Усадьба «Розель» Елена Тюрина Семейный детектив·1

Пролог

2017 г.

Женщина открыла чуть помутневшие от времени, но еще живые и красивые глаза. За эти невероятные глаза ее даже звали играть в театр, потом — быть натурщицей… Но она отказывалась. Тогда казалось, что в жизни достаточно всего — чувств, эмоций. А теперь было ощущение, что эта жизнь как-то незаметно прошла мимо.

За окном едва брезжил рассвет… Опять она задремала в кресле с газетой. Взгляд упал на первую, уже давно пожелтевшую, полосу «Красной звезды» [1]. Почтальон всякий раз удивлялся, что она выписывала военную прессу. Хотя, скорее всего это был просто повод подольше с ней поговорить. Что уж скромничать — она всегда чувствовала на себе восхищенные взгляды. Но держалась достойно. На публике никогда не позволяла себе ничего большего, чем улыбка. Ни скандалов с повышением голоса, ни выяснения отношений, ни истерик с заламыванием рук. Даже когда умер муж. Всегда спокойная и снисходительная, будто королева, с подчиненными, и мягкая сдержанная хозяйка дома. Никакого кокетства и прочих дешевых женских приемов в отношении мужчин. Настоящая богиня, стоящая выше мирской суеты. Но это не значит что она была холодна и безчувственна. Ее шарм не оставлял равнодушными представителей сильного пола, всегда ищущих ее внимания, желающих хотя бы поймать взгляд, если не покорить эту недосягаемую женщину…

Да, она вела не самую праведную жизнь. Предавала, убила человека… Но и любила. Любила до безумия, так, что душу готова была за него продать. Воспоминания о былом унесли ее в тот вечер, когда она впервые увидела его… Женщина снова взяла дрожащими руками газету. С нечеткой, плохо пропечатанной фотографии на нее смотрел довольно молодой мужчина. Спокойная открытая улыбка, до боли знакомый прищур светлых очей. Он, кажется, совсем не менялся. Наверное, и ушел вот таким же… «В моей жизни это чудо, что я стал военным летчиком. Я, мальчик из далекой, но, конечно, милой сердцу украинской деревни…», — в глаза бросились несколько строчек из интервью.

Сердце сдавило в этот раз сильнее, чем все предыдущие разы. И долго не отпускало. Быть может, и ее время подходит? Нужно найти валидол. С трудом поднялась, тяжело опираясь на подлокотники кресла. Очень старые, наверное, как она сама, деревянные половицы, поскрипывали под ее шагами.

2008 г.

Спускаясь по трапу самолета, он сразу увидел родителей. Ну конечно, мать не могла потерпеть некоторое время, пока он выйдет в зал прилета, и уговорила отца воспользоваться своими связями, чтобы подойти к самому трапу. Юноша чуть нахмурился. Это был высокий худощавый молодой человек, светловолосый, с приятными чертами лица. За стеклами очков в тонкой металлической оправе с покрытием под золото сияли серые глаза. Светлые брови, то ли «домиком», то ли дугой делали выражение его лица наивно-грустным как у Пьеро. Он был одет в пиджак и брюки серого цвета, и белую рубашку. Из багажа при нем был лишь небольшой черный чемодан на колесиках и коричневый кожаный портфель.

Мать держала в руках букет лилий. При виде сына в ее глазах блеснули слезы радости. Отец первым сделал шаг ему навстречу. Обняв молодого человека, он произнес:

— Добро пожаловать домой, Олег.

В машине всю дорогу от аэропорта домой мать, не умолкая, расспрашивала о самочувствии, о последних событиях в Британии, еще о чем-то, хотя всего за день до приезда они разговаривали по Скайпу, и она прекрасно знала все, что происходило с ним за границей. Олег делал скидку на ее немного суетливый и навязчивый характер, и потому в который раз терпеливо пересказывал ей все.

Черный Форд Мондео, за рулем которого был отец Олега Эдуард Яковлевич Лалин, свернул на дорогу, ведущую к их дому.

Когда-то Эдуард Яковлевич окончил Санкт-Петербургский государственный университет гражданской авиации и был по специальности летчиком. Он еще с детства мечтал посвятить себя этой профессии, как его дед, Иван Лалин, военный летчик, на счету которого за четыре года, которые длилась Великая Отечественная война, было более пятисот боевых вылетов и сто шестьдесят семь сбитых самолетов противника. Маленькому Эдуарду бабушка Екатерина Степановна, появившаяся на свет в деревне под Смоленском и сама с двадцати лет летавшая на легендарном биплане У-2, часто рассказывала, как впервые встретила его деда. Она попала в госпиталь с легким ранением плеча, и однажды выйдя из душного, пропитавшегося запахом лекарств помещения на улицу, подышать свежим воздухом, увидела, как молодой сероглазый летчик с забинтованной головой сидел на пеньке и читал Шолохова. Познакомившись тогда, второй раз они встретились только через три года в Берлине, где в мае 1945 года написали свои имена на стене Рейхстага. И больше не расставались сорок шесть лет, до самой смерти Ивана Алексеевича Лалина. Эдуарду тогда было уже почти тридцать, и дед очень гордился его успехами в летном деле.

