Карающий орден

Глава первая. Верные псы Пророка Бога

Он бежал по мрачному лесу, освещенному робким блеском звезд. Стылая земля, укрытая тонким слоем первого снега, холодила босые ноги, но беглеца это не волновало. Его затравленный взгляд был обращен вперед, в темные глубины бесконечного леса, где скрывалось что-то жуткое и очень голодное.

Что-то, ожидавшее свою добычу уже давно.

Беглец оглянулся, но чрево чащи исчезало во мраке, как будто его и не существовало ранее. Мысли были тягучей патокой, смешанной с отчаянием и ужасом. И все, что оставалось делать мужчине, так это спешить вперед, подгоняемому сжимавшимся пространством. Густую тишину ночи нарушало лишь хриплое дыхание беглеца, а ноги его становились тяжелее с каждым шагом. Кровь билась в висках испуганной птицей, но однообразная череда деревьев все не заканчивалась.

Он резко замер на месте, и лес сам обнажил островок свободной от деревьев почвы. Мужчина внимательно вглядывался в вязкую темноту леса перед ним, и лишь отзвуки колотящегося сердца были слышны в этом царстве мрака. Внезапно беглец увидел то, что скрывалось в ветвях все это время, и отпрянул, в ужасе раскрыв глаза, не в силах отвести их от зрелища, которое ему предстало.

Прямо на него надвигалась Пустота. Плавно и неспешно величественная хозяйка шла по своим угодьям, вбирая в ненасытное нутро все преграды на пути, обволакивая лес непроглядной серостью тишины. Волны непреодолимого страха расходились от нее во все стороны. Крошечная поляна уже была заключена в кольцо Пустоты, и беглец замер в последнем пятне света и лишь беспомощно глядел на надвигавшуюся охотницу, загнавшую свою добычу.

Сначала он перестал чувствовать ноги, словно их никогда и не существовало, после исчезло громкое биение испуганного сердца, и, наконец, мужчину полностью обволокла безграничная вечная Пустота.

***

Сои Ашарх резко распахнул глаза, разрывая пелену сновидения на части. Неторопливо и тягуче пространство вокруг наполнилось звуками, запахами и легкой прохладой, которых еще минуту назад, казалось, не существовало. Над головой висел знакомый потолок, расчерченный линиями кривых деревянных балок. Сколько лет уже каждое утро мужчины начиналось с лицезрения этой опротивевшей части дома, но в этот раз он был даже рад увидеть знакомые своды, неожиданно показавшиеся такими уютными и родными. Приподняв голову, Аш осмотрел свою небольшую комнатку, медленно скользя взглядом по привычным вещам: погасшему очагу и покосившему столу, клонившемуся к полу под весом многочисленных книг. По помещению яркими бликами метались солнечные лучи, подсвечивая порхавшую в воздухе пыль.

Все как и всегда. Скучная серая обыденность, пресная на вкус. Ашарх устало закрыл лицо ладонями и с некоторой долей опаски подвигал пальцами ног, проверяя, точно ли конечности работали. Его все еще била дрожь из-за сна, где тело исчезало в объятьях Пустоты. Такой до жути реалистичный кошмар приснился ему впервые. Но Аш не считал себя суеверным человеком, ищущим божественный подвох в каждом сновидении или несчастье. Он предпочитал научный подход, сдобренный фактами и приправленный доказанными гипотезами — именно поэтому профессор Сои Ашарх и занимал почетный пост преподавателя в лучшей академии города.

Аш еще несколько минут понежился в кровати, решив побаловать тело после беспокойной ночи. Остатки сна понемногу рассеивались, оставляя вместо себя гнилое послевкусие где-то на задворках сознания. Однако профессор надеялся вскоре позабыть и о нем. В конце концов, кошмары приходили и уходили, но реальность почти всегда оставалась гораздо страшнее их.

С тяжелым вздохом Аш поднялся с кровати, потянулся до легкого хруста и, шлепая босыми ногами по холодным половым доскам, подошел к распахнутому настежь окну. На улице было свежо. Поток воздуха скользнул по голому телу мужчины и ворвался в запыленную комнату, шелестя страницами раскрытых книг, сваленных в углу и на столе. Профессор пробежался взглядом по полотнищам черепичных крыш, испачканных в птичьем помете, засохшем и растрескавшемся на солнце, и перегнулся через подоконник. Внизу, стуча каблуками по каменным мостовым, спешили по своим делам хмурые жители столицы, галдящие на все голоса, с дребезжанием мчались заполненные хламом и товарами старые повозки, подпрыгивавшие на каждом камне. Где-то вдалеке, за пределами раздавшегося вширь Италана, виднелись столбы черного дыма: это уже начали свою работу Дымные Врата — площадки для сжигания мертвых. Один взгляд на эти траурные облака, окружавшие город с нескольких сторон, должен был подтолкнуть верующего человека к мыслям о бренности плоти, по мнению жрецов. Однако стоило ветру изменить свое направление, как горожане, задыхаясь от дыма, думали лишь о том, каким крепким словцом обложить проклятых жрецов, решивших перенести Врата так близко к столице.

Ашарх привычно засобирался на работу. Он наскоро умылся, накинул на себя белую тунику и расшитый кафтан. Где-то в центре города башенные часы пробили девять утра, мужчина засуетился еще быстрее, мечась по комнате словно застигнутый врасплох паук. Перед выходом он по привычке посмотрел в зеркало. Отражение показало молодого худощавого человека со смуглой кожей, длинные темные волосы которого были заплетены в косу, а открытый лоб над левой бровью пересекал белесый рубец. Профессор растерянно прошелся ладонью по отросшей щетине, ворча себе под нос, что опять не было времени нормально побриться.

Съемная комната осталась за спиной, и Ашарх ступил на улицы оживленного города, привычно вливаясь в сплошной поток прохожих, жужжащих подобно рою растревоженных насекомых. В людской массе иногда мелькали низкорослые серокожие гоблины, уверенно прокладывавшие себе путь через толпу, а вслед им непременно неслась брань или тихое шипение недовольных, для которых поведение самоуверенных иноземцев казалось оскорбительным. Над домами стремительно проносились тени гарпий, которые больше предпочитали рассекать мощными крыльями загустевший смрадный воздух над городом, чем толкаться в суетливой толпе, где каждый норовил сильнее пихнуть соседа. Хотя, если бы Ашарх имел крылья, он тоже вряд ли бы согласился ходить пешком по грязным улицам, рискуя каждую минуту угодить в переполненную гнилостной жижей канаву. Ведь несмотря на свой весомый титул столицы Залмар-Афи, человеческого государства, город Италан давно утопал в мусоре и бедности, тщательно скрываемой за ширмами перекрашенных фасадов. Здесь на вымощенных площадях высились роскошные храмы, возведенные для элиты и жречества, но у их подножия целыми стаями ютились больные крысы вперемешку с нищими. Каждая протянутая рука просила милостыню, а получала лишь смачный плевок в лицо и удар древком копья от стражников. Бедняков постоянно избивали до полусмерти, травили и выкуривали из подворотен, заставляя ютиться в переполненных трущобах, их гнали с улиц на принудительные работы в предместья, а самых крепких забирали в армию. Но эта зловонная чума всегда возвращалась, вновь заполоняя собой мостовые, потому что на смену погибшим приходили новые обнищавшие жители.

Италан хорошо умел обчищать чужие карманы.

Профессор спешил на работу, срезая путь через узкие аллеи и переулки, где в замутненных каналах среди фекалий и гниющих объедков плавали мертвые крысы. Поговаривали, что из-за всей этой грязи в одном бедняцком квартале, прозванным Клоповником, недавно вспыхнула какая-то новая болезнь, от которой люди гнили живьем. Жрецы приказали оцепить район, и пока что туда никого не впускали и не выпускали. По слухам, из квартала доносились нечеловеческие вопли и стенания почти постоянно. И жители столицы молили бога лишь о том, чтобы эта зараза не распространилась по всему Италану.

Но хотя бы в это время года отвратительный запах столицы немного приглушало благоухание цветов. Уже через неделю должен был состояться летний праздник Очищения: двадцать пятого августа все верующие в единственного истинного бога Залмара облачались в белые одежды и освобождались от грехов под патетические речи жрецов. Предусмотрительные купцы заранее наводнили город дрянными товарами по завышенным ценам: религиозные книги и свитки, талисманы-пустышки и выбеленные ткани — все это можно было найти на каждом лотке. Цветов, главного атрибута праздника, пока что было немного, их сладковатый аромат чувствовался лишь в некоторых уголках города. Растения сплошным потоком должны были потечь в Италан за два дня до праздника, и тогда каждая улица и дом наполнялись благоуханием, от которого кружилась голова. Ашарх не любил саму подлинную суть дня Очищения, когда любой убийца или грабитель легко мог освободиться от гнета грехов перед лицом бога, но он наслаждался цветами, превращавшими смердящие переулки в душистые сады хоть на время.

Сам того не заметив, Аш уже подошел к центральной Храмовой площади, где вовсю кипела жизнь большого города, который просыпался задолго до восхода солнца. Сердце столицы билось в своем привычном ритме суеты и хлопот. Торговцы-коробейники слонялись в толпе, предлагая безделушки, пытаясь перекричать гомон сотен голосов. Блестящие наконечники копий стражников то здесь, то там возникали над волнами людской массы: это защитники правопорядка выискивали особенно шумных лоточников, чтобы оштрафовать их за торговлю в неположенном месте и выпроводить в сторону рынка.

Грандиозная овальная площадь поражала воображение размахом, а венчал ее величественный дворцовый храм правителя Залмар-Афи, Пророка Бога, где постоянно проживал сам Владыка Ской Гервасиус и его избранная свита жрецов. Трехъярусное здание, укрытое шлейфом широкой лестницы, невольно притягивало взгляд любого, кто оказывался на площади: массивные гранитные колонны держали на своих плечах широкие фризы, украшенные резьбой и орнаментом, а на последнем этаже располагался длинный прямоугольный витраж, на котором в ясные дни можно было разглядеть увековеченное в стекле изображение первого Пророка Бога, стоявшего рука об руку со сгустком света — Залмаром в истинном его облике. Рядом с храмом тонкой свечой в небо уходила белоснежная остроконечная Башня, касавшаяся облаков, — последнее пристанище бога, где он, по легендам, застыл навеки в своем беспробудном сне. Прошло почти три сотни лет с тех пор, как Залмар уснул и магия в одночасье покинула людей, но многие все еще ожидали его пробуждения, тщетно посылая свои мольбы в пустоту. Ведь этому народу, чья единственная надежда на победу в затяжной войне оказалась во власти сна на многие века, не оставалось делать ничего другого.

