Все права на текст принадлежат автору: Мария Николаевна Высоцкая, Мария Николаевна Высоцкая (Весна).
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Он мой кошмарМария Николаевна Высоцкая
Мария Николаевна Высоцкая (Весна)

Он мой кошмар Мария Высоцкая

1

«Закружила так, что не верится.

Может быть, вся жизнь переменится…»

Мари Краймбрери — Медляк (ft. HammAli, Закружила)

Темнота. Небо затянуто плотными тучами и вот-вот разольется дождем.

Я бегу, пока не упираюсь руками в стену. Ловушка, из которой нет выхода. Медленно поворачиваюсь.

Каждый его шаг отдается в ушах звоном.

Андрей не торопится. Конечно, я и так загнана. К чему теперь торопиться?

Оказавшись напротив, вытягивает руку и сжимает мой подбородок. Не больно, но очень ощутимо…

— Я никуда тебя не отпущу, Еся. Лучше убью здесь и сейчас. Ты моя. Нравится тебе это или нет. — Он смотрит в упор. В глазах ярость, она сгущается надо мной черной тучей. — Еще раз я увижу тебя хоть с кем-то…

Мои губы дрожат. Смотрю на его кулаки, перепачканные кровью, врезаясь спиной в холодную стену.

— Ты чуть не убил его.

— Я же предупреждал. Только моя, — переходит на шепот, впиваясь пальцами в мои плечи.

— Ты ненормальный, Панкратов. Чертов псих. Убери от меня руки. Не смей ко мне прикасаться.

— Я псих, и тебе это нравится.

Проводит костяшками пальцев по моей щеке, оставляя на ней кровавые отпечатки.

— Отпусти, Андрей, мне осточертели твои выходки. Я не твоя собственность. Не твоя вещь. Почему ты ведешь себя так, словно тебе это позволено?

— А мне и позволено, Еська…

Мои губы дрожат, а тело продувает ледяным ветром. На дворе поздняя осень, а на мне тонкое шифоновое платье, что ни капли не греет.

— Мне все позволено, — рывком тянет к себе, а у меня земля из-под ног уходит. — Не смей от меня сбегать. Никогда.

Мы стоим в колодце питерского дома. Крупные капли начавшегося дождя царапают кожу. Холодно. Так холодно и так нестерпимо жарко. Жуткий контраст.

— Я тебе не разрешал, — встряхивает меня как куклу, — слышишь?


Слышу… Ты всегда делал то, что тебе заблагорассудится. Наша первая встреча была именно такой…


За несколько месяцев до описываемых ранее событий…

Первая встреча

Есения


Смотрю вниз, в танцующую толпу, выхватывая лишь отрывки Леськиных громких фраз. Никогда не бывала в этом клубе на втором этаже. Всегда только там, в хаосе танцующих людей.

Бережная отлипает от перил и тянет за руку к диванчикам. Туда, где расположилась добрая половина нашей группы. Официантка любезно подает еще порцию коктейлей.

— За начало семестра, — Леся прыскает со смеху и залпом осушает длинный бокал.

Я ограничиваюсь лишь глотком сока. Еще не хватало прийти домой окосевшей. Маме это не понравится. Да и самой мне не нравится.

Виталик, Леськин брат, рассказывает очередной похабный анекдот, совершенно забывая, что их эра давно канула в Лету.

Хочется закатить глаза, что я, в принципе, и делаю. Но, несмотря на жеманность вокруг, чувствую себя расслабленной и почти счастливой. На мне красивое бежевое платье, идеальный макияж, на работе дали несколько выходных, а впереди еще целая ночь танцев.

Боковым зрением замечаю темную, идущую к нам фигуру. Но особого внимания ей не уделяю. Продолжаю покачивать ногой в такт музыке.

— Андрюха! — Виталик подскакивает с места и хлопает незнакомца по плечу. Улыбается.

Стелется перед ним, как перед своим хозяином. Этого у Бережного не отнять.

А вот новоприбывший совсем не разделяет общего веселья. Скорее наоборот, транслирует поток негатива. Захлестывает им каждого за этим столиком.

— О, Панкратов нарисовался, — шепчет Леся, — сейчас начнется, — вымученно вздыхает.

Я слегка напрягаюсь.

Он садится в кресло и раздраженно кидает смартфон на столик. Поза у него вроде и расслабленная, но руки сжаты в кулаки. Мне кажется, все сидящие здесь притихают. Движения становятся более скованными, а улыбки ненастоящими.

Кто он такой и зачем пришел — понятия не имею. Но по отрывкам фраз подруги понимаю, что он друг ее брата. Старшего брата, который приперся суда по приказу отчима. Контролирует младшую сестренку.

В какой-то момент понимаю, что рассматриваю этого самого Панкратова.

Взгляд падает на массивные часы, что огибают его запястье. Золотые. Почему-то усомниться в том, что они настоящие, я не могу.

Он пышет состоятельностью и полным безразличием к происходящему.

