Сергей Пряшников Деятельность православного духовенства острова Сахалин во второй половине XIX – начале ХХ века. Монография

Рецензент:

Надточий Юлия Борисовна, кандидат педагогических наук, доцент (МИРЭА – Российский технологический университет)

Введение

Русская Православная Церковь является одним из важнейших общественных институтов современности. На разных исторических этапах своей деятельности она осуществляла духовное руководство народов, населявших обширные территории. Чтобы лучше понять значение Православной Церкви в процессе освоения Дальнего Востока, требуется в деталях рассмотреть миссионерское служение дальневосточного духовенства во второй половине XIX – начало ХХ в.

Миссионерство – чрезвычайно сложный род пастырского служения, посильный лишь людям глубокой веры и безграничной любви к своему делу. Следует отметить, что миссионерская деятельность на Сахалине осуществлялась на фоне активизации влияния Православной Церкви в других регионах Российской империи. Задолго до освоения острова на сопредельных с Сахалином территориях Православная Церковь уже окормляла население, причем как русское, так и коренное.

Опыт служения духовенства острова Сахалин уникален, так как он затрагивал все стороны жизни православного пастыря и опирался на пройденный путь православных подвижников Сибири и Дальнего Востока. Однако, до сих пор исследователями не предпринимались попытки дать оценку деятельности духовенства острова Сахалин во второй половине XIX – начале ХХ в. Тема монографии никогда не являлась предметом отдельного исследования при наличии работ, освещающих миссионерскую деятельность священнослужителей Дальнего Востока. Ее актуальность определена необходимостью обращения к историческому опыту служения духовенства острова Сахалин в связи с развитием миссионерской деятельности Русской Православной Церкви на современном этапе. Глубокое изучение и понимание проблем деятельности миссионеров прошлого поможет решению задач современной миссии, отысканию правильных путей для эффективного служения православных миссионеров в Дальневосточном регионе и других регионах России.

Важнейшей задачей Церкви является привлечение в благодатное лоно людей и народов путем апостольского благовестия. Согласно Священному Писанию, обязанность миссионерства – распространение христианства, возложенное Господом Иисусом Христом на всех членов Церкви. Однако, прежде всего, она лежит на лицах, облеченных церковно-иерархической властью – епископах и священниках, несущих прямую ответственность за созидание и утверждение Церкви в этом мире. Накануне Своего вознесения Господь Иисус Христос сказал Своим Апостолам: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их исполнять все, что Я заповедал вам» (Мф.28:19–20). «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк. 16:15–16).

Практическое воплощение этой важной заповеди духовенством невозможно без следования основным принципам православного пастырства и миссионерского служения, выработанным еще в апостольские времена. Главным из них является умение миссионера приспосабливаться к миссионерской среде, понимать и разделять жизнь людей, на которых нацелена его проповедь по слову апостола Павла: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9; 22).

Другими необходимыми условиями успешного миссионерского служения являются: отсутствие насилия над людьми, обращаемыми в лоно Церкви, а также готовность пастыря-проповедника к самопожертвованию, что есть выражение любви к обращаемым людям, доказательством глубокой веры и преданности проповедуемому учению: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15: 12–13).

Идеалом пастырского служения, которое сегодня вбирает в себя основные принципы ведения миссионерской деятельности, является самоотречение ради достижения высокой цели – приведения людей ко Христу. Только через посвящение всей жизни этому делу, благодаря настойчивому преодолению трудностей, возможно исполнить возложенное послушание – быть священником. Успешность такой работы заключается не только во внешних признаках и условиях. Чрезвычайно важно для священнослужителя стараться искать подход к каждому человеку, сообразуясь с особенностями жизни, которые способны накладывать отпечаток на интуитивное сознание людей.

Соответствие служения духовенства Русской Православной Церкви второй половины XIX – начала ХХ в. на острове Сахалин вышеозначенным требованиям, предъявляемым Церковью к пастырю-миссионеру, представляет собой важную теологическую проблему. Ее решение невозможно без учета всей совокупности факторов: климатических, географических, экономических, политических, влиявших на жизнь и деятельность священнослужителей в этом отдаленном островном регионе.

В ходе изучения основных направлений деятельности сахалинского духовенства в Синодальный период необходимо применить теологический метод соотносительности, который позволяет дать религиозно-нравственную оценку многогранного подвижнического служения священнослужителей на островной территории. В монографии раскрывается не только процесс выявления степени соответствия служения сахалинских священников-миссионеров идеалам православного пастырства и основным принципам православной миссии, но и мотивация священнослужителей, принимавших решение отправиться на отдаленную островную территорию. Еще одной важной задачей является выяснение путей, методов и результатов пастырского влияния сахалинского духовенства на сахалинское общество.

Теология как часть научного познания окружающего мира имеет свои особенные области и методы исследования^[1]. Для того чтобы ответить на поставленные вопросы и раскрыть основные проблемы в служении православного духовенства, необходимо воспользоваться теологическим (богословским) методом. Он позволит дать оценку миссии русского Православия как культурно-исторического явления в истории Церкви с точки зрения исследователя, для которого религиозное сознание является основополагающим^[2]. Пользуясь теологическим методом соотнесения, в представленной монографии делается попытка проанализировать результаты, полученные в ходе исследования, в свете важнейших вероучительных истин Христианской Церкви.