Летчиком отец Олега все-таки стал, но уже прошло несколько лет, как он решил уйти из этой профессии и сейчас Эдуард Лалин предприниматель. У него довольно процветающая фирма.

Мать Олега, Анна Ивановна, красивая женщина с синими глазами и каштановыми волосами, всегда уложенными в аккуратную прическу, была младше отца на четыре года. Она работала заведующей неврологическим отделением городской многопрофильной больницы.

… Задремавший Олег проснулся, когда машина остановилась у дома. Здесь прошло его детство. Блестящий черный рояль посреди огромного зала… Когда-то именно за ним мальчик час за часом репетировал концерты, симфонии, романсы всемирно известных композиторов. На миг ему захотелось вновь почувствовать себя ребенком — стеснительным и молчаливым пареньком, родители которого, заметив маленькую искру таланта, решили разжечь пламя — сделать из него известного пианиста. Теперь он и есть талантливый пианист-виртуоз, дипломант и лауреат многих конкурсов, гордость родного города, или просто сын богатых родителей, решивших реализовать свои мечты и слепить из своего ребенка идеал. И что будет, когда они узнают, что их мечта вот-вот рухнет, он не мог даже представить…

Семья расположилась на кожаных диванах в просторной гостиной. Внутри дома мало что изменилось после последнего приезда Олега. Интерьер комнаты был выполнен в кремовых и шоколадных тонах. Дополняли уютное убранство настоящий дровяной камин и шикарные французские шторы, попавшие в наше время из эпохи барокко. Такие шторы раньше украшали королевские банкетные залы и спальни аристократов.

Олег поднялся в свою комнату, чтобы переодеться с дороги. Он с самого утра чувствовал боль в висках. Видимо, влияла смена часовых поясов и невозможность полноценно выспаться. Он всегда тяжело переносил перелет. Проходя через светлый зал с огромными окнами, где стоял рояль, молодой человек подошел к инструменту и задумчиво провел рукой по крышке. Он не чувствовал радости от возвращения домой и это его угнетало. Олег старался перебороть в себе нарастающее чувство раздражения, которое появлялось всегда, когда он видел, как старательно его родители стремятся продемонстрировать свой достаток и положение в обществе. Ему был чужд подобный снобизм. Он часто испытывал неловкость и даже стыд, когда видел, с каким усердием мать подражает аристократам, и стремится продемонстрировать свою сомнительную причастность к представителям элиты. Такая манера поведения не только у его родителей, но и у многих разбогатевших людей иногда забавляла Олега, а порой приводила его в бешенство. Он был убежден, что внутреннее благородство дается человеку от природы, а жалкие попытки подражать поведению высшего общества всегда выглядят смешно и неестественно. К сожалению, людей с претензией на принадлежность к высшим социальным слоям и искренне считающих себя интеллектуалами в последнее время появляется все больше и больше.

Оказавшись в своей комнате, молодой человек быстро принял душ, переоделся в джинсы и черную водолазку и спустился вниз. Ему предстоял непростой разговор с родителями, и затягивать с этим не стоило.

— Пап, мам, присядьте, — сказал Олег.

В его голосе чувствовалось легкое волнение.

— Нужно поговорить. Хочу сразу сказать, чтобы расставить все точки над i.

— Что случилось? — спросила Анна Ивановна.

Отец лишь вопросительно взглянул на сына.

— Я решил бросить музыку. Пойду служить в армию.

[1] «Красная звезда» — газета Вооруженных Сил Российской Федерации (с 10 января 2018 года). До этой даты несколько десятилетий была Центральным печатным органом Министерства обороны Российской Федерации (Минобороны России) и Министерства обороны СССР (МО СССР). Основана 1 января 1924 г.

Глава I

Август 2018 г.

Было ли ей страшно? Да! Очень! Она испытывала тошнотворный животный страх за собственную жизнь. В голову лезли разные дурные мысли о сексуальном рабстве и пересадке органов. Ни чьи телефоны, как назло, не отвечали. А потом и вовсе разрядился мобильный. Не удивительно, ведь она всегда использовала его в качестве диктофона. Сегодня, кстати, тоже. Перед тем, как экран устройства замигал, готовясь выключиться, мелькнула мысль все же вызвать полицию. Но как она объяснит, где находится? Кричать? Звать на помощь? Это тоже пугало. Закричать — значило признать, что она в беде. А Мила еще надеялась, что все происходящее — просто какое-то недоразумение.

