Макс Нежин Нерождённый 3

Глава 1

* * *

Особняк Тринити утопает в цветущих деревьях и сейчас кажется райским местечком, словно принесённым сюда из какого-то другого мира.

Как он вообще оказался здесь?! Кто строил это странный дом? Уж точно не местные — совсем не их стиль.

Надо будет как-нибудь при случае попытать хозяина — вдруг расскажет что-нибудь интересное о своём загадочном прошлом.

Поднимаюсь по ступеням крыльца, стучу и долго слушаю тишину за дверью. После этого стучу сильнее.

Нет.

Никого? Оглядываюсь так, словно кого-то можно разглядеть в саду среди деревьев. Интересно, куда делись хозяева и так не вовремя. Отправились в город за покупками?

Вряд ли.

Вряд ли они делают это. Для такого у Тринити есть слуги… ну или одна служанка.

Спускаюсь с крыльца и отхожу от дома — вдруг в окнах замечу кого-нибудь. Смотрю долго, отлавливая любое движение за тяжелыми шторами… нет.

Внутри шевелится лёгкое беспокойство… не случилась ли с моим партнёром какая-то неожиданная беда. Это будет совсем не вовремя, своих проблем по горло.

Лезу в карман за листком — нужно будет послать к Тринити вестника… вот только какой в этом прок, если ответа не дождусь.

Ну хотя бы он будет знать о том, что я его жду.

— Керо? — знакомый голос заставляет вздрогнуть.

Алиса.

Стоит у меня за спиной с небольшим, но очень красивым букетом свежесрезанных цветов. Белых и красных… Белое и красное рядом всегда очень красиво, особенно если это свежая кровь на белоснежных одеждах.

И её волосы цвета лунного золота и тёмно-красный брючный костюмчик обтягивающий стройное тело, очень хороши с этим букетом.

Она смотрит в мои глаза, а я смотрю в её… и почему-то молчу.

А потом понимаю почему.

— Красиво, — говорю я наконец я.

— Букет? — она поднимает его чуть выше и поворачивает показывая мне со всех сторон. И она не отрывает своих глаз от моих.

— Ты и букет, — я касаюсь одного из лепестков цвета крови и он остаётся в моей ладони.

— И я?! — глаза Алисы радостно и удивлённо вспыхивают. — Правда?!

Она поворачивается ко мне одним бочком, а затем другим, показывая себя со всех сторон, точно так же как за минуту до этого показывала букет.

Эта попа в брючках… она умопомрачительна и я чувствую как у меня внутри начинает вскипать кровь.

— Ты там что-то заметил? — личико Алисы становится обеспокоенным. — У меня что-то не то?

Да, заметил. Её невероятную попу обтянутую брючками. Попу от которой просто невозможно оторвать взгляда.

— Нет. Там у тебя всё хорошо, — с трудом говорю я. — Даже отлично.

— Ты к папе? — она сразу успокаивается.

— Да. И пока я его не нашёл, — я киваю на дверь дома. — Я даже стучал и заглядывал в окна.

— И не найдёшь, — она берёт меня за руку и ведёт к крыльцу.

— Не найду? — удивляюсь я, чувствуя мурашки по коже от тонких пальчиков сжимающих мою ладонь. — Что то случилось?

— Нет, — она мотает головой из стороны, на ходу, не оборачиваясь. — Всё хорошо. Всё очень хорошо. И… я о тебе думала.

— Спасибо, но…

— Чтобы избежать тысячи вопросов от тебя — отвечу. Папа будет завтра утром. У него вообще-то теперь куча дел, если ты не забыл о вашем с ним договоре. Улетел за материалами

Фух… я выдыхаю. Хотя бы здесь нет проблем. Жаль, конечно, что увижу его только завтра утром… и стоп.

До меня доходит.

— Тогда куда ты меня ведёшь?! — спрашиваю я.

Она останавливается не выпуская моей руки и оборачивается.

— В дом, — в её глазах отблеск солнца почти упавшего за горизонт…

— Зачем?! Ты же… ты же сказала его — нет

— Да, его нет, но ты же не станешь ночевать на улице? — она хмурится. — Хотя ночи сейчас совсем тёплые — прошлую я спала с открытым окном в сад. И раздетая. Совсем.

— У меня есть корабль, — я показываю на Орлана играющего с ветром неподалёку.

— А у меня постель для тебя, — подмигивает она. — Чистая, мягкая и очень уютная. К тому же, я боюсь оставаться дома ночью одна.

— Ты первый раз одна?

— Нет, — смеётся она показывая свои ослепительно белые ровные зубки. — Но я всё равно боюсь. И мышей тоже боюсь.

— Пойдём, — она тянет меня за руку.

— Но… твой папа…

Я сразу вспоминаю наш с ним последний разговор об Алисе и его обещание… что там он мне обещал? Выколоть глаза? Или отрезать язык? Или уши отрубить? Ах, да — всё сразу. А потом выбросить меня в пустошах

— Ты боишься его? — снова хмурится.

— Он мой партнёр, ты забыла? — напоминаю я.

— Я поговорила с ним.

— О чём?!

— Пойдём! Ты будешь ужинать, а я всё расскажу.

* * *

Я пытаюсь расспрашивать, но она молчит. Устраивается на стуле с обратной стороны стола и молчит. А потом служанка приносит мой ужин… а Алиса всё равно молчит, всем свои видом намекая на то, что сначала я должен хотя бы немного набить свой живот.

И я набиваю, борясь с любопытством. После того, как в нём оказывается пяток крохотных и очень вкусно запечённых в сыре птичек, ароматно зажаренный в виноградном соке бочок какого-небольшого незнакомого зверька, немного фруктов и вина — отодвигаю от себя тарелку.

— Я почти умер от любопытства, — признаюсь я.

— Зато поел, — улыбается она.

— Так, о чём ты поговорила со своим папой? — наконец-то я могу повторить свой вопрос и надеюсь услышать ответ.

