========== Глава 1. ==========

Ты — Королева Ночи,

я — Господин Никто.

Когда сойдутся две темноты,

Настанет рассвет.

А потом…

Пикник, «Ты — Королева Ночи»

Огонек свечи колыхнулся последний раз и погас, убежал с фитиля серым дымом, завился под потолком. Где-то под лавкой утробно уркнула кошка, и тут же со двора ей вторила свора хозяйских псов, надрывая глотки, жалобясь, срываясь на испуганное поскуливание.

Кто-то за дверью испуганно охнул, а затем раздался грохот. Не иначе, вдова лишилась чувств. Каждый раз одно и то же… Все они боятся меня и того, что я делаю, но все равно зовут, а после того, как получат желаемое, приглашают местного попа и, стыдливо пряча глаза, просят освятить избу.

Я щелкнула пальцами, вновь зажигая свечу, а затем сжала в ладони гладкий черный агат. Не слишком большой, но и дар, сказать честно, так себе. Кинула мимолетный взгляд на резную скамью. Видала и поискуснее, но усопший кормил своими руками всю семью. А теперь им придется ждать, пока ребенок подрастет, чтобы впитать ремесло отца.

Окинув взглядом горницу, я наклонилась, заглядывая под лавку:

— Кис-кис.

Кошка взирала на меня своими огромными глазами, которые отсвечивали в полумраке изумрудом, и продолжала предупреждающе урчать. Ладно, животину лучше не трогать, а то утопят еще, если узнают, что я касалась…

— Эй, хозяйка, — я толкнула тяжелую дверь, выходя в сени. — Все готово. Ах, да…

Как я и предполагала, вдова почивала на лавке, а рядом скакал брат усопшего, тщась привести ее в чувство. — Водой ее умойте, холодной, — посоветовала я, но на меня зыркнули так, что желание помогать отпало тут же.

— Камень, ведьма, — старик, возле которого жались дети, мал мала меньше, протянул ко мне руку.

— Деньги вперед, — я покачала головой, но камень показала, впрочем, тут же спрятав обратно в ладонь.

Старик хмыкнул и тут же сплюнул мне под ноги, наградив уничижающим взглядом, а затем достал из-за пазухи небольшой кошель, бросил.

— Благодарствую, — я поймала и тут же развязала тесемки, заглядывая внутрь. Серебро, кто бы сомневался. — Все верно, держите, — но старик и не думал брать из моих рук протянутый агат. Ну да, а то мало хату святить, так еще и бесов изгонять после меня придется. Я фыркнула и положила камень на длинный дубовый стол. Туда же отправился кошель, после того, как я ссыпала серебро в свою голую ладонь и иронично оглядела присутствующих.

Все замерли, но, вопреки ожиданиям, рука моя не загорелась синим пламенем на потеху православным. Деньги есть деньги.

— Мира вам, — кинула я через плечо, покидая дом.

Конь ждал меня на улице, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу, фыркая и прядая ушами. А неподалеку стояли двое городских стражников. Можно было даже не сомневаться, что по мою душу. Интересно, что на этот раз?

— Селена, — завидев меня, один из них двинулся ближе, но вплотную не подошел. Боится чуши собачьей, что про меня говорят. Хотя мне иногда жаль, что дар мой распространяется только на мертвых.

— Чем обязана? — я ссыпала серебро в седельную сумку и принялась распутывать конскую привязь.

— Тебя ярл хочет видеть.

— Хорошо, в четверг заскочу, сейчас не досуг.

— Ярл велел передать, что дело срочное. Иди за нами, если не хочешь неприятностей.

Я еле удержалась, чтобы не передразнить его. Неприятностями он мне грозит… Молодой еще, видать, недолго на службе у ярла. Про меня только басни да страшилки слышал, а воочию видит впервые. Не похожа я на ведьму: ни носа крючком, ни желтых зубов, ни бельма на глазу. Вид вполне себе безобидный.

Я наклонилась и сорвала луговой журавельник, растущий у порога дома, задумчиво прокрутила в пальцах и перевела взгляд на стражника. Он мой жест оценил, отступил ближе к напарнику, хватаясь за рукоять меча.

— Не бойся, служивый, не трону, — хмыкнула я, отправляя журавельник на корм своему коню. — Но за языком следи.

— Ярл ждет, — вступил в разговор второй стражник, тайком от первого вытиравший слезы, выступившие на глазах от смеха.

— Хорошо, Вадим, — кивнула я ему. — Но я с дороги. Коня моего приголубь, а твой друг меня пока проводит.

— Идет, — кивнул стражник.

К дворцу мы сперва шли втроем, но потом Вадим, ведущий моего коня под уздцы, свернул к конюшням, на ходу раздавая распоряжения накормить, напоить и вычесать мою животину. Молодой стражник заколебался, боясь оставаться со мной один на один, но суровый окрик старшего по званию заставил его расставить приоритеты верно.

— Как звать-то тебя, служивый?

— Не положено ведьме моего имени знать, — грозно засопел мальчишка, отодвигаясь от меня подальше.

— А Вадим вон, смотри, не боится меня.

— И я не боюсь!

— Так скажи имя. Суженая есть у тебя?

— Не твое дело…

— Есть, по глазам вижу. Ухаживаешь, а она нос воротит. Хочешь, приворожу?

— Селена, отстань уже от парня, — нас снова нагнал Вадим. — Он и так всю ночь в караулке колени в красном углу обивал, как узнал, что его назавтра за ведьмой посылают.

— Ой, родной, — вздохнула я, доверительно заглядывая молодому стражнику в глаза. — Не поможет это против меня, я ж не нежить тебе какая, право слово.

— Нежить, не нежить, а креста на тебе нет, — выплюнул мальчишка, осмелев в присутствии старшего товарища.

— А зачем он, милый? Встретишься с полудницей, или с мавкой, так крест тебя не спасет…

— Селена! — Вадим добавил в голос строгости. Ну, что ж, Вадиму можно.

И дальнейший путь протекал в молчании, каждый думал о своем.

Ярл встретил меня, как полагается, в главном зале, развалившись на своем резном троне. Не внял ведь моим советам, сидит и дальше на нем, хотя уже два раза у меня отвар от геморроя требовал. Нравится ему, что ли, эту дрянь глотать…

— Здравствуй, Селена.

— Ну, здравствуй, коли не шутишь, — я уселась на лавку за длинный стол и вопросительно на него взглянула.

Ярл был уже не молод, но еще вполне крепок, еще садился на коня и лично выезжал за стены давать отпор зарвавшимся соседям. Впрочем, здоровью его, кроме геморроя, ничего пока и не угрожало.

— Чему обязана чести видеть тебя?

— Дело есть.

— Это ясно, как божий день. Сам расскажешь, или по слову выспрашивать?

— Мне нужен один дар. Очень сильный.

— Камень., — начала было я.

— Камень есть, — перебил меня ярл, а затем встал с трона и подошел к столу, выкладывая на гладкие доски…

— Лабрадорит, — констатировала я. — Ты мир захватить, что ли, хочешь, Агвид?

Явленный моему взору камень величиной был с кошачью голову, и даже в тусклом свете факелов на дальних стенах отливал в глубине то синим, то зеленым, как рыбья чешуя на солнце.

— Старею с каждым днем. А соседи с каждым днем наглеют. А сын мой… Сама знаешь. Для него хочу.

— И где же ты дар такой нашел?

Ярл взял камень обратно в руки, покрутил задумчиво, а затем изрек:

— Веледар.

— Что? Совсем ума лишился?!

— Попридержи язык, ведьма, — поморщился Агвид. — Я тебе многое с рук спускаю, на многое закрываю глаза и терплю в своем государстве. В каком другом месте ты бы уже на хворосте танцевала.

— Идти в Веледар не лучше, чем на костре гореть.

— У тебя выбора нет, — покачал головой ярл. — Пойдешь. И принесешь мне дар. Иначе сгною тебя, даже жечь не стану. Замурую у себя темнице, только окно тебе оставлю. На небо смотреть будешь…

— Брось, Агвид. Чем я перед тобой так провинилась, что ты меня на верную смерть отправляешь? Или недостаточно долго жену свою любишь под действием моего зелья? А может кони твои не самые быстрые стали? Так я заговор обновлю…

— Ты полезна, — поморщился ярл. — Спору нет. Но дар мне нужен. Достать его только ты сможешь. Я тебе войско дам, доведут.

— Дойти до Веледара не проблема. Проблема из него выйти.

— Я в тебя верю, — хмыкнул он.

— Тебе в бога верить положено, — не удержалась я. — А ты с ведьмой якшаешься. А теперь сгубить меня надумал? Не боишься?

Ярл припечатал меня к месту тяжелым взглядом, а затем неожиданно подошел совсем близко, так, что я невольно отшатнулась.

— Другие пусть боятся. Я знаю твой дар и знаю его границы, — рукой он ухватил меня за подбородок, заставляя взглянуть в серые, холодные глаза. — Бусы у тебя любопытные, — рука сползла ниже и коснулась украшения на моей шее: авантюрин, агат и лабрадорит, небольшой совсем, в центре, вытянутой каплей. — Думаешь, я не знаю, что ты на своей груди носишь? Много ты украла…

— Не украла, — сквозь зубы процедила я, отбрасывая его руку. — Люди сами отдавали.

— Ты же знаешь, что все равно нельзя, — Агвид выпрямился и брезгливо вытер руку о свой кафтан. — Я могу судить тебя и запереть на весь остаток твоей жизни, ведьма. Или сделай, как я прошу. В этом случае у тебя есть шанс… Я тебя отпущу со службы, даже содержание назначу. Будешь жить, припеваючи.

