Лаванда Риз Отверженные

Файл создан в Книжной берлоге Медведя.

Глава 1

…Редко выпадают такие дни, когда никуда не нужно торопиться, решать напряженные дилеммы, на ходу переигрывать планы, а можно просто наслаждаться выхваченным у всей этой круговерти моментом, расслабленно радуясь каждой своей мысли, каждому своему взгляду.

Я сижу в прекрасном парке, наблюдая за детьми на детской площадке. За тем, как они визжат, гоняясь друг за другом, и смеются, как быстро находят общий язык после ссоры, как они беззаботны этим чудесным летним днём. Глядя на это - я улыбаюсь.

Пару раз украдкой бросаю взгляды на мужа, сидящего рядом со мной.

Я знаю, когда он вот так засматривается вдаль – память невольно возвращает его в прошлое, поэтому на его красивое мужественное лицо наползает это ненавистное мне мрачное выражение. Он ничего не может с собой поделать. Тёмные тени прошлого очень часто преследует и меня, но ведь мы должны сосредоточиться на будущем, ведь только так можно найти в себе силы жить дальше.

С нежностью накрываю его ладонь своей рукой. Его губы слегка вздрагивают и окутавший его мрак вмиг рассеивается.

- Я тоже тебя люблю, - мягко шепчет он, поворачиваясь ко мне.

До сих пор не могу насмотреться в эти глаза. Мне кажется, моё чувство к нему и так слишком сильное, но мне хочется любить его ещё крепче.

- Мы заслужили право быть счастливыми. Ты ведь веришь в  нас?

- Верю, - кивает он. – Но только если будем держаться друг друга. Ты обещаешь мне, Лав, что я тебя не потеряю?

Теперь он не представляет свою жизнь без меня. Нас связывают не только пролитая кровь, слёзы и пот – нас свело нечто большее. Даже любовь – это всего лишь частица сковывавшей нас цепи.

Но было время, когда он не признавал этого в себе, когда мечтал о смерти, и не только о моей.

 Позади себя мы оставили весьма жуткие воспоминания. …

⁂

Моё прозрение обрушилось на меня в одно мгновение, как хруст ветки в абсолютной лесной тиши. Именно в тот момент, когда я собственными глазами увидела, как уничтожают душу живого человека – с меня будто сорвали плотный пыльный мешок, через который я все эти годы взирала на окружающую меня действительность.

…К тому, что люди убивают друг друга -  я привыкла ещё с рождения, но впервые увидела ЭТО именно под таким углом. Боль, несравнимую ни с чем. Крик, который не заглушить даже тишиной. Когда убивают душу – иные чуткие души содрогаются и кровоточат в ответ.

Я вдруг поняла, насколько слепыми бывают человеческие чувства и привязанности.

Чувства, которые отгораживают от осознания очевидного.

А потом случается нечто, фактор икс, и ты вдруг начинаешь видеть то, что другим было давно понятно без лишних намёков, и принятие такой правды приносит боль и разочарование, которые виснут на твоих чувствах непосильными кандалами. И ты уже не можешь себя обмануть, закрыть глаза или просто отвернуться. Я, по крайней мере, не смогла.

Я, наконец, призналась себе, что мой старший брат чудовище, даже для такого мира, как наш.

По факту мой брат Ронан оказался жестоким садистом. Бездушным, расчетливым монстром. Человеческой у него осталась лишь форма. И если бы я вдруг оказалась подобной ему – я бы, наверное, даже не заметила этих отличий. Но слава создателю, в моей душе ещё не всё окончательно  выхолощено, я ещё хваталась за надежду сохранить в себе остатки человечности.

Как преданная сестра я любила Ронана. Честно говоря - я единственная, кто его любил – остальные боялись. И открывшая мне глаза правда, из-за этой родственной любви к нему - воспринималась ещё болезненней.

Вообще-то, деспотичные замашки и приступы неконтролируемой агрессии за Ронаном водились давно, но, как правило, меня они не касались. Мой братец срывал зло на ком и на чём угодно. Ходили слухи о похотливой извращённости и жестокости нашего новоиспечённого предводителя, но я считала, что вся эта болтовня – происки завистников и слабаков.

Пока … не явилась свидетелем того, с каким удовольствием мой брат перерезал горло несчастной ни в чём неповинной девушке…

Уже заведомо не предполагалось, что на огромном острове, служившем планетарной тюрьмой, приживутся человеколюбие и сострадание к ближнему – естественный отбор эти качества не включал.

По задумке основателей тюрьмы – заключенные должны были сами регулировать свою численность путём частичного истребления. Так что по всем расчётам перенаселение тюрьме никак не грозило.

Энд – специально отведенный кусок суши, остров - куда доставлялись осуждённые  со всех округов. Общество не желало находиться с преступниками на одном континенте, дышать с ними одним воздухом, опасаясь побегов и так далее. Поэтому Энд превратили в одну огромную тюрьму, но без колючей проволоки и надзирателей. Просто с этого острова сбежать было нереально. Со всех сторон его омывали океанские волны. Океана настолько бурлящего и беспокойного, что его невозможно было пересечь ни на плоту, ни на лодке. Даже рыболовецкий танкер вряд ли одолел бы этот вечный пятибалльный шторм. И ни одно судно даже близко не подходило к проклятому острову. Заключённых, упакованных в спасательные жилеты, а так же еженедельную доставку пожитков в герметичных контейнерах  сбрасывали прямо в воду у черты берега с аэробусов.

На острове было построено несколько жилых блоков, в ангарах имелась примитивные сельскохозяйственные орудия и запас семян, а также несколько десятков голов домашнего скота. Всё это предоставлялось заключённым для использования на их усмотрение.

