Валерия Леман Богиня кофейного рая

Когда откроются глаза души…

Открыть глаза души

© Леман В., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1 Инициатива наказуема

Все было сто раз обдумано, и, казалось бы, ничто не должно нарушить мои святые планы на Рождество: мы с Соней вдвоем в Париже, вечно юные и влюбленные, без привычной массовки в лице приятелей и подруг. Tète-à-tète встречаем лучший из праздников, гуляем ночь напролет, встаем ближе к обеду, бродим по парижским улочкам, поглощая жареные каштаны, подкрепляясь в лучших ресторанчиках, напрочь выкинув из головы банальные проблемы бытия.

Все было заранее подготовлено тщательнейшим образом, проверено-перепроверено, а потому не должно было подвести. Я, в буквальном смысле рискуя жизнью и здоровьем, договорился с отцом, урожденным парижанином Жюлем Муаром, главой и владельцем косметической фирмы «Сады Семирамиды», накануне укатившим с очередной подружкой на Мальдивы, что проведу рождественскую неделю декабря в его домике в славном пригороде Парижа Сент-Женевьев-де-Буа.

Надо знать франкофонов в целом и моего отца в частности, чтобы представить, чего мне эти уговоры стоили: ну как же, допустить в собственный дом постороннего человека – пусть и родного сына, но с русскими корнями! Разумеется, отец настаивал на том, чтобы мы с Соней удовольствовались вполне приличной представительской квартирой фирмы «Сады Семирамиды». Я, в свою очередь, настаивал на более романтическом уединении в его славном домике.

Ситуацию спасло то, что любовь всей моей жизни – Соня Дижон – на хорошем счету у папика, потому как она, так и я, полукровка: у меня русская мама и папа-француз, у Сони – русская мама и папа-швейцарец. Я поклялся, что, кроме нас с Соней, в домике никого не будет, а мы будем в оном домике жить тихо, как мышки, без традиционных для всех россиян разнузданных пьянок-гулянок с дебоширством и разбитыми о головы друг друга бутылками.

В конце концов отец, которого мы с сестрой Ольгой между собой зовем Старым Лисом, без восторга, но сдался, в сто первый раз озвучив мне по телефону подборку всех своих нотаций. Я с сыновней покорностью их выслушал и в сто первый раз поклялся все выполнить на двести процентов. После этого я, в обычную прозу бытия проживающий в собственном домике с петушком на флюгере в зеленой зоне Москвы, отзвонился Соне, проживающей в собственном шале, расположенном прямо в противоположной зоне столицы, и славным вечерком двадцать первого декабря мы с ней вместе сели на самолет до Парижу, на крыльях любви и «Боинга» благополучно долетев до города праздника, который всегда с тобой.

Все было точно по моему сценарию ровно сутки: прилет, волшебная ночь любви в мирном домике отца. Наутро мы, на полную катушку выспавшись, поднялись, потянулись-раскачались и ближе к обеду отправились в город, для начала отобедав по классическому парижскому меню Рождества: луковый суп с тостами под сырной корочкой, мидии в лимонном соусе и белое сухое вино. Затем мы мирно побродили по Старому городу, бессчетное количество раз покупая себе пакетики жареных каштанов, беспечно болтая и целуясь в паузах. Все было просто великолепно ровно сутки. Затем зазвучал сигнал тревоги.

Как говорится, инициатива наказуема. Когда-то, в годы нашей юности мятежной, когда мы с Соней познакомились, будучи студентами Московского института кинематографии, именно я, грешный бедолага, первым проявил глупейшую инициативу: однажды, под шампанское, предложил милой подружке пару годков погулять от души, после чего, возможно, и вступить в законный брак.

Тогда, помнится, невинное дитя Соня слегка поплакала над моим дерзким предложением, но вскоре воплотила его в жизнь, что называется, на все сто, закручивая волнующие истории любви с красавцами всех стран и народностей. А вот я, как ни парадоксально, остался при своих: когда твоя половинка легко находит тебе замену, вместо того чтобы смиренно ждать, пока ты нагуляешься, тогда, собственно, и гулять пропадает всякая охота.

Как бы то ни было, но незримая связь между нами с тех пор с трудом, но сохраняется. Тем более мы оба ценим романтические эпизоды, подобные этим рождественским дням в Париже. Мне бы жить да радоваться, не проявляя никаких новых инициатив! Но, как говорится, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

К вечеру нашего первого парижского дня у меня вдруг родилась блестящая идея: я предложил Соне отзвониться всем родным и близким с простым и святым сообщением в следующем духе: «Мои дорогие, я в Париже с любимым человеком, а потому спешу заранее поздравить вас с приближающимися Рождеством и Новым годом, после чего поспешу отключить все свои телефоны, дабы остаться один на один с моим милым и единственным».

