь удивительного? Скажи нам, не скрывай от нас, что знаешь хорошего. Ксанф говорит: — Господа мои ученики, не думайте, что философия состоит в одних толко рассуждениях; нет, бывает философия и в делах, и нередко философия бессловесная одолевает философию словесную. Это можно видеть хотя бы у танцоров; руки их в непрерывном движении передают самую сущность явлений и тем самым являют взгляду подлинную философию без слов. А здесь у продавца было двое рабов-красавцев и один урод, и он поставил урода между красавцев, чтобы его безобразие оттеняло их красоту: если бы он не поместил худшего рядом с лучшим, красота их была бы не так заметна. Ученики говорят: — Божественно, учитель! Как ты мудр и как проницателен, как постиг ты его тайную цель! — Идемте же, — говорит Ксанф, — надо купить одного из этих рабов, потому что мне нужна прислуга. (24) Подошел он к первому рабу и спросил: — Ты откуда? — Из Каппадокии, — отвечает тот. — А как тебя зовут? — Лигурин. — А что ты умеешь делать? — спрашивает Ксанф. — Все! — отвечает раб. Тут Эзоп расхохотался; но лицо его оставалось мрачным и угрюмым, и только зубы сверкали. Ученики как посмотрели, так подумали, что это какое-то чудовище. — Что это за грыжа с зубами? — говорит один. — С чего это он закатился? — говорит другой. — Да он и не смеется, а трясется, — говорит третий. — Ну-ка, что он скажет? Подошел он поближе, потянул Эзопа сзади и спрашивает: — Чему смеешься красавчик? Эзоп обернулся и говорит: — Пошел прочь, баран! Такого отпора школяр не ждал, растерялся и отступил. А Ксанф спрашивает продавца: — Сколько стоит этот музыкант? — Тысячу денариев, — отвечает тот. Услыхав такую цену, подошел Ксанф к другому рабу и спрашивает: — Ты откуда? — Из Лидии, — отвечает тот. — А как зовут тебя? — Филокал. — А что ты умеешь делать? — опять спрашивает Ксанф. — Все! — отвечает раб. Тут Эзоп опять расхохотался. А ученики видят это и толкуют: — И чего это он на все смеется? — Я бы его спросил, — говорит один, — да неохота барана услышать. Ксанф спрашивает продавца: — Сколько стоит этот учитель? — Три тысячи денариев, — отвечает тот. Услыхав такую цену, Ксанф ни о чем уже больше не спрашивал, а повернулся и пошел прочь. Ученики ему говорят: — Учитель, разве рабы тебе не понравились? — Понравились, — отвечает Ксанф, — только у меня есть такое правило: не покупать дорогих рабов, а пользоваться дешевыми. На это один из учеников говорит: — Ежели ты решил дорогих не покупать, то купи вон того урода: работать он будет не хуже, а деньги мы тебе соберем в складчину. — Смешно будет, — отвечает Ксанф, — коли деньги соберете вы, а раба куплю я; да к тому же и жена у меня привередливая и не потерпит в доме раба-урода. — Учитель, — говорят ученики, — разве не ты говорил нам много раз, что не надо слушаться женщин? (25) — Ладно, — говолрит Ксанф, — посмотрим, что он умеет, чтобы не тратить ваши деньги на пустую забаву. — И, подойдя к Эзопу, говорит ему: — Здравствуй! — А разве я болею? А ученики толкуют: "Верно, клянусь Музами! Разве он болеет?" — так поражены были метким ответом. Между тем Ксанф спрашивает: — Кто ты такой? — Человек из плоти и крови, — отвечает Эзоп. — Не о том говорю, а откуда ты родом? — Из утробы матери, — отвечает Эзоп. — Чтоб ему пусто было! — говорит Ксанф. — Не о том я тебя спрашиваю, а в каком месте