Атропин

Вместо пролога

— На какой черт тебе это старье?

Спрашивая, Уоррен оборачивается через плечо и смотрит на Теда, но тот только задирает колено повыше, пристраивает на нем гитару — древнюю, как самолет, деревянную, слишком большую для своего роста — и продолжает беззвучно шевелить губами.

— Есть же цифровые версии, они легче, — зачем-то продолжает Уоррен, отлично понимая, что говорит в пустоту, в крайнем случае — своей койке с аккуратно застеленным без единой складки одеялом.

— Доминантсептаккорд с пониженной квинтой, — сосредоточенно бормочет Тед, глядя сквозь Уоррена в начало зарождения вселенной, никак не меньше.

— Я был бы тебе признателен, если бы ты иногда делал вид, что я не пустое место…

— Малый нонаккорд…

Уоррен отворачивается и снова смотрит в окно на унылые кусты вдоль казармы, на медленно гаснущий рельс солара в «небе» Аайи, на сгущающиеся тоскливо-зеленые сумерки. Он сминает в кулаке пустую сигаретную пачку и почему-то думает о самоубийстве.

Отдельный бокс в медблоке они получили всего на две недели, из-за недобора массы — Тед, и из-за обследования глазного дна — Уоррен. Воздействуя на глаз, атропин не только расширяет зрачки, но и изменяет преломляющую способность хрусталика. В этой новой преломляющей способности для Уоррена было откровением, что мокрые следы от ног и сигарета за ухом Теда Тейлора иногда совсем не раздражают, а бездарный (бездарный, просто бездарный) перепев старых песенок пониженным до смешного голосом вызывает состояние эпилептического абсанса.

Нельзя сказать, что он не пытался бороться с этим побочным эффектом атропина, как и с разгильдяйством Тейлора. Однажды утром он притащил Теда из спальни обратно в ванную (тот лягался и выкручивался, но Уоррен был сильнее) и ткнул его носом в разлитый на полу шампунь и пустой тюбик из-под пасты. В его намерения входило не отпускать шею Теда до тех пор, пока тот своими руками не выбросит и не вытрет все, что нужно. Но стоило Теду встать на колени и нагнуться к полу, как Уоррену пришлось бросить его, пулей вылететь из ванной и запереться в туалете, пока унизительное положение вещей не стало очевидно наглому Тейлору.

Хуже этого были только визиты контуженого старшекурсника по кличке Полип, который заходил в их бокс послушать гитарный перешлеп Теда на свои уродские стихи, и который однажды свернул нахамившего Уоррена в куль, пристроил возле дивана в качестве пуфика и уселся на него сверху с банкой пива. Тейлор хихикнул, поставил ногу Уоррену на спину, водрузил на коленку гитару и устроил Полипу импровизированный концерт, который длился около получаса. Все это время его ступня ездила Уоррену по лопаткам и плечу, пока Полип не вспомнил о том, что под ним живой человек, и не помог ему подняться, сунув в виде извинения в руку банку с пивом. Глаза самого Тейлора были скорее равнодушными, чем нахальными.

Нет, бывали, конечно, и просветы в действии проклятого лекарства, когда его отупляющий эффект давал трещину, и Уоррен мог рассуждать почти трезво, как сейчас, например, когда убеждал Тейлора в преимуществах цифрового варианта гитары. Он даже почти уважал себя за то, что мог при этом не смотреть в его сторону.

— Я заказал бы ее по сети с доставкой.

Может быть, у него даже выработается иммунитет…

— И оплатил бы, если бы ты согласился… — Уоррен проводит пальцем по гитарному чехлу, стоящему у стены, повторяя все его изгибы.

— Что? — Тед толкает его ступней в спину и смеется. — Что ты там несешь?

— Убрать отсюда эту гробину, — торопливо заканчивает Уоррен. — Она занимает много места.

— Отвали, — отрезает Тейлор, переворачивая на проекторе страницу с аппликатурами.

Глава 1. Счастливого Хэллоуина!

— Ну что, Эндрюс, готов к подвигам?

Дежурный офицер, вчерашний выпускник Полип, вышел на крыльцо, передернув плечами — обещали снег, и воздух уже был холодным, а то, что кружилось в воздухе, больше всего напоминало иней.

— Докурить можно? — мрачно буркнул Гейл.

