Песок Пустоты. Проклятие древней крови

Глава 1. Жрец и ученик. Падре и Део

Им с Падре здесь не место.

С этими неспокойными мыслями юноша швырнул камень далеко в реку, он с всплеском ударился о воду и скрылся где-то в глубине. Хотелось бы и ему стать камнем. Может тогда бы и прекратились все эти насмешки, осуждающие взгляды, плевки в его сторону — а ведь он ничего им собственно и не сделал! И угораздило же учителю забраться в такую глушь, и шагу нельзя ступить, чтобы через пол часа об этом не узнала вся эта чертова деревня. А уж когда сюда пришли они с Падре, то это и вовсе стало настоящим событием. Еще бы, сам жрец со своим учеником. Но юноша знал, что далеко не появление Падре вызвало здесь такой переполох, причиной был скорее он сам. Следующий камень последовал на дно вслед за первым.

Все просьбы и пожелания поскорее уехать отсюда, Падре, казалось бы, пропускал мимо ушей. Его ответ всегда был одним и тем же.

— У меня здесь дела.

Но он никогда не говорил, какие именно. Бывало, что учитель на несколько дней покидал вежливо предоставленную им хижину, возвращался под утро, все с тем же отсутствующим выражением лица и, как ни в чем не бывало, расспрашивал о новостях и просил расчетные листы. Юноша понимал, что жрец уходит куда-то далеко из деревни, но проследить за ним не решался. Когда-то давно он может еще и хотел узнать о делах Падре, но тот с легкостью разгадывал все его планы и лишь тяжело вздыхал.

— Сейчас не время.

Но время так и не приходило. Вопросы накапливались огромным комом, и постоянно появлялись новые. Ученики жрецов, спустя годы обучения, могли подать прошение в магистериум, чтобы также возглавить ряды этой сложной профессии. Но юноша не имел на это никакого права. У него нет ни единого шанса, чтобы когда-либо стать настоящим жрецом, и войти в магистериум с высоко поднятой головой, как это делал его учитель. Зачем Падре держит его подле себя уже столько лет? Этот вопрос его мучал больше всего.

Возможно юноша бы и не поддался таким неприятным мыслям, но день выдался на редкость скверным. Учитель послал его с посылкой для местного трактирщика, а тот послал его, но уже просто так. При этом, ничего не заплатив, естественно. Тоже самое случилось и в лавке булочника, только там он вместо обещанных денег получил грязным полотенцем по лицу. Щеку до сих пор немного жгло.

Позже, когда вместе с ним придет и Падре, они обязательно все заплатят и вежливо извинятся, скажут, мол, он сам виноват. А в следующий раз все по новой. В городах дела обстояли немного лучше, там просто старались не обращать на беловолосого юношу никакого внимания, он был для них не интереснее дерева или же пыли на дороге. Лишь изредка парень ловил на себе вопрошающие и недовольные взгляды. Именно поэтому ему так хотелось поскорее убраться с этой глухой деревни, только вот их небольшая остановка затянулась уже более чем на три недели.

Юноша вдруг напрягся: кто-то быстрым шагом приближался к берегу, прямиком к тому месту, где он, сидя в тени большого дерева, кидал в реку мелкие камни. Если он сейчас встанет, то его наверняка заметят. Может этот путник пройдет мимо, зачем зря рисковать? Юноша подогнул ноги и принялся ждать. К его великому сожалению, шаги лишь приближались, а голоса людей становились громче, так, что теперь он без труда смог их узнать: один принадлежал Элизе, местной красавице, которая была помолвлена с сыном трактирщика, только вот второй грубый голос был совсем не его. Вроде бы этого парня звали Хель, и работает он пахарем в поле. Пару раз им уже приходилось сталкиваться, и тот не терял удачной возможности, отпустить несколько шуточек в адрес Падре и его ученика. На этом их знакомство и заканчивалось.

По их милому щебетанию парень понял, к чему тут идет дело, но прятаться уже было бессмысленно. Он резко поднялся.

— Ой! — воскликнула девушка, совсем позабыв о приличии, она, со спущенной рубахой, в страхе прильнула к своему любовнику. Тот тоже испугался, но лишь поначалу, осознав кто именно перед ним Хель разразился хохотом.

— А я и не подозревал, тихоня-то у нас, оказывается, любитель подглядывать.

Элиза видимо тоже пришла в себя, но рубаху так и не натянула, она лишь ловко подправила лямки лифа, вся красная и возбужденная девушка еще больше походила на толстого поросенка.

— Ах какой баловень! Напугал невинную девушку! — с напускной строгостью сказала она. Ее избранника очень рассмешили эти слова, да так, что он с силой шлепнул ее по упитанной ляхе. — Перестань! — одернула она его.

Заметив, что юноша поднимает сумку и собирается уже уходить, Хель тотчас положил руку ему на плечо. Со стороны этот жест мог показаться вполне дружеским, но тот понимал, что это было совсем не так.

— Ну куда же ты? Представление только начинается.

Парень замотал головой и попытался вырваться, но рука еще крепче сжалась на его плече.

— Тебе чего, не понравилось? — будто бы искренне удивился Хель. — Ну-ка, Элли, покажи ему еще что-нибудь.

— Отстань от него, совсем сдурел что ли? — расхохоталась та, облизнув свои пухлые губы. — Давай просто поищем другое место.

— Не хочу другое, — грубо возразил тот. — Да и не с тобой я разговариваю, — он вплотную приблизился к юноше. — Ну что? Горяча штучка, да? Может хочешь присоединиться?

Парень еще усерднее замотал головой и так сильно дернул плечом, что на долю секунды ему даже удалось вырваться. Но Хель тут же схватил его, и смеясь, заломил правую руку.

— Ну, чего ты? Я ж с тобой по-дружески.

— Милый, он все равно никому не расскажет, он же немой! — Элиза уже немного продрогла и начинала злиться. — Пойдем, а то скоро стемнеет. А еще я обещала помочь в трактире сегодня. Ну, пойдем же!

— И что? Я знаю, что не расскажет, — Хель только усилил свою хватку. — Пусть он просто посмотрит на тебя. Он ведь и не видал поди женских прелестей. Живет себе с Падре, да и к тому же шхун, — последнее слово он произнес с таким омерзением, будто ругательство, юноша задергался чуть сильнее. — Ты же не откажешь нам в такой маленькой просьбе?

— Ты шутишь что ли?! — Элиза смеялась, как никогда. — Ты за кого меня держишь? Ни одна здравомыслящая девушка не даст этому шхуну посмотреть на себя.

— Но ты же дала, — усмехнулся Хель, указывая на ее спущенную рубаху.

На мгновение в ее глазах сверкнул злобный огонек.

— Потому что я очень добрая, — возразила она. — Знаете ли, люблю угождать всяким убогим, чтобы подарить им хоть толику тепла и внимания.

— Это ты на что намекаешь? — от нахлынувшей на него злости, Хель заломил руку еще сильнее, парень невольно застонал. — Да заткнись ты! — он вновь перевел взгляд на пышнотелую любовницу. — К чему это ты сказала?

— К тому, что если ты сейчас же не оставишь его в покое, то я развернусь и пойду в трактир. А ты оставайся здесь и делай, что хочешь. Кто знает, может тебе уже и не девушки нужны, смотри как скрутил бедного паренька.

Хель резко выпустил его, да так, что тот еле устоял на ногах.

— Повтори, что ты сейчас сказала, — начал напирать он.

— То и сказала! Еще чего, думаешь я не знаю, как ты крутишь у меня за спиной с этой кривозубой Фелисс? За дуру меня держишь?! — заверещала девушка.

К счастью, юноша не расслышал их дальнейшей перепалки. Он со всех ног бросился бежать назад в деревню, скорее домой, к Падре, чтобы запереться и больше никогда оттуда не выходить. Мог бы он попробовать дать сдачи? Хель был немногим выше его и чуть шире в плечах, но юноша знал пару приемов, и попытайся он по-настоящему скинуть обидчика, то, возможно бы, у него бы это и получилось. Но что бы сказали потом люди? Что бы сказали все эти деревенские скоты, которые только и делают, что всячески унижают его и Падре? А как бы отреагировал магистериум? Все итак ополчились на учителя, когда тот решил взять себе в ученики шхуна, он стал для них почти что изгоем, отщепенцем. Не будь у Падре всех накопленных знаний, и не занимай он влиятельного положения среди остальных жрецов и членов Совета, его бы обязательно выгнали. Взять в ученики шхуна — на это способен только слабоумный или безумец.

С самого детства юноша знал, что он не такой как все. Хоть он и рос в общем приюте, ему строжайше запрещалось играть и даже разговаривать с другими детьми. Если бывало он нарушал какое-нибудь из этих или десятков других правил, его сильно били и грозились отрезать язык. Он не был немой с рождения, его таким сделали люди.

Шхуны не имеют права говорить, их рот осквернен, а их речь грязна, у них нет имен, также, как и нет возможности занять хоть какое-то достойное положение в обществе. Работа им частенько предоставляется самая скверная и почти неоплачиваемая. Взять в подмастерье шхуна, почти тоже самое, что завести себе раба. Выгребать навоз, чистить сапоги, мыть посуду, — это еще цветочки из того, что могут ему действительно предложить. Но чаще всего работы и вовсе нет. Остается только побираться на улицах или обращаться за помощью в Цитадель.

Он помнил, как Падре подошел к нему — высокий, в изумрудно зеленой мантии, жрец попросил посмотреть ему прямо в глаза. Мальчик так и не смог выполнить эту его странную просьбу, а после он узнал, что Падре берет его в ученики. Мальчик тогда сразу сбежал, и еще около недели прятался от стражей и магистериума. Сдала его какая-то кухарка, только еще и хорошенько наподдала ему в дорогу.

Жрец никогда не говорил с ним о причинах, по которым он решил взять к себе в обучение шхуна. Работу он предоставлял несложную, в основном разные дела по дому и поручения в городе, по типу «принеси-отдай». Падре также дал понять мальчику, что тот теперь его ученик, и все, что он сделает, будет теперь иметь большие последствия. Если шхун попробует вдруг сбежать, то его тут же сочтут предателем магистериума и, в лучшем случае, просто посадят в тюрьму. Жрец не раз получал письма от своих коллег и даже от членов Совета, которые подговаривали его взять в ученики более подходящую кандидатуру, но тот полностью игнорировал их.

— Я не смогу поведать тебе все те тайны, которые обычно передаются от жрецов к их ученикам, я дал обещание. Но, — Падре задумчиво посмотрел куда-то сквозь него. — Пожалуй, я смогу научить тебя кое чему другому. И я полагаю, что эти знания будут куда более важные.

Время шло, а учитель так и не спешил начинать свое обучение: да, общие знания юноши в естествознании, травологии, истории, алхимии и других областях постепенно улучшились, но все равно оставались на довольно поверхностном уровне. В общих чертах мальчик понял, что жрецы, это такие целители: они могут варить лекарственные зелья, делать мази, присыпки, также у них имеется очень много бумажной работы, ведь без официального разрешения магистериума почти ничего нельзя сделать. Но главным отличием жрецов от простых лекарей, является то, что они разбираются, в так называемой, «первородной энергии» и могут свободно пользоваться древними рунами и камнями, что как раз-таки и содержат в себе эту первородную силу. Но, тем не менее, юноша знал об этом так мало, что не придавал этому особого значения.

В доме горел свет, Падре, в его темной, довольно старой мантии, сидел за столом, склонившись за написанием очередного письма. Его рука плавно скользила по пергаменту, выписывая непонятные формулы. Заметив своего ученика, он сразу понял, что тут что-то не так, но от своего занятия он все же не оторвался.

Юноша тяжело дышал, от своего бессилия он был готов лезть на стену. Не дождавшись никакого приветствия со стороны Падре, он тут же подошел к нему и швырнул на стол полупустой кошель с сегодняшних продаж. Жрец тихонько отодвинул его в сторону и продолжил писать. На миг шхуна охватила такая злоба, что он захотел опрокинуть весь этот чертов стол и увидеть хоть какое-то выражение сочувствия на лице старика. Но вместо этого, он продолжал молча стоять, пытаясь подавить в себе бушующую злобу.

Вскоре Падре отложил чернильный карандаш, и, вполне удовлетворенный своим результатом, еще раз взглянул на исписанный листок перед собой.

— Мой мальчик, будь добр, подай мне конверт. Тот, что без печатей, — его голос прозвучал так громко в этом пустом доме.

Юноша резко развернулся к полкам, туда, где жрец хранил разные полезные мелочи. Там же находились и конверты: с печатью для магистериума, для короля, для близких друзей, и желтые, в чуть более грубой бумаге, которых было меньше всего. Парень положил конверт на стол, крепко прихлопнув его рукой.

Падре пришлось бы поочередно отрывать от стола пальцы своего ученика, чтобы заполучить этот злосчастный конверт. И, естественно, он не стал этого делать. Поднявшись со стула, он сам взял себе нужный экземпляр и вернулся обратно к своему рабочему месту. Юноша же продолжил стоять в этой нелепой позе, крепко прижимая бесполезную бумажку к столу.

Падре все не спешил. Он медленно запечатал письмо, потом обвил его бечевкой вместе со вторым, которое он приготовил заранее. Движения его были плавные, ловкие, ведь жрец проделывал этот нехитрый ритуал уже сотни, если не тысячи раз. Наконец, он обратил свое внимание на юношу.

— Для начала успокойся, присядь, — жрец вежливо пододвинул ему стул, в конце концов, тот, нехотя, сел. Некоторое время Падре молча наблюдал за своим учеником, он заметил ссадины у него на руке и на шее, да и в целом вид у него был довольно потрепанный. — Надеюсь ты не ввязался ни в какие неприятности?

Юноша с вызовом уставился на учителя.

— Можешь говорить.

Несколько лет назад Падре начал, если можно так выразиться, заново учить мальчика речи. Сначала простые фразы вроде «есть, пить, спать», юноша знал все эти слова, но язык его как будто не слушался. Естественно, их разговоров никто не должен был слышать, да о них никто и не знал, только они вдвоем. Падре не видел ничего плохого в том, чтобы шхунам позволяли говорить, но таких людей как он, были единицы. Жрецу казалось, что эта давняя жестокая традиция уже изжила себя и вскоре должна понести изменения. Но пока что он мог поговорить со своим учеником только в стенах собственного дома и без лишних свидетелей.

Падре радовался словно ребенок, когда юноша научился составлять все более сложные предложения, и когда его голос начал приобретать различные оттенки и даже эмоции. Со временем у него также пропала привычная дрожь и мычание, свойственная лишь по-настоящему немым людям. Некоторые звуки все еще давались ученику с трудом, но главное, что он преодолел некий барьер внутри себя, запрещающий ему говорить.

По мере этих небольших разговоров Падре также узнал, что юношу зовут Део. Ну, во всяком случае, он сам так себя называл.

— Я… Я не ввязывался ни в какие неприятности, — спокойствие Падре постепенно распространялось и на него тоже, но взглянув на полупустой кошель, злость снова возвращалась к нему. — Они не хотят платить. Они говорят, чтобы я убирался. Я не буду им продавать больше.

— Будешь, — кратко ответил тот. — Эти синяки? Это тоже булочник?

— Нет, — Део зло сверкнул на него глазами. — Это не он. Хотя и он тоже.

— Тогда кто? — Падре скрестил руки на груди, вид у него был немного уставшим.

— Придурок Хель и его шлюха Элли.

— Что я тебе говорил насчет таких слов?

— Они других не заслуживают, ес…если рот шхуна такой оскверненный, то я могу говорить любые слова. Говорить им прямо в лицо!

— Значит, — он слегка подался вперед. — Ты до сих пор считаешь себя таковым, мой мальчик? Считаешь, что ты осквернен?

— Это они так считают, — ему совершенно не нравилось, куда уходил их с Падре разговор.

— Но ты только что сам это сказал. Знаешь, — Падре поднялся со стула и подошел к висящей на стене кожаной сумке. Там он, не торопясь, принялся что-то искать. — Слова играют очень важную роль. То, что ты говоришь и, как ты это говоришь. Если ты назвал себя шхуном, то выходит — это для тебя важно.

— Это важно для них! — голос Део сошел на крик. — Не делайте меня виноватым. Слова не имеют для меня никакой ценности. Мне, знаете ли, мне… Мне нельзя говорить. А значит, я могу говорить что угодно и, как угодно!

— Довольно интересная умозаключительная цепочка, — Падре подошел к нему, держа в руках небольшую баночку с желтоватой и густой на вид мазью. — Позволь-ка, — Део протянул ему все еще саднившую руку, тот тщательно ее осмотрел. — Небольшие царапины. Эти неприятные ощущения пройдут очень быстро.

— А как насчет не. приятных ощущений в душе? — глаза Део стали влажными от слез, он быстро отвернулся и сделал вид, будто бы ему больно от того, что Падре взял его руку.

— В душе? — Падре помог ему расстегнуть рубашку и осторожно принялся втирать мазь в плечо. — Тут уж тебе решать, как поступить.

— Что. что мне решать?! Я ничего не могу решать, вы это прекрасно знаете. Я хочу уехать отсюда, а вы мне не позволяете. Я хочу перестать носить им лекарства, а вы мне снова не позволяете. Я хочу защитить себя, а они… Они!

— Мой мальчик, думаешь ты один такой, кто не может за себя постоять? — закончив с мазью, он посмотрел прямо на него. — У тебя редкий дар: твои глаза красные как огонь, твои волосы — пепел, а твой голос — это дым. Если твое пламя могут затушить такие деревенские остолопы, как эти, то выходит, что я зря взял тебя в ученики.

Део смотрел куда-то вниз, на смену бешенной злобе пришло вдруг какое-то бессилие.

— Пусть боги заберут этот дар обратно.

— Боги тут не при чем, — он ласково провелся рукой по его волосам. — Знаешь, у меня есть один подарок для тебя, — Падре встал и ушел в соседнюю комнату. — Я готовил его к твоему дню рождения, но, кажется, сейчас он будет тебе гораздо нужнее.

Део аккуратно подвигал рукой, боль постепенно спадала.

— Держи, — тот протянул ему небольшой пузырек в тусклом матовом стекле, он был аккуратно запечатан воском, а на дне переливалась темная, бурлящая жидкость. — Мне пришлось немало подумать, чтобы магистериум дал разрешение на его разработку, — Падре выглядел крайне довольным собой. — Так или иначе, в архивы отправился немного иной экземпляр, а этот же, — Део с любопытством смотрел на свой подарок, — Этот я сделал только для тебя.

— Но… Что это, Падре? — с разрешения своего учителя, Део открыл колпачок и тщательно принюхался.

— Ну же, что скажешь?

— Вы серьезно?

— Да, давай же, назови мне хотя бы четыре компонента этого зелья, — Падре по-детски откинулся на спинку стула, так, что только две ножки сидения касались теперь деревянного пола.

Део сосредоточился.

— Там есть… Там есть вода.

Падре непринужденно рассмеялся.

— Ладно, засчитано, вода — это тоже компонент. Что еще?

— Смола какого-то дерева, ива? — он ждал одобрительного сигнала. — Болотная ива. Я прав? — тот кивнул. — Я чув. ствую железо, там есть, там кровь!

— Не бойся, я не буду спрашивать чья именно. К тому же, по одному лишь запаху ты все равно никогда не догадаешься. Ну, еще один!

Део напряг все свое чутье. Запах не был неприятным или же резким, скорее, он был тянучим, и, возможно, его было бы крайне тяжело проветрить из этого дома, будь зелья здесь больше, чем сейчас.

Словно бы прочитав его мысли, Падре поспешил ответить.

