Елена Булганова Проклятие

Всем странникам между книжными мирами посвящается эта история

© Макет, оформление. ООО «РОСМЭН», 2021

© Елена Булганова, текст, 2021

Глава первая Отчаяние и надежда

Утекала минута за минутой, набежал, должно быть, уже целый час, а я так и не покинула тесную палату с двумя койками. Одна пустовала, а на другой время от времени жалобно постанывал и вздрагивал во сне Сашка. Сначала я сидела рядом с ним на железной раме кровати и гладила по здоровому плечу. Потом начала на цыпочках метаться от окна к двери, от стены к стене. Моя голова аж потрескивала от боли, временами подташнивало, но внешние проявления были цветочками по сравнению с тем, что творилось в моих мозгах.

Я пыталась не вспоминать, но нет, слишком поздно, ревущую лавину не повернуть вспять. Старалась хотя бы не перебирать возникающие образы, сразу топить их в глубинах памяти. Пропускать, как песок меж пальцев, не чувствовать, не переживать. А образы сопротивлялись, требовали моего внимания, каждый словно вопил: «Вот я! На меня посмотри! Обо мне подумай!» Целая жизнь, короткая, но такая насыщенная, совсем не похожая на мою нынешнюю, ворочалась во мне, как кошка в слишком тесной коробке, упорно отвоевывая себе все больше пространства.

Но хуже – и страннее – всего было то, что меня с каждой секундой все меньше волновало, почему Орлик убил меня. И я почти не думала о том, каким непостижимым образом он ожил, хотя своими глазами видела, как его поглотила Смертная Тень. Пожалуй, это было последнее, самое яркое воспоминание перед тем, как меня саму начал пожирать яд или что он там мне скормил. Я отчетливо помнила, как Тень на мгновение приняла его облик, подобный оплывшей черной свече, – а потом с жутким сытым причмоком уплыла в темноту. Как всякий, кто хоть какое-то время прожил в Блишеме, я знала, что вернуться в любой из миров он уже не мог, Тень – это конец всего. Но если я сейчас разыщу его, то едва ли стану задавать вопросы, потому что ничто больше не имеет значения. Я просто брошусь в его объятия, разревусь, наверно, и никакая сила на земле не разожмет моих рук…

Нет, что это я, так нельзя. У меня теперь другая жизнь, я – Дана, Дана, Дана! Да и какие объятия, он тяжело ранен и, надеюсь, крепко спит после очередной штопки. Или, как вариант, снова замышляет смыться из больницы.

Я заставила себя собраться с мыслями. Еще раз глянула на Сашку, словно призывая его незримо быть со мной рядом, не дать раскиснуть и натворить глупостей. Он как раз в этот миг заворочался и сильно дернул головой, словно изо всех сил пытался проснуться. Почему-то этого я испугалась еще больше и выбежала прочь из палаты.

Больничный коридор был погружен во мрак, лишь напротив палаты на столе дежурной медсестры низко склоненная настольная лампа нарисовала желтый круг. Медсестра, растрепанная и усталая, что-то писала, подпирая свободной рукой голову и все равно почти касаясь носом стопки бумаг, а очки ее лежали на подносе рядом с дымящейся чашкой и надкушенной печенюшкой. Она заметила меня, провела ладонью по глазам и спросила с вымученной улыбкой:

– Не спится тебе? Переживаешь за друга? Дать таблеточку для сна?

– Не нужно, – замотала я головой. – Я только хотела спросить… У меня здесь еще один знакомый лежит. Тоже на четвертом этаже, но отделение другое.

Женщина понимающе кивнула:

– А, это в первой хирургии, через площадку. А у нас тут вторая.

– Можно туда сходить?

– Сейчас, среди ночи? – удивилась и быстро-быстро заморгала она. – Милая, больные все спят, тревожить их нельзя.

– Да мне только убедиться, что с ним все в порядке.

– Нет-нет, ты и не попадешь туда до утра, двери заперты изнутри.

– Но вы же можете позвонить тому, кто там дежурит, чтобы впустил меня? Пожалуйста!

Но она ответила твердо и уже без улыбки:

– Девушка, это невозможно. Вас и так оставили в порядке исключения, вообще-то только родным можно, и то с разрешения заведующего отделением. Ой!

Теперь она смотрела куда-то через мое плечо, и я сильно вздрогнула, вдруг вообразив, что там стоит Орлик. Ему-то, в отличие от меня, совсем не трудно попасть куда и когда угодно. Кровь отхлынула от головы, зашумело в ушах, я медленно обернулась. Но это был только что упомянутый завотделением, старый хирург, прекрасно мне знакомый.

– Ловца и зверь дожидается, – проговорил он негромко, прощупывая меня взглядом из-под мохнатых бровей.

И, кивнув куда-то вглубь коридора, зашагал вперед первым, даже не сомневаясь, что я последую за ним. Медсестра глянула на меня сочувственно, пожала плечами и снова уткнулась в свою писанину. Я поплелась за хирургом, уже зная, о чем пойдет речь: мы с Дятловым заранее договорились, что назовем фамилию нашего одноклассника, который как раз на неделю со всем семейством укатил в Белоруссию отмечать юбилей деда. Просто Саня не хотел, чтобы снова дергали среди ночи его родителей, а утром можно будет сослаться на шок и потрясение. Надеюсь, это не такой большой подлог, чтобы заведующий немедленно сдал меня в полицию.

От тычка его ладони распахнулась одна из дверей, наружу выплеснулся яркий свет. Когда я на заплетающихся ногах – не от страха, больше от усталости – добрела туда, хирург уже сидел за столом, растирая темноватые бугристые пальцы. Комната оказалась дежуркой, здесь и кровать имелась, а стол был хаотично заставлен упаковками с продуктами быстрого приготовления, чтобы медсестрам коротать тут ночи.

– Я не знаю вашего имени, простите, – промямлила я, замирая в дверях.

Мама всегда мне твердила: чтобы установить контакт с собеседником, в первую очередь необходимо узнать его имя. А я вот уже дважды с ним разговаривала, и никакого контакта.

– Лев Аркадьевич, – почему-то ухмыльнулся хирург, словно видел меня насквозь. – Интересное у нас с вами общение получается, Богдана. Вы с удивительным упорством поставляете в больницу подстреленных неизвестно кем молодых людей, имен которых либо не знаете, либо знаете, но неверно. И которые, по некоторым признакам, влюблены в вас по гроб жизни. Не знаю, что обо всем этом думать, но сюжет складывается забавный.

Господи, вот я дура! О нашем с Сашкой вранье подумала, а обо всей ситуации в целом – нет. Не заготовила никаких объяснений. А сюжет в самом деле получается еще тот.

– Кого сегодня оперировали, я прекрасно знаю, – буркнула я. – Мы дружим с первого класса. А имя сказали другое, потому что врачи сразу начали бы звонить ему домой, а у него и так… все сложно дома.

– Ага, сложно, понимаю, – закивал врач. – А криминогенная обстановка в нашем городе, похоже, еще сложней. Знаете, Богдана, до нашего знакомства я как-то даже не задумывался об этом, а сейчас вот ехал среди ночи в больницу, так сердце и замирало – не подстрелил бы кто. Или для этого нужно быть рядом с вами?

Я вздохнула, но промолчала. А что тут скажешь?

– Даже не буду спрашивать, что произошло, не хочу выслушивать новое вранье, – продолжал хирург. – На этот раз хоть ранение нормальное, пулевое. Но завтра вам придется общаться с дознавателями, и разговор, предвижу, будет нелегкий.

– Меня могут арестовать? – задергалась я.

Вот в самом деле, будто мало тысячелетней старухи, объявившей на меня охоту, и прочих неприятностей. Швырнут за решетку – и что тогда делать? Разве что Орлик-Артур вытащит, но ему же сперва нужно окрепнуть.

– Неважно, – перебила я уже открывшего рот завотделением, отчего его брови изумленно поползли вверх. – Сама разберусь. Я только хотела узнать, как там Артур. К нему не пускают до утра…

Что-то неуловимо изменилось в лице Льва Аркадьевича, взгляд вдруг стал вроде как потерянным… или даже обиженным. И мне это не понравилось настолько, что сердце сперва оборвалось и провалилось куда-то, потом задергалось во всех направлениях, как йо-йо.

– Вы полагаете, можно сбегать из больницы с таким серьезным ранением? Без конца тревожить рану без последствий? – спросил он резко, сердито. И так и впился в меня глазами.

– Я… я ничего не полагаю. А что слу…

– Ваш знакомый умер, – рубанул хирург. – В третий раз мы оказались бессильны ему помочь.

Кажется, я тоже умерла, оцепенела и перестала дышать. Не было никакого смысла в дыхании… вообще ни в чем больше не было смысла.

– Нет. Что вы, нет, это невозможно. Он же очень сильный, Ор… то есть Артур. Это ошибка.

– Тем обидней. У него был шанс выкарабкаться, а он им не воспользовался.

А в следующий миг доктор уже нависал надо мной и подносил к моим губам мензурку. Но как же я оказалась на диване? Похоже, все-таки отключилась.