— О нас, — она откидывается на высокую спинку своего стула и смеётся.

— О нас?!

Вот это да, а я и не подозревал какие здесь дела творятся.

— Не пугайся, — Алиса перестаёт смеяться и её личико становится серьёзным. — Не совсем о нас. Я сказала ему, что уже взрослая и имею права встречаться с парнями.

— И что он? — Я оглядываюсь на горничную, которая бесшумной тенью появляется в комнате. Появляется с подносом в руках. На нём — чайник и чашки.

Ставит поднос сначала передо мной, выставляет с него чашку, наполняет из чайника почти густым ароматным чаем, а потом идёт к Алисе.

— Он вредина, — отвечает на мой вопрос та, когда горничная исчезает за дверью.

— Он запретил?

— Да, — её брови обиженно сходятся. — Но есть и хорошая новость.

Она тянется к своей чашке с чаем, поднимает его к своему маленькому носику и вдыхает аромат.

— И какая же?

— Мне можно целоваться! — она касается пальчиком своих губ.

— Целоваться?! — изумляюсь я.

— Да! Он так и сказал — если вы не зайдёте дальше поцелуев, я не буду тебя ругать. И его тоже.

Да уж, Тринити еще тот суровый папаша. Алиса очень привлекательная девушка, с отличными формами и её тело уже явно созрело для удовольствий. И возраст у неё тоже совсем уже не детский — по законам любого, даже самого строгого мира, ей уже всё можно.

— Поцелуи тоже совсем неплохо, — говорю я чтобы её ободрить, а сам думаю, что поцелуй, если за ним не последует что-нибудь более интересное, просто мучение.

— Ванна? — Алиса вскакивает. За окном уже стемнело, а она выглядит очень бодрой. Не напилась ли она кофе? Кофе или…

— Ванна — это отлично, — соглашаюсь я и тут же предупреждаю. — Но если я там буду один.

Она подходит, наклоняет голову — так что, её волосы цвета лунного золота взрываются тысячей искр в свете лампы — и заглядывает мне в глаза.

— Конечно, один, — она касается пальчиком моей щеки. — Но потом…

Её взгляд становится почти хитрым.

— Потом ты будешь учить меня целоваться… ведь я никогда не делала этого.

* * *

Мы сидим в саду и смотрим на звезды. И болтаем обо всём. Обо всём, кроме прошлого Алисы и её отца. Давно уже пора спать, но спать совсем не хочется. И эти огромные белоснежные бабочки почти не отличимые от цветков сакуры, которая окружает нашу скамейку. Мы сидим на белоснежной витой скамейке совсем близко друг к друг и говорим почти обо всём.

Алиса спрашивает меня планах, и я отвечаю ей так, словно не предстоит мне всего через пару дней пройти по лезвию над пропастью. Будто не предстоит убить первым чудище Тунга-Оро, а если не смогу — бежать вместе с кланом в пещеру с Заброшенным Храмом.

Я отвечаю о городе, который будет построен рядом с пещерой, о городе размером с главный замок Хинун, и она слушает меня, широко открыв глаза. И она верит мне, верит в то, что всё будет хорошо.

А еще она рассказывает мне о том, как ребёнком, где-то в землях, даже название которых я повторить не смогу, она потерялась. Потерялась в пустошах, отошла от корабля, на котором они с отцом летели и заблудилась. И так удачно заблудилась что Тринити её сутки не могу найти.

О том как ночевала в узкой расселине, а напротив стояла голодная как смерть хидо и тоскливо выла, в надежде на то, что девочка выберет быструю смерть от её зубов.

— Ты смелая, — не могу не сказать я, глядя на Алису другими глазами.

— Ага, — смеётся она, — но больше глупая. Вот надо же было быть такой дурой, чтобы пойти гулять в пустоши. А мне ведь всего четыре года тогда было.

— Но ты выжила, — спорю я.

— Ну да. Но у меня не было выбора. Эта дурацкая хидо стояла напротив меня всю ночь.

Она вдруг начинает смеяться еще сильнее и мне нравится её спех — звонкий, он разносится над спящим садом.

— Я еще рычала на неё — представь! Пыталась испугать.

Я представляю кроху, рычащую на огромную омерзительную тварь и мне вдруг хочется дотронуться до Алисы. Тем более, что сейчас она в лёгком коротком платьице выглядит очень соблазнительно.

Жаль, нельзя.

— Ты смелая.

— Да, это точно, — она кивает и вдруг наклоняется ко мне, касается своими губами моих и… ждёт.

— Поцелуй меня, — шепчет она. — Ты же обещал научить меня целоваться.

— Нет, — от прикосновения её нежных губ мне ставится щекотно.

— Хорошо, — соглашается она. — Это я обещала, что ты научишь меня целоваться. Учи же!

Она прижимается своими губами к моим, как бы давая понять, что больше не даст мне сказать ни слова.

И я целую её, раздвигая своими губами её нежные губки, касаюсь языком её маленького испуганного язычка и чувствуя волшебный вкус ягод, которые она ела совсем недавно, рассказывая мне о том, как называются эти огромные, размером с ладонь, белоснежные бабочки порхающие вокруг нас.

— Ты вкусный, — шепчет она.

— Нет, ты, — я прикасаюсь к тонкой талии Алисы и та вздрагивает словно от удара тока.

— Прости, — тихонько, смущённо смеётся она, отрываясь от моих губ, опуская голову и пряча от меня своё личико. — Просто… просто это первый раз..

Ого.

Первое прикосновение мужчины?

Этого восхитительного цветка с золотыми волосами еще никто ни разу не касался?

— Первый раз?! — я всё еще не верю — Тебя никогда не касался мужчина?

— Нет, — она смеётся. Обхватывает мою шею руками и снова прижимается к моим губам.

— Если только папа, когда в детве лупил меня по попе… но этот ведь не считается.

— Я хочу тебе кое-что показать, — она выпускает мои губы из своих.

