========== Часть 1 ==========

Равнина Ард Гален велика, но все ж не плоская, как стол. Ее местами то пересекают гряды невысоких холмов плавных очертаний, то рассекают лощины и овраги.

Две гряды холмов сблизились в этом месте, в низине между ними собрался маленький пруд. По его берегам звонко пели лягушки, знать не зная ни о Морготе, ни о войнах, ни о том, что лежит под их землёй и водой.

Земля вдруг вздрогнула, глухо вздохнула и осела длинной полосой, протянувшейся вдоль холмов в сторону севера. Лягушки дружно плюхнулись в перекосившийся пруд и негодующе заквакали оттуда. Но безобразия не закончились. Пруд заволновался, по его поверхности побежала рябь, стянулась в течение, завернулась воронкой. Вода уходила под землю быстрее и быстрее — и вот с громким хлюпаньем пруд иссяк, оставив лягушек негодующе орать под листьями кувшинок.

А чуть позже там, где холмы двух гряд почти сомкнулись, что-то зашевелилось на левом склоне. Отвалился камень, словно опоздав к недавней беде. Из трещины выскользнула высокая, очень худая фигура в лохмотьях — и припала к земле, зажимая руками глаза. Выкрикнула что-то вниз. Солнце клонилось к закату, теряя яркость, но для выбиравшихся из-под земли свет все равно был невыносим.

Впрочем, выбора у них не было.

Из расщелины выскакивали один за другим такие же истощенные эльдар, отчаянно грязные и измученные. Последних, мокрых и жадно глотающих воздух, вытаскивали наощупь, на слух, одной рукой помогая, другой заслоняясь от солнца.

…Даже сквозь закрытые веки солнце ослепляло после рудничной темноты.

У него под веками ещё долго плавали огненные круги. Он вышел первым, чтобы встретить опасность, но стал временно слеп и беспомощен, как и они все.

Было невыносимо жарко, и воздух чудовищно чист. Даже запах мокрой грязи поблизости не мог его испортить.

— Пересчитайтесь, — велел он. — Называйте себя. Нарион?

— Я здесь, — отозвался сдавленный, хриплый голос.

— Хромой здесь.

— Лиммирэ здесь…

— И я…

— Ласэдин…

Пять голосов. Дюжина. Семнадцать. Двадцать три…

— Где ещё трое? Эльгаэр!

Молчание.

— Кто был последним?

— Нарион, — отозвался Лиммирэ. — И тот, кого он тащил. После него — тишина.

— Если наш завал ещё и залило, — прохрипел Нарион, — точно сочтут мертвыми…

— Осмотритесь, насколько можете, — велел он. — Когда я выглянул, показалось, что вокруг холмы.

Он наощупь вернулся к расщелине, скользнул вниз, как ящерица. Глазам стало легче в тени.

— Эльгаэр…

Внизу журчала, дышала сыростью вода, и не доносилось ни единого звука, который бы издавало живое существо. Камень молчал, только словно бы вздыхал.

Вода тоже вздохнула, когда он вынырнул.

Фалатрим, утонувший под землей… Морготова шутка.

— Они мертвы, — сказал он, вернувшись наверх. — Доставать тела не будем. Я не дам живым растратить остатки сил из-за мертвых.

— Но, Дагмор…

— Нет. Найдите воду, если сможете.

Также наощупь, ступая наугад, он спустился в низину вслед за остальными, сжимая кирку и прислушиваясь. Вокруг была только жаркая и шумная тишина, чудесно пахнущая травой, стрекочущая незнакомыми мелкими тварями и разбавленная робким, непонимающим кваканьем лягушек.

Кажется, именно их озеро вылилось на голову беглецам из морготовых рудников. Лениво посвистывали какие-то птахи, и от этого сжималось сердце.

Склон закончился, тиной запахло уже совсем рядом, и он услышал движения своих спутников и шорох листвы невысоко над землёй. Кусты, наверное.

— Иди сюда, — окликнул Лиммирэ, — в тени легче.

— Вода?

— Чуть дальше слышен родник. Сейчас поймём, как подойти.

…От чистой воды ломило зубы и хотелось плакать. Кто-то и плакал уже негромко.

Потом он медленно умылся, растягивая удовольствие. От прикосновения лёгкой, свежей, не рудничной воды даже ссадины и следы кнута ныть переставали. Хотелось лечь в траву и дышать, дышать настоящим воздухом.

