Все права на текст принадлежат автору: Владимир Николаевич Трофимов, Екатерина Владимировна Трофимова.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Похождения молодого охотника и его друзейВладимир Николаевич Трофимов
Екатерина Владимировна Трофимова

В. Н. Трофимов Е. В. Трофимова ПОХОЖДЕНИЯ МОЛОДОГО ОХОТНИКА И ЕГО ДРУЗЕЙ

Вместо предисловия

У меня у самого двойственное отношение к охоте. Я ее люблю, и по многим причинам. Например, за возможность сменить обстановку, хорошо отдохнуть. За то, что на охоте чувствуешь себя реализованным, сильным, предприимчивым. А еще за чувство охотничьего азарта. Особое состояние, которое сродни духу сложного соревнования.

Но точно так же я понимаю и противников охоты. Ведь охота — это попытка самостоятельно выследить зверя и убить его собственными руками. Тут несомненно присутствует элемент живодерства и насилия над другим живым существом. В обычной жизни мы ограждены от этого. Хотя все или почти все едят мясо, но при этом животных как правило не лишают жизни на наших с вами глазах. Это происходит где-то далеко. И в такой форме, что можно даже тешить себя мыслью о том, что животных вообще не убивают, а мясо берется как бы из ниоткуда. В любом случае этих животных убивают достаточно гуманным способом. Нас тем самым не приобщают к акту убийства, этот моральный груз берут на себя другие люди.

Я противник злоупотребления антропоморфизмом. Это когда человек наделяет других живых существ и даже неживые предметы человеческими качествами. Такое наделение — это естественное свойство интеллекта, и не только человеческого. Мы с вами постоянно строим модели поведения других живых существ. Делаем это в разных целях. В первую очередь для того, чтобы предвосхитить их поступки и, грубо говоря, не дать себя съесть. Или для того, чтобы самим съесть этих существ. Сопереживание, а также антропоморфизм — оба и лежат в основе ситуаций, когда в зоопарке подох медведь, а в результате люди приносят к его клетке цветы и пишут человеческие пожелания. Медведь не человек, цветы воспринимает не как какой-то символ, а просто как очередное растение. И наши с вами пожелания он не прочтет даже при жизни. Получается, мы это делаем для себя, чтобы быть гуманней и лучше? Ну и ладно. Но согласитесь, что медведь в таком случае — это просто средство.

Ладно еще, когда речь идет о близких нам по уровню интеллекта животных. Однако люди подчас наделяют человеческими качествами даже деревянную колоду, которую слегка обстругали и раскрасили. И поклоняются ей как Богу. Что поделать?! Таковы особенности устройства нашего мозга. Я все это понимаю. Но не одобряю. И изложил свои взгляды, наверное, слегка циничные, в книжке «Искусственный интеллект. Добро и зло как запретный плод». Ее легко найти по адресу: http://www.koob.ru/trofimov_v/.

Возможно, именно по причине таких своих механистических взглядов на человека, в частности, и на жизнь в целом я и не очень стыжусь того, что записался в охотники и убивал разных животных. Кто-то за нас с вами сначала очень хорошо подумал, прежде чем создал живых существ, а тем более человека. И тем более, надо полагать, подумал, прежде чем снабдить нас с вами разными механизмами реакции на окружающий мир. Среди них самосохранение и сопереживание. А также их конкретные проявления: жажда секса, охотничий инстинкт. Нужно ли в подобной ситуации мне и вам брать на себя функции Бога и решать, что охотиться плохо, а заниматься любовью — хорошо? Или тоже плохо?

Впрочем, все это сложные философские проблемы. Ясно, что охота и охотники существуют, это объективная реальность, и ее пока трудно игнорировать, а тем более запретить. Поэтому лучше поговорим о некоторых специфичных чертах охоты. Например, о том, что она нередко сопровождается неумеренным потреблением спиртного. Что совершенно неправильно. Вред здоровью — несомненный и значительный. А рассуждения про «расслабиться», «отдохнуть» и «пообщаться» довольно сомнительны. Я в целом противник пьянки на охоте. Но противник только сейчас, когда мне выпивать нельзя по состоянию здоровья. А раньше я воспринимал это как составную часть охоты. Что и нашло свое отражение в моих записках об охоте и охотниках.

Особо я люблю охоту за рассказы на привале. Даже если охотники ничего не подстрелили, все равно недостаток дичи в определенной мере восполняется байками на охотничьи темы. А уж если удалось что-то добыть, то тут и вовсе есть о чем поговорить. Пусть даже при этом кто-то что-то маленько присочиняет. У опытного охотника в любом случае это будет не вульгарное вранье, а отражение реальных ситуаций, изложенных, скажем, в художественной форме. Такое «вранье» я готов слушать сколько угодно. Вот вы будете слушать выдержки из «Война и мир» Толстого? А ничего, что некоторые изложенные там события являются художественным вымыслом? Ну, вот точно так же и хороший охотничий рассказ.

Может быть, поэтому я взялся за эти рассказы и повести. Мне хотелось попробовать сделать так, чтобы читатель также ощутил тот приятный душевный трепет, который вызывает история про приключения и похождения, нередко с выводами и моралью, которую можно послушать вечерком за хорошим столом. Рассказчик не торопится, вкладывает душу в каждую фразу. А слушатели его и не подгоняют, не перебивают, а только внимают каждому слову, искренне примеряя сказанное на самих себя.

Следует особо подчеркнуть, что данная книжка это не мемуары, а художественное произведение. То есть даже в тех случаях, когда изложенные в рассказах события имели место в действительности, все равно формально это художественный вымысел. Более того, считаем нужным сообщить читателю, что в реальной жизни действительно существуют или существовали люди с фамилиями, которые совпадают с нашими литературными персонажами. Это Брежнев, Кастро, Покрышкин, Подгорный, Георгадзе, Капица, Рыбаков, Куприянов, Афанасьев, Веселов, Власов, Ястребов и другие. Эти люди, по глубокому убеждению авторов, никогда не совершали противоправных поступков, например, не занимались браконьерством и не хранили незарегистрированное оружие, а также не вели себя аморально или даже непорядочно, не пьянствовали и не безобразничали. Другие дело литературные персонажи. Вот они в этой книге не столь идеальны. В этой связи если каким-то реальным людям или их потомкам сходство покажется слишком обидным или даже непозволительным, авторы заранее приносят свои извинения. Но совпадения — чисто случайные!

Что касается стиля изложения, то кому что нравится. Конечно же, я пишу так, как сам люблю слушать. Мне самому нравятся именно те рассказы, где события не скомканы, действующие лица понятны, завязка и кульминация не надуманы, а продиктованы самой жизнью. Лучший сценарист — это именно сама наша жизнь. В тех случаях, когда уместно, я употребляю прямую речь. Некоторые сцены немного натуралистичны. Я и сам их перечитываю с некоторым душевным волнением. Поэтому если читатель дошел до этого места и считает, что у него слабые нервы, то лучше эту книжку дальше не читать, а отложить в сторону.

Авторов у книжки — двое. Но изложение событий идет только от моего имени. Мы решили, что так будет лучше. Что, однако, нисколько не умаляет значительной роли второго автора в создании этого произведения.

Желаем приятного времяпровождения!

Милицейская охота, или Как охотиться не надо

— Откуда мясцо-то?

Этот вопрос, заданный мне в свое время при довольно своеобразных обстоятельствах, иногда как кстати, так и некстати всплывает в памяти и заставляет с определенной долей иронии вспоминать некоторые события, случившиеся достаточно давно. Однако лучше излагать все по порядку.

Дело было уже глубокой зимой, в середине января 1979 года. На дворе было холодно. Даже не то чтобы холодно, а просто настоящая стужа. Я сидел на кухне и изучал газетку, прихлебывая при этом горячий чай. За окно даже и смотреть-то не хотелось. В голову назойливо лезли сценки из моей заграничной жизни. Я не так давно вернулся из командировки в Калькутту, где лед можно было увидеть разве что только в стакане кока-колы. Телефонный звонок отвлек меня от этих размышлений.

