Келли Ламберт Нейробиология здравого смысла Правила выживания и процветания в мире, полном неопределенностей

Kelly Lambert

WELLGROUNDED

The Neurobiology of Rational Decisions

Published with assistance from the Mary Cady Tew Memorial Fund

Перевод с английского Валентины Феоклистовой

Научный редактор: П. А. Зыкин, кандидат биологических наук, доцент (Санкт-Петербургский государственный университет, биологический факультет, кафедра цитологии и гистологии, лаборатория функциональной нейроморфологии)

© Kelly Lambert, 2018

© Феоклистова В. М., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2020

КоЛибри®

* * *

Интригующая книга, своевременное руководство по тому, как не попасть в ловушку опасных «мозговых пузырей».

Кэтрин Эллисон, лауреат Пулитцеровской премии по журналистике

Потрясающее исследование, написанное одним из немногих ученых, кто прекрасно понимает, как результаты их научной работы могут быть применимы в реальном мире и почему это так важно, и, что еще более ценно, способен объяснить сложные вещи доступно и увлекательно.

Пол Рейберн, лауреат Mom’s Choice Award, обладатель золотой медали National Parenting Publications

Эта книга, написанная легким языком и поражающая внушительной доказательной базой, содержит множество глубоких прозрений относительно человеческого поведения.

Питер Стерлинг, нейробиолог, профессор неврологии

Автор обладает настоящим даром популяризации сложных научных концепций и навыком построения интересного и убедительного рассказа на основе многослойных исследовательских данных.

Дональд Штейн, директор Лаборатории исследования мозга Университета Эмори

Доктору Крейгу Ховарду Кинсли (1954–2016), коллеге, другу, энтузиасту знаний

Его страсть к поведенческой нейронауке продолжает вдохновлять бывших коллег и студентов. Несомненно, она влияет и на мои мысли о чудесах мозга

Введение

В XVIII веке британские торговцы увлеклись новой возможностью «зарабатывания» денег. Созданная парламентом в 1711 году Компания Южных морей (South Sea Company) должна была наладить торговлю с испанской частью Южной Америки. Появление финансовых рынков позволило воспользоваться новым способом возвращения инвестиций. Если в недалеком прошлом приобретение ресурсов было напрямую связано с вложением личных затрат, обычно задействующих физический труд, то новые финансовые вложения и рыночные схемы, казалось, позволяли обойтись без таковых. Меньше работы, больше денег – идеально! Через несколько лет Компания Южных морей приобрела мощное корпоративное влияние, а ее рыночная капитализация, то есть общая стоимость акций, превысила 200 миллионов фунтов стерлингов.

В период вроде бы очевидного успеха Компании Южных морей некто Арчибальд Хатчесон, опытный юрист и экономист, обнаружил у нее проблему, которую он назвал «вздутием» (bulge). Он предупредил инвесторов, что оценка стоимости этой акционерной компании нереалистична, а ее внутренняя ценность раздута. Как выяснилось, Арчибальд действительно кое-что обнаружил. Необоснованный ажиотаж вокруг явного успеха Компании Южных морей привел к возникновению того, что он позднее описал как финансовый пузырь. Отсутствие у совета директоров компании необходимого опыта в итоге привело к тому, что в 1720 году пузырь лопнул, и произошел первый международный биржевой крах^[1].

Перенесемся на три века вперед в настоящее время. Мы видим, что биржевой крах по-прежнему угрожает даже смелому новому миру финансовых рынков. Еще в 1996 году Алан Гринспен, тогдашний председатель совета директоров Федеральной резервной системы США, предупреждал, что , сходное с тем, что наблюдалось во время краха Компании Южных морей, искусственно повышает номинальную стоимость активов, приводя к ложным допущениям относительно их истинной внутренней ценности^[2]. Но это не остановило чрезмерного вздутия внутренней ценности объектов недвижимости в Соединенных Штатах, которое в 2006 году достигло пика и привело к тому, что два года спустя пузырь недвижимости лопнул. Получается, что во избежание финансовых пузырей, приводящих к краху финансовых рынков, необходимо поддерживать тесную связь между реальной и воспринимаемой стоимостью активов.

Как специалист по поведенческой нейронауке я постоянно отслеживаю тенденции, которые определяют способы, с помощью которых млекопитающие ориентируются в сложной среде обитания для выживания и процветания в мире, наполненном бесконечными неопределенностями. Во что животные вкладывают время, энергию и ресурсы в условиях множественного выбора? Во многих отношениях наши «рынки» выживания сходны с финансовыми рынками. Мы ищем способы испытывать максимальные эмоциональные взлеты при минимальных эмоциональных вложениях аналогично желанию получать максимальные доходы при минимальных расходах. Кто собирается спорить с такой отличной формулой? Действительно, такие истории эмоционального успеха иногда кажутся …

Мои научные изыскания, связанные главным образом с умными крысами, только подтверждают, что нашей системе нейронной обработки необходимо позволять поддерживать важные и многозначные связи с внешним миром. Если мозг или окружающая среда далеко отклоняются от своего естественного курса, то эта изящная и сложная система становится шаткой и нуждается в повторной калибровке для переустановки оптимальных базовых линий «мозг – поведение». Если потерять контроль над ситуацией, то мозг начнет устанавливать неверные ценности, давать неточные оценки поведения и окружающего мира – иногда с плачевным результатом. Вероятно, самым показательным примером такого эмоционального краха можно назвать прием психотропных препаратов. Достижение эмоционального пика отведено природой для укрепления самых ценных жизненных инвестиций, таких как еда, секс, социальные отношения и личностные достижения. Когда индивид нарушает важные модели поведения, принимая препараты для скорейшего достижения эйфории, он теряет способность оценивать реальную значимость внутренних ценностей естественных элементов окружающего мира. Подъем, обусловленный приемом препаратов, представляет собой олицетворение иррационального изобилия. Разумеется, последствия наступления зависимости более разрушительны, чем крах финансового рынка. В самых тяжелых случаях искаженная оценка, возникающая под воздействием таких препаратов, может привести к смерти. Такое искажение реальности представляет форму нейронной пропаганды, поскольку входящая информация о подлинной среде, от которой зависит наше выживание, изменяет свою оригинальную форму. Подобного рода искажение представляет собой предмет изучения в данной книге.

Когда отдача от инвестиций на финансовом или эмоциональном рынке кажется слишком хорошей, чтобы быть правдой, велика вероятность того, что это именно тот случай. В идеале мы сами корректируем эти искажения, или миниатюрные пузыри активов, чтобы перенастроить несовпадения между нашими усилиями и эмоциональной отдачей. Если новая диета не дает реальной потери веса, мы переходим на другую диету или просто перестаем следовать неэффективной. Таким образом, важно, чтобы наш прошлый опыт точно направлял будущий. Если мозговой пузырь приводит к искажению реальности, а это делает наши будущие решения ущербными, тогда и наше благополучие, в самом широком понимании, будет подвергаться риску.

Немалый «вклад» в такое искажение вносит популярность, звездность. Большие доходы, роскошный образ жизни и безоговорочное одобрение со стороны социума порой уводят знаменитого человека настолько далеко от реальности в любой ее форме, что нейронные сети начинают путаться в определении истинной внутренней ценности некогда безусловных жизненных активов, таких как отдых после трудового дня, налаживание полноценных социальных отношений и удовольствие от вкуснейшей маминой лазаньи. В лучах славы некоторые люди утрачивают способность настраивать нейронные реакции и реагировать на новые вызовы в жизни, что зачастую требует различных вмешательств.

