========== раз. серсея ==========

Комментарий к раз. серсея

Для всех женщин мира существует одно главное правило — надо рожать мальчиков. Не важно, кто ты — крестьянка, зажиточная леди, аристократка, придворная дама или королева. Ты должна производить на свет мальчиков своему мужчине; девочек тоже можно, но сначала — наследники. Это должны быть сильные, крепкие дети, которые в будущем могут стать великими воинами и обогатить свою семью или, на худой конец, быть хорошими помощниками в отцовском деле, и с честью перенять в будущем борозды управления семьёй. А если он хорош собой — то мало ли, какой знатной девушке приглянется.

Мальчики — основа всего. Это вклад в будущее женщины. Особенно когда ты являешься любовницей короля.

Диана де Пуатье, возлюбленная и официальная фаворитка короля Генриха II Французского, была невероятно горда тем, что родила королю сына поперед своей соперницы королевы Екатерины. Медичи вообще не везло в плане рождения детей: рождение в 1537 году внебрачного ребёнка — как раз сына Дианы, Себастьяна де Пуатье — подтвердило слухи о бесплодии Екатерины. Многие советовали королю аннулировать брак. Под давлением мужа, желавшего закрепить своё положение рождением наследника, Екатерина долго и тщетно лечилась у всевозможных магов и целителей с одной-единственной целью — забеременеть. Были использованы всевозможные средства для удачного зачатия, в том числе питьё мочи мула и ношение навоза коровы и оленьих рогов на нижней части живота.

Потом всё-таки Медичи забеременела, и всё внимание двора, включая внимание Генриха, перешло на законную королеву. Вокруг неё крутились все, исполняя малейшее желание, даже сам король позабыл о своей любимице. И Диане это очень не нравилось. Если бы Екатерина долго не рожала бы, то вполне вероятно, что Генриху пришлось признать Баша законным сыном, и тогда бы…

Диана де Пуатье была невероятно счастлива, когда узнала, что снова беременна. Екатерина была на шестом месяце, когда выяснилось, что Диана ровно такой же срок носит своего второго ребенка. Это явно пришлось не по душе Медичи, и та затаила обиду, а фаворитка короля мечтала о том, чтобы снова родить сына. А если Екатерине суждено родить, то пусть это будет девочка. Тогда положение любовницы короля невероятно укрепится, и, возможно, навсегда отвратит его от женщины, не способной родить наследника.

Надежды де Пуатье не оправдались ни разу. 20 января 1541 года Екатерина родила сына. Мальчика назвали Франциском в честь деда, правящего короля; тот даже прослезился от счастья, узнав об этом. После первой беременности у Екатерины, казалось, больше не было проблем с зачатием.

Екатерина родила мальчика, а у Дианы родилась дочь. Не мальчик. Маленькая, хрупкая, своим рождением она огорчила мать. Огорчила настолько, что Диана отказалась даже брать новорожденную на руки, — не то, чтобы кормить. Не нравилось фаворитке и то, что редкие волосы на голове малышки были светлыми, как у проклятой Медичи, а не темные, как у Дианы или даже Генриха. Девочка, не получившая от своей матери имя, родилась 12 января того же года, что и первенец Екатерины, и своим появлением осчастливила отца. Генрих любил Баша, но к дочери тут же воспылал особой, трепетной любовью. А потом у него ещё родился законный сын, и Франция не умолкала три недели, веселясь и поднимая стаканы за здоровье сначала Франциска, а потом уже незаконнорожденной, появление на свет которой стало началом праздников.

Но на деле, всё было не так радостно, и в королевской семье ситуация была тяжелее, чем у веселившихся подданных.

Никто не знал, что делать с бастардом-девочкой. С одной стороны, матери совсем плевать на судьбу дочери, все видели, насколько фаворитка разочарована; а с другой стороны — дочь короля, первая и горячо любимая, и Генрих вряд ли одобрит, если с его дочерью что-то случится.

Екатерина Медичи узнала о рождении девочки едва ли не одной из первых. Конечно, она волновалась, что не родит мальчика, а если бы у Дианы был ещё один сын, — её и так непростое положение пошатнулось бы ещё сильнее. Разумеется, королеве Франции не понравилось, что её сын, её первенец, её дорогой мальчик родился на восемь дней позже дочери какой-то фаворитки, и пусть и очень любимой мужем. Это напрягало, и почему-то внушало смутную тревогу, но ещё больше Екатерина удивилась, когда узнала, что Диана не хочет и видеть свою дочь.

Это поражало королеву, которая, долгое время не становившаяся матерью, была рада даже маленькой принцессе. Екатерина видела, как сложившаяся с незаконнорожденной дочерью ситуация печалит Генриха. В их отношениях с Дианой появился временный разлад, вызванный тем, что никакими угрозами, уговорами или подарками король не мог заставить мать взять на руки дочь. Девочка была на попечении нянек, кормилиц, и по просьбе Дианы спрятана в такой далекий конец замка, что даже детского плача фаворитка не слышала.

«Вот если бы родила мальчика, — со злобой думала Екатерина, — мчалась бы быстрее прочих на его плач…»

Екатерина попросила принести ей малышку, которой исполнилась вторая неделя, и когда она смотрела на новорожденную, та, уже открывшая глазки, смотрела на королеву в ответ своими большими, зелёными очами. Потом Екатерина посмотрела на дремлющего в своей кроватки принца, а потом — снова на малышку.

— Невероятно, — пробормотала королева. — Они так похожи… Как близнецы.

Девочка была худой, будто недоношенной. Кожа у неё была бледная, мягкая, а глаза — по-детски сощуренные, зелёненькие, на головке редкие светлые волоски.

Королева сказала служанкам, чтобы в детской комнате Франциска обустроили место и для малышки. Поскольку принца сразу отдали лучшим кормилицам, а молока у Екатерины было предостаточно, она сама кормила маленькую бастарду. Королева, не терпящая фаворитку, быстро и неумолимо прониклась самыми нежными чувствами к единокровной сестре своего сына.

Узнав о том, что её дочь приютила на своей груди Екатерина, Диана тут же потребовала вернуть ей девочку, но было уже поздно. Генрих, окрыленный рождением законного сына, был готов исполнить любое желание своей законной жены и хотел уколоть чем-то фаворитку, на которую был обижен, а потому разрешил оставить девочку Медичи.

— Как её зовут? — поинтересовалась Екатерина. Внутри себя она ликовала: упрямство Генриха и гордость, которую своим поведением уязвила любовница — были причиной, по которой девочку позволили забрать королеве.

— Диана так и не дала ей имя, — коротко ответил Генрих. Он всё ещё злился на фаворитку, намеренно не встречаясь с ней, и всё свободное время проводя либо с супругой и младенцами, либо с Башем, который с трудом осознавал происходящее вокруг него напряжение и нежелание матери видеть маленькую, миленькую сестру; Себастьян встречался с ней только когда Генрих приводил его в детскую, обустроенную рядом с комнатой Екатериной. И хотя королева не возражала против появление семилетнего мальчика, общество бастарда именно «терпела», хотя и не могла быть резка с ребенком.

— Она даже не прикасалась к ней после того, как ей объявили о рождении дочери.

— Ужасно, — пробормотала Екатерина, укачивая Франциска. — Тогда… Я назову её Серсея.

— Как тебе угодно, — пожал плечами Генрих.

Итак Диана де Пуатье знала, что самое важное для женщины — родить своему мужчине мальчика, причем не одного, а как можно больше, больше, обогнав свою соперницу. Поэтому она была невероятно разочарована тем, что за восемь дней до рождения принца Франциска, произвела на свет не очередного сына, а маленькую хрупкую девочку. Новорожденная имела светлые волосы, не как мать, старший брат Себастьян или отец Генрих, а совсем как Екатерина Медичи. Впрочем, вскоре именно королева Франции взяла на себя воспитание незаконнорожденный принцессы Генриха, которая поразила мягкое женское материнское сердце, и не была намерена его отпускать. Так незаконнорожденная потеряла родную мать, но вместе с тем обрела мачеху в лице королевы Франции, и фамилии ди Медичи.

Так на свет появилась Серсея Хелен ди Медичи.

========== два. её называют любимицей королевы ==========

Серсея действительно была невероятно похожа на Франциска. Разве что глаза она с братом Башем делила на двоих — зелёные. И то, у девушки они были ярче, сияли, как изумруды, как звезды в ночи.

С годами она превратилась из милого младенца в очаровательную девочку, которую Екатерина наряжала в самые пёстрые и милые платьица. Потом в девочку-подростка, у которой проблемы и непонимания собственного тела, но к которой постепенно приходило осознание собственной красоты. А теперь она была прекрасной юной девушкой. Как и Франциску, ей было семнадцать, и все на её пути, стоило Серсее появиться в коридоре, с почтением и благоговением замирали, смотря ей вслед, а потом говоря только о ней.

У Серсеи была светлая кожа, поминутно казавшаяся слишком бледной, тонкой и грубой, как будто пергамент бумаги, но на деле же мягкая. Одетая по настоянию мачехи в лучшие платья, носящая лучшие украшения — она казалась эфемерным и слишком прекрасным видением, чтобы быть настоящей. Её светлые волосы, как тонкие нити золота, спадали ей на спину. Её губы, пухлые, нежно-персикового цвета, всегда были растянуты в вежливой, немного хитрой улыбке, которой она, без сомнения, научилась у своей мачехи.

Екатерина не могла ответить, почему когда-то взяла на себя заботу об этой девочки, которая даже не была ей родной. Возможно, сыграла роль то, что Диана чуть не умерла при родах. Они дались Диане невероятно тяжело, и врачи говорили, что она больше никогда не сможет иметь детей. Королева помнила, в какой ужас её, тогда беременную, приводили крики фаворитки короля, когда ребенок тяжело выходил из её тела. Как служанки бегали туда-сюда с ворохом кроваво-красной простыни, как Генрих, словно раненный зверь, носился по коридорам замка, едва ли не круша всё на своём пути.

День, в которой родилась Серсея, был страшен для всех. Не только для её матери.

Это было ещё одной причиной, почему Диана возненавидела свою дочь; с годами это чувство превратилось в лёгкую неприязнь, с которой фаворитка смотрела на дочь каждый день с момента её рождения.