— На охоту поедешь? — это был голос Володьки, моего дальнего родственника. У моей жены была сестра. А у сестры имелся муж. Моего, кстати, возраста. Володька Власов. Заядлый охотник. Впрочем, как и я. И обоим нам в это время было где-то лет под тридцать.

— Что ты имеешь в виду?

Володька объяснил:

— Я был у Веселова, он предложил организовать для нас с тобой охоту. У местных милиционеров, по Казанской железной дороге.

Тут, для того чтобы все было понятно, придется сделать короткое отступление и сказать пару слов о том, кто был такой Веселов Анатолий Иванович. Это отец моей тогдашней жены. В те годы он был еще возраста умеренного, пятидесяти с небольшим лет. Невысокий, довольно полный и малоподвижный. Лицо круглое. При других обстоятельствах я бы сказал, что он чем-то напоминал большого озорного кота. Веселые усы, такие же веселые круглые глаза. Настоящий кот. Но на самом деле Веселов был очень даже серьезный человек, хотя с большой долей здорового юмора.

Личностью он был довольно необычной. В свое время состоял в личной охране Сталина. Но об этом времени обычно не распространялся, а если что и рассказывал, то только при особых обстоятельствах. Именно от Веселова я в свое время узнал некоторые довольно удивительные подробности о жизни и смерти Отца всех народов.

После кончины Сталина Анатолий Иванович ушел в милицию, где довольно быстро дорос до начальника уголовного розыска транспортной милиции страны. То есть доказал, что он не случайный человек в правоохранительных органах. А ближе к концу карьеры перешел милицейским начальником на Казанскую железную дорогу. Вообще-то, это было почти понижение. Причина оказалась чисто формальная. У Веселова не было специального милицейского образования. Высшее историческое было, но не милицейское. В результате путь к генеральской должности и дальнейшему карьерному росту оказался закрытым.



Похоже, что руководство, отказывая ему в генеральских погонах, понимало, что совершает не очень справедливый поступок. И для того, чтобы подкрепить свое решение, отправило Веселова на заведомо провальное направление. Пусть, мол, почувствует, что не такой он уж и крутой мужик.

А Казанская железная дорога была самой настоящей криминальной клоакой. Мало того, что тут толпами бродили воры, аферисты и прочие антисоциальные элементы, кормившиеся на ошалевших от приезда в столицу провинциалах. На Казанке вовсю процветал грабеж товарных вагонов. Где-то на полустанках, на запасных путях, еще где-то, но вагоны с самыми разными товарами разграбляли самым наглым образом. И, похоже, иногда не без участия сотрудников правоохранительных органов. Тогда казалось, что ничего с этим поделать нельзя.

Но не таков был Анатолий Иванович. Не сразу, но как-то он так исхитрился, что смог вывести Казанское направление из безнадежно отстающих в достаточно передовые. Что им руководило? Собирал бы себе взятки, как все остальные милицейские начальники, наплевав на работу. Но вот нет. В общем, предпочел утереть своим руководителям нос, нежели собирать денежные средства.

Ссылка в короткой Вовкиной речи на Веселова означала, что речь идет о серьезном охотничьем мероприятии.

— Когда? — я даже не стал тратить время на слово «да». И так было понятно, что я согласен.

— Ну, можно уже в ближайшую субботу. Помнишь, мы ходили в продовольственный магазин на железной дороге? Так вот, какие-то их родственники работают в милиции по Казанке. Кажется, что-то типа участковых. И они решили сделать Веселову приятное. Но ему не до того. Вот и предложил нас с тобой в качестве замены.

О, этот короткий рассказ вызывал у меня в груди какой-то приятный холодок предвкушения. У Веселова не могло быть плохой охоты. Тем более, что в данном случае его же коллеги — милиционеры были намерены сделать ему что-то вроде подарка. Наверняка накормят, напоят, обогреют, дадут пострелять волю. То есть без добычи не останешься. А в январе это лось или кабан. Думать тут было не о чем. Надо было отодвигать все дела и просто соглашаться.

Кстати, вспомнился и магазин. Это была достаточно необычная торговая точка. Все-таки это были семидесятые годы, тогда с потребительскими товарами было не очень. Но иногда они все-таки возникали в поле зрения. То бананы, то ананасы. То заграничное пивко. Вот с пива все и началось. Как всегда инициативу проявил Володька. Он как-то сообщил, что есть возможность достать чешское пиво. Сначала я даже немного удивился такой доброте. Но она тут же нашла свое объяснение. Планировался заезд на Веселовскую дачу на Волгу. А там баня. К бане нужно пиво. Если поедем покупать пиво вдвоем, то и расходы пополам. Конечно, я с радостью согласился быть в доле.

Магазин располагался близ железной дороги в довольно большом деревянном строении в один этаж. И состоял из двух комнат и двух же продавцов. Первая комната — небольшая, размером примерно пять на три. В ней был прилавок, за которым стояла одна продавщица. Пространство перед прилавком было полностью заполнено толпой покупателей. Они толкались, кричали, ругались. В общем, вели себя именно так, как ведут себя советские люди, когда на прилавке оказывается дефицит.

Конечно, сюда на помощь продавцу мог прийти второй человек. Тогда толпа, скорее всего, быстро рассосалась бы. Но другой продавец был нужен в совсем ином месте. Дело в том, что, как я уже упомянул, у магазина была и другая комната. Эта — побольше, раз в десять. Точнее, это был склад магазина. На многоэтажных стеллажах лежали самые разнообразные продовольственные товары. Вот тут-то и находилась вторая торговка. Сюда пускали только блатных покупателей. Ситуация была похожа на современный небольшой супермаркет. Ходишь по пространству магазина и набираешь себе те товары, которые тебе больше понравились. А на кассе все оплачиваешь. Правда, ценников на полках не было. Однако это было не столь уж и важно — все цены были государственные, то есть невысокие. Любой товар стоил разумно, пусть даже самый что ни на есть импортный. Наверное, при общем подсчете покупок блатных покупателей маленько и обсчитывали. Даже наверняка. Но не будешь же «возникать», когда пришел по рекомендации.

Следует напомнить, что тогда подобных супермаркетов в Советском Союзе не было. Так что возможность гулять во все стороны по складу без присмотра и набирать себе чего хочешь была достаточно привилегированным делом. Особенно если речь шла о каком-то дефиците.

Вот в это складское помещение магазина мы с Вовкой и попали в тот раз.

— А, вы от Анатолия Ивановича! Проходите, проходите, вот сюда. Смотрите сами, что вам нужно. Набирайте в сумку, потом оплатите.

— А чешское пиво есть?

— Есть, есть, завезли только что, вот там, в конце, — женщина небрежно махнула рукой в конец складского помещения.

— Можно, мы по ящичку возьмем?

Продавщица и на эти наши последние слова среагировала достаточно благосклонно:

— Ну, берите…

Однако сопроводила свои слова выражением на лице, которое вполне можно было истолковать так: «Если совести нет, то берите». После этого дама сразу же утратила к нам интерес. Понятно, что мы замахнулись на святое. Захотели получить не просто дефицит, а значительную часть имевшегося запаса. Но нам это простили, учитывая значение фигуры самого Веселова.

Мы с Володькой, конечно же, не преминули воспользовались добротой торговых людей и набрали себе не только пива, но еще каких-то колбас, сыров, консервированных деликатесов. Так что посещение и удалось, и запомнилось.

Однако вернемся к возникшей теме охоты. Было понятно, что поездке подобного рода должен был предшествовать инструктаж. И уже вечером того же дня и Володька, и я прибыли на квартиру Анатолия Ивановича за подробными наставлениями. Все-таки речь шла о взаимоотношениях с его сослуживцами. Кто его знает, тут могли быть особые тонкости.

Но тонкостей не оказалось. Веселов явился домой уставший и какой-то задумчивый. Видно, железнодорожный криминал съедал последние остатки его здоровья. Поначалу отмахнулся от нас и исчез в своей комнате. Делать было нечего, мы вдвоем уселись на диван и стали терпеливо ждать, когда очередь дойдет и до нас.