Об ужасе ситуации девушка старалась не думать. Нельзя было давать волю своей слабости, иначе трезво рассуждать уже не получится. И так душили комком подступившие к горлу слезы.

Вообще даже самые трусливые и нерешительные люди в подобных ситуациях часто проявляют удивительную силу характера. А Литвинова была далеко не из пугливых.

Ей, конечно, говорили, что журналистика — опасная профессия, особенно если она связана с политикой. Но за четыре года работы в городской многотиражке ничего опасного с ней не случалось. В подобную передрягу Мила попала впервые. Именно это было первым, о чем она подумала, когда открыла глаза и обнаружила себя прикованной наручниками к батарее на чьей-то незнакомой кухне. Как банально — удар по голове, потеря сознания, наручники на запястье… Просто триллер какой-то!

Где она, что с ней случилось? Спросить не у кого, поскольку в квартире было пусто. В полном неведении прошло несколько часов, прежде чем в замке повернулся ключ, открылась входная дверь и послышались мужские голоса, один из которых заставил Милу застыть от изумления.

— Вот, девку поймали. Ходила по больнице, что-то у пациентов выспрашивала. Точно засланный казачок! Хм… казачка… — говорил невысокий коренастый брюнет, входя в кухню и кивая в сторону Милы.

Следом за ним шел статный широкоплечий блондин очень приятной наружности, при виде которого у девушки округлились глаза.

— Ты? — воскликнула она.

Мужчина тоже замер в дверях и глядел на нее с возрастающим возмущением. Это был Олег Лалин, оперуполномоченный уголовного розыска и… ее бывший муж, с которым она… Хотя нет, пожалуй, нужно начать с самого начала.

Про больницу следует рассказать подробнее. Владелец газеты, в которой работала корреспондентом Мила, решил баллотироваться в депутаты городского совета. Его основным конкурентом по округу оказался главный врач местной больницы. Чтобы скомпрометировать служителя Гиппократа, шеф поручил Миле собрать на него компромат и написать об этом материал. Ходили слухи, что в больнице с пациентов дерут деньги за любую процедуру, хотя, как известно, медицинское обслуживание в нашей стране абсолютно бесплатное. Конечно, ни для кого не секрет, что такие поборы есть в каждом лечебном учреждении, но Миле следовало очернить именно указанного главврача, вот она и старалась. Как выяснилось, у конкурента тоже команда не лыком шита. Ее не только легко вычислили, но и обезвредили. И кто знает, что теперь будет с ней дальше…

— Дайте воды, — эти слова были произнесены настолько жалобным тоном, что ее саму, ту еще гордячку, передернуло.

Пить, на самом деле, хотелось просто адски. Но ощутила девушка это только теперь, когда выяснилось, что не так страшен черт, как она себе намалевала. Раньше потребности организма заглушал страх, и все мысли были направлены на то, чтобы отсюда выбраться.

Коренастый молча подал ей стакан воды.

— Ты тоже мент? — Мила решила использовать классическую тактику «лучшая защита — нападение» и пошла в наступление первой.

— Тоже, — ответил брюнет, ничуть не оскорбившись на «мента». — А ты что, Олега знаешь?

Журналистка собиралась что-то ответить, но Лалин грубо сказал:

— Немного знакомы.

Мила опешила, а брюнет хмыкнул, видимо по-своему трактовав этот ответ.

— А зачем вы меня приковали? — возмутилась девушка.

— Ну ясное дело зачем… Чтоб не сбежала.

— А я думала, вы меня на органы разберете, или в рабство продадите…

— Мадам насмотрелась криминальных сериалов, — опять заржал коренастый.

Он отстегнул наручники.

— Теперь выкладывай, как зовут, на кого работаешь, что делала в больнице? — это уже звучало как допрос.

Мила насупилась. Она решила не отвечать. Брюнет выжидающе постучал пальцами по столу. А бывшего супруга, кажется, вовсе не интересовало, что она ответит. Он с равнодушным видом курил и смотрел в окно.

Поскольку пауза затягивалась, Лалин все же решил ее нарушить.

— Меланья Романовна ее зовут, — холодно сказал он.

— Ого, а вы и правда близко знакомы! Ну и имечко…

Мила бросила на брюнета испепеляющий взгляд и демонстративно отвернулась. Комментарии на тему ее имени девушка не переносила.

— Ладно, без шуток, — теперь брюнет был серьезен, даже угрожающе серьезен. — Рассказывай.

Журналистка не промолвила ни слова.

— Я повторяю — шутки закончились.

— Бить меня, что ли, будете? — осведомилась Мила. — По какому праву вы вообще меня тут удерживаете?

Она поняла, что никакой опасности ей не угрожает и решила, что пора отсюда выбираться. Хотя, может рассказать им все? Не так уж крепко она держалась за свою работу. Тем более, после вчерашней планерки.

