Все права на текст принадлежат автору: Эдгар Райс Берроуз.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Боксер БиллиЭдгар Райс Берроуз

Эдгар Райс Берроуз Боксер Билли

I В ЧИКАГО

Билли Байрн – дитя улицы западной части Чикаго.

От Холстеда до Робей и от Большой авеню до самой Лэк–стрит едва ли найдется хулиган, которого бы он не знал по имени. И столь же блистательны были его познания по части полицейских и сыщиков, хотя они и давались ему нелегко.

Он получил первоначальное воспитание в переулке, на который выходили задворки продуктового склада Келли. Здесь обычно собиралась ватага подростков и взрослых парней в те часы, когда они не были «заняты»; а так как Брайдуэлл – единственное место, где они «работали» дня два в неделю, то свободного времени у них бывало хоть отбавляй. Общество было разнообразное; тут были и карманные воры, и мелкие жулики уже с некоторым прошлым, и те, которые еще только готовились стать на этот путь, все озлобленные и сварливые, готовые оскорбить первую встречную женщину или завести ссору с прохожим, который казался им не слишком сильным.

Настоящая «работа» бывала только по ночам. Днем они все сидели в вонючем переулке позади продуктового склада и дули пиво из старого оловянного ведра.

Скучный вопрос о труде, заключавшемся в том, чтобы относить пустое ведро в ближайшую пивную и приносить его обратно полным, безболезненно разрешался бессменным присутствием кучки мальчишек, которые с восхищением и завистью любовались на этих героев их детского воображения.

Билли Байрн с шести лет удостоился чести таскать пиво «благородной компании». Тут–то он и приобрел свои первоначальные познания жизни. Он был знаком лично с великим Эдди Вельч! Он своими собственными ушами слышал рассказ Эдди, как он угробил шпика в нескольких шагах от двадцать восьмого полицейского участка!

Период первоначального воспитания длился у Билли до десятилетнего возраста. К этому времени он уже полегоньку втянулся в работу; сперва он отвинчивал медные дверные ручки и краны в пустых помещениях и продавал их знакомому скупщику в грязной лавчонке на Линкольнстрит около Кинзи. Скупщик надоумил его на более крупные операции, и в двенадцать лет Билли попробовал свои силы на кражах из товарных вагонов, стоящих на запасных путях по Кинзи–стрит. С этого же времени он уже начал находить удовольствие запускать кулаком в челюсть своих товарищей. Все раннее детство его было сплошной дракой с уличными мальчишками, но первый серьезный бой произошел, когда ему было двенадцать лет. При дележке прибыли за проданный «товар» у него возникло недоразумение с другим участником этого дела.

Спор произошел в присутствии всей честной компании. Как обычно в западной части Чикаго, за словами быстро последовали удары. Вокруг дерущихся мальчишек образовалось кольцо зрителей.

Бой был упорен и длился долго. Мальчуганы обменивались тумаками, катались сцепившись в пыли и в грязи переулка, снова вскакивали на ноги и снова дрались. Приемы их борьбы особой чистотой не отличались – удары были неправильные и «нечестные». Они кусали, царапали, колотили друг друга, как попало, пускали в ход колени, локти, ноги, и Билли Байрн, вероятно, потерпел бы позорное поражение, если бы в критическую минуту под его руками не оказалось случайно кирпичного черепка; участь его противника была решена! Целую неделю, пока состояние раненого внушало опасения, Билли пришлось скрываться у одного из членов шайки, когда из больницы пришло сообщение, что раненому лучше, у Билли свалился камень с плеч. Он страшно боялся ареста и столкновения с полицией, которую с детства привык ненавидеть. Правда, с другой стороны он лишался известной славы и престижа; на него уже нельзя было указывать, как «на молодчагу, который укокошил Шихэна». Но счастье на свете никогда не бывает полным, и Билли с легким вздохом покинул свое временное убежище.

Этот бой заставил Билли призадуматься; он остро почувствовал все несовершенство своей борьбы и решил обязательно научиться владеть своими «кулачищами» «по–ученому». Тут следует отметить, что население западной части Чикаго рук вообще не имеет; оно снабжено природой «кулачищами» и «загребалами». Впрочем, некоторые особи имеют «лапы» и «плавники».

В течение нескольких лет Билли все не представлялось случая осуществить свою заветную мечту; но, когда сын соседа из безвестного возчика внезапно превратился в знаменитого во всем околотке боксера, Билли свел с ним более тесное знакомство. Этот молодой человек никогда не имел чести состоять членом шайки, так как был навеки опозорен тем, что имел постоянную службу. Билли с ним не дружил и ничего не знал о его упражнениях в боксе. Выступление его на этом новом поприще явилось для нашего героя полной неожиданностью.

В замкнутом кругу шайки никто не был лично знаком с новым светилом кроме Билли, который, благодаря соседству задних дворов, знал его довольно хорошо.

Всю следующую зиму Билли не отходил от своего нового героя и сопровождал его на все состязания.

Когда чемпион уехал в турне, Билли был уже «своим человеком» в мире борцов: он продолжал вертеться вокруг других атлетов, бегал у них на посылках, быстро освоился с приемами бокса и проник в сокровенные тонкости этого искусства.

Целью его честолюбия теперь было сделаться известным атлетом; впрочем, это не мешало ему по–прежнему якшаться со своей старой компанией, и его фигура постоянно мелькала у пивных на Большой авеню и на Лэк–стрит.

В течение этого периода Билли бросил «работать» на товарных вагонах Кинзи–стрит, частью оттого, что он считал себя способным на более великие дела, частью потому, что железнодорожное общество удвоило число сторожей на запасных путях. По временам Билли чувствовал неутолимую жажду приключений. Его натура прямо требовала сильных ощущений.

Это совпадало обыкновенно с периодами острых финансовых кризисов. Когда в кошельке было пусто, Билли удлинял свои ночные прогулки, с парой приятелей, «чистил» прохожих и делал налеты на пивные. Вот при одной из таких экспедиций и произошло то событие, которому было суждено изменить весь ход жизни Билли Байрна.

Старейшие шайки западной части Чикаго ревниво охраняют свои права на известную территорию. Новички и пришельцы из других районов не переходят безнаказанно границ запретных кварталов. Обширная область от Холстеда до Робей и от Лэк–стрит до Большой авеню составляла исконную вотчину шайки Келли, к которой Билли принадлежал почти от рождения. Купец Келли был владельцем того самого продуктового магазина, у заднего фасада которого шайка собиралась в течение многих лет, и, хотя сам он был почтенным торговцем, имя его перешло банде хулиганов, собиравшихся у его дверей.

Полиция и обыватели этой большой территории являлись естественными врагами и законной добычей шайки. Как в прежнее время короли охраняли от браконьеров дичь в своих огромных лесах, так и шайка считала для себя обязательным в некоторой мере охранять от внешних посягательств жизнь и имущество «своих обывателей». Более чем вероятно, впрочем, что они не рассуждали подобным образом, но результат получался такой.

Так, однажды, когда Билли Байрн возвращался один на рассвете после того, как он обчистил кассу старика Шнейдера, содержателя пивной, и запер хныкающего старика в его собственный ледник, он был глубоко возмущен при виде трех пришлых хулиганов с Двенадцатой улицы, напавших на полицейского Стенлей Ласки. Они били его его же собственной дубинкой и в то же время наносили ему удары в живот своими тяжелыми сапогами.

Ласки далеко не был другом Билли Байрна, но он родился и вырос в его квартале, служил в двадцать восьмом полицейском участке на Лэк–стрит и таким образом составлял неотъемлемую собственность шайки Келли. Избиение полицейского казалось Билли делом естественным и даже хорошим – при непременном условии однако, чтобы его совершали люди, имеющие на то право, люди его собственного района. Он не мог равнодушно видеть, что чужая шайка осмеливалась распоряжаться в его квартале. Это было просто нетерпимо! Какой–нибудь человек, менее искушенный жизнью, чем Билли Байрн, бросился бы, очертя голову, в драку и по всей вероятности был бы убит на месте, потому что пришельцы из Двенадцатой улицы были самыми настоящими головорезами.

Опытный глаз Билли сразу это учел, а потому он осторожно стал прокрадываться вперед, держась все время в тени, пока не очутился совсем близко за спиной негодяев. Он подобрал с мостовой небольшой, но острый гранитный булыжник, надежный булыжник, который крепче всего на свете, крепче даже, чем черепа людей, живущих на Двенадцатой улице.

Билли был ближе всего от того человека, который размахивал полицейской дубиной над головой полисмена. Он поднял свой камень и быстро долбанул им по затылку ничего не подозревающего хулигана. Удар оказался удачен: перед Билли осталось всего два противника.

Раньше, чем товарищи убитого успели понять, что случилось, Билли схватил упавшую дубинку и нанес ею страшный удар по глазам одного из них. Тогда последний противник вытащил револьвер и в упор выстрелил в Билли. Пуля пробила навылет левое плечо. Более высоко развитый организм или нервный человек несомненно свалился бы на месте, но Билли, не обладавший высоко развитым организмом, не знал, что такое нервы, а потому единственным результатом раны было только то, что он обезумел от ярости. До этой минуты он был только возмущен – возмущен наглостью этих пришельцев с Двенадцатой улицы, вздумавших хозяйничать во владениях Келли… Теперь же он был взбешен и в этом состоянии проявил чудеса ловкости и силы.

От длинного ряда своих анонимных, но дюжих предков Билли унаследовал физическое сложение, которому позавидовал бы премированный бык. С самого раннего детства он дрался, ежедневно и всегда «нечестно», и знал все трюки уличной драки. В течение последнего года к природным данным Билли присоединилось еще знание научных приемов борьбы. Результат получился потрясающий – для негодяя с Двенадцатой улицы.

Бандит не успел снова взвести курок; его револьвер оказался выбитым у него из рук и полетел через улицу, а сам он тяжело грохнулся на гранитную мостовую.

Полисмен Ласки, оставленный своими противниками, мигом оправился. Это пришлось как нельзя более кстати, потому что хулиган, которого Билли оглушил ударом дубинки по глазам, тоже пришел в себя. Ласки быстро уложил его вновь рукояткой револьвера, которого он не успел вытащить при первом нападении, и повернулся, чтобы прийти на помощь Билли.

Но в помощи нуждался не Билли, а джентльмен с Двенадцатой улицы. Ласки с большим трудом оттащил рассвирепевшего Билли от его жертвы.