Профессор прошел мимо небольшой толпы, которая увлеченно слушала проповеди нескольких младших жрецов в длинных черных туниках, символизировавших отказ от всех мирских благ и полную преданность богу. Кто-то упоенно внимал божьим слугам, другие же с потухшим взглядом изучали мостовую у себя под ногами, не воспринимая проповеди. Аш с отвращением поморщился: он еще помнил времена правления прошлого Пророка Бога, когда людей не заставляли насильно ходить в храм и жертвовать последние деньги на радость жрецам. Владыка Ской Гервасиус же, едва взойдя на вершину дворцового храма, сразу бойко ударился в строительство богослужебных зданий: из казны деньги рекой потекли в религиозные школы, сотни платиновых квиков были потрачены на украшение храмов. И хотя народ очень скептично воспринял новые веяния, считая, что налоги следовало направить на военные нужды, но говорить об этом вслух побаивались — Сыны Залмара, преданные воины Владыки, называемые не иначе как цепными псами, всегда зорко следили за жителями из тени. Любые мятежные настроения, направленные против власти Пророка Бога, быстро и жестоко пресекались на корню.

Вместе с потоком людей, наводнивших площадь, Аш неторопливо двигался вперед. На самом деле, он весьма торопился, профессор уже опаздывал на собственное занятие, но расталкивать народ локтями Ашарху не позволял статус, да и вряд ли кто-нибудь пропустил бы его. Взаимное уважение жителей друг к другу всегда резко заканчивалось в душной толчее.

Почти на выходе с Храмовой площади Аш обратил внимание на толпу зевак, окруживших какого-то оратора.

— Сыновья и дочери Залмара, что может быть более радостным, чем послужить на благо нашей родины, отдать долг милостивому Владыке и восславить мудрейшего Залмара в сражениях? — высокий бородатый мужчина в полном латном доспехе пытался перекричать гул, стоявший на площади. — Верно! Ничего на свете праведнее быть не может!

Кто-то вяло и отрешенно поддакнул воину из толпы, но особенного эффекта среди искушенных слушателей речь пока что не возымела. Тогда оратор продолжил уже куда более резко:

— Подлые имперские захватчики стоят на наших границах, они жаждут крови для их скверной языческой богини, они хотят сделать рабами наших детей и попрать нашу веру! И только единой силой сердец сможем мы оттеснить поганых ифритов с нашей праведной земли!.. И верьте мне! Те, кто отвернутся от своей родины в минуту нужды, будут прокляты именем истинного бога! Ибо Залмару и нашей стране важен каждый человек, каждая душа в этот час!.. Подходите ближе, всем найдется место в полку ордена Желтой Иволги! Вот вы, эфенди, подайте людям пример!

Аш неожиданно почувствовал, как его за рукав нагло и жестко вытягивают из толпы. Мгновение, и рослый воин, едва переводя дыхание после бравурной речи, уже изучал свой улов, а по его покрасневшему широкому лицу тек пот. Огромный шатер горчичного цвета раскинулся за спиной мужчины, а у него под мышкой был зажат шлем, украшенный пучком желтых перьев. Всюду на высоких древках трепетали на ветру флаги ордена с изображением птицы, расправившей крылья в полете, и тяжелые полотнища с гербом Залмар-Афи — серебряной Башней на черно-белом щите.

— Не откажите в счастье моему отважнейшему господину Цир Орханту, рыцарю-хранителю ордена Желтой Иволги, лицезреть вас в рядах его воинов, эфенди!

Бородач нависал над Ашархом на целую голову, а на его лице была высечена непоколебимая уверенность в собственной значимости.

— Что?.. — пробормотал не сразу сориентировавшийся в ситуации профессор, а его уже с нескольких сторон обступили хмурые солдаты, вонявшие кислым потом и чесноком, отрезая все пути для побега.

— Отлично! Вижу, вы согласны! Я запишу вас в добровольцы!

Воин, очевидно, даже не собиравшийся ничего слушать, отпустил рукав Ашарха и двинулся внутрь шатра, где на грубо сколоченном столе вперемешку валялись испачканные воском свитки, печати и перья. Рядом на скромной табуретке сидел сгорбившийся старик, занимавшийся письменной работой и вяло водивший сточенным пером по бумаге.

— Вы меня не дослушали! — профессор повысил голос, чтобы привлечь внимание оратора. — Вы забываетесь, эфенди! Я — профессор!..

— Ага. Ну, конечно! А я — бордель-маман…

Загоготали солдаты, оценившие незатейливую шутку своего командира.

— Все вы, как сюда попадаете, сразу начинаете титулами и должностями прикрываться. Будто каждый второй в этом городе знатная особа. Тьфу! — бросил бородач и впился в лицо Ашарха цепким взглядом. — А на проверку всегда оказывается, что никакие вы не академики, а трусливые лжецы, ищущие, как бы отвертеться от армии и отсидеться дома у мамки под юбкой…

Профессор молча одернул кафтан, демонстрируя металлический значок с изображением книги.

— Выпустите меня отсюда немедленно, — бросил он холодно и резко. — Я уже должен быть в академии. Или вы желаете лично объяснить эфенди ректору, почему мне не дают попасть в учебное заведение?..

В шатре повисла тишина. Улыбка мгновенно исчезла с лица воина, и он, на секунду замявшись и отведя глаза в сторону, все же кивнул своим солдатам, чтобы те расступились.

— Ну, раз так, то не смею вас задерживать тогда, эфенди профессор.

— Будьте в будущем внимательнее и научитесь проявлять к людям уважение, — Аш напоследок безжалостно осадил солдата и демонстративно отряхнул рукав, покидая пределы шатра, провожаемый тягостным молчанием.

Утро определенно не задалось.

Залмар-Афи насчитывал одиннадцать регионов, где всем распоряжались ставленники Пророка — рыцари-хранители орденов — вынужденные помимо массы местных дел еще и заниматься постоянным поиском солдат в свои полки. Обычно добровольцами в принудительном порядке делали всех способных держать оружие в руках. Но эта участь обходила стороной владельцев металлических значков государственных работников, коим являлся и Ашарх.

Быть может, все было бы совсем иначе, если бы война, тянувшаяся уже много веков, не нуждалась в постоянной подпитке новым мясом. Кровожадная воронка засасывала в себя все больше и больше людей, ресурсов и тяжеловесных квиков, но при этом никаких весомых результатов за долгие годы так и не было достигнуто. Залмар-Афи боролся за свои границы с империей ифритов, которая кровавым пятном растекалась по материку, затапливая огненной магией все территории, на которые ступала нога свирепых воинов. Они смирили свободолюбивых гоблинов, заставили альвов укрыться за неприступной каменной стеной, отгородившей страну-лес Ивриувайн от всего остального мира. И лишь Залмар-Афи еще мог сопротивляться напору имперцев: пусть люди лишились своей магии, когда заснул их бог, но заключение союза с гарпиями позволило провести четкую границу между территориями ифритов и западной частью материка. Однако никто не мог утверждать с уверенностью, надолго ли поможет эта мера.

Ни одну расу, ни один народ не обошла стороной эта разрушительная война — кто-то объединял армии, собираясь в крепкие альянсы, другие же предпочитали справляться своими силами, вроде гордых альвов или сфинксов. Империя Ис ступала по миру, обращая целые города в пепел, уводя за собой вереницы рабов и признавая лишь кровожадную богиню Азуму, породившую их из огня.

И каждый день новые отряды новобранцев, людей и гарпий, отправлялись на восток, к самым границам Залмар-Афи, где всех их ждала одна и та же участь — заживо сгореть, отражая очередное нападение краснокожих ифритов. Потому и желающих добровольно отправиться на войну было немного.

Стараясь скорее оставить шатер горчичного цвета за спиной, профессор уже через минуту покинул площадь и внутренние городские стены, разделявшие Италан на два района. Он пересек Платиновую улицу с дорогими лавками и вскоре вышел к широкому Академическому бульвару, где располагалось нужное ему здание. Мощными каменными стенами встретила его Высшая Учебная академия, надежно спрятанная в лабиринте улиц. Ее трудно было назвать изящной или хотя бы притягивавшей взгляд — при возведении важна была вместительность строения и его вековая прочность, наверное, именно поэтому серое здание из необработанных каменных блоков казалось болезненным и уродливым.

Мужчина уже четыре года преподавал здесь отечественную и всемирную историю, и хоть эта работа давно начала казаться ему неблагодарной, но профессиональная гордость не позволяла уйти из лучшего учебного заведения столицы.

Стрелой взбежав по ступеням, Аш распахнул входную дверь и устремился на нужный этаж, скорее проскочив холл и раздвоенную центральную лестницу. Конечно же, он в очередной раз серьезно опаздывал на собственную лекцию. Эта дурная привычка когда-нибудь должна была испортить Ашарху жизнь, но пока что ему удивительно везло, и он без зазрения совести пользовался этой своей сомнительной удачей.

В небольшой беленой аудитории, которая напрямую соединялась с кабинетом преподавателя, полсотни учеников дремали за деревянными столами, каскадом расположенными на ступенчатом подъеме. Появление профессора вызвало оживление: тянувшиеся к знаниям студенты мгновенно пробудились и вооружились писчими перьями.

Ашарх украдкой перевел дыхание и уже степенным неторопливым шагом прошел к кафедре.

— Доброе утро, эфенди студенты.

Нестройный хор голосов поприветствовал профессора. Кто-то смотрел на Аша с плохо скрываемой скукой, другие же — с откровенной усталостью во взгляде. Очевидно, далеко не всех радовали ранние подъемы. В этом Ашарх был с ними солидарен.