— Варил я его не здесь. Один из основных компонентов, знаете ли, очень тяжело доставить в лабораторию, никак при этом не повредив.

Део потряс пузырек, и вдруг его осенило.

— Пы. пыльца мотыля!

— Именно! — довольный своим учеником, Падре похлопал его по плечу. Део невольно отдернул руку, так как ее все еще немного саднило. — Ох, прости, прости, — поспешил извинится тот. — Пыльца полуночного мотыля! Тяжело достать, но еще тяжелее правильно использовать. В неверных дозах она может быть даже ядовита, а в нужном количестве обладает…

— Свойством дурмана.

— Молодец, мой мальчик, ты прошел этот экзамен, — Падре осторожно закрыл пузырек и передал его обратно ученику. — Это зелье поможет скрыть тебя от надоедливых глаз. Но сразу предупреждаю, действует оно недолго, около двух часов. Если ты захочешь когда-нибудь побыть по-настоящему невидимым, то хватит и одного единственного глотка.

— Но, Падре…

— Да, знаю. В наше время они под запретом. Поэтому я прошу — храни его как зеницу ока. Постарайся не выпускать из рук, а по возможности, скорее использовать его. Прости, это то, немногое, что я могу для тебя сейчас сделать.

— Спасибо, Падре, спасибо вам… — Део хотел было поклониться, но тот резко одернул его.

— Нас с тобой еще ждут дела. Для начала вернем честно заработанные деньги, а вечером сходим к старейшине, — Део вопросительно уставился на своего учителя. — Да, ты не ослышался. Мне нужно не так много, я буду вести непринужденный разговор, а ты в это время понаблюдаешь за кое чем… — Падре смахнул с себя тревожные мысли. — Ну что, пойдем?

Део убрал заветный пузырек во внутренний карман своей мантии. Зелье-обманка, или, так называемое, зелье невидимости, которое на самом деле работает таким образом, что люди, находясь под действием дурманов и легкого яда, просто не замечают тебя. Оно широко использовалось около полутора тысяч лет назад среди лордов и прочих влиятельных людей, с его помощью они узнавали различного рода тайную информацию. За что потом, в общем-то, данное зелье и попало под строгий запрет магистериума.

— Падре, а что вы сказали? Какое зелье вы послали в архивы?

Тот улыбнулся, накидывая на себя широкий плащ.

— Лекарство от прыщей, — улыбаясь, ответил он. — Знаешь ли, пыльца мотыля идеально подходит для того, чтобы скрыть неприятные недостатки кожи.

Глава 2. Жрец и ученик. Падре и Део

Део лежал на кровати полностью погрузившись в свои мысли. Только недавно Падре погасил лампу и отправился спать, он слышал его неторопливые шаркающие шаги. После встречи со старейшиной учитель выглядел чем-то встревоженным, хотя сам Део ничего необычного не заметил. Только вот сама просьба жреца…

Перед тем как войти к нему в дом, Падре попросил сделать одну очень странную вещь.

— Мальчик мой, — начал он. — Ты как обычно зайдешь вместе со мной, но в этот раз не стой подле меня, пройдись немного по комнате, тебе не запретят это делать, — Падре слегка прикусил нижнюю губу. — Пройдись, не спеша: останавливайся около всяких разных предметов, картин, безделушек, в общем около того, что может привлечь твое внимание. Ненадолго так. Выжидай по паре секунд и сразу же иди к следующему месту. Только перед этим, — он протянул ему что-то совсем маленькое, приглядевшись Део увидел, что это обычная булавка. — Вот, спрячь в карман, — Падре говорил почти шепотом. — Перед этим ты уколешь себе палец, — Део вопросительно вскинул брови. — Не очень сильно, но желательно, чтобы пошла кровь, одной капли будет достаточно, да, — Падре невнятно пробормотал что-то себе под нос. — И потом я дам тебе сигнал, как только найду то, что мне нужно. Я, — Падре на мгновение задумался, — Я покашляю слегка и попрошу воды. А когда старейшина, наконец, выйдет из комнаты, то тут же возвращайся ко мне и больше никуда не отходи. Ты меня понял?

Део кивнул. Еще никогда просьбы Падре не были настолько необычными. В голове сразу возникли несколько вопросов.

— Потом, мой мальчик, потом, — Падре вопросительно поглядел на него. — Сможешь выполнить это для меня? — юноша снова ответил кивком головы, и всю оставшуюся дорогу до дома старейшины они провели в тишине.

В деревянном доме, в котором они бывали за этот месяц уже ни раз, ничего, впрочем, так и не изменилось. Их встретили в гостевой, как и всегда. Старейшина этой деревни — Годрик, ничем непримечательный мужчина в возрасте, вежливо предложил Падре чаю и побеседовал о погоде и о всяких других мелочах. Обычно они обсуждают аренду, цены на лекарства и то, сколько еще Падре пробудет гостем в их недалеком краю.

Как только они зашли в дом, то Део тут же нащупал в кармане крошечную булавку и незаметно воткнул ее в палец. Получилось немного больнее, чем он себе предполагал, юноша с трудом подавил в себе желание поморщиться.

После он без особого интереса начал ходить по комнате: смотреть было почти не на что. В гостевой красовалось лишь пару картин и сухой гербарий, видимо Годрик любит цветы или что-то вроде того. Юноша бродил по кругу, а заветного сигнала все так и не поступало.

На какое-то мгновение ему вдруг показалось, что он заметил странное золотистое свечение, но вскоре Део выбросил эти мысли из головы, сославшись на игру свечек и тусклых ламп.

— Что-то сегодня вашему ученику не сидится, — посмеялся старейшина, и Падре непринужденно засмеялся с ним в ответ.

— Сегодня был не совсем приятный день для него, нет, для нас обоих, — после короткой паузы начал он. — Знаете ли, двое из ваших людей опять отказались платить за товар магистериума, — Годрик лишь пожал плечами.

— Я говорил с ними, да что с того. Вы, как образованный человек, должны понимать, что дело тут ни в вас, и даже ни в том, что ваш ученик… Ну, что он шхун, — Део неприятно дернул плечом. — Просто людям тяжело привыкнуть к новому, тут происходит не так много всего.

— Да, но я попрошу, чтобы вы приняли меры. Мне нет времени ходить и собирать деньги с них самому. Наймите людей или же мне придется написать письмо…

— Ну что вы, что вы, — старейшина окинул взглядом бродившего по комнате паренька. — Я займусь этим. Да, но, знаете ли, на вашего ученика также поступают различные жалобы.

— Разве? — Падре откинулся в кресле. — Это какие же?

— Понимаете ли, моим людям, в первую очередь, не нравится то, как он смотрит на них, — Део старался пропускать его слова мимо ушей. — Он даже пугает их. Ну, вы понимаете, эти его красные глаза…

— Да, достаточно редко явление, — подтвердил Падре.

— Редкое, но не среди таких как он, — Годрик постарался слегка разрядить обстановку. — Но мы, деревенские, просто опасаемся таких вещей, все эти плохие приметы, знамения и предсказания!

— Так дело только в приметах?

Улыбка тут же исчезла с лица старейшины.

— Нет, не только в них. Кто-то видел, как он приставал к местной девушке, несерьезно, но это не позволительно. Это заслуживает наказания. Возможно в городах такое и простительно, но у нас правила строгие.

— Простите, что сделал мой ученик? — Падре тоже слегка напрягся.

— Есть свидетель, и, — старейшина перекидывал свой взгляд с одного на другого. — Вы позволите поговорить нам наедине?

— Нет, уж если мой ученик в чем-то и провинился, то он тоже заслуживает знать в чем.

— Думаю, он прекрасно знает, — после Годрик обратился непосредственно к Део. — Подойдите сюда.

Юноша, опустив голову, сделал пару шагов по направлению к нему, как вдруг Падре охватил легкий приступ кашля, он извинился и тут же попросил немного воды.

— Что? Воды? — будто опомнился Годрик, и, резко поднявшись, отправился в соседнюю комнату, через пару минут он принес заполненный до краев графин и пару чистых стаканов. — Вот, прошу.

— Спасибо, — Падре вежливо поклонился. — Так что там натворил мой ученик?

Последующий разговор был довольно таки неприятным для Део. Естественно Падре потом выслушал и его версию событий, он был уверен, что ученик ни за что бы не стал приставать к этой Элизе, но кто же поверит шхуну? Было решено, что Део извинится перед ней, а также перед родителями девушки и ее будущим женихом. Если же подобный инцидент повторится еще раз, то юношу выпорют прямо на главной улице на глазах у всех жителей деревни. Старейшина предпочитал сразу приступить ко второму варианту, но Падре вежливо отказал ему, так как доказательств вины его ученика не было.

Они попрощались довольно холодно, и напоследок Годрик спросил, много ли еще важных дел их держит в этой деревне?

— Нет, ничуть. Думаю, через неделю другую мы уедем, если так решит магистериум, конечно. Доброй вам ночи.

— Спите спокойно, Падре.

Старейшина закрыл за ними дверь, и они молча направились к своему старому деревянному дому, что находился почти у самого леса. Там жрец поспешно поблагодарил юношу и, удостоверившись, что его правая рука уже почти не болит, позволил заниматься ученику своими делами. Сам же Падре заперся на чердаке с грудой различных книг и бумаг. На разговор он настроен не был.

Теперь же, когда в деревне наступила глухая ночь, Део ворочался на кровати и совсем не мог уснуть. В эту ночь ему снились очень странные сны: будто бы Падре стал мотыльком, а старейшина обжимал дочку трактирщика в тени того злосчастного дерева. Сам же Део никак не мог отыскать свое зелье невидимости, у него были сотни различных пузырьков, но во всех них была лишь одна кровь. Стекло лопалось в его дрожащих руках, и одежда постепенно пропитывалась этим резким неприятным запахом.

Юноша был несказанно счастлив, когда, наконец, наступило утро.

— Вот ты и проснулся, — лицо Падре не выражало того волнения, которое было присуще ему вчера ночью. — Что ж, собирайся, пора выполнить обещание, данное нашему дорогому старейшине.

Део не стал возражать, ведь он все равно знал, что это бесполезно. Извиниться ему придется, хоть он и ни в чем не виноват.

К полудню они выдвинулись в сторону дома Элизы. Девушка росла одна с отцом, и хоть она и была первой красавицей на деревне, но считалась очень избалованной и бестолковой. Мать у нее погибла, когда той было лет десять, загрызли волки, такое в этих краях хоть изредка, но бывает. Теперь же Элиза всячески треплет своего отца по поводу и без. Он же был довольно тихим и скромным человеком. Пару раз Део видел его на улице, но никак не думал, что придется встретиться с ним и при таких странных обстоятельствах.

Дверь открыла сама хозяйка этого нищего дома, она выглядела заспанной и было заметно, что девушка совсем никого не ждала. Завидев жреца, она смешливо ему поклонилась, а Део смерила лишь презрительным взглядом.

— Господин жрец, чем могу услужить?

— Мы хотели видеть тебя, да твоего отца тоже, он, случаем, не дома?

Естественно Падре знал, что отец девушки сейчас здесь, он бы ни за что не стал тратить на всю эту историю так много времени, поэтому проверил заранее.

— Дома, сейчас позову, — она прикрыла дверь и еще пару минут не появлялась, в доме слышалась какая-то возня и приглушенные голоса, вскоре перед ними появился старик, щуплый и хромой на одну ногу, он выглядел маленьким даже по сравнению с Падре.

— Господин жрец, — он низко поклонился ему, на Део он тоже бросил свой взгляд, хоть и весьма беглый. — Чем могу быть обязан?

— Мы с моим учеником пришли попросить прощения за недавние события.

— События? — тут же удивился тот.

— Ну что я тебе говорила, отец, — Элиза протиснулась сквозь него, да так, что старик пошатнулся и чуть было не упал из-за своей больной ноги, благо Падре вовремя подхватил его под плечо. — Все говорила, вот этот вот, шхун, — она презрительно скорчила свою поросячью рожу. — Вчера приставал ко мне!

— К тебе? — все это и правда выглядело немного нелепо, ведь девица была почти что в два раза больше самого юноши.

— Нет, не ко мне, — она махнула рукой в сторону привязанной в траве собаки. — Вот, к ней!

— К Беляшке? — Део не мог сообразить, то ли старик и правда не понимает в чем дело, то ли, будучи полностью осведомленным о делах своей дочурки, тем самым, сейчас насмехается над ней.

В это же мгновение Падре слегка толкнул Део в бок, и тот тут же согнулся в низком поклоне, он старался повернуться больше к отцу девушки, чем к ней самой, хотя бы так он мог выразить ей свое презрение.

— Вчера, ближе к вечеру, случился небольшой инцидент, и я прошу прощения за своего ученика. Я могу пообещать, что такого больше не повторится, — голос Падре был спокойным, как и всегда. Део чувствовал, что кровь приливает к его лицу, но подняться все еще не решался.

— Ах, небольшому! — Элиза видимо вошла в роль слабой и униженной жертвы. — Да у меня все руки из-за него в синяках. Вот, и вот, и еще на спине. Что я скажу своему жениху?!

— Мы сегодня извинимся и перед ним тоже, также, как и перед его родителями. От синяков и ссадин я принес действенную мазь, и, — он не спеша принялся доставать лекарства из своей нагрудной сумки, но девушка резким движением выбила у него все из рук.

Део, не дожидаясь позволения, выпрямился, он никогда не видел, чтобы с Падре обращались так неуважительно. Видимо девушка тоже поняла эту свою оплошность и сразу же начала вытирать свои лживые слезы.

— Ох, простите, простите, я сама не своя после вчерашнего. Я не ожидала, я даже не думала, а он! — Элиза с вызовом посмотрела в лицо юноше. — Его красные глаза, он так смотрел на меня.

— Ну, что вы, — Падре все же достал нужную мазь и протянул ее в толстые руки плачущей девушки. — Если втирать непосредственно на больное место, то заживет уже через день.

— Ну не знаю, не знаю. Такие синяки, — начала было она, но Падре резко прервал ее.

— Такие синяки явно шире, чем руки моего ученика, если приложить, то сразу будет заметно. На шее же и груди, — девушка постаралась прикрыть свой уж слишком широкий вырез. — Простите мне мою вольность, но это и вовсе следы от любовных утех, так или иначе мазь их тоже возьмет. А теперь мы пойдем, у нас имеются и другие дела.

Падре развернулся и пошел прочь от этого старого покосившегося дома. Део же, еще раз поклонившись главе семейства, тут же последовал за своим учителем. Он слышал, как Элиза зашипела на растяпу отца и в расстройстве пнула собаку, что все это время сидела, привязанная к тесной будке. От удара псина жалобно взвыла.

— Как видишь, у кого-то участь похуже, чем у тебя.

Део промолчал о том, что это всего лишь блохастая дворняга, но, тем не менее, ему стало ее искренне жаль.

Со стороны жениха оказалось все куда проще: там отмахнулись от их извинений, будто бы ничего и не случилось. Видимо они и сами догадывались, что девушка могла говорить не совсем от чистого сердца.

В конце разговора, Падре еще раз поспешил напомнить трактирщику о том, что деньги за товар стоит отдавать непосредственно Део, так как он его ученик и жрец ему полностью доверяет.

— Да кто ж его разберет, вам он их отдаст или же сам потратит. От этих красноглазых можно всякого ожидать, — оправдывался тот, но в итоге принял сторону Падре.

К двум часам они, наконец, освободились. Юноша уже было предвкушал сытный горячий обед, но у жреца, на этот счет, имелись другие планы.

— Сегодня ты пойдешь со мной, — сказал он, прищурено глядя на палящее солнце. — Мне нужна твоя помощь.

Део слегка удивился такой внезапной просьбе. Ранее Падре не стремился посвящать его в свои дела, особенно в те, которые ему приходилось решать здесь, в этой захолустной деревне.

— Тебе предстоит запоминать дорогу, возможно, домой ты отправишься один, — продолжил жрец так же неторопливо. — Надеюсь, тот пузырек, что я оставил тебе вчера — все еще с тобой, — парень быстро нащупал зелье в складках своего кармана и крепко сжал его. — Он может и не понадобиться, но так, просто, на всякий случай.

Что еще за всякий случай? Это зелье всего лишь подарок. По крайней мере, так сказал его учитель.

— Возможно у тебя в голове снова появилось множество разных вопросов, так вот, считай, что на один из них ты получишь сегодня ответ, — он с грустью взглянул на своего ученика. — Да и я, возможно, отвечу себе на свой.

Део не решился спросить учителя прямо здесь и сейчас, все же их могли подслушать, и тогда старейшина точно приказал бы выпороть шхуна, позволившего себе говорить. Да и жрец остался бы недоволен таким его поведением. Когда они жили в столице, случалось, что еще и за меньшую провинность Падре запирал его в чулане или на пыльном чердаке. Правда, в последнее время, таких происшествий становилось все меньше.

Между этими двумя складывались довольно непростые отношения. Падре был почти всегда холоден и лишь отдавал указы, а в свободное время обучал его грамоте и другим наукам. Честно говоря, учитель из него был весьма строгим. Део, впрочем, также не стремился сблизиться с ним, да и жить в учениках у жреца было намного лучше, чем голодать на улицах или же выгребать в стойлах навоз. Вот уже около семи лет он находится под покровительством Падре и магистериума, но лучше к нему от этого относиться не стали. Так или иначе, постепенно Део начал привыкать к такой своей жизни, и временами даже находил ее сносной.

Дорога, которую выбрал для них Падре, уводила далеко за пределы деревни. Он то и дело обращал внимание Део на какие-нибудь ориентиры, которые помогут ему найти обратный путь: будь то старая мельница, покосившийся дуб или высушенный полуразрушенный колодец. Падре надеялся, что с делами они покончат еще до темноты, на вопрос, почему было не взять с собой лошадей, он предпочитал не отвечать.

Вскоре Део прекратил эти бесполезные попытки узнать что-либо. Тем не менее он находил немного странным, что Падре проделывал весь этот путь чуть ли не каждый день. И почему никто из деревенских, даже старейшина, не поинтересовался его делами? Но, видимо, жрецов так же уважают, как и боятся, ведь никто за целых три недели так и не посмел проследить за ним. Да и к тому же, кто знает, что может понадобиться жрецу в чаще леса? Травки? Редкие коренья? Даже ребенок знает о том, что жрецы делают зелья и всяческие настойки. Здесь не может быть ничего интересного.

Во время пути, Део начал припоминать все те случаи, когда он находил поведение Падре особенно странным. Иногда, останавливаясь где-нибудь, жрец приказывал ему никому об этом не говорить, будто бы шхун и правда мог это сделать. Бывало, что он диктовал странные размытые письма в магистериум, словно скрывал что-то. А еще это зелье невидимости, никто бы не дал официального согласия на его изготовление. Так кого еще обманывал Падре? И не поэтому ли он взял себе в ученики самую молчаливую кандидатуру?

Део взглянул на своего покровителя: кривой, будто сломанный, нос, сбившиеся потные волосы, что придавали ему неряшливый вид, а из-за быстрой ходьбы он и вовсе стал походить на старика. Сколько ему лет? Пятьдесят? Странно, Део никогда прежде не задавался этим вопросом. Шхунам вообще не свойственно проявлять любопытство, просто делай, что тебе говорят, и не мешайся другим.

Видел ли сам Падре в нем шхуна? Он никогда его так не называл, только указывал на то, что Део особенный и что ему придется жить с этим, хочет он того или нет. Он также не разрешал красить его серые волосы или же хотя бы носить широкую шляпу.

— Не скрывай того, кто ты такой. Особенно, когда на это нет надобности.

