Луиза Мэй Олкотт Дом под сиренями

Предисловие от издательства

Американскую писательницу Луизу Мэй Олкотт (Louisa May Alcott) российские читатели знают в основном как автора романа «Маленькие женщины», впервые изданного в 1868 году.

Луиза родилась в 1832 году в небогатой семье писателя Амоса Бронсона Олкотта. Она рано начала работать, была гувернанткой, учительницей, швеей. С детства увлекалась литературой, сочиняла небольшие рассказы и сказки, писала пьесы для домашнего театра. В 22 года девушка написала свою первую книгу «Басни о цветах».

Во время Гражданской войны в США Луиза служила медсестрой в военном госпитале в Джорджтауне. В 1863 году в переработанном виде были изданы ее письма родным, которые она посылала из госпиталя, и эта книга принесла ей первую, хотя и не очень широкую известность.

В 1868 году была издана самая известная и популярная книга Олкотт — «Маленькие женщины», повествующая о взрослении четырех дочерей семьи Марч: Мэг, Джо, Бет и Эми. Характер Мэг списан со старшей сестры писательницы — Анны, саму себя она вывела в образе Джо, а прототипами Бет и Эми стали ее младшие сестры Элизабет и Мэй соответственно.

Успех книги побудил писательницу сочинить несколько связанных с этим произведением романов. Так, в 1869 году вышло продолжение под названием «Маленькие женщины замужем», которое повествует о юности сестер Марч и их замужестве. В 1871 году была издана книга «Маленькие мужчины», также полуавтобиографическая, — о племянниках писательницы; наконец, в 1886 году вышла книга «Ребята Джо». Кроме того, многие из последующих рассказов и повестей Олкотт перекликались с «Маленькими женщинами».

В отличие от Джо Марч, своего литературного воплощения, Луиза Мэй Олкотт никогда не была замужем. В 1879 году, после смерти своей сестры Мэй, писательница взяла на воспитание двухлетнюю племянницу Луизу Мэй Нерикер (девочка была названа так в честь тети и даже получила такое же семейное прозвище — Лулу).

Позднее Луиза стала активным борцом за права женщин и была первой женщиной, зарегистрировавшейся для участия в выборах в Конкорде, Массачусетс.

Несмотря на ухудшавшееся здоровье, Олкотт продолжала писать до самой своей смерти (умерла в 1888 году), оставив своим читателям около 30 произведений.

Повесть «Дом под сиренями», которую мы представляем нашим читателям, была впервые опубликована в 1878 году.

Эта история началась, когда сестрички Бэб и Бетти Мосс решили устроить вечеринку по случаю дня рождения одной из своих кукол. Таинственное исчезновение именинного пирога послужило причиной их знакомства с юным Беном Брауном, который из-за бесконечных побоев и тяжелой работы сбежал из цирка вместе с дрессированным псом Санчо.

Окруженный искренней заботой семьи Мосс, мальчик решает остаться в маленьком городке и устраивается работником к добрейшей мисс Селии и ее брату Торнтону. Новые друзья коренным образом изменяют жизнь Бена…

Глава I Таинственная собака

Аллея вязов сильно разрослась, огромные ворота никогда не отпирались, и старый дом уже несколько лет стоял заколоченным.

Однако оттуда слышались голоса, и ветки сирени, свешиваясь через высокую ограду, кивали кистями, как будто шептали: «Мы могли бы поведать очень важные тайны, если бы захотели». Растение под названием «медвежье ухо», росшее за воротами, изо всех сил старалось дотянуться до замочной скважины, чтобы заглянуть в нее и увидеть, что творится внутри. Если бы в один прекрасный июньский день ему вдруг удалось подняться вверх, подобно стеблю волшебной фасоли, перегнуться через ограду и бросить взгляд внутрь, оно бы увидело весьма забавную, но приятную взору картину — здесь явно собирались устроить вечеринку.

От ворот к веранде вела широкая аллея, мощеная гладкими плитами из темного камня и окаймленная высокими кустами, ветки которых смыкались вверху, образуя зеленый свод. Меж их стволов росли всевозможные виды диких цветов и вьющихся растений, покрывая стены этой летней гостиной причудливыми гобеленами. В центре аллеи располагался стол, сооруженный из доски, положенной на две деревянные колоды и покрытой маленькой изношенной одноцветной шалью, на котором был весьма изысканно расставлен миниатюрный чайный сервиз. Вообще-то, чайник где-то потерял носик, молочник — ручку, сахарница — крышку, а чашки и блюдца были все в щербинках и трещинах, но благовоспитанные особы не станут обращать внимания на такие мелочи, а на эту вечеринку были приглашены лишь самые благовоспитанные особы.

По обеим сторонам террасы стояли скамейки, и здесь любой пытливый глаз, заглянув в вышеупомянутую замочную скважину, мог обнаружить удивительную картину. На левой скамейке лежало семь кукол, на правой — шесть. Столь разнообразны были выражения их лиц благодаря трещинам, грязи, возрасту и другим превратностям судьбы, что можно было принять помещение за кукольную больницу, а кукол — за больных, ожидающих утреннего чая.

Однако это явилось бы досадной ошибкой. Если бы ветер приподнял плед, которым они были покрыты, стало бы видно, что все куклы одеты в свои лучшие наряды и просто отдыхают перед началом праздника.

Приглядевшись, можно было заметить еще одну любопытную деталь, озадачившую бы любого, не знакомого близко с нравами и обычаями кукол. На ржавом дверном кольце, подвешенная за шею, болталась четырнадцатая кукла с фарфоровой головой и тряпичным туловищем. Над ней, покачивая кистями цветов, склонились ветка белой и ветка пурпурной сирени. Белое миткалевое ^[1] платье, богато украшенное красными фланелевыми фестонами, ^[2] облегало ее тонкую фигурку, блестящие локоны покрывал венок из мелких цветов, а ножки украшала пара изящных синих башмачков.

