Все права на текст принадлежат автору: Пеле.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Пеле. Я изменил мир и футбол Пеле

Эдсон Арантис ду Насименту Пеле Я изменил мир и футбол

Посвящается доне Селесте с глубокой любовью


Pelé

Why Soccer Matters


Фотография на переплете: © Christian Petersen / Gettyimages.ru Во внутреннем оформлении использованы фотографии: Виталий Тимкив, Владимир Родионов / РИА Новости; Архив РИА Новости; Allan Tannenbaum / Gettyimages.ru; © AP, AP Photo, ASSOCIATED PRESS, Bikas Das, dpa, Georg Goebel, HARRY KOUNDAKJIAN, Harvey Georges, JIM BOURDIER, Ray Stubblebine, RED, Richard Drew, STR, SUZZANE VLAMIS, SVEN SIMON / picture-alliance / dpa / AP Images / EAST NEWS © FILE / ESTADAO CONTEUDO / DPA / AFP / EAST NEWS; © Globe Photos/ZUMAPRESS.com/ Legion-Media


© Царев В.М., перевод с английского, 2016 Фотография на обложке:

© Christian Petersen / Gettyimages.ru

© Sport Licensing International 2014 All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form. This edition published by arrangement with Celebra, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Предисловие Исповедь короля

Закрываю глаза и словно наяву вижу свой первый футбольный мяч.

Вообще-то это была просто куча носков, связанных между собой. Я с друзьями «одалживал» их с бельевых веревок соседей, и мы день за днем часами гоняли наш «мяч». Мы ватагой носились по улицам, крича и смеясь, бились друг с другом долгими часами до тех пор, пока солнце не закатывалось за горизонт. Понятное дело, некоторым жителям в округе наше увлечение не очень-то нравилось! Но мы с ума сходили по футболу и были слишком бедны, чтобы позволить себе какое-либо иное занятие. Во всяком случае, носки всегда возвращались к своему законному владельцу, возможно, в чуть более замызганном виде, чем тот, в котором они попали к нам. Несколько позже я практиковался в игре, используя вместо мяча грейпфрут или пару старых тряпок для мытья посуды, связанных в тугой комок, или даже ошметки какого-нибудь мусора. Играть в «настоящие» мячи мы стали лишь ближе к подростковому возрасту. В 1958 году, когда мне исполнилось семнадцать и я принял участие в своем первом чемпионате мира, мы играли простым кожаным мячом, прошитым стежками. Сегодня он кажется реликтовым инвентарем.

Спорт в общем-то сильно изменился. В 1958 году бразильцы были вынуждены ждать почти месяц, чтобы увидеть в кинотеатрах документальную запись финального матча между сборной Бразилии и хозяевами чемпионата – сборной Швеции. Для сравнения: во время последнего Чемпионата мира в Южной Африке в 2010 году за финальной игрой между Испанией и Нидерландами могли наблюдать в прямом эфире или по Интернету около 3,2 миллиарда болельщиков – почти половина населения земного шара.

Разумеется, не случайно мячи, которыми играют футболисты в наши дни, выглядят такими гладкими, разноцветными синтетическими сферами – их подвергали испытаниям в аэродинамических трубах, чтобы убедиться, что они будут правильно закручиваться. Мне они кажутся больше похожими на космические корабли пришельцев, чем на предмет, по которому вам надо бить ногой.

Думаю обо всех этих изменениях и говорю сам себе: «Приятель, ну и стар же ты!»

Я также удивляюсь тому, как менялся мир – в основном к лучшему – на протяжении последних семи десятилетий. Как смог бедный чернокожий мальчонка-бразилец из сельской местности, который рос, гоняя по пыльным улицам мяч, сделанный из носков и старого тряпья, оказаться в центре глобального события, за которым следили миллиарды людей во всем мире?

В этой книге я пытаюсь дать описание некоторых поразительных изменений и событий, благодаря которым был реализован мой жизненный путь. Я рассказываю в ней о том, как на моем веку футбол помог миру стать немного лучше, сближая людей, принадлежащих к различным этническим и социальным сообществам, и пробуждая в обездоленных детях, одним из которых был и я, чувства целеустремленности и гордости.

Это не очередная биография или мемуары, и вы не найдете на этих страницах рассказа обо всем, что со мной когда-либо приключилось. Вместо этого я попытался поделиться эпизодами из своей жизни, тесно переплетающимися и взаимосвязанными, о том, как я эволюционировал в человека и игрока, а также немного о том, как одновременно эволюционировали футбол и мир. Я решил эту задачу, сконцентрировав внимание на пяти различных чемпионатах мира, начиная с Чемпионата 1950 года, который Бразилия принимала, когда я еще был ребенком, и заканчивая ЧМ 2014 года, честь принимать который вновь оказана Бразилии. По разным причинам эти турниры мировых чемпионатов стали главными вехами в моей жизни.

Со смирением и чувством глубокого удовлетворения тем, как мне повезло в жизни, предлагаю вам эти истории. Благодарю Бога и свою семью за поддержку. Я признателен всем, кто нашел время, чтобы оказывать мне помощь в процессе работы. И я также благодарен футболу, красивейшей из игр, за то, что он не отверг малыша по имени Эдсон и позволил ему прожить жизнь с именем Пеле.


Эдсон Арантис ду Насименту Пеле

Сантус, Бразилия

Сентябрь, 2013 г.

Глава первая Бразилия, 1950 г. Великий проигрыш

«Гооооол!!!!!!»

Мы смеялись. Кричали. Прыгали. Все вместе, вся моя семья, собравшаяся в нашем маленьком домике. Так же, как любая другая семья в любом уголке Бразилии.