Королева представить не могла, какова была бы жизнь незаконнорожденной девочки, которую не любила даже собственная мать. А Екатерина… У неё тогда у самой только родился сын, и ей хотелось дарить любовь всему миру. И именно девочка, похожая на Франциска, стояла рядом с королевой. Она была ещё молода и не так мастерски вплетена в интриги двора и короны, поэтому ей просто хотелось…

Узнав о рождение внучки, Жан де Пуатье, сеньор де Сен-Валье и Жанна де Батарне попробовали забрать её у Екатерины. Они-то понимали, что любой ребёнок важен фаворитке, а особенно ― горячо любимая королём девочка, маленькая принцесса, папина дочка. Поступок Дианы оскорбил её родителей, и они попытались образумить дочь, которая и так поняла, что совершила ошибку. Свободное время Генрих посвящал детям, в том числе ― маленькой Серсее, и одаривал Екатерину подарками только за то, что та взяла к себе незаконнорождённую. Если бы Диана полюбила дочь или хотя бы терпела её, внимание Генриха было бы так же приковано к ней, а так король надолго забыл про свою фаворитку.

Малышке тогда было полтора года, и она неплохо произносила такие слова, как: «мама», «папа, «Франциск» (пусть и немного коверкая имя брата). Катерине пришлось через Ватикан добиваться позволения оставить Серсею себе, предоставляя свидетелю то, как холодна была Диана к дочери, и на вопрос «Как нам её успокоить?» от нянек, говорила: «Бросьте в колодец», а также и то, как отказывалась кормить и даже видеть её. Потом она указала на невероятное сходство Франциска и Серсеи, говорила о том, что это Господь Бог велел ей взять малышку под свою опеку.

Не обошлось без некоторых более убедительных доводов из-за золотых доходов Екатерины, но в итоге Папа согласился оставить право растить Серсею королеве Франции, и вместо де Пуатье её назвали ди Медичи. Родственники Екатерины восторга по этому поводу не выразили, но и возражать не стали. Екатерина подкрепила положение своей приёмной дочери подарками в виде некоторых имений, земель, и всё пошло хорошо, — её одаривали самыми прекрасными украшениям, ласково называя «Моя звезда».

Диана была в ярости, когда Екатерина победила в споре. Особенно когда Генрих внезапно подарил их дочери замок Шенонсо, на который претендовала Диана, и публично заявил о том, что Бог послал ему лучшую жену из Медичи. Сделано это было, естественно, чтобы уколоть Диану. Серсея была первой дочерью короля, он её безумно обожал и испытал смешанное чувство преданности, любви и даже восторга, когда Екатерина взяла малышку под свою опеку.

Диана поплатилась за свою ошибку почти сразу, и король на полгода забыл о своей фаворитке, отдавая всё внимание жене, Франциску, Серсеи и даже Башу. Пускай всё это продлилось лишь до новой беременности королевы, которая заставила Генриха вернуться к любовнице. Тогда Екатерина была счастлива, как никогда. И дальше ей приносило огромное удовольствие видеть, как Диана исходила ядом от того, что потеряла часть любви из-за отказа от дочери. Она была бы куда удачливее, оставь Серсею себе, но тут Пуатье проиграла.

Баш оставался единственным де Пуатье, который какое-то время любил свою сестру. В детстве их не часто, но можно было увидеть играющих втроем: Себастьян, Франциск и Серсея. Старший брат поочередно носил то брата, то сестру на спине, тщательно следил за тем, чтобы те не замерзли или не поранились, и при любом волнение вёл их обратно в покои, вызывая лекарей. Он был самостоятельным мальчиком.

А потом они выросли. И детская любовь пропала.

Хотя Екатерина рожала детей и потом, — как принцев, так и принцесс — эта троица оставалась неразлучной, и королева, несмотря на то, что недолюбливала Себастьяна из-за явного предпочтения бастарда Генрихом, она не была против совместных игр, даже когда со временем в эти игры стали вплетаться остальные её дети.

Сегодня весь дворец всполошился, и эта суматоха в первую очередь затронула королевскую семью и даже фаворитку. Екатерине, несмотря на громкую и скандальную историю с Серсеей, всё ещё приходилось терпеть возлюбленную мужа. В 1556 году, при очередных родах, Екатерину спасли от смерти хирурги, обломав ножки одной из двойняшек — Жанне, которая пролежала в утробе матери мёртвой шесть часов. Впрочем, и второй девочке — Виктории суждено было прожить всего лишь шесть недель. В связи с этими родами, которые прошли очень сложно и едва не стали причиной смерти Екатерины, врачи посоветовали королевской чете больше не думать о рождении новых детей; после этого совета Генрих прекратил посещать спальню своей супруги, проводя всё свободное время со своей фавориткой Дианой де Пуатье. Утешало только то, что Диана не могла родить ребенка, а значит у Екатерины, как у влиятельной, богатой королевы-матери Франции было весьма и весьма устойчивое положение.

За годы она научилась мириться с любовницей мужа, понимая, что теперь с ней ничего не может произойти. Диана была в какой-то мере сильна, однако именно Екатерина была матерью дофина, будущего наследника. Именно Екатерина владела силой семьи Медичи и именно Екатерина была королевой, чьё имя произносили, содрогаясь от страха и почтения.

Екатерина шла по коридору, надеясь, что для нее уже подготовили ванну. Мария приезжала, судя по донесению, ближе к обеду, у королевы было время подготовиться самой, и перепроверить несколько маленьких, но важных деталей. Но на очередном повороте на неё внезапно наткнулась девушка.

— Серсея, — произнесла Екатерина, признав в светловолосой, растерянной девушке свою воспитанницу. Впрочем, растерянность в глазах Серсеи мгновенно сменилось лёгким чувством раздражения, а потом, поняв, в кого она врезалась, её взгляд сделался немного виноватым, и при этом в нем отразилась та гордость, с которой всегда учила смотреть Екатерина.

Серсея присела в вежливом, идеальном реверансе.

— Моя королева.

Серсея всегда смотрела на неё с невероятным восторгом, и это грело сердце Екатерины как мачехи, и как правительницы. Она слегка дёрнула губы в улыбке, но вспомнила, что они не в комнате наедине и, хотя все знали о том, что Серсея является её любимицей, не стоило кому-то давать об этом судачить.

— Ты не хочешь выйти со мной в сад? — спросила Екатерина. — Проверим, как всё украсили к приезду Марии.

Событие обещало быть громким и даже могло затмить свадьбу Елизаветы, старшей дочери Екатерины, что тоже не добавляло радости королеве.

— Хорошо, — согласилась Серсея, поправляя волосы, потому что Екатерина ненавидела неряшливость. — Я как раз хотела собрать розы в свою комнату.

Королева кивнула, и вот они уже вдвоём направились в зал. За ними бесшумно, как тени, скользили фрейлины.

— Приезд Марии так взбудоражил дворец, — сказала Серсея, спускаясь вниз по лестнице. Сегодня она была как никогда красивой: зелёное платье с широкими рукавами делало её похожую на редкую золотистую розу. Она была молода и красива, статная и величавая.

— Едет не кто-то, а королева Шотландии, — заметила Екатерина на её фразу. — Возможно, будущая королева Франции.

— Возможно? — переспросила Серсея.

— Возможно, — уклончиво ответила Екатерина, но большего и не понадобилось. По хитро прищуренным зелёным глазам, королева поняла, что Серсее было ясно, что имела в виду мачеха. Она в полной мере видела всю картину, что будет происходит с приездом Марии, и Екатерина была уверена, что любимая дочь Генриха сможет ещё сыграть в этом роль.

Когда Екатерина поправила несколько, по её мнению, неудачно развешанных флагов, отдала приказы поставить ещё немного украшений то тут, то там, Серсея велела своим служанкам нарвать букет красных роз и отнести в её комнату. Девушка обожала цветы и могла долго прогуливаться по шикарному саду двора. Прекрасная, молодая и цветущая, как и цветы.

Сложно было сказать почему, но именно Серсея была для Екатерины самой… удачливой, что ли. Несмотря на возраст, её ещё не выдали замуж, и королева упорно держала при себе падчерицу, которая, собственно, и не выявляла желание связать свою жизнь с каким-то мужчиной. Серсея была идеальной, по-другому Екатерина не могла сказать. Серсея не была капризной, как Клод, не играла на нервах мачехи, была тихой, скромной и послушной. Она не была мальчиком, а значит, не могла быть использована против Франциска. И хотя многие характеризовали Серсею как тихую, пусть и яркую мышь, — королеве она всегда представлялась змеей (однажды она услышала о ней ― королевская кобра). И это, вероятно, было правдой. Серсея не раз узнавала новости быстрее остальных, но не неслась сломя голову сообщать о них Екатерине, а подыскивала момент и сообщала вовремя и спокойно, так, чтобы никто её не заподозрил.

И хотя она была коброй, Екатерина никогда не мыслила о том, что Серсея могла предать её. Это было ещё одной причиной, почему воспитанницу считали любимицей ― Екатерина и вправду дала ей очень многое, это было гарантом будущем Серсеи, а хитрая и расчетливая натура девушки ― которая, казалось, впитала вместе с фамилией Медичи ― не позволило «укусить руки кормящего».

Да и поведением Серсея отличалась от всех детей, походя, разве что, на Франциска. Порой родные сыновья и дочери рвались к ней, ожидая внимание королевы-матери, а Серсея спокойно ждала, когда та сама придёт, зная, что это произойдет скорее рано, чем поздно.

Особенно ярко Екатерина помнила один момент из детства. Серсея и Франциск часто играли вместе, особенно когда королева была беременна ― а после первой беременности она рожала снова и снова ― и как-то, будучи уже на солидном сроке, она зашла в детскую. Франциск, едва она появилась на пороге детской, улыбнулся, метнулся к ней и прижался к материнской юбке; Серсея играла в куклы и не обращала на Екатерину внимание. Одно время она заменяла детьми пустоту в сердце от холодности Генриха, и когда их не пускали к ней, Франциск рвался, а Серсея проявляла выдержку и спокойствие.

Воспитанница обратила внимание на королеву только тогда, когда та подошла к ней и положила руку на плечо; сердце королевы заныло неожиданно остро. Серсея так и не проявляла интереса к редкому визиту мачехи… Пока она не наклонилась и не положила ладонь на её маленькое плечо. Тогда Серсея подняла на неё серьёзные, зелёные глазки и спокойно поприветствовала. Со стороны могло показаться, что золотоволосой принцессе всё равно. Но мгновенно отложенные новые куклы сказали намного больше, и тогда Екатерина вспомнила, почему считала её самой похожей на неё. И тогда, и всегда. С возрастом Серсея стала почти неустанно следовать за Екатериной во всех её делах.

Фамилия ди Медичи сделал Серсею ближе к мачехе, чем все могли представить.

― Ты собрала букет? ― окликнула её Екатерина. Серсея оторвалась от созерцания цветов и кивнула. ― Тогда поспешим. Надо показать всё величие Франции королеве Марии.

― Она росла в монастыре, ― с неясным смешком проговорила Серсея. ― Я уверена, её впечатлит одна парадная лестница.