При виде такого зрелища любое юное сердце вполне могло наполниться чувством горестного удивления. Почему, о, почему эта прелестная кукла болтается здесь, выставленная на обозрение тринадцати ее сородичей? Может, это преступница, вид казни которой бросил их навзничь в немом ужасе? А может, это идол, которому они поклоняются в столь раболепных позах? Ни то и ни другое, друзья мои. Это была белокурая Белинда, помещенная, или, скорее, повешенная на двери выше всех на самом почетном месте, поскольку наступил ее седьмой день рождения, и праздник в честь такого великого события должен был вот-вот начаться.

Все присутствующие явно ждали приглашения к праздничному столу. Но столь безупречным было воспитание этих кукол, что ни один глаз из всех двадцати семи (Голландец Ганс успел потерять одну из двух черных бусин, пришитых на его шерстяную физиономию) даже на мгновение не повернулся к столу и ни разу не моргнул. Все они лежали чинно и благопристойно, с немым восхищением созерцая Белинду.

Она, не в силах сдержать радости и гордости, переполнявших ее набитое опилками сердечко, которое чуть не трещало по швам, временами даже подпрыгивала. Причем порывы ветра развевали ее желтые юбки и заставляли синие башмачки выплясывать на двери невероятную джигу. Она довольно улыбалась, по-видимому, не испытывая никаких неприятных ощущений, и казалось, что обвивавшая шею красная тесемка не слишком ее обременяет. А раз она сама не возражала против медленного удушения, кто еще имел право жаловаться?

Итак, царила приятная тишина, не нарушаемая даже посапыванием Дины, верхушка тюрбана которой едва виднелась над столом, и плачем малютки Джейн, чьи голые ножки торчали из-под пледа, что наверняка заставило бы расплакаться не столь воспитанного ребенка.

Голоса слышались все ближе, и, наконец, под сводчатой аркой, ведшей к боковой тропинке, появились две девочки. Одна из них держала в руках маленький кувшинчик, а другая гордо несла корзинку, покрытую салфеткой. Они выглядели как близнецы, но таковыми не являлись.

Бэб была на год старше Бетти, хотя выше лишь на дюйм. Обе были в платьицах из коричневого набивного ситца, скорее подходящих на каждый день, розовых выходных передничках, серых чулках и грубых башмаках. У обеих были круглые румяные загорелые мордашки, носики-кнопки в мелких веснушках, веселые голубые глаза и косички, заброшенные за спину.

— Они такие красивые, правда? — проговорила Бэб, глядя с материнской гордостью на левый ряд кукол, которые по такому случаю могли затянуть известную песенку «Нас семеро».

— Очень красивые, а моя Белинда лучше всех. Уж точно, она самый красивый ребенок в мире!

И Бетти поставила корзинку, чтобы подбежать и заключить в объятия свою подвешенную любимицу, которая даже подпрыгнула в радостном нетерпении.

— Праздничный пирог может остывать, а мы пока рассадим детей. Он так вкусно пахнет! — проговорила Бэб, поднимая салфетку, вешая ее на ручку корзинки и не сводя любовного взгляда с маленькой круглой коврижки, лежащей внутри.

— Оставь мне тоже запаха! — и Бетти вприпрыжку подбежала к сестре, чтобы получить свою справедливую долю пряного аромата.

Курносые носы с наслаждением втягивали воздух, сияющие глаза с восторгом созерцали роскошный пирог, такой золотистый и блестящий, с немного подгулявшей буквой «Б» на корочке, завалившейся на одну сторону вместо того, чтобы пристойно устроиться посередине.

— Ма разрешила мне положить эту букву в самую последнюю минуту, и она так сильно прилипла, что я не могла ее отодрать. Мы можем дать Белинде вот этот кусок, он ничуть не хуже, — высказалась Бетти, беря на себя руководящую роль, поскольку именно ее кукла была королевой праздника.

— Давай посадим их вокруг, чтобы они тоже все видели, — предложила Бэб и вприпрыжку отправилась рассаживать свое юное семейство.

Бетти кивнула, и несколько минут обе были заняты размещением кукол за столом. Поскольку некоторые из милых сердцу малюток были такими старыми и ветхими, что не имели возможности сидеть нормально, а остальные так закоченели, что не могли выпрямиться, приходилось как-то прилаживать сиденья к особенностям их спин. Выполнив эту нелегкую задачу, любящие мамаши отступили назад, чтобы насладиться зрелищем, которое, уверяю вас, было весьма впечатляющим.

Во главе стола с большим достоинством восседала Белинда, жеманно держа в руке розовый батистовый носовой платочек. Рядом расположился ее кузен Джозеф, облаченный в новый элегантный костюм из зеленого и пурпурного льна; выражение лица этого джентльмена несколько затеняла соломенная шляпа, которая была ему велика. По обе стороны от них сидели гости всевозможных размеров и обликов, производя весьма забавное и пестрое впечатление, поскольку все были одеты с благородным пренебрежением к моде.

— Им захочется посмотреть, как мы готовим чай. Ты не забыла сдобные булочки? — тревожно осведомилась Бетти.

— Нет, они у меня в кармане, — и Бэб достала из этого импровизированного хранилища две довольно черствые крошащиеся булочки, сбереженные от праздничного полдника. Они были тут же разрезаны и расположились на тарелках, образуя изящное кольцо вокруг пирога.

— Ма не смогла дать нам много молока, так что придется разбавить его водой. Кстати, крепкий чай не самая полезная вещь для детей — так она говорит.

И Бэб удовлетворенно обозрела кувшин со снятым молоком, приготовленный для утоления жажды честной компании.

— Пока заваривается чай и охлаждается пирог, давай посидим и отдохнем, я так устала! — вздохнула Бетти, плюхаясь на ступеньку крыльца и вытягивая короткие толстые ножки, которые весь день находились в движении — ведь в субботу серьезных дел не меньше, чем веселья, и грядущему необычному развлечению предшествовала немалая работа. Бэб опустилась рядом с ней, лениво глядя на аллею, ведущую к воротам, над которой в лучах полуденного солнца сияла легкая прозрачная нить паутины.