– Оставь что–нибудь для допроса, – умолял полисмен.

Подъехала карета скорой помощи, и Билли улетучился, но Ласки успел разглядеть его, и когда случайно они после этого встречались на улице, то приветливо кивали друг другу.


* * *
Два года прошло с этих пор до того события, которое явилось переломом в жизни Билли. В течение этого периода жизнь его протекала так же, как и раньше.

Он собирал посильную дань с беззаботных зевак и запоздалых прохожих. Он участвовал в ограблении полдюжины пивных и совершил ночью смелое нападение на двух высокопоставленных лиц.

Днем он все еще вертелся около боксерской школы Ларри Хилмора и оказывал здесь разные услуги. Хилмор несколько раз советовал ему бросить пить и остепениться, так как усматривал в молодом гиганте все задатки «заправского» атлета–профессионала. Но Билли не мог отрешиться от прежней жизни и только изредка выступал в небольших матчах с третьестепенными борцами. Однако три года, проведенные около школы Хилмора, не прошли для него даром. Он приобрел недюжинные познания в искусстве самозащиты.


* * *
В ту ночь, с которой начались настоящие приключения Билли Байрна, этот уважаемый джентльмен шатался около пивной, что на углу Лэк–стрит и Робей.

Темные личности, которые обычно собирались здесь и находились под просвещенным покровительством самого содержателя притона, начинали уже стекаться. Билли знал всех наперечет и кивком головы раскланивался со знакомыми, когда они проходили мимо.

Почему–то на лицах некоторых из них при виде него выразилось сильное изумление. Билли не понимал, что это могло значить, и решил спросить об этом первого попавшегося человека, на лице которого он опять прочтет это удивление.

В это время Билли заметил огромную фигуру, облеченную в мундир, направлявшуюся прямо к нему. Это был Ласки.

При виде Билли, Ласки тоже изумленно вытаращил глаза и, проходя мимо, шепнул ему что–то, продолжая смотреть прямо перед собой, как будто он вовсе и не заметил его.

Немного погодя, Билли завернул за угол и, небрежно раскачиваясь, пошел, как бы прогуливаясь, по направлению к Валнут–стрит, но свернул в первый же переулок направо.

Здесь, прижавшись в тени телефонного столба, ожидал его Ласки.

– Хотел бы я знать, чего ты здесь шляешься? – спросил его полисмен. – Разве ты не знаешь, что Шихэн засыпался?

За два дня до того старик Шнейдер, доведенный до отчаяния постоянными набегами на его кассу, вздумал оказать сопротивление и был убит наповал. Подозрение пало на Шихэна, и он был арестован.

Билли в эту ночь не был с Шихэном. Да он и вообще не водился с ним. С той памятной драки, когда они были еще мальчишками, у них навсегда осталось друг к другу недружелюбное отношение. При словах Ласки Билли сразу понял, в чем дело.

– Шихэн говорит, что это моя работа? – быстро спросил он. – Вот именно.

– Да ведь в ту ночь я и близко не подходил к дому Шнейдера, – запротестовал Билли.

– В полиции думают иначе, – сказал Ласки. – Там рады случаю утопить тебя. Ты всегда был таким ловкачом, что к тебе нельзя было прицепиться. Приказ тебя схватить уже дан, и, будь я на твоем месте, я дал бы драла без проволочек. Мне нечего тебе объяснять, почему я предупредил тебя, но это все, что я могу для тебя сделать. Послушай совета, беги как можно скорее! Все сыщики поставлены на ноги и всем известны твои приметы. Не ответив ни слова, Билли повернулся и быстро пошел по направлению к Линкольн–стрит, а Ласки вернулся на свой пост на Робей–стрит. Затем Билли свернул на север к Кинзи и пробрался на железнодорожный участок.

Час спустя он уже уезжал из города, уютно устроившись в товарном поезде. Через три недели он был в Сан-Франциско.

Денег у него не было; но те же приемы, которые так часто пополняли его пустой кошелек дома, должны были прийти ему на помощь и здесь.

Очутившись в незнакомом городе, Билли не знал, в какой части ему обосноваться. Случайно он набрел на улицу с целым рядом грязных пивных, посетителями которых были по преимуществу матросы. Билли обрадовался: что могло быть лучше для его цели, чем пьяный матрос?

Он вошел в один из кабаков. Шла игра. Он встал к столу, наблюдая за игроками. На самом деле он во все глаза разглядывал посетителей, выискивая человека, который платил бы, не стесняясь, за выпивку. Билли хотел установить по этому нехитрому признаку, кто из посетителей обладает толстым бумажником.

Вскоре его труды были вознаграждены, и он нашел то, что ему было нужно.

Неподалеку от него, за небольшим столиком сидел мужчина с двумя другими. Он вынул хорошо набитый бумажник и заплатил малому. При этом он взглянул вверх, и его глаза встретились с пристальным взглядом Билли.

С пьяной улыбкой поманил он Билли к себе и попросил его присесть к их компании. Билли почувствовал, что судьба ему улыбнулась, и, не теряя времени, ухватился за благоприятный случай. Через минуту он уже сидел за столиком с тремя матросами и заказывал себе рыбную закуску.

Незнакомец, у которого был в высшей степени неприятный взгляд, оказался необычайно тароватым на угощение. Не успел Билли опрокинуть один стакан, как немедленно приказали подать ему другой, и, когда он на минуту вышел из–за стола, то при возвращении снова нашел полный стакан, который его новый приятель приготовил ему в его отсутствие.

Этот последний стакан и сыграл решающую роль в жизни Билли.

II НА «ПОЛУМЕСЯЦЕ»

Когда Билли открыл глаза, он в первую минуту не мог сообразить, что с ним случилось. Затем он с мучительным сожалением вспомнил о пьяненьком матросе и о его тугом бумажнике.

Он был глубоко огорчен, что законная добыча ускользнула от него. Как это случилось? «Здорово крепкое пиво в проклятом Фриско»[1], – подумал Билли.

Голова трещала отчаянно, все тело ныло. Билли чувствовал такое головокружение, что ему казалось, будто комната подымается и опускается самым реальным образом. Каждый раз, как комната падала, Билли делалось тошно.

Он закрыл глаза. Противное ощущение не прекращалось.

Билли застонал. Никогда во всю свою жизнь не чувствовал он себя так подло. Бог ты мой, как болела его бедная голова! Убедившись, что с закрытыми глазами не легче, Билли снова открыл их. Он осмотрел комнату, в которой лежал. Это было небольшое помещение, загроможденное тремя ярусами деревянных нар, идущих вдоль стен. В середине комнаты стоял стол, над которым свешивалась с потолка лампа.

Лампа привлекла внимание Билли: она так и качалась взад и вперед.

Это не могло быть галлюцинацией. Очевидно, комната действительно раскачивалась. Билли не мог объяснить себе этого явления.

Он снова на минуту закрыл глаза, а затем открыл и опять посмотрел на лампу: она продолжала раскачиваться.

Осторожно сполз он со своей нары на пол. На ногах держаться было неимоверно трудно. Верно, все еще последствия выпивки… Наконец он доплелся до стола и ухватился за него одной рукой, а другую протянул к лампе.

Теперь уже не было сомнения! Лампа действительно раскачивалась взад и вперед, как язык колокола! Где же он? Билли обвел глазами комнату, ища окна.

На одной стене, около низкого потолка, он увидел несколько небольших круглых отверстий, покрытых стеклом. Рискуя переломать ноги, он подполз на четвереньках к одному из них.

Когда он приподнялся и взглянул в окошечко, то в ужасе отшатнулся. Насколько хватал глаз, перед ним было только волнующее безбрежное водное пространство. Тогда наконец он понял, что с ним случилось.

– А я–то еще собирался объегорить этого типа! – пробормотал он в беспомощном смущении. – В дураках–то остался я: смотри–ка, что он со мной выкинул!

В эту минуту наверху послышался шум и в открытом люке показался свет. Билли увидел ноги в огромных сапожищах, спускающиеся сверху по лестнице. Когда вновь пришедший достиг пола и обернулся к нему, Билли узнал незнакомца, который так усердно угощал его накануне.

– Ну–с, голубчик, как поживаешь? – спросил, не знакомец.

– Ловко же ты это сварганил, – только и ответил Билли.

– Что ты хочешь сказать? – спросил другой, на хмурившись.

– Поди к черту! – огрызнулся Билли. – Сам отлично знаешь, что я хочу сказать.

– Послушай, – властно проговорил незнакомец, – не забывайся! Я штурман на этом судне, и, если ты не хочешь иметь неприятностей, то должен говорить со мной почтительно. Меня зовут мистер Уард, и ты должен называть меня «сэр». Понял?

Билли почесал затылок и прищурил глаза. Во всю жизнь никто никогда не говорил с ним таким тоном – во всяком случае с тех пор, как он вырос. Голова у него ужасно болела, и ему было тошно, страшно тошно.

Он был так поражен своим физическим расстройством, что плохо вникал в то, что ему сказал штурман, а потому прошло достаточно много времени, пока истинные размеры оскорбления, нанесенного его достоинству, проникли в его затуманенный мозг.

Штурман решил, что его строгий окрик подействовал на новичка и смирил его. Он для этого–то и спустился. Он по опыту знал, что лучше всего сразу же дать хорошую встряску и что этим можно избегнуть многих неприятных столкновений в будущем. Он знал также, что самый удобный момент для укрощения строптивых натур – время, когда жертва страдает от последствий виски, в который было подмешано сонное средство. Умственная деятельность и мужество в таких случаях обычно находятся в самом подавленном состоянии. Самый храбрый человек, когда его так тошнит, делается покорным, как собака.

Но штурман не знал Билли Байрна из шайки Келли. Его мозг был, правда, отуманен водкой, и потребовалось немало времени, пока он начал соображать как следует, но храбрость осталась при нем.

Билли был хулиган, шпана, забулдыга. Когда он дрался, то его приемы заставили бы покраснеть самого сатану. Он чаще ударял сзади, чем спереди. Он не принимал в расчет ни слабости, ни роста противника; он не находил ничего дурного напасть гурьбой на одного. Он оскорблял девушек и женщин. Он шлялся по пивным и скандалил в тавернах.

В глазах честного человека он был, конечно, грязным, грубым хулиганом. Однако, Билли Байрн не был подлецом по натуре. Он был таким, каким его сделали воспитание и среда. Он не знал иных правил, он не знал иного кодекса. Как ни была убога этика людей его среды, он крепко ее держался. Он никогда не выдал ни одного своего товарища и не дал раненому другу попасть в руки шпиков.