За триста миль от нас на глазах у толпы охрипших болельщиков в Рио-де-Жанейро сборная могучей Бразилии сражалась с командой крошечного Уругвая в финальном матче за Кубок мира. Нашей команде везло. И вот настал наш момент – на второй минуте второго тайма один из наших нападающих, Фриака, оторвался от опекавшего его уругвайского защитника и резким ударом послал прыгающий мяч низом прямо в цель: мимо голкипера в сетку ворот.

Бразилия – 1, Уругвай – 0.

Это было красиво – даже если мы не смогли этого увидеть своими глазами. В нашем городке не было телевидения. На самом деле первые телетрансляции в Бразилии были организованы как раз во время того самого чемпионата мира по футболу и только в Рио.

Так что нам, как и большинству бразильцев, оставалось лишь слушать радио. У нашей семьи был огромный приемник – квадратный ящик с круглыми ручками настройки и V-образной антенной, стоявший в углу гостиной, ходуном ходившей от наших безумных плясок, гиканья и воплей.

Мне было всего 9 лет, но я никогда не забуду того чувства эйфории, гордости, той мысли, что две мои великие любви – футбол и Бразилия, – соединившись теперь в единое целое в победе, стали лучшими в мире. Помню маму, ее легкую улыбку. И отца, моего героя – такого беспокойного в те годы, такого подавленного тем, что его собственные мечты о футболе были разбиты, – вдруг опять помолодевшего, обнимающего своих друзей, переполненного счастьем.

Продолжалось это ровно девятнадцать минут. Мне, как и миллионам других бразильцев, еще предстояло получить один из жестоких уроков бытия: в жизни, как и в футболе, нет ничего определенного, пока не просвистит финальный свисток.

Да и откуда нам это было знать? Мы были молодыми, играли в молодую игру и жили в молодой стране. Наш жизненный путь еще только начинался.

Почему твоя страна не едина?

Накануне того дня – 16 июля 1950 года, даты, которую помнит каждый бразилец, как день смерти любимого человека, – трудно было представить что-либо, способное сплотить всю страну воедино. Тогда бразильцев разъединяло слишком многое – огромная территория страны в том числе.

Казалось, наш городок Бауру на нагорном плато в глубинке штата Сан-Паулу находился немыслимо далеко от гламурной, пляжной столицы Рио, где проходил последний матч Кубка мира. Рио был весь в ритмах самбы, плавился в тропической жаре и был заполнен девушками в бикини, то есть был именно таким, каким большинство иностранцев представляют себе Бразилию. В Бауру, напротив, день матча выдался таким холодным, что мама решила разжечь плиту в кухне – само расточительство, но так она надеялась согреть гостиную и не дать тем, кто к нам пришел, замерзнуть насмерть.

Если уж даже мы чувствовали себя в тот день удаленными от Рио, то представляю себе, как должны были чувствовать себя мои соотечественники бразильцы, жившие в бассейне Амазонки, или в обширной заболоченной местности Пантанала, или на скалистых, засушливых землях сертау на северо-востоке страны. Бразилия больше, чем вся континентальная часть Соединенных Штатов, а тогда она казалась еще громаднее. То было время, когда лишь сказочно богатые люди могли позволить себе автомобили, и в любом случае в Бразилии едва ли можно было найти асфальтированные дороги, чтобы проехать на них. Увидеть что-либо за пределами родного города для всех, кроме немногих счастливчиков, было далекой мечтой. Мне было пятнадцать, когда я впервые увидел океан, и немногим меньше, когда я впервые увидел девушку в бикини!

Хотя, по правде говоря, нас разделяла не только география. В том далеком 1950 году, когда Бразилия, щедро наделенная многими ресурсами, одаренная золотом, нефтью, кофе и миллионом других природных богатств, впервые принимала чемпионат мира по футболу, по сути, страна выглядела как две различные страны. У магнатов и политиков Рио были особняки, построенные в парижском стиле, собственные ипподромы и курорты с пляжами.

При этом примерно половина бразильцев обычно недоедала. Лишь один из трех мог с грехом пополам читать. Я с братом и сестрой входил в ту половину населения, которая обычно ходила босиком. Это неравенство коренилось в нашей политике, нашей культуре и нашей истории – я принадлежал всего лишь к третьему поколению в моей семье, родившемуся свободным.

Много лет спустя, уже после того, как завершилась моя футбольная карьера, я встретился с великим Нельсоном Манделой. Из всех людей, с кем я имел честь когда-либо встречаться – папами, президентами, королями, голливудскими звездами, – никто не произвел на меня большего впечатления. Мандела сказал: «Пеле, здесь, в Южной Африке, у нас много разных людей, говорящих на разных языках. У вас в Бразилии много богатства и только один язык, португальский. Так почему твоя страна не богата? Почему твоя страна не едина?»

Тогда у меня не нашлось подходящего ответа, нет его у меня и по сей день. Но на протяжении жизни, в течение всех моих 73 лет, я видел прогресс. И я знаю, как мне кажется, когда он начался.

Да, люди могут сколько угодно проклинать 16 июля 1950 года. Я их понимаю, я сам это делал. Но, по моему мнению, именно в тот день бразильцы ступили на долгий путь к более тесному единению. В тот день, когда вся наша страна впервые собралась вокруг приемников, вместе праздновала и вместе страдала как единая нация. День, когда мы увидели силу футбола.

Тот самый Дондиньо

Мои самые ранние воспоминания о футболе связаны с уличными пикап-играми, когда бежишь, петляя меж каменных домиков, вдоль грунтовых дорог в рытвинах, забивая голы и покатываясь, как сумасшедший, от смеха, умолкая лишь на мгновение, чтобы сделать глоток холодного, тяжелого воздуха. Мы играли часами, до тех пор, пока не появлялась боль в ногах, пока солнце не садилось, и наши мамы не звали нас домой. Никакого специального снаряжения, никакого дорогого трикотажа. Только мяч или что-нибудь похожее на него. Именно в этом кроется вся красота игры.