Темно-русые волосы, широкие плечи. Черный бадлон с невысоким горлом обтягивает бицепсы. Слово спорт ему явно знакомо не понаслышке.

Широкие скулы, острый нос и подбородок с едва заметной ямочкой. Глаза светлые. Разобрать оттенок, конечно, нереально. Симпатичный. Он, бесспорно, симпатичный. Но как-то по-особенному. Есть в нем какой-то треплющий душу страх. Опасность. Да, вероятно, это самое правильное слово.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍А когда наши глаза встречаются, мне становится не по себе. Он очень пристально меня рассматривает, словно раскладывает в своей голове на детали.

Стараюсь держать лицо, но губы предательски подрагивают.

Слишком жутко. Сразу начинаешь чувствовать себя не в своей тарелке.

Тяжелый взгляд, который у меня не получается выдержать до конца, как бы я ни старалась. Мои щеки краснеют, а кожа покрывается колючими мурашками.

— Бережная, с каких пор ты дружишь с эскортницами? — Панкратов чуть прищуривается и переводит взгляд на Леську. — Папа не наругает? — скалится.

2


Приоткрываю рот. Такого я точно не ожидала. Совсем.

Все мое напускное безразличие тает на глазах.

— Панкратов, не хами! — моя Леська переходит в оборону. — Тоже мне божок.

— Витася, рот своей сестре закрой, или это сделаю я, — скалится. — Не уверен, что ей понравится.

Бережная замолкает, а его губы изгибаются в подобии улыбки, глаза при этом остаются холодными. В них пусто.

— Тогда, может, свалишь отсюда? — выгибаю бровь. — Нам тоже твоя компания не слишком приятна. У нас тут своя атмосфера, если ты не заметил.

— За себя говори, Токарева, — встревает Виталик-подпевала, а Леся испуганно дергает меня за руку.

— Что ты сказала? — Панкратов подается чуть вперед, просто пригвождая меня взглядом к диванчику. Даже если я захочу встать, не смогу.

— Проблемы со слухом? — вновь хватаю маску напускной бравады, стараясь залезть в нее как можно глубже.

Медленно вхожу в раж, что плохо. Остановиться будет нелегко. Терпеть не могу таких самовлюбленных типов.

— Смотри, чтобы у тебя не возникло проблем, — его голос резонирует с выражением лица. Такая грубая, вкрадчивая подача и полное безразличие на лице. Ни единой эмоции.

Бережная чуть дергается и хочет встать. Спешит уйти. Чувствую это ее желание слишком остро. Она всегда такая — забитая и тихая. Просто не представляю, что сподвигло ее на реплику в адрес этого хама.

Крепко сжимаю Леськину руку.

— Даже не думай, — сквозь зубы. — Не ведись на этот бред, Олеся, — говорю с нажимом.

Спустя время атмосфера становится менее напряженной. Панкратов исчезает где-то за барной стойкой, но я продолжаю ловить на себе его взгляды.

Ребята снова начинают болтать и смеяться. Кто-то уходит танцевать, а я сижу, будто меня приложили по голове чем-то тяжелым.

Лесе звонят, и она, сто раз извинившись, сбегает на улицу. Ее отчим снова закручивает гайки. Тоталитаризм в действии.

Мы быстро спускаемся по лестнице и, притормозив у входа, размеренно шагаем к уже подъехавшей за ней машине.

— Удачи, — шепчу ей на ухо и целую в щеку.

Пару минут слежу за отъезжающей иномаркой. А когда поворачиваю голову, моментально покрываюсь колкими мурашками. Вздрагиваю.

Он стоит за моей спиной.

— Так кто ты такая? — его вкрадчивый голос словно надвигающаяся темнота. Черная дыра, которая в любой момент может стереть с лица земли.

Панкратов снова прищуривается и не церемонясь толкает меня к стенке.

— Ты совсем? — впечатываюсь в холодную поверхность, начиная паниковать.

Ловушка.

Он затолкнул меня в самый угол. Подальше от людей.

Сам стоит напротив. Очень близко. Мне кажется, я чувствую тепло его тела.

Панкратов оценивающе осматривает меня с ног до головы и снова кривит свою рожу в насмешке. Такая гаденькая улыбка, от которой начинаешь чувствовать себя предметом. Не человеком, а вещью. Он и смотрит на меня именно так, обезличивает.

Трогает. Без всякого стеснения оттягивает ворот моего платья, а потом грубо и больно впивается пальцами в изгиб талии.

Пытаюсь вскрикнуть, но мой рот моментально накрывает его ладонь.

— Харе дергаться.

— Пусти… — все, что могу выдать, когда он убирает руку от моего лица.

— Вечер только начинается. Думаю, мы продолжим знакомство в другой плоскости, — уголки его губ заостряются в подобии улыбки, — я видел, как ты смотрела на мои часы, — проводит рукой перед глазами. — Деньгами не обижу.

— Совсем больной? — пытаюсь вырваться, но он лишь сильнее сдавливает мое тело. Пригвождает к стене, просовывая ногу между коленями.