— Ма говорит, что завтра или послезавтра собирается осмотреть дом. Гроза прошла, сейчас тепло и сухо, так что мы сможем пойти вместе с ней. Помнишь, она не взяла нас туда осенью, потому что мы кашляли, а там было так сыро. Но теперь мы сможем увидеть все эти красивые вещи, правда, здорово? — проговорила Бэб после паузы.

— Еще бы! Ма говорит, что в одной комнате полно книг, и я смогу их посмотреть, пока она обходит дом. Может, даже хватит времени прочесть какую-нибудь историю, я потом тебе расскажу, — пообещала Бетти, обожавшая новые книжки, которые так редко ей попадались.

— А мне хочется взглянуть на старую прялку на чердаке, и на большие картины, и на необычную одежду в синем сундуке. Я просто с ума схожу, как подумаю, что все они спрятаны там, когда мы могли бы получить от них такое удовольствие! Так бы и сломала эту старую дверь! — и Бэб, обернувшись, ударила ненавистную преграду башмаком. — И не надо смеяться, ты ведь сама знаешь, что хочешь этого не меньше меня, — добавила она, немного смущенная своей несдержанностью.

— Я вовсе не смеялась!

— Смеялась! Думаешь, я не видела?

— Но я-то знаю, что не смеялась.

— Да точно, смеялась! Почему ты все время врешь?

— Если еще раз такое скажешь, я заберу Белинду и отправлюсь домой. Интересно, что ты тогда будешь делать?

— Съем весь пирог.

— Только попробуй! Он мой, так сказала Ма. А тебя я взяла только за компанию, так что лучше веди себя прилично, а то вообще никакого праздника не будет, понятно?

Эта ужасная угроза мгновенно отрезвила Бэб, и она поспешно свернула на более безопасную тему.

— Ну, хорошо, давай не будем ссориться перед нашими детьми. Знаешь, Ма говорит, что позволит нам играть в фургоне, когда в следующий раз пойдет дождь. И даже хранить у себя ключ, если захотим.

— О, здорово! Это потому, что мы рассказали ей, что нашли маленькое окошко под вьющейся жимолостью и даже не попытались залезть внутрь, хотя вполне могли бы, — проговорила Бетти, тут же успокоившись, поскольку за десять лет жизни бок о бок она привыкла к горячему нраву сестры.

— Я думаю, что в этом фургоне полно пыли, мышей и пауков, хотя мне наплевать. Ты и куклы будете пассажирами, а я — кучером на переднем сиденье.

— Вот всегда так! Может, мне больше нравится ехать верхом. Каждый раз ты меня заставляешь быть лошадью и держать во рту этот старый деревянный мундштук, а сама все время дергаешь меня за руки, — проворчала бедная Бетти, уставшая от постоянного исполнения роли ездового животного.

— Думаю, нам сейчас лучше пойти принести воды, — поспешно сказала Бэб, с редким благоразумием стремясь потушить разгорающееся недовольство сестры.

— Не так уж много мам могут без присмотра оставить своих детей наедине с таким замечательным пирогом, зная, что они не начнут в нем ковыряться, — гордо произнесла Бетти, и они пустились рысью к ручью, каждая с маленьким жестяным ведерком в руке.

Увы наивной вере двух простодушных мам! Они отсутствовали не более пяти минут, и когда вернулись, их изумленным глазам представилась картина, вызвавшая у них одновременный вопль ужаса. Четырнадцать кукол лежали физиономиями вниз, а пирог — драгоценный праздничный пирог! — исчез.

Несколько мгновений девочки стояли как вкопанные, в молчании созерцая жуткую картину. Затем Бэб в сердцах отшвырнула ведро с водой и, сжав кулаки, неистово завопила:

— Это все Салли! Она сказала, что отплатит мне за то, что я стукнула ее, потому что она щипала маленькую Мэри Энн. Ну, я ей покажу! Так, ты беги в ту сторону, а я — в эту. Скорей, скорей!

И они бросились бежать — Бэб прямо, а сбитая с толку Бетти покорно повернулась и потрусила в противоположном направлении так быстро, как только могла, причем вода из ведра, которое она забыла поставить, расплескивалась прямо на нее. Они обежали вокруг дома и столкнулись у черного хода, не обнаружив никаких следов воришки.

— Я к дороге! — крикнула Бэб.

— А я вдоль ручья! — пропыхтела Бетти.

И они опять разбежались — одна намеревалась вскарабкаться на кучу камней и взглянуть через ограду на дорогу, вторая же помчалась в обратном направлении, чтобы исследовать берег. Но они опять ничего не увидели, кроме невинных головок одуванчиков, снизу вверх глядевших на Бэб, и коричневой птицы, которую внезапное появление Бетти оторвало от купания в ручье.

Сестры бегом вернулись назад, но только для того, чтобы столкнуться с новым ужасным зрелищем, при виде которого обе издали еще один дикий вопль и бросились спасаться на веранду.

На руинах пиршества спокойно сидела незнакомая собака и облизывалась, после того как разделалась с остатками сдобной булки. Перед этим она, вне всякого сомнения, сожрала пирог, корзинку и все остальное.

— Какой поганец! — крикнула Бэб, страстно желая отлупить пса, но побаиваясь, поскольку тот показался ей весьма эксцентричным и нахальным животным.

— Правда, он похож на нашего фарфорового пуделя? — прошептала Бетти, стараясь сделаться как можно меньше и спрятаться за свою более храбрую сестру.

Действительно, определенное сходство имело место. Хотя живой пес был гораздо больше и грязнее, чем хорошо промытая фарфоровая собачка, у него имелась такая же кисточка на кончике хвоста и манжеты, из шерсти вокруг лодыжек, туловище точно так же было выбрито сзади, а спереди заросло курчавой шерстью.

