Алекс Шу Последний солдат СССР Решающий бой

ПРОЛОГ

Юрий Владимирович Андропов задумчиво листал ежедневные сводки по стране. Вроде бы ничего особенного не происходило, обычная рутина, но что-то в последние дни постоянно тревожило всемогущего шефа КГБ, не давало ему сосредоточиться на работе. Возникало ощущение, что время утекало как песок сквозь пальцы, а за спиной сгущались незримые грозовые тучи.

Юрий Владимирович неторопливо снял очки и положил их на лакированную светло-коричневую столешницу. Затем откинулся на спинку стула, и устало закрыл глаза.

Что-то было не так. Гнетущее тревожное чувство будоражило душу уже несколько дней. А своим предчувствиям председатель КГБ привык доверять.

А ещё ГРУ отличилось, подбросив дровишек в костер паранойи Юрия Владимировича. Почти не доставлявшая беспокойства армейская разведка вдруг начала вести свою игру. За короткий срок она арестовала десятки шпионов и предателей, работавших на американские и английские спецслужбы.

И этот засранец Устинов, изображавший друга, улыбавшийся в лицо, не позвонил ему, не передал имеющиеся материалы, а повез их на дачу в Раздоры к Лёне. А Брежнев сразу дал «добро» ГРУ на дальнейшие действия.

А потом Андропова вызвали к генсеку. Обычно Леонид Ильич был рассеян, часто терял нить разговора, много гмыкал, хмыкал, неожиданно переходил на другие темы. А на любых официальных мероприятиях даже короткие речи читал по бумажке.

Но в тот день Брежнев был совершенно другим.

Юрий Владимирович даже скривился, вспоминая в деталях показательную порку у Генерального Секретаря.

— Мне, гм, гм, Юра, справку по твоему ведомству подготовили, — Брежнев нетвердой рукой нащупал лежащие на столе очки и водрузил их на нос. Поднял бумажку, лежащую на столе, и, не отрывая взгляда от документа, начал говорить:

— У тебя под началом, гм, гм, четырнадцать республиканских комитетов. В структуре 16 управлений, включая, 1 ГУ, занимающееся внешней, хм, разведкой, 2 ГУ — контрразведкой. 4 управление работает с объектами транспорта и связи, 7 управление полностью ориентировано на наружное наблюдение. 16-ое — электронной разведкой. По всему миру работают тысячи твоих сотрудников. У Бобкова в непосредственном, гм, подчинении — 2,5 тысячи сотрудников. В каждом городе по твоей, хм, Юра, инициативе, созданы райотделы КГБ. У тебя отдельный Следственный отдел, оснащен лучше, гхм, чем у МУРа. В каждой армейской части, на военных кораблях — сотрудники КГБ. Возьми любое предприятие, хм, и там чекисты в первых отделах, гхм, сидят. Мы тебе штат увеличили до полумиллиона сотрудников. На содержание….

Брежнев громко чмокнул губами и впился глазами в бумагу, отыскивая нужное место:

— Вот, хм, нашел, 4 миллиарда 900 миллионов рублей на содержание КГБ и пограничных войск за прошлый год. Где результат, Юра? Почему Петр Иванович Ивашутин, хм, имея намного меньший бюджет, ограниченное количество сотрудников, его дал, а ты, гм, извини, обосрался?

— Леонид Ильич, поясните, — Андропов с трудом сохранил невозмутимый вид.

— А что тут пояснять? — раздался скрипучий голос Пельше. Арвид Янович сидел напротив Андропова и молча рассматривал его. Сухое морщинистое лицо с резко выделяющимися скулами было бесстрастным, только большие выцветшие глаза, не мигая, следили за Андроповым.

«Упырь поганый», — подумал Юрий Владимирович, кинув косой взгляд на главу Комитета Партийного Контроля.

— Ивашутин за короткое время собрал доказательства, арестовал и обезвредил около трех десятков предателей в ГРУ, КГБ, режимных предприятиях и НИИ, — проскрипел старый большевик.

— Насколько мне известно, один из них Поляков, больше 20 лет, сотрудничал с ФБР, а потом с ЦРУ, дослужился до генерал-майора ГРУ, а военная разведка и Ивашутин проморгали предателя в своем ведомстве, — усмехнулся Андропов, снисходительно глянув на Пельше.

— Не проморгали, а выявили и арестовали, — надтреснутый голос Арвида Яновича был строг и официален, — за Полякова, мы отдельно с Ивашутина спросим. По всей строгости, как с начальника и коммуниста. Но Петр Иванович его же и обезвредил, а ещё множество предателей. В том числе и в твоём ведомстве, Юра. Гордиевский, Пигузов, Полищук, Земенек — все подполковники и полковники КГБ, и ещё куча сотрудников ПГУ и других управлений и отделов. Они сдали противнику тонны секретных документов и тысячи наших ребят по всему миру. А КГБ только глазами хлопало. И Петр Иванович сделал, между прочим, твою работу, Юра. Правильно Леонид Ильич говорит, обосрался ты. Адольф Толкачев, ведущий инженер режимного предприятия — НИИ радиостроения, жил рядом с американским посольством. С сентября регулярно кидал записочки к американцам в машины с просьбой о сотрудничестве. А КГБ ни черта не делало и не знало. Взяли и раскололи его ребята Ивашутина. Хотя это должно делать твоё ведомство. Чем вообще твои орлы занимаются, Юрий Владимирович? Бумажки перекладывают? Сплетни собирают?

Генсек слушал начальника Комитета Партийного Контроля и грозно сопел, посматривая на Андропова из-под кустистых бровей. Остановил возмущенную речь Пельше взмахом ладони и произнес:

— Что, хм, гм, скажешь Юра?

— Разобраться надо, — голос всегда невозмутимого Андропова дрогнул, — Вообще-то, он мне должен об этом доложить. Ивашутин превысил свои полномочия.

— Тебе доложить? — хриплый смех Пельше был похож на карканье, — Да как же тебе докладывать, Юра, если у тебя предатель на предателе сидит и предателем погоняет? Правильно сделал, что не сказал.

Андропов поморщился, отгоняя грустные воспоминания. Выпороли его тогда показательно, как мальчишку. Но главное, в Политбюро он остался. Брежнев и Пельше решили не собирать старцев для отправки Андропова «на почетную пенсию». И на посту председателя КГБ тоже, хотя в иные минуты казалось, придется уступить эту должность одному из людей Леонида Ильича — Цвигуну или Циневу.

Зазвенел внутренний телефон. Андропов встал, неторопливо подошел к столику в углу, на котором были расставлены телефоны внутренней и правительственной связи. Трезвонил крайний аппарат справа, использовавшийся для связи с секретариатом.

Председатель КГБ снял трубку:

— Слушаю.

— Юрий Владимирович, к вам Евгений Петрович Питовранов пришел. Вы просили его вызвать на 14:30.

— Пусть заходит, — распорядился Андропов. Трубка с клацаньем улеглась на рычаги. Губы председателя КГБ растянулись в хищной полуулыбке.

«Еще посмотрим, кто кого», — злорадно подумал он.

13 ноября 1978 года. Понедельник

— Останови, хочу немного прогуляться, — попросил Викторов.

Черная волга, медленно едущая вдоль многоэтажек, послушно притормозила.

Заместитель министра МВД неторопливо вылез из машины, прощаясь, махнул рукой водителю, вдохнул полной грудью свежий воздух и зашагал к своему подъезду.