— А разве ты тут не за этим? — выгибает бровь.

Нет, это точно параллельная вселенная. Абсурд какой-то. Дыхание перехватывает. Я слышу стук собственного сердца. Так громко оно заходится в ритме учащенных ударов…

Страшно. Мышцы сводит от испуга, и я дергаюсь, словно в конвульсии.

Моя вечная, набитая до оскомин бравада тает. Я сталкиваюсь со своими страхами лицом к лицу.

— Мой отец сотрет тебя в порошок, — шиплю, но моя угроза на него не действует.

— Хорош строить из себя недотрогу, — снова дергает за вырез платья-рубашки, и мелкие пуговички летят мне под ноги. — Прокатимся.

Я не успеваю пикнуть, как он засовывает меня в черную тонированную машину, что все это время стояла в паре шагов.

3


— Что ты делаешь? Это преступление, слышишь? Преступление!

Ору на всю улицу, но только внимания никто не обращает. Даже охрана, что стоит на входе, просто-напросто игнорирует его выходку. Мой крик развеивается в воздухе, а дверь в машине захлопывается.

— Рот закрой, — резко тянет меня на себя, и я в мгновение пропитываюсь запахом его довольно резкого парфюма.

Кожу на шее режет от впивающейся колючей бирки.

— Ты не в себе? Боже, — зарываюсь пальцами в свои волосы. — Пусти, я не та, за кого ты меня принял! — ору ему в лицо и, кажется, даже умудряюсь поцарапать кожу на небритой щеке.

От моих действий его взгляд темнеет, но словесно он упускает этот момент. Разве что крепче сжимает запястье.

— Ей никогда не поздно стать. Я заплачу. Вы все одинаковые, — пожимает плечами, отталкивая меня обратно на сиденье. — Валера, поехали.

Бросаю умоляющий взгляд на водителя, но тот словно каменная статуя. Делает вид, что тут вообще кроме него никого нет. Пусто.

— Ты об этом пожалеешь, понял? — выплевываю ему в лицо и сразу же оказываюсь под действием его хмурого взгляда.

— Не думаю.

Больше он не говорит. Повисает молчание.

За довольно плотной тонировкой начинают мелькать здания. Машина набирает скорость. Подтягиваю колени к груди. Мне просто нужно придумать план. Вот и все…

— Зачем тебе это? — спрашиваю, изо всех сил стараясь не икать от страха.

Я-то знаю, что никто его в порошок не сотрет и ни за что он не поплатится. Нету у меня никакого отца, который бы мог быть на такое способен.

— Скучно, — лениво ведет плечом.

— Скучно?!

Мои глаза вылезают из орбит. Ему скучно! Серьезно? Это же… это…

Я так и остаюсь сидеть с приоткрытым ртом от услышанных слов. Меня трясет. Все вокруг просто теряет смысл.

Ему скучно, и он готов сделать со мной все, что ему вздумается…

Разве так бывает?

— Пореви для приличия, — лениво вытаскивает из пачки сигарету, смотрит на нее и убирает обратно. — Подави на жалость. Влезла в роль, играй до конца.

— Пошел ты. Словно это поможет.

— Правильно, не поможет. Верно мыслишь, кукла.

— Сам ты… козел.

Его поблескивающие в полутьме глаза точно рассекают меня напополам. Я обжигаюсь его взглядом. Острым и колючим.

— Первое впечатление меня не обмануло, — он вытягивает руку и трогает мои волосы.

Накручивает рыжие локоны на свои пальцы, а я перестаю дышать.

— Ты серийный маньяк?

— Убить тебя не входит в мои сегодняшние планы. Может быть, потом, — понижает голос.

Он подается ближе. Натягивает локон моих волос и, прикрыв глаза, тянет носом запах.

Ощущения жуткие.

— За свои слова надо отвечать. Кажется, я тебе уже об этом говорил сегодня…

— Даже не надейся, лучше убивай.

Мой голос дрожит. Я искренне хочу вложить в него всю храбрость, но ее сейчас нет.

— Смелая?

Касается моей щеки, медленно спускаясь все ниже. Шея, ключица…

— Снимай платье.

— Пошел ты, — выплевываю слова и мгновенно чувствую грубый захват. Он сжимает мою шею, пригвождая затылком к спинке сидения.

— Пока я даю тебе выбор, но ты все равно это сделаешь. Сама или уже с моей помощью… — замолкает. Только смотрит так, что и по взгляду ясно, что он не шутит.

Машина притормаживает, и я начинаю дрожать.

— Тик-так, — смотрит на часы. — Советую думать быстрее.

Я хаотично осматриваюсь по сторонам. Ищу какую-то поддержку, помощь, но ее здесь нет и не будет. Руки трясутся. Он серьезно?

Машина остановилась посреди улицы. Я хочу дернуться, дотянуться до ручки двери, но он пресекает мою несчастную попытку моментально.

Его лицо всего в паре миллиметров. Он тяжело дышит. Как бык на корриде. И глаза у него такие же. Красные, залитые кровью и яростью.