― Да, королева из монастыря, ― усмехнулась королева, а Серсея только улыбнулась.

В коридоре, когда Екатерина напомнила о том, что хотела бы видеть Серсею в красном, из тёмной ниши к ним подошёл Нострадамус. Екатерина, привыкшая к неожиданным появлениям своего предсказателя, даже не дрогнула, спокойно договорила предложение и посмотрела на мужчину, а Серсея вздрогнула от резкого появления.

― Королева Екатерина, ― поздоровался прорицатель, слегка поклонившись. ― Леди Серсея.

― Добрый день, Нострадамус, ― ответила Серсея, сжимая своё запястье и ругая себя за то, что всё ещё не могла избавиться от детского страха пугаться, когда к ней кто-то подходил неожиданно или со спины; некоторые придворные даже шептали, что она ведьма, ведь они не любят, когда к ним подходят со спины. ― С вашего позволения, мама, я пойду готовиться к сегодняшней свадьбе, ― Екатерина кивком отпустила Серсею, и та перевела взгляд на мужчину. ― Нострадамус.

Он кивнул ей на прощание, и принцесса, в окружении своих фрейлин, неспешно удалилась. Королева и предсказатель ещё какое-то время смотрели ей в след. Запах вина и свежей травы, запах винограда и пшеницы, что может быть лучше? Ничего.

― Пойдём, ответишь на пару моих вопросов, пока есть время, ― приказала Екатерина и направилась к своим покоям. Нострадамус, бросив последний взгляд на скрывшуюся за поворотом Серсею, направился за королевой.

***

Мария была рада встретиться со своими подругами ― Кенной, Лолой, Грир и Эйли. Они приехали ради неё в такую даль, оставив дом и семьи, её фрейлины, её самые близкие друзья. Мария почти не жила в Шотландии, даже язык своей страны знала плохо, и всё же была рада, что здесь, в не менее чужой Франции, был кто-то родной и знакомый.

Наговориться девушкам не дали ― им навстречу уже спешил король с, как объяснила Кенна, своей фавориткой Дианой де Пуатье и бастардом Башем. Мария усмехнулась: Кенна была ловкой и уже успела вынюхать всё, что происходит при французском дворце, хотя бы поверхностно.

― А где королева Екатерина? ― спросила Лола.

― Её ещё ждут, ― тут же ответила Кенна.

Кенна родилась очень привилегированной, происходила из хорошей семьи и имела титул. Она очень амбициозна и знает, чего хочет. Она была верной, но Мария знала, что подруга может быть эгоистичной, а иногда и неадекватной. Лола, так же, как и Кенна, происходила из знатной семьи. Лола храбрая, но очень упряма и может быть немного груба. Она верна своей молодой королеве и имеет глубокий заботливый характер о ней. Она всегда старалась поступать правильно, но не всегда это делать получается.

Грир была богата, но она не благородного происхождения и не имеет титула, однако, поскольку их шахты заканчиваются, потенциал будущего богатства уменьшается. Грир была отправлена во Францию с Марией в надежде выйти замуж, заполучив богатство и власть. Это очень смущает Грир. Она может быть мягкой и немного сдержанной, но иногда она дает волю своим эмоциям. Для незнакомцев может показаться холодной и пренебрежительной, но это, вероятно, чтобы скрыть тот факт, что она чувствует себя неготовой для того, чтобы выйти замуж ради титула. Она очень предана своей королеве и семье, посвятив им свою жизнь.

И Эйли. Наверное, самая младшая среди фрейлин была любимицей своих подруг. Её семья владеет нижней половиной Шотландии, и Эйли была самой образованной среди всех, говорящей на нескольких языках, включая латинский и итальянский.

Все приехали во Францию с какими-то своими целями, и молодая королева не могла ручаться, что когда-нибудь их интересы не будут противоречить друг другу.

― Внимание, королева! ― огласил двор, и Мария невольно вздрогнула. ― Королева! Боже, храни королеву! Королева Екатерина!

Королева Екатерина шла вперёд уверенной, спокойной походкой, полностью ощущая себя хозяйкой двора. О ней Мария знала только то, что та неприлично богата и так же неприлично горда, высокомерна и царственна. Сейчас, смотря на Екатерину, Мария понимала, что всё, что она слышала ― правда. Екатерина была уже не молода, но выглядела красавицей, и все свои достоинства умело подчеркнула дорогой одеждой и украшениями. Настоящая королева.

Рядом с ней, по правую руку, шагала молодая светловолосая девушка. Взгляд её глаз был направлен вперёд, походка ничуть не уступала шествию Екатерины, и взгляд её не остановился на короле и его фаворитке. Прямой, спокойный взгляд хищника, который уверен в своей победе.

Вместе с Екатериной, они остановились чуть впереди короля. Светловолосая девушка слегка кивнула королю.

Кенна требовательно дёрнула Марию за платье и отчаянно зашептала:

— Кто это с Екатериной? Принцесса Клод?

— Нет, это не принцесса, — качнула головой Мария, вспоминая бойкую неугомонную девчушку с копной каштановых волос, которые больше напоминали рыжие и на солнце горели, как огонь. Утончённая, худая и высокая светловолосая девушка рядом с Екатериной не могла ею быть.

— Тогда это Серсея, ― сказала Грир. ― Приёмная дочь Екатерины, бастарда короля.

— Её называют любимицей королевы, ― заметила Лола, и Грир усмехнулась.

― И Королевской коброй. Вам бы с ней подружиться, ― внезапно сказала она Марии, и на удивленный взгляд молодой королевы пояснила: ― Такие связи лишними не бывают.

========== три. и королевской коброй ==========

Серсея пришла к Марии сама. Как только служанки Екатерины закончили вводить королеву и её фрейлин в курс дел, объяснять порядки в замке, и ещё до того, как им принесли платья и косметику, Серсея вошла в покои королевы Шотландии. Руки её были сцеплены, шагала она абсолютно бесшумно, лишь немного шелестело платье ― точно змея ползла по траве.

Взгляды Марии и Серсеи встретились. Светловолосая Медичи улыбнулась, и её резкие черты лица будто стали мягче, плавнее.

― Ваша Светлость, ― произнесли фрейлины Марии, поклонившись. Кенна взглянула на Серсею с лёгкой толикой зависти, но та даже бровью не повела на их обращение. Она кивнула молодой королеве.

― Добро пожаловать во Францию, королева Мария.

Королева шотландцев вздрогнула, перестав рассматривать Серсею, выдавила из себя улыбку и кивнула в ответ.

― Спасибо, Серсея. Я рада видеть тебя в добром здравии.

Серсея, наверное, изменилась меньше всех за то время, что они не виделись. Мария не видела Баша маленьким, однако Франциска, Серсею ― а также Клод и Елизавету ― запомнила достаточно хорошо. Если Франциск из мальчишки превратился в красивого мужчину, то Серсея из красивой девочки превратилась во властную, прекрасную девушку. Черты её лица из по-детски плавных превратились в чёткие, невероятно привлекательные для юной девушки. Хитрый взгляд зелёных глаз смотрел прямо, но при этом был загадочным, как лес, окутанный туманом ― можно рассмотреть первые деревья, но с места не заглянешь глубже. Светлые волосы её кое-где заплетались в тонкие, светлые косы, однако полностью золотистый водопад Серсея не собрала.

Она была самой красивой женщиной, которую юная Мария когда-либо видела. Абсолютно точно. Женщина именно такой красоты должна была называться Любимицей королевы.

«И Королевской коброй», ― шепнуло подсознание, но королева Шотландии отмахнулась от него.

Серсея снова улыбнулась; намного теплее, чем в начале.

― Взаимно. До нас дошли слухи об ужасном отравление в монастыре, ― внезапно став серьезной, произнесла она. Мария вздрогнула: ей вовсе не хотелось вспоминать, как вместо неё самой, кровью изошла ни в чем не повинная монахиня. ― Я сочувствую бедной погибшей женщине, однако рада, что Господь уберёг вас. Надеюсь, тут вы почувствуете себя в безопасности, ― Серсея мимолетно коснулась плеча Марии, словно желая ободрить. Кожа её была холодной. ― Увидимся на празднике.

Мария смогла только кивнуть. Серсея снова улыбнулась и вышла. Повеяло холодом.

Выйдя из покоев Марии, Серсея тяжело выдохнула. Она соблюла все меры, все правила приличия, поприветствовала королеву и теперь могла с чистой совестью заняться своими делами. На самом деле, до свадьбы Елизаветы она собиралась зайти ещё и к ней. Спокойная и рассудительная Елизавета всегда была добра к Серсее, хотя и относилась с некоторой холодностью с тех пор, как узнала, что значит слово «бастард», которое редко, но всё-таки какие-то слуги применяли к преемнице Екатерины. Между принцессами не было ревности или мелкой вражды ― вроде той, которая была между Клод и Серсеей ― они обе были взрослыми и относились к друг другу с уважением и с терпением.

Прежде чем пойти к Елизавете, Серсея зашла в свои покои. На свадьбе единокровной сестры она заказала ей в подарок сапфировый браслет. Двигаясь к комнатам Елизаветы, Серсея полностью сосредоточилась только на ней. Старшая дочь, любовь родителей, которые никогда не любили друг друга. Елизавета была умницей, красавицей, доброй и тактичной девушкой. Рано повзрослела. Её сосватали за наследника испанской короны. Но там разыгралась своя драма — наследника подвинул его отец Филипп II и сам сегодня собирался жениться на юной французской принцессе.

С Елизаветой всё происходило дольше, чем с Марией, две принцессы, кроме дежурных фраз, успели переброситься сплетнями, посмеяться над какими-то историями из детства. Серсея смогла восторженно рассмотреть свадебное платье. Браслет привёл Елизавету в восторг, она вся сегодня светилась изнутри, и Серсея не могла перестать улыбаться, даже когда уже вышла из комнаты сестры. Елизавета, казалось, старалась осчастливить всякого, кто стоял рядом с ней и прежде, чем Серсея вышла, тепло обняла её.

Серсея снова проходила уже знакомые коридоры, но настроение её теперь было более радостное. Напряжение из-за Марии спало благодаря счастью Елизаветы, и Серсея помолилась, чтобы у неё было всё хорошо. Девочками, они любили мечтать о том, как у каждой появится принц на белом коне, воображать себе идеальный брак. Детство Елизаветы было омрачено несчастливым браком родителей. В это время в маленькой принцессе росло желание сделать своё замужество и семейную жизнь гармоничными, и Серсея надеялась, что у Елизаветы всё получится.

За её спиной к одной из фрейлин кто-то подошёл, что-то сказал, и служанка приблизилась, равняясь с принцессой.

