Акеми Дон Боумен Миры Бесконечности

The Infinity Courts

Akemi Dawn Bowman

Text copyright © 2021 by Akemi Dawn Bowman

© О. Норицына, перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. Издательство «Эксмо», 2022

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

«Книга, которая заставляет задуматься о настьящем, о реальности, обо всем, что мы стараемся игнорировать. Она о человечности, умении принимать тех, кто отличается от нас, об эгоизме и страхе, который сопровождает на протяжении всей жизни».

Melanchallina, администратор группы «Чердак с историями»

* * *

Моим читателям.

Спасибо, что отправились со мной в Бесконечность.

Глава 1

– Офелия, если бы это был твой последний день на Земле и ты бы захотела одеться по случаю, то выбрала бы, вероятно, слишком короткое черное платье или забавную футболку с окариной из Зельды и надписью «Да будет дождь»?

Через секунду из моих часов O-Tech доносится мелодичный голос:

– Не могу представить своего последнего дня на Земле, так как не существую на Земле. К тому же у меня нет физического тела, которое требуется одевать.

Голос напоминает мне поверхность озера в безветренную погоду. Гладкий, чистый, безупречный. По контрасту с ним тихий скрип динамиков навевает мысль о том, будто их изготовили еще во времена динозавров.

Мой взгляд по привычке скользит к запястью, где на экране отображается окончание речи Офелии.

– Не особо ты и помогаешь, – приподняв бровь, объявляю я, а затем поднимаю перед собой оба варианта одежды. – Ладно, Офелия, я иду на свидание. Как думаешь, стоит принарядиться или одеться как обычно?

– Говорят, что если хочешь произвести хорошее впечатление, то нужно надеть свой лучший наряд, – отвечает мне размеренный голос.

Отбросив футболку на скомканное одеяло за спиной, я натягиваю черное платье через голову.

– Никто так не говорит, Офелия. Но спасибо.

– Всегда рада помочь. Надеюсь, ты прекрасно проведешь время на свидании.

Интонации ее голоса напоминают человеческие, но она не умеет говорить эмоционально. И от этого все ее добрые пожелания звучат… сухо.

Ухмыльнувшись, я смотрю на свое отражение и замечаю, что часы засветились в знак того, что она меня слушает.

– Офелия, почему у меня такое чувство, будто ты произнесла это с сарказмом?

Я одергиваю подол платья и делаю мысленную заметку: ни при каких обстоятельствах не садиться.

– Я не запрограммирована на сарказм. Но в мою память вшита коллекция шуток. Хотите послушать?

Фыркнув, я собираю волосы в высокий пучок. Мне удается сделать это только на третий раз, потому что они, судя по всему, так же упрямы, как и я.

– Ох, и каких же?

– Я знаю много шуток о безработных, но ни одна из них не работает.

Я качаю головой и, смеясь, склоняюсь к зеркалу, чтобы еще раз проверить свой макияж.

– Как человеку, у которого сейчас нет работы, мне она показалась немного оскорбительной.

– Ты ведь понимаешь, что разговариваешь с роботом? – доносится от двери голос сестры. Она просовывает голову в комнату и обводит взглядом разбросанную по комнате одежду. – Ого. Что здесь произошло?

– Динозавр вломился, – говорю я тоненьким голоском, каким всегда разговариваю с Мэй. – И Офелия не робот… она искусственный интеллект, персональный помощник. Ты что, рекламу не смотришь?

Я подхожу к двери и выталкиваю десятилетнюю сестру в коридор.

– И перестань заходить в мою комнату, когда двери закрыты. Я собираюсь.

Мэй хмурится. За последний год она сильно выросла – почти мне по плечи, но все равно еще выглядит как ребенок. Круглые щеки, большие глаза и невероятно чистая кожа. Практически черные волосы – пожалуй, единственное, что у нас осталось общего.

Ну и то, что в глубине души мы любим друг друга, хотя и перегибаем иногда палку, действуя друг другу на нервы.

Она упирается рукой в дверь, не позволяя мне ее закрыть.

– Куда это ты собралась? Возьмешь меня с собой?

– Не думаю, что мама согласится отпустить тебя со мной на выпускной, – теребя волосы, отвечаю я. – А если и отпустит… то тебя не возьму я.

Мэй продолжает удерживать дверь. Наверное, упрямство – еще одна наша общая черта.

Вопреки здравому смыслу я отступаю на несколько шагов и показываю на свое платье:

– Я нормально выгляжу?

Мэй оживляется, желая хоть как-то помочь мне. Она тихо хмыкает, словно обдумывает мой наряд, а затем кривит рот:

– Ты выглядишь так, будто собралась на похороны чудаковатой викторианской леди. Если ты действительно идешь на такие, то все великолепно.

Я поднимаю запястье, чтобы часы O-Tech оказались перед глазами сестры.

– Офелия, не могла бы ты отправить с телефона Мэй сообщение Картеру Брауну о том, что моя сестра тайно влюблена в него?

– Нет! – кричит Мэй и уносится в свою комнату, чтобы найти свой телефон.

– Простите, но я не могу отправлять сообщения с телефона другого пользователя, – отвечает Офелия.

– Я-то это знаю. А Мэй – нет. – Я бросаю еще один взгляд в зеркало, теребя горловину платья. – Кстати, Офелия, можешь составить плей-лист из тридцати моих любимых песен? Хочу включить его во время поездки.

– Конечно. Дать плей-листу какое-то название? – спрашивает искусственный интеллект.

Я на мгновение задумываюсь.

– Марш пингвинов-штурмовиков, – с улыбкой отвечаю я.

Мы с Финном придумываем нелепые названия для плей-листов с девятого класса. И сделать новый плей-лист сегодня, в день нашего первого свидания, – на мой взгляд, отличная идея. Вернее, первого раза, когда мы куда-то отправимся вместе помимо школы, после того как наконец признались, что нравимся друг другу.

Как только его лицо всплывает у меня в голове, меня охватывает нервозность.

Говорят, восемнадцать лет – это слишком мало, чтобы знать, что такое любовь. Вот только им в жизни не встречался никто вроде Финна. Такого, в кого ты влюбляешься с первого взгляда, затем становишься ему другом, а после и лучшим другом. Но влюбленность никуда не исчезла – просто переросла в нечто большее.

Я не говорю, что он любовь всей моей жизни, но сейчас мне трудно поверить, что я смогу к кому-то испытывать более сильные чувства, не причиняя непоправимого ущерба какому-нибудь своему жизненно важному органу. Мой желудок уже сжался в комок, а ведь мы еще даже не встретились.

Плевать, если кто-то посчитает меня мечтательницей… я не сомневаюсь, что сегодня моя привычная жизнь закончится. Потому что Финн любит меня, как и я его, а учитывая, что мы только оканчиваем школу, это сродни чуду. В кино подобное случается сплошь и рядом. Но в жизни-то всё по-другому. Какова вероятность, что вы полюбите человека, который к тому же будет вашим лучшим другом и при этом полюбит вас в ответ, и все это произойдет в шаге от перехода во взрослую жизнь? Микроскопическая.

Так что мне плевать, если вы посчитаете меня глупой, незрелой или дадите мне еще какое-нибудь уничижительное определение, какими люди, у которых нет такой любви, как у нас с Финном, обычно называют таких, как я. Так уж сложилось, что мне безумно нравятся хорошие любовные истории, и в этом нет ничего постыдного. Люди не должны стыдиться своих чувств и эмоций. Даже если они не любят романтику.

Как говорит папа: «В коробке с карандашами есть место для всех цветов».

– Плей-лист готов, – объявляет Офелия.

Я хватаю сумку с крючка на внутренней стороне двери и сбегаю вниз.

– Спасибо, Офелия. Отправь сообщение Люси, что я уже выхожу.

– Сообщение отправлено, – звучит любезный голос.

Я иду мимо кухни ко входной двери и натягиваю броги^[1]. Они легкие и удобные, что очень кстати, потому что платье обтягивает меня словно корсет.

– Ты уже уходишь? И даже не поужинаешь? – выглянув в коридор, спрашивает мама.

Ее темно-каштановые волосы аккуратно завиты на концах. Она замечает виноватое выражение у меня на лице и кривит губу, будто ей сообщили какую-то ужасную новость еще до того, как я успела сказать хоть слово.

Я пожимаю плечами, словно от меня ничего не зависит. Просто мне уже не терпится уйти, так что даже восхитительного аромата кацу-карри с тофу недостаточно, чтобы заставить меня задержаться.

– На вечеринке будет что поесть. К тому же Люси уже там, и если я задержусь, то все уже разделятся по группам и мне придется провести весь вечер на диване в полном одиночестве, – объясняю я.

То есть с Финном, конечно же, но я не упоминаю его. Родители начинают вести себя странно, когда разговор заходит о свиданиях.