Он, слегка прикрыв глаза от навязчивого солнца, проникавшего сквозь окна, поставленным голосом начал читать лекцию, не тратя времени понапрасну. Аш не использовал учебники или другие записи: вся необходимая информация всегда была в его голове. До мельчайших деталей мог он пересказать многие исторические события, все-таки не зря Ашарх был выдающимся знатоком своего дела, пусть многие дряхлые светочи академии и считали его слишком молодым для подобной должности. Но эти разговоры не волновали Аша. Общественное мнение всегда было и оставалось, по его мнению, продажной девкой, постоянно менявшей любовников и дарившей каждому на прощание целый букет дивных недугов, не проходивших годами.

— Многие из вас слышали о значимом событии в истории нашего государства — о разрушительном Пламенном восстании, но далеко не все понимают, насколько важными были его последствия. Восхождение на престол первого Пророка Бога и Владыки Коф Галерана ознаменовалось объединением светской и религиозной власти в руках одного правителя. С момента своего основания королевство Мизган, напомню, что именно так назывались земли Залмар-Афи до восстания, находилось под угрозой распада из-за конфликтов между правительством и храмовой элитой, которые регулярно сталкивались в своих интересах и в итоге действовали друг против друга. Коф Галеран добился единения, именно поэтому действенная система власти смогла дойти и до наших дней спустя тысячелетие…

Профессор неторопливо говорил, забыв о времени и лишь изредка поглядывая из-под ресниц на студентов. Многие из них дремали, другие же старательно делали записи. Лицо Ашарха было непроницаемым, но мысленно он пренебрежительно поморщился, — эти дети не умели слушать, они не признавали величия истории, не чтили героев и забывали об их подвигах. Столько лет он наблюдал за светлыми умами, приходившими к ступеням академии ради получения знаний, но все они с годами теряли свой внутренний огонь и превращались в бестолковых кукол, желавших лишь завладеть заветным свитком с печатью о пройденном обучении.

В этот момент на академической башне раздался гулкий удар колокола, оповещавший об окончании занятия, и монотонное шуршание перьев мгновенно затихло. Ашарх недовольно нахмурился: ему опять не хватило времени закончить свою лекцию, но он не мог отрицать, что это была исключительно его собственная вина.

— О результатах переговоров с Шаккасом я расскажу вам в следующий раз. Однако, будьте так любезны, изучите материалы по работе с делегацией Гнезд гарпий самостоятельно. Обратитесь к мемуарам Горгонта Великолепного или найдите дипломатические заметки Сои Рекулаза… На этом все, можете быть свободны.

Студенты только этого и ждали. Мгновенно заскрипели отодвигаемые лавки, и зевающие слушатели скорее покинули аудиторию, негромко перешептываясь. Профессор в одиночестве остался стоять у кафедры, постукивая пальцами по деревянной поверхности.

Нужно было проветрить помещение перед новым потоком учеников, и Аш раскрыл несколько окон. Поток свежего воздуха ворвался в аудиторию и взметнул полы кафтана, но преподаватель лишь крепче запахнулся и выглянул на улицу. Низкие, жмущиеся к земле домики, высота которых редко превышала три этажа, стояли очень тесно, покрывая собой все открытое пространство, словно растрескавшаяся каменная короста. Академия возвышалась над основной массой зданий: из кабинета профессора можно было увидеть изгиб полноводной реки Улги, отделявшей трущобы от основной массы города. Пронзительные крики чаек слышались со стороны речного порта, а иногда ветер приносил рыбную вонь, от которого свербело в носу. Но по сравнению с окраинами, в престижном районе города, где располагалась академия, воздух был гораздо чище, хотя запах гари от Дымных Врат добирался и до центра столицы.

Время от времени над домами пролетали огромные тени крылатых гарпий, но прохожие, давно привыкшие к таким делам, даже не поднимали головы, чтобы повнимательнее рассмотреть птицеподобных созданий. Люди и гарпии со всех концов Залмар-Афи приезжали в столицу, чтобы познать вкус хорошей жизни и заработать, а на деле Италан отрыгивал на них свою отвратительную суть, заставляя забыть о любых надеждах и стремлениях. Когда-то и Ашарх был одним из таких же наивных приезжих, но теперь его глаза были широко открыты, и с них давно спала пелена мечтательности. В этом городе выживали сильнейшие, других же Италан ломал и бросал догнивать в трущобы.

Еще несколько лекций пролетели незаметно. Ашарх наконец смог позволить себе устало откинуться на спинку стула в своем крошечном кабинете, заставленном книгами. Преподавательство иногда казалось ему слишком утомительным занятием, но, к сожалению, одним написанием научных работ в Италане невозможно было прокормиться. Поэтому Аш скрипел зубами, но продолжал исправно читать лекции, ощущая себя потерянным кораблем, обреченным до конца своих дней кружиться в водовороте бесконечной студенческой жизни.

В дверь практически сразу же настойчиво постучали, и, не дожидаясь разрешения, на пороге его пристанища появился запыхавшийся молодой студент с пачкой бумаг и свитков, которые только чудом не падали на пол. На столь бесцеремонное появление Аш лишь поднял бровь.

— Эфенди Сои Ашарх, меня тут попросили передать из ректората, что вас бы хотел видеть эфенди Фолгат… Вы, пожалуйста, придите к нему сейчас, а то он никак не успокоится…

Ашарх кивком головы отправил студента по своим делам, а сам недовольно поджал губы и направился к ректору. Говорили, будто Фолгат, действующий глава академии, обладал поистине нечеловеческим терпением. Аш же пользовался этим со свойственной ему жадностью, бессовестно игнорируя часть своих обязанностей и постоянно опаздывая на работу. Последнее время коллеги так откровенно начинали шептаться за спиной Ашарха, что не узнать о готовившемся выговоре профессор просто не мог. Поэтому, направляясь на предстоявший разговор с Фолгатом, он был внутренне спокоен, как скала. В конце концов, этот старик вряд ли чем-нибудь мог его удивить.

Двери ректорского кабинета легко распахнулись на пути Ашарха, впуская его в освещенное полукруглое помещение, где многочисленные шкафы с книгами и свитками закрывали все видимое пространство стен. Лишь изредка между деревянными стеллажами то здесь, то там можно было рассмотреть невысокие гранитные постаментами, на которых располагались мраморные и гипсовые бюсты предыдущих ректоров академии. Достаточно неуютное место. Хотя, возможно, оно казалось таким профессору лишь потому, что он раз за разом приходил в него исключительно за очередным выговором.

Гостя окинул внимательным взглядом поверх очков ректор, восседавший прямо за массивным дубовым столом, растянувшимся вдоль дальней стены комнаты. Глава академии был невысокого роста и предпочитал носить серую невыразительную мантию, а потому несколько терялся на фоне дорогих тяжелых портьер дымчатого цвета и украшенного изящными инкрустациями стула.

— Садитесь, эфенди!

Фолгат скупым жестом указал Ашу на ближайшее к его столу кресло. Мужчина невозмутимо сел напротив пожилого полноватого ректора, который, не теряя времени, мгновенно продолжил заготовленную речь. Было видно, как долго он настраивался на этот разговор.

— Думаю, вы и сами прекрасно понимаете, почему я пригласил вас сюда.

— Смею предположить, что вы вновь недовольны моей работой, эфенди, — несколько безразличным тоном проворчал Ашарх, пытаясь принять удобное положение в старом кресле.

— Оставьте свою язвительность за дверью, здесь ей совсем не место…

В глазах ректора не читалось ничего, кроме усталости. Фолгат уже не первое десятилетие возглавлял академию: обязанности отнимали у него много сил и времени, поэтому на сморщенном лице всегда была печать изможденности и равнодушия.

— Ваши постоянные опоздания неприемлемы. Вы уже давно не студент, чтобы позволять себе подобное поведение. Более того, за работу вы получаете жалованье, так уж будьте любезны выполнять свои обязанности в полной мере.

— За те деньги, что здесь платят, я делаю достаточно.

— Не вынуждайте меня отчитывать вас как ребенка, профессор. Наша академия гордится своей репутацией старейшего учебного заведения столицы, здесь трудятся именитые преподаватели, первоклассные специалисты в своих областях. Это большая честь — работать в академии.

Фолгат переплел пальцы в замок, выцветшими глазами словно бы гипнотизируя одну точку на лбу у Аша.

— Эфенди ректор, я единственный в столице специалист по Баск Шор, Эпохе вождей ифритов, мои познания в отечественной и всемирной истории весьма обширны, а научные труды дошли даже до королевства гоблинов. Уж поверьте, я знаю себе цену. И жалованье в академии не соответствует ей даже вполовину. Можно сказать, что тружусь я тут исключительно ради памяти моего учителя и продолжения его научной деятельности.

— Профессор Цир Аалар был великим человеком, светлая память ему. Но он бы никогда не позволил себе портить репутацию нашего заведения и ставить под угрозу будущее учащихся. В отличие от вас, эфенди!

Ректор направил на Ашарха указательный палец, и последняя фраза прозвучала резко.

— О чем вы говорите?

— Студенты не получают от вас должного объема знаний.

— Прошу прощения?.. Они разве недовольны мои преподаванием, ректор? — спросил мужчина и удивленно поднял бровь, демонстративно не сводя ледяной взгляд с Фолгата.

— Показатели ваших учащихся оставляют желать лучшего! Вы слишком хорошего мнения о себе. Просто удивительно, каких размеров достигла ваша самонадеянность за годы работы здесь… А тем временем половина потока не сдала последний экзамен. Это немыслимый провал!

— Разве проблема во мне? — возмутился Аш. — Я провожу занятия и даю материал. Не моя вина, что учащиеся не слишком-то усердствуют в подготовке к экзаменам…

— Напротив! Ко мне неоднократно поступали жалобы от студентов, которые недовольны вашим преподаванием, — прикрикнул Фолгат, доставая из ящика стола стопку бумаг. — Вот, пожалуйста. «Эфенди Сои Ашарх часто пропускает занятия и опаздывает…», «Профессор истории дает огромные списки для чтения, но книги невозможно найти», «Эфенди не приходит на занятия, а после устраивает проверочные…», «Третирует на экзаменах! Опрашивает по темам, которых не было в курсе…» и таких жалоб еще много!

