Ломтев Валентин Снег и Сера

* * *

Пролог

Горбатая уродливая фигура в свете мутных окон прошмыгнула по тёмному переулку. В это время года становилось холодно, но даже преждевременным морозцем нельзя было извинить то обилие тряпья, что несло на себе нечто, пробирающееся сквозь тьму. Из-под плотно надвинутой, сшитой из кожаных лоскутов шапки высовывался побитый коростой крючковатый нос и глядела пара глаз с ненормально красными белками и огромными мешками под ними. Фигура остановилась перед широкой дорогой, на которую выходил проулок, и принюхалась. Она водила носом из стороны в сторону, по-крысиному вращая головой.

Через дорогу находился трактир, из него доносились звуки дешёвой фальшивой музыки и крики пьяных посетителей заведения. Человек-крыса быстро перебежал набитую колею, как будто в такое позднее время по ней мог мчаться экипаж, способный задавить незадачливого пешего.

Фигура остановилась около дверей в таверну и снова принюхалась. Узнав знакомый запах, человек ещё более сгорбился и прошмыгнул внутрь. В зале было многолюдно, на ближайшем к стойке низком столе с толстыми ножками танцевала в такт старинной песне, над которой так последовательно издевался местный оркестр, девушка. Ей определенно нравилось её занятие. Она зазывно покачивала бёдрами, стреляла глазами в подбадривающих выпивох и картинно закидывала голову, возбуждая фантазию посетителей чёрной кудрявой копной волос, аккуратными чертами лица и тонкой белой шеей. Танцовщица обладала средним ростом, небольшой высокой грудью и стройными ногами. Талии у неё не было, что, однако, не мешало ей извиваться с кошачьей грацией. Девушка выполнила пирует, обвела посетителей жадным взглядом миндалевидных тёмных глаз и облизнула пухлые губы, чем вызвала одобрительный гул толпы, состоящей из мужчин с тёмной кожей, отливающей красным оттенком. Многие из присутствующих имели черные волосы, но беглый взгляд выхватывал и практически седых мужчин. Хотя последним тоже было не более сорока лет от роду. Этот народ назывался чинис, и они являлись обитателями гор. Серных гор, если быть точным.

Ближе всего к девушке, спиной к стойке хозяина, на небольшом табурете в виде льняного цилиндра, набитого хлопком, сидел мужчина в красном плаще и широкополой шляпе на манер знати с запада. Он был хорошо сложен, и, хоть под одеждой не бугрились мышцы, ни у кого из присутствующих не возникало сомнения, что обладатель столь широких плеч может поднять даже самого большого из смутьянов и выкинуть в окно. На мясистом носу у него красовались круглые очки по образу тех, что использовали старые западные монахи, бесконечно переписывая священное писание. Только стёкла у них были оранжевые и оставляли сомнение у присутствующих, видит ли что-либо через них мужчина. Светло-соломенная шевелюра выбивалась из-под шляпы, шла шикарными бакенбардами по щекам и заканчивалась под подбородком, а усы были гладко сбриты.

Именно к нему, перебегая от стола к столу, пробирался сгорбленный человек в лохмотьях. Обогнув стол, где отплясывала девушка, он подковылял к мужчине в красном со спины.

— Они идут, — быстро писклявым голосом проговорил человек в тряпье. — Они идут, господин Нибрас. Они прошли драконий перевал. Они скоро будут здесь.

— Я тебя умоляю, Сабнак, — спокойно отозвался Нибрас. — Успокойся.

— Господин, — снова пропищал собеседник и затрясся, что свидетельствовало о его тихой панике. — Снег скоро пойдёт и закроет нас вместе с ними в Серных горах.

— И что? — безразлично ответил тот.

— Надо уходить!

— Никуда я не уйду, здесь весело, — кивнул на толпу наблюдавших за женщиной выпивох мужчина.

— Но… — хотел возразить человек в тряпье.

— Ты думаешь снег закроет меня с ними в одной долине? — Нибрас блеснул глазами над сдвинутыми на нос очками. — Это их со мной закроет в одной долине. А пока скройся с глаз до утра.

Сабнак пропищал какое-то проклятье и направился на кухню трактира. Пока двое мужчин разговаривали, женщина совсем вошла в раж: сняла верх платья и манила зрителей голыми плечами и странной татуировкой, похожей на страницу книги, на спине. Один из чинис попытался приблизиться к танцовщице, но невесть откуда появившийся длинный и узкий клинок в руках Нибраса уперся в пол перед его ногами.

— Прости, — сказал с угрозой человек в красном плаще. — Ты можешь смотреть, но эта женщина моя.

Чинис зло глянул на мужчину и возвратился к своим товарищам. Градус накала страстей продолжал нарастать. Когда женщина обернулась к зрителям, скрывая грудь исключительно одной рукой, толпа ахнула, и в Нибраса полетела кружка. Мужчина в красном плаще легко вскочил на ноги и увернулся от импровизированного снаряда.

— Ну что ж! — крикнул он. — Понеслась!

Сквозь полупрозрачные окна трактира были видны мечущиеся тени, кричала женщина, орали мужчины, звенела сталь…

Глава 1. Запоздалый переход

Ещё до первого снега путники достигли предгорий Серных гор. Ашая, коренная жительница этих мест, представительница народа под названием чинис, одна из наследниц древнего рода, постоянно подгоняла остальных путников. Она опасалась, что как только пойдет снег, то перевалы скроются под непроходимыми шапками, и тогда им придётся зимовать в предгорьях, вдали от уютного тёплого дома с обслугой, и под постоянным риском быть атакованными бандитами.

Путешественники сидели у огня, тень от пламени танцевала на тёмно-красной коже Ашаи и оттеняла мелкие рожки у неё на лбу — знак больших достижений в магии серы и пламени. Девушка постоянно задирала голову вверх, позволяя тёмным, как смоль, волосам колыхаться на ветру, и высматривала созвездия, пытаясь вспомнить, что она учила о путевых звёздах, а также определить, как долго им идти до перевала.

— Не волнуйся, — попыталась успокоить её Олетта. — Северный перевал, насколько я помню из разговоров отца, не единственный. Купцы также пользуются при необходимости Восточным и Западным.

Ашая взглянула на Олетту. Та была не в пример выше мага серы и пламени и гораздо складнее. Под надетой на Олетту дублённой кожей, утеплённой мехом, скрывались, подчёркнутые походным корсажем, точёные бока, широкие бёдра и пышная грудь. По сравнению с ней у Ашаи была фигура ребёнка с большой взрослой головой. Головой с огромными тёмно-карими глазами, маленьким прямым носом, слегка впалыми щеками и немного выпуклыми губами.

Олетта тоже имела темно-красный цвет кожи и чёрные волосы, но не была уроженкой Серных гор. Она обладала зелёными глазами, как у жителей болот на востоке, прямым аккуратным носом, слегка выдающимися скулами и пухлыми алыми губами. Девушка долгое время путешествовала с человеком, которого считала своим отцом. Тайна её происхождения терялась где-то на западе, вперёд вели сны вперемешку с воспоминаниями о прошлой жизни. Она была твердо уверенна, что в следующем году на западе найдет знания о своем происхождении.

— Западный перевал обычно заносит через пару недель после Северного. Если мы не успеваем к Северному, то и к Западному не успеем. Восточный обычно держится луну, после того как остальные дороги становятся непроходимыми, — ответила Ашая. — Но если мы хотим успеть к Восточному, то лучше сразу направиться туда. С востока мы можем быть отрезанными от моего дома драконьим перевалом. И если не свершится извержение, которое растопит снег, зимовать мы будем у моих дальних родственников.

— А они будут нам рады? — спросила сидящая рядом с Олеттой светловолосая девушка. Её звали Роксана. Как и все остальные, за исключением мага серы и пламени, девушка многому научилась, пока пребывала на службе у ныне покойного Вечного Господина и стала большим знатоком в алхимии. Особенно в разделах, связанных с порохом, взрывными смесями и горящими веществами. От регулярных упражнений с мечом её худощавое тело приобрело характерный для воительниц рельеф, а ладони покрылись мозолями. Светло-русые волосы по привычке заплетались в тугую косу, а голубые глаза спокойно взирали на окружающий мир.

— Это не важно, — блеснула глазами Кольгрима. — Если они будут показывать нам своё отсутствие радости слишком злобно, мы всегда можем их… ну не знаю… проклясть…

Кольгрима была чернокнижницей. Она имела рыжие волосы, белую кожу, тёмные глаза, слегка выпуклые бледные губы и впалые щёки. Переносица её длинного прямого носа была обсыпана веснушками, так же как плечи и грудь, которые видели, благодаря её эпатажу и достаточно вздорному нраву, все бывшие обитатели замка, а Олетта даже лицезрела вблизи в первый же день их встречи. Не раз, живя в замке Вечного Господина, чернокнижница устраивала такое, что отнюдь нельзя было назвать безобидным розыгрышем. Хотя её шалости обычно и не имели непоправимых последствий.