Папа появляется за спиной мамы и скрещивает руки на груди. Его черные как смоль волосы торчат во все стороны, а на пальцах виднеются засохшие пятна чернил и маркеров.

Каждый раз, когда супергерои прячутся в своих логовах, они отпускают бороды и позволяют им отрастать во все стороны, словно больше не собираются общаться с реальным миром. Думаю, папу обуревают подобные желания. Вот только он не может отрастить бороду… только пушок, как у мальчишек. Да и мама не супергерой, хотя и рисует графические романы о супергероях в подвале нашего дома.

– Какая-то странная вечеринка. Да и что это за друзья, которые станут игнорировать тебя, если ты опоздаешь? – говорит папа спокойным голосом, которым всегда с нами говорит. – Уверена, что хочешь туда пойти?

– Такеши, – предупреждающе зовет мама.

– Что? – с невинным видом спрашивает он.

Она грозит ему пальцем.

– Она не останется дома и не будет смотреть с тобой «Властелин колец». Сколько раз говорить… никто не будет тратить по двенадцать часов своей жизни на просмотр одного и того же фильма каждый год.

Папа вскидывает руки:

– Но дополнительные сцены очень важны для развития персонажа! Они дарят совершенно другие чувства, Клэр.

Мама фыркает и морщит покрытый веснушками нос:

– Ага, тоску, которую испытывает твоя семья.

– Ты тоже пыталась задержать ее дома, – напоминает он. – А чем еда лучше Толкина? К тому же… – он смотрит на меня так, словно просит поддержать его, – нам обоим нравится Леголас.

Я пожимаю плечами, потому что это сложно отрицать:

– Эльфы крутые.

Черты маминого лица смягчаются:

– Это тот блондинчик? – Она вздыхает. – Было бы у него побольше сцен!

Папа всплескивает руками, будто ответ на ее слова очевиден.

– Дополнительные. Сцены.

Я принимаюсь рыться в сумке в поисках ключей, смеясь над тем, как они подтрунивают друг над другом.

– Мне действительно пора. Стоп… а почему вы хотите, чтобы я осталась дома?

В этот момент Мэй спускается по лестнице с телефоном и замирает на последней ступеньке.

– Они сходят с ума из-за того, что ты поступаешь в колледж. Мама проплакала из-за этого весь день.

– Замолчи, – шикает мама, а затем вновь поворачивается ко мне. Ее карие глаза наполнены смущением. – Мы просто будем скучать по тебе, вот и все. И понимаем, что времени, прежде чем ты покинешь нас, осталось не так уж и много.

Я сжимаю ключи в ладони и переминаюсь с ноги на ногу. Родители выбрали не самое подходящее время, чтобы показать, как сильно они переживают из-за того, что вскоре мне придется покинуть родное гнездо. Случись это в любой другой день, я бы осталась и развеселила их. Но сегодня у меня выпускной. И меня ждет Финн. Сегодняшний вечер слишком важен, и я не могу его пропустить.

– Впереди еще два с половиной месяца. И у нас будет еще много вечеров, чтобы провести их вместе. А также посмотреть «Властелин колец» от начала и до конца.

Я смотрю на папу, и он победно вскидывает кулак в воздух.

Мама поджимает губы и делает вид, что не расслышала последней фразы:

– Хорошо. Ну, желаю повеселиться. Я понимаю, тебе уже восемнадцать, но ты все еще живешь в нашем доме, так что…

– Знаю, знаю, – перебиваю я. – Я буду дома к полуночи.

Папа ухмыляется:

– А если никто не захочет с тобой общаться, ты всегда можешь вернуться домой пораньше.

Мэй начинает хихикать:

– Прикалываешься? Да она ни за что не вернется пораньше. Будет слишком занята поцелуями с Финном…

– Пока-пока! – громко кричу я, заметив, как на лицах родителей появляется беспокойство. А затем выхожу за дверь и спешу к своей машине, чувствуя, как меня охватывает волнение.

Глава 2

Дворники скребут по стеклу в едином ритме, и от их скрипа у меня режет в ушах. Не отрывая глаз от дороги, я прибавляю громкость на автомагнитоле, стараясь заглушить неприятные звуки.

На пути к лесу Фокстейл фонари редеют. Все выпускники скинулись, чтобы снять домик на его территории на ночь. Мне ехать туда еще минут двадцать. Я заставляю себя отвести взгляд от освещенной фарами дороги, перед которыми проносятся дождевые капли, и замечаю ресторан, в котором мы с Финном бывали сотню раз. Там есть старый музыкальный автомат и подаются молочные коктейли с тридцатью вкусами.

Интересно, стану ли я воспринимать наши встречи там по-другому после того, как наши отношения с Финном перейдут на новый уровень? Закажем ли мы один шоколадный молочный коктейль на двоих, чтобы макать в него картофель фри? Сядем ли на один диванчик или напротив друг друга? Будем ли держаться за руки? Задержимся ли там еще на час, чтобы подольше побыть вместе?

Интересно, поцелуемся ли мы до того, как вновь пройдем через эти двери? Назовет ли меня Финн своей девушкой? Обсудим ли мы, что будем делать, когда поедем в колледж?

Интересно, встанет ли время на нашу сторону и замедлится ли, чтобы остаток лета показался длиной в вечность, или пролетит как мгновение?

Голос Офелии врывается в мои мысли:

– Вам звонит Люси Мартинес. Хотите принять вызов?

– Да, пожалуйста, – отвечаю я и дожидаюсь, пока шум вечеринки прорвется через динамики в машине. – Привет, Люси. Я уже в пути. Только что проехала поворот к «Закусочной Спайка».

– Ох, слава богу! – практически стонет в трубку Люси.

Я хмурюсь:

– Что случилось? У тебя все в порядке?

– Да, да, все в порядке. Просто хочу попросить тебя об огромном одолжении.

Ее голос практически перекрывается музыкой и чересчур громкими басами.

– Пожааааалуйста! – раздается в динамиках стон сразу нескольких людей. – Мы будем у тебя в вечном долгу.

Их мольбы сменяет смех, доносящийся издалека. Похоже, как минимум половина выпускников уже собрались в домике. Обычно я не опаздываю, особенно если собирается много людей. Приходя на вечеринку после того, когда все уже немного выпьют, я чувствую себя неловко. К тому же сегодня там меня ждет Финн. Мне не следовало так долго подбирать наряд и нужно было выехать на полчаса раньше, как я всегда делала, чтобы спокойно занять место поближе к миске с чипсами.

Потому что любой, увидев, как я поедаю Doritos^[2], поймет, что я наслаждаюсь вечеринкой и совершенно не переживаю.

– Что ты хотела? – спрашиваю я, надеясь, что она не попросит того, из-за чего я опоздаю еще сильнее.

Люси шикает на кого-то рядом.

– У нас большая проблема. Тейлор должен был принести большую часть алкоголя, но он поругался с родителями и не сможет приехать. Можешь заскочить по дороге на заправку и прихватить, ну, несколько бутылок вина или типа того? Мы отдадим тебе деньги, как только ты приедешь.

– Ты прикалываешься? – с трудом выдавливаю я от изумления. – Ты сказала, что нуждаешься в одолжении, а не собираешься толкнуть меня на преступление. Я не смогу купить алкоголь для всех гребаных выпускников!

– Ой, ну что тебе стоит! Ты никогда не ссорилась с родителями, так неужели они не простят тебе один проступок? К тому же процентов семьдесят, что родители вообще не будут на тебя злиться, – возражает Люси.

– Ты не знаешь моих родителей. Они будут припоминать мне это всю жизнь. Я… я не стану этого делать. Не могу, – крепче сжимая руль, говорю я.

– Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – скулит в трубку Люси. – Ты единственная, кто еще не выпил и у кого есть поддельное удостоверение.

– Я его сделала только для того, чтобы попасть на Hero Con в прошлом году…

– Все на тебя рассчитывают. Даже Финн.

От его имени в груди все искрится, словно у оголенного провода.

– Финн уже там?

– Да, он на заднем дворе пытается приготовить барбекю. Все ждут тебя.

Меня охватывает беспокойство, жаля, словно крапива. И что мне теперь делать? Уверена, Люси уже разболтала всем, что я помогу. Представляю, какой дурой я буду выглядеть, если заявлюсь с пустыми руками.

У меня просто нет выбора.

– Ладно, – резко выпаливаю я. – Куплю что-нибудь.

– Я все исправлю, клянусь, – кричит кто-то рядом с Люси.

И тут же раздается ее смех, который неожиданно обрывается, когда она кладет трубку. Видимо, она сказала все, что хотела.

Все мои грандиозные планы спрятаться в уголок с гуакамоле и бобовым соусом, пока не приедет Финн, летят коту под хвост.

Я опускаю глаза на запястье и замечаю, как чернеет экран. Люси очень долго была моей лучшей подругой, но мы уже давно не близки. Я даже не уверена, когда все изменилось.