Что касается меня, то здесь все прошло гладко и буквально за считаные минуты: я поздравил по телефону с приближающимся Рождеством мою дорогую маму, коренную москвичку, последние годы проживающую и работающую в далекой жаркой Африке, в национальном парке Серенгети; я позвонил в Москву сестре Ольге, с которой мы вместе трудимся в столичном филиале отцовских «Садов», а также нашему дражайшему отцу, не позабыв лишний раз душевно его поблагодарить за любезно предоставленное любовное гнездышко.

Каких-то десять-пятнадцать минут – и с моими звонками было благополучно покончено, и я, наивный чукотский юноша, блаженно улыбался, полагая, что у Сони процедура обзвона получится еще короче, потому как ее на редкость капризная и непредсказуемая маман никаких религиозных праздников не признает, а швейцарский папа покинул наш бренный мир несколько лет тому назад.

Все получилось с точностью до наоборот. Соня действительно сделала один-единственный звонок, который получился на редкость коротким, он длился от силы пару минут. И тем не менее именно эти минуты полностью перечеркнули все наши планы на совместное Рождество.

Великая художница Соня позвонила своему приятелю-агенту в Женеву, где когда-то жил не тужил ее отец и где регулярно проходят выставки ее нетленных полотен, совершенно непонятных моему убогому разуму. Агент невероятно обрадовался неожиданному звонку (благо сэкономил на звонке сам) и тут же потребовал, чтобы Соня немедленно вылетала в Женеву, потому что выставки ее произведений весьма удачно вошли в программу рождественских встреч.

Между тем надо отметить, что моя дорогая подруга всецело предана своему художественному призванию. Иногда мне кажется: разбуди ее среди ночи, сунь в руки кисть, и она тут же, без малейшей паузы и заморочки, начнет творить нечто гениальное. Вот почему столь сенсационное известие моментально изменило наши совместные планы.

Дав отбой, она повернулась ко мне со счастливой и ослепительной улыбкой, встряхнув головой.

– Знаю, сейчас ты начнешь кричать и возмущаться, но, прошу тебя, мой дорогой Ален, не трать силы впустую! Ты меня знаешь не первый год, если я что решила – я это делаю. А конкретно сейчас я быстренько собираюсь-одеваюсь, заказываю себе билетик на самолет и лечу в Женеву: завтра в обед – первая презентация выставки моих картин в мэрии города.

– Соня…

Она на мгновение прищурила свои синие глазищи.

– Повторяю: не трать силы впустую. Лучше закажи мне билетик – кажется, там был вечерний рейс. Надеюсь, мне не придется заказывать такси, ведь ты сам отвезешь меня в аэропорт?..

Глава 2 С глаз долой – из сердца вон

Повторюсь: инициатива наказуема. Лучше бы я попросту втихаря отключил Сонин телефон, и дело с концом! А теперь что-либо говорить, плакать, стонать, заклинать возлюбленную было совершенно бесполезно, уж в этом она была абсолютно права: только лишняя трата сил и времени.

У меня на мгновение мелькнула мысль, что любимая могла бы пригласить меня лететь вместе с ней. В таком случае место действия моего романтического сценария попросту переместилось бы из одного города в другой, но…

Но Соня ничего такого не предложила. Мне только и оставалось, что молча открыть страничку Интернета, заказать и даже оплатить ей билет до Женевы. Еще пара часиков – и я отвез любимую в аэропорт, посадил на самолет и помахал на прощание ручкой. «Прощай, любовь моя! И если навсегда, то навсегда прощай!»

Вот и все. В девять часов вечера я остался один в Париже, один во вселенной. Жизнь с ее праздниками мгновенно потеряла все свое очарование, и я совершенно не знал, чем себя занять. Я стоял в предпраздничной сутолоке аэропорта и бесцельно пялился на собственное отражение в стеклянной витрине.

Вот тут и раздался спасительный звонок моего мобильного. Как вы думаете, кто звонил? Самый дорогой человек, который волшебным образом приходит на помощь в самые черные минуты жизни ветреной, бесценной, – мама.

