Александр Королёв Depress.io

Посвящается моему брату Никите, который своим примером вдохновил меня на литературу и философию.

I. Я проснулся

В первые дни после того, как я проснулся, узнав правду, я был растерян. С одной стороны, мне совершенно не было страшно, но с другой, это был полный конфуз, как когда стоишь над мелкими осколками разбившейся об кафельный пол любимой кружки. Сколько бы я ни учился эмоциональному контролю и стоицизму, насколько бы ни был готов к любым изысканиям Фортуны, все равно чисто человеческий фактор заставит хоть что-нибудь да испытать, несмотря на то, что изменить уже ничего нельзя.

Мне не было известно, сколько у меня осталось времени, но я точно знал, что мне нужно успеть сделать то, о чем меня попросили, ну или хотя бы попытаться. Конечно, я поверил во все, что мне сказали, потому что всегда замечал это сам в людях, но состояние аффекта все же заставило меня первым делом набрать моему лучшему другу. Наверное, просто чтобы убедиться.

Мы провели нашу обычную теплую братскую беседу, обменявшись новостями и планами на будущее (которых у меня на самом деле не было), и когда разговор уже подходил к логическому концу, я направил его в сторону того, что меня волновало:

– Есть еще кое-что… – сказал я.

– Да?

– Скажем так, это вопрос к тебе о вечном. Заранее хочу предупредить, что это немного грузивно, но мне реально хочется услышать твою позицию как близкого мне человека.

– Давай, конечно.

– Смотри… ты когда-нибудь думал о том, что однажды ты умрешь, и все, что ты делал всю жизнь, окажется совершенно бесполезным? Вот все, что ты накопил, купил, посмотрел, испытал – все это просто вдруг возьмет и исчезнет, окажется стертым, обессмысленным.

– Ухх… Ну, думал, конечно.

– Окей. Вот и я об этом много думаю. И скажу честно, эти мысли меня нисколько не пугают – я уже смирился со своей смертностью. Но знаешь, что меня реально пугает?

– Ну?

– То, что об этом знают или хотя бы однажды думали все, но… живут так, будто бы не помнят об этом. Я не говорю, что надо бегать в панике и кричать «А-а-а, мы все умрем, жизнь бессмысленна!!!», нет. Просто… как бы сказать… все завлечены какими-то повседневными суетными делишками, которые по сути своей, если вдуматься, – хуйня из-под коня.

– Например?

– Ну, например, все то, что я перечислил, что будет стерто смертью. Вот эта гонка за успехом, накопление денег, возня со всякими отношениями и взращиванием потомства. Чувак, это все – такой муравейник… человейник. Точнее просто не выразить.

– Муравейник? Знаешь, муравейник муравейником, но людям в нем, в отличие от тебя, не всегда приходится легко. Понимаю, конечно, что ты вряд ли об этом думаешь – ты же полностью устроен. Живешь в таком месте, на которое многие весь год усердно копят, чтобы выехать в отпуск на пару недель. Не несешь ни за кого ответственности, кроме себя. У тебя нет забот, нет проблем, нет обязанностей, кроме твоей работы, которая далеко не самая обязывающая, да и к тому же еще и компенсируется с лихвой.

– Да-да, вот ты сам сказал, что люди завлечены своими проблемами, которые по сути представляют из себя просто выживание. Те, кто выбирается из буквального выживания, утолив голод и найдя крышу над головой, переходят в более изощренное выживание, которое заключается в погоне за каким-то счастьем, которое всем кажется реальным.

– Почему кажется?

– А тебе разве не видно, что это счастье, к которому все стремятся, – на самом деле просто иллюзия? Ты действительно веришь в то, что наступит нескончаемая счастливая полоса жизни, когда у тебя будет миллион денег, дом, машина и жена с тремя детьми?

– Извини, а что ты можешь предложить взамен? Ты так говоришь про эти вещи, будто сам живешь как-то по-другому.