— Я только с заказа, ты же знаешь.

— И что?

— А то! За мной ближайшие девять дней призрак таскаться будет. Жди.

— Времени нет. Я дам тебе людей…

— Почто мне твои люди? Они от меня шарахаются, как от чумы. Сами же в ближайшем болоте и утопят.

— У меня есть один человек, — задумчиво протянул Агвид. — Только его уговаривать надо. И делать это тебе придется самой. Или ступай в Веледар одна. Тебе решать.

— И где же он, твой человек?

— Велю Вадиму тебя проводить, — вздохнул ярл, а затем снял с пояса тяжелый кошель и швырнул мне. — Это на выкуп.

— Ты что, отправляешь со мной раба?! — возмутилась я, вскакивая с лавки. — А дар то тебе точно нужен? Или просто выслать меня решил?!

— Иди, ведьма, — улыбнулся Агвид. — И довольствуйся тем, что имеешь. Иначе я лишу тебя всего.

========== Глава 2. ==========

Вадим вел меня через рынок, и, надо сказать, передвигаться по городу в компании стражника было куда сподручнее, чем одной: зеваки лишь зло косились в мою сторону, не смея раскрыть рта, ворье не покушалось на мой кошелек, и даже вездесущие торговцы старались зазывать покупателей потише. А, нет, все ровно как всегда, когда я хожу в одиночестве. Кто осмелится сказать ведьме грубое слово или, тем более, украсть у нее кошелек? Скорее это Вадиму стоило радоваться моему присутствию.

Дорога была мне неплохо знакома, хотя заходила я в эту часть рынка нечасто, только в крайних случаях. Обычно, когда за мной бродил дух усопшего, разгневанного своей потерей, я предпочитала отсиживаться где-нибудь на постоялом дворе. Это всего лишь на девять дней, а потом душа человека завершает свой путь, начатый еще при жизни, и отправляется в загробный мир. В этот раз все было иначе. Агвид настоял на том, чтобы я завтра же тронулась в путь, поэтому мне нужен был сопровождающий.

Мы окончательно углубились в рыночные ряды, успешно минуя людскую толчею, и вышли к небольшой площади. По кругу ее были вбиты столбы, и у каждого такого столба, прикованный цепью, стоял живой товар: женщины, мужчины, старики и даже дети. Кто-то из них молчал, кто-то ругался или плакал, кто-то звал на помощь, а вокруг бродили покупатели, осматривая, ощупывая, заглядывая в зубы. Работорговцы и их охрана призывали к порядку совсем уж расшумевшихся пленников посредством грубых окриков, но чаще плетью или кулаками.

— Нам чуть дальше, — бросил через плечо Вадим, проходя мимо двух рыдающих и стенающих женщин, похожих друг на друга, как сестры. Скорее всего, так и было.

Стражник провел меня за площадь к небольшому строению, арка на входе в которое была забрана тяжелой стальной решеткой. Вынул меч и постучал по прутьям.

— Здесь что, прячут особый товар? — усмехнулась я, хотя от почти осязаемого в воздухе отчаяния начинала болеть голова.

— Да, очень редкий, — кивнул Вадим. — Штучный, я бы сказал. Одного такого для тебя попридержали по просьбе ярла.

— Как мило… Кто он?

— Наемник какой-то, — поморщился Вадим, входя в открывшуюся, наконец, дверь, и жестом веля мне следовать за ним. В нос тут же ударил запах крови, мочи и страха.

— Откуда он? — все рабы на этом рынке были из соседних земель. Ярл Агвид не позволял торговать своими людьми, но на чужеземцев эта позиция не распространялась. — Язык знает, я надеюсь?

— Знает, еще как. Почти не затыкается, сын собачий! — ответил мне вместо Вадима высокий мужик в простой холщовой рубахе, заляпанной кровью на груди.

— Я надеюсь, — холодно осведомилась я, кидая красноречивый взгляд на пятна крови. — Что он способен самостоятельно ходить и держать в руках меч. Или вы его в отбивную превратили? Мне не нужен калека.

— Не бушуй, ведьма. Будет он тебе и ходить, и даже бегать, если заставишь, — подмигнул мужик, провожая нас вглубь здания. — Мы вот не смогли. Я бы его вздернул уже, если бы ярл гонца не прислал. Ей-богу, уже удавку скручивал!

М-да… И кого же мне собрался подсунуть Агвид? Впрочем, выбора все равно нет…

Скрипнула, открываясь, дверь камеры.

— Прошу, — работорговец сделал приглашающий жест рукой. — Коли не боитесь, сударыня ведьма. Он к стене прикован хорошенько, но ежели чего, стучитесь, мы за дверью подождем.

— «Ежели чего», — передразнила я. — Я его сожгу вместе со всем вашим гадюшником. Вот, — я швырнула мужику кошелек с золотом от ярла. — Торг не уместен, как понимаешь.

— Вы бы взглянули сперва, сударыня ведьма — возразил работорговец, но кошель уже бережно спрятал под полу рубахи. — Непокорная скотина. Уж Микола наш — известный мастер, а и то из него дурь выбить не сумел…

— Я сумею. А Миколе передай, что вся дурь, из рабов недовыбитая, из него кровавым поносом нынче ночью выйдет, — и под тщательно скрываемый смех Вадима я шагнула в камеру.

Здесь было практически темно, не считая тусклого света из отдушины под самым потолком. На полу в куче грязной, полугнилой соломы, сидел человек. На мое появление он никак не отреагировал.

Чертыхнувшись, я полезла в свою поясную сумку, достала и зажгла свечу. Оранжевое пламя неверно затрепыхалось, еле-еле разгоняя окружающий мрак. Я мысленно прикрикнула на огонь, и свеча вспыхнула ярче, озаряя уже ровным теплым светом сырые стены камеры, поросшие мхом.

— Ведьма, — неожиданно ожил человек, поднимая лохматую голову и щурясь на пламя.

— Раб, — не осталась я в долгу. — Встань, я хочу тебя рассмотреть.

Человек лишь горько усмехнулся и покачал головой, снова утыкаясь в свои колени.

— Встань сам, или я тебя заставлю.

— Я не боюсь боли.

— Ты просто ее еще не испытывал, настоящую, какую может причинить ведьма.

— Хорошо, будь по-твоему, — неожиданно согласился он. — Не подумай, что меня испугали твои угрозы. Просто еще ни одна женщина не мстила за меня так изящно… А наградить кровавым поносом человека, который меня избивал, — это заслуживает некоего расположения с моей стороны.

Про себя я отметила, что говорит он весьма затейливо для простого наемника, явно обучен грамоте. Впрочем, мне важнее, чтобы он исправно работал мечом, а не языком.

Тем временем человек поднялся, выпрямился во весь рост и взглянул на меня с таким вызовом, будто недостаточно был наслышан о ведьмах.

Высокий, поджарый, с прекрасно развитой мускулатурой. Кожа белая в тех местах, где нет кровоподтеков. Довольно красивое, с чуть резковатыми чертами, лицо не портил даже сломанный нос. Северянин, явно. Впрочем, какое мне дело, откуда его притащили на этот гнилой базар?

— Устраиваю? — ехидно поинтересовался он, проследив мой взгляд.

— Нет. Но и выбор у меня небольшой. Каким оружием владеешь?

— Сражаю улыбкой наповал.

— Тоже кровавый понос захотел?

— Если сударыня ведьма изволит, — он поклонился мне в пояс, звякнув кандалами на руках, но поклон вышел кривоватый. Сломаны ребра с правой стороны.

— Сударыня ведьма изволит, чтобы ты отвечал на ее вопросы. Уверена, что твой нос пострадал из-за твоего рта. С другими частями тела может случиться то же самое. Итак, каким оружием владеешь?

— Любым. Но ради ведьмы даже вилы в руки не возьму.

— А ради свободы?

Что-то в его лице дрогнуло, несмотря на то, что он продолжал давить вымученную, насквозь больную улыбку.

— Не ты отняла мою свободу, не тебе и возвращать.

— Ошибаешься, раб. Мне надо кое-куда попасть. Проводишь меня туда и обратно, и можешь катиться после этого на все четыре стороны.

— Я не раб, — он дернулся ко мне так резко, что я не успела даже вздрогнуть. Раз — и его глаза напротив моих, а кандалы впиваются в окровавленные запястья, не давая ему подойти совсем близко. — Разве меня избивали потому, что я был послушен чужой воле? Это ты идешь туда, куда не хочешь. И кто же из нас раб?

— Ах, прости, — голос почти не дрожал. — Ты наемник. Вот я и нанимаю тебя. Выбирай — жить, служа мне, или сдохнуть здесь, гордым и непокорным. Мертвым не нужна свобода.

— О-о-о, — его взгляд тенью упал с моего лица на мою шею, на ожерелье из камней. — Да, ведьма, ты хорошо знаешь, что нужно мертвым. Если после моей смерти они позовут тебя, знай… Девятью днями ты не отделаешься.

— Мы еще никуда не идем, а ты мне уже надоел. Мы заключим договор с тобой. На крови. И если в дальнейшем ты будешь перечить мне, лишишься языка.

— Договор? — он медленно отступил обратно к стене и снова уселся в солому, морщась от боли в сломанных ребрах.

— Именно.

— Куда я должен с тобой идти?

— Я не собираюсь обсуждать это в камере, так что предлагаю в последний раз: идешь со мной или гниешь здесь дальше. Выбирай.

— И ты не боишься доверить мне свою жизнь, ведьма?

— Договор на крови, — мрачно напомнила я.

— Хорошо. Я пойду.