Беседа продолжилась за ужином. Веселов неторопливо ковырял вилочкой в своей тарелке, а мы, забыв о еде, сидели и внимали наставлениям старшего товарища. Повторился немудреный рассказ про придорожный магазин, родственников и участкового милиционера. Была названа и станция назначения. Анатолий Иванович был довольно лаконичен:

— Поезжайте в пятницу. Доедете до этой станции, я ему позвоню, он вас встретит у поезда. Туда электричка не идет, слишком далеко. Сядете на проходящий пассажирский, на этой станции он останавливается. Сойдете, дальше сами разберетесь. Зовут его Сергей Н.

Так мы узнали имя и фамилию своего будущего благодетеля. Веселов не стал уточнять его звание, полномочия и прочие детали. И так было понятно, что милицейская должность в глубинке значила много. Уж охоту-то он способен организовать как надо. Тем более, что сам вызвался.

— Сначала на вокзале зайдете ко мне в отдел. Я там решу с билетами.

Если сказал, значит решит. Тут и обсуждать было нечего. Ужин закончился, а с ним и весь инструктаж. Если не было названо никаких условий, значит их и не было. Охота-то организовывалась, что называется, по все тому же блату. Значит, не гости должны соблюдать какие-то особые правила, а, наоборот, хозяева обязаны их поить, кормить и в целом ублажать.

Несколько дней до пятницы пролетели незаметно. Собираться было просто. Собственно говоря, охотничьи принадлежности состояли из теплой одежды и ружья с боеприпасами. Все было быстро сложено в одну большую кучу у стены. В пятницу пришлось удрать с работы пораньше. Нельзя сказать, что меня отпустили с радостью. Но отпустили, что уже было неплохо.

К пятнице погода лучше не стала. Двадцать с лишним градусов ниже нуля означали, что надо надеть все теплое, что только найдется. Рубашка, на нее свитер. Сверху меховая куртка, хотя и видавшая виды, но еще не успевшая окончательно прохудиться. Толстенные ватные штаны, под них обычные. Боеприпасы, нож, патронташ, валенки, специальные охотничьи варежки — перчатки. На правой был умышленно отрезан указательный палец, чтобы было удобнее нажимать на спусковой крючок. Все это добро пошло прямо в рюкзак. Ну, кажется, готов!

Вовка заехал за мной на своем «жигульке». До Казанского вокзала было совсем близко. Уже минут через двадцать мы притормозили у линейного отдела милиции Казанской железной дороги. Я остался в машине, а Володька, изображая из себя большую важность, отправился на окончательную встречу с Веселовым в его кабинет. Минут через двадцать он вернулся. Было решено оставить машину тут же, рядом с отделом. Чтобы милиционеры сторожили, пока мы будем охотиться. Об этом Володька договорился с самим Анатолием Ивановичем.

И вот мы, нагруженные своим охотничьим багажом, уже идем по перрону. Городская атмосфера сменилась на особый запах железной дороги, который ни с чем не спутаешь. В воздухе пахло сгоревшим каменным углем, которым по-прежнему что-то тут топили. Так пахнет поездка в какие-нибудь далекие края в хорошем пассажирском вагоне.

Поезд стоял где надо, из вагонов выглядывали проводники, торопились пассажиры. Мы плелись вдоль вагонов, выбирая какой получше. За спиной болтались ружья в чехлах, а в руках мы тащили свои рюкзаки. Для пригородной электрички мы бы выглядели вполне пристойно. Там много любителей подледного лова, да и просто жителей подмосковных сел, волокущих в руках самую разную кладь. Но тут-то был все-таки пассажирский поезд, на котором ехала немного другая публика. Проводники поглядывали на нас с некоторым недоумением, а мы все не решались, где остановиться.

Оказалось, что Веселов снабдил нас интересными проездными документами. Дал две маленькие картоночки, очень похожие на те, которые раньше выдавались вместе с билетами на пассажирские поезда. То есть вроде бы плацкарта. Но не плацкарта. Действовали эти картонки следующим образом. Подходишь к любому поезду, который понравился, на любой попавшейся станции. Заходишь в любой вагон и суешь эту самую картонку в нос проводнику. Это значит, что в вагон сел сотрудник транспортной милиции. Так можно ехать сколько хочешь и куда хочешь. Хоть до Владивостока. Если есть свободные места в купе (а они всегда, наверное, есть), то проводник обязан их вам предоставить. В крайнем случае сиди на откидном стульчике в коридоре. В общем, сплошной железнодорожный коммунизм.

Наконец, один из вагонов нам понравился. Это был обычный купейный вагон, но проводник выглядел попроще. Худой, какой-то замученный. Такой не будет задавать ненужные вопросы. Ведь мы со своими ружьями и котомками изображали из себя милиционеров. Что-то вроде секретных оперативников на ответственном задании, переодетых под охотников. Думаю, однако, было видно за версту, что мы за оперативники. Но проводник тем не менее в вагон нас пустил, никаких вопросов не задал, да еще посадил в свободное купе. Правда, от нас как-то все отворачивался и кривил губы. Чая также не предложил. Видно, не сильно любил милицию. Но нам было не до таких тонкостей. Мы расслабились, наслаждаясь первой маленькой победой. Развалились у окна, сняли верхнюю одежду. Вечерело. Поезд тронулся и вскоре за окном побежали дома с освещенными окнами, которые попеременно сменяли то пролески, то переезды.

Конечно, тут же, прямо в купе, можно было перекусить, а то и выпить. Но зачем размениваться? Ведь вскоре нас должен был ждать шикарный стол, который предварял бы такую же шикарную охоту. Володька стал что-то рассказывать о своей работе. Я слушал его вполуха. Власов был комсомольским работником. То есть на самом деле он был химиком. И поначалу работал в соответствующем институте недалеко от Курского вокзала, где изобретали всякие нужные химические вещи. В том числе занимались и порохом, что переводило институт в разряд особо важных государственных учреждений.

Вот в этот институт Власов и попал по распределению. Маленько поработал на младших химических должностях, а потом смекнул, что делать карьеру химика сложно и малоперспективно. Тут же подвернулась и возможность себя проявить на ином поприще. Что-то там такое Владимир сделал, где-то удачно выступил, кое-что организовал. И в результате был избран освобожденным секретарем комсомола этого самого института. Освобожденный — это значит, что занимаешься только комсомолом, и никакой работы по основному профилю. Вся химия с этого момента была полностью заброшена, о чем Володька, по моим наблюдениям, никогда в своей жизни ничуть не жалел. Во всяком случае он никогда не рассказывал никаких историй на химические темы. Хотя имел высшее химическое образование. То ли вся эта химическая наука плохо ему давалась и потому была нелюбимой, то ли он стеснялся своего химического происхождения, я уж и не знаю.

Вообще-то, мне было понятно, почему у Володьки получилась комсомольская карьера. Вида он был не вполне приятного. Тонкие злые губы, прямой римский нос. И колючие недоброжелательные глаза. Самый настоящий комсомольский вожак. Который может строго спросить, если что не так. Но у нас с ним отношения, понятное дело, были приятельскими.

Освобожденным секретарем дело, кстати, не кончилось. Власова через годик-другой вдруг пригласили на должность третьего секретаря райкома ВЛКСМ Бауманского района столицы. Куда он с успехом и перешел. В его ведении оказался в том числе Микояновский мясокомбинат со всеми своими колбасами и прочими мясными изделиями. То есть по обычным московским меркам Вовкина жизнь к этому моменту уже удалась в полной мере, дальше можно было не дергаться, а просто жить в свое удовольствие прямо до пенсии. Но Власов был какой-то вечно недовольный. Все ему было не так да не эдак. В конце концов это его недовольство сыграло с ним плохую шутку. Но это уже, как говорят, другая история.