― Привезли ваше платье, миледи, ― сказала она. ― Подарок от вашего отца.

― Генрих заботится обо мне? ― Серсея усмехнулась. ― Довольно мило. Я выскажу ему свою благодарность.

Служанка ей улыбнулась. Она была невысокой, темноволосой, со смуглой кожей, звали её Камила. Она была одной из самых близких фрейлин, восточная красавица, подаренная Серсее Екатериной из её личного Летучего эскадрона. Другими словами ― элитные куртизанки. Летучий эскадрон любви ― «стайка», как их называла Серсея, фрейлин Екатерины Медичи, которые выполняли щекотливые поручения, втираясь в доверие к влиятельным мужчинам и вытаскивая нужные сведения.

Короли, послы, кардиналы, министры и прочие толстосумы ― никто не мог устоять перед обольстительными и страстными женщинами. Роковые красавицы, умелые любовницы, тонкие манипуляторы ― только таких девушек набирала королева в свой эскадрон. Камила была молода, и ради защиты любимицы, Екатерина приставила её к Серсее, и Камила быстро стала любимицей Серсеи. Тихая и незаметная, как тень, она не говорила больше, чем от неё требовали, но слушала с большим рвением и всегда доносила сплетни своей принцессе.

Екатерина набирала себе в окружение девушек лёгких нравов и с хорошим происхождением, это были жёны и дочери знатных аристократов. Королева тщательно присматривалась к каждой, определяла, что она умеет лучше всего, каких мужчин привлекает. Искусству флирта и обольщения новеньких учили более опытные товарки, а Екатерина Медичи проводила тактический инструктаж.

Королева следила, чтобы девушки всегда отлично выглядели, чтобы их наряды были соблазнительны, чтобы они были здоровы. Фрейлин из летучего эскадрона регулярно осматривал врач, беременеть им было нельзя. Камила была бесплодна, от неё собирался отказаться муж, но умные манипуляции Серсеи и Екатерины сохранили обратившуюся к ним за помощью леди, и дали ей новый статус при дворе. Эскадрон на то и назывался летучим, что каждую из девушек могли послать куда угодно на важное задание ― охмурить и свести с ума нужного мужчину, добыть необходимые сведения, заставить действовать так, как нужно королеве.

― Хотите принять ванну перед праздником? ― поинтересовалась Камила откуда-то со спины, и Серсея неоднозначно кивнула в знак согласия.

Но в комнате её ждал неожиданный сюрприз. Едва войдя, Серсея едва ли не отшатнулась обратно, потому что мощная мужская фигура никак не вписывалась в её комнату.

― Нострадамус? ― удивлённо позвала принцесса, признав в своём неожиданном госте дворцового предсказателя и близкого друга своей матери.

Нострадамус поклонился ей. Они часто пересекались, почти неотрывно находились рядом с Екатериной, и при этом почти ничего не знали друг о друге. Точнее ― знали все, но не были близкими друзьями или просто друзьями. Нострадамус оставался с Серсеей неизменно вежлив, как и она, и всех, кажется, устраивало такое положение вещей.

― Ваша Светлость. Королева попросила меня передать вам это.

Он протянул ей футляр с ― как могла предполагать принцесса ― каким-то украшением. Серсея удивленно ступила ближе, принимая вещь из рук предсказателя.

— Это подарок? Мне?

― Екатерина просит, чтобы вы надели это на сегодняшнее торжество.

Серсея открыла футляр. Яркие камни, казалось, ослепили её. Камила уже шепнула, что платье Генриха светло-голубое, украшенное золотистыми лилиями, и ожерелье подходило к нему просто идеально. На золотистой тонкой цепочке белые тонкие жемчужины складывались в витиеватый узор, в котором угадывались те же лилии.

Серсея улыбнулась. Она безмерно любила украшения.

― Красивые камни, ― восхищенно выдохнула девушка, любовно погладив украшение, а после прищурилась. ― Где-то я их уже видела.

— Это подарил король Генрих королеве Екатерине, ― подсказал Нострадамус, и Серсея усмехнулась. В её голове тут же сложилась картинка, как всегда ― быстро и чётко.

― Она таким образом пытается…

― Подчеркнуть значимость незаконнорождённой дочери своего мужа. Это символ любви, ― быстро добавил Нострадамус. Серсея на несколько секунд взглянула на него.

― И символ власти, ― Серсея оскалилась. ― Спасибо, Нострадамус.

Нострадамус кивнул и уже собирался выйти, но внезапно его лицо изменилось, будто мужчину пронизала резкая судорога. Взгляд его стал шокированным, отсутствующим, мужчина замер, будто наступил на ядовитую змею и любое движение могло привести его к смерти. Серсея, заметив, что гость не собирается покидать её комнату, недоумённо окликнула его. Она знала, какое лицо бывает у Нострадамуса, когда к нему приходят видения, и сейчас это было именно то.

Мужчина вздрогнул и посмотрел на неё.

― Извините, ― сказал прорицатель и собирался уже было выйти, как Серсея его остановила.

― Что Вы видели?

― Ничего, ― откликнулся прорицатель; голос его был хриплым, будто после многочасового молчания. ― Простите, с Вашего позволения.

И он вышел раньше, чем Серсея успела хотя бы открыть рот. Королевская кобра раздражённо шикнула, сжав в руках футляр с украшением. Она ненавидела, когда ей врали.

***

Несмотря на то, что при французском дворе Екатерину Медичи не очень жаловали, едва ли не ненавидели, Серсея ди Медичи всегда восхищалась этой смелой, отчаянной и мудрой женщиной.

Екатерина Медичи была единственной дочерью герцога Медичи II Урбинского из семьи Медичи и его жены Мадлен де Латур д’Овернь, она появилась на свет 13 апреля 1519 года во дворце Медичи во Флоренции. Мадлен де Латур д’Овернь умерла через две недели после рождения дочери от осложнений, вызванных тяжёлыми родами. После смерти отца, её дядя, папа Климент VII, взял племянницу под свою опеку.

У Климента VII в отношении Екатерины были далеко идущие планы. Он предложил её в жены одному из сыновей короля Франции Франциска I. Медичи были итальянской купеческой семьёй, взлёт которой к вершинам европейских аристократических кругов и высших церковных званий был обусловлен их незаурядной купеческой хваткой. Франциск I в конце концов согласился на брак между Екатериной и своим вторым сыном Генрихом, надеясь в результате этого союза установить более тесные контакты с Ватиканом и на поддержку последнего в борьбе с Испанией.

И всё-таки, пребывание Екатерины при дворе не было радостным или хотя бы стабильным. Когда неожиданно умер папа Климент VII, сменивший его Павел III расторг союз с Францией и отказался выплатить приданое Екатерины. Политическая ценность Екатерины внезапно улетучилась, ухудшив этим её положение в незнакомой стране. Король Франциск жаловался, что «девочка приехала ко мне совершенно голой».

Екатерине, рождённой в купеческой Флоренции, где родители не были озабочены тем, чтобы дать своим отпрыскам разностороннее образование, было весьма трудно при утончённом французском дворе. Она чувствовала себя невеждой, не умевшей изящно строить фразы и допускавшей много ошибок в письмах. Нельзя забывать, что французский язык был для неё неродным, она говорила с акцентом, и, хотя беседовала достаточно ясно, придворные дамы презрительно делали вид, что плохо понимают её. Екатерина была изолирована от общества и страдала от одиночества и неприязни со стороны французов, которые высокомерно называли её «итальянкой» и «купчихой».

К тому же её муж не обращал на неё ровным счётом никакого внимания, потому что ещё до свадьбы безумно любил Диану де Пуатье. Обманутая жена осталась на заднем плане и научилась со временем подчиняться обстоятельствам и терпеть.

Их брак был бездетным в течение десяти лет, и Генрих высказывал желание объявить его недействительным. Екатерина в это время пыталась всевозможными медицинскими средствами победить свою бесплодность и в конце концов хотела уйти в монастырь, позволив таким образом своему супругу жениться вновь. Её намерения, однако, не были одобрены королём, который повелел лишь усилить медицинское лечение своей невестки. Эти действия принесли плоды 20 января 1541 года, когда Екатерина родила первого ребёнка, наследника престола Франциска II.

Ребёнок появился на свет маленьким, слабым и имел проблемы с дыханием, так что все боялись, что он скоро умрёт. Екатерина сильно переживала за сына, от которого во многом зависела вся её дальнейшая судьба. К большому облегчению родителей, младенец вскоре поправился, и Екатерина родила за последующие одиннадцать лет ещё девять детей, трое из которых умерли во младенчестве.

Зная эту историю, зная её самые тёмные, потайные тайны, Серсея всегда восхищалась своей приёмной матерью. Екатерина была тем примером, тем образом, к которому незаконнорождённая принцесса стремилась. Мало какая женщина с властью как у Медичи стала бы мириться с бастардом мужа, не то, чтобы ещё и воспитывать его самой.

Серсея возникла рядом совершенно бесшумно, но Екатерина, привыкшая к столь неожиданному появлению воспитанницы то тут, то там, не испугалась и даже не удивилась. Сделав вид, что так же внимательно смотрит на гостей, королева поинтересовалась:

— Где Мария и её фрейлины?

Серсея усмехнулась.

— Отправились смотреть консумацию брака, — сказала она. — В монастыре такое не увидишь. С Вами всё хорошо? — внезапно спросила она, внимательно глядя на королеву своими зелёными глазами. — Вы были в приподнятом настроении сегодня утром, а сейчас мрачны и недовольны.

Екатерина церемонно улыбнулась каким-то гостям, потом взяла Серсею за локоть, и они пошли к выходу из зала.

— Нострадамусу было введение, что союз Франциска и Марии погубит моего сына, — ответила Екатерина, причём лицо её не изменилось, будто она сообщила о погоде на завтра, а не о возможной гибели своего сына из-за Шотландской королевы.

Серсея слегка прикрыла глаза и улыбнулась.

— И вы уже начали действовать. Не отвечайте, знаю, что начали. Королева-мать заботится о своём сыне, это в порядке вещей, — Серсея слегка обогнала свою мачеху и коротко поклонилась. — Доброй ночи.

Екатерина смотрела молча, как воспитанница растворяется в темноте коридоров. Одно из важнейших качеств Серсеи, как считала королева, было умение при минимальной информации о себе получать больше новостей. Получалось это благодаря хорошему умению заговорить человека, чтобы казалось, будто Серсея сказала много, но на деле её слова ничего не стоили.

