Михаил Кудинов Небо Сталинграда. Смертельная рана люфтваффе

© Университет «Синергия», 2018

«Самолеты – одна из самых романтических тем, которая захватывает молодые умы и сердца. Они выискивают любую информацию об этих крылатых машинах, чтобы не просто всерьез увлечься профессией, а посвятить ей жизнь.

Конечно, телевидение, а сегодня и интернет – всеми любимые и незаменимые средства вещания любой информации в народные массы, и это неоспоримый факт. Но все-таки ничто не заменит человеку книгу, и неважно, какого формата, печатного или электронного, главное – это вчитываться в прекрасно изложенные слова автора, погрузиться в данную атмосферу, понять ее. «Небо Сталинграда. Смертельная рана люфтваффе» – та книга, в которой я нашел для себя откровения и переживания летчиков, такие близкие, так как сам начинал летать в волгоградском небе будучи курсантом легендарной Качи. Это и очень интересная информация об авиационной технике, которая участвовала в битве на Волге. Короче говоря, книга вышла полезная во всех смыслах».

Горнов Александр Александрович, заслуженный военный летчик РФ, полковник запаса. Летчик пилотажных групп «Стрижи» и «Русские Витязи», командир группы «Небесные гусары».

«Эта книга – профессиональное исследование хода воздушных боев Сталинградской битвы. Михаил Кудинов фокусирует свое внимание на рядовых солдатах неба – летчиках, пытаясь ответить на вопрос: что заставляло их стойко сражаться в невероятно тяжелых условиях? Используя военные архивы и воспоминания как пилотов ВВС РККА, так и пилотов люфтваффе и их союзников, автор исправляет многие недомолвки в изображении Сталинградской битвы. Сосредоточив внимание на воздушных боях с середины июля 1942 года до начала февраля 1943 г., Кудинов смог показать Сталинград глазами участников боев и таким образом раскрыть внутреннюю сущность сражения. Отчаянный, жестокий характер битвы на Волге передан впечатляюще и драматично».

Тимошев Рафаэль Миргалиевич, генерал-лейтенант, д.ф.н., профессор. Президент Фонда содействия научным исследованиям проблем безопасности «Наука-XXI».

От автора

Семьдесят пять лет – срок очень небольшой в масштабе мировой истории, но очень значительный, когда речь идет о жизни человеческих поколений. Если сжато сформулировать, то главное, что определяет наше отношение к итогам Сталинградской битвы, можно определить двумя словами: память и ответственность. Память о прошлом. Ответственность перед будущим.

Составляя эту книгу, я в огромном море информации находил самое интересное, что сохранила историческая литература до настоящего времени. Воспоминания участников самого большого сражения за всю историю человеческой цивилизации погрузят вас в гущу военных операций, впечатлений от военной жизни летчиков и авиационных техников противоборствующих сторон. Воспоминания, собранные мною в хронологический ряд, являются главным достоинством книги. Они опровергают «модные» европейские мысли, утверждающие, что Сталинградская битва была просто борьбой двух тиранов, претендующих на мировое господство.

Я постарался подобрать фотографии, которые максимально точно отображают атмосферу тех суровых лет. Семьдесят пять лет – время, когда воспоминания свидетелей, записанные на бумаге, становятся очевидными доказательствами русской народной войны, которая без всякого налета политики вовлекла в себя: рабочих, бросивших станки и ставших штурмовиками; колхозников, которые из-за штурвала комбайна пересели за штурвал бомбардировщика; молодых девушек, которые вместо институтских парт выбрали место летчика-истребителя.

Моя книга – это своеобразная попытка обобщить всю информацию, передать эмоции, связанные с войной в сталинградском небе, и дать объективный взгляд на события тех лет.

Чтобы идти в ногу со временем, я зашифровал в тексте один из крылатых латинских афоризмов, поместив в некоторые слова текста одну из букв известного латинского выражения. Читателю нужно будет:

– прочитать внимательно книгу;

– найти в словах латинские буквы;

– собрать буквы в слова;

– слова – в предложения;

– поместить их на сайт часовыеистории. рф и ввести индивидуальный код, который есть на каждой книге.