Ведь все равно они слепы, как кроты…

— Одноглазый?

— Слушаю.

— Ты хорошо ходишь вслепую. Можешь обойти низину? Понять бы, что за место.

— Зачем ногами? — сказал Ласэдин с другой стороны. — Сейчас пойму.

Он отошёл в сторону, покашлял осторожно, прочищая горло — и вдруг громко, раскатисто затрещал, подражая какой-то птице. Звук прокатился вокруг них, и обострившийся в темноте и слепоте слух беглецов уловил очень слабое эхо…

— В ширину — пару сотен шагов, за родником и дальше расширяется. В длину — больше шести сотен, точнее не скажу. Склоны вокруг плавные, высотой шагов тридцать, мы ещё с крутого склона спустились. Нам везёт.

— Нандор, — сказал Нарион с восхищением и лёгкой завистью. — Благодарю…

— Ну знаешь, когда нолдо раскалывает камень одним движением, чтобы меня вытащить, тоже завидно! — отозвался тот.

— Ничего не поделать — заключил Дагмор. — Ждём темноты, бережем глаза, слушаем.

— …Благодарим Ауле, что повезло с выходом, — подхватил нандо.

— Нолдор наших благодари, — сказал хмуро Хитуэн из Дориата.

Дагмор снова окунул руки в воду, наслаждаясь ее прикосновением к рубцам под левым наручником. Ножные кандалы они сбили ещё внизу — нарочито тяжёлые и неудобные, они были из плохого, хрупкого металла, лёгкой смерти тому пленному мастеру, который так искренне их портил. А этот подарок лично ему держался хватко, хоть цепи и правый сбить получилось.

Оставалось только выставить самых чутких на стражу и ждать — и это оказалось едва выносимо. Десятки дней готовить побег через найденную трещину, рубить камень до изнеможения, одновременно выполняя урочные работы и готовя обвал штрека, ползти по трещине, готовясь найти наверху что угодно, от вражьего лагеря до хищных тварей, ведь нет возможности отлучиться надолго и проверить… И вместо бегства, драки, опасности — тихое безделье, жара, чистая вода. И трата времени.

Завал трое нолдор устроили на совесть. По расчетам Дагмора и Нариона, должен был сместиться целый пласт пустой породы, завалив штрек намертво. Именно пустой, чтобы у распорядителей меньше было причин его разгребать. Именно сейчас, когда это рудное тело почти выбрано и скоро надо будет бить новый штрек, ещё дальше.

Чтобы надзиратели и распорядители плюнули, выругались и не стали разбирать треклятый обвал и доставать треклятых эльдар, наверняка дохлых. Чтобы и в худшем случае у них было несколько дней.

Все это Дагмор знал, и все равно не мог заставить себя отдыхать. Обмотав голову тряпьем, он пытался спать, прижимая к себе кирку, или уйти в воспоминания, чтобы успокоиться — и не мог. Проваливался в сон на короткие мгновения — и просыпался, ища опасность. Мысли, что синдар и нандор устали меньше и сторожа из них лучше, не успокаивали. Лица утонувших мелькали то и дело.

Вдобавок снились ему сплошь убитые орки.

Он бросил бесполезный отдых и тихо окликнул нандор.

Им досталась лощина с кустами на дне вокруг бывшего пруда и родника. Чистота воздуха и воды, отсутствие мерзких запахов и грязи говорили о том, что Ангбанд отсюда неблизко. Скорее всего, Ард Гален, возможно даже южная часть. Прочее — неизвестно. И две дюжины ослеплённых солнцем беглецов попрятались под кустами в ожидании сумерек. Стражи бодрствовали здесь же, чутко вслушиваясь в звуки холмов и степи.

Не в трещине же шкуродерной сидеть, где и дышать нелегко.

— Поспал бы, — сказал Ласэдин укоризненно. — Больше всех получил ведь за недосдачу.

— Получал я как верный Первого Дома всегда первым, с самого начала. Привык уже.

— Солнце садится, а ты не отдохнул.

— Я пытаюсь.

— Иди спать, — жёстко сказал Хитуэн с другой стороны. — Иначе ослабеешь и задержишь отряд, нолдо. Тебя одного троим тащить.

Это злило — но синда был прав…

В ладонь ему ткнулись какие-то листья.

— Это мята, — продолжил синда. — Попробуй пожевать и выплюнуть. Успокаивает.