Екатерина почти гордилась своей падчерицей. Из всех дочерей — ветреной и несдержанной Клод, слишком религиозной и далёкой Елизаветой, маленькой Марго — Серсея была умна, хитра и главное — верна. Королева никогда не напоминала, но Серсея не забывала, что если бы не милость мачехи, то её ждала бы участь нелюбимой, незаконнорождённой дочери монарха, которая не нужна ни отцу, ни матери. Конечно, как и Баш, она росла бы при дворе, но какой могла вырастить девушка, лишённая любви и ненавидимая всеми? На которую смотрят, как на пустое место.

Королева снова вспомнила детство Серсеи. Когда ей шёл шестой год ― у Екатерины тогда были не только они с Франциском, но и дочь Елизавета, Клод и сын Карл, а сама она вынашивала ещё одного ребенка ― девчушка уже практически не проявляла эмоций, при этом тонко чувствуя настроение других. Многие считали её замкнутой, холодной, и по двору быстро расползалось поверье о том, что фамилия, данная ей при рождении, пустила в её разум и сердце корни, отравляя их хищничеством итальянской мачехи.

И глядя на Серсею, Екатерина видела, что это так: девушка не выражала бурной радости, казалась почти безразличной, невозмутимой, но в её зелёных, меняющихся от освещения глазах полыхала буря эмоций − от обиды и непонимания до пылкой любви и традиционной привязанности. Такая же, как и она. Она такая же.

Запиравшая все чувства в себе с раннего детства, потому что по-другому не выжить, но способная их испытывать куда сильнее и ярче, чем окружающие. Хитрость и ум Серсея тоже унаследовала от неё.

И с годами эти качества лишь расцветали, приумножались, и в итоге Екатерина получила не только верную и преданную воспитанницу, но и идеального человека рядом с собой. Все качества королевы ― частично отразившиеся в каждом её ребёнке ― тем не менее полностью укладывались в Серсее и гармонировали с её не менее прекрасной внешностью.

Она была идеальной. Королевская кобра.

― Мы идем не в Вашу комнату? ― спросила Камила, когда они отошли на приличное расстояние от королевы, но свернули не в коридор, который вел к спальням королевской семьи, а в другой, тот, откуда начинались комнаты гостей при дворе и важных политических фигур.

― Нет, мне надо кое-кого навестить, ― сказала Серсея. Она шла быстро, приподняв платье. Камила знаком приказала другим служанка остаться здесь, и принцесса со своей фрейлиной вдвоём спустились по винтованной лестнице.

― Жди здесь, ― коротко приказала Серсея и постучала в дверь. Удивлённый мужской голос разрешил ей войти.

Очевидно, дворцовый прорицатель не привык к тому, что к нему кто-то приходит. Его единственным другом при дворе была Екатерина, но обычно она не утруждала себя стуками в дверь или просьбой войти. Она вела себя как королева ― входила, когда хотела, могла позвать Нострадамуса в любое время дня и ночи, не заботясь о том, чем он занимается.

— Нострадамус, ― кивнула Серсея. Камила прикрыла за принцессой дверь. Ошеломлённый её появлением, мужчина не сразу сообразил, что надо поклониться, но уже через пять секунд взял себя в руки и поприветствовал терпеливо дожидающуюся этот жест дружелюбия гостью.

— Леди Серсея.

Серсея любила, когда её признавали, когда ей оказывали то уважение, которого был лишен её брат Себастьян. Она любила чувствовать себя принцессой, даже если была ею только условно, и дочерью купчихи Медичи больше, чем бастардом короля Генриха.

А ещё Серсея любила владеть информацией.

Как таковой, Нострадамус её интересовал слабо, хотя они встречались больше, чем часто. Прорицатель был всегда где-то неподалеку, готовый в любой момент прийти на помощь, и где-то в двенадцать лет Серсею весьма заинтересовала фигура окутанного тайнами прорицателя. Она взялась самостоятельно найти о нём информацию, а потом Екатерина похвалила её за ловкость и смекалистость проявлению в этом вопросе.

На самом деле, Нострадамуса звали Мишель де Нострдам. Он родился в городке Сен-Реми-де-Прованс в семье евреев-сефардов, которые в результате гонений переселились во Францию с Пиренейского полуострова, обращённых в католичество. Люди судачили, что предки предсказателя служили лекарями при дворах герцогов Калабрийских, в частности, Рене Доброго. Однако, исходя из имеющихся фактов, Серсея могла лишь утверждать, что они были достаточно образованными и зажиточными людьми.

Многие предки и родственники Нострадамуса имела дела с лекарствами. К примеру, прадеды со стороны матери: Пьер де Сен-Мари и Жан де Сен-Реми были врачами в Сен-Реми. Отец предсказателя ― Жом де Газоне (приняв крещение, поменял фамилию на католическую Нострдам) был нотариусом, дедушка Ги Гассоне торговал зерном и работал нотариусом в Авиньоне, а в 1455 году принял христианство и имя Пьер де Нострдам.

Во французском дворе он оказался благодаря всё той же Екатерине Медичи, которая всячески ему покровительствовала и с жадностью впитывала те знания об алхимии и ядосложение, что ей давали. Она верила в его предсказания, а вот Генрих относился с весёлой иронией. Хотя светские власти Франции мягко относились к крещёным евреям, простонародье всегда подозревало их в тайном неверии в Иисуса Христа.

Серсея стала обходить Нострадамуса кругом ― её любимый прием, кружение вокруг оппонента, когда сама она хотела почувствовать полный контроль над ситуацией. Как говорил отец ― «в движущуюся цель сложно попасть».

Платье её тихо шуршало. Ползучая змея.

— Сегодня Вы сделали королеве предсказание, ― начала она спокойным, тихим голосом. ― По поводу моего брата Франциска. Я хорошо помню Ваше лицо в тот момент, когда вы увидели что-то, что Вас ошеломило. И когда покидали мою комнату, у Вас было точно такое же выражение лица. Что Вы видели?

Она сделала круг, остановилась напротив Нострадамуса и взглянула ему в лицо. Глаза её сверкали, как факелы зелёного огня в тумане.

— Ничего, миледи, ― вежливо ответил прорицатель. ― Вам показалось. Ваша мачеха… Королева Екатерина может сделать многое, чтобы защитить своих детей. Я волнуюсь за это.

Серсея усмехнулась.

— Екатерина ― королева, кроме того Медичи. Она расчётлива, хитра и умна, так что Мария будет жить. Убить королеву Шотландии в первую же ночь во французском дворе… Звучит безумно, мачеха на это никогда не пойдет.

Она прошлась по комнате и села на широкую кровать, застеленную мехами. Нострадамус, видимо, их очень любил, ими была заправлена его кровать, а сам мужчина часто носил меха разных животных. Серсея сама их обожала.

Нострадамус повернулся к ней лицом.

— Но как далеко она готова зайти? Это Вы должны осознавать. Прошу Вас, посмотрите за ней, чтобы она не навредила себе и всей Франции.

Серсея хитро улыбнулась, прищурив глаза.

— Вы уже знаете, что она собирается делать, ― подвела она итог.

— Как и Вы, ― откликнулся прорицатель, и Серсея не стала спорить.

Она погладила шкуру на кровати, зарываясь пальцами в длинный ворс, будто действительно ласкала животное. Девушка заметила, как дрогнул прорицатель, и тут же перевела взгляд на него. Однако же ясный взор говорил о том, что никакого нового видения его не посетило. Серсея скрыла разочарование.

В детстве она обожала Нострадамуса, таскалась за ним хвостиком, всё время прося предсказать ей любимую мелочь ― какую лошадь купить, что ей подарят, узнает ли отец о том, что она что-то сломала, будет ли ругаться Екатерина, и прочее, что волнует простой разум ребенка. И хотя для всех Серсея была замкнутой и необщительной, она с большим удовольствием приставала к прорицателю, когда Екатерина ― или Генрих ― не могли уделить внимание ей прямо сейчас.

Серсея встала. Сцепив руки в своей излюбленной манере, она подошла к прорицателю близко, намного ближе, чем позволял дворцовый этикет и её собственное положение, взглянув в тёмные глаза мужчины снизу вверх.

— Больше не пытайтесь мне лгать, ― холодно отрезала Серсея и направилась к двери. ― Доброй ночи, Нострадамус.

В этот раз ответить не успел он. Дверь за Серсеей закрылась бесшумно, да и Нострадамус не ожидал громкого хлопка, будто в истерии. Воспитанница Екатерины никогда бы не опустилась до такого. Но едва она вышла, мужчина тяжело опустился на кровать, сжимая мех в руках. Его трясло, буду в лихорадке, хотя болен он точно не был.

========== четыре. спасибо за ваше… неравнодушие ==========

Появление Марии всколыхнуло и встревожило весь французский двор. Он всегда походил на улей, где непрерывно что-то происходило, кто-то жужжал, кто-то кого-то поедал, но именно приезд Марии стала причиной, по которой улей начали ворошить.

Серсея утром без удивления узнала, что какой-то мальчишка попытался изнасиловать Марию. Без удивления она узнала и о том, что его казнят, лишь стоя чуть позади трона Екатерины. Она взглянула на Нострадамуса.

«Интересно, ― подумала она. ― Он чувствует вину за то, что она творит?»

Мужчина, перехватив её взгляд, опустил глаза в пол, а после посмотрел на других собравшихся в зале. Серсея перевела взгляд на Марию и стала без интереса слушать её словоизлияние. Разумеется, молодая королева требовала сохранить тому мальчишке жизнь, чтобы самой разобраться во всём, и Серсея её понимала: кому понравятся заговоры против себя, так ещё и в первые дни, казалось бы ― в безопасном месте. У Марии, как она помнила, был непростой нрав, и очевидно ей не нравилось, что она что-то не могла контролировать и быть в безопасности. Постоянный страх калечит людей, превращая их в загнанных зверей, в ядовитые тени, а монархов ещё и в жестоких правителей. Кроме того, молодая королева явно была недовольна тем, что с ней не считаются ― она была королевой всю свою жизнь, а мальчишка был из её страны. Конечно тут будешь злиться, когда тебе не дают что-то решать.

Чисто по-человечески, Серсее было жалко Марию, но она вспоминала о пророчестве Нострадамуса и безоговорочно ему верила. Уехать обесчещенной из Франции ― лучшее, на что могла надеяться молодая королева, пребывая в неведение. В противном случае, от Екатерины её ничто не спасет.

С раннего детства Марии ни в чём не отказывали, превозносили и внушали веру в большое будущее, даже когда она жила в монастыре. Сейчас же началось то, что никак не вписывалось в её картину будущего.

После заверения Генриха в том, что мальчишка был в заговоре с англичанами и уже казнён, и хорошо прикрытой угрозы Екатерины о том, что Мария не сможет выйти замуж, будучи не девицей, двор стал медленно расходиться, но Серсея знала, что ещё несколько дней он будет жужжать, как встревоженный улей. Как сказала Екатерина ― слухи та же отрава, но не только для королевы, но и для многих людей.