Однако глаза у него были желтыми, а не стеклянночерными, как у его фарфорового собрата. Свой розовый нос пес задрал вверх, словно нахально вынюхивал, что еще здесь можно слопать. Но никогда за три года пребывания на каминной доске в гостиной фарфоровый пудель не проделывал таких удивительных трюков, которые загадочная собака внезапно начала демонстрировать девочкам, чуть не сведя их с ума.

Сначала пес встал на задние лапы, сложил передние вместе и стал изящно ими помахивать. Затем, подняв задние лапы в воздух, он с легкостью прошелся на передних. Девочки едва оправились от первого шока, когда задние лапы опустились на землю, передние взлетели вверх, и пес в таком виде стал маршировать взад-вперед, как солдат на часах. В качестве гвоздя программы он взял свой хвост в пасть и в ритме вальса закружился вдоль дорожки, потом проделал несколько па над поверженными куклами и, наконец, провальсировал к воротам и обратно, едва не свалившись в остатки пиршества.

Бэб и Бетти, тесно прижавшись друг к другу, визжали от восторга, поскольку никогда раньше не видели ничего столь забавного. Но когда представление закончилось и пес, слегка пошатываясь, подошел и встал на ступеньку рядом с ними, громко лая и своим розовым носом обнюхивая их ноги, а его необычные глаза пристально уставились на девочек, их веселье снова сменилось испугом. Они стояли, боясь пошевелиться.

— Кыш, пошел вон! — скомандовала Бэб.

— Убирайся! — пискнула Бетти.

К их величайшему облегчению, пудель еще несколько раз вопрошающе гавкнул, а потом пропал так же внезапно, как и появился. Повинуясь единому порыву, девочки бросились вслед, чтобы узнать, куда он делся. Но, стремительно промчавшись по саду, они увидели лишь кисточку хвоста, исчезающую под изгородью в самом дальнем конце.

— Как думаешь, откуда он взялся? — спросила Бетти, садясь отдохнуть на большой камень.

— Мне бы хотелось знать, куда он делся, и задать ему хорошую трепку, паршивому воришке! — проворчала Бэб, вспомнив причиненный им урон.

— Ох, точно! Надеюсь, что пирог станет ему поперек горла, если он его действительно сожрал, — проворчала Бетти, горестно вспомнив дюжину крупных изюмин, которыми она начинила погибшую коврижку.

— Праздник все равно испорчен, так что нам лучше пойти домой, — мрачно проговорила Бэб, поднимаясь с камня.

Бетти сморщила лицо и приготовилась зареветь, но внезапно расхохоталась, несмотря на свое горе.

— Как он смешно вертелся и ходил вверх ногами! Хорошо бы он проделал все это еще раз! Я бы посмотрела, а ты?

— Возможно, но все равно я его ненавижу. Интересно, что скажет Ма, когда… Ой! Что это? — и Бэб остановилась, как вкопанная, а глаза у нее стали такими же круглыми и почти такими же большими, как голубые блюдца на чайном подносе.

— Что? Что такое? — завопила Бетти, готовая броситься наутек, если появится какой-нибудь новый ужас.

— Смотри! Вон там! Он вернулся! — прошептала Бэб с благоговейным страхом, указывая на стол.

Бетти взглянула туда, и ее глаза открылись еще шире — так широко, как только могли. На столе, на том же месте, где они оставили его, лежал пропавший пирог, целый и невредимый, точно такой, как и был, за исключением того, что большое «Б» сдвинулось еще немного ниже с подрумяненного холмика.

Глава II Хозяин собаки

Обе безмолвствовали целую минуту, поскольку изумление было слишком велико. Затем, как будто повинуясь единому порыву, девочки крадучись приблизились к пирогу. Они нерешительно дотронулись до него, ожидая, что он возьмет и улетит каким-нибудь загадочным и невероятным образом. Но нет, пирог по-прежнему спокойно лежал в корзинке, и девочки с облегчением перевели дыхание. Они не верили в колдунов, но последние фокусы уж очень напоминали вмешательство сверхъестественных сил.

— Собака его не съела!

— И Салли его не брала.

— Откуда ты знаешь?

— Она бы никогда не принесла его обратно.

— Тогда кто же это сделал?

— Не знаю, но я ему все прощаю.

— А что нам теперь делать? — спросила Бетти, чувствуя, что ей трудно будет перейти к мирному чаепитию после столь бурных переживаний.

— Съесть этот пирог так быстро, как только можно, — и Бэб разрезала оспариваемый деликатес одним движением большого ножа, чтобы не сомневаться — при любом раскладе она получит свою долю.

Это не заняло много времени, поскольку они запивали пирог молоком и глотали так быстро, как только могли, постоянно оглядываясь, чтобы вовремя заметить, не появилась ли опять подозрительная собака.

— Готово! Хотела бы я посмотреть на того, кто теперь отнимет у меня этот пирог! — произнесла Бэб, доедая кусок, на котором еще видны были остатки буквы «Б».

— И я! — просипела Бетти, подавившись изюминой, которая не хотела проходить внутрь в такой спешке.

— Мы можем все убрать, а потом представить себе, что было землетрясение, — предложила Бэб, чувствуя необходимость каких-нибудь природных катаклизмов, чтобы удовлетворительно объяснить плачевное состояние ее кукольного семейства.

— Неплохая мысль. Несчастную Белинду ударили прямо по носу! Бедная девочка, иди к своей мамочке, я приведу тебя в порядок, — умильно ворковала Бетти, поднимая поверженного идола с поросли диких гвоздик и осторожно стряхивая грязь с ее героически улыбающегося личика.

Где-то рядом раздалось приглушенное чихание.

— Бьюсь об заклад, сегодня вечером она заболеет. Лучше давай приготовим из сахара и воды немного сиропа от кашля, — решительно сказала Бэб, любившая пичкать лекарствами всех окрестных кукол.

— Ну и заболеет, ты-то зачем на нее чихаешь? Я сама могу начихать на своих детей, большое вам спасибо, мэм, — резко парировала Бетти.