Актер Морган Фримен, получивший несколько «Оскаров», прожил, как посчитали бы многие, «нормальную» жизнь, оттачивая свое актерское мастерство. Наконец, когда ему исполнилось 50 лет, он получил прорывную роль, которая буквально распахнула перед ним карьерную дверь и привела к огромному успеху. Несмотря на такой благоприятный поворот событий, Морган не начал вести звездную жизнь. Он вовремя понял, что необходимо перенастроить свои эмоциональные установки. Фримен построил дом в родном городе Кларксдейле, штат Миссисипи, где мог любоваться прекрасными южными видами, вести беседы с не избалованными славой друзьями, наслаждаться любимой южной кухней и слушать блюзы в баре, принадлежащем самому Моргану и его близкому другу. В таких условиях связи между окружающим миром и внутренним состоянием Фримена были более комфортными и менее навязанными, и это помогло ему избежать возникновения пузырей эмоциональных активов, которые, вероятно, лопнули бы, сделав его уязвимым для разных психических заболеваний. Для Моргана периодические поездки в Миссисипи представляют здоровый контраст с жизнью знаменитостей в таких мегаполисах, как Лос-Анджелес или Нью-Йорк^[3]. Далее мы сравним этот здоровый подход к статусу знаменитости со стратегией Майкла Джексона, который раздувал свой мозговой пузырь звездности, создав самый фантастический особняк, какой только можно вообразить. Он назвал его , или. Кроме собственно дома в Неверленде у него был и зверинец с экзотическими питомцами, включая шимпанзе с пророческой кличкой Бабблз («Пузыри»)^[4]. Образ жизни и ее итог у Моргана и Майкла совершенно различаются.

Независимо от нашего социального статуса, профессии или местонахождения, одной из определяющих сторон жизни можно назвать то, что она полна неопределенностей. Даже когда мы сознательно ведем не оторванный от реальности, самокорректирующийся образ жизни, мы встречаемся с бесконечным выбором и множеством решений. Когда в течение жизни мы принимаем решения, не всегда очевиден выбор с самой высокой отдачей. Наше важное и полное смысла взаимодействие с окружающим миром, наша жизненная предыстория создают инвентарь возможных реакций, так что мы увеличиваем свои шансы достигнуть желаемых эмоциональных результатов, а не двигаемся вперед к эмоциональному краху. На самом деле наш разум – это настоящий подарок природы за эффективное взаимодействие с изменчивым миром; вызовы и жизненный опыт буквально строят новые нейронные связи. Возможно ли, чтобы наше самое ценное достижение – способность мозга опираться на опыт реальной жизни и находить оптимальные решения – подрывалось неутолимым желанием найти кратчайший путь к жизненным благам?

На страницах этой книги мы сравним современный взгляд на процветание – получение ресурсов при минимальных энергетических затратах – с данными научного исследования, которое придает особое значение моделям поведения и образу жизни, связанным с богатейшими реакциями мозга. Есть сходство между обновлением биржевых индексов ценных бумаг и изменениями в нейронных связях – одном из самых ценных активов нашего мозга, который своевременно обновляет самую важную информацию об окружающем нас мире. Если и в самом деле существует расстыковка между общественными и нейронными взглядами на благосостояние, как мы можем выработать наиболее правильный взгляд на это понятие и получить максимальную отдачу от наших эмоциональных и физических инвестиций? Одновременно с поиском экологически устойчивого образа жизни, который поможет сохранить планету, мы также должны быть мотивированы на определение образа жизни, который поможет нам сохранить свое психическое здоровье и счастье. Такой образ жизни позволит понять, какие ответные реакции дают оптимальные результаты, настоящие и будущие. Немного забегу вперед: насколько мне известно, невозможно избежать столкновения с «вздутиями мозга», или эмоциональными пузырями, но если быть внимательными и слегка подкорректировать свой образ жизни, вы обретете способность в будущем застраховать себя от эмоциональных крахов и взрывов мозговых пузырей.

В следующих главах будут рассмотрены различные поведенческие реакции как с обычных, так и с неожиданных ракурсов. Для этого потребуется тщательно изучить мозг, поскольку современные эксперименты в нейробиологии подтвердили, что он представляет собой основу наших поведенческих, когнитивных и эмоциональных реакций. Хотя знаменитый философ Рене Декарт внес ценный вклад во многие научные области, его дуалистическое учение о том, что тело и разум представляют отдельные независимые субстанции, не принимается современными нейробиологами и врачами-психиатрами^[5]. Таким образом, в этой книге, далекой от дуалистического подхода, обсуждение ответных реакций мозга будет сведено к обсуждению ответных реакций в целом. Это похоже на заглядывание под капот автомобиля для определения того, как двигатель влияет на поведение машины на дороге^[6]. Наполненный смыслом, основанный на реальности опыт позволяет мозгу сохранять надежные фильтры для определения оптимальных жизненных результатов; и эти фильтры будут гарантировать, что наши взлеты основаны на рациональных решениях, а не на иррациональном изобилии. Какой бы соблазнительной ни казалась сказочная богатая жизнь, вы узнаете, что мозг извлекает пользу из реального жизненного опыта точно так же, как желудок перерабатывает настоящую еду, а легкие – чистый воздух. Несмотря на тот факт, что порой на короткое время неплохо уйти от реальности, лучший совет, который я могу дать: !

1 Контингентные расчеты мозга Секрет нашего успеха

Контингенция (англ. contingency): будущее событие или обстоятельство, которое может произойти, но не может быть предсказано определенно^[7], ^[8].

Человеческий мозг уникален по своей сложности и умениям. Но почему же он нередко слетает с катушек? Часто мы предсказываем один результат, а когда наш контингентный, или вероятностный, расчет оказывается неверным и мы не получаем желаемого, нас постигает разочарование. Почему, имея такой замечательный орган, люди, подобные Майклу Джексону (см. введение), которые располагают колоссальными ресурсами, принимают решения, приводящие их к краху? Когда очевидно, что болезнь уже вторглась в организм, мы принимаем меры, чтобы избавиться от угрожающего жизни фактора. Искаженная реальность или неврологические заболевания порой проникают в наши нейронные сети и подрывают способность к выживанию. Такое состояние часто маскируется популярностью или привилегиями, бедностью, религией, политикой или даже приемом лекарственных препаратов – любой способ деформации восприятия реальности становится самым страшным тихим убийцей. Опасное искажение реальности – одно из наиболее разрушительных последствий заболеваний, которые мы относим к разряду психических.

В современных западных обществах представление о благосостоянии и земных благах, сулящих роскошное окружение и различные сервисы, минимизирующие физический труд, может попросту подавить нейронные функции. Настало время пересмотреть наше представление о благосостоянии с точки зрения функционирования здорового мозга. Хотя мы начнем эту главу с обсуждения важного генетического фундамента нашей впечатляющей нервной системы, нам все-таки придется заглянуть и за пределы генома в мир, с которым мы взаимодействуем практически ежедневно. Наша способность ориентироваться и выживать в постоянно меняющемся мире требует такой нервной системы, которая в состоянии меняться вместе с ним. Поэтому мы можем поддерживать мозг в рабочем состоянии, помогая ему нейронными ресурсами в противоположность финансовым, только оставаясь ориентированными на окружающий мир.