– Ален, дорогой мой, только, пожалуйста, не ругай меня, – вместо приветствия начала она. – Просто когда ты сегодня позвонил с утра пораньше, я была немного занята, а потому не совсем поняла, что ты хотел сказать – что-то про католическое Рождество? Не мог бы ты все повторить – сейчас я совершенно свободна.

Это была спасительная нить, что кинули мне небеса! Я невольно улыбнулся, в одно мгновение забывая коварно покинувшую меня Соню, словно наяву увидев прямо перед собой дорогую маму – загорелое милое лицо, непокорные русые пряди, которые она периодически отбрасывает с лица, строгие серые глаза, которые всегда смотрят с теплотой, любовью и легкой иронией.

– Это хорошо, что ты тогда ничего не поняла, – бодро ответил я. – Потому как мои планы кардинально меняются: я лечу к тебе! Надеюсь, у вас там, в Танзании, справляют Рождество с плясками вокруг костра?

Бедная мама! Я тут же представил, как она слегка нахмурилась, в очередной раз отбросив прядь с лица.

– Ален, полагаю, ты шутишь?

– Отнюдь нет, дорогая мамуля! Или ты не желаешь меня видеть? В таком случае я, разумеется, никуда не полечу.

Мама тут же заволновалась.

– Как раз наоборот! Веришь ли, я сегодня даже прослезилась. Подумала, что сто лет вас с Ольгой не видела! Вернее, Ольгу-то видела пару месяцев назад, она ведь меня время от времени навещает, а вот ты с твоими непонятными страхами перед «дикой Африкой»…

Я бодро тряхнул буйной головушкой, широко расправляя богатырские плечики.

– Все, мама, я кардинально изменился и больше ничего не боюсь! Немедленно беру билет и лечу к тебе встречать Рождество. Подскажи только, как побыстрее до тебя добраться.

Пара минут подробных маминых инструкций, и я без проблем взял билет на транзитный авиарейс Париж – Дар-эс-Салам – Аруша. Подумать только, каких-то восемнадцать часов полета – и я обниму дорогую маму! Тут же, как по заказу, на память пришли стихотворные строчки Корнея Чуковского: «Не ходите, дети, в Африку гулять…» Бессмертного «Бармалея», помнится, нам с сестренкой читала мама, когда мы всей компанией уютно устраивались на диванчике в гостиной.

Тут же, как по заказу, объявили посадку. Мне только и оставалось, что налегке, без минимального багажа, только с паспортом в кармане, пройти в сектор отлета, успеть прикупить в свободной зоне легкий рюкзачок, чтобы было куда запихнуть зимнюю куртку, и махнуть рукой на прощание всем своим несбывшимся мечтам о Рождестве в Париже с синеглазой Соней.

Как говорится, с глаз долой – из сердца вон.

Глава 3 Самый долгий перелет

Признаться, это был мой первый столь длительный перелет, ведь, сказать по правде, я больше путешествую по доброй старой Европе, где страны размером с носовой платок, так что и дорога не занимает много времени. И вот я оказался запертым в салоне авиалайнера едва ли не на целые сутки! Ну а поскольку путешествие вышло чистым экспромтом, я не прихватил с собой никакого занятного чтения или банальнейших сканвордов, дабы скрасить уныние часов полета.

Впрочем, при всем при том все было вполне неплохо. Для начала нас попотчевали неплохим ужином, после чего я принялся довольно мирно размышлять о превратностях собственного бытия, в итоге придя к жизнеутверждающему выводу, что уж кому-кому, а мне грех жаловаться. Судите сами.

Я родился в счастливой и благополучной семье: мама – преподаватель МГУ, отец – владелец косметической фирмы «Сады Семирамиды» со множеством магазинчиков по всему свету, в одном из которых зарабатываем себе на чашку кофе с круассаном и мы с сестренкой.

Встретившись, полюбив друг друга и узаконив свои отношения, юные и прекрасные Жюль и Марго первое время жили на две страны: то в Москве, где отец не преминул по случаю открыть свой салон-магазин, то в Париже, где мама даже пару лет преподавала ботанику в местном лицее. И пусть отец по жизни несколько суховат в своих отцовских чувствах, зато наша дорогая мама любила и любит нас с сестрой Ольгой преданно и верно – за двоих.

Мы с сестренкой всегда были ее главным сокровищем. Мама рассказывала нам бессчетное количество сказок, выслушивала наши детские фантазии и давала свои скромные советы, а каждое лето непременно отвозила в деревню под Тамбовом, к своей маме – нашей любимейшей бабуле Варваре, которая была для нас настоящей энциклопедией жизни, обучая всему на свете: печь блинчики, разгадывать сны, петь матерные частушки и молиться Пресвятой Деве Марии.