— Нет, — ответила Ашая. — Весной ты уже уйдешь, а мне ещё в горах жить.

— Мы постараемся идти быстрее, — уверил её Ганс. Бывший картограф, управитель караванов и доверенное лицо Вечного Господина. Высокий и худой мужчина, на вид чуть за тридцать лет. Светлые короткие волосы открывали высокий лоб, голубые глаза и острый нос. Обычно Ганс, или Барон, как его прозвали в замке, брился, но сейчас на его лице колосилась недельная светлая щетина. — Я пару раз был в этих местах. Тут есть тропы, где мы можем сократить дорогу, раз уж мы без телег. До перевала, по-моему, около пяти дней пути.

— Ну не знаю, — выразил сомнения Абдигааш, большой, мускулистый мастер меча Вечного Господина. Он брил голову и носил бороду, заплетенную в косу. Мужчина обладал плоским круглым лицом с «вечно прикрытыми» глазами из-за нависающего верхнего века, от чего понять выражение его восточных очей было порой нелегко, курносым носом и тонкими губами, походившие на две нити. — Мы забрали из разрушенного замка много золота и пожитков. Кабы на тропах у нас лошади ноги не переломали под своим грузом.

— Мы успеваем, — вмешался Дайонизос, бывший звездочёт, переводчик и сказочник Вечного Господина. Он был седой, и, хотя жил не дольше Абдигааша, из-за своей сухости и неопрятности казался уже стариком. Звездочёт обладал тёмными большими глазами, длинным крючковатым носом, слегка пухлыми почти бесцветными губами, худым лицом и жидкой белой бородой, которую стриг от случая к случаю. — Судя по Северной звезде, первый снег ещё не скоро пойдёт. На это указывают и вечерние и утренние звёзды. Если до перевала осталось дней пять пути, то времени у нас более чем достаточно.

— Хорошо бы, — протянула Ашая. — Я соскучилась по своему дому, обслуге… а ещё по чудесной перине, такой мягкой как облако… Шелковому белью…

— Всем тяжело, — бесцеремонно прервала её Кольгрима. — Давайте, заворачиваться в одеяла средней колючести, ложиться на камни средней мягкости и молиться, чтоб от холода не околеть до утра.

Чернокнижница поднялась.

— Хотя… может меня кто-нибудь согреет? — Кольгрима подмигнула Гансу. — Господин Барон?

Ганс как раз отпил из деревянной фляги брагу и поперхнулся.

— Спасибо, — сказал он сквозь кашель. — Я лучше не буду играть в любовные игры с колдуньей. Я только недавно освободился от одного проклятья. Не хочу навлечь нового.

— Как знаешь, — пожала плечами Кольгрима и перевела глаза на Абдигааша.

— Иди спать, ведьма, — не дожидаясь вопроса, ответил воин.

Кольгрима картинно выпятила губу, отошла от костра и заползла в заранее приготовленную постель.

— А мне даже не предложила, — то ли в шутку, то ли всерьёз сказал Дайонизос. — А я быть может хотел бы отвлечься от наблюдений за звёздами сегодня.

— Кстати о наблюдении, — вставил Ганс. — Мы не распределили стражу на ночь. Эй, Кольгрима, куда ты ушла, а стража?

— Я ушла спать, — донёсся голос из-под одеяла. — Как вы мне и приказали.

— Значит пойдёшь, когда луна начнёт клониться к закату, — крикнул Ганс. Кольгрима ничего не ответила.

— Я тебя разбужу, — со вздохом добавил Барон.

* * *

Трое людей в серых плащах спускались от Драконьего перевала в долину. Впереди двух мужчин шла женщина среднего роста. Из-под надвинутого капюшона выбивались русые, вперемешку с седыми, волосы. Блеклые серые глаза, от уголков которых расходились глубокие морщины, внимательно осматривались по сторонам. Чуть позади от неё ковылял юноша, худой и долговязый. Он постоянно шмыгал огромным носом и вытирался рукавом. Его макушка была так же гладко выбрита, как и щеки. Позади всех шёл светловолосый коренастый мужчина средних лет, обладатель усов и небольшой дурно остриженной бороды. Его щёку покрывал старый кривой шрам, который виднелся именно благодаря растительности на лице.

Неожиданно для сопровождающих, женщина остановилась и дала знак мужчинам тоже стать.

— Я чувствую они здесь и уже знают, что мы идём за ними, — проговорила она.

— Тогда нам надо торопиться, сестра Агата, — пропыхтел старший мужчина. — Они могу уйти через Восточный перевал и тогда мы останемся в этих проклятых горах на всю зиму.

Глаза женщины подрагивали, как будто читали невидимый текст, сухая рука выглянула из-под одеяния и костлявым пальцем указала на восток.

— Нет, — ответила Агата. — Они злы и ждут нас.

— Тогда не будем их заставлять ждать, — буркнул мужчина. — Покончим с ними и может успеем уйти из этих земель овцелюбов.

— Но брат Антуан, — возразил молодой. — Разумно ли так бросаться на врага?

— Брат Марко, — ответил Антуан с раздражением. — Ты дал клятву очищать землю от скверны во имя Его. И за всё время путешествия я ещё ни разу не слышал от тебя рвения. Не сочувствуешь ли ты этим отродьям и еретикам, что их призывают?

— Нет, — замотал головой Марко. — Я всего лишь призываю быть осторожными.

— Я буду осторожным, — резко ответил мужчина. — Буду осторожным, когда встречу демона и скрещу с ним мечи. А до тех пор мы будем идти быстро, чтоб ни один еретик не ушёл от меня пока я жив. Веди, Агата!

— Тихо, — вдруг вмешалась Агата. — Сюда идёт войско, и оно многочисленно.

— Это связано с еретиками? — спросил Антуан.

— Нет, это человеческое войско чинис, — ответила женщина.

— Тогда нам лучше его обойти, — проявил разумность воин. — Чертовы овцелюбы могут украсть мой меч.

Двое мужчин и женщина свернули на мелкую едва заметную тропинку, отходящую от главной дороги в долину.

* * *

Путешественники поднялись на самую высокую точку перевала, когда с пасмурного хмурого неба только-только начали срываться первые снежинки. С гор дул пронизывающий холодный ветер, и все поплотнее закутались в зимнюю одежду, часть которой была найдена ими вокруг разрушенного замка Вечного Господина, часть куплена в небольшом городке, незатронутом войной нежити на северо-западе.

Олетта обернулась назад и остановилась. Она оправила свою куртку из дублённой кожи, покрашенной в чёрный цвет, скинула отороченный мехом капюшон, поёрзала в седле в мужских шерстяных штанах и размяла затёкшие от долгого пути суставы голени, скрываемые высокими кожаными ботинками, тоже мужскими. Там, за горами, между которыми они петляли, прежде чем подняться на перевал, был виден кусочек предгорий. Снег в тех местах ещё не шел и пойдёт не скоро. Выцветшая оранжевая трава колыхалась на холодном ветру поздней осени. Олетта оставляла за собой те земли, по которым путешествовала с названным отцом ни один год. К этим местам у неё не было привязанности, но все же что-то внутри грустило о покинутых равнинах. О той части жизни, что осталась позади. До последнего года, это была относительно тихая и размеренная жизнь за спиной отца, прерывавшаяся на искромётные, но всё же безопасные небольшие авантюры. Но этой весной все поменялось, и она оказывалась на грани смерти столько раз, что и не вспомнить. Олетта знала, что впереди её ждут ещё большие опасности. Но она уже не та девочка, которую похитили некогда из каравана отца. Девушка зажмурилась и улыбнулась.

— Спасибо… — тихо сказала она.

Тем временем, впереди вереницы путников Ашая выставила язык и поймала снежинку его кончиком. Верхний слой стёганной чёрной с красным куртки плёлся из очень грубой овечьей шерсти и пропитывался раствором, не позволявшим одежде мага серы и пламени гореть во время контакта со своими творениями. Из этой же ткани были и её красные штаны, заканчивающиеся коричневыми походными ботинками. Одежда была очень тёплой, ведь в Серных горах знали, что такое настоящий холод. Но её нельзя назвать красивой, хоть магов серы и пламени это должно волновать в последнюю очередь.

— Теперь снег будет идти три-четыре недели, — сказала она ни к кому не обращаясь. — Все дороги занесёт. Но это не важно, мы дома.