Из камеры я вышла чуть быстрее, чем хотела, но от запаха крови и боли уже откровенно тошнило, хотелось на свежий воздух, подальше от этого места.

— Уговорила, — хмыкнул Вадим, который подпирал грязную стену неподалеку от выхода.

— Что, сударыня ведьма, забираете? — подорвался работорговец.

— Забираю, — не глядя на него ответила я. — Вадим, пусть его отведут в тюрьму ярла, накормят, выдадут оружие, какое скажет, и одежду. И отмойте его, Велеса ради…

— Сударыня ведьма! — бросился за мной вдогонку работорговец. — Я кошель ваш вернуть могу, ежели это…

— Ежели что? — я шла к выходу, не сбавляя шага.

— Ежели подсобите… Жена моя понести от меня никак не может. Уж мы измучились, к знахарке тропу вытоптали, а все никак…

— Понести, значит, — я резко остановилась, и работорговец чуть не влетел мне в спину, но вовремя остановился, хватаясь огромными ручищами за щербатые, выступающие кирпичи стен.

— Так точно, — яростно закивал он.

Я развернулась к нему лицом и кинула быстрый взгляд на его руки. Под давно не стриженными ногтями скопилась запекшаяся кровь.

— То есть ты, отродье, еще и плодиться собрался?

— Собрался, деток хочу, жуть как, — он успел еще пару раз радостно кивнуть огромной патлатой башкой, прежде чем до него дошел смысл моих слов.

— Не бывать этому, — покачала я головой. — А жена твоя пусть другого мужа ищет. Не возляжешь ты с ней больше, — с этими словами я без всякого предупреждения схватила его за руку.

Мужик страшно взревел и дернулся всем телом, опадая на грязный пол, отползая от меня, сдирая локти в кровь.

— Смотри! — я достала из кармана первый попавшийся камень, простая бирюза. — Здесь теперь твоя мужская сила заключена. Отдам знакомому конюху в подарок, а то у него скакун породистый никак кобылиц крыть не хочет. Желаешь еще подарочек от сударыни ведьмы?

Работорговец не отвечал, только смотрел на меня расширившимся от ужаса глазами и ревел разбуженным медведем.

— Так я и знала, — камень снова исчез в моем кармане. Выход был совсем рядом.

***

— Жестко ты его, — Вадим нагнал разъяренную ведьму только на середине рыночной площади.

— Ничего. Таким, как он, полезно, — рыкнула Селена, ускоряя шаг.

— Он не такой уж плохой человек. И детей любит.

— Настолько, что торгует ими?

— Нет. Торгует он только вот такими наемниками.

Ведьма фыркнула, не считая нужным объяснять Вадиму отсутствие разницы.

— Он ведь тебе поверил, — не успокаивался стражник.

— Они все верят. Падаль неотесанная.

— А ты пользуешься, — поддел он ее.

— П-ф-ф, прибежит сегодня домой и первым делом к жене под одеяло, проверять.

— Ну, знаешь… После такого и я бы не смог…

— Ты переживаешь за него? Так ступай и расскажи правду. Мне недосуг утешать чьи-то нежные чувства, — с этими словами Селена резко свернула с центрального рыночного прохода на узкую улочку и тут же затерялась в толпе.

Вадим постоял некоторое время в задумчивости, рявкнул на приставучего торговца и пошел, не спеша, в сторону дворца, передать распоряжения ведьмы.

В памяти снова всплывала та ночь, когда появилась на свет Аленушка, кровиночка его родная…

Жена Вадима с полудня мучилась болями, а разродиться все никак не могла. Стражник злым смерчем носился по дому и орал на бестолковую повитуху, которая ничего толком не делала, а только кудахтала, мол ребеночек поперек матери лег, не помочь никак.

Жена выла сперва, исходила криком, выгибаясь на окровавленных простынях, а к полуночи затихла почти совсем, и Вадим готов был на стену лезть от отчаяния. Ходил из угла в угол, все смотрел на образа, а потом плюнул, схватил кафтан и бросился вон из избы.

От других стражников он намедни слыхал, что в город прибыла ведьма и остановилась в старом трактире на окраине города. Туда и бежал Вадим сломя голову, ничего не видя на своем пути.

В трактире ему, уважаемому стражнику, сразу, без лишних вопросов, указали на ведьмины покои, и он практически вломился туда…

— Чего надо? — нелюбезно спросила у него девчонка, сидящая на кровати.

— Ведьма нужна! Зови, быстро! — рявкнул Вадим, пытаясь отдышаться от быстрого бега.

— Я ведьма. Чего хотел?

— Ты? — стражник даже на секунду забыл о погибающей в родах супруге и уставился на девчонку. Невысокая, худенькая, лет двадцати, не больше, с зелеными глазами в пол-лица и русыми волосами до плеч.

— Если не устраиваю, ищи другую, — фыркнула девушка.

— Нет-нет, — замотал головой Вадим. — Мне помощь нужна. Жена рожает, двенадцатый час пошел. Повитуха — дура набитая…

— Воды когда отошли? — деловито спросила ведьма, тут же вскакивая с кровати и хватая свой кафтан.

— Уж семь часов, как отошли.

— Плохо, — коротко бросила девчонка, роясь в поясной сумке. — Веди.

До дома они добежали в один миг, и ведьма скрылась в опочивальне жены, решительно выставив Вадима за дверь. Повитуха получила от нее сочную оплеуху и кучу указаний: нагреть воды, заварить траву, нитки из шелка, нож самый острый, какой есть в доме и пошла вон, не мешай.

Через полчаса из опочивальни вывалилась бледная, как смерть, повитуха и жалобно завыла, повисая на Вадиме:

— Достала ребеночка, ведьма, достала, а он не дышит!

Стражник отпихнул от себя бабу и рванул внутрь комнаты. Жена его все так же лежала на кровавых простынях, надсадно дыша, и с ужасом в глазах смотрела на ведьму, которая замерла посреди комнаты, держа за ножку крохотное, почти прозрачное тельце ребенка. Вадим рванулся было к девчонке, да так и замер, не в силах и шагу ступить от увиденного.

Окровавленной рукой ведьма сорвала с шеи ожерелье из камней, зажала один зубами, снимая с нитки, и затем вложила ребенку в рот, зашептала быстро, непонятно.

Когда по комнате разнесся детский крик, Вадим осел на пол и зарыдал вместе с новорожденным младенцем, а ведьма, не теряя хладнокровия, ловко обрезала пуповину, обмыла ребенка, запеленала и вручила еле живой матери.

— Поди на крыльцо, подыши, — велела она Вадиму. — Мне еще жену твою штопать.

Час спустя ведьма вышла из дома и подсела на резные ступени к стражнику.

— Девочка у тебя, поздравляю.

— Спасибо, — глухо ответил Вадим. — Сколько я должен тебе?

— Нисколько. Я впервые в вашем городе. Дружбой рассчитаешься.

— Дружбой? — чуть не рассмеялся стражник. — Я видел, как дочь ты мою спасла. Я знаю, что ты за ведьма.

— И что с того? Откажешься от моего дара?

— И у кого же ты, ведьма, его забрала?! — не унимался Вадим. — Кто ж тебе отдал свой дар дышать?! За кого теперь моей дочке свечку в храме ставить?!

— А тебе не все ли равно?! — рассвирепела девчонка. — Или правильный слишком?! Или не рад, что ребенок твой жив?!

— Рад, — Вадим как-то сразу потух, обнял себя за плечи. Рядом с ведьмой отчего-то зябко было. — Рад. Спасибо тебе.

Она не ответила, вернулась в дом, собрала свою сумку, а Вадим все сидел на крыльце, провожал ее взглядом до калитки. Она взялась уже за щеколду, как вдруг остановилась и, не оборачиваясь, сказала:

— Конь у меня был. Сломал ногу, гноиться стала. А я животных… не умею. Он неделю мучился, и я вместе с ним. Вот и забрала дар. Я знаю, что так нельзя, незаконно. Захочешь, арестуешь меня потом. Дай выспаться только.

И идти собралась уже.

— Как звать тебя? — только и крикнул Вадим ей в спину.

— Селена.

========== Глава 3. ==========

Заря уже занималась на востоке за высокими окнами дворца, оставалась пара часов до моего отбытия. Я снова сидела за столом ярла, а сам Агвид расхаживал по залу, оставив свой трон пустым.

— У него ребра сломаны, нос… Это только то, что я в камере заметила.

— Ты же наварила ему своей дряни, — поморщился ярл.

— Даже с моей дрянью ребра за день не заживут. Ему верхом нельзя ехать, смещение будет. Прикажешь нам пешком топать?

— А отчего бы и нет, — усмехнулся Агвид, нарезая круги по залу. — Что ты так над ним трясешься? Подлечишь по дороге.

— Это нас задержит, — процедила я. — А ты, вроде как, в этом не заинтересован.

— Твоя правда, — кивнул он. — Но это не мои проблемы. Отбываешь сегодня, и точка.

— Хорошо. Прикажи тогда привести раба.

— Зачем? — удивился Агвид. — У ворот встретитесь.

— Мы с ним договор заключить должны. Как раз свидетелем выступишь.

— Вот как? Понятно, как ты его уговорила. Что же посулила ему, ведьма?

— Свободу. Или он тебе нужен?

— Отнюдь. Пусть катится. Для меня важен только дар.

— А вот об этом давай поподробнее. Что там, в Веледаре, чего нельзя больше нигде сыскать?

— Ты сама ведаешь, там курган, гробница. В ней покоится тело великого воина. Он равных себе не знал. Я хочу его силу.

— Прикажешь в трупах копаться? — поморщилась я.

— Я тебе имя назову. А могилу ты легко найдешь, на ней камень, который единственный способен эту силу удержать.