Ашарх озадаченно слушал. Он даже не подозревал, что студенты за его спиной вели активную переписку с руководством академии. Ему всегда казалось, что эти бестолковые слушатели только были рады его опозданиям, а все неожиданно оказалось куда сложнее.

— О, да услышит меня Залмар, — вспылил старик, — если вы опоздаете или не придете на свою собственную лекцию еще хоть раз, то я буду вынужден вас уволить в тот же день без какой-либо возможности возвращения!

— Но как это вообще влияет на мой профессионализм в преподавании?! Я даю достаточно материала и необходимой литературы! Просто распределяю это в разных пропорциях по курсу, закрывая пропуски!

— Профессионализм, о котором вы так говорите, давно уже потерялся за вашей недисциплинированностью и рассеянностью! А они, в свою очередь, напрямую передаются нашим учащимся! И сколько бы я вас не отчитывал, но никакого эффекта это не производило! Поэтому я вижу выход лишь в увольнении. Более того, я постараюсь красочно расписать в рекомендательном письме, насколько вы безответственный и некомпетентный педагог, поверьте!

Фолгат раздраженно бросил пачку жалоб на стол.

— Значит, будете пытаться поймать меня на опоздании? — немного зло уточнил Аш, пока ректор переводил дыхание после гневной тирады.

— Именно так! И сразу же попрошу вас вон! Даже с учетом всей вашей научной деятельности…

— Что ж… — прошептал профессор, — тогда я, конечно же, постараюсь исправиться.

Это прозвучало так неуверенно и словно бы даже издевательски, что Аш сам себе не поверил, а ректор и вовсе замолчал на секунду, раздумывая, не смеялся ли над ним собеседник.

— Уж сделайте одолжение, — наконец приглушенно пробормотал Фолгат, убирая бумаги обратно в стол.

В кабинете повисла неловкая тишина. Воздух был отравлен излитой злостью, рожденной непониманием и упрямством. В конце концов ректор махнул рукой на дверь:

— Чего вы ждете? Или вам мало?.. Можете быть свободны!

Ашарх без промедления покинул душный кабинет, провожаемый тяжелым ректорским взглядом, от которого зудело между лопаток. Впервые на памяти профессора Фолгат разозлился так сильно. Обыкновенно он мягко намекал на проблемы, нудно и долго отчитывал, но старался не повышать голос. А в этот день, кажется, ресурс его терпения все же исчерпался окончательно.

В целом новости были удручающими, хотя в глубине души преподаватель понимал, что все это заслужил. Но до того, как случился разговор, Аш думал, что ректор просто сделает очередное пустое предупреждение, а не будет с порога грозить увольнением.

Лицо профессора было спокойным, но в душе его буйствовали недовольство и досада. Он неторопливо спускался по лестнице, обдумывая слова Фолгата. В том, что его в ближайшее время действительно должны были уволить из академии, Аш даже не сомневался, потому что был честен с собой: даже если несколько недель он бы истязал собственное тело ранними подъемами, то в какой-то момент ему бы это просто надоело, и все вернулось на круги своя. Так что ректору он бессовестно наврал: исправляться мужчина даже не собирался. Он давно думал над тем, чтобы бросить к гоблинской матери эту прогнившую академию и пойти в личные учителя для детей какой-нибудь богатой столичной семьи. Заработок больше, бумажной волокиты меньше. И вот сам случай, наконец, подтолкнул его к переменам в жизни.

Забрав свою сумку с пачкой очередных отчетов и заперев кабинет, Ашарх направился к выходу из академии. В этот день у него больше не должно было быть лекций, и профессор собирался посидеть в одной неплохой таверне, где подавали чуть ли не лучший во всем городе грушевый сидр. Чтобы переварить всю информацию о скорой смене работы стоило если не напиться до беспамятства, то хотя бы выпить достаточно для крепкого сна без всяких безумных кошмаров.

Академия уже практически опустела. Гулкие шаги Аша эхом отражались от высоких потолков. Лишь иногда в некоторых коридорах можно было заметить задержавшегося студента. Как только профессор свернул из анфилады пустых залов к центральной лестнице, то его внимание привлекла одинокая фигура, застывшая в холле. Напротив входных дверей располагалась мраморная скульптура одного из отцов-основателей академии: длиннобородый худощавый старец держал на вытянутых руках раскрытую книгу. Прямо у подножия статуи стояла высокая девушка, кутавшаяся в тяжелый темно-зеленый плащ, по щиколотку испачканный в пыли и засохшей грязи. Капюшон был откинут на спину, и Ашарх хорошо видел лицо незнакомки: копна темных спутанных волос обрамляла бледное лицо. Девушка внимательно изучала скульптуру.

Профессор спустился по лестнице, которая в середине расходилась двумя рукавами, мягко обхватывавшими мраморную статую. Стоило Ашу оставить за спиной последние ступени, как незнакомка развернулась в его сторону, и высвободила из складок плаща белую худую руку в кожаных перчатках-митенках.

— Постойте!

Больших усилий стоило Ашарху не закатить глаза и сохранить на лице спокойно-унылое выражение. Как же ему не хотелось ни с кем разговаривать! Этот богом проклятый Фолгат со своим выговором совершенно испортил весь день, и больше всего профессор желал просто добраться до таверны и промочить горло, хоть на вечер забыв об академии и ее проблемах.

— Эфенди, не могли бы вы мне помочь?

Ашарх повернулся к незнакомке, которая так настойчиво добивалась его внимания. Девушка сделала несколько шагов ближе, и из-под ее плаща мелькнули старые поношенные сапоги, обметанные дорожной пылью.

— Что вы хотели, эфенди студентка? — глухо произнес Аш, изучая лицо девушки, на котором двумя колодцами застыли большие светло-голубые глаза. Ее ресницы и брови казались настолько светлыми, что практически терялись на фоне бледной кожи. Большинство северян так выглядело, хотя что-то в этой особе было неправильным.

— Я еще не студентка, — сказала незнакомка. — Я только приехала в Италан, чтобы поступить в академию. Но, к сожалению, понятия не имею, куда и к кому мне нужно обратиться.

Ашарху в первую секунду ничего не показалось странным. Наверное, это было последствием чудовищной усталости, оставшейся после долгого рабочего дня и разговора с ректором. Но где-то на грани его сознания здравый смысл отчаянно подавал сигналы: она неплохо говорила по-залмарски, достаточно быстро и четко, вот только еле слышный акцент выдавал в ней чужачку — девушка заменяла шипящие звуки на более протяжные, в какой-то степени схожие со звериными.

Так и не дождавшись ответа, незнакомка поправила волосы и настойчиво продолжила:

— Я вижу, у вас есть значок преподавателя. Может быть, вы бы могли ответить на некоторые мои вопросы? Как я могу к вам обращаться?

— Профессор Сои Ашарх, — растягивая слова, высокомерно проговорил мужчина, не сводя пристальный взгляд с подозрительной белокожей девушки.

В этой стране чужаков боялись и не любили, ведь Залмар благоволил лишь людям, своим единственным детям. Все остальные язычники из иных стран никогда бы не заслужили ни человеческого доверия, ни милости бога. Особенно сильно межрасовую вражду обостряла война: если гарпий в городах еще кое-как терпели из-за заключенного союза, то гоблинов все чаще и чаще выгоняли с людских земель, поскольку эти лицемеры не стеснялись открыто торговать как с империей, так и с ее извечным противником — Залмар-Афи, наживаясь на многолетнем противостоянии двух могущественных держав. Представители других рас и вовсе не рисковали два последних столетия появляться на территории человеческого государства, прекрасно зная, как люди относятся к язычникам и иноземцам.

Однако основной причиной для ненависти к чужакам оставалась все же именно тайная война, ведущаяся уже достаточно долго для того, чтобы в ней поднаторели и люди, и ифриты. Разведчики, шпионы и засланные агенты проникали в города и крепости Залмар-Афи ежечасно, ежеминутно. Они просачивались сквозь щели и дыры, будто крысы, вливались в людские толпы, притворяясь обывателями, но сами внимательно изучали залмарцев и разносили гнусные слухи, управляя настроением народа так же легко, как нитями марионеток. Никогда нельзя было доверять случайным незнакомцам, которые вполне могли оказаться имперскими подданными.

— …вступительные экзамены, — закончила говорить девушка и вопросительно посмотрела на профессора, видимо, ожидая ответа. Ашарх же, последнюю минуту погруженный только в безрадостные мысли о чужаках и шпионах, совершенно пропустил мимо ушей все ее слова.

— Что, простите? Не могли бы вы повторить? — задумчиво попросил он.

Девушку эта просьба явно разозлила: она нахмурила светлые брови, а в ее взгляде блеснуло что-то отдаленно напоминавшее оскорбленность. Но все же она четко повторила:

— Профессор, я слышала, что для принятия в академию необходимо продемонстрировать свои знания. Расскажите мне все про вступительные экзамены.

Любопытство девушки казалось Ашарху неестественным и напускным. Неужели это и правда имперская разведчица?.. В самом центре столицы! Последнее время по Залмар-Афи ходили слухи, что ифритские шпионы стали действовать гораздо решительнее. Говорили, что на это особенно повлиял новый политический курс действующего генерал-императора ифритов — хитрого и хваткого Каггата, широко финансировавшего разведку.

Однако пока что карательному ордену Пророка Бога, Сынам Залмара, удавалось с ними справляться. Показательные казни за содействие имперским шпионам, поощрение доносов и тотальная слежка за населением — все это позволяло Залмар-Афи держаться на плаву. Имперцы почти всегда работали чужими руками. Из-за своей примечательной внешности, красной кожи и второй пары рук, ифритов легко можно было бы опознать в толпе людей. Поэтому они подкупали гоблинов и гарпий, вынуждали своих рабов проникать через границу и вербовали залмарцев.