Теологическое осмысление служения православного духовенства на Сахалине возможно в контексте исторического изучения становления и развития Православия в этом регионе. Вследствие этого в представленном труде выдерживаются основные принципы исторической науки.

Принцип историзма позволил вписать процессы становления православного образа жизни островитян в общие религиозные и культурные процессы, имевшие место на территории Российской империи.

Степень научной разработанности проблемы.

В отечественной библиографии, представляющей жизнь и деятельность духовенства Православной Церкви на Дальнем Востоке, можно выделить несколько этапов: дореволюционный, советский и постсоветский (современный).

В историографии дореволюционного периода (до 1917 г.) – присутствуют общие оценки и выводы о развитии миссионерской деятельности Русской Православной Церкви в целом. Она представлена трудами преподавателей духовных академий и церковных иерархов: митрополита Платона (Левшина)^[3], митрополита Макария (Булгакова)^[4], архиепископа Филарета (Гумилевского)^[5], П. В. Знаменского^[6], Е. Е. Голубинского^[7], А. П. Доброклонского^[8] и многих других. К сожалению, исследования этих авторов не дают полного представления о церковной жизни Дальнего Востока в целом и острова Сахалин в частности.

Следует отдельно упомянуть труды знаменитых подвижников-миссионеров Русской Церкви, чья жизнь так или иначе была связана с Дальним Востоком: митрополита Московского Иннокентия (Вениаминова)^[9] и архиепископа Японского Николая (Касаткина)^[10]. Итогом их плодотворной деятельности стали воспоминания о служении на самых отдаленных территориях Российской империи.

Советский период (1917–1991 гг.), в связи с господством официальной атеистической идеологии, был полностью лишен объективных научных работ, посвященных проблеме религиозной жизни острова Сахалин. Имеющиеся исследования предвзято оценивали роль русского Православия исключительно в качестве идеологической составляющей царского режима. Об этом в своих книгах писали Никольский Н. М.^[11], Грекулов Е. В.^[12], Васильев Л. С.^[13], Токарев С. И.^[14], Угринович Д. М.^[15] и др.

Указанные исследования носили пропагандистский, обличительный характер по отношению к Православию, их авторы отрицали многовековую роль Русской Церкви в социальной, культурной и духовной жизни общества, ее огромное позитивное влияние на судьбы народа и государства.

Противоположная, исторически объективная точка зрения присутствовала в немногочисленных трудах зарубежных церковных исследователей этого периода. Одним из них является фундаментальный труд И. К. Смолича «История Русской Церкви. 1700–1917 гг.»^[16]. В этом исследовании дается всесторонняя характеристика церковной жизни в России в Синодальный период, в том числе приводятся данные о развитии миссионерства. Однако о православной миссии на Дальнем Востоке и Сахалине ничего не говорится.

Постсоветский период (1991 г. – по настоящее время) – эпоха важных перемен, когда государство и общество стали верно оценивать значение православия в истории и культуре страны, рассматривать Русскую Православную Церковь как хранительницу духовного потенциала России. Интерес к истории Русской Церкви начал постепенно возрастать, стали появляться работы светских и церковных исследователей, раскрывающие важнейшие аспекты истории Русской Православной Церкви.

Например, протоиерей Владислав Цыпин в своем труде «История Русской Церкви» коснулся темы миссионерского служения духовенства Русской Православной Церкви, обозначив основные направления как внутренней, так и внешней миссии в XIX – ХХ в.^[17] В ряде статей и монографий исследователя М. В. Шкаровского рассматривается чрезвычайно трагический период в истории Церкви – гонения в СССР середины XX столетия^[18]. Протоиерей Владимир Рожков, автор книги «Церковные вопросы в Государственной думе», рассказывает о церковной проблематике, обсуждаемой в Государственной думе 1906–1917 гг.^[19]. В то же время миссия на острове Сахалин осталась за пределами этих исследований.

Большой вклад в исследование миссионерского служения православного духовенства внес профессор ПСТГУ А. Б. Ефимов^[20]. В своей работе, освещающей историю миссионерской деятельности Русской Православной Церкви с Х по ХХ вв., он убедительно показал роль Православия в становлении самосознания и формирования культуры русской нации, а также показал его влияние на развитие других народов, как на территории Российского государства, так и за его пределами.

Теме становления Православия на Дальнем Востоке и отчасти миссионерского служения духовенства посвящены некоторые современные диссертационные исследования.

В своей работе И. Р. Скоробач рассматривает становление народного образования на острове Сахалин во второй половине XIX в. Она дает оценку деятельности сахалинского духовенства в сфере школьного дела, определяет его роль в учебном процессе. Чрезвычайно важными сведениями для нашего исследования стали статистические данные об открытии или закрытии школ, а также анализ причин этого явления^[21].

