Память острова Мэн: Книга сказаний

ЛЕТНИЙ САД

МОСКВА САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 2002

© С. В. Шабалов, перевод, составление и комментарии, 2002 © ЗАО ИТД «Летний сад», 2002

ISBN 5-94381-071-4

Предисловие

Понятие «Остров» неизменно ассоциировалось с чем-то чудесным. Во многих традициях Остров — устойчивый мифопоэтический архетип Иного Мира. У греков одним из таких миров была Огигия (остров нимфы Калипсо), у кельтов — Авалон (остров феи Морганы), у русичей — Остров Буян и т. д. Мы не говорим уже о больших Островах, затонувших подобно Атлантиде; само исчезновение Острова из реального пространства — несомненное знамение его «чудесности». Характерное описание чудесного Острова находим, например, у Гальфрида Монмутского (XII в.):

Это тот самый остров Авалон (от «afal», яблоко), на который фея Моргана перенесла смертельно раненного короля Артура. В конце XII века могилу Артура обнаружили в аббатстве Гластонбери в Сомерсете, на юге Британии, и аббатство это отождествили с Авалоном. «Гластонбери является островом Авалоном, поскольку оно в действительности расположено на острове, со всех сторон окруженном болотами»^[2]. Таким образом, чудесный Остров не обязательно было искать далеко в океане. Он мог находиться также посреди озера или болот.

Все знают, что «остров — это часть суши, со всех сторон окруженная водой». Чудесным остров «делается» в традиции именно благодаря водной стихии, отъединяющей его от остального мира. М. М. Маковский писал: «Понятие „потусторонний мир“ первоначально имело значение „относящийся к воде“ или „находящийся за водой/рекой“ (согласно древним представлениям, души умерших переправлялись и загробный мир по воде)»^[3]. Ср. на эту тему у кельтологов Ф. Леру и К.-Ж. Гюйонварха: «Не сыщется предания, в котором под тем или иным предлогом не выводился бы Иной Мир. Но где бы он ни располагался — за морем, на дне озера или под землей, — обычный доступ к нему осуществляется водным путем»^[4].

Итак, понятие «Остров» и понятие «Иной Мир» в древних традициях легко отождествлялись. В традиции кельтской, как пишут Алвин и Бринли Рис, «Иной Мир всегда расположен за текущей водой. Для кельтов Галлии это, по-видимому, была Британия»^[5]. Отсюда понятно, почему галльские друиды получали инициацию «за морем». По словам Цезаря (51 г. до н. э.), «их наука, как думают, возникла в Британии и оттуда перенесена в Галлию; и до сих пор, чтобы основательнее с нею познакомиться, отправляются туда для ее изучения» (О Галльской войне, VI, 13). Причина в том, что «Британия, как реально, так и символически, является островом, а всякий остров, по традиционному определению, это сакральный центр»^[6]. Интересно, что для самих британцев, по свидетельству Тацита, сакральным центром являлся остров Англси, а для ирландцев, как мы полагаем, — остров Мэн.

Тацит описал высадку римских войск в 61 г. н. э. на Англси, остров друидов и друидесс, расположенный у побережья Уэльса: «На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины; похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся на них удары. Наконец, вняв увещаниям полководца и побуждая друг друга не страшиться этого исступленного, наполовину женского войска, они устремляются на противника, отбрасывают его и оттесняют сопротивляющихся в пламя их собственных факелов. После этого у побежденных размешают гарнизон и вырубают их священные рощи, предназначенные для отправлении свирепых северных обрядов…» (Анналы, Кн. XIV, 30).

После разгрома святилища британских друидов на «южной Моне» (острове Англси), их ставка, вероятно, переместилась на «северную Мону», то есть на остров Мэн.