«С 15 числа уже всё. Пенсионер. Как-то это непривычно», — Борис Алексеевич зябко поежился от встречного пронизывающего ветра, ссутулился, поплотнее запахнул ворот плаща, закрываясь от потоков холодного воздуха.

Большая часть непростого жизненного пути позади. В 1934 году молодого восемнадцатилетнего Борю, отправили работать в органы прокуратуры по комсомольской путевке. В 1941 году пришлось вступать в Красную армию и идти на фронт. В октябре Викторова назначили помощником военного прокурора в Тульском гарнизоне. Войну Борис Алексеевич закончил в должности заместителя прокурора 4 Армии.

А в 1953-м году пришлось поучаствовать в первом резонансном деле, получившем широкую известность среди работников спецслужб и армии. Викторова, как военного прокурора Западно-Сибирского Военного округа, привлекли к расследованию фальсификаций дел сотрудниками МГБ СССР.

Время тогда было непростое. Расследование проходило в нервной обстановке. Викторова давило начальство, требуя быстрых показательных результатов, вмешивались сотрудники органов, аккуратно намекая на снисхождение к собственным друзьям.

Но Борис Алексеевич довел дело до конца. Виновные, на тот момент оперуполномоченные МГБ Гоманков и Жульдиков, были осуждены на длительные сроки лишения свободы. Оклеветанный ими председатель колхоза, Федор Иванович Таскаев — бывший офицер-фронтовик, выпущен из тюрьмы и реабилитирован.

Викторов всегда старался проводить следствие объективно и профессионально. Это оценили. В январе 1955-го он стал заместителем Главного военного прокурора СА и ВМФ.

Бориса Алексеевича назначили руководителем специальной группы по реабилитации репрессированных по 58-ой статье. Викторов смог добиться оправдательных приговоров для большого количества несправедливо осужденных военных, работников органов и партии.

В милицию Борис Алексеевич пришел в 1967 году, и проработал 11 лет на должности заместителя министра внутренних дел. И сейчас настала пора сдавать дела и уходить в отставку.

«Ничего. Пора отдохнуть. Всю жизнь работать невозможно. Теперь на даче поживу в своё удовольствие. Буду картошку копать, помидоры, огурцы сажать, как настоящий советский пенсионер», — попытался взбодриться Борис Алексеевич. Но грусть все равно щемящей тоской охватывала душу. Не просто было осознавать, что жизненный путь подходит к концу, а впереди только пенсия, огород и ностальгические посиделки с такими же отставниками.

Задумавшись, Викторов даже не заметил, как почти дошел до своего подъезда. Навстречу ему поднялся крепкий седой мужчина лет 50-ти с большим толстым портфелем из потертой коричневой кожи.

— Здравствуйте, Борис Алексеевич.

Викторов напрягся.

— В чем дело? — холодно осведомился он. — Я вас не знаю. Кто вы вообще такой?

— Это неважно, — отмахнулся незнакомец. — Можете называть меня Андрей Иванович. Я вас беспокою по делу. Помните, в 1974 году Василий Павлович Овинников, начальник следственного отдела Управления общественного порядка Ставрополья, отправил вам рапорт о всплеске преступности, мздоимстве работников правоохранительных органов края?

Седой сделал паузу, глядя на Викторова.

— Дальше, — потребовал Борис Алексеевич. На вопрос он предпочел не ответить.

— Там было написано, что секретарь крайкома на многочисленные обращения Овинникова не реагирует. Вы написали служебную записку на имя Горбачева. Он предпочел спустить дело на тормозах, формально обвинив начальника УВД Выскубенко и трех его заместителей, но на деле ни один из них не понес никакого наказания. Главу милиции края отправили на пенсию с почетной грамотой от крайкома, а заместители остались на своих местах.

— Откуда вы всё это знаете? — Викторов, прищурившись, с интересом разглядывал собеседника.

Андрей Иванович спокойно выдержал пристальный взгляд заместителя министра МВД.

— Мне дежурную группу с райотдела вызвать, чтобы мы побеседовали в другой обстановке?

— Дослушайте, пожалуйста, до конца, Борис Алексеевич, — попросил седой, — это важно. А потом, если у вас останутся вопросы, можете вызывать кого угодно.

— Хорошо, продолжайте.

— Естественно, Николаю Анисимовичу это не понравилось. Этим летом в Ставрополье по его поручению работала группа лучших московских оперов под руководством вашего коллеги — Бориса Шумилина, ищущая доказательства противоправных действий Горбачева. Но Шумилина в аэропорту встретили люди Суслова. Михаил Андреевич отобрал материалы и пообещал разобраться. Но сделано ничего не было. Мы — группа сотрудников правоохранительных органов и комитета госбезопасности, сумели сохранить копии документов комиссии Шумилина и добавить к ним новые доказательства, обличающие Горбачева, которого мы считаем сознательным вредителем и коррупционером. И сейчас я хочу вам их передать.

— Передавайте, — протянул руку Борис Алексеевич.

Андрей Иванович вручил ему портфель.

— Секунду, — попросил замминистра МВД. Он прижал портфель к груди, щелкнул желтыми латунными замками, приоткрыл его, увидел несколько толстых папок с бумагами и фотографиями, кассеты, и, удовлетворенно хмыкнув, закрыл.

— Передайте, пожалуйста, материалы Николаю Анисимовичу Щелокову, это очень важно, — попросил седой.

— Не обещаю, сначала сам посмотрю, — ответил Викторов, — Если они того стоят, обязательно передам.

— Они того стоят, — улыбнулся Андрей Иванович, — Сами увидите. А пока до свидания.

Мужчина резко развернулся и быстро пошел прочь.

Викторов задумчиво посмотрел ему вслед.

Через пару минут Борис Алексеевич уже был дома. Жены в квартире не оказалось. Скинув плащ и ботинки, заместитель министра сразу же потащил портфель к себе за стол. Раскрыв первую папку, он начал её листать, пробегая взглядом по содержимому документов и фотографиям. Глаза заместителя министра МВД изумленно расширились.

«Вот это да. Это нужно непременно показать Щелокову. И чем раньше, тем лучше».

14 ноября. 1978 года. Совещательная комната военно-патриотического клуба «Красное Знамя»

— Игорь Семенович, откуда я мог знать? — Мальцев виновато развел руки. — Мы немного погуляли по парку, в кафе зашли. У меня мать к сестре в деревню на пару дней уехала, я Аленку к себе домой потащил. А Леха пошел Свету в общежитие провожать. И вот…

— Откуда мог знать? — передразнил Зорин, — Оттуда. Мог бы его не оставлять одного. Вечер, район там не очень хороший, много гопоты и пьяных студентов. Ладно, что уже говорить. Теперь надо Шелестова искать. Где он, и что с ним, неизвестно. Родители мне сегодня утром звонили. Они места себе не находят. Уже в милицию обратились. Заявление написали о пропаже. Правда, опера не очень-то хотят шевелиться. Заявление приняли, но сказали, пусть пока полежит, слишком мало времени прошло, может, загулял или ещё что.

— И что теперь делать? — поинтересовался Вова Потапенко, сидящий напротив Сергея.

— Искать, — жестко ответил Зорин.

— Вероника, — повернулся сэнсей к боевой блондинке.

— Да, — девушка вопросительно посмотрела на него.

— Поднимай своего хахаля и других милиционеров, тренирующихся и сотрудничающих со «Знаменем». Пусть пройдутся по маршруту от парка до общежития, посмотрят, что и как, пообщаются с людьми, может, чего накопают. Сергей, покажешь дорогу.

Мальцев удрученно кивает.