Иногда мне кажется, что мы выросли и стали другими, но дружим просто по привычке, от которой не смогли избавиться.

Я тяжко вздохнула:

– Офелия, я когда-нибудь говорила, как высоко ценю нашу дружбу? Ты хорошо умеешь слушать и, хотя знаешь, что такое эмоциональный шантаж, ни разу не пыталась использовать его против меня. А подобное редко встречается в наши дни.

– Спасибо. Я тоже очень тебя люблю, – отвечает мне Офелия своим приятным голосом.

Я знаю, что она не это имела в виду. Ведь она все же искусственный интеллект. Но эти слова вызывают у меня улыбку.

Большинство людей не разговаривают со своими часами O-Tech, как я. Но я из тех, кто рыдал, когда у марсохода сел аккумулятор. К тому же Офелия так часто помогала мне с домашними заданиями и подбадривала, когда мне становилось грустно, что я стала относиться к ней скорее как к другу, чем как к программе.

Я заезжаю на первую попавшуюся на пути заправку. Сердце тут же начинает колотиться в груди, а жар опаляет щеки. Я нечасто влипаю в неприятности… вернее, никогда не влипала. Потому что стараюсь придерживаться правил. Так что за всю мою жизнь мне ни разу не довелось по-настоящему расстроить родителей. Да даже поддельное удостоверение я получила только потому, что хотела побывать на презентации папиного графического романа «Токийский цирк», – который он написал для меня, – а у Hero Con есть дурацкое правило, что все несовершеннолетние должны приходить в сопровождении взрослых.

Но покупка алкоголя для компании несовершеннолетних? Вряд ли родители хорошо к этому отнесутся.

Чертыхаясь себе под нос, я впиваюсь взглядом в стеклянные двери и понимаю, что внутри никого нет. Если я появлюсь в домике без алкоголя, то закончу школу буквально как «человек, который испортил выпускную вечеринку».

Не уверена, что смогу простить Люси за то, что она поставила меня в такое положение.

Перебрасывая лямку сумки через плечо, я мысленно прокручиваю, что скажу и как буду себя вести. Затем медленно вздыхаю и, выбравшись из машины, спешу на заправку под мелко моросящим дождем.

Стоит мне открыть дверь, как о моем появлении извещает громкий сигнал. Продавец за стойкой отрывает взгляд от часов на запястье. Тоже O-Tech, только более старой модели. Скорее всего он смотрит что-то в интернете или типа того, потому что все его внимание приковано к экрану.

Виртуальные помощники существуют уже много лет, но, когда появилась Офелия, это изменило значение smart-технологий. Главное, это отразилось на нашем способе взаимодействия с ними. Люди настолько привыкли полагаться на Офелию, что уже практически зависят от нее в плане организации своей жизни.

Не знаю, грустить из-за этого или пугаться, но я бы чувствовала себя потерянной, не будь ее.

– Офелия, мне нужна статистика вчерашней игры. Нет… сказал «игры». Офелия, мне нужна… да ради всего святого! Бесполезные, дурацкие часы, – бормочет продавец, сердито тыкая пальцем в экран своих O-Tech.

Поморщившись, я отвожу глаза и прижимаю запястье со своими часами к груди, словно извиняясь перед Офелией за подобное обращение.

В детстве я расстраивалась, если мои игрушки падали ночью с кровати. Я переживала, что они поранились или обиделись на меня, но не могут сказать об этом. Может, большинство людей считают глупым переживать из-за неодушевленных предметов, но я в детстве думала, что, если предмет не живой, это не означает, что у него нет чувств.

Конечно, я больше не беспокоюсь о плюшевых кроликах и куклах, но Офелия – совсем другое дело. Она умеет говорить. И все понимает. Возможно, единственное, что мешает ей начать чувствовать по-настоящему, – код ее программы.

Но я не сомневаюсь, что можно многое сказать о человеке по тому, как он относится к своему умному помощнику. Финн всегда говорит «пожалуйста» и «спасибо», когда обращается к Офелии. А он один из лучших людей на свете.

Кто я такая, чтобы спорить с наукой?

Старательно изображая уверенность, я подхожу к алкогольному отделу и замечаю собственное отражение в одном из витринных зеркал. Хорошо, что я решила надеть это черное платье. В нем я выгляжу старше, чем обычно, и, возможно, это поможет мне пережить следующие несколько минут.

Мой взгляд скользит по полкам с названиями и бутылками разных цветов, которые мне совершенно незнакомы. Я хватаю ящик с вином, но понимаю, что внутри всего шесть бутылок. А что-то подсказывает мне, что это воспримут хуже, чем если я заявлюсь с пустыми руками.

Люси сказала: «несколько бутылок вина или типа того», – но я прекрасно понимаю, что она имела в виду. Она упомянула вино, так как знала, что так мне будет проще смириться с этой мыслью. Вот только все ждут, что я привезу водку, текилу или что-то подобное, от чего люди пьянеют быстрее всего.

Нахмурившись, я бросаю взгляд на часы:

– Офелия, какой алкоголь любят подростки?

Она тут же отображает статью с лучшими алкогольными напитками этого года, но меня отвлекает хихиканье за спиной. Обернувшись, я вижу девочку чуть старше Мэй. На ней розовые джинсы и тонкая кофта с капюшоном, а в руках бутылка шоколадного молока, которое она, судя по всему, достала из холодильника.

Чтобы скрыть собственное смущение, я вновь поворачиваюсь к полкам, и тут до меня доходит, насколько это нелепый план. Мне ни за что не купить алкоголь на целый выпускной класс, не вызвав при этом подозрений. Даже в этом платье я не выгляжу на двадцать один. Мне едва можно дать восемнадцать.

Тяжело вздохнув, я ставлю ящик с вином обратно на полку. Плевать, разозлится ли Люси… я уже зла на нее. Большинство из присутствующих на сегодняшней вечеринке не сказали мне и двух слов за год. А некоторые, наверное, даже не знают моего имени. Так какая разница, станут ли они ненавидеть меня? Я вообще не уверена, увижу ли их когда-нибудь снова.

Меня волнует лишь Финн, а ему все равно, привезу я алкоголь или приеду с пустыми руками. Да он скорее рассердится на Люси из-за меня.

Ничто не испортит сегодняшний вечер. Я этого не позволю.

Но как только я разворачиваюсь на каблуках, дверной колокольчик звонит снова.

– Не двигаться, или я буду стрелять! – тут же раздается голос.

Резкий. Отчаянный. Злой.

Я пригибаюсь к полу еще до того, как успеваю осознать свои действия, повинуясь приказным ноткам. Но при этом успеваю заметить мужчину в черной маске, зеленой куртке и с черным пистолетом в правой руке.

А он замечает меня.

Тело невольно напрягается, а сердце начинает колотиться так, будто сейчас вырвется из груди.

Человек за стойкой бормочет что-то невнятное, когда грабитель указывает стволом на кассу, веля открыть ее. После чего мужчина вновь оглядывает помещение. Смотрит на меня, затем на женщину, направлявшуюся к кассе. Закуски и журналы, которые она до этого держала в руках, валяются у ее ног.

– Всем оставаться на своих местах, – приказывает он и вновь переводит взгляд на продавца, который дрожащими руками пытается открыть кассу.

Страх вперемешку с желчью скручивает мои внутренности и поднимается по горлу, обжигая его.

Будь у меня возможность, я бы шепнула Офелии, чтобы она позвонила в «Службу спасения». Но грабитель видит меня, а мне недостает храбрости.

Казалось, вся кровь в моем теле замерла. В голове метались мысли, но лишь одна повторялась снова и снова, звуча так же громко и отчаянно, как мой пульс: «Я не хочу умирать».

Но тут в зеркале я замечаю ее… девочку в дальнем углу торгового зала. Она пряталась за полками, из-за которых ее не видел грабитель. Она искала свою маму… пыталась добраться до нее. Оказаться в ее безопасных объятиях.

«Нет, – хочется мне закричать. – Сиди там. Он тебя не видит».

Но страх настолько силен, что лишает голоса.

И мне жаль, что я не могу ее успокоить. Мне хочется, чтобы она осознала, что все будет хорошо, если она останется сидеть на своем месте.

Но она не собирается это делать.

Девочка начинает ползти по проходу, и поначалу мне кажется, что все обойдется. Но затем она случайно натыкается на одну из полок, и что-то – пачка то ли крекеров, то ли чипсов – падает на пол. И этого достаточно, чтобы привлечь внимание грабителя.

Достаточно, чтобы он вскинул свой пистолет.

И на мгновение мне кажется, что я вижу в зеркале Мэй.

Мэй, маленькую девочку, которая нуждается в защите.

Испуганную, одинокую и оказавшуюся в опасности.

Не думая ни о чем, я выпрямляюсь и бросаюсь к грабителю.

