Эрл Стенли Гарднер Дело о предубежденном попугае

Глава 1

Перри Мейсон сердито посмотрел на пачку писем, к которым была приложена бумажка со словами: «Важная корреспонденция, требующая ответа».

Делла Стрит в белоснежной блузке напоминала энергичную медсестру, ассистирующую при сложной операции. Деловито-озабоченным голосом она сообщила:

— Я их все тщательно просмотрела, шеф. Верхние письма вы просто обязаны прочитать и дать на них ответ. Половину пачки снизу я уже убрала.

— Что это за половина пачки? — с любопытством спросил адвокат.

— Ту корреспонденцию мы получили уже давно, шеф. Слишком давно.

Мейсон откинулся в своем вращающемся кресле, скрестив длинные ноги, лицо его приобрело особенное выражение, словно он занимался перекрестным допросом свидетеля.

— Отвечайте-ка без уверток, мисс Делла. Те письма находились раньше в ящике вместе с «важной корреспонденцией»?

— Да, сэр.

— И вы периодически просматриваете этот материал?

— Да.

— И исключаете из него все, что не требует моего личного вмешательства?

— Ну да.

— И сегодня утром, двенадцатого сентября, вы изъяли большую пачку корреспонденции из этого ящика?

— Совершенно верно, — подтвердила Делла, ее глаза лукаво поблескивали.

— Могу ли я узнать, сколько писем?

— Пятнадцать-двадцать.

— Вы сами на них ответили?

Она с улыбкой покачала головой.

— Что же вы с ними сделали?

— Переложила в другой ящик.

— В какой?

— С устаревшей корреспонденцией.

Мейсон довольно хохотнул.

— А ведь это прекрасная мысль! Сначала поместить запросы в «важные», требующие немедленного ответа, и пусть они там лежат до тех пор, пока время не лишит их актуальности, тогда их можно со спокойной душой сплавить в «устаревшие». Таким образом отпадает необходимость вести переписку, можно не волноваться, не расходовать умственную энергию на сочинение ответов, на всю эту писанину, которую я ненавижу… — Он продолжил свой монолог: — Вещи, в свое время казавшиеся необычайно важными, постепенно утрачивают свое значение. Это напоминает телеграфные столбы, убегающие от пассажира, который следит за ними из вагона скорого поезда. Сначала они поражают своими размерами, но потом превращаются в невидимую точку где-то на горизонте. То же самое случается с большинством вещей, которые нам представляются значительными.

Делла смотрела на него широко раскрытыми невинными глазами.

— Действительно ли столбы уменьшаются в размере, шеф, или же нам это только кажется?

— Разумеется, они не уменьшаются, просто мы от них удаляемся. На месте старых появляются новые, которые и завладевают нашим вниманием. Столбы всегда одинаковы. Но по мере того как ты от них удаляешься, они… — Спохватившись, он сказал: — Одну минуточку. Не пытаетесь ли вы указать мне на ошибочность моих рассуждений?

Видя ее торжествующую улыбку, он поморщился.

— Мне недавно сказали, что спорить с женщиной бесполезно. Ладно, мисс лисичка, берите-ка свой блокнот, мы сейчас ответим на эти проклятые письма!

Он развязал тесемку, распечатал самое верхнее письмо, которое оказалось от известной адвокатской конторы, просмотрел его и распорядился:

— Напиши им, что меня это дело не интересует, даже если бы они удвоили гонорар. Банальное убийство. Молодой женщине наскучил старик муж, она застрелила его, а теперь стонет и плачет, будто он напился и хотел ее избить. Она прожила с ним целых шесть лет, его пьянство для нее не новость, а рассказы о том, что он хотел ее убить, не совпадают с показаниями других свидетелей.

— Что из сказанного я должна написать? Нужно ли сообщить твои соображения по делу?

— Только то, что я не заинтересован в их предложении. Бог мой, еще одно… Мошенник, уговоривший целую группу людей приобрести необеспеченные акции, жаждет, чтобы я доказал, будто он действовал в рамках закона! — Мейсон сердито отодвинул в сторону всю пачку. — Знаешь, Делла, мне бы хотелось, чтобы публика научилась отличать солидного адвоката, представляющего людей, обвиненных в преступлениях, от адвокатишки, который всего лишь безгласный соучастник в дележе прибылей от преступлений.