Что же касается того, что я выделывал с тем мячом… Что ж, почти всему, что знаю, я научился у своего отца, Жуана Рамоса ду Насименту. Как это бывает практически с каждым в Бразилии, он был известен по своему прозвищу – Дондиньо.

Дондиньо был родом из городка в штате Минас-Жерайс, название которого в буквальном переводе означает «генеральные шахты» и где в колониальные времена добывалось много бразильского золота. Когда Дондиньо встретил мою маму Селесте, он все еще отбывал срочную военную службу. А она училась в школе. Они поженились, когда ей было лишь пятнадцать лет; в шестнадцать она забеременела мной. Родители назвали меня Эдсоном – в честь Томаса Эдисона, потому что электрическая лампочка пришла в наш город совсем незадолго до того, как я появился на свет в 1940 году. Их это настолько впечатлило, что они решили таким образом почтить изобретателя. Как оказалось, они потеряли в имени одну букву, но все равно мое имя мне всегда нравилось.

Дондиньо относился к солдатской службе серьезно, но главной его страстью был футбол. Он был 6 футов ростом – великан для бразильца, особенно в те дни – и очень умело владел мячом. У него был особый талант высоко выпрыгивать и забивать мячи головой – однажды он поразил всех, забив таким образом пять голов за один матч. Возможно, этот национальный рекорд не побит и по сей день. Годы спустя люди будут говорить, что единственный бразильский рекорд по забиванию голов, который не покорился Пеле, принадлежит его родному отцу!

Это не было совпадением. Убежден, Дондиньо мог стать одним из величайших бразильских игроков всех времен. У него просто не оказалось возможности доказать это. Когда я родился, папа играл в полупрофессиональный футбол в одном из городов штата Минас-Жерайс – Трес-Корасойнс, что в переводе означает город Трех сердец.

Если честно, то на жизнь едва хватало. В то время лишь в немногих элитных футбольных клубах давали достойную заработную плату, в подавляющем же большинстве других такого не было. Быть футболистом тогда означало принять на себя незавидный статус, сравнимый со статусом танцора, художника или человека любой другой профессии, которую избирают из любви к ней, а не потому, что она приносит реальные деньги. Наша молодая семья кочевала из города в город постоянно в поисках очередного заработка. Как-то мы прожили целый год в гостинице, скажем так, не совсем класса люкс. Как мы шутили после, это был нулезвездочный курорт для футболистов, а также для коммивояжеров и самых что ни на есть бомжей.



Непосредственно перед моим вторым днем рождения, в 1942 году, в этой ситуации наметился просвет; вдруг показалось, будто все наши жертвы наконец-то окупятся. В судьбе Дондиньо наступил переломный момент: его пригласили играть за «Атлетико Минейро», крупнейший и богатейший клуб во всем штате Минас-Жерайс. Наконец-то появилась работа, которая могла бы поддержать всю нашу семью и, возможно, сделать ее жизнь комфортнее. Отцу было всего двадцать пять, перед ним лежала вся его футбольная карьера. Но во время первого же его матча с «Сан Кристован» произошла катастрофа: мчась на полной скорости, Дондиньо столкнулся с защитником команды из Рио, Аугусто.

Тогда мы не в последний раз слышали имя Аугусто, который, поправившись, продолжил карьеру на разных поприщах. Но, к сожалению, тот матч стал высшей точкой в футбольной карьере Дондиньо. У него были серьезно повреждены связки колена, а возможно, и мениск. Говорю «возможно», потому что тогда в Бразилии не было МРТ, на самом деле в стране не было вообще никакой настоящей спортивной медицины. Мы совершенно не знали, в чем дело, и еще меньше – как это лечить. Мы делали единственное, что нам было известно: обкладывали льдом больное место, затем снимали лед и надеялись на лучшее. Излишне говорить, что полностью вылечить колено Дондиньо так и не удалось. Будучи не в состоянии выйти на поле на вторую игру, Дондиньо был быстро выведен из команды и отправлен обратно домой в Трес-Корасойнс. Так начались годы настоящих скитаний, время постоянной борьбы за существование, которую вела наша семья.

Тяжело было и в лучшую пору; теперь же Дондиньо проводил массу времени, не выходя из дома, пытаясь как можно меньше тревожить колено, надеясь, что оно как-нибудь само заживет и он сможет вернуться в «Атлетико» или какой-нибудь не менее доходный клуб. Я хорошо понимаю, почему он так думал: он считал, что это было бы лучшим способом обеспечить семью. Но когда он чувствовал себя не настолько хорошо, чтобы играть, денег взять было практически неоткуда, а системы социального страхования и поддержки в 1940-е годы в Бразилии, разумеется, в помине не было. В семье тем временем появились новые рты – родились мои брат Жаир и сестра Мария Лусия – и их надо было кормить. Папина мать, дона Амброзина, и мамин брат, дядя Жоржи, переехали жить к нам.

Мы с братом и сестрой носили поношенную одежду, иногда сшитую из мешков из-под зерна. На обувь денег не было. Были дни, когда единственное, что мама давала нам поесть, был кусок хлеба с ломтиком банана, иногда с добавлением бобов и риса из пакетиков, которые дядя Жоржи приносил из универмага, где он работал. Это делало нас везунчиками по сравнению с огромным числом бразильцев: мы никогда не голодали. Дом наш был приличных размеров и находился он не в какой-то трущобе (не в какой-то фавеле, если использовать бразильское слово). Но крыша протекала, и после каждого ливня пол в доме пропитывался водой. Было еще чувство постоянного беспокойства, которое ощущали все мы, включая детей: откуда ждать еду на этот раз? Каждый, кто был когда-то настолько беден, скажет вам, что такая неопределенность, такой страх, однажды войдя в вашу плоть и кровь, становится ознобом, простудой, от которых никуда не деться. Честно говоря, даже сегодня я все еще иногда ощущаю его.