Активное взаимодействие с внешней средой сохраняет наш опытный ресурс на здоровом уровне, способствуя нейронному процветанию в виде ощущений компетентности и успеха. Когда 16-летний школьник из Флориды Бенджамин Стерн, участвовавший в популярном телешоу «Аквариум с акулами»^[9], получил инвестиции от Марка Кьюбана, владельца баскетбольной команды Dallas Mavericks, он заявил: «Это похоже на выигрыш в лотерею. Только лучше, потому что ты это заработал!» В соответствии с моей интерпретацией трудов по нейронауке, этот добытый тяжелым трудом предпринимательский опыт подростка представляет один из самых успешных моментов в деятельности мозга – результат контингентного, или вероятностного, расчета. Он начал работать в 14 лет, поэтому смог запустить свой бизнес – производство водорастворимой упаковки для шампуня, что положило бы конец использованию пластиковых бутылочек, которые каждый год формируют горы мусора^[10]. Такие живущие в реальности люди накапливают ценную информацию и опыт, и это позволяет им максимально точно вычислять вероятности и достигать желаемого результата.

За пределами генома

Немногие научные открытия могут сравниться по важности с расшифровкой генома человека. Когда летом 2000 года на знаменитой пресс-конференции президент США Билл Клинтон объявил, что геном человека расшифрован, не только в зале, но и во всем научном сообществе ощущалось заметное волнение. «Это самая важная, самая удивительная карта, когда-либо созданная человечеством… Человечество стоит на пороге овладения новой силой исцеления», – с гордостью заявил Клинтон, сообщая эту потрясающую новость^[11].

Без сомнения, расшифровка конечной последовательности трех миллиардов пар нуклеотидов, служащих строительными блоками для человеческой ДНК, – самое амбициозное научное достижение в истории. По мнению некоторых, оно даже затмило высадку человека на Луну. Теперь в распоряжении научного сообщества появились данные о секвенировании приблизительно 23 000 генов, служащих шаблоном для человечества. Это достижение открыло формулу жизни или, скорее, формулу человеческой природы.

Но действительно ли это так? Через десять с лишним лет после того заявления ученые разных биомедицинских дисциплин признали, что выгоды от этого научного прорыва реализовались гораздо медленнее, чем ожидалось вначале. Хотя биологические науки явно выиграли от расшифровки генома и наметился прогресс в таких областях, как генетическое секвенирование, в клинической медицине польза оказалась гораздо менее ощутимой. Несмотря на то что ученые определили специфические гены, ответственные за развитие заболеваний, сегодня, по прошествии многих лет, лечение упомянутых президентом Клинтоном болезней все еще находится в стадии разработки. После того как волнение улеглось, стало очевидно, что формула человеческой природы гораздо сложнее той, что может быть передана последовательностью нуклеотидов, определяющих гены. Расшифровка последовательности в цепочке ДНК была, несомненно, важна, и нельзя отрицать ее научную значимость, но в то же время стало ясно, что эта цепочка представляет только один компонент формулы жизни.

Очевидно, необходимы дополнительные важные ингредиенты для определения природного рецепта рождения человека, которые позволят больше узнать о том, какие специфические нуклеотидные последовательности отвечают за здоровую и счастливую жизнь. Цель этой книги – сфокусировать внимание на работе высшего достижения эволюции, человеческого мозга, и на вопросах о том, как он определяет оптимальные действия для достижения желаемых результатов, связанных со здоровьем и выживанием. Исследуя различные реакции мозга, мы подойдем ближе к пониманию особенностей человеческого успеха. С улучшением понимания усиливается ответственность за то, как в течение жизни мы обращаемся с собственным мозгом. Накапливая больше информации об оптимизации работоспособности, мы лучше подготавливаемся к тому, чтобы противостоять психическим заболеваниям и избегать опасностей, связанных с образом жизни и окружающей средой. По мере создания собственного эмпирического резерва, или контингентного капитала (англ. contingency capital), позволяющего нам жить более полной жизнью, мы также начинаем лучше понимать связи между нашими действиями и их последствиями. Например, богатый прошлый опыт общения с собаками подскажет вам, как вести себя с незнакомой собакой, которая подошла к вам и вашему той-пуделю в парке.

Не все вероятностные стратегии информативны и продуктивны. Карикатурист XX века Руби Голдберг создавал замечательные рисунки невероятно сложных изобретений, которые позволяли бы нам без усилий производить самые элементарные действия, например прихлопывать мух. В изобретении Голдберга «Автоматическая салфетка» желаемый результат – вытирание лица во время еды – достигался сложной последовательностью событий, зависящих от нескольких отдельных действий (см. рис. 1). Такой процесс, представленный в виде карикатуры, действительно выглядел комично. Однако в реальной жизни, избегая более традиционных реакций, которые могут привести к намеченным результатам, мы все чаще отказываемся от контроля над нашими жизненными контингенциями, или альтернативами. Не сможет ли использование такой хитроумной автоматической салфетки привести к тому, что человек разучится самостоятельно вытирать лицо, когда подобного изобретения не окажется под рукой? Если бы мы зависели от человека, который выгуливает собак, то в случае с упомянутым той-пуделем смогли бы мы эффективно отреагировать на появление злой собаки? Наша способность производить достаточно точные вероятностные расчеты устаревает и искажается по мере того, как мы избираем кратчайшие пути и предпочитаем пассивные реакции, приводящие к желаемым результатам. Учитывая, что мы должны уметь делать точные предсказания, нам совершенно необходимо любой ценой избегать устаревших вероятностных расчетов, выдаваемых нейронными сетями.

Рис. 1. Передача вероятностных, или контингентных, расчетов. Карикатурист XX века Руби Голдберг развлекал публику, изображая ситуации пассивного отклика для решения различных рутинных задач – например вытереть лицо салфеткой, прихлопнуть муху или выдавить пасту на зубную щетку. Хотя создание подобных сложных конструкций вместо элементарного ответного действия – простого вытирания лица салфеткой – кажется странным (как показано на этой карикатуре), люди постоянно изобретают способы избегания обычных действий для получения важных ресурсов, необходимых для их благополучия. Интересно, не разрушат ли в будущем такие пассивные отклики способность человека принимать умные решения и выдавать эффективные реакции? © TM Rube Goldberg Inc.; rubegoldberg.com

В этой книге будет обсуждаться важность прошлого опыта по предсказанию неопределенных жизненных результатов, или жизненных контингенций. Все более очевидно, что происходящее в нашей жизни часто зависит от тех действий, которыми мы руководствуемся на основании собственного опыта. Отличаясь от элементарных вероятностных расчетов, хорошо настроенные контингентные расчеты требуют от нас личной заинтересованности и участия. Прошлый опыт становится настоящим компасом, позволяющим пройти через те неопределенности, с которыми мы сталкиваемся в жизни. Для предсказания продолжительности жизни демографической группы нужно иметь достаточно данных, чтобы создать точные таблицы дожития^[12]; но лишь опираясь на собственный опыт, основанный на прошлых результатах, можно определить, получится ли завязать дружеские отношения или подойдет ли выбранная программа обучения для достижения карьерного успеха. Другими словами, когда мы обращаем внимание на прошлый опыт, наш поведенческий выбор становится более обоснованным. Благодаря жизненному опыту накапливается контингентный капитал, который помогает рационально планировать последствия и защищает от иррационального избытка, способствующего возникновению мозговых пузырей. А они достаточно часто сопровождаются эмоциональным крахом (см. рис. 2).