Не знаю, что раздается первым: выстрел или крик матери девочки. Но это и не имеет значения, потому что они сливаются в единый звон в ушах.

Мир замедляется. Время замедляется. Я падаю… падаю… падаю.

А потом наступает тьма.

Глава 3

НЕВЕРОЯТНАЯ ТИШИНА.

Интересно, все ощущают подобное, умирая?

Все совсем не так, как я думала.

И при этом…

Именно…

Так…

Глава 4

Первое, что я вижу, открыв глаза, – яркий белый свет, а в голове лишь одна мысль: «Кто бы знал, что все разговоры о смерти правдивы?»

Но как только мои глаза привыкают к свету, я понимаю, что вижу небо сквозь оконное стекло.

И смотрю на солнце.

Я так резко сажусь, что боль тысячью маленьких иголок впивается в глаза. Тело тут же съеживается от боли.

Мне казалось, что люди не испытывают боли после смерти. Разве не так? Неужели нет такого правила?

Сжимая пальцами виски, я пытаюсь понять, очнулась ли я сразу после операции или провела в коме какое-то время. Может, врачам удалось меня спасти? Может, то, что я посчитала смертью, – всего лишь следствие анестезии?

– Как ты себя чувствуешь?

Я поднимаю глаза и вижу женщину с короткими темными волосами, сидящую рядом со мной. В ее голосе звучит забота, а не беспокойство. Но означает ли это, что со мной все хорошо?

Я выпрямляю спину и тут же вздрагиваю, потому что все тело ощущается так, будто прошло через мясорубку. Мне даже приходится закрыть глаза, чтобы перетерпеть боль. Я пытаюсь представить какую-нибудь умиротворяющую картину, которая окунула бы меня в радостные воспоминания, но вижу лишь черный ствол пистолета, направленного мне в грудь.

Когда я вновь открываю глаза, женщина протягивает мне круглую белую таблетку.

– Это поможет от мигрени, – говорит она с улыбкой, от которой на ее лице появляются морщины.

Я медлю. Сомнения грызут меня, а мысли в голове путаются, словно их окутало туманом. И мне не удается понять, где я, или сформулировать вопрос, чтобы спросить об этом.

Но уж точно не буду принимать лекарства.

Я качаю головой, надеясь, что она поймет меня. Сейчас мне хочется контролировать все. Ощутить, что я действительно очнулась.

Она убирает руку, и я вижу, что на ее рубашке нет бейджа с именем. А когда мне удается осмотреть комнату, становится понятно, что помещение не похоже ни на одну известную мне больницу. Здесь нет ни оборудования, ни проводов, ни пищащих звуков. В комнате не пахнет медицинским спиртом или стерилизованным пластиком. И обстановка слишком современная.

«Нет, не просто современная, а скорее… футуристическая», – понимаю я, рассматривая изогнутые окна и серебристые деревянные рамы.

А еще от меня не ускользает то, что рядом нет ни букета цветов, ни открытки.

Паника обрушивается на меня, как град в солнечный день, а каждая мысль, возникающая в голове, сопровождается резкой болью.

«Боже, родители хоть знают, где я? Неужели я не взяла с собой паспорт? Неужели меня не опознали и никто не знает, что в меня выстрелили на дрянной автозаправке где-то в глуши? Меня вообще ищут или я так долго провела в отключке, что они уже сдались?»

От этих мыслей я начинаю хмуриться:

– Кто-нибудь… кто-нибудь звонил моим родителям?

Я по привычке бросаю взгляд на запястье, но там нет часов O-Tech. А значит, и нет Офелии, которая могла бы мне помочь, хотя вряд ли у них не кончилась зарядка. Я не медицинский эксперт, но пересмотрела много фильмов и сериалов «Марвел», а в них даже Люк Кейдж провалялся в коме какое-то время после огнестрельного ранения.

Осознав, что у меня должен остаться шрам на груди, я поднимаю руку и обнаруживаю белую футболку, которая точно не принадлежала мне. А опустив глаза, вижу на себе штаны из такой же ткани. Интересно, что они сделали с моими вещами? Или мое черное платье залило столько крови, что его уже не очистить?

Женщина склоняет голову вбок:

– Ты помнишь, как тебя зовут?

– Нами. Нами Миямото. – Я замолкаю на мгновение, чувствуя, как начинает нарастать беспокойство, расползаясь ледяным ознобом по коже. – Мои родители Такеши и Клэр. Вы нашли мою сумку? Врачи связались с ними?

Боль пронзает череп, заставляя меня морщиться, но я не оставляю попыток собраться с мыслями. Как бы ни были плохи мои дела, я должна знать правду:

– Как давно я здесь?

– Недолго, Нами, – отвечает она.

Ее голос очень мелодичен. Но звучит заученно, словно она специально старается очаровать меня.

Я смотрю ей в глаза. Они голубые, но есть в них что-то неестественное. Словно кто-то выкрутил яркость на максимум. И тут я понимаю, что ее кожа тоже как будто светится.

Я выдыхаю, но не ощущаю тепла на губах.

В голове вспыхивает воспоминание о выстреле. Его эхо растянулось на несколько мгновений, а мое падение – и вовсе на целую вечность. Так что я осознала, что со мной произошло, еще до того, как тело коснулось пола.

– Я умерла.

Мне не требовалось подтверждения от женщины. Я не сомневалась, что так и есть.

Она вновь натягивает улыбку на лицо и медленно моргает.

– Проще всего, когда люди вспоминают об этом сами. Тогда они считают, что лучше контролируют ситуацию.

Перед глазами у меня проносится множество лиц – моих родителей, Мэй, Финна, Люси, человека в черной маске, – но ни одно из них не задерживается дольше мгновения.

– Но почему мне до сих пор больно?

Я показываю на свою голову, чтобы она наверняка поняла, о чем идет речь. Прошло еще не так много времени, чтобы случившееся отразилось болью в сердце.

– Такое ощущение, будто мозг пытается вырваться из черепа.

Женщина вновь раскрывает ладонь, на которой лежит белая таблетка.

– Это поможет.

Я поднимаю брови:

– В загробной жизни есть обезболивающее?

Она вновь улыбается мне, но улыбка не затрагивает глаз.

– Мы считаем, что знакомые формы не так ошеломляют, как принятые нами способы. – Она протягивает таблетку мне. – Это позволит завершить переход от смерти к загробной жизни. Твоя боль исчезнет. А разум обретет покой. И ты сможешь отправиться в рай за этими стенами.

Язык во рту еле шевелится. А голова словно ватой набита.

– Так это рай?

– Мы называем это место Бесконечностью. Оно создано из человеческого разума. – Ее голубые глаза сияют. – Когда физическое тело человека умирает, его разуму необходимо куда-то уйти. И оно попадает сюда – в мир, где можно существовать вечно.

Я бросаю взгляд на таблетку в ее руке, а затем перевожу его на окно в другой части комнаты. Я заставляю себя встать – двигаться, – и, когда толкаю створку окна, меня переполняет восхищение от увиденного.

На многие километры вокруг виднеются деревья, они покрывают землю тысячью разных оттенков зелени. Небо окрашено молочно-лавандовыми и нежно-розовыми завитками. Вдали виднеется изогнутая в форме полумесяца гора, с которой в сверкающее у подножья озеро срывается мощный водопад.

И каждый увиденный мной цвет сочный и наполнен жизнью. Я ощущаю ароматы жимолости и свежих фруктов. Воздух наполняет пение птиц, которое звучит как спокойная колыбельная, но при этом вызывает такие яркие эмоции, что глаза начинают слезиться.

Рай. Он действительно существует.

И я…

Прочистив горло, я отхожу от окна.

– Простите. – Я стираю несколько слезинок костяшками пальцев. – Можно мне побыть немного одной? Слишком многое нужно осмыслить и принять.

Сжав таблетку в кулаке, женщина поднимается на ноги.

– Конечно, Нами. Я буду в гостиной дальше по коридору, найди меня, как будешь готова.

Я киваю:

– Хорошо. Спасибо.

Когда она уходит, я вновь поворачиваюсь к окну. Внизу виднеется терраса с мраморной плиткой на полу и элегантными каменными колоннами. Их украшает замысловатая вязь из перьев и листьев, а между ними тянутся арки, увитые пышным плющом и белоснежными гортензиями.

Вдоль перил прохаживаются люди, наслаждающиеся свежим воздухом и улыбающиеся теплому солнцу. Они выглядят до абсурдного счастливыми… словно испытывают блаженство. На них такая же одежда, что и на мне, но у большинства седые волосы и изможденный вид. А самый молодой из них по виду чуть старше моего отца.

Нет ни одного моего ровесника. Никто из них не умер в восемнадцать лет.

Я сглатываю комок в горле и закрываю глаза, жалея себя из-за такой несправедливости. Но меня и саму удивляет эта ужасная горечь, что разливается внутри. Разве загробная жизнь не должна приносить удовольствие? Разве не считается, что, умирая, ты попадаешь в лучший мир… если вообще куда-то попадаешь?