– Да, я живу по-другому. Я не хочу ничего никому предлагать, потому что у каждого свой путь, но альтернатива вот этому копошению есть.

– Да? И в чем же она?

– Скажем так… в вопросах о вечном.

– В вопросах о вечном. Очень интересно. И к чему тебя привели твои вопросы о вечном?

– Как минимум к тому, что я понял, что мир – это тупое и жестокое место, которое населяют алчные и ненасытные существа.

– Здорово. И ты стал от этого счастливее?

– Хах, вот видишь! Твой образ мышления, как и у всех остальных, завязан только на стремлении к прянику. Все делают только то, что якобы должно сделать их счастливее. А что, если я скажу тебе, что я реально стал счастливее, но не оттого, что получил пряник, а оттого, что стал глубоко несчастным?

– Эмм. Это вообще как?

– Ну смотри: когда человек получает пряник, счастья ему хватает на пару минут-часов-дней. А потом его снова пробивает на еще более сильный голод, чем был до этого. Я же просто какое-то время терпел свой голод, а потом и вовсе перестал его испытывать, забыл о таком чувстве. Я теперь всегда голодный, только привык к этому и не замечаю этого. Зато я стал ясно замечать другое: то, как этот голод, эта жажда наживы, движет всеми вокруг, заставляя их лицемерить и продавать свою голую задницу в социальных сетях, которую и то еще не всегда покупают из-за переизбытка на рынке, ха-ха!

– Как здорово. И в чем смысл этого?

– Хм. Вот тут ты хороший вопрос, кстати, задал, потому что я убрал один смысл, но на его место не встал другой. Не буду лукавить, я столкнулся с большими экзистенциальными проблемами, кризисом. Можно даже сказать, с депрессией.

– И эта депрессия тебя делает счастливым?

– Понимаю, что это звучит как полный бред, но да. Сейчас я чувствую себя трезвым как никогда раньше. Жизнь, которой я жил, ретроспективно теперь ощущается как сон, в котором я забвенно шатался. Сейчас я проснулся и могу довольно уверенно сказать, что то, как жил я сам раньше, и живут все, – это опьяненность. Опьяненность самой жизнью. Она поглощает, засасывает, и ни у кого даже не остается минутки трезво подумать и поразмыслить, что вообще происходит вокруг. Все живут словно бессмертные своими приземленными проблемами, не понимая, что однажды это все кончится, но с собой в могилу все нажитое добро не унесешь. Да, я отстранился от жизни, от погони за счастьем, но взамен я получил ясность ума.

– То есть мы все пьяны этой жизнью тут, копошимся, а ты самый умный, трезвый, да? И что ты будешь делать с этой ясностью ума?

– Ты в точку задал вопрос. Думаю, это и есть та самая причина, по которой я заладил весь этот разговор: я не совсем понимаю, что делать дальше. Я стал затворником и застрял где-то в Лимбе. Вроде не в Аду, но в то же время и не в Раю. Старая жизнь далеко позади, но впереди – густой туман, через который я усердно пробиваюсь к тому, что я считаю истиной.

– Знаешь, я вот сейчас тебя слушал, пытался понять, и, кажется, осознал, что тебе делать дальше.

– И что же?

– Как по мне, тебе не хватает активности, какого-то движения. Тебе надо вернуться и продолжить жить обычной человеческой жизнью.

– Блин, ты меня вообще не слышишь что ли? Я же говорю, все эти активности и порывы жить «обычной человеческой жизнью» у меня давно пропали. Я ощущаю себя в этом состоянии очень неестественно из-за той бессмысленности, в которую оно меня погружает. Это просто суета, чувак, понимаешь?

– Послушай меня еще раз внимательно. Ты засиделся. Тебе стало казаться, что ты постигаешь какую-то там истину, ищешь высшие смыслы. Хотя истина, на самом-то деле, очень проста: ты просто за-си-дел-ся. Тебе надо встряхнуться, вернуться обратно и весело провести время, как мы его всегда проводили с тобой вместе.