ты родился? — Этого мне мать не говорила, — отвечает Эзоп. — Может быть, в спальне, а может быть, и в столовой. — Из какого ты племени, я тебя спрашиваю, — допытывается Ксанф. — Фригиец, — отвечает Эзоп. — А что ты умеешь делать? — Ничего! — отвечает Эзоп. — Как так ничего? — удивляется Ксанф. — А вот так, — говорит Эзоп, — ведь эти два парня и без меня умеют делать все! А ученики толкуют: "Вот это ловко! Да, те два парня просчитались: нет такого человека, который умел бы делать все. Потому он и сказал, что ничего не умеет, потому и смеялся" (26) — Хочешь, я куплю тебя? — спрашивает Ксанф. А Эзоп ему: — Ты что, уже купил меня в советники? На что тебе мои советы? Хочешь купить — покупай, не хочешь — проваливай: мне до этого никакого дела нет. Продавец мой покупателей крючьями к себе не тащит, никто тебя не неволит покупать меня: как сам решишь, так и поступай. Хочешь иметь меня — раскошеливайся и плати сколько надо, не хочешь — так нечего зубоскалить. — Ты всегда такой разговорчивый? — спрашивает Ксанф. — За говорящих птиц дороже платят, — отвечает Эзоп. А ученики меж собою: "Клянусь Герой, славно этот Эзоп отчитал учителя!" — Я готов тебя купить, — говорит Ксанф, — только не удерешь ли ты? — Захочу удрать, так не спрошу тебя, как ты меня спрашиваешь, — говорит Эзоп. — Да и от кого зависит, убегу я или нет: от тебя или от меня? — Понятно, от тебя! — говорит Ксанф. — Нет, — говорит Эзоп, — от тебя. — Как так от меня? — спрашивает Ксанф. Эзоп говорит: — Если ты с рабами хорош, то никто от тебя и не убежит: кому охота от добра искать худа, плутать, голодать и всего бояться? Если же ты с рабами жесток, то я у тебя ни часа не останусь, ни минуты даже. "Да, — думает Ксанф, — этот парень рисковать собой не хочет". И говорит: — Все, что ты говоришь, хорошо для человека, но ты-то ведь урод! А Эзоп ему: — Ты не смотри на мое обличье, а приглядись лучше, какая под ним душа! — Что же такое, по-твоему, обличье? — спрашивает Ксанф. — А вот бываешь ты частенько в винных лавках, — говорит Эзоп, — и покупаешь вино: так разве винные бочки не безобразны, между тем как вино в них отменное? (27) Похвалил Ксанф, что у него на все готов ответ, а потом подошел к торговцу и спрашивает: — Сколько у тебя стоит вот этот? — Ты что, — говорит работорговец, — смеешься, что ли, над моим товаром? — Как так? — спрашивает Ксанф. — Мимо таких отличных парней проходишь, а этого плюгавого берешь? Да купи ты одного из этих двоих и получай этого в придачу хоть даром! — И все-таки, — говорит Ксанф, — сколько ты за него хочешь? Говорит работорговец: — Я за него заплатил шестьдесят денариев, да на прокорм пошло пятнадцать, а больше мне за него ничего не надо. Сборщики податей услышали, что сделка сделана, подошли, спрашивают, кто продавец, кто покупатель. А Ксанф не решался признаться, что купил раба за каких-то семьдесят пять денариев, да и продавцу было стыдно. Мялись они, мялись, пока Эзоп сам не крикнул: — Продан здесь я, продавец — вот, покупатель — вот, а коли они молчат, то, стало быть, я — свободный человек. Тут уж и Ксанф сказал: — Покупаю этого раба за семьдесят пять денариев! Посмеялись сборщики, взяли с Ксанфа и его учеников пошлину за Эзопа, попрощались и пошли себе прочь.VII
