Картер Ник
Серия Киллмастер автора Дэвида Хагберга

Стамбульское решение (сентябрь 1983 г.) Дэвида Хагберга

Огонь земли на севере (ноябрь 1983 г.) Дэвид Хагберг

Остров смерти (май 1984 г.) Дэвида Хагберга

Пламя дракона (февраль 1988 г.) Дэвид Хагберг

Ник Картер

Стамбульское решение

Посвящается сотрудникам секретных служб Соединенных Штатов Америки.

Пролог

Доктор Гарри Бичемп пошел по пустому коридору к конечной двери, где стояли двое часовых с винтовками в руках.

«Доброе утро, мальчики».

«Доброе утро, сэр», - ответил один из часовых.

"Как пациент?"

«То же самое», - сказал молодой человек, жестом показывая Бичемпу поднять руки. Врач со вздохом согласился.

«Можно подумать, что некоторые из нас могут быть освобождены от этого постоянного обыска».

«Вы знаете приказы, сэр. Никто не войдет в эту дверь без тщательного обыска. Никто». Он провел руками по одежде доктора, кончил на манжетах брюк. Затем, вынув небольшой портативный металлоискатель, он повторил процесс до конца.

«Просто все это становится немного утомительным. Как Бернис держится?»

«Лейтенант Грин, кажется, в порядке, сэр», - сказал молодой человек, складывая детектор и сунув его обратно в карман. «Хотя с таким спитфайром было нелегко». Он протянул руку и открыл дверь.

Комната была скудно обставлена; больничная койка, тумбочка, комод для одежды - все в белом. Белое одеяло на кровати, белые занавески, единственным пятном цвета где-либо были иссиня-черные волосы молодой женщины, которая сидела в инвалидном кресле лицом к окну, спиной к двери.

Рядом с ней сидела медсестра морского дозора, тоже в белом, с осунувшимся лицом, лишенным эмоций. Когда Бичемп вошел, она встала и вышла вперед. "Могу я поговорить с вами минутку, доктор?" спросила она. "В одиночестве?" Это последнее слово было добавлено с примечанием о срочности.

«Конечно, лейтенант, но я хотел бы сначала увидеть своего пациента, если вы не возражаете».

«О, да», - сказала медсестра, отступая. "Простите меня, доктор". Она шагнула в сторону дальней стены, тревожно работая руками перед собой.

Бичемп подошел к инвалидной коляске и устроился на подоконнике, чтобы смотреть прямо на молодую женщину. Он почувствовал, как у него перехватило дыхание. Ее удивительная красота всегда удивляла его. "Как самочувствие сегодня?" - мягко спросил он.

Ее темные глаза смотрели на него.

"Больно?"

Она не ответила.

«Я представляю, - продолжил он.

Опять тишина. Она впилась в него взглядом, ее глаза были такими же злобными и чужими, как взгляд змеи.

Он открыл свой блокнот, как будто где-то напечатал секрет того, как заставить ее поговорить с ним. Вверху листа появились слова ТАТЬЯНА КОБЕЛЕВА. Национальность: РУССКАЯ; Ссылка от: ЗАКРЫТО; Продолжительность пребывания: КЛАССИФИЦИРОВАНО; Личная история: ЗАКРЫТО; Анамнез болезни: Хорошее самочувствие, за исключением травмы позвоночника.

Он закрыл крышку и рассеянно постучал по ней карандашом, все еще глядя на нее. Скаттлбатт сказал, что это была девушка, которая стреляла в президента и убила агента секретной службы, а затем сама была ранена в драке. Пресса была сбита с толку. Им сказали, что ее убили. На ее месте похоронена другая девушка; был «обнаружен» дневник, показывающий психическую историю нестабильности. Затем, когда общественность удовлетворилась, Кобелеву доставили сюда, в военный госпиталь Кэмп Пири, под строжайшей охраной.

Но все это были домыслы, мельница слухов. Ни один уважающий себя офицер не поймет сути, повторяя такую ​​чушь. Тем не менее, он не мог не задаться вопросом, не является ли жесткое отношение девушки результатом страха быть расстрелянным в любой момент.

«Я здесь не для того, чтобы судить», - сказал он ей, мягко касаясь ее руки. «Я врач. Ты мой пациент. Для меня не имеет значения, что ты сделал».

Она повернулась и угрюмо посмотрела в окно.

Он наклонился к ней ближе. Он несколько лет изучал русский язык в колледже, думая, что когда-нибудь сможет прочитать Толстого в оригинале, но отказался от этого, когда у него было слишком много времени на его доврачебные занятия. Теперь он мог вспомнить лишь немногое из этого. «Я хочу быть твоим другом», - сказал он запинаясь на ее родном языке.

Она снова посмотрела на него глазами, ненависть исходила из-за темных зрачков.

Он наклонился еще ближе, теперь достаточно близко, чтобы почувствовать ее дыхание. «Поверь мне, Татьяна, мне все равно, что ты наделал», - сказал он по-английски. «Я христианин. Я верю, что мы все равны перед Богом».

Ее губы сморщились, и она плюнула.

Тут же медсестра, которая стояла в другом конце комнаты, бросилась вперед. "О, доктор Бичемп! Мне очень жаль!" - воскликнула она, вытаскивая смятую салфетку из кармана своей формы и вытирая слюну с его лица. «Она злая девушка. Абсолютно злая».

«Все в порядке», - рассеянно пробормотал доктор. "Пожалуйста." Он взял салфетку и вытер глаза и нос. "Это моя вина. Они сказали мне, чего ожидать.

Я отказался им верить, вот и все. Я больше не совершу эту ошибку, могу вас заверить, - добавил он, выпрямляясь.

Медсестра затащила его в угол у ванной. «Возможно ли, - прошептала она, - что эта девушка притворяется, что не может ходить?»

Доктор выпрямился. «Абсолютно абсурдно! Конечно, нет. Вы видели ее карты, лейтенант. Вы знаете степень нервного повреждения, которое она получила. Как вы вообще можете развлекаться…»

«На днях она сказала, что хочет помочиться. Я пошла за чистым тазом, когда меня вызвал в коридор санитар, у которого в другой палате возникла чрезвычайная ситуация. Энсин Поулсен. Я думаю, вы знаете, о чем я».

«Случайный взрыв гранаты. Слепой, не так ли? Я понимаю, что он довольно тяжело переживает».

«Он был в истерике, сэр. Он достал откуда-то скальпель и схватил одну из медсестер за горло. Нам всем потребовалось больше часа, чтобы успокоить его. Во всяком случае, я совершенно забыл об этом. Когда я вспомнила, я подумала, что она либо будет в агонии, либо промочит кровать к тому времени, когда я вернусь. Но это не так, сэр! Она ничего не сказала об этом. Кровать было сухим, а унитаз был недавно промыт! "

«Лейтенант, я уверен, что вы представляете…»

«Нет! Я знаю, что унитаз был смыт, потому что я оставила в нем пепел от сигарет, а когда я вернулся, его уже не было».

«Курение в этих комнатах строго запрещено!»

«Я готов принять любое наказание, которое вы сочтете правильным. Но я говорю вам, что эта девушка лжет. Она может ходить. Я поставлю на это свою пенсию».

Бичемп улыбнулся. «До того, как вы окажетесь в нищете в старости, лейтенант, я думаю, я должен сказать вам, что с медицинской точки зрения эта девочка не может ходить. Это абсолютно невозможно».

"Совершенно верно, сэр?"

Врач подстраховался. «Возможно, существует очень малая вероятность того, что нервные окончания не были разорваны. Возможно, мы пропустили это в наших тестах. Но вероятность настолько мала, что ее даже не стоит обсуждать. А что касается вашего туалета, я уверен, что это один из снаружи вошли мужчины, промыли его и не сказали вам. Вы спросили? "

"Нет."

«Вот ты где. Я уверен, что если бы мы вышли на улицу прямо сейчас и…»

Женщина схватила его за руку. Эта девушка нас обманывает! Я чувствую это!"

Бичемп внимательно посмотрел на нее. «Эта обязанность начинает изнурять вас, лейтенант? Возможно, вам нужно немного отдохнуть на день или два. Я поговорю с полковником Форбсом о временной замене».

«Может быть, ты прав», - сказала она, смущенно убирая руку с руки доктора. «Может быть, я воображаю что-то. Но я скажу вам одну вещь, - продолжила она, поворачиваясь к девушке, которая сидела спиной к ним и смотрела в окно, - в ней есть что-то холодное, как лед, и это пробирает до конца ".

«Да, ну…» - неуверенно пробормотал доктор, его глаза проследили взгляд медсестры на угловатую, непреклонную спину девушки, которая, казалось, не обращала внимания на их присутствие. «Боюсь, никто из нас не любит ее. Я поговорю с полковником».

* * *

Татьяна услышала, как уходит глупый американский доктор, но не обернулась. Он и его дурацкая попытка на русском! Как будто его мерзкий язык может воздать должное выразительности этого языка!

Но ей пришлось сдержать гнев. Ей пришлось хранить молчание, возводить вокруг себя стену. И подождите, пока не придет время.

И когда этот лайм наконец-то появится, ей придется полагаться на инстинкт. Инстинкт отца научил ее полагаться и использовать. «Атака», - сказал он. Атакуйте и продолжайте атаковать, пока противник не перестанет поднимать голову. А потом продолжайте - продолжайте, пока вы полностью не раздавите его!

Она подумала о своем враге - его лицо было покрыто жидкой массой крови - и это заставило ее улыбнуться. Это было лицо Ника Картера, человека, всадившего ей пулю в спину, человека, которого она ненавидела больше всех на свете. Когда она придет, месть ему будет сладкой. И это придет. Во время. Во время.

Она пошевелила пальцами ног в тканевых больничных тапочках. Ее секрет. Ей пришлось любой ценой скрыть это от этих глупых докторов. Никто не мог знать, как бы они ни пытались застать ее врасплох, сколько бы булавок ни вонзили ей в ноги. Ничто не могло испортить сюрприз, который она приготовила для них всех. Она делала упражнения по ночам. Она занималась изометрикой в ​​постели, чтобы избавиться от слабости, которая закралась в ее тело после недель лежания и сидения в этой отвратительной комнате. Затем, когда придет время, она покажет им, как хорошо она ходит. И побежит.

Первой умрет эта хныкающая медсестра. Она узнает, с кем имела дело все это время. Какое удовольствие было бы наблюдать, как свет жизни угасает в этих тусклых глазах, позволить смерти раздуть ее острый язык и навсегда замолчать! Но вовремя, а не сейчас. А пока она должна подождать.

Первая глава

Один Ник Картер, самый главный враг Татьяны Кобелевой не обращал внимания на ненависть, направленную к нему из больницы в Кэмп-Пири, более чем в трехстах милях от него.

Он закурил еще одну сигарету и бросил спичку между сиденьями небольшого репетиционного зала, расположенного на Западной 49-й улице в Нью-Йорке, затем снова сосредоточил свое внимание на том, что происходило на сцене.

Режиссер остановил шоу, чтобы внести незначительные изменения, но теперь они снова продолжались, работая над сценой из второго акта «Трамвай Желание »Теннесси Уильямса.

Большинство актеров были плохими, некоторые даже ужасными - жесткими, неуверенными в себе или настолько самоуверенными, что их играм не хватало баланса и тонкости. Но молодая женщина в роли Бланш излучала мощь. Это была Бланш Дюбуа. Когда она заговорила, Картер слышал звуки гавани и чувствовал запах пота и вони трущоб Нового Орлеана. Она была эпицентром всей постановки, и режиссер, казалось, знал это, снова и снова проверяя с ней, как она хотела бы снять сцену и встретила ли такая-то и такая-то перемена ее одобрение. Наконец они прервались на обед, дав Картеру возможность, которую он так долго ждал. Он проскользнул за кулисы и постучал в дверь ее гримерной.

"Это кто?" - нетерпеливо спросила она.

"Это я."

"Кто, черт возьми, такой" я "?" - спросила она, распахивая дверь. Она посмотрела ему в лицо, и ее рот приоткрылся от удивления. "Ник!" - радостно воскликнула она, обнимая его.

«Привет, Синтия».

«« Привет, Синтия »? Это все, что ты можешь сказать через два года? Я тоскую по тебе половину моей юности, и все, что ты можешь сказать, это.« Привет. Синтия »?»

"Могу ли я войти?"

"Да, конечно."

Комната была забита ящиками с костюмами, париками и прочей атрибутикой. Он снял со стула копию сценария и сел. «Хоук послал меня», - просто сказал он. «У нас есть для вас работа».

"Бизнес, не так ли?" - сказала она разочарованно. «Я должен был знать. Вы бы не пошли сюда полностью, чтобы позвонить по телефону».

Это не правда. Синтия. Когда мне сказали, что тебя выбрали для этого задания, я не мог дождаться, когда приеду сюда ".

«В самом деле, Ник? Если бы ты не был таким доном Жуаном, я бы почти поверила этому. Дэвид Хок. Я давно не слышал этого имени. Как поживает старый ублюдок?»

«Он выживает. Он стойкий. Он должен быть. Но на этот раз ему нужна твоя помощь».

«Я слышал эту песню и танец раньше. Мне кажется, я помню, как мы с вами бродили по иранским пустыням на шаг впереди аятоллы».

«Мы ценим то, что вы сделали».

«Отлично. Я получила благодарственное письмо от президента, и я даже не могу его никому показать. Это и разбитое сердце. Теперь вы хотите, чтобы я сделал это снова?»

"Я не разбивал тебе сердце, не так ли?" спросил Картер с улыбкой.

Она стояла, прислонившись к туалетному столику. Она подошла к тому месту, где он сидел, и провела рукой по его волосам. «Ты мудак, Ник. Ты знаешь, что любила. Ты заставил меня полюбить тебя, потом ты сбежал в Алжир или в какое-то проклятое место, и на этом все закончилось. Скажи мне, эта работа, которую задумал Хок, - ты будешь работать со мной? "

Картер встал и обнял ее. "Да."

"Близко?"

Он поцеловал ее в шею. "Очень."

Она издала низкий горловой звук, наполовину стон и наполовину вздох, и отстранилась от него. «Это бесполезно. Мы открываемся в Филадельфии через семь дней на месяц, а затем возвращаемся сюда. Я не могу просто уйти от них сейчас».

«Я видел репетицию. Ты лучшая фигура в шоу».

«Для меня это большой шанс, Ник. Я больше не просто дублер. Я училась».

«Это важно, Синтия».

Ее глаза не отрывались от его лица. «Насколько важно, Ник? Скажи мне, что судьба мира висит на волоске. Сделай это для меня проще».

"Ваш русский еще сносный?"

«Я выросла там, помнишь? Пока мой отец не сбежал».

«Кто самый важный человек в советской иерархии?»

"Вы имеете в виду официально, или у кого больше всего власти?"

«Самый мощный».

«Я бы сказал, глава КГБ. Его все боятся, даже премьер».