Наверное, из-за нас, деток, в конце концов родители и развелись. Повторюсь: отец, педантичный и расчетливый француз, любил нас ровно настолько, насколько положено по статусу любящего отца, и ни на грамм больше. Именно потому его вечно раздражала готовность мамы едва ли не спать с нами в обнимку. Тем не менее развелись они мирно, оставшись добрыми друзьями. Напоследок отец отстроил маме двухэтажный домик в зеленой зоне Москвы, где мы и жили-поживали, ежегодно проводя в общей сложности ровно три месяца с отцом в Париже либо в совместных поездках с ним по миру.

Стало быть, сами видите – мою судьбу вполне можно назвать удачной. Всю жизнь я делал лишь то, что хотел. Трижды пытался получить высшее образование: на журфаке МГУ, на отделении прозы Литературного института и на актерском факультете ВГИКа. Отучившись год-другой и потеряв интерес к дальнейшему овладению знаниями, я легко забирал свои документы, продолжая куролесить по жизни.

Лишь последние годы, всерьез взявшись за труды в качестве главной акулы рекламного отдела отцовских «Садов», я, можно сказать, остепенился. Стало быть, на сегодняшний день моя главная и, по сути, единственная пока что неразрешимая проблема в жизни – строптивая и самолюбивая Соня Дижон…

Я вздохнул, повернувшись к иллюминатору, за которым в черной бездне ночных небес лишь тускло светились где-то далеко внизу огоньки стран и городов. Да, что ни говори, а вот в любви меня боги обидели. С тех самых пор, когда я сам, по собственной глупости предложил Соне не торопиться вступить в брак, дабы еще немного порезвиться на свободе, – с тех самых пор она и резвится с завидной энергией. Конечно, нельзя сказать, что я при этом живу аскетом, и у меня время от времени случаются романтические love story, но до Сони, ей-богу, мне уж точно недотянуть. Каждый, кому Соня однажды улыбнется…

На этом мои мысли начали понемногу тормозить и путаться, без точек и запятых сливаясь с потоками усталого сна.

…Синие глаза Сони, в которых запросто может утонуть любой совершеннолетний футболист – футбольное поле, мяч, летящий в ворота – я трясу Соню за плечи, доказывая свою неистовую любовь к ней – пакет каштанов в моих руках, а каштаны нещадно поглощает все та же Соня – я начинаю кричать на нее, перечисляя все известные мне на сегодняшний день ее жестокие измены – улыбка мамы, ее голос, неспешно читающий бесконечную сказку из толстой книжки – «Нет, дорогая, так дело не пойдет! Если ты немедленно… немедленно… немедленно…»

Пробуждение наступило утром следующего дня. Неторопливо всплывая из месива сна, я отрывочно вспоминал вчерашние события, так что открывал глаза уже в мрачном осознании всех реалий: на календаре двадцать четвертое декабря, а я, ненормальный, лечу в пятую точку географии – в жуткую Черную Африку, где меня запросто скушает на завтрак какой-нибудь лохматый, сто лет не мытый лев. Или даже кто-нибудь из собратьев-папуасов.

Я решительно встряхнул головой и уселся поудобнее в кресле, от души потянувшись. Самолет наполовину пустовал, но рядом со мной, в соседних креслах, пристроилась парочка британских пенсионеров. Вежливо поздоровавшись с ними при посадке и обустройстве на местах, я почти тут же выкинул их из головы: слишком уж был погружен в свои садомазохистические размышления. А вот теперь, после того как нам принесли на завтрак по чашечке кофе с булочками и джемом, одним вежливым приветствием дело не обошлось.

– Хорошо спали, молодой человек?

В этой парочке главным оратором, безусловно, была супруга, ее муж по большей части молчал и лишь кивал с улыбкой, словно одобряя и подписываясь заранее под всем сказанным.

– Ах, вы просто не представляете, как похожи на нашего дорогого племянника Рольфа! Он – сын моей младшей сестры. Те же глаза, овал лица, даже привычка значительно приподнимать одну бровь. Мы с мужем это еще вчера заметили и обсуждали, когда вы уснули.

Я на минуту представил себе это бурное обсуждение: оба разглядывают меня, спящего-храпящего, при этом миссис бурно констатирует мою схожесть бог знает с кем, в изумлении качая головой и сцепляя ручки, а мистер покорно улыбается и кивает.