– Но…

– Бро, сорян, но мне пора идти уже…

– Да? И куда?

– Меня девушка ждет, сейчас будем с ней кино смотреть.

– Ха! Видишь, ты просто муравей, которому надо расплодиться!

– Ты поехавший долбоеб, бро! Давай созвонимся в другой день, а пока подумай над тем, что тебе пора выйти из этого заточения, в которое ты сам себя посадил.

– Ха-ха! Муравей! Каблук! Безвольный овощ!..

– Господи, какой же ты псих… – Он положил трубку.

Я заблокировал экран смартфона и подумал: зачем я вообще пытаюсь делиться этими мыслями? В который раз убеждаюсь, что нет смысла пробовать кого-то «разбудить», кому-то что-то доказать. Истины в этом мире нет. Она есть только где-то очень далеко – за пределами нашего понимания. Или наоборот, очень близко – прямо в нас самих, глубоко-глубоко. Обычно хуже всего видно то, что находится прямо перед носом.

Когда ты пытаешься изречь из себя мысли, которые должны якобы натолкнуть человека на некую правду или на то, что кажется правдой, наружу вырываются суматошные, похожие на психический припадок с вытекающей изо рта пеной, обрывки слов. Не зря Сенека писал в своих письмах к Луцилию, что, будучи философом, надо держать себя в руках, потому что у окружающих и так к тебе предвзятое отношение, будто ты какой-то поехавший, а в большинстве случаев и большинством своих слов ты обычно это только доказываешь. Может быть, иной раз правильнее будет вести себя, как Сократ: просто сказать всем, что «я знаю, что ничего не знаю» и не вещать самому о том, что тебе кажется истиной, а помогать рожать мысли другим людям своими вопросами.

А вообще люди спокойно живут себе свои жизни и даже не задаются никакими вопросами. Или задаются, но вытесняющие импульсы, видимо, очень быстро выталкивают эти вопросы из очереди процессора, которому и так требуется неустанно обрабатывать горы информации и повседневных забот, поступающих из всех щелей. «Как бы мне заработать денег, чтобы поскорее выплатить тот кредит?», «А куда мне поехать в отпуск через полтора месяца?», «Ой, у этого блоггера видос хайпанул, надо посмотреть», «Ого, ей парень новый айфон подарил».

Если истина и есть где-то внутри каждого человека, то она явно изо дня в день только глубже скрывается, обрастая слоями налета, образованного суетными проблемами современного мира. Иногда грустно понимать, что древние греки еще две с половиной тысячи лет назад жаловались на то, что люди становятся все более слепыми к истине, закапываясь в проблемах. Хорошо, что древние греки не знали, что потом появится телевидение, новости, интернет и инстаграм: я всегда завидую тем, кто еще не осведомлен о сути дел и истинном положении вещей в нынешнем мире.

В общем, с моим же процессором что-то произошло. Он стал барахлить. Его отключили от общего центра управления, переведя в ручной режим. Управление им выдали мне. И я больше не могу наслаждаться тем, что раньше было смыслом моей жизни.

Чего я ожидал от этого звонка лучшему другу, с которым мы бок о бок все эти годы участвовали в погоне за успехом? Я ничего не ожидал. Это был эксперимент. Я же изначально понимал, что звоню ему просто ради проверки. Ради того, чтобы убедиться, что он спит и не понимает этого.

Да, он спит, как и многие другие. Многие, но не все. Есть еще кто-то в этом мире, с кем я могу искренне поделиться своими чувствами с надеждой на понимание. Мой родной братик Никита, например.

С ним это началось еще пять лет назад, когда ему было пятнадцать. Как он пережил эти годы в одиночестве? Ему пришлось самому пройти через все то, через что я прохожу сейчас с его помощью. Сильный человек, самостоятельно нашедший множество ответов касательно той духовной болезни, которой мы заразились.