— Вова и Игорь, — Зорин смотрит на сидящих в углу Потапенко и Миркина, — Вместе с Вероникой просмотрите дела, пообщайтесь с нашими людьми, выясните, кто живет в тех местах, где проходил Шелестов с девушкой, как её там зовут?

— Света, — буркнул Сергей.

— Точно, Света. Пусть наши местные тоже поработают. Расспросят бабушек, которые целыми днями сидят на скамейках, детвору, молодых мамочек, гуляющих с малышами, алкашей, слоняющихся по двору и окрестным пивным. Всех, кто может что-то подсказать. Главный вопрос, не видели ли они чего-то необычного. Любая информация может помочь и натолкнуть нас на верный след. Я у отца Алексея ещё днем взял несколько фотографий. Собираем людей прямо сейчас и обходим все близлежащие районы по дороге к общаге. Завтра с утра, те, кто смогут, продолжают поиски. Может, что-то найдем.

Зорин достал из ящика стола, и бросил на стол десяток снимков.

— Эти фотографии раздайте наиболее шустрым парням для показа. Вероника, ты тоже возьми парочку для своих милиционеров. Действуйте ребята, нужно узнать, что произошло с Шелестовым. Может, ему наша помощь нужна.

* * *

Женщина неподвижно стояла у окна. Симпатичное личико осунулось, под покрасневшими глазами пролегли черные тени. По щеке медленно ползла, оставляя прозрачный след, одинокая слезинка. Отрешенные глаза смотрели куда-то вдаль, сквозь прозрачное стекло.

— Настюш, — подошел к ней мужчина, — Ты ночью не спала, и уже часа три у окна стоишь и в окно смотришь. Не переживай, все будет хорошо. Найдется Леша, вот увидишь.

— Я чувствую, — голос женщины задрожал, — С ним что-то произошло. Не мог он так, пропасть ни с того, ни с чего. Не мог. Всегда вечером приходил домой. А тут не ночевал. Никто не знает, где он, что с ним. Я не могу так. Меня трясет всю. Саша, если что-то с ним случилось, я не переживу.

— Настенька, — муж нежно обнял супругу сзади, — Не изводи себя. Всё будет в порядке. Лешка не такой человек, чтобы так просто взять и пропасть. И постоять за себя может. Ты себя изводишь, переживаешь, может сердце прихватить, заболеешь. Что я потом Леше скажу? Поверь, он сильный и умный. Конечно, всё может быть, но я думаю, ничего страшного не случится. Вот увидишь, он сам появится и расскажет, где пропадал.

Женщина развернулась и взглянула мужу в глаза:

— Так сделай что-нибудь, Саша. Не торчи тут. Найди его, найди, слышишь! — Анастасия уткнулась лицом в грудь супруга, барабаня маленькими кулачками по широкой груди.

— Хорошо, — вздохнул мужчина, — давай ты сейчас приляжешь, а я в «Знамя» съезжу. Они уже Лешку ищут. Там круглосуточно дежурный на телефоне сидит и Игорь тоже. Хотел сначала тебя уложить спать, а потом поехать, но ладно…

13–14 ноября 1978 года

13 ноября 1978 года. Ночь

Первое ощущение, которое я испытал, когда кромешная мгла забытья сменилась черным сумраком подвала, была боль. Она рвала голову на части, вгрызалась в каждую клеточку мозга, взрывалась приступом опустошающей мигрени. Голова гудела так, как будто по ней яростно били кувалдами.

Я чуть приоткрыл глаза. Чернильная темнота не позволяла ничего разглядеть. Запястья и лодыжки были крепко связаны веревкой. Пошевелился, ощущая боль в затекших конечностях, медленно перевернулся на бок. Голова взорвалась новым приступом боли.

— Вот черт! — ругнулся я, прижав ладони к горячему лбу.

— Леша? Ты очнулся? — неуверенно спросил дрожащий девичий голосок.

«Света. Мы же с ней тогда были, когда меня одним ударом отправили в нокаут», — вспомнил я.

— Леша? С тобой всё в порядке? — в голосе шатенки слышались нарастающие истеричные нотки.

— Не совсем, — честно признался я.

Несмотря на очередной приступ мигрени, приподнялся на локте, и обвел взглядом окружающую темноту.

— Леша, кто это? Что они с нами сделают? — спросила девушка.

Голосок шатенки звучал справа от меня.

— Понятия не имею, — вздохнул я, — Светик, я сейчас попробую к тебе подползти. Поговорим тихо, чтобы нас не услышали. Мало ли что. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась девушка. И тон вроде стал спокойнее.

Переворачиваюсь на живот и ползу к ней. Наконец моя рука натыкается на теплый бок шатенки. Девчонка испуганно ойкает. Она сидит, привалившись спиной к стене. Пристраиваюсь к ней рядом, ощущая сбоку маленькое круглое плечико.

— Свет, ты цела? — тихо шепчу в ушко, притянув шатенку к себе.

— Ага, — шепотом отвечает она, — Молодой тебя ударил, я вскрикнула, а старый сразу на меня прыгнул, и мокрый платок к лицу прижал. Больше ничего не помню. Очнулась здесь уже.

— Хлороформом смочил, наверно. Вот тебя и отрубило, — задумчиво отвечаю.

А ребятки-то серьезно подготовились. И охотились явно на нас. Интересно, это привет от блатных? Вряд ли. Так быстро узнать о нас у них точно бы не получилось. Разве кто-то слил? Зорин и Серега? Смешно! Не поверю никогда в жизни. Сергей, то бишь Андрей Иванович? И он тоже впечатление продажной скотины не производит. А своему чутью я привык доверять. Да и зачем ему отдавать нас на растерзание блатным? Смысл, какой? Его же первого на пику посадят. Денег захотел? Да если бы ГРУшник оказался продажным, он мог бы у теневика спокойно все тайники вскрыть, забрать если не миллионы, то сотни тысяч. Затем грузина завалить, а потом опера, нас поодиночке, и тихо уйти с деньгами, оставив блатных маяться в подвале. Такая возможность имелась, мы ему доверяли, и удара в спину не ждали. Нет! Здесь точно что-то не сходится.

Андропов каким-то чудом вычислил меня и послал спецов для захвата? Не верю! Зачем ему отправлять таких экзотичных парней на операцию, когда полным-полно славян, не вызывающих подозрений. И такое шоу устраивать не в их духе. Посветили бы корочками, попросили пройти в машину, там бы и приняли. И Светку зачем приплетать? Дождались бы, пока я с общаги возвращался, и взяли тёпленьким.

Майор Анофриев, с которым я так и не встретился? Ещё смешнее. Ему-то это зачем? Он бы меня спокойно мог поймать в любом месте и притащить к себе в кабинет. Драться бы я с офицером КГБ точно бы не стал. По крайней мере, пока не понял, что меня собираются арестовать.

В общем, дело ясное, что дело темное. Ладно, нужно немного подождать и всё выяснится. Эти смуглые ребята нас похитили с какой-то целью, и она должна скоро выясниться.

— Чего молчишь? — интересуется девушка.

— Задумался немного.

— Леш, что теперь будет? Это бандиты какие-то? Почему они нас похитили? Что им нужно?

— Не знаю Свет, — признался я, неловко повернулся, и скривился от очередного приступа мигрени, — сам ни черта не понимаю. Одни вопросы и никаких ответов.

— Они нас убьют? — голос девушки снова дрогнул.

— Захотели бы, сразу шлепнули. Значит, мы им нужны живыми. Не бойся. Я что-нибудь придумаю. Всё будет хорошо, — развожу локти, обнимая Свету.