– У меня довольно банальная внешность, – скромно улыбнулся я. – Возможно, очень многие на меня похожи, включая вашего принца Чарльза.

Миссис весело расхохоталась, толкая в плечо мужа, и тот вдвое быстрее закивал-заулыбался.

– Вы очень симпатичный молодой человек, – с чувством произнесла она и протянула мне руку. – Между прочим, нам давно пора представиться. Миссис Энджел, или просто Джуди, а это мой супруг – мистер Энджел, или просто Питер. Сами видите, наша фамилия – Энджел (то бишь по-русски – Ангеловы), но мы – не ангелы, мы простые люди. Очень приятно познакомиться!

По всей видимости, шутка по поводу «ангельской» фамилии была коньком Джуди – она расхохоталась, явно ожидая и моей столь же восторженной реакции. Пришлось и мне весело оскалиться.

В свою очередь, представившись и объяснив свою двойную фамилию российско-французской историей любви моих родителей, я в очередной раз услышал восторженные реплики Джуди по поводу нашего удивительного сходства с ее племянником Рольфом и в этом вопросе.

– О, ваша жизнь словно идет по одному сценарию! Дело в том, что наш милый Рольф родился от брака моей сестры Милли со швейцарцем Бадди Леконт. Бадди был жутко богат, а Рольф получил от отца в наследство не только капиталы, но и талант ловко с ними управляться. У него особняки по всему миру, но он предпочитает именно Африку, в Египте у него самый настоящий дворец недалеко от Каира, там он и живет большую часть года. Собирает разные древности и ценности по всему миру, ни в чем себе не отказывает. И родных не забывает!

Тут Джуди горделиво вздернула подбородок.

– Сами скоро увидите, ведь Рольф будет встречать нас в аэропорту Дар-эс-Салам. Как только он услышал, что мы с Питером летим на сафари, то сразу попросил нас не садиться в самолет Дар-эс-Салам – Аруша. Сказал: я сам вас встречу и отвезу в Арушу на собственном самолете. Представляете, у него есть собственный маленький симпатичный самолетик! Если желаете, мы и вас с собой возьмем, – ведь, если не ошибаюсь, у вас тот же билет, что и у нас – с пересадкой, до Аруши?

Разумеется, я согласился: не будет нужды ждать почти четыре часа до рейса на Арушу в диком африканском аэропорту, по которому, вполне возможно, прогуливаются гамадрилы и слоны. Я выразил свое согласие, сразу же вежливо и сердечно поблагодарив англичан. Вот тут и начались восторженные гимны по поводу предстоящего сафари, торжественного подъема на Килиманджаро и прочих мероприятий. Выслушивая монологи миссис Энджел, я лишь улыбался и кивал – в точности как и ее супруг.

Одновременно я размышлял о своем: я уж точно ни на какие сафари и шагу не сделаю, поживу от силы недельку в маминых апартаментах городка Аруши, выслушаю все ее рассказы о национальном парке Серенгети и его дивных хрюшках-зверюшках, всему свято поверю на слово, после чего куплю пару-тройку симпатичных африканских сувенирчиков (благо собирать вещички нет нужды!), и – прощай, Черный континент! – с восторгом сердечным вернусь в чистую уютную Европу.

Глава 4 Шаг в Африку

«Мы шагнули в Африку! Правда, здорово? Наши первые шаги по удивительной Африке!»

Эти слова с умилением и восторгом сердечным бесконечно повторяла славная Джуди, сделав первые шаги по не слишком чистому полу аэропорта Дар-эс-Салама. Излив свои восторги, славные британцы начали озираться по сторонам в поисках своего богатого племянника, как две капли воды похожего на меня, грешного. Увы, швейцарским богачом с дворцом под Каиром и не пахло. Между тем Джуди начала заметно нервничать. Она вдруг наклонилась к самому моему лицу и прошептала:

– Все-таки как хорошо, что мы с вами познакомились! Скажите, вам здесь немного… Немного не страшно? Похоже, мы с вами тут единственные белые! Господи, где же наш Рольф? Надеюсь, он о нас не забыл!

Я огляделся. Черт возьми, а ведь мы действительно были ужасным белым пятном на темном фоне! Вокруг пестрел яркими красками аэровокзал, спешили, хохотали, скалили зубки люди – все как на подбор темнокожие, от цвета кофе со сливками до абсолютно черного, с синеватым оттенком, и все, как один, смотрели на нас с любопытством и едва ли не с жалостью, как на бледный, недопеченный пирог.