И несмотря на то, что акцент подозрительной девушки слабо походил на ифритский язык, Ашарх был уверен, что не ошибся в своих выводах — она была чужачкой, шпионкой. Значит, следовало поступить по закону и сдать ее властям немедленно.

Профессор проигнорировал вопрос незнакомки об экзаменах, намереваясь узнать нечто более важное:

— Вы сказали, что приехали в Италан совсем недавно… Откуда же вы родом?

— Из региона Вех Залмар-Афи, — ответила она, и ни один мускул не дрогнул на девичьем лице.

Ашарх же внутренне возликовал, найдя подтверждение своей догадки. Южный регион Вех славился жарким солнцем. Девушка должна была иметь смуглую кожу, почти как у самого профессора, но незнакомка обладала бледностью полярной лисицы, выдававшей в ней северянку, не целованную солнцем. Она откровенно врала, а ложь, как известно, всегда была самым опасным орудием шпионов.

— Хм, насколько мне известно, в тех краях есть собственная неплохая академия. Почему же вы приехали в Италан?

Аш надеялся как можно дольше потянуть время, чтобы придумать, что ему делать. Голос разума настоятельно советовал поступить, как следовало сознательному залмарцу, и сдать девушку на руки карательному ордену. Уж Сыны Залмара точно бы разобрались во всей этой ситуации без проблем. Для этого у них был Главный караульный дом, прозванный в народе казематами боли, где несколько подвальных этажей занимали пыточные и тюремные камеры. Но другая проблема состояла в том, что Ашарх не знал, как это осуществить, а скрытые возможности шпионки его откровенно пугали. Мало ли на что она была способна, если бы поняла, что ее собеседник обо всем догадался.

— Эту академию считают лучшей в Залмар-Афи. А я намерена получить самое полное образование.

Незнакомка окинула профессора проницательным взглядом и заметила его мелко подрагивавшие руки:

— Вижу, вы не в духе полноценно беседовать. Наверное, я поищу кого-нибудь другого здесь, кто сумеет подсказать мне…

— Нет! — хриплого выкрикнул Ашарх и сам испугался своего неожиданного вопля. — Я отвечу на все ваши вопросы… Простите, просто дурно себя чувствую сегодня, вот и говорю невпопад.

— Ну, хорошо… — с сомнением протянула девушка, невольно отступая на полшага, — тогда, может быть, скажете пару слов об экзамене?..

— Еще рано. Он начнется только в следующем месяце. Комиссия будет экзаменовать поступающих, задавая вопросы на знание материала по четырем областям: история государства, история религии, арифметика, чтение и письмо.

Пытаясь побороть неожиданно охватившее его волнение, Ашарх говорил медленно и неторопливо. Мысли его тонули в вязкой патоке опасений. Шпионка разнюхивала информацию об академии с упорством охотничьего пса.

Где-то этажом выше, в пустой анфиладе, неожиданно послышались звуки, которые с каждым ударом сердца становились все явнее и явнее. И вот уже профессор ясно различил шаги и даже отрывки какого-то оживленного диалога. На площадку центральной лестницы вышли две фигуры: хмурый полный парень, комкавший в руках клочок бумаги, а рядом с ним ступал гарпия, громко цокая по полу когтями на своих птичьих лапах. Оба учащихся были знакомы Ашарху.

В то же мгновение профессору на ум пришла дерзкая мысль, и он почувствовал уверенность, огнем разлившуюся по венам.

— Простите, но, боюсь, мне нужно на мгновение отвлечься от нашей увлекательной беседы… Это спускается один из моих студентов. Я должен сказать ему буквально пару слов по поводу его письменной работы, и мы с вами сразу же продолжим, — пробормотал профессор и выдавил небрежную улыбку, которая далась ему с большим трудом.

Девушка кивнула, не заметив, насколько пугающим получился кривой оскал Ашарха. Тем временем двое задержавшихся в стенах академии студентов уже спустились по лестнице и поравнялись с профессором.

— Студент Гаргай из Гнезда Зеленоглавых, — негромко окликнул Аш гарпию и отошел в сторону, жестом приглашая учащегося последовать за ним. — Я хотел поговорить с вами с глазу на глаз.

Высокий гарпия остановился, его огромные сложенные крылья, заменявшие этим созданиям руки, вздрогнули и слегка пошевелились. Каждое перо их отливало глубоким изумрудным цветом, а вот пух, которым было покрыто тело, казался светло-зеленым. Гаргай, как и многие его сородичи, перебравшиеся жить в Залмар-Афи из горной страны Ровалтии, предпочитал носить легкую тунику, хотя скрывать ему под одеждой было совершенно нечего — у гарпий отсутствовали внешние половые признаки. Студент, явно не понимавший, зачем он понадобился профессору Сои Ашарху, неуверенно мялся на месте несколько мгновений, царапая массивными когтями пол, а потом все же подошел вплотную к Ашу. Его ярко-желтые птичьи глаза смотрели вопросительно и удивленно.

— Лети в казематы как можно скорее. Проси Сынов немедленно сюда прибыть. Это срочно, — профессор поднялся на цыпочки и прошептал свое краткое послание в слуховое отверстие гарпии, лишенное ушной раковины.

Дыхание потревожило легкие зеленые перья, покрывавшие затылок Гаргая, отчего он по-птичьи резко повернул голову в сторону говорящего. Небольшой хищный клюв щелкнул, но профессор, предупреждая любые вопросы, поднял брови и строго прошептал:

— Лети.

К счастью, Гаргай был догадливым и исполнительным студентом, которому не требовались подробности. Он тихо кивнул, словно говоря, что понимает всю важность возложенной на него задачи, и быстрым шагом направился к выходу из академии, на ходу отводя крылья назад, чтобы сразу после дверей распахнуть их по всю ширь и мгновенно оттолкнуться от земли. Его хмурый бескрылый друг выбежал из холла, но так и не успел догнать приятеля и обо всем расспросить. Яркое зеленое пятно уже скользило над крышами Италана, ловко лавируя в воздушных потоках.

Постаравшись придать лицу как можно более нейтральное выражение, профессор вернулся к своей собеседнице, когда массивные деревянные двери академии с грохотом захлопнулись за спинами двух студентов.

— Вы так быстро побеседовали, — осторожно заметила девушка.

— Да, он весьма торопился.

— Что ж, ясно… А можно узнать, что преподаете в академии конкретно вы, профессор Ашарх?

— Историю, — лаконично ответил Аш.

Он увлеченно пытался рассчитать у себя в голове, сколько времени могло потребоваться Гаргаю, чтобы долететь до Главного караульного дома, находившегося прямо за Рыночной площадью. По всем подсчетам выходило, что Сыны могли прибыть к академии не раньше, чем через четверть часа. Нужно было удержать чужеземку любыми разговорами до их прихода.

— Так получается, что вы входите в комиссию, которая будет принимать экзамен? Или здесь есть другие преподаватели истории?

— Да, я обыкновенно участвую в опросе поступающих. Вы весьма проницательны, — откровенно польстил девушке Ашарх, продолжая изучать ее облик.

Он только в этот момент обратил внимание, что у нее через плечо был перекинул потертый ремень набитой походной сумки. Поверх крепилось свернутое в крепкий рулон одеяло. Похоже, она и правда только пришла в Италан, и путь ее был долгим.

— Тогда, наверное, это неправильно, что я задаю вам вопросы по экзамену, если вы будете одним из моих экзаменаторов? — произнесла девушка, и ее губы изогнулись в виноватой улыбке. — Простите.

— Если вы не собираетесь выпытывать из меня информацию по вопросам в билетах, то я вполне могу рассказать вам много всего любопытного об академии.

Профессор мягко улыбнулся в ответ, надеясь, что сумеет расположить к себе чужеземку добреньким отношением и удержать в холле. Девушка и правда словно расцвела после его последних слов. Конечно, шпионы всегда на лету ловили любую информацию, надеясь принести как можно более сочный кусок сведений своим хозяевам.

Старясь ничем не выдать волнение, которое с каждой минутой все сильнее сжимало его сердце, Ашарх рассказывал обо всем подряд, но ничего существенно важного о внутренней жизни академии так и не выдал. Он уверенно вещал о списке литературы, который следовало прочитать для подготовки к экзамену, нудно сравнивал столичную академию с другими учебными заведениями Италана, а после и вовсе стал пересказывать биографию Цир Дареана, перед чьей статуей они стояли уже почти четверть часа.

Из здания уже ушли даже самые трудолюбивые студенты и преподаватели, академия совершенно вымерла, только где-то на верхних этажах шуршала метлой старая уборщица. А Аш все делился с чужачкой бесконечными запасами разных ненужных знаний, годами копившихся в его голове. От такого потока красноречия легко было устать, но девушка с немым восхищением во взгляде ловила каждое слово профессора, и лишь постоянно задавала дополнительные вопросы.

Ашарх уже начал сомневаться в том, что Сыны Залмара вообще появятся, ведь он почти не дал никакой уточняющей информации Гаргаю. Но в этот момент тяжелые створки входных дверей со скрипом распахнулись, и закатные солнечные лучи ворвались в просторный холл академии. Профессор и незнакомка слаженно повернули головы ко входу. На пороге появился вооруженный отряд, и Аш не сумел сдержать вздох облегчения.

Наконец! Гаргай не подвел его.

Семь человеческих силуэтов, едва отличимых друг от друга из-за форменной военной одежды, растянувшейся вереницей вошли во внутреннее помещение, оглядываясь по сторонам, пока их взгляды не остановились на беседовавшей паре. От группы отделился один приземистый воин и сделал несколько шагов навстречу Ашарху.

Одетый в дорогостоящий кожаный панцирь поверх плотной бордовой туники крепкий мужчина с проницательными черными глазами держал руки на поясе, где висел тяжелый бронзовый меч с серповидным лезвием длиной чуть больше локтя — хопеш, чаще называемый в народе просто «крюк». Только одни люди имели право носить такую одежду и оружие, им была дарована на это милость правителя, Пророка Бога, поскольку лишь ему они напрямую подчинялись.

Это был двенадцатый орден Залмар-Афи — карающий орден — Сыны Залмара.