– Может, вам поехать домой? Свой-то адрес вы помните? – спросил хирург без издевки, голосом глухим и печальным.

Я помотала головой:

– Нет. В смысле помню, но не поеду.

– Хорошо, но тогда договоримся так: вы возвращаетесь в палату и немедленно ложитесь спать. Сестра даст вам успокоительное, я распоряжусь. Если что – я в своем кабинете до утреннего обхода, сестра покажет. Дознаватель появится часам к девяти, но, возможно, вы захотите сперва поговорить со мной. Поговорить – это значит честно рассказать, что происходит вокруг вас, – уточнил он.

– Я поняла.

Попыталась встать – и не почувствовала ног. Все было как-то нереально, будто я просто заснула в Сашкиной палате и мне приснился кошмар. Если бы так… но я все равно не верю. Орлик столько раз умирал, что все разговоры о его смерти следует приравнять к дурацким шуткам.

Кажется, старый доктор хотел меня проводить, но я отстранилась, собрала в кулак все жалкие остатки мужества и побрела в указанном направлении. На автомате дошла до нашей палаты, дежурная сестра куда-то исчезла, оставив лампу гореть. Открыла со всеми предосторожностями дверь, но напрасно старалась – Сашка все равно не спал. Полусидел в кровати, неудобно опираясь головой о высокую спинку, и смотрел на меня. Окно палаты выходило на ярко освещенный проспект, так что, даже прикрыв дверь, я различила этот вопрошающий взгляд.

– Навещала Артура? – В его тоне было скорее утверждение, чем вопрос.

Я помотала головой, боясь даже касаться этой темы:

– Нет, просто выходила проветриться. На заведующего отделением неудачно напоролась.

– Ясно. Слушай, планы меняются, – сказал Дятлов, вытащил из-под одеяла здоровую руку и помахал зажатым в ней мобильником. – Там Вилли подъехал, ждет тебя на стоянке у больницы. Приглашает к себе на новоселье, одним словом.

– Никуда я не поеду! – возмутилась я. – Ты сам просил, чтобы никуда от тебя не уходила, я слово дала!

У моего друга сделался виноватый вид.

– Ну, это я был не в себе малость, вот и погорячился. Торжественно избавляю тебя от данной клятвы. Тебе нужно отдохнуть, а ты же наверняка спать тут боишься.

Я с удивлением поняла, что даже не вспомнила о своей жутко неудобной особенности. Слишком много всего произошло, и мой прежний кошмар уже не имел особого значения. Хотя, может, уйти из больницы в самом деле стоило, пока не загремела в полицию. Или не свела с ума заглянувшую некстати медсестру.

– А Кимка где, тоже у Вилли? – задала я вопрос.

– Нет, конечно, она дома давно. Вил ее отвез, потом скинул мне эсэмэску, что готов тебя забрать. Я сразу вызвал его сюда, а ты гуляешь где-то. Так что давай в темпе на выход.

– Значит, мы у него там будем только вдвоем? Это ничего? – уточнила я.

– Да ладно, он же твой, как там, пасынок! – развеселился Сашка.

Вообще-то я совсем другое имела в виду. Например, не боится ли Дятлов, что Вилли вдруг решит поскорее переправить меня в Блишем и найдет для этого железобетонные аргументы. Но если Саня другу настолько доверяет, то мне чего волноваться.

Я наклонилась, чтобы поцеловать Сашку. Странный вышел поцелуй, куда-то в переносицу, – я метила в лоб, а Сашка-то подставлял губы. Но я была не в состоянии целовать его сейчас, как прежде. К двери я почти бежала.

Медсестра все еще где-то гуляла, и это к лучшему. Меня преследовало неприятное чувство, что хирург не отпустил бы меня: охота ему объясняться с полицией. Почти добежала до двери в отделение, нащупала замок-защелку, открыла – и была такова. Правда, уже сбегая по лестничным пролетам сообразила, что даже не знаю, где осталась моя куртка, но это не имело особого значения.

Вилли посигналил, едва я выскочила за шлагбаум. Я впервые видела его за рулем, раньше нас всегда возил молодой смешливый водитель, ничуть не комплексующий по поводу того, что катает золотую молодежь примерно своего возраста. Да и машина была другая, не внедорожник.

– Как ты? – Вил сразу уловил, что со мной все совсем не в порядке. – Держишься?

– Стараюсь…

– Саша как? Не хуже, чем пытается это представить по телефону?

– Он выкарабкается.

– Тогда я спокоен.

И больше по пути Вилли никаких вопросов не задавал, понял, что мне не до них. Я же делала вид, будто задремала, потому что все силы уходили на то, чтобы не завыть в голос. Едва отмечала про себя, что вот мы покинули город, едем по шоссе прочь от Питера, потом свернули на ответвление дороги и минут через пять машина затормозила. Я разлепила глаза, увидела в темноте, как поднимается блистающий разноцветными огоньками шлагбаум на въезде в поселок.

Новый дом Вилли был еще больше прежнего, двухэтажный, с мансардой. А участок и вовсе огромный. Между клумбами и веточными горками петляла рыжая дорожка с подсветкой. Вдоль забора выстроились в ряд важные голубые ели, над широким крыльцом елочной игрушкой сиял желтый шар-фонарь.

Внутри Вил первым делом отвел меня в ванную комнату, где центральную часть пространства занимала стилизованная под старину янтарного цвета ванна на ножках. Но я воспользовалась душевой кабинкой, вышла закутанная в большой теплый халат – дрожь колотила даже после горячих струй. Мимоходом подумала, что тут все же кто-то жил прежде, может, те ребята-всадники, что погибли, защищая нас с Ингой. Были ли среди них знакомые? Нет, не нужно мне этого знать.

Вилли дожидался меня в столовой, у него уже все было приготовлено. Поставил передо мной чашку с чаем и глубокую пиалу, накрытую сверху блюдцем. Я замотала головой:

– Есть не хочу, только пить.

– А ты попробуй.

Он снял блюдце, и я ощутила удивительно знакомый запах. В пиале оказалась вроде как каша из мелких золотистых зернышек.

– Манна, – пробормотала я.

Один из немногих продуктов, который добывался в Нутряном мире, необыкновенно сытная крупа, возвращающая силы больному и ослабленному. Я выдавила улыбку и положила ложку в рот. Теплая волна щекотнула нёбо, растеклась по всему телу. Я перестала дрожать и даже закатала рукава необъятного халата.

– Как Кимка? – нарушила я молчание.

Вил, кажется, твердо решил меня не дергать, а может, просто думал о своем. Но сразу ответил:

– С ней все в порядке, по счастью, она не успела толком испугаться. Вот ее родители – да.

Я вопросительно вскинула голову.

– Лина выскочила в подъезд в тапках и халате, хотела убедиться, что я снова не задремал где-нибудь на ступеньках или в лифте. А там, похоже, уже стерегли бабуля и какое-то существо из Ашера, из тех, кто умеет вводить в транс. Увезли на квартиру Инги и ее сестры, и Лина почти ничего не осознавала, пока я не приехал за ней. Кстати, с сестрой, со Светланой, тоже все в порядке, нашел ее запертой в ванной. Но она-то знала о существовании другого мира, так что была не столько потрясена, сколько испугалась вторжения грубой силы.

– Слава богу!

– Да. Но Кимы уже успели связаться с полицией. Пришлось брать вину на себя, придумывать целую историю, почему я вероломно похитил их дочь, просить прощения. Простили.

– Но ты рассказал Лине… хоть частично?

– Да почти все рассказал, раз повод подвернулся, – широко и довольно улыбнулся парень.

– И как она? В шоке?

– Да еще в каком… от нас, то есть от меня, конечно же. Сказала, что это шовинизм и неуважение, и нужно было объяснить ей все после той, э-э, роковой ночевки в твоей квартире. И она не попала бы в больницу, не получила репутацию законченной психопатки и не сократила годы жизни своим родителям. Это в кратком пересказе.

– Может, Кимка и права, – сказала я, испытывая внутреннее удовлетворение от того, что моей вины перед подругой не было.

– Возможно. Но я не мог ей рассказать, потому что чувствовал, что что-то назревает. Хотел удержать ее в стороне, но неудачно, как оказалось. – Он помолчал, внимательно вгляделся в меня и спросил: – Пойдешь спать, Дея? Или лучше звать тебя Даной? Как тебе привычнее? Я уже приготовил комнату и очень надеюсь, что ты поживешь тут некоторое время. Дом большой, два крыла почти наглухо изолированы друг от друга, так что тебе будет спокойно.

Я хотела поблагодарить и попросить посидеть со мной еще немного, потому что даже представить не могла, как останусь одна. Но, к моему ужасу, вместо слов из горла вырвался сперва клекот, потом сухие рыдания. Вилли побелел и подскочил ко мне.

– Что?!

– Артур умер, – просипела я вмиг разодранным горлом.

Кажется, Вил даже не сразу понял, о ком я говорю, все его тревоги лежали в другой плоскости. Только потом отреагировал:

– Кныш? Не может этого быть. Не верю.