Видимо, кроме наказания, власти собирались создать на Энде обособленную среду обитания, некую экспериментальную социальную систему. Возможно, наблюдали, как оступившиеся, в жестоких схватках друг с другом и с природой, борются за своё жалкое выживание.

…Пока 80 лет назад что-то не произошло. Там, на большом материке. Никто не знал точно что, можно было лишь строить догадки. Но только с тех пор доставка харчей и заключенных прекратилась, как и перестали показываться проплывающие вдали военные крейсеры. Никаких признаков жизни из-за океана.

Энд стал полностью отрезан и изолирован от всего мира. И несколько тысяч людей выпавших из цивилизации учились жить по новым законам.

Диким, кровавым и беспощадным. Здесь не было места слабым – на Энде правили первобытные правила стаи, то есть сильные особи, быстрые, коварные и имеющие ценность для вожака.  

Ещё задолго до моего появления, после изнуряющих кровопролитных побоищ, оставшиеся в живых, среди которых нужно отметить было немало умных людей и несправедливо обвинённых системой граждан, стали задумываться о будущем, выстроив на острове порядок сосуществования.

Конечно, без крайних взглядов не обошлось, и поэтому лагерь разделился на две колонии – Исход и Одичалые. Позже появились ещё и Тени – дезертиры и изгои, но они скорее мелкая шайка бродяг и воришек, не воспринимаемая серьёзно ни одной из сторон.

Исход и Одичалые условно поделили остров пополам.

Общество разделилось по нескольким причинам – фанатичная приверженность своим лидерам, вероисповедание и кастовая принадлежность ещё с материковых времён. С годами, вражда между этими двумя колониями, к сожалению, лишь нарастала.

Теперь убить чужака, забредшего на твою территорию – стало законом. Если тебе не удалось унести ноги с чужой половины острова – ты труп. Никаких дружеских визитов или обмена, полнейшая непримиримость и ярость.

Создавалось такое впечатление, что поселенцам острова Энд было жизненно необходимо иметь объект врага, как смысл своей жизни. Люди стали самыми страшными животными на этом острове, главными хищниками.

  Изначально среди самых первых заключённых в равной степени пребывали, как мужчины, так и женщины, по какой-то причине их не стерилизовали,  поэтому со временем у островитян стало появляться потомство. Размножаться и строить семьи в таких жутких условиях им почему-то никто не запрещал, может наблюдатели так развлекались. Но плотность населения постоянно уравновешивалась воинственностью, приводившей к множественным жертвам и трагедиям.

А ещё не каждый год на вечно продуваемых ветром полях вызревал скудный урожай зерна, способный насытить каждое брюхо хлебом. И не всегда предводителю удавалось обеспечить порядок в своей колонии, поэтому процент глупых смертей от рук своих имел завидную стабильность. 

Но несмотря на этот жёсткий природный отбор, вносящий свою беспощадную лепту, люди всё же как-то умудрялись выживать как с одной, так и с другой стороны.

   Как мне удалось выяснить – мои предки по отцовской линии были осуждены за насилие, а по материнской за мошенничество. Наследственность ещё та! Но то были пра-пра, вопрос в чём была вина их детей?! Ни в чём. Они стали чем-то вроде побочного нежелательного эффекта.  Потомкам заключённых не позволялось покидать остров.

Так что даже если на мне и не значилось никакой вины – общество заранее отказалось признавать моё существование из-за генетической цепочки, связывающей меня с моими незаконопослушными предками.

Поэтому мы словно жили в ином мире, заброшенные, со своими правилами игры. Тем более что большой мир за океаном канул в неизвестность.

   Моя мама погибла, так мне сказали. Я тогда была ещё слишком маленькой, чтобы помнить, в моей памяти даже не отложился её образ. Но подозреваю, что там не обошлось без тяжелой отцовской руки. Отец был очень ревнив, нашу мачеху, к примеру, он колотил и по поводу и без. Слишком уж много было в нём ярости и отчаянья, которое он привык на ком-то срывать. Чаще это были мои братья, но больше всех, как старшему, доставалось Ронану. Сын своего отца просто не мог вырасти иным. Когда отец входил в раж – меня прятали, позже я стала убегать сама. Но как однажды выразился ещё один мой брат – Улис, любитель острого словца: «На такого ангелочка даже у создателя не поднимется рука». Так они меня потом и прозвали - ангелочек.

   Извлекши из памяти обрывки своей культуры, люди на острове, даже через поколения, помимо своей воли, пытались сохранить и развить то, что было дорого сердцу их предков. Отсюда самодельные музыкальные инструменты и извлекаемая из них музыка, любовь к песням, легендам, рисованию и религии.

Вот чего-чего, а веры нашим поселенцам было не занимать!

У  нас в Исходе даже сохранилась старая церковь в одном из уцелевших бараков. Меня научили читать, писать и считать, и я выучила наизусть все песни и молитвы, которые мне только доводилось слышать. Петь у нас умели все, независимо от таланта. Кто-то напевал себе под нос, кто-то громко в голос, женщины пели за работой, мужчины в моменты скуки. И чаще всего это были грустные напевы, полные ностальгии, но за чем именно – мы уже даже и сами не знали.

Мы выросли на сказках об отрёкшихся – так мы называли людей на материках за океаном. Они бросили нас здесь, хотя к преступлениям их мира мы уже никак не относились. Я всегда с интересом слушала эти истории. Для ребёнка выросшего у костра, рассказы об электричестве вызывали потрясение. Трудно было без недоверия относиться к тому, что там люди общаются друг с другом на огромном расстоянии через какие-то коммуникации, что люди перемещаются по воздуху в машинах, а пищу можно приобрести в магазинах, вместо того, чтобы бегать за ней по лесу.