― Пожалуй, я пойду поговорю с Марией, ― решила Серсея, и, коротко поклонившись королю с королевой, быстро направилась за королевой Шотландии. Екатерина незаметно поджала губы, явно недовольная тем интересом, что проявляла её воспитанница к Стюарт, но возразить ничего не могла, это было бы слишком подозрительно.

Королеву она нагнала в коридоре. Та в одиночестве медленно шла в сторону своей комнаты и крупно вздрогнула, когда Серсея коснулась её плеча.

― Ваша милость, ― пробормотала она, неловко присев в поклоне, и Серсея слабо улыбнулась.

― Мне очень жаль, что так всё случилось, ― мягко произнесла золотоволосая девушка, беря Марию под руку. ― Попытка изнасилования ничуть не легче, чем само насилие. Я рада, что Вы в порядке.

― А Колин нет, ― горько прошептала Мария, и в её голосе слышалась настоящая тоска по казнённому за измену молодого парня. У Серсее даже мелькнула шальная мысль ― а действительно, не питала ли Стюарт какие-то чувства к этому мальчишке, уж больно пеклась о его судьбе. Екатерине это было бы интересно.

― Вы так переживаете за этого мальчика, ― аккуратно произнесла она. ― Вашим подданным очень повезло, если вы так их любите.

― Он был женихом моей фрейлины, детской подруги, ― призналась королева Шотландии, и Серсея незаметно закатила глаза. Любовь… Повезло Серсее, что она сама ещё никогда ни в кого не влюблялась, если не брать в расчёт мимолетный интерес рыцарями, но это была даже не симпатия, а просто интерес расцветающей девушки к сильным мужчинам.

― Тогда это ещё страшнее, ― произнесла Серсея. Они обе остановились рядом с покоями Марии, но Королевская кобра ещё не отпустила королеву. ― Наверняка англичане обещали ему золото и какие-то привилегии, и он пошёл на преступление ради любви, ― Стюарт кивнула, но как-то неосознанно, будто машинально, и Серсея поняла, что большего от неё не добьётся. ― Передайте Вашей подруге мои искренние соболезнования.

На этом любимица королевы оставила Марию самой разбираться со свалившимся на неё грузом. Смерть — это трудно, но молодой королеве предстояло ещё более тяжелое испытание ― объявить о гибели мальчика влюбленной в него девушке, своей фрейлине и подруге. Возможно, это станет причиной недопонимания среди королевы и её подруг, но при дворе другого и быть не могло ― мало какие связи ценятся, кроме кровных.

Но неожиданно Мария сама окликнула её:

― Вы в порядке? ― Серсея развернулась и недоумевающе посмотрела на Марию; та, кажется, была искренне озабочена вопросом, который задала. ― Вы выглядите бледной.

Серсея слабо улыбнулась.

― Я в порядке, спасибо за беспокойство.

Мария неоднозначно кивнула, и Серсея направилась дальше по коридору.

― Она права, ― подала голос Камила из-за спины. ― Вы плохо спали сегодня ночью.

― Я спала всего четыре часа, из-за чего и выгляжу бледной, ― отрезала Серсея, и Камила неоднозначно кивнула. ― Где сейчас Екатерина?

― В своих покоях, ― уверенно ответила Камила; Серсея уже давно не удивлялась осведомленностью девушки. ― Хотите навестить её?

― Сейчас не лучшее время, ― заметила Серсея. ― Я бы прогулялась.

Камила не стала ей возражать. Одна из фрейлин быстро отправилась к покоям принцессы и принесла оттуда весенний плащ. Серсея кивнула и вышла из дворца.

Она обожала прогулки на свежем воздухе, любила прогулки и верхом. Сады во французском дворце были прекрасны, и девочкой Серсея могла невероятно долго играть в них, не заходя даже в замок. Летом она часто обедала и ужинала прямо тут, в обществе Екатерины, своих единокровных братьев и сестёр. Иногда сам Генрих присоединился к ним, но на этих обедах никогда не было Баша, и не только из-за того, что этого не хотела Екатерина. Диана также это и не одобряла ― то, что сын тянется к сестре, которую воспитала Екатерина Медичи, она считала неким предательством.

А лошади… Они были любимыми зверями Серсеи. Сильные, выносливые, быстрые — животные были способны скакать и нестись далеко-далеко, к рассвету, к морю, к самому солнцу. Были вольны так, как не была вольна сама Серсея.

― Ветер крепчает, ― заметила Камила.

― Я быстро проедусь, ― отмахнулась любимица королевы. Они вдвоём с Камилой дошли до конюшни и ждали, пока конюх подготовит для Серсеи лошадь.

Несмотря на конец лета, погода стояла прохладная, особенно по вечерам, и казалось, будто осень стремится намного скорее вступить в свои законные права. Серсея, вообще, жару не любила и ей нравилось играть на контрастах температуры, когда в комнате прохладно, а она в тепле под тремя одеялами. Когда она спала в тёплой комнате, ей всегда снились яркие, кошмарные и реалистичные сны, и она просыпалась вся в поту.

Но эта привычка неплохо закалила её ― среди детей Екатерины, воспитанница была самой здоровой и почти никогда не болела.

Она рассматривала площадь перед дворцом, как внезапно увидела решительно пересекающую её молодую леди. Девушка шла недалеко, в вечернем лёгком платье, а платок на плечах явно не согревал. Королевская кобра прищурилась, и когда очередной порыв ветра подбросил темные кудрявые волосы, она увидела заплаканное, искажавшееся лицо девушки и сразу её узнала.

Подумав несколько секунд, она направилась к одинокой замершей фигуре, а на удивленный оклик Камилы сказала, что через мгновение вернётся. Она довольно быстро и бесшумно оказалась рядом с девушкой.

― Леди Лола, ― тихо, чтобы не напугать девушку, поприветствовала её королевская любимица. Фрейлина королевы Марии вздрогнула, развернулась и, видимо, не сразу различила Серсею за пеленой слёз, потому что ответила на приветствие не сразу.

― Ваша милость, ― голос её звучал хрипло, хотя поклон получился образцовым, несмотря на состояние фрейлины. Лицо Лолы опухло, некрасиво покраснело, а саму её трясло от пережитого, но глаза, которыми она смотрела на Серсею, сверкали недоверием и лёгким страхом.

Золотоволосая девушка предпочла не замечать этого и продолжила ― мягко, успокаивающе, с искренним сожалением.

― Я уже говорила Марии, просила передать Вам мою сочувствие. Знаю, оно не поможет и не умалит боль Вашей потери… и всё же, сочувствую Вам.

― Благодарю Вас, ― ответила Лола, с силой вцепившись в собственный локоть. Серсея замечала каждую деталь – одежды, движения, жеста. От этого рябило перед глазами, а голова болела ещё сильнее.

― Знаю, Вы думаете, что я не могу рассуждать о смерти, ведь никого не потеряла, ― с лёгкой улыбкой сказала Серсея совсем неожиданно. На самом деле, она действительно умела сочувствовать людям и не обладала стервозностью Медичи в полной мере, что-то перешло к ней от Валуа. Она иногда делала доброе дело без какой-либо на то причины, наверное, именно поэтому, называя её Королевской коброй, люди не спешили высказывать ей своё неуважение. Она имела власть, как любимая дочь короля, находящаяся рядом с ним, имела щедрые богатства Медичи, и вместе с тем обладала отзывчивым сердцем и красивой улыбкой.

Но всё-таки итальянский характер мачехи тоже брал своё. Серсея была прекрасна в своём непостоянстве.

― Как я могу, ― удивленно пробормотала Лола, и Серсея, внезапно усмехнувшись, доверительно кивнула.

― Намного страшнее, когда люди живы, но ты им не нужна и за даром. Потерять любовь больно, но главное, что Вы любили, ― она помолчала, давая Лоле время осмыслить сказанное, а потом вежливо улыбнулась. ― Думаю, Вы хотите побыть одна, я Вас оставлю.

Она кивнула Лоле, та сделала реверанс, и Серсея уже было направилась прочь, как внезапно фрейлина молодой королевы сама окликнула её.

― Леди Серсея! Спасибо за Ваше… неравнодушие.

Лола запнулась, подбирая подходящее слово, но по улыбке Серсеи поняла, что не ошиблась. Королевская любимица кивнула ей и действительно оставила одну с горем, давая возможность справиться самостоятельно.

Большой конь, которого Серсея назвала Агнус был уже готов, и в нетерпении бил копытами по земле. Этот конь был первым подарком Генриха пятилетней принцессе. Пусть не часто, но он успевал учить девочку ездить верхом, и Серсея действительно обожала эти моменты. Она любила отца, каким бы он не был, и понимала, что тот отвечает ей тем же, хотя в силу некоторых черт характера оставался всё-таки Генрихом Валуа, королём Франции.

Прогулки верхом всегда доставляли Серсее удовольствия. Вот и сейчас ― въезжая в прилегающий в замке небольшой лесок, девушка будто свободнее дышала. Он навевал воспоминания: как они с Франциском играли здесь, как потом веселились с младшими братьями и сестрами. Они, как оголтелые, носились по всему саду. Им было так весело вместе. Они бегали по запутанным коридорам дворца, лазили по высоким деревьям, рискуя оставить Францию без наследника.

Няньки едва поспевали за ними и постоянно жаловались королю и королеве, забавно кудахча над маленькими непоседами. Серсея смеялась, зажав маленьким кулачком ротик, Франциск раздражённо взмахивал кудряшками, как и всегда, когда ему пытались что-то запретить, а король Генрих лишь снисходительно взмахивал рукой, радуясь тому, что его сын наконец-то оторвался от материнской юбки, в то время как королева Екатерина качала головой, наставляя, но не злясь.

Золотое, счастливое, беззаботное детство.

Уже в более взрослом возрасте Серсея поняла ― она всегда выигрывала, потому что ей поддавались. Болезненный от рождения Франциск не успевал за ловкой и хитрой сестрицей, продолжая игру только из-за поистине королевского упрямства, а ещё не хотел расстраивать сестрёнку, у которой, как ему казалось, и так не слишком счастливое детство. По крайней мере, Диана делала всё для этого.

Серсея нахмурилась и тряхнула головой. Её конь спокойно шёл по уже знакомой тропинке, и чтобы отвлечься от неприятных воспоминаний, девушка погладила Агнуса по сильной шее. Многие люди скажут, что лошади — очень красивые животные, но многие ли из них понимают, что в мире насчитывается несколько сотен различных пород лошадей? И некоторые из них имеют существенные отличия. Для многих же обычная крестьянская лошадь является самой красивой породой, некоторые же предпочитают более изысканные породы.