— Да благословит Залмар верных ему, — хрипловатым голосом произнес воин, внимательно изучавший Ашарха и стоявшую рядом чужачку. Белая повязка на рукаве указывала на то, что именно этот хмурый мужчина был командиром отряда. — Нам сообщили, что в академии требуется наше присутствие.

Профессор сразу же выступил вперед:

— Это я попросил пригласить вас!

— По какому делу?

Судя по недовольному тону воина, Аш не внушал ему доверия.

— Эта особа пришла в академию и с порога стала задавать множество вопросов, — сказал профессор, а его палец был направлен на обескураженную девушку. — Она говорит с явным акцентом и при этом уверяет, что родом из региона Вех, хотя не похожа на уроженку юга. Мне показалось все это подозрительным, поэтому я осмелился обратиться к вашему ордену на случай, если она окажется имперской разведчицей.

— Что…? — выдохнула ошеломленная чужачка, широко распахнув глаза.

— Вы подтверждаете эти слова? — обратился к девушке командир, на его лице постепенно исчезали признаки скуки.

— Я-я действительно упоминала, что родом из региона Вех, — запинаясь, проговорила незнакомка, которая, кажется, совсем не понимала, что происходило, и кто были эти вооруженные люди в бордовых туниках. — Но почему вы называете меня имперской разведчицей?!..

Из-за волнения акцент девушки стал только явнее, теперь его трудно было не услышать. Командир что-то проворчал себе под нос и кивнул, будто подтверждая собственные мысли. А после сделал едва уловимое движение рукой, и отряд, стоявший за его спиной, медленно и слаженно стал обходить Ашарха и чужачку с двух сторон, отрезая пути для побега.

— Именем светлейшего бога Залмара и Владыки Ской Гервасиуса мы, верные Сыны Залмара, приказываем вам подчиниться и пройти с нами в Главный караульный дом, — произнес главарь карателей громко и четко. Незнакомка вздрогнула и немного попятилась.

— Простите, эфенди, что я такого сделала? Я не понимаю!.. Что происходит?!

Договорить девушке не дали, ее прервал все тот же Сын:

— Мы приказываем вам обоим подчиниться и пройти с нами в караульный дом, где мы все и выясним.

Лицо его было словно высечено из камня, ни один мускул не дрогнул от речи незнакомки.

Ашарх остолбенел на мгновение, а потом обратился к командиру отряда:

— Извините, я, может, что-то не так расслышал? Но почему «вам обоим»?..

Неприятная усмешка исказила губы воина, и он бросил на профессора уничижительный взгляд, который скользнул по лицу Ашарха и на мгновение задержался на значке преподавателя.

— Вы все верно расслышали. Двенадцатый орден не привык доверять кому попало. Если вы доносите на подозреваемого, то будьте готовы подтвердить, что и ваши руки чисты.

— Но я же все вам сообщил! Она пришла сюда и пыталась вызнать у меня сведения об академии!

— Мало ли что вы могли нам сообщить… Может случиться так, что на самом деле это ваша сообщница, с которой вы что-то не поделили и теперь хотите от нее избавиться нашими руками. Вы можете снабдить нас дополнительной важной информацией по этому делу, особенно если вы напрямую связаны с подозреваемой и ее деятельностью. Вас следует допросить. Если ваша непричастность подтвердится, то вас, конечно же, отпустят… профессор.

Командир издевательски медленно протянул последнее слово и приблизился к Ашу практически вплотную. Остальные солдаты уже окружили пару предполагаемых преступников и ждали лишь одного сигнала своего начальника, чтобы арестовать чужачку и профессора.

Ашарх запаниковал. Ситуация обернулась против него. Хотел поступить как сознательный залмарец, а итоге отправляется в тюрьму вместе с пойманной им шпионкой! Меньше всего в жизни он хотел оказаться в казематах боли, где Сыны были способны добиться любых признаний с помощью пыток. Профессору пора было спасать себя любыми способами.

— Но я действительно не знаю эту девушку! Она пришла сюда полчаса назад, мы мало говорили! Она лишь спрашивала об академии, я ничего ей не сказал! Клянусь богом!.. Проявите же жалость!

Крепкий кулак командира врезался в скулу Ашарха, сбивая его с ног. Двое Сынов, которые все это время стояли молчаливыми тенями позади профессора, моментально подхватили ослабевшего мужчину и заломили ему руки, поддерживая в таком положении.

— Разве я позволял открывать рот?.. Приказ был подчиниться и идти!

Лицо командира потемнело, он махнул головой, и Аша отвели ближе к выходу, продолжая удерживать и связывая руки.

— Я никогда и ни к кому не проявляю жалость. Это черта бесхребетного отребья… Советую хоть вам не злить меня и не пытаться взывать к какому-то мифическому состраданию.

Последняя фраза брезгливо была брошена в сторону незнакомки, которая вся сжалась и напряглась как пружина, вот-вот готовая распрямиться. Показательное избиение Ашарха подействовало на нее угнетающе. Если она и планировала сопротивляться, то Сыны бы мгновенно смяли ее и отбросили, как соломенную куклу.

— Отпустите меня, я ничего не делала. Кто вы вообще такие?..

Командир отряда даже не стал отвечать на ее вопрос. Тяжелый бронзовый хопеш мгновенно оказался в руках Сына, лезвие блеснуло в лучах заходящего солнца. Окружившие незнакомку воины тоже схватились за оружие, но с места никто не двинулся, ожидая команды.

— Или идешь с нами по-хорошему или, клянусь Залмаром, твое тело перенесут в караульный дом по кусочкам, ифритская девка.

Аш широко распахнутыми глазами наблюдал за молчаливым противостоянием девушки и сосредоточенного воина. Преимущество было не на ее стороне, но она так долго тянула с ответом, что профессор действительно на секунду допустил мысль, что эта сумасшедшая особа собиралась атаковать отряд карательного ордена.

Видимо, здраво оценивавшая свои силы или же просто уверенная в собственной невиновности незнакомка через несколько секунд все же послушно завела руки за спину, позволяя их связать. Командир довольно ухмыльнулся, возвращая хопеш на место и быстро раздавая короткие четкие приказы. Двоих пленников обыскали, отбирая все вещи и оружие. У странной девушки оказались ножны с двумя кинжалами и целый пояс метательных ножей, что несказанно обрадовало главу отряда. Зачем студентке, поступавшей в академию, понадобилось такое вооружение?

Когда с формальностями было покончено, Сыны обступили двоих подозреваемых, и отряд покинул серые стены академии. У подножия лестницы стояли запряженные лошади, тянувшие за собой не обладавший излишней роскошью экипаж для заключенных, на дверце которого был изображен герб двенадцатого ордена — скрещенный с ключом бронзовый хопеш на бордовом щите. Профессора и девушку посадили в тесную закрытую карету с полом и стенами, усиленными металлическими листами. Через крошечное решетчатое окошко едва можно было что-нибудь рассмотреть на улице, но всю дорогу Ашарха преследовали чужие взгляды. Ему казалось, что каждый простолюдин на улицах и площадях знал, кто сидел внутри этой кареты и, будь их желание, никчемного профессора закидали бы тухлыми овощами. Но едва ли хоть один прохожий обратил внимание на карету Сынов — здесь это было обычным делом.

А вот чужачка не сводила с Ашарха взгляд, полный ненависти.

Глава вторая. Путь, пролегающий по отравленным венам Италана

Главный караульный дом исполинской крепостью захватывал половину проспекта Верности, располагавшегося прямо за Рыночной площадью Италана. Жители столицы предпочитали не ходить мимо мрачного, будто покрытого слоем копоти, здания, вокруг которого, по неясным причинам, постоянно летали рои мух. Зарешеченные окна бездушными дырами смотрели на прохожих, а острые пики на кованой ограде и лай сторожевых псов где-то на заднем дворе отпугивали не только детвору, но и непритязательных нищих. Однако как бы залмарцы ни опасались карающего ордена, как бы ни обходили стороной проспект Верности, никто не мог отрицать, что Сыны были единственной защитой Залмар-Афи от вездесущих шпионов и внутренних врагов страны. Если Пророк Бога являлся мудрой головой Залмар-Афи, а Башня — его сердцем, то карающий орден был сильными мозолистыми руками, которые никогда не боялись запачкаться в чужой крови и задушить на корню любую опасность, угрожавшую Владыке и его народу.

Тесная мрачная камера, в которую посадили профессора, находилась где-то на нижних уровнях караульного дома. Как оказалось, под зданием было несколько темных сырых этажей, куда никогда не проникал солнечный свет. Большинство из них отводилось под темницы, помещения для допросов и пыточные, где на стенах виднелись свежие разводы крови и стоял невыносимый металлический запах. Редко где черноту длинных коридоров со множеством дверей разгоняли толстые истекавшие воском свечи, воткнутые в настенные канделябры.

Впервые за свою жизнь оказавшись в казематах боли, Ашарх почувствовал себя крошечным клопом, на которого неожиданно стали давить все его мелкие грешки. В подобном месте любое ощущение собственной невиновности растворялось в чужих криках, эхом разносившихся по подвальным этажам. То здесь, то там люди и нелюди вопили от боли и страха, выли, когда их плоти касалась раскаленная кочерга, метались по тесным камерам, где из каждого угла смердело мочой и животным ужасом. И сразу хотелось сознаться во всех преступлениях, в которых Сыны обвиняли заключенных, лишь бы скорее покинуть это угнетающее место: без разницы как — на своих ногах или же в повозке для трупов.

Профессор мог порадоваться уже хотя бы тому, что его посадили в одиночный каземат и развязали руки. Как он заметил по пути на нижние ярусы темницы, во многих камерах ютились десятки заключенных, которым едва хватало места, чтобы сидеть на полу. Если бы Аш оказался в подобной клетке, то уже через минуту кинулся бы грудью на решетки, умоляя быстрее отвести его в пыточную или же казнить на месте. Но Ашарху повезло: он был единственным хозяином в своей небольшой комнатке, где кроме дырявого ведра в углу практически ничего и не было. Пол устилал слой сгнившей соломы, который за многие месяцы, проведенные в этой камере, впитал в себя отвратительные запахи пота, мочи, рвоты и крысиного помета. Грызунов и правда было достаточно много на нижних этажах. Пока профессор пытался устроиться на очищенном уголке пола, поближе к двери, он не раз слышал пронзительный писк, доносившийся из темноты, а иногда видел и мелькавшие во мраке глаза.