«Что, если бы я сказал вам, что есть человек, стоящий в очереди, чтобы захватить эту власть, человек настолько злой, настолько одержимый разрушением и своей страны, и нашей, что он делает Гитлера похожим на бойскаута?

От ненависти в его голосе она внезапно похолодела, и она попыталась рассмеяться. "Вы не серьезно, не так ли?"

«Смертельно. Однажды я пытался убить его, но не смог убедиться, что работа выполнена. Я больше не совершу ту же ошибку».

«Кто этот маньяк? Как его зовут?»

«Николай Федорович Кобелев».

Лицо девушки побелело. "О, Ники!" воскликнула она.

"Вы знаете о нем?"

Она тяжело села на стул позади нее. "Я хорошо его знаю. Его имя было проклятием в моей семье в течение многих лет. Он был шифровальщиком в государственной безопасности,

до повышения по службе, и это было между ним и другим клерком. Конфликт длился недолго. Другой клерк был найден дома с ранением в шею. Этим другим клерком была моя мать. Мне тогда был год ".

«Я не знал».

Она покачала головой, тяжело вспоминая. «Он дернул за ниточки, сумел переложить вину на брата-алкоголика моей матери. Дядя Петр все еще живет в Сибири».

Руки Картера упали. «Мне очень жаль, - сказал он. «Мне не сказали. Если бы я знал, я бы попросил назначить кого-нибудь еще».

«Нет, Ник! Я хочу это сделать. Я должна. Разве ты не понимаешь? Я в долгу перед своей матерью и своей семьей. Если ты собираешься провести операцию по Кобелеву, я должна быть там».

Картер покачал головой. «В этом задании нет места для личной вендетты. Человека нужно убрать чисто, профессионально, полностью. Никаких промахов быть не может».

«Я могу это сделать, Ник. Клянусь, я сделаю именно то, что ты говоришь. Но я должна быть рядом, когда ты вонзишь в него нож».

Картер вздохнул. Времени было мало. На поиск другой актрисы могут уйти месяцы. Кроме того, сходство Синтии с дочерью Кобелева было почти сверхъестественным.

«Хорошо», - сказал он наконец, вытаскивая карточку из кармана. «Покажи это секретарю базовой больницы в Кэмп Пири завтра в четырнадцать часов. Боюсь, нам придется сделать небольшую операцию на твоем лице».

«Мне все равно. Делай, что хочешь».

Он взял ее за подбородок и посмотрел ей в глаза. «Хорошая девочка», - сказал он.

* * *

На следующий день Картер позвонил по неуказанному номеру в Вашингтоне, округ Колумбия, и ему сказали, что «объект» принят, и «эксперимент» начнется, как и планировалось. Таким образом, он знал, что Синтия Барнс, урожденная Катерина Буржески, записалась на прием в Кэмп Пири и что отобранные ЦРУ врачи сочли ее подходящей для операции. Той ночью он собрал чемодан и сел на самолет до Феникса.

Его конечным пунктом назначения было маленькое ранчо для парней на окраине Темпе. Якобы это была заброшенная туристическая достопримечательность, пережившая лучшие времена, но на самом деле это была гавань для отдыха агентов AX, сверхсекретной организации по сбору информации и политических действий, членом которой был Картер. AX был вдвойне секретным, секретным даже от Центрального разведывательного управления, его финансирование было спрятано в лабиринте бюджетных справок и сносок и, наконец, безопасно спрятано в собственном счете специальных расходов президента, чтобы его невозможно было отследить. Картер прошел свой путь по служебной лестнице и получил звание N3, Киллмастер, имя, которое говорило о его целях и способностях красноречивее любых должностных инструкций.

Муниципальный аэропорт Личфилд в Фениксе довольно маленький, несмотря на размер города, с залами для высадки пассажиров в одном конце и большим вестибюлем с двойной багажной каруселью в центре. В дальнем конце двери ведут на парковку. Картер прибыл в 21:58. ровно и пошел прямо к багажной карусели.

Он был относительно уверен, что обычный старый универсал с надписью Mesa Verde Dude Ranch на двери отслаивающимися золотыми буквами будет ждать его снаружи, чтобы довезти его до Темпе, и он был в равной степени уверен, что водитель сможет тоже был более чем готов позаботиться о сумках, но Картер предпочел позаботиться о собственном багаже.

На плече он нес небольшую кожаную сумку, в которой хранились его туалетные принадлежности и другие личные вещи, а также книга, которую он сейчас читал, обычно по грамматике иностранного языка или современной политической истории. Но это был его другой случай, искусно изготовленный инструмент ручной работы, по которому он больше всего скучал во время полета, и теперь он пристально наблюдал за тем, как карусель начала поворачиваться и багаж начал падать на поручни. В этой сумке хранился небольшой арсенал личного оружия, который он всегда имел с собой: 9-мм немецкий «Люгер» с глушителем, нежно названный Вильгельминой; и маленький, тонкий, как карандаш, стилет. Гюго, который помещался в замшевых ножнах, которые он всегда носил на предплечье. У него было еще одно оружие, прозванное Пьером, - газовая бомба, которая помещалась высоко на его левом бедре, почти как третье яичко. Но он был пластиковым и мог проходить через металлоискатели без единого звукового сигнала, что невозможно для другого оружия. Их пришлось уложить, и они уже почти шесть часов были вне досягаемости. Воздействие на него не могло быть сильнее, если бы он все это время ходил без одежды.

Подобно маленькому составу машин на американских горках, сумки, одна за другой, подъезжали к вершине карусели, затем падали вниз, представляя себя с лязгом перед несколькими десятками измученных путешествием пассажиров внизу, которые приблизились к ней. чтобы схватить их, когда они проезжали мимо. Картер ждал, ожидая знакомого очертания своей сумки, когда внезапно он почувствовал взгляд кого-то в толпе.

. Тревожный звонок в его затылке начал звенеть, сигнал опасности зазвенел во всех нервах его тела.

Он не подал виду, что знает. Он спокойно собрал сумку и направился прямо в мужской туалет.

В отражении окна стенда он увидел, как мужчина в легких брюках и спортивной куртке отделился от толпы и двинулся в том же направлении - явная выпуклость под левой рукой его куртки. В мужском туалете никого не было, за исключением пожилого джентльмена, стоящего у одного из писсуаров. Он не потрудился обернуться, когда Картер вошел, выбрал последнюю туалетную кабинку в очереди, вставил монетку в щель и вошел.

Он снял брюки, сел и поставил чемодан себе на колени. Через несколько секунд старик закончит и уйдет, оставив Картера одного в комнате. Это, несомненно, то, чего ждал снаружи мужчина.

Картер открыл чемодан, когда старик закончил, подошел к раковине и пустил воду. Затем он подошел к диспенсеру для полотенец. Тот громко задрожал, когда он вытащил несколько футов бумажного полотенца.

Из-под аккуратно отутюженных брюк Ив Сен-Лорана на дне чемодана Картер достал деревянную коробку.

Дверь распахнулась, и суматоха терминала внезапно заполнила комнату. Старик ушел. Еще секунда, и дверь снова распахнулась, на этот раз впустив человека, шаг которого был намного увереннее и отчетливее, чем шарканье старика.

Картер затаил дыхание, пока эти новые шаги ненадолго задержались у двери, затем продолжили путь.

Время было на исходе. Картер нашел нужный ключ и открыл коробку. Вильгельмина блестела и слабо пахла оружейным маслом. Справа, также в пенополистироле, находился зажим, а наверху ящика располагался короткий цилиндрический глушитель. Картер вынул пистолет и глушитель и соединил их, производя ровно столько шума, сколько необходимо для вращения их идеально подогнанных, хорошо смазанных резьб.

Шаги остановились у следующего отсека. Картер вытащил из коробки обойму и держал ее в руке. Звон монет в кармане подсказал Картеру. В тот же миг монета проскользнула в щель и с грохотом проскользнула в механизм дверного замка. Картер воткнул обойму в приклад пистолета, используя звук монеты, чтобы замаскировать металлический щелчок, когда он загонял обойму. Мужчина вошел в кабину, и Картер направил в камеру боевой патрон и снял предохранитель.

Мужчина в спортивной куртке повернулся лицом к унитазу, слабо насвистывая, когда непрерывная струя его мочи хлынула в воду внизу, его плохо начищенные флорсхаймские носки торчали из-под светлых брюк в нескольких дюймах от того места, где Картер наблюдал за нижним краем перегородки.

Затем обувь покинула пол. Один ботинок был поднят к диспенсеру для бумаги, привинченному к перегородке. Болты слегка скрипнули под необычным весом. Другой исчез, когда его положили на сиденье унитаза. Картер обернулся, глядя на верхний край перегородки.

Полумесяц головы человека появился над ровным горизонтом перегородки, и Картер выстрелил, пуля издала два практически одновременных звука в облицованной плиткой ванной комнате: грохот взрывчатых газов, рассеиваемых в глушителе, и глухой звук. удар по черепу мужчины, как сильный удар пальца по дыне.

Вся линия кабинок сильно затряслась, когда тело человека откинулось назад. Тишина длилось всего долю секунды, затем раздался еще один удар, когда тело врезалось в небольшое пространство над туалетом, пистолет с грохотом упал на пол. Он остановился у ног Картера, огромный Грац-Буйра, стандартный выпуск «Комитета».

Картер быстро встал и оделся. Он положил «люгер» в карман пиджака, а русское оружие - в чемодан. Затем он залез на перегородку и заглянул в следующую кабинку.

Этот человек был мертв с тех пор, как пуля Люгера пронзила лобную долю его мозга, прошла через череп и вырвала большую часть его затылка. Перегородка позади него была залита кровью, серым веществом и осколками костей. Теперь с этим ничего нельзя было поделать.

Спустившись в кабинку. Картер поспешно просмотрел карманы мужчины. В водительских правах Нью-Йорка он был идентифицирован как Йозеф Мандаладов, тридцати восьми лет, и дан его адрес в том же здании, в котором размещалось советское представительство при Организации Объединенных Наций.

Картер только что сунул бумажник в свой карман, когда дверь туалета снова распахнулась, и вошли двое молодых людей, громко разговаривая под ударный диско-ритм, исходивший из «бум-бокса», который они несли. Один из них подошел к писсуарам, а другой остался у раковины. Картер затаил дыхание, не решаясь пошевелиться.

Когда тот закончил у писсуара, он присоединился к своему товарищу у раковины, где они оба разговаривали в течение нескольких минут.

От души смеясь, они, наконец, ушли, и звук их смеха и настойчивый ритм музыки постепенно утих на кафельных стенах.

Картер больше не терял времени. Он продолжал обыскивать тело, пока не нашел то, что искал, - билет Frontier Airlines, из которого было видно, что Йозеф Мандаладов садился на тот же самолет, что и Картер, в национальном аэропорту Вашингтона. Он был забронирован до Лос-Анджелеса, но высадился здесь, в Фениксе, без сомнения, когда увидел, что Картер выходит. Это означало, что он понятия не имел о конечном пункте назначения Картера, и что существование и местонахождение базы отдыха AX здесь все еще в безопасности.

Картер сунул билет на самолет в карман. Затем, убедившись под углом тела, что просачивание крови на пол будет минимальным, он перебрался через перегородку в свою кабинку, собрал свой чемодан и вышел, оставив кабинку Мандаладова закрытой. «Занято» отображается в крошечном окошке на замке.

Тело будет найдено через десять или двадцать минут, а к тому времени он планировал быть за много миль от него.

Он пересек терминал и вышел на улицу. Как он и ожидал, у обочины ждал автофургон Chevy. Мануэль Санчес прислонился к двери. Когда он увидел Картера, его лицо расплылось в улыбке.

«Добрый вечер, сеньор», - сказал он, беря чемодан и бросая его на заднее сиденье. "У вас был хороший полет?"

«Гладкий, как задница младенца», - сказал Картер, входя и хлопая дверью. "Поедем?"

* * *

На следующий день в Sun появилась короткая статья о том, что в туалете аэровокзала было найдено неопознанное тело. Это все. Картер следил за газетами в течение следующих нескольких дней, но дальнейших действий не последовало. Он предположил, что русское происхождение этого человека было раскрыто, и ФБР взяло дело на себя, заблокировав средства массовой информации. Он также предполагал, что ФБР будет больше заинтересовано в том, чтобы выяснить, что кто-то с этого конкретного нью-йоркского адреса делал в Фениксе, чем в том, кто его убил. Следовательно, сеть безопасности вокруг AX и его помещения для отдыха в Фениксе останется нетронутой, и это будет секретом даже для внутреннего следственного агентства Америки.

И хотя ФБР могло никогда не разгадать, как агенту КГБ удалось забрести в туалет в аэропорту Феникс и умереть, его присутствие не было тайной для Ника Картера. Это был Кобелев, у которого в руках все руководство КГБ, исполнявшее свою угрозу убить его.

И все же, по мнению Картера, это была глупая затея, мотивированная чистой местью с очень небольшим планированием, вряд ли достойный человека изобретательности и ресурсов Кобелева. Это указывало на то, что мужчина был в отчаянии теперь, когда его дочь держали в этой стране, и он знал, что не сможет до нее добраться. И отчаяние было как раз тем настроением, в котором Картер хотел его. Отчаявшийся Кобелев Картера вполне устраивал.

Так начался период интенсивных тренировок Ника Картера в центре отдыха в Фениксе. Это закончилось почти месяц спустя, когда ему позвонил Дэвид Хок, основатель организации AX и единственный человек, которому Ник Картер когда-либо звонил. В соответствии с известной нелюбовью Хока к долгим телефонным разговорам, сообщение было кратким: «Она готова».

Вторая глава.

Через двадцать четыре часа после получения вызова Хоука Картер прибыл в базовый госпиталь в Кэмп Пири. Он без посторонней помощи прошел через два контрольно-пропускных пункта службы безопасности: один у ворот перед больницей, а другой рядом с лифтом на четвертом этаже. У дверей камеры «С» его задержали, когда грубый сержант морской пехоты звонил по телефону. Через несколько минут из него вышел худощавый мужчина благородного вида в деловом костюме и представился доктором Резерфордом. Он подписал сержантскую книжку и повел Картера по длинному коридору.

Резерфорд объяснил, что Кэмп Пири был местом, куда Компания привозила своих военных стажеров из иностранных правительств, а также своих политических перебежчиков и лиц, нуждающихся в строгой защите. Он был спроектирован так, чтобы люди внутри не могли понять, где они содержатся, ни в какой стране и даже на каком континенте. Доктор сказал ему, что охрана здесь герметична.

Картер терпеливо слушал, хотя все это он уже слышал раньше. Он знал, например, что Татьяну Кобелеву держат именно в этом здании, всего двумя этажами выше.

На полпути доктор остановился перед пустой белой дверью. «Вам придется идти отсюда одному, мистер Картер», - сухо сказал он. «Меня не пускают внутрь».

«Очень хорошо, доктор. Было приятно познакомиться с вами», - сказал Картер, положив руку на ручку и ожидая ухода доктора.

Но он этого не сделал.