В диссертации Е. А. Капрановой раскрыт процесс церковно-административного деления дальневосточных территорий, дан сравнительный анализ деятельности православных причтов в Камчатской и Владивостокской епархиях, показано место острова Сахалин в проводимой церковно-административной реформе^[22].

Исследователь А. А. Ипатьева изучила миссионерскую деятельность дальневосточного духовенства Русской Православной Церкви^[23]. Она затронула вопросы миссии Православной Церкви на юге Дальнего Востока в целом. В работе присутствует описание образования и деятельности различных миссионерских причтов Камчатской епархии, в том числе Приохотского походного причта, полем деятельности которого был остров Сахалин^[24]. Богатые сведения о деятельности Приохотского миссионерского причта приводятся в диссертации Н. М. Векшиной^[25].

Большую ценность имеет труд О. А. Курбатова, изучившего положение Православной Церкви накануне Русско-японской войны 1904–1905 гг. и во время проведения военных действий. В работе идет речь об острове Сахалин как месте отбывания наказаний для тысяч каторжан и ссыльнопоселенцев. Автор приводит ценную статистику численности островитян, а также количество действующих причтов в конце XIX века^[26].

Диссертация Н. Н. Жуковой раскрывает конфессиональную ситуацию на севере Тихоокеанского региона и Аляски. Она содержит важные характеристики служащего духовенства Камчатской епархии, раскрывает принципы христианизации автохтонного населения, в том числе сахалинского^[27].

Исследователь Н. Д. Корсунская изучила метрические книги сахалинских церквей, которые содержат информацию о жизнедеятельности сахалинских этносов. На основе первоисточников Н. Д. Корсунская выявила основные тенденции проникновения христианских традиций в жизнь и быт коренных островитян. Автор обнародовала сведения по открытию первых причтов острова, а также о начале деятельности постоянных священнослужителей^[28].

Научные публикации сахалинского исследователя С. А. Пономарева расширяют представление о сложном процессе административного деления островной территории во второй половине XIX века^[29].

Диссертация дальневосточной исследовательницы М. В. Гридяевой также затрагивает проблематику административного деления и развития общественной жизни острова Сахалин. Она содержит ценные статистические данные, позволяющие определить соотношение ссыльного и переселенческого населения на острове, выявить состав сахалинской паствы^[30].

И. В. Ходыкин в своей диссертации затрагивает процесс становления миссионерского служения в местах лишения свободы, приводит важные сведения о служении духовенства в тюрьмах Российской империи в XIX столетии^[31].

Ряд научных работ посвящен деятельности священнослужителей Православной Церкви во второй половине XIX века. А. Н. Смагин изучил роль православного духовенства в освоении юга Дальнего Востока России. Сахалинская тема в диссертации затронута выводами автора о значении окончания территориальных споров между Россией и Японией для миссионерского служения Православной Церкви. Автор подробно рассматривает составляющие части материального обеспечения церковных причтов Камчатской епархии, в чью юрисдикцию входили и сахалинские храмы. Сравнительный анализ пастырской нагрузки священнослужителей Камчатской епархии показал наибольшую занятость именно сахалинского духовенства^[32].

В работе А. И. Конюченко рассматривается исключительно положение священнослужителей Российской Православной Церкви в центральной России. Ему удалось выявить общие черты для разных регионов, проследить влияние на их деятельность церковно-административной реформы XIX века^[33]. А. В. Скутнев в своем исследовании описывает положение приходского духовенства в условиях кризиса во второй половине XIX – начале ХХ в. Негативные последствия кризиса, по мнению А. В. Скутнева, сказались на результатах работы священнослужителей Камчатской епархии, в том числе и сахалинских^[34].

Процесс институализации Православной Церкви на Дальнем Востоке описан в работе И. А. Ермацанс. Она дает оценку деятельности некоторых архиереев Камчатской епархии, в том числе по отношению их к острову Сахалин^[35]. В работе М. Б. Сердюк раскрываются важные аспекты межрелигиозных отношений на Дальнем Востоке^[36].

Вопросам истории Русской Православной Церкви на Сахалине посвящены труды А. И. Костанова. В монографии «Русская Православная Церковь на Сахалине и Курильских островах» автором дан обзор истории распространения Православия на островах с XVII по XIX в. В ней оценивается роль православного населения в освоении Тихоокеанского побережья России, прослеживаются судьбы сахалинских храмов^[37]. Другая книга А. И. Костанова «Благовест над островами» представляет собой реконструкцию церковной жизни на Сахалине в целом, без детального ее изучения. Значительная часть представленной книги посвящена современной жизни Южно-Сахалинской и Курильской епархии^[38].

Необходимо отметить научные труды сахалинского исследователя Н. В. Потаповой «Вероисповедная политика Российской империи и религиозная жизнь Дальнего Востока во второй половине XIX–XX вв. (на примере Сахалина)»^[39] и «Сахалин в епархиальной прессе конца XIX – начала ХХ в.»^[40]. Первая монография является обобщающей работой, призванной выявить основные черты развития государственной вероисповедной политики Российской империи на Дальнем Востоке и на Сахалине. Вторая работа содержит ценный материал о жизни островных приходов, почерпнутый из епархиальной прессы.