В этот момент ему звонят.

Панкратов нехотя отрывается от моей шеи и отвечает на вызов. Слушает, что ему говорят буквально пару секунд, за которые успевает скользнуть по мне диким взглядом.

— Я жду, — одними губами.

Зажмуриваюсь, прижимая руки к груди. Пусть лучше убивает.

Панкратов самодовольно кивает и убирает телефон в карман. Протягивает руку в мою сторону, и я инстинктивно еще сильнее вжимаюсь в кресло.

— Не шугайся так, — улыбается, — урок на будущее, лишний раз не молоть своим длинным языком все, что приходит в твою пустую голову. Потому что могут быть последствия.

Его палец упирается в мой лоб, словно он приставил пистолет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Вали уже, — открывает дверь. — Чего застыла? Или хочешь остаться?

Нервно кручу головой и практически выкатываюсь на асфальт.

— В следующий раз, прежде чем быковать, будешь думать, рыжуля. Валера, поехали!

4


Как только оказываюсь на улице, автомобиль трогается с места с диким ревом.

Смотрю на отъезжающую машину со слезами на глазах. Проходят какие-то секунды, прежде чем я бросаю свою босоножку вслед тачке с диким криком.

— Козел!

Тяжело дыша, поднимаюсь на ноги. Ощупываю себя. Трогаю лицо, плечи, живот, который скрутило болью. Горло, на котором точно остались отметины от его пальцев. Сглатываю.

Несколько секунд смотрю в одну точку и только потом понимаю, что моя сумка с телефоном, документами и ключами от дома осталась в этой проклятой машине. Она так и продолжает валяться на коврике под сиденьем водителя, куда благополучно упала, когда меня заталкивали в авто.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я добираюсь до дома. Может быть, час, может, меньше…

В голове набатом лишь одна мысль — мне повезло остаться живой и почти невредимой.

Ввожу код на домофоне и, ускорив шаг, забегаю в лифт. Придется звонить в дверь. Боже, что говорить маме? Как я выгляжу? Поправляю платье, стягивая края, оставшиеся без пуговиц, ближе друг к другу.

Приглаживаю волосы и уверенно давлю на дверной звонок.

— Еся!

Мама появляется передо мной в длинной ночнушке и с накинутым на плечи халатом. Прищуривается ото сна и пропускает в квартиру. Свет не включает.

— Где твои ключи?

— Случайно забыла в такси, — вру, стараясь не смотреть ей в глаза и лицом своим светить поменьше. — Но ты не переживай. Таксист еще Леську домой повез, я ей сейчас с твоего телефона наберу, чтобы забрала.

— Хорошо, — мама зевает и выносит из своей комнаты мобильный. Вручает его мне и уходит спать. Она с суток, поэтому внимание на моей потрепанной фигуре не заостряет. Спит на ходу.

Крепко сжимаю старенькую красную раскладушку и делаю вид, что звоню подруге.

Возвращаю мобильный в мамину комнату, а после долго стою под теплыми струями воды, стараясь забыть эту ужасную ночь.

Касаюсь шеи. До сих пор чувствую его крепкий захват. Тело пронзает фантомной болью. Ненастоящей. Но мое сознание воспринимает все за явь.


…просыпаюсь ближе к обеду. Открываю глаза и четко слышу, как мама что-то готовит.

Смотрю на себя в зеркало, пока расчесываю волосы. Выгляжу паршиво. Лицо бледное, чуть припухшее. На шее действительно остались синяки.

Натягиваю темно-синюю пижаму, прикрывая шею волосами и чуть приподнятым воротником свободной пижамной рубахи.

— Доброе утро, — бодрый голос мамы вызывает на лице тень улыбки.

— Доброе, — усаживаюсь на стул, подогнув под себя ноги.

— Ты представляешь, вся наша больница на ушах стоит, — мама наливает мне чай и ставит кружку на стол. — Кошмар просто.

— Что произошло? — размешиваю сахар.

— Младший сын Панкратова ночью поступил.

На этих словах я перестаю пить. Не дышу даже. Меня просто подбрасывает над землей.

— Кого? — растерянно хлопаю глазами.

— Младший сын нашего мэра, — мама переходит на шепот. — Спутался с какой-то девицей… в аварию из-за нее попал.

Панкратов Владимир Анатольевич — мэр. Мэр нашего города.

А вот Андрей Панкратов — его сын. Я и раньше слышала его имя от Леськиного брата, только он же тут не живет. В Москве учится… Неужели?!

— Он же у них мальчик тихий, говорят, — продолжает мама. — А тут связался с девчонкой какой-то… В общем, парня еле откачали. Переливание крови делали. Машина, говорят, всмятку. Спасатели пока распилили все, чтобы его вытащить…

— Откуда ты знаешь?

— Да все уже знают. Мое дело маленькое — утки выносить. Зато наш главврач волосы на голове рвет. Жена мэра там такое устроила…

— Кошмар…

— В общем, информация уже просочилась, теперь будут рты всем затыкать.