(28) Пошел Эзоп за Ксанфом. Время было жаркое, солнце стояло прямо над головой, на дороге из-за жары никого не было; и вот Ксанф, приподняв подол, стал прямо на ходу мочиться. Эзоп это увидел и рассердился. Ухватил он Ксанфа за откинутый плащ, дернул и сказал: — Продай меня лучше, не то убегу, и ты меня не удержишь. — Что с тобой, Эзоп? — спрашивает Ксанф. — Продай меня, — говорит Эзоп, — не могу я у тебя служить. Ксанф говорит: — Верно, меня очернил кто-нибудь из тех, кто всегда клевещет на порядочных людей? Подошел небось и стал тебе наговаривать, что и с рабами я жесток, и пьяница, и драчун, и сварлив, и самодур? Не верь напраслине! Послушать ее приятно, но переживать из-за нее не стоит, вот тебе мое поучение. А Эзоп в ответ: — Моча твоя тебя очернила, Ксанф! Ты хозяин, ты сам себе господин, тебе нечего бояться, что за малое опоздание ждут тебя палки, колодки или что-нибудь еще похуже, — и все-таки ты даже по малой нужде не хочешь на минуту остановиться и мочишься на ходу. Что же прикажешь делать мне, рабу, когда я у тебя буду на посылках? Видно, мне придется даже испоражниваться на лету! — Так вот чего ты боишься! — говорит Ксанф. — Как же не бояться? — говорит Эзоп. — Оттого я мочусь на ходу, — говорит Ксанф, — что хочу избежать трех неприятностей. — Каких же трех? — спрашивает Эзоп. — Раскаленной земли, вонючей мочи и палящего солнца, — говорит Ксанф. — Как это так? — спрашивает Эзоп. — Ты видишь, — говорит Ксанф, — солнце стоит прямо над головой, земля от жары вся раскалилась; так вот, если бы я мочился стоя, то земля бы мне палила ноги, а моча воняла бы в ноздри, а солнце пекло бы голову. Вот от этих-то трех неприятностей я и хотел избавиться, когда мочился на ходу. — Вот теперь все ясно, — говорит Эзоп, — больше не спорю: ступай себе дальше. — Ого! — говорит Ксанф, — видно, я купил себе не раба, а хозяина.VIII
(29) Добрались они до дома. Тут Ксанф говорит: — Эзоп, жена у меня — привереда. Поэтому ты подожди здесь, у ворот, пока я ее предупрежу, а не то как увидит она вдруг твою рожу, так сразу заберет приданое и убежит. — Что ж, — говорит Эзоп, — коли ты у жены под башмаком, ступай и делай как знаешь. Ксанф входит в дом и говорит: — Ну, милая, больше ты не будешь на меня дуться и говорить, будто я у тебя отбираю служанок: теперь я себе купил раба-мужчину. — Благодарение владычице Афродите! всевластна ты и сны от тебя не лгут! — говорит жена. — Недаром видела я сон, муженек, будто ты купил раскрасавца раба и подарил его мне. — Ты только подожди, милая, — говорит Ксанф, — и такую узришь красоту, какой сроду не видела: как посмотреть — ни дать ни взять не то Аполлон, не то Ганимед, не то Эндимион. (30) Служанки тоже обрадовались, и одна молоденькая сказала: — Это хозяин купил мне мужа! — Нет, мне, — говорит другая, — я его во сне видала! — Кто сумеет его себе выпросить, — говорит третья, — тот и получит. — Уж не ты ли сумеешь? — А может быть, ты? И пошли они ссриться. А жена Ксанфа спрашивает: — Ну, где же этот подарок, которым ты так похваляешься? — У ворот, моя милая, — отвечает Ксанф. — Первое правило воспитания: не входить в чужой дом без приглашения: вот он и дошел со мною до ворот, а теперь ждет, пока его позовут. Тут жена Ксанфа говорит: — Позовите кто-нибудь этого новенького! А одна служанка, не будь дура, пока другие ссорились, подумала так: "Выйду-ка я да сама сведу с ним знакомство". Выходит и спрашивает: — Где тут новый раб? Эзоп обернулся и отвечает: — Здесь, девочка! — Это ты и есть новый раб? — спрашивает та. — Это я и есть, — говорит Эзоп. — А где же у тебя хвост? — спрашивает служанка. Эзоп на нее посмотрел, понял, что это она обзывает его обезьяною, и отвечает: — Совсем не там, где ты думаешь: ты думаешь, он сзади, а он — спереди! А служанка говорит: — Стой, пожалуйста, здесь, и не входи, не то все в доме разбегутся, как увидят этакое чудище. Бежит в дом, а там другие служанки еще ссорятся из-за нового раба. Она им говорит: — Ох, подружки, забудьте лучше, о чем мечтали! И охота вам драться из-за этого парня? Посмотрите-ка сперва сами, какой это красавец! Вот одна выбегает и говорит: — Где тут мой новенький, мой миленький, мой хорошенький? Эзоп ей отвечает: — Вот! А служанка на это: — Чтоб тебя Афродита отшлепала по твоей мерзкой морде! Так это из-за тебя, значит, мы ссорились, дерьмо ты этакое! Чтоб тебе свету белого не видать! Ступай сюда, да смотри меня не трогай: и подходить не смей! Вошел Эзоп и стал прямо перед хозяйкой. (31) Как увидела жена Ксанфа его образину, повернулась она к мужу и говорит: — Ну, Ксанф, вижу я, ты хитер, настоящий философ и пройдоха! Ты решил завести другую жену; но тебе стыдно было мне сказать в глаза: убирайся отсюда, — и вот ты, отлично зная мой тонкий вкус, покупаешь эту тварь, чтобы мне невмоготу было выносить такого раба в доме и я сама убежала бы отсюда? Хорошо! Отдавай мне мое приданое, и я ухожу к отцу. Ксанф говорит Эзопу: — Ну, что же ты? Стоило мне на ходу помочиться, как ты мне семимильные речи стал говорить, а теперь для этой бабы у тебя и словечка нет? — Зачем? — говорит Эзоп. — Пусть себе проваливает, туда ей и дорога. — Молчи, тварь! — говорит Ксанф. — Ты что, не видишь, что я ее люблю больше жизни? — Ты, — спрашивает Эзоп, — любишь женщину? — Ну да, — говорит Ксанф. — И ты хочешь, — спрашивает Эзоп, — чтобы она от тебя не ушла? — Ну да, дурак ты этакий, — говорит Ксанф. — Что ж, — говорит Эзоп, — я отвечу ей, как ты того желаешь. Вышел он на середину, топнул ногою и вскричал: — Ежели философ Ксанф живет под башмаком у своей жены, то завтра же я оповещу по всем училищам, какой он ничтожный человек! — Что это значит, Эзоп? — спрашивает Ксанф. (32) А Эзоп обращается к хозяйке. — Женщина, — говорит он, — вот что тебе нужно сделать: когда твой муж куда-нибудь уйдет, купи ты себе раба — молоденького, хорошенького, послушного, глаза ясные, кудри золотистые. — Зачем? — спрашивает жена Ксанфа. — А затем, — говорит Эзоп, — чтобы красавчик этот и в баню за тобой ходил, чтобы красавчик этот и одежду от тебя принимал, чтобы красавчик этот после бани и одевал тебя, и сандалии тебе на корточках шнуровал, и заигрывал бы с тобой, и в глаза бы заглядывал тебе, словно ты ему по сердцу, словно и ты с ним куплена; а ты бы ему улыбалась, а ты бы на него стала зариться, а ты бы его кликнула в спальню — растирать тебе ножки, а там и затомилась бы, а там и приобняла бы его, а там и поцеловала бы, а там и до всего бы дошла в своем бесстыдстве мерзостном; а философ пусть себе остается опозоренный и осмеянный. О славный Еврипид, золотые были твои уста, сказавшие:Ужасен гнев валов средь моря пенного,
Ужасен натиск рек и буйство пламени,
Ужасна бедность, много в мире ужасов,
Но нет ужасней зла, чем злая женщина.