Может быть, именно о «Моне», северной или южной, шла речь у Плутарха, когда он писал: «По словам Деметрия, большинство из островов, окружающих Британию, пустынно; они расположены далеко друг от друга, и некоторые из них названы по именам демонов или героев. Пустившись в плавание по этим областям по приказу царя, он [Деметрий] высадился, чтобы собрать сведения, на ближайшем из этих пустынных островов; на нем было немного жителей, но в глазах британцев они священны, и это служит им защитой от всякого ущерба с их стороны; когда он прибыл, в воздухе возникло великое волнение, сопровождавшееся множеством небесных знамений: с воем дули ветры, и молнии сверкали во многих местах; затем, когда вновь установилось затишье, островитяне сказали, что на какое-то высшее существо нашло помрачение» (De defectu oraculorum, 18).

На всем пространстве кельтской «ойкумены» каждый остров был в каком-то смысле Иным Миром как для материка, так и для других (более крупных) островов. Этот вопрос подробно рассматривала проф. Н. С. Широкова. Она доказывает, что античная традиция об Ultima Thule и об Огигии (у Плутарха) основана на кельтских преданиях и на данных, полученных из областей северной кельтской «ойкумены». «Плутарх говорит о сакральности всего островного окружения Британии… Сакральные „острова на Севере мира“, принадлежащие магической географии, являются местопребыванием мудрецов-философов, передающих свои знания посвященным (как мы видели на примере сказочного острова Туле-Огигии из трактата Плутарха „О видимом лике луны“).

Учителя так же, как и боги, обитающие на этих островах, наделяются мистическими и мифическими чертами. Само их островное положение является для этого достаточным основанием в соответствии с древними представлениями кельтов о населении Другого Мира. Даже в современном фольклоре обитатели островов являются существами, отличающимися от обычных смертных; они не подчинены общей судьбе»^[7].

Вот один из примеров живучести подобных представлений, У жителей острова Малл (одного из Гебридских островов у западного побережья Шотландии) в далекие времена, согласно преданию, «не было лодок, и они говорили, что прочие острова и материк, который им был виден напротив, — это другие миры»^[8].

Особенно красочно традиционное мышление такого типа запечатлено в древнеирландских «Плаваниях» — жанре сказаний, «в которых, как правило, описывались посещения героями многочисленных островов, относящихся если и не прямо к Иному, то во всяком случае — не к нашему миру»^[9]. Таковы «Плавание Брана, сына Фебала», «Плавание Майль-Дуйна», «Плавание Снедгуса и Мак Риаглы», «Плавание Уи Хорра», «Плавание Брендана». Как пишут братья Рис, «тема плавания в Иной Мир — одна из самых характерных для кельтской традиции»; «она стимулировала фантазию средневекового христианства и дух приключений, благодаря которым осуществились великие плавания и географические открытия XV–XVI столетий»^[10].

В песне феи-вестницы из Яблоневой Эмайн («Плавание Брана», VIII в.) говорилось:

Однако назвать координаты чудесных Островов можно не всегда: ведь Острова эти принадлежат как реальной, так и «сакральной» географии. Путешествие на Остров было одним из видов «героического странствия» (о котором см. в «Тысячеликом герое» Дж. Кэмпбелла), а сам Остров был ареной чудесных приключений. Это справедливо, между прочим, и для русской фольклорной традиции: вспомним «Сказку о паре Салтане» и «Конька-горбунка». Проф. Н. И, Барсов в статье «К литературе об историческом значении русских народных заклинаний» (1893) писал: «Все искания и домогательства т. н. свободной любви происходят, по заклинаниям, непременно на синем море-окияне, на острове на Буяне… отсюда столь частые, в любовных особенно заклинаниях, обращения к синему морю, к острову Буяну, которые — море-окиян и остров Буян — находятся, как сказано в одном из заклинаний, не „на востоке“ от России, не „на восточной стороне“, где живут татары и где господствует женское затворничество, а на западе, где слагались рыцарские отношения между лицами двух полов»^[12].

В кельтской традиции чудесные Острова, как правило, «женственны». В «Приключении Конлы Красного» говорится:

Женщина часто является хозяйкой и главным сокровищем чудесного Острова. Впрочем, каждый из Британских островов некогда имел свою «хозяйку» — одну из богинь, олицетворявших данную землю. К именам этих Женщин восходят (согласно известной традиции или же гипотетически) названия «Эрин», «Альбион», «Мананн», то есть Ирландия, Британия, Мэн.