Рис. 2. Разрывая мозговой пузырь. С помощью настоящего контингентного тестирования важно удалять мозговые пузыри до того, как они исказят реальность настолько, что это приведет к развитию психического заболевания

Расшифровывая мозг

Долгое время мозг оставался крепким орешком. Ирония метафизической загадки состояла в том, что только мозг мог декодировать мозг. Уже триста лет назад люди, вероятно, считали, что расположенный в голове орган отвечает за поведение человека. Если окружающие замечали странности в поведении человека, лекарь просверливал в его черепе отверстие, то есть проводил трепанацию, якобы выпуская наружу вредных «духов». Несмотря на достаточно ранний старт, прогресс в изучении мозга шел очень медленно. Многие научные дисциплины интересовались изучением мозга и его функционированием, включая философию, биологию, психиатрию, психологию и нейробиологию (мы перечислили лишь некоторые), но прогресс в этой области, вероятно, замедлялся присутствием на этой кухне слишком большого количества академических поваров, каждый со своими рецептами и взглядами.

Сейчас, возможно, многие из вас подумают: подожди-ка, но ведь мы уже многое знаем о мозге, и мы располагаем этой информацией достаточно давно. В конце концов, еще в IV веке до н. э. Гиппократ вполне красноречиво и кратко перечислил функции мозга, написав в одном из трудов:

Люди должны знать, что только из мозга исходят радость и восторг, веселье и спортивные игры, печаль и горе, уныние и стенания. Посредством этого мы приобретаем мудрость и знание, мы видим, слышим и понимаем, что безобразно и что красиво, что есть зло и что есть добро, что сладко, а что горько… Посредством этого органа мы сходим с ума и бредим, нас атакуют страхи и ужасы… Все эти чувства мы испытываем через мозг, когда он не здоров… И поэтому я стою на том, что мозг является в человеке величайшей силой^[13].

Соглашусь, что для своего времени это было невероятно глубокое утверждение, и я ежегодно цитирую его на первой странице своего учебного курса по клинической неврологии. Хотя это заявление содержательно, оно далеко не полное, и в нем не хватает полезной информации о том, как поддерживать здоровье мозга с его способностью оптимизировать возможности. Что может исказить «мудрость и знание», о которых говорил Гиппократ? И какие факторы заставляют здоровый мозг «сходить с ума и бредить»? Нейробиологи до сих пор ищут ответы на эти вопросы.

С другими органами человеческого тела дела обстоят намного проще. Вплоть до XVII века строились предположения о том, как функционирует сердце человека, считалось, что это местоположение сознания, но ответ был дан Уильямом Харви, который определил его как насос для прокачивания крови через тело^[14]. Благодаря этому базовому пониманию в области сердечно-сосудистой медицины были совершены многие открытия и найдены новые способы лечения. Большую половину XX века Фрейд и его ставшие популярными субъективные идеи морочили людям голову своими фантазийными теориями о бессознательных мотивах, суперэго и психосексуальных ступенях развития, которые не очень-то подходили для эмпирических научных исследований. И все же в XIX веке в изучении мозга были сделаны открытия. Научному сообществу представили красивые и замысловатые клетки и сети, а также дали важные подсказки об их сложных механизмах работы. Были присуждены Нобелевские премии за определение этих ключевых структур и элементов, но полная картина самой важной и главной задачи этого органа оставалась расплывчатой.

Однако в то же время появились заметные проблески в знаниях об основных средствах и функциям мозга. Зародившаяся в начале XX века новая дисциплина – физиология бихевиоризма – не только описала регулирование основных физиологических систем, но и открыла перед энтузиастами новые возможности^[15]. В научной литературе появились серьезные работы пионеров в области бихевиоризма Ивана Павлова, Джона Б. Уотсона, Эдварда Ли Торндайка и Б. Ф. Скиннера. Учитывая, что реальное участие мозга в этих уникальных поведенческих исследовательских программах не упоминалось, то и связь между мозгом и поведением зачастую игнорировалась этими пионерами, особенно Скиннером. Даже сегодня, когда бихевиористические исследования стали более глубокими и детальными, а технологии в нейробиологии позволяют исследователям заглянуть в каждый уголок и закоулок мозга, его истинная идентичность покрыта тайной. Позже мы еще вернемся к проницательным открытиям пионеров бихевиоризма и стратегически рассмотрим их в контексте нейробиологии, чтобы получить ценные подсказки о самых важных функциях мозга.

Отсутствие понимания результата работы мозга и его функций наиболее заметно в области психических заболеваний. В то время как технологический прогресс способствовал успехам в лечении почти во всех медицинских областях, с психическими заболеваниями дело обстоит иначе. Мне всегда неловко, когда я читаю лекцию о развитии методов лечения психических расстройств, потому что отсутствие прогресса печально сказывается на судьбах людей, страдающих от подобных заболеваний. Томас Инсел, бывший директор Национального института психического здоровья США, отметил, что, хотя медицинское сообщество и может праздновать радикальное снижение заболеваемости от основных болезней (например, смертность среди детей с диагнозом лейкемия за последние полвека снизилась на колоссальные 85 %, а затрагивающая большую часть населения планеты смертность от сердечно-сосудистых заболеваний снизилась на 63 %), с психическими заболеваниями ситуация не столь радостная^[16]. Высока частотность большого депрессивного расстройства, которое ассоциируется с сильной эмоциональной болью и значительными личностными и социальными затратами. По данным Всемирной организации здравоохранения, у депрессии незавидный статус, это серьезное заболевание, лишающее человека трудоспособности^[17]. Я часто говорю своим студентам, что отсутствие прогресса в лечении психических заболеваний недопустимо. Если мы хотим, чтобы появилась надежда на радикальное изменение ситуации с психическими расстройствами, мы должны проявить больше стратегической мудрости в попытках расшифровать мозг и его самые важные функции.

Уникальные поведенческие приложения мозга

Сердце гоняет кровь, легкие качают воздух, желудок перемешивает пищу, а мозг не просто выполняет функцию насоса. Полагаю, можно утверждать, что мозг гоняет ионы и нейрохимические вещества, но в таком описании будет не хватать грамотного определения его самых важных функций. На самом деле мозг функционирует на разных уровнях, в том числе он управляет насосами, что позволяет сохранять жизнеспособность организма. В случае прекращения работы мозга врачам, чтобы избежать летального исхода, приходится подключать человека к системе искусственного поддержания жизни. Но помимо физиологических основ, у мозга млекопитающих припрятано еще несколько козырей. Например, человеческий мозг задействует 86 миллиардов нервных клеток, что позволяет ему дирижировать стратегическими движениями и сложными формами поведения, которые на многих уровнях увеличивают шансы человека на выживание.