«Я сказал вашему начальнику, мистер Хок, что я глубоко возмущен тем, что мне не разрешают участвовать в заключительных этапах нашего небольшого проекта», - сказал он с ноткой гнева в голосе. "В этих делах нужна деликатная рука, иначе можно пожертвовать неделями работы.

Я сказал ему, что у меня самый высокий уровень допуска в больнице. И необычность этого эксперимента и то, как он был проведен… »

«Если Дэвид Хок сказал, что вас не пускают внутрь, я уверен, что у него были свои причины», - сказал Картер, прерывая его. «Я никогда не видел, чтобы он делал что-нибудь без уважительной причины. Теперь, если вы не возражаете. Доктор, меня ждут».

Резерфорд на секунду внимательно разглядывал суровое лицо Картера, затем, осознав, что его жалобы остаются без внимания, он внезапно сказал: «Понятно», повернулся на каблуках и ушел.

Картер подождал несколько секунд и открыл дверь. Хоук сидел в маленьком вращающемся кресле в центре кабинета врача и курил сигару. Напротив него на смотровом столе сидела молодая женщина в больничном халате, вся ее голова была перевязана марлевой повязкой, за исключением двух маленьких прорезей для глаз.

«Заходи, Картер, - хрипло сказал Хоук.

«Доброе утро, сэр», - сказал Картер.

«Доброе утро, Ник, - сказала молодая женщина.

«Доброе утро, Синтия», - сказал Картер, узнав ее голос.

"Резерфорд доставил тебе неприятности?" - спросил Хоук, вставая, чтобы убедиться, что Картер запер дверь. «В этом проблема всего ЦРУ - слишком многие люди думают, что им нужно всё знать. Я бы хотел, чтобы мы могли использовать наши собственные средства».

«Если вы не возражаете, сэр, почему бы и нет? Эта организация протекает, как решето».

«Это именно то, на что я рассчитываю, Картер. Когда придет время, мы хотим убедиться, что нужная информация передается цели. Но эта часть, - сказал он, обращаясь к Синтии, - должна быть Совершенно секретно. Мы разделили это на три части, и над каждой работал другой врач. Никто из них не знал, как будет выглядеть готовый продукт. Вот, - сказал он, протягивая Картеру тупоносые ножницы медсестры. "Почему бы тебе не оказать почести?"

"Я, сэр?"

«Просто будь нежным с ней».

Картер начал разрезать повязку, которая проходила вдоль ее шеи, затем проделал путь вверх по линии подбородка к виску и по ее лбу. Повязка легко спала, обнажив покрасневшую, тугую кожу, на которой не было шрамов. Когда повязка была полностью снята, он отступил, чтобы лучше рассмотреть ее. «Удивительно, - сказал он.

"Странно, не так ли?" - заметил Хоук, производя фотографию Татьяны Кобелевой в натуральную величину и поднося ее к лицу Синтии.

«Я не мог отличить их друг от друга», - удивился Картер.

«Будем надеяться, что ее отец тоже не сможет. По крайней мере, сначала».

"Могу я увидеть зеркало?" спросила Синтия.

Картер достал из шкафа маленькое стоящее зеркало и протянул ей. Она медленно повернула голову из стороны в сторону, изучая ее с разных сторон.

«Красивое лицо», - предположил Картер.

«Это не мое лицо».

«Ты по-прежнему очень красива».

«Когда это дело закончится, вы сможете вернуть себе старое лицо», - сказал Хоук. «Между тем у вас двоих есть дела. Я хочу, чтобы вы начали тренироваться вместе, снова узнали друг друга, думали, как команда. . Клиника Дениса за пределами Дижона. Предположительно, французский хирург будет там, чтобы сделать последнюю операцию на ее спине. Она будет идеальной, изолированной, тихой. Кобелев не сможет устоять. Ему придется понять это даже если это ловушка, то это будет единственный раз, когда Татьяна окажется достаточно близко к Советскому Союзу, чтобы схватить ее. Чего он не узнает, так это того, что он схватит не Татьяну ».

"Ты имеешь в виду…?"

«Верно, Синтия», - вмешался Картер. «Ты приманка».

* * *

Картер не видел Синтию снова до следующего дня, когда они вместе начали тренироваться на малоиспользуемом чердаке в больничном комплексе. К этому времени большая часть покраснения исчезла, и ее лицо вернулось к своему естественному цвету. Сходство, которое раньше поражало, стало еще более поразительным.

«Ты выглядишь так же, как она», - сказал он, когда она вошла в комнату. «Я надеялся на разумное физическое сходство, но это действительно что-то. Единственный способ отличить вас - это ваш голос».

«Я работала над этим», - сказала она, снимая халат, обнажая свое красивое тело, одетое в черный купальник. «Возможно, эти американцы не похожи на огров, - сказала она, понижая голос на полоктавы и растягивая гласные в британском стиле, - но у них самые буржуазные вкусы».

Картер рассмеялся. "Это она на Т!"

«Хоук дала мне несколько пленок для изучения. Думаю, я только что ее скопировала».

«Вы, конечно, могли бы меня обмануть».

"Могу я, Ник?" - спросила она с внезапно серьезным выражением лица. «А как насчет ее отца? Могу ли я его обмануть?»

«Тебе не нужно надолго его обманывать, достаточно, чтобы мы позаботились о нем». Он улыбнулся. Она заставила себя улыбнуться, но обеспокоенное выражение не сходило с ее лица.

Наступило короткое молчание, но Картер снова быстро уловил нить. «Хоук хотел, чтобы я провел тебя через несколько упражнений, чтобы уберечь тебя от опасности, когда начнут лететь пули. Он говорит, что ты немного ржавая».

«Хорошо», - сказала она, пожав плечами. Она стояла очень близко к нему, и ее аромат наполнял его ноздри. На мгновение ему вспомнилась ночь, которую они провели вместе в пустыне за пределами Тегерана. Это было приятное воспоминание. Они разбили лагерь в оазисе. Войска аятоллы временно потеряли их из виду, и они воспользовались возможностью, чтобы заняться любовью на одеяле под звездами. Закончив, они легли в объятия друг друга и прислушались к ворчанию верблюдов и легкому ветру, сгибающему ладони. Приятно. Но с этим было связано что-то еще, другая бессознательная ассоциация, совсем не приятная, и это оставило у него смущенное чувство.

"Как нам начать?" спросила она. «Ты хочешь напасть на меня и посмотреть, какова моя защита? Ник? Ты со мной?»

«Я здесь. Просто задумался на мгновение».

«Нападай на меня, и я посмотрю, смогу ли я тебя отбить».

Он протянул руку, как будто хотел схватить ее за плечо, но она схватила его за руку, повернула ее, шагнула внутрь, и в одно мгновение он растянулся на спине на десять футов ниже циновки.

«Неплохо», - сказал он, вскакивая на ноги. «А теперь прикончи меня».

Она подошла к нему с бычьей решимостью в глазах, и внезапно он понял, что смущало его раньше. Выражение ее глаз, ее волосы, ее лицо были точно такими же, как у Татьяны в ту ночь, когда она якобы убила своего отца на их даче под Москвой. Угроза и отвращение, которые, казалось, наполнили все ее существо, когда она выбежала из кабинета с ножом в руке и вонзила его в грудь отца, мгновенно вернулись к нему, вместе со всей ненавистью и страхом, которые он чувствовал. для нее в тот момент. Не осознавая, что он делает, он опустил плечо, схватил Синтию за предплечье и катапультировал ее в воздух. Она неуклюже повернулась один раз, как мягкая кукла, и с тошнотворным стуком приземлилась на край циновки.

Как только он понял, что натворил, он побежал к ней. "Ты в порядке?" он спросил.

Она застонала и перекатилась на бок, хватая ртом воздух.

«Ложись, - сказал он ей. «Ты потеряла сознание».

Несколько минут она лежала с закрытыми глазами, пытаясь дышать. Затем она подняла глаза. «Ты воспринимаешь… все это… довольно серьезно… не так ли?»

«Это то, как ты выглядишь», - сказал он, помогая ей сесть. «Вы напомнили мне Татьяну и все, через что я прошел в России».

«Это должно быть было грубо». - сказала Синтия, наконец-то глубоко вздохнув и ощупав ребра, чтобы убедиться, что ничего не сломано. «Хоук рассказал мне об этом в общих чертах, но я так и не узнал подробностей».

Он сел рядом с ней. «Ваш друг Кобелев прошел долгий путь с тех пор, как был шифровальщиком. Он по-прежнему безжалостен, но его заговоры обрели новую изобретательность - изобретательность, граничащую с абсолютным гением смерти и разрушения. Мы наблюдали его успехи в качестве оперативного сотрудника, а затем в течение некоторого времени администратора в отделе S. Затем, когда они перевели его в Executive Action, мы забеспокоились, но он все еще был чем-то неизвестным. Все это изменилось с инцидентом в Акаи Мару. время, когда мы поняли, что ситуация вышла из-под контроля ".

"Акаи Мару?"

«Японский нефтяной танкер. Мы обнаружили на борту бочки с нефтью, которую Кобелев облучил стронцием 90, одним из самых токсичных веществ в мире. По нашим оценкам, если эта партия нефти когда-либо будет доставлена, случаи рака в Калифорнии будут увеличились на пятьдесят процентов ".

«Это безумие! Это выходит за рамки шпионажа. Это акт войны».

«Вот почему его нужно остановить. Вскоре после этого мы узнали, что Кобелев, или Хозяин Марионеток, как они его называют, должен был стать главным администратором всего КГБ. Если бы это случилось, его власть была бы безграничной. уже заявил о желании увидеть наши две страны в состоянии войны. У него есть недоработанная идея о захвате власти после ядерной конфронтации ».

"Он сумасшедший?"

«Он вполне может быть. Вы не узнаете этого, если бы поговорили с ним, но он должен быть сумасшедшим, как сумасшедший Гитлер».

"Вы говорили с ним?"

«Я сделал больше, чем это. Я дезертировал. Пытался стать его старшим лейтенантом. Хоук разработал план убийства сукиного сына, убедив российскую разведку, что я был недовольным соцработником ЦРУ, который хотел работать на КГБ. По идее я должен был подобраться к нему достаточно близко, чтобы пустить в него пулю, а затем каким-то образом выбраться из страны. Мы полагали, что Кобелев знал меня по Акаи Мару и что он может быть заинтересован в том, чтобы я был на его стороне, если он считает меня искренним ».

"Как тебе удалось его убедить?"

Передавая им файлы конфиденциального материала, которые, как мы знали, они хотели. Настоящие файлы. Мы передали некоторую ценную информацию, поставили на карту жизни некоторых агентов, но мы чувствовали, что необходимо подобраться ко мне достаточно близко, чтобы убить его. Понимаете, у нас был фактор времени. Еще несколько дней, и Президиум собирался оформить его назначение. После этого, как главный администратор, он находился бы под такой строгой охраной, что мы никогда не смогли бы до него добраться ".

«Тогда я так понимаю, миссия провалилась». «Вы могли бы так сказать». Лицо Картера потемнело. Было ясно, что он воспринял это как личное поражение. «Я собирался спустить курок, когда Татьяна, его дочь, внезапно вбежала и ударила его. Позже я узнал, что все это была постановка. Она только притворилась, что убила его. Я даже помог ей уехать из страны, чтобы избежать судебного преследования за отцеубийство, что оказалось именно тем, чего они хотели ».

«Все это было игрой», - сказала Синтия, восхищаясь мошенничеством. «Все. Мы думаем, что даже продвижение по службе Президиумом было фальшивым. Он настроил нас, чтобы его дочь перебралась в эту страну, чтобы она могла убить президента. И ей это почти удалось».

"Где это произошло?" «В Нью-Йорке. За пределами ООН». «Вы имеете в виду, что это была Татьяна Кобелева, которая пыталась убить президента Мэннинга в Нью-Йорке? Я думала, что это была ее имя, Миллисент Стоун, погибшая. Они опубликовали ее дневник и все такое». Картер покачал головой. «ФБР сфабриковало эту историю. Им пришлось. Татьяна - гражданка России, не забывайте. Если бы выяснилось, кто действительно нажал на курок, это навсегда испортило бы отношения между нашими странами. Оно могло бы даже предлогом. для военного ответа ". «Значит, Кобелев спланировал это с самого начала. Заманить вас в Россию, чтобы предоставить законный въезд его дочери, чтобы она могла убить президента. Удивительно».

«Этот человек дьявольский. Его нужно остановить любой ценой». «Бедный Ники», - сказала она, нежно запустив пальцы в его волосы. «Вы выглядите так, будто берете все это на себя». «У меня был шанс убить его в Москве, и я упустил его. Он придумал этот фехтовальный матч между нами, думая, что он унизит меня перед своей женой и дочерью. Он не знал, что я был межвузовским чемпионом четыре года подряд. Я мог бы довести его до конца, но я этого не сделал. Я думал, что у меня будет еще один шанс. Но если бы я проткнул его, тогда, как должен был… «Если бы ты убил его на глазах у всей его семьи, ты бы никогда не выбрался из России живым, и наша сторона потеряла бы одного из самых ценных агентов, которые у нее есть. Не будь так строги к себе, Ник». Она наклонилась и поцеловала его. Это должно было быть обнадеживающим поцелуем, но ее губы задержались еще на несколько секунд, смакуя ощущение. «Сделай это еще раз, и я не смогу себя контролировать». Она обняла его, положив ладонь на его шею. "Как вы думаете, чего я ждал?" - хрипло спросила она. Она осторожно стащила его с собой на коврик. Он улыбнулся и последовал за ней без малейшего колебания, когда она обняла его ногой и прижалась к его телу. Несмотря на всю свою силу, она была невероятно мягкой, и через несколько мгновений они оба были обнажены, и Картер целовал ее шею, и ее прекрасные груди, и ее соски твердыми, а ее грудь поднималась и опускалась. «Ники… о. Боже, Ники», - тихо простонала она, ее ногти начали царапать его спину. А потом он был внутри нее, и они двигались в легком, грациозном ритме, как два спортсмена или пара танцоров, их страсть нарастала, но мягко. В конце концов она вскрикнула, ее ноги крепко обвились вокруг его талии, и в тот же момент Картер сделал глубокий толчок в последний раз. Они закончили тренировку около восьми часов. Синтия надела халат, а Картер стоял и смотрел в большое арочное окно в конце огромной комнаты. "Что ты думаешь?" - спросила она, подходя к нему сзади и взяв его за руку. «Я думал, как хорошо было бы прямо сейчас пойти и поесть китайского. Я знаю одно красивое местечко неподалеку отсюда». «Я не могу уйти». «Я знаю, но время от времени у меня возникает желание вести нормальную повседневную жизнь». Она сжала его руку, и они вместе уставились на лужи, блестящие в свете фонаря в дальнем конце парковки. Дождь шел по всему восточному побережью от Стоу, штат Вермонт, до Чарльстона, штат Южная Каролина, но над Атлантикой облака рассеялись, и в этот конкретный момент в Париже стояла прохладная и сухая погода. При шести часах разницы во времени было уже два часа ночи по парижскому времени, и, несмотря на легендарную «парижанку ночной жизни», улицы города были практически безлюдны. Даже на легендарных Елисейских полях движение было легким - такси, личный автомобиль и, конечно же, время от времени грузовик. Один такой грузовик, белый, выехал из узкого переулка на знаменитый проспект.