— И чем вы занимаетесь долгими зимними вечерами? — спросила идущая позади Кольгрима. В первом же городе, который они посетили, чернокнижница попыталась выторговать у одного из купцов с северо-запада шикарную лисью шубу. Ну как выторговать, она пыталась его заговорить, чтобы он отдал её задаром, хотя у неё были деньги. Если бы не вмешательство Ганса, который не хотел скандала и тем более грабежа, и заплатил за шубу полную цену, мех, в котором с самодовольной улыбкой на лице сейчас утопала Кольгрима достался бы ей совершенно бесплатно. Как и кожаные штаны, которые она свистнула с прилавка, пока о покупке дубленной куртки с купцом договаривалась Олетта.

Каким образом Кольгриме удавалось себя чувствовать хорошо в кожаных штанах, оставалось загадкой. Либо чернокнижница слишком ценила свой стиль, либо у неё было специальное заклятие на этот случай. Наверное, единственной одеждой, что она не украла, были её собственные, найденные на развалинах замка высокие походные сапоги. Ну как не украла, просто никто уже не помнил откуда они у неё появились.

— Ремеслами, — Ашая пожала плечами. — Маги серы и пламени тренируются, войны куют себе доспехи. Некоторые дворяне держат подземные цветники и теплицы и на горячих источниках, под стеклом, выращивают овощи и фрукты, как летом.

— Она имела в виду, — подал голос Ганс, ведущий лошадь позади Ашаи и Кольгримы. — Какие есть развлечения? Очень сомневаюсь, что чернокнижница найдёт себе по душе работу с огнем и серой или ковку металла.

— Спасибо, — отозвалась Кольгрима.

— Ну, у нас есть игра, называется шахматы, ещё у меня на источниках построена баня, а в библиотеке есть книги о похождениях героев, — Ашая прервалась, задумавшись.

— И всё? — подняла одну бровь чернокнижница.

— Ну… — протянула маг.

— Не беспокойся, — засмеялась чернокнижница. — Я найду себе занятие.

Ганс, так и оставшийся с последнего боя в замке в стёганной выцветшей поддоспешной куртке, толстых шерстяных штанах и походной обуви, обернулся на идущих позади Абдигааша и Дайонизоса. Те переглянулись.

— Я боюсь именного того, какое занятие она себе найдет, — признался Дайонизос. Звездочёт для похода нашёл свой старый и толстый как ковёр зимний плащ тёмно-синего цвета с золотистым орнаментом, из-под капюшона которого выглядывал только его крючковатый нос.

— Ещё не поздно повернуть назад в предгорья, — улыбнулся в усы Абдигааш. Тот был одет в тёплый зимний халат, утеплённые стёганные штаны и тапки из сваленного войлока, что носили в зиму по всей орде. Его чело венчала отороченная мехом шапка, сшитая на восточный манер.

— И скитаться по предгорьям, пока не замёрзнешь до смерти? — кивнул Дайонизос. — На самом деле, сложный выбор если предположить, что с другой стороны я буду заперт в горном доме с изнывающий от скуки Кольгримой.

— Ой, да ладно, — крикнула идущая впереди чернокнижница. — По крайней мере будет весело… мне.

Дайонизос тяжело вздохнул.

Олетта, чтобы догнать остальных, села на лошадь, и поравнялась с Роксаной, которая тихо плелась верхом за товарищами, накинув на глаза капюшон своего длинного зелёного плаща, скрывавшего плотный кожаный корсаж. Она носила мужские штаны и простые походные ботинки. Алхимик не принимала участие и даже не вслушиваясь в разговоры между спутниками.

— Ты тише… чем обычно, — поделилась наблюдением Олетта. — Что-то случилось?

— Нет, — коротко ответила Роксана.

— А что же тебя беспокоит? — не отставала собеседница.

— Я думаю… — повисла пауза. — Я думаю о моих взрывных смесях.

— И?… — осторожно подтолкнула её Олетта.

— Вернее не о самих смесях, — поправилась Роксана. — А о том, на что они способны. Когда мы обороняли замок, при взрывах, камни разлетались в разные стороны, сбивая с ног и даже убивая нежить. Если о них можно сказать такое. Вот бы был способ направить камень и прицельно попасть во врага. Или даже не камень, а кусок металла.

— Ну, для этого есть луки, пращи, — начала перечислять Олетта. — Арбалеты… Я даже слышала о том, что короли на западе используют катапульты — гигантские пращи, что могут швырять валуны и обрушивать стены.

— Если бы был способ метать камень быстрее, то он бы пробивал доспех и щит, — возразила алхимик. — А катапульты и требушеты не стреляют прямо, а скорее просто метают камни в сторону врага. Нет, вылетавшие камни от моих взрывов могли пробить три четыре тела насквозь несмотря на доспехи.

— Ты хочешь такое повторить?

— Я хочу сделать это управляемым, — ответила Роксана. — Если ты помнишь, изобрести оружие, что позволит мне безбоязненно отправиться в путешествие и было одной из моих первых идей. Я и сейчас не отказалась от этого. Такое оружие могло бы спасти наши жизни перед лицом опасности. Надо только понять… как…

— Ладно… — протянула Олетта.

Она не понимала одержимость алхимика такими вещами. К тому же, благодаря магическому происхождению, Олетте не нужно было иного оружия, кроме факела. Но она не стала ей об этом говорить, подумав, что, возможно, гордость Роксаны не оценит идею полагаться в опасных ситуациях исключительно на подругу.

Неожиданно земля под ногами у путешественников заходила ходуном. Олеттин конь дёрнулся, но она осадила животное, которое расставило ноги на такую ширину, на какую только могло это сделать.

В момент толчка конь Роксаны споткнулся. Но девушка успела убрать ногу из стремени и поджать под себя, дабы не получить увечье, когда тот падал. Скакуны, которых вели Ганс и Абдигааш, поднялись на дыбы, но те их быстро осадили резкими движениями.

— Что это? — вскрикнула Олетта.

— Вы привыкните, — донёсся спереди голос Ашаи. — Здесь такое постоянно, просто небольшой толчок. Они случаются всё время, на такие мелкие и внимание перестаёшь обращать.

Глава 2. Куда ведет измена

Вулкан Кракатау снова начал тлеть. Богатур, высокий и стройный чинис, лет двадцати пяти от роду, дрожащими руками достал трубку и стал набивать её табаком, косясь на дымящегося возвышающегося над остальными пиками Короля гор. Сняв вычурный шлем и убрав ладонью липкие от пота черные волосы с широкого лба, мужчина поднес трубку ко рту. Он вдохнул полной грудью «успокоительное» и выпустил через нос струйки сизого дыма. Лучи восходящего солнца блеснули на посеребренной кирасе с изображением рогатого черепа — демона гор, которого клан Токуяма взял себе в гербы. Вокруг плавно опускались, кружась, недавно выброшенные Кракатау пепельные хлопья. Они оседали на доспехе, металлических наручах, черной стеганной рубахе и длинном пурпурном плаще воина.

К нему подошёл его единоутробный брат и ближайший советник — Паратуз, низкий и коренастый чинис, с бородой, остриженной так, чтоб скрывать шею. Хоть они и являлись родственниками, по внешности этого сказать было нельзя: советник обладал широким лицом с узким лбом, маленькими глазками, скрытыми под мощными надбровными дугами, толстыми щеками, огромным мясистым носом и пухлыми губами. Его доспех был точно такой же как у брата, подогнанный по его размер, естественно. Отличие состояло лишь в плаще, которого у советника не было.

Этот плащ вообще не имел отношения к традициям чинис. Богатур нацепил его, чтобы показать свои притязания на трон, хотя пурпурный цвет скорее относился к императорам далёкой западной империи, чем к алому цвету дворца Повелителя. Поэтому претенденту на престол периодически приходилось разъяснять другим князьям, что значит этот плащ. Его брат обычно испытывал ужасный стыд за него, но вслух ничего не говорил.

— Похоже сегодня сами боги благоволят убийце-шлюхе, — сплюнул на снег Паратуз.

— Нас чуть не завалило лавиной… — проговорил Богатур, покуривая трубку.

— Бросал бы ты это, — покосился брат на загнутую деревяшку. — Дымишь, как какие-нибудь мужелюбы из западных мореплавателей.

— Это меня успокаивает… И помогает думать….

— Дыши глубже чистым воздухом, — посоветовал Паратуз. — Это лучше, чем дышать этим чадом.

— Скажи лучше, что мне с этим теперь делать, — отмахнулся претендент на престол. — Это катастрофа. Перевал из-за сошедшей лавины засыпало раньше времени. Мы едва убрались, а пеших копьеносцев вообще засыпало.

— Это плебеи, — махнул рукой брат. — Чернь. Бабы ещё нарожают. Главное, что благородные успели отойти.