«Острова женщин» у побережья Галлии, описанные Страбоном и Помпонием Мелой, также могут быть причислены к чудесным Островам кельтской традиции. Страбон писал: «В океане, говорит Посидоний, лежит островок, находящийся не особенно далеко в открытом море, прямо перед устьем реки Лигера [Луары]; на острове живут самнитские женщины, одержимые Дионисом; они умилостивляют этого бога мистическими обрядами, так же как и другими священнодействиями; и ни один мужчина не вступает на остров, хотя сами женщины отплывают с него для общения с мужчинами и затем возвращаются обратно. Существует обычай, продолжает Посидоний, раз в год снимать крышу святилища и затем крыть ее снова и тот же самый день перед заходом солнца, причем каждая женщина приносит свой груз соломы для крыши; но женщину, у которой груз выпадет из рук, остальные разрывают на куски; они носят куски жертвы вокруг святилища с криками „эу-а“ и не прекращают хождения, пока не утихнет их неистовство; по его словам, обыкновенно кто-нибудь поражает [насмерть] обреченную женщину» (География, Кн. IV, TV, 6).

Менее красочно, но не менее важно свидетельство Помпония Мелы. Он писал: «[Остров] Сена в Британском море, напротив побережья Осисми, знаменит своим оракулом галльского божества, чьих жриц, живущих в целомудрии вечной девственности, насчитывается девять. Их называют Галлиценами и верят, что они наделены необычайными способностями — воздымать своими заклинаниями море и ветер, принимать облик любого животного, какой они пожелают, лечить те болезни, которые для прочих [людей] неисцелимы, ведать то, что должно произойти, и предсказывать это» (De Chronographia, III, 6).

Свидетельства античных авторов об островах кельтской «ойкумены» соответствуют в главном устной и письменной традиции самих кельтов. Главное состоит в том, что Иной Мир, локализованный, как правило, на Острове, — это мир «женственный».

Но чудесным Островом в традиции предстает едва ли не каждый из Британских островов и островов у побережья Галлии. До прихода в Ирландию «Сыновей Миля», то есть гэлов, страна эта была в определенном смысле Иным Миром; так же обстояло дело с Британией до прихода туда Брута с его троянцами.

Остров Мэн, расположенный между Ирландией и Британией, представлялся Иным Миром не только «со стороны» — в восприятии ирландцев и бриттов, — но и в «Памяти» самого острова Мэн.

Тексты и комментарии, собранные в нашей книге, содержат немало любопытных и красочных «иллюстраций» к этому вступлению.

Дать развернутый очерк «позитивной» истории острова Мэн не входит в нашу задачу; укажем лишь основные вехи.

Кельтам (или протокельтам, как иногда говорят) на Британских островах предшествовали загадочные строители мегалитов, самым известным произведением которых является Стоунхендж в Британии на Солсберийской равнине (2000–1500 гг. до н. э.).

Эта раса оставила по себе память также в Ирландии, на Гебридах и на острове Мэн. На юго-западной оконечности острова близ селения Крегнеш сохранилось, например, «Кольцо Друидов»: это шесть пар каменных дольменов, расположенных по окружности.

Приход первой волны кельтов на Британские острова, в том числе на Мэн, некоторые ученые относят приблизительно к 1500 г. до н. э. Согласно традиции, изложенной в «Книге Захватов Ирландии», именно в ту эпоху предки нынешних ирландцев (гэлов) овладели страной, которой владело до этого Племя Богини Дану.

Римским завоеванием (I в. до н. э. — I в. н. э.) остров Мэн, как и Ирландия, затронут не был: судя по всему, римляне даже не высаживались на них. Поэтому мы ничего не знаем об обитателях Мэна ни из «Записок» Цезаря, ни из трудов Тацита. Только около 400 г. н. э. Павел Орозий сообщает, что «Мевания» (одно из античных имен острова Мэн) населена племенем скоттов, то есть гэлов^[14].