Это открытие заставило меня поежиться: как ни крути, а в этой черной толпе мы выглядели белыми воронами. Я даже пожалел, что в связи с перелетом из зимы в жаркое лето мне первым делом пришлось побыстрее скинуть куртку, запихав ее в мини-рюкзак: будь куртка на мне, я бы поглубже натянул капюшон на лицо, дабы не мозолить черному люду глаза.

Разумеется, я попытался успокоить британцев – дескать, их племянник где-то слегка задержался, но мы можем чудесно подождать его в местном кафе, которое первым делом бросилось мне в глаза: скромные столики с выходом напрямую в город, потому как одной стены в кафе попросту не было. Мы устроились за столиками, и черная, как смоль, официантка принесла нам апельсиновый сок, расставив бокалы на столе с ослепительной улыбкой.

– Повторяю в сотый раз: вы очень милый молодой человек, Ален, – вздохнула Джуди, с удовольствием отпивая апельсиновый сок. – Очень надеюсь, скоро появится наш Рольф, и в Арушу мы полетим все вместе. Рольф нас отвезет в туристическую фирму, и мы после обеда сразу отправимся на сафари. А вы?

– Я не поклонник сафари, – пожал я плечами, стараясь улыбаться уверенно и жизнерадостно. – Я лечу в Арушу, чтобы встретить Рождество с мамой. Дело в том, что моя мама работает в Серенгети.

Британцы с восхищением закачали головами, зацокали языками.

– Но это просто замечательно! – вновь заговорила Джуди под кивки супруга. – Уверена, ваша мама сама устроит вам наилучшее сафари. Кстати, нам говорили: Арушу местное население с юмором называет Дар-эс-Сафари – по аналогу с Дар-эс-Саламом, потому что именно в Арушу полмира приезжает на великолепное сафари. Говорят, все там просто восхитительно! Только представьте: бескрайняя саванна, стада зебр, жирафов и антилоп…

Джуди просто задыхалась от восторга. Ее супруг вальяжно кивал, словно подтверждая и заверяя каждое слово и заранее предвкушая сладостную встречу с дикой природой. Вот тут и раздался высокий, великолепно поставленный баритон.

– Наконец-то я вас нашел, мои дорогие! Извиняюсь, я чуть припоздал – сами понимаете, миллион дел!

Что ж, парень Рольф был хоть куда: высокий, ладный, холеный, может, он в общем и целом и был скроен со мной по общей выкройке, да только я рядом с ним в одно мгновение ощутил себя сирым и убогим, сто лет не посещавшим баню индивидуумом без личного самолета.

Славная Джуди тут же подскочила и принялась обнимать-целовать любимого племянничка-богача. Дядя Питер сердечно тряс ему руку, так же напоследок крепко обняв. Я ограничился лишь любезной улыбкой и сдержанным рукопожатием. Мне не понадобилось даже представиться – за меня это сделала Джуди.

– О, Рольф, это наш русский друг Ален, мы познакомились с ним в самолете из Парижа. Только представь себе, мой дорогой: его отец – парижанин, он, как и ты, с детства говорит на двух языках и путешествует по миру. Познакомьтесь, мальчики, у вас так много общего!

Красавчик Рольф Леконт в ответ только улыбнулся снисходительной улыбкой, встряхнул роскошной шевелюрой блестящих завитушек, всем своим видом наглядно демонстрируя, что общего у нас, кроме возраста, не так уж и много. Красавчик тут же сделал приглашающий жест «следуйте за мной», и через каких-то пятнадцать минут мы уже сидели в крошечном белоснежном самолетике, в креслах, расположенных вокруг общего столика, где нас уже ожидали высокие бокалы свежевыжатого сока из тропических фруктов с кусочками льда.

– Прошу вас, устраивайтесь поудобнее, располагайтесь, – все с той же ослепительной улыбкой произнес Рольф, первым усаживаясь в одно из кресел. – Полтора часа полета – и мы будем на месте.

Тут он развернулся ко мне, улыбнувшись, как доброму товарищу.

– Извиняюсь, я не знал, что с тетей Джуди и дядей Питером будет русский друг, мой ровесник, а потому подготовил лишь сок, на их вкус. Если вы желаете чего-либо еще – только скажите! Пива, вина… Или русской водки?

Он даже подмигнул, на что мне только и оставалось, что весело расхохотаться и отдать предпочтение простому фруктовому соку, который пили все присутствующие. Тут слово взяла, по своему обыкновению, славная Джуди.