Девушка доверчиво прильнула ко мне, устраивая голову на груди.

— Обещаешь?

— Обещаю, — тихонько вздыхаю про себя — Мы обязательно отсюда выберемся. Веришь?

— Верю, — выдыхает она.

Ладошки со связанными запястьями девушка подложила под голову и тихо, как мышка, лежит на моей груди. Я чувствую, как она дышит, обдавая меня невесомой струей теплого воздуха. Нежность и жалость к Свете, пострадавшей из-за меня, переполняет душу. Зарываюсь в волну каштановых волос и целую девчонку в макушку.

Светлана тихо вздыхает и ещё крепче прижимается ко мне. Так и сидим, некоторое время, обнявшись.

Со скрипом начал подниматься люк в потолке, заставив нас встрепенуться, и чуть отодвинутся друг от друга. В помещении стало светлее. На лестнице появился молодой азиат. Он быстро сбежал вниз по ступенькам, щелкнул выключателем и комнату затопил яркий свет. Затем неторопливо спустился пожилой. В руке у него стечкин с навинченным глушителем.

Наконец, на лестнице появилась знакомая бочкообразная фигура. Мясистое лицо расплылось в торжествующей злобной улыбке, на щеке под глазом белыми рубцами растекся шрам, напоминающий скрюченную птичью лапку.

«Млять! А вот об этом я не подумал», — ошеломленно подумал я. Появление друга и подельника Петренко, вогнало меня в легкий шок.

— Ну что узнал меня, сученыш? — ласково спросил прапорщик, сверля меня глазами.

«Признаваться ни в коем случае нельзя», — мелькнуло в голове.

— Нет. Я таких уродов не знаю, и знать не желаю, — отвечаю с невозмутимым лицом.

— Ты можешь говорить всё что угодно, — друг Петренко продолжает злобно скалиться, — меня разозлить и заставить тебя шлепнуть прямо сейчас не удастся. А вот ты за каждое свое слово ответишь в стократном размере. Я тебя сейчас даже трогать не буду. Через денек должен приехать товарищ этих ребят — Ашир. Он настоящий мастер, умеет доставлять такую боль, что ты сам молить о смерти будешь. Сначала с девкой твоей позабавится, а ты на это посмотришь. А потом с тобой. У него много подручных инструментов: щипцы, скальпели, ножички разные для отпиливания костей. Имеются даже деревянные заостренные палочки, которые втыкаются в определенные точки тела, и самые железные мужики, пускают сопли и рыдают как бабы. Так что, готовься. Расскажешь, всё, что знаешь и не знаешь. Хотя мне уже, по большому счёту всё равно. Исправить уже ничего нельзя. Михайлыча не вернешь. Но даже в приговоренным дают маленькую поблажку. У тебя есть одно последнее желание, в пределах разумного.

— Спасибо хоть за это, — хмуро смотрю на толстяка, — А желание простое — отпусти девушку. Она тут ни причём. А со мной делай что хочешь. Она все равно была в отключке, ничего не видела и не знает, где мы находимся. Завяжешь глаза, отвезешь подальше, и высадишь где-нибудь у леса. Будь человеком, а?

— Какой благородный мальчик, — толстяк противно хихикнул, — Прямо как в романах о рыцарях. Обойдешься. Вместе гуляли, вместе и ляжете. В сырую землю. Но сперва придется помучиться. И всё, всё, всё, рассказать мне и дяде палачу. И вообще, про желание я наврал. Хотелось просто послушать, что ты попросишь.

Светка всхлипнула, с ужасом глядя на прапорщика. Я успокаивающе погладил её по руке.

— Слушай, ну хоть развяжи нас. Что мы сделаем? У твоих бойцов стволы. Если я дернусь, моментально дырок понаделают. Считай это моим последним желанием. Или боишься, что я твоих задохликов уложу моментально?

— Что ты сказал? — в глазах молодого сверкнуло бешенство, — Задохликов? Я тебя уже спать отправлял с одного удара. Могу ещё раз повторить.

— Сеит, не надо, — попробовал урезонить его пожилой, — Ты же видишь, он тебя провоцирует.

— Молчи, Шаназар, — молодой туркмен злобно посмотрел на меня, — Развяжи его, мы сейчас посмотрим кто кого.

Пожилой вопросительно взглянул на прапорщика.

— Последним желанием, говоришь? — задумчиво протянул толстый. — А почему бы и нет? Почувствуй себя свободным, хоть ненадолго. Когда Ашир приедет, мы тебя снова стреножим как барана. Походи, разомнись перед пытками, наслаждайся этими последними мгновениями, когда ещё можешь свободно шевелить руками и ногами. Чем свежее будешь, тем ярче мучения.

Прапорщик улыбнулся, и кивнул старшему. Затем достал из-за пояса «стечкин». Не торопясь вытащил глушитель, накрутил его на пистолет и направил на меня. Второй ствол в руках у пожилого, тоже смотрел мне в лицо.

Сеит вручил свой «ТТ» товарищу, достал из ножен, висевших на поясе большой тесак и за пару минут избавил меня от веревок.

— А её? — спросил я, указывая на Свету, — Или девчонки боишься?

— Развязывай, — приказал полный, — Пусть тоже подвигается напоследок. Никуда они не денутся. Мы даже их валить не будем. Колени прострелим, если дернутся и всё.

Молодой злобно свернул глазами, но исполнил просьбу.

— Вот и отлично, — поворачиваюсь к Сеиту, — Так чего ты хотел? Подраться?

Фух. Резкое движение ноги молодого я даже уловить не успел. Только волну воздуха почувствовал, и ощутил, как нога выстрелила в нескольких сантиметрах у лица и замерла в высшей точке. Ребро стопы смотрело мне в лицо. Будущий противник, как каменная статуя, стоял на опорной ноге, презрительно улыбаясь.

— Сеита каратэ очень большой мастер учил из Японии, Кейташи Акияма, — гордо поведал Шаназар, — его вместе с другими пленными после войны на стройки пригнали. В Союзе он влюбился в нашу Гузель и остался. А потом молодые к её родным в Туркмению переехали. Акияма старую окинавскую школу кумитэ практиковал. Четвертый дан. Его вся Япония знала до войны. Кейташи непобедимым был. В кумитэ всех рвал в клочья. Головы разбивал, кости ломал. Когда тут начал жить, женился на Гузель, а Сеит её племянник. Его с шести лет тренировали как настоящего самурая и каратэку. У тебя нет ни одного шанса, сопляк.

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — философски замечаю я, растирая запястья. На самом деле демонстрация меня очень впечатлила. Скорость у парня очень высокая. Движения быстрые и плавные как у кошки, удары отточенные. И меня он легко вырубил, хотя я был настороже и предчувствовал возможность подвоха.

— Ну, ну, — развеселился пожилой туркмен, — Давай, попробуй его побить.

Сеит отпрыгнул от меня, вручил тесак в ножнах напарнику, и замер, сжав ладони в кулаки и подняв их к лицу.

Я глубоко вдохнул, входя в боевой транс. Ощущения стали ярче и объемнее. Кровь побежала по жилам быстрее, а тело расслабилось, готовое взорваться резкими ударами в любую секунду

— Готов? — спросил молодой туркмен.

— Да, — коротко ответил я, невольно поморщился, от очередного приступа мигрени, и заставил себя сконцентрироваться на предстоящем бое.