Мила в который раз прокрутила в голове те события. Новая заместительница редактора, которой было как минимум лет семьдесят, появилась пару месяцев назад, и они с Милой не сработались от слова совсем. Та постоянно критиковала все материалы, которые писала девушка, так и норовя унизить ее перед шефом. А на злосчастной планерке и вовсе во всеуслышание заявила, что Литвинова не развивается как профессионал, и вообще сама она в возрасте Милы уже была редактором. Выходит, у девушки нет карьерных амбиций, таланта и вообще желания работать. Тем не менее, шеф дал ей это ответственное задание и сказал, что справиться может только она.

Коллеги недолюбливали склочную «замшу», поэтому поддержали Милу. Спортивный обозреватель Илья, выходя из кабинета руководителя, с улыбкой проговорил:

— Ну вот, виновные отчехвостены, ленивые пристыжены. Начинаем работать с новыми силами, — и подмигнул Миле.

И все равно на душе было скверно. Девушка знала себе цену, как журналисту, и поэтому эти несправедливые придирки выводили ее из себя.

…Так вот, не то, чтобы Мила молчала из-за своей верности шефу. Она не хотела говорить из-за Олега. Тот сейчас выглядел чересчур равнодушным и высокомерным. Даже не взглянул на нее толком, хотя почти два года не виделись. Поэтому помогать ему уж точно не возникало желания.

— А с каких это пор полицию интересуют посетители городской поликлиники? — поинтересовалась Мила. — Какая разница, что я там делала? И это законно вообще — бить девушку по голове и тащить ее куда-то?

— Никто тебя не бил, — недобро засмеялся брюнет. — Ничего не докажешь. Да и мы всегда сможем отмазаться.

— Это понятно, вы ведь мусора, — презрительно выпалила Мила, чтобы посильнее задеть.

— Так, кукла, ты надоела! — он встал и приблизился. — Нос сломать?

Олег бросил в его сторону короткий взгляд, но остался неподвижен.

— Хамка! — продолжал возмущаться его коллега.

— О, простите милостивые государи, что посмела столь дерзко с вами говорить, — съехидничала журналистка.

— Да вы благородных кровей, мадам! — усмехнулся, паясничая, гораздо более разговорчивый, чем коллега, брюнет. — А я не представился по всем правилам этикета. Граф Бражинский, более известный в узких кругах как Андрей Брага. С князем Лалиным вы, как выяснилось, знакомы.

Он шаркнул ногой и почтительно склонился, подражая героям исторических кинофильмов. Мила заметила, как скривились в недовольной гримасе губы Олега. Эти препирательства продолжались около получаса и Лалин вдруг, затушив очередной окурок, объявил, что ему пора уходить. «Чтооо? — Мила возмущенно глядела на бывшего мужа. — Неужели ты оставишь меня с этим?»

Но Олег ее взгляда то ли не заметил, то ли не понял. Пока Лалин надевал куртку и выходил в подъезд, Андрей сверлил Милу глазами. Конечно, он видел ее бледные губы, прямой нос, брови, придававшие ей чуть надменное выражение, карие, завораживающие и пронзительные очи. И едва заметный тонкий шрам слева возле глаза, который тянется от виска к щеке. В ее лице было что-то утонченное и изысканное. Это подчеркивало и серое платье рубашечного покроя, и подвернутая французская коса, в которую были заплетены темные волосы, и серебряная цепочка с небольшим аккуратным кулоном в виде цветка лилии, и изящные часики на узком запястье. Очевидно, что барышня не робкого десятка. Другая бы на ее месте уже заливалась слезами.

Лалин отчего-то сегодня был совсем не в духе. Сам это заметил. Когда спускался по подъезду, между вторым и третьим этажом какие-то два парня не очень интеллигентного вида попросили у него сигаретку, но, наткнувшись на острый взгляд светлых глаз, быстро отвязались. Олег вышел, остановился, чтобы прикурить. Еще и эта дамочка окончательно настроение испортила… Неожиданная встреча с бывшей женой его совершенно не обрадовала.

Лалин совсем недалеко отошел от подъезда их консперативной квартиры, когда его чуть не сшибли с ног. В плечо сильно кто-то ударился. Мужчина оглянулся и обомлел: это была Мила, только совсем не такая, какой он ее только что видел. Волосы выбились их прически, пуговицы на платье частично оторваны, словно ткань резко потянули, возле локтя намечался немалый синяк, а на скуле алел след от удара. В глазах девушки ясно читалась паника.

— Что… — Лалин запнулся, — случилось?

* * *

Лето 1944 г., Латвия, Латгалия

Зарево от догорающего самолета ДБ-3ф еще было видно за деревьями, но его экипаж все дальше уходил от погибшей железной птицы. Только рядовой Максим Чижов по прозвищу Чиж, несколько раз оглянулся и хмуро посмотрел в том направлении.