— А смысл? — меланхолично ответил Богатур. — Мы заперты на зиму в долине. Когда сойдёт снег, Асатесса придёт сюда и добьёт тех, кто останется. Все наше восстание превратиться в резню. Асатесса одинаково вешает и чернь, и благородных, кто сомневается в её праве на власть. А мне, как восставшему законному сыну Белиала, наследнику трона, на эшафот дорога более заказана, чем вам всем.

— Ты это… не торопись на эшафот, — хлопнул Паратуз по спине брата. — Сегодня переночуем здесь. А завтра спустимся в долину. Поставим под копьё каждого молодого мужчину. Разожжём горны и будем ковать оружие всю зиму. К весне у нас будет такая армия. Мы эту шлюху гвоздями прибьём к её дорогому трону.

— Не все из местных поддерживают наши идеалы, — заметил Богатур.

— Не беспокойся, мой Повелитель, — ухмыльнулся советник. — К весне все князья к востоку от перевала будут поддерживать тебя. Иначе они будут не такими живыми, как прежде.

* * *

Ашая вела спутников с севера на юг, к Великому Громыке, потухшему вулкану, рядом с которым располагался её дом. Их путь пролегал через плодородную долину полную деревень с небольшим городком — Рибасши, расположившимся по берегам периодами пересыхавшей горной речки.

Войдя на главную улицу, среди лёгких деревянных жилищ, которые на манер домов из поднебесной тянулись уголками крыш вверх, Ашая почувствовала себя неуютно. Люди смотрели на путников из-под опущенного лба, женщины удерживали детей, чтоб те ненароком не выбежали наперерез незнакомцам, те, что были в домах — закрывали ставни.

— Не любят здесь тебя, — проговорил тихо Абдигааш, поравнявшись с Ашаей.

— Чинис не любят чужаков, — ответила она. — Мы на землях друга моего отца, князя Палеса. Здесь мне всегда рады.

— Когда они смотрят на нас, — тихо процедил мастер меча. — То у них в глазах любопытство. Но когда они видят тебя, то стараются убраться подальше.

— Это твои фантазии, — ответила маг. — Давай зайдём в таверну, там справа должна быть одна неплохая. На западный манер. Я приметила её ещё когда шла на север.

— Может пройдём дальше? — вмешался Ганс. — Здесь не очень спокойно.

— Пустяки, — махнула рукой Ашая. — Я сказала, князь этих земель — друг моего отца. Что могло пойти не так в моё отсутствие?

* * *

Трактирщик за тяжёлой барной стойкой, окованной железом, задумчиво переводил глаза с вошедших путешественников на припрятанное оружие под стойкой и обратно. Это были первые посетители за сегодня, и вечер, по мнению хозяина заведения, начинался очень скверно.

— Добрый день, — поприветствовал на наречии, распространённом в Серных горах, трактирщика Дайонизос.

Тот коротко кивнул, но ничего не ответил, оставаясь сжатым, как пружина.

— Нам по порции жаренной баранины с соте и лобио, — положила золотую монету на стойку Ашая. — И не жалей вина. Лей прямо в пивные кружки.

Трактирщик с недоверием посмотрел на золотую монету. На неё посмотрел и Ганс. Про себя он отметил, что монета была не из Серных гор, а из сокровищницы Вечного Господина. Несмотря на то, что Ашая не слишком проливала пот за то короткое время, что служила их бывшему хозяину, мародёрствовала на развалинах его замка она не хуже остальных, на совесть.

Хозяин заведения после некоторой паузы вздохнул.

— Как пожелает молодая госпожа, — ответил он.

— С ума сошёл? — невинно улыбнулась Ашая. — Мой отец не владеет этими землями.

Трактирщик снова обвёл взглядом путешественников и затем остановился на Ашае. В его глазах читалось недоверие. Он мог поклясться, что это розыгрыш.

— Судя по вашей молодости и знаку отличия, — хозяин заведения взглянул на рожки. — Вы — Ашая, дочь князя Георжа?

— Да, это так, — подтвердила чинис. — Князь Георж мой отец.

— Тогда, молодая госпожа верно шутит? — спросил он.

— Послушай, как тебя там?

— Машуд, моя госпожа.

— Машуд, я не знаю о чём ты, я была в путешествии шесть месяцев.

— Это правда? — хозяин заведения задержал взгляд на Дайонизосе. Тот утвердительно кивнул. — Это долгая история, я приготовлю вам есть и усажу, с позволения, за тот стол.

Трактирщик быстрым движением забрал монету, кивнул в сторону и скрылся на кухне.

Путники расположились в тёмном углу трактира за столом, подальше от возможных любопытствующих.

— Понимаю через слово, — пожаловалась Олетта, а Ганс и Роксана согласно кивнули. — А отец имел дело с чинис, и я их уже слышала.

— За пределами гор чинис стараются говорить, чтоб их понимали, — ответила маг серы и пламени. — Тут, в горах каждая долина говорит на своём диалекте, вы привыкните.

— Я знаю заговор, который поможет нам понимать их лучше, — поделилась Кольгрима. — Я наложу такой, когда мы достигнем дома Ашаи.

— А у нас не полезут изо рта лягушки? — осведомился Дайонизос.

— Только у тебя, — ответила чернокнижница.

— Как я услышал, этот Машуд обращается к тебе, как будто твой отец владелец этих земель? — перевел разговор Абдигааш.

— Да, — подтвердила Ашая.

— Твой отец купил земли у своего друга? — спросила Олетта.

— Здесь это так не работает, — мотнула головой чинис. — Если всё это не недопонимание, то возможны два варианта: либо отец уничтожил весь клан князя Палеса — Тотукава; либо Властелин Серных гор лишил титула Палеса и всю его семью.

— Я о таком не читал, — заметил Дайонизос.

— Это возможно в исключительных случаях, — кивнула Ашая, задумчиво глядя перед собой.

— А за что? — после некоторой паузы спросил Ганс.

— За измену, — подняла на него взгляд маг.

* * *

Князь Палес отвернул свой отряд от основных войск Богатура возле моста через реку. Тропинка здесь петляла и уходила вниз к небольшому поместью, окружённому виноградниками. Высокий и до крайности сухой князь имел огромный орлиный нос и два широко посаженных прищуренных глаза. Рот всадника на лице с впалыми щеками всегда сохранял некое подобие недоброжелательной улыбки. Белые средней длины волосы Палес зачёсывал назад.

С древних времён герб Токукава представлял из себя белый кристалл из которого выходили ломанные линии. Это была одна из самых старых клановых эмблем, принадлежавшая его роду ещё до его падения во время эдикта серы и пламени, поставившего всю остальную магию в Серных горах вне закона. Древний предок Палеса тогда отказался менять свой герб на что-то более нейтральное, чем символ одной из еретических школ, что стоило его клану более пятидесяти лет упадка. Однако сейчас клан Токукава ощущал себя на подъёме, а что значит белый снежный кристалл на вороной кирасе, одетой поверх белоснежной поддоспешной куртки князя, не знали даже многие старцы при дворце. Магистрат серы и пламени отлично потрудился над всей магией, что была объявлена запретной.

Подъехав ближе к воротам, Палес со своими воинами вызвал переполох в саду. Готовившая виноград к зиме прислуга скрылась в доме, как только увидела вооружённых людей.

На крыльцо перед князем вышел седой чинис лет сорока, с бородой, в тёплом халате и почесал огромный мясистый нос над пухлыми губами. Мужчина был невысок, очень широк в плечах и имел мощный торс. Глаза встречающего щурились, как будто смотрящий постоянно всех и всюду подозревал.

— Палес! — махнул рукой он. — Чем обязан визиту столь достопочтенного князя?

— Ловэт, — кивнул Палес. — Приятно видеть тебя в здравии. Я приехал звать тебя на войну с узурпатором.

— С каким узурпатором? — поднял брови Ловэт.

— С Асатессой, будь проклято это имя, — конь, почувствовав раздражение седока, заходил из стороны в сторону.

— Но, Палес, я присягнул Асатессе, — ответил стоящий перед домом чинис. — Более того, ты тоже присягал ей.

— Я был вынужден, — скривился князь. — Белиал — мёртв, а нового достойного наследника не выдвинули. Честь вынуждала нас подчиниться, чтоб на наших землях не разразилась война.

— Послушай, Палес, — попытался вразумить его собеседник. — Мы дали клятву, и как знать, как князья, мы не можем её нарушить. К тому же, если ты давал клятву, чтоб сберечь кровь невинных и предотвратить войну, тогда что ты делаешь сейчас?

— Я спасаю нас от владычества шлюхи, что пустит нас по миру, — процедил Палес. — Она заставляет нас платить налоги, нас — свободных князей. Она создаёт армию, а нас ограничивает в людях. Я обратился к ней как раз после её восшествия на трон. Мои крестьяне мрут как мухи. Я попросил у неё сущую малость, я попросил шестьсот душ для моей земли. Белиал давал мне тысячу душ каждый год. Знаешь, что она мне ответила?