Все приведенные работы затрагивают различные аспекты истории Российской Православной Церкви на Дальнем Востоке и Сахалине, однако многие важные стороны церковного служения православного духовенства этого региона, его миссионерской деятельности остались за их рамками, что составляет перспективу дальнейшей разработки избранной темы.

Источниковая база монографии содержит как неопубликованные, так и опубликованные источники. Сложность в сборе сведений о Православной Церкви на острове заключалась в разобщенности имеющегося исторического материала, причем документы, раскрывающие религиозную жизнь на Сахалине, отложились в разных архивах.

Следует отметить, что в годы Русско-японской войны 1904–1905 гг., японской оккупации острова, Гражданской войны 1918–1921 гг. и ликвидации в 1950-е г. лагерного строительства значительное количество сахалинских архивных материалов было бесследно утрачено. Сохранившиеся документальные источники попали в архивы Приморского края, а часть отложилась в архивах Сахалинской области.

Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ) – Ф.122 «Главное тюремное управление при Министерстве юстиции» содержит источники, позволяющие сделать выводы о количестве служащего на острове Сахалин духовенства, о снабжении церковных причтов утварью и литературой, а также о сооружении новых церквей и часовен. Исторические свидетельства помогли проследить изменения в штатах управления острова Сахалин;

Ряд фондов Российского государственного исторического архива (РГИА) – Ф. 796 «Канцелярия Синода», Ф. 797 «Канцелярия обер-прокурора Святейшего Синода», Ф. 799 «Хозяйственное управление при Синоде», Ф. 391 «Переселенческое управление МВД» содержат документы как церковного, так и светского делопроизводства. Здесь находятся отчеты правящих архиереев, путевые заметки, сведения о коренных жителях дальневосточных территорий, в том числе и острова Сахалин. Полученные сведения о материальном обеспечении служителей Духовного ведомства помогли проследить порядок и особенности выплаты жалования духовенству Камчатской и Владивостокской епархий. Большую информативную ценность имеют исторические свидетельства об открытии и работе миссионерских станов, их финансировании, о происшествиях, о вольном заселении островной территории, а также о вопросах наделения земельными участками церквей Приамурской области.

Региональные архивы также располагают богатыми собраниями документов на избранную тему.

Особое значение имеет Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ), фонды которого содержат основную массу использованных в работе источников— Ф. 244 «Владивостокское епархиальное управление дальневосточного областного церковного управления в г. Чита Священного Синода и Высшего церковного Совета Русской Православной Церкви г. Владивосток», Ф. 702 «Канцелярия Приамурского генерал-губернатора», Ф. 757 «Благовещенская духовная консистория», Ф. 1009 «Камчатская духовная консистория г. Благовещенск», Ф. 1133 «Канцелярия губернатора Сахалинской области г. Александровск-Сахалинский», Ф. 1137 «Сахалинская областная тюрьма г. Александровск-Сахалинский», Ф. 1154 «Начальник Южно-Сахалинского округа п. Корсаковский», Ф. 1164 «Александровский окружной начальник поста Александровского».

В указанных фондах также собраны документы как церковного, так и светского делопроизводства. Документы духовных консисторий – клировые ведомости и послужные списки сахалинского духовенства, отчеты, доклады и письма благочинных, путевые заметки правящих архиереев. Различные инстанции военных и гражданских властей представлены отчетами начальников и губернаторов острова Сахалин, записками начальников округов и островных тюрем, перепиской с настоятелями церквей по хозяйственным и прочим вопросам. Довольно обширный фонд канцелярии начальника острова Сахалин позволил посмотреть на жизнь православных священнослужителей изнутри, дать соответствующую оценку их деятельности в период формирования сахалинского общества.

Документы, которые касаются церковной жизни острова, сосредоточены также в Государственном историческом архиве Сахалинской области (ГИАСО) – Ф. 20 «Документы военного губернатора острова Сахалин» и Ф. 1038 «Объединенный фонд документов по истории острова Сахалин».

Среди документов здесь присутствуют записки о состоянии церковной жизни и сведения об отдельных станах Камчатской епархии, а также отчеты сахалинских губернаторов.

Для более полного раскрытия представленной в монографии темы был использован корпус опубликованных источников.

В этом списке особое место занимает издание А. П. Чехова «Остров Сахалин». В книге автор дает оценку религиозной ситуации, приводит некоторые факты из богослужебной жизни островных приходов^[41]. Также представляют ценность труды и воспоминания Ч. Г. Хоуза, Н. Я. Новомбергского, А. М. Разумовского, А. А. Панова, В. М. Дорошевича и А. П. Саломона. Некоторые работы перечисленных авторов представляют собой не монографии, охватывающие широкий спектр проблем, а статьи по отдельным узким вопросам.