— Что? — удивляюсь. Очень сильно хочется её обнять, но я сдерживаю себя — ничего кроме поцелуев, я помню слова Тринити.

— А потом я задам тебе вопрос и ты ответишь мне на него.

— Ладно, — я целую её снова — ну что еще делать, если можно только целоваться… Тринити извращенец — придумать такое. Это мучительнее смерти. Пытка поцелуями — я не думал, что это одна из самых страшных пыток. Когда желание бушует распаляя тело, и ты ничего не можешь сделать с этим огнём, испепеляющим тебя изнутри.

Алиса выпускает меня из своих объятий и встаёт. Встаёт прямо передо мной, даже не в шаге, еще ближе. Сейчас она сама кажется огромной белоснежной бабочкой посреди ночного сада. Прежде, чем я успеваю шевельнуться поднимает своё платьице и сдергивает с себя через голову.

Остаётся совсем голой, бабочкой которая потеряла свои крылья. Невероятно привлекательной бабочкой, потерявшейся в ночном саду.

— Скажи, я красивая? — она спрашивает не поднимая головы, смущаясь. Но, и ни не пряча своего юного тела — сейчас она хочет чтобы я разглядел его как можно лучше… а потом ответил на её вопрос.

— Да, — голос мой звучит хрипло — зря она это сделала. Сначала поцелуи зажигающие кровь, а теперь еще и это.

— Нет-нет, — она качает головой. — Рассмотри меня, пожалуйста, получше. А потом — ответь честно.

Она поворачивается ко мне спиной, и смотрит в глаза, через плечо и её взгляд… её взгляд сейчас притягивает сильнее, чем её тело. Потому что, в этом взгляде слишком много неудовлетворённого желания.

— Как тебе моя попа? — спрашивает она.

Наклоняется вперёд, чуть раздвигая ножки, совсем чуть чуть-чуть, так чтобы округлые ягодицы разошлись и мог увидеть то, что они скрывали. А скрывали они крохотную дырочку.

— Почему ты молчишь?? — в её голосе покойство. — Она некрасивая?

Я бы ответил ей, но не могу — зубы мои сводит желание. Ну, что она творит!

— Ты молчишь и я боюсь. Боюсь, что я не нравлюсь тебе… и не понравлюсь никому, — говорит она. — А так? Может быть так тебе больше понравлюсь

Обхватывает пальцами ягодицы и раздвигает их, раскрывая свой крохотный нежный анус.

— Ты не можешь не нравится, — наконец выдавливаю из себя, с ужасом заметив свой член, который поднимает одежды и скоро, кажется, вырвется на волю прямо через них, просто прожжёт их ко всем чертям, потому что головка его уже пылает.

— Ты меня успокоил, Керо, — Алиса снова поворачивается ко мне передом, теперь дурманя своими налитыми грудками, с крохотными пуговками сосков.

Я с трудом отрываюсь от тела девушка и смотрю в сторону улицы, освещённой яркими фонарями и совсем близкой.

— Вряд ли кто-то сейчас, ночью, станет заглядывать в наш сад… но даже если заглянет, он увидит всего лишь голую меня, — улыбается Алиса прочитав на моём лице всё. — К тому же они просто не поверят своим глазам… ведь нет на свете девушки правильнее чем Алиса.

Она улыбается, потом присаживается ко мне на колени, кладёт мою руку себе на грудь, а сама наклоняется ко мне… теперь её лицо совсем близко от моего. И её желание в глазах — тоже.

— Только поцелуи, — напоминаю я. — Ты же помнишь, что тебе сказал папа.

— Да, — кивает она и взгляде ей мелькает шальная искра. — Но он не уточнил что можно целовать, а что нельзя. Поцелуй меня!

Я тянусь к её губам но она отстраняется.

— Нет. Не здесь. Вот здесь.

Касается своего соска.

— Нет, — качаю я головой, сопротивляясь из последних сил. Тринити потом захочет меня прикончить и будет неправ — я изо всех сил стараюсь удержаться. Пусть наказывает Алису, а не меня. А лучше… лучше пусть перестанет мучить девушку и даст уже ей жить нормальной жизнью.

Она же не монахиня! Из какого захолустья он появился, что вот так, жестоко, запрещает дочери заниматься сексом до свадьбы. Такое если и было когда-то, то тысячу лет назад, в совсем дикие времена.

Чёртов Тринити прилетел в этот мир из прошлого, не меньше.

Шутка шуткой, а мне вдруг становится не по себе. Если я оказался здесь из будущего, то почему кому-то не нырнуть в этот ад из прошлого?

— Да, — я вижу как она ждёт и… сдаюсь. Прикасаюсь губами к крохотному соску и Алиса снова вздрагивает.

— Прости, — извиняется она. — Слишком приятно. Поцелуй, пожалуйста, еще.

И я целую.

Сначала один, а потом другой. Соски её почти сразу набухают и я не выдержав хватаю один из них губами.

Алиса тут же отстраняется и наклонив голову смотрит на меня. Долго смотрит зажигая сердце взглядом, а потом качает головой.

— Нет, милый, только поцелуй. Мы ведь не хотим обманывать папу когда он спросит о том, что между нами было?

Огонь в её глаза сейчас, когда она смотрит на меня, сводит с ума.

— Не хотим, — отвечаю я и тянусь губами к её соскам, но Алиса снова отстраняется. Встаёт с моих колен и присаживается на траву у моих ног.

— А теперь я буду целовать тебя, — говорит она. — Покажи его мне.

Она кивает на бугор между моих ног.

Я уже не могу сопротивляться, тем более что, кажется, сама Алиса несмотря на всё своё желание, отлично контролирует ситуацию и не даст произойти ничему такому, за что нам бы потом пришлось оправдываться перед её отцом.

Расстёгиваю одежды и достаю свой член. Достаю и вижу ужас в глазах Алисы.