Среди читателей, прошедших этот литературный квест и зарегистрированных на сайте, я проведу розыгрыш модного смартфона, а имя победителя опубликую на сайте часовыеистории. рф.

Автор-составитель М.В. Кудинов

Небо… Бездонное и такое чистое…

Вот оно близко, и ты бежишь

к нему, но горизонт еще так

далеко… Мои герои любили небо

так же, как любили жизнь. Одни

любили небо Родины, как свою

верную и единственную супругу.

Другие – подобно хищным

орлам – вылетали на охоту,

наслаждаясь попутным ветром

и своей исключительностью.

Они любили небо…

Глава 1 Вспоминая небо Сталинграда

Шел второй год войны. Ранним июльским утром 1942 г., еще до восхода солнца, серебристый самолет-разведчик Пе‐2 вырулил, поднимая тучи пыли, к старту, яростно взревел моторами и, пробежав по дорожке аэродрома Гумрак, взмыл в ясную голубизну сталинградского неба. Его курс лежал на юг: самолет взял курс на Морозовскую. Он летел над серебристо-голубой полосой реки. С небольшой высоты 600 метров, на которой он шел непродолжительное время, видимость была прекрасная. Внизу сменялись одна за другой картины южной русской природы с их необычайным богатством красок. Несмотря на раннее утро, уже ключом била кипучая, трудовая жизнь в селах, раскинувшихся по обеим сторонам реки.

Чем дальше продвигался самолет на юг, тем больше и больше чувствовалась его экипажу близость чего-то нехорошего: большими и малыми группами устремлялись куда-то наши самолеты; оживленнее стали дороги, по которым сплошной лентой двигались войска, за ними тянулись обозы; по берегам и руслу самой реки в разных местах дымились пожары; одни из них уже угасали, другие разгорались. Но в целом стояла необычная для фронта тишина, нарушаемая редкими пролетами самолетов. Казалось, сама природа дает отдохнуть воинам перед битвой, которую спустя годы назовут самой величественной в истории человеческой цивилизации. Перед началом этой битвы немецкие колонны шли на восток по бескрайним просторам степей. Соединения советских армий в это время двигались к позициям сталинградского рубежа, зарывались в землю. Немецкие части и советские дивизии разделяли десятки километров. Стоял знойный июль 1942 года…

17.07.1942 г

Летчики 103-го шап (236-я иад) вылетали на задания по шесть раз. Из последнего полета садились уже в десятом часу вечера. Командир 2-й аэ капитан И.А. Ермилов с семеркой «илов», в которую входили Т.К. Маслов, С.Т. Аверьянов, Г.П. Коваленко и А.Д. Журавлев, в сопровождении двух четверок Як‐1 взорвали вражескую переправу через Северский Донец южнее Калитвенской, а затем на южной окраине этой станицы атаковали до сорока танков. Летчики видели в районе Калитвенской и по левому берегу Северского Донца в оврагах и складках местности множество танков и различных автомашин, а Калитвенская была забита вражеской техникой.

Летчик 103-го шап Т. К. Маслов

По разведывательным данным Ермилова, командир 1-й аэ капитан С. Попов повел группу, куда вошли Г.Е. Емельянов и И.Ф. Малышенко, в сопровождении девяти «яков» и нанес мощный удар по скоплению войск противника в Калитвенской. Вслед за Поповым туда же повел шестерку штурман полка капитан А.П. Буханов. Т.К. Маслов ушел пятеркой на переправу через Северский Донец у станицы Нижний Сазонов. С высоты летчики видели по обе стороны реки много

Последствие налета звена Ил-2 на колонну вермахта. Юго-Западный фронт. Лето 1942 г.