Ну это же самые настоящие небылицы! Наш мир был другим.

Мы боролись, боремся и будем бороться за своё существование.

Мы не отбросы, по крайней мере, не все из нас.

Мы умеем чувствовать и созерцать.

Наши матери до сих пор поют колыбельные своим детям, а молодежь продолжает влюбляться. Невзирая на жестокость условий и загрубелость душ, и на уже совершенно иную мораль.

Моё родное поселение Исхода, где в основном обитали только женщины, дети и старики, находилось ближе к скалам, и к нему невозможно было подступиться с тыла. Наши мужчины, окопавшись на передовой, посменно охраняли периметр – это была их основная забота и обязанность. Оберегать нас, поля и стадо от вражеских набегов и их лазутчиков.

А вот женская работа заключалась в гораздо большем разнообразии – сеять, убирать урожай, заготавливать, ухаживать за домашней скотиной и птицей, готовить пищу, чинить и шить одежду, присматривать за детьми и за ранеными. С одной стороны труд нелёгкий, но с другой - за мужскими спинами мы чувствовали себя в безопасности, несмотря на то, что стычки и нападения стали нормой. Одичалые часто голодали, почва на их половине острова была не самой плодородной, поэтому некоторые отчаявшиеся и безрассудные одичалые пытались разорить наши огороды.

Мужчины умели отбиваться и воевать. И самое странное – они любили это делать. Короткие передышки с жёнами и детьми или подругами, никакой домашней работы и снова на пост, сменяя товарищей. В пятнадцать мальчишек уже посвящали в воинов, и они с гордостью покидали своих матерей в Исходе.

Иногда случалось так, что кто-то из них возвращался в последний раз, завёрнутый в кусок окровавленной мешковины. Кому-то везло больше – всего лишь ранение. И тогда защитника выхаживали, как могли умелые женские руки.

Я как раз была среди тех, кто штопал и поднимал на ноги наших воинов, а так же справлялся с недугами прочих поселенцев. Но не все больные могли получить помощь с нашими-то примитивными возможностями и общими знаниями о внутренних органах и кровеносной системе. Против серьёзных повреждений и некоторых болезней мы были конечно же бессильны. Ни должных навыков, ни медикаментов – только скудный опыт и природные средства под рукой. Приходилось экспериментировать на страх и риск больного, поэтому иногда нам позволяли упражняться на пленных.

На правах сестры предводителя Исхода, я чаще всего делала вылазки к границе и даже за её пределы в поисках растений, красной глины или горной смолы. И каждый раз Ронан посылал со мной небольшой отряд.

На этот раз мне тоже не помешало бы сопровождение, поэтому с самого утра я направилась к «вышке». Так мы называли командный форт-пост, где можно было застать Ронана и его помощников, пожаловаться или попросить помощи. Форт-пост располагался довольно далеко от основного поселения, и состоял из укреплённых блиндажей, смотровой вышки и «стены».

Стена – «архитектурное сооружение» островитян, нагоняющий ужас кусок каменной кладки, по сути - место пыток и казни.

- Стоять! Ронану сейчас не до тебя. Он занят, - на подступах передо мной возник мрачный и взлохмаченный охранник.

- Чем это он таким занят, чего я ещё не видела? Моему брату всегда есть до меня дело! – Главное сделать посуровее лицо, и нагло ломиться вперёд. Люди  Ронана боялись его до чёртиков, потому что никогда не были уверенны, что именно выведет его из себя. В данном случае, то ли  то, что они меня не пропустят, то ли наоборот. В итоге моя взяла – они не посмели меня завернуть.

В последнее время Ронан был одержим идеей уничтожить одного из самых ловких и сильных воинов Одичалых – парня по имени Темп. Во время стычек этому Темпу постоянно удавалось ускользать невредимым. Зато всем недругам, кому доводилось сталкиваться с Темпом лично – он надрезал уши, словно насмехаясь. Этот дерзкий вызов сильно бесил Ронана, чьё самолюбие, как известно, было самым больным местом.

В отместку мой брат позволял своим людям всячески издеваться над пленными. Стали поговаривать, будто они даже ухитрялись похищать женщин Одичалых, насиловать их и отпускать, умышленно провоцируя противника.

Мы не лезли в дела мужчин, нас оберегают, не насилуют, не избивают и на том спасибо. Хотя некоторые мужья и поколачивали своих жён, но в разборки чужой семьи вмешиваться было не положено. Выйдя замуж, девушка уже как бы негласно предоставляла своему суженому права собственности на своё тело, после чего жаловаться становилось бессмысленно. Наши женщины на многое закрывали глаза, лишь бы только не усложнять себе жизнь ещё больше.

А вот смельчаков, рискнувших открыть рот против предводителя - либо убивали на месте, либо изгоняли.

- Лаванда! Снова ты? – этот голос мутил меня до тошноты.

Виктор – самый скользкий и опасный тип из окружения Ронана, яркий пример того, насколько обманчивой бывает внешность. С виду приятный, но нутро протухшее и совершенно гнилое. Бррр…Тип, с которым постоянно приходилось держать ухо востро, притворяться и по возможности держаться подальше. Виктор был вторым по важности в Исходе, он пользовался немалым авторитетом и мне не всегда удавалось отвертеться от него по быстрому. В последнее время меня даже начала пугать мысль, что этот шакал имеет на меня виды.