Но жрецу-то легко говорить, это не его сопровождали ненавистные взгляды и улюлюканье. Впрочем, учитель иногда тоже находился под гнетущим взором толпы. Да, к представителям магистериума хоть и относились с почтением, но в последнее время они начали терять свой авторитет, как в глазах обычного народа, так и среди богатых лордов. На материке появилось много фокусников и шарлатанов, что носят изумрудные мантии и обещают лекарства от всех болезней, а на деле же, обдирают людей до нитки, чем только помогают магистериуму сыскать о себе дурную славу.

Да, у жрецов еще осталась какая-то власть: им до сих пор предоставляют кров и еду если понадобится, их называют «мой господин» и кланяются при каждой встрече, правда уже не в ноги, но все же. Део схватывал это настроение людей и сам того не замечая, постепенно переставал бояться магистериума, а уважение к Падре также медленно таяло, но… Део был шхуном. И если иногда в его сторону не летели камни, то лишь потому, что он носил изумрудную мантию, символ причастности к магистериуму, к этому звену власти, что существует уже не одну тысячу лет.

— Ты невнимателен, Део. Сосредоточься, — голос Падре своей твердостью вывел его из глубоких раздумий. — Я не для того тебя взял, чтобы ты заблудился. Или же, — он вдруг резко обернулся и посмотрел на него, — Или ты не думаешь возвращаться?

— Н..нет, я бы и не подумал.

— Я просто сделал предположение, — уже более спокойно сказал он, продолжив свой путь. — Будь я на твоем месте у меня бы несомненно зародилась такая мысль, — и с чего бы Падре опять начинать весь этот разговор, они не раз обсуждали это, особенно в первый год их знакомства. — Я просто хочу сказать, что сейчас не лучшее время сбегать, мой мальчик.

— А когда будет время? — чуть осмелев бросил ему Део, жрец слегка улыбнулся, и морщинки на его лбу стали чуть менее заметнее.

— А ты научился дерзить, видимо мое обучение не прошло даром, — но после, его тон опять стал серьезным. — У тебя есть зелье-обманка, все видели, что я ушел с тобою в лес. Никто не знает куда, как и никто не знает зачем, было бы глупо не воспользоваться этой благоприятной возможностью. Я ведь могу лишь догадываться, но может у тебя в рукаве припрятан камень как раз для такого случая, и надо лишь дождаться удачного момента.

— Я… Я не такой, — в душе юноши закипала злость, как бы он не сердился на Падре, он никогда не желал ему зла.

— Присядем-ка ненадолго, — жрец так и не извинился за свои слова, но Део это и не потребовалось, он научился за прошедшие годы читать изменения в лице своего учителя, также, как, например, читать книги или же письма. И сейчас каждый его мускул говорил, что он очень устал, а глаза выражали некую долю сожаления.

Они нашли небольшое дерево и сели в его скромной тени. Путники уже давно свернули с главной дороги и теперь шли по каким-то лесным тропам, иногда пробираясь сквозь сухие заросли или даже проходя вброд небольшие ручьи. Взглянув на солнце, Део понял, что идут они не более двух часов, от чего же ему кажется, что времени прошло уже куда больше? И тут он понял, было слишком тихо. Нет ни привычного в деревне щебета птиц или стрекотания сверчков, нет ни плеска воды, ни успокаивающего шелеста ветра. Толстые стволы деревьев будто закрывали в себе весь остальной мир.

— Ты тоже это заметил, да? — жрец достал из своей нагрудной сумки пару рисовых комков, один из них он вежливо передал ученику. — Поешь, тебе еще понадобятся силы.

Део жадно впился зубами в предоставленное ему кушанье, хоть шарик и был холодным и очень липким, но все же было приятно поесть после такого долгого пути. Если бы юноша знал, то хорошенько позавтракал бы с утра, но живот в тот момент постоянно сводило от мыслей, что придется извиняться перед Элизой и перед ее женихом. Поэтому есть ему совершенно не хотелось. Но сейчас, сейчас все было по-другому.

Падре не спеша доедал свою порцию, облизывая пальцы от налипших на них зерен. Видимо не только Део пропустил сегодня свой завтрак. После трапезы старик испил прохладной воды из своей фляги, и только после этого передал ее ученику.

— Оставь себе, на обратном пути наберешь из ручья, — Део хотел было спросить, как без воды обойдется и сам жрец, ведь второй такой фляги он не наблюдал. Но все же юноша решил промолчать, он привык во всем безукоризненно слушаться Падре. — Лошади бы сюда не пошли, я пытался однажды, но конь уперся неподалеку отсюда и ни в какую, пришлось привязать его. Скотина так напугалась, что без конца рыпалась и ржала, а на следующий день я нашел его мертвым. Коня не тронули ни волки, ни лисы, просто у скакуна вдруг остановилось сердце. Думаю, тебе не придется объяснять почему старейшина больше не доверял мне свою конюшню? А ведь это, по его словам, был один из лучших его жеребцов. Гнедой, статный, он стоил не меньше трех сотен серебряных, — зачем он все это говорит ему? — Как ты думаешь, что могло так сильно напугать молодого и здорового коня?

Део знал, что лошади, как и вся остальная домашняя живность, боятся хищников, огня и кнута. Но жрец явно ожидал не такого ответа.

— Мы пробыли в этой деревне чуть более трех недель, что ты успел узнать для себя, мальчик?

— Узнал то, что я хочу поскорее убраться отсюда, — на этот раз жрец не удостоил его улыбки.

— Когда я спрашиваю серьезно, имей совесть также серьезно мне отвечать, — Део хотел было что-то возразить, но тот отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Я надеялся, ты будешь более наблюдательным, более осведомленным. Я отправлял тебя с поручениями к разным людям, но чаще всего к пекарю и к трактирщику. Сумел ли ты что-нибудь заметить? Что-нибудь разузнать? Нет, ты не видишь дальше своих проблем: тут тебя прогнали, тут на тебя не так посмотрели, и все, ты раскис. Ты погружаешься в свои же выдуманные проблемы и не хочешь ничего замечать.

— Эти проблемы не выдуманные, Падре! — Део не понимал с чего это вдруг настроение жреца так поменялось.

— Они есть у всех, у всех, мой мальчик, не стоит забывать этого. Твои… Они не лучше и не хуже, а при нужных обстоятельствах могут быть даже и полезны, — жрец устало вздохнул. — Я не жду, что ты научишься всему сам, и я подталкиваю тебя, даю шанс себя проявить. Мне говорили, — на секунду он вдруг прервался. — Неважно. Я взял тебя в ученики не просто так. Будем честны, ты не наделен ни особым умом, ни проворностью, нет ни физической мощи, ни прочих талантов, — Део было неприятно выслушивать все это сейчас, он начал жалеть, что в его рукаве и правда нет тяжелого камня. — Но у тебя есть то, что нужно мне в этом непростом деле. А взамен… Взамен я могу предоставить тебе то, что ты желаешь больше всего на свете. Свободу.

Глаза Део расширились, прежде жрец никогда не говорил с ним о чем-то подобном. Уж не напекло ли солнце ему голову?

— Свободу не в том понимании, конечно. Я имею ввиду свободу от тебя самого, — Падре смотрел на него в упор. — Я знаю, есть способ, но для этого, ты должен помочь мне. Я все еще сомневался до вчерашнего вечера, я всячески отдалял этот день, но вот он пришел. Я не смею заставлять тебя и поэтому могу лишь просить, в надежде, что ты выслушаешь меня и не откажешь мне в моей просьбе. Мы можем говорить тут спокойно, здесь никого нет, даже зверья, как ты сумел до этого заметить. А после того, как я тебе все расскажу, ты решишь — согласиться помогать мне или же выпить то зелье-обманку и уйти. Но знай, если ты выберешь второй вариант я больше ничем не смогу тебе помочь, не сможет помочь и магистериум. Ты для меня исчезнешь, я не буду знать, где ты и что с тобой, даже если я того захочу. И, скорее всего, за тобой исчезну и я.

Жрец говорил правду, еще никогда Део не видел его таким серьезным.

— Я не склоняю тебя к выбору первого, я лишь говорю тебе о последствиях. Если ты изберешь наш совместный путь, то он будет не менее тяжелым и, возможно, заставит нас исчезнуть куда раньше. Может быть ты будешь страдать и испытывать такую боль, о которой ты ранее даже и не задумывался. Но в конце… В конце этого пути, ты обретешь желанную свободу, ты будешь вспоминать все случившееся, как один бесконечно долгий и страшный сон, — Падре увидел недоверие в глазах своего ученика. — Знаю, это звучит неправдоподобно. Но что если в моих силах, дать тебе лишь такое обещание? Обещание старого жреца. Поверишь ли ты мне? Последуешь ли за мной? То, что я тебе сейчас расскажу может показаться странным. Но я желаю тебе только хорошего и до сих пор не уверен, как будет поступить правильнее. Впрочем, медлить уже не имеет смысла, — Падре скрестил на коленях руки, так он делал перед тем как начать урок или какое-нибудь длинное письмо.

Део же не мог понять, как весь этот разговор связан с тем, что они делают в этом глухом лесу. Неужели жрец и правда, на полном серьезе, предложил ему сбежать сегодня под покровом ночи, зная, как на это может отреагировать магистериум и Высший Совет? Рискнуть остатками своей репутации ради мнимой свободы своего бездарного ученика? Део приготовился слушать, хоть и понятия не имел, что его ждет впереди, и с чего это красноглазый юноша должен поверить словам уставшего старика.

— Итак, постараюсь не слишком утомить тебя своей болтовней.

Глава 3. Шайка разбойников. Чет, Пипа, Дроболь и Крыс

Чет хмурился, постоянно вглядываясь в темноту, слишком уж долго ему и его шайке пришлось простоять на холоде. Ветер, что доносился с моря, пронизывал до мозга костей, но встречаться здесь, под баржами и мокрыми шлюпками, было безопаснее чем где-либо еще. По крайней мере так считала Греттель, именно она уговорила их прийти сюда, якобы чтобы встретиться с человеком, который поможет им неплохо подзаработать. Под этим словом, естественно, подразумевалась не обычная работа грузчиком или кем-то в таком роде. Людям, собравшимся здесь этой ночью, нужно много денег, и чем быстрее они их получат, тем лучше.

Доверенная свора Чета состояла из трех человек, завидев таких, прохожие стремились поскорее обойти их стороной. Все в их внешности и поведении говорило о том, что от них стоит ждать лишь неприятностей. Самый старший из всех был Дроболь, старший, но не самый главный: в нем силы было как у медведя, но мозгов хватало только на то, чтобы повиноваться. Если бы он не встретил Чета, то так бы и таскал уголь за гроши, сейчас же он приобрел весьма стойкую репутацию местного силача.

Также с ними был тощий маленький человечек, который постоянно завязывал у себя на макушке сальный пучок темных волос. Никто не знал его настоящего имени, все его так и называли — Крыс. Да и он себя тоже так звал. Крыс был неплохим карманником и плутом, но в шайке его держали только потому что он единственный, кто умел читать и писать кроме самого Чета.

Третья же была Пипа, маленькая и страшная шлюха, которая любила поиграть со своими ножами перед тем как отпустить жертву. Она же их всех и познакомила с Греттель, а та, тем временем, пообещала им много золота. Правда обещаниям шлюх Чет не особо-то верил.

— Хочу пойти отсюда, я замерз, — сердито пробормотал Дроболь, пиная каменный блок, на котором сидели Крыс с Пипой.

— Я могу отвести тебя за угол и быстро согреть, мой бык, — скрипучим голосом ответила девушка, демонстрируя свои кривые желтые зубы.

— Ну уж нет, оставь это для своих матросов, — пробурчал тот, не оставляя своего скучного занятия.

Все тут знают, что Пипа давно пытается хотя бы на одну ночь овладеть этим могучим силачом, но ему противно даже от одной мысли, что придется обжиматься с маленькой приставучей пиявкой. Все это уже превратилось в некую странную игру, но Пипа, к слову, была очень упорной.

— Ну чего тебе стоит, или ты великан только ростом? — с издевкой пропела она, от чего Дроболь еще сильнее сжал кулаки.

— Я везде великан. Отстань от меня, шлюха.

— Как грубо, — фыркнула та, а тем временем Крыс, не скрывая своего наслаждения, погладил ее по обтянутому чулками бедру.

— Я всегда могу согреть тебя, мой драгоценный изумруд, — он называл ее так из-за зеленых, как этот редкий камень, глаз, честно говоря, единственного ее достояния.

— Еще чего! С тобой — ни за какие деньги! — она одернула ногу, словно ее обожгло каленым железом. — После тебя еще заразы какой-нибудь подхватить можно. Мне Мавин все про тебя рассказала, бедная девушка месяц потом лечилась от ужасной хандры. А месяц без клиентов для проститутки равносилен голодной смерти.

— Мавин уже была больна, когда я пришел к ней в тот раз, — оправдывался тот, будто бы это имело какое-то значение. — Ее до меня снял пузатый банкир, вот у него, наверное, и заразилась. Все ведь слышали поговорку? Самые большие вошки у того, кто тяжел на кошель.

Пипа громко рассмеялась, еще больше обнажив свои некрасивые зубы.

— Вот дурень-то! Там говорится — самые большие вошки у того, кто миску делит с кошкой.

— Это все неважно, главное, что я смог тебя рассмешить, мой драгоценный изумруд, — его мышиная морда самодовольно вытянулась.

Не сдержавшись, Чет дал оплеуху им обоим.

— Завтра наболтаетесь, если уж так неймется, — сказал он, в то время как Пипа с обидой потирала ушибленную щеку. — Где это носит твою Греттель?! Ей вообще можно доверять? Кто она?

— Откуда я знаю! — девушка все еще злилась, когда Чет вдруг резко схватил ее за волосы и оттянул голову назад с такой силой, что Пипа вскрикнула от неожиданной боли. Даже Дроболь в нерешительности перестал пинать камень.

— А мне откуда знать?! Ты позвала нас сюда, тебе и отвечать. Иначе твоими ножами, все будут свидетелями, поиграюсь сегодня я сам.

— Ах, пусти меня! Пусти кому говорю! — Пипа одернула его руку и распрямилась, будто бы ничего и не было.

Она привыкла, что с ней обращаются довольно грубо, а Чета она уважала и боялась, он приходился ей старшим братом и она прекрасно знала, на что он способен в гневе.

На самом деле Чет и не думал иметь с родной сестрой никаких деловых отношений, но работа шлюхи уж очень была полезной: узнать у кого есть деньги, выяснить, где кто живет и какой дорогой пойдет после борделя домой. Пипа делилась с ним информацией так легко, а взамен он давал ей порезать особенно полюбившихся клиентов. Пару раз ее задерживала стража, но вскоре, всегда отпускала.

— Я защищалась, сэр!

Чет не знал, чем уж она подкупала всех этих оболтусов, но, тем не менее, это работало, и через пару месяцев она вновь оказывалась на свободе.

Обычно они не собирались все вместе, только если дело предстояло действительно крупное. Правда после таких вылазок деньги кончались так же быстро, как и доставались им до этого. Чету всегда было мало. Он проигрывал все сбережения в кости еще до того, как что-либо зарабатывал. И сейчас его неплохо прижимали, требуя долг, его же старые «приятели». А тут как раз и сестрица подвернулась со своей необычной знакомой. Чет очень рассчитывал на эту их встречу.

Никто не знал, как заработанные разбоем деньги тратит Крыс, он просто пропадал на пару недель, а после объявлялся вновь, но уже с пустым кошельком. Дроболь же отправлял большую часть серебра своим старикам, что жили на материке.

Стоит сказать, что Чет никогда не делился добычей поровну, но с ним никто не решался спорить. Он убивал жестоко и без промедлений, и даже если недавно он выпотрошил какого-нибудь бедолагу в подвале, то после этого Чет мог преспокойно сидеть в трактире, вкушая сочную ножку ягненка и запивая все бутылкой темного эля. Чет был уверен, что будь у него больше денег, то его бы зауважали многие в этом недалеком городе, сейчас же, он пользуется славой только у таких же стервятников, как и он сам, да и слава эта такая же хрупкая, как и зубы его шлюхи сестры.

— Я тебе говорила уже все, что сама знаю, — Пипа принялась румянить свои щеки, в темноте это было не очень удобно, но, кажется, ей не впервой. — Какая-то Греттель, по виду сбежавшая дочка богача. Я уж не знаю, что с ней случилось, да и она особо и не лезла с разговорами. Все твердит только, что будто бы в курсе, где раздобыть приличную кучку деньжат. Сама она множество раз бывала в том доме, и…

— Ты говоришь об одном из домов на Старой Мостовой? Все в городе знают, что там заседает самая элита, те, у кого золота больше чем у всех жителей, вместе взятых!

— Да, о нем, — кивнула в ответ та.

Добыча, конечно, неплохая, но Чет знал, что большие деньги требуют еще большей охраны, именно поэтому на Старую Мостовую никто и не суется без надобности, особенно такие мелкие шайки, как эта.

— У этой твоей Греттель, у нее есть план? — и все же, Чету очень нужны деньги, и он был рад ухватиться за любую возможность.

— Вроде как есть, скоро она придет и все расскажет.

— С чего вдруг такая уверенность? — вдруг встрял в разговор великан Дроболь. — Может быть она одна из этих вон… Стражей. Зачем какой-то богачке своих же грабить?

— Я же говорю, она не богачка, мой дуболом, — скрипучим голосом пропела Пипа. — Была таковой, а сейчас в борделе шастает. Только не вздумай на нее глазеть, говорят она такие цены заламывает, а в постели полное бревно.

— Какая разница, какая она в постели, главное, чтобы привела к золоту.

Чет довольно устал от мелких грабежей, не приносивших ему никакой радости. Хватало только на то, чтоб хорошенько поесть, да поспать, а последние две его вылазки были и вовсе неудачными.

— Странно, но я ничего не слышал ни про какую Греттель, — заметил Крыс, нервно покусывая ногти на левой руке.

— Ну еще бы, — Пипа закончила подправлять макияж, теперь ей тоже становилось скучно и холодно. — Сегодня она Греттель, завтра Анни или длинноногая Долли, у шлюх много имен. К тому же, — она достала из бюстгальтера ножичек и стала прокручивать его в руке. — Вроде как она не местная. Скорее с материка.

— Тогда с чего бы ей было заглядывать на Старую Мостовую? — Чет начинал злиться, холод и голод начинали постепенно сковывать его разум.

— А я почем знаю? Ах, вот и она! Сейчас сами и спросим!

Из темноты, прямо с противоположного конца причала к ним приближалась невысокая тень. Если бы Пипа до этого не сказала кто это, то Чет бы решил, что это и вовсе ребенок. Ростом не больше, чем пять футов, а с накинутым на голову капюшоном девушка казалась и того меньше. Она передвигалась быстрыми шажками, а ее ноги были столь тонкими, что походили на две короткие палочки. Поравнявшись с компанией, она дала себе перевести дух, а после протянула руку для знакомства, никто кроме Крыса так и не пожал ее, а он всегда был галантен с девушками.

— Ах, так темно, долго же я плутала вдоль всех этих лодок, думала не найду вас, — ее голос также принадлежал скорее девчонке, чем опытной женщине из борделя. Чет попросил ее снять капюшон, но та полностью проигнорировала эту его просьбу. — Значит вы и есть та самая банда? Пенелопа многое рассказывала о вас.

Крыс подавил в себе смешок, Пипа же нервно толкнула его локтем, она ненавидела это свое имя, которое ей дали родители.

— Значит многое? А о тебе она и двух слов связать не может. Так что, или ты сейчас же говоришь все как есть, или мы уходим, только перед этим ты заплатишь за то, что мы так долго прождали тебя сегодня, — Чет выглядел грозным, даже Дроболь при всей своей мощи казался рядом с ним просто пустоголовым великаном, он перекидывал свой взгляд то на Чета, то на маленькую особу, и почему-то ему не хотелось ей делать больно, чтобы там Чет ему не приказал.