техники. Но переправу не было видно. Тогда ведущий группы в сплошном зенитном огне вошел в пикирование, и все самолеты на бреющем полете прошли над рекой. Оказалось, что переправа спрятана под воду, и с высоты заметить ее было невозможно. Маслов начал строить маневр для атаки, а в это время недалеко в стороне и выше штурмовиков завязался воздушный бой «яков» с «мессершмиттами». С первой же атаки штурмовики взорвали переправу.

Они видели, как на поверхность воды всплывали ее обломки и уносились вниз по течению. Истребители прикрытия вышли из боя, когда «илы», прижавшись к земле, ушли на свой аэродром.

Белоконь К.Ф. В пылающем небе. – Xарьков: Прапор, 1983.

18.07.1942 г

Вышестоящее командование предложило нанести массированный бомбовый удар, чтобы уничтожить цель наверняка. При этом наш 150-й полк предполагалось использовать как основную силу, добавив к нему подразделения других авиачастей.

Идея массированного использования бомбардировщиков была, безусловно, правильной. По предварительным расчетам, для уничтожения малоразмерной цели (примерно 80х100 м) требовался большой наряд самолетов. Однако Полбин не поддержал этот замысел. В своем выступлении он указал на сложность подготовки к вылету большого числа самолетов, а главное, на ее продолжительность. Ведь нужно было спланировать и организовать совместные боевые действия трех различных частей, базирующихся на значительном удалении друг от друга и не имеющих между собой связи.

Командир группы, который перед этим склонен был одобрить идею массированного удара, встретил аргументированные доводы Полбина с некоторым раздражением.

– Что же вы предлагаете? – резковато спросил он. – Уж не рассчитываете ли выполнить задачу силами одного только своего полка?

Полбин спокойно выслушал возражения, а потом изложил свой план. Он предложил выполнить боевую задачу двумя экипажами – своим и моим. Этот вариант был предельно прост и динамичен с точки зрения организации и времени на подготовку, хотя и находился в некотором противоречии с принятыми методами расчета наряда самолетов для поражения подобной цели. После серьезного обсуждения план Полбина – по-моему, несколько неожиданно даже для его автора – был принят.

Майор Клещев получил указание обеспечить «железное» прикрытие пары бомбардировщиков от атак истребителей противника и решил сам вести группу сопровождения. Тут же было оговорено, что удар нанесем с пикирования под углом 70 градусов; боекомплект – по две ФАБ‐250 и две ФАБ‐100 на самолет. На этом совещание закончилось. Дальнейшее уточнение деталей предстоящего вылета мы провели с Иваном Семеновичем вдвоем. Пришлось вносить и коррективы. Оказалось вдруг, что бомб ФАБ‐250 в данное время на складе нет, и ничего не оставалось, как согласиться на подвеску четырех стокилограммовых бомб, естественно, менее эффективных при поражении таких объектов. Нельзя были увеличить и количество бомб, так как у Пе‐2 было всего по четыре наружных бомбодержателя.

В окончательном виде порядок выполнения задания выглядел так: выруливаем и взлетаем парой в правом пеленге, к цели подходим под прямым углом. Во время энергичного разворота на боевой курс с креном 60 градусов я отстаю на 500–800 метров. Прицеливание и сброс выполняем самостоятельно с двух заходов, по две бомбы в каждом. При повторной атаке – действовать по обстановке. После выполнения задания возвращаемся парой.

Полбин, давая эти указания, старался говорить ровно и убедительно, но все же волнения скрыть не смог. Я понимал, что даже такому, всегда готовому к бою командиру нелегко нести груз ответственности за исход боевого вылета. Мне было намного легче: я верил в своего командира, в его способность блестяще решать сложнейшие тактические задачи, готов был идти за ним, как говорят, в огонь и воду. Да ведь и продумали, кажется, все до мелочей вместе. Должно получиться! А если…

– А если склад не загорится после двух атак? – спросил вдруг Иван Семенович, словно угадав мои мысли. И сам же ответил: – На месте будет виднее. Кончатся патроны – тогда… В общем, задание должно быть выполнено во что бы то ни стало.