Впереди была Триумфальная арка и дюжина улиц к востоку от Елисейского дворца, где в этот час спал президент Франции.

В грузовике сидели двое мужчин: водитель Жан, жилистый маленький парижанин, внешность которого сильно противоречила его огромной физической силе; а рядом с ним Гийом, старше и тяжелее, его фуражка от часов моряка сдвинута на затылок, а к его нижней губе вечно прилипла голуаза.

Они повернули налево на авеню Генерала Галлиени и пересекли Сену по мосту Александра III. Здесь город начал меняться незаметно, но все равно существенно. Улицы стали чище, кусты подстрижены, тротуары в идеальном состоянии.

Жан свернул на улицу Авиньон и притормозил. На улице было тихо, ни души. Под чередой каштанов лимузины Mercedes, Peugeot, Citroen и Cadillac втиснулись рядом с бампером бордюра. За ними виднелись фасады домов из холодного серого камня с толстыми деревянными дверями за сетками из кованой филиграни. На бронзовых табличках были указаны имена каждого: Посол Испании, Посол Италии, Посол Государства в ООН. У этого последнего здания Жан повернул колесо, и большой грузовик покатился по длинной подъездной дорожке к задней части.

Ряд мусорных баков стоял у северной стены, окружающей территорию. Жан остановил грузовик с рывком и шипением воздушных тормозов, включил рычаг переключения передач в обратном направлении и, когда задний бампер грузовика оказался в нескольких футах от баков, снова остановил его.

Двое мужчин вылезли из машины, натянув сильно загрязненные перчатки, и начали очищать баки. Они были на полпути, когда кто-то прочистил горло, и Гийом обернулся. На краю задней части грузовика стояла фигура в униформе, его голова с плоским верхом казалась непропорционально большой в темноте. У него на бедре был револьвер.

"Как у вас дела, мальчики?" - спросила фигура.

«Comme çi, com ca», - небрежно сказала Жан. Он взял другую банку, швырнул ее на кузов грузовика, опустошил ее и поставил на место.

"Где твой партнер, Эстабан?"

"Больной", сказал Жан. "Mal à l'estomac". Он скривил лицо и провел рукой вокруг своего живота, чтобы показать, как плохо чувствует себя Эстабан.

"Кто тогда этот парень?"

«Permettez-moi… mon ami, Гийом». Сказал Жан.

Гийом неуверенно склонил голову, краем глаза наблюдая за подсказкой Жана.

«Ага, - сказал охранник. «Разве вы, ребята, не работаете сегодня утром пораньше?»

Жан сделал несколько жестов, показывая, что хочет объяснить, но не может из-за языкового барьера, затем, наконец, указал на Гийома и сказал: «Лунный свет».

«Понятно, - сказал охранник. "У него другая работа в течение дня?"

Жан широко улыбнулся и кивнул. Тем временем Гийом подошел к охраннику, вытащил кусок связанной рояльной проволоки и наматывал его на руку.

«Sa femme», - объяснил Жан, делая руками большой живот.

«Я понял», - сказал охранник. «Его жена беременна, и ему приходится работать на двух работах. Бедный сукин сын». Охранник сочувственно положил руку Гийому на плечо, повернулся и направился обратно к дому. «Ну, ребята, постарайтесь приглушить шум. Люди спят наверху».

Жан бросил взгляд на Гийома. Он покачал головой.

Через несколько минут они докидали последние бочки, закрыли грузовик и направились обратно по подъездной дорожке к улице. Когда он повернул за угол и поднял руль, Жан резко хлопнул своего товарища по плечу. «Отдай мне», - резко сказал он, протягивая ладонь, повернутую вверх.

Неохотно Гийом достал струну от рояля, которая была у него в кармане, и отдал ее Жану.

«Ты идиот», - сказал Жан, выбросив его в окно.

Гийом вздохнул, давая понять Жану, что сдерживает себя с большим трудом, отвернулся и провел остаток короткой поездки, мрачно глядя в окно.

Жан повернул налево в сторону Сены и пересек мост Александра III. Вскоре Париж снова стал Парижем. Узкие извилистые улочки, заваленные бутылками и обрывками бумаги, столбы инженерных сетей обклеены рекламными листками. Пока они проезжали, огни кафе «Дю Рив Гош» погасли. Сквозь шум двигателя им послышался пьяный крик, и драка вылилась на улицу. Жан ловко обошел его, затем свернул налево в переулок и остановилась в дальнем конце у зеленого дверного проема, освещенного единственной лампочкой без абажура.

Двое из них вышли, во второй раз натянули грязные перчатки и начали сгребать использованные контейнеры, клочки бумаги и мусор из кузова грузовика в три больших деревянных ящика, стоявших у двери.

Пока они работали, зеленая дверь открылась, и из нее вышел угловатый мужчина, настолько худой, насколько можно представить себе человека, который все еще стоит прямо. На его изможденном лице была пара больших идеально круглых очков, которые придавали ему

злобный косой взгляд. Густая сигарета висела у него во рту, и узкий столб дыма пробивался по его лицу, пока он смотрел, как работают двое мужчин.

"Беда?" он спросил.

Жан перестал копать лопатой. «Он - беда», - сказал он, кивнув Гийому.

Гийом пожал плечами, и худой мужчина слабо улыбнулся.

Когда они закончили заполнять первый из ящиков, они внесли его внутрь и положили на пол рядом с белым экраном размером примерно шесть квадратных футов, выложенным в центре комнаты. Гийом, который бывал в этом месте много раз, но никогда прежде не мог войти внутрь, воспользовался возможностью, чтобы осмотреться.

Стены комнаты были выкрашены в белый цвет, по периметру располагалась черная кислотостойкая столешница. На прилавке были различные модули электронного оборудования, некоторые с экранами, некоторые только с кнопками и циферблатами. На полу ниже стояли ящики, предположительно с большим количеством электронного оборудования. В углу стоял увеличитель для фотопечати.

"Видно достаточно?" - многозначительно спросил худой, подходя к нему сзади.

Гийом окинул взглядом изможденное тело маленького человека. Не нужно много времени, чтобы раздавить его, как макулатуру.

«Твоя работа - вносить мусор. Ты сборщик мусора. Не забывай об этом».

Гийом хмыкнул и ушел. Когда они с Джин вернулись со следующей коробкой, худой мужчина перевернул первую нагрузку на белый экран и ковырял его на четвереньках.

* * *

Когда они ушли, худой мужчина подошел к телефону и набрал номер. Пока он звонил, он затушил сигарету в пепельнице.

"Здравствуйте?" сказал голос.

«Чарльз».

«Привет, Чарльз. Найти что-нибудь?»

«Да. Скажите человеку, что я думаю, что я нашел то, что он искал».

«Превосходно, Чарльз. А мужчины за рулем грузовика?»

«Жан и Гийом».

«О них позаботятся».

Чарльз повесил трубку и снова внимательно изучил изображение на экране проекционного микроскопа. Он улыбнулся.

Третья глава.

Телефон казался далеким и невнятным, как будто кто-то набил его ватой. Картер перевернулся и взял трубку с тумбочки.

«Код десять», - сказал голос Хоука.

Картер сразу проснулся. «Да, сэр», - сказал он. Он нажал кнопку блокировки и подошел к шкафу, где начал работать с комбинацией сейфа.

Из сейфа он вытащил что-то, похожее на обычный кожаный портфель, и отнес его обратно на кровать. По пути он взял из-под камердинера одну из своих туфель.

Он положил портфель на кровать, затем, взяв ботинок в руки, покрутил каблук. Она аккуратно разделена на две половинки, в нижнюю из которых встроена тонкая пластиковая плата. Он вытащил карточку и вставил ее в прорезь в портфеле. Его замки открылись.

Внутри крышки была небольшая партия кассет. Картер выбрал ту, что помечена цифрой «10», и вставил ее в консоль, составлявшую нижнюю половину корпуса. Он состоял из гладкой деки из полированного алюминия, сломанной только выключателем питания, конденсаторным микрофоном, регулятором громкости и обычными кнопками, которые можно найти на любом кассетном магнитофоне - эти и еще один предмет немного более необычный. Вверху аппарата находилась подставка с выемками, такая как на телефонном аппарате, с двумя задними резиновыми присосками с надписью «ПРИЕМНИК».

Картер распутал крошечные наушники на микросхеме, подключил их, вставил трубку телефона в подставку, нажал кнопку воспроизведения и снял трубку с удержания. Ястреб сказал: "Ты меня слышишь?"

"Да сэр."

«Кобелев потерял дачу под Москвой».

"Потерял, сэр?"

«Её конфисковали».

"Он был арестован?"

«Отрицательный».

"Какой анализ?"

«Судя по всему, Политбюро принимает консервативный характер. Неспособность убить президента Мэннинга и опасность тотальной войны, должно быть, отрезвили их».

"Есть ли возможность помощи из этого квартала?"

«Я сомневаюсь в этом. Кобелев может и не иметь такого влияния, как раньше, но он все еще на свободе и чрезвычайно опасен. Возможно, поэтому Политбюро не стало его полностью уничтожать. Возможно, они его боятся».

"Что все это значит для нас?"

«Это означает, что если Кобелев хочет свою дочь, ему придется прийти за ней самому. У него больше нет ресурсов, чтобы делегировать такую ​​ответственность. Что работает в нашу пользу и подводит меня ко второму этапу развития».

"Которому?"

«Он захочет поговорить».

"Бегство, сэр?"

«Странно, что ты спрашиваешь. Это одна из возможностей, которую я рассматривал».

«Это также может быть ловушка».

«Это другая возможность, тем более что он просил конкретно вас. Но в официальном сообщении говорится, что он хочет заключить сделку для Татьяны. Помните Николая Сакса?»

Он ученый? "

«Один из лидеров основного диссидентского движения среди московской элиты. Михаил Зощенко?»

«Еврейский писатель. Заключен в тюрьму за разоблачение сталинского антисемитизма».

«Верно. И вы знаете Марию Морган, двойника ЦРУ, с которой они столкнулись в 68-м. Мы не хотели бы ничего лучше, чем получить шанс ее допросить».

«Громкие имена», - сказал Картер. «Они, безусловно, будут хорошо смотреться, но сможет ли Кобелев справиться с этим, тем более что он впал в немилость?»

Хоук вздохнул. «Честно говоря, я не знаю. Я знаю, что Зощенко и Марию Морган перевели из Томска в Ташкент, предположительно для того, чтобы сделать их более доступными в случае заключения сделки».

"Вы серьезно не предлагаете поговорить с этим человеком?"

«Давайте проясним одну вещь, N3. Ничего не изменилось. Если вы войдете в это, вы станете убийцей, а не переговорщиком. Человека нужно убить любой ценой - любой ценой. Эти приказы исходят сверху».

"Да сэр."

«Но если есть шанс поймать его на открытом воздухе, не подвергая себя дальнейшему разоблачению, мы должны этим воспользоваться».

"Где встреча?"

«Берлин. Убежище устроено прямо с восточной стороны стены».

«Это его территория, сэр».

«Верно. Это его игра в мяч в его парке. Может, так он чувствует себя в большей безопасности. Когда ты его ударишь, тебе придется как-то выбраться оттуда. Я знаю, что тебе это удавалось раньше».

«Если он там, я вытащу его».

«Хорошо, Картер. Не будь слишком уверен. Мы хотим, чтобы ты вернулся из этого. А пока мы продвигаемся вперед с переключением в Дижоне. Я уже договорился, чтобы сообщить Кобелеву, что Татьяна будет во Франции. Ты помните Неда Кэссиди? "

«Спецработник ЦРУ в Центральной Америке. Способствует минимизации влияния Кастро там».

«Он едет завтра».

"Бегство, сэр?"

"Нет. Он уходит на фриланс. Продавая все по самой высокой цене. У него есть полное досье на Татьяну, текущее физическое состояние, прогноз, местонахождение, что мы планируем с ней делать, работы. Мы дадим Кобелеву три дня на обработку. информацию. Тогда, в зависимости от того, как пойдут дела в Берлине, мы будем готовы к нему ».

«Думаю, что да, сэр».

"Сомневаешься в твоей голове, Картер?"

«Ну, сэр, просто через пару дней меня не будет рядом, на случай, если что-то случится с Синтией».

"Я понимаю ваше беспокойство. Но важно как можно скорее сообщить нашей цели информацию о Дижоне. Если он подумывает появиться в Берлине, он будет знать, что мы переместили ее ближе к его границе, и он подумает, что мы идем добросовестно ".

"Да сэр."

«Вы вылетаете из National. Ваши билеты на стойке регистрации. Ваш контакт в Берлине - Рональд Клист, начальник нашей станции в этом районе и эксперт по переброске людей через эту стену. Он может оказаться полезным . "

Хок позвонил, не дожидаясь ответа, и на мгновение Картер сидел на краю кровати, размышляя. Затем он быстро убрал расшифровывающее устройство и надел шерстяные брюки и шерстяное спортивное пальто. Под кроватью лежала всегда упакованная сумка. Он достал его, проверил содержимое и добавил свое оружие. Когда он был готов, он вызвал такси.

На стойке Air France в National он обменял свой билет на билет в один конец до Нью-Йорка. В Кеннеди он купил бы еще один билет на прямой рейс в аэропорт Тегель, который является второстепенным полем через Берлин от главного терминала в Темпельхофе. Таким образом, никто, даже Клист, не узнает, когда и где он приезжает в город.

В Нью-Йорке он наблюдал за каждым пассажиром, пока загружается самолет, в знак какого-то признака, что он не тот, кем притворяется, но все казалось невинным и откровенным. Никто не связывал рейс в Вашингтон и рейс в Берлин. И все же он все еще был насторожен. У него не было желания повторить то, что произошло в Фениксе.

* * *

Когда он прибыл в Тегель, было уже поздно, и шел небольшой дождь. Таможенники не стали открывать его сумку, а вместо этого выбрали сумки богатой нервной немки, которая стояла рядом с ним. Если бы они побеспокоились, то, без сомнения, нашли бы Люгер, но это не имело бы большого значения. Картер имел при себе удостоверение коллекционера оружия, и хотя Smith & Wesson или Colt могли вызвать подозрения, в Германии не было причин объяснять владение Люгером.

Он собрал свою сумку и отнес ее к очереди ожидающих такси. Он выбрал третьего в очереди, сел в машину и дал адрес Клиста водителю..

Клист, без сомнения, встретил рейс в Темпельхоф, который прибыл ранее, не нашел Картера и вернулся домой. Следовательно, он должен ждать, когда подъедет Картер.

Осмотрев дом из такси, Картер выбрался на квартал ниже, заплатил водителю и отправился в небольшую пивную в саду через дорогу.