- Не торопись так, - Виктор явно вознамерился меня задержать, улыбнувшись своей самой опасной паскудной улыбкой, будто наставив на меня копьё. – Сейчас Ронану нельзя мешать вкушать плоды его сладкой мести. Если тебе нужно в горы – я с радостью могу проводить тебя сам.

Этого только не хватало! Оказаться наедине с этим мерзким ублюдком, вызывающим у меня дрожь загнанной дичи.

- Что же на этот раз сделало Ронана счастливым? – я и не думала останавливаться, поэтому Виктор пристроился рядом со мной.

- Ах, да, ты же не знаешь! Мы наконец поймали Темпа!

- Тогда мерзавцу не позавидуешь, мой братец отрежет ему не только уши.

- Не ему, – загадочная ухмылочка Виктора заставила меня насторожиться.

- Считай, что я уже умираю от любопытства, - выдавила я, коротко взглянув на Виктора ещё раз. – Порадуй тогда уже и меня.

- Мы выкрали его безумную любовь! Эта дура оказалась такой доверчивой. Темп не боится боли, но он до жути боится за своё сокровище…

   В следующую секунду я перестала слышать Виктора, потому что передо мной предстала жуткая сцена. Но сначала я услышала душераздирающий мужской вопль.

…Никогда не слышала, чтобы люди так кричали. …Даже раненные, даже от невыносимой боли, от ужаса  и то так не кричат. Пробирающим и корёжащим звуком.

Полуобнажённого связанного парня, видимо того самого Темпа, удерживало пятеро бойцов Ронана, пока он сам, с непередаваемым восхищением на лице, одним движением перерезал глотку девушке, обхватив её сзади. Её кровь брызнула во все стороны, попав на моего брата, и Ронан при этом … облизнулся.

Упав на колени, с искаженным лицом Темп пытался дотянуться до своей  любимой взглядом и кончиками пальцев, продолжая кричать. Так могла кричать только рвущаяся душа…

Я и до этого неоднократно видела кровь и истерзанные тела, но выражение лица этого парня заставило меня остолбенеть. Моё сердце вдруг обожглось такой сильной откликающейся болью, что на минуту я даже перестала дышать…

Да, он был с вражеской стороны, я конечно же не могла его знать, но в этот момент моя собственная душа перевернулась, потянувшись к нему с немыслимым состраданием.

Неожиданно боль Темпа сделала меня его союзником, открыв мне глаза на чудовищный образ нашей жизни и жестокость выходки моего брата.

И несмотря на пережитое мною потрясение, мысленно я уже успела чётко представить себе своё дальнейшее поведение.

С Ронаном и его людьми нужно было держаться с максимальной осторожностью, не вызывая лишних подозрений, всем своим видом показывая, что ты с  ними заодно. Хотя на этот раз притвориться равнодушной к раздавленному страданиями человеку мне было очень и очень нелегко. Моё лицо словно окаменело, а внутри всё содрогалось, сжавшись в тугой горький узел.

- Вот ты своего и добился, братик, - как можно небрежнее, подала я свой голос. – Ты уничтожил своего противника, размазал его, словно пепел втоптал. В этом, когда-то сильном теле сломался дух, теперь оно уже не такое ловкое и везучее.

Переключив всё своё внимание на меня, Ронан довольно улыбнулся, широко и счастливо во весь рот, подходя ближе ко мне:

- В довершение ещё и ты осчастливила мой день. Здравствуй, ангелочек, здравствуй сестрёнка!

- Надеюсь, мне позволят потренироваться на нём? Ты же не собираешься кончать с ним так же быстро? – кажется, мой деловитый тон всё-таки провёл их.

- Хм, может быть, я даже разрешу тебе с ним поиграть, если это будет какой-нибудь змеиный яд. Хочу, чтобы он помучился, - протянул мой братец с ликующей усмешкой,  снова покосившись на притихшего Темпа, теперь уже полностью отрешенного, глядящего перед собой невидящим взором. – А потом, прежде чем отправить его на встречу с его возлюбленной, я немного подправлю ему его смазливую физиономию. Он и без ушей будет смотреться довольно неплохо. Приковать выродка к стене!

- Тело девчонки я тоже заберу! – самым безразличным и уверенным голосом  заявила я, пользуясь случаем и настроением Ронана. – Хочу вскрыть её и посмотреть!

- А ангелочек то у нас кровожадный, - ему понравился мой настрой. – Ладно, забирай, сегодня я добрый.

От его улыбки на душе стало ещё более липко и мерзко. Впервые отвращение к родному брату заглушило все мои остальные чувства. Ронан не понимал, какую на самом деле боль он причинил, а если и понимал, тогда он был ещё ужаснее, чем мне казалось. Сама я не посмела сказать ему в глаза правду о моих собственных ощущениях, о моём истинном отношении ко всем этим расправам из-за опасения быть раскрытой. Потому что я кое-что задумала, и моё вынужденное лицемерие теперь должно было спасти чужую жизнь.

Глава 2

Своих умерших мы в Исходе хоронили в море. Туго увивали цветочными гирляндами, предварительно омыв тело и расчесав волосы. Пока плелись гирлянды - не умолкали печальные женские голоса, поющие последнюю песнь. Затем тело сбрасывали вниз со скалы со специально оборудованного помоста. Тела врагов умышленно бросали в лесу, чтобы хищники могли устроить себе пир. Дико и жестоко, как раз в духе нашего острова.

Одичалые хоронили тела своих иначе – они предавали их огню.

Бездыханное тело возлюбленной Темпа швырнули на телегу, запряженную старой еле волочащей ноги коровой. Уговаривая животину, насколько мне хватило фантазии и сноровки, я потащилась обратно в поселение.