Никогда также не допускал он, чтобы с ним говорили так, как осмелился говорить с ним штурман. Хотя он и не реагировал на оскорбление так быстро, как он сделал бы это в трезвом виде, он все же оскорбления не забыл. Долгое молчание Билли ввело штурмана в заблуждение, и он захотел еще больше утвердить свой авторитет. Забыв всякую осторожность, он подошел к Билли вплотную и прошипел:

– Что тебе нужно, так это здоровую трепку! Это помогло бы тебе очухаться, грязный бродяга, и вбить тебе в голову, что, когда входит начальство, ты…

Но как должен был отнестись Билли к входящему начальству, так и осталось неизвестным; зато Билли показал, как он поступает с начальством, размахивающимся, чтобы ударить его по лицу…

Билли Брайн не напрасно боролся с атлетами и занимался боксом. Кулак штурмана свистнул по пустому воздуху. Вялое тело с осоловелыми глазами, казавшееся за минуту до того неспособным ни на что, мгновенно преобразилось. Перед штурманом стоял упругий детина, ловкий как кошка, со стальными мускулами, который нанес ему такой удар в ребра, что даже борец Смок почувствовал бы к нему почтение.

С воплем боли штурман отлетел в дальний угол каюты и скатился под нару. Билли Байрн бросился за ним, как тигр, и, вытащив его на середину комнаты, начал его бить как попало. Неистовые крики штурмана раздались по всему кораблю.

Когда капитан с шестью матросами сбежали вниз по трапу, они увидели Билли сидящим верхом на поверженном теле штурмана. Его стальные пальцы сжимали горло противника, и он изо всей силы колотил его головой об пол. Еще мгновение – и убийство было бы совершено.

– Стой! – заорал капитан и размахнулся тяжелой дубиной, которая обычно была при нем. Сильный удар пришелся Билли по затылку.

Когда Билли очнулся, он оказался в темной вонючей дыре, в цепях, прикованным к стене.

Его продержали здесь целую неделю. Капитан навещал его ежедневно, чтобы постараться убедить новобранца в ошибочности его образа действий. Идея о спасительности дисциплины запечатлевалась в мозгу Билли посредством тяжелой дубинки.

К концу недели явилась необходимость перетащить арестанта наверх, чтобы он не был съеден крысами. Зверские побои и голод сделали свое дело. Билли представлял собой инертную массу сырого окровавленного мяса.

– Ну, – заметил шкипер, когда он полюбовался делом своих рук при дневном свете, – я думаю, что этот малый будет теперь знать свое место, когда с ним заговорит начальник и джентльмен.

Что Билли остался в живых, являлось чудом. Он лежал спокойно и не думал ни о чем, за исключением полусознательных мыслей о мщении, пока наконец природа безо всякой помощи восстановила то, что так грубо разрушил капитан.

Десять дней после того, как его вынесли наверх, Билли уже ковылял по палубе «Полумесяца» и исполнял кое–какую легкую работу. От других матросов он узнал, что он был не единственным членом экипажа, завлеченным на корабль против воли.

Только шесть головорезов, явно принадлежавших к уголовному элементу, добровольно нанялись на судно, не то потому, что они не могли найти места на приличном корабле, не то желая как можно скорее удрать за пределы Соединенных Штатов. Остальные все, подобно. Билли, были захвачены обманом и силой.

Вряд ли когда–либо судьба подбирала более грубую и преступную команду. Билли чувствовал себя с ними отлично. От своего первоначального намерения страшно отомстить штурману и шкиперу он отказался под влиянием разумных советов своих новых товарищей.

Штурман со своей стороны, ничем не выказывал, что он помнит о нападении Билли на него. Он мстил ему только тем, что при всякой возможности назначал ему самые опасные и неприятные работы, но это лишь ускорило морское воспитание Билли и поддерживало его физическое здоровье.

Все следы алкоголя давно исчезли из здорового организма молодого человека, и лицо его изменилось под, влиянием вынужденной воздержанности. когда–то красное, отекшее, угреватое, оно стало чистым и загорелым. Тусклые, потухшие глаза, придававшие ему прежде скотское выражение, сделались теперь блестящими. Черты лица были у него всегда правильны и красивы, но теперь они облагородились под влиянием морского воздуха, здоровой жизни и опасных занятий. Шайка Келли с трудом признала бы в нем своего старого товарища, если бы он предстал перед ними теперь в переулке у продуктового склада.

Билли начал замечать, что вместе с новой жизнью у него изменился и характер. Он несколько раз ловил себя на том, что он весело пел во время работы – он, который так боялся честного труда! Ведь всю жизнь его любимым изречением было: «Мир обязан давать мне средства к пропитанию; мне нужно только собирать их».

К удивлению своему он должен был признать, что он работает с увлечением, что он гордится, когда ему удается заткнуть за пояс других, работающих вместе с ним. Благодаря этому, жизнь его на борту «Полумесяца» сделалась довольно сносной. Хотя капитан и относился к Билли несколько подозрительно со времени эпизода в каюте, но таким матросом пренебрегать было нельзя, и, в виду его исключительной работоспособности, ему даже спускались некоторые провинности по дисциплине, с которой Билли никак не мог свыкнуться.

Эти соображения спасали жизнь Билли и не раз останавливали руку капитана, который при обыкновенных условиях давно убил бы его за дерзкие выходки. Косоглазый Уард, испробовавший уже раз мускулы Билли, совершенно не жаждал вторичного столкновения с ним.

Весь экипаж состоял из грабителей и бежавших от виселицы убийц. Но шкиперу Симсу всегда приходилось иметь дело с матросами подобного состава; он держал их в ежовых рукавицах и, вместо всяких рассуждений, пускал в ход свой железный кулак и короткую тяжелую дубинку, с которой никогда не расставался. Все они, за исключением Билли, уже служили прежде матросами, а потому судовая дисциплина была им до известной степени знакома.

Свыкнувшись с работой и даже найдя в ней некоторое удовольствие, Билли был скорее доволен своей жизнью на корабле. Люди были все из той среды, которую он хорошо знал; им были так же, как и ему, незнакомы честь, добродетель, благопристойность, доброта. Билли чувствовал себя, как дома; он даже не скучал по своей старой шайке. Среди матросов у него завелись друзья и враги. Он с детства был задирой и любил начинать ссоры. Благодаря знанию приемов борьбы, огромной силе и бесконечным плутовским ухищрениям, он выходил победителем из каждого столкновения. Вскоре матросы признали его первенство и стали избегать заводить с ним драку.

Эти бои, часто кровавые, не оставляли никакой ненависти в сердцах побежденных. Они неизменно входили в программу дня и служили единственным развлечением для сброда, составляющего экипаж шкипера Симса.

Был только один человек на борту «Полумесяца», которого Билли по–настоящему ненавидел. Это был пассажир Дивайн. Билли ненавидел его не потому, чтобы он сказал или сделал ему что–нибудь дурное – пассажир никогда слова не сказал ему, – а просто за его приличную одежду, которая ясно доказывала его принадлежность к презренному классу джентльменов.

Билли не выносил опрятных, самодовольных купцов на Большой авеню. Он внутренне корчился при виде блестящих автомобилей, нагло шнырявших мимо него с нарядно одетыми мужчинами и женщинами. Чистый, крахмальный воротник был для него то же, что красная тряпка для быка.

Опрятность, богатство, приличие неразрывно связывались в уме Билли с трусостью и физической слабостью, а физическую слабость он ненавидел. Его представление о мужском достоинстве и силе сводилось к тому, чтобы выказывать как можно больше грубости. Так, оказать помощь женщине показалось бы Билли просто неприлично, – зато подставить ей ногу, чтобы она шлепнулась во весь рост, было и остроумно, и элегантно.

Поэтому всеми силами своей могучей натуры он ненавидел щеголеватого, вежливого хлыща, который ежедневно расхаживал после обеда на палубе, покуривая ароматную сигару.

Внутренне Билли удивлялся, чего этот «пижон» сунулся на борт такого корабля, как «Полумесяц». Его поражало, как такой заморыш отваживается разгуливать среди настоящих людей.

Презрение, которое чувствовал Билли к Дивайну, заставляло его отводить пассажиру больше внимания, чем он сам в этом сознавался. Он заметил, что лицо Дивайна было красиво, но в карих глазах его было неприятное выражение хитрости. И уже независимо от первоначальных довольно смешных причин, заставивших Билли возненавидеть Дивайна, он инстинктивно почувствовал к нему отвращение, как к человеку, которому нельзя доверять.

На море жизнь однообразна. Интерес, который вызывал в Билли неприятный пассажир, овладел им всецело. В свободные часы он неизменно шатался в той части корабля, где он мог встретить предмет своей ненависти, все надеясь, что пижон даст ему какой–нибудь повод «запустить ему в морду».

С этой целью он однажды вечером бродил по палубе и случайно подслушал часть разговора, который велся тихим голосом между пассажиром и шкипером Симсом. Из этого обрывка разговора он понял, что замышляется какое–то грязное дело и что Дивайн и шкипер Симе – оба заинтересованы в нем. Он узнал, что «Полумесяц» направляется собственно пассажиром Дивайном, что финансировал это предприятие некий Клинкер в Сан-Франциско, которому Дивайн многим обязан, и что дело касалось какого–то Хардинга и еще какой–то особы по имени Барбара. Он узнал также, что в случае успеха все участники должны были получить много денег. Заинтересованный Билли принялся расспрашивать Костлявого Сойера и Красного Сандерса, но оба матроса знали еще меньше его. Наконец «Полумесяц» прибыл в Гонолулу и встал на якорь в нескольких сотнях футов от нарядной белой яхты.

III ЗАГОВОРЫ

Во все время, пока «Полумесяц» простоял на рейде Гонолулу, команда не была спущена на берег, несмотря на глухое ворчание матросов. Только первый офицер Уард и второй штурман Терье съехали на берег.

Чтобы отвлечь экипаж от злобных мыслей, шкипер Симе занял его чисткой и покраской бригантины.

Билли Байрн заметил, что пассажир прекратил свои дневные прогулки по палубе. С тех пор, как бригантина встала на якорь, Дивайн не выходил из своей каюты до наступления темноты. Тогда он поднимался наверх и простаивал иногда часами у перил, устремив пристальный взгляд на изящную яхту, с крытой палубы которой часто доносились веселый смех и нежная музыка.