Я никогда не берусь за дело, пока у меня нет внутренней уверенности в том, что мой клиент не мог совершить предъявленного ему преступления. Но если я пришел к такому выводу, я не сомневаюсь, что должно быть какое-то несоответствие между самыми, казалось бы, бесспорными уликами и теми выводами, которые на их основании сделала полиция. И я нахожу это несоответствие.

Делла рассмеялась.

— В этой интерпретации ваши обязанности скорее смахивают на работу детектива, чем защитника.

— Нет, это совсем разные профессии. Детектив только собирает вещественные доказательства. Постепенно он приобретает опыт и знает, где и что надо искать, к кому за чем обращаться и как действовать. Ну, а адвокат объясняет эти вещественные доказательства, связывает их одно с другим. Он мало-помалу узнает…

Его прервал звонок телефона, стоявшего на столе у Деллы Стрит. Сняв трубку, она послушала, попросила минуточку подождать и затем, прикрыв рукой трубку, повернулась к Перри Мейсону.

— Вы хотите видеть некоего Чарлза Сейбина по вопросу величайшей важности? Мистер Сейбин говорит, что готов уплатить любую сумму за консультацию.

— Смотря чего он хочет. Если это дело об убийстве, я его приму. Но если ему желательно, чтобы я занялся каким-нибудь нудным спором о наследстве или земельной тяжбой, тогда нет… Стоп! Как его зовут?

— Сейбин. Чарлз Б. Сейбин.

— Где он сейчас?

— В холле.

— Пусть подождет пару минут. Узнай, не родственник ли он Фремонту К. Сейбину.

Делла задала этот же вопрос по телефону, и дежурная справилась у посетителя. Выяснилось, что это родной сын мистера Фремонта К. Сейбина.

— Я приму его, — сказал Мейсон, — но только минут через десять. Иди посмотри на него, Делла, и отведи в юридическую библиотеку. Пусть он там посидит. Принеси мне утренние газеты. Это, дорогая моя, весьма любопытный случай…

Нагнувшись за газетой, Мейсон нечаянно сбросил со стола всю пачку важной корреспонденции, даже не обратив на это внимания.

Отчет об убийстве Фремонта К. Сейбина занимал почти всю первую страницу, на второй и третьей были помещены его фотографии. Сразу было видно, что это человек незаурядный и волевой.

Известные факты в газете были преподнесены так, что невольно будоражили воображение:

Фремонт К. Сейбин, эксцентричный миллионер, в последнее время отошел от дел и передал все в ведение сына Чарлза, сам же превратился в затворника. Иногда он отправлялся путешествовать в машине военного образца, не слишком комфортабельной, но маневренной, останавливался в кемпингах, знакомился с другими туристами, рассуждал о политике, обменивался мнениями. Никто из его путевых знакомых не догадывался, что этот человек в засаленном дорожном костюме, застенчивый, со спокойными серыми глазами, является владельцем по крайней мере двух миллионов долларов.

Порой он исчезал на несколько недель, бродил по книжным магазинам, заходил в библиотеки, живя в том нереальном мире, который создавали книги. Библиотекари принимали его за отставного клерка.

Последнее время он часто бывал в своей горной хижине, стоящей на поросшем корабельными соснами склоне, неподалеку от бурного ручья. Там он мог сидеть целыми часами на пороге, вооружившись морским биноклем, наблюдая за жизнью птиц, приручал белок и бурундуков, читал книги и требовал только одного — чтобы его оставили в покое.

Ему недавно исполнилось шестьдесят. Он представлял собой странную фигуру, поскольку редко кто способен отказаться от всего того, что дают деньги и положение в обществе. А ведь у него были неограниченные возможности. Кстати, он не был сторонником филантропии, считая, что милостыня развращает человека. Каждому дано достичь успеха, будь у него на то желание и настойчивость. А если человек привыкает полагаться на внешнюю помощь, у него постепенно ослабевает сила воли.

Газета поместила интервью с Чарлзом Сейбином, сыном убитого, в котором тот пытался объяснить отцовский характер. Мейсон прочитал его с большим интересом. Фремонт Сейбин считал, что жизнь — это постоянная борьба, от которой он сам никогда не отказывался. По его мнению, конкуренция вырабатывает характер. Победа имела для него значение в том смысле, что она отмечала достижение намеченной цели. Поэтому достижение победы при помощи других людей утрачивало всяческую ценность, переставало быть очередной вехой на пути прогресса.