Какой-то идущей от сердца необъяснимой потребностью, я хотела сделать всё, как положено. Похоронить её по-человечески. Отдать дань этой девушке, которую так сильно любил прикованный у стены незнакомый, но глубоко взволновавший меня парень.

Но когда я сняла одежду с убитой – стало ясно, что провести ритуал будет гораздо сложнее. Оказалось, при жизни она находилась в положении, где-то на шестом месяце.

…И тут я не выдержала, слёзы сами потекли из моих глаз от смешанного в душе чувства горечи и сожаления. Мне было так жаль, их обоих.

…Так безмерно жаль. Её дитя погибло вместе с ней. По правилам – забившийся плод извлекали из тела матери и хоронили его вместе с ней, почитая за отдельно оборвавшуюся жизнь.

Бессердечны в одном – сентиментальны в другом.

А я ведь даже не знала её имени. Их трагедия ещё больше утвердила меня в моей решимости.

Так как я делала это на виду, не прячась  - ни у одного поселенца Исхода не возникло сомнения, что я совершаю обряд Одичалых не без позволения моего брата. Даже у бойцов, сменившихся с утра, потому что они видели, как Ронан сам отдал мне тело.

Сделав небольшой надрез на животе погибшей, я как сумела извлекла ребёнка и омыла его. Затем зашила и омыла его мать. Она была красивая, длинноногая, с золотистой кожей и волнистыми светлыми волосами. Я положила малыша ей на грудь, обсыпала их цветами и обложила вокруг хворостом и дровами умащенными смолой.

Нужно было что-то сказать,  моё ноющее сердце упрямо на этом настаивало:

- Из лона в лоно. Из тьмы, минуя свет во тьму, где душу каждого приветствует блаженство и покой. Да прибудут с вами все счастливые мгновенья. Пока в любящих вас сердцах будет жить память  – будет жив и ваш бессмертный дух, - это не были обычные слова, произносимые на похоронах, я не знаю, откуда я их выдрала, просто всплыли. Произнеся последнее слово, я бросила горящий факел к ногам усопшей. Из-за смолы пламя очень быстро обняло и поглотило тела.

И несмотря на изнуряющую, пробравшуюся в мою душу скорбь и физическую усталость, не шевелясь я всю ночь сидела у костра, думая о Темпе, пока передо мной не осталась лишь небольшая кучка горячего пепла.

На рассвете я снова отправилась к вышке, опасаясь, что Ронан мог сорваться и добить Темпа. Поэтому я не шла, а почти бежала, примчавшись к блиндажу брата запыхавшись, застав его уже раздающим распоряжения.

- О, ангелочек, смотрите-ка порозовела, растрепалась. Спешила? – иногда Ронан умел смотреть и улыбаться режущей обличающей тебя улыбкой. В такой момент сразу казалось, что он видит твои мысли и чувствует, что ты задумала. Понимаю, почему его так боятся.

- Хотела успеть застать тебя и испробовать кое-что на пленном, - бодро выдохнула я. – Он ведь ещё жив?

- Пошли, заодно и проверим, - кивнул он мне.

За Ронаном увязалось несколько его бойцов, и я мысленно вознесла благодарность создателю, что на этот раз рядом не оказалось Виктора, ещё одного проницательного гада, которого трудно провести, а ещё труднее вынести.

Темп сидел на земле, его сильные руки были разведены в стороны и накрепко привязаны к вмурованным в стену кольцам. Заслышав наши приближающиеся шаги, он вскинул голову. И только его взгляд выхватил Ронана, как в нём тут же всполохнуло пламя жгучей ненависти. Но я знала, я словно чувствовала его – за этой ненавистью стояла необъятная боль.

- Как спалось? – издевательски поинтересовался у него Ронан. – Хочу попросить тебя быть хорошим мальчиком и ещё немного послужить Исходу. Ах, да! Чуть не забыл. Тело твоей девки мои люди разрезали на куски и бросили шакалам на потеху, так что кому-то повезло больше – хоть у кого-то брюхо набито! – мой брат разразился смехом, от которого меня начало коробить. Мне стоило огромных усилий сохранять невозмутимое выражение лица.

И вдруг я услышала голос Темпа, хриплый, дрожащий:

- Когда ты тварь сдохнешь – я это учую даже с того света и приду за тобой. Ублюдочная гноящаяся мразь, только и можешь, что махать своим хером да вскрывать глотки детям. Выйти против настоящего бойца один на один у тебя никогда духу не хватит! Всё прикрываешься своими обезьянами, дерьмо трусливое?

Тоже парень с норовом. Безутешен, раздавлен, но всё ещё горд и взбешен. Безнадёжно отважен. Темп бросался на смерть как на пику.

Побагровев, Ронан накинулся на него с кулаками, яростно брызжа слюной, неразборчиво выкрикивая матерные слова.

И если я собиралась сохранить Темпу жизнь – мне нужно было вмешаться.

- Ронан! Ронан хватит!!! Оставь и мне немного, - на свой страх и риск я схватила брата за в очередной раз замахнувшуюся руку. – Местью нужно наслаждаться медленно смакуя. Иначе, какой тогда в этом толк?

Мои слова подействовали, я чуть было облегчённо не выдохнула прямо при нём.

- Моя девочка! – одобрил мой порыв Ронан, осматривая свой окровавленный кулак. – Заставь его корчиться от боли, ангелочек. А я пока подумаю, как  мне подадут на десерт этого хныкающего неудачника.