– Мои дорогие мальчики, я до сих пор не могу поверить, что вот-вот сбудется моя мечта и я увижу настоящую Африку, про которую столько читала в детстве: слоны, львы, обезьяны…

Рольф лукаво погрозил тете пальчиком.

– Осторожно, тетя Джуди, совсем ни к чему вам с первых же шагов встречаться нос к носу с реальным львом! – тут он подмигнул мне. – Лично я предпочитаю древность – все эти раскопки, древние амулеты… Да и изделия современных мастеров многого стоят! Кстати, от души советую вам, Ален, посетить сегодня католический храм в Аруше – лично я непременно постараюсь это сделать. По исповеданию я протестант, но католическую службу в честь Рождества сегодня непременно посещу.

Он оглядел всех нас торжественным взглядом.

– В Аруше есть знаменитый мастер, делающий статуэтки из эбонита, Джимми Нгума. Потрясающий талант! Гонорары у него достаточно высокие, но парень того стоит. Пару раз он делал мне статуэтки на заказ, и я очень доволен результатом – они стали украшением моей каирской коллекции. А на сегодня Джимми наметил нечто сенсационное: он преподнесет в дар храму свою совершенно потрясающую скульптуру, которую до того почти в течение месяца выставлял в своей студии и которую его поклонники прозвали Черная Мари. Удивительная Черная Мадонна!

Рольф в очередной раз ослепительно улыбнулся, неторопливо перекинув ногу на ногу, аккуратно расправив светлые брюки.

– Признаться, я и сам был бы рад приобрести Черную Мари за любые деньги, но Джимми твердо решил: она станет его даром церкви. Я его отлично понимаю и обеими руками за! Итак, сегодня перед рождественской службой состоится церемония дара. Тетя Джуди, если у меня будет свободное время, надеюсь, вы отвлечетесь от ваших львов и отправитесь в церковь вместе со мной?

Разумеется, тут уж Джуди, вынужденная так долго молчать, ожидая, пока выговорится ее племянник, не взяла – схватила – слово и теперь уж болтала без передышки. Она с восхищением согласилась участвовать в рождественской службе в храме и стать свидетельницей акта осуществления великолепного дара, тут же, без точек и запятых, вновь вернувшись к своим восторгам по части дивной дикой Танзании.

С восторгом сердечным славная женщина изливала на всех нас, мгновенно притихших и приунывших, информацию, которую, судя по всему, тщательно изучила перед поездкой во всевозможных туристических гидах и справочниках, а ее славный Питер по многолетней супружеской привычке беспрерывно кивал, подтверждая каждое слово. Я благодарил небеса, что этот полет длился лишь полтора часа, иначе точно не выдержал бы, добровольно катапультировавшись.

– Между прочим, мой дорогой Рольф, мы с Питером уже в курсе насчет Джимми и его таланта, о нем пишут все путеводители, ведь Джимми – это местная звезда, пусть у него европейское имя, на самом деле это коренной масаи, который чертовски одарен. Его произведения – из эбонита с вкраплениями золота, серебра, разных камней и даже бриллиантов. Потрясающе красивые работы – фигурки пантер и жирафов, а также множество скульптур, изображающих его красавицу жену. Она тоже из рода масаи, но у нее такое красивое оперное имя – Аида…

Можете смеяться надо мной, но к концу этого короткого полета у меня было четкое ощущение, что мои бедные уши начинали понемногу припухать. Когда мы вышли из самолета, пылко простившись в ослепительной пестроте толпы аэропорта, и бедняга Рольф повел свою родню на выход, я ощутил себя самым счастливым человеком на свете: отныне я мог наслаждаться тишиной (разумеется, относительной) и покоем.

Я поспешил в прямо противоположном от британцев направлении, едва не прыгая от ощущения свободы, покуда меня не остановил самый родной и любимый голос, раздавшийся за спиной:

– Интересно, куда это ты так рванул, Ален?..

Я обернулся. Передо мной стояла, смеясь и покачивая головой, лучшая мама на земле, протягивая руки для объятий:

– Быть может, для начала обнимешь свою маму?

Мы крепко обнялись. Вот теперь можно было сказать, что я – самый счастливый человек на всем белом и черном свете!

Глава 5 Лучшая мама на свете

Моя милая, милая мама – волосы с легкой проседью, небрежно заколотые на затылке, черные очки на загорелом лице, футболка и джинсовые бриджи. Сколько лет прошло, а она была все той же – молодой и прекрасной девчонкой, для которой каждый раз было проблемой надеть что-нибудь «приличное» на выпускной студентов, потому как она по жизни считала джинсы лучшей одеждой всех времен и народов.