Наше благосостояние немного улучшилось, когда мы переехали в Бауру. Папа получил работу в «Каса Лузитания», универсаме, принадлежавшем тому же человеку, который владел спортивным клубом «Бауру Атлетик», сокращенно БАК – одной из двух полупрофессиональных футбольных команд города. В рабочее время Дондиньо был посыльным, мальчиком на побегушках, заваривал и подавал кофе, помогал доставлять почту и тому подобное. А по выходным он становился звездой – нападающим БАК. На поле папе удавалось – когда он был здоров – демонстрировать проблески того мастерства, благодаря которому он однажды оказался очень близко к поистине большому успеху.

Он забил множество голов, а в 1946 году помог БАК пробиться в чемпионат полупрофессиональной футбольной лиги штата Сан-Паулу. Он обладал определенной харизмой, держался элегантно и был всегда в хорошем настроении, несмотря на неудачу, разрушившую его футбольную карьеру. Буквально каждый в Бауру знал, кем он был, и почти каждый симпатизировал ему. Везде, куда бы я ни пошел, меня знали как сына Дондиньо – этим титулом я очень гордился, горжусь и по сей день. Но те времена были тяжелыми, и я помню, как уже тогда я был убежден, что быть знаменитым – ничто, если ты не в состоянии добыть еду на стол.

Мне кажется, Дондиньо мог бы попытаться развить свое мастерство в чем-то другом, приобрести другую профессию. Но футбол бывает и щедрым, и жестоким. Попавшие под его чары уже никогда не смогут спастись бегством от него. Когда Дондиньо осознал несбыточность своей мечты, он всем сердцем и душой предался воспитанию своего преемника.

Отец и сын

«Ну, и что, думаешь, ты хорош?»

Я буду стоять, опустив голову, разглядывая свои ноги и улыбаясь.

«Вдарь-ка мячом сюда», – скажет он, указывая место на стене нашего дома.

Если у меня получалось, а обычно у меня получалось, на какое-то мгновение он широко улыбался, а затем вновь быстро придавал лицу строгое выражение.

«Очень хорошо. А теперь попробуй другой ногой».

Бам!

«А теперь головой!»

Бам!



И так продолжалось час за часом, иногда до позднего вечера, только мы вдвоем, я и он. Шло обучение самым базовым основам футбольной науки: дриблингу, забиванию, пасам вперед и назад. Большей частью у нас не была доступа к городскому футбольному полю, поэтому мы использовали то пространство, которым располагали. Оно состояло из нашего крошечного двора и улицы перед домом, носившей название Рубенс Арруда стрит. Иногда он рассказывал мне о матчах, в которых играл, и показывал мне финты, которым научился или придумал сам. Бывало, рассказывал мне о своем старшем брате, полузащитнике, который, по словам отца, забивал еще лучше, чем он сам, но который умер в возрасте всего лишь двадцати пяти лет – еще одна многообещающая карьера в семье Насименту, трагически не достигшая своей вершины.

Впрочем, по большей части это были просто тренировки, обучение базовым навыкам игры. Некоторые из упражнений, если рассматривать их в ретроспективе, были довольно забавными. Одно из них заключалось в том, чтобы привязать мяч высоко к ветке дерева и, подпрыгивая, часами отбивать его головой. Однако это выглядело детской игрой по сравнению с методикой Дондиньо по обучению тому, как правильно забивать мяч головой в ворота. Бывало, он хватал мяч обеими руками и раз за разом бросал его прямо мне в лоб. «Не моргай! Не моргай!» – приговаривал он. Его идея заключалась в том, что для того, чтобы стать по-настоящему хорошим игроком, мне надо было научиться не закрывать глаза, когда мяч попадал мне в голову. Он даже говорил мне, что, если я просто сижу дома один, я должен взять мяч и сам себя лупить им по голове. Что я и делал – даже представить себе не могу, насколько по-дурацки я, должно быть, выглядел! Но Дондиньо полагал, что такие занятия важны, и он был прав. Это был урок, который позже сослужил мне великую службу.

Помимо ударов головой, Дондиньо хотел сфокусировать мое внимание еще на двух приемах: 1) удержании мяча при дриблинге как можно ближе к себе и 2) умении делать все одинаково хорошо обеими ногами. Почему он делал акцент на этих двух моментах? Возможно, из-за малости того пространства, на котором мы имели возможность играть – на улицах Бауру, в его дворах и проулках.

Но, возможно, еще и потому, что мой отец видел, каким маленьким и тощим я был. Сейчас мой рост 173 см. Уже тогда было ясно, что высоким я не буду и, в отличие от Дондиньо, у меня не будет каких-либо естественных физических преимуществ на футбольном поле. Раз я не мог смести с пути других игроков или прыгнуть выше их, все, что мне оставалось, это быть техничнее. Мне предстояло сделать так, чтобы мяч стал продолжением меня самого.

Должен сказать, Дондиньо учил меня всему этому, сильно рискуя. Моя мама, дона Селеста, страшилась мысли, что ее старший сын может стать футболистом. И кто мог обвинить ее в этом? Для доны Селесты футбол означал погоню, которая ведет в тупик, верный путь к нищете. Она была сильной женщиной, всегда относилась к нам с вниманием. Часто она оказывалась единственным ответственным лицом в доме, полном мечтателей. Она хотела, чтобы я тратил свободное время на учебу, чтобы однажды из меня хоть что-то получилось. Тогда, как и сейчас, она была как ангел, парящий над нами, постоянно понуждая нас поступать правильно, нравственно, конструктивно. Она желала всем нам лучшей жизни. Так что в те ранние годы, поймав меня за игрой в футбол, она задавала мне хорошую словесную трепку, а иногда и кое-что похуже!