— А как же., — начала было я.

— Это? — Агвид снова извлек из складок плаща лабрадорит и задумчиво повертел в руках. — Крупный камень, редкий. За дорого мне достался. Я тебе его просто так дарю, держи, — и он швырнул минерал мне. — Этот камень способен большой дар удержать. Не знаю, встретишь ли ты когда-нибудь такой… Но вот сила, которой я жажду… Только черный морион. Он и лежит на могиле воина.

— Почему ты выбрал мне в спутники именно этого наемника? — внезапно даже для самой себя спросила я.

— Рекомендовали, — ярл усмехнулся в бороду и пошел, наконец, к любимому трону. — Говорят, хорош, черт! Когда брали, с десяток наших воинов положил, один! Сетями скрутили, а он и тогда еще троих на тот свет отправил. Видишь, для тебя все самое лучшее, ведьма.

— Это в твоих же интересах, Агвид. Ты ведь знаешь про девять дней…

— Знаю.

— Так вот, я прихожу к усопшему и тревожу его душу, пока она еще в мир иной не отошла. И он бродит за мной, но потом упокоевается молитвами родственников. А знаешь, что бывает, если забрать дар у давно умершего?

— Не знаю.

— И я не знаю, Агвид. Потому что никто в здравом уме этого не сделает. Никто не захочет тревожить дух, который годы пробыл в царстве мертвых. А в нашем случае сколько времени прошло?

— Двадцать три года минуло.

— Я заберу дар. Но вот получишь ли ты его… Вопрос интересный.

— Получу, — ярл припечатал меня взглядом. — Пусть не из твоих рук, это неважно.

— Если я умру, дух привяжется к дару. Тогда и поймешь, что это у тебя руки коротки.

— А что за дар у тебя на груди, Селена? Ты никогда мне не рассказывала.

Конечно же, он имел ввиду каплю лабрадорита в центре ожерелья. Конечно же, пошел он к черту.

— И не расскажу, Агвид. Многие знания — многие печали.

Ярл долго смотрел на меня, и в глазах его двигался серый лед, под который тебя затянет речное течение так быстро, что имя матери вспомнить не успеешь.

— Вадим! — наконец рявкнул Агвид, и стражник тут же явился на зов хозяина. — Приведи раба сюда.

— Имя, — напомнила я ярлу, пока стражник бросился исполнять приказ.

— Я на лабрадорите приказал выбить. Не забудешь, не потеряешь.

— Только камень испортил, — вздохнула я, крутя минерал в руках в поисках надписи.

— Раб прибыл, мой ярл, — отчитался где-то за моей спиной Вадим, а я торопливо спрятала камень в сумку. В другой раз прочту. Одно Агвид дал понять совершенно точно: никто не должен знать, куда я еду и зачем.

— Прекрасно, — ярл позволил себе развалиться на троне и устало потер лоб. — Заключайте свои договоры и в путь.

Раб выглядел куда лучше, чем день назад, в камере. Чист, даже причесан, одет в легкие кожаные доспехи. Оружия ему пока не давали, хотя, если верить рассказам Агвида, это ничего не гарантировало.

— Сядь, — велела я ему, кивнув на лавку и роясь в сумке в поисках необходимого.

— Спасибо, я постою. За один стол с ведьмой…

— Как угодно, раб. Позволь себе маленькие капризы, пока договор еще не заключен.

Он поджал губы, но ничего не сказал. Я же, наконец, достала из сумки искомое и выложила на стол: кинжал и засушенный цветок вереска.

— Процедура тебе знакома? — спросила, не поднимая головы.

— Знакома.

— Тогда так, — кивнула я. — Ты не задаешь вопросов о цели и конечной точке нашего пути. Ты всячески оберегаешь меня от всех возможных опасностей и не перечишь мне. Все мои приказы исполняются тобой беспрекословно. В обмен на это ты получишь свободу сразу, как только мы вернемся в город.

— И мне дадут уйти из города, — вставил он. — Сама же говорила, что мертвым свобода ни к чему.

— Само собой. Я рада, что ты меня слушал. Скажи свое имя.

— Нет.

— Это нужно для договора.

— Нет. Не юли, ведьма. Я же сказал, что знаком с процедурой. Достаточно моей крови.

— Ее доверить не боишься, а имя скрываешь, раб? — хмыкнула я, надрезая кинжалом свою ладонь и капая кровью на цветок вереска.

— Ты все правильно поняла, ведьма, — подмигнул он мне.

— Как же мне звать тебя?

— Как хочешь. Только не рабом, а то не сработаемся.

— Твоя очередь… наемник, — я протянула ему кинжал.

Он подошел ближе и принял оружие, слегка коснувшись кончиками пальцев моей ладони, и я невольно вздрогнула. Нормальные люди боятся ко мне прикасаться, если у них есть выбор…

Его кровь капнула на цветок вереска, и тот немедленно занялся пламенем под моим взглядом, закрепляя наш договор.

— Вот и прекрасно, — оживился ярл, вновь поднимаясь с трона. — Уже восход. Ваши кони ждут у городских ворот. Вадим, загляните по пути в оружейную, пусть наемник возьмет себе оружие по душе.

Огненный диск солнца действительно показался над горизонтом. В отдалении, с окраины города заголосили петухи, а воздух был еще влажный с ночи и росой оседал на траву.

Вадим шел впереди, провожая нас. Спину держал прямо, будто аршин проглотил, а значит, решался на что-то. Вскоре я и узнала, на что именно.

Мы подошли к воротам, где тот самый мальчишка, который вчера провожал меня к ярлу, держал под уздцы двух коней: моего да еще одного, вороного, с хитрыми глазами. Вадим тогда мотнул головой, отзывая меня в сторону. Наемник, заметив это, скривил губы, но промолчал.

— Селена., — начал стражник, когда мы отошли за частокол. — Я не знаю, куда ты едешь, но догадываюсь., — он замялся, теребя рукоять меча.

— Гадай на здоровье, Вадим, только про себя.

— Ты уверена, что этот человек не причинит тебе зла?

— Кто бы тебя слышал, знатно бы посмеялся. Причинить зло ведьме?

— Ты брось зубоскалить, — одернул меня стражник. — Я серьезно с тобой поговорить хочу.

— Ну, говори, выслушаю.

— Я могу с тобой поехать. Мне ты можешь доверять и без договора.

— Ты часом белены не объелся? У тебя жена дома и дочка маленькая.

— Так не было бы ни жены, ни дочки, если бы не ты. Долг платежом красен.

— Успеешь еще расплатиться, Вадим. Не дури. Ничего мне этот наемник не сделает, ты слышал наш уговор.

— У меня предчувствие плохое. В один конец ты едешь, — покачал головой стражник, не оставляя рукоятку меча.

— Предчувствие у него… Иди домой, помолись своему богу, обними дочь да жену приласкай. И не придумывай себе печалей лишних, тем более о ведьме. Не пропаду.

— Обещаешь? — Вадим вскинул голову, заглядывая мне в глаза.

— Если тебе легче станет…

— Нет, не так, пустых обещаний мне не надо.

— Значит, не будем понапрасну воздух сотрясать.

— А бежать ты не думала?

— Нет, Вадим, — я покачала головой. — Набегалась я уже. Да и Агвида ты знаешь. Достанет ведь из-под земли, черт рогатый.

— Тогда удачи тебе, — стражник неожиданно за плечи привлек меня к себе, обнял, не обращая внимание на мальчишку, который, увидев эту картину, тут же сплюнул через левое плечо и трижды осенил себя крестом.

— Спасибо, — прошептала я, отстраняясь.

Кони нетерпеливо топтали пыль, фыркая, и тянули поводья. Наемник, увидев, что я прощаюсь с Вадимом, ловко вскочил в седло и выжидающе на меня посмотрел.

— Едем, — коротко велела я, седлая своего коня и кидая последний взгляд на Вадима. Он улыбнулся мне, помахал рукой, а затем тишком, чтобы никто не заметил, одними пальцами меня перекрестил.

========== Глава 4. ==========

Солнце в зените нещадно пекло, плавя воздух, а над нашими головами будто задумчиво вился сокол. Наемник смотрел на него, не отрываясь, щуря глаза и скаля белые зубы. Кони после утреннего галопа по холодку сейчас уже шли вяло и прядали ушами, отгоняя назойливых слепней.

— Ведьма, а, ведьма? — не поворачивая головы обратился ко мне наемник. — Расскажи-ка мне про свое ожерелье.

Я тяжело вздохнула, вспоминая работорговца. Прав он был, молчать этот человек не умеет.

— Тебе какое дело?

— Встречал я дарокрадов. Вот только таких наглых, как ты, ни разу. Вас везде почти жгут сразу, как завидят. А кого не жгут, те ведут себя тише воды, ниже травы. А ты дары на шее таскаешь.

— С чего ты взял, что это дары? Украшение просто.

— Да ну? — хохотнул он. — Врешь, ведьма.

— Вру. Мне по долгу службы положено. Не суй свой нос в мои дела, если он тебе дорог.

— Отрежешь? — с неожиданно жадным любопытством спросил он.

— Сам отвалится. Есть болезнь одна…

— Ладно-ладно, не горячись, — рассмеялся он, а затем зажал поводья в зубах и принялся стаскивать свой доспех. Я против воли схватилась за булавку на своем воротнике, подавляя желание подъехать поближе и уколоть вороного коня. Пожалуй, без зубов наемник не станет раздражать меня меньше.

— Жарко, сил нет. И коней поить пора, — заметил он, крепя доспех к седельной сумке.

— Я скажу, когда пора. Нам к вечеру надо до деревни доехать и найти постой. Не улыбается мне в поле ночевать.