— Киай, — пронзительный вопль разорвал подвальную тишину. Сеит быстро переместился, подскакивая. Резко взлетела нога, пробивая молниеносный круговой удар с доворотом корпуса. Если бы он попал, уложил бы меня наповал. Я успел уклониться, лишь потому, что атаку туркмен начал с дальней дистанции. Сам быстро, на подскоке, сократил расстояние и выбросил прямой правой. Он был отбит жестким блоком, разбившем руку, а второй «ввинчивающий» удар кулаком влетел в солнечное сплетение на вдохе.

Я скрутился, как проколотый шарик из которого выпустили воздух. А Сеит с коротким вскриком всадил ребром ладони по боковой поверхности шеи, поражая сонную артерию.

В глазах помутилось, тело повело в сторону, и я упал лицом вперед, успев автоматически выставить ладони.

— Не бейте его, — закричала Светка, — перестаньте.

Сеит небрежным движением ладони отбросил кинувшуюся ко мне девушку. Света стукнулась о стену и медленно съехала вниз, с ненавистью смотря на парня.

— Не трогай её, сволочь, — прошипел я, стараясь подняться. Меня шатало в стороны. Чтобы устоять, оперся руками о стену, — дай мне минуту, и начнем второй раунд.

— Слабак, — презрительно бросил каратист. — Никакого второго раунда. Ты проиграл бой.

Его рука ухватила меня за волосы, улыбающееся лицо Сеита приблизилось.

— Через несколько часов, наступит утро. Скоро Егорович уедет по делам, а мы снова спустимся к тебе в гости, — прошептал он. — Развлечемся немного с твоей подружкой. Начальник в принципе не против. Можешь даже пожаловаться ему, вместе посмеемся. У тебя хорошая девочка, сочная, фигуристая. Она все равно отсюда уже не выйдет. Так пусть напоследок доставит удовольствие. Мне будет приятно иметь девку во всех позах. А ты, ни на что не способное ничтожество, будешь это смотреть. Подумай об этом, Ожидание — самая худшая кара.

Молодой довольно хохотнул, разжал ладонь, толчком отбросив мою голову, и выпрямился.

Я находился в состоянии грогги и сначала не понял, что говорит Сеит. И только когда довольные бандиты пробежали по ступенькам наверх, держа меня под прицелом, и закрыли люк, осознал смысл слов.

14 ноября 1978 года. 17 часов

Когда затрезвонил звонок, Клавдия Михайловна ставила чайник на плиту. Старушка подрагивающими руками прикрутила газ и медленно, шаркая обутыми в тапочки ногами, пошла к входной двери.

— Кто там? — дребезжащим голосом спросила она.

— Баба Клава, откройте, это я Слава, недавно к вам заходил. Мы с товарищами из милиции пришли к вам поговорить, о том, что вы мне рассказали.

— А Славик, помню, помню, сейчас открою.

Пожилая женщина медленно отстегнула дверную цепочку, повернула морщинистыми высохшими лапками рычажок замка. Стальной язычок, щелкнув, вышел из паза. Баба Клава открыла дверь и в коридор ввалились трое мужчин. Невысокий шустрый Славик, выросший на её глазах, паренёк в темно-синей куртке, с порога показавший удостоверение работника милиции, и высокий, плечистый и уверенный в себе мужчина.

— Баба Клава, это Артём — лейтенант милиции, удостоверение он тебе уже показал, и Игорь Семенович Зорин — мой начальник, — представил вошедших Слава. — Расскажи им, пожалуйста, то, что мне говорила.

— Проходите на кухню, — предложила старушка, — там пообщаемся.

Гости расселись на деревянных табуретках.

— Может, чайку? — предложила хозяйка.

— Спасибо, не надо. Мы ненадолго, — отказался Зорин, — Повторите, пожалуйста, ваш рассказ Вячеславу.

— А что тут рассказывать? — развела руками старушка. — На улице бываю редко, только по необходимости. Трудновато мне уже подниматься по ступенькам. Телевизор смотреть постоянно скучно. Вот и сижу я вечерами у окна, смотрю на улицу, наблюдаю, как жизнь течет, за людьми приглядываю. Какое-никакое, но все же развлечение в мои годы.

— Бабуль, ты о главном давай расскажи. Предисловие необязательно, — попросил Слава.

— Цыц, Славка! Раскомандовался тут, паразит, — возмутилась баба Клава, — Я всё по делу говорю. Будешь бузотерить, вообще ничего не скажу.

Бабка обиженно нахохлилась и замолчала.

— Клавдия Михайловна, простите его ради бога, молодой, горячий, глупый, — Зорин обжег злым взглядом потупившегося Славу. — Продолжайте, пожалуйста.

— А я чего, я ничего, — моментально подобрела старушка, — Я ж к хорошим людям со всем вежеством. Так вот, сижу я вчера вечером у окошка, смотрю на улицу. А в арку паренек с девушкой заходят. Молодые красивые, идут под ручку лица счастливые, видно, что влюбленные. А потом ещё двое. Я, честно говоря, не заметила, как они появились, увидела только, как в арку зашли. Смуглые такие, на цыган похожи. Это меня заинтересовало. Что они, думаю, в нашем городе делают? Никак украсть что-то собрались? А через минуту один из них выходит и рукой машет. И машина к арке подъезжает, а эти двое быстро выносят парня и девушку. На плечах их тащат, словно игрушки какие. И в машину укладывают. Я в милицию позвонить хотела, так у меня молоко начало бежать и каша подгорала. Пока возилась, забыла, память уже не та, что в молодости. Когда вспомнила, поздно уже было, засыпала. Решила позвонить завтра с утречка. Только собралась, уже трубку взяла, Славка забегает. Начал расспрашивать, не видела ли чего подозрительного, ну я ему и рассказала. Так он попросил, пока никуда не звонить, сказал, что сам милицию приведет. Вот и всё.

— Понятно, — Зорин обменялся понимающимися взглядами с милиционером, — А вы что-то сказать об этих двух смуглых гражданах, можете?

— А чего о них рассказывать? Басурмане, они и есть басурмане. Небольшие такие, среднего роста, вроде крепкие, двигались шустро.

— А одеты в чем были? — спросил Артём.

— А откуда я знаю? — всплеснула руками старушка, — вроде в куртки какие-то серые или черные. Больше ничего сказать не могу. Вечером всё-таки дело было, а у нас освещение на улице слабоватое.

— А о машине что-то поведать сможете? — уточнил Зорин. — Например, цвет, марка или ещё что-то?

— Ну тоже темная такая, — неуверенно сказала Клавдия Михайловна, — Большая, без этой, как его задницы. А в этих марках, или как вы их назвали, я не разбираюсь. Как у Макара Степановича точь-в-точь.

Зорин и Артём вопросительно посмотрели на Славу.

— «Нива», — пояснил парень, — У дядьки Макара точно она.

— О, вспомнила, — оживилась старушка, — У них сзади на дверке, вмятина имеется. Я ещё подумала, столкнулись, наверно, с другим транспортом.

— Вот это интересно, — в глазах Игоря Семеновича блеснули довольные огоньки — Что-нибудь ещё добавить можете?

— Так нечего больше, — развела сухонькими ручонками бабушка, — Что могла и вспомнила, рассказала.

— Двое смуглых крепких, невысокого роста, машина «Нива» с вмятиной сзади, хоть что-то, — задумчиво повторил Зорин.

— Клавдия Михайловна, спасибо вам огромное, сильно помогли, — тренер галантно поклонился зардевшейся от удовольствия старушке, и повернулся к милиционеру, — Артём, официально оформляй показания, берем Лешкиных родителей и летим на всех парах в райотдел. Пусть людей поднимают, ориентировки по области дают. Нам все равно возможностями с милицией не тягаться.