Старший Сейбин ассигновал колоссальные средства на благотворительность, но при этом оговорил, что они предназначены лишь для людей, неспособных участвовать в жизненных сражениях: для инвалидов, престарелых и больных. Тем, кто может продолжать борьбу за существование, Сейбин ничего не предлагал. Ведь в этой борьбе заключается весь смысл жизни человека, а подачки, по сути, лишают его жизнь смысла, то есть делают ему плохую услугу.   

Как раз в тот момент, когда Мейсон закончил читать этот раздел статьи, в кабинет возвратилась Делла Стрит.

— Ну? — спросил адвокат.

— Интересный человек. Конечно, он ужасно переживает из-за этой истории. Своего рода шоковое состояние, но отнюдь не истерика, а «эффектное» горе. Он спокоен, собран и решителен…

— Сколько ему лет? — спросил Мейсон.

— Года тридцать два — тридцать три. Одет пристойно. Основное впечатление, которое он производит, — это необычайное спокойствие. Тихий голос, приятный и четкий. Холодные голубые глаза глядят необычайно настойчиво.

— Кажется, я представляю, что ты имеешь в виду, тридцать раз повторяя слово «необычайно». Ну, а внешне — представительный?

— Да. Широкоплечий, скуластый, с твердым ртом. Он много думает. Во всяком случае, создается такое впечатление.

— Ладно, давай-ка выясним кое-какие подробности непосредственно о самом убийстве.

Он снова погрузился в чтение газет. Затем недовольно поморщился:

— Черт знает сколько белиберды примешивают к важным вещам, не отличишь, где тут ложь, а где фантазия репортера. Наверно, нужно прочитать одни заголовки. Тем более что время поджимает.

Вкратце дело сводилось к следующему. Рыболовный сезон на Гривани-Крик открывался во вторник, 6 сентября. Вплоть до этого дня ловить рыбу было запрещено местным отделением «Охраны живой природы».

Фремонт К. Сейбин отправился в свой охотничий домик, собираясь использовать самый первый день. По косвенным доказательствам полиция восстановила, что произошло в хижине.

По-видимому, Сейбин рано лег спать, поставив будильник на 6.30 утра. Поднявшись по звонку, он приготовил себе завтрак, собрал удочки. Возвратился он около полудня с каким-то уловом. Убили же его после этого, однако на основании найденных улик полиция затруднялась сказать, когда именно. Очевидно, убийство не было совершено с целью ограбления, поскольку в кармане убитого был обнаружен туго набитый бумажник, на руке его сохранился бриллиантовый перстень, а в ящике стола была обнаружена дорогая булавка для галстука с крупным изумрудом. Сейбина застрелили с близкого расстояния из пистолета неизвестного образца. Пуля угодила в сердце.

В хижине находился любимый попугай Сейбина, которого тот всюду возил с собой.

Убийца исчез бесследно.

Охотничий домик был изолирован от других построек. Он находился примерно в сотне ярдов от проезжей дороги. По ней проезжало сравнительно мало машин, а соседи Сейбина заглядывали к нему редко, зная, как высоко он ценит свой покой.

И вот день за днем машины проезжали мимо, а в домике, скрытом за высокими стенами, над безжизненным телом хозяина громко кричал попугай. Лишь в воскресенье 11 сентября, когда у ручья собралось множество рыболовов, усевшихся вдоль обоих обрывистых берегов, а мистера Сейбина среди них не оказалось, соседи заподозрили что-то неладное. Впрочем, их давно уже стали тревожить резкие вопли попугая, после которых в хижине наступала мертвая тишина.

Первым на разведку отправился сосед Сейбина. Заглянув через окно, он сразу же увидел попугая, а также еще кое-что, что заставило его немедленно позвонить в полицию.

Если убийца не пожалел человека, то с птицей он поступил куда более милосердно: дверца клетки была оставлена открытой, на полу стоял тазик с водой, а возле клетки возвышалась целая горка зерна. Зерно еще оставалось, а вода полностью высохла.

Подняв голову от газеты, Мейсон произнес:

— Ладно, Делла. Зови его.

Чарлз Сейбин пожал руку адвокату, посмотрел на газету, лежащую на столе, сказал:

— Надеюсь, вы знакомы с обстоятельствами смерти моего отца?

Мейсон кивнул, подождал, пока его посетитель устроится в кресле, и спросил:

— Чего вы от меня хотите?