Ее обычно дружелюбное настроение было нарушено последними событиями.

— Зачем мне чихать на кого-то? У меня достаточно дел. Надо лечить своих собственных бедных малюток, так что мне незачем чихать на твоих, — воскликнула Бэб, еще более раздраженная, чем ее сестра.

— Тогда кто это сделал? Я слышала настоящий живой чих так же явственно, как твой голос.

И Бетти, задрав голову, стала вглядываться в зеленый полог над ней, как будто звук мог прилететь оттуда.

Желтая птичка сидела, раскачиваясь и чирикая, на высоком сиреневом кусте, но других живых существ поблизости не наблюдалось.

— Птицы ведь не чихают, не так ли? — проговорила Бетти.

— Ну, ты сказала! Нет, конечно.

— Прекрасно. Мне бы просто хотелось узнать, кто здесь все время чихает и хихикает. Может, это та самая собака? — предположила Бетти, слегка успокоившись.

— Я никогда не слышала, чтобы собаки хихикали. Но этот пес такой странный, возможно, он умеет смеяться. Интересно, куда он делся?

И Бэб внимательно обозрела обе боковые тропинки, испытывая горячее желание вновь увидеть необычного пуделя.

— Я знаю, куда мне идти, — проговорила Бетти, поспешно сваливая кукол в свой передник, — я сейчас пойду прямо домой и расскажу обо всем маме. Мне не нравится эта история, и я боюсь здесь оставаться.

— А я — нет. Но, похоже, собирается дождь, так что мне все равно надо идти, — ответила Бэб, воспользовавшись тем, что небо застлали черные тучи, поскольку считала унизительным признаться, что сама боится.

Подняв скатерть за все четыре угла, Бэб единым махом очистила стол, положила в свой передник узел с куклами и заявила, что готова. Бетти на минуту отвернулась, чтобы потуже завязать концы, которые могли намокнуть под дождем, а когда повернулась назад, на каменных ступенях лежали две великолепные красные розы.

— Ой, Бэб, скорее посмотри сюда! Они точно такие, как мы мечтали! Разве не здорово, что их нам откуда-то принес ветер? — вскрикнула она, подняла розы и побежала вслед за сестрой.

Бэб угрюмо тащилась впереди, оглядываясь по сторонам и все еще надеясь увидеть своего заклятого врага, Салли Фолсом.

Придя домой, девочки, захлебываясь и перебивая друг друга, вывалили всю имевшуюся у них информацию, позабавив миссис Мосс, поскольку та увидела в этой истории только шалость каких-нибудь их друзей и не была особенно потрясена таинственным смехом и чиханием.

— У нас будет большая уборка в понедельник, и мы посмотрим, что там творится, — это все, что она сказала в ответ на их взволнованные речи.

Однако миссис Мосс не смогла сдержать свое обещание, поскольку в понедельник зарядил дождь. Девочки чуть не вплавь направились к школе, как пара маленьких уточек, получая удовольствие от каждой лужи, попадавшейся на пути, поскольку резиновые галоши прекрасно позволяли переходить эти неглубокие водоемы вброд.

Во время большой перемены они надоели толпе друзей рассказами о таинственной собаке. Она, скорее всего, обитала где-то поблизости, поскольку несколько других детей видели, как она рыскала у них на заднем дворе. Пес клянчил еду, но ни перед кем не демонстрировал свои таланты, кроме Бэб и Бетти, чем они очень гордились, называя его многозначительно «наша собака». Приключения пирога оставались для всех тайной. Салли Фолсом торжественно поклялась, что в это самое время играла в пятнашки в амбаре Мамми Сноуз. Никого не было рядом со старым домом, кроме двух девочек, и никто не мог пролить свет на это странное происшествие.

Тем не менее, рассказ произвел необыкновенный эффект. Даже учительница им заинтересовалась и рассказала такую захватывающую историю про некоего мошенника, который однажды повстречался на ее пути, что пончики и пышки остались лежать позабытыми в обеденных корзинках, вместо того чтобы исчезнуть со сверхъестественной скоростью, как бывало до сих пор. Бэб чуть не вывихнула все суставы своего маленького тела, стараясь повторить ужимки пуделя. Она уже практиковалась на кровати с большим успехом, но твердый школьный пол — совсем другое дело, что вскоре засвидетельствовали ее колени и локти.

— Пудель проделывал все так легко и естественно, просто не понимаю, как у него это получалось, — проговорила она, поднимаясь после очередного падения, тщетно пытаясь пройтись на руках.

— Силы небесные, вот же он! — закричала Бетти, сидевшая на деревянном чурбане около двери.

Произошло общее волнение, и шестнадцать девочек уставились в пространство, заливаемое дождем, с таким страстным нетерпением, как будто ожидали увидеть волшебный экипаж Золушки, а не какую-то несчастную собаку, слоняющуюся по грязи.

— О, пожалуйста, позовите его и заставьте танцевать, — одновременно защебетали все девочки, напоминая стаю воробьев, слетевшихся в сарай.

— Я позову его, он меня знает, — и Бэб вскарабкалась наверх, совсем забыв, как она преследовала пуделя и поносила его два дня назад.

Однако пес, по-видимому, этого не забыл. Хотя он остановился и задумчиво поглядел на них, однако не подошел, а стоял, поливаемый дождем. Его фасонная стрижка была выпачкана грязью, кисточка на хвосте медленно помахивала, а розовый нос красноречиво тянулся к судкам и корзинкам, которые теперь были почти пусты.

— Он хочет есть! Дайте ему что-нибудь, и тогда он поймет, что мы не собираемся причинять ему зло, — предложила Салли, сделав первое пожертвование в виде куска хлеба с маслом.

Бэб, схватив свой только недавно купленный судок, собрала в него все остатки, а потом попыталась заманить бедную собаку внутрь, чтобы та поела и обсохла. Но пес не пошел дальше двери. Присев на задние лапы, он смотрел на детей такими умоляющими глазами, что Бэб поставила на землю судок и сделала шаг назад, проговорив жалостливо:

— Бедненький, он совсем-совсем голодный. Пусть ест все, что хочет, не будем его трогать.