X
(38) [ — И не рассуждай, пожалуйста, слишком много, — говорит Ксанф, — ] делай только то, что тебе приказано, ни больше, ни меньше, а то от этого добра не будет! Ну, а теперь возьми пузырек и полотенце, и идем в баню. Ксанф разделся, отдал одежду Эзопу и говорит: — Давай сюда пузырек. Эзоп дает. Ксанф его взял, опрокинул и видит, что он пустой. — Эзоп, — говорит он. — а где же масло? — Дома, — отвечает Эзоп. — Почему? — А потому, что ты мне сказал: "Возьми пузырек и полотенце", а про масло ничего не сказал. А делать больше, чем приказано, мне нельзя, не то получится, что я тебя не слушаюсь, а моей спине за это достанется. — Так сказал Эзоп и умолк. (39) В бане Ксанф повстречал приятелей. И вот он приказывает Эзопу передать его одежду их рабам, а самому говорит: — Эзоп, ступай домой: и раз уж жена моя до того взбесилась, что потоптала наши овощи, ты свари нам на обед одну чечевицу. Брось ее в котел, залей водой, поставь на очаг, подложи дров, разведи огонь, а если будет убегать, подуй. Ступай, делай все, как я сказал. — Ладно, — говорит Эзоп. Отправился он домой, пошел в кухню, бросил в котел одно чечевичное зерно и сварил. Тем временем Ксанф со своими приятелями помылся и говорит: — Друзья мои, не раделите ли вы мою скромную трапезу? У нас на обед только чечевица, но ведь друзей ценят не за пышное угощение, а за доброе расположение: порой простое кушанье милей богатого, когда предложено с любовью! — Идем! — говорят друзья. (40) Ксанф привел их домой и говорит Эзопу: — Эзоп, дай попить людям прямо из бани. Эзоп зачерпнул ковшом грязной воды из банной лохани и подает Ксанфу. Ксанф спрашивает: — Это что значит? — Попить прямо из бани, — говорит Эзоп. Нахмурился Ксанф и говорит: — Подай сюда лохань, в которой ноги моют. Эзоп выплеснул из нее воду и подал сухую. Встал и стоит. — А это что еще значит? — спрашивает Ксанф. Эзоп говорит: — Ты же мне сказал: "Подай лохань", а не сказал: "Налей воды и вымой ноги". — Сними с меня сандалии, — говоит Ксанф, — и делай все, что пологается. — А потом обращается к гостям: — Как видите, друзья мои, я себе не раба купил, а наставника. Ну, а теперь, коли угодно, идемте к столу. (41) Когда все уже успели выпить раз-другой, Ксанф спрашивает: — Эзоп, чечевица сварилась? Эзоп отвечает: — Да. — Дай сюда, — говорит Ксанф, — я проверю. Эзоп выловил ложкой чечевичное зернышко и подает его Ксанфу. Ксанф съел зернышко и говорит: — Хорошо сварилось, в самый раз. Неси, подавай. Эзоп расставил тарелки, разлил в них пустой кипяток и приглашает: — Угощайтесь, — кушать подано! — Как, — говорит Ксанф, — это же пустой кипяток: а где чечевица? — А чечевицу, — говорит Эзоп, — ты сам только что съел. — Ты что, — спрашивает Ксанф, — одно только зерно и сварил? — Конечно, — говорит Эзоп, — ты же мне сказал: "Свари одну чечевицу", а не "Свари похлебку из чечевицы"; то единственное число, а то множественное. (42) Говорит Ксанф: — Тогда, чтобы мои гости не обиделись, беги скорей и приготовь нам четыре свиные ноги, что недавно купил, — с уксусом и с зеленью. Эзоп положил свиные ноги в котел и стал варить. А Ксанф все искал повода выпороть Эзопа; встал он и говорит ему: — Беги, Эзоп, возьми в кладовке уксус и подлей в котел. Эзоп побежал в кладовку, а Ксанф подошел, вытащил из котла одну ногу и припрятал. Вернулся Эзоп и видит: в котле только три ноги. Догадался он, что это Ксанф нарочно стащил ногу, чтобы подвести его под порку; оглянулся, видит: бегает по двору поросенок Ксанфа, которого откармливали ко дню рождения хозяйки; схватил он его скорей, завязал ему морду веревкой, отрубил ему одну ногу, сунул ее в огонь, опалил и бросил в котел вместо недостающей. А Ксанф между тем подумал, что