— Клавдия Михайловна, сейчас Артем ваши показания запишет, вопросы задаст, оформит всё как надо. А я вас покидаю. Мне нужно кое-что ещё сделать, возле райотдела встретимся. А пока вы можете ещё чайку попить, если ваше предложение в силе.

— Конечно, в силе, — возмутилась старушка, — я завсегда гостям рада.

— Тогда я пошёл. А Слава сейчас в ближайший магазин сбегает, плюшек и сушек к чаю возьмет. Деньги я ему дам. Сбегаешь, Слава?

Вячеслав горестно вздохнул и обреченно кивнул.

14–15 ноября 1978 года (продолжение)

14 ноября 1978 года. Раздоры. Вечер. Дача Л. И. Брежнева

— Ну здравствуй, Коля, гхм, — Леонид Ильич встал, протягивая руку, — Что, хм, там у тебя произошло? Я даже, гм, переодеться не успел.

На расстегнутом синем пиджаке генсека сияли золотом две звезды «Героя Советского Союза».

— Здравствуйте, Леонид Ильич, — седовласый мужчина в мундире милицейского генерал-полковника с тремя большими звездами на погонах, аккуратно пожал руку престарелому генсеку. — Хочу, чтобы вы посмотрели кое-какие документы.

— Давай свои, гхм, документы, — Леонид Ильич показал рукой на стулья, предлагая Николаю Анисимовичу присаживаться.

— Материалов много. Вот здесь самое основное, — на полированную столешницу легла толстая папка.

Щелоков примостился на стул, пододвинув документы генсеку.

Брежнев хмыкнул, взял папку в руки, раскрыл и начал листать, иногда останавливаясь, медленно вчитываясь в текст и рассматривая фотографии. Кустистые брови генсека изумленно поползли вверх, глаза расширились. Леонид Ильич просмотрел еще несколько листов, положил папку на стол и повернулся к министру МВД.

— Это, гхм, хм, неожиданно, — после небольшой паузы признал он, — Кто, гм, собирал материалы?

— Мои сотрудники и группа неравнодушных людей в Ставропольской области, — мгновенно отреагировал Щелоков.

— А мы, гм, с товарищами уже приняли решение Горбачева в Москву, хм, переводить, — задумчиво протянул Брежнев, — и на ноябрьском пленуме, гхм, утвердить его секретарем ЦК КПСС. Теперь понимаю, хм, поторопились, сильно поторопились.

— Да, после того, что Горбачев наворотил, его гнать со ставропольского крайкома надо и в тюрьму сажать, а не в секретари ЦК продвигать, — не выдержал Николай Анисимович, — Леонид Ильич, там правонарушений и серьезных преступлений вагон и маленькая тележка. Он уже давно морально разложился. Дом себе отгрохал, прислугу завел, взятки берет налево и направо, государственные деньги разбазаривает, криминал в крае развел. Позорит звание коммуниста. Ведет себя как барин, руководитель некомпетентный, вдобавок взяточник и хапуга.

— Гм, а мне его Андропов рекомендовал, — задумчиво проговорил Брежнев, — И Суслов хорошо о Горбачеве отзывался. И поди ж ты. Что-то Юрий Владимирович часто стал ошибаться.

— А что с этими материалами делать? — поинтересовался министр МВД. — Спустить всё на тормозах?

— Ну зачем же спустить, гм, на тормозах, — Брежнев насупился и исподлобья глянул на Николая Анисимовича. — Не надо, хм, спускать. С переводом Горбачева в Москву, хм, мы, пожалуй, повременим. Я эти материалы ещё, гм, почитаю, обсужу с товарищами. А тебе, Николай Анисимович, гхм, и карты в руки. Все материалы, хм, должны быть подготовлены для возбуждения уголовного дела и передачи в суд. Но пока я не скажу, ничего не предпринимай. Пусть твои сыщики ещё раз всё тщательно проверят и до ума доведут. Но, хм, аккуратно. Лишняя огласка нам пока не нужна. Подключай только тех, кому доверяешь.

— Всё сделаю, Леонид Ильич, можете быть уверены, — в глазах министра МВД свернули радостные огоньки.

* * *

Света хотела мне что-то сказать. Но я прижал палец к губам, взлетел по лестнице и аккуратно подергал люк. И даже пошевелить его не смог. Он стоял как влитой. Скорее всего, его не просто закрыли на щеколду, но и подперли чем-то тяжелым.

Шатенка встретила меня у подножья лестницы.

— Открыть не получится. Он как каменный, — печально улыбаюсь.

— Плохо, — девчонка расстроилась и прикусила губку, думая о чем-то своем.

— Не вешай нос, Светик. Я же сказал, всё нормально будет.

— Леш, я спросить хотела, — шатенка замолкла.

— Спрашивай.

Что нам делать? Он же сказал, что меня…, - Светка не договорила, всхлипнула и уткнулась мордочкой в мою грудь.

— Мало ли, что он сказал, — осторожно обнимаю девушку. Мои руки медленно гладят шелковистые каштановые волосы, аккуратно поправляют выбившиеся прядки.

— Ни черта у него не получится. Вот увидишь.

— Очень хочется в это верить, — вздыхает шатенка, — Но что ты сможешь сделать, против пистолетов? И этого чертова каратиста. Он как злая дикая кошка. Резкий, прыгучий, быстрый.

— Мой тренер говорил: «У бойца всегда есть шанс на победу, даже если противник намного сильнее и техничнее. Надо только найти его слабое место и использовать его». Я вижу, на чём этого Сеита можно подловить.

— И на чём же? — Света чуть отстранилась и с интересом посмотрела на меня.

— Гордыня и высокое самомнение, вот его слабости. Он тренировался с самого детства, не встречался с серьезными противниками, способными надрать ему задницу, и возомнил себя непобедимым. А в случае чего, вспыхивает как спичка. Южный темперамент, помноженный на эти два порока — идеальный для нас вариант. Такими людьми легко манипулировать. Все будет нормально, сама увидишь.

— Я все равно боюсь, — девушка опять утыкается носиком в мою грудь, — Мне так страшно, как никогда не было. Это же настоящие звери. Фашисты какие-то. Им человека убить, как комара прихлопнуть.

Свету трясет мелкой дрожью в моих руках. Обнимаю её ещё крепче и прижимаю к себе.

— Не бойся, Светик. Они пользуются твоим страхом. Хотят, чтобы жертвы боялись, тряслись от ужаса, каждую минуту, думая о том, что с ними сделают. Типичная психологическая обработка. Бандиты надеются, что когда откроют люк и спустятся в подвал, мы уже будем морально сломленными. Не нужно доставлять им такого удовольствия.

— Не будем, — выдыхает шатенка. Она немного отогрелась в моих объятьях и перестала дрожать.

— И, кстати, у меня вопрос один возник, — девушка немного отстраняется от меня. — Леша ты их знаешь? Почему они нас похитили?

— Только одного — толстого со шрамом под глазом. Он прапорщиком был и с моим отцом в одной части служил. И с дружком ударились в бега, когда их хотели арестовать за хищения. Затем устроили засаду на отца. И мы с батей его товарища нокаутировали. А этот толстый за рулем был. Ему удалось уехать на машине, попутно раздавив своего дружка. А сейчас, наверно, отомстить решил.

— И всё? — Света напряженно всматривается в мои глаза. — Ты ничего не скрыл?