Темнело. Четверо солдат под командованием летчика-пилота, капитана Ивана Лалина после воздушного боя с немецким мессершмиттом вынуждены был десантироваться на поле, окруженном со всех сторон лесом. В округе не было видно ни одного дома. Один из бойцов, рыжий, круглолицый стрелок Алексей Михайличенко, поломал ногу при десантировании, и его пришлось нести на самодельных носилках. Несли крепкий широкоплечий Лалин и самый молодой из членов экипажа стрелок-радист Чижов. Штурман, высокий пожилой солдат Иннокентий Куров шел по тропинке впереди.

— На поле гречиха в самом цвету. Кто-то ж ее посеял. Значит, поблизости поселок или деревня должны быть, — рассуждал он.

— Товарищ капитан, а что если фриц вернется? — спросил Чиж.

На его еще почти совсем мальчишеском лице появилось выражение недоумения. Это был его третий боевой вылет, и впервые смерть оказалась так близко.

— Он думает, что сбил нас. Так что не вернется, — уверенно ответил Лалин.

— Жаль, что ушел! Еще б немного, и мы его… Кто-то уже бывал в этих местах? — снова подал голос Максим.

Все молчали. Нужно было разобраться, где они находятся, и выйти к позициям своих. А для начала хотя бы найти ночлег и чего-нибудь поесть. Кроме того, Лалин раздумывал, как подать своим весточку, что они все живы. А еще думал, что теперь будет без него в полку, кому назначат командование эскадрильей…

— Эх, как бы не пришлось в лесу под открытым небом ночевать… — пробурчал Куров. — Винтовка или ППШ не помешали бы.

Стали рассуждать, далеко ли ближайший город, в какой стороне Режица[1], захваченная фашистами, по позициям которых они и должны были нанести удар. Постепенно разговор свелся к обсуждению семей, воспоминаниям о родных. Каждый переживал, как бы матери или жене похоронку не принесли, ведь никто же пока не знает, что они спаслись.

— Мать не переживет… — вздохнул Чиж. — В прошлом году на старшего брата Митьку похоронка пришла, так она долго сама не своя ходила…

— А у меня жена, двое взрослых сыновей тоже на фронте, — заметил Куров.

Лалин молчал, но все сослуживцы знали, что и его есть кому оплакивать в случае чего. Молодой капитан после того, как выписался из госпиталя, стал часто письма писать, и судя по всему — женщине. Между собой солдаты нередко шутили на тему того, что сердце их сурового командира наконец-то кто-то покорил.

Так брели еще примерно около часа, когда вышли на просеку, а по ней на небольшую поляну.

— Глядите, баба! — воскликнул штурман, указывая куда-то вперед.

В сумерках, да еще и среди деревьев трудно было что-то разглядеть. Но присмотревшись, Лалин заметил нечто белое, мелькнувшее за кустами. Оказалось, это коза. Хозяйка животного, девушка лет семнадцати, со светлыми, как пшеница, волосами, оказалась там же. Латышка присела у ствола дуба, видимо решив спрятаться. Иван ее окликнул, и она вышла.

Лалин опустил носилки, а затем, одернув гимнастерку, поправив портупею и широкий командирский ремень, представился. Девушка молчала, перебирая тонкими пальчиками волосы в косе.

— Как вас зовут? — спросил Иван. — Вы понимаете по-русски?

Они кивнула.

— Я Илга, — ответила почти на чистом русском. — А вам здесь нельзя быть! Здесь кругом немцы. У нас всех коз угнали, вот одну оставили…

Солдаты переглянулись.

— Ешкин-крошкин… — тихо выругался Куров.

[1]Ре́зекне (до 1893 года — Розиттен (нем. Rositten), до 1917 и в 1944–1945 годах официальное название Режица (рус. дореф. Рѣжица) — седьмой по величине город в Латвии. «Сердце Латгалии». Город, построенный на семи холмах. Находится в 50 км. от границы с Россией.

Глава II

В кабинете было, как обычно, накурено. Уже совсем стемнело, когда Олег вернулся от начальства. В окне виднелись огни соседних домов и офисных зданий.

— Везет тебе, Лалин, уходишь из этой дыры в нормальное место, — заметил Андрей Бражинский, откинувшись на спинку компьютерного кресла. — Хорошо хоть в этом охранном холдинге платят?

— Нормально. Я не из-за денег ухожу. Просто тут все достало.