* * *
Если бы кто–нибудь стал наблюдать за мистером Уардом и вторым штурманом, когда они сошли на берег, то поведение их показалось бы весьма странным. Они вошли в третьестепенную гостиницу, расположенную у самого берега, сняли комнату на неделю, заплатили за нее вперед, пробыли в ней не более получаса и вышли одетые в статское платье.

Затем они поспешили в другую гостиницу, на этот раз первоклассную. Второй штурман шел впереди в сюртуке и цилиндре, в то время как мистер Уард следовал за ним в приличном синем пиджаке и нес два саквояжа.

В первоклассном отеле второй штурман записался, как «Анри Терье, граф де–Каденэ и его лакей Франс».

Сразу по прибытии он вручил отельному рассыльному записку с просьбой немедленно отправить ее. Записка была адресована эсквайру Антону Хардингу на борт яхты «Лотос».

В ожидании ответа на записку граф де–Каденэ и его слуга удалились в отведенные им комнаты. Анри Терье, второй офицер «Полумесяца», в сюртуке и цилиндре, выглядел от головы до пят настоящим джентльменом.

Никто на корабле не знал его прошлого, но изысканность его манер, основательное знание морского дела, строгое и начальническое обращение с подчиненными заставляли шкипера Симса предполагать, что он некогда занимал важный пост во французском флоте, откуда был, вероятно, выгнан за какую–нибудь позорную историю. Терье был жесток, раздражителен и вспыльчив. Он был нанят вторым штурманом на этот рейс только благодаря посредничеству Дивайна и Клинкера.

До этого он уже совершил одно плавание с Симсом, но шкипер нашел, что с ним слишком трудно иметь дело, и решил заменить его другим. Дивайн и Клинкер встретились случайно с Терье на борту «Полумесяца» и после десятиминутного разговора нашли, что он как нельзя лучше подходит для выполнения их плана. Симсу пришлось оставить его.

Уард не выносил француза; его надменный вид и небрежно–вежливое обращение оскорбляли грубого штурмана.

Теперь он страшно злился на необходимость разыгрывать из себя лакея Терье. Ничто не могло быть ему более обидно. Он еще больше возненавидел своего подчиненного, который, как он должен был сознаться в глубине своей души, был во всех отношениях выше его.

Но деньги могут совершать чудеса. Обещание Дивайна, что в случае удачи офицеры и команда «Полумесяца» получат миллион американских долларов чистоганом, помогло мистеру Уарду превозмочь отвращение, с которым он приступил к исполнению своей роли.

Оба офицера молча сидели в комнате отеля в ожидании ответа на записку, отправленную эсквайру Антону Хардингу. Роли были хорошо заучены и несколько раз тщательно отрепетированы на борту «Полумесяца». Теперь каждый был занят собственными мыслями. Так как между ними не было ничего общего кроме участия. Во время этой прогулки граф де–Каденэ узнал нечто очень важное, заставившее его отказаться от настоятельного приглашения отобедать вечером на яхте «Лотос»: он узнал, что яхта снимается с якоря на следующее утро и берет курс на Манилью.

– Не могу выразить вам, как я сожалею, что обстоятельства лишают меня удовольствия воспользоваться вашим приглашением. Уверяю вас, что только настоятельная необходимость мешает мне насладиться вашим обществом как можно дольше.

И, хотя его слова были обращены к мистеру Хардингу, но он смотрел в упор в глаза девушке.

Менее светская молодая женщина, вероятно, каким-нибудь образом проявила бы, какое впечатление произвели на нее эти слова; но граф де–Каденэ не смог уловить на лице Барбары, понравилась ли ей его речь или нет. Она просто высказала сожаление по поводу его отказа, как этого требовала вежливость.

Когда де–Каденэ довезли до его отеля, он тихо произнес, прощаясь с Барбарой Хардинг:

– Я увижу вас снова, мисс Хардинг, очень, очень скоро.

Ее удивили эти слова, казавшиеся странными при настоящих обстоятельствах. Что хотел он ими сказать? Как ужаснулась бы она, если бы догадалась о их истинном значении! Но она видела только выражение его глаз, полное недвусмысленным восхищением, и не знала сама, радовало ли это ее или сердило.

Как только де–Каденэ вошел в отель, он поспешил в комнату, где его с нетерпением ожидал мистер Уард.

– Живее! – закричал он. – Мы должны сейчас же ехать на бригантину. Они отплывают уже завтра утром. Ваша служба в качестве лакея оказалась очень легкой и кратковременной, но все же я дам вам отличную рекомендацию в случае, если бы вы пожелали поступить к другому джентльмену.

– Ваши шутки более чем неуместны, – холодно отрезал первый штурман. – Я впутался в эту театральную антрепризу не для развлечения и не вижу в ней ничего забавного. Попрошу вас не забывать, что я ваш начальник! Терье передернуло. Уард не подметил злобного взгляда, который кинул на него его элегантный товарищ. Они вместе собрали свои вещи, спустились в контору, где уплатили по счету, и поспешили в маленькую грязную портовую гостиницу. Полчаса спустя они подымались на палубу «Полумесяца». Билли Байрн, работавший по соседству с каютой, увидел их и злобно насупился. Они были представителями власти, а Билли ненавидел всякую власть. Он был прирожденным врагом закона, порядка и дисциплины. «Хотел бы я повстречаться с одним из этих типчиков ночью на Грин–стрит», – подумал он.

Приехавшие вошли со шкипером в его каюту, и мистер Дивайн поспешно прошел туда же. Вообще все четверо торопились и казались озабоченными. Это заинтересовало Билли.

Он вспомнил подслушанный недавно обрывок разговора между Дивайном и Симсом. Может быть, ему удастся узнать еще больше? Никакие соображения этического свойства Билли не удерживали, и он, не теряя времени, перенес свою деятельность как можно ближе к каютной двери, чтобы иметь возможность подслушать, что говорилось внутри.

Первые же слова, долетевшие до него, заставили его насторожить уши. Было ясно, что подготовляется дело в его духе – грязное дело, и он только изумлялся, что такое изящное существо, как Дивайн, было замешано в нем. Это почти заставило его изменить свое первоначальное мнение о пассажире.

Оказывалось, что какой–то Барбаре Хардинг дед оставил наследство в двадцать миллионов долларов, которые должны были перейти к ней при ее замужестве. Кроме того, у нее лично было пять миллионов, а отец ее Антон Хардинг тоже был многократным миллионером.

Симсу было предписано похитить Барбару и хранить ее до выкупа. Дивайн, старый знакомый мисс Хардинг, должен был разыграть роль пленника, тоже захваченного ее похитителями. Ему нужно было склонить девушку выйти за него замуж, и затем они оба были бы освобождены.

Выкуп и существенную часть капитала девушки предполагалось поделить между Симсом, Уардом, Терье и отсутствующим Клинкером; экипаж корабля должен был получить тройное жалованье. Кажется, согласно завещанию, муж Барбары получал сразу в личное распоряжение десять миллионов.

Дивайн не знал только одного обстоятельства – и это Билли узнал позже: в завещании была оговорка, что выбор мужа мисс Хардинг должен был быть одобрен ее отцом. Только в этом случае могла она унаследовать деньги.

Разговор в каюте оборвался так неожиданно, что Билли еле успел отскочить от дверей. Однако Терье, который вышел из каюты раньше других, заметил фигуру, которая шарахнулась в сторону.

Не сказав ни слова своим товарищам, француз быстро побежал наверх на палубу. Он не ошибся: впереди себя он увидел бегущего матроса.

– Эй, ты! – крикнул он. – Стой!

Билли обернулся – и второй штурман признал в нахмуренном угрюмом матросе того новичка, который задал в первый день такую здоровую трепку Уарду.

– Ах, это вы, Байрн! – сказал он приветливо. – Пойдемте на минуту ко мне, я хочу с вами поговорить.

При этих словах он круто повернулся и снова направился вниз; Билли последовал за ним.

– Друг мой, – сказал Терье, когда они очутились в каюте и дверь за ними закрылась. – Мне не нужно спрашивать вас, много ли вам удалось подслушать из разговора, происходившего у капитана. Если бы вы не слыхали больше, чем нужно, то вы не бежали бы от меня так стремительно. Я хочу сказать вам одно: держите язык за зубами. Я предлагаю вам помочь мне во время событий, которые должны произойти в ближайшие дни. Те, – и он указал пальцем по направлению к капитанской каюте, – могут угодить на виселицу, а я совершенно не желаю подставлять своей головы в петлю. Без этого Дивайна наша доля будет гораздо крупнее, не правда ли? В особенности, если мы поведем дело правильно. У меня есть план, и для проведения его требуется всего три или четыре человека.

– Я знаю, что вы Уарда не любите, – продолжал он. – Можете быть уверены, что и он платит вам тем же. Если вы останетесь с ними, Уард сумеет надуть вас при дележе или даже устроит вам кое–что похуже. Короче говоря, друг мой Байрн, ваша жизнь в большой опасности – вы не можете быть спокойны за нее, пока находитесь на одном корабле с Бендером Уардом. Понимаете, что я хочу сказать?

– Ну, – сказал Билли Байрн, – не очень–то я его боюсь. Пусть–ка он сунется и попробует сыграть со мной еще какую–нибудь подлую штуку – я его мерзавца, угощу по–своему!

– Верно, верно, Байрн, – поспешил согласиться Терье. – Конечно, если кто–нибудь может с ним справиться, то это именно вы, – если только вам представится к этому возможность. Но не такой человек Уард, чтобы дать вам эту возможность! На днях у нас может произойти стрельба. Что помешает Уарду пустить вам «случайно» пулю в спину? Если он не сделает этого теперь, то, во всяком случае, ему еще не раз представится случай отправить вас на тот свет прежде, чем мы достигнем какого–нибудь цивилизованного порта. Верьте мне, Байрн, он вас убьет – он такой человек! Зато, если вы будете на моей стороне, то вы разом освободитесь от Уарда, Симса и Дивайна. Ваш пай будет больше, нам не придется каждую минуту бояться быть подстреленным сзади. Ну, что вы на это скажете? Хотите быть со мной или же мне идти к шкиперу и рассказать ему, что вы подслушивали у дверей капитанской каюты? Решайте!

– Что ж, я согласен, – сказал Билли Байрн, – если вы обещаете приличный куш при дележке. Француз протянул руку. – Давай руку, – сказал он.