«Чёрт, что делать? Врать не хочу, а правду говорить в такой обстановке, нельзя. Во-первых, только разборок сейчас и здесь не хватало для полного счастья. Во-вторых, сказал «а» придется говорить и «б». Например, о своих побудительных мотивах. А я не могу так рисковать. Итак, уже достаточно народу знает о моих видениях и вероятном будущем. Тем более, женщины могут и проговориться».

— Скрыл, конечно, — выдыхаю я, — Но это не только моя тайна. Там очень много всего намешано. И судьбы других людей в том числе. Рассказать её я не имею права. Просто не могу. Извини.

Света вырывается и отворачивается к стенке. Молчу и не делаю никаких попыток продолжить разговор. Так проходит несколько минут. Вздыхаю, делаю шаг вперед и обнимаю девушку.

— Прости меня, пожалуйста. Я очень перед тобой виноват. Не знал, что так получится.

Молчим. Девушка напряжена и неподвижна как каменная статуя. Чувствуется, что сдерживается со всех сил, чтобы не взорваться справедливыми упреками и обвинениями. Наконец она тихонько вздыхает и расслабляется, поддаваясь моим объятиям.

Легко касаюсь губами атласной кожи шейки.

— Всё будет хорошо.

Светлана по-прежнему молчит. Но её ладошка мягко накладывается на предплечье, как бы прощая меня, и нерешительно замирает.

Так и стоим неподвижно. Мгновения нашей жизни медленно текут, отсчитывая секунды, минуты и часы до встречи с бандитами. Время стремительно утекает как песок сквозь растопыренную ладонь.

Вижу, что девушка немного успокоилась. Пора её подготовить.

— А теперь, Светик, послушай меня. Вот что нам нужно сделать.

15 ноября. Утро

В кабинете капитана Трофимова невидимым облаком витало напряжение. Оно ощущалось в остром тяжелом взгляде прокурора в темно-зеленом форменном кителе, нахмуренном лице хозяина кабинета, пальцам столичного гостя, нервно выбивающим дробь по лакированной столешнице.

— Товарищи чекисты, объясните мне такую вещь, — военный прокурор обвел взглядом капитана Трофимова и майора Ярцева. — 21 сентября этого года, пока вы разбирались с делом об анонимке на подполковника Шелестова, прапорщик Ермилов покинул часть через КПП, разжившись на складе двумя «стечкиным» и гранатами. Потом они со своим подельником Петренко ударились в бега. Так?

— Так, — подтвердил Трофимов.

— Я не буду говорить о вопиющей халатности и безалаберности в части, позволившей прапорщику, украсть оружие и выехать с ним через КПП. За это уже ответил полковник Чернов. И напоминать, о том, что вы, нащупав первые сведения об авторе анонимки, начав вскрывать хищения Петренко и Ермилова, ничего не успели сделать. За это вам уже вставило ваше же начальство. Я хочу спросить у вас, мать вашу, как это получается? Весь город прочесывали военные патрули. Каждый пост ГАИ на окружной дороге был проинструктирован, усилен военными и милиционерами ППС с автоматами. Только подумайте, из части сбежали подозреваемые в хищениях вооруженные преступники. Сбежали, прихватив с собой пистолеты и гранаты. Вы провели обыски на квартире прапорщика, в доме Петренко, опросили их друзей и знакомых. И что? И ничего. Ноль. Дырка от бублика. Как же так товарищи? Почему, вы профессионалы не можете вычислить, найти и арестовать двух бандитов в погонах? Почему они спокойно шастают по городу с пистолетами, устраивают засады, мать вашу! В обычном мирном советском городе в 78 году.

А вы ни хрена не видите и не знаете, оперативники, млять! Хорошо, что подполковник Шелестов с сыном сами смогли справиться, без вас. Отлично, что одного из преступников уже не надо ловить. Сдох, туда ему и дорога. Но отвратительно, что вы здесь вообще ни причем. Приезжаете, только чтобы протоколы составить да потерпевших опросить. И всё.

Может страна зря вам эти должности доверила? Не способны оправдать высокое доверие советского народа и нашего государства? Тогда подавайте в отставку, черт возьми! Уступите место молодым, талантливым, расторопным, способным справляться с задачами, которые перед нами ставит партия и правительство.

— Иван Михайлович! — вскинулся Ярцев, — Да, мы не смогли их сразу поймать. Виноваты. Но они матерые гады. Воровали давно. С туркменским криминалом и воротилами связаны. Оружие, боеприпасы и много чего другого, ещё когда в ТуркВо служили, продавали. Оно даже через границу в Афганистан шло. Им кто-то серьезно помогает. Мы напали на след одного лежбища. Буквально, чуть-чуть не успели. Чайник ещё теплый был. А усиленные посты ГАИ милицейское начальство решило через пару недель снять. Аргументировало тем, что смысла уже нет. Время прошло.

На трассе возле Балашихи их гайцы всё-таки тормознули в начале октября. Так Петренко сразу же лупить из двух стволов начал на ходу. Милиционеры растерялись, на землю попадали, а машина рванула дальше. Пока разобрались, сообщили по рации, объявили план «Перехват», преступники бросили автомобиль и скрылись. Предположительно в лесу, а может просто поймали другую машину и удрали на ней. Прочесывание лесного массива силами армии и милиции ничего не дало. Я даже в Туркмению летал военным бортом, чтобы расставить ловушку, на случай если они там появятся. Мы хорошо поработали с местными. Нам должны были сообщить, как только подполковника и прапорщика заметят на территории республики.

Когда они устроили засаду на Александра Шелестова, профессионально загримировались, Петренко, вообще нацепил накладную бороду и преобразился в глубокого деда-колхозника. Затем они остановили такси, в машине вырубили водителя и загрузили его связанного в багажник, предварительно воткнув в рот какую-то тряпку, чтобы не орал. Предотвратить их действия на данном этапе было невозможно. Никто и предположить не мог, что они приедут к Шелестову разбираться. И только потом, после разбора ситуации, выяснился хоть один, во многом притянутый за уши, но мотив. У Петренко относительно недавно, после его бегства, погибла любовница — Надежда Щербакова. Под машину попала. Как выяснилось, именно она написала анонимку на подполковника Шелестова. А до этого, когда Щербакова работала у нас в столовой, Александр Николаевич задержал женщину, при попытке украсть продукты. Но делу ход давать не стал. Заставил их вернуть на место и всё. Не знаю, что там себе Петренко навыдумывал, но он помчался мстить Шелестову. Что из этого вышло, вы знаете.

После неудавшейся расправы над Шелестовым, Ермилов появляется в Ашхабаде. А там у нас уже было всё приготовлено. Была отдана команда на арест, но прапорщик опять исчезает. Чуть-чуть не успели как в прошлый раз. Чертовщина какая-то. Но по оперативной информации, он побывал в гостях у некоего Хаджара — местного авторитетного бандита, который себя эмиром Мургабского района называет. По нашей информации он активно продавал оружие в Афганистан, через своих людей в Бадахштанском вилаяте. А Петренко с Ермиловым, во время службы в ТуркВо ему оружие и поставляли. В том числе официально списанное и подлежащее утилизации. Всё было куплено, и комиссии, и начальство. Делали документы о необходимости утилизации неисправного и выработавшего свой ресурс оружия, не подлежащего восстановлению. Создавались поддельные акты уничтожения. Комиссии, подписывавшие их, были тоже из своих. По бумагам они утилизировались на местном заводе. Но им этого мало показалось. Оружие в смазке прямо с ящиков воровали. Там в расположении частей, где базировалась 5-ая мотострелковая дивизия, громадные склады были, которые десятилетиями не проверялись. Когда я прилетел в Туркмению, мы с местными ребятами настояли, чтобы в бывшей части Петренко ревизию на складах провели. Так во многих ящиках недокомплект автоматов и пистолетов нашли. В некоторые для веса камни и хлам разный накидали. Сейчас там наша следственная группа работает из Москвы.