«Конечно, не из-за денег, — с завистью подумал Андрей. — Родители с финансами помогут, если что…»

На самом деле, Олег давно решил уйти из полиции. Давняя мечта стать военным так и не осуществилась. Шел в уголовный розыск, как юноша-романтик, надеясь, что будет приносить пользу людям. А на самом деле одна грязь тут, и виноват всегда тот, у кого нет денег и связей… Поэтому решил уйти в крупный охранный холдинг «Кордон безопасности». Тем более, давно переманивали. В данной структуре работали только специалисты, имеющие опыт службы в спецподразделениях. Холдинг активно сотрудничал с силовыми структурами МВД, ФСБ, ФСО, МЧС, специализировался на вооруженной и физической охране, охране собственности, сопровождении грузов, предоставлении юридических услуг, монтаже и обслуживании систем видеонаблюдения, и многом другом. В общем, контора была очень серьезная. Олегу уже доводилось оказывать им профессиональные услуги. Так и познакомились. Вот предложили должность начальника отдела вооруженной охраны и он согласился.

— Ладно, на чем я там остановился… Короче ты как ушел, она все мне и выложила про свое журналистское задание, — продолжил свой рассказ Андрей, сидя на столе, среди гор папок и документов. — Я и подумать не мог, что в подъезде на нее какие-то гопники нападут, а то б проводил…

Как выяснилось, они ошиблись, задержав журналистку. В поликлинике сотрудник полиции в штатском выслеживал нелегального распространителя сильнодействующих медикаментов, о котором уже поступало несколько сигналов, вот и посчитал Милу подозрительной. А то, что не очень законные методы, которыми проворачивали подобные операции, теперь известны представителю прессы, Олегу не нравилось. Но Мила, когда он отпаивал ее, напуганную, чаем в кафе, пообещала не совать нос в их дела, в свою очередь, потребовав аналогичного обещания.

— Так откуда ты ее знаешь?

— Кого? — Лалин отвлекся от своих мыслей и поглядел на коллегу.

— Ну эту Литвинову.

— Не важно.

— Расскажи!

— Брага, отвали.

Андрей явно хотел выведать, в насколько близких отношениях состояли его друг и журналистка.

— Кстати, как там Натали? Что-то давно она к тебе сюда не заходила, — вспомнил он про нынешнюю пассию Олега.

— Нормально. Ничего нового, — Лалин явно был не расположен откровенничать.

Андрей принялся насвистывать мотив известной старой песни «Бестия моя знойно рыжая». Олег недовольно покосился на этого шута, но промолчал. Наталья действительно имела роскошные рыжие волосы, так что понятно, кому был посвящен сей бездарный вокальный номер.

— Пошли сегодня по пивку…

Лалин отрицательно покачал головой, глядя в монитор.

— Скучный ты, — вздохнул Бражинский. — А я думал, расскажешь, как к журналистке подход найти.

Олег нахмурился, и уже собрался было послать друга, но на столе зажужжал черный айфон, экран которого оповестил о том, что звонит мать. Лалин взял трубку.

— Здравствуй, сынок. Как ты? — Анна Ивановна, не дождавшись ответа, сразу перешла к делу. — Приезжай сегодня к нам. Отец разбирал старые документы и нашел целую пачку писем твоего прадеда.

Родители знали, что Олега очень интересует история его семьи, особенно судьба прадеда Ивана Алексеевича.

— И Алечка будет, — добавила мать.

Лалин закатил глаза. Пожалуй, это и было главной причиной, чтобы его пригласить. Мать все мечтала женить его на дочери лучшего друга отца Алевтине — избалованной, капризной блондинке, недавно окончившей юридическую академию.

— Ладно, приеду, — бросил Олег.

Все-таки ради писем прадеда он готов был один вечер изображать послушного сына.

Из колонок тихо лились звуки красивой песни Lila von Grau на мотив танго. Мила набирала текст интервью с художественным руководителем местного музыкально-драматического театра об открытии очередного сезона. Но неожиданно эта идиллия была нарушена.

— Литвинова, там на общую почту на твое имя пришло письмо из Латвии.

Мила подняла глаза от монитора компьютера и посмотрела на шефа.

— Из Латвии? — переспросила она, подозревая, что ослышалась.

— И выключи музыку. Сколько раз говорил, чтоб на рабочем месте музыку не слушали! Зайди ко мне.

Журналистка встала, взяла блокнот и поплелась за руководителем в его кабинет, уже предвкушая очередной «взрыв мозга».

— А почему этот латыш мне написал, и вообще у них там своих журналистов что ли нет? — спросила Мила, прочитав письмо.

Оказалось, какой-то латвийский преподаватель решил заняться изучением истории рода и хочет раскопать все возможные сведения о своем деде, который в годы Великой Отечественной войны являлся известным врачом, и прятал у себя советских солдат, за что был расстрелян немцами.

— Он же вот пишет, что читал в сети твой материал о расстреле мирных жителей нашего города и ему понравился подход. Я так понял, что за твой приезд в Латвию и расследование тех событий он готов платить. Так что, Мила, вижу, дорога дальняя тебе предстоит.

— Да уж, карты правду говорят… — вздохнула девушка. — Ладно, сейчас свяжусь с ним, узнаю подробнее, чего хочет.

На своем рабочем месте журналистка внимательно перечитала письмо.