- Оставь мне Аэрона, - спокойно бросила я, с деловым видом раскладывая на земле прихваченные из лазарета принадлежности.

Аэрона я выбрала не случайно. Приблизительно он был такого же роста, как Темп, похожий цвет волос, и самое главное – Аэрон был туповат.

Мне оставалось только дождаться пока Ронан скроется со своими людьми подальше. В это время дня они обычно проверяли ловушки по граничной полосе.

- Аэрон, мне нужен кипяток. Хочу обварить это ничтожество, а затем испробовать на нём мазь от ожогов. Пойди, вскипяти воды, да побольше. Вернёшься уже с кипящим котелком. И верёвки ещё прихвати, - моё распоряжение прозвучало сухо и приказным тоном, как и предполагалось сестре предводителя. Бедняга Аэрон тут же кинулся исполнять поручение.

…И я осталась с не спускающим с меня глаз Темпом наедине. Казалось, даже воздух стал густым, настолько трудно мне стало дышать рядом с ним.

Не теряя ни минуты, смочив тряпку в холодной воде, я протянула к нему руку, намереваясь стереть кровь с его разбитого лица.

- Не прикасайся ко мне, дрянь!!! – дёрнувшись, прорычал он с ненавистью, испепеляя меня взглядом.

- Темп послушай, у нас мало времени, пока вода не закипит, - горячо прошептала я уже совсем другим тоном, - Не верь Ронану, он нарочно измывается  над тобой. Шакалы не обгладывали тело твоей девушки – его

забрала я!

На меня уставились непонимающие нежно карие с зелённым оттенком глаза, в которых тот час же зажглась злоба и отчаянье:

- Играешь со мной, гадина?

- Я бы тоже на твоём месте не поверила. …Чтобы поладить с Ронаном мне часто приходится притворяться, - я не отрывала своих глаз от его взгляда, я хотела, чтобы он увидел, чтобы Темп почувствовал мою глубокую искренность и моё горькое сожаление. – Глупо говорить тебе, что мне жаль. Моё сочувствие тебе не поможет. Но в Исходе не все такие, как Ронан и его бойцы.

- Что … ты с ней … сделала? – выдавил он через силу, прожигая меня своими необыкновенными ореховыми глазами.

- Предала огню. … Я всё сделала как нужно, Темп.

- Как нужно? – его разбитые губы задрожали. Возможно, в другой ситуации он бы позволил себе выплакать свою боль. Но не здесь. Не сейчас и не рядом со мной.

 - Прости, - прошептала я, опустив глаза. – У меня кое-что есть для тебя, - из-за пазухи я достала небольшой кожаный мешочек и нанизанные на ту же веревку браслеты. – Это часть их праха. И её украшения. Я подумала, что тебе нужно будет иметь что-то на память о ней.

Я снова посмотрела ему в лицо. Темп страдал, очень страдал. И мои слова только выворачивали его боль наизнанку, а я не знала, как можно утешить этого сильного человека.

- Их? ….. Ты сказала их пепел, - его голос пугал меня, как и этот потемневший взгляд. – Это значит, что ты извлекла моего ребёнка…

Я кивнула, ощущая, как по моим щекам катятся слёзы. И Темп смотрел на меня с такой злостью, словно эти слёзы я украла у него.

- Это … это … был мальчик, - заикаясь, выдавила я. Если мне было так плохо, представляю, каково было ему.

- Что будет, когда закипит вода? – жестко спросил он, беря себя в руки.

- Ты сделаешь то, что я тебе скажу, - когда я надевала ему на шею верёвку с прахом и браслетами, Темп уже не сопротивлялся, и я стала осторожно протирать запёкшуюся кровь на его лице.

- Кто ты такая? – процедил Темп, морщась.

Мне не нравился его холодный ненавидящий тон, но я старалась отвечать как можно мягче:

- Меня зовут Лаванда, и я обучаюсь на лекаря. А ещё … я сестра Ронана, - в этот раз я на всякий случай отодвинулась, чтобы он не достал меня ногой. Но эта новость его, кажется, не потрясла.

- Зачем? Зачем отдала дань Эмми? Зачем корчишь передо мной сострадание?

- Потому что я собираюсь помочь тебе сбежать, - вздохнула я, но, не смотря на моё обнадеживающее заявление - ни один мускул не дрогнул на его лице. Что ж, доверие такого парня наверняка стоит дорого. – Это коротко. Мне правда не хочется объяснять причину, для чего я всё это делаю. Значит так, Темп, сейчас я разрежу верёвки, но ты пока должен делать вид, что всё ещё привязан к стене. Когда вернётся Аэрон, я попрошу его подержать твои ноги, и в этот момент ты быстро и профессионально ударишь его. Я стаскиваю с отключившегося Аэрона жилет, ты живо усаживаешь его на своё место и привязываешь, в то время пока я помогаю тебе надеть его одежду. Затем мы не спеша идём в сторону границы. И при всём при этом нужно молиться, чтобы в процессе нас никто не увидел.

- К чему всё так нелепо усложнять? Перережь верёвки и я пошёл, - в его взгляде всё ещё присутствовало недоверие, но наконец-то он стал смотреть на меня с малой, почти безумной долей надежды.

- Охранник на смотровой вышке. Он увидит, что ты бежишь, поднимет тревогу, и тебя догонят. Солнце сейчас немного слепит ему в лицо, прищурившись, он заметит, что пленник привязан на своём месте, а кто-то похожий на Аэрона направляется в лес вместе со мной. Я часто хожу туда за травами, поэтому это не вызовет подозрений. Тем более никому даже в голову не придёт, что я освобожу Одичалого.