Есть основания предполагать, что наряду со скоттами (гэлами), чей язык дожил на Мэне до середины XX века, значительную роль в этногенезе острова сыграли некогда пикты, а также кельты-бритты. Беда Достопочтенный (VIII в.) утверждал, будто и Англси, и Мэн населены бриттами^[15].

Однако «позитивная» история острова до X века нам почти неизвестна; зато легендарная его история к этому времени обогатилась уже многими важнейшими событиями, о которых читатель может узнать из нашей книги.

С X по XIII век островом правит скандинавская династия; этот период истории Мэна хорошо известен благодаря «Хронике», составленной в XV веке монахами аббатства Рушен. Мэнский знаток старины П. Кермод писал: «К сожалению, наша собственная Хроника обращена лишь к периоду скандинавской оккупации Мэна, и раннюю нашу историю приходится воссоздавать из анналов Уэльса, Ирландии и других чужеземных источников»^[16].

С XIV века, после кратковременного владычества шотландцев, остров переходит к английским «владетелям Мэна». В 1406 году английский король Генри IV пожаловал Сиру Джону Стенли из Ланкашира, наследникам его и преемникам сам остров, Замок Пил и владычество над Мэном. Лорды эти правили островом до середины XVIII века, когда основные права на Мэн были выкуплены у них британской короной. Все это время на острове продолжал господствовать мэнский (гэльский) язык и остров оставался своеобычной частью кельтской, точнее — гэльской «ойкумены».

Так же обстояло дело на Гебридских («Западных») островах.

Ирландия, Гебриды, северная Шотландия и остров Мэн составляют в гэльской традиции т. н. Западный мир — признаваемую традицией культурно-языковую общность.

Имя «Эрин», писал Роберт Чэмберс, в древности могло обозначать всю эту общность в целом, а не одну лишь Ирландию^[17].

К сожалению, «древней литературы на мэнском языке не существует, хотя, согласно преданию, остров некогда был крупным образовательным центром кельтов-гэлов. Все, что было там написано в давние времена, либо погибло, либо так перемешалось с ирландской литературой, что неразличимо от нее»^[18].

Два дошедших до нас произведения, несомненно восходящих к мэнскому средневековью, существовали до XVIII века лишь в устной традиции: это «Баллада о Мананнане» и отрывок из поэмы под названием «Финн и Ойсин» (см. в наст. изд.).

Но примерно так же складывалась литературная история горной Шотландии и Гебридских островов.

Важно выделить Мэн как своеобычный «заповедник» древней гэльской (и шире — кельтской) культуры, показать с помощью надежных и вместе с тем любопытных источников как общее, так и особенное в Памяти острова Мэн.

Все собранные в этой книге тексты на русском языке публикуются впервые. По своим источникам они делятся на три группы.

1. Тексты «родом» из устной мэнской традиции, записанные в разное время — с XVIII по XX век: сказания, баллады и песни.

2. Тексты из средневековых ирландских рукописей, посвященные острову Мэн.

3. Тексты из книг Георга Вальдрона (1726) и Джозефа Гриша (1844–1845), содержащих уникальную информацию об острове и его обитателях.

Источники текстов найдены в повременных публикациях Мэнского Общества (г. Дуглас) и в научных кельтологических изданиях. Во многих случаях мы располагали не только строгим английским подстрочником, но и мэнским оригиналом. Стихотворные тексты мы также приводим в дословном прозаическом переводе, чтобы и в этих случаях не подменить, литературности ради, перевод пересказом.

Каждый текст сопровождается указанием на источники и подробным комментарием. Комментарии включают в себя материал порой не менее ценный и интересный, чем основной текст. Нам кажется, в изданиях подобного рода обширность комментариев вполне оправдана.