– Я тоже, но это сказал хирург, который его оперировал. Сказал, что после последнего побега из больницы они не сумели…

Я больше не рыдала, только лихорадочно тряслась. Вил молчал, о чем-то размышляя, потом сказал:

– Дана, когда я передавал Артура врачам неотложки, он рвался защищать тебя, нам пришлось хором умолять его съездить на перевязку. Он послушался, но спросил мой адрес. Думаю, как только его привели в относительный порядок, Кныш немедленно прибегнул к своим приемам, причем на этот раз исчез из больницы так, чтобы его даже не хватились. Просто внушил врачам, что о нем больше беспокоиться не нужно.

Не знала, что надежда может так обжигать изнутри. Господи, о чем я только думала! Это же так очевидно!

– Значит, он сейчас ищет нас? Ведь этот адрес он не знает?

– Тебе необходимо отдохнуть, – мягко заметил Вилли. – Кныш нигде не пропадет, а я немедленно отправлю сукра на его поиски. И, Дана, – он поднял руку, предупреждая мои мольбы, – подлунный сукр справится лучше нас всех, вместе взятых, а тебе нужно восстановить силы.

Я внутренне с ним согласилась, хотя готова была бегать по городу до изнеможения, искать, искать, потому что это легче ожидания. Но в реальности я с трудом удерживала себя в положении сидя и пару раз едва не выронила телефон, пока набирала Орлика. Номер был отключен. Это, конечно, ничего не значило, но… Меня снова затрясло. Вилли положил ладони мне на плечи, дождался, когда я подниму на него глаза, и спросил:

– Это ведь Орлик, верно?

Я коротко вскрикнула – так обжигало это имя. И бессильно уронила голову, что означало положительный ответ.

– Прости, – пробормотал Вил. – Я не стал бы задавать этот вопрос, но надо же удостовериться, что сукр в собачьем обличье его не напугает.

– Как ты догадался? – прохрипела я.

– А кто еще мог с такой одержимостью искать тебя? И кто может быть так важен для тебя, если прежде ты жила лишь однажды, – с какой-то мрачной торжественностью проговорил он в ответ.

Пару минут мы молчали. За это время я сумела совладать с прерывистым дыханием и яростным сердцебиением. Я должна была принять новую реальность: Орлик жив, мы с ним снова оказались в одном отрезке бытия и скоро, возможно, встретимся. Чуточку успокоившись, я снова схватилась за чашку с чаем. Он оказался горячим – Вилли поменял, пока я пребывала в прострации. Я благодарно кивнула другу, растянула губы в улыбке, показывая, что прихожу в норму.

– Ты решила, что будешь делать дальше? – спросил он пару минут спустя.

Если бы я знала, что делать! Хотелось сослаться на усталость и бурю в мозгах, но я тут же напомнила себе: Дея от проблем не бегала. И ответила как можно обстоятельней:

– Думаю взять небольшой тайм-аут, пока память не вернется полностью и все не уложится как-то в голове. Любой пробел может исказить всю картину, и тогда я совершу какую-нибудь ошибку, верно ведь? Как думаешь, сколько времени мне потребуется?

Вилли поднял и опустил могучие плечи:

– Возможно, пара недель. Прости меня, Дана, я не слишком много знаю об этом, только то, что слышал от друзей-всадников. Не исключен вариант, что ты не сможешь восстановить память в полной мере до своего восемнадцатилетия.

Как же мне хотелось ухватиться за эти слова и отложить окончательное решение еще на целых полтора месяца! Если бы не отчаянная тоска и тревога за дочку.

– Я должна увидеть Параклею, снять с нее заклятие! Но главное, мне нужно сперва встретиться с Орликом, узнать, что случилось со мной во дворце. Без этого мне нельзя даже соваться в Блишем. А вдруг я что-то напутала, не так поняла, ведь не мог же он в самом деле убить меня? Бред какой-то!

– Да, скорее всего, тут у тебя в голове что-то спуталось, – с готовностью поддержал меня Вил. – Учитывая, что потом ты будто бы видела, как его поглотила Смертная Тень.

– Во-от! – Я воспрянула духом. – Конечно же я что-то другое видела. Орлик никогда бы… Жаль, что я такую дичь брякнула сгоряча, да еще при твоей бабке. Но все же, Вилли, как ты думаешь: это может как-то отразиться на нем? Ну…

– Ты имеешь в виду, станет ли Властитель преследовать его, как твоего убийцу? – сформулировал мой лепет Вил. Я подавленно кивнула. – Ну вряд ли он станет преследовать его здесь, в этом мире. Другое дело, если Орлик сам объявится в Нутряном мире. Тогда да, возможно.

– Но зачем ему туда соваться-то?!

Парень поднял на меня откровенно смеющиеся глаза:

– Это ведь от тебя зависит. Насколько я понимаю намерения Орлика, он последует за тобой куда угодно, хоть на другую планету. Он искал тебя во всех своих прошлых жизнях, Богдана. Он мог найти тебя ветхой старушкой или, напротив, ребенком, сам будучи в летах. И надо же было такому случиться, что вы встретились здесь, в этом мире, ровесниками. Ты ведь понимаешь, что он не упустит свой шанс, верно?

Нечасто прежде мне приходилось слышать слова настолько ужасные и приятные одновременно. Я пробормотала мигом одеревеневшим языком:

– Но… как же… у меня ведь Сашка есть, и вообще…

На этом я благополучно заткнулась. Вил тоже дал понять, что не хотел бы вдаваться в столь скользкую тему, – и отправился заново заваривать чай.

– Ви-илли… – проныла я, когда он вернулся с чайником на подносе. – Ты бы узнал, если бы с Параклеей что-то случилось? Она точно в безопасности?

Парень изумленно заморгал:

– Дана, да что с ней может случиться? В Блишеме вообще редко что случается, разве забыла? А твоя дочь – сокровище Блишема и всего нашего мира.

От его слов в моем сознании что-то щелкнуло. Я в упор глянула на Вилли:

– Послушай, но ты ведь тоже сын Гамелеха! Ты уверен, что для тебя нет пути обратно в Блишем?

Уф, удалось упомянуть Властителя, не поперхнуться и не покраснеть… кажется. Ужасно неловко было о нем говорить, учитывая все обстоятельства. Но тут я заметила, как побелело лицо моего друга, – и устыдилась собственных заморочек. Он ограничился коротким кивком.

– Но это же несправедливо! Ты отправился в этот мир, чтобы найти меня и защитить, если будет необходимость, так? И в чем проблема? Я лично расскажу Гамелеху, что ты спас меня от неминуемой смерти!

Но Вил резко мотнул головой, на лице его застыло обреченное и непреклонное выражение:

– Дана, дело тут не во Властителе, и ты сама это скоро вспомнишь и осознаешь. Когда-то, убоявшись собственного злодеяния и того, к чему оно привело, он поклялся на кентроне, что каждый убийца в новой земле будет истреблен, равно как и весь род его. И никто из обагривших руки кровью не сможет попасть в Нутряной мир. Обратного действия эти клятвы конечно же не имеют. Если я попробую воспользоваться одним из переходов, через пару мгновений мой бездыханный труп окажется снова в этом мире.

– Но ведь ты можешь попасть туда иначе, разве нет? – взмолилась я. – Есть же какие-то обходные пути? Про Орлика ты говоришь так, словно для него не проблема оказаться там, где ему захочется, а уж он-то убивал сотнями!

– Такие пути есть, – согласился со мной Вилли. – Два мира не так уж сильно разъединены, за тысячелетия немало возникло дорог и тайных троп. На окраинах можно скрываться сколь угодно долго, много кто там обитает – вот только я не стремлюсь пополнить их ряды. Да, я хотел бы вернуться в Блишем, для меня нет города лучше и роднее – нет и никогда не будет. Но честь не позволит мне скрыть от отца случившееся, а он поступит, как должен, чтобы не прогневать кентрон.

Мне очень хотелось спросить Вилли, не мог бы он как-то договориться со своей честью ради более важных вещей. Но я прикусила язык, не желая упасть в его глазах. У Деи и вопроса такого никогда не возникло бы.

– К тому же ты не зря помянула мою бабушку – ее тоже нельзя списывать со счетов, – невесело хмыкнул парень.

– Советницу Хору? – встрепенулась я. – Она-то тут при чем?

Вил вроде как даже удивился моей тупости, сочувственно вздохнул, наверно, списав все на усталость и бардак в моей голове:

– Дея, она много веков охотилась на тебя, чтобы не дать тебе донести на ее дочь! Вчера она узнала правду, но ситуация не сильно изменилась: теперь убийство совершил я, ее внук. Поверь, когда она придет в себя, то тщательно все обдумает. А затем сделает все мыслимое и немыслимое, чтобы я никогда даже не приблизился к нашему миру. Хуже то, что ты так и осталась угрозой для нее, – как свидетельница на этот раз.

– Но я же никому не скажу про тебя! – вспыхнула я и даже с табурета вскочила. – Она же поняла, что мы с тобой друзья, неужто я обреку на смерть твою маму и всех прочих родственников?!