Ловэт мотнул головой.

— Она ответила, что я плохо отношусь к крестьянам, жесток с ними и облагаю их непомерными налогами, поэтому они не желают рожать на моих землях, бегут и умирают от плохих условий. Да кто она такая? — гость злился. — Она сказала, что если я не исправлю ситуацию, то часть моих земель отдаст Георжу. Этому слащавому чинуше в рясе князя.

— Ты прав, она поступила с тобой несправедливо, — поднял руки Ловэт. — И я не сомневаюсь, что ваше войско покарает её. Но при чём тут я?

— Ты обязан выделить войска на борьбу с узурпаторшей, — пафосно ответил гость.

— Мой старший сын увёл умеющих сражаться по другую сторону перевала, к узурпаторше, — грустно улыбнулся собеседник. — Такой непутёвый у меня сын… Но что поделаешь? Сейчас у меня только женщины, дети и старики, которым я даю только самую щадящую работу.

— Могу поспорить, что у тебя найдётся пара крепких стариков и боевых женщин, — ответил наездник. — Ты можешь и сам занять своё место среди тех, кто ищет справедливости.

— Ты знаешь, Палес, что я после старой травмы хромаю, да и рука моя трясётся под весом копья, — развёл руками собеседник. — Я старый больной ветеран. Время моих подвигов давно прошло.

Мятежный князь краем глаза увидел лицо юноши, который выглянул из-за чуть раздвинутых ставней на первом этаже поместья. Парень был худ и бледен, но как раз того возраста, когда молодые чинис высокого происхождения обычно начинают службу в войсках отцов.

— А это кто у тебя? — кивнул Палес на окно, и юноша тут же скрылся.

— Где? — обернулся на уже опустевшее окно Ловэт.

— Там был юноша, худой и тощий… так не похожий на тебя в молодости.

— Тебе, наверное, показалось, — изобразил удивление хозяин поместья.

— Не играй со мной, — с угрозой предупредил всадник.

— Это мой средний сын, — вздохнул Ловэт. — Смышлёный парнишка, но очень хворый. Он не может держать меч и носить доспехи.

— Ничего, мы научим его делать и то, и другое, — Палес дал знак двум конникам.

Крепкие и мускулистые чинис, закованные в вычурные доспехи, спешились и прошли мимо Ловэта в дом. Один приблизился к хозяину так близко, что слегка оцарапал его плечо наплечником.

— Что ты делаешь? — возмутился тот. — Палес, ты не перед крестьянской халупой. Со мной так не поступают.

— Я оказываю тебе услугу, кузнец, — с самодовольной улыбкой ответил мятежный князь. — Малец вернётся настоящим воином.

В доме послышалась возня. Ловэт хотел было кинуться в дом, но взгляд Палеса, который слегка показал лезвие меча из ножен, остановил его. Два воина вытащили из дома худенького мальчика в возрасте тринадцати-четырнадцати лет. Как только они протащили его под сердитым взглядом отца дальше к лошадям, на крыльцо выбежала мать мальчика и жена Ловэта. У неё была разбита губа и растрёпаны волосы. Муж поймал её и прижал к себе, та вырывалась и била супруга, но он держал крепко. Среднего сына усадили на лошадь и накинули на него плащ.

— Умница, — не сводя с Ловэта взгляд, Палес спрятал меч в ножны. — Если не хочешь, чтоб твой сын сражался собственно выструганным копьём, ты догонишь нас с лучшим оружием и людьми что у тебя есть.

В ответ тот блеснул глазами в бессильной злобе.

— Я буду ждать тебя, — начал разворачивать коня Палес. Его отряд покинул поместье даже не оборачиваясь на хозяина, который так и стоял, обнимая на крыльце жену.

* * *

Машуд подсел к путешественникам. Периодически он ёрзал на стуле и бросал взгляды по сторонам.

— Многое изменилось, молодая госпожа, за эти полгода, — начал хозяин заведения.

Ашая отправила кусок мяса в рот и заела его фасолью, дав уже пустой вилкой знак трактирщику продолжать.

— Повелительница Серных гор, Асатесса, сильно оскорбила Палеса и других князей своими наказами, — рассказывал Машуд. — Она берёт теперь оброк не только с крестьян и торговцев, но обложила данью и поместья князей. К тому же она запретила князьям, без её дозволения, снимать с земли пахарей, кузнецов и шахтёров на войну. Она учредила приказы и теперь её люди смотрят везде, как ведут дела светлейшие князья. Некоторые смирились с таким положением дел. Но были и смутьяны. Так, некий князь Паратуз, поднял восстание. Он подговорил своего брата, что принесла его мать в чреве из дома Повелителя Белиала, выдвинуть претензии на трон. К ним присоединились и другие князья, которые были недовольны новой Повелительницей. Они собрались на Восточном Рокатуне. Оттуда восстание и покатилось на запад. Повелительница, когда услышала о предательстве, разделила земли предателей между их соседями и лишила всех мятежников титулов.

Ашая запила мясо вином.

— Поэтому на нас так смотрят? — задала вопрос она. — Вам не нравится, что у вас сменился князь?

Машуд как-то очень беспокойно задёргался на стуле и наклонился через стол, как будто в пустом зале их кто-нибудь мог услышать.

— Палес был плохим князем, — прошептал он. — Он ужасно обращался с нами. Порол на площади почём зря и детей, и женщин. Своим оброком обдирал нас как липку. Постоянно принимал участие во всех склоках между князьями, но при этом ни медяка не выделял семьям, чьих мужчин убили в этих стычках.

— Так что же на нас так косятся? И даже ты места себе не находишь, — Ашая отхлебнула ещё вина. — Если всё, как ты говоришь, то меня, как дочь вашего нового князя, должны встречать, как избавительницу.

— Извините, молодая госпожа, — мотнул головой Машуд. — Но на совет ушёл лишь князь Палес со своей основной армией. А вот его три сына и стража князя осталась здесь. Никто о них не позаботился. Князю Георжу нет до нас дела, он занят делами государственными. А между тем, банда во главе с сыновьями князя Палеса, терроризирует нас пуще, чем это делал отец, не жалеют никого и просто грабят нас именем своего опального папы, не признавая того, что теперь они не властелины этих земель.

— Это прискорбно слышать, — кивнула Ашая.

— Не жалейте нас, молодая госпожа, — за окном послышался цокот копыт, и Машуд встал. — Я должен был прогнать вас, как только увидел. Но у нас есть свои договорённости с сыновьями. Я подумал, что, если задержу вас и позволю им вас схватить, они не тронут мою таверну при следующем набеге, и не потребуют свой грабительский оброк. Если я буду платить и князю Георжу, и князю Палесу, мне будет нечего есть этой зимой.

— Выходи, маленькая шлюха!!! — закричал кто-то на улице.

Машуд начал пятиться назад, готовясь бежать.

— Не бойся, Машуд, — поднялась Ашая. — Не Ашае, Истребительнице Нежити, бояться бандитов. Ты правильно сделал, что не прогнал нас. Если у моего отца нет времени на бандитов, то его найду я.

* * *

Ловэт отстранил от себя жену, как только отряд князя Палеса скрылся за изгибом дороги.

— Почему ты не остановил их? — слезы текли по морщинкам вокруг её глаз и бежали дальше по щекам. Ловэт продолжал держать жену за плечи.

— Они пришли, чтобы взять то, что хотели, — супруг смотрел на слезу жены, которая катилась по её смуглой щеке, и его сердце сжималось от грусти. — Помешай я им, ты бы осталась вдовой. Можно, конечно, было бы броситься на меч. Но это выбор труса. Я был бы мертв, а это значит, что мне не пришлось бы больше ничего делать. Я бы сбежал. Но я пойду и верну сына, а Палес… Палес заплатит за своё вероломство. Но пусть он пока думает, что нашел во мне труса.

— Дорогой…

Ловэт отпустил предплечья жены.

— Я пойду наверх. Меня не беспокой. Скажи, чтобы обслуга собрала провизию мне в поход на подводу, туда же пусть положат и оружие из арсенала. Всю еду и всё оружие пусть не забирают. Вам надо продержаться до весны. С собой я возьму повара, он крепкий человек и садовника.

— Ты можешь взять ещё Банетту и Фиолу, — вставила жена. — Они же были твоими телохранительницами.

— Нет, — мотнул головой Ловэт. — Банетта и Фиола женщины. В этом сброде они могут вызвать ненужное возмущение. И, если затеется драка, мою настоящую личность и намерения могут раскрыть. Пусть они лучше останутся с вами. Защитят детей и тебя, если сюда нагрянут какие-нибудь бандиты.

— Послали же боги на нашу голову, — вздохнула жена.

— Крепись, — грустно улыбнулся Ловэт. — Настали такие времена. Нам всем надо крепиться.