– Идет! – вскликнул Билли, хлопая его по ладони. – Говорите, что нужно делать?

– Не теперь? – сказал Терье. – Кто–нибудь может подслушать нас, как вы нас подслушали. Погодите, пока представится более удобный случай. Я скажу вам тогда все, что вам нужно знать. А пока подумайте, кто из матросов больше всего подходит для нашего дела: нам требуется еще три–четыре верных человека кроме нас самих. Ну–с, а пока ступайте на палубу и работайте, как будто ничего не случилось, и, если я буду с вами более груб, чем обыкновенно, то знайте, что это для того, чтобы отвлечь всякие подозрения.

– Ладно! – ответил Билли Байрн.

IV ПОДВИГ МЭЛЛОРИ

К вечеру нарядная свежевыкрашенная бригантина снялась с якоря и пошла на запад. Казалось, обстоятельства благоприятствовали ей: ветер был попутный, как по заказу.

Матросы сразу ожили. В ожидании предстоящего приключения, команда уже не думала о том, что ей не позволили сойти на берег в Гонолулу. В воздухе чувствовалось нарастающее возбуждение; близилась цель, к которой они все стремились.

Шкипер Симе и Дивайн были в восторге от удачи. Они рассчитывали, что пройдет по меньшей мере неделя, пока второму штурману «Полумесяца» удастся настолько овладеть доверием Хардингов, чтобы узнать их дальнейшие планы. Теперь им оставалось только поздравить друг друга с успехом и гордиться проницательностью, с которой они выбрали такого способного агента, как Терье.

Уард был доволен уже тем, что ему не приходилось больше разыгрывать унизительной роли лакея своего младшего офицера. Кроме того, он надеялся, что предстоящие события дадут ему возможность расправиться с наглым матросом, осмелившимся избить его несколько недель тому назад. Терье не ошибся в своей оценке первого штурмана…

Билли Байрн, освободившись от трудной авральной работы, начал раздумывать на досуге о том, что он подслушал у капитанской каюты. Сопоставляя одно с другим, он тщетно силился угадать, что произойдет в ближайшее время.

Взвешивая предложение Терье, он сразу оценил всю его выгодность: на долю каждого заинтересованного перепадет гораздо больше. Билли нравилась тоже полная секретность заговора. Впрочем, если бы он мог придумать какой–нибудь способ, чтобы в свою очередь провести Терье, то прибыль от этого утроилась бы, да, кроме того, это доставило бы ему искреннее удовольствие.

Он был занят этими мыслями, когда увидел Костлявого Сойера и Красного Сандерса, подымающихся по трапу, и окликнул их. Оба матроса с восторгом согласились принять участие в заговоре, направленном против Симса и Уарда, когда Билли объяснил им всю выгоду этого дела.

Костлявый Сойер указал на чернокожего повара Бланко, как на единственного члена команды, на которого можно было положиться, и, по просьбе Билли, обещал завербовать гиганта–эфиопа в число соучастников.

На второй день после отплытия из Гонолулу, Симе с раннего утра нетерпеливо смотрел в подзорную трубу на восток. Около двух часов пополудни на северо–востоке показался легкий дымок.

Немедленно курс «Полумесяца» был изменен и направлен прямо на северо–запад, чтобы перерезать путь пароходу, быстро выплывающему из–за горизонта.

Приняв новый курс, бригантина неслась под всеми парусами до тех пор, пока не явилась опасность быть замеченной приближавшимся пароходом. Как только острые глаза Терье с несомненностью установили, что судно, белевшее вдалеке, действительно яхта «Лотос» – был отдан приказ убрать паруса и предоставить судно течению.

В это время на палубе яхты веселое общество смеялось и болтало в счастливом неведении о готовящейся ловушке. Полчаса приблизительно после того, как «Полумесяц» остановился, вахтенный на «Лотосе» заметил медленно плывущую по ветру бригантину.

– Парусный корабль на юго–западе, – закричал он. – Выкинут сигнал бедствия!

В одну минуту гости и матросы высыпали на палубу и выбрали себе различные обсервационные пункты, откуда удобно было рассмотреть незнакомое судно. Этот инцидент являлся приятным нарушением однообразия длинного морского путешествия.

Антон Хардинг стоял на мостике с капитаном Норисом. Оба навели подзорные трубы на далекий корабль.

– Можете вы рассмотреть, что это за судно? – спросил Хардинг.

Это бригантина, – ответил капитан, – и, насколько я могу судить отсюда, все на ней в порядке. Паруса тщательно закреплены, экипаж видимо многочисленный, потому что я вижу на палубе много людей, которые как будто следят за нами. Попытаюсь изменить курс и поговорить с ними. Посмотрим, что там случилось, и, если нужно, придем на помощь.

– Конечно! – ответил Хардинг. – Сделайте для них все, что в ваших силах.

Он спустился к дочери и к гостям, чтобы поделиться с ними теми немногими сведениями, которые ему сообщил капитан.

– Вот интересно! – воскликнула Барбара Хардинг. – Конечно, это не настоящее кораблекрушение, но, может быть, нечто похожее. Бедняжки! Ведь может быть, что они уже несколько недель носятся по волнам Тихого океана без пищи или воды! Подумайте, как они должны быть счастливы, видя, что мы к ним подходим!

– Если они носятся по океану без воды или пищи уже несколько недель, – осмелился возразить Билли Мэллори, – то единственное, что им теперь нужно и чего мы непредусмотрительно не захватили с собой, это – гробовщика и священника.

– Не придирайтесь, пожалуйста, Билли, – ответила мисс Хардинг. – Вы великолепно знаете, что я хотела сказать не «недели», а «дни». Как бы то ни было, они будут очень благодарны нам за все, что мы сможем им сделать. Господи, как интересно услышать историю на стоящего крушения!

Билли Мэллори рассматривал бригантину в подзорную трубу мистера Хардинга, когда у него вырвалось восклицание ужаса.

– Клянусь святым Георгием! – вскричал он. – Дело все–таки серьезное. Корабль в огне. Смотрите,. мистер Хардинг!

Действительно, когда владелец «Лотоса» снова навел подзорную трубу на бригантину, он тоже увидел тонкий столб черного дыма, подымавшийся в середине корабля. Он не мог знать, конечно, что чернокожий повар, под присмотром мистера Уарда, жег на бригантине узел промасленных тряпок в железном котле.

– Боже! – вскричал мистер Хардинг. – Какой ужас! Несчастные в панике. Смотрите, смотрите, они спускают шлюпки!

И он бросился обратно на мостик посоветоваться с капитаном.

– Да, – сказал Норис. – Я заметил дым почти одновременно с вами. Странно однако, что его раньше не было видно… Я уже отдал приказ идти к ним полным ходом и велел мистеру Фостеру держать наготове шлюпки на тот случай, если на бригантине не хватит своих.

– Понять не могу, – прибавил он после минутного раздумья, – почему они начали проявлять волнение из–за этого пожара только тогда, когда мы приблизились к ним? Это все–таки странно!

Ну, мы через несколько минут узнаем, в чем дело, – беспечно ответил мистер Хардинг. – Вероятно, пожар возник недавно и еще больше увеличил их бедственное положение. Они, верно, сами только что узнали о нем.

– Огонь не мог за эти несколько мгновении распространиться так быстро и нагнать на них такой ужас, что вся команда бросилась в шлюпки, – настаивал капитан. – Но вы правы, сэр, через несколько минут мы все узнаем. Делать разные предположения вперед – совершенно напрасно.

Все офицеры и матросы «Полумесяца», – так по крайней мере казалось толпившимся на палубе «Лотоса» зрителям, – вошли наконец в лодки, отчалили от своего корабля и принялись неистово грести по направлению к быстро приближавшейся яхте. На самом деле на бригантине остался мистер Дивайн, нервно расхаживавший взад и вперед по своей каюте, и второй штурман Терье, которому было поручено смотреть за дымящимся тряпьем, в то время как Бланко и Уард заняли места в шлюпках.

Терье был страшно смущен оборотом, который приняли события.

Он уже наметил было такой блестящий план действия! Его план, – правда, смелый и рискованный, – состоял в том, чтобы в ту минуту, как на борту «Лотоса» раскроется обман Симса и Уарда, призвать своих немногочисленных сообщников и открыто перейти на сторону пассажиров яхты, чтобы вместе с ними бороться против прежних товарищей.

Он объяснил Билли Байрну, что ему хотелось заставить поверить мистера Хардинга, что он, Терье, и его соучастники были одурачены разбойниками, что они до последней минуты не подозревали о целях шкипера Симса, а когда узнали, сразу же встали на защиту яхты.

Тогда, – сказал в заключение Терье, – они будут смотреть на нас, как на героев и на своих лучших друзей. Мы легко захватим их всех и получим выкуп не за одного человека, а за десять или за пятнадцать.

– Вот здорово! – восторженно воскликнул Билли Байрн. – Ловко у вас мозги работают!

На самом деле Терье только в крайности решился бы повести дело так. Красота и богатство Барбары Хардинг страшно импонировали ему, и он надеялся, что события позволят ему оказать настолько важную услугу ее отцу и ей самой, что его ухаживания будут приняты благосклонно. В таком случае он не рисковал бы ничем и легко мог отделаться от своих соучастников, объяснив мистеру Хардингу, что он вынужден был надавать им всяких обещаний, чтобы заручиться их помощью против Симса и Уарда. Тогда можно было бы заковать всех трех молодцов в кандалы, спустить их в трюм, и все кончилось бы к общему благополучию…

И вдруг этот болван Уард смешал все его карты, придумав дурацкий пожар, чтобы иметь возможность всей командой перебраться на «Лотос». Он одним ходом разрушил все хитроумное плетение Терье, напомнив шкиперу Симсу, что пассажиры «Лотоса» могут узнать «графа» Терье при абордаже и заподозрить какую–то измену. Второго помощника капитана решили из предосторожности оставить на «Полумесяце». Бандиты слишком хорошо знали, что увеселительные яхты обычно снабжены малокалиберными орудиями и что при первом намеке на опасность на борту найдутся люди, которые смогут отразить нападение.

Терье имел некоторые основания надеяться, что ему удастся добиться руки Барбары Хардинг: он был образован, воспитан и обладал красивой, хотя и мрачной наружностью. Титул «графа де–Каденэ», который он принял во время своего пребывания в Гонолулу, действительно принадлежал ему по праву рождения. Таким образом, если не считать давно забытого скандала во французском флоте, ничто не могло помешать его заветной мысли о блестящей женитьбе.