– Разные могут быть обстоятельства, – туманно ответил Вил. – Вдруг Властитель пожелает, чтобы ты подтвердила свой рассказ клятвой на кентроне, и тогда тебе придется рассказать ВСЮ правду. В любом случае нам надо хорошенько все обдумать, прежде чем ты вернешься в Блишем. Да и в этом мире стоит позаботиться о твоей безопасности.

– Ага, – пробормотала я и неожиданно ощутила, что лежу щекой на чем-то гладком и прохладном. – Только сперва Орлик… он найдется, и все будет хорошо… а пока…

– А пока пошли-поехали в постельку, – произнес над самым моим ухом голос Вилли, и я ощутила, как плыву куда-то на его руках.

Потом упоительный запах мяты и мандарина, хруст свежей наволочки, обволакивающее тепло одеяла – и сон без всяких, по счастью, сновидений. И четкое, почти ликующее осознание: «С ним, конечно же, все в порядке. Орлик не мог умереть».

Глава вторая Неудача в начале пути

– Орлик не мог умереть! – прокричала с высоты белоснежного каменного валуна девочка лет семи.

Она бесстрашно сидела на крошечном сколе на самой верхушке каменной глыбы, натянув на исцарапанные коленки подол синего сарафана, любовно и старательно расшитого цветами и листьями.

Вокруг головы девочки была плотно уложена темно-русая блестящая коса, но часть волос все равно успела выбиться и торчала воинственно в разные стороны. Снизу на девочку, тревожно распахнув глаза, смотрел мальчик ее возраста.

– Но, Зима, о нем ведь ничего не слыхать уже целых три года, – неуверенно возразил он. – Будь он жив, давно бы вернулся.

– Он не может вернуться, дурачок, потому что Властитель наверняка отправил его на Сонную гору. Но это совсем не то, что смерть. Уснувшего можно разбудить.

– Не думаю, что это так уж просто, – рассудительно заметил мальчик. Он подошел ближе к камню и протянул вверх руки, поскольку девочка, разволновавшись, заерзала и опасно наклонилась вперед. – Наверняка все отправленные на гору уже мертвы, иначе родные им люди захотели бы их вернуть.

– Ах, Годим, какой же ты глупый! – скорее с удовольствием, чем с досадой объявила девочка. – Никак не можешь понять: в Блишеме люди не умирают сами по себе. Если бы некоторые добровольно не уходили на гору, в городе уже не осталось бы места. Поэтому таких людей там чтут, как героев. Сродники гордятся ими и вовсе не мечтают их вернуть, хотя могли бы. Варгана, гостившая в доме нашего отца, рассказывала, что разбудить человека может только родственник или сам Гамелех при помощи волшебного своего посоха. А ведь мы с тобой родня Орлику, он нам дядька, не забыл?

Мальчик со звучным именем Годим настороженно кивнул. Как и сестра, он был темноволос, с довольно смуглым овальным лицом. Всякий раз, когда волновался, румянец пурпурными пионами расцветал на его щеках, – а уж Зима то и дело подкидывала ему поводы для волнения своими выходками.

– Наш отец мог бы и сам разбудить Орлика, но он, как и ты, думает, что того давно нет в живых. Значит, это должны сделать мы. Лови!

Выкрикнув последнее слово, девочка перестала упираться пятками в трещины камня и, словно по снежной горке, которую никогда в жизни не видела, скатилась по каменному боку вниз, прямо в тонкие, но крепкие руки брата.

Тр-р-р – подол сарафана зацепился за острый скол и клок синей ткани повис хвостиком. Зима, с одного взгляда оценив ущерб, оторвала подол напрочь и обмотала вокруг запястья.

– Теперь тебе попадет от матери! – расстроенно воскликнул Годим. – Она только утром закончила вышивать!

– Не-а, не попадет! А знаешь, почему? – лукаво прищурилась девочка.

– Н-не знаю…

– Потому что матери будет не до того, когда она снова увидит нас, – так обрадуется, что мы наконец вернулись и привели с собой нашего Орлика. Даже думать забудет про какой-то там сарафан. Тем более, что нам придется найти себе другую одежду: если в нас опознают всадников, то не пустят даже в Брит.

– Ты что, собираешься прямо сейчас?.

– За Орликом? Конечно. Я бы ни за что не сказала тебе заранее, ведь по твоему лицу читать легче, чем считать звезды в ясную ночь. Уже через час вся поляна знала бы, что мы что-то замышляем, и отец с матерью с меня глаз не спустили бы.

Приставив ладонь ко лбу, она глянула против солнца на узкую гряду, клином входящую в небольшое круглое озерцо. Там понуро пощипывала траву одинокая лошадка, золотистые блики плясали на ее опаловых боках.

– Поедем на Айке. Она так сильно тоскует по своей хозяйке, и в сражения ее никогда не берут. Берегут. А в Блишеме мы наверняка встретим Дею, вот они и повидаются. Отдадим ей Айку, а себе взамен попросим ящера, живого или призрачного, без разницы, лишь бы летал, и на нем вернемся домой. Вот уж некоторые удивятся.

Точеный носик Зимы сердито сморщился: наверняка под «некоторыми» подразумевался вероломный Видан, который не изволил дождаться, пока она подрастет, и уже год, как привел в дом молодую жену.

Годим только диву давался: его сестре все казалось легко. А он не мог поверить, что она в самом деле предлагает ему покинуть родной дом, отца и мать.

– Но, Зима…

– Ах, перестань! – вскричала девочка. – Больше не спорь со мной, потому что я уже все решила. С едой у нас не будет забот, потому что я хорошо умею разводить костер, а огонь любит твое пение и дает тебе все необходимое.

Мальчик покраснел так, будто его самого пару секунд подержали над костром головой вниз. Годим в самом деле унаследовал певческий дар своих предков и дорожил им куда больше, чем даром убивать голосом или мыслью заставлять других людей повиноваться. А именно эти способности теперь были в чести у его народа. Про песни давно уже никто не вспоминал, но мальчик часто, забравшись в чащу, потихоньку напевал мелодии, которые с младенчества слышал от матери. И костер разводил не для того, чтобы получить что-то, а для проверки, хорошо ли выходит. Наивный, он-то думал, что сумел скрыть свою тайну даже от сестры.

– Я только потому и решила тебя взять, что не очень-то люблю грибы и фрукты, – заявила нахальная девчонка, окончательно добивая его. – А больше нам некого и нечего бояться, сам знаешь! Если кто захочет обидеть, в нас тотчас проснутся дары всадников – и пусть тогда обидчик пеняет на себя!

Годим побледнел и виновато опустил голову. Он не смел признаться сестре, что больше смерти боится пробуждения этих самых даров. Потому что тогда ему придется убивать, сражаться наравне со всеми, когда немного подрастет. А он с того момента, как начал думать и понимать, мечтал вернуть мир своему народу. Чтобы сгинули проклятые дары и снова начали рождаться дети с прежними чудесными талантами.

Айка брела еле-еле. Потеряв хозяйку, она утратила и прежнюю свою звонкую резвость. Показательно ускоряла шаг, когда Зима похлопывала ее прутиком по шее, но через десяток шагов снова снижала скорость. Кажется, ей, как и Годиму, совсем не хотелось уходить далеко от знакомой поляны. Мальчик же сперва был занят своими невеселыми думами и не замечал ничего странного в их поездке. Но скоро спохватился, постучал по плечу сестры:

– Эй, Зима, куда мы держим путь? Брит и Блишем сейчас в той стороне, где Айкин хвост.

Зима не обернулась, только досадливо плечом дернула и прокричала на ходу:

– Я не так глупа, чтобы ехать прямиком туда! Скоро кто-нибудь спохватится, что нас нигде не видать, и тогда отец прикажет прочесать весь путь до Брита по земле и по воздуху. Нас мигом обнаружат. Эх, жаль, что Айка не призрачная лошадь, по небу она донесла бы нас куда быстрее. Я даже подумывала… но нет, не решилась…

Годим закусил губу, поняв, что сестра имела в виду. А та продолжала:

– Но мы поступим хитрее: спрячемся на границе с Хаваимом и переждем пару дней. Никто не станет искать нас там, все знают, что варганы свирепеют, когда люди суются к ним без разрешения.

– Но это и правда очень опасно! – еще больше заволновался мальчик. – Если варганы поймают нас на своей земле, то отправят прямиком в Ашер, а ведь там живут настоящие чудовища!

– Очень мне интересно, как они посмеют это сделать, если мы припугнем их своими дарами! – звонко расхохоталась Зима.

– Которых у нас нет!

– Они сразу же появятся, если кто-то начнет угрожать нам!

И снова Годим смущенно притих и стал еще внимательней глядеть по сторонам. Но пока никакой опасности не было и в помине. Они ехали по лесу, и только призрачные его обитатели время от времени выбегали поглядеть на незваных гостей. Привычная Айка на них не обращала никакого внимания, понуро брела меж деревьев.