Девочки отошли, сочувственно хмыкая. К сожалению, их милосердие не было вознаграждено так, как они ожидали. Пес внезапно схватил судок за ручку и мгновенно умчался с ним прочь по дороге.

Девочки пронзительно закричали, особенно Бэб и Бетти, у которых подло украли их новый обеденный судок. Но никто не посмел кинуться вслед за воришкой, поскольку прозвенел звонок. Юные леди побежали в класс в таком сильном волнении, что мальчишки беспокойно бросились к ним, желая выяснить причину. Когда закончились уроки, Бэб и Бетти поспешили домой, чтобы рассказать о своей потере маме, которая смогла их успокоить, поскольку умела делать это лучше всех.

— Не стоит обращать внимания, дорогие. Я куплю вам другой судок, если пес не принесет старый обратно, как он сделал раньше. Сейчас слишком сыро, вы не можете играть на улице, так что давайте осмотрим старый каретный сарай, как я вам обещала. Не снимайте галоши, мы сейчас выходим.

Столь заманчивая перспектива сразу смягчила горе девочек. Выйдя на улицу, они вприпрыжку пустились по дорожке, усыпанной гравием, а миссис Мосс последовала за ними, тщательно подобрав юбки и держа в руках большую связку ключей. Она жила около домика привратника, и в ее ведении находились все помещения с прилегающим к ним участком земли.

Маленькая дверь каретного сарая была заперта изнутри, а большая — на висячий замок, который очень скоро был открыт. Дверь распахнулась настежь, и девочки подбежали к старому крытому фургону, едва справляясь с переполнявшим их нетерпением и любопытством. Внутри, надо признаться, было довольно затхло. Но снаружи имелось сиденье для кучера, скрипучая дверь и много других чудесных вещей, которые в глазах детей делали этот фургон весьма желанным местом для исследований.

Бэб бросилась к ящику под сиденьем кучера, а Бетти к двери, однако обе тут же устремились обратно, услышав собачий лай, раздавшийся из полумрака. Затем низкий мальчишеский голос произнес:

— Тихо, Санчо, молчать!

— Кто здесь? — проговорила миссис Мосс строгим голосом, отступая к двери вместе с двумя девочками, жавшимися к ее юбкам.

Хорошо знакомая курчавая белая голова высунулась из разбитого окна и, как им показалось, дружелюбно проскулила:

— Не пугайтесь, леди, мы не причиним вам вреда.

— Выходите немедленно, иначе мне самой придется вас вывести, — крикнула миссис Мосс, которую внезапно обуяла храбрость, поскольку она заметила под вагоном пару маленьких пыльных башмаков.

— Выхожу, выхожу, — ответил смиренный голос. Затем голос материализовался в кучу тряпья, внезапно появившуюся из темноты и сопровождаемую пуделем, который немедленно сел на босые ноги своего хозяина со свирепым видом, как будто готовый атаковать всякого, кто подойдет слишком близко.

— Кто ты такой и как сюда попал? — спросила миссис Мосс, стараясь говорить сурово, хотя ее глаза наполнились сочувствием, разглядев жалкую маленькую фигурку, стоявшую перед ней.

Глава III Бен

— Мэм, меня зовут Бен Браун, я путешествую.

— И куда же ты направляешься?

— Туда, где есть работа.

— Какую же работу ты можешь выполнять?

— Любую. Я привык работать с лошадьми.

— Боже милостивый! Такой маленький мальчик!

— Мне двенадцать, мэм, и я могу управлять всем, что имеет четыре ноги, — и мальчик кивнул, как будто говоря: «Ведите сюда ваших скакунов. Я покажу, на что способен».

— У тебя есть родные? — спросила миссис Мосс, приятно удивленная, но все еще настороженно.

Загорелое лицо мальчика было очень худым от голода или болезни, а фигура в лохмотьях прислонилась к колесу, как будто мальчик был слишком слаб или устал, чтобы стоять самостоятельно.

— Нет, мэм, никого не осталось, а люди, у которых я жил, так меня били, что… в общем, я сбежал.

Последние слова вырвались как будто против его воли, словно участие этой женщины сразу же завоевало его доверие.

— Тогда я тебя не виню. А как ты попал сюда?

— Я так устал, что не мог идти дальше, и подумал, что люди, которые живут в этом большом доме, пустят меня погреться и передохнуть. Но ворота были заперты. Тогда я залез в этот фургон и решил отоспаться.

— Бедняжка, теперь все понятно, — участливо проговорила миссис Мосс, а девочки молча смотрели на него, заинтересованные его рассказом.

Мальчик глубоко вздохнул, и его глаза, несмотря на общее изможденное состояние, заблестели, когда он снова начал говорить, причем собака навострила уши при упоминании своего имени.

— А ваших дочек я уже видел — они играли на веранде. Эта их кукольная еда так чудесно пахла!.. Мне очень хотелось есть, но я ничего не взял, честное слово! Это все Санчо, он украл пирог и принес мне.

Бэб и Бетти охнули от удивления и укоризненно уставились на пуделя, сидевшего, полузакрыв глаза и напустив на себя смиренный вид.

— Так это ты заставил его положить пирог обратно? — закричала Бэб.

— Нет. Я сам это сделал. Перелез через ворота, пока вы бегали за Санчо, а потом забрался на террасу и спрятался, — сказал мальчик, улыбнувшись.

— Так это ты смеялся?

— Да.

— И чихал?

— Да.

— И принес розы?

— Да, и они вам понравились, не так ли?

— Конечно, понравились! А почему ты спрятался? — спросила Бэб.

— Я не мог показаться, — пробормотал Бен, бросая взгляд на свои лохмотья и явно желая нырнуть обратно в темный фургон.

— Как ты сюда попал? — спросила миссис Мосс, внезапно вспомнив, что она отвечает за помещение.