— Нескольких вещей. Прежде всего я хочу, чтобы вы позаботились о том, чтобы вдова моего отца, миссис Эллен Уоткинс Сейбин, не погубила все дело. Мне известно, что по завещанию большая часть собственности отца переходит ко мне. Главное — я назначаюсь его душеприказчиком. Но я не смог обнаружить это завещание среди его бумаг. Боюсь, что оно находится у нее. Она из тех женщин, которые способны уничтожить его. Я не хочу, чтобы она действовала в качестве его наследницы.

— Вы ее недолюбливаете?

— О, да.

— Ваш отец был вдовцом?

— Да.

— Когда он женился на этой особе?

— Примерно два года назад.

— От этого брака у него есть дети?

— Нет.

— Этот брак был удачным? Был ли ваш отец счастлив?

— Нет, он был страшно несчастлив. Он слишком поздно сообразил, какого дурака свалял. Боясь публичного скандала, он не решался затеять бракоразводный процесс.

— Продолжайте. Объясните более подробно, чего вы от меня ждете.

— Хорошо, я выложу все свои карты. Моими юридическими делами занимаются «Каттер, Грейсон и Брийт». Я хочу, чтобы вы связались с ними.

— В отношении перспектив наследства?

Сейбин покачал головой:

— Моего отца убили. Я хочу, чтобы вы вместе с полицией разобрались в данной истории. Это первое. Второе. Вдова моего отца не по зубам почтенной нотариальной конторе «Каттер, Грейсон и Брийт». Они не смогут ни в чем ей отказать. Я хотел бы, чтобы этими требованиями занялись вы. Разумеется, я поражен происшедшим. Эта история отнимает столько душевных сил… Я совершенно вышел из строя.

Мейсон взглянул на глубокие складки, прорезавшие лицо молодого человека, и сказал:

— Охотно верю.

— Естественно, вы хотите задать вопросы. Прошу вас, я заинтересован в том, чтобы наш разговор был максимально коротким.

— Прежде всего, я должен иметь какое-то подтверждение своих полномочий.

Чарлз Сейбин достал из кармана бумажник.

— Это я как раз предусмотрел, мистер Мейсон. Вот здесь чек вместе с письмом, удостоверяющим, что вы действуете в качестве моего адвоката и в этом качестве должны иметь доступ ко всем документам.

Мейсон протянул руку за конвертом.

— Проверьте чек, считаете ли вы сумму достаточной? — произнес мистер Сейбин.

— Более чем достаточной, даже слишком щедрой.

Сейбин наклонил голову.

— Я всегда с большим интересом следил за вашей деятельностью, мистер Мейсон, мне думается, вы обладаете исключительными юридическими способностями и потрясающей дедукцией. К сожалению, у меня нет ни того, ни другого.

— Благодарю, мистер Сейбин. Прошу заранее учесть следующее: если вы хотите, чтобы я оказался вам полезным, вы должны предоставить мне полную свободу действий.

— В каком отношении?

— Я хочу иметь право поступать так, как сочту нужным при тех или иных обстоятельствах. Если полиция предъявит кому-либо обвинение в убийстве, а я с ее выводами не буду согласен, я хочу иметь привилегию защищать это лицо. Одним словом, я хочу расследовать данное дело по-своему.

— Почему вы ставите такие условия? Мне думается, я плачу вам достаточно…

— Дело вовсе не в заработке, но если вы действительно знаете все мои процессы, вы заметили, наверное, что, как правило, развязка наступает уже в зале суда. Доказать вину мне удается лишь в ходе перекрестного допроса.

— Что ж. Я нахожу ваши выводы достаточно убедительными.

— Ну и, конечно, я хочу услышать от вас все то, что, по вашему мнению, может помочь мне при расследовании.

Чарлз Сейбин начал ровным, бесстрастным голосом:

— Говоря о жизни моего отца, нужно учитывать кое-какие факты. Прежде всего их брак с моей матерью был во всех отношениях счастливым. Мама была удивительной женщиной. Она бесконечно доверяла отцу и никогда не нервничала. Он ни разу не услышал от нее ни одного недоброго слова, только потому, что она не разрешала себе распускаться, не позволяла чувствам заглушать рассудок. А ведь это так часто портит жизнь тем, кого любишь. Естественно, мой отец начал судить всех женщин по ее мерке. После ее смерти он почувствовал себя очень одиноко. Его теперешняя жена работала у нас экономкой. Она была расторопна, энергична, предприимчива, незаменима, она все заранее рассчитала, все предусмотрела и довольно легко втерлась к отцу в доверие. Понимаете, у него не было опыта общения с женщинами. Начать с того, что по своему темпераменту он не годится ей в партнеры. И в ее характере он не разобрался. Как бы там ни было, она ухитрилась женить его на себе. Разумеется, очень скоро он впал в отчаяние.