Но постепенно лес начал редеть, и Зима все чаще тревожно поглядывала на небо, а Годим – по сторонам. За лесом лежало поле, заросшее густой высокой травой, и ни единого кустика на нем. Наблюдательный мальчик заметил, как странно шевелились травинки: все вразнобой, словно общались и болтали друг с дружкой, и легкий ветерок им был вовсе не указ. На горизонте поле утыкалось в золотистые островерхие холмы.

– Доберемся до холмов и присмотрим себе там какую-нибудь пещеру, вот где нас точно никто не отыщет, – повернулась к брату обрадованная Зима.

– Опасно выезжать из леса, вдруг там и начинается граница с кругом Хаваим, – предостерег Годим.

– Да хватит уж дрожать, как зайчишка, любезный братец! В холмах мы найдем надежное убежище. Тут лес слишком редкий, а возвращаться назад – снова приближаться к поляне. Пошла, но-о! – прикрикнула Зима на уставшую лошадку, не дожидаясь ответа брата.

Айка обогнула последние несколько елочек и зашагала по траве. Скоро дети заметили, что лошадь ступает еще медленнее, будто каждый шаг давался ей с трудом. Несколько раз она недоуменно заржала и опустила голову, поочередно разглядывая что-то под копытами то левым, то правым глазом.

– Видно, совсем устала, – сказала Зима. – Ничего, скоро будем у холмов. А пока можно пройтись и пешком.

– А вдруг там болото и ее копыта тонут в топи? Давай вернемся к лесу.

– Но это совсем не похоже на топь. Тпру, Айка! Сейчас я все разузнаю.

Девочка сползла по крутому боку лошади на землю, потопала ногами и даже попрыгала. Ничего не происходило. Тогда Зима присела на корточки, развела руками густую траву и приложила к земле ладони с растопыренными пальцами. И вдруг испуганно вскрикнула:

– Ай! Она меня схватила! Пусти, окаянная!

Годим со спины Айки и сам видел, как трава в один момент оплела каждый палец девочки; та, что подлиннее, обвилась вокруг запястий, опрокинула наземь и потащила прочь, к холмам. Мальчик скатился на землю с такой скоростью, что плюхнулся на спину, и тут же ощутил, как и его конечности опутывают словно сотни тонких веревок. Вовремя он соскочил с лошади – уже и Айка завалилась на бок, испуганно всхрапывая и дрыгая в воздухе ногами. В общем, теперь с высоты птичьего полета все выглядело так: впереди на животе, громко ругаясь, скользила по траве Зима, за ней – на спине и молча – Годим. Следом неумолимая трава тащила Айку, которая сперва еще пыталась подняться, но потом уронила голову и совершала путь даже с удовольствием – впервые в жизни везли ее, а не она.

Холмы расступились так стремительно, будто разом прыгнули в разные стороны, и все закончилось: дети лежали на берегу какого-то озерца, и их больше ничто не удерживало. Оба поспешили вскочить на ноги и в страхе прижались друг к дружке, обнаружив, что не одни.

Варгана-дерево почти трехметрового роста возвышалась над ними. Ее неохватное тело и широко расставленные ноги укрывал коричневый плащ из коры и листьев, руки-корни она грозно упирала в бедра, зеленую толстую косу перекинула через могучее плечо. И нельзя было сказать, молода она или старуха, – слишком темным и грубым было ее лицо. Только глаза лучились, как тлеющие угольки, пока она внимательно разглядывала детей. Другие варганы, ростом поменьше, толпились за ней.

С холмов шумно осыпались камни: они оживали. Поднимали каменные веки, моргали глазами размером с колесо телеги, трубно зевали ртами-пещерами. Это было так страшно, что дети поспешно отвели взгляд и попятились. Они бы свалились в озеро, но их удержали, – обернувшись, дети увидели двух водных варган: тела словно собраны из прозрачных сосудов, в которых бурлит и пенится вода, головы и плечи густо укрыты пеной, водяной пар окутывает со всех сторон. Айке трава так и не позволила встать, но притащила на самый берег озера, дав напиться. Теперь лошадка была не прочь закусить, тянула морду к травинкам, но получала от них немедленный отпор в виде звучных хлопков по губам.

Варгана-дерево заговорила. Ребята обернулись на ее скрипучий голос, но ничего, конечно же, не поняли. Тогда варгана вперила свой жутковатый взгляд в Зиму. В голове девочки заметались какие-то странные картинки, сперва непонятные, а потом Зима даже сжала от негодования кулаки: варгана смеялась над ней. Мол, напрасно девчонка бешено зыркает в надежде, что дары проявятся и защитят ее и брата. Варгана знает, слышала про народ всадников с их страшными способностями, но здесь, в Хаваиме, они бессильны.

Годим, который тоже ловил эти картинки, облегченно выдохнул: проявления даров он боялся больше того, что могли с ними содеять природные духи. Но тут варгана перевела взгляд на него – и в голове родились уже новые образы.

Теперь Годим видел аккуратные маленькие домики среди березовой рощи, овитые зелеными побегами, тонущие в цветах. Там бегали и смеялись счастливые веселые дети. Варганы приносили им еду и все необходимое, дети совсем не боялись их, с удовольствием запрыгивали с разбегу на плечи деревьям, погружали лица и руки в тела водных варган, катились с хохотом с крутых спин холмов. А на закате собирались кружком у ног самых древних варган и с благоговением слушали их истории. У детей были серьезные лица – они учились. Их готовили к чему-то замечательному, хоть и непростому, и каждый был готов на все, лишь бы поскорее вырасти и приступить к главному делу своей жизни. И он, Годим, мог быть среди них. Но только без сестры – ей нет места в круге Хаваим.

Мальчик словно проснулся от сладкого видения, с усилием помотал головой: нет, без Зимы он тут не останется, он должен присматривать за ней, без него сестра точно натворит глупостей. Варгана снова что-то сказала ему при помощи чудесных картинок – он понял, что ей жаль, но оба ребенка – и лошадь в придачу – будут выброшены в круг Ашер, где царят ужас и беззаконие.

– Что она тебе говорит? – нетерпеливо вскрикнула Зима, которая больше не видела картинок.

– Нас отправят в Ашер, – едва смог вымолвить Годим.

– Ну и подумаешь, оттуда мы найдем способ попасть, куда нам нужно, минуя Хаваим.

Но тут из-за спины самой высокой варганы торопливо выступила еще одна, только подоспевшая, и скрипучим голосом приветствовала детей на их языке. Зима сразу ее узнала: эта варгана несколько недель гостила в Кукушкином Гнезде. Она прилетела к ним на призрачном волке, рассказывала множество замечательных историй обо всех пяти кругах этого мира и повадках его обитателей. Она была веселой и говорливой, но сейчас ее лучистые глаза смотрели на брата с сестрой хмуро и тревожно.

– Зачем вы проникли в наш круг, несмышленыши? – проскрипела варгана. – Вам нельзя тут остаться. Всех, кто приходит сюда без приглашения, мы отправляем в Ашер, дабы неповадно было другим!

– А вы не можете попросить, чтобы нам позволили немного погостить в Хаваиме или хотя бы сразу отпустили нас обратно? – спросила Зима, не забыв сперва поклониться. – Ведь вы знаете наших родителей, вы были нашей гостьей!

– Не я тут решаю, – печально качнула та головой, небрежно обвитой коричневой лохматой косицей.

Но все же обернулась к высокой варгане, заговорила горячо и с мольбой. Та слушала, изредка кидала пару фраз, отрицательно качала головой, однако под конец кивнула. Знакомая варгана снова обратилась к детям:

– Брат может остаться, сестра – нет. Вы готовы разделиться?

– Нет! – выкрикнул Годим, краем глаза заметив, как вспыхнула и тревожно покосилась на него Зима.

– Тогда вам придется немедленно покинуть Хаваим. Но я дам вам несколько советов, которые, возможно, спасут ваши юные жизни. Не пытайтесь воспользоваться в Ашере способностями всадников, иначе будете немедленно убиты. Среди тамошних созданий есть такие, которые легко смогут противостоять вам. Не говорите на своем языке, пусть думают, что вы из тех человеческих детей, которых мы принимаем на воспитание, но возвращаем назад, если мысли их перестают быть чисты. Делайте вид, что потрясены изгнанием и не в силах разговаривать. Постарайтесь не разлучаться и при возможности бегите из Ашера. Я все сказала.

Годим выслушал эти слова молча, не поднимая глаз. Но затем выступил вперед и вскинул голову:

– Могу я спросить, госпожа Нефеш?

Зима уставилась в затылок брата со страхом и вызовом, крепко сжала кулаки. А варгана покачала головой:

– Я прочитала вопрос в твоих мыслях, милый. Увы, и тут отказ. Вам придется забрать лошадь с собой, мы не можем допустить, чтобы она питалась обитателями Хаваима. К тому же она может вам пригодиться. Да, и вот еще…

Варгана шагнула к мальчику и сложилась пополам, делая вид, будто хочет сказать ему что-то на ухо, а сама рукой, похожей на трухлявую ветку, незаметно раскрыла его ладонь и что-то в нее вложила. И тогда уж прошептала:

– Береги мой подарок, если он станет вашим другом, то изо всех сил будет помогать вам, пока не наступит время дать ему свободу.