— Скажи же то, что говорила мне! О золоте, о шелках и драгоценных камнях!

— Да, и поживее, — Крыс решил состроить из себя более грозного, чем он есть на самом деле.

— Перед тем, как я выложу вам всю информацию, хочу, чтобы вы пообещали мне ровно половину того, что мы сможем украсть.

— А у девочки острый язычок, только вот считать она совсем не умеет, — Чет сплюнул на дорогу. — Тебе половину, а нам четверым делить то, что останется? Так не пойдет.

— Там денег столько, что даже остатков хватит на то, чтобы жить себе долго и счастливо, ну и, если, конечно, хватит ума убраться с этого поганого городишки, — тут же ответила та.

Ее голос совсем не дрогнул, Пипа редко видела, чтобы так резко отвечали ее родному брату. Шлюха кожей чувствовала, как между этими двумя начинал закипать воздух.

— С чего ты решила, что я буду довольствоваться твоими подачками? Мне ничего не стоит скрутить тебя прямо здесь и сейчас, сломать тебе кости на руках и ногах, пока ты, наконец, не расскажешь, как пробраться в тот дом, что находится на Старой Мостовой, — он засучил рукава, демонстрируя всю серьезность своих грозных слов.

— Так не пойдет, — девушка сняла капюшон, но в темноте ее лица почти не было видно. — Я знала, что с тобой могут быть проблемы.

— Проблемы сейчас будут у тебя, моя дорогуша, — он потянулся было к ней, как вдруг, резко вскрикнув, пошатнулся и упал прямиком в грязь. Из его шеи торчала длинная стрела. Чет стонал, задыхаясь от боли, он издавал страшные булькающие звуки, судорожно пытаясь вдохнуть.

— Ах ты стерва! — Пипа тоже подалась вперед, как уже вторая стрела просвистела прямо у ее лица, оставив за собой небольшую царапину. Девушка жалобно вскрикнула и спряталась за Дроболя, Крыс, к слову, давно уже так и сделал.

Великан непонимающим взглядом смотрел как умирает тот, кого он боялся больше всего все на свете, мокрый, жалкий, в луже собственной крови, Чет уже не был таким устрашающим.

— Братик, мой милый братик, — Пипа заливалась слезами, прячась за могучую спину силача. — Ты ответишь за это, я тебе обещаю!

— Я не хотела никого убивать, но твой брат доставил бы нам всем немало проблем. Ты ведь знаешь, с ним невозможно договориться, — девушка, безо всякого сожаления, вытащила стрелу из горла умирающего мужчины, а после махнула ей кому-то вдалеке. — И не ври, ты никогда не любила его. Не твои ли слова были о том, как он тебе осточертел? — Пенелопа прикусила язык, мало ли что она говорила о нем, ведь он был ее братом! — Мне очень нужна ваша помощь в этом деле. То, что я говорю — чистая правда, там будет много золота, его вполне хватит, чтобы купить каждому свой небольшой собственный дом, а после жить, позабыв обо всех старых бедах. Все, что я прошу, так это согласиться отдать мне всего-то половину всех тех сокровищ, но, если кто-то не согласен, так можно увеличить долю оставшихся, — она помахала стрелой, с наконечника которой все еще струилась кровь. — Только вот, чем нас меньше, тем меньше и шанс на успех. А я совсем не хочу попадаться в лапы местным стражникам. Ну, так как? Договоримся?

Первым вызвался Крыс.

— Ты утверждаешь, что будто бы была в этот доме и знакома с его хозяевами? Как знаешь и то, где внутри лежат деньги? У тебя и правда есть план?

— Абсолютно верно, — ухмыльнулась Греттель. — И я готовила его не один месяц, поэтому не хочу так запросто делиться им. Я должна быть уверена в тех людях, с кем отправляюсь на дело.

— И мы сможем уйти оттуда живыми? — вот и Дроболь заинтересовался, на его силу девушка рассчитывала больше всего.

— Естественно! Если каждый из вас будет в нужной степени осторожным.

— А с чего я должна быть уверена, что твой стрелок не убьет меня следующей, как моего брата? — Пипа выглядела теперь больше удивленной, чем напуганной, она опустилась возле трупа на корточки, будто пытаясь удостовериться, что тот действительно мертв.

— Потому что, я надеюсь, вы будете куда умнее этого засранца, — Греттель с неприязнью бросила свой взгляд на мертвое тело. — Он хотел сдать всех нас своим несравненным дружкам.

— С чего бы такая уверенность?! — взвизгнула Пипа, Чет хоть и был жестоким, но, чтобы предать…

— Потому что именно он попросил убить вас сегодня ночью, — из темноты вдруг вышел мужчина, и не было сомнений в том, что это был тот самый лучник, виновный в мучительной смерти их главаря.

Он ехидно улыбался, глядя на собравшийся здесь сброд своими красными, как огонь, глазами.

Глава 4. Свободный шхун. Варон и Греттель

Как приятно снова оказаться в тепле. Ночной промозглый ветер совсем доконал его, а сидеть в засаде было и того утомительнее. Греттель пришлось немного задержаться, за что она уже и получила нагоняй, но разве он мог долго злиться на эту девчонку? Ее невысокая фигурка семенила по комнате, развешивая сухие вещи, она не любила, когда они мялись под утро, и юноша давно уже привык к этим ее странным выходкам. Заметив, что он на нее смотрит, Греттель ухмыльнулась, обнажив свои белоснежные зубы.

— Мог бы и помочь, было б куда быстрее, — с легким укором заметила она.

— Еще чего, мне уже хватило на сегодня грязной работы.

— Я и не думала, что ты его убьешь. Чет мог бы нам пригодиться.

«Ага, но мертвым он будет куда полезнее» — подумал тот, а вслух лишь сказал.

— Что сделано, то сделано, давай уже заканчивай и ко мне.

Юноша не соврал о том, что Чет попросил убить их сегодня ночью. Он даже заплатил ровно половину от той суммы, которую ему назвал наемник. Но сестру приказал не трогать. Видимо его сверху сильно прижали, раз он решил обратиться к шхуну.

— Ты выглядишь уж больно хмурым, — Греттель залезла к нему под одеяло, почти полностью раздетая и, как всегда, вкусно пахнущая. — Варон?

Каждый раз, когда он слышал свое имя, его бросало в холодный пот. Все еще не привык. Он со злостью сжал руку девушки, так, что она даже вскрикнула.

— Ты делаешь мне больно!

— Извини, — расслабившись, он вдохнул запах ее чистых, еще влажных после мытья, волос. — Я немного устал и только.

— Я могу это исправить, — Греттель принялась целовать его, постепенно опускаясь все ниже, она, как и все прочие шлюхи, не была скромницей.

Спустя некоторое время девушка мирно лежала на его плече, правда желанного спокойствия Варону это так и не принесло.

— Мне нравятся твои глаза, — пролепетала вдруг Греттель, иногда юноша забывал, насколько сильно она была в него влюблена.

— Да, нечасто наверно приходится спать с красноглазыми, — резко отрезал тот.

— К слову, никогда. В детстве мне рассказывали много историй о том, что это глаза демона, что в них видно только огонь и злобу. Но теперь же я понимаю, что все это байки.

— Все ли истории о шхунах так неправдивы?

— Думаю, большинство, — непринужденно ответила та. — Иначе, где же та черная магия? Молнии из твоего рта? Война давно закончилась, твои предки и правда были несравненными воинами, но они проиграли. Значит и их магия была не так уж страшна, чего говорить о твоей, — Греттель лишь рассмеялась, заметив его суровый взгляд. — Хотя кто знает, может ты меня и заколдовал. Не смотрите честны девицы в шхуновы глаза, не заговаривайте с ними, иначе будете навеки прокляты!

На этот раз ей-таки удалось рассмешить юношу, эту поговорку Варон знал с самого детства.

— Ну и каково тебе быть в адском пекле? — его рот скривился в злобной ухмылке.

— Скажу тебе, что неплохо. Да и какой же ты шхун, если умеешь говорить? Да и имя у тебя есть.

— Оно есть у всех, — юноша слегка поморщился от налетевших на него воспоминаний. — Да и нам перестали резать языки лет так четыреста назад.

— И правильно сделали, мне вот твой очень даже нравится, — и в доказательство своих слов она немедленно его поцеловала.

Немного позже, когда Греттель крепко заснула, юноша слез с постели чтобы написать Зубу записку. Он планировал сообщить о том, что расправился с местными головорезами, которые досаждали обширной части южного острова, а также он хотел потребовать от Зуба выполнить и часть своего обещания. Потребовать? Правильным ли будет здесь это слово? Скорее попросит, впрочем, как и всегда.

Эрдгар выкупил его у одного работорговца, когда Варону едва ли исполнилось шестнадцать. Он сделал из него верного слугу, цепного пса на коротком поводке. Пять лет Варон уже состоит на его службе. Шхун, считающий себя свободнее, чем все остальные. Но, если подумать, какая же это свобода?

Юноша имеет право ходить по улицам, не опуская глаз, он может заговаривать с людьми, любить женщин и даже иметь собственных выродков. Но как только речь заходит о том, чтобы покинуть остров, Зуб наотрез отказывается что-либо предпринимать.

Местная стража давно уже назначила плату за голову шхуна-наемника, а единственная девушка, которая соглашается спать с ним по доброй воле — это Греттель. Совсем еще девочка, вроде какая-то выскочка из богатой семьи. Может она и спит с ним только потому, чтобы насолить своим родителям еще больше. Юноша знал о ней не так много. Но, честно говоря, он и о себе-то ничего не знал.

«Варон! Варон! Варон!» — кричали те, другие, пока он раз за разом вырезал из груди еще теплые, трепещущие сердца. Он пил их кровь, его тошнило, но он заставлял себя пить, иначе все потеряно. Он знал, что за ним наблюдают. Ждут, когда он даст слабину, и тогда они смогли бы вырезать и его сердце тоже. Этого он никак не мог допустить. Он обещал себе. «Варон! Варон!» — эти ликующие крики будут преследовать его до конца жизни. Такова цена его свободы. По-другому никак.

Юноша вдруг заметил, что к написанию записки он так и не приступил. Может быть сходить к Зубу лично? От этой мысли по его спине тут же пробежал холодок.

И все же, Варон далеко не первый и не последний бандит в этом проклятом городке. Кроме того, он не просто обычный убийца: Варон имеет красные глаза и пользуется неведомой черной магией, именно поэтому считается, что от него невозможно скрыться.

Юноша знал, что люди его боятся, и ему это немало льстило. Правда вот, заслуга тут больше в его происхождении, чем в умении делать свое дело. Одна только мысль, что шхун придет по твою душу приводила всех в ужас. Но иногда Варон был даже не прочь подыграть своей навязанной роли.

— Труп обязательно было сжигать? А голову зачем повесил? — Зуб смотрел на него с напускным безразличием, но тот видел, как бешено пульсировала вена на его шее.

— Чтобы краски сгустить, я хочу, чтобы меня боялись.

— Ты делаешь из себя шута и только, — его словно холодной водой облили. — Хочешь выступать иди в бродяжные артисты. Там таких как ты с головой возьмут. Только, в твоем случае, голову получит быстрее стража или магистериум.

— Я выполнил свое задание, и…

— И выставил себя и меня полным посмешищем, — отрезал Зуб, его терпение было на исходе. — Я приказывал тебе убить. Все свои шутки оставь при себе.

— Слушаюсь, — слова застревали в горле, рядом с Зубом он вновь начинал чувствовать себя всего лишь мальчишкой: без имени, без права говорить и даже смотреть кому-либо в глаза. Варон ненавидел это чувство всей душой.

— Подойди сюда, — Зуб поманил его к столу.

Ноги сделались каменными, но, тем не менее, он повиновался. Зуб неспешно открыл верхний ящик стола и достал оттуда небольшой пузырек, на четверть наполненный темно-бурой жидкостью. Это была кровь.

— Ты ведь понимаешь, — он лениво мотал стеклом из стороны в сторону, в то время как Варон не мог даже пошевелиться. — Я люблю тебя, как любил бы собственного сына, — он вздохнул и начал откупоривать склянку. — Но он мертв. А ты здесь, передо мной, и это, твоя кровь. И ты знаешь, что у меня ее предостаточно, но все так же продолжаешь ослушиваться моих приказов.

— Я… Я все сделал, как вы и велели, — Варон пытался не показывать свой страх, но это было слишком заметно.

— Сделал — да. Но так ли как я велел? Нет, — Зуб открыл перстень, украшенный янтарем на своей руке, и высыпал оттуда горсть золотистого порошка, по консистенции напоминающую мелкую соль. — Я всего лишь хочу, чтобы ты меня слушался, и я обещаю, что в таком случае, я больше не причиню тебе боли. — Варону оставалось только стоять, стиснув зубы. — Я уже даровал тебе свободу, ту, позволительную свободу для таких как ты. Знаешь, каких трудов мне стоило обеспечить твою неприкосновенность хотя бы в пределах этого острова? А взамен, взамен я прошу не так уж и много. Ты нужен мне, когда я приказываю, и должен делать все так, как я и приказываю, — на каждое свое произнесенное слово Зуб начинал постепенно лить кровь в порошок. В комнате запахло чем-то паленым, а вскоре раздался душераздирающий крик. — Помни, кто ты Варон. Помни, кому обязан своей свободой. И не забывай, что твоя жизнь полностью зависит от меня.

«Ну, это мы еще посмотрим». Варон смял в руке так и нетронутый пергамент. Все же, он верно решил в тот раз — такой жизни надо положить конец.

Его взгляд упал на Греттель, мирно сопящую на пыльной кровати. «Как удачно ты мне подвернулась, ты и твоя жажда мести». Шхун задул свечу. Дела подождут до завтра, скоро рассвет и надо хоть немного поспать.

Глава 5. Магистериум. Киган и Свейн

В кабинете было довольно душно. Сколько бы он не старался, запах старых бумаг и мокрого дерева отсюда ему ни за что не проветрить. Может быть стоило выбрать что-то другое? Ему предлагали неплохую альтернативу в прошлом месяце: просторное помещение, с двумя комнатами и собственной ванной, но он выбрал это. «Если господин Людвиг смог вести тут свои дела, то мне ни к чему жаловаться», — решил для себя Киган и старался всячески здесь обжиться.

Он уже поменял стол, на привычный, из черного дерева, с ящиками по обеим сторонам, приказал повесить более светлые шторы, сменить старые пыльные светильники, но в основном кабинет остался таким же, как он его и помнил в свои юношеские годы. Когда Киган, еще будучи учеником, приходил сюда писать свои первые трактаты и изучать новые формулы. Сколько времени прошло с тех пор? Лучше об этом даже и не вспоминать.

Пройдясь по затхлому помещению, Киган невольно остановился у высокого настенного зеркала. Нет, годы играют ему только на руку. Черты лица еще более заострились, приобрели строгий суровый вид, иссиня-черные волосы покрывала редкая седина, от чего глаза на их фоне, стали еще темнее, чем были на самом деле — они почти что черные. Высокий, в своей атласной изумрудной мантии, он казался еще выше, и эта брошь на груди — золотое перо Магистериума, начищенное до блеска, оно являло собой знак отличительного ума, символ принадлежности к высшему, по его мнению, сословию — к жрецам.

Киган с особым трепетом вспоминал, как получил эту брошь впервые. Он тогда только недавно закончил свое обучение в магистериуме, вернулся с северной экспедиции и занимался тем, что исследовал свойства редких минералов и трав. К слову, получить золотое перо не так уж и легко, но еще сложнее его удержать. Каждые пять лет жрецы проходят проверку на свою компетентность, те, кто не справляется с заданием получают серебряное перо, дальше идет медь. Также есть алюминиевые и деревянные перья, но лучше уж совсем не носить никакой броши, чем эти. Алюминиевые жрецы годятся только на то, чтобы роды у собак принимать, да ставить пиявки. Его бы воля, и статус жреца оставался бы только у золота.

Но, кто знает, как все обернется в будущем? К решениям Высшего Совета прислушиваются, да и все эти упреки в сторону изумрудных жрецов, они разом пройдут, стоит только восстановить свой былой статус. Господин Людвиг частенько вспоминал, что стоило только сказать, и все делалось именно так, как желал того магистериум и его Совет девяти. Так что, это лишь вопрос времени.

На столе лежала пачка разобранных писем, требующих скорейшего ответа. Половину из них он отдаст своему ученику, эти послания носят чисто формальный характер: различные приглашения на обед и расходные листы. На некоторые же Киган должен ответить лично. Жаль только, что почта магистериума последние годы не внушает ему особого доверия, иногда письма терялись или доходили до своего адресата намного позже назначенного срока. Это не могло не раздражать.

Поэтому своим близким знакомым мужчина предпочитал писать от своего личного адреса, но, в основном, он старался и вовсе избегать писем. На бумаге люди зачастую ведут себя вольно, но когда дело доходит до встречи, то стоит только жрецу поднять свои темные, как смоль, глаза, и аргументы его оппонентов уже и не кажутся такими весомыми. Да, Кигану непременно нравилось, что его боялись, за страхом обычно следует и уважение.

В дверь робко постучали.

— Господин Киган?

— Входи, Свейн, я не занят, — жрец прошел к столу, он слышал, как щелкнул входной замок.

— Господин, — Свейн поклонился со всей своей холодной учтивостью, как всегда причесанный и гладко выбритый, его ученик выглядел под стать своему учителю. Естественно внешность была не главным фактором, Свейн уже не первый год оставался одним из лучших учеников магистериума, подающим надежды и имеющим все нарастающую популярность.

Свейн происходил из знатного рода Хоуэлов, и Киган прекрасно общался с его родным дедушкой, который по праву рождения являлся одним из пяти Великих Графов и владел обширной северной территорией, в частности, холодной и неприступной крепостью, что величалась Мерзлым Пиком. Свейн, с самого детства обученный грамоте, легко поддавался учению, но имел слишком уж вольный характер. Решение отдать его в ученики к жрецам, пришло на ум как раз-таки старому Хоуэлу, а его слово в семье не подлежало сомнениям.

Отношения же между учеником и учителем были довольно натянутые, хоть Киган и питал некую симпатию к своему подопечному, он старался не поощрять его или делать это так, чтобы Свейн понимал, какой длинный путь ему еще предстоит пройти. Киган знал, что из его ученика выйдет прекрасный жрец, если, конечно, он того действительно захочет. А когда придет время подтверждать свои знания, то брошь Свейн получит золотую, и никак не меньше.

— Я оставил тебе письма, нужно ответить сегодня же. Займись этим, — его голос прозвучал слишком грозно в этих замкнутых стенах.

— Слушаюсь, учитель, — заняв место за деревянным столом, юноша принялся разводить чернила и готовить печать.

— Что-нибудь важное на собрании?

— Нет. Пара случаев ветряной сыпи на юге материка. В Мириде и Розенхоле вспышка ползучего лишая.

— Это осеннее, каждый год одно и то же. Что-нибудь еще?

— С десяток пропавших человек на востоке, там недавно закрывали разломы, может чего-то не доглядели, — не отрывая свой взгляд от писем, продолжал тот.

— На востоке? На днях оттуда должны были вернуться Гарри и дуралей Вилус, они присутствовали на заседании?

— Господин Вилус был собственной персоной, господин Гарри, направлен в лечебницу святой Анны.

— Ему стало хуже? — удивился жрец, он сам беседовал с ним, как только те вернулись из Пилора, выглядел тот уставшим, но не более. После закрытия разломов всегда так.