Поднявшись наверх, Ловэт закрыл за собой дверь. Он достал листы бумаги с фамильным вензелем, сел за стол и обмакнул перо в чернильницу.

«Великая Повелительница Серных гор, — начал он письмо. — Ещё раз присягаю в верности Вам и нижайше прошу дочитать это письмо до конца…».

Тени уже изменили положение, когда Ловэт дописал письмо. Оно получилось очень объемным, но князь и так старался не писать лишнего. Каждое слово было взвешенно, а каждое предложение — выверено. Он кряхтя поднялся, окинул взглядом кабинет и мысленно попрощался с ним. Комната была откровенно тесной. Ловэт нарочно выбрал самое маленькое помещение на втором этаже поместья, надеясь, что в его преклонные годы он будет проводить меньше времени в работе и больше времени с семьёй. И хотя старшие дети уже выросли, глава клана надеялся, что ещё пару лет понянчит младших, а там у него и внуки пойдут.

Ловэт грустно улыбнулся сам себе.

— Не срослось, — тихо сказал он.

С обеих сторон в нишах стены были выставлены многочисленные книги и свитки. А чуть дальше, слева от двери, в углу, стоял макет Серных гор, подаренный ему одним из сослуживцев. В правом углу находилась стойка для доспехов, а за ней, задвинутый в нишу, на подставке огромный щит с прикрепленными к нему перекрещивающимися молотом, мечом и копьём. Воплощённый в металле Герб клана Ферраяма дарованный ему одним из ушедших Повелителей серных гор.

Ловэт начинал карьеру не князем. Давным-давно, ещё до правления Владыки Серных гор Белиала, он исполнял свой долг будучи сыном кузнеца во дворце. Его вместе с другим обслуживающими людьми, направили в составе армии на подавление крестьянских бунтов на востоке гор. Буквально с первых шагов за Драконьим перевалом их стали преследовать неудачи. Армия под неумелым руководством молодых полководцев рассыпалась от внезапных атак и засад местных мятежных крестьян. Один из ударов пришёлся на обоз, где Ловэт защищал свою кузницу от расхищения. Молотом он убил не один десяток атаковавших, прежде чем на помощь им пришёл далеко ушедший вперёд авангард. Но кроме кузницы практически ничего не осталось: ни провизии, ни портных, ни бронников, ни скорняков. Бунтовщики забрали всё, что смогли, а также поубивали или похитили даже проституток, сопровождавших армию и зарабатывавших на отдалённости мужей от жён.

С этого момента обоза как такового не существовало. А Ловэт возглавил сначала фуражный отряд, который стал впоследствии разведчиками основной армии и его «стилетом», как позволил себе выразиться один из командиров.

Они пользовали ту же тактику, что избрали восставшие: наносили короткие мощные удары, забирали всё, что могло пригодиться им самим, и также быстро исчезали. Вскоре Ловэта прозвали «демоном снежных вершин», за его обыкновение обходить вражеские войска через склоны гор и нападать, имея преимущество в высоте. Удачливому диверсанту стали помогать крестьяне, разочаровавшиеся в мотивах восставших. Бунтовщики не признавали желания большинства жить без грабежей и насилия.

Когда с восстанием было покончено, имя Ловэта звучало по всем Серным горам. Ему даровали титул и часть земель князя, весь род которого уничтожили мятежники. Но дома, что кичились своей древностью, не желали признавать новоявленного князя. Практически все, кого на этой войне не было, считали его трусом, так как он не использовал тактику, которой придерживались все князья веками: прямой бой до того момента, как у одной из сторон просто не закончатся люди способные биться. Очень быстро в залах дворцов юноши, которые никогда не видели сечи, осмеяли Ловэта и отказали ему даже в элементарной доблести. Но тот не был в обиде, со смертью старого Властелина и восшествием Белиала, он не появлялся во дворце, держался подальше от политических дрязг и занимался имением, которое, под его чутким руководством, стало процветать.

Князь вздохнул. Каждый элемент доспехов на стойке и оружие, располагавшееся за ним, дарились ему в дни его славы и содержали гравировку либо с его подвигом, либо с именем дарителя, либо с пожеланиями. Это неплохие доспехи и оружие. Но те, которые он выковал в своей кузнице, занимаясь любимым делом более как прихотью, чем ремеслом, гораздо удобнее. А вот молот… Ловэт наклонился и отодвинул щит. Молот — хорош. Князь осмотрел его. Это оружие выковал его отец в честь доблести сына на замену того, которое молодой Ловэт расколол в битве. Настоящее железо, упавшее с неба. Говорили, что оно может поддаться только истинным кудесникам своего дела. Отец так долго ковал его и с таким трудом обрабатывал, что Ловэт подозревал что именно из-за этого молота через несколько месяцев отца прибрала хворь. На рукояти значилось два слова: «Князь Ловэт». Ещё один повод Палесу посмеяться над ним.

— Что ж… пусть смеётся… — сказал он себе под нос.

Князь сжал рукоять и вышел из комнаты, хлопнув дверью. До того, как глава клана покинул имение, над его домом взвился почтовый голубь и, сделав круг над местом, где его так долго держали, полетел к центру Серных гор, к мастеру за голубями Асатессы.

* * *

Ашая направилась к выходу из трактира первой. Перед тем как выйти, Роксана сунула Олетте факел и огниво, которое сделала во время их пути. Кремень был приделан к ручке, состоявшей из двух скоб, при сжатии ручки, скобы сводились, а железный элемент царапал огниво, высекая искры.

— Не пользуйся без нужды, — шепнул Ганс. — Если узнают кто ты, то бежать нам некуда, можешь стать питомцем местного властелина.

— Я буду осторожна, — ответила Олетта. Она приладила факел и огниво в петли на поясе и достала короткий меч. — Не зря же меня Абдигааш учил фехтовать.

— Моя девочка, — улыбнулся в усы Абдигааш.

— Вы идёте? — обернулась уже перед самым выходом Ашая. — Пока вы болтаете, вам может не остаться бандитов.

На улице перед трактиром путников ожидали трое чинис на лошадях. Один был низок и толст, второй высок и худ, а третий огромен как скала и весь покрыт узлами мышц. И сверху, и снизу улицы конники в доспехах попроще блокировали дорогу.

— Как старший сын князя Палеса, — заговорил маленький и толстый. — Я спрашиваю тебя, Ашая из Немезины, что ты делаешь на землях моего отца?

— Старший? — подняла брови Ашая и перевела взгляд на самого атлетичного из братьев.

— Я младший, — угрюмо пробасил тот.

— Не увиливай, стерва, — бросил старший.

— Как ты разговариваешь с дочерью князя этой земли? — улыбнулась в ответ Ашая.

— Георж — стервятник, — крикнул старший брат. — Он воспользовался претензией узурпаторши и отнял землю у того, кто искал правды.

— То есть ваш папа уехал поднимать восстание, а вы грабите его землю, потому, что новый Повелитель отдал её соседу? — Ашая продолжала улыбаться. — Вы идиоты?

— Она стоит слишком близко, — шепнул Абдигааш Гансу. — Так недалеко до беды.

Ганс кивнул.

— Да что ты понимаешь? — разорялся старший брат. — Ты дочь холуя. Я лишь забираю, что положено мне по праву, это твой папенька грабит мои земли.

— Позволь мне осведомить тебя, — улыбка Ашаи уже выросла до ушей. — Что земля отдана именно моей семье, а вы теперь даже князьями называетесь лишь по старой памяти. Пошли бы служить к Повелительнице, может она бы вас и простила… А вы… сложили все ваши восемь яиц, вместе с папиными, в одну корзину.

Чем дальше Ашая говорила. Тем злобнее становились выражения лиц всех трёх братьев.

— Хватит, — рявкнул старший брат.

Конь среднего брата сделал пару шагов, и его седок подался с лошади вперёд, метя мечом в грудь Ашаи. Маг серы и пламени отскочила назад от выпада врага. Но, возможно, этого было бы мало, если бы между Ашаей и средним братом не встал бы Ганс. Он, схватив свой меч обоими руками, со всей силы ударил восходящим ударом по мечу нападавшего. Рука с оружием среднего брата задралась вверх и его враг, проскользнув под подмышку противника, проткнул ему грудь между пластинами брони, одновременно стаскивая седока, для того, чтоб использовать его как щит против младшего брата. Тот переложил в левую руку палицу и уже замахнулся ею на Ганса, но рука дрогнула, не желая бить, возможно, ещё живого родственника, и оружие пошло чуть правее. Так получилось, что тело среднего брата не избежало удара младшего. Палица попала по самой верхушке черепа, сбив шлем вместе с верхом черепной коробки, забрызгав младшего брата мозгами среднего. От удара меч Ганса, на котором держалось тело, отогнул пластины доспеха, прорезал грудь и выскользнул из трупа врага.