— Вот он какой…

Она наклоняется и тихонько целует его. Берёт свои тонкими пальчикам и, придерживая, целует весь, начиная с головки и опускаясь к яичкам. И их она тоже целует.

Это безумие. Оказывается, просто поцелуи тоже могут свести с ума, если… если мучить себя ими слишком долго.

Я забрызгиваю личико Алисы и она застывает.

— О! — она в изумлении прижимает ладони к своим щекам. — Что это?!

— Что-это?! — я пытаюсь на ходу придумать самое простое объяснение. — Сок жизни.

Ну, такое себе объяснение, но сейчас, после того, что я натворил, мне не до великих раздумий и гениальных идей.

— Сок? — она недоверчиво смотрит на меня.

— Да. Он рождает новую жизнь.

— Я хочу попробовать его, — говорит она и не дожидаясь моего ответа, высовывает язычок и проводит им по члену. Она облизывает его, спускаясь и затем снова поднимаясь к головке. Облизывает старательно, и кажется, с удовольствием.

— Почему сок жизни пахнет ягодами? — спрашивает она, поднимая ко мне своё личико с крохотной белой каплей на губах.

— Потому что это сок жизни, — отвечаю я, наблюдая, как она быстрым движением своего острого язычка слизывает и эту крохотную белую капельку.

Глава 2

Просыпаюсь от шума на улице. Я слышу голос Алисы… и даже, кажется, её плач.

Плач?!

Выскакиваю из постели, торопливо натягиваю на себя одежду, толкаю дверь на балкон и вижу корабль зависший над улицей перед домом, а внизу кучу людей, Тринити залитого кровью у них на руках и плачущую, испуганную Алису рядом.

Тринити бережно несут к дому — так бережно, словно жизни в нём осталось совсем чуть-чуть.

Алиса выпускает руку отца и бежит к дому, чтобы распахнуть дверь, а я, натянув сапоги, несусь по лестнице вниз — моя спальня здесь на втором этаже.

Когда спускаюсь, вижу Тринити на полу посреди комнаты. Люди, которые принесли его — судя по одеждам какие-то вооружённые бродяги — расступаются. Я вижу растерянность на их лицах. И ожидание — они смотрят на Алису, заплаканную Алису и, как будто, ждут указаний.

То, что его не стали заносить наверх, на постель, и даже не положили на диван, который стоит всего в двух шагах — очень плохо. Это означает только одно — раны слишком серьёзны и каждое лишнее движение может оказаться смертельным.

— Что с ним? — спрашиваю, когда подхожу ближе.

Спрашиваю не у Алисы — она сейчас в таком состоянии, что просто не услышит меня. Она сидит на полу рядом с отцом, держит его руку в своих., словно пытаясь теплом свой крови удержать в нём жизнь.

— Южные Псы подослали убийц, господин, — почтительно отвечает один из этих вооружённых людей. — Одного мы закололи, а второго поймали. Они давно точили зуб на нас, и вот решились. Говорил я нашем господину, не соваться так далеко за Железный Порог, а он как всегда — не послушал.

Я вижу в его глазах такое беспокойство, что невольно удивлённо смотрю на Тринити. Смотрю другими глазами.

Оказывается, все эти странные люди, сильно похожие на вооружённых бродяг, преданны ему. «Южные Псы» и «Железный Порог» — слова, которые для меня не говорят ничего, но можно предположить, что это какие тёмные делишки Тринити.

Тёмные делишки или опасные экспедиции за товаром. Этот тип, отец Алисы, мутная личность, которая вряд ли когда-то захочет приоткрывать свои секреты.

— Врач уже летит, но успеет ли, — говорит кто-то за моей спиной.

Кайоши бы сюда! Надо же такому случиться, что именно сегодня, когда его умения важны как жизнь — братец далеко.

— Алиса, — я прикасаюсь к плечу девушки и та вздрагивает и оглядывается. Я вдруг понимаю — она уже успела забыть обо всех нас.

— Я попробую помочь, — тихо говорю я. — Но нужен листок. Листок и чернила.

Оно кивает и встаёт. Бежит куда-то в соседние комнаты, а присаживаюсь на её место и осторожно приподнимаю жёсткие от засохшей крови одежды на груди Тринити. Он даже не стонет и, кажется, уже не жив. Проверять я не собираюсь — я просто сделаю то, что можно сделать. Успею — значит, удача всё еще на моей стороне. Нет — значит, с Тринити придётся проститься.

Алиса возвращается быстро, протягивает мне листок и перо с чернилами. Сама не садится рядом, стоит над нами, не сводя взгляда с отца. Кажется, она ловит каждый вздох его, боясь что он окажется последним.

Теперь бы не ошибиться с формулой — я еще помню, что сделали мои неумелые формулы с хидо, там на берегу реки в первые дни моего пребывания в этот чудном мире.

Рисую, заставляя себя не торопиться, формулу, а потом складываю листок вдвое и коротко, резко засовываю его в рану Тринити.

Он кричит. Кричит как зверь, у которого живого достают сердце. Это недалеко от правды — рана на груди, слева и мне пришлось просовывать листок в узкую щель между рёбрами. Рана вскрывается, заливая пол кровью и все эти люди вокруг сразу же делают шаг к нам с Тринити, словно в порыве защитить хозяина.

Это Кайоши — он говорил мне, что если совсем всё плохо — листок с формулой нужно засовывать глубже, а не накладывать. Оказывается, и в мои выцарапанные глаза он так же пихал скомканные клочки бумаги с формулами.

Просовываю пальцы с листком еще глубже, заставляя гнуться рёбра, а Тринити от боли выгибаться дугой. Останавливаюсь только, когда прикасаюсь к дрожащему сердцу.

Всё.

Это всё что я могу.

— Ждём, — я встаю, стряхивая кровь с пальцев.

Алиса тут же собирается сесть на своё место, ближе к отцу, но я удерживаю. Лучше всего бы её сейчас увести куда-то, слишком велик шанс, что Тринити не вернётся, а я не хочу чтобы девушка услышала последний его вздох. Не знаю почему.