Годим с удивлением ощутил, как что-то прохладное и влажное отчаянно забилось в его кулаке.

Едва варгана отступила назад, как трава снова опрокинула и потащила их: сперва к озеру, чтобы дать напиться и в темпе освежить горящие лица, потом мимо россыпи озер и рощиц к высоченной каменной гряде. Там что-то происходило: дети слышали грохот и замечали движение чего-то огромного, но пока деревья мешали им разглядеть, в чем дело.

Но вот и последняя поляна на границе с Ашером. Трава отпустила, и дети смогли встать на ноги, держась друг за дружку и испуганно озираясь. Перед ними два исполинских каменных утеса то расходились в разные стороны, сминая гармошкой пограничную гряду, то с трубным звуком сходились, не оставляя ни малейшего зазора. Тогда буквально на мгновение блаженная тишина заполняла поляну. Но затем в сплошном массиве вновь появлялась щель, и немедленно в нее с внешней стороны с воплями и мольбами пытались протиснуться люди в разодранных одеждах, с измученными, полными отчаяния лицами.

Одних отшвыривали или топтали в давке, другим все же удавалось проскочить на поляну. Не только люди, но и жутковатые создания Ашера всеми силами пытались задержаться тут. Однако трава и заросли кустарника, растущего вдоль гряды, моментально сбивали их с ног и волокли назад. Одних успевали выкинуть еще до того, как утесы вновь смыкались, другие орали и отбивались, пока глыбы не расходились в стороны, но результат неизменно бывал один.

Вот гряда отворилась, и Айка оказалась за пределами Хаваима. Дети дружно вскрикнули от страха за несчастное животное, но тут настал и их черед.

Шум того места, где они оказались, оглушал. Дети упали на неровные черные камни, которыми была вымощена просторная площадь. Все здесь было из этого камня: и строения, окружающие площадь, и островерхие пирамиды, к которым были привязаны какие-то диковинные животные, и длинные прилавки, заваленные товаром. Торговцы как ни в чем не бывало зазывали народ надсадными криками. А вокруг брата и сестры все теснее сжималась толпа странных и страшных существ в лохмотьях. Мелькали среди них и люди, но совсем немного, и лица их были настолько искажены злобой и тоской, что они мало чем отличались от чудовищ. И все скалились, хохотали, выкрикивали что-то – едва ли это были слова сочувствия.

Едва Зима попыталась вскочить на ноги, как существо с тонкими и длинными многопалыми конечностями толкнуло ее обратно на мостовую, одновременно сорвав с шеи бусы из янтаря – подарок матери, принесенный еще из Кречета. А кто-то мохнатый, с двумя парами рук, попытался схватить Годима.

И вдруг толпа с негодующими воплями начала пятиться прочь, а кто не слишком спешил, на того откуда-то сверху сыпались удары кнута с нанизанными на «хвосты» мелкими острыми камешками, которые мгновенно рассекали кожу. Дети осмелились запрокинуть головы: над ними замерло огромное косматое существо с хоботом и загнутыми полукругом бивнями, которые спускались до земли и высекали искры из мостовой. Разглядеть, кто на нем сидит, с земли было невозможно, но тут откуда-то сверху упала, расплетаясь, веревочная лестница.

Дети, ни секунды не медля, вскочили на ноги, и Годим придержал лестницу, пока Зима бойко карабкалась наверх. В этот момент они даже не задумывались, что ждет их там, на спине гиганта, только бы подальше от толпы.

Вот и последние перекладины. Годим, взобравшись следом за сестрой, обнаружил на спине животного квадратный помост под балдахином, застеленный коврами и перинами, заваленный подушками. В центре возлежал толстый мужчина в нескольких шелковых халатах, усыпанных драгоценными камнями, в высокой чалме, свободный конец которой прикрывал его шею и нижнюю часть лица. Вокруг мужчины на золотых и серебряных подносах были расставлены кувшины, кубки, блюда с фруктами и сладостями.

По его приглашающему жесту дети робко ступили на помост. Тут еще один человек, сидящий в люльке почти на самой голове мохнатого гиганта, заливисто свистнул и хлопнул пятками по развесистым ушам, и гигант тронулся с места. Брат и сестра, не удержавшись, растянулись на коврах. Толстяк с ласковым взором протянул кубки с напитками, и дети жадно припали к ним. Ашерец пытался завести с ними беседу, но, помня слова варганы, дети помалкивали, и тот скоро отстал, откинулся на подушку и громко захрапел.

Но они все равно молчали – опасались возницы или возможной хитрости. Годим услыхал что-то вроде цокота копыт по левую сторону гиганта, свесился и к восторгу своему разглядел там Айку, привязанную к помосту длинной веревкой. Знаками Годим сообщил об этом сестре, и хмурое, измученное лицо девочки на мгновение просветлело от этого известия.

А вокруг раскинулся город, черный, мрачный, без единого намека на деревце или хотя бы травинку. Замки вокруг становились все выше, своими уродливыми башнями заслоняли небо и солнце, которое, по всем приметам, уже почти закатилось. Наконец животное остановилось у одного из самых огромных строений за высоким забором, железные, с шипами, ворота распахнулись, и они очутились во дворе, тонущем во мраке. Толстяк немедленно проснулся, сладко зевнул и указал детям на плетеную лестницу. Для него самого с другой стороны уже подтягивали носилки на канатах, свисающих с каменных колонн. Он еще не спустился, а выбежавшие слуги уже увели внутрь замка детей, в глубь бескрайнего двора – Айку.

Внутри замок выглядел несколько веселее: стены сплошь были покрыты мозаикой из драгоценных камней, правда, изображали они в основном битвы и казни. В свете многочисленных факелов картины выглядели ужасающе, и даже хорошо, что детей быстро гнали вперед, не давая глазеть по сторонам.

Вскоре они уже были в просторном помещении с низким потолком, под которым густым облаком клубился пар. На огне кипели котлы с водой, еще два стояли на полу, разделенные ширмой. Зима ощутила слабость в ногах при виде этих котлов: вдруг их собираются сварить и съесть? Но нет, много ужасных историй слышала она про обитателей Ашера, но ни в одной не говорилось, что те – людоеды. Да и хозяин замка выглядел, как обычный человек, и это немного утешало.

Но думать было некогда: слуги подвели брата и сестру каждого к своему котлу, мигом освободили от одежды и погрузили в воду. Котлы оказались настолько огромны, что, даже стоя на цыпочках, дети едва удерживали носы над поверхностью воды. А их уже мылили, и терли, и поливали сверху десятки лап, потому что слуги на людей совсем не походили.

Пытка казалась бесконечной. Когда Зиму и Годима вытащили из котлов и поставили на железные скамеечки, кожа их была красна, а дети так измучены, что едва держались на ногах. Слуги принялись облачать их в немыслимые наряды, расчесывать и втирать что-то в волосы, обливать благовониями. После этого их пронесли по замку в сидячих носилках и выгрузили в другом зале, где на коврах были расставлены всевозможные кушанья и напитки, а вокруг возлежали чрезвычайно тучные дети. Некоторые из них лениво возили руками в тарелках, другие просто лежали на спине с распахнутым ртом, а слуги вкладывали туда пищу и вливали напитки. Какие-то из прислужников походили на животных и были частично покрыты шерстью, другие – на насекомых со множеством конечностей. Но брата и сестру они не особо пугали: оба родились в волшебном мире.

Дети были так измучены, что есть совсем не могли, хотя яства выглядели и пахли изумительно. Но пришлось некоторое время, жалобно переглядываясь, делать вид, будто они поглощают пищу, – иначе ими бы занялись слуги.

Наконец кормление закончилось, и детей на носилках разнесли в разные стороны. Зима с Годимом оказались в одной комнате, богато украшенной, ковры здесь были даже на потолке. Уже были заботливо расстелены две кровати с множеством перин и подушек, но дети до них не дошли, рухнули на пушистый ковер. Поначалу они даже говорить не могли, но потом Зима простонала:

– Знаешь, когда мама меня мыла, всегда казалось, что она попутно наказывает меня за проступки, о которых только подозревает. Теперь-то я вижу, что ошибалась!

Она со стоном попыталась развязать многочисленные атласные ленты и перевязки своего одеяния, но только еще сильнее их затянула. Так же вышло и с волосами, заплетенными в сотни тонких косичек и собранными в подобие того замка, в котором находились дети.

Годим только вздохнул: как бы хотел он сейчас оказаться дома!

– Нужно как можно скорее бежать отсюда! – объявила девочка. – Вот только как? Гадкая варгана, почему она не помогла нам? Ведь мы принимали ее в своем доме как дорогую гостью!

– Думаю, она сделала для нас все, что могла, – заступился за природного духа Годим. – Подсказала, как мы должны себя вести, и посоветовала выбираться из Ашера поскорее.

– Вот интересно, каким образом? Если даже мы сумеем убежать, то путь все равно будет лежать через Хаваим, и нас снова схватят.