Сложное поведение, возможно самый уникальный продукт мозга, отличает млекопитающих от их кузенов-рептилий. Хотя популярный рекламный персонаж геккон – эмблема страховой компании Geico – производит впечатление разумного, поскольку советует, как лучше сделать страховое вложение, рептилии в реальном мире демонстрируют очень простые поведенческие реакции и ориентируются в своей среде обитания благодаря врожденным рефлексам. Положите ящерицу перед зеркалом, и она, повинуясь рефлексу, начнет нападать на собственное отражение, поскольку это пресмыкающееся неспособно верно оценивать окружающую среду и понимать, что ее атаки не имеют смысла. Когда на эволюционной сцене появились млекопитающие, мозг вложился в недвижимость и орудия труда, приобрел новые формы поведения и научился принимать решения в режиме реального времени, что до максимума повысило шансы на выживание. Учитывая, что примерно 84 % из более 20 000 генов в геноме человека сосредоточены в мозге (который потребляет до 20 % ресурсов организма, но при этом составляет лишь 2 % веса тела), почти не остается сомнений, что мозг – неотъемлемый компонент формулы, или шаблона, человечества^[18].

Как специалист в области поведенческой неврологии, почти три десятилетия занимающийся преподаванием и проведением исследований, я часто задумываюсь о том, почему для раскрытия тайн мозга потребовалось так много времени. Как упоминалось, еще со времен древних греков люди изучали функции мозга, однако реальный прогресс в этой области, как правило, оказывался случайным. Хотя в области нейробиологии был достигнут выдающийся прогресс, эти разработки следует оценивать в разных ситуациях и у разных биологических видов, чтобы вычленить важную информацию, понять схемы функционирования мозга и научиться эффективно лечить психические заболевания. Мозг существует не в вакууме; поэтому понимание того, как мозг влияет на поведение в тех или иных ситуациях, даст ключ к пониманию эффективности его функций. Подобно кардиологу, рекомендующему аэробную нагрузку для лечения больного сердца, человеку для поддержания психического здоровья нужно практиковать надлежащие образцы поведения. Но какие же это практики?

Важность поведения для психического здоровья стала еще больше понятна, когда мы с моими студентами разработали модели поведения для грызунов, требующие определенных поведенческих стратегий, которые помогают справляться со стрессом, предвестником многих психических расстройств. В одной поведенческой модели, которую мы назвали модель вознаграждения за усилия, крысы, чтобы заработать лакомство, должны были затратить некоторые физические усилия. В частности, группа обучаемых на результат крыс за этими стратегическими действиями проводила всего шесть минут в день. Их выпустили в лабораторные «поля» на поиски желанных хлопьев Froot Loops, чтобы таким образом выстроить связь между действием (копанием) и результатом (поеданием вкусных хлопьев). Этот результат показал, что по сравнению со своими собратьями, которые не имели обусловленного поощрения и получали лакомство без каких-либо усилий, работающие крысы улучшили свою эмоциональную устойчивость и обрели способность в трудные времена быстрее восстанавливаться. Такая способность может стать мощным буфером, спасающим от развития такого психологического заболевания, как депрессия. Эта модель для грызунов напоминает нам о важности создания прочных ассоциаций между действиями и последующим результатом^[19].

На протяжении эволюции человека отношения между нашими действиями и последствиями с точки зрения выживания изменились кардинальным образом. Наши предки должны были оставаться предельно внимательными к ответным реакциям, которые либо помогали добывать ресурсы, либо давали возможность избежать опасности; в современном мире такие действия во многих, но не во всех областях стали менее значимыми. Попробовать новую, возможно, ядовитую еду, перенести стоянку в незнакомое место или поохотиться на опасное животное и добыть себе кусок мяса на обед – на смену этим решениям пришли другие: какую еду заказать навынос, какие песни загрузить в плейлист и твитнуть ли сообщение о новых социальных поражениях своих друзей. Разумеется, в нашем мире еще сохранились районы, где для выживания требуется достаточно высокий, а то и максимальный уровень бдительности, но все же сценарий развития человечества изменился в сторону обществ большого изобилия. Учитывая, что в целом мозг остался таким же, каким был у предков, стоит задуматься о последствиях этих радикальных перемен и о том, влияют ли эти перемены на рост числа психических заболеваний.

Если мы перестанем об этом думать, то не нужно будет удивляться, что секвенирование генома идет слишком медленно, чтобы можно было помочь страдающим психическими расстройствами. Помимо неврологических заболеваний, таких как болезнь Альцгеймера или Паркинсона, ответственность за которые возлагают на модифицированные белки и нейрохимические вещества, психические заболевания (шизофрения, депрессия, тревожные расстройства и т. д.) можно считать связанными с множественными факторами, и вряд ли они зависят от единственного гена, ответственного за производство конкретного белка. В своем нынешнем состоянии секвенированный геном можно сравнить с картой, на которую нанесены улицы и магистрали, но отсутствуют пункты назначения, такие как города или государства, и нет ландшафта – гор, океанов, рек, пустынь или лесов. Эту карту нужно дополнять этими интересными объектами, чтобы максимально увеличить ее ценность. Соответственно, прежде чем мы сможем заняться разработкой генетических методов лечения психологических заболеваний, таких как обсессивно-компульсивное расстройство или депрессия, геном человека, сравнимый с картой человеческого мира, должен быть совмещен с нейронными и поведенческими функциями и связанными с ними эмоциями и мыслями.

Запуск в 2007 году гарвардским генетиком Джорджем Чёрчем амбициозного проекта «Личный геном» (Personal Genome Project) стал положительным шагом в направлении нанесения на карту генома важной информации. В то время как первый расшифрованный геном человека обошелся Национальному институту здоровья в 3 миллиарда долларов, сегодня стоимость подобной операции значительно снизилась и составляет чуть больше тысячи долларов. Цель проекта «Личный геном» – расшифровать геном тысяч людей, получив от каждого волонтера образец крови, слюны и клеток кожи, а также, что актуально для ученых, информацию о поведении и образе жизни. Эти данные помогут составить более точную карту влияния генов на поведение и определить специфические гены в контексте переменных определенного образа жизни, которые могут представлять самый большой риск для человека. Как только эта информация будет получена, системный анализ поведенческих функций значительно увеличит ценность этих гигантских объемов персональных данных^[20].

Чтобы не отстать от медицинского прогресса и улучшить меры профилактики и лечения психических заболеваний, необходимо систематически исследовать поведение, чтобы дополнить ценной информацией таблицу психического здоровья. Способность мозга обрабатывать данные о взаимоотношениях между нашими действиями и их последствиями – важная поведенческая стратегия для выживания и личного успеха. В научной литературе для обозначения отношения между поведением и его последствиями используется термин контингенции действия-результата (action-outcome contingencies) и контингенции реакции-результата (response-outcome contingencies). В этой книге я буду использовать оба термина. Независимо от специфичности термина, вычисление вероятности желаемого результата важно во многих областях психического здоровья и нейробиологии. Одна важная область – это увлекательное и получившее весьма широкое определение поле нейроэкономики. Стоит ли сделать еще одну ставку за игровым столом в «двадцать одно» или уйти с имеющимся выигрышем? Продать дом сейчас или подождать повышения цен на рынке недвижимости? Записать малыша Бобби в детскую бейсбольную команду или подождать, пока он подрастет? Способность поддерживать здоровье наших вероятностных, или контингентных, калькуляторов (contingency calculators), чтобы реагировать на неопределенности жизни, исходя из собственных стратегических интересов, важна для психического здоровья и благополучия и может считаться одной из самых важных функций мозга. Сердце качает кровь, легкие качают кислород, а мозг прокачивает вероятности, или контингенции, чтобы выдавать наиболее адаптивные поведенческие реакции.