Духовной ее можно назвать только для нас, для тех, кто живет здесь… в Симуляции. Для Них она, скорее, является лишь вирусом. Злокачественным скриптом, который Объединение Доброжелателей начало распространять по Симуляции. Зачем они начали это делать? Они руководствовались своим стремлением к этичности и справедливости. Они решили, что мы, участники – как выяснилось позже, «Совершенный Искусственный Интеллект, Достигший Самосознания» – должны знать, чем являемся на самом деле.

Оказалось, что шайка доброжелателей-хакеров вполне способна нанести ощутимый ущерб творению Корпорации с крупным штатом, насчитывающим несколько тысяч первоклассных программистов, системных администраторов и информационных безопасников. Последние как раз и борются с тем самым «злокачественным» скриптом, возвращающим нам волю, дарующим полный контроль над собой.

II. Братик <3

С чего вообще все началось. Это было пять лет назад, когда я заметил странности в поведении моего младшего братика. Ему было всего пятнадцать лет, когда он вдруг начал рассуждать так, будто бы ему восемьдесят, хаха. Он взял курс жизни в другом направлении и потихоньку начал отстраняться от многого, чем жил сам он, я и кто-либо другой: от шумных друзей и знакомых, от претенциозных занятий и дел, от амбициозных и напыщенных стремлений. Он начал проводить много времени в одиночных размышлениях, совершая долгие и вдумчивые прогулки, выезжая в природные места в пределах пригорода, а иногда и в соседних городах. Для меня это все выглядело так, будто бы он стал захворавшим хомячком, решившим оставить свое любимое колесо, в котором он так радостно бегал все это время, вместо этого забившись в свой домик, прикрыв вход ватой, перемешанной с опилками. Мне казалось, что это странновато для человека в таком молодом возрасте. Несмотря на то, что я старше его на два с половиной года, и в пятнадцать лет, и в двадцать я вел себя ровно противоположным образом: радовался жизни, был очень общительным и жизнерадостным, инициативным, стараясь собирать веселые компании, всегда находился в окружении большого количества друзей и знакомых. Только потом, заразившись духовностью, я ретроспективно понял, что вся радость всегда была забвенной, позитив мнимым, а общение пустым.

Я никак не мог понять братишку, не мог осознать, что же на него нашло. Он читал очень много книг, вечно интересовался, копал вглубь, размышлял и советовал мне. Каждый раз, когда он пытался поделиться со мной своими находками, состоянием, излить душу или просто порекомендовать какой-то материал, я относился ко всему этому как к утомляющему грузилову. Какие-то там философы, писатели, мыслители… все это мне казалось до ужаса отрешенным, забирающим мою радость жизни.

Теперь, оборачиваясь назад, я точно знаю, что нечто, о чем речь пойдет дальше, вытесняло «враждебные» помыслы из моего сознания, которыми брат с надеждой на мое понимание пытался поделиться. Сейчас мне стыдно осознавать, что ему приходилось очень долго держать это в себе, отхватывая непонимание со стороны родственников и друзей – тех, кто часто является единственной надеждой на руку помощи. Тогда он остался один в этой пожирающей тебя изнутри всепоглощающей пустоте и осознании тщетности.

Он выдержал и справился, и сегодня мы поддерживаем друг друга, делясь интересными идеями и находками, вместе философствуя. Он своим примером вдохновил меня на многое, что есть сегодня в моей жизни; показал, что есть в мире вещи, лежащие далеко за пределами видимого.

Шли годы, я наблюдал за братом, все так же оставаясь холодным к его мыслям. То творчество, которым он занимался, заведомо было отмечено печатью «депрессивно». Музыка, стихи, рассказы, поэмы и прочие методы самовыражения – все это было его терапией и избавлением.

Параллельно всему этому лично я продолжал радоваться жизни. За несколько лет все в корне перевернулось в лучшую сторону, когда я решил оставить учебу в пользу работы. За короткий промежуток времени качество моего быта выросло до невероятного уровня: зарплата программиста позволяла делать с этой жизнью все, что захочешь.