— А что с ним делать, господин? — нерешительно спрашивает кто-то за спиной.

Оборачиваюсь и вижу человека с окровавленным кляпом во рту, связанными руками и в разодранной одежде, через которую видны кровоподтёки и синяки на крепком тренированном теле. И выбитым глазом, вместо которого зияет чёрная от засохшей крови дыра.

Его привели пока я занимался с Тринити.

Так странно — эти люди… они видят меня в первый раз, но спрашивают приказов и готовы исполнять их?! Я вдруг догадываюсь — Тринити рассказал им всё. Рассказал о том, что у него появился партнёр по бизнесу. Догадаться что этот партнёр — я, было уже, наверное, совсем просто. А может… может он описывал им меня.

Хлопаю себя по боку и только сейчас замечаю, что не взял оружия.

— Дай, — вытаскиваю у человека рядом из ножен кинжал и схватив за чёрные как смоль волосы, притягиваю к себе одноглазого. Притягиваю и бью его им в живот, чувствуя как лезвие вспарывает тугие мышцы пресса.

Бью, потом притягиваю к себе, так чтобы заглянуть в его глаза и снова бью. Смотрю как он захлёбывается кровью, запрокидываю его голову так, чтобы кровь бьющая из рта, заливала лицо. Пусть захлёбывается, пусть вот сейчас он захлебнётся ею, а я буду смотреть на это.

Он пытается вырваться и тогда надрезаю ему артерии на шее и сразу чувствую как тело в моих руках слабеет и начинает оседать.

— Э, нет, — я подтягиваю его выше, не давая осесть на пол. — Пей.

Выпускаю кинжал из руки, и тут же слышу, как он, с глухим стуком, падает на залитый пол. Затыкаю одноглазому рот.

И жду.

Жду когда он вдохнёт свою кровь.

Тело его уже как мешок, в нём почти не осталось жизни, лишь последние остатки её. Оно дёргается в моих руках, исполняя танец прощания, а потом затихает.

И тогда я выпускаю его из рук.

* * *

Вывожу Алису на крыльцо — свежий воздух с утра ей сейчас точно не повредит. Едва выпускаю её из рук, она сразу оседает на прохладный камень лестницы.

Едва успеваем сесть, появляется врач — низенький старик с тонкими усами как у жука, свисающими до груди. Он рвётся к больному, но я останавливаю — сначала рисую в воздухе формулу, которую наложил на Тринити. Лекарь всё понимает, кивает и поклонившись заходит в дом, оставляя нас с Алисой вдвоём.

Чтобы колдун не делал там внутри, он теперь предупреждён и знает что за талисман сейчас вытягивает с того света Тринити.

— Ты как? — заглядываю Алисе в глаза.

— Хорошо, — я почти не слышу её голоса, скорее понимаю ответ по губам.

— Это сильная формула, — говорю я. — Он может выжить.

Я не хочу обнадёживать ей напрасно, но Тринити и правда может выжить. Его сердце — я трогал его и оно не собиралось останавливаться… мне так показалось.

— Я испытал её на себе, — добавляю, касаюсь руки девушки.

— Да? — в её мёртвом взгляде появляется интерес.

— Ты не знаешь, но совсем недавно я не слишком удачно искупался. Лишился обоих глаз, кожи на спине… хидо знатно поигралась меня перед тем, как задрать до смерти. И как видишь…

Я пожимаю плечами.

— И глаза? Она выцарапала тебе глаза?! — Алиса с удивлением вглядывается в них, словно ища следы когтей хидо.

— Да. Кайоши сказал, что они вытекли. Уверен, он не отказался засунуть внутрь свой палец, чтобы проверить это.

— Это и правда сильная формула, — тихонько соглашается она.

— Уже завтра ему будет легче, — говорю я.

— Кто это?! — Алиса вдруг поднимает голову. Я вижу как она всматривается во что-то там впереди на аллее ведущей к дому. Слежу за её взглядом и вижу между цветущих деревьев… Нира?!

Старик, во всё белом, с белоснежной седой бородой, посреди огромных цветов покрывающих сакуру смотрится посланцем рая… жаль, только за мной такой никогда не придёт.

Нир — здесь? И почему он так странно ведёт себя? Просто стоит, глядя на нас с Алисой. И только сейчас я замечаю — его одежды неподвижны. Свежий ветерок гуляющий по саду не трогает их, словно не видит.

Призрак Нира? Что он здесь делает? Если бы учитель захотел что-то передать мне — он бы послал вестника… что может быть проще, чем послать вестника?

— Тот, кто пока сильнее всех в этом мире, — отвечаю я.

Встаю и иду к тому, кто появился здесь не просто так. Сделать, впрочем, успеваю всего несколько шагов — что-то тёмное закрывает солнце.

Огромная костяная клетка в одно мгновение отгораживает меня от сада, от Алисы, испуганной Алисы на крыльце, от всего мира. Толстенные прутья, покрытые острыми, костяными шипами, как иглами словно предупреждают — даже не пытайся прикоснуться к нам.

Клетка без дверей?! Удивиться не успеваю — новая тень закрывает солнце.

Чёрная птица…. Или нет, не птица?! Кроме крыльев, взбивающих воздух, я вижу четыре тяжёлые лапы с когтями скрученным в кольцо. И длинные, почти на половину гигантского тела рога, почти прямые, направленные назад, обещая проткнуть каждого кто рискнёт запрыгнуть на спину этого странного создания. А еще — багровый язык струящийся между клыков, словно исполняющий танец жажды.

— Керо! — я слышу вскрик Алисы, но сейчас он кажется мне бесконечно далёким.

Нир?!

Клетка?!

Он всё узнал про мой контракт на Императора?!

Тогда — всё.

Хватаюсь за прутья решётки и тут же шипы тянутся ко мне, обжигают, протыкая кожу и, кажется — протыкая кости.