Несмотря на все ее благонамеренные усилия, ни папу, ни меня нельзя было остановить. Что она могла сделать? Мы оба были одержимы. Мы продолжали играть в маленьком дворе, и дело дошло до того, что дона Селесте однажды вышла из дома, уперлась руками в бока и сказала со вздохом:

«Ну, отлично. Это ж твой старший сын! И не думай потом приходить ко мне жаловаться, когда он будет голодать, – чем он занимался вместо того, чтобы изучать медицину или право?» Дондиньо обнял ее за талию и рассмеялся.

«Не беспокойся, Селесте. Тебе не о чем будет волноваться, если он научится правильно бить левой ногой!»

Родитель с несбывшейся мечтой о спортивном величии, тренирующий сына или дочь с тем, чтобы они пошли по его стезе, – это старая повесть, полная опасностей. Одни дети не выносят бремени, сопряженного с подобными ожиданиями. Другие, оказавшись под сильным давлением, испытывают отчуждение по отношению к родителю. А некоторые, вырвавшись из-под давления, навсегда вычеркивают этот спорт из своей жизни.

Ничего подобного я никогда не испытывал. Настоящая правда в том, что я любил футбол. Любил ощущать мяч под ногой, солнце на лице, чувство товарищества, которое пришло с большой командной работой, тот электрический заряд, что пронизывал меня и растекался по венам, когда я забивал гол. Но больше всего я любил проводить время с отцом. Не думаю, что в течение долгих совместных занятий Дондиньо мечтал о том, как я стану богатым или знаменитым, во всяком случае, не в те ранние годы. Думаю, он просто любил эту проклятую игру и хотел передать эту любовь своему сыну.

Ему это удалось. И, должен сказать, любовь эта с годами не увяла. Она глубоко в моей душе, как вера в Бога, или язык, на котором учишься говорить с рождения. Отца больше нет. Но самое удивительное в том, что спустя все эти годы я по-прежнему не могу отделить мою любовь к футболу от моей любви к отцу.

Такой разный футбол

В течение жизни мне выпадала честь играть в футбол почти на всех величайших аренах мира – на стадионе «Маракана» в Рио, на «Камп Ноу» в Барселоне, даже на нью-йоркском стадионе «Янки». Но мои самые первые соревновательные матчи были сыграны на священном поле «стадиона» на Рубенс Арруда, в действительности являвшегося пыльной улочкой, на которую выходил наш дом в Бауру. Моими первыми соперниками были соседские мальчишки. Стойками для ворот нам служили старые ботинки, окружающие дома (чаще всего) были за пределами игровой площадки, но если шальным ударом разбивался уличный фонарь или чье-то окно, мы удирали со всех ног, хотя обычно все были уверены, что это была моя вина, ведь всей округе было известно, что в нашей команде сорванцов самым помешанным на футболе был именно я. Думаю, в этом заключался единственный недостаток того, что я был известен как сын Дондиньо!



В наших уличных пикап-играх отражается мое видение в футболе игры, объединяющей людей как никакой другой вид спорта. Иные спортивные увлечения – бейсбол, крикет или американский футбол – требуют всевозможной дорогостоящей экипировки или строго, по жестким правилам организованных команд, что совершенно не подходило для ватаги нищих, неорганизованных мальчишек из Бауру. Все, что нам требовалось для игры в футбол, – это мяч. Играть можно было один на один или одиннадцать на одиннадцать, удовольствие мы получали в любом случае. Живя в своем районе, я мог в любое время запросто выбежать на улицу и найти там, по крайней мере, шестерых ребят, а то и целый десяток, чтобы поиграть с ними. Наши мамы находились поблизости и могли присматривать за нами. Хотя в общем-то в Бразилии 1940-х годов, стране маленьких городков, еще не было автомобилей, почти не было преступности, связанной с насилием, и все в округе знали друг друга. Так что игра на «стадионе» Рубенс Арруда шла почти всегда, до тех пор пока рефери, то есть моя мама, не прерывала ее.

Еще одно замечательное качество футбола заключается в том, что играть в него может буквально любой – вы можете быть маленьким или высоким, сильным или хрупким, но до тех пор пока вы в состоянии бежать и бить по мячу, вы прекрасно подходите для того, чтобы выйти на футбольное поле. Вот почему на наши уличные пикап-игры собирались невероятно разнообразные, разношерстные группы ребят. Каждая игра походила на небольшую Ассамблею Объединенных Наций: среди нас были сирийцы, португальцы, итальянцы, японцы и, разумеется, много афробразильцев, таких как я сам.

В этом смысле Бауру был микрокосмом Бразилии, вобравшей в себя миллионы иммигрантов со всего мира, ставшей настоящим плавильным котлом, таким же богатым в своем разнообразии, как Соединенные Штаты, если не больше. Многим иностранцам не известно, что на сегодняшний день в Сан-Паулу проживает самое большое за пределами Японии количество горожан японского происхождения. Бауру находился в двухстах милях от Сан-Паулу и по своим размерам, похоже, составлял одну миллионную его площади, но мы также вобрали в себя приличную долю иммигрантов, изначально прибывших, чтобы работать на кофейных плантациях на близлежащей территории. Мои соседи носили фамилии Камазуки, Хаддад и Маркони. Футбол заставил нас отмести в сторону все различия, которые могли иметь место, и после игры я отправлялся к ним домой, чтобы отведать лапшу якисобу, котлеты киббе или обычного бразильского риса с бобами. Такое знакомство с многообразием мира рано пробудило во мне аппетит к другим культурам, от познания которых мне, к счастью, предстояло получить столько удовольствия в будущем.