Эзоп, чего доброго, убежит, если недосчитается ноги, вытащил припрятанную ногу, подошел к котлу и подбросил ее обратно. Так стало в котле пять ног, но этого не знали ни Эзоп, ни Ксанф. (43) Прошло немного времени, говорит Ксанф Эзопу: — Сварились у тебя свиные ноги? Эзоп отвечает: — Да. — Давай их сюда, — говорит ксанф. Эзоп поставил блюдо, опрокинул котел, и вывалились из котла пять свиных ног. Увидев такое, Ксанф побледнел и спрашивает: — Эзоп, сколько ног у одного поросенка? — В среднем в самый раз, — говорит Эзоп, — у этого пять, но у того, что во дворе, три. — Ну, друзья мои, — говорит Ксанф, — этот парень меня скоро с ума сведет. А Эзоп говорит: — Так зачем же ты сам завел такой порядок? кабы не это, от моей службы больше было бы толку. Но не горюй, хозяин, твои правила тебе же пойдут впрок: теперь ты и в училище не будешь делать ошибок. Потому что давать определения слишком узкие или слишком широкие — это ошибка, и немалая. Так Ксанф и не нашел повода выпороть Эзопа; пришлось ему смириться. (44) С этих пор Эзоп стал ходить за Ксанфом по училищам, и скоро его уже все знали. XI Вот однажды кто-то из учеников задал обед и позвал на него Ксанфа и других учеников. Ксанф говорит Эзопу: — Возьми все, что нужно для обеда, и ступай за мной. "Все, что нужно" — это значит: корзину, блюдце, полотенце, сандалии, факел и еще все, что я мог забыть. Эзоп собрал что надо и пошел за ним. За едой Ксанф выбрал несколько кусков и передал Эзопу; Эзоп их взял и положил в корзину. Ксанф обернулся и спрашивает: — Все у тебя есть, и первое, и второе, и третье? — Все, — говорит Эзоп. — Отнеси теперь все это моей благоверной, — говорит Ксанф. — Ладно, — отвечает Эзоп. Пошел он прочь, а сам думает: "Вот теперь я могу отплатить моей хозяйке. Ничем ей не угодишь: когда меня купили, она надо мной смеялась и ругалась, а когда огородник подарил мне овощи, она их расшвыряла и растоптала, так что я даже не мог сделать приятное хозяину. Вот теперь я покажу ей, что против верного раба жена ничего не стоит. Зря, что ли, мне хозяин сказал: "Отнеси моей благоверной"; посмотрим теперь, кто у него благоверная!" (45) Пришел Эзоп домой, вошел, поставил перед собой корзинку и кликнул Ксанфову жену. Показал ей на куски и говорит: — Смотри, хозяйка, я тут ничего не потерял и не подъел. — Вижу, — говорит хозяйка, — все на месте и все в порядке. Так это мне посылает хозяин? — Нет, — говорит Эзоп. — Кому же, коли так? — спрашивает хозяйка. — Своей благоверной, — отвечает Эзоп. — Ах ты, разбойник, — говорит жена Ксанфа, — так кому же это, как не мне? — Вот обожди немного, — говорит Эзоп, — и посмотрим, кто ему благоверная. Тут увидел он домашнюю собаку, что у них выросла, кликнул ее и говорит: — Сюда, Волчок, на, на! Собака подбежала, и Эзоп скормил ей всю еду. Наелась собака, а Эзоп пошел обратно на пирушку и встал у Ксанфа в ногах. (46) — Ну, как, — спрашивает Ксанф, — отдал? — Отдал, — говорит Эзоп. — Съела? — спрашивает Ксанф. — Все съела, — отвечает Эзоп. — И не лопнула? — спрашивает Ксанф. — Нет, — говорит Эзоп, — она была голодная. — С удовольствием съела? — спрашивает Ксанф. — Еще как! — говорит Эзоп. — И что она сказала? — спрашивает Ксанф. — Ничего не сказала, — говорит Эзоп, — но всем видом выражала благодарность. — Ну, и я ее отблагодарю, — говорит Ксанф. Между тем жена Ксанфа сказала своим служанкам: — Ну, девушки, больше я с Ксанфом оставаться не могу. Забираю мое приданое и ухожу. Как? чтоб я жила с ним, когда собака дороже меня! — И она в ярости затворилась у себя в спальне. (47) А пирушка продолжалась, пошел живой разговор, начались споры о разных интересных материях, как водится у людей ученых. Вот один из учеников спрашивает: — Какой самый большой переполох может случиться меж людьми? А Эзоп из-за спины хозяина отвечает: — Когда мертвые оживут и потребуют свое добро обратно. Все расхохотались, и пошла за столом болтовня. — Это новый раб, — говорят ученики, — его Ксанф еще при нас покупал. — А меня он тогда бараном обозвал, — говорит один. — Только он не все ведь сам выдумывает, — говорит другой, — а иное и от учителя перенимает. — Как и вы все, — отвечает Эзоп. — Учитель, — просят ученики, — ради всех Муз, разреши Эзопу выпить с нами. Разрешид Ксанф, и Эзоп выпил. (48) Тут один из учеников говорит другому: — Отчего это, скажи на милость, когда овцу ведут к мяснику, она молчит, а когда свинью ведут, она визжит во всю глотку? Никто не мог ответить. А Эзоп говорит: — Оттого, что у овцы и молоко полезное, и шерсть отличная, так что ее время от времени стригут и доят, и от этого ей становится только легче: вот она и идет под нож спокойно, ничего худого не думая, и при виде железа не трусит. А от свиньи ни шерсти, ни молока, вот она и визжит, когда ее ведут, так как знает, что годится она лишь на мясо. И ученики воскликнули: — Славный ответ, клянемся всеми Музами! (49) Кончилась пирушка, все разошлись, и Ксанф отправился домой. Входит к себе в спальню и начинает приставать к жене с нежностями и поцелуями. А она от него отворачивается и говорит: — Прочь от меня! любись себе со своими рабами, целуйся со своими псами, а мне отдавай мое приданое! — Вот тебе раз! — говорит Ксанф. — Что мне тут еще натворил мой Эзоп? — Прочь! — кричит жена Ксанфа, — ты эту суку кормишь, ты с ней и живи! — Ну вот, — говорит Ксанф, — говорил я, что это Эзоп заварил кашу! Позвать сюда Эзопа1 (50) Эзоп явился. Ксанф к нему: — Эзоп, ты кому еду отдал? — Ты же сам мне сказал, — отвечает Эзоп, — "отнеси моей благоверной". — Ни крошки он мне не дал! — кричит жена Ксанфа. — Вот он стоит, пусть только попробует отпереться! — Видишь, разбойник, — говорит Ксанф, — а она говорит, что ты ничего ей не дал! — Постой, — говорит Эзоп, — ты кому велел отдать еду? — Моей благоверной, — отвечает Ксанф. — Так это она-то благоверная? — спрашивает Эзоп. — А кто же, по-твоему, злодей ты этакий! — кричит Ксанф. — А вот сейчас увидишь, — говорит Эзоп. Подзывает собаку и показывает Ксанфу: — Вот кто у тебя благоверная! Жена у тебя тоже притворяется благоверной, но это ложь: из-за крошки еды она требует обратно приданое и хочет от тебя уйти, — и это, по-твоему, верность? А собаку ты можешь бить, лупить, драть и гнать, и она тебя не бросит, а все простит, прибежит к хозяину и будет вилять хвостом. Ты должен был сказать "моей жене", а не "моей благоверной", потому что благоверная у тебя не жена, а собака. — Видишь, голубушка, — говорит Ксанф, — вовсе это и не я виноват, а все этот пустобрех. Ты не сердись, я тебя не дам в обиду, а этот малый у меня еще дождется порки. (50а) — Нет! — кричит жена, — с сегодняшнего дня ноги моей не будет у тебя в доме! — И, выскользнув вон, она убежала жить к своим родителям. А Эзоп говорит хозяину: — Ну вот, разве я не правду сказал, что благоверная у тебя — не жена, а собака? Прошло несколько дней, а жена Ксанфа все упрямилась и упрямилась. Ксанф подсылает к ней приятелей — уломать ее вернуться, а она не идет. Видит Эзоп, что от такой беды хозяин совсем приуныл, подходит и говорит: — Не горюй, хозяин! Завтра я устрою так, что она сама к тебе прибежит! Взял он денег, пошел на рынок, накупил кур, гусей и прочей снеди и пошел со всем этим восвояси, словно невзначай, мимо того дома, где жила Ксанфова жена. Тут он повстречал кого-то из челяди ее родителей и спрашивает: — Слушай, братец, у вас тут не продают ли гусей, кур и что там еще подается на свадьбе? — А на что тебе? — спрашивает тот. — Мой философ Ксанф завтра женится! — отвечает Эзоп. Тот бегом к Ксанфовой жене и обо всем ей докладывает. Только она это услышала, как бросилась со всех ног к философу и кричит на него: — Ксанф, пока я жива, не бывать в этом доме другим женщинам!XII