— Где в настоящее время находится миссис Сейбин? В газетах вскользь упомянуто, что она где-то путешествует.

— Да, два с половиной месяца назад она отправилась в кругосветное путешествие. Телеграмма застала ее вчера на пароходе в районе Панамского канала. Пришлось нанять самолет, который доставит ее в один американский порт, так что завтра утром ждут ее возвращения домой.

— И она попытается захватить власть?

— Полностью, — ответил Сейбин скорбно.

— Разумеется, у вас имеются определенные права как у единственного сына.

Сейбин устало пояснил:

— Одна из причин, побудивших меня приехать к вам, несмотря на траур, — это то, что действия нельзя откладывать, мистер Мейсон. Женщина она компетентная, мой беспощадный враг, не слишком разборчивый в средствах.

— Ясно.

— У нее имеется сын от первого брака, Стивен Уоткинс, — продолжал Сейбин. — Я его называю маменькиным осведомителем. У него на физиономии навечно застыла приветливая улыбка для завоевания расположения людей. У него методы политикана, характер ужа и беспринципность уличной девки. Последнее время он жил на восточном побережье. Сейчас Стивен сел на самолет из Нью-Йорка и летит в Центральную Америку, где встретится с матерью и уже вместе с ней прилетит сюда.

— Сколько ему лет?

— Двадцать шесть. Его мамочка ухитрилась протащить его через колледж. Но он смотрит на образование как на то волшебное слово, которое дает ему возможность прошагать по жизни, не работая. Ну, а когда его мать выскочила за моего отца, он стал получать от нее огромные суммы. И он реагировал на это именно так, как можно было ожидать при данных обстоятельствах. Он относится с большим презрением к тем, кто работает, и именует их не иначе как быдло.

— Скажите, лично вы имеете хоть какое-нибудь представление, кто убил вашего отца?

— Ни малейшего. А если бы у меня возникли какие-нибудь подозрения, я бы постарался их сразу же подавить. Мне не хочется дурно думать о тех людях, которых я знаю. То есть до тех пор, пока у меня не будет доказательств, мистер Мейсон. Я хочу, чтобы восторжествовал закон.

— Были ли у вашего отца враги?

— Нет, если не считать… Вы должны кое-что узнать. Про один факт полиции известно, про второй нет.

— Да, слушаю.

— В газетах об этом не упоминалось, но в хижине отца находилось несколько предметов женского туалета весьма интимного плана. Я-то думаю, что их там специально оставил убийца, чтобы возбудить против отца общественное мнение и вызвать симпатию к вдове.

— Понятно. Что еще?

— Возможно, это очень важный момент, мистер Мейсон. Наверное, вы обратили внимание на газетное сообщение о том, что мой отец был нежно привязан к попугаю?

Мейсон кивнул.

— Казанову отцу подарил года три назад его брат, страстный любитель попугаев. И вскоре отец души не чаял в попугае. Он его повсюду возил с собой… Но только тот попугай, которого нашли в домике возле тела отца, вовсе не Казанова. Это совсем другой попугай.

Мейсон заинтересовался.

— Вы уверены? — спросил он.

— Абсолютно.

— Откуда вы знаете?

— Прежде всего этот попугай неприхотлив в еде. А Казанова был невыносимым привередой.

— Возможно, тут все дело в перемене обстановки. Ведь попугаи…

— Прошу прощения, мистер Мейсон. Я еще не все рассказал. У Казановы на правой лапе не хватало одного когтя. У этой птицы все в порядке.

Мейсон свел брови.

— Но какого черта кому-то вздумалось подменить попугая?

— По-видимому, попугай играет гораздо большую роль, чем это кажется с первого взгляда. Я не сомневаюсь, что в момент убийства в горной хижине с отцом находился Казанова. Возможно, он что-то видел или слышал и каким-то образом мог выдать убийцу… вот его и заменили другой птицей.

— Убийце было бы гораздо проще убить попугая.

— Я все это понимаю, отдаю себе отчет также и в том, что моя теория нелепа. Но никакого другого объяснения я найти не смог.