А теперь, в последнюю минуту, все было испорчено. Терье дрожал от бешенства. Эта скотина Уард сам подписал себе смертный приговор.

Шлюпки подошли к яхте, которая замедлила ход и почти остановилась. В ответ на запрос капитана «Лотоса» шкипер Симе начал, приставя руки ко рту, объяснять постигшее их бедствие.

– Я капитан Джонс, – закричал он, – с бригантины «Кларинда», рейс Сан–Франциско – Иокагама, с грузом динамита. Вчера у нас испортился руль, а сегодня в трюме возник пожар. Он может достигнуть динамита в любой момент. Возьмите нас на борт и уезжайте отсюда как можно скорее: в пределах пятисот саженей вы не в безопасности.

– Нужно спешить, капитан! – тревожно сказал мистер Хардинг.

– Не нравится мне вся эта канитель, сэр, – угрюмо ответил Норис. – На бригантине не выкинуто флага, что на борту взрывчатые вещества; да, если бы даже весь трюм был набит динамитом, то и тогда нам не грозило бы ни малейшей опасности. Каждый, кто перевозил динамит, знает это или должен бы знать! От огня взрыва динамита не происходит; он взрывается только от сотрясения. Нет, сэр, здесь что–то не чисто; мне все это совсем не нравится. Взгляните на рожи этих людей. Видели ли вы Когда–нибудь в вашей жизни, сэр, такую банду висельников?

– Должен сознаться, что компания не из приятных, – сказал мистер Хардинг. – Но разве можно судить по одной внешности? Я думаю, что во имя гуманности их все–таки следует взять на борт. Я уверен, что ваши опасения окажутся неосновательны.

– Итак, вы приказываете мне, сэр, взять их на борт? – спросил капитан Норис.

– Да, капитан, я думаю, так будет лучше, – ответил мистер Хардинг.

– Слушаю–с, сэр, – невозмутимо ответил капитан и повернулся, чтобы отдать необходимые приказания.

Офицеры и матросы «Полумесяца», смуглые, со свирепыми, отталкивающими физиономиями, начали карабкаться на борт «Лотоса».

– Совсем будто нападающий отряд пиратов, – восхищенно заметил Билли Мэллори, следя глазами за звероподобным негром, который последним перелезал через перила яхты.

– Не слишком они красивы, правда? – прошептала Барбара Хардинг, инстинктивно прижимаясь к своему спутнику.

– Слово «красивый» вряд ли к ним подходит, Барбара, – ответил ей Билли. – Знаете, мне довольно труд но представить себе их на коленях, умиленно возносящими за свое спасение благодарственные молитвы господу богу. Помнится, ведь вы так их изображали?

– Если вы задались целью быть сегодня еще более неприятным, чем обыкновенно, – отпарировала Барбара нарочито–вежливым тоном, – то вы, наверное, будете рады узнать, что вам это удалось!

– Рад, что мне хоть что–нибудь удалось, – ответил, смеясь, молодой человек. – Мне вообще порядочно не везет.

– В чем, например? – спросила Барбара, незаметно попадая в ловушку.

– Да вот, например, когда я изо всех сил стараюсь быть настолько приятным, чтобы вы наконец сказали мне «да».

– Ну, теперь вы совсем испортили все дело вашими глупостями, – шаловливо заявила девушка. – Почему не можете вы быть таким же милым, как прежде, таким, как вы были раньше, чем вы вбили себе в голову эту глупую мысль?

– Я не нахожу ничего глупого в том, чтобы быть по уши влюбленным в самую прелестную девушку в. мире, – воскликнул Билли. – Тише! Вас могут услышать.

– Пусть слышат, мне все равно. Я горжусь моей любовью к вам, Барбара, а вы только смеетесь надо мной и не видите, как она серьезна. Я готов умереть за вас и был бы рад, если бы к этому представился случай. Я… Но, боже мой, что это такое?

– О, Билли! Что делают эти люди? – вскричала вдруг девушка. – Они стреляют! Они в папу стреляют! Скорее, Билли, скорее! Сделайте что–нибудь! Бога ради, сделайте что–нибудь!

На нижней палубе, под ними, «спасенная» команда окружила мистера Хардинга, капитана Нориса и большинство экипажа яхты. Пираты вытащили из–под рубах револьверы и выстрелили в упор в двух матросов, вздумавших сопротивляться.

– Стойте смирно, – скомандовал шкипер Симе, – и мы никому из вас не нанесем вреда.

– Что вам от нас нужно? – закричал мистер Хардинг. – Если вам нужны деньги, то возьмите все, что у нас есть на борту, и ступайте своей дорогой. Никто не помешает вам.

Шкипер Симе даже не взглянул на него. Его глаза были направлены на верхнюю палубу. Там стояла девушка с широко раскрытыми от ужаса глазами и рядом с ней молодой человек; оба они смотрели вниз.

Та ли это девушка, которая им нужна? На борту были еще другие женщины. Он видел их, испуганно жавшихся за Хардингом и Норисом. Некоторые из них были молоды и красивы, но какое–то внутреннее чутье подсказывало Симсу, что Барбара Хардинг – та, которая стоит на верхней палубе.

Симе прибегнул к хитрости. Если бы он напрямик спросил Хардинга, приходится ли эта девушка ему дочерью, старик, по всей вероятности, заподозрил бы цель их посещения и не ответил бы правды.

– Кто эта женщина, которую вы держите на борту? – закричал он угрожающе. – Из–за этого–то мы и пришли сюда.

– Да что с вами? Это моя дочь, – выпалил Хардинг. – Кто вам…

– Спасибо, – насмешливо прервал его шкипер. – Этого только мне и нужно было. Эй ты, Байрн! Ты ближе всех к трапу, – добудь нам ее сюда.

Услышав приказание, Билли Байрн повернулся и бросился по лестнице на верхнюю палубу. Билли Мэллори слышал разговор внизу. Освободившись от Барбары Хардинг, в ужасе ухватившейся за его руку, он побежал вперед к лестнице.

Матросы и пассажиры «Лотоса» дрожали от беспомощной ярости. На всех были направлены дула револьверов, и неподвижные тела их товарищей на полу красноречиво свидетельствовали о том, что их ожидает то же при малейшем движении. Они молча стояли, угрюмо опустив глаза.

Билли Байрн не остановился в своем беге на верхнюю палубу. Вид высокого молодого человека, ожидавшего его наверху, только разжег в нем страсть к борьбе. Элегантный фланелевый костюм, белые башмаки, светлая кепка были для Билли вполне достаточным поводом, чтобы убрать с дороги «пижона».

Билли Мэллори был старше Билли Байрна – ему было около двадцати четырех лет, но роста они были одинакового. Он занимался всеми видами спорта и очень гордился своей физической силой. В студенческих атлетических кружках имя Мэллори пользовалось большой известностью. Но в борьбе с таким противником, как Билли Байрн, Мэллори был безнадежно обречен на поражение: ведь он не применял никаких жульнических приемов. Теперь, стоя на верхней ступеньке лестницы, он, Мэллори, имел все преимущества позиции на своей стороне. Будь Билли Байрн на его месте, он не преминул бы этим воспользоваться и изо всех сил ударил бы своего противника ногой по лицу. Но для Билли Мэллори такой поступок был совершенно немыслим.

Вместо этого он подождал, пока Билли Байрн подымется наверх, и тогда только размахнулся, намереваясь нанести ему удар в челюсть. Байрн нагнулся под размахнувшейся рукой, затем выпрямился, как пружина, и ударил его три раза с силой молота – один раз в челюсть и два раза в живот.

Девушка, парализованная от страха, прислонилась к перилам и тихо вскрикнула: ее защитник зашатался под страшными ударами и чуть не упал на палубу. Но Мэллори сделал над собой отчаянное усилие и бросился вперед, желая сцепиться с грубым животным, стоящим перед ним.

Билли Байрн снова ударил свою жертву. Он наносил короткие, резкие удары, от которых голова Мэллори раскачивалась из стороны в сторону, а затем опять нанес грубый удар в живот.

Но молодой человек не сдавался и с упорством бульдога старался схватиться со своим противником. Наконец, несмотря на все усилия Байрна, ему удалось его захватить и повалить на пол.

Сплетясь в клубок, покатились они по палубе. Байрн кусался, бил руками и ногами, в то время, как Мэллори напрягал все свои быстро убывающие силы, чтобы обхватить горло бандита и задушить его.

Но страшные удары Билли Байрна сделали свое дело. Байрн, почувствовав, что пальцы молодого человека ослабевают, стряхнул его с себя, приподнялся на один локоть и нанес своему уже почти бессознательному противнику еще несколько бесчеловечных ударов в лицо.

Барбара Хардинг с воплем закрыла лицо руками и отвернулась при виде распухшего лица Мэллори и его выкатившихся кровавых глаз. Билли грубо отпихнул от себя неподвижное тело. В памяти девушки встали недавние слова Мэллори, которые она сочла простой фразой ухаживателя: «Я готов умереть за вас, Барбара, и был бы рад этому случаю».

– Несчастный! Как быстро и страшно представился ему этот случай!

Грубая рука схватила ее.

– Ну, ты! – закричал над ее ухом хриплый голос. – Очухайся! И он грубо толкнул ее с лестницы.

Девушка отступила назад; тогда Билли Байрн, верный своим традициям, верный самому себе, неожиданно так перекрутил ей руку, что с ее побледневших губ сорвался вопль боли.

– Ступай вперед, коли не нравится, – пробурчал Билли Байрн. – Брось финтить, матушка, а не то я те твой «плавник» совсем выверну.

Антон Хардинг с проклятием бросился на защиту своей дочери, но Уард сразил его прикладом револьвера.

– Легче, Байрн! – закричал шкипер Симе. – Девки убивать не надо, черта ли нам ее мертвую!

Онемев от ужаса, девушка больше не сопротивлялась и позволила отвести себя на нижнюю палубу. Там ее спустили в ожидавшую шлюпку.

Затем шкипер Симе приказал Уарду обыскать яхту и забрать все огнестрельное оружие. Ему же было поручено управление «Лотосом», а к команде была приставлена вооруженная стража из шести головорезов.

Покончив с этими делами, шкипер Симе забрал своих людей и шесть матросов с «Лотоса», которые должны были заменить оставленных на яхте бандитов, и вернулся с девушкой на «Полумесяц».