Сейчас он просто сидел напротив меня и рассказывал про внутрирайкомовские интриги, про плохого и глупого второго секретаря, про то, какой он сам умный и грамотный, а это никто не ценит. Все это было, в общем, интересно, но не слишком. Я слушал и лениво, впопад и невпопад, поддакивал. Колеса перестукивали, вагон покачивало. Мы ехали навстречу приятному мероприятию.

Поездка продолжалась уже достаточно долго. Наконец очередь дошла и до нашей станции. Мы заранее оделись, перешли в тамбур и приготовились к высадке. Скрипнули тормоза, наш поезд дернулся и замер.

Мы с Вовкой с некоторым трудом слезли с высокой подножки и начали оглядываться. Однако на перроне не было никого, кто выглядел бы как местный милиционер. Вообще почти никого не было. Кстати, это был даже и не перрон, а просто площадка вдоль железнодорожного пути. Было уже довольно поздно, станционное освещение тусклое. Вдоль поезда дул пронзительный ветер с острой ледяной крошкой.

Стало как-то совсем сиротливо и неуютно. Куда нас черт занес?! А если Веселов не смог созвониться? А если кто-то что-то там не так понял? А если мы перепутали станцию? И что, теперь, на ночь глядя, будем ловить поезд в сторону Москвы? А если он будет только утром? Тем временем наш состав дернулся, медленно поехал, потом набрал ход и вскоре скрылся за красным светофором. Мы остались совсем одни.

Однако вскоре наши горестные мысли были прерваны самым неожиданным образом. Из ниоткуда вдруг нарисовался какой-то дядька. Где он находился до этого, понять было невозможно. Но вот не было никого, и вдруг появился. Вида он был совсем не милицейского. Среднего роста, постарше нас лет на десять. Не сильно упитанный. Одет в телогрейку и шапку с завязанными сзади ушами. Лицо поначалу мы даже и не разглядели. Было темно, к тому же он наклонял голову от ветра.

— От Веселова? — довольно лаконично проговорил он, не потрудившись даже поздороваться. Или поздоровался, а мы не расслышали? Мы при этих словах радостно закивали головами и кинулись трясти руку нашему спасителю. Значит, ночевать на путях этого полустанка не придется. Мы представились, сказали что-то еще, но мужик не очень-то и прислушивался к нашим словам.

— Пошли со мной, тут недалеко.

Что именно недалеко? Дом, в котором мы остановимся на ночь? Поначалу я именно так и подумал. Однако оказалось, что «недалеко» находилось лишь транспортное средство. Мужик шел впереди, уверенно заворачивая в какие-то темные проходы. Мы толкались за ним со своими рюкзаками. Вообще, что это за тип? Что, сам местный блюститель закона не мог подойти и встретить нас? Но, как потом оказалось, Телогрейка и был нашим милиционером по имени Сергей, предложившим Веселову устроить эту самую охоту.

В конце концов мы вырвались из станционных закутков и оказались на местной проселочной дороге. Она была покрыта плохо укатанным снежным настом. Собственно говоря, понять, что это именно дорога, а не просто пространство между домами, можно было только по окружающим предметам — телеграфным столбам и каким-то заборам в отдалении. Было ясно, что транспорт движется по ней только изредка, для коротких местных поездок.

Что, тут конец нашего перехода? Однако наш провожатый, кажется, не спешил зайти в какой-нибудь близлежащий дом. Он притормозил, помедлил, покрутил головой туда и сюда. Забыл, который из домов наш? Мы за его спиной переминались с ноги на ногу, снежок скрипел под ногами. А дядька все озирался, как будто кого-то искал. Может, мы ждем кого-то, кто должен подъехать? Мы уже были готовы пуститься в расспросы. Но тут оглядывание по сторонам прекратилось без какой-либо видимой причины, Сергей пришел к какому-то выводу и промолвил с некоторой неуверенностью в голосе:

— Сейчас немножко проедемся. Вы не против?

Мы были не против, хотя из этих слов стало ясно, что никакого дома тут не предвидится. А надо будет еще куда-то ехать. Впрочем, почему бы и нет? На то и охота, чтобы куда-то ехать.

После этих Сережиных слов я подумал, что вот сейчас мы подойдем к какому-нибудь автомобильчику, например, вроде моих «жигулей», или в крайнем случае к милицейской машине. Сядем на теплые креслица — и вперед, к натопленному дому и хорошему столу! Давно пора. Однако никаких автомобилей в пределах прямой видимости вообще-то не наблюдалось.

Сергей энергично двинулся дальше, вдоль этой самой то ли улочки, то ли дороги, а мы, подхватив рюкзаки и ружья, которые к этому моменту уже успели пристроить на снегу, рванулись за ним. Все-таки где же наша машина? Никаких машин по-прежнему видно не было.

Еще несколько минут, и рядом с калиткой довольно неприметного домика наконец обнаружился мотоцикл с коляской. Это был совсем не милицейский мотоцикл, а самый обычный, довольно затертый и пошарпанный, при этом засыпанный снегом. Получалось, что наш провожатый приехал сюда не на нем? А на чем? Или он тут был у кого-то в гостях? Все эти безответные вопросы молнией промелькнули у меня в голове.

Вообще, все это было так неожиданно, что мы с Володькой даже и не осознали поначалу, чем чревата подобная ситуация. Мотоцикл так мотоцикл. Даже интересно слегка прокатиться на таком устройстве. Как же, настоящая местная экзотика! Единственно, неудобно, да и тесновато.

Разместиться удалось с трудом. Кое-как приторочили рюкзаки и ружья, что-то взяли на руки. Власов сел сзади водителя, а я с некоторым усилием втиснулся в коляску. Какая же она маленькая! Ноги уперлись в железные борта, и их пришлось довольно неудобно поджать. Как я ни пытался разместиться поудобнее, это не получалось. Ладно, можно несколько минут потерпеть.

Наш Сергей завел свой драндулет, хотя далеко не с первой попытки. Тот наконец затарахтел так, что захотелось заткнуть уши. Нас окутало облако выхлопных газов. Порыв ветра отогнал их, но новая порция вновь накрыла с головой. Наконец мотоцикл дернулся, потом еще раз и с трудом покатил по заснеженной дороге.

Уже через несколько секунд этой поездки меня вдруг начал пробирать немыслимо холодный ветер. Он жег, студил, кажется, до самых костей. Это было совсем неожиданно и оттого вдвойне неприятно. Или втройне. Я никогда не ездил на мотоцикле зимой и совсем не представлял, что это значит.

Не припомню, чтобы когда-нибудь в своей жизни я так мерз. Я, кажется, даже не трясся. Холодно было просто до боли. Я корчился в своей коляске, закрывая то лицо, то поджимая рукава, то запахивая поплотнее свою куртку. Но ничего не помогало, мороз забирался в каждую щелку, постепенно охватывал меня целиком, от макушки до пальцев ног. Тут я оценил значение слов «промерз до костей». Хотя скорость была, в сущности, ерундовая. Я сильно пожалел, что не надел в поезде валенки. Но кто же ждал такого оборота событий? Впрочем, валенки тоже вряд ли сильно бы помогли.

Когда же это кончится? Мы все ехали и ехали и все не могли доехать. Я объективно не могу сказать, сколько это продолжалось. Время разделилось на множество отдельных секунд. Каждую из этих секунд я усилием воли отдельно преодолевал, борясь с холодом. Мне показалось, что прошло не менее получаса. Явственно однако помню, что тут ко мне пришло еще одно довольно острое чувство. Мне вдруг стало очень жалко и этого нашего милиционера Серегу, и всю нашу милицию в целом. Ясно, что у него не было никакого «жигуля». И бедолага ездил на свою работу на этом мотоцикле. Каждый день, и в хорошую, и в плохую погоду. «Или он вообще не боится холода?» — вдруг поразила меня нехорошая догадка. Бывают же такие люди, «моржи», которые запросто зимой ходят босиком по снегу и купаются в проруби. Вот он и катается себе в удовольствие на открытом мотоцикле. То есть один ненормальный сейчас насмерть заморозит двух нормальных! Впрочем, почему двух? О Володьке я в этот момент точно не думал. Мне вполне хватало и собственных ощущений.