Серсея обожала лошадей с детства, и Генрих это знал, поэтому в подарок любимой дочери он преподнёс фризского коня. Чистокровная фризская лошадь — предмет гордости каждого хозяина. Лошади этой породы настолько красивы, что их ещё называют «Чёрными жемчужинами». Все, как один, лошади чёрного цвета! Да такого чёрного, который ярко блестит на солнце и играет сотнями бликов. Это лучший выбор для упряжек и показных выездов. Ещё одна особенность фризских лошадей — густые и длинные щётки, спадающие на копыта. Эффектно! Главные представители рыцарских романов и сегодня будоражат кровь своим появлением и покоряют… покоряют навсегда!

Серсея не любила вспоминать Диану в своем детстве, однако, как назло, искоренить эти воспоминания не могла. Она невероятно чётко помнила, как фаворитка короля уничтожающе смотрела на неё, жмущуюся к юбке Екатерины, когда приезжали послы; как на официальных приёмах, куда допускались только наследник и не пускали Баша, Серсея шла за руку с отцом. Один раз, пребывая в особенно хорошем настроении, Генрих устроил на день рождение дочери настоящее шоу: семилетнею Серсею подвели к трону Екатерины, где она торжественно возложила корону на голову приёмной дочери, и целый день девочка не только играла, но и была королевой.

Диана тогда смотрела так презренно, что Серсея чуть не расплакалась. Все говорили, что Франциск плаксивый ребёнок, и наиболее всех привязан к матери, но на самом деле такой была Серсея. Все детство она протаскалась за королевой, прижимаясь к её юбке, внимательно вбирая всё, чему её учила Екатерина Медичи, и из-за этого, кажется, Диана ненавидела дочь ещё больше.

― Если отец ещё раз подарит мне Вашу корону на день рождение, ― сказал Серсея мачехе перед сном, когда та по традиции из детской, где были младшие дети, зашла к подросшим Франциску и Серсеи, которые жили отдельно, в желании пожелать спокойной ночи. ― Я бы выслала Диану де Пуатье в другой замок и приказал бы ей никогда не возвращаться.

Это одновременно и растрогало, и рассмешило Екатерину.

Правда, случая более не представилось.

Серсея стряхнула это воспоминание, недовольная тем, что снова думает о неприятном. Надо было насладиться прогулкой и возвращаться ко двору, иначе завтра с утра принцессу будет непросто поднять. А Екатерина наверняка захочет вместе с воспитанницей подготовиться к приезду Мадлен.

Подул свежий, холодный ветер, и девушка глубоко вдохнула. Как-то в юношестве, она вместе с отцом отправилась в Париж ― верхом, в мужском обществе, что породило слухи о том, что принцесса ходит с отцом в военные походы. Видеть Серсею восседающей на красивой лошади не боком, как все женщины, кто держится в седле, а прямо, одетой в мужское платье, было странно, но красивая всадница на красивой лошади производили впечатление.

Девушка выехала на большое поле, которое простиралось недалеко от замка, как раз для такой верховой езды. Серсеи нравилось нестись во весь опор навстречу ветру, а азарт обострял чувства и щекотал нервы. Любимица королевы была прекрасной наездницей, а Агнус действительно был быстр, поэтому она довольно ловко оторвалась от степенно ехавшей позади фрейлины, и припустила галопом. Если пересечь поле, то можно было въехать в лес, где обычно проходила королевская охота, и там протекала небольшая речка. Агнус передохнул бы там, а потом они, в прекрасном настроении, отправились бы обратно.

Серсея, тихо смеясь, въехала в лес. Она глубоко вздохнула, наслаждаясь природой, тишиной и спокойствием. Любимица королевы очень любила находиться на свежем воздухе, и даже зимой её день часто проходил без прогулки, даже если и краткой.

Агнус медленным шагом подъехал к речке. Вдалеке Серсея слышала стук копыт ― Камила следовала за своей принцессой, но с пониманием отнеслась к желанию девушки уединиться. Серсея расслабленно поглаживала коня по шее.

Что напугало Агнуса она так и не поняла, возможно, в воде была змея, да только конь внезапно заржал и встал на дыбы. Серсея вскрикнула, нелепо взмахнула руками, но схватиться за поводья не успела ― ноги разжались, и она рухнула в воду. Конечно, утонуть было невозможно, но удар о дно реки ошеломил, заставив сделать машинальный вдох, и холодная вода тут же проникла в лёгкие. Падение оказалось весьма и весьма болезненным, Серсея не могла даже пошевелиться, лёжа в холодной реке, а вода смыкалась в каких-то пяти сантиметрах над её лицом.

Лёгкие горели огнем – это всё, о чём Серсея могла думать. Дышать-дышать-дышать. Даже страх смерти отступил – она просто хотела вздохнуть, хоть немного, хоть чуть-чуть. Ничто больше не имело значения. Она уже ничего не слышала и не видела – звуки исчезли вслед за воздухом. Сознание померкло. Мира не стало.

…но буквально через несколько мгновений принцесса обнаружила себя в руках причитающей служанки. Вода небольшим фонтаном выбивалась из её горла, а Камила что-то быстро-быстро говорила, но среди всех слов Серсея могла разобрать только своё собственное имя.

― Ками… ― позвала она.

― Ваша Светлость, ― зазвенел голос фрейлины, и Серсея поморщилась от того, каким громким он оказался. ― Как вы? Вы может пошевелить руками и ногами?

Принцесса не сразу решилась это проверить. Боль была такая, что сложно было понять ― чувствует она руки и ноги, или нет, а обнаружить себя внезапно парализованной было бы еще страшнее. Но прошло пару минут, боль из режущей превратилась в тупую, расползающуюся по всему телу. Серсея дернула рукой и подняла ее, потом другую. Левая отозвалась особой болью, возможно, была сломана, но хотя бы то, что ей можно было шевелить уже внушало спокойствие. Ноги тоже оказались в порядке, и тогда Камила решилась поднять принцессу.

У Серсеи был железный характер. Это Камила поняла уже давно, но смотря на то, как она уверенно, пусть и с помощью самой Камилы, забирается обратно на коня, восточная красавица снова испытала чувство всепоглощающего восхищения этой девушкой. Агнус, казалось, понял, что натворил, поэтому был необычайно спокоен и покладист. Серсея едва-едва ударила его по бокам, и конь двинулся обратно к замку медленной рысцой.

Камила внимательно вглядывалась в лицо принцессы. Кроме мокрого платья и волос ничего не выдавало случившегося. Как назло, поднялся холодный ветер, бьющий прямо в лицо, но Серсея не пожаловалась ― она вся побледнела от холода, губы ее посинели, левой рукой она почти не могла держать поводья, но взгляд зеленых глаз был устремлен вперед.

Гордая и непоколебимая королевская кобра. Камила ею восхищалась.

Оказавшись в конюшне, вокруг Серсеи быстро закружились ее другие фрейлины. Девушку сняли с лошади, и она тут же ощутила себя в непривычно горячих руках. В целом, Серсея не боялась холода ― она любила прохладу, и была рада, что даже в самое жаркое лето, в ее покоях царит легкий холод. Однако сейчас она бы все отдала, чтобы согреться.

Девушка подняла голову, и похолодела, хотя казалось, больше некуда ― ее и так всю бил озноб из-за холодной воды, так еще и холодного ветра, который, казалось, так и норовил ударить побольнее.

«Только не отец» ― подумала она, разглядывая приближающуюся мужскую фигуру. Глаза слезились, и она не могла разглядеть, кто к ней приближается. О, Генриху явно не понравится, в каком состояние находиться его дочь, и сначала нагоняй получат ее фрейлины, а потом ― она.

― Леди Серсея! ― позвал мужчина, и Серсея расслабилась, едва ли не обмякнув в руках фрейлин. Это, слава Богу, был не король, а Нострадамус. ― Что с вашими произошло?

― Агнус скинул меня, я упала в реку, ― стуча зубами, произнесла девушка. Нострадамус обеспокоенно коснулся ее рук, и спустя несколько секунд она почувствовала, как на ее плечи опустился теплый меховой плащ.

― Вы замерзли. Отведите леди в ее комнату, согрейте. Если вы не против, я принесу кое-какое снадобье, оно поможет вам согреться и предотвратить простуду.

Серсея слабо кивнула и, собрав оставшиеся силы в кулак, все так же стуча зубами, произнесла:

― Спасибо, Нострадамус.

Служанки выполнили распоряжение точно и быстро. Ее быстро раздели и сунули почти что в кипяток, но Серсея не стала возмущаться. Фрейлины спешно натирали ее какими-то травами, собираясь предотвратить возможное заболевание принцессы, но неожиданно выяснился неприятный момент.

― Она вывихнула руку, ― сообщила Камила, едва Нострадамус появился в покоях принцессы.

Нострадамус поставил какую-то склянку и чашку на стол, подошел к кровати принцессы и вопросительно протянул руку. Серсея внезапно почувствовала легкое смущение, смешанное с раздражением: она привыкла, что все видели ее собранной, красивой и гордой, сверкающих в лучших платьях и с лучшими украшениями, но уж точно не в простой белой ночной рубашке, в махровом халате с полотенцем на голове, так к тому же еще и со сломанной рукой.

Однако, когда прорицатель протянул к ней руку, Серсея спокойно вложила травмированную ручку в его. Бледные пальцы буквально утонули в большой, неожиданно горячей руке мужчины, и толика злости, что Нострадамус видел ее в таком некоролевском виде, ушла.

Мужчина старался почти не касаться руки, едва-едва прикасаясь к ней, потом кивнул, и Серсея снова тяжело вздохнула. Она сама видела рассаженные костяшки пальцев и одну из плюсневых костей, вывернувшуюся под неясным углом и, по ходу дела, выскочившую из суставных тканей. Руку вывихнула. Хорошо, что не сломала. Как глупо все-таки получилось.

― Я могу вправить, ― предложил прорицатель. ― Кость нужно вправить на место, иначе со временем Вы совсем не сможете двигать рукой.

― Давайте, ― тут же согласилась Серсея. Мимолетного взгляда на ладонь ей хватило, чтобы понять ― медлить не стоит. Рука раздулась в месте вывиха. Более того, здесь же синела назревающая гематома, а рассаженные костяшки пальцев покрылись лейкоцитовой корочкой, вокруг которой краснела воспаленная кожа.

― Не лучше ли подождать лекаря, ― неуверенно предложила Камила, с каким-то недоверием глядя на мужчину.

― Нет, я доверяю Нострадамусу.