- Строить планы, прямо тебе скажу, ты не мастер, - хмуро заметил Темп, бросив задумчивый взгляд на вышку. – А что ты скажешь им потом?

- Об этом я ещё не думала. Совру что-нибудь на ходу, - отмахнулась я, надрезав верёвки, стягивающие его запястья.

Аэрон уже торопился в нашу сторону, таща кипяток.

Всё случилось так, как я и спланировала. …. За одним исключением – Темп не вырубил бедолагу, он его убил. …Быстро, чётко, одним ударом моего ножа прямо в сердце.

На какой-то момент я потеряла дар речи и способность ясно мыслить. И как я не учла подобного варианта, глупо понадеявшись, что Темп должен проявить такое же сострадание!

Я жутко злилась на саму себя, но ничего не могла с собой поделать, не могла противиться этому странному чувству симпатии вопреки. Несмотря на то, что Темп убил одного из наших людей, несмотря на то, что я совершенно не знала, каков человек из себя этот Темп – мне как сумасшедшей всё равно хотелось помочь ему сбежать. Даже учитывая то, что он мог легко убить и меня тоже. Особенно меня! Ведь я была сестрой того, кого он так люто ненавидел.

Но ухватив меня крепко за локоть, Темп продолжал тащить меня в сторону границы. И я послушно переставляла ноги, держа рот на замке.

Почему я так поступила?! О, мне бы самой хотелось знать. …Это было нечто за гранью нормального понимания. Нормального - в смысле для наших островных законов. Другая на моём месте уже давно бы подняла крик, отбивалась и драпала в сторону укреплений. Только не я.

Нет, чего  … я сделала попытку, когда впритык подошла к граничной полосе. Потому что знала, что как только моя нога окажется на территории Одичалых – Темп имеет полное право убить меня с чистой совестью.

- Прощай, Темп, - бросила я, застыв на месте.

- Сама пойдёшь или мне тебя ударить? – по всему было видно, что парень сдерживает в себе кучу эмоций, играющих против меня. …И как он смотрел! Словно впечатывал меня в каждую секунду времени. Таких взглядов я ни у кого не видела – умных, тяжёлых, неоспоримых.

- Я вернусь обратно, - шепотом выдавила я, чувствуя недоброе всем своим сердцем и другими органами.

Словно подтверждая мои мысли, Темп отрицательно покачал головой:

- Ты не вернёшься, Лаванда, уже нет. Я решил, что ты пойдёшь со мной или же я понесу твоё бесчувственное тело. Выбирай.

- Зачем? Уходи, тебя скоро кинутся! А …. поняла, - до меня действительно дошло. – Хочешь отомстить Ронану!

Рванувшись изо всех сил, я лишь подалась назад. Темп успел перехватить и сдавить меня ещё сильнее. Тогда я укусила его - за что тут же заработала от него по лицу.

- Темп, я ни в чём перед тобой не виновата! Я не заслужила этого жуткого возмездия Одичалых, я не дам вам меня изнасиловать и отправить домой по частям! У тебя ничего не выйдет, я убью себя раньше! – крикнула я, и это было последнее, что я запомнила.

Глава 3

Моё пробуждение оказалось похоже на пробуждение после тяжёлой болезни – голова шумит и раскалывается, тело вялое и затёкшее, во рту сухо и хочется кашлять. Но когда я открыла глаза, приняв вертикальное положение – мне стало ещё хуже!

Каким-то образом я оказалась сидящей на ступенях постамента, окруженная толпой чужих людей. Мрачная исходящая от них осуждающая тишина мгновенно прояснила моё сознание. Слева от меня стоял высокий широкоплечий Темп, и в воздухе остро пахло ненавистью и неодобрением. Мои руки были связаны за спиной, и я успела заметить, как Темп нервно перебирает пальцами по рукоятке своей дубины.

Он принёс меня в свою колонию - и Одичалые жаждали моей крови.

- Это был твой выбор, Лав, - бросил он вдруг, не оборачиваясь ко мне. – Я предлагал тебе идти самой.

- Притащил меня на растерзание, - хмыкнула я с грустью, обводя взглядом эти недобрые лица вокруг. – Боже, какая же я дура.

- Один из законов нашей колонии гласит: всё добытое разделить. Щедрость выражает преданность, - из толпы ко мне шагнул молодой мужчина. Присев рядом со мной он улыбнулся. Все в Исходе были наслышаны о предводителе Одичалых. О, это был уникальный тип – никогда не впадал в ярость, не орал, никого собственноручно не убивал, он умел говорить тихо и спокойно, даже ласково. Но каждое его слово заползало под кожу ядовитой змеёй, вонзая там в тебя свои клыки. Мягкий голос, правильно подобранные убийственные слова, проникающий взгляд и сияющая коварная улыбка поражали ничуть не меньше стрел. Ему подчинялись беспрекословно, его уважали и побаивались. Потому что это были не просто сладкий голос и милые улыбки – это был неоспоримый лидер с голубой кровью, потомок брошенных в заключение аристократов. Всё в нём выдавало отпрыска высшей касты – в первую очередь цвет глаз, острый ум, манера держать голову, походка, жесты, произношение, видимый стержень характера. И то, что он жил на одном острове с нами, пил ту же воду и спал на таком же набитом травой матрасе – ничуть не делало его равным с остальными.

- Джона, - обречённо выдохнула я, опустив плечи. В Исходе часто упоминалось это имя.