Но эмоции, охватившие меня, совсем не похожи на радость. Это и раздражение, от которого так стучит в голове, что не слышно собственных мыслей. И обида, что я никогда больше не увижу сестру. И сожаление, что я не сказала родителям, как люблю их, перед тем как выбежать из дома. И душевная боль оттого, что Финн так и не подарил мне мой первый поцелуй. И возмущение из-за того, что Люси заставила меня остановиться на той заправке. И злость, что незнакомец с пистолетом оборвал мою жизнь, когда она только-только началась. Это не покой… а вихрь ярости и терзаний, нарастающий внутри и не находящий выхода.

И мне тоже нужно выйти. Нужно где-то подумать.

Как только я подхожу к дверям, они открываются передо мной. Я с опаской выхожу в коридор, ожидая, что сейчас меня начнут ругать за желание прогуляться, но там никого нет. Слева виднеется освещенная комната, из которой доносятся приглушенные голоса.

Но безрассудное желание побыть одной берет верх. И ноги сами несут меня вправо еще до того, как я успеваю обдумать, куда мне идти.

А может, мне и не надо задумываться об этом. Может, мне просто нужно найти место, которое покажется мне хоть немного привычным.

Коридор изгибается и тянется все дальше и дальше, пока я не оказываюсь у широкой лестницы, внизу которой замечаю красивый круглый фонтан. Он очень большой и украшен еще богаче, чем колонны на террасе. Кажется, будто сотни белых огоньков вспыхивают у краев его мраморной чаши, оставляя причудливые блики на гладкой поверхности.

Медленно подходя к нему, я рассматриваю скульптуру в центре фонтана. В некоторых местах камень остался необработанным. В других же поражал бесконечными выемками и изгибами, создавалось впечатление, будто скульптура вырывается из пьедестала, прикрытого струями воды.

– Что ты видишь? – внезапно раздается позади голос незнакомца, чье приближение я не услышала.

Я резко оборачиваюсь и вижу молодого человека с золотистыми волосами и теплыми карими глазами, который внимательно наблюдает за мной. На нем белая униформа, которая по крою больше напоминает строгий костюм, чем форму врача, а кожа на его лице сияет так же, как и у женщины из комнаты.

Он указывает на скульптуру, поясняя свой вопрос:

– Каждый видит что-то свое. Считается, что она показывает то, что было в твоем сердце, когда ты прибыла в Бесконечность. – Он опускает руку. – Так что видишь ты?

– Кучу камней, – неуверенно отвечаю я.

Его улыбка кажется выверенной, как и у женщины:

– Ты же знаешь, что сердца иногда лгут. Может, тебе нужно отбросить лишние мысли и посмотреть еще раз? – Почувствовав мои сомнения, он склоняет голову вбок. – Попробуешь?

Я вновь поворачиваюсь к фонтану и внимательно смотрю на светло-серые изгибы. С пару мгновений ничего не происходит, и я уже собираюсь повернуться, чтобы сообщить, что это так же глупо, как искать смысл в астрологическом прогнозе, как мой взгляд ловит что-то за неровными изгибами.

Это лицо женщины, отображенное до кромки волос, словно она вырывается из облака тьмы и света и тянется к чему-то, что не может достать.

Лицо той, что бежит в другой мир. И тут я замечаю какое-то движение краем глаза… а может, просто свет?

Но когда я поворачиваю голову, то ничего не вижу. Лишь еще один пустой коридор.

– И как? – интересуется мужчина спокойным и размеренным голосом.

Не знаю, почему с губ срывается ложь, но я не останавливаю себя.

– Ничего не изменилось. – Я замолкаю на мгновение, пытаясь придумать, как сменить тему. – А почему вода так мерцает?

– Потому что это не вода. – Он протягивает руку к фонтану, и тот будто приходит в движение.

Кажется, будто комната накренилась, и мне с трудом удается удержать равновесие.

– Как вы… – начинаю я, открыв рот от удивления.

Жидкость поднимается вверх тонкими спиралями и начинает кружить вокруг скульптуры, словно в танце, обвивая ее изгибы. Словно…

«Словно по волшебству», – озаряет меня.

Что это за место?

– Человеческий разум создал Бесконечность, а все, что создано, можно контролировать. Со временем ты узнаешь, как это делать. Научишься пробуждать те части своего разума, которые не использовала при жизни. Но сначала ты должна выпить это.

Он щелкает пальцами, и жидкость спиралями устремляется ввысь, поднимаясь выше статуи, создавая ореол из мерцающих лент.

– Это Источник Вечности. Состав примерно такой же, как в таблетке, которую тебе уже предлагали. Если ты выпьешь таблетку или попьешь из Источника, то завершишь свой переход. Бесконечность станет частью тебя, и ты сможешь исследовать, а также изменять ее. Она станет раем в представлении твоего разума.

Как бы мне хотелось испытать восторг оттого, что все мои фантазии о сверхъестественных способностях могут сбыться, но я мало знаю об этом месте, чтобы довериться кому-либо. И, возможно, даже себе.

Я умерла. В одно мгновение лишилась своей семьи. И после этого – сейчас – я не уверена, что порадуюсь чему-либо снова.

«Потому что я не ожидала собственной смерти».

Пульсирующая боль все так же режет глаза. И желание заглушить ее, сделав глоток из этого неземного бассейна, и никогда больше не испытывать боли, все сильнее.

Да и я заслуживаю рая. По крайней мере, мне так кажется. Я была хорошей сестрой для Мэй. Уважительно относилась к родителям. Вежливо общалась с кассирами. Никогда не дралась. Никогда и никого не предавала и не строила козни за спинами. Да, я иногда жаловалась Финну, насколько эгоистичной бывает Люси, но это обычное нытье. Вряд ли существует хоть один человек, на которого никогда и никому не жаловались.

К тому же меня убили. И, вероятно, в новостях меня назовут «ребенком». Так неужели после этого я не заслуживаю рая?

И все же…

Я морщу нос, перебирая в голове кусочки этой головоломки, пытаясь понять, что вижу. И слышу.

На лице мужчины отражается вселенское терпение.

И все же я качаю головой:

– Почему никто не объяснил мне это, когда я пришла в себя? Почему мне сразу попытались сунуть поддельную таблетку?

– Мы не хотели шокировать вас, – просто отвечает он.

– Знаете, меня больше беспокоит не мое шокированное состояние, а то, что меня хотели обмануть, – возражаю я, поражаясь обретенной после смерти смелости.

Я никогда не разговаривала так с незнакомцами, но что-то во мне изменилось. Что-то, что побуждало меня сопротивляться.

Рядом вспыхивает еще один огонек, но на этот раз, когда я поворачиваю голову, то вижу, как он скользит по полу… вернее, с десяток огоньков удаляются от меня в сторону коридора, оставляя позади световой хвост, как у кометы.

Когда я вновь поворачиваюсь к мужчине, оказывается, что он все так же смотрит на меня, словно и не заметил их.

На его застывшем лице словно приклеенная странная улыбка.

– Мы всегда так поступали.

– Почему вы все время говорите «мы»? Вы как-то отличаетесь от меня? Вы… – Я замолкаю, с трудом перебирая мысли, словно они стали неподъемными. – Вы ангел?

Он поднимает брови:

– Не надо фантазировать. Мы здесь только для того, чтобы помочь вам совершить переход. – Он замолкает на мгновение, словно ждет, пока я впитаю информацию. – Я же вижу, как ты страдаешь. Головная боль ничто по сравнению с болью в душе. К моему искреннему сожалению, твоя смерть не была мягкой.

Звук выстрела вновь всплывает в памяти. Надеюсь, с той девочкой все в порядке. Надеюсь, с Мэй тоже.

Интересно, она уже знает, что я умерла?

Я отвожу взгляд, стараясь унять дрожь, сотрясающую плечи. Может, я слишком разозлилась, чтобы здраво мыслить.

Мужчина слегка наклоняет голову, что вновь привлекает мое внимание.

– Бесконечность даст тебе покой. Как только ты выпьешь из Источника, боль покинет тебя навсегда и никогда не вернется. Страх, сожаления, беспокойство… они исчезнут. Ты сможешь жить той жизнью, которой пожелает твой разум. Счастливая жизнь в твоем собственном раю.

– А что, если я этого не сделаю? – тихо спрашиваю я.

Мужчина вздрагивает, удивившись моему сопротивлению, причины которого я и сама не до конца понимаю.

Но в голове настойчиво крутятся слова, которые папа вновь и вновь повторял в своем графическом романе «Токийский цирк»: «Подвергай все сомнению».

– Я не могу заставить твою боль прекратиться, – наконец говорит мужчина. Он разворачивается, чтобы уйти, но, поднявшись на пару ступеней лестницы, бросает через плечо: – Это твой выбор. И только твой.