— Почему вы не сказали полиции про попугая?

Сейбин покачал головой. Теперь он уже не пытался скрывать свою усталость.

— Я понимаю, что полиция просто не в состоянии утаить все факты от прессы, ну, а в то, что полиция сумеет раскрыть это дело, у меня нет веры. Мне кажется, им просто не по зубам такое сложное преступление. Не сомневаюсь, вы обнаружите какие-нибудь новые ниточки. Я рассказал полиции только то, что посчитал абсолютно необходимым, не высовываясь со своими соображениями и наблюдениями. Надеюсь, вы не побежите в полицию. Пусть они стараются самостоятельно.

Поднявшись с места и потянувшись за шляпой, Сейбин показал, что разговор окончен.

— Большое вам спасибо, мистер Мейсон. Теперь, после того как вы взялись за мое дело, мне дышится свободнее.

Глава 2

Перри Мейсон мерил шагами свой кабинет, на ходу бросая отдельные реплики Полу Дрейку, который по своей привычке уселся поперек кресла, перекинув ноги через один подлокотник и навалившись спиной на другой. В руке у него была записная книжка и авторучка, которой он иногда делал какие-то пометки.

— Подмененный попугай — тот ключ, который мы получили раньше полиции. Птица привыкла к крепким выражениям, как мне сказал Сейбин-младший. Позднее станет ясно, почему попугая подменили. Ну, а пока надо распутать хоть один клубочек: узнать, где раздобыли этого сквернослова. Мне думается, это не будет сложно. Надеюсь, мы опередим полицию. Обычной линией расследования нам за ними не угнаться, вот и приходится браться за то, что в наших возможностях.

— Как в отношении розовой нейлоновой рубашечки? — спросил Дрейк. — Что будем делать?

— Ничего. Не сомневаюсь, что в ночную рубашку зубами и ногтями вцепилась полиция. Скажи, Пол, что тебе вообще известно о данном деле?

— Немногим больше того, что я прочитал в газетах, но один из моих приятелей газетчиков выспрашивал меня об оружии.

— Что его интересовало?

— Из какого оружия убили Сейбина.

— А почему это важно?

— Как я понял, это какой-то полу-игрушечный пистолетик старинного образца, такой маленький, что его можно спрятать в жилетном кармане.

— Какого калибра?

— Очень редкого — 4.1 мм..

— Попытайся выяснить, какие к нему требуются патроны, есть ли они в продаже… Впрочем, нет. Этим тоже займется полиция. Так что твоя забота — попугай. Проверь все зоомагазины, выясни, каких птиц продавали на протяжении двух последних недель.

Захлопнув книжку, Пол с присущим ему безразличным видом принялся разглядывать адвоката.

—  Перри, как глубоко я могу залезть в прошлое миссис Сейбин и ее сыночка?

— Мне нужно все, что только можно разузнать.

— Давай повторим, не позабыл ли я что-нибудь. Раздобыть материал о вдове и ее отпрыске, Стиве. Потом проверить зоомагазины и найти, где был приобретен попугай — грубиян и сквернослов. Узнать все, что возможно, об охотничьем домике в горах и о разыгравшейся в нем трагедии. Раздобыть фотографии внутренних помещений и… что касается внешнего вида хижины, он тебя не интересует?

— Нет, Пол, я собираюсь туда съездить и все сам осмотреть. Меня интересуют только снимки, которые сделала полиция, обнаружив тело.

— Я побежал, — сказал Пол, выбираясь из кресла.

— Ну и еще, — заметил Мейсон, когда детектив уже был на пороге, — если убийца заменил Казанову, что случилось с птицей?

— Что можно сделать с попугаем? Например, испечь с ним пирог. Или приготовить паштет и намазать на тосты, — ответил Пол, подмигивая Мейсону.

— Обычно попугаев сажают в клетки и слушают, что они говорят.

— Неужели? А я и не знал.

— Брось свои шуточки. Я совершенно серьезен. Мне думается, что именно так и поступил тот человек, который произвел подмену. Ему было любопытно послушать, что скажет Казанова.

— А ведь это мысль!

— Более того, убийца мог переехать в другое место. Не мешает проверить, не появилось ли где-нибудь новых попугаев.

— Ты хочешь, чтобы я провел перепись всех попугаев в стране? Или прикажешь организовать выставку попугаев и ждать, когда мне приволокут твоего Казанову? ...