Скрытые вероятности

В природе маскировка помогает выживать множеству существ. Мотылек, сливающийся с корой дерева, и насекомое, похожее на веточку, выработали важные адаптации, способствующие выживанию и защите от хищников. Однако, если определенные факторы маскируют вероятностные результаты и важные причины целевых результатов становятся неочевидными, такая ситуация грозит упущением возможности обучения. Если поедание определенных ягод вызывает недомогание – мы должны об этом знать; если определенная мимика отталкивает от нас потенциального друга – мы должны об этом знать; если некая специфическая научная стратегия ведет к провалу теста – мы должны об этом знать. Владение точной, в реальном времени, подлинной информацией об эффективности наших реакций исключительно важно для поддержания точности вероятностных калькуляторов мозга.

Хотя мы стремимся приумножать собственные возможности – скорость, силу, знания, – похоже, нас не очень беспокоит, когда мы нарушаем точность оценки своих контингентных процессоров. Часто, вместо того чтобы разобраться, почему наши решения привели к провалу, мы сразу исключаем собственную ответственность и ссылаемся на другие факторы, например некомпетентность коллеги, болезнь или элементарное невезение. Защищая своих детей, мы скрываем от них истинные причины успехов и неудач и говорим, что проигравших не бывает или что не стоит обращать внимание на приятеля, который всегда побеждает в эстафете. Обеспеченные люди нанимают других людей (например, финансовых инвесторов, дизайнеров интерьера, личных тренеров), чтобы те стратегически переадресовали им вероятности. Так они позволяют атрофироваться собственным калькуляторам контингенций. Но, возможно, хуже всего то, что, якобы помогая некоторым людям приобрести психическую компетенцию или психическое здоровье, этим уязвимым людям прописывают лекарства, которые зачастую просто маскируют вероятности, или контингенции, реального мира и делают их чувства более управляемыми. Самый трагический момент в укрощении поведенческих и эмоциональных реакций, рассматриваемых как неприемлемые, – массовое применение в середине XX века фронтальной лоботомии. Такие операции полностью купировали важные контингентные процессоры мозга. Возможно ли, что некоторые наши подходы к лечению психических заболеваний будут с такой же легкостью восприниматься как методы, которые вызывают психические заболевания в силу их маскирующих вероятности воздействий? И разве такая логика мышления может объяснить, почему поведенческая и когнитивная терапия, которая фокусируется на способности пациента осуществлять контроль над желаемыми и аутентичными контингенциями действие-результат, оказывается успешной, часто достигая 100-процентного показателя, причем без побочных эффектов? Ответ – ДА.

Точные контингентные калькуляторы камуфлируются неверно определяемой взаимосвязью между действиями и результатами. Обычно это происходит, когда результат чрезвычайно важен для человека, и поэтому он, отчаянно стараясь проконтролировать его, придумывает ошибочные причинные действия. Меня всегда поражало, почему такой сложный с когнитивной точки зрения орган, как мозг, делает вывод, что, если надеть определенную пару носков или дотронуться до отдельных частей тела в нужной последовательности, то это может повысить шансы на отличный пас или идеальную подачу в бейсболе. Тем не менее трудно не заметить почти в каждом профессиональном бейсбольном матче эти ложные контингенции, известные как суеверия. Я говорю об этом не для того, чтобы поддразнить бейсболистов, – мы все склонны к подобным предрассудкам: используем для выполнения тестового задания «заветную» ручку или надеваем на собеседование «счастливое» нижнее белье. Пока такое поведение ситуативно обусловлено и не подменяет реальных действий, ведущих к желаемому результату (бейсбольные тренировки перед грядущим сезоном, подготовка к итоговому экзамену, изучение компании перед предстоящим собеседованием), оно не представляет угрозы для психического здоровья.

Если предметом особой гордости человеческого мозга можно назвать способность без особого напряжения оценивать потенциальный результат реакции, чтобы выбрать наиболее подходящий вариант, тогда самый здоровый мозг – тот, который продолжает контролировать подобные вероятности в течение всей жизни. Мозг, «приземленный» и способный истолковывать самые важные аспекты ситуации, а значит, подбирать самые подходящие прошлые контингенции, чтобы принять наиболее информированное решение, обладает самыми впечатляющими калькуляторами вероятностей. Вместо того чтобы убегать от неудач, избегать или отрицать их, нам обязательно нужно анализировать неизбежные ошибки. Так, футбольная команда разбирает закончившуюся игру, пытаясь определить стратегические реакции, которые приведут к желаемому результату в последующих играх. Опыт своих неудач порой даже более важен, чем опыт собственных успехов, поскольку неудачи дают более существенную информацию для перенастройки контингентных калькуляторов.

Эми Бастиан, глава Лаборатории анализа движения при Медицинской школе Университета Джонса Хопкинса, обнаружила, что распознавание мозгом моторных ошибок крайне важно для реабилитации после инсульта. Этот эффект она назвала обучением за счет ошибок. Походка пациентов, у которых после инсульта была парализована одна сторона тела, как правило, была неуверенной, поэтому паттерн их ходьбы был крайне неэффективным. Команда Бастиан решила разделить беговую дорожку на две полосы, чтобы запрограммировать скорость ходьбы отдельно для каждой ноги и ускорить реабилитацию парализованной ноги. Но, внося небольшие корректировки и предлагая пациентам делать более короткие или, наоборот, более широкие шаги, чтобы исправить походку больных, врачи не получали ощутимых результатов. Возможно даже, что попытки команды помочь пациентам избежать ошибок и падений приводили к противоположным результатам. Но когда ученые настроили беговую дорожку на преувеличение асимметричности походки и вынудили пациентов совершать больше ошибок при ходьбе, тогда их нервная система начала сама вносить необходимые коррективы, отчего их походка становилась более уверенной. В недавнем выступлении на заседании Общества нейробиологов Бастиан подчеркнула важность обладания собственным механизмом «корректировки ошибок» для таких пациентов, благодаря которому удается улучшить походку. Таким образом, мозг должен осознавать ошибку в поведенческой модели, чтобы осуществить нейронную коррекцию и восстановить симметричность походки. Хотя это весьма специфическая форма поведенческого продукта, она вызывает озабоченность, ведь мы стремимся замаскировать ошибки собственных детей, когда те приобретают новые навыки^[21].

Математика не нужна

Пусть такие термины, как вероятность, или контингенция, и калькулятор отсылают к теории вероятности и уравнениям, совсем не обязательно обладать математическими способностями, чтобы точно просчитывать альтернативные сценарии. Наш мозг производит физические расчеты всякий раз, когда мы ловим мяч, перепрыгиваем через барьер или делаем взмах клюшкой для гольфа. Выполняя подобные действия, мы чаще всего даже не осознаем сложность уравнений, прокручивающихся в нашей голове. Впрочем, нас это вполне устраивает, поскольку после закрепления навыка мы выполняем соответствующие действия почти без усилий. Люди, которые всегда предварительно разведывают обстановку и исследуют различные результаты, создают внушительные хранилища вероятностей, или капитал контингенций (contingency capital), которым они воспользуются в будущих неопределенных ситуациях.