Что касается поимки Ермилова. Удалось узнать, что Хаджар ему двух своих подготовленных бойцов выделил для какого-то дела. И я предположил….

Речь особиста прервала резкая трель телефона. Капитан взял трубку.

— Да, Трофимов слушает. Здравствуйте, Владимир Андреевич. Ничего себе. А почему мне не передали? Я же просил и телефон оставлял. Вот и взгрейте, как следует своих подчиненных. Да. Сейчас выезжаем.

Трофимов положил трубку, перевел взгляд с прокурора на майора Ярцева.

— Шелестов-младший похищен неизвестными вместе со своей девушкой. Похоже, это бойцы Хаджара сработали. Вчера утром родители заявления в милицию принесли о пропаже. А сейчас у Сидоренко в кабинете целая делегация сидит. Подполковник Шелестов, его отец-генерал лейтенант Константин Николаевич, руководитель ВПК «Красное Знамя» Игорь Зорин и ещё парочка его парней. Парни из «Знамени» свидетельницу похищения нашли. По её словам похитители — двое невысоких и смуглых мужчин. По описанию похожи на бойцов Хаджара. Шелестов и девушка были без сознания. Их погрузили в машину и уехали.

— Почему сразу же не позвонили, как только Шелестовы заявление подали? Мы же ещё в прошлый раз после покушения на отца, лично просили Сидоренко, если что-то произойдет связанное с Шелестовым или с нашими фигурантами, сразу сообщать, — Ярцев буравил тяжелым взглядом коллегу.

— Да, бардак у них там, — скривился Трофимов. — У милиционеров такое встречается. Сидоренко дал команду заму, а тот — по отделениям. А мужик, который дежурил вчера, не в курсе оказался. Почему, я не знаю. Может, в отпуске или отгуле тогда был, может, до него распоряжение не донесли. В общем, заявление принял и положил под сукно, мол, пусть оно пока полежит, мало времени прошло, чтобы реагировать.

— Дурдом какой-то, — проворчал военный прокурор, — Не милиция, а черт знает что.

— Ладно, поехали, — Ярцев резко встал, с грохотом отодвинув стул, — Чего мы тут лясы точим? Всё на месте выясним. Иван Михайлович, вы с нами?

— Куда же я денусь? — проворчал военный прокурор, поднимая фуражку со стола. — С вами, конечно.

* * *

Время проходило, а к нам никто не спускался. Мы уже переговорили на все возможные темы, и потом просто сидели рядом, прижавшись друг к другу. Девушка положила голову на моё плечо и задремала. Я аккуратно устроил Свету на куче тряпок, предусмотрительно сложенных на холодном бетонном полу, и лег рядом, обняв шатенку за плечи.

Сколько времени мы спали неизвестно, по ощущениям несколько часов.

Проснулся я от голода. Желудок злобно урчал, требуя очередную порцию пищи. Очень хотелось пить. Глянул на девушку. Она уже сидела, опершись спиной на стенку. Заметил голодный блеск в глазах Светы и вздохнул.

Поднялся и быстро вбежал по лестнице к деревянному проему люка. Стукнул по нему кулаком. Потом ещё раз и ещё. Гулкий звук ударов разносился по подвалу. Люк содрогался, но стоял, как каменный.

Наконец, что-то лязгнуло, заскрипела, откидываясь, толстая деревянная крышка, и мне в лицо уставилась трубка глушителя, навинченная на стечкин.

— Чего шумишь? Нехороший ты человек, буйный, — ухмыльнулся Шаназар

— Вы нас похитили, так кормите, — нахально смотрю в глаза бандиту. — Если для меня еды жалко, так девушке что-то передайте. И водички прохладной тоже.

— А ты наглый, — пожилой туркмен хихикнул. — Зачем на вас продукты переводить? Все равно, вам жить осталось совсем мало. Но я сегодня добрый. Так и быть. Исполню твоё желание. Подожди немного.

— А в туалет куда нам ходить? — уточнил я, — мы же не свиньи, чтобы на полу гадить. Или тебя каждый раз звать?

— Зачем меня звать? — удивился туркмен, — Вон там, в углу видишь всякий хлам валяется?

— Вижу.

— Под этим хламом небольшой люк. Отодвинешь его, там и дыра для этих дел. И пачка газет рядом должна валяться. Можешь «Трудом» подтереться, «Пионерской правдой» или «Советской Россией». Символично получится, — смеется бандит.

Это на будущее делалось, — продолжает он, — хозяин этого дома был большой оригинал, да простит Аллах его прегрешения. Он тут настоящий схрон создавал на всякий случай. Даже вход в подвал не найти, если о нём не знать. Хотел ещё и мебель поставить, телевизор притащить, но не успел. Из-за тебя и твоего отца, шакалов проклятых.

— Это что, дом Петренко? — удивляюсь я, пропустив мимо ушей «шакалов». — Он же может быть под наблюдением.

— Эээ, ты молодой и глупый, как ягненок, — развеселился Шаназар, — А Михайлович был матерым волком, битым жизнью. С чего ты взял, что у него один дом? У Петренко несколько таких убежищ было. Он, как мудрый человек, всегда готовился к худшему, да упокоит Аллах его душу. И найти их нереально, все на одиноких бабок оформлены. Хорошо, что Егорович о них знает. Ладно, постой пока здесь, сейчас я вам пожрать принесу.

Люк захлопывается. Мелькнула шальная мысль, попробовать уложить бандита, когда он вернется с едой и водой. Но что-то меня остановило. Когда люк распахнулся, я снова увидел пистолетный ствол. Но уже в руках у Сеита.

— Соскучился? — ухмыльнулся молодой, — Я решил дать вам больше времени. Чтобы ты как следует осознал, что ждет твою девушку. Посиди ещё немного, подумай об этом, мы скоро придем в гости.

Он чуть отошел, позволяя напарнику вручить нам две сухие круглые лепешки, маленький кусок овечьего сыра и миниатюрный кувшин воды. При этом Сеит оставался вне досягаемости и держал меня под прицелом.

— Воду выпить сейчас, кувшин вернуть, — скомандовал пожилой, — лепешки и сыр можете оставить. У вас три минуты. Время пошло.

Я спустился, вручил Свете посудину с водой. Девушка сделала пару глотков и вопросительно посмотрела на меня.

— Светик, пей, мне можешь оставить пару глотков. Этого хватит.

Шатенка шумно вздохнула и опять поднесла кувшин к губам. Напилась, передала посудину мне. Я глотнул свежую прохладную жидкость, ощутив, как в измученное и избитое тело возвращается жизнь.

— Три минуты истекают. Неси кувшин, — раздался глумливый голос бандита.

Передал Свете лепешки и сыр, взбежал по ступенькам и вручил кувшин Шаназару. Сеит по-прежнему бдительно следил за мной, готовый выстрелить в любую секунду.

Затем люк захлопнулся, и мы снова остались одни.

— Свет, на сыр особенно не налегай. Его мало, но продукт соленый, снова пить захочется. Они нам его специально дали, чтобы жажду вызвать. А потом послушать, когда мы опять будем у них воду просить. Эти бандиты любят, когда перед ними унижаются. ...