Особенно ценным материалом являются дневники и воспоминания служившего на острове духовенства. Они публиковались в различных периодических изданиях: «Владивостокские епархиальные ведомости», «Камчатские епархиальные ведомости», «Тюремный вестник» и «Церковные ведомости». Протоиерей Александр Унинский, иерей Александр Городнов, иерей Алексий Кукольщиков^[42] и другие пастыри Сахалина оставляли после себя воспоминания о службе на острове, давали характеристику проживающему там населению, подмечали как положительные, так и отрицательные тенденции в религиозной жизни островитян.

1. Становление пастырского служения на острове Сахалин

1.1. Островная территория накануне появления Православия

Во второй половине XIX столетия Русская Православная Церковь осуществляла активную миссионерскую деятельность на новых территориях Дальнего Востока. Это было связано с тем, что «только в XIX в. Россия увеличивалась на 400 кв. км в день»^[43]. Территории входили в состав Российской империи постепенно благодаря неустанным трудам первооткрывателей. По мнению С. Л. Фирсова, «миссионерская деятельность [Церкви] помогала решению важнейшей государственной задачи: укреплению единства страны, невозможного без религиозной православной скрепы»^[44]. Деятельность первых миссионеров-священнослужителей, на наш взгляд, представляет уникальную страницу в истории освоения всего Дальнего Востока. Тогда в далеком крае работали «скромные деятели, проникнутые сознанием святости великого дела, несмотря на преграды и препятствия»^[45].

В те годы миссионерская деятельность Православной Церкви разделялась на внутреннюю и внешнюю^[46]. В указанный исторический период внутренняя миссия претерпевала качественные изменения. Если в первой половине XIX в. деятельность миссии в основном была направлена на коренные народы, проживающие на присоединенных территориях, то во второй половине столетия возникает необходимость обратить особое внимание на русское население^[47].

Действительно, в империи проживало значительное количество русских людей, нуждающихся в духовном руководстве. Как пишет в своем исследовании Е. В. Анисимов, «формально верующие, они на самом деле оставались полуязычниками, подверженными различным верованиям»^[48]. Основным направлением в миссионерском служении оставалась противокатолическая, противораскольническая (старообрядцы разных толков), противосектантская (например, штунда) и противоязыческая проповедь^[49]. Это прежде всего зависело от национального или религиозного компонента того или иного региона. Так, например, в отчетах в Святейший Синод Киевских митрополитов признавалось необходимым усилить в ряде районов православную миссию против католической пропаганды^[50].

В связи с присоединением новых областей, на которых проживали язычники – коренные народы, перед миссионерами ставились совершенно иные задачи^[51]. Приобщение к христианству и воцерковление язычников Восточной Сибири и Дальнего Востока проходило довольно сложно. Причиной этого, по мнению современных исследователей, было отсутствие подготовленных миссионеров. Как отмечает известный исследователь истории Русской Православной Церкви С. Л. Фирсов, «сложности с проповедью Евангелия возникали не только в результате противодействия буддийских лам и шаманов, но из-за громадных пространств, на которых располагались поселения «инородцев»»^[52]. В миссионерском делании священнослужители должны были учитывать ряд специфических особенностей коренных народов: психологию восприятия Бога и окружающего мира, нравственные ориентиры, родовую организацию социума, а также ведение хозяйства и отсутствие оседлости.

С похожими проблемами сталкивались деятели внешней православной миссии. За пределами дальневосточных границ несли свое послушание священнослужители, которые проповедовали о Христе народам и этническим группам, в чьей культуре отсутствовало само понятие «православная религия». Исторически эти народы придерживались совершенно иных религиозных традиций и обычаев. Неустанные труды миссионеров ушедшего времени помогли организовать деятельность Корейской, Японской и Китайской миссий. В их работе прослеживалась особая специфика. Им чрезвычайно важно было знать культуру, язык, традиции и религию народа, в котором предполагалось миссионерское служение. Во второй половине XIX в. появление духовенства, получившего академическое образование и подготовленного к особому роду служения, способствовало достижению положительных результатов.

Основная проблема в организации православной миссии на Сахалине, следовательно, и деятельности сахалинских священнослужителей заключалась в более поздней христианизации островного населения. В момент вхождения острова в состав Российской империи на Дальнем Востоке уже шла активная фаза освоения новых территорий. Православное духовенство занималось сооружением храмов и часовен, организовывало деятельность школ и создавало церковные библиотеки, вело просветительскую, а в некоторых местах и хозяйственную деятельность. Первая церковь на дальневосточных рубежах Российского государства появилась еще в 1630 г. в Якутске, а к началу 1755 г. число церковных причтов увеличилось до 10. Во второй половине XVII в. начинается строительство первых монастырей, которым тогда придавали особое значение в христианизации жителей отдаленных территорий. В это же время организуется работа ряда православных миссий: в Якутии и в Забайкалье, на Камчатке и на Аляске, на Алтае и в низовьях Амура.

Стоит отметить, что к началу заселения острова Сахалин русскими людьми довольно активно работала Амурская миссия, состоящая из нескольких отделов: 1) Верхнеамурский (для «мунчжурцев»); 2) Среднеамурский (для «гольдов»); 3) Нижнеамурский (для «гиляков»); 4) Южноуссурийский (для «корейцев»)^[53].