— Да, вчера ночью поднялся жар, но говорят ситуация под контролем. Просто в легких осталось немного песка.

Такие опытные жрецы как Гарри, и допускают столь простые оплошности? Разломный песок? Он что, запутался в рунах? Надо будет выяснить, как все было на самом деле.

В дверь снова постучали.

— Господин жрец, — голос старого ключника казался немного взволнованным. — Вас требует к себе Иерихат.

— Иерихат здесь? В такое время? — повернувшись на каблуках, Киган приказал своему ученику не дожидаться его и поспешно вышел.

Смотрителю же пришлось изрядно ускорить свой шаг, чтобы поспевать за жрецом. И вскоре, его тяжелое хриплое дыхание, стало действовать Кигану на нервы.

— Я говорил, что присутствовать на собрании вместо меня будет мой ученик, — его голос эхом раздался в пустующем коридоре.

— Тут дело другое, особой важности, господин, — окончательно запыхавшись, ответил тот.

— Нет ничего, что бы я не доверил своему ученику, Освальд.

— Иерихат отправил только за вами, — и, чуть понизив голос, ключник добавил. — Видимо ваша встреча должна пройти строго конфиденциально.

— Все равно, — но на самом деле, такое внимание к его персоне со стороны Хала, льстило ему.

— Нет, господин, не туда, — Освальд повернул в сторону лестницы, ведущей в одно из подземелий.

Киган не стал задавать лишних вопросов. Этот олух только воображает, что будто бы знает все о магистериуме и о его жрецах, но на самом же деле, он не больше чем обычный ключник в огромном старинном замке. Серый балахон, алюминиевое перо на груди, он носит его несмотря на то, что никто в магистериуме не считает его настоящим жрецом, редкие сальные волосы, убранные за крошечные уши, и лицо, исчерченное глубокими шрамами, все это от бесконечного самобичевания во славу великих богов. Жалкое зрелище.

— Ваш последний отчет о возможностях применения жилистой эссенции просто великолепен! — начал Освальд своим тихим скрипучим голосом. — Кто бы мог подумать, что ее свойства могут быть так полезны в лечении черной крови.

— Об этом писал еще Уоллих в своих работах лет так шестьсот назад. Я просто довел его мысль до логического конца.

— Но все же, вы проделали столько работы, господин, и в такой короткий срок! Вы знаете, что практика началась даже в соседних с Азенхордом городах? — кретин, конечно же я знаю, как и где используются мои открытия, но вслух Киган ничего не сказал.

Ему приходилось терпеть компанию старого ключника лишь потому, что того обязывало его положение. Но даже если бы он просто спросил дорогу, в подвальных коридорах магистериума, все же, легко заблудиться: там не подписана ни одна дверь и ни один поворот, тусклый голубоватый свет и крысы, вот и все, что там обитает. Киган редко спускался под землю, если и нужно было что-то забрать со склада, то он просил об этом своего ученика — Свейна, или же других свободных жрецов.

И почему Иерихат призвал его именно туда? Впрочем, неважно, на то обязательно имелись свои причины.

— Сюда, господин жрец, — гремя ключами, смотритель отпер одну из дверей, которая вела еще ниже в катакомбы.

Спуск вниз был недолгим, они лишь минули старые забытые темницы и небольшие комнатки, использовавшиеся ранее для хранения оружия и доспехов. Уже почти с пол века магистериум не имел своей личной армии, ведь теперь Белый замок защищал Великий король. И поэтому, почти все нижние этажи сейчас пустовали, так и не отыскав себе другого, более подходящего применения.

— Это здесь. Мне велели подождать снаружи, поэтому, как закончите, вы найдете меня на этом же самом месте, — Освальд поклонился, и его недавние порезы на лице блеснули в свете рунного фонаря.

— Надеюсь на это.

Помещение, куда ключник привел Кигана, было довольно просторным и своим убранством походило скорее на лабораторию, чем на обычный кабинет, в котором жрец так привык встречаться с представителем Иерихата.

Иерихат — это древнее и могущественное звено власти, состоящее всегда из одного Иерихат-хала. Он стоит во главе магистериума со дня своего назначения на эту должность и до самой смерти. Халу положено следить за тем, чтобы Совет девяти и другие изумрудные жрецы выполняли свою работу тщательно и в срок.

К Иерихату прислушиваются все, от мала до велика: будь то король, лорд, или же мелкие бароны — все они обязаны считаться с ним. Но стоит сказать, что власть хала носит скорее наблюдательный характер. Именно Высший Совет принимает решения относительно своего участия в войнах, междоусобицах и прочих конфликтах. Иерихат может лишь подтолкнуть их в нужную сторону.

О жизни халов мало что известно: после своего назначения они приносят кровавый обет и отправляются жить в самую высокую башню магистериума. В нее не ведет ни одна дверь и даже ни одно окно. Каким образом халы попадают туда, для всех остается загадкой. Также никто не знает наверняка, чем питаются халы после того, как уходят в свое добровольное заточение. Им не готовят местные повара, и ни один жрец не видел, чтобы Иерихат спускался к грузовым лифтам в поисках какого-либо продовольствия. Хал живет в полном одиночестве, в башне, что зовется Поднебесной. Он посвящает свою жизнь изучению древних знаний и опыта, оставленного ему предыдущими халами, и объявляется только тогда, когда в этом действительно есть необходимость.

Киган с детства слышал об их могуществе и не сомневается в том, что халы мудрее всех живых, но ему совсем не нравилось слушаться каких-то там стариканов, которые если и помнят что-то о магистериуме и о своей прошлой жизни, то очень отдаленно.

После торжественного посвящения, халы, будто бы теряют свою индивидуальность: они отказываются от имени, денег, родных и друзей, бреют свою голову налысо и, собрав небольшой мешок, в скором времени исчезают в высокой башне. Иерихат предпочитает не использовать никакую обувь и ходить босиком, а на глаза они натягивают тугую красную повязку, что вышита из довольно плотной ткани, и как халы видят из-под нее до сих пор остается неизвестным.

Стоит также сказать, что Иерихат всегда верен своему скромному одеянию, будь то встреча при дворе или день вознесения даров — хал будет одет одинаково. Этот мешковатый серый балахон, красная повязка на глазах и босые грязные ноги.

Жрец очистил свою голову от ненужных мыслей и поклонился.

— Великий хал, вы звали?

— Да, Киган. Мы звали, — это еще одна из особенностей Иерихата. Он всегда говорит о себе во множественном числе. — Ты делаешь большие успехи в своем обучении.

— Спасибо, великий хал, — уж не за тем, чтобы выслушивать похвалы я пришел в это чертово подземелье?

— Именно поэтому мы хотим, чтобы ты сослужил нам.

Хал жестом велел ему выпрямиться, и, не спеша направился к широкому столу. Там, под покрывалом что-то, или скорее кто-то, разлагался и уже испускал неприятный запах. Зайдя в комнату, Киган сразу же почувствовал это, но ждал пока хал сам ему обо всем расскажет.

— Сними с него одеяло.

Киган не брезговал работать с мертвецами, но на всякий случай при себе необходимо иметь масло жибучника, чтобы предотвратить попадание в организм каких-либо вредных веществ. Жрец начал осматривать комнатку в поисках этого полезного зелья, но хал, заметив, как он замешкался, тут же прервал его.

— В этом нет необходимости, если бы мертвый был опасен, мы бы не доставили его за стены Белого замка, — это было логично, и Киган почувствовал себя так, будто бы его отчитали. Чертовы халы.

Откинув одеяло, жрец невольно поморщился. Может труп и не был заразным, но от запаха и назойливых мух этот факт никак не защитит.

— Разве господин Гарри не был доставлен в больницу святой Анны?

— Не было нужды. Он был мертв внутри, как только вернулся.

— Что вы хотите этим сказать? Он был чем-то болен? — Киган старался припомнить, как вел себя Гарри в их последнюю встречу, ничего необычного: шутил, рассказывал о делах, хотел увидеться с маленькой дочкой…

— Мы хотим, чтобы ты выяснил это. Все необходимые инструменты предоставит магистериум. Мы, в свое время, откроем тебе доступ к некоторым своим знаниям. Мы также хотим, чтобы ты отправился на место разлома. Остальные члены Совета уже дали свое согласие и отстранил тебя от всех иных задач на неопределенный срок.

Жрец осматривал серое изможденное лицо мертвеца, если бы не горящие отметины на его шее и груди, то он бы ничем не отличался от любых других мертвых, с которыми ему приходилось иметь до этого дело.

— Так ты поможешь нам?

— Да, великий хал, — будто бы у него был вариант отказаться, правда на этот раз жрец действительно заинтересовался выпавшим на его долю поручением.

— Мы благодарим тебя, Киган. Мы сами встретимся с тобой, когда решим, что пришло необходимое время. — еще бы, связаться с Иерихатом если он сам того не желает, задачка не из легких. — Мы знаем об этом недуге немного. Но мы поделимся с тобой этими знаниями.

Старик повернул голову на бок, Кигану на миг показалось, что его глаза бегают за туго завязанной красной лентой.

— Мы надеемся на твою помощь. Это важно для всех нас, Киган. Для жрецов, для магистериума, для людей, — и для вас видимо тоже очень важно, раз вы попросили об этом меня. — Мы оставим тебе эти свитки.

Старик протянул свою тощую руку с двумя тяжелыми на вид свертками.

— Они могут помочь. Недуг имеет свое название. Старинное, древнее название на древнем языке. Нечто похожее с тем, что сейчас. Нечто похожее с этими символами у мертвеца на коже и под ней. Валайхал Моргрул эдиге карталис, — Киган забрал свитки из рук хала, древнее называние ему совершенно ни о чем не говорило.

— Мы даем времени столько, сколько потребуется, — проговорил хал. — Но время ограничено этим недугом, оно не будет ждать. Если не ты поможешь нам, так другой, — они намекают, что я могу не справиться?

— Можете положиться на меня, великий хал. Я найду, в чем причина этой болезни.

— И пусть древние будут на стороне правды.

— Они будут на моей стороне, великий.

Старик ухмыльнулся. Он обнял себя руками, будто бы собираясь упасть здесь замертво, но вместо этого он просто заковылял в сторону закрытой двери. Вскоре Киган остался наедине с Гарри, а точнее с тем разлагающимся мертвецом, что когда-то являлся им. Честно говоря, гибель жрецов не такая уж и редкость, но еще никакая смерть не вызывала у Кигана так много вопросов, как эта.

Гарри вернулся с задания совершенно здоровым, хоть и был немного усталым на вид. Вилус, его напарник, выходит, он тоже может быть заражен? А эти странные символы на теле и интерес Иерихат-хала? Валайхал Моргрул эдиге карталис. Киган несколько раз повторил про себя эти заветные строки.

— Что ж, хал упомянул, что символы у тебя и внутри тоже. Позволишь взглянуть?

Глава 6. Жрец и ученик. Падре и Део

Все то, что рассказал ему жрец, казалось полной бессмыслицей. Может Падре слишком много времени проводит на солнце? Или это у него старческое? Нет, это никак не может быть правдой.

Део знает, что такое разломы, видел упоминания о них в книгах и древних свитках. Знает также, что на протяжении сотен лет магистериум борется с так называемой «болезнью и разломной Пылью».

Разломы — вещь сложная и малообъяснимая, большинством принято считать, что это остаточные порталы. При неправильном использовании телепортов, или нарушении написания рун, происходит такое, что пространство ненадолго дает сбой. Оно как бы накладывается само на себя. Чаще всего сами разломы носят неопасный характер, но со временем, если их не закрыть, область вокруг становится нестабильной и не подходящей для жизни. Опытные жрецы как раз тем и занимаются, что закрывают появившиеся разломы. Это дело требует огромной подготовки, так как малейшая ошибка может привести к еще большей «трещине». Но это все — никаких тебе созданий Пыли, бурь, скрещивания, все, что говорил Падре, казалось лишь его собственной выдумкой.

— Мальчик мой, задумайся на миг, — его пальцы впились в руки ученика словно прутья. — Если бы все вокруг знали настоящую угрозу, которую представляют разломы и то, что ни жрецы, ни магистериум не могут справиться с этим. То скажи, что бы сделали люди? Ответь же мне, — Део не знал. — Они бы захотели искоренить саму причину их появления. Сотни лет назад этой причиной были, как ты сам мог уже догадаться, представители твоего народа. Нет, тогда их никто не называл шхунами, они звались эльвартами. Но их главная ошибка состояла в том, что они доверились нам, людям. Не стану лгать, большинство разломов и правда появилось из-за эльвратов, но они и сами не знали, что замешаны в этом. Скажешь, что незнание не освобождает от ответственности? Как бы ни так. Разломы вещь временная, можно даже сказать — эфемерная, и до сих пор неясно каким образом все привело к таким ужасным последствиям. В какой момент они действительно стали представлять для людей угрозу, — Падре походил на сумасшедшего, с чего он вообще заговорил о разломах?

Все их случаи появления немедленно регистрирует магистериум и устраняет в самое ближайшее время. Падре же находится в этой деревне уже три недели, и никаких упоминаний о разломах в письмах, никаких приказов от магистериума и Высшего Совета. Да и жрецов не отправляют закрывать образовавшиеся трещины по одному или с учеником. Нет, для этого требуется куда больше опытных лиц.

Падре, кажется, читал все эти его вопросы по выражению лица.

— Главная причина по которой развязалась та жестокая война, где потери были огромны с каждой из сторон, как раз-таки в разломах! В них, мой мальчик. А если теперь всплывет то, что проблема исчезла лишь на время? Что она набирала силы и сейчас появилась в еще более своей худшей форме. Кого теперь обвинят? Скажи мне. Магистериум не зря скрывается, прячет факты и затаптывает следы. Но тем самым они роют себе глубокую яму. Я это понимаю, это все понимают, вопрос лишь времени. Люди думают, что причина разломов в порталах, и, если ими не пользоваться все само собой пройдет, как надоедливый прыщ. Раз и исчезнет с нашей земли навсегда! Но это не так, нет, это совсем не так. Я говорю сейчас не от лица магистериума, меня заботит то, что никто не пытается докопаться до истины. Не дают сами и мешают другим.

Еще немного и, казалось, что Падре окончательно выйдет из себя. Но вдруг он резко взял себя в руки: его дыхание начало успокаиваться, хватку, которой он крепко держал ученика, он ослабил и тут же извинился.

— Мальчик мой, Део, я не хочу тебя напугать, но… Если дело примет скверный оборот, я думаю, что магистериум решит избавиться от таких как ты раз и навсегда. Ясное дело, это никак не поможет, но даст выиграть время, а это как раз и нужно магистериуму. Я видел, Део, я видел и знаю, чего они хотят. Они отловят вас как собак, всех, одного за другим, они объявят, что надо закончить то, что было начато сотни лет назад. О, они и правда этого хотят! А после, как все это окажется бессмысленным, я имею ввиду смерти несчастных эльвратов, то пройдет уже немало лет. Десятки лет до того, чтобы магистериум, наконец, понял в чем истинная причина разломов. Жрец, пользующийся порталами, еще считается обыденным явлением, но ты подумай: после того, как последний из эльвратов умрет, народ ведь примется и за нас. Вот чего на самом деле боится магистериум. Вот отчего все назревающее недоверие и эти нелестные высказывания. Наше с тобой существование терпят: покамест разломы закрываются, пока жертвы среди населения так малочисленны.

Жертвы? О каких таких жертвах он сейчас говорит?

— Скажешь, что тебе плевать на магистериум? Я понимаю, тут мне нечего сказать, но я хочу донести до тебя вот что, я говорил уже, но послушай внимательно. Я делаю это ради людей. Ради того, чтобы все эти ужасы прекратились. Я делаю это и ради твоей безопасности, Део. И мне нужна твоя помощь, — Падре очень побледнел. И этого старика так боялся Део? Так уважал? Сейчас жрец казался таким беспомощным и старым. Раньше он мог просто приказать, и тот выполнил бы все беспрекословно, но сейчас… Падре именно просит, здесь, сидя под этим старым деревом в лесу. Део никак не находился с ответом. — Я взял тебя в ученики не просто так. И я надеюсь, что ты сможешь меня когда-нибудь простить за это. Я уже тогда делал догадки и строил планы относительно твоего ученичества. Я думал, что это не составит особого труда, ведь мне нужно твое присутствие и твоя кровь. Но сейчас, когда я уже так близок к разгадке, мне… Я не могу позволить себе предать тебя. Ты знаешь правду, ты знаешь к чему все идет. Я не хочу тебя удерживать против воли. Твоя помощь могла бы быть неизмерима, но какой ценой? Какой ценой, мой мальчик? Поэтому я и даю тебе право выбора. Пути назад не будет. То, что вчера произошло в доме у старейшины, это была лишь проверка. Очередная проверка, о других ты и не знал, но мог все же догадываться. В общем-то, все прошло очень даже удачно. На меньшее я и не рассчитывал. А ведь это всего капелька крови, один укол булавкой, кто бы мог подумать! А в череду с твоим голосом… Как может подействовать такое я и представить себе не могу! Это просто невероятно, Део! Я вижу ты хочешь что-то сказать?

Део было тяжело собраться с мыслями, но к своему удивлению он был абсолютно спокоен.

— Я знал, что вы меня используете, но, как? Взять в ученики шхуна. Это все понимают. И я в том числе. Я рад, что вы… Что вы, наконец, мне все рассказали. Вам не нужен был никакой ученик, вам нужен был такой как я, — Део, услышав правду, понял только то, что он ждал подобного разговора, он был к нему готов много лет. — Я доверяю вам, Падре. Вы предлагаете мне бежать, чтобы потом быть пойманным. Или же предлагаете помочь с тем, о чем я не имею абсолютно никакого понятия. Вы предоставили мне выбор, в котором по сути нет выбора…

— Део, — глаза Падре наполнились слезами.

— До встречи с вами я… Я не жил, то, что было, нельзя называть жизнью. Единственное, чего я хотел, так это, чтобы вы доверяли мне. Сейчас же вы видите во мне ребенка, способ борьбы. Я же не вижу в себе ничего. Вы спрашиваете, чего я хочу, просите сделать выбор… Падре, я хочу правды. Хочу ее всю. Если вы можете, если вы обещаете мне это, я пойду с вами, сделаю все, что требуется. Только будьте честны со мной.

— Я обещаю, мальчик мой, обещаю рассказать все, что знаю сам.

— Что… Что было вчера в доме у старейшины?

— Честно, я и сам до конца не понял, — к Падре начал возвращаться привычный цвет лица, но его руки все еще дрожали. — Ты мог заметить нечто странное вчера. Что-то похожее на золотистую пыль. Я полагал, что с этим связан некий предмет, что-то, что можно сжечь или выбросить, но все оказалось куда сложнее, — увидев, что Део остался недовольным таким ответом, он продолжил. — Мы здесь с тобой не просто так. И даже не по заданию магистериума, в чем ты, впрочем, уже мог догадаться. Я приехал сюда под предлогом благоприятных условий для сбора трав, а также легкой помощи близлежащим селам. И это правда, помощь действительно нужна. Мне написал один мой друг, Ханс, — завидев серьезный взгляд ученика, он поспешил добавить. — Ты мог видеть его письма. Он просил разобраться с пропажей людей, точнее детей. Рассказал про это место. В деревнях в округе уверены, что дети просто заблудились в лесу и, к своему несчастью, наткнулись на диких зверей, только вот… Происходит это точно в определенный лунный цикл. Мы пробыли здесь три недели, как раз чтобы хватило для… Пропал еще один ребенок. Недавно. Трупа еще нет, но они всегда находятся не сразу, и для этого тоже есть своя причина. Я уверен, что в этом замешан старейшина той деревни, где мы остановились. А также трактирщик и пекарь. К последним двум у меня имеется меньше всего доказательств, но я уверен, что сегодня мы их раздобудем. Благодаря тебе я убедился, что это проклятие, наваждение, называй его как хочешь, связано непосредственно с человеком. С его плотью и кровью. Я надеялся, правда надеялся, что это не так, что найдется какая-нибудь безделушка, часы, подвеска, что-нибудь в таком роде. Но последствия разлома бывают очень непредсказуемыми.

