Тимофей Печёрин Бесполетная зона для Змея Горыныча

1

— Поживей! Шевелись! — грозно покрикивал кхонас Суларик на парнишку двенадцати зим отроду, суетившегося у очага.

Точнее, пытался грозно покрикивать. Но сил хватало только на глухое ворчание. Больше подобающее голодной старой дворняге, битой жизнью и многими людьми, и потому озлобленной на весь белый свет. А главное — приметившей кого-то большого и сильного. Кого-то, кто мог покуситься на подвернувшуюся дворняге кость.

— Да дров не жалей! Жарче топи!

Кхонас ненавидел себя за слабость. Досадовал на недостаточную расторопность парнишки-прислужника. Но больше всего недобрых чувств вызывали у Суларика холода, пришедшие слишком рано.

Конечно, с каждой новой зимой холода приходили все раньше, и все меньше оставалось теплых ночей. Это если верить Горбатой Колдунье, которую кхонас из милости приютил.

И кхонас верил. Другое дело, что на этот раз морозы и впрямь пришли рано. С какой-то неестественной, нездоровой поспешностью, какая больше бы подошла тому же парнишке, очаг растоплявшему. Меньше седмицы назад еще зеленела трава и какая ни на есть листва на деревьях. Но — дыхнул холодом откуда-то с Полуночи Отец-Небо и обрушил на Мать-Землю снежную бурю.

Буря не давала и носу высунуть наружу. Да и дома было не легче. Суларик не помнил, когда последний раз так мерз. Твердыня, служившая домом не одному поколению кхонасов, казалась теперь жутким каменным мешком, вроде склепа; выстуженным и для обитания в нем живых существ заведомо непригодным. А стены, пережившие немало осад и ни разу не сдавшиеся — ни врагам, ни бунтовщикам, теперь как будто насквозь продувались ледяными ветрами под их торжествующий вой.

Холод и вой ветра донимали Суларика с тупой неотступностью геморроя и зубной боли, отвлекая на себя все его внимание, занимая мысли и чувства. И поделать с этим ничего было нельзя — как бы кхонаса ни злило собственное бессилие. Оконца в стенах и без того были маленькие. Ставни, их закрывавшие, тоже помогли слабо. Только и оставалось, что сидеть-дрожать перед очагом, кутаясь в шубу из шкуры медведя, собственноручно убитого Сулариком в молодости. Ну и еще покрикивать… или ворчать (как получится) на парнишку-прислужника.

— Кому сказано, жарче топи! Оглох, сопляк? Или храбрый шибко?

— Так разгореться огню надо-то… господин, — неловко оправдывался парнишка, потупив взор, — потом теплее станет.

— А… ну, Морглокх с тобой, — кхонас махнул рукой.

Прислужник в ожидании замер. Подсвеченный огнем очага, он отбрасывал на стену дрожащую, точно от холода, тень.

— Да сгинь уже, сопля вонючая, — огрызнулся на него Суларик, — без тебя тошно. Позову, если что.

И только тогда парнишка послушно убрался. Выскользнув из комнаты кхонаса в проем, взамен двери прикрытый шкурой.

Дверей и запоров внутри собственного дома Суларик не признавал. Полагал, что домочадцев, соратников и прислужников бояться ему не с чего. Ибо кому верить в этом мире, если не тем, с кем делишь еду и кров. Если же в твердыню кхонаса ломятся враги, то тем более не к лицу правителю отсиживаться за прочно запертыми дверями в своей комнате, как какому-нибудь зверьку в норке. Нет! Долг правителя — погибнуть, защищая родные стены, а не прятаться за ними, дрожа. Хоть от страха, а хоть и от холода.

Так что кхонас с удовольствием променял бы теперешнее прозябание у очага в каменном мешке на славную битву. Пусть даже безнадежную.

Вот только единственный шанс на такую перемену был упущен этим утром. Когда из какой-то дальней деревеньки примчался взмокший, несмотря на мороз, мужичок. И рассказал о напавшем на деревню многоглавом чудовище.