В свое время бретонские кельтологи Франсуаза Леру и Кристиан Гюйонварх писали: «Валлийские тексты… совершенно соответствуют стилю рыцарских романов, отвечавших уже сформированным литературным вкусам тогдашних читателей. Ирландские же тексты являются куда более древними не столько по датам их переписки, сколько по самой своей фактуре и отсутствию всякой заботы о композиции и стиле. Они описывают уровень цивилизации несравненно более архаичной, нежели та, в которой они были закреплены в письменном виде. Публикуемые в буквальных переводах, без пояснений, они наверняка способны поставить в тупик современных читателей»^[19].

Это справедливое замечание стоит учитывать и при чтении многих текстов «Памяти острова Мэн». В предисловии к своему собранию мэнских баллад Артур Мур (1896) писал, что неизвестные авторы их, люди совершенно не литературные, безразличны были к «поэтическим» достоинствам этих произведений^[20].

Книга наша — первое издание на русском языке, посвященное легендарной истории, культуре и своеобычным традициям острова Мэн, одной из чудесных земель кельтской ойкумены. В отличие от Ирландии и Шотландии, Мэн как самостоятельный гэльский «анклав» вовсе неизвестен русскому читателю.

Вместе с тем это третья книга из серии «Anima Celtica», и мы приглашаем читателя познакомиться также с другими книгами этой серии.

Благодарю всех, кто заботился об этой книге до ее выхода в свет, особенно — сотрудников издательства Александра Зубкова и Татьяну Шаманову.

Сергей Шабалов

Баллада о Мананнане

^[21]

Пожелаете слушать вы мой рассказ, повествованье мое вам приятно, — тогда, насколько владею устами, расскажу вам об Острове Благословенном.

Кто был первый владетель его и что с ним случилось; как прислал сюда Патрик^[22] первого христианина^[23] и как остров достался Стенли^[24].

Юный Мананнан, что был сыном Лера, вот кто был первый владетель острова; однако, насколько могу судить, был он не кто иной, как язычник.

Не мечом своим защищал он остров и не луком своим со стрелами, но, завидев подплывающие корабли, целиком укрывал он его туманом. Мог Мананнан сделать так, что казалось, будто на острове полчища воинов.

Все ежегодно платили в земле этой дань зеленью тростника; и поистине, дань сносили со всей страны в канун Иванова дня^[25].

Иные шли, неся свой тростник, на вершину великой горы Барруль^[26]; другие обыкновенно подносили тростник Мананнану на горе Кеамуль^[27].

Так проводили они свою жизнь, и, полагаю, бремя их было легко. Жили они без забот и тревог и без тяжких трудов, что изнуряли бы их.

Было так, пока не явился меж ними Патрик, который могучим был человеком, искусным во всем. Он изгнал Мананнана в море вместе с дурным его и неправедным обществом^[28].

Как он преследовал их и предавал смерти всякого, кто оставался! И не имел он пощады к тем, кто ведьмовского был племени.

Благословил он землю от края до края и не оставил там в живых никого, кто был ростом с малого ребенка и отказывался быть христианином.

Так пришла вера на Мэн, через святого Патрика, — да укрепит ее в нас Христос, а также и в детях наших.

Из «Лансдоунского Манускрипта», 1573

Памятуют, что первым насельником острова Мэн был некий Мананнан Мак Лир, язычник, который удерживал оный своим чародейством, и когда ему угрожали осадою либо вторжением, поднимал он такие туманы над землею и морем, что никто не мог отыскать сего острова; и делал он так, что единый из людей его казался в количестве сотни.

И было в обычае у него не обременять подданных иною службой, кроме той, что в канун середины лета все они должны были приносить зеленый тростник — одни из них к месту, именуемому Варфильд^[29], другие же к месту, именуемому Мам.

Сей Мананнан был впоследствии побежден святым Патриком из Ирландии, который истребил всех тех на этом острове, кои не оставили своего чародейства, остальных же обратил в христиан.

Сей остров был управляем ирландцами^[30], покуда некий Орри, сын короля Дании^[31], не вторгся и не захватил оный, — он был первый, кто называл себя королем Мэна и правил здесь со своими потомками в продолжение одного за другим двенадцати поколений.