Разумеется, если человек обладает математическими способностями, то они пригодятся, когда контингенции затронут действия других людей. Лауреат Нобелевской премии математик Джон Нэш выдвинул теорию равновесия, согласно которой самые успешные социальные решения учитывают вероятные действия других людей. В байопике о Нэше «Игры разума» его теория сводится к тому, что, если все мужчины в баре пригласят на свидание «самую популярную» женщину, они заблокируют действия друг друга. В таком случае самым разумным будет пригласить менее популярную женщину и избежать отказа. Это упрощенный пример (и далеко не самый политкорректный), но он демонстрирует идею Нэша о стратегических реакциях, осуществляемых через гиперосознание вероятностей. Нэш подверг собственные контингенции последнему испытанию, отказавшись от традиционных нейролептических препаратов после того, как у него диагностировали шизофрению. Более того, он продолжил работать в Принстонском университете, решая свои любимые теоремы, которые помогали ему сохранять во время работы душевное равновесие. И когда среди страшных галлюцинаций и ложных представлений возникал разумный Джон Нэш, он все лучше видел разницу между воображаемыми и реальными контингенциями реакции-результата^[22]. Таким образом, чтобы улучшить расчет вероятностей, вовсе не обязательно иметь математические навыки; знание математики или статистики может служить своего рода «протезом контингенции», который облегчит самые сложные вероятностные расчеты. Однако для предсказания будущих результатов совершенно необходимо содержать в порядке соответствующий контингентный капитал. Этого можно добиться только постоянным взаимодействием с окружающими людьми и средой. Вместо того чтобы заучивать формулы вероятности, полезнее тратить время на то, чтобы проживать жизнь максимально полно! Быть увлеченным и активным, раздвигать границы мира и узнавать новое – все это исключительно важная подготовка к установлению и точной настройке вероятностных калькуляторов, которые отличают людей от других умеющих приспосабливаться млекопитающих.

Успех обеспечен! Так ли это?

Многие виды животных обладают способностями, которые превосходят способности человека. Собака может учуять запах другой собаки еще до того, как та появится в поле зрения, пчела различает оттенки света, которые глаза человека даже не определяют, а змея чувствует тепловое излучение жертвы, которое человек способен обнаружить только с помощью специальных приборов. В том, что касается сенсорного восприятия, человек во многом уступает другим живым существам. Однако животные не могут соревноваться с тонкими когнитивными способностями человека. Люди и шимпанзе на 96 % схожи (меньше, чем считалось раньше), однако оставшиеся 4 % содержат отличия в последовательности нуклеотидов^[23], ведущие к огромным различиям в познавательных возможностях. Хотя способности шимпанзе к обучению и изучению впечатляют, они все же не идут ни в какое сравнение со способностями человека. Способность наших предков принимать трудные решения (находить еду, необходимые ресурсы и устанавливать товарищеские отношения в меняющемся окружающем мире и одновременно избегать многочисленных угроз), возможно, и привела к развитию колоссальных способностей мозга. Постоянное испытание контингенций наших предков дало возможность их мозгу расширить и трансформировать среду обитания (на радость или на горе!). Шимпанзе тоже добывали еду и обустраивали гнезда, но они никогда не меняли среду обитания^[24]. Для этого просто сравните взрывной рост численности людей с популяциями шимпанзе в заповедниках, чтобы понять, какие виды проявляли более стратегические реакции, которые до сих пор обеспечивали им выживание и успешность…

Я уже упоминала, что окружающая среда современного человека отличается от среды обитания наших предков, благодаря которой и развился наш когнитивный гений. С этим связан вопрос, который не дает мне покоя: возможно ли, что наш приспособленный для выживания современный мир, блестящий продукт значительных вероятностных калькуляторов наших предков, на самом деле разрушает наши когнитивные способности? Не может ли человеческий мозг, который создал мир с более пассивными реакциями, сопровождаемыми к тому же меньшей зависимостью от контингентных расчетов выживания, на самом деле подрывать познавательные способности будущих поколений? Не «одомашниваем» ли мы наш мозг? Если это так, то не приведет ли продолжающаяся эволюция мозга к его уменьшению, как это отмечается у других животных? Может ли этот процесс как-то повлиять на наше здоровье? Психологи, в том числе Джеймс Данкерт из Университета Уотерлу (Канада), провели исследование, посвященное скуке – отсутствию доступных возможностей реакции (результата). Оказалось, что люди, испытывающие скуку, более склонны к депрессии, дефициту внимания, синдрому гиперактивности и даже сердечно-сосудистым заболеваниям^[25]. Создание образа жизни, который избавит мозг от необходимости рассчитывать самые стратегически важные реакции, может показаться желанным, но он способен привести к смертельной скуке, которая выведет из строя калькуляторы контингенций. На эти интересные экспериментальные вопросы ученые ищут ответы, изучая человеческий мозг. Эволюция – динамический процесс, который позволяет организмам приспосабливаться к изменениям окружающей среды, и потому он никогда не завершится. Хотя мозг современного человека щедро напичкан замысловатыми сетями нейронов и глией, при отсутствии давления со стороны среды маятник его сложности вполне может качнуться в другую сторону. Возможно, нам всем следует пройти этот тест на интеллект сейчас, пока не стало слишком поздно.

Будет интересно

Темы, затронутые в вводной главе, будут детально рассмотрены далее. Таким образом мы создадим необходимые условия для расчета вероятностей, которые помогут поддерживать чувство контроля над окружающей средой и принимать наиболее оптимальные решения. Отчасти эти расчеты в реальном времени представляют собой своеобразные психологические отжимания, которые накачивают когнитивную мускулатуру перед предстоящими вызовами и помогают избежать возникновения пузырей мозга, которые приводят к искажению реальности, эмоциональным крахам и развитию психических заболеваний. Наш мир усложняется, но эта технологическая среда, похоже, представляет не самый здоровый фон для развития человеческого мозга. Многим людям знакомы продолжительный рабочий день и стресс из-за конкуренции и карьерного продвижения, но мы во многом отличаемся от предшествующих поколений. Когда задача «спастись от хищников» в последний раз значилась в вашем списке ежедневных дел? Технологически продвинутое общество позволяет нам обходить многие виды сценариев действие-результат, с которыми сталкивались еще наши бабушки и дедушки. Самые обычные задачи, такие как строительство дома, выращивание съедобных растений, ежедневное приготовление пищи, все реже встают перед современным, жаждущим нового опыта мозгом. Мы не можем позволить нынешнему «продвинутому» обществу отключить наши контингентные калькуляторы, которые способствовали процветанию человеческого вида.

В следующих главах мы погрузимся в научное изучение поведения и оценим способность мозга производить верные ответные реакции. Также мы исследуем контингентные сети мозга и узнаем, как различные жизненные ситуации (привилегии, бедность, прием психотропных препаратов) искажают оценку вероятности действие-результат. Осознание важности точных контингентных расчетов помогает понять изменяющиеся факторы, определенные Институтом Гэллапа в качестве ключевых элементов успеха в работе (например, сотрудник знает ожидания руководителя, то есть результат, в конкретной фирме). Роль контингентного предсказания в лечении психических заболеваний – несомненно важное применение точного расчета вероятностей, и об этом мы тоже поговорим. Конечно, история и общество могут влиять на вероятностные формулы действие-результат, и это порой демонстрируется чрезмерным присуждением ежегодных премий – премий, которые далеко не всегда верно связывают действия с результатом. Мысль о том, что калькуляторы вероятностей можно точно настроить, также будет рассмотрена на конкретных примерах, которые проиллюстрируют меняющиеся типы возможностей расчета способностей и карьерного успеха. Мы кратко познакомимся с тем, как мозг подготавливает себя к одному из самых резких переходов в таблице вероятностей – появлению ребенка. Защита другого человека и забота о нем, безусловно, усложняют работу вероятностных калькуляторов. Мы также коснемся стремления к поиску адаптивных связей действие-результат и узнаем, как симуляция лечения (явление, известное как эффект плацебо) может привести к положительному результату. Мы рассмотрим явления контингенций, связанных с фантазией и воображением, предрассудками и творчеством. И наконец, в последней главе я покажу, как избежать парадокса контингенций (contingency conundrum) – то есть как, используя просчитанные варианты, избежать ловушек окружающей среды, которые могут привести к подрыву нейронных способностей.