Он заказал кружку, заплатил за нее и сел у залитого дождем окна, чтобы еще немного понаблюдать за домом.

Больше часа никто не приходил и не уходил, единственным признаком жизни был свет в окне гостиной. В десять часов он погас. Картер затушил сигарету, допил второй стакан пива, поднял сумку и перешел улицу.

Легкий стук немедленно привел Клиста к двери. "Wer ist da?" - подозрительно спросил он.

"Картер".

"Ах!" - воскликнул он, откидывая засов и открывая дверь. «Я ждал тебя. Я думал, что план изменился».

«Мне очень жаль, что меня не было в аэропорту. Я должен был убедиться, что за мной не следят», - сказал Картер, входя внутрь.

«Конечно. Конечно. Позвольте мне взять это», - сказал Клист, хватая чемодан и ставя его у стены.

Это был скромный дом. Коридор из гостиной, очевидно, вел в спальни. Слева за прилавком находилась кухня. Деревянный поезд, поставленный на полу, указывал на маленьких детей, и Картер вспомнил запись в досье Клиста, что-то о сыне, которого он безумно любил.

"Как прошел полет?"

"Тихо."

«Сядь. Сядь». Клист указал на кожаное кресло, и Картер уселся в него. «Мне жаль, что моя жена не встала. Она очень хотела с тобой познакомиться».

«Может быть, это так же хорошо. У меня впереди много работы сегодня вечером. Хоук говорит мне, что вы довольно хорошо умеете переправлять людей туда и обратно через границу».

Клист самоуничижительно пожал плечами. Его очки и лысеющая голова делали его немного менее успешным бизнесменом, и этот жест ему подходил. «У нас были свои триумфы. Наши неудачи тоже».

"Можете ли вы провести меня сегодня вечером?"

«Сегодня вечером? Ах, нет - невозможно. Все порты въезда закрыты к восьми».

Картер вынул сигарету, затем взял с крайнего стола зажигалку и зажег ее. «Это очень досадно. Мне сказали, что вы можете устроить такие вещи».

«Майн, герр, у вас не составит труда попасть в Восточный сектор. Проблема заключается в том, чтобы вывести вас оттуда. Как иностранец, вы можете войти на любой из двух контрольно-пропускных пунктов без паспорта. запись, и если вы не зарегистрируетесь в течение указанного времени, выдается ордер на ваш арест. Но нас это не должно касаться. Все устроено. Вот. Он потянулся за стул, вытащил длинный металлический предмет и протянул его Картеру. "На что это похоже?"

«Штатив, скорее всего для фотоаппарата, судя по резьбовому соединению вверху».

«Неправильно, мой друг. Позвольте мне показать вам». Он скрутил одну из ножек подставки и стянул ее на две части по шву, сделанному так ловко, что его почти не было видно. Он положил эти части на пол и начал развязывать другую ногу. Менее чем за минуту он разложил все устройство на полу и собирал его заново.

«У меня мастерская внизу», - объяснил он. «Я придумал это, когда услышал, что вы приедете. Изготовление« ремесленных инструментов »- мое хобби».

Когда реконструированный объект начал обретать форму, Картер улыбнулся. «Это винтовка», - сказал он.

Клист установил последнюю часть штатива вдоль ложи и передал ее Картеру. Картер быстро поднял его и нацелил опору штатива в стену. «В нем даже есть определенный баланс», - мягко сказал он.

«Есть еще кое-что, - сказал Клист. Он достал фотоаппарат из ящика стола на другом конце комнаты, взял у Картера винтовку и прикрепил телеобъектив камеры к щели, которая была аккуратно вырезана в верхней части ствола. «А теперь попробуй».

«Это прекрасно», - удивился Картер, увидев настольную лампу в нескольких футах от него.

«У меня есть документы, в которых вас идентифицируют как профессионального фотографа Вильгельма Шмидта. Завтра вы можете войти в Восточный сектор, записаться на прием и уехать. Нет ничего проще».

Картер покачал головой. «Ты забываешь, что на меня охотятся . И время, и место уже назначены. Мне нужно приехать туда сегодня вечером, чтобы воспользоваться тем маленьким элементом неожиданности, который у меня остался».

«А как выберешься? Придется через стену перелезть».

«Вы сказали, что добились определенного успеха в этом».

«Некоторого», - сказал Клист, забирая у Картера винтовку и с разочарованием принявшись разбирать ее. «Но у нас было время подготовиться, дождаться подходящих условий. Иногда месяцами. Я сомневаюсь, что это можно сделать в такой короткий срок».

«Нам просто нужно попробовать. Расскажите мне больше об этих блокпостах. Сколько там охранников и насколько хорошо вооружены?»

В течение следующего часа Картер выкачивал из своего хозяина каждую клочок информации, которую он мог добыть об условиях вдоль стены - расписание охранников, огневые точки, минные поля, здания поблизости, их содержимое и доступность, и в конце часа Картер сел назад полностью разочарованный

«Должен быть какой-то способ не вызвать международного инцидента», - заявил он.

«Майн, герр, одни из лучших умов Германии уже более тридцати лет пытаются расколоть этот орех. Поверьте мне, стена практически неприступна».

"Я не верю в это", - сказал Картер. «Я отказываюсь верить в это». Он взял часть штатива и рассеянно покрутил ее в руке. «Хорошая работа, - сказал он. «Почему бы тебе не отвезти меня вниз и не показать свою мастерскую? Может, если мы отвлечемся на время от проблемы, решение придет само собой».

Они вошли в подвал по лестнице из кухни. Клист включил несколько люминесцентных ламп, и Картер был поражен количеством электроинструментов, которыми он располагал. «Вы, должно быть, вложили сюда небольшое состояние», - сказал он.

«Вы поговорили бы с моей женой, - сказал Клист. «Она всегда жалуется на деньги, которые я трачу на свои сумасшедшие изобретения».

"Что там?" - спросил Картер, кивком указывая на дверь в другом конце комнаты.

«Материалы».

Картер открыл дверь и включил свет. На полках и в деревянных ящиках были сложены отрезки труб, куски различных металлов, банки с краской, разрозненные куски дерева.

«В основном то, что осталось после того, как я что-то собрал», - сказал Клист, глядя через плечо.

"Что это?" - спросил Картер, доставая что-то с нижней полки.

«Нейлоновая палатка, которую кто-то выбросил. Я еще не нашел ей применения».

Картер провел рукой по материалу. «Легкий, прочный. Это дает мне идею, герр Клист. Определенно, идея».

Картер провел в мастерскую к чертежному столу, стоявшему в углу. Вытащив блокнот, он сделал быстрый набросок и передал его Клисту.

«Это можно сделать», - сказал Клист, поглаживая подбородок. «Это никогда не пробовали, и по этой причине это может сработать. Это займет некоторое время».

"Сегодня ночью?"

«Да, сегодня вечером».

Картер снял куртку, и двое мужчин принялись за работу. Когда они закончили, было уже после часа дня.

«Мы, конечно, должны проверить это», - сказал Клист, вытирая руки тряпкой.

«У нас нет такой роскоши», - сказал Картер. «Я сложу его и положу в чемодан. Вы получите машину».

Пока они работали, Клист рассказал Картеру о грузовом поезде, который каждую ночь въезжал в Восточный сектор. Его не осматривали, потому что предполагалось, что никто не захочет проникнуть в Восточный Берлин. Однако на обратном пути его тщательно обыскивают охранники и собаки, и за эти годы многие люди были арестованы при попытке к бегству. Поезд замедлился до комфортных пятнадцати километров в час под мостом Шпандау, кружась вокруг железнодорожных станций в Райникендорфе. Мост Шпандау находился всего в десяти минутах езды на машине от дома Клиеста.

Когда Клист вернулся вниз, Картер только что заканчивал. На полу у его ног лежал цилиндрический предмет длиной семь футов и диаметром десять дюймов, покрытый легким нейлоновым кожухом. К каждому концу был прикреплен плечевой ремень для облегчения переноски.

Двое из них уставились на цилиндр. «Готов поспорить, что все сработает», - сказал Картер.

«Вы делаете ставку, мой герр. Вы делаете ставку на свою жизнь».

* * *

Мост Шпандау - один из немногих в городе, переживших мировую войну. Десятилетия дыма от двигателей почернели его, и тонны коксовой пыли осели на нем с чугунолитейных заводов через канал. Под моросящим дождем пахло серой.

Картер посмотрел на восемнадцать рельсов, мерцающих в свете дворовых огней. «Как я узнаю, по какому пути пойдет поезд?» он спросил.

«Номера восемь и десять - это пробки, - сказал Клист. «Все остальные - за переключение во дворе».

«Спасибо, - сказал Картер, а затем добавил, - за все».

«Удачи, мой герр».

«Если вы не получите от меня известий в течение суток, сожгите мой чемодан и все, что в нем».

Клист торжественно кивнул. Они стояли на набережной моста прямо у дороги. Клист повернулся и поплелся обратно к машине. Вдалеке раздался свисток поезда, сопровождаемый слабым стуком колес о рельс.

Клист остановился, не дойдя до вершины набережной, и обернулся. "Вы помните адрес в Восточном секторе?" он спросил.

«Четырнадцать Мариендорфштрассе».

"А Бранденбург?"

«В конце Унтер-ден-Линден. Найти его несложно».

Клист одобрительно кивнул. Поезд приближался. «Удачи», - повторил он.

Картер, с длинным цилиндром, свисающим за его спиной, начал трудный подъем вручную по балкам, образующим нижнюю часть моста.

Вдали качнулась фара двигателя. Он обогнул поворот в дальнем конце ярдов и сразу начал движение, которое должно было привести его под мост.

Картер, наблюдая за его продвижением и понимая, что может опоздать, начал карабкаться с балки на балку. Металл был мокрым от дождя и скользким под ногами. Дважды цилиндр зацепился за металлический каркас, и ему пришлось останавливаться и выдергивать его.

Большой паровоз пролетел под ним, когда он встал на место, задрожал мост и чуть не задохнулся выхлопными газами. За ними следовала вереница товарных вагонов с плоскими твердыми крышами, скользкими от дождя. Он смотрел, как они грохочут примерно на десять футов ниже, и задавался вопросом, не слишком ли быстро даже пятнадцать километров в час. Затем появились платформы с сельскохозяйственной техникой: тракторы с острыми блестящими плугами. Падение на них означало верную смерть.

Он посмотрел на поезд. Угол образовали ряд полувагонов, загруженных углем. Он распутал ремешок баллона и опустился, пока не повис на балке за руки. Он пропустил первое, рассчитав время на втором, затем отпустил. Он ударился о насыпь угля чуть ниже ее вершины, повалил ее и остановился, прислонившись спиной к стене машины. Он выпрямился и задумался. Костей не сломал, и упаковка выглядела целой. Он притянул ее к себе, поднял воротник против ветра и сел, чтобы ждать.

Двадцать минут спустя он почувствовал, как машины остановились. Они подошли к заставе на дороге. Заграждение из колючей проволоки высотой в десять футов тянулось вверх по набережной с обеих сторон, а на дороге стояли караулка и ворота. Ворота были открыты, и поезд наконец остановился прямо перед ними, без сомнения, чтобы охранник и инженер обменялись товарно-материальными записями.

Прошло десять минут, и поезд снова тронулся. Картер подождал, пока не миновал гауптвахту, затем выбросил цилиндр и прыгнул, приземлившись в высокую траву. Он побежал назад и достал цилиндр, затем вскарабкался по насыпи на дорогу.

Он сделал это. Он был в Восточном секторе. Теперь оставалось только найти здание, в котором должна была состояться встреча с Кобелевым, и разведать его. Если Кобелев появится в назначенное время, он его убьет. Если нет, и это была ловушка, по крайней мере, он знал бы об этом заранее.

Четвертая глава.

Сестра Мария-Тереза ​​преклонила колени перед распятием в часовне клиники Сен-Дени и пробормотала «Богородица». Прошло некоторое время с тех пор, как она молилась, и когда она обнаружила, что спешит, она остановилась и упрекнула себя в недостатке благочестия. Это был новый пациент на третьем этаже. Молодая женщина заставляла ее бегать весь день. После седьмого или восьмого подъема по лестнице ее суставы окоченели.

Опираясь скрюченной рукой на верх алтаря, она медленно выпрямилась, повернулась и уселась на одну из деревянных скамей позади нее. Затем со вздохом она откинулась на спинку кресла и уставилась на распятие, на самом деле не видя его, но сосредоточившись на нем как на фокусе комнаты, и позволила мыслям блуждать. Когда она это сделала, на ее лице появилось беспокойство.

Ее беспокоило насилие. Она почувствовала, как он приближается к Сен-Дени, точно так же, как в тот день 42 года, когда немецкий солдат пришел помолиться в грот в саду, и она увидела, как с его пальто капает кровь. В то время Сен-Дени был убежищем, выставочным центром для состоятельных девушек, искавших утешения в мире, который, казалось, потерял рассудок. Убийства и война происходили где-то в другом месте, в маленьких городках на юге и востоке, имена которых легко забывались. Здесь звонили четыре раза в день, утренняя вечерня, трапеза и вечерняя молитва, как и на протяжении веков. Были улыбки, иногда даже смех.

Потом они пришли, их толстые сапоги были покрыты грязью, с красными прожилками, волоча за собой мертвых и раненых прямо через сад, убивая цветы. Они создали госпиталь во имя Рейха, и в тот день перестали звонить колокола.

Сестра Мария-Тереза ​​тогда была не более чем послушницей с широко открытыми глазами - простой девушкой - и хотя она чувствовала такой же стыд и возмущение, которые испытывали другие, когда пришли немцы, она не понимала глубокого чувства потери, которую должна была почувствовали, когда она уступила без единого слова протеста.

Однако теперь она поняла это, и они снова шли, эти штурмовики. Они носили разную форму, говорили на другом языке, но они были такими же эгоистичными, нечестивыми людьми, которые вторгались, оскверняли, украли мир в мире, где мир был на грани исчезновения.

И все это было сосредоточено на этой новой девушке на третьем этаже.

Они сказали ей, что русская. Ха! Из аристократической эмигрантской семьи из Парижа. Эта девушка была аристократкой не больше, чем Жанна д'Арк. Сестра Мария-Тереза ​​была знакома с аристократами, когда была девушкой, баронами и баронессами, графами и графинями, и у этой девушки не было их чувства ответственности перед аристократией. Она была занудой со своей склонностью к американским сигаретам и нервозностью, которую она так старалась скрыть

. Она говорила по-французски, как школьница, и по-русски, как крестьянка.

И все же в целом ее беспокоила не девушка. Это были мужчины, которые предшествовали ей.

Двое из них в длинных твидовых пальто, волосы вдоль ушей и шеи плохо подстрижены. Они пришли за день до ее приезда, всегда держа руки в карманах, как поступают мужчины, когда им есть что скрывать. Они сказали, что хотели осмотреть больницу. Они представляли богатого промышленника, который должен был нанести визит и которому потребовались бы лучшие условия проживания, особенно уединение. Они выбрали Сен-Дени из-за этого. Он был немец, этот их хозяин, и находился под большим давлением, но не немец, которым они искалечили язык святого Августина. Это было что-то более гортанное, происходящее дальше на восток.