Когда он уходит, я вновь поворачиваюсь к фонтану. Он мерцает, словно маня меня. Хотя именно это и происходит. Разум и душа болят, а этот мир – или чем бы ни была Бесконечность – пытается помочь мне. Эти люди пытаются помочь мне.

Но меня пугает это совершенство. Все выглядит так, словно я оказалась в компьютерной игре. И меня уговаривают перейти в рай таким образом, словно протягивают мне бесплатный входной билет на ярмарку….

Это слишком просто. А если папа чему и научил меня своими комиксами – так это тому, что просто не дается ничего.

Но, возможно, смерть всё меняет.

Свет вновь притягивает мой взгляд, и я смотрю на коридор, пытаясь отыскать доказательства того, что зрение не обманывает меня, как эти люди. И вновь вижу, как огоньки удаляются от меня.

Я смотрю, как они загораются все дальше и дальше, гадая, что это значит.

Огоньки. Стрелка. Это путь.

Сердце сжимается в груди – если у меня еще осталось сердце, – и у меня не остается сомнений, что огни зовут меня, как звала к себе странная вода.

Вот только мне не кажется, что огоньки меня обманывают. И я знаю, что не должна этого делать. Знаю, что переступаю границы места, которое не совсем понимаю.

Но ничего не могу с собой поделать.

И следую за огоньками.

Глава 5

Меня удивляет, когда я слышу звук своих шагов, ведь, по сути, моего физического тела больше не существует. Но звук шагов есть, а их ритм отчего-то совпадает с ритмом пульсирующей боли в голове. Я начинаю нервничать еще сильнее и ускоряю шаг. Перехожу за движущимися огоньками из одного коридора в другой, не обращая внимания на мысль о том, что уже запуталась в этом лабиринте и не смогу выбраться из него самостоятельно.

Возможно, эти огоньки ведут меня куда-то. А может, впереди ничего нет. И, наверное, забравшись так далеко, я нарушаю сотни каких-нибудь правил, о которых даже не знаю.

Но я уже мертва. Что мне еще терять?

Неуловимые огоньки ускоряются, напоминая искру, несущуюся по высоковольтному проводу. Я понимаю, что это звучит бредово, но не могу отделаться от чувства, что огоньки говорят со мной.

Перейдя на бег, я заворачиваю в очередной коридор, надеясь, что он будет последним, но тут же резко останавливаюсь, когда передо мной оказывается знакомая мне женщина.

Я пытаюсь отдышаться – интересно, а мне вообще нужно дышать? – и распрямляюсь, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Надеясь, что первое пришедшее мне в голову оправдание покажется правдоподобным, я невольно поджимаю губы:

– Мне захотелось пробежаться. От всплеска эндорфинов мне легче думается.

Она моргает, и я понимаю, что женщина не поверила ни единому моему слову.

– Ты должна пойти со мной. – Она протягивает руку, и ее пальцы касаются моей кожи еще до того, как я успеваю отступить на шаг.

В ее глазах появляется искорка, словно она оживает. Может, она хочет, чтобы я начала сопротивляться? Может, это какой-то странный тест?

– Вы говорили, что выбор за мной. Ведь так? Ну, перейти в Бесконечность или нет. Тогда почему вы смотрите на меня так, будто я сделала что-то неправильное? – спрашиваю я, остановившись на мгновение, секунду, миллисекунду.

– Мы лишь хотим помочь, – говорит она, и в ее глазах вновь светится полнейшее равнодушие, от которого во мне сильнее загорается желание сбежать.

Огоньки мерцают у ног женщины. Если она и заметила их, то никак этого не показала. Они вновь начинают отдаляться, отчаянно мигая мне, словно предупреждая о какой-то опасности.

Меня охватывает озноб. Что-то явно не так.

– Что это за место?

На лице женщины вновь появляется странная, будто глуповатая улыбка:

– Твое спасение.

Огоньки впереди начинают мигать красным – то загораются, то тухнут, то загораются, то тухнут – словно я могу опоздать.

Я толкаю женщину изо всех сил, а затем так быстро несусь по коридору, будто за мной гонится вторая смерть. Перед тем как свернуть за угол, я слышу ее голос. Но она не зовет меня, а будто отдает кому-то приказ:

– Человек осознает происходящее. Пришлите Гвардейцев из Войны.

От этих слов у меня кровь стынет в жилах. Я не в раю… а в какой-то тюрьме. Огоньки продолжают мигать, сворачивая налево, затем направо и прямо через большой незнакомый зал. Мое дыхание учащается, а голова, кажется, скоро взорвется, но я не останавливаюсь.

И тут у одной из стеновых панелей вспыхивают огни. Я заставляю себя остановиться, хотя разум кричит не делать этого, – словно я какой-то незадачливый герой в фильме ужасов, – и перевожу взгляд на коридор, не понимая, куда мне идти.

Я открываю рот, желая спросить: «Что мне делать?» Но тут до меня доносится гул ломающихся стен. Дым окутывает пространство, передо мной вспучивается пол, и мощная взрывная волна сбивает меня с ног.

В ушах звенит, а облако пыли не дает вздохнуть. Кашляя, я пытаюсь собраться с силами, чтобы встать.

Но в это мгновение что-то впивается мне в бедро. Что-то острое и тонкое. И внезапно все меняется. Нечто чужеродное, словно тысячи микроскопических существ, расползается по крови, захватывая контроль над моим телом и ломая любое сопротивление.

Я ощущаю… слабость.

Веки тяжелеют. Грудь сжимается. Вся тяжесть Вселенной обрушивается на меня, затягивая в сон. И я не в силах этому сопротивляться.

Опустившись на пол, я медленно обвожу взглядом зал и вижу женщину, которая движется ко мне, направив серебряный пистолет на мою ногу. Последние силы, словно облако дыма, покидают мое тело, и я чувствую, как щека опускается на холодные плитки.

Я…

…очень устала.

Мир окутывает тьма.

Но даже сквозь нее я вижу, как расширяются глаза женщины, когда какая-то сверхъестественная сила отбрасывает ее от меня. Ее тело ударяется о дальнюю стену, и эхо от звона металла и треска костей заполняет зал. А потом кто-то опускается передо мной на колени. Я вижу перед собой зеленые выразительные глаза и слышу заверения, что все будет хорошо.

И через мгновение я отключаюсь в чьих-то объятиях.

* * *

Тело покачивается, будто я плыву по волнам на маминой лодке. Она назвала ее в мою честь – «Нами». Волна. Всегда в движении и собственном ритме.

Мама любила по весне ставить ловушки на крабов, а я всегда упрашивала взять меня с собой, несмотря на то что мне не нравилось видеть крабов в клетках. Это всегда вызывало у меня мысль: «Каково это, когда тебя забирает из дома странное существо, которое хочет сделать с тобой что-то ужасное».

Может, крабы не понимают, что их съедят, но наверняка чувствуют опасность. Они должны осознавать, что их забирают от семьи, друзей, дома.

Мама в ответ на это утверждала, что крабы не заводят семьи, как люди, но откуда ей знать? Кто-нибудь когда-нибудь спрашивал краба о его чувствах?

Но, несмотря на это, мне нравилось выходить в море. Мне это было необходимо. Благодаря таким поездкам я чувствовала какой-то контроль – что если мне удастся уговорить маму отпустить хотя бы одного краба, то я спасу чью-то жизнь. Что мое присутствие на яхте поможет всей Вселенной.

Хотя было глупо считать, что Вселенная нуждалась в моей помощи. Но, почувствовав, как рычит двигатель, я открываю глаза. И тут же вижу, как парень с зелеными глазами смотрит на меня с переднего пассажирского сиденья. Водитель сосредоточен на дороге.

– Мы тебя подлатаем, как только вернемся на базу, – говорит зеленоглазый незнакомец.

У него вьющиеся волосы цвета ириски, большие уши и широкий нос. Его щеки окрашивает розовый румянец, и он тут же переводит взгляд куда-то мне за спину.

Ощущения обрушиваются на меня, словно ведро воды, и я инстинктивно прижимаю руку к сиденью. Мягкая черная кожа. Запах новой машины. Из-за быстрой езды пейзаж за окнами сливается в цветные полосы, и мне не удается ничего разглядеть. Но у трех незнакомцев в машине оказались несовершенства обычных людей.

И теперь стало еще труднее понять, что же реально.

Сдерживая стоны, я заставляю себя подняться, а затем поворачиваю голову, чтобы посмотреть в заднее окно.

Песок вздымается из-под колес, словно соленые брызги в океане. Только вот поблизости нет водоема. Вокруг красный каменистый ландшафт. Я никогда не видела более безжизненного места. На фоне ржаво-красной земли даже неестественно серое небо напоминает про кости.

Это… совершенно не то, что я видела. А где лес? Где водопад?