Активизация миссионерской деятельности Православной Церкви обусловливалась в те годы не только за счет необходимости закрепления новых территорий: «Поддержка государства давала Церкви новые возможности в христианизации страны – важнейшей миссии Церкви»^[54]. Представленный вид служения также был невозможен без «подлинного энтузиазма сравнительно немногочисленного отряда православных русских миссионеров, жертвенно служивших свидетельству истины Христовой»^[55].

Рассматривая с исторической точки зрения деятельность дальневосточного духовенства, чрезвычайно важно учитывать географические особенности территорий, на которых совершалось их служение. Об этом справедливо пишет в своих исследованиях Л. Н. Гумилев, опираясь на слова историка И. Н. Болтина: «При всяком шаге историка, не имеющего в руках географии, встречаются претыкания»^[56]. Как уже отмечалось, все территории Дальнего Востока, которые располагались на одном материковом пространстве, значительно раньше вошли в состав Российской империи, чем остров Сахалин, отрезанный от материковой части водой. Вследствие этого миссионерское служение сахалинского духовенства Православной Церкви началось значительно позже по сравнению с другими восточными регионами^[57].

Первые свидетельства о Сахалине датируются 1645 г. Сведения об острове, сопки которого были видны в хорошую погоду с берегов Амура, мы встречаем в дневниках первопроходцев. По их словам, это была неизведанная земля, полная опасностей и трудностей: «Берега реки обросли высокой травой и камышником. Беспрестанно встречали мы логовища медведей. Они ложатся на берегах караулить рыбу. С такими соседями путешествовать было небезопасно»^[58].

Современные исследователи справедливо отмечают, что забайкальские казаки могли слышать от коренных жителей свидетельства о земле, изобилующей рыбой и соболем^[59]. Первые экспедиции XVII в. В. Д. Пояркова, О. С. Кузнецова, В. В. Атласова открывали путь к освоению островной территории^[60].

Освоение острова, формирование на нем русской общины носили чрезвычайно трудный характер. Долгое время Сахалин оставался малозаселенным. Как пишет в своем дневнике Н. В. Буссе, в 1853–1854 гг. здесь проживало незначительное количество японцев, которые в подчинении у себя держали коренных жителей острова – айнов^[61]. Первые японские поселения возникли на острове в начале XVIII в. Это было вызвано тем, что власти Японии боялись потерять эти территории, которые, по их мнению, могли достаться русским^[62]. Если южную часть острова занимали японцы и считали ее своей землей, то северная часть заселялась маньчжурами, нивхами и ороками. Причем, им запрещалось появляться там, где находились японцы и айны^[63].

В путевом журнале епископа Камчатского Иннокентия (Вениаминова) находится важная характеристика коренного населения епархии в Амурской области, в том числе на острове Сахалин. Владыка в 1856 г. писал, что оно было представлено народами тунгусского происхождения: маньчжурами, орочами, гольдами, нигидальцами, самаргирцами, тунгусами (или ороченами) и другими. Они говорили на одном языке с небольшими особенностями. Существовала неточность в определении их количества, о которой писал в документе владыка Иннокентий: «Первые наши заселенцы на Амуре полагали, что инородцев, вместе с Сахалином, сотни тысяч. Из новейших путешественников Г. Максимович не насчитывал их и десяти тысяч человек. Но, во всяком случае, гиляков и других народов тунгусского происхождения на всем пространстве от маньчжурских селений и до устья, и на Сахалине, и по берегам Татарского пролива и на реках Амур и Бурея более 25 тысяч едва ли будет»^[64].

Постоянное русское население стало появляться на острове Сахалин лишь с 1858 г., когда в местечке Дуэ построили первый военный пост^[65]. Нахождение православных священнослужителей на острове в таких условиях было невозможно. В то время на Сахалине не существовало четкого гражданского управления, а такие социальные объекты, как школы и больницы, появились значительно позже. Сам вид этих безжизненных просторов наводил отчаяние и тоску на путешественников: «Не берусь описывать впечатление, какое производят пустынно-неприветливые берега… Они гористы и почти совершенно лишены растительности, зато по падям и откосам гор окаймлены они снежными заносами. Что придает им, на первый взгляд, живописный вид. Но эта панорама своим однообразием скоро утомляет глаза потому, что глядя на нее вследствие отсутствия жизни, не находится предмета, на котором можно было бы остановиться вниманием и размышлением, почему ввиду этих берегов ощущается мрачное настроение духа»^[66].

Итак, служение постоянного духовенства на острове до середины XIX столетия было невозможно. В начале второй половины XIX в. оно заключалось лишь в том, что Сахалин изредка стали посещать военные священнослужители, входившие в причты судовых церквей^[67]. В архивных документах существует упоминание об одном знаменательном событии. 17 июня 1861 г. в пост Кусунайский зашел пароход «Америка». На борту корабля находился будущий просветитель Японии иеромонах Николай (Касаткин). По просьбе обитателей поста он сошел на землю и совершил его освящение, после чего произнес заупокойные молитвы^[68]. Можно с уверенностью утверждать, что участие духовенства в жизни проживающих тогда на Сахалине русских переселенцев сводилось к исполнению треб, совершаемых в казармах, в приспособленных помещениях или под открытым небом^[69].