Я всегда рвался играть, поэтому обычно именно я отвечал за разбивку игроков на команды. Это было сложно. Почему? Рискуя показаться нескромным, скажу, что все те уроки с Дондиньо начинали окупаться. И это становилось проблемой. Моя команда выигрывала матчи со счетом 12:3 или 20:6. Ребята стали отказываться играть, даже те, кто был намного старше меня. Поэтому вначале я попытался удержать всех заинтересованных в игре, формируя команды с неравным количеством игроков, например, ставя троих против семи, сам играя за тех, кто в меньшинстве. Когда даже этого оказалось недостаточно, я начал проводить первую половину игры в качестве вратаря, просто сдерживая разницу в счете, чтобы под конец пойти в атаку. Частая игра за вратаря в те годы странным образом окупилась и не раз на протяжении всей моей жизни, и, в конечном итоге, именно ей я обязан тем прозвищем, под которым мир знает меня.

Я – Пеле

Прозвища – весьма забавное явление в Бразилии, они есть почти у каждого, а у некоторых их целых три или четыре. В то время я был известен как Дико, в семье меня зовут так до сих пор. Моего брата Жаира звали Зока. Когда нас с Зока не было на «футбольном поле», мы пускались с нашими друзьями на поиски всяческих приключений по городу: всего в нескольких кварталах от нашего дома находился железнодорожный вокзал, и мы отправлялись туда, чтобы посмотреть на людей, прибывающих из Сан-Паулу и других мест, – это было нашим окном в мир. В другие дни мы шли ловить рыбу в Рио-Бауру, прямо под железнодорожным мостом; разумеется, мы не могли позволить себе удилища или катушки, поэтому брали взаймы у соседей круглые сита с деревянными ободами и с их помощью вычерпывали рыбу из воды. Часто мы убегали с друзьями в лес, окружавший город, там собирали свежие плоды манго и сливы, охотились на птиц, включая тициу (якарину), название которой на короткое время стало моим прозвищем, поскольку эти птички маленькие, черные и проворные!



Разумеется, та жизнь не состояла из одного веселья и игр. Из-за сложного материального положения семьи я был вынужден начать подрабатывать с семи лет. Дядя Жоржи одолжил мне денег, и я купил набор для чистки обуви: коробочку со щетками и кожаным ремешком для ее переноски. Вначале я попрактиковался в чистке ботинок друзьям и членам семьи, а затем, наловчившись, отправился на вокзал и наводил лоск на сапоги и ботинки там. Спустя годы я устроился работать на обувную фабрику. Какое-то время я доставлял пастель – вкуснейшие пирожки, похожие на обжаренные в масле бразильские эмпанады, обычно фаршированные говяжьим фаршем, сыром или сердцевиной пальмы. Их готовила сирийка, жившая в нашем районе, а заказчик продавал их пассажирам на одной из трех железных дорог, проходивших через наш город.



Заработать много таким способом не удавалось – Бауру был беден, как и вся остальная Бразилия. Часто он казался городом, в котором слишком много чистильщиков обуви, хотя самой обуви не хватало. Тем не менее все, что я зарабатывал, я послушно отдавал маме, которая тратила эти деньги нам на еду. В удачные дни она давала мне несколько монет, чтобы в воскресенье я мог пойти на утренний сеанс в кино.

Была еще школа. Боюсь, тут мои достижения не вполне дотягивали до того уровня, которого я смог добиться на футбольном поле. Помимо всего остального, мой футбольный энтузиазм сделал из меня трудного, а зачастую мятежного ученика. Иногда я просто покидал класс и занимался дриблингом во дворе, пиная комок бумаги. Мои учителя делали все возможное, пытались призвать меня к дисциплине, заставляя меня стоять на коленях на сухих бобах или запихивая мне в рот скомканную бумагу, чтобы я перестал болтать. Один из них заставлял меня стоять, уткнувшись носом в угол с руками, разведенными в стороны наподобие статуи Христа-Искупителя в Рио. Помню, однажды я попал в серьезную переделку за то, что залез под стол учительницы, чтобы заглянуть под ее платье.

Со временем я разочаровался в школе. Оставалось много других дел, и, к сожалению, мои посещения занятий стали нерегулярными. Жаль, но такое явление было типичным в то время – в конце 1940 годов в школу ходил лишь один из трех бразильских детей. Лишь один из шести мог дотянуть до средней школы. Впрочем, все это – слабое оправдание. Позже я буду жалеть, что не уделял больше внимания учебе, и буду вынужден приложить огромные усилия, чтобы наверстать упущенное.

Так или иначе, я сохранил бо́льшую часть своей огромной энергии для футбола. Футбольное поле было тем местом, где нам не надо было думать о нищете, наших родителях или трагедиях давно минувших дней. На футбольном поле никто не был богатым или бедным; это было место, где мы могли просто играть. Мы проводили дни, говоря о спорте, дыша и живя им. Как же мало мы знали! Футбол должен был вскоре стать той ареной, на которой произойдет величайшее событие в истории Бразилии.

Мой первый чемпионат

Тогда, как и сегодня, не было и нет ничего, что могло бы столь же сильно взволновать людей во всем мире, как чемпионат мира по футболу. На финальный турнир чемпионата сборные стран со всех концов земли собираются раз в четыре года и проводят вместе целый месяц, заполненный матчами, торжествами и пышными зрелищами. Это как гигантская вечеринка, в которой участвует вся планета. За минувшие 56 лет я принимал участие в каждом чемпионате либо как игрок, либо как болельщик, либо в качестве назначенного «почетного посла». Исходя из личного опыта, могу с определенным основанием утверждать, что на свете нет ничего лучше мирового первенства по футболу. Олимпийские игры, конечно, тоже великолепны, но, на мой взгляд, в них включено уж слишком много различных спортивных мероприятий. А в Кубке мира у нас только футбол – турнир, по нарастающей подходящий к своей захватывающей кульминации – игре за чемпионский титул, которая возносит на мировой престол новых королей.