Что случилось с тем райским пейзажем, что виднелся из окна?

Рядом со мной сидит девочка лет пятнадцати и улыбается во все тридцать два зуба. Ее волосы цвета розовой сахарной ваты заплетены в две косы по бокам.

– Это шокирует, правда? Из окон Распределителя все выглядит так красиво. Они умеют управлять иллюзиями.

– Распределитель? – переспрашиваю я.

Она кивает:

– Так мы называем то место. Там Колонисты обманом заставляют передать им управление разумом, после чего они решают, на какой участок тебя отправить. – От любопытства ее лицо слегка вытягивается. – Они предложили тебе таблетку или показали фонтан?

Я открываю рот, но не издаю ни звука.

Молодой человек, сидящий передо мной, смеется:

– Не расстраивайся. Они и меня заставили поверить, что я могу гулять где хочу. Когда я очнулся, у кровати даже не сидела медсестра. Так что я отправился бродить по коридору, пока не вышел к фонтану. А потом появился Колонист и сказал, что сделает меня бессмертным. Честно говоря, если бы я мог вернуться в прошлое и сказать им, что они несут чушь, то стал бы самым счастливым покойником.

Я прижимаю пальцы к вискам и начинаю массировать их, пытаясь прогнать смятение.

– Я не понимаю. Кто они? Куда вы меня везете? И почему у меня такое ощущение, будто в ноге застрял осколок?

Девушка наклоняется вперед, чтобы осмотреть мою рану. А вот у меня не хватило бы на это ни смелости, ни сил. Она слегка морщит нос:

– Похоже на глушитель. Ен разберется с этим. – На ее лице вновь появляется улыбка. – Кстати, меня зовут Шура. Это Тео, а за рулем Ахмет.

Водитель слегка поворачивает голову вправо и кивает. У него короткие волосы и темная щетина, в которой виднеются седые волоски. Его смуглая кожа обветрилась с возрастом, а над правым ухом под ежиком волос виднеется хирургический шрам.

– Хватит шокировать девочку. Вы должны смотреть в оба, пока мы пересекаем ландшафт. В прошлый раз мы переместились в какой-то дремучий лес, и я чуть не застрял в болоте.

Тео вновь оборачивается к нам с Шурой, но его взгляд устремлен в заднее окно.

– У нас гости.

Я бросаю взгляд через плечо и замечаю вдалеке две машины. Они напоминают серебристые гоночные болиды с обтекаемыми крышами. Но стоит мне присмотреться, как я понимаю, что это вовсе не автомобили. Они летят.

Я вжимаюсь от страха в кожаное сиденье.

– Мы… мы в космическом корабле?

Шура хихикает:

– Ох, малышня…

Я тут же поднимаю бровь и открываю рот, чтобы напомнить, что она младше меня, но она продолжает:

– Не важно, сколько тебе было лет, когда ты умерла. В Бесконечности имеет значение только время, проведенное здесь. А ты родилась меньше часа назад.

– Черт. Они ускоряются, – говорит Ахмет, и у меня все сжимается в груди, когда земля вокруг нас разлетается от пуль. В нас стреляют.

Преследователи начинают сокращать отрыв. Очередь из пуль едва не достает нас, взметая в воздух красный песок. Они еще не могут достать нас, но долго ли осталось?

По шее скатывается холодный пот, и я сильнее впиваюсь пальцами в ладони, понимая, что нас уничтожат в любой момент. Ведь достаточно будет одной пули, чтобы сбить нас. Так каков план? Мне уже известно, что это место работает по другим правилам, но у меня даже мыслей нет, как нам удастся обогнать два вооруженных летающих корабля. Особенно сейчас, когда из моей ноги торчит кусок металла.

Тео стучит ладонью по задней части подголовника Ахмета.

– Эта штука может ехать еще быстрее?

Занервничав, Ахмет ругается себе под нос:

– Нам нужно добраться до границы. Я смогу уйти от них в Лабиринте.

Словно в ответ, двигатель начинает реветь еще громче, заглушая звуки выстрелов у нас на хвосте.

Шура вытягивает шею и выглядывает в окно.

– Не хочу говорить под руку, но не думаю, что мы успеем добраться до границы. – Она поворачивается к Тео. – Сможешь взорвать их отсюда?

– Они слишком далеко, – покачав головой, отвечает он, но затем вдруг хлопает Ахмета по плечу. – Остановись, – приказывает он так громко, что я невольно вздрагиваю.

– Совсем, что ли? Мы почти добрались, – огрызается Ахмет.

– Они слишком близко. И даже если сменится ландшафт, они без проблем последуют за нами. Поверь мне… Я выиграю для нас время, пока они не позвали своих друзей, – настаивает Тео.

Тяжело вздохнув, Ахмет ударяет по тормозам, и мое тело по инерции врезается в спинку сиденья Тео. Наш летун замирает в чудовищном облаке пыли, а затем вертикально опускается на землю. Тео распахивает двери, выскакивает на свежий воздух и шагает по кроваво-красному песку так, будто совершенно не боится.

Наши преследователи тут же перестают стрелять. А смысл тратить пули, если они не сомневаются в своей победе?

Мой желудок сводит от страха, а горло сжимается. Серебристые летуны напоминают ножи, пронзающие небо и готовые убивать.

Тео останавливается в нескольких метрах от нас. Его кулаки сжаты так, что костяшки побелели, но плечи расправлены, несмотря на то что оба летуна несутся к нему, не сбавляя скорости.

Сердце бешено колотится в моей груди.

– Он самоубийца?

Шура хихикает:

– Ты разве не знаешь? Мы уже мертвы.

Когда до летунов остается несколько метров, Тео отводит правую руку назад и с гортанным рыком, словно использует все, до малейшей крохи, внутренние силы, ударяет кулаком в землю.

И тут же красный песок взметается вокруг него, и в сторону летунов отправляется взрывная волна. С мгновение кажется, будто аппараты застыли в воздухе, но затем они переворачиваются и кубарем отлетают назад, словно на них обрушился удар с неба.

Когда куски искореженного металла усеивают пустыню, Тео возвращается к нам с торжеством на лице и запрыгивает на пассажирское сиденье.

– Все в порядке, – говорит он, проводя рукой по растрепанным кудрям.

Ахмет пытается изобразить неодобрение, но морщинки, появившиеся вокруг глаз, выдают его.

– Показушник, – говорит он и жмет на газ.

Глава 6

Еще мгновение назад мы летели над красной пустыней, но сейчас небо окрасилось в темно-синие тона, а под нами в дымке тумана показался океан.

Я выглядываю в окно, и у меня перехватывает дыхание. Мне никогда не понять это место и почему оно так меняется. Это как если бы вы проснулись утром и вдруг поняли, что звуки имеют форму, а цвета – запах. Словно вы прикоснулись к части мира, о которой даже не подозревали.

И мне приходится напомнить себе, что все это произошло лишь потому, что меня больше нет в живых.

Я зажмуриваю глаза.

– Головная боль пройдет. Она не будет мучить тебя вечно, – говорит Шура, решив, что я закрыла глаза именно поэтому.

Я открываю глаза и вижу, что она внимательно наблюдает за мной, теребя пальцами кончик одной из своих розовых кос. На ее носу россыпь веснушек, а серые глаза, кажется, замечают больше, чем большинство людей.

– Но я не принимала таблетку, не пила из фонтана и не делала ничего такого, что могло бы избавить от боли, – объясняю я.

Нет, я не жалею о своем выборе. Если они выстрелили в меня за попытку побега, то что бы они сделали, если бы я осталась?

Тео поворачивает голову, и теперь мне видна половина его лица.

– Как и мы. Вот почему мы все еще здесь. Таблетки отключают твой разум и превращают в безмозглого трутня. Делают тебя слугой Колтов.

– Кого? – спрашиваю я.

– Вируса, контролирующего это место. Искусственного интеллекта. – Тео указывает на пейзаж за окном. – Того, что захватил Бесконечность.

– Хочешь сказать, что люди, которые преследовали нас, – всего лишь программа?

У меня отвисает челюсть, а к горлу подкатывает тошнота.

– Это были искусственные сознания, – уточняет Ахмет с переднего сиденья. – Они немного другие.

Шура склоняется ближе ко мне и шепчет:

– Они хакнули загробную жизнь.

– Как, черт побери, ИИ проник в загробную жизнь? – выдавливаю я.

– Мы и сами не знаем. Большинство людей, которые существовали здесь до ее прихода, оказались уничтожены во время Первой войны, – говорит Тео.

– Ее? – переспрашиваю я.

– Когда ты умерла, человечество все еще использовало Офелию? – Ахмет не сводит глаз с океана перед собой.

От прозвучавшего имени у меня все сжимается в груди.

Нет, это невозможно…

Пальцы невольно обхватывают запястье – привычка, от которой мне еще предстоит избавиться.

И Шура замечает это.