Процесс заселения Сахалина активизировался во второй половине XIX в. Полноценно освоение острова началось только тогда, когда в 1855 г. между Россией и Японией был подписан так называемый Симодский протокол^[70]. В нем говорилось: «Отныне границы между Россией и Японией будут проходить между островами Итурупом и Урупом. Весь остров Итуруп принадлежит Японии, а весь остров Уруп и прочие Курильские острова к северу составляют владение России. Что касается острова Крафто (Сахалина), то он остается неразделенным между Россией и Японией, как было до сего времени»^[71].

Как пишет в своих исследованиях А. А. Ипатьева, Симодским протоколом остались тогда недовольны как Япония, так и Россия. Спор о принадлежности указанных в нем территорий затянулся на 20 лет. Поставить точку в этом споре помогла поправка к протоколу. В результате усилий дипломатов в 1875 г. в Санкт-Петербурге она была принята двумя сторонами, благодаря чему Сахалин полностью вошел в состав Российской империи^[72]. Из-за территориальной неопределенности долгое время не получалось начать полноценную работу православной миссии на острове, хотя «высокие задачи религиозного просвещения иноверных и государственная заинтересованность в их эффективной реализации были объединены…»^[73].

На спорных территориях всегда было сложно осуществлять организацию не только общественной, но и церковной жизни. Например, в начале XVIII в. в работе Китайской миссии возникли затруднения из-за принятого Нерчинского договора, заключенного между Россией и Китаем. В это время исследователи наблюдали ослабление в целом Забайкальской духовной миссии^[74].

Необходимо отметить и еще одно важное обстоятельство, возникающее в процессе территориальных споров. В епархиальных отчетах этого периода (середина XIX в.) прослеживается мысль о возможности военных действий. Так, в целях безопасности миссионеру Курильского отдела Новоархангельского духовного правления было направлено предписание, в котором он должен был воздержаться в течение года от длительных поездок по островам в связи с «военными обстоятельствами»^[75].

«Военные обстоятельства», которые могли возникнуть из-за спорных территорий ряда районов Камчатской епархии, налагали отпечаток и на пастырскую жизнь ее епископов. В документах об учреждении на берегах реки Амур особого миссионерского стана «для гиляк» приводятся донесения Иннокентия (Вениаминова), архиепископа Камчатского, Курильского и Алеутского. Его желанию объехать отдаленные уголки епархии препятствовали обстоятельства, которые подвергали опасности жизнь не только самого святителя, но и его спутников. Летом 1855 г. он хотел объехать Амур, но по причине «военных обстоятельств» должен был ограничиться только посещением Аяна: «Нельзя было попасть на Амур, потому что устье Амура с обеих сторон блокируется неприятелем»^[76]. Владыка продумывал разные возможности попасть в Приамурский край, в том числе посетить и остров Сахалин. Один из вариантов, от которого впоследствии он был вынужден отказаться, – пойти морским путем на байдарках, чтобы не привлекать особого внимания. Но и это было небезопасно для жизни путешественников, так как неприятель «ходит на пароходах подле самих берегов, осматривая каждый залив»^[77].

На фоне всех происходящих тогда споров вокруг острова, на него все-таки постепенно начинает проникать русское присутствие: возникают первые российские поселения, затем объединенные в административные округа. Архивные документы помогли узнать, в какой последовательности происходил процесс открытия населенных пунктов острова. В отчете начальника Главного тюремного управления А. П. Саломона подтверждаются наши выводы о малонаселенности территории острова на начало XIX столетия. Так, первый пост, открытый в 1858 г. оставался единственным населенным пунктом острова вплоть до 1869 года^[78].

В 1866 г. Сахалин становится частью Приморской области, а в 1868 г. остров выделяется в отдельный округ^[79]. В 1875 г., после принятия поправки к Симодскому протоколу, о которой упоминается выше, на карте Российской империи появляются Южно-Сахалинский и Северо-Сахалинский административные округа^[80]. Следующим шагом в административной реформе стало учреждение в 1884 г. Приамурского генерал-губернаторства. Островная территория делилась на три растянувшихся по всей длине Сахалина округа^[81]. В каждом округе открывалась «административная столица» – населенный пункт, в котором располагалось их руководство. Центром северной части острова первоначально был утвержден пост Дуэ, основанный в 1858 г., но спустя некоторое время главным населенным пунктом Александровского округа стал пост Александровский^[82]. Тымовский административный округ управлялся из Рыковского поселения, а центр южного Сахалина и Корсаковского округа соответственно располагался в одноименном посту Корсаковском, который был основан в 1869 г.^[83]

К началу XX столетия существовала проблема соотношения открытых поселений и количества проживающих в них людей. Больше всего действующих населенных пунктов находилось в Корсаковском и Александровском округах, меньше всего – в Тымовском. Вместе с тем, островное население распределялось по округам неравномерно. Статистические данные говорят о том, что в Александровском и Тымовском округах островитян проживало гораздо больше, чем в южном Корсаковском округе. Стоит отметить, что указанные факторы островной действительности подготавливали почву для многогранной деятельности духовенства Православной Церкви в этом отдаленном крае.