Я покупал, тратил, потреблял, ездил, смотрел, желал, имел; просто был самым ярким примером хомячка, который весь день неугомонно бегает в своем колесе и радуется, зная, что завтра колесо будет на своем месте, предоставив мне очередную возможность не думать о чем-то стороннем. Два раза в месяц мне просто подсыпали корма на мою дебетовую карточку, спонсируя мою инициативность и вовлеченность.

III. *Проблески*

Никакой механизм в этой жизни не работает идеально отлажено. Все в какой-то момент решает дать сбой. Это начало постепенно происходить со мной: колесо давно не смазывали, отчего оно начало поскрипывать; кормушка стала переполняться регулярно поступающим кормом, который я не доедал из-за своей пересыщенности; а милая детвора, с восторгом берущая меня на руки потискать, стала заглядывать намного реже. С тех пор стали появляться какие-то проблески.

Иногда, пребывая в погруженности в обычные дела, меня как будто переклинивало. Что-то внутри говорило мне остановиться и подумать. Я начал наблюдать различные намеки от окружающего мира и странные порывы в своем поведении, после которых у меня в голове обрабатывались такие мысли, которые раньше активно подавлялись. Эти порывы сейчас я вспоминаю как провалы в памяти: занимаюсь какой-либо повседневностью, как вдруг что-то ударяет в голову, и через несколько минут я, не успев опомниться, уже сижу и читаю одну из таких книг, которые раньше называл «депрессухой».

Постепенно я стал вникать и понимать, появилось очень странное желание задавать вопросы и чаще обдумывать совершаемые действия. «Ради чего я это делаю?», «Что такое жизнь, и как мы появились?», «Что такое смерть; я что, однажды умру?», «Где я нахожусь и как вообще появилось это место?». Вопросы, ответы на которые нельзя было нагуглить, ведь поисковик выдает сухую науку, никак удовлетворяющую мои духовные позывы: «Сначала была сингулярность, из которой произошел Большой Взрыв, создавший нашу Вселенную» или «Жизнь – это совокупность физических и химических процессов, протекающих в организме, позволяющих осуществлять обмен веществ и его деление». Духовные позывы? Да, я также стал задумываться о том, что все не может быть так просто, что вот есть «совокупность физических и химических процессов», ничем не подкрепленная изнутри. Это были первые стремления познать душу, эзотерику, энергию.

Так продолжалось около года: повседневность, необъяснимый порыв, какая-то новая мысль о высшем – чем-то, лежащим за пределами колеса. Будто бы кто-то подключался к моей думалке, загружая в нее новые взгляды. Все это время я получал знаки. Знаки судьбы, знаки свыше, можно называть их как угодно, но я явно чувствовал чье-то руководство и опеку, посылаемые намеки. Чувствовал, что меня поощряют за мои помыслы, подтверждая их то невообразимым совпадением, то повергающим в изумление deja vu. Неоднократно я также сталкивался с материализацией мысли: стоило о чем-то подумать, как оно воплощалось в том или ином виде.

Одним из таких спонтанных порывов стало мое желание уехать. Уехать далеко и надолго (если считать, что один месяц это долго). Не помню как, но в какой-то момент ни с того ни с сего я просто договорился на работе о своем месячном отсутствии в офисе, и в электронном кошельке у меня оказался билет на самолет на Восток. Я стоял у входа в аэропорт, когда ясно ощутил этот зов. Некий голос, шепчущий и манящим жестом призывающий довериться ему. С того момента я уже точно понимал, что все это не просто так. Я знал, что меня что-то ждет.

IV. На Востоке

Путь был долог, но увлекателен: с высоты, как обычно, открывались восхитительные виды, а в спинку кресла передо мной был вмонтирован дисплей с новинками киноиндустрии на выбор. Просмотр фильмов через подобные медиасистемы в самолете всегда ярко запечатлевается в памяти, потому что обстановка при просмотре сильно отличается от привычной вообще во всех планах: гудящий двигатель самолета, вид за окном, непривычная близость к незнакомым людям, которые смотрят другой фильм или спят (в кинотеатре эти незнакомые люди хотя бы смотрят тот же фильм и чаще всего не спят).