Ругаясь шепотом, Дагмор на слух и наощупь вернулся туда, где дышали спящие, злобно пожевал несчастные листики — и неожиданно для себя все же провалился в сон.

… Раз за разом он повторял во сне эту дорогу, и даже добрые воспоминания вели на неизбежную развилку. Он выбирал и выбирал. Сейчас — направо. Вверх, к горам… Через равнину Ард Гален, верхом… В строю напротив Ворот Ангбанда.

Он видит снова — Тьелкормо Феанарион в ярком плаще заметен издалека, бросая вызов одним своим видом этой черной земле. Белого пятна рядом нет, собаку отослали в задние ряды. Вот Тьелкормо выдвигается вперёд, что-то выкрикивая, трубит вызов — он никогда не слышит слова во сне — и гигантские створы плывут в стороны. Рядом настороженно косится по сторонам Моррамэ…

Огонь бьёт из дыры ворот и даже из щелей рядом, как из горна.

Тьелкормо и все, кто рядом с ним, вспыхивают факелами. Крика нет, но волна чужой боли накрывает его с головой так, что даже не сразу понимает — это уже он кричит, это его руки и лицо нестерпимо жжет, его плечо и спина встретились с землёй, когда его сбросила обезумевшая лошадь…

Прикосновение выдернуло его оттуда на чистый воздух, без сырости и гари.

Вскочил, готовый к тому, что проспал все сразу — врага, нападение, новый плен…

— Солнце село, — сказал Нарион, тряхнув его за плечо. — Снимай повязку. Мы готовы идти.

Даже свет молодой луны поначалу заставил Дагмора сощуриться. Глаза слезились.

Забота его снова разозлила. Это всегда было тяжело — принимать помощь, быть неспособным без нее обойтись…

И сейчас, когда до безопасности ещё далеко, а он так беспечно спал.

Маленькая лощина в серебряном свете казалась прекрасной и яркой. Какие-то цветы запутались в траве, и в центре пруда вновь собралась небольшая лужа — грязь и ил забили трещину под ним. Впервые за много лет Дагмор видел своих спутников в настоящем свете, а не при жалких факелах и тусклом свечении осколков или бледных копий светильников нолдор.

И настоящий свет к ним беспощаден.

Рудники изуродовали всех. По лицам можно читать, кто и сколько пробыл под землёй у Моргота. Хитуэн за два года и то ссутулился, морщина прорезала лоб, в волосах первые седые пряди. Нарион полуседой, резкие угрюмые складки прорезали лоб и щеки, сделав ещё молодого нолдо на вид старше, чем иные из Пробужденных. Весельчак Ласэдин рубил камень дольше, а выглядел лучше — как-то он ухитрялся избегать ранений и увечий, а весёлый нрав еще уберегал его от тоски.

Хуже всех те, кто был под землёй давно. Хромого с трудом уговорили присоединиться, он уже не надеялся, и даже имя настоящее называть не стал. Только обмолвился, что когда-то дважды пробовал бежать. Одноглазый по слухам был буйным и храбрым, из вожаков нандор, но разуверился и долго просто выживал, избегая гнева орков почти как в лесу нандор чуют и избегают дурных мест. И тоже отзывается лишь на прозвище. Вот он сидит в траве и растерянно перебирает лепестки, и глаз слезится в лунном свете.

Второй нолдо, Нимран, рубил камень всего шесть лет. Он пока держался неплохо, хоть исхудал и осунулся — ещё бы, делать двойную работу, на Моргота и на себя.

Рудники не просто жрут силы — они и душу вытянуть могут.

В зеркало родника, посмотреть на себя, Дагмор заглядывал почти со страхом. И зря. Он с удивлением увидел, что ожог правда сходит с лица, и шрам на лбу почти не виден, седины не больше, чем у Нариона, и для того, кто провел двадцать с лишним лет под землёй, выглядит до странности бодро.

Ещё несколько лет — и об этой странности могли задуматься надзиратели поумнее.

Не иначе, хмыкнул он, злость его греет и держит. Вот и пусть дальше греет, до безопасности ещё далеко.

…С холма открывалась широкая равнина на все стороны. От зубцов Тангородрима вдали на севере до небольших вершин над окоемом почти точно на юге. Юг Ард Гален, и это настолько хорошо, насколько возможно.