Я еще раз искоса глянул на водителя. «Морж» или не «морж», но наш Сергей внешне держался как ни в чем не бывало. Кстати, на нем не было ни мотоциклетного шлема, ни даже очков. А ледяной встречный ветер, кажется, стал еще пронзительнее.

Мы наконец подкатили к какому-то деревенскому домику на краю поселка, прямо у леса. Я бы даже сказал, что домик стоял уже прямо в лесу. А другие дома виднелись лишь вдали. Похоже, ледяная поездка подошла к завершению. Я просто не мог поверить в свое спасение.

Интересно, что мне стало тепло не тогда, когда я зашел в избу. А раньше, когда мотоцикл только остановился. Воздух вокруг тоже вдруг утихомирился, угомонился, перестал меня терзать. Телу было еще очень холодно, но умом я понял, что пытка стужей уже закончилась. И это было очень приятное чувство, которое само по себе меня согрело. Так себя чувствуют, наверное, жертвы кораблекрушения, когда на горизонте появляется спасительный парус.

В нашем случае роль паруса играла избушка нашего милицейского друга. Мы остановились перед воротами. Володька неуклюже соскочил с мотоцикла. А я в свою очередь попытался вылезти из коляски. Не тут-то было! Ноги затекли, замерзли и никак меня не слушались. Я стал так неуклюже и беспомощно ворочаться, что Власов счел необходимым мне помочь.

— Я со-сем околел! — это все, что я смог вымолвить, шевеля непослушными губами. Даже слово «совсем» мне не удалось толком выговорить. А на большее у меня просто не было слов. Володя только покачал головой в ответ, как бы с укором и осуждением в отношении нашего хозяина. Видно, он тоже сильно промерз. Но жаловаться было не с руки — ведь инициатором нашего путешествия был сам Власов.

Наконец я вырвался из плена жестяного сооружения и захромал по снежку, волоча за собой свой рюкзачок и ружье. Странно, но Сергей никак не озаботился нашим состоянием после ледяной поездки. Не понимал, что нам могло быть холодно? Вообще не понимал страданий других людей? Я этого очень сильно не исключаю. Ведь почему-то он пошел именно в милицию, а не на завод и не в колхоз. Хотя что я хочу сказать этой фразой? Что в милицию идут бессердечные люди, к тому же с садистскими наклонностями?

Хозяин с некоторым усилием отворил ворота и начал заталкивать свой мотоцикл во двор. Мы же по его указанию поволокли свое барахло в сторону двери этого строения, которое на ближайшее время должно было стать нашей штаб-квартирой. С трудом распахнули тяжелую входную дверь, прошли предбанник и наконец очутились в самой настоящей деревенской избе.

Пока мы начали раздеваться, я бегло огляделся. Мы попали в темную, но довольно обширную комнату с низким потолком. Однако стены были не бревенчатые, а дощатые. Доски были пригнаны довольно плотно, но вид имели старый и пятнистый. Было заметно, что их никогда никто даже и не пытался красить.

В левом углу этой комнаты находилась большая русская печь, вся побеленная, массивная и очень теплая. Тепло шло от нее волнами, растекалось по всей комнате. И охватывало нас, как бы успокаивая, что все испытания уже позади.

В дальнем темном конце комнаты располагалась кровать, огромная по размеру и довольно небрежно застеленная. Ее отгораживала от остальной части комнаты штора, мятая и засаленная. Сейчас она была частично сдвинута в сторону. Похоже, тут обычно спали сами хозяева. Но Сергей, который зашел вслед за нами, предложил сложить наши вещи именно около кровати. По всему выходило, что он уступал свою постель дорогим гостям. Мы не стали спорить и сбросили с себя всю свою оставшуюся амуницию прямо на пол, где было сказано.

Только тут я смог по-настоящему разглядеть нашего хозяина. У него было круглое красное лицо, которое с одинаковым успехом могло принадлежать и рабочему, и крестьянину. Большой красный нос, маловыразительные глаза, немного морщин. Ни усов, ни бороды. Явные признаки злоупотребления алкоголем. Если бывают лица неинтеллектуальные, то это был самый выразительный образчик. На лице Сергея не отражалось никаких замысловатых мыслей. Похоже, о ходе его рассуждений можно было судить по повороту его головы. Вот он уставился на нас. Значит, думал, куда нас разместить. Поглядел на кровать, потом опять на нас. После глянул на хозяйку заведения и на стол. И тут ход его мыслей был тоже вполне понятен. Из дальнейшего общения выяснилось, что Сергей не то, чтобы неразговорчив, но предельно лаконичен. Он был совсем не против поговорить. Но при этом изъяснялся короткими простыми фразами. Сказать честно, я в конце концов пришел к выводу, что у него просто не было сложных мыслей, которые надо было бы излагать другим людям.

Вообще, поразглядывав его минуту-другую, я так и не смог найти в нем признаков того, что он относился к милицейским кадрам. Какой там милиционер! По виду в лучшем случае грузчик в овощном магазине. Все-таки у милиционера должна быть какая-то хитринка, какая-то способность более или менее рассуждать. Кроме того, милиционеры должны быть способны на какие-то объяснения, уговоры. Но тут нам, видимо, попалось полное исключение из правила. Наш Сережа, надо полагать, был самый полный деревенский чурбак. Не исключено, что именно поэтому он и вызвался организовать охоту для милицейского начальства. Чтобы если не хорошей работой, то хоть подхалимскими действиями заработать какие-то очки. Впрочем, вполне вероятно, что все это было лишь внешним впечатлением, совсем не соответствовавшим действительной сути этого персонажа.

Однако пора было обратить внимание и на центральную фигуру этой деревенской сцены. На хозяйку. Она на мгновение повернулась к нам, когда мы вошли, но потом опять занялась едой у печи. Размера хозяйка была просто необыкновенного. В таких случаях говорят про необъятное. В ней было хороших килограммов сто пятьдесят, уж никак не меньше. Это была деревенская бабища такого размера, что просто дух захватывало.

То ли она стеснялась столичных гостей, то ли действительно что-то там стряпала, я уж и не знаю. Но только за стол к нам она в общем толком так и не присела за этот вечер. А лицо ее я видел только мельком. В профиль, когда она подносила ко рту стакан. Впрочем, это тоже было лицо простого деревенского человека. Единственно, на нем присутствовал какой-то элемент женского каприза. Что-то вроде вечно поджатых немного недовольных губок.

Рядом с печью, как уже упоминалось, стоял обеденный стол. Я бы не сказал, что он был похож на стол в ресторане «Прага». Как раз наоборот. Если описывать похождения Машеньки и трех медведей, то наш стол был как раз из той самой сказки: сколочен из грубо обработанных досок и брусков, неказистый и неудобный, но довольно широкий, накрытый чем-то вроде старой оборванной шторы. Но уж точно не скатертью. Стол был под стать самому хозяину. Наверное, тот его сам и смастерил.

У стены вдоль стола стояла лавка. С другой стороны находилась пара стульев. Но не самодельных, как сам стол, а скорее казенных. Похоже, наш Сережа их где-то успешно позаимствовал.

Впрочем, чего придираться к столу? Важно, что на столе, а не какой стол. На столе же в изобилии располагались деревенские разносолы. Хоть и лежали они на самых простых столовских тарелках, но от этого ничуть не проигрывали. Даже беглого взгляда на эти соленые красные помидорчики, огурцы и грибки было достаточно, чтобы понять, что вечер вполне удался, по крайней мере, по части закуски. На столе было еще что-то такое деревенское, ароматное, но оно упорно ускользало от моего внимания. Кроме того, нос явно ощущал запах картошечки из русской печки. Ее еще не было на столе, но все говорило о скором прибытии и этого блюда.

Мы втроем расселись за столом, я и Володька на лавке, у стены. Наша толстенная хозяйка продолжала как огромный кит ворочаться у своей печи. Сергей потянулся за закуской. Мы восприняли это как сигнал к действию и тоже перетащили к себе на тарелки по паре помидорчиков и грибков. Одновременно Вовка вытащил из своего рюкзака бутылку водки.