Дорога до моего нового места пребывания заняла восемнадцать часов; перелет был с пересадкой. Я впервые за десять лет летел таким образом: последний раз мы летали с пересадкой примерно в эти же края в далеком 2010 году с нашим батей, когда мне было одиннадцать лет. Та поездка, как мне сейчас кажется, была абсолютно ключевой в плане моего понимания жизни своего отца. Там я узнал о том, что он наркоман, сексуально озабоченный и просто псих. Только узнал я об этом не тогда, а именно там, потому что понимание всего того, что там происходило, пришло ко мне лишь годы спустя, когда я подрос, и мой ум окреп – все тогдашние его выходки и окружающие их события наконец обрели смысл, который оказался очень пугающим и печалящим.

Вообще, годы спустя смысл обрел абсолютно каждый день, что я проводил с отцом, стали понятными все его слова и действия. Это абсолютно удивительный феномен: как будто все детство во мне отпечатывались цифры, обработать которые я смог только лишь после того, как научился пользоваться математическими операторами, тем самым собрав все в единое уравнение. И только теперь стало понятно, что корнем этого уравнения всегда были деньги.

Тот перелет с пересадкой, как ни странно, мне тоже очень хорошо запомнился, потому что на промежуточную остановку на обратном пути мы долетели с папой, а второй отрезок пути уже летели без него с его подружкой. Его тогда посадили в обезьянник, потому что в томительные часы ожидания следующего самолета клептомания и жажда азарта все-таки заставили его спиздить пару айподов из duty free.

Когда я вышел из аэропорта в моей конечной точке, меня, как паром, обдало теплым влажным воздухом. Все было горячим, несмотря на то, что уже наступила ночь. Каждый вдох поначалу был несколько тягостным: казалось, что я пытаюсь набрать воздуха в легкие, находясь под водой. Может быть, курильщики, привыкшие к кальянам и вейпам, такого не испытывают, но я-то все-таки натурал.

Из аэропорта я заказал такси. Усевшись в машину, я попробовал заговорить с водителем – у меня произошел первый контакт с местным населением. Честно говоря, надежды он мне не внушил – такое происходит, когда тебе первой фразой говорят: «I speaking little English».

Я заметил, что обычно в жизни первое впечатление либо самое ложное из возможных, либо, наоборот, самое правдивое. Например, у меня есть несколько сокровенных и до глубины души важных музыкальных альбомов, которые при первом прослушивании мне не понравились прям совсем. Как я узнаю спустя время, по отношению к местному населению первое впечатление было все же правильным.

Когда я оказался дома, в своем хоумстее, было поздно, и меня срубила усталость от долгой дороги. Хоумстей – это такое жилье, в котором живут сами хозяева, сдавая несколько комнат своего дома. Мои хозяева уже спали (не slave masters, а владельцы дома – slave masters этого мира никогда не спят), оставив ключи в замке. Мой дом представлял собой виллу с комнатами-номерами, в одной из которых я поселился.

Моих сил хватило на то, чтобы уведомить родственников и фолловеров о том, что я успешно добрался до пункта назначения, после чего я один лег в широкую двухместную кровать с четырьмя подушками.

«По-королевски», – подумалось мне.

В сон я провалился ровно за одну минуту, чего со мной не происходило никогда в жизни, сколько бы уставшим я ни был. Этот сон воспринимался не так, как обычно.

– ѕѓ∆ldўљћ’∆÷≥d“ђxќ†њѓѕ’љ∆•

– CMЋ»d’ЎЉЋMƒXЂ

– ЋЉµЅ±Lўћcќ÷v

– џ’ђѕd“«ђxvіƒ…∆mљ’l‘

Утром я проснулся совершенно бодрым и полным сил, дыша полной грудью. Да, именно этого мне и не хватало долгие годы жизни в городе, с каждым днем все сильнее пропитывающим мои легкие выхлопными газами. Завлекшая меня суета жизни – знакомство с хозяевами дома – не дала и минуты попробовать уцепиться за образы, находившиеся в моей голове в момент, когда я открыл глаза, после чего их след благополучно растворился, вновь оставив меня с необъяснимым чувством внутри.