У одного из них под пальто был пистолет. Она заметила это, когда он потянулся за блокнотом для заметок: маленькое угольно-черное оружие, сверкавшее на солнце. Именно тогда она знала, что они придут снова, убийцы, которые убивали из-за денег, страны или какого-то другого ложного бога, и она знала, что больше не сможет бороться с ними. Она была слишком старой; она слишком привыкла к миру.

Пара фар осветила стену крохотной часовни. Кто это мог быть в такой час? - подумала она. Затем сердце ее старой монахини начало бешено биться в груди. Это были они! Девушка была здесь меньше суток, а они уже здесь! Она схватилась за спинку скамьи и с трудом поднялась на ноги. Она должна их остановить! Она должна запереть дверь!

* * *

Синтия Барнс смотрела, как фары разбегаются по стене. Ник! подумала она взволнованно.

Она натянула халат и скользнула в инвалидное кресло. Пора ему вернуться. У нее был список жалоб на это место размером с вашу руку, начиная с той седой старой монахини, которая приставала к ней днем ​​и ночью, и ему придется выслушать каждую из них.

Она подкатилась к окну, когда машина с треском остановилась на гравийном дворе внизу. Звук заставил ее остановиться. Это не был звук, издаваемый автомобилем, который неторопливо звонит. В этом была срочность, которая ей не нравилась. Это сигнализировало об опасности.

Две пары шагов, одна к двери, другая - по дороге. Вокруг спины? она думала. Почему Ник посылает кого-то прикрыть спину?

На стене появилась вторая пара фар, когда она услышала настойчивый стук человека в дверь. Сердце ее забилось в рот. Это был вовсе не Ник! Ловушка с наживкой сработала слишком рано. Слишком рано.

Монахиня у двери велела мужчине уйти. Все спали. Мужчина прорычал что-то по-русски, слишком невнятное, чтобы его слышать.

Синтия перекатилась к тумбочке, взяла пачку «Бенсон и Хеджес», вытащила одну и зажгла ее. Что ей было делать? Подождите?

Невозможность успешно выдать себя за чью-то дочь внезапно пришла ей в голову, вместе со всем, что она знала о Кобелеве, его безжалостности, его диким непредсказуемым нравом ... Сигарета начала неудержимо трястись.

В дверь послышался мягкий стук. «Мадемуазель, мадемуазель», - хриплым шепотом послышался женский голос.

"Это кто?"

«Сестра Мария-Тереза».

«Заходи. Заходи».

В комнату вошла старая монахиня. «Они пришли», - строго объявила она.

"Кто?"

«От кого бы вы ни убегали. Они догнали вас, и вы должны идти тихо. У нас не может быть насилия в клинике. У нас есть другие пациенты, о которых нужно думать».

"Я просила у вас защиты?" - холодно спросила Синтия.

«Нет, вы этого не сделали. Но, тем не менее, мы хотим, чтобы эти люди покинули территорию как можно скорее. Я помогу вам собрать ваши вещи». Она повернулась и начала медленно вытаскивать одежду из комода.

«Вы имеете в виду, что передали бы меня им, даже если бы знали, что они намерены убить меня?» - недоверчиво спросила Синтия.

«Это не касается меня или клиники. Внешняя жизнь наших пациентов - их личное дело. Бывают моменты, когда даже сестра Церкви должна смотреть в другую сторону».

«Большое спасибо», - пробормотала Синтия, вдыхая то, что осталось от ее сигареты.

Суматоха у входной двери утихла. Теперь по мраморной лестнице, ведущей на третий этаж, раздались слишком многочисленные шаги, чтобы их сосчитать.

«Что, если бы я сказал тебе, что они собираются убить меня?»

Старуха остановилась и на мгновение замерла со стопкой нижнего белья в руке. «Я бы не хотел знать». Она уронила одежду, затем наклонилась и вытащила самый нижний ящик.

«С ними мужчина. Русский. Человек, который хочет возглавить их тайную полицию. Он убил немало в свое время, и я уверен, что он без колебаний убьет меня».

Женщина снова остановилась, на этот раз более коротко. "Это не

моя забота, - решительно сказала она.

«У меня есть друзья, которые собирались защитить меня. Они вернутся. Вы должны им сказать».

Старуха покачала головой. «Я не могу. Вы не должны спрашивать меня».

В холле раздались шаги.

«Черт возьми, старушка, они не оставили мне оружия».

Старая монахиня бросила последнюю одежду на кровать и посмотрела на Синтию. Затем ее глаза смягчились, а губы сжались в массу морщин, как будто она что-то взвешивала в своем уме. Громкий стук в дверь заставил ее подпрыгнуть.

«Ты моя единственная надежда», - прошептала Синтия, пока старуха пыталась открыть дверь через комнату.

Двое здоровенных мужчин ворвались внутрь, едва не сбив сестру с ног. На них были одинаковые черные водолазки, а головы были гладко выбриты. Один держал направленный на старуху пистолет-пулемет, а другой быстро обыскал комнату.

Через несколько секунд вошел третий мужчина и остановился прямо в дверном проеме. Он был выше двух других, его манера держаться царственнее. Его белоснежные волосы были зачесаны назад со лба острым вдовьим козырьком, а из-под изогнутых бровей метались его темные глаза, вглядываясь во все с первого взгляда.

Синтия не нуждалась в представлении. Безумный блеск в этих глазах был очевиден. Это мог быть только сам Николай Федорович Кобелев.

"Татьяна!" - воскликнул он, когда эти глаза наконец остановились на ней.

Она попыталась заставить улыбнуться.

«Я не могу позволить тебе забрать ее», - сказала старая монахиня, выступая вперед.

"Почему?" - спросил Кобелев по-французски, повернувшись к ней в изумлении.

«Она находится в отделении больницы. Она должна оставаться здесь, пока врач не подпишет ее выписки. Мне очень жаль, но таковы правила».

«Меня не волнуют твои правила. Это моя дочь».

«Мне очень жаль, но я не могу этого допустить». Она протолкнулась между головорезом с пистолетом и оказалась прямо между Кобелевым и Синтией. «Она была глупой, - подумала Синтия, - но храброй. «Вы не имеете права врываться сюда и забрать одного из моих пациентов!» - рявкнула старуха. «У нас есть процедуры, которым нужно следовать, и их просто нельзя игнорировать».

Кобелев коротко рассмеялся, затем повернулся к Синтии. «Такова безопасность, которую обеспечивают вам американцы», - сказал он ей по-русски. Затем он сделал знак одному из своих людей, который схватил старуху за руку и оттащил ее с дороги.

"Вы не должны брать ее!" - закричала старая монахиня, топнув ногой по носку человека, который держал ее. Он поднял ногу от боли, она отстранилась и заковыляла к Кобелеву. «Во имя Церкви и всего святого для человека и Бога, я требую, чтобы вы немедленно покинули эти помещения!»

Она добралась до него и схватила за руку, хотя было не совсем ясно, сдерживать ли его или поддерживать себя. Глаза Кобелева сердито вспыхнули, и он быстрым кивком головы дал знак человеку с пистолетом. Произошла короткая очередь, и монахиня рухнула на кровать.

"Сестра!" Синтия скорбно крикнула, и Кобелев повернулся к ней широко раскрытыми глазами. И в этот краткий миг - недели работы бригады пластических хирургов, часы изучения фильмов Татьяны, то, как она двигалась, качала головой, держалась в кресле-каталке, запоминания всех известных фактов из своего прошлого и имитируя ее голос, пока каждая интонация и нюанс не были доведены до совершенства, не терялись. В этот мучительный момент она была Синтия Барнс, а не Татьяна Кобелева.

Пятая глава.

Картер выглянул из затемненного дверного проема штаб-квартиры Freie Deutsche Jugend, коммунистической молодежной организации. Улица была пустынна в обоих направлениях, если не считать машины, припаркованной у противоположного тротуара. Было ли это частным или официальным, было невозможно сказать через завесу падающего дождя, но он был занят. Из выхлопной трубы поднимался след выхлопных газов.

Пока ему везло. За два часа, которые он провел в Восточном секторе, он никого не встретил. В отличие от своего западного аналога, Восточный Берлин ночью практически безлюден. За исключением нескольких основных магистралей, выключены даже уличные фонари. Ему удалось пройти полторы мили до Бранденбургских ворот, проскользнуть в боковую дверь, подняться по кованой лестнице на крышу, спрятать свой цилиндр и ускользнуть незамеченным. Единственный человек, который мог его заметить, охранник, стоявший у ворот, чтобы следить за стеной, которая находилась всего в нескольких сотнях ярдов от него, не переставал жевать свой бутерброд.

Теперь оставалось только найти Мариендорфштрассе, оценить охрану, а затем, может быть, поспать где-нибудь на скамейке перед предстоящей конфронтацией с Кобелевым. По словам Клиста, Мариендорфштрассе лежала всего в двух кварталах к северу от его нынешнего положения. Он мог пройти его за минуту, но не хотел, чтобы его видели, а его испачканная углем одежда, почерневшие руки и лицо наверняка вызовут подозрения.

Дверь открылась в здании напротив, и продолговатый свет пролился на дождь.

. Двое мужчин и женщина, напевая и смеясь, подошли к машине, распахнули ее двери и сели в нее. Затем водитель выкатил машину на центр улицы, повернул налево и исчез. Картер подождал, пока он не услышал, как они переходят на третье место в следующем квартале, прежде чем поднял воротник пальто и двинулся по улице.

Несомненно, на Мариендорфштрассе для него была устроена ловушка. Он этого ожидал. Если бы он этого не сделал, он бы потерял уважение к Кобелеву. Хитрость заключалась в том, чтобы провести предварительную разведку, найти способ поставить ловушку, не попав в ловушку, и при этом подойти достаточно близко к Кобелеву, чтобы произвести выстрел.

Это была хорошая ставка, которую покажет Кобелев. Если информация о его падении престижа верна, это будет означать, что он не может доверить убийство Картера простому убийце. Он должен был прийти сам, чтобы убедиться, что работа сделана правильно. А когда он появится, Картер убьет его. На этот раз ошибки не будет.

На Мариендорфштрассе было темно, еще темнее, чем на других улицах, по которым он проходил. К тому времени было уже после четырех тридцать, и на других улицах загорелись огни, люди начали готовиться к выходу на работу в первые смены на фабриках вдоль Фридрихштрассе и Унтер-ден-Линден, которые открывались в шесть. Однако здесь не было таких огней. Здесь все было черным как чернила.

Даже номера домов не было видно. Если бы не дорожный знак на углу, указывающий, что это жилой квартал, он бы не знал, где найти номер четырнадцать. Картер предположил, что номер один начинается с южной стороны, а номер два - с севера, как и в большинстве городов, и начал отсчитывать числа на ходу.

На этой улице было что-то странно тихо. Его шаги казались глухими по тротуару, а сами дома, представлявшие собой не более чем черные очертания на чуть более сером фоне ночного неба, казалось, плывут, как корабли-призраки в черном море.

«Восемь… десять», - сосчитал он, потом его нога ударилась о что-то на тротуаре. Он наклонился. Камень, точнее, как он его рассматривал, сломанный пополам кирпич. «Странно, - подумал он, - в стране, которая обычно была такой чистой, что на улице валялся битый кирпич. Затем через него прошла струйка осознания, вкупе с предчувствием катастрофы.

Он побежал под номером четырнадцать. Он поднялся на несколько ступенек по дорожке и упал головой на груду кирпичей, досок и кусков штукатурки.

Кирпичи, доски и куски штукатурки - щебень! Стоя на четвереньках, он видел, что окна дома были не более чем зияющими дырами с серым небом за ними.

Кобелев его обманул! Здесь не было безопасного дома. Вся улица была не чем иным, как кладбищем разбомбленным снарядами, которое не расчищали с конца Второй мировой войны!

Но почему? Зачем отправлять его на охоту в Восточный Берлин? Чтобы не мешать ему, пока Кобелев проводит операцию в другом месте? Так и должно быть. Но где?

Дижон! Эта мысль поразила его с такой уверенностью, что он знал, что это должно быть правдой. Где-то в дамбе была дыра. Каким-то образом из какого-то источника, которого еще никто не узнал, Кобелев попал туда, куда перебрасывали его «дочь», и он решил схватить наживку, прежде чем они успеют запереть ловушку. Охраны там не будет еще двадцать четыре часа. Если бы он двинулся сейчас, он мог бы вальсировать и вальсировать без единого выстрела.

Картер вскочил на ноги и побежал, во рту пересохло от страха. Он должен был вернуться как можно скорее, потому что вскоре Кобелев узнает, что он схватил не Татьяну.

Он свернул за угол на Фридрихштрассе, освещенную, как Пятая авеню на Рождество, и прижался к зданию. Город оживал. В нескольких ярдах оттуда пекарь разгружал свой грузовик, а на следующем перекрестке проезжали машины. Он не мог больше использовать основные магистрали; ему придется держаться закоулков и надеяться, что его не заметят.

Он вернулся на Мариендорфштрассе и вскарабкался на груду щебня между двумя домами. На соседней улице в трех домах горел свет, а перед одним из них мужчина пытался оживить потрепанный BMW. Он проскользнул между двумя еще темными домами и начал перелезать через сетчатый забор. Он стоял на ней, собираясь прыгнуть в соседний двор, когда яростный лай послал заряд адреналина в его и без того бешено колотящееся сердце.

Он осторожно опустился, вытаскивая «люгер» из кобуры. Лай сменился низким угрожающим рычанием. Собака была где-то в тени, и, хотя ее было невозможно увидеть, животное казалось большим. Картер медленно двинулся влево, надеясь вывести зверя на свет, но оно устояло.

Насколько он мог разобрать, он находился в узком дворике, две длинные стороны которого кирпичные стены.

Концы, один на аллею, другой на улицу, были огорожены. Собака стояла между ним и концом улицы. Он всегда мог отступить тем же путем, которым пришел, подумал он, но не было никакой гарантии, что ему не оторвут половину ноги, при попытке перелезть через забор, и если у него будет штанина и только Бог знал-что-еще с разорванной, он мог бы идти вперед.

Он начал двигаться в том направлении, надеясь, что низкий грохочущий рык, который он слышал, был более опасным, как укус человека, когда в окне над головой вспыхнул свет. Замок открылся, и кто-то попытался открыть створку.

Картер бросился к противоположному забору. Он взобрался на него и собирался перевернуть ногу, когда острые зубы схватили его за лодыжку и не отпускали. К этому времени окно было приоткрыто, и за ним вырисовывался силуэт крупной женщины. "Wer ist da?" крикнула она.

Картер ударил прикладом пистолета по голове собаки, и животное упало.

Картер прыгнул и упал в ряды мусорных контейнеров, разбросанных и катившихся, лязгая во всех направлениях. Еще один свет загорелся в соседнем доме. Он вскочил на ноги и побежал сломя голову по тротуару.