(51) На другой день Ксанф решил отблагодарить своих учеников угощением за угощение и говорит Эзопу: — Эзоп, сегодня к обеду придут мои друзья, так ты ступай и свари нам самого лучшего, самого прекрасного, что есть на свете! "Ладно, — думает Эзоп, — ужо я научу его не давать глупых приказаний". Пошел он в мясную лавку, купил языков от свежезаколотых свиней, и когда пришел домой, то одни приготовил жареными, другие — вареными, третьи — холодными с приправой. Вот к назначенному часу сходятся гости4 Ксанф говорит: — Эзоп, принеси нам поесть! Эзоп подает каждому вареный язык под соусом. — Ого, учитель! — говорят ученики, — даже обед у тебя философический: ничего не упустишь из виду! Только мы устроились за столом, а нам уже подают язык! (52) Выпили они раза два или три, потом Ксанф говорит: — Эзоп, принеси же нам поесть! Эзоп опять подает каждому жареный язык под перцем с солью. — Божественно, учитель, великолепно! — говорят ученики. — От огня да еще от перца с солью у языка всегда острее вкус: едкость соли с природной остротой языка, соединяясь, дают вкус приятный и пряный. Выпили они еще раз, и в третий раз Ксанф говорит: — Эзоп, принеси нам, наконец, поесть! А Эзоп подает каждому холодный язык с кореньями. Ученики меж собой говорят: — Ох, Демокрит, у меня уж у самого язык болит от стольких языков! — Неужели тут больше ничего нет? Видно, где старается Эзоп, там добра не жди! От холодных языков всем уже тошно стало. Ксанф говорит: — Эзоп, подай нам похлебки! Подает Эзоп отвар, оставшийся от языков. Гости и смотреть не хотят, разговаривают: — Ну. вот и последний удар на нашу голову: доконал нас Эзоп своими языками. — Эзоп! — говорит ему Ксанф, — больше у нас ничего нет? — Больше у нас ничего нет, — отвечает Эзоп. (53) — Больше ничего, мерзавец? — говорит Ксанф. — Да разве не сказал я тебе: "Купи всего самого лучшего, самого прекрасного на свете!" Эзоп отвечает: — Счастье мое, что ты меня попрекаешь в присутствии этих ученых господ. Подумай: ты мне сказал: "Купи самого лучшего, самого прекрасного на свете". А есть ли что на свете лучше и прекраснее, чем язык? Разве не языком держится вся философия и вся ученость? Без языка ничего нельзя сделать — ни дать, ни взять, ни купить; порядок в государстве, законы, постановления — все это существует лишь благодаря языку. Всей нашей жизни основа — язык; нет ничего лучше на свете. Ученики говорят: — Клянемся Музами, он отлично рассуждает! Ты не прав, учитель. Разошлись ученики по домам, и всю ночь у них болел живот. (54) Утром стали они жаловаться Ксанфу. А тот говорит: — Мои ученые друзья, не я виноват, а негодный раб Эзоп. Но уж сегодня зато я угощу вас настоящим обедом: вот послушайте, как я распоряжусь! — И, кликнув Эзопа, он ему говорит: — Так как все, что тебе говорят, ты выворачиваешь наизнанку, то вот тебе мой приказ: ступай на рынок и купи там самого дрянного, самого негодного на свете! Эзоп это выслушал и бровью не повел. Он опять пошел в мясную лавку, опять купил языков от всех заколотых свиней и опять состряпал из них обед. Тем временем явился Ксанф с учениками, устроились они за столом, выпили по первой чаше, и Ксанф сказал: — Эзоп, принеси нам поесть! Эзоп подает каждому соленый язык в уксусе. — Как? — говорят гости, — опять языки? Ксанф побледнел. А ученики толкуют: ...Все права на текст принадлежат автору: Эзоп.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.