Мужчина кивнул. Он быстро смешал какие-то травы, и сказал Камиле залить их кипятком, а сам вышел. Серсея пересчитала своих фрейлин и поняла, что из троих в комнате осталось только две. Камила с невероятным сосредоточением исполняла приказ Нострадамуса, помешивая варево в чашке, а другая занималась платьем в другой комнате. Третий не было. Очевидно, она поспешила доложить о случившемся Екатерине. Принцесса раздраженно выдохнула, но злиться не стало ― в конце концов, это были обязанности фрейлин из Летучего эскадрона, докладывать о самочувствие кобры Ее Величеству.

Нострадамус вернулся через пятнадцать минут. Он принес все необходимое, вернулся к кровати Серсеи, пододвинул небольшой прикроватный столик ближе к себе, и расположил на нем все необходимое. Принцесса, даже если удивилась, ничего не сказала. В конце концов, это тоже было его обязанностью ― служить не только Екатерине, но и монаршей семье в целом. А Серсея, вроде как, тоже была ее частью.

Но на самом деле, Нострадамус делал это из-за искренней симпатии к воспитаннице своей королевы. Серсея помнила, что прорицатель всегда был готов прийти на помощь к маленькой принцессе, не важно, что это было ― просьба о предсказании, или помощь после неудачного падения с дерева. Екатерина просила своего друга следить за Серсеей, и с годами, это, кажется, стало простым и естественным делом для мужчины.

Дело было не в том, что Серсея была дочерью короля, а в том, что Нострадамус хотел искренне ей помочь.

Пока мужчина возился с ее рукой, Серсея скользила по нему спокойным, расслабленным взглядом. Она действительно доверяла ему все, что касалось ее здоровья. В молодости Нострадамус выбрал в качестве основного направления своей деятельности медицину. Он поступил в Монпелье, на медицинский факультет. Несмотря на сложные взаимоотношения с преподавателями Нострадамусу удалось закончить учебное заведение. Поговаривали, правда, что не последнюю роль в успешности обучения сыграла его родословная. Якобы предки Нострадамуса были известными врачами и служили при герцогском дворе.

Серсея почти не думала об этом, а если и да, то относилась весьма спокойно ― как бы там ни было, одно можно сказать с уверенностью: Нострадамус был умным, образованным и разносторонним человеком. Помимо медицины он всерьез увлекался астрологией и алхимией. Конечно, если его считали алхимиком, то шансы быть сожженным на костре инквизицией заметно увеличивались. Но из-за покровительства королевы Екатерины, к Нострадамусу почти не цеплялись, разве что Генрих иногда ― от скуки. Но не то чтобы прям серьезно.

Хотя Серсея знала, что в случае чего, и ее мачеху, и Нострадамуса могут сжечь на костре, и будет за что.

Мужчина отмотал и отрезал от бинта два недлинных кусочка, вытащил из мешочка свинцовую стружку, которую для него нашел кузнец, разложил ее щедрыми щепотками и завернул.

Теперь главное, чтобы кость повернулась правильно и встала на место. Взял ладонь Серсеи в обе руки и, пальпируя, попутно определил, что кость лежит ровно, просто выскочила из дальнего сустава и сильно давит на ближний, потому и причиняет королевской любимице боли и дискомфорт.

Принцесса морщилась, но вела себя мужественно, и такое поведение немного веселило прорицателя, чего бы он, конечно, не показал самой Серсее. Крепко взявшись за указательный и средний палец ее руки, Нострадамус серьёзно посмотрел Серсеи прямо в глаза:

― Я сейчас постараюсь поставить кость на место. Будет больно. Вытяните руку.

― Не страшно, ― следуя указаниям мужчины, тихо сказала принцесса. ― ПО-тер-ПЛЮ!

Дернуть пришлось дважды. Первый раз, чтобы кость опустилась, второй ― чтобы со щелчком вошла в сустав. Благо, был чистый щелчок, без характерного хруста. Это значило, что сустав не поврежден.

Камила недовольно зашипела за спиной прорицателя, но Серсея не успела на нее взглянуть ― пару раз чихнула, ощутив неприятное жжение в горле.

― Будьте здоровы, ― спокойно сказал Нострадамус. Прорицатель отрезал от бинта новый кусочек, смачивая раствором из склянки, оказавшимся травяной настойкой, судя по запаху, и осторожно обработал костяшки пальцев. Затем повторил тоже самое с завернутой в бинт свинцовой стружкой, одну примочку положил сверху, другую прижал снизу, и стал заматывать. Не туго, но чтобы была хорошая фиксация. Закончив бинтовать, завязал на внешней стороне узел.

― Завтра, как свинцовые примочки полностью высохнут внутри, снимите.

― Спасибо, Нострадамус, ― улыбнулась Серсея. Губы мужчины дрогнули в слабой улыбке, будто он собирался улыбнуться ей в ответ, но не успел, поэтому просто кивнул. Встав, он проверил настой из трав, залили их чем-то белым ― Серсея предположила, что это было молоко ― и только потом передал принцессе.

Екатерина зашла как раз в тот момент, когда девушка, оглушительно чихая и внезапно сотрясаясь от сухого кашля, почти допила варево. Оказалось неплохо ― горячее молоко с медом и маслом как в детстве, но приправленное щедрой порцией каких-то трав, вкус которых немного горчил на языке.

Королева вошла спокойно, хотя Серсея видела, как Екатерина сжимает юбку своего платья ― так всегда было, когда она старалась не сорваться на бег. Ее обеспокоенный взгляд скользнул по Серсее, вроде бы Медичи осталась довольной, а потом ее удивленный взгляд скользнул по Нострадамусу, который статуей замер чуть поодаль кровати принцессы, взгляд его был направлен куда-то в окно. Екатерина еще раз оглядела падчерицу: немного влажные волосы были гладко расчесаны и спускались по груди, девушка полусидела в белом теплом халате, под одеялом, и пила что-то из кружки. Фрейлина Камила стояла в тени, словно притаившийся хищник или ночная птица.

Рассеянный взгляд Серсеи скользил по комнате, но едва зашла Екатерина, ее лицо озарила светлая улыбка, и сердце королевы вновь дрогнуло. Позабыв о Нострадамусе, женщина быстро приблизилась и присела на кровать, взяв руки Серсеи в свои.

― Моя хорошая, ну как ты? ― растирая холодные руки, поинтересовалась Екатерина.

― Неплохо. Нострадамус зря поднял панику.

Королева метнула быстрый взгляд в целителя, и кивнула ему:

― Спасибо, что побыл с ней.

― И за зелье тоже, ― добавила Серсея. ― Было вкусно и… тепло. Думаю, можно вас отпустить, вы не нанимались в мои лекари.

― Мне было в радость помочь вам, ― склонил голову мужчина. ― Если вы не против, позже я принесу вам еще этого снадобья.

― Уверяю вас, что…

― Лучше не возражай, Серсея, ― строго возразила Екатерина; как королева, и как заботливая мамочка. ― В зельях Нострадамуса никто не разбирается лучше него самого, а обычный лекарь может что-то напутать.

Серсея по тону Екатерины поняла, что возражать не стоит. Королева весьма трепетно относилась ко всему, что касалось ее детей, но Серсею и Франциска это почему-то касалось особенно. Франциск ― ясное дело. А к воспитаннице такое отношение видимо отзеркалилось из-за поразительного сходства детей. Переживая за сына, Екатерина машинально переживала и за падчерицу, что та такая же болезненная, она была в такой же опасности, как и Франциск. Хотя, это было не так. Серсея болела реже, чем принц, хотя намного сложнее. Простая простуда могла тянуться на несколько недель, в то время как дофин Франции лишь пару дней чах от болезни и был слаб.

Поэтому возражать не имело смысла. Серсея подняла на прорицателя взгляд и слабо улыбнулась.

― Хорошо, если вас не сильно это озаботит.

Нострадамус кивнул. Он вышел, дав еще какое-то наставление Камиле, но и с Серсеей осталась только Екатерина. Королева мягко улыбнулась и взяла девушку за руку.

― Через несколько дней приедет Мадлен. Ты должна поправиться, чтобы помочь встретить ее.

Серсея рассмеялась, и кивнула. Она скользнула под одеяло, полностью ложась, и на слова мачехи только улыбнулась.

― Вы не могли бы мне почитать? Пожалуйста?

Екатерина вздохнула. У нее было свободное время, она уже успела посетить детскую, справиться о здоровье Франциска, получить информацию о том, что делает Мария и, пожалуй, после утомительных дней, разбирательства с этим мальчишкой из Шотландии, она могла позволить себе прочесть своей любимице книгу, пока та не уснет. Поэтому Екатерина улыбнулась и поцеловала Серсею в лоб.

― Хорошо.

И под ласковый, убаюкивающий голос Екатерины про то, как богиня Фрейя, в германо-скандинавской мифологии богиня любви и войны, жительница Асгарда, захотела получить золотое ожерелье — Брисингамен, созданное четырьмя кузнецами-гномами, братьями Брисингами. Фрейя не могла пройти мимо его красоты и предлагала за него дварфам различные вещи, представляющие ценность, но те установили цену в одну ночь, проведённую каждым из них с Фрейей.

Серсея уснула еще на половине. Ее дыхание было спокойным, грудь вздымалась от вдохов и выдохов. Прочитав до конца предложение, Екатерина заложила между страницами красную ленту, использовавшуюся как закладку, отложила книгу и посмотрела на спящую принцессу.

Екатерина задумалась. Она ужасно любила всех своих детей, но с Серсеей ее связь была особой. Женщина долгое время не могла подумать, почему среди всех выделяет именно ее, пока не поняла несколько вещей: во-первых, это был единственный ребенок, который носил ее фамилию ― Медичи. Конечно, по нормам стоило говорить: «Серсея Хелен де Медичи», но произносили все «ди Медичи», и все-таки эта деталь грело Екатерине сердце. Не просто ее ребенок, но малышка с фамилией Медичи, которая будет принадлежать не короне и долгу семье Валуа, а только Екатерине.

Второе ― Серсея была единственным ребенком, которого Екатерина сама кормила грудью. Наследников ни за что бы не доверили обычной итальянской купчихе, даже если она была их матерью. А после рождения долгожданного сына, у Екатерины было много молока ― грудь тяжелела с каждым днем, сколько бы молока не убирали из нее, и женщина мучилась от этой боли. А Серсея… Серсея была рождена фавориткой, и ее кормление можно было доверить Медичи. Это было настоящим облегчением ― не только в физическом смысле, но и в моральном. Наконец-то был кто-то, кто целиком и полностью зависел от Екатерины. Серсея не была дофином Франции, которого можно было ― и нужно ― поручить тысячному легиону из нянек, учителей и наставников. Для Серсеи Екатерина выбирала все сама, сама кормила, сама учила чему-то, и постоянно носила ее на руках, пока девочка не пошла. ...