- Лаванда, - улыбнулся он мне. – Приятно познакомиться, девушка. Красивое имя и …. вся синь небес в твоих очах! – выдал Джона, привлекая к себе мой взгляд столь странным комплиментом. – У нас здесь возник небольшой спор, Лаванда. Будет жаль портить такую белую кожу, - и снова меня осветила его убийственная улыбка. – Дело в том, что можно поделиться мясом или початками ворованного маиса, но очень сложно разделить такую добычу, как ты, красавица, сестра самого проклинаемого всеми нами Ронана. 

- Они все хотят от меня по куску, - понимающе кивнула я, стараясь не выдавать своего страха. Я уже осознавала неизбежность своего конца, но мне всё ещё тяжело было с ним смириться. – По-вашему, я виновата в том, что родилась в Исходе, и в том, что Ронан мой брат …. и во всём остальном тоже.

- Почему же ты всё-таки решила помочь врагу? А, Лаванда? – со стороны могло показаться, что я безумно нравлюсь этому мужчине, но на самом деле, чем нежнее звучал его голос и обходительнее он себя вёл – тем опаснее было находиться с ним рядом. Это значило, что Джона настроен против тебя, а не наоборот. – Говори, Лаванда. От того, что ты нам сейчас здесь скажешь, будет зависеть твоя судьба.

- Хорошо я скажу, но только лишь тебе …. Наедине. Я не хочу, чтобы знал Темп, - мой ответ заинтриговал Джону.

- Но Темп единственный, кто против твоей смерти. Он не хочет, чтобы тебе причинили вред. Пока что Темп запрещает нам тебя трогать. Ты его добыча и твоя жизнь в его власти.

Моя душа встрепенулась какой-то глупой надеждой, и я бросила короткий взволнованный взгляд в сторону Темпа:

- Тогда тем более. Ему не стоит это слышать, - теперь я заинтриговала абсолютно всех, включая самого Темпа.

- Джона, ты же понимаешь, что я должен знать, что она собралась тебе  наплести! Она принадлежит мне с потрохами! – воскликнул он тут же, гневно сверкнув своими удивительными глазами.

Но Джона, как предводитель, не посчитал нужным отвечать ему, вместо этого он освободил мои руки, властно кивнув мне в сторону берега.

Со стороны колонии Одичалых, океан набегал на широкий песчаный пляж, в отличие от нашего скалистого берега.

Минуя осуждающую меня взглядами толпу, вдвоём с Джоной мы уселись на выложенные валуны в виде вереницы сидушек, и глядя на прибрежную пену я заговорила:

 - Прежде, хочу сказать, что мне никогда не нравились стычки и убийства, я не сторонница насилия, и не только между колониями, а вообще. Вот такой вот я выродок. Но сказать об этом кому-либо – значило навлечь на себя неприятности, моему старшему брату не нравятся подобные точки зрения. Увидев лицо Темпа в момент, когда Ронан убил его любимую – я словно заглянула в его сердце, я почувствовала его, как родное. Будто страдал кто-то очень близкий мне. …. И я ещё раз убедилась в чудовищной жестокости Ронана. …. Тогда-то во мне и появилось желание вмешаться, сделать для Темпа хоть что-то. Его ощущаемая боль вдруг извлекла меня наружу, - я вздохнула. Шум океана успокаивал, Джона не перебивал меня, а я не смотрела в его глаза, чтобы не разволноваться ещё больше. – Темп так любил её, больше жизни любил. Это было видно, чувствовалось. И я просто не могла позволить, чтобы её бросили на съедение хищникам. Я знаю, для Темпа было важно ….то, как её похоронят. Я всё сделала сама, разрезала, достала малыша, обмыла их и … сожгла. Почему-то у меня в душе всё переворачивалось и такое со мной случилось впервые, словно я видела и чувствовало нечто недоступное для других. Мне уже было плевать на свою участь, как и плевать сейчас. Да, мне страшно, но и тогда и сейчас я хочу помочь Темпу. … Наверное, это у меня наследственное. Ронан помешан буйно, а я тихо. Понимаешь, Джона, - тут я всё же заглянула в лицо, внимательно слушающему меня предводителю. – Мой брат никогда не придёт спасать меня и вы не сможете выманить его, чтобы схватить. Для него я уже умерла, ведь он судит по себе. Каждого пленного из Одичалых он пытает и убивает, значит, от вас он ожидает того же. Возможно, его немного расстроит вид моего прибитого к дереву трупа, но себя он ценит выше. Он скорее всего прикажет отлавливать вас по одиночке. Я неважная приманка, Ронан вообще-то не ведётся на провокации, он сам любит провоцировать.

- Я знаю, - улыбнулся Джона, разглядывая меня с каким-то подозрительным интересом. – Ты уже влюблялась раньше?

- Нет …. – нахмурилась я, растерявшись такому бессмысленному идиотскому вопросу. – Причём здесь это!? Мне просто стало по-человечески жаль Темпа! Искренне, от всего сердца. Ужасно когда мать твоего ребёнка забивают, как скотину. Он…

Всё-таки я разволновалась и Джона, наконец, перестал уничтожать меня своей безжалостной улыбкой:

- А что если я скажу тебе, что знаю способ, как досадить твоему брату и спасти тебе жизнь? Только при этом тебе придётся отречься от связи с Исходом.

- Ничего … не выйдет, - выдавила я, после короткого горького раздумья. – Я уже мертва, у меня нет шанса в любом случае и ты это знаешь. Поэтому я останусь преданной своим людям, потому что среди них есть … есть славные.

   Джона громко свистнул несколько раз, и от поселения в нашу сторону тут же кинулось несколько человек.

- Глаз не сводить, рук не распускать, – приказал он холодно и мягко. – Сидеть и ждать, - полагаю, так разговаривать мог только Джона. ...