Младший брат в ступоре развёл руками. Но его замешательство противник использовал для себя. В следующий момент меч уже вошёл слева под доспех младшего и тот согнулся от боли.

Старший брат двинулся прямо на Абдигааша. Его лошадь сорвалась с места с целью раздавить врага, но старый воин, в руке у которого было по мечу, сделал кувырок направо и, лёгким движением обоих лезвий, отрезал левую ногу седока вместе с ремнём, державшим седло. Бок лошади остался лишь слегка оцарапанным. Старший брат с криком упал на землю. В следующий момент Абдигааш уже зашёл со стороны головы к врагу и поставил мечи над его шеей крест на крест, упёршись кончиками лезвий в грязь. Увидев лицо врага, старший брат скривился от ярости и боли и попытался нащупать свой меч. Когда кончики пальцев коснулись рукояти оружия, лезвия мечника свелись.

Отряды конников по обе стороны улицы, конечно, помогли бы своим командирам. Но Ашая тоже не сидела без дела. Когда Ганс и Абдигааш схватились с братьями, маг серы и пламени сделала лёгкий пас руками, и земля перед всадниками вверх и вниз по улице разверзлась. Из проломов полезли два огненных голема, по одному на каждое направление. Они были огромны, выше чем седоки на лошадях. У обоих големов имелись рога, а головы представлялись черепами, объятыми пламенем. Кожа исполинов, покрытая трещинами, перетекала лавовыми жилами, и из них вырывались языки пламени. Големы выдохнули огнём каждый на свой отряд бандитов и воздух наполнил запах горелой плоти и криков.

— Это хорошо, что вам не понадобилась наша помощь, — сказала Олетта. Когда сражавшиеся Абдигааш и Ганс вернулись обратно к остальным.

— Особенно моя, — пошутил Дайонизос.

В ответ Абдигааш хлопнул по плечу звездочёта.

— Если нам понадобится твоя помощь, значит дела идут действительно плохо, — рассмеялся мастер меча.

Дайонизос улыбнулся шутке. Один раз он спас друзей, когда дела действительно стали плохи, так что это была не издёвка, а комплимент.

Глава 3. Новости от сестры

Путешественники оставили позади городок, с его в меру гостеприимными жителями, и стали подниматься по дороге в гору. Сзади них открывался прекрасный вид на долину с её хвойными перелесками, дубовыми рощами, кипарисовыми зарослями, плодородными лугами и оврагам, где по весне зажурчит сотня мелких речек. На всё это великолепие из нависших тяжёлых туч начинал падать снег.

— Зря мы не дождались управляющего, — обернулся Ганс. — Надо было хоть слово передать твоему отцу о том, что мы натворили.

— Мой отец слишком занят, — бесстрастно ответила Ашая. — А я занимаю положение выше, чем какой-то там чиновник. Если бы он хотел нас видеть, то должен был встретить нас, когда мы только пришли. К тому же, что такого мы сделали? Перебили парочку бандитов, которые отравляли всем жизнь. Только и всего.

— Что ж ты так торопилась покинуть эти места, раз была так права? — парировал Ганс.

— Местные ещё не поняли своего счастья, когда мы избавили их от бывших одичавших князей, — пожала плечами маг серы и пламени. — Нам ещё скажут «спасибо», когда отойдут от радости.

— Ты собираешь идти в свой дом? — спросил следующий за Ашаей Абдигааш.

— Меня в имение отца никто не приглашал, — ответила та. — Да я и не знаю там ли он. В связи со всеми этими событиями отец мог вообще увезти остальную семью в старую крепость. Он услышит о моем возвращении очень скоро. Если в моих услугах будет нуждаться — пришлёт гонца. Если нет, мы спокойно перезимуем, а весной решим, как будем двигаться дальше.

Кольгрима позади громко зевнула.

* * *

Письмо Ловэта доставили Асатессе рано утром, сразу после завтрака. Она прочла его несколько раз. Каждое слово Повелительница прокрутила в голове. Её надежды на счастливое избавление от мятежных князей, так удачно попавших под лавину на Драконьем перевале, растаяли.

Она не находила себе места, понимая, что теперь, из-за перевала выйдет не лихой отряд князей-ренегатов, надеявшихся взять крепость с дворцом Повелительницы наскоком и её — тепленькой, а огромная армада, которая будет обковываться всю зиму.

Ближе к обеду, Асатесса, пожаловавшись на недомогание, удалилась в свои покои, предварительно наказав одной из помощниц найти и передать Георжу требование немедленно пройти к ней.

Князь Георж получил титул светлейшего по праву второго сына в роду. Светлейшими назывались князья, кто владел землёй в Серных горах. Во владениях рода, к которому он принадлежал, находилась Немизина — небольшая долина примерно в нескольких днях пути на юг от дворца, она принадлежала его клану с давних времен, поэтому даже их родовое имя было связано с этой землёй. Старшим мужчиной в клане Немизитани был отец Асатессы. Но он погиб во время оползня вместе с матерью, сестрой и младшим братом нынешней Повелительницы, когда могучий Кракатау сотряс долины и по склонам гор, сметая всё на своём пути, пустились невиданные до тех пор потоки смешанной со снегом грязи. Имению Георжа тогда повезло — оно осталось в стороне. Судьба уберегла и Асатессу, она гостила у дяди. Несмотря на случившееся горе через год Белиал потребовал Асатессу, пользуясь старой традицией, согласно которой старшие дочери в роду, по исполнении им двадцати лет, должны были служить во дворце, чтобы потом, когда придёт время, занять главенствующее место в родном доме и олицетворять в нём волю Повелителя. Однако педагогика не была добродетелью Белиала, а заложники высокого происхождения достаточно быстро приобретали под его крышей статус в лучшем случае жён, а в худшем — наложниц Повелителя. Именно неуважение к чужому горю и сыграло тогда с Белиалом роковую шутку.

После того, как Асатесса покинула имение Георжа, земля перешла к дяде, и он неплохо с ней управлялся. Это склонило Повелительницу к мысли, что Георж мог бы стать мостом между ней и некоторыми князьями Серных гор. Она отказалась от своих притязаний на земли клана в обмен на его полную поддержку.

Георж не заставил себя долго ждать, явившись в покои к Повелительнице сразу по получении слова. Та ждала его сидя за небольшим столом с зеркалом, который дамы высшего сословия обычно использовали для наведения собственной красоты.

Князь отметил, что Асатесса стала как будто лет на пять старше. Её длинный тонкий нос с небольшой горбинкой сделался ещё уже из-за потери веса. Под огромными тёмно-карими глазами обозначились широкие тёмные круги. Щёки впали и теперь, и скулы, и подбородок от этого заострились. Шикарными оставались только волосы Повелительницы: чёрные, длинные и прямые. Они ниспадали до пояса её красного с тёмным орнаментом платья в пол, запахивающегося на манер халата и скрывавшего худобу её рук под широкими рукавами. Ей не шло на пользу правление, а плохие новости вообще сгибали её под своим весом. «Сколько она ещё продержится?», — метнулось у него в голове.

— Что смотришь? — угрюмо спросила Асатесса.

— Просто любуюсь твоей красотой, племянница, — грустно улыбнулся Георж.

Племянница взглянула на своего дядю, который был невысок ростом, хотя и достаточно плотен, имея небольшой животик. От предков, так же, как и Асатесса, он унаследовал изящный нос, большие карие глаза и губы тонкой линией. Однако имел пухлые щёки, и высокий лоб, что реже встречалось среди их родственников.

— Ты взяла лучшие черты и от брата, и от его жены, — покачал головой князь.

— Может и так, — вздохнула племянница. — Но я чувствовала себя лучше, когда была игрушкой Белиала и плела интриги за его спиной. Тогда у меня была цель и идея. Я думала, что приду к власти и все будут рукоплескать моему гению. А в результате, вокруг меня недовольны практически все.

— Вы слишком строги к себе, Повелительница, — грустно-участливо улыбнулся дядя. — Естественно, что твоими изменениями не будут довольны князья. Белиал давал им много власти, и они привыкли к ней. Теперь меры по укреплению государства воспринимаются ими как посягательства на их суверенитет.

— Если мы хотим, чтоб горы были едины, у них не может быть суверенитета. Суверенитет на всех один, это суверенитет Серных гор. Никакого другого суверенитета здесь быть не может, — твёрдо проговорила Повелительница.

— Есть князья, которые с тобой согласились, — склонил голову Георж. — Например, я. Но есть и те, что слишком эгоистичны для таких жертв. Я считаю, что они не могут считаться князьями после столь недостойного поведения.

— Но народ всё ещё считает их князьями, — задумчиво произнесла Асатесса.