— Раз. разлома? Вы говорите, что тут есть разлом, а магистериум ничего не знает?

— Разлом был тут. Около трех месяцев назад. Потом пропал, зарос, я пока не знаю «как», я пытаюсь понять, но это не так просто. Нужно увидеть все собственными глазами. Как оказалось, разломы имеют свойство затягиваться сами по себе. Что наводит меня на мысль будто кто-то или же что-то специально их открывает. Знаю, логики здесь маловато, но как закончим, я постараюсь объяснить тебе все подробнее. Сейчас же, разлома никакого нет, а пространство нарушено, тут полно остаточной Пыли и кое-чего похуже. То, что вышло к нам из разлома.

— Вы хотите сказать создание Пыли?

— Да, магистериум так долго, как только мог игнорировал само их существование. Но сейчас дела обстоят хуже некуда. Если бы мы начали действовать сразу, то их не проникло бы в наш мир так много. Впрочем, большинство из этих созданий пустоты не опасны. Они как заблудшие огоньки, потерянные души в чужом мире, которым нужно всего лишь показать дорогу домой. Но те, что остались, те немногие из них… О нет, они не заблудшие, они пришли сюда, зная, что могут питаться вдоволь, пока им не помешают или не уничтожат. Они хитры, разумны, они ненасытны. Появившись в нашем мире, такие чудовища стараются незамедлительно покинуть место разлома, так как понимают, что оставаться там небезопасно для них же самих. Они оседают где-нибудь в глуши, или наоборот в очень людных городах, и только подумай, сколько времени может пройти пока их обнаружат? Скольких людей они могут убить? С этим нам повезло, Ханс почувствовал разлом, когда находился неподалеку и сообщил мне. Но если бы он не проезжал мимо? Скольких детей не досчитались бы их родители? Магистериум не посылает жрецов, пока не будет ясности. Что для них три детских трупа в деревне, где каждый пятый умирает в младенчестве? Конечно, я мог бы справиться и один. А мог бы сообщить Совету, и мне прислали бы напарника: какого-нибудь бестолкового Гарри или Стредфорда. Мы бы загнали тварь обратно в разлом, но… Мне нужна причина. А тут магистериум не в силах мне помочь, — он резко обернулся к юноше. — Део, твоя кровь имеет некоторое влияние на подобных существ. Я еще точно не уверен во всех возможностях этой твоей…особенности. Я проводил некоторые эксперименты, наподобие того, что вчера, и пришел к такому выводу. Я хотел, чтобы ты знал, все может пойти не по плану. Именно для того я и дал тебе зелье, чтобы ты мог уйти, если вдруг… — он отмахнул от себя мрачные мысли. — Я не знаю насколько это может быть опасно для тебя. И не уверен, что все подействует именно так, как я и задумал. Но вчера, когда ты выполнил мою просьбу, просто знай, это помогло мне быть храбрым сегодня. Быть храбрым с тобой.

Део не мог не заметить, что Падре упомянул некие эксперименты, или то, что он в каком-то роде не доверяет магистериуму. Учитель, который всегда казался ему эталоном статуса жреца, идет если не против, то отдельно от всей верховной власти Белого замка. Тем не менее, в голове у юноши все начало укладываться на свои места.

— Так мы…сейчас идем к нему? К существу из разлома?

Падре тяжело вздохнул.

— Да, именно. Впрочем, он еще не заметил нашего присутствия, хотя маячащий время от времени жрец мог бы выбить его из равновесия. Но, по правде сказать, — старик прикусил губу. — Если пропал ребенок, то значит он все еще тут. Да и все это место, — он резко обвел рукой поляну. — Говорит само за себя.

— А как…как выглядят эти создания Пыли?

— Если говорить именно о тех, что опасны для людей то бывает по-разному. Более слабые остаются в эфемерной форме или в той, в которой они появились из разлома. Те, что посильнее могут приобретать несложные виды некоторых вещей, растений, чего-то очень небольшого. Если же мы имеем дело с сильной особью, то тут всякое может быть. Он может стать, к примеру, человеком, либо животным, или же принять некий симбиоз, тот, который ему больше симпатизирует. Я не так часто сталкивался с такими. В основном все упиралось во всякие безделушки, «проклятые» вещи, не стоит особого труда избавиться от них. Но вот с тем, что наделено разумом… Я правда очень надеюсь, что мой план сработает.

— Господин жрец, а в чем…в чем он ваш план? — Део до сих пор смутно представлял то, о чем говорил Падре, и верилось в это все с большим трудом.

— Ты, — Падре посмотрел ему прямо в глаза. — Ты уничтожишь его.

— Я? Но как же? — юноша еще раз осмотрел поляну, где они находились, ни одного сверчка, пролетающей мимо птицы или беглого зайца, только они с Падре и чувство неминуемой опасности.

— А вот тут придется импровизировать, правда, как я уже говорил, у меня есть некоторые соображения на этот счет, — жрец спешно порылся в набедренном мешке и достал оттуда несколько маленьких свертков с порошками. — У нас нет разлома, куда мы должны загнать порождение Пыли. Обычно, стоит сказать, прибегают именно к этому способу. Существо отгоняют обратно, а после запечатывают разлом формулами и рунами. Это непросто, но в группе с напарником, чаще всего, все проходит без осложнений. Иногда же приходится искать ближайший разлом не одну неделю, а существо запечатывать на какое-то время. Если оно имеет форму предмета, или же чего-то небольшого, то трудностей это также не представляет. Но бывает и такое, что оба варианта недоступны и тогда приходится сражаться.

— Сражаться? — Део не мог себе представить битву между жрецами и непонятными эфемерными тварями.

— Это не совсем обычное сражение, мой мальчик, скорее тут идет битва на время. То существо попытаться убить тебя, а может и сбежать. Ты не должен никоим образом допустить такого исхода. Для этого нужно подготовиться: защитные барьеры, эликсиры против кровотечений и ядов, но самое важное это то, что надо найти его слабое место. И чем быстрее ты это сделаешь, тем оно лучше. А после того, как найдешь, — жрец потряс небольшим холщовым мешочком. — Следует попасть туда этим. Разломная Пыль. Песок пустоты или же Карталис Вэйнхе. Имеет множество названий, но результат от него всегда один — смерть для порождения Пыли. Ты можешь нанести его на клинок, разбавить водой. Если бы только можно было сразу понять, с чем именно мы имеем дело… Если слабое место твари, место сосредоточения всей его энергии какой-нибудь предмет, то, скорее всего, ножом ты его не проткнешь, но ведь это может быть и глазное яблоко, или… Да это может быть чем угодно! И я считаю, что ты, Део, ты сможешь увидеть это. Благодаря оттенку своих глаз, благодаря своему происхождению. Также я думаю, что твой голос может обладать властью над ними. Знаешь ли, обычные руны, произнесенные жрецом, да и любым другим человеком, они работают слабо, если и вообще работают, особенно против таких существ, как эти. Но есть вероятность, что руны, которые произнесешь ты, будут иметь огромную силу против порождений Пыли. И с твоего позволения, сегодня, я бы хотел в этом убедиться.

— Мне…можно будет говорить? Руны? Мне это запрещено.

— Да, запрещено. Но об этом будем знать только мы, разве нет? Ты, я, и то опасное существо.

— А если…там, тот ребенок, и он все еще жив?

— Не волнуйся, если и есть такая вероятность, то, пережив столь сильный шок, разве он может нести ответственность за свои слова? Для пущей уверенности я взял немного сон-травы, ребенок забудет все, что произошло с ним, как долгий и страшный ночной кошмар.

— Я…надеюсь на это.

— Но, — Падре помрачнел. — Я бы не питал надежды на то, что девочка жива. Ты же меня понимаешь?

— Девочка? — Део судорожно вздохнул. Сколько детей пропало? Падре говорил, что трое, все они были девочками? Сколько им было лет? Трупы находят не сразу, а следы на телах будто от встречи с лесным зверьем. Было ли им больно перед своей смертью? Юноша думал, что от этих мыслей он придет в ярость, но все, что он ощущал, было только страхом.

— Я хотел подготовить тебя, подучить, но ребенок пропал совсем недавно и есть небольшой шанс, что мы успеем его спасти. Потому такая срочность. Я заставлял тебя переписывать руны, чертить в письмах формулы сотни раз, я уверен, что ты их запомнил, даже если тебя о том не просили, — Део вспомнил как просиживал долгие вечера за, казалось бы, бесполезным переписыванием учебников. Падре тогда уверял, что ему самому лень заниматься всей этой бумажной работой, а магистериум требует строгой отчетности. Отправлял ли жрец тогда все эти письма? — Но, я думаю, что все обойдется без лишних действий. Твоя задача, будет определить место скопления энергии, его слабое место, и сразу же сообщить мне. Все остальное сделаю я сам. Максимум, что может потребоваться еще от тебя, так это создание барьера. Через мой ему не составит труда пройти.

— Но я никогда не…

— Я знаю, поэтому я собираюсь тебя немного попрактиковать. В крайнем случае, мы всегда можем обойтись защитным кругом, — Падре, казалось, ушел в себя, он продолжал бормотать что-то, но Део уже не понимал ни слова.

— Господин жрец? — окликнул его тот, старик будто бы очнулся от некого сна.

— Ты просил меня обо всем рассказать, ты уверял меня, что готов. И вот, пришло время, доказать себе это. Попытаться спасти жизнь ребенка и изменить свою. Или же… Уйти. Я не буду спрашивать дважды. После всего, что ты от меня услышал, я прошу дать ответ. Ты останешься со мной, мой мальчик?

Где-то вдали шумел ветер, день постепенно катился к закату. Утром Део переживал из-за тех извинений: перед Элизой, трактирщиком, он был зол и бессилен, он чувствовал тогда, что смирился со своей судьбой. Быть шхуном на побегушках у магистериума. Разве мог он надеяться на что-то еще? Трава на поляне, где сидели они с Падре, была сухая, несколько пожухших цветков еще напоминали о том, что здесь, совсем недавно была жизнь. Так же, как когда-то жизнь была в нем самом. Део жаждал ее, жаждал так сильно, как никогда прежде. Он был готов принять вызов. Он был уверен, что справится.

Жрец протянул свою морщинистую руку, Део, помедлив не больше, чем долю секунды, крепко сжал ее в своей. Да, он останется с Падре. Останется до самого конца.

Глава 7. Жрец и ученик. Падре и Део

Быстро темнело. Если бы Падре не подготовил заранее солнечные камни, вряд ли бы они смогли что-нибудь разглядеть в этом лесу. Почти все попытки Део сделать какой никакой силовой барьер заканчивались неудачей. Жрец сказал, что в этом нет ничего страшного, руны защиты сложны даже для серебряных жрецов. Но юноша все равно был расстроен. Если его народ был таким могущественным, почему эти силы не перешли и ему тоже?

— Не забывай, даже у них не получалось все с первого раза.

Но откуда Падре было это знать? На какое-то мгновение Део поверил в свою особенность, но, сейчас же, у него опускались руки.

— Этим начертим защитный круг, — Падре протянул ему один из мешочков, висящих у него на поясе. — Соль и некоторые другие минералы. С нужными рунами должно послужить хорошей защитой.

— Падре, — голос Део сделался тихим, о говорил почти шепотом. — Я… Я и тут подвел вас.

— Ну что ты! — тот вскинул руки, явно удивившись. — Мальчик мой, то, что ты идешь со мной — вот, что самое главное. А свое обучение барьеров мы продолжим позже. Спешить некуда.

И все же, они потратили впустую несколько часов. А ведь тот ребенок, та девочка, могла быть еще живой. Део был не согласен со своим учителем. Каждая секунда на счету.

В темноте это место казалось еще более зловещим. Жрец шел впереди, слегка освещая дорогу, юноша же старался заглушить свой бешеный стук сердца в груди.

— Тут есть неподалеку дом, — Падре шел осторожно, то и дело оглядываясь на каждый шорох. — Я нашел его не так давно, подходить близко не решался, но я почти уверен, что существо обитает именно там.

— Прямо…в доме? Но зачем?

— Этого я не знаю, возможно ему просто понравилось, или же кто-то предоставил ему эту избушку.

— Разве кто-то мог такое сделать? Дать убежище монстру?

— Мальчик мой, — вздохнул жрец, — Монстры бывают не только из разломов. И за свою недолгую жизнь ты уже мог убедиться в этом.

— Вы думаете это сделал кто-то из деревни?

— Я в этом уверен. Тихо, мы пришли.

Дом, который предстал перед ними, выглядел заброшенным: покосившаяся крыша, сломанные ставни, разрушенный дымоход. Казалось, тут никто не живет уже десятки лет. Правда вот трава возле него была вытоптана, а вокруг… Део пришел в ужас — двор вокруг был усыпан мелкими косточками, юноша надеялся, что это были только кости животных.

— Он у нас не чистюля, — жрец присел и, подобрав одну из таких костей, внимательно ее осмотрел. — Обгладывает начисто. Даже сосет костный мозг. Видимо, местная фауна, пришлась ему по вкусу. Только вот, дети оказались вкуснее.

В доме послышался шум. Део дернулся и сжал в руке мешочек с Карталис Вэйнхе. Падре, в тот же миг, расколол семена Серебрянника, его щелчки громким эхом раздались в мертвом участке леса. Семена этого редкого растения обладают свойствами, похожими на ауру барьера, только намного слабее, но защитить от внезапного нападения все же смогут.

— Я знаю, что ты здесь. И я знаю, что ты понимаешь мой язык, — Део редко слышал, чтобы голос учителя был настолько грозным и громким, такое бывало только тогда, когда тот был очень зол. — Выходи и сдавайся, в таком случае твоя смерть будет менее болезненной, я тебе обещаю.

Где-то с минуту из дома не было слышно ни единого звука, только деревья вокруг шумели своими толстыми ветками. Может быть, они Падре ошиблись, и это был просто ветер? Дом старый, мало ли чего там отвалилось. Но к ужасу Део, дверь слегка приоткрылась. Ярко красные, будто налитые кровью, глаза глядели на них из темноты, странного вида рука водила по косяку и больше ничего не было видно.

— Ты, старикан, не моя кроха, — раздался достаточно звонкий, к удивлению Део, голос. — Ты мне не нужен. Уходи, пока я не загрыз тебя. Ха-ха, старые кости мне ни к чему. Гадкий старик.

У юноши перехватило дыхание, когда желтые глаза посмотрели на него в упор, существо все еще пряталось за дверью, и Део не знал, сколько времени ему понадобится чтобы преодолеть столь короткое расстояние между ними.

— А ты кто такой? — кривые пальцы на его руке, странно вытянулись по направлению юноши. — Ты не выглядишь старым, но ты и не кроха. Ты вкусный? Можно попробовать кусочек?

Део в ужасе отступил назад. Падре, ухватив его за рукав, покачал головой.

— Я не дам ему тебя тронуть, — прошептал он, а после вновь обратился к чудовищу. — Кто такие крохи? Кто тебе их доставляет?

— Хе-хе, какой назойливый старик. Не то, что тот. Нет, глупый старик испытывает мое терпение. Но, — булькающий звук заставил его на мгновение умолкнуть. — Отдай мне то, что рядом с тобой и я отпущу тебя.

— Не тебе ставить условия, отвечай, что ты сделал с девочкой?

— О, с этой крохой, — его глаза ярко блеснули. — Кроха меньше чем остальные, кроха нежнее, чем остальные. Хрум хрум. Ах, какие у нее пальчики. Я как увидел, не смог оторваться. Себе захотел, — дверь открылась шире и появилась другая рука, только вот…

— О боже, — Падре побледнел, света солнечных камней было достаточно, чтобы понять, что руки у существа были разные и то, что все пальцы, они будто бы пришиты к ладони. Разные детские пальчики, даже с ног. Део затошнило.

— Красивые, да? Я сам их сделал. Сделал из тех крох. Я хочу быть похожим на них.

— То есть, как это быть похожим? — Падре пересилил омерзение, охватившее его. Разговор пора было заканчивать, но монстр все еще не желал выходить из своего убежища.

— Глупый старик, хе-хе. Тот, другой, сразу понял. Он знал, чего я хочу. И дал мне это. А ты не даешь и пожалеешь об этом.

— Део, приготовься искать, я почти уверен… — Падре не успел договорить, как существо бросилось на них из-за двери, но семена серебрянника сработали так, как и должны, громкие хлопки отогнали монстра на небольшое расстояние. Существо зашипело и начало плеваться, на мгновение оно, казалось бы, потеряло их из виду.

— Гнусные, гнусные! Из-за вас мои крохи, они могут сломаться!

Теперь им представилась возможность рассмотреть ту тварь. У него имелось несколько рук, все они, были будто плохо пришиты, и вихлялись, будто бы сами по себе. В целом, это существо чем-то походило на тряпичную куклу. Только вот вместо лоскутков ткани на нем была настоящая кожа. Несколько пар ушей, расшитых по всему телу, а единственное, что оказалось нетронутым, так это голова, маленькая, будто высохшая, с красными глазами по середине.

— Део, найди источник!

Но юноша не мог ни на чем сосредоточиться. Его трясло от страха, а к горлу подступала тошнота. Он забыл обо всем, чему учил его Падре всего пару часов назад. Сейчас перед ним была только эта ужасная картина. Так вот почему считали, что трупы несчастных детей были растерзаны дикими животными. Он забирал у них части, которые считал подходящими для себя и, возможно, красивыми. Почти каждый кусок его тела был с чем-то сшит. Это зрелище казалось невообразимым.

— Аааа, — их голоса смешались между собой, Део почувствовал, что его толкнули в сторону, но он так и не понял, кто это был, Падре или тот, из разлома. Он видел неясные вспышки и слышал, как учитель читает защитные руны.

— Део, круг! Черти круг! — его голос, казалось бы, доносился откуда-то издалека, но тем не менее, найдя в себе силы, юноша дрожащими руками развернул мешок и рассыпал его содержимое по земле. Падре тяжело дышал, из его рук сочилась кровь.

— Гнусные! Я вас прикончу! Сожру, разломаю, все, по кусочкам, вам конец! — существо бешено колотило руками о землю, не замечая, как отлетают плохо пришитые пальцы.

Жрец, воспользовавшись передышкой, с силой затряс Део за плечи, оставляя яркие пятна крови на его мантии.

— Не время, Део! Приди в себя! — старик был взволнован, но не напуган, Део не увидел в нем ни толику страха. И этот факт заставил его опомниться, вспомнить о том, зачем они здесь. — Вот так, дыши, давай. Просто взгляни на него, ты меня слышишь, Део? Ответь!

— Д..да.

— Все остальное потом, Део, он почти выдохся. Мы мигом с ним разберемся, но мне нужна помощь!

— Что вы там бормочите себе под нос!? — существо искало их глазами, но они все еще были окружены пеленой защитного барьера. — Аасхар!

Невидимая стена, окружавшая их, покрылась трещинами.

— А, вот вы где, хе-хе. Не спрятаться. Не спрятаться! Я играл в прятки перед тем, как съесть их. Меня научили. Надо считать, мог бы и с вами сыграть. Но я уже вас нашел. Вот незадача, — оно прыгнуло на них, но Падре вовремя оттолкнул Део в сторону, и отскочил сам.