Суларик принял гонца без особого снисхождения, но полностью соблюдя законы гостеприимства. Велел накормить, дал отдохнуть с дороги, внимательно выслушал и обещал послать в помощь нескольких воинов. Но не раньше, чем стихнет снежная буря, с яростью набрасывавшаяся на твердыню кхонаса, и вырывавшая из нее остатки тепла.

Теперь жалел, что поддался малодушию: и воинов своих пощадил почем зря, и себя. Мог бы лично возглавить поход против неведомого чудища — глядишь, и не так бы мучился от холода. Мало ли, что твердыню пришлось бы покинуть, да по снегам и под ветром злым пробираться. Когда двигаешься — знал Суларик — холод ощущается меньше. А уж как согревает жаркая битва… семи очагам не сравниться!

Знал это кхонас, а все равно на поход не решился, отложил. О чем жалел теперь, но и отступать от данного слова не собирался. Сказал, что помощь будет, когда буря утихнет — значит, хочешь, не хочешь, а придется ждать. Ждать и трястись у очага, кутаясь в шубу.

Неужели он, Суларик, второй десяток зим железной рукой удерживавший свои земли, начал сдавать? Сожалеет, вместо того, чтобы действовать. Дрожит, сидя дома, когда должен сражаться.

Долго предаваться невеселым мыслям кхонасу не удалось. Как не получилось и надолго остаться одному. Вскоре, как убрался парнишка-прислужник, шкура в дверном проеме отодвинулась вновь. И на этот раз к Суларику пожаловала сама Горбатая Колдунья. Как всегда, проворная и юркая для своего телосложения и небольшого роста.

— Чую, беда идет, господин! — на ходу выпалила Горбатая. — Уходить надо…

— Еще только идет? Плохо чуешь! — кхонас зашелся грубым каркающим смехом.

Не старый еще человек, совсем недавно могучий, он теперь чувствовал себя развалиной — так Суларика подкосили эти несколько холодных ночей. Смех вышел под стать: совсем не подобающий грозному правителю, воину и хозяину.

— Очнись, колдунья! Оглянись! Мою твердыню, небось, уже снегом завалило! Холодина такая, как будто с Морглокхом поцеловался. А ты говоришь, беда еще только идет?

— Уходить надо, — продолжала вещать Горбатая Колдунья, слова кхонаса, как будто не услышав, — в горы, в пещеры. Там оно нас… там трудней всего достать будет.

— Да ты совсем рехнулась, Горбатая! — вскричал Суларик, но, закашлявшись, продолжил уже тише. — Бежать предлагаешь? Как зайцу лесному, охотниками загнанному? Вместо того чтоб сражаться? Никогда мои предки не бросали родной дом, в страхе улепетывая. И я их не опозорю! Какая бы ни была беда…

Да, стыдно было убегать, сдавая твердыню неведомому врагу. Но не меньший стыд кхонас чувствовал оттого, что — редкий случай — не сказал всей правды. Не признался, что наконец-то худо-бедно начал согреваться перед очагом. Разгорелся он на славу, зря Суларик парнишку бранил. Да и ветер притих вроде. Так что выходить на холод кхонасу не улыбалось.

— Такая беда, что ни мечом не пронзить, ни стрелой, — все пыталась увещевать правителя Горбатая Колдунья, — себя не жалеешь, господин, так хоть людей своих пожалей…

Закончить она не успела, как не успел и Суларик — ответить. Последние слова колдуньи потонули во внезапном грохоте. Стены твердыни кхонаса дрогнули, сверху посыпался мелкий мусор. Кто-то вскрикнул испуганно в одной из соседних комнат.

— Это еще что такое? — недовольно вопрошал кхонас, на эти мгновения вернувший себе твердость голоса.

А про себя надеялся, что это гром, какой бывает в грозу. Точнее — что Отец-Небо сжалился-таки над Матерью-Землей, унял свой гнев, воплотившийся в снежную бурю. И решил отметить примирение обоюдной страстью.

— Беда… — коротко и словно бы виновато произнесла Горбатая Колдунья.