— Это дело привычки, — качнул головой советник. — Я уверен, что как бы тебя не ругали сейчас, в истории народа чинис ты останешься, как великий благодетель.

— Хорош, — хитро взглянула на него племянница. — Мне пришло слово, что мятеж всё ещё жив.

— Это печально, что эти дураки упорствуют в своих заблуждениях, когда даже боги указывают им, что они не правы, — ответил Георж. — Но что они могут сделать, там за перевалом? Перезимуют с горем пополам и разойдутся по домам.

— Нет, — покачала головой Асатесса. — Они спускаются в долину и принуждают даже лояльных мне князей к службе. Скоро они разожгут горны и начнут ковать оружие. Скорее всего они преуспеют и когда снег сойдёт, на нас двинется немалое войско.

— Можно ли доверять этому твоему информатору, — с сомнением сказал князь. — Я бы с удовольствием взглянул на его слово. Кто он?

— Как обычно, — невесело улыбнулась Повелительница. — Я доверяю людям, ровно на столько, на сколько это выгодно мне, но не более.

— Вы мудры, о Повелительница, — сделал комплимент Георж, которому так и не протянули желанное письмо.

— Нам нужны воины, и кузнецы, и маги, — перешла к делу Асатесса. — Изыщи возможности для сбора сил, что не пустят чёртовых мятежников дальше перевала.

— Я займусь необходимыми распоряжениями прямо сейчас, — поклонился визирь Повелительницы.

— После завтра мне нужно знать, на какие силы мы можем рассчитывать, — поставила она срок.

Георж поклонился ещё раз и уже собирался идти, когда Асатесса задала ему другой уже не относящийся к делу вопрос.

— Как там наша Ашая? — её голос потеплел. — Пишет тебе?

— Нет, после того, как пал замок Господина Плоских гор, Ашая не нашла возможности написать ни разу, — ответил дядя. — Я уже начал думать, что она сгинула в той войне. Но… помнишь у князя Палеса было три сына?

— Да помню, этот мятежник очень плодовит на мальчиков, — скривилась племянница.

— Палес, когда уехал, присоединиться к мятежникам, сыновей оставил на земле, — продолжил Георж. — Сыновья, когда ты их призвала, не захотели присягать тебе, и ты передала земли под моё управление до конца мятежа. Дети Палеса стали промышлять разбоем на них. И уже почти наполнили чашу моего терпения. Но сегодня утром мне пришло донесение от Управляющего теми землями о том, что братья попытались захватить мою дочь, возвращавшуюся из путешествия.

Он остановился, подбирая слова.

— И? — с нетерпением поторопила его Асатесса.

— Все три брата мертвы, их зарубили спутники Ашаи, — сообщил Георж. — Сама же Ашая, как говорится в письме, используя сразу двух големов, спалила полностью отряд бандитов, что был вместе с братьями.

— Это новое слово в магии серы и пламени, — расплылась в улыбке Повелительница. — Магистрат ордена возвысил бы её, если бы все четыре магистра не присоединились к мятежникам.

В разговоре повисла пауза.

— Старая, добрая Ашая, — произнесла с улыбкой Асатесса.

— Старая, добрая Ашая, — подтвердил Георж. Мускул на его лице дёрнулся, лишь на мгновение обнажив крайнее недовольство на лице.

Это не ушло от взгляда Повелительницы.

— Дай дочери отдохнуть пару недель с дороги, — хищно улыбнулась она. — И зови её сюда. Хочу узнать по подробнее о её похождениях.

Асатесса провела письмом по огню свечки, что стояла перед ней на столике, и кинула загоревшуюся бумагу на бронзовое блюдо, где обычно смешивалась тушь, так и не дав узнать своему визирю отправителя. Тот же попытался изобразить на лице безразличие, хотя ему до чертиков хотелось выведать, кто этот чинис, что обратился к Повелительнице в обход его персоны.

— Ладно, иди, — пристально посмотрела на него племянница.

Георж сдержанно поклонился и вышел.

Глава 4. Скорбящий клан

Княжна Катерина сидела на кровати и обнимала Памилу, близняшки Ранена и Валепа игрались куклами на полу у неё в комнате. Утром им принесли ужасную весть: трое её братьев были убиты. Про себя Катерина думала, что сейчас многие крестьяне в долине пьют, празднуя кончину тех, кто, после отъезда отца, потерял последнюю каплю всякой совести. В памяти всё ещё было свежо событие, как сыновья Палеса, после отбытия отца, поехали «повеселиться» в небольшую деревушку недалеко от поместья и за то, что со старшим отказалась спать одна из деревенских девушек, сожгли её деревню со всеми жителями, включая стариков и детей, а саму несчастную пытали в саду за окном, унижали и под конец разорвали лошадьми на глазах у Памилы — средней дочери князя Палеса и княгини Аланы. Тогда Катерина возмутилась, и потребовала от матери, чтобы она приструнила братьев, а та лишь самодовольно ответила, что такова цена подчинения, и чтобы дочери учились, как надо держать «в узде» крестьян.

Прислуга ходила мрачная. Они всегда избегали молодых князей, но после казни страх перед ними стал похож на наваждение: когда они были в доме, коридоры пустовали, а служанки и слуги переговаривались шёпотом. Говорить о родственниках и детях в деревне слуги сами себе запретили и разорвали с ними все контакты, опасаясь, как сыновей Палеса, так и мести со стороны других крестьян, которые могли отыграться на их близких не в силах достать виновников горя окрестных земель.

С тех пор Катерина часто заявлялась на кухню, иногда втайне проверяла кладовые. Она боялась, что прислуга просто отравит их всех. Когда дочь неосторожно поделилась своими соображениями с матерью, та лишь рассмеялась, и сказала, что она слишком хорошо думает, об этих ничтожествах.

— Сестра, а их убили, за то, что они были плохими? — спросила Памила, подняв глаза на неё. Ранена и Валепа перестали играть и тоже насторожились.

Княжна качнула головой и её волосы, обрезанные до плеч, заколыхались в ответ. Узкие прищуренные глаза твёрдо встретили немигающий детский взгляд, небольшой тонкий нос поморщился, а и без того узкие губы поджались. Катерина задумчиво коснулась края своей по-женски изящной, но всё же слегка квадратной скулы.

— Нельзя так говорить, они всё-таки были нашими братьями, — ответила она.

— Почему? — сестра продолжала по-детски испытующе смотреть на неё.

Катерина замялась.

— Просто есть вещи, которые нельзя говорить вслух, — ответила после некоторой паузы княжна. Она хотела бы сказать, что это не так, или что семья должна друг друга поддерживать, но не смогла. Они не были хорошими людьми, даже будучи её братьями, а своими действиями они вообще навлекли на их головы все тридцать три несчастья. Внизу снова заголосила мать.

— А мама поправиться? — задала следующий вопрос Памила.

— Будем на это надеяться, — задумчиво ответила Катерина.

В комнату вошла Сатака — старшая служанка.

— Княжна, к имению пришли люди, требуют поговорить с княгиней Аланой.

Катерина вздохнула. Старшая служанка была умной женщиной и знала, что, если сейчас к крестьянам выпустить матушку, это верный способ придать имение со всеми обитателями огню.

Когда старшая дочь князя открыла двери, её взору предстала толпа крестьян. Они не были вооружены вилами, топорами и не несли факелы, но для обитателей дома всё равно представляли угрозу, так как последние воины покинули Алану, как только она обвинила их в том, что те не уберегли её сыновей и потребовала от прислуги повесить тех, кто привёз тела.

— Что вам надо?! — крикнула в толпу Катерина и спустилась с крыльца.

Повисла гнетущая тишина. Краем глаза княжна видела, как её мать, выглянув в окно, скривила спесивую мину и захлопнула ставню.

— Мы, собственно, хотели бы поговорить с княгиней, — опираясь на посох, вышел вперёд старый сгорбленный чинис с длинной белой бородой, и нестриженной и нечёсаной копной волос на голове.

— Я за неё, можете говорить! — властно ответила Катерина.

Толпа загалдела. Белобородый чинис резко поднял руку вверх и голоса смолкли.

— Ты, дочка, ещё ребёнок, — качнул головой старик, смотря на худой стан вышедшей в чёрном платье княжны. — У нас есть слово к твоей матери, так как она сейчас управляет вашим семейством.

— Мать несёт траур, поэтому, обращайтесь ко мне, — снова повторила Катерина.

— Хорошо, — пожал плечами белобородый. — Мы хотим, чтобы ваша семья покинула горы!

Слова старца поддержал нестройный хор голосов.

— Нет, — твёрдо ответила Катерина и голоса смолкли. — Вы не можете изгнать нас с гор, заставить чинис покинуть горы может только Повелитель.

В наступившей тишине старец долго буравил княжну взглядом. ...