— Давай! — прокричал он, заглушая ветер.

Део впервые задержал свой взгляд на монстре, его ладонь тут же пронзила острая боль, он сделал так, как велел учитель, пустил себе кровь.

— Что это?! — существо стало принюхиваться. — Что это за запах?! Обманщики!!

Он увидел. Део вдруг ясно увидел то, из чего состоит эта тварь. Увидел его насквозь. Каждый шов, каждый мускул, он увидел его маленький, полный зубов рот, увидел его настоящее тело и то, что скрыто под лоскутками детской кожи. У него были свои собственные руки, маленькие и корявые, они прижимали что-то к груди.

— Там, на груди… У него есть еще руки, он держит это.

— Неужели ты? — существо медленно начало подходить к Део. — Да как ты смеешь… Ты!?

Оно не успело договорить, Падре, в удивительно ловком прыжке для своего возраста, повалил его на землю. Део же продолжал стоять молча и не двигаясь. Порез на руке хоть и оказался глубже, чем он рассчитывал, но не это было причиной той тошноты и головокружения, что объяли его. Почему он еще здесь? Что это за существо? Детская кожа, маленькие, липкие от крови, пальчики. Ему сниться сон. Это определенно сон. Падре продолжал валяться на земле с тем монстром, только вот тот больше не двигался. Неужели все кончено? Део присел, обхватив голову руками. Надо стать невидимым и бежать. Надо бежать отсюда. Надо…

— Део, мальчик мой? — руки Падре легко коснулись его головы, парень дернулся. — Все хорошо, ты меня слышишь? Ты справился.

— Оно… Оно мертво? — губы еле шевелились.

— Пока еще нет, но оно уже ничего не сможет нам сделать. Ни нам, никому либо еще, — Падре пытался прикрыть кровь на лице, но у него это плохо получалось.

— Вы ранены?

— Нет, пустяки, просто царапина не больше твоей, — будто бы что-то вспомнив, он быстро начал рыться в нагрудном мешке. — Вот, это заживляющая мазь. Все как всегда, просто слегка будет щипать.

Део, до сих пор с трудом соображая, просто дал жрецу помазать руку там, где был порез. Легкие касания учителя немного успокаивали.

— Вот так, быстро заживет, уже завтра не будет и следа, — Падре говорил с ним как с маленьким. — Я… Не стоило брать тебя сюда, нет, это было настоящим безумием.

Юноша осмотрел место их «битвы»: мятая трава, разбросанные кости, следы разрушенного барьера и щита. На это существо, что лежало неподалеку, он так и не решился взглянуть снова.

— Теперь иди в деревню, слышишь? Тем же путем, как мы сюда пришли. Я дам тебе солнечный камень, его должно хватить. Иди и запрись в доме. Я приду чуть позже и еще раз тебя осмотрю. Део?

— Д..да, мой учитель, — он заставил себя встать, ноги его подкашивались.

— Давай, все позади. Просто иди домой и постарайся поспать, — Падре прикусил губу. — Или же… Воспользуйся зельем-обманкой, как мы это обсуждали. Если ты чувствуешь, что не сможешь. Ты видел сегодня достаточно. Ты взрослый и самостоятельный человек, Део. Я все пойму и не буду держать на тебя зла. Но дороги назад не будет, я заявлю в магистериум, что ты сбежал, не сразу, но я буду обязан это сделать. Тебя будут искать, но я откажусь от покровительства над тобой и все утрясется. С твоими нынешними знаниями ты вполне сможешь найти хорошую работу. Да, это наверняка, — юноша молча слушал то, что говорит ему старик, он все следил за струйкой крови, стекающей по его лбу, жрец обработал ученику руку, а о себе даже не позаботился. Он попросил Падре достать заживляющую мазь и слегка приподнять челку. — Что? Ах это!

Рана и правда не была столь серьезной, но порез был длинный: он начинался на лбу и заканчивался около затылка, из-за запекшейся крови было тяжело увидеть его точные размеры. Но все же, жрец терпеливо ждал, пока тот закончит.

— Я слышу птиц, — тихо проговорил Део.

— Что?

Ответ не заставил себя долго ждать, теперь и Падре это услышал. Легкую свиристель маленькой пташки. Она о чем-то перекликалась с другой, наполняя это мрачное место звуками. Жизнь начинает возвращается сюда.

— Я буду ждать вас в деревне, учитель.

Део развернулся и зашагал в сторону тропы, с которой они когда-то свернули. Свет от солнечного камня постепенно удалялся вместе с ним. Жрец еще долго смотрел ему вслед, а по его щекам текли слезы. Правду ли сказал его ученик? Дождется ли он своего учителя? К своему удивлению жрец обнаружил, что хочет, чтобы это было не так. Пусть в нем не окажется достаточно храбрости и за ближайшим поворотом, выпив зелье-обманку, Део навсегда исчезнет из его жизни. Пусть будет так.

Глава 8. Свободный шхун. Варон и Греттель

Прыщавая служанка поставила на стол четыре чаши темного эля, с полным безразличием она окинула взглядом собравшуюся здесь компанию: обычные доходяги, тут никогда не бывает богатых гостей. Пожелав приятного вечера, она резко развернулась и ушла, полностью позабыв о них. А кампания и правда мало чем выделялась от всех остальных, только вот говорили они намного тише, чем те, кто пришел в харчевню весело скоротать время.

— Обязательно было собираться в столь людном месте? — пропищала маленькая женщина, пытаясь прикрыть свое некрасивое лицо чепцом. — Если нас кто-нибудь услышит…

— Поверь, там, где много народу, безопаснее всего, — заверила ее другая. Она, напротив, вела себя более раскрепощено и уже взахлеб выпила половину из поставленной перед ней кружки.

— Да, но не обсуждать же тут план, — и сильно понизив голос, Пипа добавила. — Ограбления.

— И все же Греттель права, — вставил свое слово маленький человечек, скрестив свои тощие руки. — Тут на нас никто не обратит внимания.

— Ах ты ж подлиза! — девушка хотела ударить его по ноге каблуком, но вместо этого она задела огромный ботинок Дроболя.

— Чтоб тебя! — тот неловко потер ушибленное место рукой, тогда как Пенелопа все еще продолжала огрызаться на Крыса.

— Ах, какие же это помои! — Греттель с силой поставила свой бокал на стол, но тем не менее, в нем почти ничего не осталось. — Как провернем дельце, обещаю, буду пить только самое лучшее!

— Если провернем, дорогуша, — заметил Крыс. — Ты нам так еще ничего толком и не рассказала, в те наши прошлые встречи. Все очень и очень размыто. И, смею заметить, где же наш общий знакомый?

— Да, где этот треклятый демон, — Дроболь каждый раз при его упоминании закипал от злости, он все еще не мог простить ему убийство их главаря.

— Он занимается тем, что ест печень младенцев и пьет кровь девственниц, естественно, чтобы набраться сил для нашей вылазки.

Пипа тут же взвизгнула словно поросенок.

— Ты нам это, не ври, хуже будет, — великан нахмурился, но на самом деле, он так и не понял, шутит ли девушка или нет.

— А что? Я вам должна докладывать о каждом его шаге? Еще чего, — на ее лице мелькнуло легкое раздражение. — Он выполнит свою часть уговора, можете не сомневаться. С нами ему обсуждать больше нечего.

— Не сомневаться в шхуне? — Дроболь фыркнул, но, тут же поймав на себе взгляд девушки, замолк.

— Как я уже сказала, все кто желает с ним поговорить лично, милости прошу. Только пеняйте на себя, если вас постигнет участь Чета, — при упоминании о брате Пипа немного занервничала, эль пришелся, как нельзя кстати. — Он выполнит чуть ли не самую сложную часть нашего плана — отвлечет хозяина дома. А уж после присоединится и к нам.

— Когда мы уже и сами все сделаем? Да уж, — Крыс тоже принялся за пойло, один только Дроболь сидел нахмурившись.

— Никто не сможет отвлечь внимание лучше него, — продолжила Греттель. — Дом, который мы собираемся грабить, хорошо защищен, а никто ведь из нас не желает, чтобы его владелец вернулся туда раньше положенного.

— Раз уж мы заговорили о владельцах, — Крыс подался вперед, обдав девушку терпким зловонным дыханием. — Ты, милочка, умолчала, что дом этот принадлежит Эрдгару Тифу, больше известному в наших кругах, как Зуб.

— Зуб? Тот самый Зуб?! — Пенелопа вскрикнула, так, что несколько соседних столиков обернулись на них.

Греттель засмеялась.

— Да, болит и нарывает этот зуб, сил уж нет терпеть! — а после, понизив голос, добавила. — Да, это его дом. Вы, собственно, и не спрашивали. Я сказала адрес, сообщила, где лежат деньги, а о хозяине дома разговора не было.

— Ты с ума сошла, девка? — Пипа никак не хотела успокаиваться. — Ты хоть понимаешь, во что нас втягиваешь?

— Эрдгар… Кто? — Дроболь явно не понимал, о ком идет речь, тогда как два других его товарища готовы были кусать локти от напряжения.

— Да местный разбойник, главарь нескольких банд, — отмахнулась Греттель, но Пипу уже было не остановить.

— Да он тут чуть ли не самый главный! Это же Зуб! Даже мой братик, мой бедный братик, хотел на него работать, так там не берут абы кого. Он заправляет всем пирсом, мостами и даже имеет свою собственную конюшню на севере города. Местный разбойник, фи! Может ты и не местная, но за время, проведенное здесь, могла бы хоть что-то узнать. Нет, я пас. Это не для меня.

Греттель выглядела все такой же невозмутимой, но так или иначе этот разговор ей начинал докучать.

— Тогда вы, наверное, слышали, что есть у него один наемник, истинный демон, потрошитель, всегда безукоризненно выполняющий свою работу…

— Ты хочешь сказать, что, — шлюха закрыла рот рукой, чтобы вновь не закричать, Крыс же лукаво улыбнулся.

— Это многое меняет, — пробормотал он, не обращая внимания на свою подругу. — Наемник против хозяина. Он знает куда надавить.

— Ну, наконец-то! — девушка весело хлопнула в ладоши. — Поэтому нам не стоит волноваться, Варон сделает все как надо. А вот нам вчетвером, облажаться никак нельзя.

— Этот Зуб, если он такой весь из себя, почему бы ему не найти нас потом? Мы ограбим его перед самым носом, он же не станет закрывать на такое глаза, — Дроболь казался все еще неуверенным, голова его кипела от всяческих мыслей.

— Значит мы принудим его их закрыть. Навсегда.

На некоторое время за столом воцарилось молчание. Греттель понимала, что напарники из них не ахти-какие, но времени искать других не было. Варон и так хотел все сделать в одиночку, но девушка слишком хорошо знала его, чтобы допустить такое. Знала их обоих. Поэтому она и уговорила любовника собрать некую «шайку». Правда вот, все заботы на этот счет, тот возложил на ее хрупкие плечи.

— Я с этими остолопами не хочу больше встречаться ни в жизнь, — это было последнее, что сказал Варон, после того, как они закончили обсуждать план, и Греттель пришлось с этим смириться.

— Я хотела вам сообщить, что медлить больше нельзя. Другого такого благоприятного случая нам может и не представиться. Начинаем послезавтра. Как зайдет солнце.

— Так скоро? — казалось бы, Пенелопа наконец успокоилась, но теперь же ее опять обуяла сильная дрожь.

— Ну а что? Все приготовления закончены. Осталось только скоординироваться и действовать. Но помните, что малейшая оплошность может стоить нам больших денег!

— Или даже жизни, — заметил Крыс, и его друзья нервно перекинулись взглядами.

— Неужели я и правда имею дело с такими трусами?! — Греттель начала выходить из себя. — Разве не вам нужны были деньги? Без Чета вы подохнете с голоду! И кто знает, может быть далеко не голод станет причиной вашей скорой смерти.

— Это что, угроза? — Дроболь нахмурился, казалось, их и без того хрупкие отношения трещали по швам.

— Я вам рассказала столько информации, что вряд ли вы не проболтаетесь кому-нибудь из своих знакомых через неделю или же две. А там недолго и до того, что об этом узнает и сам Зуб, да и вся его свора! Кто из всех нас попадется бандитам первый? И как долго он сможет держать язык за зубами? — Греттель обвела взглядом собравшуюся компанию, все так же поочередно посмотрели друг на друга, понимая, что доверять тут особо некому. — Поняли теперь? Мы с Вароном, если что, слиняем отсюда, а вот вам податься особо некуда. Так что решайте: или быть с мешком денег где-нибудь на ближайшем судне из города, или остаться здесь и ждать своей неизбежной участи?

— Глупая девчонка! Раз мы тут, то значит, что давно уже все решили, — Пенелопа ярко сверкнула своими зелеными, как изумруды, глазами. — И не надо заговаривать нам зубы!

— Ну, раз мы все здесь такого мнения, так слушайте внимательно, — Греттель достала из-за пазухи нарисованную углем карту, они видели ее не раз, вносили много помарок, но девушке хотелось, чтобы их замысел отпечатался у сообщников в головах. — Послезавтра, как зайдет солнце, мы встречаемся на Старой Мостовой, прямо напротив дома Эрдгара Тифа. К тому времени, Варон уже должен будет закончить со своей частью. Зуб и его свита будут отвлечены, у нас же останется в запасе около часа, чтобы все провернуть. Я сниму некоторые защитные руны с дома, а Крыс, тем временем должен будет взломать замок с задней калитки. Механизм сложный, но мы давали тебе похожий неделю назад, ты смог разобраться?

— Было нелегко, но да, смог, — Крыс задумчиво почесал подбородок. — Если там похожий замок, то я справлюсь.

— Вот и отлично! После этого останется только открыть парадную дверь, но мы уже позаботились об этом, — девушка помахала небольшой связкой ключей. — Если Зуб не меняет замки каждый месяц, то все пройдет легче некуда, — кампания немного оживилась от такого известия. — Пенелопа, на тебе псы, помнишь? Ты тренировалась в метании ножей?

— Н-да, попадала в крыс и бродячих кошек с более чем тридцати футов, в собак еще проще, — она судорожно облизала губы. — Но ведь дело тут не только в сторожевых псах?

— Да, ты права. Выцеливать нужно будет каждого, кто подойдет к дому, горы трупов не обещаю, но лишняя безопасность нам не помешает. Займешь место прямо возле главных ворот, ну или выберешь сама по ситуации. Важно только то, чтобы в зоне твоей видимости была вся близлежащая улица. К слову, фонари гореть не будут, тебе придется действовать в полной темноте.

— Не впервой, — хмыкнула та. — Ведь там, где я работаю, в основном только ночные смены, — Крыс подавил смешок, за что тут же был вознагражден кривой улыбкой от шлюхи.

— От меня требуется ломать только двери? Я все думаю, что подойдет лучше, молот или топор? Если двери деревянные, я бы предпочел взять второе, — Дроболь щелкнул костяшками своих огромных пальцев.

— Бери, что душе угодно, главное, чтобы ты смог этим махать, — на мгновение девушка задумалась, говорить ли ему о том, что на самом деле потребуется от силача, но все же, решила смолчать. После она продолжила. — Скорее всего придется ломать столы, шкафы и все такое, к чему у нас не будет подходящих ключей. За стены я не ручаюсь, но на всякий случай я раздобыла нам взрывной порошок.

— Взрывной порошок?! Девочка, ты хоть знаешь, как им пользоваться? — Крыс беспокоился не зря, в неопытных руках эта штука может быть очень опасной.

— Эта девочка умеет работать с рунами, а ты спрашиваешь про какой-то там порошок? — Греттель понимала, что их замысел держится почти что на одной удаче, но если все получится, если все пройдет так, как надо…

— Значит у нас ровно час на то, чтобы забрать деньги и успеть смотаться с острова?

— Ну, чуть больше или меньше. Унесем все, что найдем в доме ценного. Но помните, главная наша задача так это проникнуть в личный кабинет Зуба, я уверена, что почти все свое золото Эрдгар хранит именно там.

— Надейся, чтобы это было так. Иначе вслед за стенами, я сломаю и твою голову тоже. И дружку твоему, если тот все же решит объявиться, — Дроболь выглядел очень сурово, но девушка не могла не улыбаться, глядя на его большое, слегка туповатое лицо.

— Я и не сомневаюсь. Ну, а теперь к деталям.

До самого вечера они обсуждали свой план, вдаваясь в мельчайшие его подробности. Хоть Греттель и обещала больше не притрагиваться к здешнему пойлу, но к концу разговора, их стол оказался завален пустыми бокалами из-под дешевого эля.

Из-за стола девушка поднялась последней, затекшие ноги ее плохо слушались, а в бордель возвращаться совершенно не хотелось. К тому, же в последнее время Греттель там не были рады: клиенты постоянно жалуются на ее несговорчивость, маман постепенно снижает цену, а сама же шлюха готова придушить их всех своими собственными руками. Может быть удастся уговорить Варона взять ее к себе насовсем?

— Ва-рон, — прошептала она, прислонившись к ближайшей стене. — Не смотрите честны девицы в шхуновы глаза…

Честны девицы, чтоб их. Легко ли быть честной, когда собственная мать продает тебя богатому толстосуму?

С самого детства Греттель учили, что нет никого опаснее беловолосых демонов: они могут ограбить тебя, похитить или даже убить. Но кто бы мог подумать, что спустя столько лет, шхун окажется чуть ли не единственным, готовым принять ее, выслушать и спрятать на какое-то время ото всех бед, что свалились на голову напуганной девушки.

Варон. Она могла часами рассматривать его шрамы, но тот никогда не говорил, как и при каких обстоятельствах они достались ему. Шхун вообще не так много разговаривал, он в основном слушал. И все же, девушка чувствовала, что они были чем-то похожи. Правда вот кожа Греттель даже после стольких лет оставалась безупречно белой: никаких тебе ссадин, порезов, а синяки и вовсе проходят со временем, если, конечно, знать, куда бить.

Отпраздновав свой одиннадцатый день рождения, Греттель и подумать не могла о таком подарке. Она всегда обожала лошадей: ее комната была увешена неумелыми рисунками наряду с копиями полотен настоящих художников. Вот это Персик, а это Апельсинка, девочка любила называть лошадей именами всевозможных фруктов или ягод. Мать достаточно скептически относилась к этому ее увлечению, но тут она превзошла саму себя.

— Мне подарят пони? Настоящего пони? — Греттель была готова прыгать от счастья, в то время как женщина продолжала сохранять на лице свою привычную маску безразличия.

Правда ли она была так спокойна в тот день? Мать Греттель никогда не была эталоном родительской любви: не было всех этих сказок на ночь или совместных прогулок. Если они и разговаривали между собой, то только об успеваемости девочки или о погоде. Казалось бы, она совершенно не знает, как обращаться со своей же собственной дочерью.

Находясь же наедине, за стенами своего огромного двухэтажного дома, между этими двумя прокладывалось еще большее недопонимание, которое в скором времени, переросло в безразличие. Но то, что она совершила… Нет, то, чему она способствовала свершиться — этому нет никакого оправдания.

— Подарят, если будешь себя хорошо вести, — женщина попыталась убрать выбившийся с прически дочери золотистый локон, но сделала это настолько неумело, что слегка поцарапала ее своим длинным ногтем. — Если будешь слушаться и покажешь себя с наилучшей стороны. Тогда можешь выбрать любого пони, какого только пожелаешь.

— Ох, я буду просто идеальной девочкой! Дядя Эд всегда меня хвалит, стоит мне только правильно держать вилку за столом, так он уже рассыпается в комплиментах.

— Дядя Эд? При нем его лучше так не называй.