Единственный свет, проникавший в камеру Ашарха, лился через крошечное решетчатое окошко, находившееся в массивной, окованной металлом двери, отсекавшей мужчину от всего остального мира. Через прутья можно было рассмотреть лишь часть узкого слабо освещенного коридора, тянувшегося в обе стороны. Камеры напротив или пустовали, или их обитатели уже не подавали признаков жизни, поскольку Аш не слышал оттуда никаких звуков.

Когда профессора и чужачку привели в темницы после оформления бумаг на верхних этажах, то Сыны Залмара первым делом определили в каземат именно вяло сопротивлявшегося Ашарха, а вот девушку заставили идти дальше по коридору. Судя по всему, шпионку собирались допрашивать без лишних промедлений и отвели ее в специальный зал. По пути она постоянно что-то твердила про свою невиновность и пыталась объяснить командиру отряда, что ничего противозаконного не делала. Но ее лишь толчками и бранью пытались заставить замолчать.

Ашарх не знал точно, сколько времени прошло с того момента, как он перешагнул порог своей камеры. Возможно, уже была глубокая ночь или и вовсе утро нового дня. По крайней мере, есть профессор хотел так сильно, будто пробыл в темницах минимум несколько дней. Как ни странно, несмотря на общее отвратительное настроение Аша и растущую нервозность, его чувство голода издевательски заглушало все остальные мысли. Как слаба простая человеческая плоть! Порой она способна подчинить своим низменным потребностям и сознание, и волю даже в самые неподходящие моменты.

Стараясь не обращать внимания на пустой желудок и все еще опухшую после удара Сына скулу, профессор обдумывал свое плачевное положение. Этот день был определенно не самым лучшим у Ашарха за последнее время. Разве мог он, проснувшись этим утром, даже подумать о том, что уже ночью будет сидеть в грязной камере в окружении крысиного помета и ждать, когда же палачи и истязатели плоти придут и по его душу. И предстоявшее увольнение из академии уже перестало казаться такой уж важной проблемой, оно затерялось где-то на фоне всех остальных пессимистичных мыслей.

Как вообще могло так получиться, что он, пытаясь донести на разведчицу-чужачку, сам оказался в цепких когтях Сынов Залмара? Конечно, он был совершенно невиновен и собирался доказать это карателям, ответить на любые их вопросы. В конце концов, они же обещали отпустить его после допроса. Пусть это и звучало как издевка… Но, с другой стороны, мало ли в чем они могли заставить его признаться под пытками. Этот главарь отряда, кажется, с первой минуты невзлюбил Ашарха… И для него судьба одного жалкого профессора истории, похоже, совсем ничего не значила.

Где-то в глубинах коридора раздался пронзительный скрип открываемой двери, а после Аш различил несколько голосов, которые теперь эхом разносились по всему ярусу.

— Спасибо, Зурейн, а то тут совершенно нечем дышать, — кажется, это говорил тот самый хмурый командир отряда. Его хрипловатый тембр легко было узнать даже на расстоянии.

— У меня уже последние поленья прогорели, — ворчливо пожаловался человек, которого звали Зурейн, громко шаркая ногами по каменному полу. — Если эта шмара не заговорит, то придется тащиться во двор за новой связкой.

— Не беспокойся, прижжем еще пару раз и примемся за твои любимые инструменты.

Профессор весь подобрался и поднялся с пола, чтобы встать поближе к окну. Голоса доносились откуда-то справа, видимо, приблизительно через несколько камер и находилась комната для допросов, куда увели чужачку. Судя по отрывку разговора, что услышал Ашарх, девушка отказывалась говорить. Неужели ее жизнь не была дороже тех сведений, что требовались Сынам? Чтобы так задурить голову молодой особе, имперцам потребовались, наверное, месяцы и годы.

— Ну, Лантея, ты по-прежнему собираешься молчать?

Значит, чужачку звали Лантея. Или же она так назвалась только для Сынов Залмара.

— Я все сказала.

Низкий чудовищно надтреснутый голос девушки Аш узнал с трудом. Она говорила медленно, выплевывая из себя одно слово за другим, а ее прерывистое тяжелое дыхание профессор слышал даже из своей камеры.

— Да-да! Это мы уже слышали! Лживые бредни о поступлении в академию и маленькой избушке на окраине региона Вех! — издевательски выплюнул Зурейн и ударил кулаком по столу.

— Это правда… — выдохнула Лантея.

— Достаточно! — резко прервал ее командир отряда, который, судя по звуку, со скрипом отодвинул стул и поднялся на ноги. — Мне нужные четкие ответы на вопросы. Мы уже три часа здесь тянем сфинкса за хвост. Откуда ты пришла?!

— Из региона Вех…

Послышался звук хлесткой пощечины, тихий стон и звон металлических звеньев цепи. Аш догадывался, что на девушку были надеты кандалы, скорее всего, прикованные к столу для допросов.

— Ложь! Ты говоришь с акцентом по-залмарски!

— Я… болела в детстве… — Лантея почти шептала.

— Не держи меня за идиота. Это акцент! В твоей сказке ничего не сходится. Ни цвет кожи, ни язык, ни обережь! Ни один залмарец не позволит себе потерять свой символ веры!

Ашарх, жадно ловивший каждое слово, удивленно цокнул, услышав про то, что у девушки не было при себе обережи. Каждый верующий в Залмар-Афи с годовалого возраста носил на поясе маленький черный мешочек из очень дорогой ткани, расшитый настоящим серебром. Его можно было получить лишь единожды в жизни, в раннем детстве, на ритуале принятия бога, во время которого жрецы срезали с головы каждого ребенка прядь волос. В бархатной обережи человек должен был хранить этот локон всю жизнь, чтобы всегда оставаться таким же чистым и безгрешным, как и в момент отрезания волос. Ношение этого атрибута для каждого залмарца считалось обязательным, ведь он был подтверждением истинной веры.

Получается, профессор не ошибся в своем предположении: у девушки не было главного символа веры, что сразу же выдавало в ней чужачку. Даже странно, что разведчица при прибытии в Залмар-Афи не удосужилась обзавестись хотя бы поддельной обережью!

— Почему я виновата в том, что она потерялась в путешествии? — почти жалобно спросила Лантея.

— Все залмарцы дорожат оборежью пуще собственной жизни! — выкрикнул Зурейн. — И, если ты не знаешь об этом, лживая тварь, значит, Залмар-Афи — не твоя родина.

— К тому же, это не единственное, что смущает меня. Судя по всему, ты практически ничего не слышала о нашем ордене, — задумчиво проговорил командир. — Знаешь ли, в этой стране нет ни одного человека, кто бы понятия не имел о Сынах Залмара. Как, впрочем, и в империи…

Профессор не мог не согласиться с размышлениями этого карателя. Если девчонка и правда была разведчицей, то самой неопытной из всех, что попадались двенадцатому ордену.

— Почему из-за моего незнания меня сразу пытают и обвиняют в чем-то? — жалобно простонала Лантея. — Я родилась в глуши и мало что знаю…

— Так не бывает. Это отговорки шпионов, попавшихся на дрянной подготовке.

Послышались уверенные и четкие шаги — главарь отряда мерял шагами комнату для допросов.

— Я спрошу еще раз, Лантея. Хорошенько подумай над ответом, иначе от твоей дивной белой кожи скоро совсем ничего не останется, — хмыкнул командир. — О чем ты говорила с этим профессором из академии?

— Об экзамене, книгах и Цир Дареане, отце-основателе академии.

Девушка явно не в первый раз уже повторяла эту надоевшую ей фразу.

— Неправильный ответ.

Аш скорее почувствовал, нежели услышал, что каратель дал сигнал Зурейну, и палач вытащил из плюющихся искрами углей раскаленную кочергу. Раздалось тихое шипение прижигаемой плоти, и почти сразу же Лантея закричала от боли. Профессор никогда не слышал, чтобы люди издавали подобные звуки. В этом вопле смешались слезы и обида на жестокость мира: из ее глотки рвался чудовищный, по-звериному дикий вой, постепенно угасший до неясного скулежа. Через какое-то время кочерга с металлическим звоном вернулась на место, а до камеры Ашарха дошла отвратительная вонь паленой человеческой кожи. Его чуть не вывернуло прямо себе на ноги.

— Кажется, ты совершенно ничему так и не научилась за эти часы, — сказал воин, подводя неутешительный итог и звучно барабаня пальцами по столу.

— Рион, ты же видишь, она совсем безмозглая. Тут нужно что-то более действенное.

— Верно.

— Мне казалось, что где-то здесь валялись щипцы для грудей…

— Найди-ка их. Да побыстрее.

— Не надо! Стойте! — Лантея закричала так громко и пронзительно, что Аш даже отскочил от решетки на мгновение.

— Ты будешь отвечать? — явно улыбаясь в ту секунду, поинтересовался командир Рион.

— Да! Я все скажу! Все!

— Чудесно, — протянул воин и, кажется, в тот момент он даже причмокнул от удовольствия. — Так что там по поводу этого смуглявого профессора?

— Он был нашим спящим агентом!

— Значит, тоже работает на империю?!

— Да! Мы должны были встретиться в академии, чтобы он провел меня в административные помещения за документами, необходимыми моему начальству! — Лантея говорила очень быстро, сливая слова в один бессвязный поток.

Ашарх отшатнулся от двери, пораженный услышанным. Эта девка решила потопить его, чтобы самой остаться на поверхности!

— И что случилось?

— Он сдал меня. Сказал, что эти документы уже ушли в другие руки и вызвал вас. Возможно, его перевербовали или что-то случилось… Это надо спрашивать у него.

— Я знал это! Знал, что этот гаденыш не так прост, как кажется! Мне он сразу не понравился… Слишком молод для профессора и больно важничает, словно он какая-то шишка!