— Докурил уже, — ответил тот. — Склад тебя ждет не дождется, так что не тяни резину. Раньше начнешь — раньше закончишь.

— Дайте хотя бы дроида…

— Обойдешься, — дежурный натянул фуражку на оттопыренные красные уши. — Катера бить вы все мастера, а как работать — так дроидов им подавай. Белоручки.

Гейл втянул в себя последнюю затяжку и с досадой метнул окурок в ближайшую урну. Стоявший рядом Тед неловко коснулся его плеча.

— Не расстраивайся, — сказал он. — Подумаешь, вечеринка. Я бы тоже не пошел, но мы уже обещали сыграть, неудобно будет перед ребятами.

Гейл с жалостью посмотрел на его малиновый от холода нос и поднятый воротник кителя, на котором искрились зачатки снега.

— Тебе-то чего отказываться? — как можно более равнодушно сказал он. — Иди, веселись, зажги там по полной за меня тоже. И вали уже с улицы, охрипнешь — петь не сможешь, поклонницы порвут на тряпки. Переживу.

Тед шмыгнул носом и виновато промолчал.

Склад недавно отремонтировали, и все имущество было свалено в проходах. Полип открыл дверь и вручил ему план с обозначениями стеллажей и маркировками имущества: заполнять полки следовало в строгом соответствии с указанными значениями. Когда Гейл переступил порог склада, лицо его вытянулось. Он еще раз посмотрел в бумажку и злобно лягнул ближайший ящик носком ботинка. Склад заполнялся по принципу «последний на выходе — первый на входе», это значило, что лежащее ближе всего ко входу барахло придется таскать к самым дальним стеллажам на складе, и пока он дойдет до следующей позиции, намотанный километраж приблизится к марафонской дистанции.

— Что-то не так, Эндрюс? — с намеком спросил Полип.

— Все хорошо.

— Обращаясь к старшим по званию, нужно говорить «сэр».

— Все хорошо, сэр, — Гейл демонстративно сделал ударение на последнем слове.

— То-то же, — Полип достал из кармана браслет. — Давай руку. Допустимый радиус отклонения от склада — десять метров, отойдешь дальше — пеняй на себя, ты и так в одном шаге от отчисления, больше нарушать не советую. На складе не курить. И на всякий случай говорю, что никаких кодов к браслету не существует, изменить его программу нельзя, и сдать ты мне его обязан утром в целости и сохранности.

— Я что, до утра тут буду пахать? — удивился Гейл. — Отбой же в одиннадцать.

— Это в обычные дни, а сегодня праздничная ночь, ты же все равно собирался провести ее без сна, вот и поработай на благо родного училища. Если совсем срубишься — в торце склада бельевая, можешь там поспать. Но злоупотреблять этим не стоит, склад не отапливается, будешь много дрыхнуть — к утру превратишься в ледышку. Так что бодрее и энергичнее. Все ясно?

— Все.

Полип, собравшийся протянуть ему бумажный пакет, задержал его в воздухе.

— Сэр, — добавил Гейл.

— Твой праздничный ужин. Счастливого Хэллоуина!

Гейл с ненавистью посмотрел на его удаляющуюся спину, потом на браслет с мигающим диодом и на свалку в проходах — никакого энтузиазма гора коробок у него не вызвала. Понятное дело, что к утру он не заполнит склад и наполовину, даже если будет работать без остановки. Дроиды справились бы с этим куда быстрее и лучше, но тогда наказание не было бы наказанием. Он заглянул в пакет, вытащил оттуда яблоко и, усевшись на ближайший ящик, принялся меланхолично жевать. Холод набирал силу, снег в дверном проеме пошел уже крупными и красивыми, почти праздничными хлопьями, издалека была слышна музыка. Гейл вздохнул, отбросил огрызок в угол и взялся за первую коробку.

***

Во что обошелся пригласительный билет, Уоррен предпочел бы не рассказывать, но спрашивать было некому. Чистое безумие, но два года вынужденно непорочного существования научили его притворству поистине дьявольскому и не менее дьявольской изворотливости. Медицинское образование, даже с ограниченным доступом к препаратам, было неплохим подспорьем в определенного рода знакомствах, хотя, когда он встречал этих знакомых при свете аайских соларов, то старался натянуть темные очки. Очки скоро вошли в привычку, и сам он уже не помнил, когда последний раз выходил на улицу без них. ...