Конечно, ледяная поездка на мотоцикле была немного лишним приключением. Даже совсем лишним. И без нее было достаточно оснований, чтобы нагулять хороший охотничий аппетит. Но, в конце концов, нельзя же жить совсем без тягот и трудностей! Ну, немножко замерзли, околели. Зато сейчас все станет хорошо. Вот выпьем эту бутылочку, поговорим всласть на разные интересные темы, закусим досыта — и на боковую. А завтра на охоту. События тем не менее стали развиваться не по этим нашим расчетам. Московским расчетам, заметим себе.

Милиционер вдруг потянулся к нашей бутылке. Володька, который собирался сам ее открыть, разлить, а заодно и произнести приветственную речь, просто подрастерялся. Он на мгновение замер, а в результате водка из его рук успешно перекочевала в лапы нашего благодетеля. Вообще-то, было странно, что Сережа выхватил ее. Что, мы сами не можем разлить?

Однако дело дальше пошло уж и вовсе не по нашему сценарию. Никаких рюмочек по двадцать пять или в крайнем случае по пятьдесят грамм заметно не было. Я глянул на стол повнимательнее и, к своему удивлению, вообще не обнаружил никакой посуды для водки. Пока я раздумывал над этим парадоксом, все разрешилось само собой. Хозяин в одно небрежное движение полуоткрутил-полуоторвал винтовую пробку и очень уверенным движением стал делить.

Тут выяснилось, что граненые стаканы, которые стояли на столе, предназначались вовсе не для чая и не для кваса. Именно в них стал наш Сережа разливать несчастную бутылку. Та забулькала и закончилась в одно мгновение. А на столе образовалось четыре стакана, налитые поровну, почти до верха. Нет, не до верха, но намного больше половины.

Еще не успев закончить эту процедуру, хозяин промолвил: «Маша, ты будешь?» Собственно говоря, это был риторический вопрос. На столе стояло четыре стакана. А в комнате находилось четыре человека. «Ты как?» — еще раз полуспросил-полупредложил он. Видимо, это был обязательный ритуал. Маша на любое предложение, даже самое выгодное, судя по всему, соглашалась не сразу. Она по-прежнему как-то сердито возилась у своей печи, как бы не замечая обращенного к ней вопроса. Мы все бросили еду и уставились в необъятную Машину спину. Выдержав хорошую дипломатическую паузу, дама как бы нехотя, но все-таки согласилась. Что-то тихо буркнула себе под нос, но при этом повернулась к нам вполоборота, что явно означало согласие. Сережа протянул ей один из стаканов. На мгновение мне показалось, что в нем было чуть побольше водки. Или это был просто обман зрения?

Вообще-то, я сам совсем не запойный пьяница. Могу, конечно, выпить немного, но без перебора. К тому моменту у меня лишь раз был случай в жизни, когда я выпил стакан водки за один прием. Кажется, это случилось на студенческой уборке картошки. Тут, на охоте, стакан оказался поменьше, но тоже достаточно хороший.

Вовка в своей обыденной жизни также не сильно нажимал на пьянство. И для него стакан был вполне достаточной дозой на целый вечер, даже при таких особых обстоятельствах. Исходя из этих своих потребностей и возможностей мы взяли на охоту три бутылки. Две с водкой, а третья — с крутой самогонкой. Расчет был таков: вечерком перед охотой уговорить одну бутыль. Самим при этом выпить всего по рюмочке-другой. А остаток пусть выпивают хозяева. Потом, днем, уже на охоте также можно было немного выпить. Например, если завалим зверя. В такой момент слегка пропустить водки очень даже уместно. Ну, а уж вечерком, на обмыве трофеев, всю водку следовало допить. При этом мы искренне полагали, что и хозяева что-то выставят на стол. Самогонка же планировалась в качестве определенного подарка нашему хозяину. Если хочет, пусть сам пьет. А не любит самогонку, пусть передарит или просто выльет.

Все, однако, вышло совсем по-иному. Маша взяла протянутую ей долю. Немного помедлила, примерилась. И вдруг в одно движение поднесла ко рту. Широко его разинула, при этом хорошо запрокинула голову назад. Кряк — и готово! Пустая тара. Она даже не стала закусывать, а простым прямым движением поставила порожний стакан на стол. Затем отвернулась и как ни в чем не бывало продолжила совершать какие-то манипуляции у плиты. Хозяин тоже небрежно справился со своей порцией. Черт, мы даже не чокнулись и не успели сказать никакого тоста! Вот так охотничье застолье! А как же поговорить, посмаковать, порастянуть удовольствие? Но все эти действия явно пока не входили в планы наших хозяев.

Мы с Вовкой переглянулись не то чтобы с недоумением. Мы просто опупели, если уместно употребить в благородном рассказе про охоту это непарламентское слово. Но оно очень точно отражало наше состояние в тот момент. Сначала неожиданное ледяное катание. Потом выпивка молча, и по стакану. Ей богу, так даже грузчики не гуляют.

Замешательство наше было столь велико, что ни я, ни Володька не смогли оказать сопротивление обстоятельствам, которые стремительно развивались по самому неожиданному пути. Мы тоже подняли свои стаканы. И тоже выпили их до дна. Как это произошло, я не понимаю. Но вышло именно так.

Теперь, однако, получалось, что надо вытаскивать и вторую водочку. Мы тем не менее медлили, навалились на закуску и попытались завести какую-то беседу. Водка, надо отметить, проскочила внутрь совсем незаметно и, по первому впечатлению, никакого опьянения вообще не вызвала. Похоже, сказывалась холодная мотоциклетная прогулка.

Беседа так беседа. Сначала мы произнесли все приличествовавшие случаю слова, адресованные хозяину и хозяйке. Власов выступил четко и гладко. Из его слов следовало, что не только хозяин — молодец, но и мы довольно ценные гости. Я также воспользовался случаем и добавил все то хорошее о хозяйке, что смог придумать. Про еду, гостеприимство и доброту.

И Сережа, и его огромная подруга выслушали нас молча, не перебивая. Слушал даже скорей Сергей. А женщина вроде как замерла, но к нам так и не повернулась. Когда мы наконец закончили, хозяева никаких слов в ответ не промолвили. Мы это восприняли как сигнал перейти к теме охоты. Однако, будучи людьми воспитанными и по-городскому хитроватыми, построили далее разговор так, чтобы побудить Сережу взять слово и что-нибудь нам рассказать. Ясно, что рассказывать всегда приятно. Тем более про охотничьи подвиги. Особенно если гости всячески демонстрируют свой интерес и не пытаются перебивать. В общем, мы были готовы ему подыграть.

Наверное, делать этого совсем не стоило. Действительно, Сергей взял инициативу в свои руки и заговорил. Но оказалось, что это были совсем не те охотничьи рассказы, которые можно обычно услышать при подобных обстоятельствах. Говорил наш милиционер натуженно, делал длинные паузы. При этом поглядывал на нас с каким-то особым значением. Из слов же его никакого такого особого значения вовсе не следовало. Просто отрывистые рубленые фразы. К тому же не сильно связанные между собой.

Речь поначалу пошла о том, как хозяйская коза чуть не выколола кому-то из местных жителей глаз. Как-то это было отдаленно связано с охотничьими похождениями. Другие истории были не лучше. Мы выслушали небольшую повесть о дровах, срубленных, но не наколотых. Или наколотых, но не сложенных в поленницу. Потом что-то еще в том же духе. Был упомянут и продовольственный магазин, с которого началась история со всей этой охотой.

Все эти немудреные истории перемежались упоминанием имен и регалий родственников и знакомых самого рассказчика. Эти имена вставлялись кстати и некстати. При этом Сергей делал определенное отступление от основной мысли, поясняя что-то об упомянутом человеке. В результате частично забывал, в каком месте он остановился. И продолжал оттуда, откуда считал целесообразным. Как итог речь получалась как у очень опытного дипломата — обо всем и одновременно ни о чем. Другое дело, что дипломат делает это, чтобы не наговорить лишнего и не проговориться по острой теме. Для нашего же Сергея это был, надо полагать, обычный стиль общения с другими гражданами, особенно если они его почему-то не перебивали и внимательно слушали.