– Значит, должен быть другой путь. Зима, ты ведь догадалась, кто были те дети?! – взволнованно спросил мальчик.

– Какие-то раскормленные бездельники. А что?

– Нет! Это дети-монеты! И мы теперь – одни из них!

– Что?! Быть не может! – Девочка в сильнейшем испуге вскочила на ноги. – Но ведь в Ашере нет Смертных Теней. Зачем им такие дети?

– В мирное время местные обитатели общаются с жителями Брита и Блишема, покупают у них еду и все необходимое – ведь здесь огонь не служит людям, и поэтому они почти все такие бедные и злые. И что они могут предложить в обмен? А за ребенка-монету можно получить все что угодно.

– Понимаю, – медленно проговорила Зима, опускаясь на колени. – Значит, чем быстрее нас с тобой решат использовать по назначению, тем лучше. Хозяин отвезет нас в Брит, и там мы уже проявим свои дары и сбежим. Замечательно!

– Да, но могут пройти годы, прежде чем хозяин обменяет нас, – покачал головой опечаленный Годим.

– Можно ускорить! Вот попробуем пару раз сбежать, он устанет разыскивать нас и решит избавиться поскорее…

– Не выйдет, Зима. Дети-монеты ценятся тогда, когда они покорны и равнодушны ко всему на свете, даже к собственной судьбе. Хозяин не посмеет предложить знатному обитателю Брита строптивые монеты. Нас просто запрут в каком-нибудь подземелье, будут там держать и откармливать, покуда не станем смирными.

– Да, твоя правда. – Это был один из тех редчайших случаев, когда Зима прислушалась к словам брата. – Тогда, наоборот, нам придется прикинуться покорными и равнодушными, так?

– Так, но едва ли нам удастся превзойти тех, кого мы видели только что…

Девочка помолчала, вновь признавая правоту брата, но вдруг воскликнула:

– Ох, Годим, у тебя рука посинела!

Мальчик посмотрел на свои руки: с левой все было в порядке, а вот правую он так крепко сжимал в кулак, что она и впрямь потеряла чувствительность и привычный цвет. Тут Годим вспомнил про существо, которое вложила ему в ладонь варгана напоследок. Мальчик всеми силами пытался не потерять подарок, пока его мыли, одевали, причесывали. Но, возможно, бедное существо уже мертво, ведь во время мытья он держал кулак под водой.

Мальчик осторожно разжал онемевшие пальцы. Подарок варганы был жив, он так и заметался по ладони, стараясь найти себе укрытие. Теперь-то Годим разглядел его получше: у существа было прозрачное змеиное тельце длиной с указательный палец мальчика, круглая голова и совсем крошечные ручки, которыми оно сейчас закрывало то место, где у людей бывает лицо, и издавало при этом жалобные звуки. Годим догадался, что существо плачет, и немедленно проникся к нему сочувствием. Но тут сестра, на коленках подобравшись поближе, схватила существо двумя пальцами, и оно немедленно распалось на половинки.

– Что ты творишь?! – в ужасе закричал мальчик. – Ты убила его!

Он отдернул ладонь подальше от сестры, но, кажется, обошлось: разорванные половинки тут же стеклись, соединились. А бедное создание заметалось еще энергичнее, ища убежища и не находя его.

– Я знаю, что это такое, – заявила девочка, вытирая пальцы о пышную парчовую юбку. – Это вода, ручеек. Непонятно, зачем его дала варгана, какой от него прок. Но поглядим, вдруг на что и сгодится.

Она взяла золотую коробочку с откидной крышкой, лежавшую среди сладостей на одном из расставленных на ковре подносов, вытряхнула оттуда какие-то благовония, промыла водой из кувшина и поднесла брату. Тот осторожно переместил туда ручейка, который тут же забился в угол и обхватил голову руками. Годим закрыл поплотнее коробочку крышкой и сунул в карман зеленых бархатных шаровар.

Глава третья Пусть хоть что-то останется прежним…

Сквозь сон я ощутила, как чьи-то теплые пальцы смыкаются вокруг моего запястья, нежно щекочут ладонь, и проснулась с отчаянным воплем:

– Орлик?!

Но рядом с моей постелью испуганно замерла Кимка, лицо – встревоженное и виноватое.

– Богдашечка, это я. Прости, что разбудила, но ты так долго спишь, мне прямо страшно стало за тебя. А я обед приготовила, все жду и жду…

Я рывком села, помотала головой, огляделась – вообще не помню, как тут вчера оказалась. И кто раздел меня до трусиков и футболки, не Вилли же… надеюсь. Комната уютная, с песочного цвета стенами, с двумя арочными оконцами, сейчас плотно занавешенными. Бежевый шерстяной ковер на полу, шкаф и журнальный столик, в каждом углу – по изящному бра с разноцветными плафонами. Лампа над головой круглая, словно клубок из зеленых нитей.

Около кровати я заметила кресло-мешок мятного цвета с кошачьими мордочками и немедленно переползла туда с постели, потому что спина ныла и нужно было срочно изменить положение. Кимка тем временем раздернула занавески, и я увидела за окнами подстриженные деревца – шары и колбаски на палочках, еще не слишком облетевшие, зеленовато-бурые. Эта осень тянулась для меня целую вечность.

Силуэты деревьев уже обрели ту рельефность, которая бывает в сумерках. Ничего себе, как это мне удалось проспать весь день! Ну, ладно, не весь, темнеет сейчас в районе четырех. Понятно, почему каждая косточка болит и живот крутит от голода. Перед глазами все плывет… Я крепче обняла руками узкую часть кресла.

– Ой-ей, ты совсем бледная, оставайся лучше в комнате! – заголосила подруга, оглядев меня при тусклом свете дня. – Давай я тебе кофе принесу прямо сюда, а потом уж пообедаем, ладно?

– Ага! Насчет Сашки есть новости?

– Идет на поправку, – заверила меня Кимка. – Это с его слов. Бегу за кофе.

Было так приятно, что Кимка ухаживает за мной после всех наших с ней передряг и недоразумений. Пусть моя жизнь перевернулась с ног на голову, но отношения с любимой подругой все так же были для меня важны.

Она скоро вернулась, таща поднос, нагруженный двумя чашками кофе, множеством всяких вазочек и блюдом с упоительно пахнущими горячими бутербродами с сыром, колбасой и зеленью. Поднос Кимка поставила на кровать, а сама плюхнулась рядышком с ним на живот и подперла подбородок руками, не сводя с меня глаз с каким-то особым, непонятным мне выражением.

– Что, гимназия побоку сегодня? – прочавкала я, предварительно запихав в рот половину бутерброда.

Все так основательно смешалось в моей голове, даже забыла, что подруга давно уже на больничном. Кимка прыснула:

– Сегодня же воскресенье, но ты, понятное дело, дни недели не наблюдаешь. А с понедельника я возвращаюсь в родной класс. Ох, Богданка, как подумаю, что теперь буду там без тебя и без Вилли, лучше сразу умереть!

И она со стоном уткнулась лицом в одеяло. Свободной рукой я провела по блестящим волосам подруги и тоже загрустила. Как никогда в жизни мне в этот момент захотелось отправиться в школу, как будто я обычная девчонка семнадцати лет и в моей жизни не случилось ничего необычного. Но, похоже, даже лучшая подруга исключала для меня такую возможность.

– А где вообще Вилли? – спохватилась я.

– Поехал в больничку проведать Саню.

– Эй, почему без меня?! – Я возмущенно подпрыгнула, едва не перевернув поднос, на край которого неловко оперлась, пытаясь встать. – Трудно было разбудить?

– Нет-нет-нет! – вцепилась в меня подруга, не давая спустить на пол ноги, будто я могла дать деру в одном белье. – Тебе нельзя там появляться, Дятлов еще утром позвонил и предупредил. Там полицейские просто мечтают с тобой пообщаться и выведать подробности, кто стрелял, где и почему. Сашке что, он глазки закатит, от него тут же все отстают. А тебе никак нельзя!

Ясно, я на нелегальном положении. Как не вовремя! Вилли, конечно, попытается разузнать об Орлике, но невыносимо ожидание и бездействие. А Кимка, не обращая внимания на мой удрученный вид, уже вовсю меня тормошила по другому поводу:

– Данка, ну давай же, расскажи мне все-все-все! Это просто в голове не стыкуется, поверить до сих пор не могу: моя подруга из другого мира, да еще королева!

Я закатила глаза от такого беспардонного перевирания фактов:

– Кимка, да у тебя все спуталось в голове, бедняжечка моя! Я как раз из этого мира, то есть была из него… когда-то очень-очень давно. И уж точно не королева, никаких королей там нет, только Властитель, он же творец и создатель. Вот твой парень определенно из того мира, да еще и сын Властителя!

– Ну это тоже круто, – удовлетворенно кивнула моя подруга, словно иначе в ее жизни и случиться не могло. И снова потребовала: – Так, Данка, приступай уже к делу! В смысле рассказывай, что ты вспомнила из той своей жизни!