Естественно, такой ответ Суларика удовлетворить не мог. Повторив свой вопрос еще громче, кхонас закашлялся. Но все равно никто не прибежал и даже не отозвался на его вопрошающий возглас.

Так, не дождавшись ответа, Суларик решил выяснить сам.

«В конце концов, какого Морглокха, — думал он со злостью, поднимаясь с топчана и запахивая шубу, — просто сидеть и ждать, можно и сгнить совсем, что пень трухлявый. Хозяин я здесь или не хозяин? А если хозяин, то первый должен знать, что и как!»

Отодвинув шкуру, Суларик вышел в узкий коридор. И пробираясь мимо таких же проемов, шкурами прикрытых; протискиваясь мимо подвернувшихся и почтительно сторонящихся прислужников (тоже, не иначе, всполошенных внезапным грохотом), двинулся к лестнице.

Шел кхонас как прежде твердо, решительно. В его жизни возникла цель, пускай и мелкая; пусть и не из тех, что надолго. Но все равно придала сил.

Лестница вела к люку в крыше. А следующая — на крытую смотровую площадку высившейся над крышей деревянной башни.

Отсюда удобно было обозревать окрестности. Благо, погода уже не мешала. Бушевавшая не менее трех ночей буря унялась. Небо было ясным, лазурным, а воздух казался буквально пропитанным холодом. Но то был не гнусный тяжелый холод нетопленного жилища — каменного мешка, а бодрящий мороз. Вполне терпимый благодаря медвежьей шубе, он лишь покусывал лицо кхонаса, побуждая его больше и расторопнее двигаться. Ну да Суларик и не собирался сидеть на месте.

Еще карабкаясь на смотровую площадку, кхонас успел приметить причину давешнего грохота. В окружавшем каменную твердыню частоколе теперь зияла брешь, через которую свободно могли пройти разом несколько человек. Толстенные бревна были изломаны как лучины. А их обугленные обломки — разбросаны на полдвора.

И добро бы пострадал только частокол! Но рядом с брешью не повезло оказаться конюшне. И теперь она горела; столб дыма поднимался к небу, точно грозя ему. Рядом суетились несколько воинов и прислужников. Кто-то тащил ведра с водой из не успевшего замерзнуть колодца, кто-то пытался забрасывать горящую постройку снегом.

О спасении же самих обитателей конюшни речь уже не шла. Ведь лошадиного ржания, в отличие от криков пытавшихся тушить пожар людей, Суларик не слышал.

Кхонас еще не знал, что скоро поздно будет спасать уже его самого. И что предсказанное Горбатой Колдуньей бедствие придет гораздо раньше, чем он мог себе представить.

А забравшись, наконец, на самый верх, смог разглядеть, кто или что порушило частокол да сожгло конюшню.

Сначала это было лишь маленьким темным пятнышком — особенно заметным на фоне ясного неба. И кхонас принял было его за птицу. Но пятнышко приблизилось, разворачиваясь по дуге. И Суларик успел заметить, что на птицу это… существо не похоже совершенно.

Огромная, не меньше, чем с медведя величиной, тварь с несколькими головами на длинных шеях… точнее, пастями. «Уж не это ли чудище напало на деревню, из которой недавно гонец за помощью прибегал?» — подумал кхонас.

А уже в следующее мгновение одна из пастей твари изрыгнула струю огня и дыма. Прямо в сторону башни и стоящего на ней Суларика.

Когда струя достигла башни, и когда она обрушилась, точно гнилое дерево под топором, кхонас успел подумать, что не изменил себе и предков не посрамил. Не сбежал, родной дом не бросил, коль именно здесь ему суждено было погибнуть. Все, как он и хотел. Точнее, почти все.

Суларик умер и не узнал, что эту атаку твердыня кхонаса так и не пережила. Куда там — такой примитивной постройке устоять перед реактивными снарядами.

2

Несколькими днями ранее

Приветик!