— Сука, Нир! — вою я от боли, выпуская из пальцев живую кость. — Зачем так! Просто убей меня!

Шипы сразу становятся толще, тянутся ко мне, переплетают. Уже не жалят, просто сковывают, превращая в неподвижную живую куклу.

Над головой слышу скрежет — это когти странного зверя скручиваются вокруг прутьев клетки, скручиваются чёрными тонкий сильными змеями.

А потом мы взлетаем, оставляя внизу красивый дом утонувший в цветущей сакуре и Алису, испуганную, растерянную Алису.

* * *

Огромная площадка на вершине замка императора, вокруг стены-когти, каждый из которых гораздо выше человеческого роста — кажется, что находишься в лапе огромного зверя. Зверя который ловит облака. Они, облака, здесь совсем близко. Некоторые даже цепляются за каменные когти и обтекая, серыми хлопьями проплывают мимо.

Именно сюда меня вместе с клеткой, всего мгновение назад, принесла та тварь с когтями-змеями и играющим танец жажды языком.

Вот и Нир, на этот раз реальный — ветер глухими хлопками рвёт на нём одежды, такие же белоснежные как и там в саду. Удивительно… мастер культивирующий Тьму — в белом? Кажется, он смеётся над миром.

— Здравствуй, Керо, — Нир останавливается в шаге от клетки, разглядывая меня. — Готов ли ты?

— К чему? — я пробую пошевелиться, но шипы пленившие меня тут же сжимаются сильнее.

— К смерти, конечно же.

— Я всегда к ней готов. Я даже умирал однажды.

Да, он всё знает. Про меня и контракт на Императора.

Над головой снова тень и это точно не туча — небо, если не считать этих крохотных облачков щекочущих моё лицо, совсем чистое.

Корабль. Небольшой. Несколько гарпунов на борту и какой-то странный механизм очень похожий на те, что метают сети. Через невысокие бортики корабля перегибается человек в чёрных с золотом одеждах.

— Мы поймали его! — выкрикивает он, глядя на Нира.

Поймали?!

Здесь, оказывается, ловят не только меня?

Нир показывает на каменный пол неподалёку от нас и корабль, повисший над нашими головами, повинуясь приказу, начинает опускаться. Скрежет металла о камни, рвущий барабанные перепонки и тут же со скрипом откидываются мостки, узкие, со стальными, кованными, с позолотой, бортиками — предназначенные явно для спуска по ним важных персон.

Не в в этот раз, впрочем.

Сейчас по ним, такие же люди в чёрном с золотом, толкают почти обмотанного верёвками типа в очень странных одеждах. Тёмно-коричневые штаны из грубой ткани, со следами от дыр, небрежно залатанными чёрными толстыми нитками. Куртка, чуть светлее и вроде бы из кожи, с невиданными для этих мест подвязками из ремней. И широкий пояс, на котором, готов поклясться, когда то висели пистолеты. Примерно такой же я видел и у Тринити, и даже спросил о нём, но в ответ заполучил лишь холодное молчание.

В этом странном мире слишком много странных людей.

Нир, будто забыв обо мне, отворачивается и идёт к этому необычному человек.

— Это сам Каллос? — спрашивает он, когда подходит совсем близко, хватает за волосы и опрокидывает тому голову так, чтобы рассмотреть лицо пленника получше.

— Нет, господин, — отвечает тот, кто минуту назад наклонялся через бортики корабля, а теперь сопровождает пойманного, ни на мгновение не выпуская его из рук. — Это кто-то из его псов. Но он был с ним рядом. Каллос ранен — я нашёл его кровь на камнях… и там было много его крови, господин. Мы шли по его следу и почти схватили.

— Почти, — Нир кривится.

Касается верёвок и их тут же начинают срезать. Странно, он освобождает пленника? Смотреть на это больно, когда сам ты в клетке, в которой даже дышать трудно, от игл которые переплели твоё тело.

Он не боится оставить его развязанным?!

Я вспоминаю о месте, в котором мы сейчас находимся — здесь кроме меня, Нира и людей прилетевших на корабле — еще с полсотни охраны в одинаковых чёрно-золотых одеждах. Похоже, это форма внутренней стражи Императора, там на входе, в городе, охранники одеты совсем по другому.

Этот тип разве что может взобраться на один из каменных зубьев стены и прыгнуть вниз… но для этого нужно уметь летать.

Или мечтать о смерти.

— Где пойдёт Каллос?! — Нир сжимает пальцы которыми держит волосы пленника и тот кривится от боли.

Я вдруг вижу Нира другим.

Сейчас это не хмурый, но вполне себе добродушный старик, ранг «Палача» к которому шёл мало. И теперь я понимаю почему он здесь и почему узнал о покушении на Императора чуть ли не раньше всех в Альянсе. Так странно — Император который казнит каждого, кто культивирует Тьму держит в советниках Мастера Тьмы?

Пленник не отвечает. И не собирается отвечать — я видел таких. Тех, у кого по лицу понятно — они будут молчать, даже если ты будешь рубить им пальцы по одному. Правда, даже такие начинают говорить, если им в горло засовывать раскалённый докрасна прут… жаль, такого обычно нет под рукой.

— Просто скажи по какой тропе пойдёт Каллос! — повторяет Нир и я вдруг вижу что-то странное в лице пленника. Зрачки его вдруг темнеют и расширяются, словно поедая белый цвет в глазах.

— Каа-а-аа, — тихим шелестом шипит Нир. Тихим шелестом, от которого у меня сводит судорогой пальцы.

Что-то зарождается внутри пленника. Оно словно наполняет его плоть чёрным, и я вижу тончайшие ручейки скверны прорезающие кожу. Они кажутся живыми — так быстро растут. Лицо, еще несколько секунд назад бывшее человеческим, уже совсем не похоже на него. Другое лицо, морда зверя.

И этот зверь начинает поедать пленника изнутри, выдирая клочья кожи и мяса, заливая кожаную куртку кровью.

Пленник кричит.