— Я слышал, как девочки говорили про какой-то сарай во вьющихся растениях. Когда они ушли, я разыскал его и забрался внутрь. Стекло было разбито, и я просто выдернул пару гвоздей. Я ничего не сделал плохого, просто спал здесь две ночи. Я был так измотан, никак не мог идти, хотя в воскресенье сделал попытку.

— И снова вернулся обратно?

— Да, мэм. Под дождем было так тоскливо, а здесь уютно, как дома. Я слышал, как девочки разговаривают снаружи. Санч нашел еду, и мне было совсем неплохо.

— Первый раз слышу такое! — воскликнула миссис Мосс, смахивая слезы кончиком передника.

Мысль о бедном мальчике, который в одиночестве находился здесь два дня и две ночи, и постелью ему служила затхлая солома, а единственной едой были жалкие объедки, принесенные собакой, была для нее невыносима.

— Знаешь, что я сейчас сделаю? — проговорила она, стараясь казаться спокойной и хладнокровной, хотя крупная слеза стекла по ее пышущей здоровьем щеке.

— Нет, мэм, не знаю, очень интересно. Только не надо быть суровой к Санчу, он ведь сделал мне столько добра, правда, старина? — проговорил мальчик, обняв собаку рукой за шею и бросая беспокойный взгляд на миссис Мосс.

— Я собираюсь прямо сейчас отвести тебя к нам домой, отмыть, накормить и уложить в чистую постель. А завтра… ну, посмотрим, что будет завтра, — сама не совсем хорошо это представляя, сказала миссис Мосс.

— Вы очень добры, мэм, я буду рад сделать для вас что-нибудь. У вас нет лошади, о которой я мог бы заботиться? — спросил мальчик в порыве благодарности.

— Нет, зато есть куры и кошка.

При этих словах Бэб и Бетти расхохотались, Бен тоже слабо хихикнул, как будто ему хотелось присоединиться к ним, если бы у него были силы. Но его ноги подгибались, голова кружилась, он держался за Санчо и щурился на свет, как птенец, выпавший из гнезда.

— Пошли с нами, Бен. Бегите вперед, девочки, поставьте разогреваться остатки мясного бульона и налейте чайник, — скомандовала миссис Мосс, — махнув девочкам и направляясь к своему новому подопечному, чтобы пощупать его пульс. Ей внезапно пришло в голову, что он слишком слаб, чтобы самому дойти до дома.

Рука, которую он ей протянул, была очень худенькой, но чистой и холодной, а черные глаза — ясными, хотя и ввалившимися, поскольку бедный мальчик был голоден.

— Я, конечно, оборванец, но не грязный. Я помылся под дождем вчера вечером. И вообще, я в последнее время жил почти на одной воде, — попытался объяснить он, не понимая, почему женщина смотрит на него так пристально.

— Покажи мне язык.

Он повиновался, а потом быстро проговорил:

— Я не болен… Просто голоден, потому что за три дня съел только те крошки, которые принес Санч. Я всегда делил их поровну, правда, Санч?

Пудель резко гавкнул и возбужденно заметался между дверью и своим хозяином, как будто понимая все, что происходит, и рекомендуя немедленно отправиться к обещанной пище и крову. Миссис Мосс поняла намек и велела мальчику следовать за ней, забрав с собой вещи.

— Но у меня ничего нет. Если бы какой-то большой парень не отобрал у меня котомку, я бы не выглядел так плохо. У меня есть только вот эта вещь. Я прошу прощения, что Санч ее взял, и с удовольствием вернул бы ее, если бы только знал, кому она принадлежит, — проговорил Бен, доставая новый обеденный судок из недр фургона.

— Это нетрудно. Он принадлежит мне, и не будем говорить о тех кусочках еды, которые взяла твоя эксцентричная собака. Пойдем, я должна запереть дверь, — и миссис Мосс деловито зазвенела ключами.

Бен с трудом вышел наружу, опираясь на сломанный черенок мотыги. Он едва двигался, пробыв два дня в сыром помещении, к тому же был изнурен двухнедельными странствованиями под дождем и солнцем. Санчо находился в приподнятом настроении, вероятно, почувствовав, что их горести уже позади и его охота за пропитанием подошла к концу. Визжа от удовольствия, пес скакал вокруг хозяина и игриво бросался к ногам благодетельницы, что заставило ее крикнуть: «Кыш, пошел!» и махнуть юбками в его направлении, как будто это курица или кошка.

В печи горел яркий огонь, на плите грелась кастрюля с мясным супом, посвистывал чайник, и Бетти подбрасывала дрова в огонь. На ее круглой щечке красовалось большое пятно сажи. Бэб с такой энергией нарезала батон, как будто вознамерилась отхватить и собственные пальцы. Прежде чем Бен успел понять что-либо, он уже сидел в старом кресле-качалке, поглощая хлеб с маслом так быстро, как только может голодный двенадцатилетний мальчишка, а Санчо, пристроившись рядом, глодал баранью кость, как ненасытный волк в овечьей шкуре.

Пока новые постояльцы занимались столь приятными делами, миссис Мосс жестом пригласила девочек выйти из комнаты и дала им обеим задания.

— Бэб, ты беги к миссис Бартон и спроси, нет ли у нее какой-нибудь старой одежонки, которая не нужна Билли. А ты, Бетти, отправляйся в Каттерс и скажи миссис Кларинди, что мне нужна пара рубашек, которые мы сшили в последний раз в кружке кройки и шитья. И какие-нибудь башмаки, шапка, носки — все сгодится, ведь на бедняге нет ни одной целой вещи.

Девочки бросились выполнять поручение, полные решимости приодеть нового знакомого. И так добросовестно они описали его горести добрым соседям, что Бен едва узнал самого себя, когда через полчаса появился из спальни, одетый в выцветший бумазейный костюм Билли Бартона, рубашку из сурового полотна, вынутую из корзинки Доркасов, и пару старых башмаков от Милли Каттере.