Со мной тут такое приключилось — вы не поверите! А если поверите, упадете! #круто

Все началось с того, что мой… как бы получше назвать? Бойфренд… не бойфренд. Один из ухажеров? Тоже не то. В общем, один мой хороший друг Алик решил устроить мне необычное свидание.

Сперва привел меня к себе на работу. Вроде как на экскурсию. Работает он, кстати, не в каком-нибудь офисе тухлом. И не продаван какой-нибудь, каждому встречному предлагающий слона купить. Такие чудаки на букву «м» еще шопиться спокойно мешают. Ну, когда ты или витрину глазами пожираешь, или уже роешься в вещах, пытаясь найти ту единственную, что вызовет любовь с первого взгляда. А они подлетают как мухи с дурацким вопросом: «Вам помочь?»

Так вот. Если какой-нибудь продаван это видит, к тебе я обращаюсь, чудило. Лучшая помощь при шопинге — это не мешать. Как и вообще.

Упс, отвлеклась…

Алик мой совсем не таков. На глупости подобные жизнь свою не тратит. И работа у него необычная. Во времени путешествовать. Честно-честно. Посмотрите в мои честные глаза на аватарке и поверьте.

Он и мне хотел какую-нибудь эпоху показать. Представляете, живьем! Не в фильме и не на картинке. Подняться по ступенькам еще целого Парфенона, понаблюдать за очередной стройкой века, очередным фараоном затеянной. Поприветствовать живого римского сенатора, сказав ему «аве», или посмотреть, как сшибаются благородные рыцари, добиваясь благосклонности прекрасной дамы.

Одно плохо, когда такой богатый выбор, определиться трудно. Любители шопинга меня поймут. И Алика тоже, в таком положении оказавшемся. Не мог выбрать, какая эпоха лучше. Ну, какая больше подходит, чтобы не девушку впечатление произвести. Ох уж эти #парни! У одного «крузак», у другого машина времени, но суть одна и та же.

В общем, не смог определиться мой Алик, да и забросил нас неведомо куда. Слепому случаю выбор оставив. И занесло нас совсем уж в неведомую эпоху, историками по большому счету не изученную. Я знаю, потому что сама историк. Так вот, даже страну, в которой мы оказались, Гиперборею, большинство коллег воспринимают как миф. Если не все. А я вот побывала там, землю тамошнюю потоптала. Круто же!

Ну и конечно, той эпохе даже до пирамид и римских сенаторов было, что ТикТоку до популярности Инстаграма. Пилить и пилить.

А самое главное, выбраться оттуда оказалось не так-то просто. У Алика и его коллег есть специальный девайс, «пультиком» называемый. Как раз для возращения в наше время. Так вот, на этот раз пультик не сработал. Алик что-то про синхронизацию говорил. И головой клялся, что раньше такого не было. Ну чисто, как один мой ухажер, после вечеринки меня подвозивший, да по пьяни в сосну въехавший.

Не буду показывать пальцем, кто это был, а то Маратик еще обидится. Хи-хи.

А потом… да, другая страна и далекая эпоха. Но есть вещи, которые не меняются и за тысячи лет. Например, желание некоторых ущербных личностей навредить тем, кто слабее. Да еще выгоду с них для себя поиметь. Все, кому хоть раз не посчастливилось нарваться на гоп-компанию, знают, о чем я говорю.

Такую компанию и мы с Аликом встретили. Тогда, в прошлом. Алик, конечно, парень у меня не промах. Мечом владеет. Но он был один против целой оравы. Да и эти сволочи тоже были не безоружны.

В общем, попали мы в плен, главный в той банде нас продать грозился. Точнее, меня — продать. А что сделать с Аликом, говорить не буду. Стремно же!

Но не на того напал! Разбойники-то наелись-напились и спать залегли. А пока энный сон видели, Алик мой с волками сговориться смог. Штука прикольная у него для этого имелась — ЛНМ называется. Чтобы языки незнакомые понимать и на них же свою речь переводить. Оказалось, что это прокатывает даже с языками животных. Высокоразвитых животных, я имею в виду. С лягушкой бы вряд ли прокатило бы. Или с хомячком.