На бригантине подняли паруса, и через полчаса она быстро неслась к югу; «Лотос» следовал за ней. Симе держался этого курса двое суток, до тех пор, пока не убедился, что они вышли из полосы регулярных тихоокеанских рейсов.

Тогда «Полумесяц» повернул по ветру и встал с повисшими парусами, покачиваясь на волнах. Шкипер Симе снова перешел на «Лотос», забрав с собою шесть матросов с яхты, увезенных им два дня тому назад, и столько же матросов своего экипажа.

Очутившись на борту «Лотоса», матросы с бригантины сразу принялись за работу. Руль яхты был выворочен и брошен в океан; огни в печи залиты, машины безжалостно разбиты. Яхту привели в полною негодность, чтобы не дать ей возможности преследовать бригантину. Даже запас угля был выкинут из трюмов за борт. Та же участь постигла запасные мачты и паруса, и, когда наконец шкипер Симе и первый штурман Уард вместе со своими матросами покинули яхту, она беспомощно катилась с волны на волну и имела вид судна, потерпевшего кораблекрушение.

Все это время Барбару Хардинг держали внизу в тесной и грязной каюте. Она не видела никого кроме великана–негра, который приносил ей три раза в день грубую еду, до которой она почти не притрагивалась. Через иллюминатор Барбара Хардинг видела, во что превратили яхту ее отца. Когда все было кончено и экипаж бригантины вернулся на собственное судно, девушка почувствовала, что корабль снова тронулся в путь.

Вскоре «Лотос» начал удаляться, а затем и совсем скрылся из поля ее зрения. С воплем отчаяния упала девушка на жесткую койку, занимавшую одну стену ее темницы. Ее отец был брошен на произвол судьбы!

Через некоторое время скрипнула дверь. Она вскочила на ноги с решимостью защищать себя против новой неведомой опасности; но, когда она увидела лицо человека, остановившегося в дверях, глаза ее раскрылись от изумления: – Вы? – только и могла прошептать она.

V КОМУ ВЕРИТЬ?

– Да, Барбара, я, – сказал мистер Дивайн. – Ка кое счастье, что я здесь, чтобы оказать вам посильную помощь!

– Но, Ларри, – вскричала Барбара, которая не мог ла прийти в себя от изумления, – как вы–то сами очутились на борту этого корабля? Как вы попали сюда? Что вы делаете среди этих разбойников?

– Я пленник, – ответил Дивайн, – так же, как и вы. Мне кажется, что они хотят получить за нас выкуп. Они захватили меня в Сан–Франциско, одурманили меня и перенесли на борт в ночь перед своим отплытием. – Куда нас везут? – спросила девушка.

– Не знаю, – ответил он. – Но из того, что мне уда лось подслушать из их разговоров, мне кажется, что они хотят нас высадить на какой–нибудь уединенный остров, находящийся вдали от торговых путей. В Тихом океане есть тысячи таких островков, куда корабли заходят раз в десять лет. Там они будут держать нас, пока часть их на корабле отправится в какой–нибудь пункт, откуда они смогут войти в сношения с своими американскими агентами. Когда наш выкуп будет выплачен этим агентам, они вернутся за нами и либо перевезут нас на какой–нибудь другой остров, где нас смогут найти наши родные, либо оставят на том же острове и дадут знать нашим близким о месте нашего пребывания.

Во время рассказа Дивайна девушка пристально смотрела на него.

– Они не плохо обращались с вами, Ларри, – сказала она. – Вы выглядите превосходно и у вас такой спокойный вид!

Легкий румянец, выступивший при этих словах на лице ее собеседника, несколько удивил девушку, но не вызвал в ней никаких подозрений.

– Они совсем не плохо обращались со мной, – по спешил он уверить ее, – да и к чему бы это повело? Ведь если я умру, они лишатся выкупа. Так обстоит дело и с вами, Барбара; поэтому я думаю, что вам нечего опасаться грубого обращения.

– Будем надеяться, что вы правы, Ларри, – сказала она.

Но безнадежность ее тона и всего ее вида ясно говорила, что она не ожидает ничего хорошего от грубого экипажа «Полумесяца».

– все–таки это прямо поразительно, продолжала она, – что вы оказались пленником как раз на том же судне, что и я! Я никак не могу понять этого. Ведь почти накануне нападения на нашу яхту мы познакомились и принимали у себя в Гонолулу вашего друга графа де–Каденэ, который передал нам письмо от вас!

Дивайн мучительно покраснел. Как он проклинал себя внутренне за то, что не умеет достаточно владеть собой! Если он не будет более осторожным, то девушка очень скоро догадается об истине…

– Они заставили меня это сделать, – сказал он на конец, указывая пальцем по направлению к капитанской каюте. – Этим объясняется, может быть, то, что они захватили меня с собой. Граф де–Каденэ – на самом деле моряк по имени Терье, второй штурман этого корабля. Они подослали его к вам, чтобы выведать курс «Лотоса» и узнать, когда вы предполагаете покинуть Гонолулу. Все они здесь сплошь мошенники и негодяи. Если бы я отказался тогда исполнить их требование, они бы убили меня.

Молодая девушка не проронила ни слова, но Дивайн заметил на ее лице глубокое презрение.

– Я ведь не знал, что они собираются делать. Если бы я мог об этом догадаться, я скорее бы умер, чем написал эту несчастную записку, – неловко защищался он.

Барбаре стало грустно… Она вспомнила Билли Мэллори, который умер, желая ее спасти. Она мысленно сравнила его с Дивайном, и результат сравнения оказался очень нелестным для ее теперешнего собеседника…

– Они убили несчастного Билли, – проговорила она наконец. – Он пытался меня защитить.

Мистер Дивайн понял течение ее мыслей. Сперва он хотел было найти какое–нибудь оправдание своему поступку; но сознание истинных размеров совершенного им предательства, о котором девушка и не догадывалась, как–то парализовало его. Он нашелся только сказать:

– Билли поступил бы умнее, подчинясь неизбежному, как это сделал я; зато теперь я в состоянии помочь вам. Если бы меня тогда убили, то моя смерть все равно не помешала бы им выполнить свои намерения точно так же, как и смерть Билли не послужила ни чему. Я не вижу, чем помог вам его поступок, как бы мужествен он ни был!

– Мне поможет воспоминание об этом поступке и о Билли, – ответила она спокойно. – Оно поможет мне мужественно перенести, что бы мне ни предстояло, по может, если нужно, мужественно умереть. Дивайн промолчал. Через минуту девушка снова заговорила:

– Я хотела бы остаться одна, Ларри. Я сильно потрясена и очень устала. Может быть мне удастся уснуть. Дивайн раскланялся и вышел из каюты.


* * *
Несколько недель «Полумесяц» упорно держался своего курса – на юго–запад. В отношениях людей, находящихся на борту его, не произошло существенной перемены.

Барбара Хардинг, видя, что ее оставляют в покое, уступила наконец настойчивым просьбам мистера Дивайна, к обществу которого ее невольно влекло из–за одиночества и страха, и начала выходить на палубу бригантины.

Однажды вечером она очутилась лицом к лицу с Терье; это была их первая встреча со времени ее похищения. Офицер почтительно снял фуражку, но девушка ответила на его поклон холодным, ничего не выражающим взглядом; казалось, что она его просто не видела.

Терье покраснел от досады и пошел было дальше, как бы молча покорившись ее презрительному отношению, но затем передумал и повернул к ней.

– Мадмуазель Хардинг, – сказал он тихо, – я не могу винить вас за недоверие, которое вы питаете ко мне; но я думаю, что по справедливости вы должны вы слушать меня прежде, чем меня осуждать.

– Я не могу представить себе, каким образом вам удалось бы оправдаться, – холодно ответила она.

– Я был обманут этой компанией негодяев, – сказал Терье, спеша воспользоваться представившимся ему случаем обелить себя в глазах девушки. – Мне дали понять, что это – шутка, которую мистер Дивайн хочет сыграть со своими старыми друзьями Хардингами и их гостями. Предполагалось разыграть нападение пиратов в открытом море. Я так на это и смотрел до тех пор, пока они не привели в негодность «Лотос» и не бросили его посреди океана; правда, и до этого мне уже начинало казаться, что они слишком далеко зашли в своей мистификации.

– Они говорили мне, – продолжал он, – что до вашего отплытия вы выражали желание, чтобы пережить что–нибудь действительно необыкновенное во время вашего путешествия, что вам надоела будничная и размеренная жизнь двадцатого столетия и что вы жалеете об исчезнувшем романтизме морских приключений. Они уверили меня, что мистер Дивайн – очень богатый молодой человек, с которым вы помолвлены, и что он легко мог позволить себе тот большой расход, который требовался для выполнения этой шутки. Я не видел ни чего дурного в том, чтобы принять в ней участие, тем более, что только перед самым Гонолулу узнал о предполагаемой цели рейса. До этого времени считалось, что мистер Дивайн предполагал просто ради своего удовольствия совершить поездку по южной части Тихого океана.

Вы видите, мадмуазель, что я был введен в заблуждение так же, как и вы. Не позволите ли вы мне загладить свою невольную вину тем, что я стану вашим другом? Уверяю вас, что друг вам потребуется.

– Кому мне верить? – вскричала девушка с отчаянием. – Мистер Дивайн тоже уверяет меня, что он был втянут в это дело насильно!

На лице Терье ясно выразилось саркастическое недоверие.

– Интересно, как же он объясняет рекомендательное письмо, которое я передал вашему отцу от его имени?

– Он говорит, что он был принужден его написать под угрозой револьвера, – ответила молодая девушка.

– Идемте со мной, – сказал штурман. – Я думаю, мне удастся убедить вас, что мистер Дивайн в прекраснейших отношениях со шкипером Симсом, – что, конечно, было бы немыслимо, если бы его история была правдива!

С этими словами он направился к трапу, который вел в офицерские каюты. Барбара Хардинг нерешительно остановилась на верхней ступеньке.

– Не бойтесь, мадмуазель, – успокоил ее Терье, – доверьтесь мне. Вам важно установить как можно скорее, кто вам друг на этом корабле и кто враг.

– Хорошо, – ответила девушка. – Там не может быть для меня большей опасности, чем здесь. Везде одинаково!

Терье повел ее прямо в свою каюту и приложил палец к губам. Тихо, как укрывающиеся преступники, шмыгнули они в небольшое помещение. Затем Терье повернулся, закрыл дверь и бесшумно задвинул засов.