Теперь, когда чемпионат мира по футболу превратился в некий институт, кажется, будто он существовал всегда. Но в 1950 году, когда он впервые ступил на бразильскую землю, Кубок мира был еще относительно новой идеей и находился на довольно зыбкой почве. Первый чемпионат был организован всего лишь за двадцать лет до этого, в 1930-м. Француз по имени Жюль Риме, получивший титул президента ФИФА, Международной федерации футбола, решил продемонстрировать в наиболее выгодном свете этот вид спорта, который становился все популярнее. Его план заключался в том, чтобы собирать футбольные команды каждые четыре года, в промежутках между летними Олимпийскими играми, в надежде, что это позволит поднять статус команд, играющих на международном уровне, а также послужит вкладом в укрепление мировой гармонии. К сожалению, тогда существовали лишь мужские команды – пройдет несколько десятилетий, прежде чем появится блестящая, давно назревавшая идея проведения мировых чемпионатов по футболу и среди женских команд.

В первых чемпионатах мира принимали участие команды из таких разных стран, как Куба, Румыния и голландская Ост-Индия (ныне Индонезия), а также из уже закрепившихся футбольных сверхдержав вроде Бразилии и Италии. Престиж и посещаемость мировых чемпионатов росли, и к моменту проведения Кубка мира 1938 года во Франции матчи уже проходили на больших стадионах, буквально забитых десятками тысяч зрителей. Однако на самом чемпионате 1938 года произошло несколько событий, имевших дурное предзнаменование: например, австрийской команде футболистов пришлось в самый последний момент выйти из игры, поскольку за три месяца до этого их страну поглотила Германия. Немецкая команда в итоге ввела в свой состав нескольких лучших австрийских игроков, но все равно выбыла из турнира в первом же раунде, враждебно встреченная парижскими болельщиками, забросавшими немцев бутылками. К сожалению, это был не последний случай, когда политика вторгалась на футбольное поле.



Когда год спустя разразилась Вторая мировая война, проведение чемпионата мира по футболу, как и многое другое, было приостановлено. Война закончилась в 1945-м, но бо́льшая часть Европы была настолько ужасно опустошена и настолько сосредоточена на восстановлении своих городов и заводов, что прошли годы, прежде чем кто-то подумал о возможности вновь провести всемирный футбольный турнир. К 1950 году, наконец, показалось, что Кубок мира вновь возродится, но организаторам нужна была принимающая страна, которую не затронула война и которая была в состоянии построить стадионы и другие необходимые объекты инфраструктуры. Вот тогда и пришел черед Бразилии.

Но хотя Бразилия согласилась принять Чемпионат мира 1950 года, некоторые страны были еще слишком обескровлены войной и не имели возможности направить свои сборные в Южную Америку. Это происходило еще до того, как из Европы в Бразилию стало возможно перенестись на реактивном лайнере, – в то время такой путь занимал тридцать часов и включал несколько остановок в таких местах, как Кабо-Верде и Ресифи на северо-восточном побережье Бразилии. На участие Германии, разделенной и оккупированной союзными державами, и Японии был наложен запрет. В последнюю минуту свои заявки отозвали Шотландия и Турция. В конечном счете из Европы, являвшейся, наряду с Южной Америкой, регионом с развитым футболом мирового уровня, прибыли команды лишь шести стран. Что ж, неудачно для них, но, похоже, великолепно для Бразилии! Мы ждали нашего первого титула чемпионов Кубка мира, думая, что он уже у нас в кармане. Как вообще мы могли проиграть в матче на родной земле со столь ограниченным числом соперников?

Всех нас в Бауру, как и по всей Бразилии, охватила лихорадка чемпионата мира – ну, не столько самого чемпионата, сколько абсолютной уверенности в том, что нас вот-вот коронуют чемпионами мира. Мне было только девять лет – впрочем, уже достаточно, чтобы быть вовлеченным в перипетии событий. Помню, как отец с уверенностью повторял: «Кубок наш!», в то время как мы все слушали вечерами новости по радио о подготовке к турниру. «Кубок будет нашим, Дико!»

Среди моих друзей шли разговоры о торжествах, парадах и споры о том, кому из них удастся увидеть вожделенный трофей. Мы играли в свой уличный футбол, представляя себя чемпионами мира. Поразительно, но факт: где бы я тогда не оказывался, я не мог найти ни единой души, которая хотя бы допускала возможность того, что Бразилия не сможет победить.

Команда седьмого сентября

Новая волна энергии захлестнула Бразилию, и каждый ощущал ее. Казалось даже, что походка у людей стала будто на пружинах, чувствовалось их стремление удивить мир, даже в таких глухих местах, как Бауру, где чемпионат был едва ли более ощутим, чем молва о нем. Поэтому и наша маленькая кучка игроков с улицы Рубенс Арруда вдохновилась сделать нечто большее и лучшее. Мы решили выйти за рамки наших обычных пикап-игр и организоваться в настоящую команду наподобие сборной Бразилии или БАК, команды Дондиньо. Мы хотели иметь всю положенную экипировку: футболки, шорты, бутсы и носки. И, разумеется, нам в качестве мяча требовалось нечто лучшее, чем набитые тряпьем носки.

Но была одна загвоздка: у нас на всех не нашлось бы и десяти центов.

Я высказал ребятам свое предположение, что, может, удастся заработать, собрав коллекцию футбольных стикеров. Эти стикеры в то время были в моде – вроде бейсбольных карточек, на каждом была фотография футболиста и также, возможно, немного статистики. Моя идея заключалась в том, чтобы все ребята скинулись своими запасами стикеров и составили из них альбом, отдавая предпочтение действительно популярным командам из Рио и Сан-Паулу для того, чтобы придать коллекции бо́льшую ценность. Затем мы нашли бы того, кто захотел бы обменять настоящий кожаный мяч на наш альбом.