В целом словарный запас Сережи оказался довольно скудным. А полета мысли, без которого не расскажешь настоящей байки, и вовсе не было. Надо сказать, что интеллектуальное содержание нашего хозяина вполне соответствовало его предельно простецкому виду. Запутанность и бессвязность изложения были естественными результатами этого содержания.

На фоне такого «рассказчика» было просто неудобно говорить что-то свое. Рассказать, как охотятся в Индии магараджи и наши дипломаты? Или какая бывает генеральская охота? Упомянуть какие-нибудь особые случаи из жизни опытных охотников? Или в каких охотах мы принимали участие? Нет, все это явно пошло бы вразрез со словами нашего участкового. Он, скорее всего, воспринял бы такой рассказ как вызов, как намек на его бедную и убогую жизнь. Так что мы оказались вынуждены помалкивать и лишь в лучшем случае иногда старались что-то такое слегка поддакнуть.

К нашему удивлению, речь о завтрашней охоте вообще не пошла. Сережа нам ничего не сказал по поводу предстоящего мероприятия. Через какое-то время Володька попытался было что-то такое спросить, но милиционер заговорил о том, что охота тут знатная, зверя много. Потом со значением промолвил: «На лося пойдем!» И все, после этого перевел рассказ на новую тему. Ну, хорошо. Пусть будет для нас сюрприз. Мы не стали настаивать. Ясно хоть, на кого будем охотиться. Хотя уже в этот момент меня посетила очередная светлая мысль. А вообще, он охотник или нет, этот наш Сергей? Можно быть сколь угодно ограниченным человеком. Но если ходишь на охоту, обязательно возникнут необычные ситуации. Рассказать их захочет и сможет хоть кто. Но наш Сергей по-прежнему упорно избегал охотничьей темы.

Конечно, есть примета, что плохо обсуждать предстоящую охоту. Якобы можно как бы спугнуть удачу. Наверное, эта примета идет от каких-то древних верований в то, что существуют особые сверхчувственные каналы связи, по которым животные могут понять, что на них готовится охота. А если охотник не будет обсуждать охоту, то тем самым не спугнет ни удачу, ни саму дичь. Оставим в стороне, существуют ли такие надчувственные или сверхчувственные способы общения живых существ. Может, и существуют. Но в данном случае мы с Володькой просто хотели знать общий рисунок предстоящей охоты. Чтобы самим быть более к ней готовыми, и только. Если лось не будет знать, что на него предстоит охота, он, вероятно, станет более легкой добычей. Но если мы сами не будем знать, как именно собираемся охотиться, то добыть дичь будет явно не проще, а сложнее. В любом случае, этот наш местный милиционер был далек от каких-то сложных примет, верований и древних охотничьих обрядов, это уж точно.

Тут я отвлекся от своих эзотерических мыслей и вновь обратил свое внимание на стол. Закусь, однако, была что надо. В деревне умеют готовить, что следовало признать без оговорок. Такие соленые огурцы, помидоры, грибы, пожалуй, не получишь ни в каком даже самом дорогом ресторане. Мы пользовались ситуацией и закусывали в полной мере. Однако еда едой, а за столом через какое-то время возникла как бы пауза, которая затягивалась и, по сути, превращалась в неловкость. Сережа перестал рассказывать свои немудреные истории и как-то многозначительно примолк, посматривая на нас. Мы с Володькой искоса глянули друг на друга. По всему выходило, что пора вытаскивать вторую водку. Что же теперь будет?

Случилось то, что и должно было случиться. Хозяин опять цепко схватил нашу бедную бутылку за горло и тут же лихо ее разлил. Опять тетка как большое животное неуклюже ворочалась около своей печи. Что она там еще такое готовит? К нашему разочарованию, она согласилась и на этот стакан. Куда-то опять выплеснула его внутрь и, не присаживаясь, вновь занялась своим делом. Но на этот раз все-таки взяла со стола минимальную закуску и мигом ее проглотила. Нам ничего другого не оставалось, как повторить всю процедуру вслед за ней и за ее муженьком.

Совершенно не могу понять, почему мы с Вовкой в тот раз не воздержались от попойки. Можно же было сделать так: налить в свои стаканы поменьше и не пить до конца. Пригубить в конце концов, но не до дна же! Пусть бы себе наши хозяева нахлебались досыта, никто не мешает. Но мы-то куда? Тем более, что мы сами считали себя людьми опытными, по крайней мере по части выпивки — комсомольский вожак и уже зрелый дипломат.

На самом деле произошло вот что. Умышленно или нет, но этот самый милицейский Сережа создал для нас совершенно определенную ситуацию. Сначала заморозил нас на своем мотоцикле так, что после этого не выпить было просто невозможно. Во-вторых, никак не обозначил, что собирается выпить все запасы сразу и без остатка. Именно поэтому мы не отказались от первой бутылки. То есть хочешь не хочешь, но выпили первый стакан до конца и в результате набрали определенную дозу.

Кроме того, никто не ожидал, что Сережа станет разливать чужую водку. Если бы мы сами это делали, то, конечно, в основном поили бы своих хозяев. А он налил и нам по полной мере. Куда это годится?

В общем, мы выпили первую порцию, а дальше не включился какой-то предохранительный механизм. Может быть, подсознательно сыграла роль какая-то жадность? Ведь этот самый Сережа со своей супружкой прямо на наших глазах уничтожали все наши алкогольные запасы. Что, просто смотреть на это? Может и поэтому ни я, ни Вовка не удержались и выпили и по второму стакану. Чтобы хоть часть выпивки спасти от этих товарищей.

Тут голова уже начала кружиться, а язык — слегка заплетаться. Дальше было почти все равно, что мелет наш хозяин. На вкус еды я тоже перестал обращать внимание. Все стало одинаково вкусным. Однако где же, кстати, тут туалет? Где он, черт побери, куда идти? Оказалось, что во двор. Я что-то на себя слегка накинул и выскочил наружу. И с некоторым трудом локализовал деревянный домик в самом конце почти не освещенного двора. Не очень-то поспешая дошел до него, забрался внутрь и притворил за собой дверь.

Как же они, бедные, тут живут? Как можно каждый день так себя истязать, морозить себе все, что надо и не надо? Неужели нельзя построить сооружение потеплее, покомфортнее? Эти вопросы оставались без ответа. Наверное, не умеют. Или не хотят, и так сойдет. Ведь саму же избу догадались построить теплой. Значит, можно было и туалет обустроить иначе.

Раздумывая на эти философские темы, я поднял глаза и вдруг на стенках сортира увидел яркие блестящие звездочки. Они, кажется, даже шевелились. Светлячки? Но откуда? Сейчас ведь страшная холодина, зима вовсю. Да и не живут они в этих широтах. Вот в Индии их полно. Запросто можно вечером увидеть дерево, полностью покрытое тысячами довольно ярких светляков. Они при этом ползают, перелетают с ветки на ветку, гоняются друг за другом. Исключительно красочное зрелище, можно любоваться часами. В чем-то такие деревья похожи на украшенные гирляндами лампочек московские елки в канун Нового года.

Кстати, мороз действительно разгулялся не на шутку. Больше минуты в этом заведении было просто опасно оставаться. Я тем не менее все глядел на странных светлячков. Наконец мне с трудом удалось сфокусировать зрение. И вдруг я как-то сразу понял, что стенки у сортира не сплошные. Между досками были щели, даже скорее дыры, в ладонь шириной. Через них на небосклоне виднелись яркие-преяркие звезды. Их-то я поначалу и принял за светлячков на стенках сортира. Ох, эта водка до добра не доведет! Одновременно с этой мыслью я еще удивился, как можно строить туалеты со щелями шире досок. Что он за странный человек, этот наш милиционер? Однако мороз уже не щипался, а кусался. Я вынужден был прервать созерцание и уже рысью кинулся назад в хату.