«Здравствуйте, Мила! Мой племянник на днях нашел запись в блоге (далее следовало название статьи Милы о расстрелянных в годы войны жителях ее родного города и дата публикации). В нем под материалом приведено Ваше имя. Хотелось бы попросить Вас собрать подобный материал о моем деде Янисе Юрьянсе. В годы войны он проживал близ города Резекне и работал врачом. Был расстрелян за укрывательство советских солдат. Более подробные известные мне сведения я Вам сообщу, если Вы согласитесь мне помочь.

Несколько слов о себе — живу в Риге, преподаю в университете. Кроме преподавания, занимаюсь разными вещами. связанными с информационными технологиями.

Отлично понимаю, что сейчас не лучшее время для исторических изысканий в Латвии.

Но мне уже 74 — столько, сколько было деду, когда он погиб. Так что откладывать на потом мне дела не стоит… Моя бабка тоже была человеком в Резекне известным, руководила музыкальной школой. Умерла незадолго до смерти деда, в мае 1942 года.

Буду признателен за помощь. Все финансовые расходы беру на себя».

В конце стояла подпись: «С уважением Айварс Эженович Юрьянс». Мила слышала, что у латышей отчество не используется, но видимо, в русскоязычных документах делается исключение.

Девушка на несколько минут задумалась, после чего принялась уверенно набирать ответ. Затем она открыла Википедию, ибо все познания Милы о Латвии ограничивались тем, что ее столицей является Рига и что оттуда родом певица Лайма Вайкуле и композитор Раймонд Паулс.

«Резекне — город на востоке Латвии, седьмой город страны по населению. Является административным центром Резекненского края, но в его состав не входит…».

«Освобождение Резекне — часть Режицко-Двинской операции, в ходе которой 27 июля 1944 года войсками 2-го Прибалтийского фронта был освобожден город Резекне — стратегически важный железнодорожный узел, оккупированный немецкими войсками 4 июля 1941 года.

Вторая мировая война уничтожила почти все здания главной на тот момент улицы Резекне — Большой Лютинской, а также большинство храмов и административных зданий. Фактически город был разрушен. Свыше 15 тысяч мирных жителей Латвии, в том числе и резекненцев, были расстреляны недалеко от границы города — в лесном массиве Анчупаны».

— Милка, поздравляю с первой командировкой за границу, — бросил, выглянув из-за своего монитора, Илья.

— Хочешь, уступлю тебе эту поездку? — спросила журналистка.

— Не-не, я со своими голами и штрафными лучше тут останусь.

О той передряге, в которую угодила, выполняя задание по дискредитации политического конкурента, Мила никому рассказывать не стала. Такого ужаса натерпелась, пока сидела прикованная наручниками, и потом, когда на нее напали в подъезде, что не хотелось вспоминать. Тем более что эти воспоминания были связаны с Олегом… Такое ощущение, что все значимые события в ее жизни связаны с ним. Вон даже загранпаспорт у нее есть благодаря ему! Когда-то его родители подарили им на свадьбу поездку в Египет…

* * *

В темноте было трудно разобрать, как выглядит двор. Какие-то бесформенные темные груды, видимо, являлись хозяйскими постройками, сараями или чем-то подобным.

— Илга, это ты? — послышался из глубины дома довольно низкий мужской голос.

Иван почему-то подумал, что такой голос мог бы принадлежать певцу или священнику.

— Да, дедушка, — ответила девушка.

Шепнула солдатам, чтобы ждали здесь, и скрылась в доме. Несколько минут ожидания в полной тишине, казалось, тянулись бесконечно. Даже Алексей не стонал из-за перелома. В ночи хорошо слышно было стрекотание сверчка. Наконец послышались шаги, заскрипели рассохшиеся половицы, и на крыльцо вышел рослый седой мужчина с аккуратной бородой и в очках, державший в руке керосиновую лампу. Он обвел солдат взглядом.

— Быстро заходите, нечего во дворе торчать, — бросил он тоном человека, привыкшего командовать.

В доме расселись за большим круглым столом, в центре которого трепетала огоньком та же керосинка. Лишь Илга присела в сторонке — на скамью у стены. Иван, как командир, представился и назвал имена остальных. Хозяин тоже назвал себя — Янис Юрьянс.

— Мы понимаем, какой опасности вас подвергаем. Поэтому утром уйдем. Нам бы обработать рану нашего товарища и наложить шину.

— Помощь окажу, — произнес старик.

— Дедушка врач! — заметила Илга.

Она слушала разговор, то и дело стреляя глазами в сторону молодого светловолосого капитана.

Старик уточнил, что он хирург, но сейчас приходится не только оперировать, но и оказывать любую медицинскую помощь, поскольку врачей практически не осталось.