— Да ты изнеженная, — хмыкнул он, совсем бросая поводья и через голову стаскивая мокрую от пота рубаху.

Я окинула его торс мимолетным взглядом, отмечая про себя, что синяки и кровоподтеки уже сошли. Слишком быстро, даже с учетом моих отваров. Странно все это.

— Не в этом дело. За мной еще семь дней дух усопшего шляться будет. В избе от него куда проще защищаться.

— А сейчас он где?

— Рядом. Но они при свете солнца не показываются.

— Ты же ведьма. Что, с призраком не совладаешь?

— Нельзя, — сквозь зубы процедила я. — Отогнать могу, а все остальное запрещено. Человек дара своего лишился, но дух его нельзя трогать. Он упокоится сам.

— И как же ты его отгоняешь? — наемник принялся выжимать рубаху.

— Соль, железо. Ты крещеный?

— Крещеный.

— Вот ты и будешь отгонять.

— А сама чего не крестишься?

— Толку мне с этого? Я не верю в вашего бога.

— Почему не веришь, если против взбешенных духов это помогает? — он повернул голову и внимательно на меня посмотрел.

— А ты в Перуна поверишь, если я пальцами щелкну и сожгу тебя заживо?

— С огнем, значит, управляться умеешь? Не трудись, меня сейчас и так солнце спалит, если мы хотя бы на пару часов в тень не свернем.

— Свернем, — ответила я, прикладывая ладонь ко лбу ребром и всматриваясь вдаль. — Там поле впереди. Нельзя сейчас через него ехать. Тебе — так точно.

— Почему?

— Потому что полудница тебя прежде солнца спалит. Река по правую руку от тракта, сворачивай.

До места первого привала мы добрались за полчаса, остановились в тени небольшой прибрежной рощи. Я спешилась, погладила своего коня. Он радостно зафыркал и тут же потянулся к сочной траве, растущей под ногами.

— А что ты еще умеешь, ведьма? — не унимался наемник. — Я таких, как ты, прежде не встречал. И дары забираешь, и порчу наводишь, и с огнем балуешься.

— Шить хорошо умею. Будешь болтать попусту, рот зашью. Тебе лет сколько?

— Двадцать четыре весной минуло.

— Ты глянь, язык как помело, а вон сколько прожил.

— Меня убить сложно, — наемник тоже спешился и задорно на меня посмотрел. — Хотя многие пытались.

— Хорош трепаться. Коней напои, — велела я, доставая из седельной сумки хлеб. — И имя свое скажи, наконец.

— Что ты так к имени моему прицепилась?

— В деревню приедем, мне как к тебе обращаться? Наемник?

— Почему нет?

— Внимания не хочу привлекать.

— Боюсь, не получится, — он снова рассмеялся. — Ты же ведьма, да еще и камнями своими бряцаешь.

Я пожала плечами, сняла ожерелье и убрала за пазуху.

— Вот теперь совсем на ведьму не похожа, — еще больше развеселился наемник. — И кем прикинемся?

— Братом и сестрой.

— Мы с тобой совсем не похожи.

— Сводными.

Он ничего не ответил, только хмыкнул и повел коней к реке. Я же уселась на траву, заметила рядом вербену, потянулась машинально, но затем одернула руку. С травками-муравками в деревне точно лучше не светиться. Углубимся севернее, там можно будет. Потом, когда неделя пройдет, и отпадет необходимость по деревням и селам ночевать.

— А погоду ты заклинать умеешь? — от реки крикнул наемник. — Дождя бы…

— Я ведьма, а не шаман, — буркнула я себе под нос, ломая хлеб.

Наемник быстро и умело стреножил напоенных коней, отпустил на корм, а сам подсел ко мне, под тень ивы. Откинулся на руки и принялся откровенно меня рассматривать.

— А тебя Селеной зовут, значит, — молвил он. — Красивое имя, но нездешнее.

— Ты тоже нездешний.

— Да, я с севера. Ярл твой подать с моих земель требовал. А как получил от ворот поворот, напал. Сжег мой город… Ничего, я этого так не оставлю…

— Хорошо, что с севера, — я проигнорировала остальные слова. Моральный облик Агвида меня мало волнует, а слезливые истории я и сама рассказывать горазда, если приспичит. — Мы как раз в те края.

— Мне же нельзя знать, куда мы едем.

— Спрашивать нельзя. А так сам поймешь рано или поздно.

— Луна, значит (1), — задумчиво проговорил он, а затем неожиданно потянулся ко мне, смахнул с моего плеча ивовый лист.

— Ты языкам обучен? — я дернула плечом с непривычки, но попыталась замаскировать это движение под обычное потягивание.

— Нет. Кормилица моя сказки рассказывала. Вот и запомнил. Красивое имя…

— Расскажи, что ты умеешь, — велела я. — Хоть про это послушаю, раз имя называть не хочешь.

— А что тебя интересует? — он подался ближе ко мне, вызывая у меня желание отсесть, тут же снова рассмеялся. — Да не шарахайся ты так. Или ты недотрога?

— Просто привыкла уже, что люди в большинстве своем меня боятся.

— Я не боюсь.

— Зря.

— Ты только у мертвых дар забирать можешь.

— Могу и у живых. Но только у зверей. А потеря дара не самое страшное, что я могу с тобой сделать.

— Я же тебе нужен.

— Еще не уверена. Убеди меня. Расскажи, что умеешь.

— Убивать умею лучше всего. Охотиться, по следу ходить. Танцую неплохо.

— Вот танцы меня точно не интересуют.

— Это ты меня просто еще не видела.

— Надеюсь, и не увижу.

Мы замолчали. Я рассматривала коней, пасущихся неподалеку, наемник продолжал рассматривать меня, а солнце слишком медленно покидало свой зенит, исподволь удлиняя тени.

— Ты знаешь, я вздремну пока, — зевнул наемник. — Нам же не меньше часа здесь еще сидеть?

— Вздремни, — кивнула я, поднимаясь на ноги. — Ночью, сам понимаешь, не до сна будет.

Он уже открыл рот, но благоразумно закрыл его обратно, наткнувшись на мой красноречивый взгляд.

— Понимаю, — хмыкнул, растягиваясь на траве, заложив руки под голову.

— Вот и чудно. Пойду воды наберу, — я направилась к своему коню, чтобы взять бурдюк.

— Эй, ведьма, — крикнул наемник мне в спину.

— Что? — я остановилась, оборачиваться не стала.

— Вель. Велем меня зови.

***

— Проездом, значит? — хмурился староста, оглядывая нас цепким глазом из-под лохматых бровей.

— Да. Брат мой по матушке решил отца родного повидать. Вот и едем, — я сложила руки на столе перед собой и светло улыбнулась.

— Доспех у него с гербом ярла, — староста покосился на Веля.

— А то как же, — радостно заулыбался тот, чуть не подпрыгивая на лавке. — Служу могучему Агвиду, дай бог ему здоровья. Отпустил с родней повидаться.

— Ну, раз так, — старик заметно подобрел. — Можете у меня остановиться, горница пустует. Старуха моя год назад богу душу отдала, один кукую.

— Не почти за дерзость, уважаемый, — покачала я головой. — Но нет ли в твоем селе пустующего дома? Мы ночь переночуем и на рассвете уйдем, не побеспокоим никого.

— Есть один дом, на окраине, — нахмурился староста. — Только чем вам моя изба не по нраву?

— Не в обиду сказано, — я обвела взглядом светлое жилище старика. — Дом у тебя чудесный. Стеснять не хотим. Братец мой храпит громко. А если не храпит, то во сне бродит.

— Ты поди, какая напасть, — цокнул языком старик. — А заговаривать не пробовали? У нас есть тут ведунья. Могу проводить.

— Упаси боже, — замахал руками Вель. — Меня ведьма как раз и прокляла, после того, как я ей голову вскружил. С тех пор я к этим чертовкам ни ногой. Глаза б мои не видели.

Я легонько пнула его под столом, но нахал даже бровью не повел, да еще и пнул меня в ответ.

— Раз такое дело, ступайте в тот конец села, — староста махнул рукой за правое плечо. — Как церкву минуете, повернете в сторону реки. Там дом, на отшибе. Семья зимой прошлой угорела. Не все, правда. Младшой самый в сенях под лавку забился… Его тетка родная потом к себе в город и забрала. Ну, да неважно. Ночуйте, коли не боитесь.

— Православному человеку нечего бояться, — с самым серьезным лицом заявил наемник. — Сестрица моя в городе в церковный хор ходит. Так молитвы поет, заслушаешься!

— Пойдем, — я решительно встала из-за стола и за шкирку выдернула Веля с лавки. — Темнеет уже, а мы с дороги умаялись. Спасибо тебе, добрый человек. Прими от души, — и я положила на стол пару серебряных монет. Староста воодушевился окончательно и даже кинулся нас провожать.

— Не трудись, отец, — Вель поклонился ему в пояс. — Сами дорогу найдем.

Село было довольно большое, сотня дворов, не меньше, и зажиточное: крепкие избы, при каждой — пристройкой хлев для скотины, и есть даже кузня, единственная окрест пару дней пути.

— И чем же дом старосты нас не устроил? — поинтересовался Вель, когда мы отошли уже довольно далеко, ведя за собой лошадей.

— Ты хочешь, чтобы дух и у него над ухом всю ночь стенал?

— Что, прям всю ночь? — поморщился наемник.

— Радуйся, что сейчас лето. На рассвете поспать успеешь пару часов.

— Хорошо. А что я должен буду делать?

— Подготовиться поможешь, одна боюсь не успеть, времени мало осталось.