— Неудивительно, — бормочу себе под нос, и в дверь неожиданно звонят.

— Я открою, — мама выскальзывает в прихожую, и через секунду я слышу голос, который пыталась забыть.

Пальцы на ногах поджимаются сами собой, а сердце ухает куда-то вниз.

— Еся…

5


Только его нам и не хватало…

Отец стоит посреди прихожей. Мама вся белая, прилипла к стене и держится за сердце. Конечно, в последнюю их встречу он угрожал ей ножом.

— Что ты тут забыл? — смотрю на него исподлобья.

— Прописан я тут, дочур. Паспорт показать? — нагло улыбается, зажимая в зубах неприкуренную папиросу.

— Есенька, иди к себе, — шепчет мама.

— Конечно, и оставить тебя с ним одну? — складываю руки на груди.

Какого черта он вообще приперся? Ему сидеть еще два года.

Мы четыре жили спокойно, но содрогались от одной мысли, что он вернется. А теперь, кажется, этот день настал.

— Ты ударился в бега?

— Выпустили по УДО.

Он говорит с улыбкой. Нагло осматривает квартиру, шляется по комнатам даже не разуваясь. Оставляет на линолеуме грязные следы от своих гамаш и чувствует себя абсолютным хозяином. Вон как вытянулся весь. Чувствует свое превосходство в силе. Козел.

— Зачем ты приехал, Алик? — мама наконец отходит от шока. Делает шаг ко мне и впивается в отца гневным взглядом.

— Нужно где-то перекантоваться. Не боись, Лидка, не обижу.

Отца посадили за разбой. Жертв с летальным исходом, к счастью, не было. Он со своими дружками ограбил магазин. Притащил «добычу» домой, а уже на утро следующего дня за ним пришла полиция.

Вообще, он всегда только и делал, что портил нам жизнь.

Я не помню ничего хорошего, что могло бы быть с ним связано. Все детство лишь слезы и скандалы. Крики и оскорбления.

Мама развелась с ним десять лет назад, но ничего это не поменяло. Он продолжал жить с нами все это время, так как имеет в квартире долю. А за неимением денег ни у одной из сторон поделить жилплощадь, чтобы разъехаться, не представлялось возможным.

Наверное, его заключение стало для всех нас облегчением. Шансом на нормальную жизнь. Без вечно снующих здесь подозрительных типов, дебошей и как к себе домой заглядывающей полиции.

Он не раз бил маму. Мне с Алинкой, старшей сестрой, тоже доставалось.

К счастью, сейчас она уже вышла замуж и съехала. Повторного кошмара больше не увидит. А вот что ждет меня, маму и еще двух сестер, теперь остается загадкой…

Какова вероятность, что он изменился? Сколько это в процентном соотношении? Уверена, сущий мизер.

— Чего застыли? Не рады батьке, куры, — он мерзко лыбится и толкает ногой дверь в гостиную, комнату, где сейчас спит мама.

Квартира у нас трехкомнатная. Но по площади очень маленькая, мне кажется, у многих двушки больше.

Пока он бросает свое барахло в кресло, мамуля крепко сжимает мою руку.

— В деревню за девочками со мной поедешь, — понижает голос, — одну я тебя с ним здесь не оставлю.

— Я у Леськи заночую, — тоже шепчу, — завтра на пары рано вставать, не хочу полночи трястись в поезде.

Мама кивает, и мы вместе наблюдаем, как папаша откупоривает бутылку.

— За возвращение?! — салютует и пьет прямо из горла.

Внутри зарождается тошнота. Я и так доверху переполнена ненавистью, еще не хватало, чтобы меня вывернуло здесь от отвращения.


…крепко обнимаю маму на вокзале и бегу на остановку, как только она садится в пригородный поезд. Уже завтра Лена и Катя будут дома. Их, как самых младших, на все лето отправляют к бабушке. В моем детстве было то же самое.

В голове сразу всплывает образ добротного деревянного дома и вишневых деревьев. Бабуля что тогда, что сейчас возится с внуками. Она у нас самая замечательная.

Перекинув ремешок сумки через плечо, иду на остановку. По пути покупаю рожок мороженого и еще минут пятнадцать тусуюсь в ожидании маршрутки.

Дорога до кафе, где меня ждет Бережная, занимает около получаса.

— Привет, — бросаю сумку на диванчик рядом с собой, — спасибо, что разрешила у тебя заночевать.

— Что за глупости, Есь? Я всегда тебе рада.

Леся улыбается в привычной ей манере, так по-доброму. Очень искренне и трепетно.

Мы с Бережной познакомились в том году, попали в одну группу. Сразу сдружились. Она первая ко мне подошла. Вся такая потерянная, скромная, но при этом до макушки упакованная в бренды. Нетипичная мажорка, так я ее прозвала.

Моя Олеся хорошая. Добрая, открытая, мне кажется, даже слишком…

— Спасибо. Не представляю, что бы без тебя делала.