Я никогда не слышал, чтобы так кричали.

Я много видел и много сотворил, но, сука, я никогда не слышал, чтобы так кричали. Там внутри него не боль, а что-то пострашнее боли.

— Нет! Нет! Остановите его! — Я вижу как ломает тело, как пленник пытается выдрать из себя того, кто сейчас там внутри.

— По какой тропе ушёл Каллос? — шелестит Нир, отступив на шаг, чтобы не забрызгаться кровью.

— Ледяной перевал, — плачет пленник. — Он идёт к Ледяному перевалу

— Хорошо. Уходи, — Нир отступает еще дальше и поворачивается в офицеру замершему рядом. — Вы слышали всё. Надеюсь, на этот раз вы не упустите его.

Невозможно отвести взгляда от корчившегося на камнях еще живого тела, которое сейчас больше похоже огромный бесформенный кусок мяса.

Нир оборачивается ко мне и я еще вижу отблеск Тьмы в его глазах. Тьмы, которая медленно, нехотя успокаивается где-то внутри тела бездонного тела мастера.

— Прости, Керо. Я заставил тебя ждать, — говорит он спокойно. Так спокойно, что кровь внутри меня превращается в лёд.

Он не услышит от меня признания. Это одно из первых правил, которые я усвоил еще в детстве — никогда не признавайся. Никогда, даже если всё совсем очевидно. Даже если в твоих руках окровавленный нож, а у ног в агонии бьётся тот, кого ты только что убил. Это правило не раз спасало меня, а потому изменять я ему не собираюсь даже сейчас, когда передо мной стоит мастер ранга «Палач», который знает всё.

Глава 3

Движение пальцев Нира почти неуловимо.

Костяная клеть пленившая меня, тут же рассыпается в прах и тает в воздухе вместе со всеми своими шипами.

— Пойдём, — он показывает в сторону лестницы ведущей куда-то вниз. — Поговорим за завтраком.

Я оглядываюсь, не веря своим глазам. Жив? Он не тронул меня?! Что это было?!

Что?!

Это?!

Было?!

— Вы не убьёте меня? — спрашиваю прежде, чем сдвинуться с места.

— А есть за что? — Нир оглядывается.

— Вы же спросили — готов ли я к смерти, — напоминаю я.

— Да, — он кивает и идёт дальше. — Я давно хотел тебя об этом спросить.

Ах так. Чёрный юмор Нира, значит. Теперь я знаю, как он выглядит. Выдыхаю, еще не веря тому, что остался жить. И тому, что не пришлось рыдать от боли, вымаливая быструю смерть как тому бедняге в странных одеждах.

Старясь не наступать в кровь, сочащуюся между камней, следую за учителем. Тот, легкими, слишком лёгким для его возраста, шагами начинает спускаться по ступеням, не оборачиваясь и не говоря не слова. Несмотря на его молчание, я чувствую что причина по которой я оказался здесь — очень важная. Иначе бы не стал Нир похищать меня посреди города. Если бы он просто решил поболтать — послал бы вестника.

Стоп.

До меня только сейчас доходит — Нир знал что я в Новом Токио! От мыслей о том, что он, возможно, в курсе каждого моего шага — становится очень сильно не по себе. И как я собираюсь убивать Императора?!

Кстати, об Императоре — он сейчас где-то близко, может быть совсем близко. И даже, возможно, за какой-нибудь из стен мимо которых вьётся лестница, по которой мы спускаемся. Я очень близко к нему сейчас — это волнует мою кровь. Кажется — руку протяни и дотянешься. Впечатление, конечно обманчивое — Легион Инквизиторов это преграда, которую так просто не преодолеть.

Лестница, наконец, заканчивается и мы оказываемся в просторной, богато обставленной зале. Дорогие диваны, искусной резки столы и тонкой работы гобелены на стенах между огромными, в пол, окнами. В центре, прямо в каменном полу, огромная чаша — что-то вроде бассейна? Сейчас она пуста, но, может быть, наполняется водой, когда хозяин этой комнаты желает искупаться?

Нир живёт здесь?! Роскошное убранство здесь, так разительно отличается от того, что у мастера есть в Башне, что я снова смотрю на Нира и снова смотрю на него другими глазами. Человек с таким влиянием проводит свои дни в унылой башне на краю света, когда мог бы жить жизнью вельможи при дворе, обласканный самим Императором?!

Впрочем, что я знаю о жизни и о желаниях, прожив меньше двадцати лет. Сколько там за плечами у Нира? Сотня лет? Две? То, что имеет смысл для меня, скорее всего, потеряло всякую ценность для него. Например, деньги. Или даже власть — трудно мечтать о власти, когда ты уже обладаешь силой, способной подарить тебе любую власть.

Он усаживается на диван, тут же появляется очень девушка в очень красивом, пылающим парчой наряде. Пододвигает к Ниру столик, и торопливо исчезает, так же быстро и бесшумно, как и появилась. На столике — что-то непонятное, но с виду очень аппетитное. Кроме черепа, очень похожего на череп маленькой обезьянки.

— Садись, — Нир показывает на диван напротив своего. — Сейчас и тебе принесут — я забыл сказать Жине о том, что у меня сегодня гости.

Жине? Он про ту девушку, которая исчезла за порогом? Она выглядит милой… эти чёрные как смоль волосы и огромные раскосые глаза. И щечки — они у неё круглые и румяные, как у большой куклы. Интересная девушка. Она просто служанка или иногда оказывает Ниру и другие услуги?

Ждать приходится совсем недолго — девушка появляется раньше, чем я успеваю устроиться на своём красном парчовом диване. Появляется с подносом, на котором есть всё, кроме черепа обезьянки и меня это совсем не огорчает.

— Манки всего одна и я съем её сам, если не возражаешь, — Нир кивает на череп на своём подносе.

— Да, конечно, учитель. Вам самая лучшая еда, а я… я обойдусь объедками, — пододвигаю к себе поднос — даже не верится, что вместо того, чтобы сдохнуть, я вкусно позавтракаю в компании Нира.