Если первые населенные пункты открывались хаотично, то сахалинские поселения периода каторги обычно возникали по общему принципу – вокруг тюремного учреждения. Первоначально определялось место строительства будущих зданий тюрьмы и подсобных помещений^[84], а рядом проектировалось поселение с жилыми домами. Здесь же, зачастую на открытых пространствах, воздвигали и первые православные храмы^[85].

Подобные населенные пункты существовали постоянно, что нельзя сказать о тех, которые возникали вдали от тюремных центров. Так, на топографической карте, вложенной в книгу А. П. Чехова «Остров Сахалин» (1890 год издания), обозначалось 65 поселений, но к концу 1895 г. на карте числилось уже 147 населенных пунктов^[86].

При увеличении обжитых русскими людьми территорий острова происходил процесс исчезновения одних сел и появления других. Причем последнее количественное изменение датируется 1898 г., именно тогда в сахалинских округах прекращается открытие новых поселений (см. Приложение № 1). Это подтверждает статистика Всеобщей переписи 1897 г.^[87] (в которой, стоит отметить, принимали участие и священники). Действительно, к началу ХХ столетия открытие новых сахалинских поселений прекращается. Сахалин становится территорией, в значительной мере освоенной и приспособленной для жизни^[88].

Так, к началу ХХ столетия в Александровском округе проживало 11 тыс. 199 чел., в Тымовском – 8 тыс. 359 чел., а в Корсаковском – 8 тыс. 555 островитян^[89]. Приведенная статистика свидетельствует о том, что плотность заселения округов была различной (Приложение № 1). Численность невольных жителей превышала количество свободных в соотношении в процентном соотношении 60 к 40 соответственно^[90].

Несмотря на оптимистические данные, существовали проблемы, с которыми сталкивались жители Сахалина. Островные поселки и села образовывались часто в неприспособленных для жизни местах, а резкие перемены погодных условий сказывались на урожае. Как отмечает в своем дневнике Н. В. Буссе, климат восточного берега острова Сахалин был гораздо холоднее, чем в западной или южной его частях^[91]. Лето здесь было коротким и прохладным, а зимы морозными и снежными: «Погода уже какой день стоит ужасная, – пишет в воспоминаниях Буссе. – Снег идет беспрерывно. Шквалы сильного ветра опять нанесли целые холмы снега. В избе моей нельзя топить печку, потому что дым выкидывает в комнату. Холод невыносимый, ничего нельзя писать, зябнут руки»^[92]. Существенной проблемой, которая осложняла жизнь на острове, являлось и то, что между новыми поселениями отсутствовали полноценные дороги: «Бездорожье первых поселений – почти общее правило, как следствие практикующей системы устройства поселений»^[93]. Об этой же проблеме в отчете за 1899 г. писал начальник Главного тюремного управления А. В. Саломон^[94].

Итак, условия жизни на момент появления первых приходов и постоянных священнослужителей не позволяли своевременно начать миссию Церкви на этой отдаленной территории. Долгая неопределенность по вопросу принадлежности острова Сахалин, его географическое положение, суровость климатических условий, отсутствие элементарных дорог между поселениями оказывали существенное влияние на организацию сахалинской миссии Русской Православной Церкви во второй половине XIX в.

1.2. Условия служения духовенства и островная паства в период вхождения Сахалина в состав Российской империи

С середины XIX столетия островная территория становится для православного духовенства местом особого рода служения, полем реализации имеющегося потенциала. Говоря о Сахалине как о поприще духовного делания, стоит обратиться к определению такого понятия как «поприще». В. И. Даль в своем словаре представляет довольно широкое толкование этого слова: «Поприще – это определенное место, простор или пространство, приспособленное для разного рода действий»^[95].

Рассматривая значение деятельности представителей Церкви на острове Сахалин, необходимо учитывать исторические процессы, на фоне которых происходило становление общественной жизни острова в целом. Так как «всякий исторический факт переживается [нами] как средоточие бытия, как единство времени и вечности, целостное видение категорий пространства и времени, достижимого в будущем веке, когда Христос будет все во всем (1 Кор. 15, 28), и отчасти уже явленном в истории через церковные Таинства и общение в Духе»^[96].

Благодаря расширению своих границ Российская империя «нуждалась в упрочнении власти путем военного, административного освоения страны, общей интеграции новых территорий в состав России»^[97]. В решении этой важнейшей задачи, которая тогда стояла перед государством, оказывала помощь миссионерская деятельность Православной Церкви^[98].

От объективных условий, связанных с территориальной принадлежностью, географическим положением, заселением и освоением острова, во многом зависела успешность миссии на Сахалине. Позднее заселение островной территории, медленный процесс формирования административных округов, а также недостаточное количество храмов и постоянных священнослужителей оказывали значительное влияние на процесс становления православной жизни. ...