— Отчего же? Он сам меня попросил. Куда лучше, чем это занудное Эрдгар. Иногда он даже разрешает обращаться к себе Эдди, ну, не старый ли дурак?

— Я запрещаю тебе так о нем говорить, — на лице женщины промелькнула злость. — И будет лучше, если ты все же станешь называть Эрдгара, согласно его положению в обществе. Он, как никак, владелец здешних земель.

— Ради собственной лошади я могу называть его хоть Иерихат-халом! — звонко засмеялась та. — Когда выезжаем, мама? Мне не терпится вновь побывать на том большом ипподроме.

— Побываешь, но в этот раз без меня, — она слегка отвела глаза, неужели ей стало стыдно? — У меня вновь начались мигрени, и я плохо сплю, а с моей ужасной морской болезнью поездку на корабле я и вовсе не перенесу. Возможно, я подъеду туда, но немного позже. Ты же достаточно самостоятельна, чтобы добраться без меня? По приезду тебя обязательно встретят, а компанию в дороге тебе составит наша служанка Энни.

— Ты не поедешь, мама? — Греттель очень удивилась, раньше она никуда не отпускала ее одну.

— Я сказала, что, возможно, присоединюсь после. Ты уже достаточно взрослая, а любезного мистера Тифа мы обе хорошо знаем. К тому же, я думала, ты будешь не против провести остаток каникул на свежем воздухе. Если что-то не так я могу все отменить, я… — она попыталась встать, но Греттель с силой ухватила ее за рукав ее роскошного платья.

— Я поеду, мама. И буду примером для подражания. Пусть Энни приготовит мне мое голубое платье, мне кажется оно самое лучшее, в нем я даже на лошади смотрюсь, будто с картинки, — Греттель хихикнула. — Это будет мой самый лучший подарок на день рождения!

— Главное, веди себя хорошо, и…

Слушайся мистера Тифа. Слушайся, когда он попросит открыть тебя дверь в свою спальню. Слушай его, когда он будет заставлять тебя делать все те гнусные вещи. Не жалуйся, не кричи, будь всегда чистой, послушной, а если попытаешься сбежать, станет только хуже. Слушай его внимательно и исполняй все его прихоти. Его и его друзей. Слушай, как кричит старушка Энни, пока они убивают ее, и режут того пони, что ты выбрала себе на день рождения. А ведь тебя предупреждали — не пытайся бежать.

Множество людей видели маленькую избитую девочку в том доме, и все они знали, что там в действительности происходит, так почему же это никто не прекратил?

Однажды Греттель заснула прямо в саду, почти голая, побитая, у нее не было сил, чтобы добраться хотя бы до собственной кровати. Там он ее и нашел. Она видела, как шхун смотрел на нее своими красными глазами. Ей было страшно, но сил сопротивляться у нее совсем не оставалось. Тогда юноша поднял ее на руки, предварительно накрыв своей чистой рубашкой, и отнес прямиком в спальню.

Там он сразу же дал Греттель какое-то лекарство. Шхун все делал молча, ведь по-другому и нельзя было, он же прокляторожденный. А она все никак не переставала плакать. Его красные глаза смотрели просто: без жалости и без какой-либо злости, это было полное безразличие. Но то, что этот юноша сделал, нельзя было назвать таковым. Вряд ли он исполнял приказ Эрдгара, но тогда зачем он здесь? И почему его тело все в шрамах? Когда он снял свою рубашку, этого нельзя было не заметить. И именно в тот день возможные страдания другого человека, пусть даже и шхуна, на время заглушили ее собственные.

После того случая, она больше не видела своего безмолвного спасителя. Да и Эрдгар через некоторое время также исчез. Мать же приехала немногим позже, как и обещала. Она ничего не сказала, просто собрала вещи в дорогу, заплела волосы и помогла своей дочери одеться. На следующий день они сели на корабль, что отплывал с острова.

Мать Греттель не спрашивала ни о том, как прошли эти две недели, не интересовалась где Энни, или же откуда взялись столь ужасные синяки. Да и Греттель сама не желала ни о чем таком говорить. Девочка тогда уже понимала, что мать скорее всего была в курсе, куда и зачем отдает свою дочь. Только вот, истинная цена этого поступка всплыла только через несколько лет.

В тот раз, во время очередной ссоры женщина кричала, что всеми деньгами, которые у них сейчас есть, этим домом и роскошными нарядами, они обязаны именно благодаря ей. И что если бы Греттель имела чуть больше мозгов и вела бы себя как положено, то все прошло бы намного лучше. И то, что Эрдгар действительно собирался на ней жениться.

Греттель была крайне удивлена, когда осознала, что этот звук, слегка хлюпающий звук густой крови, вперемешку с осколками черепа, может доставить ей такое удовольствие. Сначала она хотела просто толкнуть эту женщину, но потом этого показалось мало. А рядом еще лежали эти любимые мамины часы: от и до украшенные драгоценными камнями, в них даже стрелки были из настоящего золота.

Она так и оставила свою мать распростертой на липком полу, с воткнутым в голове украшением. Слезы лились рекой, но именно тогда Греттель и почувствовала желанное облегчение. Для себя она также решила, что убийство Эрдгара Тифа принесет ей еще большее удовлетворение. Только вот сделать это она должна это сама. Своими собственными руками.

Несколько месяцев она пряталась у своего двоюродного брата, он в то время работал в магистериуме, и у него-то Греттель как раз и научилась пользоваться некоторыми несложными рунами. Но вскоре, тот начал позволять себе слишком многое. И тогда девушка решила, что пора. Прихватив с собой кое какие его личные вещи, она покинула осточертелый дом.

Выйти на Зуба ей не составило труда, на острове его знало слишком много людей, а найти общий язык с некоторыми из них для Греттель было проще простого. Она сразу поняла, какое положение он занимает в городе, что у него есть связи в местном управлении и даже в магистериуме, также она разузнала, что в последнее время он редко покидает остров, то ли решил частично отойти от дел, то ли заимел какие-то проблемы со здоровьем. Точную причину вряд ли знал кто-то еще, помимо самого Зуба.

Около полугода она обдумывала, как бы к нему подступиться: Эрдгар редко покидал пределы своего особняка на Мостовой, но с некой периодичностью он отправлялся поближе к морю, на ту самую злосчастную ферму. Она могла бы проникнуть туда под видом какой-нибудь служанки, но риск, что ее опознают, был слишком велик.

Хоть и прошло уже немало лет, Греттель почему-то казалось, что как только она пересечет порог того особняка, кто-нибудь да непременно скажет: «Да это же та маленькая дурочка, которая хотела пони на свой день рождения!» От таких мыслей у нее кровь стыла в жилах. Нет, ее не могут помнить, она же была не единственная? Или же…

Пытаясь всячески проникнуть в жизнь мистера Тифа, Греттель в скором времени узнала о существовании некоего наемного убийцы, его правой руке, верного пса, готового разодрать любого по приказу хозяина. Только вот по словам некоторых людей, этот пес иногда все же срывался с цепи.

— Не знаю, чего Зуб его держит, прибил бы давно, да и дело с концом.

— Говорят этих было несколько, ну, шхунов, так тот всех поубивал какой-то магией. Кто знает, может он и Зуба уже своими чарами приструнил. Из него хороший наемник, только вот шхун, он и есть шхун. От таких как он, только и жди, что ножа в спину.

— Они вроде как друзьями были. Эрдгар для него все равно что отец, да разве из шхуна что-нибудь вылепишь? Вот его дурная кровь и рвется наружу. Он убивать стал уж больше для себя, а старик за ним все подтирает, уж не знаю, для чего ему это.

Шхун — сторожевой пес Зуба. Сомнений в том, что это был тот самый юноша из особняка почему-то не было. Он ей снился так часто: его непроницаемое лицо, холодный взгляд красных глаз, и та забота, с которой он унес ее с того сада. Греттель было просто необходимо его найти.

К своему удивлению, она обнаружила, что о шхуне тут знают даже больше, чем о его хозяине: он любит выпить и не прочь сыграть в кости, проводит много свободного времени в тавернах, в особенности в компании молодых девушек. На него нет никакой управы, и людям как-то приходится мириться с его обществом.

Для встречи с ним Греттель и устроилась в бордель. Ей не пришло на ум ничего лучшего, но, как и ожидалось, все прошло именно так, как она и задумывала. Девушка сначала было решила не говорить шхуну о своих замыслах, а пытаться, как и всегда, потихоньку выведать нужную ей информацию. Но отчего-то, в ту самую их первую встречу, в старой, пропитанной различными запахами комнате, она все сделала по-другому.

Греттель не рассказала причину того, почему она хочет убить Зуба, но остальные слова лились из нее бурным потоком, который девушка никак не могла остановить. И с чего она решила, что шхун будет ее слушать? Что ему стоит убить ее прямо здесь и сейчас, ведь она столько гадостей наговорила про его хозяина, угрожает расправиться с ним, и даже имеет наглость просить у наемника помощи.

Варон тогда никак на это не среагировал, а лишь попросил исполнить то, зачем он здесь. Он грубо взял ее. Потом еще. А после ушел и не появлялся несколько дней. Все это время девушка думала, что ей конец. Она боялась каждой тени в переулке, любого неясного шороха, она так редко покидала стены борделя, но даже они не казались ей такими уж безопасными. А потом он пришел вновь. Остальные шлюхи выдохнули с облегчением, когда узнали, что шхун просит именно Греттель. А маман с пол часа всячески плясала по ее комнате, пытаясь приодеть и покрасивее причесать девушку.

— Ты не смотри на этих вертихвосток, Варон очень богатый клиент и всегда платит вовремя. Вовремя и много. Так что будь хорошей девочкой.

Будь хорошей девочкой. Это ли не девиз всей ее бесполезной жизни? В этот раз шхун выразил желание, чтобы она поехала с ним. У нее сердце ушло в пятки, вот оно, вот и ее конец: сейчас он отвезет ее к Зубу, и они вместе посмеются над ней перед тем, как отправить к ее матери, в ад.

Там, в карете, она попыталась было еще раз заговорить с ним о Зубе, но тот приказал не затрагивать эту тему и всю оставшуюся дорогу делал вид, что ее не замечает. Греттель тоже пыталась не смотреть на него, и чтобы хоть как-то отвлечься она решила спеть песенку, которую услышала однажды в детстве. Мелодия была немного грустная и имела простой мотив, но чем-то нравилась девушке. Шхун слушал молча, он не просил ее замолчать и никак не прерывал ее тихое пение.

В тот раз опасения Греттель не оправдались. Шхун и после брал ее с собой просто покататься по городу, иногда показывая некоторые особенно полюбившиеся ему места. Постепенно она узнавала о Вароне больше, например, то, что он не любит в напитках лед, или, что боится спать в полной темноте. Какие книги ему нравятся и что предпочитает на завтрак. За всем этим она начала забывать, каким может быть наемный убийца. А он в один день решил ей это напомнить.

— Пожалуйста, прошу вас, — мужчина в страхе сполз по стене. — У меня есть деньги, много денег! Я отдам вам столько, сколько захотите!

— Дело не в ваших деньгах, — Варон крутил в руке нож, словно играя. Он всячески пытался показать, что ему это все совершенно безразлично, — А в том, что вы связались не с теми людьми.

— Вы про этих матросов с материка? — блеял тот, краем глаза пытаясь найти пути к отступлению. Но шхун завел его прямо в тупик, если и можно было вырваться с этого узкого переулка, то только через наемника. — Я что, я знал, что ли? — вдруг он заметил Греттель, она стояла неподалеку, глядя огромными круглыми глазами на происходящее. — Девушка! Девушка, позовите кого-нибудь. Он же меня сейчас убьет! Прошу!!

Варон повернулся к ней, на его губах промелькнула легкая ухмылка.

— Да, девушка, чего же ты там стоишь, помоги ему, — дружелюбно сказал он, а сам протянул нож, держа его за холодное острое лезвие.

Греттель недоумевающе посмотрела на мужчину, плачущего у стенки. Это какая-то проверка? На дрожащих ногах она подошла к Варону и взяла у него кинжал.

— Нет, вы что, девушка! Вы с ума сошли!? — его голос уже скорее напоминал поросячий визг, но по одобрению в глазах шхуна, она понимала, что делала все правильно.

— Чего ты ждешь? Докажи, что настроена серьезно.

Греттель крепко сжала нож обеими руками. Она уже делала это однажды. Убивала человека. Это не так сложно, как кажется, тело довольно хрупкое, стоит лишь немного надавить.

— Нет, нет! Не делай этого! У меня семья есть. Дети! Дочурка, прямо твоего возраста, и помладше тоже есть. Зовут Кейтлин. С косичками до пояса. Прошу тебя, — он сел на землю, сжимаясь в темный зловонный комок.

На секунду девушка вдруг замерла. Она стояла в нерешительности, зная, что если она не сделает этого сейчас, то все будет напрасно. Весь этот переезд на остров, работа в борделе, знакомство с Вароном. Вряд ли он захочет ей помогать, понимая, какая она трусиха.

— П..простите меня, сэр, — Греттель старалась смотреть куда-то вниз. — Иначе никак.

Она замахнулась ножом, уже готовая нанести удар, как вдруг Варон резко схватил ее за руку, так и не позволив завершить задуманное. Мужчина плакал, глядя на эту странную парочку, в луже собственной мочи.

— Спасибо, спасибо вам, — бормотал он, вытирая слезы и сопли грязным рукавом. — Я отдам вам столько золота, сколько…

— Я уже говорил, — холодно перебил его Варон. — Дело тут не в деньгах, — и далее, без всяких раздумий, он схватил его за волосы и перерезал горло.

Мужчина схватился за шею, пытаясь остановить хлынувшую из нее кровь, он как будто бы, так и не понял, что именно сейчас произошло. Через пару секунд он был уже мертв.

Греттель тут же вырвало. Не от того, что она увидела кровь или же смерть, ее стошнило скорее от волнения, ведь именно она собиралась убить этого мужчину. Она сделала бы это, обязательно сделала, если бы шхун ее не остановил.

— Пойдем, — сухо сказал Варон, направляясь обратно к ожидающей их карете.

— П..почему? — девушку слегка трясло, она с трудом могла говорить.

— Почему я не дал тебе убить его? — переспросил Варон. — Ты хоть видела, как держала нож, дуреха? Да еще и замах взяла прямо в голову, это тебе не дрова колоть.

Греттель еще какое-то время смотрела вслед его удаляющейся фигуре. Выходит, она все-таки прошла проверку? И теперь Варон ей поможет? Надо всего лишь пойти вслед за ним.

И она пошла. И до сегодняшнего дня Греттель еще ни разу не пожалела о принятом ею решении. Этот шхун поможет ей отомстить Зубу за то, что он когда-то сделал. Ну а потом… Пойдет ли она за Вароном вновь? Ну, а, впрочем, что ей еще остается?

Глава 9. Свободный шхун. Варон и Греттель

— В чем такая спешка, Варон? — тучный на вид мужчина, грозно взглянул на вошедшего, прервать такой приятный вечер, в кругу его давних друзей, может только по-настоящему важное дело. — Объясни мне, иначе я никуда не поеду.

— Не здесь, — парень окинул взглядом игроков в кости, сидевших за столом в прокуренной ложе, тут была и Ванесса Дофлин, и Игор Траум, Петер — весь богатый сброд этого забытого богами городишки.

— Смотри-ка, твой цепной пес нам не доверяет, — хмыкнул Игор, раскуривая дорогую сигару. — Глазенки-то так и светятся.

— Ах! Я же просила не пускать сюда этого…этого, — Ванесса поморщила свой маленький напудренный носик. — Этого выродка. Узнают, что я была в одной комнате со шхуном, так потом слухов не оберешься.

— У меня желания находиться здесь, куда поменьше вашего, — огрызнулся Варон, удостоив ее уничтожительным взглядом.

— Ах, Эрдгар, надень на него намордник! — взвизгнула та, сделав вид, что прячется за своей шелковой шалью.

— Да, старина, убери его. Иначе придется позвать стражу, и не важно, что этот выродок твой наемник, — Петер грозно засучил рукава.

— Мой лучший наемник, — устало проговорил Зуб, поднимаясь из-за стола. — Глупо было бы терять хороших парней из-за такого вот пустяка, — он поцеловал руку Ванессы, и поклонился двум другим своим знакомым. — С Вароном я разберусь лично, а теперь же, прошу меня извинить.

Оказавшись снаружи, Зуб тут добавил.

— Тебе не сойдет с рук эта выходка, если там действительно что-то незначительное…

— Я бы вас не отвлек по пустякам, — Варон открыл ему дверь в экипаж и, подождав пока тот устроится, зашел с другой стороны. Он сразу же приказал кучеру тронуться. — Старая мостовая!

— Мостовая? Что-то с моим особняком? — Эрдгар немного нахмурился, он рассеяно смотрел в окно и на сменяющийся по дороге пейзаж.

— Попытка ограбления, — заметив вопросительный взгляд своего хозяина, юноша поспешил добавить. — Всех грабителей поймали, двое мертвы, один ждет вашего присутствия для допроса.

— Значит ограбление, — проговорил Зуб, словно смакуя эти слова на вкус. — Они что, не знали чей это дом? Какие-нибудь дилетанты?

— Точно неизвестно. Сначала охранный голем, а после и ваши люди — все сработало, как надо. Дело осложнилось лишь тем, что один из грабителей был знаком с рунами, у них даже могло получиться.

— Руны? Значит кто-то из магистериума, — Зуб снова нахмурился и со скучающим видом уставился в окно.

— Выходит, что так. Их целью было ваше золото и разные ценные бумаги, по крайней мере так говорил выживший разбойник, — Варон пытался не выдавать своего волнения, если все прошло согласно его плану, то дело осталось за малым.

— А ты был там? Когда? — Зуб достал свой блокнот из нагрудного кармана, и что-то быстро туда записал.

— Около часа назад, — соврал он. — Я отправился сразу к вам, как только убедился, что в доме безопасно.

— Кто-нибудь там еще остался? Охранять того выжившего ублюдка? — Зуб о чем-то усиленно думал, его лысеющий лоб немного вспотел.

— Да, кое-кто из вашей личной стражи, я приказал оставаться на месте и ждать нашего с вами прибытия.

— Да, ты правильно поступил, — он убрал блокнот, и откупорил позолоченную фляжку, из которой тут же донесся резкий аромат спирта. Не раздумывая, Эрдгар хлебнул. — Не желаешь? — Зуб протянул напиток и своему наемнику, но тот вежливо отказался.

— Сейчас не время, — на самом деле Варон был бы не прочь немного выпить, но он действительно хотел сохранить свежую голову.

Зуб вдруг рассмеялся, сотрясаясь всеми своими подбородками, в такие моменты он представлял собой действительно отвратительное зрелище.

— Нет, ну ты видел их рожи? — начал он, так и не прекратив хохотать. — Игор чуть с кресла не вывалился, когда ты вошел. А Петер, хоть и корчил из себя невесть кого, а у самого руки тряслись, словно у пьяницы. Ну ты и задал им жару! На самом деле, если б не их деньги, они бы давно лежали где-нибудь на дне, с камнем, привязанным к их жалкой шее.

«Как и ты, мой дорогой Эрдгар». Но вслух Варон ничего не сказал. Он знал, что тот любит в конце недели собраться в прокуренном кабаке, вместе с такими же богатыми ослами, как и он сам. Там они обсуждали последние новости и проигрывали друг другу в кости целые состояния. Но самое главное то, что они там пили. Много пили. Варону потребовалось следить за расписанием хозяина не одну неделю, прежде чем выбрать идеальный день для осуществления своего плана. И сейчас, когда они уже почти подъехали к особняку, шхун был уверен, что сделал правильный выбор. ...