— Куда вы пойдете? — нахмурился доктор. — Немцы кругом. Да еще и с раненым. У нас много места на чердаке и в подвале. Да и сарай пустой стоит, скотину ведь угнали. Там в сене можно укрыться в случае чего.

— Нет, — Лалин отрицательно покачал головой, — Мы не можем так рисковать. Нам нужно пробираться к своим. Опишите мне местность, вы ведь наверняка все тропы в округе знаете.

Янис предложил ночным гостям квас, вареную картошку и немного хлеба, а сам принялся осматривать раненого. Илга помогала, но потом дед отправил девушку спать.

— Нечего тут крутиться и разговоры мужские подслушивать.

Когда девушка все-таки послушалась и ушла в другую комнату, Янис сказал:

— Это дочь старшего сына Андриса. Сам он воюет, а невестка умерла в родах. Еще младший сын есть, Эжен. Он у меня инженер. Когда немцы наступали, их завод эвакуировали на север. Вот мы вдвоем с внучкой и живем.

Дом, в котором жили врач с девушкой, стоял на отшибе, поэтому жители не догадывались о появлении советских солдат. Это было к лучшему, поскольку в Латвии встречались разные настроения, кто-нибудь мог и немцам сообщить…

На рассвете Лалин, уже переодевшийся в обычную крестьянскую рубаху и штаны, вышел на крыльцо. Солнце еще только чуть окрасило в розовый цвет небо на востоке. В поселке было тихо, словно все вымерли. Даже собаки и петухи молчали. Хотя, какие там петухи — почти всю живность фашисты изъяли.

Оценивающим взглядом капитан окинул двор — покосившиеся сараюшки, собачья будка, старый колодец… С виду все было так же, как у него на родине. Он ведь и сам из деревни. На миг задумался о матери, которую не видел уже несколько лет, затем — о Катерине. Увидятся ли еще? Но потом мысли снова вернулись к реальности — нужно было думать, как выпутываться из этой истории и ребят выручать, за которых чувствовал ответственность.

Думал, все еще спят на лавках, но вдруг услышал шаги и на пороге появился Куров. Взъерошенный спросонья и небритый, он был мрачен и задумчив. Молча кивнул капитану. Здесь было не до соблюдения армейской дисциплины. Тем более Куров был намного старше и порой даже по-отечески давал Ивану советы. Немного постояли в тишине и Лалин повернулся к двери.

— Пойдем, а то мало ли что.

— Я вот что думаю, товарищ капитан, наш хозяин врач. Значит, немцы зовут его своих раненых лечить…

— Наверное.

— Как бы он того…

Капитан понял, что тот хотел сказать, но промолчал, хмуро глядя на верхушки деревьев видневшегося за воротами леса, выбросил окурок и пошел в дом.

Глава III

Рига встретила Милу не очень дружелюбно — ливнем и грозой. Самолет успел приземлиться до того, как на город обрушилась стихия. Но едва журналистка прошла паспортный контроль, послышался гром, а затем шум дождя. К счастью, Милу встречали.

Садясь в машину, девушка отметила, каким вежливым и обходительным оказался встретивший ее молодой человек. На вид ему было примерно столько же лет, сколько и ей. Кристап прекрасно говорил по-русски, но латыша в нем выдавал легкий акцент. Он должен был доставить журналистку в гостиницу, а вечером привезти в ресторан, где ее будет ждать Айварс Эженович.

— Вы впервые в Латвии? — поинтересовался мужчина, поворачивая ключ зажигания. Мила поглядела в окно, наблюдая, как мимо проплывает рижский аэропорт.

— Да, впервые, — ответила она.

К слову, если не брать в расчет погоду, Латвия девушке очень понравилась. Перед поездкой многие коллеги и знакомые пугали ее предвзятым отношением латышей к русским, но пока все, кого она встретила здесь, были очень приятными людьми.

Мила попросила Кристапа рассказать ей о Риге, и он с готовностью согласился.

— Смотрите, мы как раз проезжаем старый рижский аэропорт. Вам наверняка будет интересна его история.

Девушка снова посмотрела в окно и увидела великолепное старое здание, похожее на запущенный, но все еще хранивший остатки былой роскоши дворец. Оказалось, это было самое красивое здание аэропорта, построенное в советское время. Настоящий памятник той эпохе в Латвии, вероломно предавшей все советское забвению.

Первая воздушная гавань Риги была построена в 1954 году в стиле сталинского ампира. Интерьер здания действительно убранством не уступал дворцам. Много лет именно здесь встречали мировых звезд и первых лиц государств. Фасад даже мелькал в кинофильмах! Но сегодня здание выглядело плачевно.

— Я словно в Советский Союз попала, — заворожено произнесла Мила.

Кристап нарочно притормозил у старого рижского аэровокзала, давая возможность девушке полюбоваться им. Если бы не дождь, Мила точно предложила бы выйти и прогуляться здесь. Рига все больше нравилась ей! ...