— И все?

— А чего тебе еще? — обозлилась я. — Мечом потом успеешь помахать вдоволь, тем более, против духа это бесполезно. Тут скорее кочерга подойдет, в ней чистого железа больше. Вот придется в открытом поле ночевать, тогда проявишь себя.

Наемник что-то буркнул себе под нос, но я не потрудилась переспросить. Дальше мы шли молча.

Дом и правда стоял на приличном удалении от других дворов. Новый, из еще не успевшего потемнеть леса, а на пристройке даже стропила частично были некрыты и в закатном свете напоминали обглоданные ребра неведомого зверя. Мы постояли немного на тропе, осматривая место будущего ночлега.

— Пошли, — кивнула я Велю и сделала уже шаг по направлению к дому, как он схватил меня за руку.

— Стой.

— Что еще? — я раздраженно выдернула ладонь из его цепких пальцев.

— Дымом пахнет. Там уже кто-то есть.

— Это село. Здесь люди живут, и должно пахнуть дымом.

— Оставайся тут, я проверю, — уперся наемник.

Я возвела глаза к небу, а губы мои против воли уже нашептывали сглаз, но Вель не обратил на это никакого внимания, вынул свой меч и двинулся к избе, ступая неслышно. С весны не кошенная трава за ним выпрямлялась, не оставляя следов.

Прошло некоторое время, наемник давно скрылся за торцом дома. Где-то неподалеку вышел на свою службу околоточный, и ему тут же вторили лаем местные собаки. Я не выдержала, наскоро привязала коней к ближайшей березе и пошла в избу.

На крыльцо ветрами нанесло изрядно пыли, но следов Веля я в ней не обнаружила. По воздуху, что ли, летает, окаянный… Сперва мне показалось, что все тихо, и только потом моего уха достигли звуки возни. Я взлетела по высоким ступеням, дернула рассохшуюся дверь в сени и заморгала, привыкая к темноте. В нос ударил затхлый воздух нежилой избы, смешанный с горьким дымом.

Я ступила в помещение, слабо залитое тусклым светом из грязного окна, и снова прислушалась. Возня стихла, вместо нее послышались приглушенные всхлипы. Ругнувшись, я полезла в сумку за свечой.

Огонек весело вспыхнул на фитиле, задрожал, вытягиваясь, и озарил помещение теплым светом. Я огляделась, заметила приоткрытую дверь впереди, явно ведущую в жилые комнаты.

В горнице моему взору открылась чудесная картина: на полу, распластавшись, всхлипывал человек, а над ним тенью возвышался наемник, уставив меч в дрожащее горло незнакомца.

— В занятую избу мы с тобой заехать решили, — весело сообщил мне Вель.

— Староста не сказал ничего об этом.

— Я думаю, он и не ведал, — наемник отошел ближе ко мне и велел незнакомцу: — Встань.

Мужчина поднялся, с опаской косясь на нас и попутно отряхиваясь от пыли. Был он среднего роста, небогатырского телосложения, но недурен собой, с выразительными глазами и гладким лицом, обрамленным короткой черной бородой.

— Кто такой? — спросила я. — Что здесь делаешь?

— Могу задать вам тот же вопрос, — обиженным голосом отозвался незнакомец.

— Меч у меня, — мрачно напомнил ему Вель. — Так что и вопросы буду задавать я. Отвечай.

— Археолог я.

— Кто? — я удивленно подняла брови.

— Бугровщик он. Могилы раскапывает, — пояснил Вель. — И грабит.

— Ничего я не граблю, — оскорбился мужчина. — Изучаю просто, летопись веду.

— Еще скажи, найденным не приторговываешь.

— Жить на что-то надо, — развел незнакомец руками. — А мертвым их добро уже ни к чему.

— Ты смотри, и не смутишь его, — фыркнул наемник.

— Смущаться не обучен, ремесло не велит.

— Здесь что делаешь?

— Переночевать зашел. А так путь на север держу, к местам минувших битв. А вы кто будете?

— Да мы тоже, — хмыкнул Вель. — Переночевать. Только мы как белые люди со старостой договорились. А ты, похоже, без спросу влез.

— А кому от этого худо? Дом большой, места всем хватит, — неожиданно искренне улыбнулся мужчина.

И тут за окном завыло горько и безнадежно, а свеча в моей руке вспыхнула напоследок синим и погасла вовсе.

— Железо ищи, быстро! — рявкнула я Велю, пихая его в плечо, а сама бухнулась на колени и полезла в сумку, быстро начитывая заговор: — Встану, не благославясь, утром ранним, на восток взгляну — заря занимается. Не перекрестясь, обойду горницу, в красный угол головы не поворачивая…

Холщовый мешок с солью все никак не находился, только всякая дрянь ненужная под руку лезла. Вель заметался по комнате, чуть снова не сбив с ног незнакомца, потом хлопнул себя по лбу, бросился к печи.

— Выйду не дверьми, не окнами, вдаль пойду тропою змеиною, выйду в поле чистое-вольное, против солнца обернусь черным полозом…

Мешочек, наконец, попался под руку, но тесемка крепко запуталась. Не переставая читать заговор, я вцепилась в нее зубами.

— Как оставит полоз в траве шкуру змеиную, так и ты оставь мой дом, неприкаянный. Не выть, не стенать тебе под окнами, не тянуть ко мне руки бледные…

Загрохотали деревянные ставни. Вой влетел в комнату, завился под притолокой. Незнакомец, наконец, смекнул, что дело принимает дурной оборот, и растерянно закрутил головой, пятясь, почему-то, ко мне.

— Круг не топчи, недоумок! — рявкнула я на него, вновь и вновь выгребая соль из мешка горстями и рассыпая ее вокруг себя, вертясь волчком. — Замыкаю слова свои каменные замком железным запертым, а ключ брошу Перуну-батюшке…

Шею обдало холодом, дыхание перехватило, и прямо передо мной возник из ниоткуда дух усопшего. Я отшатнулась, судорожно пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха… Соляной круг остался незавершенным, всего на ладонь не хватило.

Дух напирал на меня могильным холодом, душил, давил, воя на разные голоса. Рядом со мной на пол коленями бухнулся незнакомец, схватил меня за руку, будто желая помочь, но не зная, как именно, а у меня перед глазами уже плясали красные мошки…

За спиной незнакомца возник Вель, беспардонно отпихнул его к стене и взмахнул большим ухватом. Железо прошло через дух беспрепятственно, но тот почти мгновенно рассеялся, вой оборвался, давление на грудь исчезло. Я втянула воздух, захлебываясь, и захрипела, заканчивая заговор:

— Кто слова мои верные переможет, гореть тому синим пламенем. Посему пусть во веки веков и случается! — и повалилась на пол, судорожно сгребая ногтями соль, засыпая оставшуюся в круге прореху.

На мгновение в доме повисла тишина, а затем тяжелый ухват брякнул об половицы, и Вель кинулся меня поднимать.

— Жива? — он схватил меня за плечи, рывком ставя на ноги и заглядывая в глаза.

— Жива, — сквозь зубы процедила я, пытаясь его отпихнуть, но проще было упрямого коня с места сдвинуть: наемник будто врос ногами в пол.

— Это все? Он ушел?

— Ненадолго. Да отпусти ты уже меня!

— Извини, — он разжал пальцы, и я тут же пошатнулась, но устояла.

— Ну, дела., — протянул из своего угла незнакомец. — Это что сейчас было?!

— Не твоего ума дело, — отмахнулась я, подбирая с пола свою сумку.

— Ты ведьма! — странно, но прозвучало это радостно.

— А ты мародер.

— Археолог, — снова оскорбился он, поднимаясь на ноги и подходя ближе. — Так что это за напасть сейчас случилась, расскажете?

— Некогда разговоры разводить, а то вернется. Вель, огонь разводи. Молча только…

***

— И как скоро дух вернется? — спросил меня наемник, подбрасывая в печь очередное полено.

— Через пару часов. Может, быстрее.

— Слабоват твой заговор, — хмыкнул Вель.

— Заговор на отчий дом рассчитан. А я в этой избе не живу. Так что он отгоняет духа только на время.

— Ничего действеннее не придумала?

— Ничего действеннее и не надо! — зашипела я. — Достаточно подготовиться заранее, соль рассыпать, траву сжечь. Будет выть себе, а в горницу не сунется.

— Ну кто ж знал, что здесь этот… археолог, — покривился Вель.

— Меня вообще-то Дмитрием зовут, — прозвучало из угла, где мужчина решил устроить себе ночлег и уже расстилал какую-то дерюгу.

— Ой, дурак… — протянул Вель, орудуя ухватом вместо кочерги.

Печь пылала жарко, а вонь от скопившейся в трубе пыли почти выветрилась. Я подошла, разложила на шесток мяту, зверобой, крапиву, прошептала очередной заговор одними губами и швырнула травы в огонь.

— Пахнет приятно, — Дмитрий потянул носом.

— Ну, вот мы его и проверили, — хохотнул наемник. — Вроде, не нечисть.

— Иди, укроп развесь, — я кинула ему засушенную связку. — Над каждой дверью и над каждым окном.

— А ты сама-то выйти сможешь потом?

— Очень смешно. Пойдем в сени. Поговорить надо.

Вель вздохнул, отложил ухват и двинулся за мной следом.

После жарко натопленной горницы в сенях царила приятная прохлада, через пыльное окно едва пробивался лунный свет.

— Если это на счет случившегося с духом, то не благодари, — сказал наемник мне в спину.

Я замерла на полушаге, обернулась. Лицо его тонуло в темноте, но, кажется, он был абсолютно серьезен.