— Эти холмы на юге — вершины Химринг, — сказал Хитуэн, поднявшийся с ним. — Западнее провал — перевал Аглон, ещё западнее стена — Дортонион. Слышал, там строят две крепости князья дома Арфина, с западной стороны, но подробностей не знаю.

— Нам всё равно нужен перевал, отгородиться горами от Севера.

— Есть проход восточнее, но туда добираться дольше.

— Значит, не подходит, разве что придется путать следы. Не будем терять время.

Хитуэн мрачно кивнул. Он отчётливо хотел о чем-то спросить — и все же молчал.

— Нет, — сказал ему Дагмор, — я не развернусь и не уйду в горы Эйтель, если ты молчишь об этом.

— Ты можешь.

— Здесь те, с кем я вместе рубил камень, дрался с орочьём и готовил побег, и я иду с ними. А брести пешком в одиночку или вдвоем через равнину, где шляются орки, когда можно идти отрядом — большая дурость. Идем, я не позволю потратить зря наше везение.

Хитуэн только пожал плечами и первым спустился к остальным.

Его и Нимрана Дагмор отправил в голову отряда. А сам вместе с Нарионом встал замыкающим. Не то, чтобы главная опасность обязана была явиться сзади, но так ему казалось правильным. Бежать Дагмор запретил, чтобы не растратить силы слишком быстро.

Они двинулись на юг быстрым шагом, вереницей среди высоких сухих трав Ард Гален. Настороженные и готовые к погоне или встрече с опасностью впереди. По словам того же Хитуэна, западная часть Ард Гален почти безопасна, ее охраняют отряды нолдор и там пасут лошадей, а в восточной орки рыщут беспрепятственно — небольшими бандами в поисках дичи или другой поживы. За перевал они тоже отправлялись.

Хромой шел перед замыкающими, то начиная припадать на больную ногу, то выравниваясь. Дагмор по его спине видел, как синда то воодушевлялся и ускорял шаг, распрямляясь, то сутулился в страхе и до дрожи сжимал кирку, клюв которой кое-как заточили о камни перед побегом.

Ласэдин был воодушевленнее всех, запрокидывал голову, ловил ночные запахи и на ходу рвал и жевал колоски каких-то трав. И другим советовал. А те и без советов к траве руки тянули. Почему бы нет, подумал Дагмор, после рудничной еды любая трава хороша будет.

Он сорвал колосок, попробовал на зуб. Слишком маленькие зерна, уже сухие, почти нет вкуса — но есть просто свежесть еды, которой не касались орочьи руки…

— Будем как лошади, жевать траву всю дорогу, — засмеялся он.

— А чем я хуже? — фыркнул нандо.

Нарион огляделся на ходу и сгреб колосков целую горсть.

— А что это? — спросил он.

— Дикие злаки. Как пшеница, только маленькие и зёрен мало. Довольно много трав можно есть даже здесь, мы летом с собой в леса и еду не всегда берём.

— Не замедляйтесь, — напомнил Дагмор. И подтолкнул Хромого, ссутулившегося опять. — Вперёд.

Тот оглянулся — его щеки были мокрыми.

— Дагмор, ответь…

— Ну?

— Ты мог бы убить сородича? — Спросил он тихо.

«Я уже».

— Кому-то жизнь не мила? — бросил Дагмор. Нарион, который насторожил уши на слово «убить», сделал шаг ближе.

— Если догонят… Убей меня, — сказал Хромой. — Бежать долго я не смогу. Назад… Больше никогда.

— Будешь отставать — киркой по хребту погоню!! — рявкнул Дагмор, мгновенно придя в бешенство. — Чтоб не хоронил себя заранее!

Хромой усмехнулся криво.

— Я на тебя надеюсь, командир.

— Ах ты сволочь!.. — выдохнул Дагмор, сжав кирку. Но проклятый синда уже отвернулся и заспешил вперёд.

— Ах ты… — шипел Дагмор, не в силах успокоиться, и даже отставая, чтобы его не слышали уж совсем явно, — убоище, чучело лесное, серая ты нечисть! Чтоб тебе гауры ползадницы откусили, вперёд меня побежишь, трусливая рожа!!

Нарион больно ткнул его в бок на бегу.

— Остынь. По сторонам гляди.

— Молчи!

— И не подумаю.

Дагмор замолчал до рассвета, и только мрачно грыз колоски на ходу. Еды вышло всего ничего, но они бодрили. После этого на жалкий запас рудничного хлеба не хотелось и смотреть. Уж лучше как лошадь.