Резкая боль в левой ноге заставила его хромать, замедлила его, но это его особо не беспокоило. Через несколько минут хозяин собаки поймет, что ее питомца нокаутировали. Тогда поднимут тревогу и сразу закроют границу. У него был план, как перебраться через стену, но это зависело от достижения Бранденбургских ворот и цилиндра до рассвета. Полицейская сетка между этим местом и воротами может сильно помешать ему. Тогда его единственной надеждой была скорость, прежде чем полиция сможет мобилизоваться, чтобы остановить его.

Он свернул на Фридрихштрассе, на этот раз не обращая внимания на свет, миновал киоски и пустые магазины и направился к Унтер-ден-Линден, в конце которой находились Бранденбургские ворота. Он задавался вопросом, есть ли в Восточной Германии бегуны. «Наверное, это настоящее зрелище», - подумал он, хромая, его руки и лицо почернели от копоти от угольной машины, но у него не было времени, чтобы это его беспокоило.

Автобусное и грузовое движение значительно увеличилось даже за это короткое время, и начали появляться частные автомобили. На часах на боковой панели «Министериум фюр Ауссенхандель унд внутренней Германии Генделя» было пять часов.

Он добрался до Унтер-ден-Линден, улицы, которую Фридрих Великий надеялся превратить в витрину Прусской империи, посадив четыре ряда лип в ее середине, и повернул налево. Листья уже разлетелись, а липы были похожи на тощие черные руки, цепляющиеся за ночное небо. Он помчался с тротуара, когда из-за угла свернул тяжелый груженый грузовик. Его рог заревел, и на мгновение Картер застыл на полпути, не зная, в какую сторону прыгнуть. Восемь огромных задних колес с грохотом стучали о тротуар, когда водитель пытался остановить его. Он не смог и свернул, врезавшись грузовиком в скамейку в парке и выкорчевав дерево.

Картер, слегка ошеломленный, наблюдал, как облака пара поднимались из массивного радиатора грузовика и терялись в сером тумане. Водительская дверь открылась, и из него вылез крупный мужчина, рукава рубашки которого были плотно закатаны через бицепсы.

«Ду…!» - начал он.

Картер снова побежал. Позади него кто-то крикнул: «Halten Sie!» и прозвучал выстрел. Второй выстрел, и прямо перед ним на асфальте внезапно появилась белая полоса. Впереди в тумане вырисовывались Бранденбургские ворота, не более чем в двух кварталах от него.

Грузовик с конвейером на заднем бампере, непрерывно перебрасывающий ящики с овощами в магазин, блокировал тротуар прямо впереди. Обойти вокруг означало широко развернуться на улицу и дать возможность на меткий выстрел тому, кто шел за ним. Картер решил спуститься под воду и нырнуть головой вперед, но прежде чем он смог подтянуться с другой стороны, пара сильных рук схватила его за плечи. Он подскочил, пытаясь ударить кулаком в живот, когда тот быстро сказал. «Ich bin ein Freund». Их взгляды встретились, и Картер немедленно принял решение довериться ему.

Он с силой развернул Картера и толкнул его к стопке пустых ящиков в переулке рядом с улицей.

"Хирин!" - прошипел он.

Картер втиснулся в ящик так сильно, как только мог, его щеки упирались в колени, его дыхание прерывалось короткими хриплыми вздохами.

Шаги остановились на тротуаре в нескольких футах от них. "Где он?" - задыхался голос на лаконичном немецком.

«За углом, сэр», - сказал продавец овощей.

"Ты врешь!" крикнул полицейский.

«Нет, сэр. Пожалуйста».

«Ты прячешь его».

«Я говорю вам правду, сэр».

Картер заметил следы одной окровавленной ступни, ведущей через тротуар к передней части ящика, где он скрывался. Он медленно вытащил «люгер» из пальто, чтобы взять его в руки на случай, если полицейский взглянет вниз.

"Он пошел в угол и повернул!"

Картер слушал, пока коп принимал решение, его сердце бешено колотилось в горле. Затем снова послышались шаги, и Картер увидел, как он в своей тускло-серой форме с обнаженным револьвером идет по улице, достигает угла и исчезает.

Когда он ушел, продавец овощей небрежно подошел и заглянул в ящик. Его взгляд остановился на «Люгере», затем на Картере. "Uber die Wand?" он спросил.

Картер кивнул. Да, он перелезал через стену.

"Кроме того, геэн зи!" Кивнув головой, он показал, что Картер должен идти.

Картер встал и на какой-то неловкий момент подумал, стоит ли ему поблагодарить этого человека. Но продавец, похоже, потерял к нему всякий интерес. Он повернулся спиной и бросал ящики с капустой в стопку прямо у двери.

Картер резко повернулся и побежал по мокрому тротуару к другому концу переулка, остановился, чтобы взглянуть вверх и вниз по улице, затем направился прямо к Бранденбургским воротам.

Огромное строение было отчетливо видно в конце блока: массивная плита из раствора и мрамора, поддерживаемая двенадцатью каменными колоннами, залитыми прожекторами. На крыше статуя Мира гнала четырех лошадей к центру Берлина.

Он остановился у краеугольного камня большого здания и осмотрел площадь. Ничего не двигалось. В дальнем конце стояли Бранденбургские ворота, а за ними - мотки колючей проволоки, обозначающие полосу смерти, ведущую к стене. Сирены звучали на улицах позади него, не более чем в нескольких кварталах от него, и, пока он прислушивался, он услышал шаги.

Он побежал по открытой дороге, не обращая внимания на боль в ноге. Достигнув боковой двери вспомогательного здания ворот, он плотно прижался к косяку и оглянулся на площадь. Все было тихо. Никаких следов движения.

Какое-то время он стоял там, тяжело дыша, благодарный, что зашел так далеко, и клялся себе, что если он когда-нибудь снова увидит Кобелева, то он от всей души заплатит за это неудобство. Затем он попытался открыть дверь.

Он был таким раньше, когда спрятал цилиндр. Он вскрыл замок, а затем, вернувшись, заклинил засов ватным куском обложки от спичечного коробки. Когда он потянул ручку, она открылась при малейшем нажатии. Он проскользнул внутрь и снял картонную пачку, чтобы убедиться, что дверь за ним закрылась.

В комнате было темно как смоль, если не считать полоски света, которая исходила из-под другой двери примерно в двадцати футах от них. Это было складское помещение исторического музея, которое было пристроено к воротам. Картер подошел ко второй двери, открыл ее, затем прошел за витрины музея и поднялся по кованой железной лестнице, которая вела наверх через потолок.

Он нашел эту лестницу раньше и знал, что она ведет на крышу. Он также знал, что там наверху есть наблюдательный пункт, где охранник с биноклем держал постоянное бдение на стене. В первый раз ему не составило труда проскользнуть мимо него, но, без сомнения, к настоящему времени этот человек был предупрежден о том, что поблизости находится беглец.

Картер поднялся по лестнице так тихо, как только мог, и, когда он подошел к тяжелой металлической двери наверху, медленно открыл ее. Сквозь трещину он увидел бункер из мешков с песком, в центре которого был установлен пулемет на треноге. Портативное радио воспроизводило отрывки из популярной музыки, а на чьем-то месте лежала открытая книга. Все приспособления для жилья и без жителя. Где был охранник?

Картер приоткрыл дверь немного шире. Он уже собирался высунуть голову, когда резкий рывок вырвал дверную ручку у него из рук и повалил на крышу. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как приклад ружья метнулся ему в лицо. Он повернулся, и приклад ударился о плитку в нескольких дюймах от его уха. Солдат попятился, чтобы еще раз попытаться, но Картер ударил левым кулаком по мягкому замазанному лицу мужчины. Его нос сломался, и он уронил винтовку. Затем Картер прижал ноги к груди мужчины и подпрыгнул, отбросив его назад. Его голова с глухим лязгом ударилась о металлическую дверь, и он упал вперед, ошеломленный, но не потерявший сознание.

Картер был на нем через секунду. Он вытащил «люгер» и врезал его к основанию черепа. Затем он повернулся, чтобы убедиться, что никого больше нет.

Он притащил тело охранника к мешкам с песком и выглянул на улицу. Две военные машины сходились к КПП «Чарли», который находился прямо перед Бранденбургскими воротами. На блокпосте шесть или семь солдат с привязанными к спине автоматами стояли в тусклом свете будки охранника и разговаривали. Небо над головой было тускло-серым, только что озарившимся первыми лучами рассвета. Картер с беспокойством изучал небо. Сейчас или никогда.

Он вытащил свой цилиндр из того места, где он спрятал его под колесницей огромной статуи, и поднес его к краю крыши. Стоя на четвереньках, он расстегнул молнию на оболочке матрицы и снял ее. Затем он разложил длинные листы нейлонового тента и начал вставлять тонкие металлические стержни, которые он поместил в сердечник цилиндра.

За несколько минут сборка была завершена: единственное, двенадцатифутовое крыло, похожее на летучую мышь, с алюминиевой рамой под ним, на которой можно было обезопасить себя - дельтаплан, столь же совершенный и управляемый, как любой, когда-либо украшавший солнечное побережье Калифорнии, только портативный, как зонтик.

Единственная его удача заключалась в том, что ветер дул с востока на запад - через стену. Он поднес свое изобретение к краю и после некоторых предварительных испытаний доверился воздуху. Левое крыло опасно наклонилось, и на мгновение он подумал, что упадет, но затем восходящий поток перед массивными воротами подхватил его и поднял ввысь.

Его сердце трепетало от высоты полета. Земля внизу, военные седаны, которые теперь извергали новые войска перед блокпостом, люди, которые уже были там, нюхали воздух в поисках его запаха, как собаки, пулеметы наготове, - все это бесшумно проскользнуло мимо, когда он незаметно плыл по воздуху в Западный Берлин.

Шестая глава.

Оказавшись на земле, Картер пошел прямо к Клисту, забрал свою сумку, принял душ и по телефону, проверив его, что он чист, позвонил Хоуку. На восточном побережье было уже за полночь, но Хоук ответил по первому гудку.

«Сегодня вечером мы получили неприятное небольшое послание от Кобелева». - сказал Хоук после того, как ответил на начальный шквал вопросов Картера и подтвердил его худшие опасения по поводу того, что случилось с Синтией. «Судя по всему, он держит девушку на борту Восточного экспресса. Он говорит, что хочет, чтобы его дочь была передана ему, иначе он ее убьет. Мы должны принять решение, пока поезд не прибудет в Стамбул».

«С железнодорожными властями связались? А как насчет местной полиции?»

«Все они готовы к полному сотрудничеству. Вначале у нас были небольшие проблемы, но телефонный звонок главы государства в каждую из вовлеченных стран вскоре все уладил. Немного президентских мускулов может творить чудеса. В любом случае. Похоже, Кобелев захватил поезд. Он никого не отпускает и не садится, хотя позволяет поезду делать запланированные остановки. Либо это, либо беспорядочное движение поездов по всей Европе ».

"Как мне попасть на борт?"

«Это то, над чем вам придется работать с Леонардом Саутби. Он владелец поезда. Я договорился, что вы встретитесь с ним в баре отеля Sacher в Вене сегодня в два часа дня. Когда я разговаривал с ним сегодня вечером он был готов мобилизовать НАТО, чтобы вернуть свой поезд. Потребовалось немало убеждений, чтобы заставить его позволить нам справиться с этим по-нашему. Боюсь, если он будет висеть у этого бара слишком долго, он начнет говорить о ядерной войне снова и не будем в какой-либо форме, чтобы помочь нам ".

"Да сэр."

«Между прочим, Ник, я сожалею об этой маленькой неудаче. И это то, что она есть, неудача. Давайте не будем обманывать себя».

Признание ошибки было редкостью для Хоука. Это свидетельствовало о серьезности ситуации, и Картер отнесся к ней с должной осторожностью.

«Я уверен, что это сработает».

«Возможно. Возможно, нет. В любом случае наша первоначальная цель была достигнута. Кобелев вышел из-за своего занавеса безопасности. Теперь он доступен, и мы все еще можем его взять».

"Да сэр."

«Человека нужно взять, N3. Должен, любой ценой».

«Я понимаю это, сэр».

Прежде чем Хоук позвонил, двое мужчин продумали логистику, которая понадобится Картеру в следующие несколько дней. Хоук предоставил список оперативников AX в городах вдоль маршрута поезда и номер, по которому Картер мог позвонить в Вашингтоне, если у него возникнут проблемы. Они сошлись во мнении, что Вена - хороший выбор для посадки на поезд, так как до Берлина всего полчаса на самолете, и Картер перед отъездом сможет отдохнуть несколько часов у Клиста.

Потом, когда все дела были закончены, и сказать было нечего. Хоук задержался на своем конце провода. «Береги себя», - наконец сказал он.

Картер почувствовал, что он серьезно. «Я буду. Спасибо, сэр».

Клист, который сидел на краю своего кресла и слушал, как Картер закончил разговор, резко встал и пошел на кухню. Когда он вернулся, он нес поднос, заваленный немецкими блинами, сосисками и литровой кружкой крепкого пива. «Моя жена приготовила это до того, как пошла на работу. Они грелись в духовке. Я застелю постель, пока ты ешь».

* * *

Картер поел, подготовился к поездке и поспал. Через несколько часов Клист разбудил его и отвез в аэропорт. Когда он садился в свой самолет, Клист крепко пожал ему руку и сказал, что было приятно работать с ним. Между проводами Клиста и прощанием Хока по телефону Картер задумался, действительно ли кто-нибудь ожидал, что он вернется с этого задания живым.

В Вене он сошел с самолета, поставил багаж и поймал такси до отеля Sacher.

Леонард Саутби сидел в баре, сгорбившись над стаканом виски. Рядом с ним сидел невысокий мужчина в больших очках.

«Мистер Велтер, - сказал Саутби, представляя его после того, как Картер сел, - из нашего отдела по связям с общественностью». Картер заметил, что очки добились дружеского эффекта, поскольку были слишком маленькими, чтобы считаться комичным.

Велтер резко кивнул. Очки были дружелюбными; Беспорядка определенно не было.

«Я недоволен, мистер Картер», - продолжил Саутби, жестом показывая бармену, чтобы он принес Картеру выпить и освежить его. «Вы лучше, чем объединенные полицейские силы Франции, Германии, Австрии, Венгрии, Югославии и Болгарии, потому что вы собираетесь сделать невозможное. Вы собираетесь вернуть мой поезд».

«Иногда один человек может сделать то, что не могут сделать многие», - сказал Картер. «Что касается возврата вашего поезда, скажем так. Мы с вами оба заинтересованы в том, чтобы Николай Кобелев был удален с поезда».