— Ты издеваешься?! Да тебя прибить мало! Меня чуть не придушили!

— Но я же вовремя вмешался, — вот теперь он уже абсолютно точно улыбался. Наглее улыбки я еще не видела.

— До этого вообще не должно было дойти!

— Я не виноват, что ты защиту свою сделать не успела. Расторопнее надо быть.

— Да ты., — нужные слова никак не находились, на язык просились одни проклятья.

— Не бушуй, ведьма. Я тебя спас. А мог просто в стороне постоять, а потом идти своей дорогой.

— Ты про договор забыл? Полюбовался бы, сложа руки, как меня душат, — сам бы немного погодя за мной следом отправился.

— Да, досада, — Вель печально понурил голову.

— Не переигрывай. Я Агвидову паяцу и то больше верила, а он самый бездарный по эту сторону моря.

— Жрать хочется, — неожиданно сменил он тему. — Ты как хочешь, а я пойду заморю червячка. Не могу ж я, как ты, святым духом питаться, — и он, рассмеявшись собственной шутке, удалился обратно в горницу, оставив меня с моим гневом наедине.

(1) Селена — происходит от имени греческой богини Луны Селены, которое дословно переводится как «луна».

Комментарий к Глава 4.

Дорогие читатели, впереди новогодние праздники, а это значит, что выход очередной главы немного задержится. Надеюсь на ваше понимание. Всех с наступающим, всем добра!

========== Глава 5. ==========

Огонь в печи постепенно угасал, только изредка еще потрескивало что-то среди тлеющих углей. Наемник сидел за столом и при свете моей свечи, сдирал старую кожу с рукояти своего меча, ловко орудуя цепкими пальцами. Лицо его было сосредоточено, непослушные пряди волос свесились на лоб. Я разглядывала его из-под полуопущенных ресниц, лежа на полатях.

— Ты на мне дыру прожжешь, ведьма, — кинул он, не отрываясь от работы. — Спала бы лучше.

— Не спится.

— Все на меня никак не налюбуешься? Ты уж извини, девка ты красивая, спору нет. Да вот только с поклонниками твоими, — он кивнул головой на печную трубу, в которой уже с час выл и стенал дух. — Связываться охоты нет.

— Больно ты мне дался, наемник. Поумерь пыл. Слишком часто ты в моем присутствии рот открываешь, так что за твоей болтовней я уже и не вижу ничего.

— А раньше видела, значит? — он оторвался от меча и кинул на меня хитрый взгляд.

— Шел бы ты лесом., — вздохнула я, отворачивая голову и принимаясь разглядывать потолок.

В половицы что-то грохнуло так, что пыль взвилась, и из-за печи как ошпаренный вылетел Дмитрий, бешено вращая глазами. Вель как-то неуловимо глазу оказался на ногах, сжимая меч, с рукоятки которого рваными лоскутами свисала истертая кожа.

Грохот повторился. Дмитрий звонко чихнул от поднявшейся вновь пыли и через половину горницы скакнул за спину наемника, пригибаясь, хотя тот и так был его на голову выше.

— А это еще что? — жалобно спросил он, кидая на меня взгляды из-за плеча Веля. — Дух?

— Нет, — устало вздохнула я. — Там за печью, где ты спал, видать голбец (1). Домовой лютует.

— Чего это он? — Вель как-то сразу расслабился, опустил меч.

— Поводов у него немало.

— Так может его задобрить чем? — робко поинтересовался бугровщик.

— Не задобришь. Не твой это дом, и домовой на тебя плевать хотел.

— А как нам спать-то? — возмутился Дмитрий.

— К вою в трубе привык, и к этому привыкай, — фыркнула я, переворачиваясь на другой бок.

— Ты же ведьма, — снова встрял Вель. — Может, заговор какой есть? Выгони его.

— Экий ты добрый, — рассердилась я, плюнув окончательно на попытки уснуть, и села на полатях. — У него хозяева заслонку печную рано закрыли, угорели, а он не уследил. Потом баба чужая приходила, дите оставшееся забрала, а его, домового, не позвала с собой. Селиться здесь никто не хочет, дом ветшает. Да еще и мы сюда влезли, у хозяина не спросясь. Ты бы на его месте как себя вел?

— Откуда ты все это знаешь? — бугровщик снова выкатил глаза, на этот раз от удивления.

— Я же ведьма, — передразнила я Веля.

— Может, с ним поговорить?

— Вот ты ступай и поговори.

— Я не ведьма, я археолог.

— Так это и хорошо. Он нашего брата на дух не переносит. А тебя, глядишь, стерпит. Тем более, ты сюда первый вломился.

— Да ну, — засомневался Дмитрий.

— Боишься? — фыркнула я.

— Вот еще! — бугровщик выступил из-за спины Веля и гордо выпятил грудь, но тут же шмыгнул обратно, когда в пол снова грохнуло так, что поленья из подпечка покатились.

— Я схожу, — заявил Вель, убирая меч в ножны и доставая из сумки ломоть хлеба.

— Вперед, — фыркнула я, вновь укладываясь на полати. — Болезнь наведет на тебя, лечить не возьмусь.

— Посмотрим, — отмахнулся наемник и зашуршал за печью в поисках входа в подполье.

После того, как Вель спустился вниз, закрыв за собой дощатую крышку, Дмитрий боком придвинулся ближе ко мне и спросил проникновенно:

— Ты за него совсем не переживаешь? Вдруг домовой его сожрет?

— Подавится, — мрачно хмыкнула я. — Да и не едят они людей. Ты откуда такой темный выполз?

— Я не темный. Не верю просто во всякую бесовщину.

— Что, до сих пор? — я изогнула бровь, иронично взирая на него сверху.

— Ну… Теперь даже не знаю, — смутился Дмитрий. — Я прежде нечисти не встречал.

— Домовой не нечисть. А ты везучий, видать, слишком. Могилы копаешь, и даже на упыря ни разу не натыкался?

— Я и ведьму впервые встречаю.

— Точно везучий, — вздохнула я.

— Ты смотри, — бугровщик кивнул в пол. — Тихо стало. Видать, договорился твой мужик с домовым.

— Он не мой мужик.

— Да? А я подумал… Вы бранитесь, как старые супруги. Точь в точь, как мои матушка с батюшкой.

— Я похожа на старуху?

— Нет-нет, — он быстро замотал головой, отступая под моим взглядом к столу в центре горницы, потом задумался на миг, улыбнулся и приосанился. — Значит, у тебя мужика нет?

— Прокляну, — сквозь зубы проговорила я.

— Понял. Не дурак.

Стукнула, откидываясь, крышка подпола, и в горницу вернулся Вель, уже без хлеба, зато со старой, изрядно выщипанной метлой.

— Неужели договорился? — прищурилась я.

— Да как делать нечего, — хохотнул наемник. — Я ему хлеб, он мне метлу.

— А зачем метла-то? — жадно поинтересовался Дмитрий.

— Я ему пообещал, что с первыми лучами солнца этой самой метлой ведьму проклятую отсюда и вымету.

На мгновение воцарилась тишина, а затем они с бугровщиком неожиданно дружно заржали, и смеялись долго, хватаясь за животы и утирая выступившие на глазах слезы. А я лежала на полатях, молчала и снова, уже в который раз, перебирала в уме все известные мне проклятья и сглазы.

***

Едва заря занялась, окрашивая нежно-розовым бревенчатые стены избы, ведьма зашевелилась, тихо соскользнула с полатей и вышла в сени. Вель не открывал глаз, но прекрасно слышал все ее перемещения, даже не смотря на раскатистый храп Дмитрия, который, уверившись в благожелательности домового, снова забился за печь и спал там всю оставшуюся ночь. Вель выждал немного времени для надежности, а затем бесшумно покинул свою лавку, не скрипнув ни одной половицей, и отправился следом.

Туман молоком заливал округу, просыпались и запевали первые петухи, безоблачное небо обещало, что грядущий день вновь будет жарким. Вель постоял немного на крыльце дома, с удовольствием потягиваясь, разминая тело после сна на жесткой лавке, а затем спустился на траву и двинулся по ведьминому следу.

Вот она шла по мокрой траве, огибая дом. Вот свернула немного, явно подходила к коням, гладила. Здесь зачерпнула узкими ладонями росу. А здесь присаживалась, рвала зачем-то клевер.

Ведьмин след вывел Веля к низкому речному берегу, поросшему ивами. Он услышал тихий плеск воды, а затем наткнулся взглядом на платье, лежащее комом на влажном песке.

Она стояла спиной к берегу, в середине небольшой речушки, почти по пояс в воде. Мокрые и от этого потемневшие волосы облепили ее плечи. Под бледной кожей спины, сходясь и расходясь словно крылья, двигались лопатки: ведьма умывалась, плескала речной водой на лицо и грудь. Вель невольно отметил про себя, что тело у нее почти как у ребенка, с тонкими птичьими костями и нежной кожей, покрывшейся мурашками от холодной влаги утра.

Он вышел из зарослей ивы на небольшой песчаный пляж, присел у кромки воды и нарочито громко заметил:

— Надо же, хвоста нет. А народ то болтает…

Ведьма замерла, и Вель почувствовал, что и все вокруг замерло вместе с ней: умолкли птицы, стих комариный писк, исчезло переливчатое журчание реки…

А потом зубы свело болью, будто кто-то ввинтил в каждую челюсть по раскаленному пруту. Он зажмурился до слез, задержал дыхание, сжимая кулаки, а боль все нарастала, зудела и жгла, а потом отступила так же внезапно, как и началась.