— Поехали домой, — растирает ладони, постоянно оглядываясь по сторонам, — по дороге расскажешь про отца. Совсем все плохо, да?

— Честно говоря, даже называть его так не хочется, — опускаю взгляд, — отец…

— Все будет хорошо.

Подруга крепко стискивает мою руку и тянет прочь из этого места.

Пока я устраиваюсь на сиденье ее голубого кабриолета, Леся успевает подправить макияж.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Слушай, — пристегиваюсь, — Панкратов — сын мэра? Или просто однофамилец?

— Его самого. Самовлюбленный кретин он — этот Андрюша. Ума не приложу, как вообще мой Витася с ним дружит.

— Давно?

— Всегда. Они в одном классе учились, потом Андрюха в Москву перебрался. Сразу после школы. Редко сюда приезжает. А еще… у нас дома через дорогу друг от друга, — уточняет, но на меня не смотрит.

Последнюю реплику я пропускаю мимо ушей, и очень зря на самом деле. Потому что проявление этого соседства даст знать о себе уже ночью.

— Да плевать на него. Ты сама-то как? Отчим вчера сильно орал?

— Так, забей… Они с мамой сегодня с утра на несколько дней в Европу свалили. Уже счастье.

6


Андрей


— Мы еще увидимся?

— Не думаю, — мотнув головой, закрываю дверь прямо перед носом девчонки, позади которой сразу появляется охрана.

Веду пальцами по затылку, понимая, что имени ее не помню. Точнее, даже не спрашивал. А смысл?

Убрав руки в карманы, заглядываю в столовую. Время около семи вечера. Как раз ужин.

Семейка в сборе. Почти в полном.

— У тебя брат в больнице, ты бы хоть постеснялся! — отец заводит свою извечную шарманку нравоучений. Моралист, блин…

Как и всегда, эмоционально бросает столовые приборы, звеня серебром о фарфоровую тарелку.

— Мать места себе не находит, а он со всякими… — переводит дыхание, — шляется. Совесть у тебя есть? Хоть какая-то? Таскаешь в дом не пойми кого.

— Малому сейчас без разницы, где я шатаюсь и с кем сплю. Он без сознания. Вам, кстати, тоже не мешало бы сбавить обороты и не лезть в мою личную жизнь.

— Андрюша… — мама театрально охает.

— Я все и так знаю, мама, — сажусь на стул и вытягиваю под столом ноги. — Ты не таким меня воспитывала. Помню.

Мама покачивает головой, поправляя воротник своей идеально выглаженной белой рубашки.

— Что с тобой происходит? — печально скользит глазами по моему лицу. Мама любит проявлять сочувствие, особенно там, где не надо.

— Вкрай обнаглел он, вот что с ним происходит, — вмешивается отец.

От воплей с пеной у рта его лицо приобрело нездоровый багровый оттенок, а глаза налились кровью. Еще немного, и от усердного воспитания полопаются капилляры.

— Я вас услышал, — щелкаю пальцами по хрустальному бокалу. Если разобрать всю посуду, что стоит на столе, детально, то можно заметить, что живем мы до сих пор словно при царе, золотых кубков только не хватает.

— Кстати, радостная новость, — отец прищуривается.

Делает долгую паузу, жадно поглощая воду из стакана. Скорее всего, у него сушняк после очередных «посиделок» в сауне.

— Ты остаешься в городе.

— А как же учеба? — мама чуть вытягивает шею.

— Я перевел его в наш местный вуз. Еще вчера.

Вот эта новость не радует. Поднимает где-то внутри бурю эмоций, которые я привычно сдерживаю.

— С чего такая забота? — смотрю на папашу в упор.

— С того, что мне надоели твои выходки. Теперь ты будешь здесь, под моим личным контролем. К тому же брату не помешает твоя компания, — отрезает без права на апелляцию.

Киваю. Последние слова оставляют осадок.

Если бы я был рядом…

Передергиваю плечами, чтобы сбросить эти ощущения.

Значит, в местный универ… прекрасно.

Семейное сборище покидаю в наивысшей точке раздражения. На улице упираюсь плечом в колонну на крыльце, наблюдая за подъезжающей к соседнему дому машиной Бережной.

Голубой кабриолет, большего каламбура не придумаешь.

Сжимаю в кулак вейп и в сотый раз за день вспоминаю, что бросаю курить.

Тачка паркуется во дворе, который открыт для моего взгляда. Как на ладони.

Олеська явилась не одна. Прихватила свою языкатую подружку.

Вчера рыжуля попалась под горячую руку. Сама в бутылку полезла. Дура. Это было временное помутнение, которое накрыло волной. Внутри только ярость и злость. А еще часы, гребаные часы ожидания, придет Славик в себя или нет. Меня и переклинило.

Не знаю, чем бы все закончилось, если бы мне не позвонил Ростов. Он оперативно отыскал ту шваль, из-за которой мой брат попал в больницу. Не уверен, что теперь она когда-либо появится в городе. Да и вообще в радиусе тысячи километров.