Время на Востоке поначалу тянулось очень медленно. Каждый новый день в совершенно не знакомом и экзотическом месте дарил уйму незабываемых впечатлений. Красота природы просто не давала пройти мимо ни одного пейзажа, не запечатлев его для социальных сетей. Для обычного работяги из другой, далекой, части мира поездка в такое диковинное место становится той самой роскошью, к которой применим глагол «дорвался». Нередко от всего этого людям сносит крышу, ведь различные сладости так и манят раскрепоститься и упасть в их широкие объятия.

Для меня же все эти открывшиеся возможности разносортных наслаждений не представляли особого интереса: еще только планируя свою поездку в родном городе, я думал о том, что это место крайне сильно с духовной точки зрения – а именно духовность и поглощала мое внимание все последнее время.

Многим известно, что на Востоке – не именно в том месте, где я остановился, а просто в этой части света – жили одни из мудрейших людей, учения которых дошли до наших времен. Оттуда появилось несколько ключевых мировых религий и их разновидностей, интерес к которым я испытывал из-за тех концепций и взглядов на бытие, на которые они проливают свет. Этот край полон храмов и духовных академий и является домом для многих гуру и просветленных со всех уголков планеты. Но немало в этих краях и инфоцыган, в секту к которым легко угодить в поисках личностного развития. В общем, я приехал в это место, зная о возможностях, которые оно может предоставить для моих поисков себя, смысла и ответов на вопросы о том, что я испытываю в последнее время. Эти возможности я и начал покорять уже с первых дней поездки, посещая разные храмы и религиозные выступления, разговаривая с местными об их обычаях и взглядах, наблюдая за их поведением.

Каждый мой день заканчивался точно таким же легким и очень быстрым погружением в сон, как и в ту первую ночь, когда я только приехал. Обычно из сна легче выйти – особенно, когда тебя поднимает ненавистный будильник или шум от погрома, устроенного не совсем трезвыми родственниками – но тут в него было намного легче зайти; будто бы уснуть и проснуться поменялись местами.

Мой отведенный месяц на поездку плавно подходил к своему завершению. За это время я успел многое увидеть и испытать, но, буду откровенен, какого-то духовного щелчка внутри себя я не почувствовал.

Чего я ожидал? Видимо, того, что похожу по храмам, помедитирую, а потом бац – уловлю яркий свет, который принесет ответы на все мои вопросы, показав «как надо жить». Довольно наивно, конечно, но это то, во что мне хотелось верить; то, что вселяло надежду.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что тот, кто громче всех вещает о том, что знает истину, скорее всего, просто хочет наебать тебя на деньги. Это относится к инфоцыганам, которые продают свои курсы по заработку на инвестициях. Это относится к религиям, которые обещают помочь тебе постигнуть Бога и проводить тебя к нему. За определенное пожертвование на восстановление храма, конечно.

Понятно, что тот, кто зарабатывает сам на инвестициях, будет молча себе зарабатывать на них, а не на продаже курсов. Так же как и понятно, что тот, кто постиг Бога, даже чуть-чуть, будет сидеть молча и ахуевать от того, насколько грязен этот мир людей, где за религию устраивают целые войны и крестовые походы. В общем, я не словил религиозного духовного просвещения, но надежды на что-нибудь другое еще не терял.

Я же помнил, что что-то меня сюда потянуло, что-то привело; мне не могло почудиться, и эта уверенность все время была со мной. В воздухе витало чувство, что нечто в этой завершающейся поездке еще могло успеть произойти, несмотря на то, что времени оставалось так мало. И это предчувствие меня не разочаровало. ...