Вель, наконец, выдохнул и вдохнул вновь полной грудью, открывая глаза. Взгляд его уперся в лицо ведьмы, которое было совсем близко. В нос ударил запах диких трав и влажной кожи. С ее мокрых волос вода ручьями текла вниз, заливая ему рубаху, а глаза ее, обрамленные длинными, острыми ресницами, напоминали два капкана. Зеленый омут плескался вокруг расширенных зрачков, черных, вбирающих в себя утренний свет.

Ведьма моргнула — капканы захлопнулись.

— Доходчиво? — спросила она, и от ее голоса Вель сам покрылся мурашками.

— Весьма, — ответил он, почти не разжимая челюсти: память о боли была слишком свежа.

— Отвернись, — велела она, но он не стал. Просто снова зажмурился, прикрыл лицо ладонью и тут же почувствовал, что она отошла. Зашуршал песок под босыми ступнями, зашелестело платье.

Вель с опаской приоткрыл один глаз, и увидел, что ведьма уже оделась и теперь выжимает мокрые волосы на песок.

— Не думал, что тебя смутить так легко, — осторожно начал он. — Не побоялась же ты в одной горнице с двумя мужиками ночевать…

— То, что я ночую с двумя мужиками, вовсе не означает, что от меня должно пахнуть, как от мужика, — фыркнула она, скручивая волосы в узел на затылке.

— А чего ж ты тогда взбеленилась? Из-за хвоста, да? Я не скажу никому.

— Мне повторить? — мрачно спросила ведьма.

— Нет-нет. Я тебя обидеть не хотел вовсе. Откуда мне знать, может, у вас, у ведьм, отсутствие хвоста считается уродством… Стой, стой! — Вель поспешно вскочил с песка, когда губы ее беззвучно зашевелились, явно начитывая очередной сглаз. — Не сердись, пожалуйста! Может, я не рассмотрел его просто? Если ты позволишь снова взглянуть…

Зубы опять заныли. Не так, как в прошлый раз, но все равно досадно. Боль была несильная, но тянущая и навязчивая, как жужжание осенней мухи.

— До вечера поболит, — сказала ведьма. — А там видно будет. Посмотрим на твое поведение, — и скрылась в ивовых зарослях, взметнув песок босыми ногами.

***

По дому по-прежнему разносился молодецкий храп. Заговор на сон Дмитрия работал исправно, и я спокойно собрала свои пожитки, вышла на улицу.

Солнце уже поднялось над горизонтом. Со всей деревни потянулись заспанные хозяюшки, ведущие свою скотину на выпас. Они вяло понукали коров, изредка переговаривались между собой и, проходя мимо, кидали в сторону нашего ночлега заинтересованные взгляды.

Особенно заинтересованными взгляды стали, когда с реки вернулся Вель и, как всегда сноровисто, занялся нашими конями: проверил каждую подкову, почистил копыта, тщательно вычесал шерсть и перешел к седловке.

Поток скотины все не иссякал, и ни одна женщина, включая древних старух, не обошла наемника вниманием, а молодые девицы и вовсе стреляли в него глазами, хихикали и кокетливо теребили свои косынки еще не загрубевшими от крестьянской работы пальчиками.

Вель закончил возиться с седлами и широко улыбнулся в сторону очередной стайки девушек, особенно ретиво его разглядывавших. Девицы дружно залились румянцем и отвернули личики, заливаясь, будто колокольчики, смехом.

— Что, зубы недостаточно сильно болят? — почти с искренней заботой спросила я.

— Ты, ведьма, никак ревнуешь?

— Озабоченный ты сверх всякой меры. Сперва за мной подглядывал, теперь с селянками заигрываешь.

— Я за тобой не подглядывал. Было бы еще, на что посмотреть.

— А у реки тогда что делал?

— Как это, что? Я проснулся, тебя нет. Откуда мне знать, может, похитил кто? Я и пошел по следу. Ты ж сама велела себя охранять.

— Вот и охраняй вместо того, чтобы деревенским девкам глазки строить. Все, нам ехать пора, а то, неровен час, бугровщик проснется.

— И что с того?

— Увяжется еще за нами.

— Почему бы и нет, веселый парень.

— Сожалею, но на ближайший срок не будет тебе ни красных девиц, ни веселых парней. Только злая ведьма. Собирай манатки и поехали.

— Что, даже не попрощаемся?

— Нет.

— Не по-людски это.

— А я и не человек, — бросила я, ставя ногу в стремя и седлая коня.

— Ах, да, — протянул наемник, и что-то в его голосе мне не понравилось. — Спасибо, что напомнила, ведьма.

(1) Голбец — лестница, ведущая в подполье.

========== Глава 6. ==========

Вспышка света, и почти тут же страшный грохот, совсем рядом, будто над самой головой. Уши закладывает, а перед глазами еще долго ветвится молния, отпечатавшаяся белым огнем. Я закрываю веки, сжимаюсь в комок, натягивая исподнюю рубашку на тощие голые коленки, все исцарапанные, хуже, чем у мальчишки-сорванца.

Сухая, трескучая гроза давит с неба, все никак не может разродиться дождем, только набухает, ворчит грозно, а затем снова вспышка, и снова гром, от которого звенят глиняные горшки под лавкой, и испуганно воет бродячая собака откуда-то с другого конца деревни.

— Селена., — голос матери совсем ослаб, но я все равно слышу его даже сквозь гром. — Селеночка, иди сюда… Не бойся, дочка.

Я встаю на ноги, затекшие от долгого сидения на полу, пошатываюсь, чувствую, как икры словно колет иглами.

— Иди сюда, — шепчет мать, и ее голос тонет в очередном раскате грома.

Бреду, не поднимая головы, занавесившись растрепанными волосами. Хочется отгородиться от того, что там, впереди, и не видеть, не слышать.

Я ощущаю, что руки у матери холодные и липкие, когда она хватает мою ладонь, судорожно тянет, целует сухими губами. Пальцы ее сводит, и они напоминают кривые ветки, мертвые и бледные.

— Не бойся, — повторяет она. — Когда я умру…

— Мама!

— Слушай! — голос ее слаб, но в нем вновь слышны стальные нотки, и я повинуюсь, покорно склоняю голову к ее судорожно вздымающейся груди. — Я умру, а ты забери. Как я тебя учила, помнишь?

На глазах начинают накипать слезы, а в горле словно еж ворочается, но я закусываю губы и киваю:

— Помню…

— Вот, возьми, — мать ладонью ощупывает свою грудь, пока не натыкается пальцами на камень, висящий на простой тонкой пеньке. Дергает, но руки ее ослабели, и не выходит сорвать. Она вздыхает, шепчет: — Полудница-матушка…

Веревка тлеет, обрывается, и мама протягивает камень мне. Он раскачивается на шнурке, светится даже будто, хотя в комнате почти темно.

— Ты маленькая была, играла с ним, — мама улыбнулась одними губами. — А я все боялась, проглотишь…

— Мамочка, не умирай, пожалуйста! — голос мой истончается до комариного писка, и первые слезы скатываются по щекам, обжигая солью.

— Так надо, доченька…

— Не надо! Ты же можешь, мама, ты же не дала тому дяде тогда умереть.

— Не время ему было… А мое пришло.

Снова вспышка, снова гром. Лицо матери, освещенное молнией, навсегда остается в памяти: бледное, осунувшееся, с заострившимся носом и впалыми щеками. И только зеленые глаза прежние, смотрят ясно и разумно, и я снова верю, что мама знает, как надо. Мама скажет, как правильно.

— Дар забери, — снова напоминает она, и дрожащей рукой неловко гладит меня по волосам. — Больше мне тебе и оставить нечего…

Плотину моих слез прорывает окончательно, и я падаю лицом в материнскую грудь, и реву белугой, цепляясь за ее рубашку, а в щеку мне впиваются острые ребра, обглоданные хворью за несколько недель.

— Ну-ну, — приговаривает она, обнимая меня руками-ветками. — Не реви. Слезами горю не поможешь…

Моя мать, ослабевшая настолько, что последние дни я поила ее из ложки, даже на смертном одре умудряется быть сильнее меня…

— Окно открой, — шепчет она, и я кидаюсь исполнять ее просьбу.

Створки грохают, распахиваясь, а я вижу, как по улице тянется к нашему дому вереница людей, а над их головами горят огоньки, которые почти и не трепещут в эту безветренную ночь. Вспышка молнии, и я даже различаю знакомые лица.

— Мама, там люди, — говорю я, но она не отвечает.

И мне становится страшно, как никогда до этого. Страшно смотреть на приближающихся людей, но еще страшнее обернуться к матери…

Я закрываю глаза и иду к ней вслепую, падаю головой на впалую, неподвижную грудь и реву, реву…

Раскаты грома обрушиваются в воздух все чаще, но среди них я начинаю различать другой звук. Стук…

Это приводит меня в чувства, я вырываю веревку с камнем из материнских пальцев, шепчу, и камень горячеет, впитывая дар. Люди за полузабитыми окнами охают, а пламя факелов, пляшущее на стеклах, синеет, а затем исчезает вовсе.

— Девчонка! — кричит кто-то. — Быстрее! Окружить надо, а то уйдет!

А я мечусь по дому под раскаты грома и стук молотков. Дождя все нет, и селяне быстро зажигают свои факелы, в избу начинает тянуть гарью…

Дым ест глаза, и я спотыкаюсь о половик, падаю, рассекая бровь о железное кольцо подпольной крышки…

Гроза расходится окончательно, и очередная молния слепит меня, когда я выворачиваюсь из подпола через отдушину, сдирая в кровь локти, колени и еще бог знает что. Над отдушиной бурно разрослась калина, и меня даже не замечают, а я, улучшив момент, бегу в лес под раскаты грома и крики знакомых голосов. ...