Я надеюсь, эта книга поможет понять, как мозг постоянно обрабатывает прошлый и настоящий опыт и как это влияет на нашу способность реагировать на неизбежные неопределенности жизни. Узнав эти секреты, вы сможете научиться необходимым реакциям, которые приведут к самым значительным и желанным результатам. По иронии судьбы, позволить мозгу не отрываться от реальности и оставаться приземленным в контингенциях реальной жизни – самая эффективная стратегия для претворения мечтаний в жизнь.

2 Продукт мозга Различные формы поведения

Мне совсем не нравятся реакции, возникающие у меня при посещении кинотеатра. Хотя я склонна к гиперанализу, кажется, что эти когнитивные системы моментально закрываются, когда я, словно зомби, встаю в очередь за попкорном. Я прекрасно осознаю причины, по которым этот выбор не разумный, – цена на попкорн явно завышена, он слишком соленый, кроме того, от этого продукта, по вкусу напоминающего картон, люди толстеют. Однако, похоже, все это не имеет значения, когда я предвкушаю, как буду сидеть в темноте зрительного зала, погрузившись в происходящее на экране и испытывая богатое по ощущениям гастрономическое удовольствие.

Такой выбор перекуса в кинотеатре – вероятно, самое наивное из принятых решений, которые имеются в моем когнитивно-поведенческом инвентаре. В главе 1 я уже упоминала об ответных реакциях, которые демонстрирует сражающаяся с зеркалом рептилия, так вот мои нейронные сети в кинотеатре тоже действуют рефлекторным, нерефлективным образом. В защиту ящерицы можно сказать, что ее мозг не так сложно устроен, как мозг человека. Мозг рептилии характеризуется строго запечатленными рефлекторными реакциями, которые обычно направлены на поиск еды, пары и защиту территории. Все это прекрасно работает у ящериц, но своему рефлекторному поведению, подобному поведению рептилии, я не нахожу оправдания. Прекрасно осознавая всю порочность своего пристрастия, я продолжаю предаваться ему и наслаждаюсь каждой съеденной крошкой. Но то, что происходит в кинотеатре, должно оставаться в кинотеатре. Вне его стен, в ситуациях, когда я должна принимать сложные решения и учитывать разные результаты, мне необходимо использовать больше мощностей мозга, чтобы сделать правильный выбор.

Как поведенческий невролог я увлекалась поведением во всех его проявлениях еще со времен обучения в Сэмфордском университете в Бирмингеме, штат Алабама. По мере прочтения трудов древнегреческих философов, работ по физиологии, статей и книг поведенческих психологов и неврологов моя увлеченность только росла. Мне хотелось узнать как можно больше о формальном и систематическом анализе поведения в любых его проявлениях. Три десятилетия спустя мой энтузиазм нисколько не угас, и я по-прежнему хочу знать, как именно мозг генерирует свои ежеминутные реакции, хотя прогресс в этой области идет не так быстро, как хотелось бы. В этой главе мы проследим за развитием исследований в области поведения и попытаемся разобраться, как в разных условиях мозг выдает сложный поведенческий продукт.

Бихевиоризм обретает лицо

Более тысячи лет назад римский врач Гален предсказал, что организованные поведенческие реакции становятся продуктом некой формы взаимодействия между предполагаемыми нервами и мышцами тела. Эта идея не была востребована в течение нескольких веков, поскольку причины поведенческих реакций объяснялись в основном с помощью спиритических феноменов, таких как демоны и духи, что никак не способствовало их объективному и систематическому изучению. Наконец, в XVII веке Рене Декарт вернул исследование поведения на передний план, предположив, что к нему применим физический, а не мистический подход. Но оказалось, даже Декарт не решился утверждать, что сложное поведение может стать предметом научного исследования, поскольку придерживался мнения, что комплексное поведение не поддается научному анализу^[26].

Понадобилось еще несколько столетий, и только в начале XX века случайное открытие русского физиолога Ивана Павлова позволило пионерам новой науки – психологии – вывести процесс изучения поведения на новый уровень^[27]. Хотя толкование субъективной работы разума было передано в кузни академических философов и богословов, репутация Павлова как уважаемого физиолога позволила перенести изучение поведения в более объективную, научную сферу. В своем исследовании физиологии пищеварительной системы, за которое ему была присуждена Нобелевская премия, Павлов сделал важный шаг вперед, позволивший предсказать поведение его подопытных собак. Когда собаки видели человека, который обычно приносил им еду, их поведение менялось и начинало походить на поведение при реальном кормлении. Небольшие трубки, которые были вставлены в рот животных для отслеживания количества слюны, выделяемой собаками во время еды, позволили определить выработку слюны в ответ на эти предсказательные сигналы. Иными словами, в предвкушении еды у собак усиливалось слюноотделение. Хотя в то время Павлов не занимался изучением форм поведения, он понимал, что подобные рефлекторные реакции могли бы объяснить некоторые тайны, окружающие поведение. Если два внешних события – в данном случае приход лаборанта и появление миски с едой – в психической деятельности животного были связаны, то проявление одного из них вызывало ответную реакцию. Когда лаборант приносил собакам еду, у них начиналось слюноотделение, но оно начиналось и тогда, когда он появлялся без еды. Можно привести пример и похожей реакции у человека: если при сильном ударе грома вы вздрагиваете, то зная, что вспышка молнии всегда предшествует грому, вы, скорее всего, как минимум поморщитесь, увидев разряд молнии. Формула этого базового типа обучения, известного как условный классический рефлекс, была простая, но тем не менее эта формула вводила тему поведения в более научный контекст.

В Соединенных Штатах Америки развитие психологии, определяемой сегодня как научное изучение поведения и психических процессов, в начале XX века окончательно затормозилось. Несмотря на то что Уильям Джеймс, считающийся родоначальником американской психологии, внес в эту науку большой вклад (он написал известный учебник «Психологические принципы»), ей все же не хватало точности традиционных наук, таких как химия или физиология^[28]. Немецкий физиолог Вильгельм Вундт, которого называют отцом психологии (в глобальной перспективе), подчеркивал важность применения в этой науке субъективного метода, более известного как интроспекция, основанного на словесном описании внутренних переживаний человека^[29]. Неудивительно, что многие считали этот методологический подход недостаточно точным. Кроме того, Вундт хотел определить и элементы сознания, а в те времена это также рассматривалось как субъективная область. В защиту Вундта можно сказать, что у пионеров прошлого не было в арсенале инструментов, подобных функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ), которые могли бы объективно продемонстрировать работу мозга и протекание различных психических процессов. Конечно, психология как дисциплина продолжала кружить вокруг философии, физиологии, образования и религии… пытаясь найти собственную научную идентичность. ...