Девушка одарив меня подносом с едой никуда не исчезает, а вместо этого усаживается на полу рядом с Ниром и начинает нежно и умело массировать ему ступни.

Э….

Кто бы мог подумать, что старик любитель мирских удовольствий.

— Вы меня удивляете, учитель, — говорю я, прежде чем попробовать на вкус странное крохотное крылышко на подносе передо мной. Оно выглядит хрупким, но очень аппетитным. И запах — кажется, именно от него и исходит этот тонкий, и одновременно очень яркий аромат.

— Чем же, Керо? — Нир подцепляет лезвием ножа верхнюю, аккуратно спиленную, часть черепа обезьянки и откидывает её в сторону как крышку. Откидывает и вижу внутри что-то очень сильно похожее на мозги. Это и есть мозги — что еще может быть в голове у обезьяны. Они не выглядят сырыми… и это хорошо.

Крохотной ложечкой Нир подцепляет немного лакомства и отправляет себе в рот. С удовольствием прислушавшись ко вкусу, проглатывает и спрашивает снова:

— Чем именно?

— Там в свой Башне вы казались аскетом, который готов жевать подошвы свои ботинок и одеваться в тряпьё… но, кажется, вы совсем не такой.

Нир отправляет в рот новую ложку с мозгами несчастной обезьянки.

— Роскошь — лишь пыль. — говорит он. — Не она есть основа жизни. И уж точно не она даёт счастье. Впрочем, тебе рано об этом, Керо.

— Эта милая девушка ласкающая ваши уставшие ноги — разве это не крупица счастья? — говорю я и принимаюсь за крылышко крохотной дивной птички.

— Крупица и только, — хмурится Нир и наливает себе вина. — И, кстати, она отлично ласкает не только ноги.

— О! — просто говорю я и откусываю крылышко. Хрупкие нежные косточки легко ломаются под зубами, лаская язык.

Спрашивать, что именно отлично умеет делать Жина я не собираюсь — вряд ли Нир захочет об этот говорить.

— Разве законы Императора не предписывают казнить любого, кто культивирует Тьму? — интересуюсь я, расправившись с крылышком и возжелав еще одно. К счастью, тарелка на моём подносе полна этим изысканным лакомством. К нему не хватает только вина… и я наливаю его себе.

— Предписывают, — соглашается Нир, опустошая свой стакан.

— Но как быть с вами? — спрашиваю в лоб я. — Вряд ли в этих землях найдётся кто-то более опасный чем вы, учитель. И вы культивируете Тьму.

— Император доверяет мне, — Нир тянется к своему кувшинчику с вином. — И на то есть серьёзные причины.

— Серьёзные причины?! — удивляюсь я. Не могу представить, по какой причине можно вообще кому-либо доверять.

Предают все.

Вообще все.

— Однажды я отдал за него всё. Всё, что имел. И даже жизнь. К счастью, Ад вернул мне жизнь — я нужен ему живым, — говорит Нир и делает маленький глоток.

В дверь стучат. Стучат почтительно, явно ожидая ответа.

Нир делает знак и Жина вскакивает на ноги и бежит к дверям. Приоткрывает, выглядывает, выслушивает кого-то, потом поворачивает своё румяное личико к нам.

— Они поймали еще двоих, — говорит она.

— И Каллоса среди них нет, — Нир не спрашивает.

— Нет, господин, — Жина качает головой и вместе с ней качается и аккуратная чёлка на её лбу. — Они спрашивают, что делать с пленниками.

— Близнецов, — говорит Нир подливая себе вина. — А мы послушаем что они нам скажут.

Жина, почти шёпотом, так же, через едва прикрытую дверь, передаёт слова своего господина и прикрывает её.

— Близнецов? — смотрю на старика вопросительно.

Он шевелит пальцами, показывая что эта тема не стоит обсуждения, потом говорит:

— Ты же не просто так оказался в Новом Токио, Керо.

— Не просто так, — я отодвигаю от себя блюдо. Нет я не наелся, но сейчас мне не до еды.

— И ты по прежнему собираешься на Большую Охоту? — он поднимает чашку с вином к лицу и сделав короткий глоток, не опуская, смотрит на меня. Сейчас в его глазах очень много вопросов, и не на все из них я хотел бы отвечать.

— Да. А разве есть другие варианты, учитель?

— Нет. Но ты должен быть готов к тому, что даже победа сделает тебя проигравшим.

— Мне не оставят шахту? — я вспоминаю слова Кайоши. Он тоже говорил о том, что победа в Большой Охоте не решит ничего.

— Всё сложнее, — Нир делает еще один глоток. — Ты правда думаешь, что Сакаи просто так рассказал о шахте на Совете? Ему не стоило это делать — ведь самым правильным, на первый взгляд, было бы просто прикончить тебя с остатками людей. Прикончить и забрать шахту. И молчать о том, что там находится. Кто стал бы здесь осуждать короткую войну одного из Великих кланов севера против полумёртвого клана, который прячется среди хидо и комори в развалинах Древних?

Чувствую кровь на своих губах, я прокусил их не заметив.

— Ему не стоило это делать, но он сделал, — продолжает Нир, возвращая чашку на стол. — Что это значит, Керо?

— У него есть какой-то план?

— Да. И, боюсь, этот план заставит вздрогнуть всех здесь, на новых землях Альянса. Кажется, он готов повысить ставки в этой игре… и, может быть, готов поставить на кон всё. Вообще всё. Похоже, он сейчас видит возможность, которую не видят остальные и готов воспользоваться ей.

— Зачем он сказал это при всех? — я тянусь к своей чашке с вином и делаю глоток — слишком много крови во в рту сейчас. Я люблю вкус крови, но сейчас её слишком много и она мешает думать.

— Ты задал его себе? — губы Нира трогает улыбка.

— Да.

— Тогда попробуй ответить. ...