Сначала я хотела отказаться под каким-нибудь основательным предлогом, например, сказать, что голова страшно болит, – Кимка мигом отстала бы. Даже страшно было касаться пластов памяти, разом обрушившихся на меня, как сырой песок из ковша, и грозивших взорвать мой несчастный мозг. Но потом вдруг показалось, что это не такой уж плохой вариант – рассказать подруге о Дее. Может, мне удастся найти в воспоминаниях хоть крошечку себя? Я устроилась в кресле поудобнее и начала говорить…

К концу моей истории мы обе сидели зареванные, Кимка еще и чуть пальцы себе не сломала от переживаний. Едва я замолчала, она с кровати протянула руки и крепко меня обняла. Шикарное постельное белье оказалось безнадежно испорчено все-таки перевернувшимся подносом.

– Господи, Даночка, сколько же ты всего пережила! Или мне теперь называть тебя Деей?

– Не надо, – слабо дернулась я в объятиях подруги. – Я не чувствую себя ею… пока еще.

– Но ведь ты все так хорошо помнишь, будто это случилось только вчера. А скажи, – Кимка отползла назад, с тревожным любопытством заглянула мне в лицо, – ты очень его ненавидела?

– Кого?!

– Ой, ну этого Властителя вашего, отца Вилли! Это ведь ужасно, когда тебя насильно берут замуж, а ты в придачу до безумия любишь другого!

Я задумалась, а Кимка испуганно затихла. Только через пару минут мне удалось подобрать нужные слова, и впервые, кажется, я не о ком-то другом рассказывала, а говорила о себе:

– Нет, Ким, я не испытывала к нему ненависти. Скорее, иногда ненавидела себя, но это было в первые годы брака. Понимаешь, когда я узнала, что на самом деле ожидало нас в том мире и что Орлика, скорее всего, уже нет в живых, – я будто душой умерла вместе с ним. Все, что мне оставалось, это принести хоть какую-то пользу моему народу и надеяться на скорейший уход туда, где Орлик, возможно, будет ждать меня. Когда я узнала об условии Властителя, то поначалу пришла в ужас. Но потом поняла: вот то, что я могу сделать для своих соплеменников. А если Властитель окажется жесток и требователен, тем лучше, его гнев сведет меня в могилу быстрее, чем моя скорбь. Но все оказалось иначе: Гамелех был добр и терпелив со мной, и это было невыносимо… поначалу. Потом я родила дочь и тогда же узнала, что внутри была, как в те времена говорили, гнилой. Не знаю, может, сейчас это лечится на раз, но по тем временам смерть моя и младенца была неизбежна. И тогда, сложись все иначе, уже Орлику предстояло бы принять муку и скорбь, которые я ему точно не желала. А в Блишеме нас с трудом, но спасли. Я не спускала с рук малышку, упивалась ее красотой, а ведь она была копией своего отца, Властителя. Мне больше не хотелось поскорее умереть – снова было для кого жить. Так что все это очень непросто, понимаешь?

Кимка завороженно кивнула, потом ее губы растянулись в лукавой ухмылке.

– Вот так и знала, Данка, что кое в каком опыте ты меня опередишь.

– Фи, Кимка, ну как не стыдно такое говорить! – задохнулась я от возмущения.

– Ой, вот только древнерусскую скромницу из себя не строй! Крыть-то нечем, и замужем ты побывала, и ребеночек имеется. Ужасно хочется увидеть твою дочку. Вилли говорит, она очаровашка… О, Вилчик вернулся!

Что-то там расслышав в глубине дома, она метнулась прочь из комнаты. А вот у меня от вчерашнего грохота и воплей слух, похоже, здорово просел. Одной в комнате было неуютно, я снова перебралась на кровать, натянула одеяло до подбородка из-за внезапного озноба. Вдруг у Вилли плохие новости?

Они скоро появились вместе: румяный с улицы Вил обнимал Кимку за талию. Он улыбался, но выглядел измученным, похоже, ночью ему не удалось толком отдохнуть. Наверняка переживал и думал о Блишеме. Лично для меня этот город не стал любимым домом, но я знала, как дорожат тамошние обитатели своим миром, как бесконечно преданы Вечному городу. Как только Вилли угораздило стать искателем меня и влипнуть в такую заварушку?!

– Есть известия? – От тревоги язык не желал двигаться нужным образом. – Как там Сашка?

Увы, это не был первый по важности вопрос для меня. О самом главном я спрашивать даже не смела.

– Он в порядке, – ответил Вил, метнув на меня такой взгляд, будто видел насквозь. – А вот врачи точно находятся под внушением насчет Орлика, расходятся в своих показаниях. У меня нет сомнений, что он жив.

Я задохнулась от счастья.

– Саша передает тебе пламенный привет, – продолжал он невозмутимым голосом свой отчет. – Чувствует себя лучше с каждой минутой, особенно после того, как я контрабандой пронес ему склянку с нашим блишемским снадобьем.

– Колдовское зелье? – встрепенулась Кимка.

– Нет, просто целебный препарат на основе растений-эндемиков нашего мира. Александр полон решимости исцелиться уже к вечеру, хотя я уговаривал его не шокировать врачей. И так уже слишком много внимания к себе привлекли.

Я понуро съежилась на постели:

– Меня ищут?

– Скажем, тобой настойчиво интересуются, особенно твоим местонахождением.

– Значит, домой мне тоже нельзя теперь?

– На ближайшее время твой дом здесь, – заверил меня Вилли и обвел рукой комнату. – Составь список того, что тебе нужно: одежда, предпочтения в пище и питье, словом, все, что мне стоит знать. И я постараюсь – мы с Линой постараемся, – чтобы тебе тут жилось хорошо и спокойно.

– Ну да, ты постараешься, конечно, – протянула я уныло. – Спасибо. Только мне еще нужно в гимназию ходить. Если останусь жить в этом мире, куда я без образования-то?

– Я буду после школы заниматься с тобой, – тут же вызвалась Кимка. – А Вил будет нас обеих всяким точным наукам учить, в которых я ни бум-бум, к экзаменам натаскивать.

– Диплом же мне на дом не принесут… – начала я и осеклась, вспомнив, что Дея не ныла по куда более серьезным поводам.

Ну что ж такое, опять я потеряла себя. Или еще не до конца нашла?

Вилли смотрел на меня очень серьезно, как будто обдумывал проблему, но потенциальное решение пока было ему не по вкусу. Потом проговорил осторожно:

– Появление Орлика – а я уверен, что он скоро объявится, – могло бы здорово нам помочь. С его талантами он без труда добьется того, чтобы тебя оставили в покое люди из полиции, ты бы смогла вернуться в гимназию… С другой стороны, мы не знаем, что у него на уме и почему в твоих воспоминаниях он убил тебя. Конечно, мог бы помочь и любой другой всадник, многие ради тебя согласились бы прийти в этот мир без надежды вернуться назад, но…

– Что ты, не надо! – вскричала я с таким ужасом, словно он уже посылал мысленный призыв какому-то неизвестному мне всаднику. – Я из-за тех-то ребят успокоиться не могу. Конечно же Орлик объявится и все сделает как нужно. Знать бы только, где он сейчас. Почему убежал из больницы? Вилли, ну ты хоть что-то еще разузнал о нем?

Парень задумчиво кивнул, и я даже вскрикнула от нетерпения и волнения.

– Ночью я отправил сукра на поиски. Пролетая над рощей, расположенной между моим бывшим домом и шоссе, сукр обнаружил там бездыханное тело. Человеческое. Я съездил туда, чтобы сделать пару снимков. Показал Саше, и он подтвердил: именно этот парень сидел в отделении полиции, когда следователь повел себя так непредсказуемо. Предположительно это всадник из той пары, о существовании которой мы знали. Девушка прежде уже нападала на Орлика.

– Покажи мне, – робко попросила я.

Но Вил категорично мотнул головой: нет. Наверно, боялся, что узнаю кого-то знакомого по тем временам, когда я была Деей.

– Внешних повреждений у парня нет, – продолжил Вил. – Значит, он встретился с Орликом и проиграл ему схватку. А если бы неизвестный добрался до моего дома, куда явно направлялся, то едва ли кто-то из нас был бы сейчас жив.

Я поразилась тому, как спокойно Вил это сказал, а Кимка порывисто вздохнула и вцепилась в его ладонь.

– Но где же сейчас Орлик?! – почти выкрикнула я. – Почему, разобравшись с парнем, не объявился в доме? Раз знал, что мы там держим оборону?

Вилли пожал плечами:

– Этого сказать не могу. Адрес мой он знал, из парня наверняка вытянул нужные сведения… но там еще могла быть та девушка, всадница…

– Господи! – простонала я, враз накрытая липким ужасом.

Та гадина ведь уже ранила Орлика, неужели во второй раз… В глазах начала сгущаться мгла, а голоса стали затухать и отдаляться.

– Но следов крови там не было, я каждую травинку проверял! – докричался до моего меркнущего сознания Вилли. – Скорее Орлик сумел обезвредить всадницу первым или вынужден был убегать от нее. Бесполезно тут гадать.

Но моя подруга, похоже, не собиралась ставить точку в обсуждении темы. ...