— Валера, поехали в центр скатаемся. Жрать охота, — озираюсь на родительский дом, где еще недавно мне предлагали ужин. Нет уж. Лучше я выберу более приятную компанию.

В машине откидываюсь на сиденье, регулирую выдвижную подставку для ног, занимая полулежачее положение. Какое-то время залипаю в телефоне, не сразу замечая валяющуюся под водительским сиденьем сумку.

Подцепляю пальцами позолоченный ремешок-цепочку и тяну на себя.

Вот так сюрприз.

Вытаскиваю из небольшого и единственного здесь отделения паспорт в розовой обложке. Следом телефон в уже пожелтевшем силиконовом чехле.

— Токарева Есения Альбертовна, — смотрю на заламинированную страницу и довольно стремную фотку вчерашней «подруги» с длинным языком.

Как неосмотрительно, Есения Альбертовна. Очень неосмотрительно. Бросаю паспорт на сиденье и в один щелчок снимаю телефон с блокировки. У нее даже пароля нет. Девочка-ромашка.

Тупые фотки. Тупые треки. Ну, один плюс, что на морду она симпатичная. Паспорт в расчет не берем.

И что же нам с тобой, Есения Альбертовна, теперь делать?

Улыбаюсь, замечая в зеркале взгляд водителя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Валера, ужин отменяется, разворачивай тачку, — взмахиваю рукой и звоню Бережному. Судя по последним событиям, сегодня просто грех не наведаться к нему в гости…

7


Есения


— Может, этот посмотрим? — Леська тычет курсором на очередной американский сериал с налетом сверхъестественного. — Красивые мальчики, загадочные убийства и тайны…

— Ладно, уговорила.

Взбиваю подушку и открываю жестяную банку пепси с тихим шипением. Газированная жидкость превращается в пену, начиная выливаться через край. Отвожу руку с уже липкими пальцами в сторону, чтобы не намочить постельное белье.

Бережная морщит нос и протягивает мне пару влажных салфеток.

— Спасибо, — поджимаю губы, — прости.

— Ой, забей. Все, я выключаю свет. Смотрим.

Улыбаюсь, вытирая руки, и откидываюсь на подушку. Взгляд падает на дверь гардеробной. Подумать только, у Бережной есть практически отдельная квартирка для вещей.

Моя спальня точно уступает по размерам ее «складу» со шмотками.

У Леськи огромный дом, до знакомства с ней я в подобных не бывала. Максимум видела издалека.

Отрываю кусок пиццы, втягивая носом аромат горячей пеперони. Во рту образуется вязкая слюна, а желудок подает сигнал в виде тихого урчания о том, что голоден. Кажется, я сегодня еще ни разу не ела.

Пока главные герои на экране, что освещен прожектором, залезают в заброшенный дом, я успеваю провалиться в воспоминания. Вчерашняя ночь стала для меня кошмаром…

Я никогда не испытывала такого сильного страха, словно висишь на волоске между жизнью и смертью. Жуткие ощущения. А эти взгляды… Налет превосходства и вседозволенности в его глазах пугал до чертиков. Честно говоря, до сих пор пугает.

Принял меня за… Даже думать об этом не собираюсь. В его убогой жизни все построено лишь на «хочу». Чем больше денег, тем ниже падает планка. У него она уже давно продавила плинтус.

В силу своего довольно бойкого характера я никогда не сталкивалась с таким вот отношением. Но вчера что-то явно пошло не по плану. Этот Панкратов точно псих. Стоит о нем вспомнить, как кожа покрывается крупными мурашками. Ему лечиться нужно. А то, как среагировало мое подсознание, еще хлеще. Сидела там как забитая мышь, боясь слово против сказать. Еще вчера страшно боялась, а теперь дико злюсь на саму себя, потому что позволила так с собой обращаться…

Леська сжимает мою ладонь. Получается довольно неожиданно, и я вздрагиваю.

— Не думала, что этот фильм в итоге превратится в настоящий ужастик, — шепчет, бросая взгляд на мои плечи, покрытые гусиной кожей.

— Ага, — киваю, хотя даже не в курсе, о чем толком сюжет. Мысли затянули меня в свою воронку, полностью отрывая от реальности.

За окном начинает темнеть, и мы даже не замечаем, как засыпаем.

Я открываю глаза, когда на экране уже ползут титры. Меня словно подбросило во сне. Что-то всколыхнуло уже давно утихшие эмоции и заставило разлепить веки.

Лоб мокрый. Майку на спине спокойно можно выжимать. Затылок покалывает.

Провожу ладонью по влажным волосам и вылезаю из-под одеяла.

Сердце шарашит как ненормальное. Внутри все цепенеет.

Стараясь не шуметь, выскальзываю из комнаты на кухню. На мне короткие шорты и белоснежная майка.

Хочется пить. Не сладкую газировку, а именно воду. Чистую холодненькую водичку.

Включаю приглушенный свет и дергаю ручку холодильника на себя.