"Ты слышал это, Сидни?" - громко спросил Саутби, обращаясь к Велтеру. «У нас есть взаимный интерес. Мистер Картер и я. На карту поставлен поезд за десять миллионов долларов, не говоря уже о жизнях ста пятидесяти пассажиров, оплачивающих проезд, за которых я несу юридическую ответственность, и мистер Картер хочет поговорим о наших взаимных интересах. Уходите, мистер Картер, - сердито сказал он, оборачиваясь. «Меня не интересует человек, интересы которого не совпадают в точности с моими. Я не доверяю правительственной марионетке. Вы, люди, всегда стремитесь защитить свои драгоценные государственные секреты. Я все время покупаю и продаю вам подобных. Я хочу, чтобы у меня был человек, который будет делать то, что я ему говорю ».

Картер спокойно взболтал лед в своем напитке и положил палочку для напитка на стойку. «Боюсь, ты застрял со мной».

«Я не застрял, сэр! Я могу быть усталым, переутомленным, даже наполовину пьяным, но я не застрял. У нас есть способы справиться с этим видом терроризма в Европе - люди, обученные самими террористами, которые достаточно просвещены, чтобы понимать, что деньги важнее идеалов. Я могу позволить себе купить нескольких из этих людей и вернуть поезд в срок до того, как он достигнет Белграда ».

Картер внимательно посмотрел на Саутби через край своего стакана. Очевидно, мужчина был на грани нервного истощения. «Видимо, они не сказали вам, с кем имеем дело», - сказал он, поставив свой напиток на стойку. «Николай Кобелев - не обычный террорист. Он русский. Из КГБ. Я уверен, что все люди вокруг него подобраны. Эффективные убийцы, каждый из них. Чтобы справиться с этим, нужен определенный талант, скажем так, талант. Не покупайте, мистер Саутби, любой ценой. Я не думаю, что Кобелев заинтересован в вашем поезде как таковом. Он просто предоставляет средства для достижения более высоких целей, а именно для возврата его дочери, которая находится под нашей опекой, и ему предоставляется возможность отомстить мне. Он поедет на вашем поезде в Стамбул, где он, несомненно, принял дополнительные меры для его перевозки в Россию, а затем оставит его. С другой стороны, если его цель - взорвать ваш поезд - , он сделает это без малейшего колебания. Если Кобелеву удастся вернуть свою дочь и устранить меня, он далеко продвинется к тому, чтобы заполучить то, что он действительно хочет ».

Суровое выражение лица Саутби смягчилось. Подобно многим мужчинам, которые часами сидели в баре, барахтаясь в своих проблемах, его настроение быстро изменилось от гнева до сентиментального жалости к себе. «Мне очень жаль, мистер Картер, правда, но Восточный экспресс - это моя жизнь. Когда я впервые купил его, он представлял собой развалившуюся ржавую кашу, направлявшуюся на свалку. Я вытащил ее из забвения. Я тщательно восстановил каждый дюйм его тела, обернул ее сиденья новой кожей, новыми шторами; я нанял лучших мастеров по дереву в Европе, чтобы отремонтировали его интерьер. В этом поезде нет новых вагонов. Он в точности такой, какой был в 1929 году, в период его расцвета. я вложил в него состояние и нажил на нем состояние. Он моё дитя ".

«Все это очень трогательно, - сухо сказал Картер, - но не к делу. Что мне нужно от тебя, Саутби, так это способ сесть на него, чтобы меня не сразу узнали».

Саутби быстро осушил свой напиток и с тяжелым вздохом поставил стакан на стойку. «Велтер и я обсуждали это, - сказал он. «Вена - это место для ужина. Мы подумали, что есть способ отравить еду».

«Вряд ли, - сказал Картер, - если вы не хотите отравить всех в поезде, и все они начнут есть в один и тот же момент. Но что вы подразумеваете под остановкой на обед? Я думал, там были вагоны-рестораны».

«Есть. Видите ли, Восточный экспресс больше не пассажирский поезд как таковой, в том смысле, что люди садятся и выходят на разных остановках. Это пакетный тур. Вы покупаете билет в Париже и едете через него. в Стамбул. Конечно, по пути есть массовки. Сегодня должен был быть ужин здесь, в отеле для всех пассажиров, потом вечер в опере. Естественно, с учетом последних событий все это было отменено.

Но мы связались с Wagon Lits, который занимается нашим кейтерингом, и они согласились прислать одного из своих поваров из парижского офиса. Мы должны поддерживать внешний вид. Мы договорились, чтобы он сел здесь и готовил изысканные блюда прямо в поезде ».

«И Кобелев с этим согласен?»

«О, он был очень любезен. Сказал, что был бы полностью готов позволить нам выпить и пообедать в лучшем стиле, который может предложить Европа, если мы этого хотим».

"Я могу представить. Этот повар, когда он приедет?"

«Он сейчас здесь, в нашем филиале. Он должен попасть на борт в четыре».

«Позвони ему. Скажи ему, что он может вернуться в Париж. Я займу его место сегодня вечером».

"Если вы настаиваете." Велтер сочувственно обнял Саутби за плечо.

«Ни о чем не беспокойтесь, - сказал Картер.

Саутби застонал.

* * *

Картер нашел повара, пухлого, добродушного человечка, сидящего в кресле с прямой спинкой в ​​передней части офиса Special Tours, Inc., в черном пальто, накинутом на плечи, и потрепанном чемодане у его ног. Он сказал Картеру, что ему приказали вернуться домой, обстоятельство, с которым он, казалось, смирился, как будто его мир состоит из противоречивых приказов: сделать одно, а затем повернуться и сделать противоположное без каких-либо объяснений.

От него Картер узнал то, что туристический персонал знал с самого начала, но никогда не проникал в высшие эшелоны управления. Машинист поезда, например, принадлежал к нескольким организациям коммунистической партии в Париже; а накануне вечером, когда Кобелев остановил поезд на перекрестке недалеко от Дижона, было решено, что он был в союзе с ними. С тех пор он исчез, а поездом управлял один из людей Кобелева. Картер сделал мысленную заметку, чтобы этого человека подобрали и допросили.

Он также узнал, что Синтия все еще находится в инвалидном кресле, и когда она садилась в нее накануне вечером, она казалась ошеломленной или пьяной. Картер принял это за наркотики. Шеф-повар слышал это от женщины в офисе, которая поддерживала радиосвязь с поездом до того, как русские захватили всю связь на борту. Картер добавил еще одну записку, чтобы поговорить с ней перед отъездом.

Шеф-повар сообщил, что Синтию охраняли Кобелев и двое его людей в вагоне-салоне, который находился в середине поезда, и что четверо других, двое с автоматами, циркулировали среди других пассажиров. Это означало, что всего восемь россиян, включая человека за штурвалом.

Когда он почувствовал, что узнал все, что мог, от шеф-повара. Картер извинился, вышел на улицу и нырнул в небольшое бистро на улице. Он купил бутылку коньяка и два стакана. Когда он вернулся, он и шеф-повар выпили тост за здоровье друг друга, а также за здоровье президента Миттерана и большей части французского парламента, прежде чем шеф-повар должен был отправиться на вокзал, чтобы добраться до Парижа. Перед тем как он ушел, шеф-повар бурно его поблагодарил, и Картер подарил ему оставшуюся бутылку.

Картер смотрел, как такси прячется за углом, мужчин, которых он вошел, чтобы поговорить с женщиной за столом. Именно она разговаривала с железнодорожным составом по радио, и, хотя ее отвращение к русским и тому, что они сделали, было достойным восхищения, она не смогла ничего добавить к тому, что уже сказал ему повар. В конце концов она сказала, что если он собирается стать поваром, ему понадобится форма, и дала ему адрес магазина на Шиллерштрассе.

Портной в магазине оказался молчаливым и эффективным, как и большинство немецких профессионалов; для переделки пиджака было достаточно мелка вдоль рукава и другого поперек куртки, но вот брюки - другое дело. Картер отвел этого человека в сторону и объяснил его весьма особенную проблему.

Он держал «люгер» в кожаной кобуре, которая блестела от постоянного обращения. «Обычно, видите ли, я ношу ее здесь». Он держал кобуру под мышкой. «Но я могу закрепить ремни вокруг талии вот так». Он надел кобуру, как пояс, и повернул пистолет, пока тот не уперся ему в поясницу. «Это затрудняет их поиск при поиске. Тогда мне нужно немного лишнего места в штанах, чтобы прикрыть это. Может быть, вставка или две».

Портной кивнул и быстро измерил пистолет и талию Картера с пистолетом на месте. Затем он ушел, а Картер сел в кресло перед магазином и начал читать ежедневную венскую книгу, которую он нашел лежащей напротив.

В газетах ничего не было ни о поезде, ни о похищении, и это его обрадовало. Очевидно, власти сотрудничали, как и сказал Хоук.

Менее чем через час форма была готова. Картер примерил его, и пиджак и брюки подошли идеально. Даже Вильгельмина была практически незаметной в V-образном мешочке за его спиной. Белая поварская шляпа, и он легко мог бы сойти за выпускника Cordon Bleu.

Он поблагодарил портного и велел завернуть его униформу.

Затем он снова оделся в свою уличную одежду, собрал пакеты и ушел. На обратном пути в тур-офис он купил подержанный кожаный чемодан с наклейками из европейских курортных городов.

Он надел униформу в маленькой умывальной в задней части туристического офиса, затем вытащил все американские лейблы со своей одежды и упаковал их в старый чемодан. Потом надел поварскую шляпу и посмотрел на себя в зеркало.

Он чувствовал себя немного смешным, но этого следовало ожидать. Большой вопрос: узнают ли его? Кобелев, конечно, сразу узнал бы его, встречая его раньше, но он был вполне уверен, что Кобелев не будет проводить предварительную проверку. По словам шеф-повара, членам экипажа поезда, которые отработали вдвое больше своей обычной смены, разрешили выехать в Зальцбург, а замене разрешили подняться на борт (что дает некоторое представление о важности, которую Кобелев придавал своему личному комфорту). Эта замена была проверена лишь самым беглым осмотром большого русского гвардейца, которого повар описал («Grand, monsieur, très grand. As beeg as le grand Charles. Beegair.») И которого Картер был уверен, что он ». никогда не видел. Все это, конечно, предполагало, что этот охранник - кем бы он ни был - никогда не видел фотографии Картера, и хотя Картер сделал профессиональным предостережением никогда не фотографироваться, делать ставку на то, что сделала российская разведка, всегда было рискованным делом.

Во всяком случае, он чувствовал, что ему не нужно больше плацдарма, кроме простого доступа к поезду. Однажды он найдет Кобелева и сделает то, что должен.

Когда он смотрел на свое отражение, в его голове проносилось несколько вещей, в том числе тот факт, что Кобелев был самым способным противником, с которым он когда-либо сталкивался. На мгновение эта мысль заставила его встревожиться. Но затем он почувствовал, как Гюго привязан к его руке, Вильгельмина к его пояснице, а Пьер в сумке высоко на его бедре, и его утешение было в том, что они были рядом.

В конце концов, он был хорошо обучен. Хоук позаботился об этом. Курсы повышения квалификации по стрелковому оружию и противопехотным технологиям каждые шесть месяцев, не говоря уже о постоянных тренировках, чтобы поддерживать себя в отличной физической форме. И его инстинкты тоже, отточенные бесценный опыт - миллион утонченность искусства агента осуществляется годами размола повседневной жизни. Короче говоря, он был лучшим, что могла предложить американская сторона.

К сожалению, подумал он, упаковывая чемодан, лежавший поперек сиденья унитаза, Кобелев тоже был лучшим, что было на их стороне.

Снаружи женщина за столом взволнованно рассказала ему, как ей повезло найти подходящее удостоверение личности. Один из носильщиков потерял свой паспорт на борту самолета, его нашел обслуживающий персонал и оставил в офисе. У него даже была карточка французского союза кейтеринга. Конечно, сказала она, только близорукий таможенник в туманный день мог подумать, что мужчина на фотографии и Картер - одно и то же, но все же это давало ему возможность моргнуть на случай, если его спросят.

Картер, у которого были свои фальшивые документы, не мог заставить себя разочаровать ее. Он поблагодарил ее кончиком поварской шляпы и засунул паспорт в нагрудный карман пиджака. Затем он попрощался и вышел за дверь.

В двух кварталах от отеля Osterreicher он поймал такси и велел водителю отвезти его в штаб-квартиру венской полиции. Водитель свернул на Гетештрассе и резко остановился перед зданием, поросшим горгульями. Картер вышел из кабины и вошел.

На стойке регистрации он представился американским агентом, приехавшим управлять похищенным поездом. Его немедленно проводили к суперинтенданту, который оказался невысоким лысеющим мужчиной с прусскими усами. Начальник полиции изучил свои бумаги, затем швырнул их обратно через стол. Он сказал, что предположил, что Картер переоделся и пришел готовить ему ужин.

Картер заверил его, что не будет пытаться захватить поезд, находясь на венской земле, и суперинтендант спросил, может ли он распространить это действие на всю Австрию и не двигаться против русских, пока поезд не достигнет австро-венгерской границы где-то в утро. В конце концов, пояснил он, у русских по-прежнему хорошие отношения с венграми, и нужно жить со своими соседями, не так ли? Его друзья из госбезопасности были бы признательны.

Картер согласился на просьбу суперинтенданта, хотя по правде говоря, он не имел ни малейшего представления о том, что он собирается делать на борту. Затем суперинтендант позвонил и, когда он повесил трубку, сказал Картеру, что ему разрешено садиться в поезд, когда он пожелает. Картер поблагодарил его и ушел.

Удивительно, но поезд не был окружен полицейскими баррикадами и толпами зевак, как ожидал Картер. Все пятнадцать вагонов Восточного экспресса.

освещая свой блестящий черный старинный паровоз, стояли на боковых рельсах в дальнем углу железнодорожной станции, ожидая, когда он сможет вернуться на свое запланированное место в схеме европейского железнодорожного сообщения, и хотя движение было видно за пыльными окнами вагонов, территория вокруг поезда казалась безлюдной. Тем не менее, когда он переходил рельсы, ему казалось, что за ним наблюдают.

Ощущение подтвердилось, когда дверь открылась в небольшой ветхой хижине неподалеку, и полицейский в типичном австрийском шлеме, похожем на те, что носила кайзеровская армия в Первую мировую войну, вышел, чтобы перехватить его. "Кто ты?" - спросил он по-немецки.

«Шеф-повар», - ответил Картер. Он не знал, был ли полицейский проинформирован о происходящем или нет.

«Ваши документы».

Картер вручил ему паспорт, который дала ему женщина в туристическом офисе. Мужчина изучил ее, покачал головой и вернул ее. «Я не знаю, что вы думаете, что вы меня дурачите», - сказал он с отвращением. «Спецназ. Секретность. Ерунда, если вы спросите меня. Бейте их сильно и быстро. Именно так мы поступали бы в старые времена».

Картер кивнул, хмыкнул, сунул паспорт носильщика обратно в карман куртки и продолжил свой одинокий путь к поезду.

Он выбрал средний вагон, швырнул сумку на верхнюю часть трапа и собирался подняться наверх, когда из темноты наверху лестницы появился курносый револьвер. Ствол был размером с базуку. Картер поднял руки и отступил. ...