Перед рассветом они вышли к другой низине с озерцом, вокруг росли приметные раскидистые ивы. Не только для них приметные. Берег озерца не так давно истоптали пара дюжин грубых сапог и восемь гауровых лап, раскидали мусор и кости. Родник уже очистился, и они снова напились впрок, а после короткой передышки Дагмор скомандовал отправляться.

Холмы Химринга и стены Дортониона понемногу приближались.

— Им скоро будет нужна передышка, — сказал Хитуэн перед отправлением.

— В полдень, — сказал Дагмор. — Когда темные сидят мордой в землю.

— Хочешь их напрочь загнать ещё до возвращения?

— Я хочу загнать их за перевал. Как можно быстрее.

— Отдых нужен даже тебе.

— Мы отдохнем или за перевалом, или в Мандосе.

— Это предчувствие?

— Это предупреждение. Вставай и иди в голову.

— А когда они падать начнут?

— Смотря где упадут. Вставай, веди.

Хитуэн скрипнул зубами — и стал в дороге чередовать ритм шагов, то разгоняясь, то давая беглецам перевести дух на неспешном ходу. Дагмор решил, что синда все делает правильно.

Отставшего было Хромого он пообещал гнать вперёд пинками, и тот, стиснув зубы, заторопился опять. На мгновение Дагмор поймал его боль — старую, грызущую, неотступную, — скривился и ощутил себя последней сволочью, но поспешил выбросить бесполезное из головы. Он будет худшей сволочью, щадя рудокопа.

А лекарь остался под водой, уже ничего не поделать.

Солнце, взойдя, снова выбило у них слезы ярким светом, но терпеть его стало гораздо легче. А вот бледные лица обжигало нешуточно.

Хромой, Одноглазый и ещё несколько эльдар из давних пленных смотрели вокруг потрясённо — они видели Солнце в первый раз. Вчера под луной все вместе просто радовались, а теперь…

— Что этот свет делает с красками? — спрашивал Одноглазый раз за разом. — Оно же все светится… Трава, небо, даже… даже вы все!

Нимран пустился им объяснять на ходу, что свет действительно немного отражается от каждого предмета, и так рождается цвет. Получил втык от беспокойного Хитуэна, и только тогда умолк и вернулся к делу. Впрочем, скоро выглядывать опасность стало трудно — когда солнце поднялось высоко, беглецы могли только брести, опустив головы и заслоняясь ладонями от его яркости.

Почему к свету привыкать заново так тяжело, Дагмор не очень понимал. Когда Солнце взошло впервые, они узнали подобие света Лаурелина и просто радовались!

Разве что тьма морготовых подземелий была и правда вредна для глаз. Если не что-то похуже.

Он приказал отдыхать, и все расположились прямо посреди высоких трав. Щурясь, Дагмор осмотрел свой отряд, прячущий лица от солнца и мрачно себя спросил, не заразна ли оркова солнцебоязнь. Назначил дежурных, начиная с себя, честно вслушивался какое-то время в ветер, травы и землю, а когда его сменил Куэлин, сам уткнулся в ладони и вывалился из бодрствования в пустоту.

Ненадолго.

Потом он бродил и бродил бесконечными коридорами, ища выход, смутно вспоминая, что был бунт и он бежал… Но где потерял остальных? Коридор водил его, словно насмехаясь, показывая то кости, прикованные к стене ржавой цепью, то остатки гауровой трапезы, то ржавые инструменты. А когда он разглядел впереди свет и поспешил туда, там ждали. Голос из огня окликнул его по имени.

Он мгновенно проснулся, привычно сдержав ругательства, едва рот себе не зажимая, чтобы не будить соседей и не привлекать внимание сторожей. И только потом понял, что уже не в подземелье.

Хорошие сны и грезы приходили гораздо реже чем хотелось, блаженное отсутствие любых видений — ещё реже.

— Спи, командир, — сказал тихо Лиммирэ. — Солнце ещё высоко.

— Что тебе обычно снится? — спросил вдруг Дагмор с усталой злостью. Прежде не позволял себе сознаваться в дурных снах, пусть подозревают сколько угодно — а тут, при свете, не удержался.

— Когда как. Плохое внизу грезилось часто. Что блуждаю — и выхода нет. То подземелья, то коридоры, то вроде лес, но неправильный, словно я вернулся не туда.