В общем, надо было моему Алику дипломатом становиться, а не историком! Зарывает свой талант. Сначала меня, несравненную Фокси, на такую авантюру подбил, теперь вот с волками сговорился. Круто же!

Волк помог ему освободиться, а он уже с мечом всю банду покрошил. Опять же волки помогли. Кому враги, а им вот еда.

Короче, выбрались мы из леса, где эта банда засела. Подошли к ближайшей деревне — ну, отдохнуть, перекусить. А местные нам навстречу да все как один помочь умоляют. Беда, мол, у них, объявился какой-то нехороший господин на летающей повозке. Деревенских девушек либо покупает, а где ему отказывают… ну, как в этой деревне, просто похищает. Вот и оттуда четырех выкрал.

А Алик мой типа воин. С мечом разгуливает, да и сам внушительно смотрится. Особенно рядом с местными. Витаминов им не хватает, что ли? В общем, кому как не ему похищенных девушек возвращать.

И Алик, прикиньте — согласился.

Во-первых, жалко все-таки. И девушек, и крестьян этих. Да и неудобно отказывать тем, кто сам, чем смог, помог тебе. Например, накормил.

А во-вторых… тут такое дело, с пультиком его. Если какие-то действия совершаешь, синхронизация так называемая растет, а в других случаях падает. И с нею наши шансы вернуться в свое время. А когда мы в это дело ввязались, синхронизация выросла. Как бы говоря: «так держать!»

До нехорошего господина на летающей повозке мы, конечно, добрались. Точнее, это он до нас добрался. Повозка та оказалась летающей тарелкой, ну типа НЛО. Внутри нее нас с Аликом буквально втянуло. А сам господин был киборгом, на человека похожим лишь внешне.

Откуда весь этот хайтек за тысячи лет до фараонов — отдельная песня. Скажу лишь, что не угадали. Не из глубин космоса. А еще замечу, что болвану этому кибернетическому круто не повезло. Надо ж было на несравненную и неотразимую Фокси нарваться!

Смогла я даже его электронные мозги — вынести. Предварительно утопив во словесно-смысловом бреде, который мы, существа из плоти и крови, чувствам не чуждые, иногда называем «приколами».

В конце концов, удалось мне этому киборгу, бедняге дать команду на отключение. И он, весь такой умученный, согласился.

Другого и не ожидала. А теперь мотаю на ус: оказывается, моим чарам покорны даже те мужчины, которые не совсем мужчины. Нет, это я не про геев. Хотя попробовать стоит. Хи-хи-хи.

В общем, отключился киборг, и тарелка его оказалась в нашем с Аликом полном распоряжении.

Ну а что было дальше, лучше Алик пусть сам расскажет.

Он ведь хороший у меня. Взбалмошный немного, слегка ленивый и чуточку дурной. Но все равно #прикольный.

Ему слово…

* * *

Что самое трудное в управлении «летающей тарелкой»?

Хе-хе, странный вопрос на первый взгляд и особенно если не понимать контекста. Задай его первому встречному, и тот удивленно покрутит пальцем у виска.

Но я-то не первый встречный, и ответ знаю. Самое сложное — найти, где в «летающей тарелке» расположен выход. Нормальный выход, с люком и трапом, а не отсек с отверстием в полу и с гравитационным подъемником. С чьей помощью прежний хозяин… точнее, пользователь «тарелки» похищал несчастных юных крестьянок.

В том, что этот выход существует, я не сомневался. Должен же был как-то киборг этот, на Кена похожий, покидать свою посудину хотя бы для переговоров с теми же крестьянами. Вряд ли он пользовался гравитационным подъемником — к такому выводу я пришел почти сразу. Ведь подъемником кто-то должен был управлять. Оставаться на борту «тарелки», у пульта управления. Тогда как «Кен» был единственным членом ее экипажа за исключением специализированных роботов. Этих, последних, я в расчет не брал. Очень уж они примитивны и потому пассивны.

Но где именно искомый люк находился — в таком на первый взгляд совершенно осесимметричном сооружении, как «летающая тарелка»? Ну, чисто волчок, только что не вертится!