Санчо тоже был приведен в более приличный вид. Сам приняв теплую ванну, хозяин хорошенько вычесал и шерсть своего подопечного. Теперь Санчо выглядел еще более похожим на фарфорового пуделя, чем раньше. Его завитушки были расчесаны, а хвост с кисточкой на конце гордо помахивал.

Чувствуя себя в высшей степени удобно и уютно, странники застенчиво предстали перед своими благодетельницами и были встречены улыбками одобрения девочек и радушным приветствием хозяйки дома. Их поместили около плиты, чтобы они обсохли и согрелись, поскольку оба были еще влажными после всех омовений.

— Ей-Богу, я бы тебя не узнала! — воскликнула добрая женщина, с удовлетворением оглядывая Бена.

Несмотря на то что мальчик был очень худым и изможденным, у него был опрятный вид, он легко и непринужденно двигался в новой одежде, как минога ^[3] внутри кожи, которая ей немного велика. Веселые черные глаза, казалось, замечали все вокруг, голос звучал искренне, а загорелое лицо стало на несколько лет моложе, поскольку с него исчезли уныние и подавленность.

— Все очень красиво, мы с Санчо так вам обязаны, мэм, — пробормотал Бен, краснея и стесняясь под взглядами трех пар дружелюбных глаз, направленных на него.

Наконец Бэб и Бетти, оторвав взгляды от гостя, бросились собирать на стол чайные принадлежности. Не прошло и пары минут, как Бэб уронила чашку. К ее огромному удивлению, не последовало никакого звона разбиваемого фарфора. Быстро наклонившись, мальчик подхватил её налету и с легким поклоном преподнес Бэб.

— Силы небесные! Как ты это сделал? — воскликнула та, решив, что здесь не обошлось без волшебства.

— Ерунда. Смотри сюда.

И Бен подбросил вверх две тарелки, поймал, а потом стал бросать и ловить их с необычайной скоростью, причем тарелки крутились волчком. Бэб и Бетти стояли с раскрытыми ртами, как будто намереваясь проглотить тарелки, когда те упадут, а миссис Мосс, застыв с кухонным полотенцем в руках, смотрела на свой фамильный фарфор с беспокойством хорошей хозяйки.

— Он все переколотит! — единственное, что она успела произнести.

Как будто желая выразить благодарность единственно возможным для него способом, Бен вынул булавки для одежды из стоявшей рядом корзинки, подбросил вверх несколько вращающихся блюдец, поймал их на булавки и, установив на подбородке, носу и лбу, стал ходить взад-вперед.

Девочки пребывали в полном восторге, а миссис Мосс была так приятно удивлена, что смогла бы дать ему свою самую лучшую супницу, если бы он только попросил. Но Бен слишком устал, чтобы сразу продемонстрировать все, на что способен. По его виду казалось, что он почти сожалеет, что выдал свое умение.

— Похоже, ты был жонглером, — проговорила миссис Мосс, глубокомысленно кивая.

— Да, мэм. Я часто помогал сеньору Педро, Всемирному магу, и выучил некоторые его трюки, — запинаясь, пробормотал Бен, стараясь выглядеть как можно простодушнее.

— А теперь послушай, мой мальчик, лучше расскажи мне всю историю, и расскажи ее правдиво, иначе мне придется отвести тебя к судье Моррису. Мне бы не хотелось этого делать — он довольно грубый и неприятный человек. Так что, если ты не делал ничего плохого, тебе не надо бояться, я сделаю для тебя все, что смогу, — твердо проговорила миссис Мосс, решительно усаживаясь в кресло-качалку, как будто собиралась открыть заседание суда.

— Я не делал ничего плохого, и я не боюсь, просто не хочу возвращаться туда. А если я расскажу, вы можете дать им знать, где я нахожусь, — проговорил Бен, колеблясь между желанием довериться новому другу и страхом перед старыми врагами.

— Если они жестоко обращались с тобой, я, конечно, не буду этого делать. Расскажи всю правду, и можешь на меня рассчитывать. Девочки, отправляйтесь за молоком.

— Ой, мама, позволь нам остаться, пожалуйста! Мы никому не расскажем, правда, правда! — закричали в один голос Бэб и Бетти, испугавшись, что их вышлют из комнаты как раз в тот момент, когда должны быть раскрыты все секреты.

— Я не возражаю против них, — великодушно проговорил Бен.

— Ну хорошо, только держите язык за зубами. Итак, мальчик, откуда ты явился? — спросила миссис Мосс, когда девочки, переполняемые любопытством, торопливо уселись рядышком на свою особую скамеечку напротив матери.

Глава IV История Бена

— Я сбежал из цирка, — начал Бен, но не смог продолжать, поскольку Бэб и Бетти одновременно подскочили от восторга и в один голос закричали:

— Мы однажды ходили в цирк! Это было потрясающе!

— Вы бы так не считали, если бы знали об этом столько же, сколько знаю я, — Бен нахмурился и вздрогнул, как будто до сих пор чувствовал боль полученных ударов, — мы не называем его потрясающим, не так ли, Санчо? — добавил он, издав странный звук, услышав который пудель зарычал и начал яростно бить по полу хвостом.

— Как же ты забрел к нам? — спросила миссис Мосс, слегка встревоженная этими новостями.

— Дело в том, что мой отец — Дикий Охотник Равнин. Вы его видели когда-нибудь? Может, хоть слышали? — проговорил Бен, как будто удивляясь ее невежеству.

— Видит Бог, мой мальчик, я не была в цирке уже лет десять и совершенно не помню, что я там видела, — ответила миссис Мосс, приятно удивленная и растроганная явным восхищением, которое мальчик испытывал к своему отцу.

— Может, хоть вы его видели? — настаивал Бен, поворачиваясь к девочкам.

— Мы видели индейцев и акробатов, и Прыгающих Братьев с Борнео, и клоуна, и обезьянок, и маленького пони с голубыми глазами. Может, он один из них? — простодушно спросила Бетти. ...