— Выхода нет, значит.

— Да. Чем сильнее устаю, тем хуже сон. Здесь спится лучше.

Дагмор зло ткнул кулаком в землю. Сорвал себе ещё колосок. Да что за невезение!

Уткнулся носом в траву, закрыл глаза, не надеясь уже на сон вовсе — и вдруг увидел себя на совсем других лугах. В предгорьях Пелори весной, где искал в ручьях камни для работы, и где в его ладонях играл на свету Лаурелина мокрый обломок берилла из размытого месторождения, и он все переводил взгляд с молодой травы на этот радостный зелёный камень и не мог выбрать, что красивее. Но берилл точно был долговечнее.

Проснувшись, он до боли прикусил губу. Уж больно далеко это осталось… И все же этот краткий сон его взбодрил лучше, чем два прежних, словно выпил несколько глотков мирувора.

И глаза почти не слезились.

Вокруг трещали кузнечики, заглушая любые звуки. Солнце как раз начало клониться к западу.

— Поднимайтесь! — Приказал он, чувствуя неясное беспокойство.

Подозвал нандор, приложил ухо к земле сам, попросил их.

— Вблизи никого идущего нет, — сказал уверенно Ласэдин. — Только дальний стук копыт, это могут быть и дикие лошади.

— Поднимайтесь, — повторил Дагмор. — Если все будет хорошо, отдохнем в середине ночи. Хитуэн, сможем добраться до подножия Аглона к завтрашнему утру?

— Сможем, если сохраним скорость. — Хитуэн сидел возле Хромого и ощупывал его ногу, когда-то сломанную и сросшуюся неудачно. Эльгаэр как-то предложил сломать кости и сложить заново — Хромой отказался рисковать.

— Сильных целебных трав здесь нет, — сказал Куэлин. — Дурманных безвредных тоже.

«И лекарей», — не сказал никто вслух.

— Я смогу, — сказал Хромой, осторожно вставая. — Я не задержу никого.

— Тогда выступаем, — сказал Дагмор, обводя взглядом свой маленький отряд. Ему показалось — они взбодрились после короткого полуденного сна лучше, чем прежде от целого дня отдыха.

День был очень длинным. Хитуэна в голове отряда сменил Ласэдин, его ритм шагов был ещё легче, чем у синда, эльдар шли за ним как в танце, как в грезе, едва касаясь земли. Дагмор молча порадовался, что не встал впереди сам — ни лёгкости нрава, ни лёгкости шага он передать отряду теперь не мог, его дело другое. Солнце село, погасли сумерки, снова выползла луна, посеребрив луга — они шли и шли, позволив себе лишь короткий отдых после заката.

Остановиться Дагмор приказал, когда Хромой споткнулся и упал во второй раз.

Все опустились на землю, чтобы не упустить ни мгновения отдыха — а он прислушался — и медленно взошел на ближний холм.

Химринг вздымался слева все более высокими холмами, а справа и впереди застыла каменная волна Дортонионского нагорья. Каменный лоб Аглона между ними был виден замечательно. Не пройдет и трех стражей времени — окажутся у его подножия и начнут подъем.

Позади — ничего, кроме колыхания трав, даже следа отряда уже не разобрать.

К концу срока Хитуэн взобрался к нему, словно не хотел оставлять без присмотра.

— Дай им отдохнуть побольше, — сказал он. — Куда спешишь?

— Перейдем Аглон — отдохнем.

— Предчувствия — не твоя сильная сторона.

— Не моя, — пожал плечами Дагмор. — Мое дело довести всех живыми, а для этого нужно спешить.

— Зачем ты их мучаешь?

— В рудниках будут мучить хуже. Я наслушался о проваленных побегах. Нельзя давать себе пощады раньше времени, иначе — провал. Все, хватит.

— Ты сумасшедший…

— Я свободный сумасшедший. И они тоже будут свободны, а что думают обо мне сейчас, мне плевать.

— Как твое имя? Настоящее.

— Чем не нравится то, что знаешь?

— Слушай, Дагмор, — Хитуэн отчётливо скривился, — я не обязан это делать, но промолчать уже не могу…

— Хочешь, молчи. Я тебе не нравлюсь, и не обязан.

Хитуэн бросил быстрый взгляд по сторонам.

— Сам молчи и слушай. И Нариону скажи, воин сыновей Феанора.

— Ну? ...