Приход святого Патрика

^[32]

Было это, когда святой Патрик прибыл на Мэн из Ирландии верхом на коне по морю^[33]. Когда он подъехал ближе к земле, то Мананнан Мак Лир, этот великий чародей, что был правителем Мэна, напустил чары, которые сделали воздух вокруг острова густым туманом, так что нельзя было видеть ни солнце, ни небо, ни море, ни землю.

Патрик въехал в гущу тумана, но, как ни старался, не мог из нее выбраться, а позади его ожидало огромное морское чудище, готовое его поглотить. Он не ведал семью своими чувствами, где он, на востоке или на западе, и собирался уже повернуть назад, когда до слуха его донесся крик куропатки, которая взывала: «Приди, приди, приди!»

Тогда он сказал себе: «Куропатка кормится у подножья скал, она кличет своего птенца». После этого он услышал блеянье козы: «Берегись, берегись, берегись!» И он сказал себе: «Это коза блеет, чтобы козленок ее не свалился на крутом склоне холма». Напоследок он услышал крик петуха: «Иди к нам, иди, иди!» Тогда Патрик сказал: «Душа моя подсказывает мне — впереди меня Гора Пил»^[34]. С этим он въехал на остров и направил своего коня вверх по скале. Вскоре он уверенно стоял на вершине Горы Пил. Когда он стоял там, он крикнул:

«Мое благословение на куропатке, и не найти человеку отныне ее гнезда!»

«Мое благословение на козе, и не увидать человеку, как она рожает!»

«Мое благословение на петухе, и теперь всегда кричать ему на рассвете в этот самый час!»

Он проклял морское чудище^[35] и превратил его в твердую скалу, и ныне оно там лежит на спине со своим огромным плавником.

Где копыта коня ударили о вершину горы, там забил источник чистой воды, из которого пили и человек и конь, и он зовется по сей день Источником святого Патрика^[36]. Если спускаться по выступам скалы, которые сделаны копытами коня, когда Патрик взбирался наверх, можно до сих пор разглядеть на них следы.

Когда Патрик осмотрелся вокруг себя, туман поднялся, и он увидел огромную толпу воинов, окруживших чудесный Холм Мананнана^[37], и первые лучи восходящего солнца сверкали у них на копьях. Но святой знал, что это призраки, порожденные волшебной силой Мананнана, и он повелел им сгинуть.

Тогда они во главе со своим господином помчались в облике людей о трех ногах^[38], кружась, как колеса, впереди быстрого ветра, который не мог их догнать, покуда не прибыли к Испанскому Мысу^[39]. Там они перекинулись через скалы столь быстро и легко, что не потревожили чаек внизу на рифах, а затем летели по-над бурным и седым Ирландским морем, пока не прибыли к зачарованному острову за пятнадцать миль к юго-западу от Кальфа^[40]. Мананнан погрузил остров на дно моря^[41], и больше ни его, ни его присных не видели.

Святой Патрик на своем белоснежном коне оставался на Горе Пил и благословлял остров оттуда^[42], где коснулся его земли; благословенье и по сей день на нем. Затем прыгнул он на островок, который видел перед собой, и с тех пор тот зовется островом святого Патрика^[43]. Со скал на северном берегу следил он за свирепой бурей, которую вызвал уход Мананнана, и как раз тогда один отважный корабль с разодранными парусами несло прямо на ужасные скалы^[44]. Святой Патрик воздел свою закованную в латы руку, и буря была укрощена. Счастливый корабль выправился, и люди на борту были спасены. С благоговением и благодарностью взирали они снизу на всадника на белоснежном скакуне, в сверкающих доспехах, что ярко блистали на фоне черных скал.

С той поры по сей день рыбак, проплывая мимо Скалы Коня, всегда снимает шапку и обращается с такой молитвой к благому святому Патрику:

Огонь Фэйри

^[46]

I

За несколько сотен лет до прихода нашего Спасителя остров Мэн, говорят, был населен некоторым родом существ, именуемых фэйри, и все происходило здесь как бы сверхъестественным образом — голубой туман, постоянно висевший над землею, не позволял кораблям, проходившим мимо, даже заподозрить, что тут находится остров. ...