Барбара следила за ним глазами. Сердце ее усиленно билось от страха.

– Идите сюда, – прошептал Терье, указывая ей на свою койку. – Я нашел выгодным для себя знать, что происходит за этой перегородкой. В головах койки, около фута над постелью, вы найдете небольшое круглое отверстие. Приложите к нему ухо и слушайте; я думаю, Дивайн сейчас там.

Перепуганная девушка, все еще не доверявшая Терье, исполнила однако то, что он ей советовал. Сперва она не могла ничего разобрать; до нее доносился только смутный гул голосов и звон стекла, как будто горлышко бутылки ударялось о рюмку. Барбара напряженно вслушивалась, приложив ухо к маленькому отверстию. Наконец она ясно различила хриплый голос шкипера Симса.

– А я вам говорю, что иначе поступить было нельзя, – и мне до черта надоело, что вы все время пристаете со всякими неудовольствиями. Что ж, по–вашему я неправильно взялся за дело?

– Я не говорю неправильно, Симе, – ответил другой голос, хорошо знакомый голос Дивайна, – но я думаю, что вы переборщили. Для чего вам понадобилось приводить «Лотос» в такую полную негодность? Ведь это явно ошибка! Скажите на милость, как сможем мы вернуться в цивилизованные места, если яхта погибла? Нужно было, конечно, испортить ее, но слегка, так, чтобы они сами смогли исправить повреждения. Этой отсрочки было бы нам вполне достаточно, чтобы удрать. После нашей свадьбы мисс Хардинг была бы возвращена ее отцу, и на радостях старика легко было бы уломать не подымать истории.

Затем еще одно обстоятельство: вы ведь хотели требовать выкупа за нас обоих – и за мисс Хардинг и за меня, – чтобы убедить их, что я тоже ваш пленник. Каким образом сможете вы это сделать, если мистер Хардинг умер? Наконец и сама мисс Хардинг ни за что не успокоится до тех пор, пока не предаст преступников суду, если с ее отцом и его гостями действительно что-нибудь стрясется…

Молодая девушка отвернулась от перегородки. Ее лицо как–то осунулось и было мертвенно бледно. Она встала и подошла к Терье.

– Я слышала достаточно, благодарю вас, мистер Терье, – проговорила она.

– Вы убедились теперь, что я ваш друг? – вкрадчиво спросил он.

– Я убедилась, что мистер Дивайн не друг мне, – ответила она уклончиво и шагнула к двери.

Терье стоял и смотрел на нее. Как она прекрасна! Ему казалось, что он никогда не видел более красивой девушки. Ему захотелось схватить ее и обнять.

Терье не привык обуздывать свои желания. Обыкновенно он брал то, что хотел; если нужно было, то брал силой.

Он шагнул к Барбаре. В его глазах зажегся огонек, который испугал девушку. Она быстро схватилась за ручку двери.

Терье был уже возле нее, но внезапно овладел собою. Он вовремя вспомнил свой хорошо обдуманный план, вспомнил, что он может получить половину ее состояния. Он должен запастись терпением и разыгрывать роль бескорыстного защитника, прежде чем перейти к роли любовника.

Барбара повернула к нему испуганное лицо; его поведение казалось ей подозрительным.

– Простите меня, мисс Хардинг, – спокойно сказал он ей. – Дверь на засове, позвольте мне открыть ее. Он галантно распахнул дверь и пропустил девушку.

Молча и незамеченные, пробрались они на верхнюю палубу.

Подавив в себе неожиданный прилив опьяняющей страсти, Терье вполне овладел собою и снова был готов продолжать холодную, расчетливую игру, план которой он себе начертал.

Он решил видеться с мисс Хардинг только настолько, чтобы упрочить ее доверие к себе, и ни в коем случае не навязывать ей своего общества. Он правильно полагал', что в тех мучительных условиях, в которых она находилась, девушка больше оценит заботливое внимание к ее удобствам и безопасности, чем настойчивое ухаживание.

Поэтому он только приподнял свою фуражку и удалился, попросив ее на прощанье, обращаться к нему в любое время за помощью, если в этом представится необходимость.

Оставшись одна, девушка погрузилась в невеселые размышления. Она никак не могла освоиться с мыслью, что Ларри Дивайн, ее друг детства Ларри – вдохновитель гнусного преступления, которое было совершено над нею и ее отцом! Почти так же трудно было ей поверить и этому таинственному мистеру Терье, что он действительно против преступления, а не является его соучастником, как ни старался он ее разуверить в этом.

И однако, разве его история не казалась более правдоподобной, чем история Дивайна, которой она верила до тех пор, пока Терье не раскрыл ей всю истину? Почему же ей так трудно поверить французу? Барбара сама не могла бы этого объяснить, но в глубине души она продолжала чувствовать недоверие к этому вежливому и вкрадчивому человеку и инстинктивно опасалась его.

В то время, как она стояла, прислонившись к перилам и глубоко задумавшись, мимо нее прошел Билли Байрн. При виде нее злая усмешка искривила его губы. Как он ненавидел эту девушку! Она, правда, ему ничего не сделала, но она была живое олицетворение всего того, что он привык ненавидеть с раннего детства.

Ее нежная белая кожа, изящные руки с выхоленными ногтями, хрупкая фигура, покрой ее платья – все кололо ему глаза, выставляя свое превосходство над ним и ему подобными. Это было существо другого, враждебного ему мира. Он знал, что она смотрит на него почти как на животное, пожалуй хуже, чем на животное…

Как это часто случается, молодая девушка почувствовала пристально устремленный взгляд, быстро обернулась и увидела уставившегося на нее матроса. Она сразу же узнала в нем того дикаря, который убил Билли Мэллори. Если в глазах Билли Байрна выражалась ненависть, то это было ничто в сравнении с тем выражением отвращения, которое появилось в глазах девушки, когда ее взгляд упал на угрюмое лицо матроса.

Так велико было в ней чувство презрения к этому человеку, что она не смогла удержаться от восклицания: – Негодяй и трус!

Матрос зловеще нахмурился и с угрожающим видом шагнул к ней.

– Чего? – прохрипел он. – Ты меня не задирай, или я тебе все кости переломаю! И он занес над ней свой огромный кулак.

VI НЕПРИЯТНЫЙ ИНЦИДЕНТ

Хулиган рассчитывал, что девушка испугается, и это было бы для него достаточным удовлетворением за нанесенное оскорбление.

Сколько раз угрожал он таким образом женщинам просто так, удовольствия ради! Они так забавно визжали от страха и так неуклюже улепетывали! Если же они осмеливались сопротивляться ему, что иногда случалось в западной части Чикаго, то он, не задумываясь, «выколачивал» из них спесь. Только так может мужчина достойно поддерживать свою репутацию храброго кавалера в окрестностях Большой авеню.

Эта изнеженная хрупкая кукла, конечно, сразу скиснет и упадет в обморок! К его изумлению, девушка продолжала стоять перед ним, высоко закинув голову и глядя на него спокойными, холодными глазами. – Трус! – повторила она снова.

Билли готов был ударить ее, но что–то удерживало его руку. Неужели он боялся этой девчонки?

Как раз в ту минуту, когда Байрн еще стоял с занесенным кулаком, появился Терье. Он в один миг понял положение и прыгнул между Билли Байрном и Барбарой Хардинг.

– Что сказал вам этот человек, мисс Хардинг? – закричал он. – Он вас ударил?

– Я не думаю, чтобы он осмелился ударить меня, – ответила девушка презрительно, – хотя он и угрожал мне. Это тот самый разбойник, который убил несчастного мистера Мэллори на «Лотосе». Он способен на всякую низость! Терье сердито обернулся к Байрну.

– Пошел вниз! – заорал он на него. – Я еще с то бой поговорю! Не будь здесь мисс Хардинг, я избил бы тебя, как собаку! Если я еще раз услышу, что ты к ней пристаешь или позволишь себе какую–нибудь наглость, я пущу тебе пулю в лоб так, что ты и опомниться не успеешь.

– Мели, Емеля! – насмешливо проговорил Билли Байрн. – И лучше ты ко мне не лезь! Нет такого чело века на корабле, который смеет так разговаривать с Билли Байрном, – понял?

Раньше, чем Терье успел опомниться, огромный кулак с такой силой ударил его под подбородок, что он без чувств грохнулся к ногам мисс Хардинг.

– Ну что, видишь теперь, как я расправляюсь с теми, кто меня задирает? – крикнул девушке Билли Байрн, и затем, нагнувшись над распростертой фигурой штурмана, вытащил из его кармана револьвер.

– Пожалуй, он скоро понадобится мне, – пробор мотал он.

Затем, злобно ударив ногой прямо в лицо бесчувственного Терье, хулиган направился в матросскую каюту.

– Теперь небось не скажет, что Билли Байрн трус! – гордо подумал он и спустился вниз.

Барбара Хардинг остолбенела при виде зверского нападения на офицера. Никогда не предполагала она, что на свете могло существовать человеческое существо, до такой степени лишенное всякого понятия о чести и благородстве, существо, способное угрожать беззащитной женщине и бить по лицу бесчувственного человека!

Откуда бы и могла Барбара Хардинг знать о подобных экземплярах человеческой породы? Ей ведь не пришлось жить в грязном квартале Чикаго между Большой авеню и Лэк–стрит, где так своеобразны понятия о мужской доблести и чести…

Когда она несколько пришла в себя, она подбежала к трапу и громко позвала на помощь.

Шкипер Симе и первый штурман Уард, которые каждую минуту ожидали столкновения с матросами, немедленно кинулись на палубу с револьверами наготове.

Барбара указала им на неподвижную фигуру Терье и быстро объяснила случившееся.

– Это сделал матрос Байрн, – сказала она. – Он отправился теперь в носовую каюту и у него револьвер, который он снял с мистера Терье.

Несколько матросов глазели на распростертую фигуру штурмана.

– Эй, вы! – закричал шкипер Симе двоим из них. – Снесите мистера Терье вниз и окатите ему лицо холодной водой. Мистер Уард, достаньте из моего шкапчика водку и постарайтесь влить ему в рот. А вы, остальные, вооружитесь топорами и ломами и смотрите, чтобы этот чертов сын не вышел живым на палубу. Держите его там, пока я достану ружья, а потом мы с ним, с проклятым, расправимся! ...



Все права на текст принадлежат автору: Эдгар Райс Берроуз.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Боксер БиллиЭдгар Райс Берроуз