План был быстро принят, но наша амбициозная цель все еще оставалась заоблачной. Один парень по прозвищу Зе Порто предложил способ сделать ее более реальной – продавать поджаренные земляные орехи у входа в цирк и около кинотеатра. Замечательная идея! Но где нам взять земляные орехи? Как выяснилось, у Зе Порто имелось готовое решение и этой проблемы. Он хитро улыбнулся и предложил просто украсть орехи с одного из привокзальных складов. Эта идея заставила некоторых из нас по-настоящему забеспокоиться. Я вспомнил страшное мамино предупреждение о том, что воровство – один из худших грехов. Я чувствовал, что и другие ребята подумали о том же. Но Зе Порто был настойчивым малым. Наперекор всем нашим сомнениям он заявил, что даже если мы не сможем пробраться на склад, мы сможем залезть в один из вагонов товарняка, да и кто заметит пропажу нескольких мешков с арахисом? «И еще, – добавил он, – кто со мной не согласен, тот большое дерьмо!»

С этим поспорить мы уже не могли, потому гурьбой отправились на вокзал, всю дорогу идя на полусогнутых. Меня, как одного из неофициальных вожаков наших уличных пацанят, и еще одного парнишку избрали для того, чтобы залезть в железнодорожный состав и стащить орехи. У меня были опасения, но… чего не сделаешь ради футбола.

Мы проскользнули в вагоны, а я все не мог избавиться от мысленного образа мамы, уставившейся на нас со сложенными руками на груди, осуждающе и грустно качающей головой. Но было слишком поздно поворачивать назад. Мы разрезали мешковину, и орехи приливной волной заполнили деревянный пол. Мы лихорадочно бросились собирать их, набивая карманы, рубахи и ржавое старое ведро, которое прихватили, идя на дело. Казалось, минула вечность, прежде чем мы, наконец, рванули из вагона с добычей, нашли остальных ребят и помчались домой, смеясь и крича от радости и облегчения.

Мы поджарили арахис, затем, как и планировали, продали его, а выручку израсходовали на приобретение шортов. Когда мы поняли, что футболки не вписываются в наш бюджет, а испытывать вновь удачу с вагонами слишком рискованно, то решили удовольствоваться майками. При этом у нас по-прежнему не было носков и бутс, но мы были слишком возбуждены и нетерпеливы, чтобы переживать из-за этого. Вначале мы именовали себя Descalsos – «Босоногие», – пока не обнаружили, что в Бауру есть еще несколько команд с тем же названием и по точно такой же причине, что и у нас.



Вскоре вместо этого мы стали называться командой Седьмого сентября, – Sete de Setembro – так называлась улица, которая пересекала нашу. Сама она получила такое название в честь Дня независимости Бразилии – Седьмого сентября. Обладая теперь собственной экипировкой и имея в своем составе пару игроков-асов, мы стали относиться к себе исключительно серьезно. Перед началом игр мы выстраивались на поле – ну хорошо, вдоль улицы – со всей торжественностью, точно так же, как – мы видели – выстраивалась папина команда. Мы составляли графики игр с другими командами округи и выигрывали большинство матчей со счетом, иногда выражавшимся двузначной цифрой. Я стал выделывать сумасшедшие финты, набивать мяч головой, чеканить коленями. Иногда я начинал истерически смеяться над несчастными игроками из других городских районов, прорываясь мимо них, чтобы заколотить очередной гол.

Однажды вечером Дондиньо вернулся домой из универсама в полном расстройстве. Когда обед был закончен, он сказал, что хочет поговорить со мной наедине.

«Я шел сегодня по улице, где ты играл с друзьями, – сказал он, – и я видел, что вы там делали».

Глаза мои загорелись. Наверняка он видел, как я применил новый классный финт!

«Ты меня сильно расстроил, Дико, – сказал он. – Я видел, как ты издевался над другими ребятами. Ты должен с бо́льшим уважением относиться к ним. Талант, что у тебя, откуда он? Ты ровным счетом ничего не сделал, чтобы заслужить его. Бог даровал тебе твой талант.

Другие ребята не получили благодати Господней, так что? Это не дает тебе права вести себя так, будто ты лучше их.

Ты всего лишь мальчишка, – продолжал он строго отчитывать меня, грозя пальцем. – Ты еще ничего не совершил. Ровным счетом ничего. Когда однажды ты чего-нибудь достигнешь, тогда и празднуй. Но и тогда делай это со смирением и скромностью!»

Я был потрясен. Помню, как отчаянно хотел я убежать и спрятаться в спальне, которую делил с Зока. Но, как обычно, Дондиньо дал прекрасный совет – тот разговор запал мне в душу на долгие годы. Как оказалось, это было также важным предупреждением для всей Бразилии.

Показательное выступление

Когда чемпионат, наконец, начался, все наши уличные игры прекратились, поскольку мы хотели с должным вниманием следить за турниром. Какое-то время казалось, что все наши волнения и переживания с затаенным дыханием не напрасны: Бразилия выиграла стартовый матч в Рио, разгромив Мексику со счетом 4:0, причем два мяча забил Адемир – прекрасный футболист из клуба «Васко да Гама», получивший прозвище Челюсть за… Разумеется, за выдающуюся вперед челюсть – за что же еще! Следующий матч стал отрезвляющим: ничья 2:2 со Швейцарией на стадионе «Пакаэмбу» в Сан-Паулу. Однако победа над Югославией со счетом 2:0 успокоила нервы, и вот так Бразилия подошла к финальному раунду. ...



Все права на текст принадлежат автору: Пеле.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Пеле. Я изменил мир и футбол Пеле