А главное: как заставить этот люк раскрыться, а трап выдвинуться? Потому что сделать это, тупо кнопочку нажав, было не предусмотрено. В чем я тоже быстро убедился.

В остальном, без ложной скромности замечу: управление тарелкой далось мне легко. Сенсорный экран, графический интерфейс — все в рубке, словно нарочно было устроено так, чтобы максимально упростит жизнь юзера. Что обучение, что пользование.

Да, поначалу глаз резали незнакомые символы чужой письменности — с которыми даже ЛНМ ничего не мог сделать. Он ведь только устную речь воспринимал.

Но я быстро привык. В этом и прелесть графического интерфейса. В универсальности, языковому барьеру не подвластной. Бьюсь об заклад, если в нашем времени подсунуть какому-нибудь, даже не слишком продвинутому, юзеру Винду, не просто не русифицированную, но версию на китайском языке или, скажем, суахили — он худо-бедно справится. По крайней мере, поймет, что это Винда, а не что-то другое. И хотя бы найдет, как отключиться, не трогая кнопку на системном блоке.

Понял и я — как заставить «тарелку» мотаться туда-сюда над землей, набирать высоту или снижаться. Как открывать пресловутое отверстие в полу круглого отсека и пользоваться гравитационным подъемником. С помощью этой функции мы с Валей еще катапультировали отключившегося «Кена» в какую-то горную реку с порогами и водопадами. Так, чтобы шансов уцелеть и всплыть снова работоспособным, у него было не больше, чем у свиной отбивной — снова ожить и захрюкать.

Но блин… ох, и тяжелый он оказался, гад!

А вот чтобы люк с трапом найти — тут пришлось уже не руки, но мозги поднапрячь. Прибегнуть к методу «научного тыка», серьезными учеными не очень-то уважаемом, несмотря на название. И надеяться, что очередной клик по очередной кнопочке на экране не вызовет функцию самоликвидации «тарелки». Или, скажем, принудительное катапультирование незадачливого пилота.

А что делать? Документация-то вся, руководство пользователя, если даже имелась, то сплошь на этом чужом, давно мертвом языке.

Но сладил я и с этой трудностью. Дорогу осилит идущий. Разобрался — и вот мы с Валей выходим вслед за освобожденными девушками через вожделенный люк. Из «тарелки», которую я посадил поблизости от деревни старосты Мило. Найти последнюю труда не составило: пульт управления был помимо прочего оборудован хорошим навигатором, а в памяти бортового компьютера содержались удобные карты — подробные, трехмерные. Благо, речка с деревянным мостом и лес по соседству послужили неплохими ориентирами.

Приземлились мы вечером, в сумерках. Жители деревни как раз возвращались с поля да скот гнали с пастбища. И заметив севшую неподалеку «тарелку» (она же «летающая повозка» или «шатер») нехорошего господина, дружно двинулись в ее сторону. Прихватив с собой, кто вилы, кто кол. Поквитаться захотели, не иначе. Надеясь, что уж всей гурьбой с ним одним точно сладят.

Каково же было их удивление (я уж не говорю про лица!) когда вместо похожего на Кена «господина» им навстречу вышли — чья-то дочь, чья-то сестра, чья-то племянница, подруга или просто соседское чадо. Кинулись к односельчанам со слезами радости, объятья раскрывая.

А следом мы с Валей. Такие скромные, почти незаметны. Вроде как даже и ни при чем.

Впрочем, и нас нашлось, кому встретить да поприветствовать. Сам староста Мило, отделившись от толпы односельчан, засеменил нам навстречу.

— Воин! Ты спас их! — воскликнул он, обнимая меня, чуть ли не повисая на мне, что, честно говоря, пришлось не очень мне по душе. Вот был бы он девушкой посимпатичнее — тогда другое дело.

А тут еще Валя, рядом стоявшая, как бы невзначай насвистывала мотивчик «Просто Щелкунчика», шлягера Бори Моисеева, на нас глядя. ...