Сворачиваю крышку с бутылки негазированной минералки, наливаю в стакан и бросаю туда пару кубиков льда. Пока ледяная жидкость обволакивает горло, а тело насыщается влагой, прислушиваюсь к отдаленным звукам. Кажется, они доносятся с цокольного этажа. Если не ошибаюсь, там биллиард. Видимо, Витася развлекается.

Делаю еще несколько глотков и убираю бутылку обратно в холодильник. То, что теперь я здесь не одна, понимаю сразу.

По запаху чувствую, кто стоит за моей спиной. По въевшемуся вчера в мою одежду запаху туалетной воды…

Сердце заходится в бешеном ритме. Медленно поворачиваю голову и мгновенно ловлю его взгляд. Он оценивающе ползет по моему телу. Конечно же, Андрей подмечает и короткие шорты и жутко облегающий верх.

— Ну привет! — голос звучит угрожающе. — Какая встреча… — Панкратов спускает лямку моей майки по плечу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍8


Демонстративно скидываю его грабли и, чуть задрав подбородок, делаю шаг в сторону.

— Зря, — Андрей лениво улыбается и не церемонясь возвращает меня обратно.

— Убери руки.

— Ты повторяешься.

Позади отчетливо слышится шорох, а после на кухне зажигается яркий верхний свет. Виталик, шаркая ногами по полу, нацеливается на холодильник. Заметив нас, несколько раз заторможенно моргает, прежде чем начать лыбиться.

— О, Еська, какая встреча. Быстро ты из трусов выпрыгнула.

Скептически осматривает мой внешний вид, чуть дольше задерживая взгляд на спущенной лямке и слегка взлохмаченной шевелюре.

Он ржет, а меня пробирает злость. Нет, настоящая ярость. Толкаю Андрея в сторону, чтобы высвободиться из маленького круга ада.

— Слушай, Виталик, — упираюсь ладонями в столешницу, — ты либо очень тупой…

— Либо? — влезает Панкратов, все еще стоящий за спиной.

— Не лезь, — отмахиваюсь от него, за что получаю тычок в плечо.

Ошпариваю его взглядом и отхожу на другую сторону кухни. Теперь нас разделяет огромная столешница, и я не чувствую его угнетающего присутствия позади.

— Именно ты, — выдерживаю взгляд Андрея, — одноименное название романа Достоевского! А он полнейший кретин, если думает, что я пересплю с кем-то вроде тебя, — тычу в Виталика пальцем.

— Чего? — Бережной сводит густые брови на переносице.

— Это она меня так идиотом назвала, Витася, — Панкратов широко улыбается и медленно огибает столешницу.

— Это я тебе еще льстила, — гадливо улыбаюсь, оттягивая вниз края майки. Что-то меняется. Я была настроена просто попить водички, а в итоге опять попала в переделку с этим…

Он продолжает приближаться. Я паникую и не нахожу ничего лучше, чем выплеснуть на него содержимое своего недопитого бокала.

— Остынь, — бросаю как бы небрежно.

Внутри же замираю. Кончики пальцев немеют. Плотно сжимаю губы, продолжая наблюдать за происходящим.

Он легким движением руки вытирает лицо, я же делаю шаг назад, начиная направляться в сторону лестницы.

Конечно же, успевая уловить его грозный, испепеляющий мою худенькую фигуру взгляд.

— Развлекайтесь, — издаю истеричный смешок и покидаю кухню.

В какой-то момент перехожу на бег. Мой выпад точно не останется без внимания. Потому шаг лучше ускорить. На втором этаже путаю двери и залетаю вовсе не в Леськину комнату. Даже практически успеваю закрыться.

Практически, но не фактически.

Андрей довольно сильно толкает дверь, и я отскакиваю на пару метров, чтобы не получить ею в лоб.

— Только попробуй, — хватаю со стола что-то похожее на ночник, крепко сжимая его в руках, чтобы отбиваться.

Здесь темно. Правда, Панкратов это быстро исправляет. Щелкает выключателем, и я щурюсь от яркого света верхних ламп.

— Серьезно? — заламывает бровь, рассматривая орудие моей защиты.

— Не подходи ко мне, — повышаю голос, выставляя руку вперед. Край майки задирается примерно до пупка, создавая лишний дискомфорт. Я и так как на иголках. Фиг поймешь, что у этого безумного в голове.

— Кажется, это твое?

Он вытаскивает из кармана мой телефон и нагло трясет им перед лицом.

— Отдай.

— Ну нет, Есения Альбертовна, такое благодушие с моей стороны нужно заслужить. А ты сегодня только в минус работаешь. Холодный душ я не заказывал.

— Пошел ты!

— Кстати, красные трусы тебе идут гораздо больше белых, рыжуля.

Вспыхиваю, вспоминая недавнюю фотку в зеркальном отражении. Заказала себе новенькое белье, делилась с Леськой впечатлениями… ...



Все права на текст принадлежат автору: Мария Николаевна Высоцкая, Мария Николаевна Высоцкая (Весна).
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Он мой кошмарМария Николаевна Высоцкая
Мария Николаевна Высоцкая (Весна)