Застолье тем временем продолжалось. Ситуация измениться не успела, так как меня не было всего пару минут. Опять пошла какая-то беседа. Мы однако реагировали уже вяло, больше поглядывали на выделенную нам кровать.

Хозяин тем не менее был, что называется, ни в одном глазу. Через некоторое время он опять ловко создал какую-то напряженность, переходящую в недвусмысленную паузу. Как-то он тем самым смог довести до нашего уже помутненного сознания, чего хочет. А хотел он просто еще выпить.

Делать было нечего. Володька нащупал внизу свой рюкзак, немножко порылся в нем, пошарил, и наконец выудил бутылку с самогонкой. Она была водружена в центр стола. Однако на этот раз дело пошло иначе. Сергей не попытался схватить бутылку на лету. Не схватил он ее и со стола. А замолк и начал разглядывать. Рассматривать было что. Вид у этой, третьей по счету, бутылки, был довольно-таки сомнительный. Пробка, конечно, была что надо, винтовая. И сама бутылка была из-под водки, 0,7 л. Только вместо водки в ней до горла была залита молочно-белая жидкость. То есть одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что мы притащили с собой полную дрянь.

Володька помедлил, подождал. Сергей же, похоже, на этот раз был готов уступить инициативу нам. Если бы он сам налил, претензий к качеству скорее всего не было бы. Если согласился пить, значит, нечего и жаловаться. Но он этого не делал, хотя с водкой только что поступал совсем по-другому. Дальше тянуть было нельзя. Надо было браться за разлив самостоятельно. Иначе мы рисковали натолкнуться на замечание, что на приличную охоту такое пойло не берут.

Я уж даже и не знаю, откуда Володька добыл эту бутылку. Он мне просто сказал, что берет самогонку в дополнение к тем двум бутылкам, на которые мы с ним совместно скинулись. Я думаю, что эта самогонка была из деревни, где находилась дача Веселова, на Волге, в районе Завидово. Там дачи перемежались с домиками местных деревенских жителей. Те успешно сосуществовали с городскими, продавая им то молоко, то мясо, то соленые грибы. Наверное, и самогонка всплыла именно там. В общем, неважно где, а вот теперь она красовалась в самой середине нашего охотничьего стола.

Сергей, однако, в конце концов опередил нас, уже готовых самостоятельно приняться за разлив, и все-таки соизволил взять в руки бутыль. Кажется, при этом чуть заметно покривил губы. А может, и нет. В этой ситуации я запросто мог приписать ему интеллектуальную реакцию, которой на самом деле и не было. Он, не торопясь, открутил пробку, понюхал. Чуть задумался. И я, и Володька замерли. Вдруг сейчас вспылит, скажет нам, что мы его не уважаем? Кто его знает, что потом будет по пьяной лавочке. Еще пристрелит из табельного пистолета, а потом ходи, жалуйся.

Дальше, однако, произошло вот что. Наш Сережа глубоко вздохнул и в конце концов начал разливать и эту бурду. Тут уж наши стаканы оказались налиты не до середины с половиной, а до самого края. Хозяин взял в руки свой стакан. А Машу на этот раз не пришлось долго уговаривать. Видимо, она уже дошла до своей комфортной дозы и больше не была склонна капризничать. Сама взяла стакан, примерилась к нему. Но никакого сомнения в качестве выпивки не высказала. И в конце концов, хотя и с некоторым усилием, но выхлебала до дна и этот стакан. Сережа проделал то же самое. Вообще, они вдвоем чем-то друг другу сильно подходили и хорошо дополняли друг друга. Хотя были совсем разного размера и разного пола. Просто сладкая парочка, да и только.



Зрелище выпиваемого женщиной стакана сивухи потрясло меня до глубины души. Понятно, что среди мужиков бывают конченые пьянчуги, употребляющие стаканами. Но женщина — это все-таки что-то другое. Тем более выпивать почти залпом очевидно малокачественную самогонку! Что-то во всем в этом было такое, что начало вступать в конфликт с моими фундаментальными взглядами на окружающий мир. Я как бы начал терять точку отсчета адекватного поведения. Что еще тут может произойти? И вдруг понял основу этого неожиданного и нового для меня чувства. Мы как будто попали в компанию к людоедам. Они еще не собрались нас скушать. Но могут и передумать.

Эти мои внутренние переживания даже на мгновение заслонили достаточно очевидную проблему. А мы, что теперь должны были делать мы? Не пить? Глотать эту вонь действительно не хотелось. Совсем не хотелось, даже на пьяную голову. Но теперь уже получалось, что мы подпаиваем некачественным продуктом хозяев, а сами его пить не желаем. К тому же спиртное уже кончилось, сами хозяева, похоже, не собирались нас ничем угощать, кроме картошки. Только тут она приспела ко столу. Чего уж тут было тянуть с выпивкой? Хоть быстро, хоть постепенно, но эти полные стаканы были точно только нашими.

Тут и я, и Володька поймали на себе как бы удивленные взгляды этой семейной пары. В глазах как Сережи, так и Маши читалось примерно одно и то же: «Нас этой дрянью подпаиваете, а сами не хотите? Ишь какие баре!» Или мне только показалось, что они на нас посмотрели именно так?

Это точно была последняя капля. Дальше сопротивляться было совершенно невозможно. И с какими-то остатками угрызений совести, но мы вместе с Володькой тоже залили в себя белую сивуху. Кстати, на вкус она была не такая уж и противная. Видимо, все-таки прошла какую-то очистку. А может быть мы просто не почувствовали ее дрянного аромата. Тут же закусили картошкой, причем как следует.

Хозяева вдруг зашевелились, засобирались. Мне стало ясно, что ужин закончен. Краем глаза я однако успел оценить, что и сам милиционер, и его необъятная подруга, в отличие от нас, не были сильно пьяны. Так, навеселе, не более того.

Дальше наступило вот что. Я вдруг осознал, что за столом усидеть не смогу больше ни минуты. Тяжелое состояние навалилось как-то сразу. Надо было любой ценой встать и перебраться на кровать.

Ах, какими же были трудными эти несколько метров от стола до кровати. Я собрал в кулак всю свою волю, чтобы их преодолеть. Каждый шаг давался с трудом. Один, второй, третий. Наконец и спасительное ложе, на которое я наполовину заполз, наполовину рухнул. Но все-таки оказался не на полу, а на кровати, что уже было неплохо.

Дальше началось довольно неприятное состояние. Меня не рвало, хотя это была бы самая обычная реакция на перепив. Однако появилось очень неприятное чувство падения спиной в бездну. Какая-то мерзкая невесомость. Все это продолжалось довольно долго. Мне казалось, что я совсем не сплю, а вот только так падаю и падаю назад и куда-то вниз. Еще немного и я все-таки провалился в беспамятство.

Наконец наступило и утро. Хозяин подошел к нам и довольно громко произнес: «Вставайте, уже пора. А то все звери разбегутся. Вся команда уже вас ждет». После таких слов залеживаться в кровати было совсем не с руки. Мы с Володькой вскочили и начали поспешно разбирать свои вещи. Спали мы, конечно, в одежде. Но ведь теперь-то надо было натянуть сверху полную охотничью амуницию.

Вышли во двор. Было еще совсем темно, о приближении рассвета не говорило просто ничего. Но двор все-таки как-то полусумрачно освещался, с трудом можно было разглядеть, где что. Хозяин юркнул в сарайчик, повозился там и через пару мгновений выволок целую охапку самых разных лыж, которую бросил нам под ноги. Зачем они были ему нужны в таком количестве? Организовывать группы лыжников для поимки преступников? Или он их так же, как и стулья, спер где-то, например, в местной школе? ...



Все права на текст принадлежат автору: Владимир Николаевич Трофимов, Екатерина Владимировна Трофимова.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Похождения молодого охотника и его друзейВладимир Николаевич Трофимов
Екатерина Владимировна Трофимова