Вот и сейчас мама предстала передо мной в своей обычной ипостаси. Она одобрительно кивнула, глядя на мой скромный рюкзачок, в который я первым делом по прилете сунул свои зимнюю куртку и свитер (кстати сказать, к этому моменту я уже плавился и плавал в своих чересчур теплых для Африки зимних брюках), и лихо прыгнула за руль раздолбанного джипа без верха.

– Ты весь в меня, дорогой Алюша! Минимум багажа. Конечно, одет ты не для жаркой Африки, но это дело поправимое. У меня дома полно всевозможных шортиков, маечек и тапочек.

Я сдержанно усмехнулся.

– Заранее благодарю, но, дорогая мамуля, я предпочитаю носить мужскую одежду. У вас тут тоже должны быть магазинчики…

Меня прервал веселый мамин смех.

– Ах, сынуля! Неужели ты подумал, что я предлагаю тебе донашивать мои собственные портки? Нет, мой дорогой. Дело в том, что я – женщина, вполне живая и симпатичная, а потому вот уже энное количество лет живу в гражданском браке с местным немцем по имени Томас Шнайлер, для своих – добрый славный Томми, владельцем кофейной фермы под названием «Кофейный рай». Мы с Томми живем на два дома – то в моей квартире в Аруше, то в его «Кофейном рае», что в двадцати минутах езды от города. Периодически мы проводим романтические ночи в Серенгети, в домике, вокруг которого по ночам слоняются львы, шакалы и прочие хищники. Не представляешь, сколько в этом острых ощущений!

И мама, видя мое слегка сконфуженное лицо, вновь весело расхохоталась, одной рукой потрепав меня по загривку.

– Ах, мой дорогой Алюша, как здорово, что ты решил прилететь, и как же я рада тебя видеть!

Вокруг нас сиял и отчаянно пестрел всеми цветами радуги город, дорогу переходили черные, как уголь, люди в самых фантастических нарядах, которые увидишь разве что на новогодней елке, а рядом со мной улыбалась моя дорогая мама. Что ж, можно сказать, впереди у меня был один из самых фантастических праздников Рождества, когда сбываются все самые невероятные, загаданные желания и мечты.

Мамины апартаменты располагались в трехэтажном ярко-розовом домике на улице, состоящей из целой компании таких же симпатичных крох-домиков, раскрашенных каждый в свой цвет. Весело поприветствовав крупную черную даму в пестром сарафанчике, что стояла у подъезда, мама без малейшей паузы представила ей меня как сына Алена, а ее мне – просто как «мамми». Мамми немедленно расплылась в улыбке и потрепала меня по щеке:

– Рада познакомиться.

Разумеется, я тоже был рад, но с облегчением поспешил вслед за неутомимой мамой дальше, взлетел на третий этаж, шагнул с ней за ярко-красную дверь ее квартиры и с неимоверным облегчением рухнул в просторной гостиной на мягкий диван в черно-желтую полоску. Признаться, все это изобилие красок начинало меня понемногу утомлять.

– Бедняжка, – покачала головой мама, глядя на меня. – Сейчас ты напомнил мне меня саму несколько лет тому назад, когда я впервые сюда приехала. Отличие лишь в том, что тогда, с самых первых шагов, я не встретила здесь ни одного белого человека, ведь меня даже встречал Абаси – мой бывший студент, отличник и умница, чернее черной ночи!

И мама вновь весело расхохоталась. Я, ощущая легкое головокружение, только и смог вяло усмехнуться ей в ответ.

– А ты, мамуля, стала настоящей африканкой – так же, как они, постоянно хохочешь, как будто на свете нет человека счастливее тебя.

– А разве это не так? – вздернула бровь мама. – Запомни, дорогой, местные законы бытия: стиль жизни – «Поле-поле» (никогда никуда не торопись!) и «Акуна матата!» (нет проблем). Разве плохо?

Она подмигнула, вновь весело расхохоталась и исчезла в кухне, немедленно загремев посудой.

– Сейчас я угощу тебя нашим любимым с Томми блюдом, – послышался ее жизнерадостный голос. – Называется ньяма-на-ндизи – говядина, тушенная с бананами. Потрясающая штука! В процессе тушения лично я добавляю кокосовое молоко. Такая вкуснятина! ...