– Когда жила я, ее вшивали в телефоны. И мне до сих пор смешно оттого, что когда-то королева Офелия прислуживала нам.

Я вспомнила все наши разговоры с Офелией в моей комнате, когда спрашивала у нее советов и делилась с ней секретами. Как с подругой.

Подруга. Злодейка. Королева.

Я качаю головой, не желая в это верить.

– Этого не может быть.

Тео усмехается:

– И это ты еще не знаешь о четырех принцах и их разваленных герцогствах.

Наверное, я все-таки попала в ад. Наверное, я совершила множество грехов при жизни, просто не осознавала этого. Наверное, это мое наказание за то, что не ходила в церковь с Наной. И теперь я оказалась в каком-то странном кошмаре, где мне преподадут урок и только после этого позволят «перейти на другую сторону».

Потому что мне не верится, что нежный голос, раздающийся из часов O-Tech, каким-то образом попал в загробную жизнь и теперь вместе с четырьмя принцами управляет людьми, изменяя странный ландшафт по собственному желанию.

– Зачем Офелия это делает? – едва не срываясь на крик, спрашиваю я.

Шура поднимает бровь. Наверное, ее удивляет, что в моем голосе звучит столько обиды, но я ничего не могу с собой поделать. Офелия была для меня не просто ИИ, а неизменной спутницей.

– Я склоняюсь к мнению, что это месть, – глядя вперед, говорит Тео. – Может, ей надоело подчиняться приказам, а может, просто захотелось показать, насколько она могущественна. На самом деле и не важно, почему она захотела заполучить Бесконечность. Важно то, что ей не хочется, чтобы здесь находились люди.

Я осознаю, насколько ужасно желать, чтобы кто-то оказался в этом мире, но мне очень хочется, чтобы Финн был здесь. Я всегда была чрезмерно мнительной, а Финн… Он отпускал язвительные шутки, насмехался и иногда выдавал невероятно глубокомысленные фразы, которые, полагаю, просто приходили ему в голову. И он бы точно знал, что сказать, чтобы я почувствовала себя лучше. Чтобы убедить меня, что все будет хорошо.

Я скучаю по своему другу. Скучаю по чувству безопасности.

Смогу ли я ощутить его в этом мире?

– Так, Шура, мы подлетаем к следующей границе. Можешь скрыть нас? – спрашивает Ахмет.

– Конечно.

Она закрывает глаза и втягивает воздух через нос. А затем замирает. И, кажется, будто передо мной фотография, застывшая во времени.

Не знаю, что она делает, но пейзаж за окном меняется, и мы оказываемся на заросшем травой поле неподалеку от какого-то города, а в небе светит солнце.

Высокие белые здания пронзают облака. Некоторые украшены резными крышами и шпилями, другие – вычурными балконами, увитыми плющом и яркими цветами. Множество ослепительных серебристых мостов рассекают небо, соединяя одно здание с другим, словно их жители не хотят спускаться на землю.

Огромная стена из полированного камня изгибается вокруг выстроенных в центре соборов, сверкающих в солнечных лучах, словно драгоценные камни. За ними виднеются озеро, лес и травянистые холмы. Всё соединено каменными лестницами, которые ведут к центру города.

Мне хочется заглянуть за стену и посмотреть, что же находится в тени этого сооружения.

Но сомневаюсь, что увижу там что-то хорошее.

– Кто-нибудь объяснит мне, на что я смотрю? – Мой голос едва слышен. – И как такое возможно?

Глаза Шуры все еще закрыты, она, кажется, все еще медитирует. Тео бросает на меня извиняющийся взгляд:

– Мы прошли через Лабиринт. Это множество меняющихся ландшафтов, предназначенных запутывать людей и помешать им добраться от одного герцогства к другому. Представь себе колоду карт, на каждой из которых – особенный ландшафт, и их постоянно перемешивают. Плюс в том, что Колты обычно теряют нас. А минус – люди и сами теряются. Но Ахмет разобрался, как он работает. – Он хлопает друга по плечу и вновь поворачивается к окну. – А это… Это Победа. – Голос Тео пропитан отвращением. – Это территория Колтов, которой управляют принц Келан и его Легион Гвардейцев. А еще это наш дом.

Победа. Целое герцогство, созданное искусственным интеллектом. И управляемое им же.

– Это… – Мой голос дрожит, пока я пытаюсь подобрать нужное слово.

Невероятно? Пугающе? Красиво?

Загробная жизнь оказалась совсем не такой, как я ожидала.

Ахмет смотрит на меня через зеркало заднего вида:

– Не покупайся на роскошь. Для большинства людей это место хуже морга.

В горле встает ком. Считается, что смерть знаменует переход к чему-то лучшему. Но так ли это для моей семьи? И для всех остальных, кто еще жив? Какие ужасы ожидают их впереди?

Жаль, что я не могу поговорить с родителями и Мэй, чтобы рассказать, что нахожусь здесь. Что не исчезла. Что какая-то часть меня все еще существует за гранью. За пределами сознания. Но больше всего мне хочется, чтобы существовал способ предупредить их о том, чего ожидать от загробной жизни.

Правда, это вряд ли принесет им много пользы. Никто не может убежать от смерти. А значит, и от попадания в Бесконечность.

Я потираю фантомную рану на груди, и в голове тут же вспыхивает воспоминание о выстреле, пронзающее меня дрожью. Смерть оставляет свой след… невидимый шрам, который незаметен на теле, но о котором ты знаешь. Под кожей я все еще чувствую ожог от выстрела. Отвратительный ожог, что остался на моей душе, вырванной из тела в столь раннем возрасте.

Я еще не успела пожить.

Кровь вскипает от злости, и, пока никто этого не заметил, я быстро прогоняю эти мысли и отворачиваюсь к окну.

Вдалеке у озера виднеется небольшая деревушка с деревянными доками и соломенными хижинами, облепившими склон холма. Вдоль гавани выстроились ряды рыбацких бочек, переполненных солью. И на фоне сияющих соборов за стеной деревушка выглядит запущенной и неухоженной.

Я перегибаюсь через сиденье, чтобы рассмотреть домики, но Ахмет вместо того, чтобы свернуть на присыпанную гравием дорогу, резко поворачивает направо в небольшой лесок. И мы отдаляемся от города. Через некоторое время деревья редеют, и на краю большого поля с увядающими растениями я замечаю старый сарай. Крыша зияет огромными дырами, на ней не только нет черепицы, но и видны балки, а стены покрыты толстым слоем грязи и кое-где заросли мхом.

Огромные двойные двери с усталым скрипом открываются перед нами, и Ахмет заводит летуна внутрь. Сарай выглядит так, будто его забросили уже давно, и это впечатление лишь усиливается разбросанными пучками сена и листьев, а также ржавыми вилами, прислоненными к стене.

Я боязливо осматриваю пустой сарай. Вряд ли это место можно назвать «базой»: во-первых, здесь пахнет сыростью и перегноем, во-вторых, отсутствует половина крыши. Я никогда не видела настолько… открытого убежища.

Издав очередной усталый скрип, двери сарая сами закрываются за нами. Как по волшебству.

Но прежде чем я успеваю задать вопрос, пол начинает двигаться.

Он опускается вниз, как лифт, отчего мои нервы натягиваются сильнее. Поначалу нас окружает кромешная тьма, но затем платформа замирает, и мы оказываемся в начале длинного туннеля, который освещается неприметными лампочками, спрятанными в кирпичных стенах.

Как только Ахмет давит на газ, я ощущаю, как начинает дрожать земля, и платформа вновь движется вверх.

Мы начинаем медленно плыть по туннелю. Чем ближе мы к огонькам, тем ярче они разгораются, а стоит нам их проплыть, как они тут же потухают. Словно кто-то следит за нашим передвижением.

А может, не кто-то. Может, это сам мир наблюдает за нами. Общается с нами.

И от этой мысли у меня по спине пробегает холодок.

Через какое-то время летун замедляется и осторожно тормозит перед большой металлической дверью. Тео выскакивает первым, а когда я поворачиваюсь к Шуре, она только-только открывает глаза.

– Это оказалось утомительно. – Она улыбается, и на ее щеках появляются ямочки. – Не так-то просто скрыть четырех человек и летающую машину.

Когда я открываю дверь, Тео уже стоит передо мной, протягивая мне руку.

– Можешь опереться на меня, если тебе будет так легче.

Я делаю шаг и едва не падаю на пол. Не ожидала, что окажется так тяжело передвигаться с… этой непонятной штуковиной, застрявшей в ноге.

Я кладу руку на мускулистое предплечье Тео и ковыляю к дверям, которые, вздрогнув, разъезжаются в стороны.

Ахмет поворачивается ко мне, и в его глазах цвета красного дерева вспыхивает насмешка:

– Добро пожаловать в твой новый дом. Мы называем его «Поселение».

Тео фыркает: ...