В голосе Риона слышалось столько ликования и гордости за собственную догадливость, что можно было только позавидовать его самоуверенности.

Зато профессору было не до восторгов. Теперь у него не оставалось ни единого шанса, чтобы успешно оправдаться перед Сынами. Проклятая чужачка наврала, чтобы отвести от себя беду. Если бы она не сказала своим истязателям то, что они хотели услышать, то они бы не оставили ее тело в покое. Ашарх был страшно зол с тот момент и, если бы его не сдерживали решетки, то он непременно бросился бы в комнату для допросов и сам избил эту лживую ифритскую девку!

— Мне нужны все сведения! В каком месте ты пересекла границу? Как ты передаешь информацию? Адреса твоих связных и осведомителей!

Рион явно хотел успеть выжать из Лантеи все возможное, пока она еще была испугана грозившей ей пыткой.

— Есть… Все есть, — жалобно залепетала девушка, — в моих вещах… Тяжелый мешочек, все в нем.

— Зурейн! Быстро принеси ее сумку!

Недовольно заворчав, палач громко зашаркал ногами по каменному полу. Его шаги раздались в коридоре, и профессор мгновенно распластался по стене, не желая попасться на подслушивании. Зурейн неторопливо прошел мимо камеры Аша, даже не заглянув в окошко, и его необъятная сутулая фигура удалилась в сторону лестницы, ведущей на верхние ярусы.

— Если бы ты была более сговорчивой, Лантея, то ничего этого бы не произошло.

Судя по звукам, Рион, оставшись наедине с девушкой, подошел к ней вплотную:

— Твоя бархатная кожа по-прежнему была бы такой же красивой и гладкой. Почему же ты так долго молчала и рассказывала эти байки?

Послышался легкий звон цепи и скрип стула.

— Я думала, что все быстро закончится.

— Не отстраняйся от меня… Теперь все точно закончится. А то, признаться, мне было бы жаль вырывать раскаленными щипцами эти нежные розовые сосцы, — вкрадчиво прошептал Рион, — такие теплые и упругие на ощупь. Ммм… Если ты будешь хорошей девочкой и дальше, то после всей этой боли я доставлю тебе немного удовольствия, так и быть…

— Да, эфенди… — ответила девушка. Ее голос прозвучал совсем тихо и как-то отрешенно.

Как бы ни был профессор зол на Лантею из-за ее вранья, но на какую-то долю секунды ему стало ее немного жаль. Потому что вряд ли она понимала, что для нее еще совсем ничего не закончилось. Даже когда она выдаст все сведения, пароли и сдаст подельников, ее все равно закуют в цепи и бросят в темницу. Рион будет насиловать ее, пока девчонка совсем не ослабеет, а после ее казнят. И, дай Залмар, если просто быстро повесят, но, скорее всего, устроят жестокую показательную казнь с сожжением или четвертованием, чтобы народ на Рыночной площади мог вдоволь насладиться мучениями ифритской шпионки.

На лестнице раздались тяжелые шаги Зурейна, он возвращался с личными вещами пленницы. Шарканье прозвучало совсем рядом с камерой Ашарха, а после удалилось к комнате дознаний.

— Вот, я все принес, Рион.

Раздался глухой звук упавшей на стол сумки, а после палач добавил:

— Только не надо меня больше наверх гонять. Ты знаешь, мне тяжело туда подниматься…

— Больше и не придется, — хмыкнул воин. — Ну что, девочка, давай еще раз осмотрим твои вещи.

— Тяжелый мешочек из красной ткани. Все там, — негромко подсказала Лантея.

— Сейчас найдем.

Рион начал рыться в сумке, там что-то зазвенело и зашуршало.

— Этот что ли?

Звуки затихли. Видимо, командир внимательно изучал свою находку.

— Да, он.

— Но тут только один блядский песок?! — мгновенно вспылил воин, и его голос громом разнесся по всему ярусу. — Что за шутки, Лантея? Где информация?

— Высыпь его. Все внутри, — едва слышно посоветовала девушка.

Мелкие крупинки посыпались на стол сплошным потоком, Ашарх различил их шуршание. У него у самого вопросов уже было ничуть не меньше, чем у дознавателей. И профессор с любопытством вновь прильнул к окошку, прислонив ухо к холодной решетке.

— Здесь пусто. Только песок, — очень мрачно проговорил Рион, и по его угрожающему тону становилось ясно, что чужачка разозлила мужчину не на шутку в этот раз.

— Ты не прав, — неожиданно осмелевшим голосом заявила Лантея и раздался звон ее кандалов. — Здесь твоя смерть. Kzheomon-shate, Ewan’Lin!

Ашарху оставалось лишь теряться в догадках, что же именно произошло в ту минуту. Как только прозвучали диковинные слова девушки на странном шипящем языке, в комнате для допросов случилось что-то чудовищное. Профессор слышал завывание ветра и неясно чем рожденный гул, а почти сразу же за ним последовали нечеловеческие вопли. Кричал Зурейн, высоко и отчаянно, как мальчик, у которого еще не сломался голос. Вой Риона трудно было с чем-то спутать — в нем словно бы отразилась вся боль пленных, которые когда-либо страдали от его руки. Страшная какофония разнеслась по коридору мгновенно, эхо проникло во все камеры и клетки, а после просочилось и на другие этажи. И в ту же минуту Аш услышал чавкающие звуки, от которых кровь стыла в жилах. Как будто отбивали кусок сочного мяса с кровью. Зурейн и Рион больше не кричали, их вопли затихли так же быстро, как начались. И наступила звонкая пугающая тишина, от которой по телу бежали мурашки.

Что там произошло?

Через несколько долгих мгновений профессор уловил лязг сброшенных кандалов. Стул с противным скрипом отодвинулся, и послышалось шлепанье маленьких босых ног по полу.

Лантея освободилась. Судя по звукам, она то ли что-то искала, то ли подбирала какие-то вещи, ходя кругами по маленькой камере. Наконец, раздался металлический звон, словно в руках у девушки оказалась большая связка ключей на одном кольце, которые гремели на каждом шагу.

Пленница направилась прочь из комнаты для допросов. Быстро шлепая босыми ногами по каменным плитам, она шла в сторону камеры профессора. Аш медленно и бесшумно отступил вглубь своей тесной темницы и прижался спиной к холодной и влажной стене.

Макушка девушки показалась в решетчатом окошке и загремели ключи, пока Лантея подбирала нужный. Наконец, один из ключей скользнул в замок, и механизм поддался. Дверь с противным скрежетом распахнулась. И на пороге замерла фигура чужачки, которая выглядела настолько ужасно, что у Аша подкосились ноги, и он медленно сполз по стене на нечищеные полы камеры. Босые ступни, испачканные в свежей крови, покрытые темными пятнами штаны и изорванная на клочки туника. Как Лантея ни пыталась поправить лоскуты ткани, они все равно расползались, оголяя ее грудь и плечи, усеянные множественными ожогами. Покрасневшие и воспаленные поцелуи клейма покрывали руки девушки и переходили на спину и шею. Из них сочилась сукровица, а кожа почернела и съежилась. Профессор даже представить себе не мог, насколько чужачке было больно, ведь она с трудом удерживала свою походную сумку. Под мышкой у нее были зажаты сапоги и плащ, а вот правая рука, защищенная кожаной митенкой, сжимала рукоять изогнутого кинжала, сделанного из странного беловатого материала. И клинок этот был направлен четко на Ашарха.

Профессор, в ужасе распахнув глаза, наблюдал за приближавшейся фигурой.

— Что ты делаешь? — охрипшим голосом спросил Аш, медленно поднимаясь на ноги.

— Я пришла отрезать голову грязному доносчику и уроду, из-за которого я сюда попала, — медленно и тяжело проговорила девушка, и мужчина только тогда заметил, что бледное лицо Лантеи было ужасно избито. Один глаз заплыл бордово-фиолетовым синяком, из рассеченной брови сочилась кровь, размазавшаяся по щеке и уже начавшая подсыхать, разбитая губа распухла и еле шевелилась. Темные волосы сбились в единый комок на затылке, лишь отдельные слипшиеся от пота пряди падали на белое лицо.

— Но в чем я виноват?! — вскричал профессор, вжимаясь в стену так сильно, словно она могла его укрыть от разъяренного взгляда изувеченной девушки. — Я сделал то, что следовало!

— Я лишь пришла поступить в академию, а ты тайком позвал этих ублюдков и сдал меня им без зазрения совести, хотя я никак не связана ни с империей, ни с какой-либо другой разведкой вообще!

Ашарх тоже пошел в атаку:

— Ты сама пять минут назад наговорила вздора про меня!.. Что я твой подельник и служу империи! А если бы они закончили с тобой и принялись за меня, а?! Из-за твоих лживых слов они бы просто уничтожили меня!

Лантея сделала один крошечный шаг, и кинжал в ее руке опасно нацелился на горло Аша.

— Да мне плевать на тебя! Я ничего не хотела, кроме как просто узнать немного об академии?! За что я заслужила всю эту боль и страдания? Почему ты так поступил, бессердечный сукин сын?!

— Потому что на моем месте так бы поступил любой человек в этом городе! И если бы я это не сделал, то кто-то другой сдал бы тебя Сынам. И ты рано или поздно все равно бы оказалась здесь!..

Обстановка накалялась. У девушки от напряжения дрожали руки, она тяжело дышала и постоянно косилась на профессора единственным открытым глазом.

— Ты лишил меня надежды, профессор… Если эти палачи лишь истязали мою плоть, то ты уничтожил мою веру в людей. Я не хотела ничего дурного ни залмарцам, ни кому-либо еще! — голос Лантеи сорвался, но она мгновенно взяла себя в руки и еще немного приблизилась к застывшему Ашарху. — И ты заслужил смерть точно так же, как и эти жестокие чудовища! Это будет справедливо!

Чужачка замахнулась, и острое лезвие уже скользнуло в сторону профессора стремительным жалом. Он зажмурился от страха и неожиданно закричал не своим голосом: ...