…Подготовка к вылету закончена. Мы с Аргуновым тщательно проверили подвеску каждой бомбы. Хотелось прижаться к прогретому металлу, чтобы он почувствовал биение сердца и летел в цель, как стрела от туго натянутой тетивы. Но к чему такие сантименты? Оружие должны направлять твердые руки и зоркие глаза человека, бойца.

…Истребители взлетели вслед за нами и парами заняли свои места на флангах. К Морозовску подошли на высоте трех тысяч метров. Ничего необычного. Вдали промелькнули два Bf.109, по сторонам стали появляться разрывы среднего калибра. Пока я иду в плотном строю справа и вижу сосредоточенное лицо командира, жду его команд. Наконец Полбин подает условный сигнал.

Уменьшаю обороты двигателей, отстаю. «Яки» проскакивают вперед, делают змейку, гася скорость и осматривая воздушное пространство. Командир энергично разворачивает машину вправо; я повторяю его маневр с двухсекундной задержкой. Теперь мы действуем самостоятельно. Выпускаю тормозные решетки. Впереди самолета Полбина проносится Bf.109, но ему не до нас – на хвосте у него висит «як» из нашего прикрытия. «Мессершмитт» задымил, но наблюдать за ним некогда, тем более что вражеские зенитки усилили огонь.

Боевая черта, нанесенная на остекление нижней части кабины, наползает на глубокий овраг. Там, в его глубине, и расположен бензосклад. Штурман смотрит в прицел, отсчитывая угол начала ввода в пикирование. Но, отрываясь от слежения за целью, бросаю взгляд вперед. Командира не видно, значит, он уже пикирует.

– Ввод! – слышу голос Аргунова.

Подбираю сектора управления оборотами моторов – машина сама опускает нос. Дожимаю самолет штурвалом до нужного угла. Теперь вижу в прицеле маленький силуэт самолета командира. Хорошо: иду след в след. Вот Полбин выводит машину из пикирования. Как лягут бомбы? Взрыв… еще один… Перелет метров пятьдесят! Скорее внести поправку… Почти инстинктивно отдаю штурвал от себя, увеличиваю угол пикирования.

Пора!

Нажимаю кнопку сброса. На выходе из пикирования резко накреняю самолет, жду взрывов бомб. И… о ужас! Они падают с недолетом метров на сорок. Лихорадочно ищу причину ошибки. Ну, конечно, зря брал поправку неизвестно на что. Надо было бросать, как всегда, без расчета на интуицию.

У Полбина и у меня осталось всего по две бомбы. Только на один заход… Вслед за командиром боевым разворотом набираю высоту. Теперь кругом пестро от разрывов. Перед самолетами встает стена заградительного огня, кажется, что сквозь нее не проскочит и муха. Ругаю себя в душе за ошибку в первой атаке, когда никто и ничто не мешали бить хладнокровно, не торопясь, наверняка. Теперь все сложнее.

Со всех сторон, особенно впереди по курсу, вспухают грязно-бурыми комками разрывы зенитных снарядов. Самолет Полбина то и дело ныряет в пелену разрывов, и я временами теряю его из виду. В такие секунды сердце невольно сжимается: проскочит или нет? Ведь это непрерывная игра со смертью.

Снова вижу впереди силуэт Пе‐2. Облегченно вздыхаю – на этот раз обошлось! Но командиру сейчас особенно трудно – зенитчики целятся по ведущему, ему первому надо прорываться сквозь завесу заградительного огня. Маневрировать же в таком огненном мешке почти бесполезно.

А самолет уже на самом коротком и самом опасном отрезке боевого пути. Пройти этот участок не дрогнув, не свернув ни на градус, – значит наполовину победить, потому что затем следует атака, ты сам наносишь по врагу удар всей мощью своего оружия. Принимаю решение сбрасывать бомбы только при полной уверенности в точности прицеливания. При малейшей неудаче – повторить заход.

Мельком вижу, как в отдалении проносятся какие-то истребители: не то из нашего прикрытия, не то вражеские. Но ни тем, ни другим рядом с нами сейчас делать нечего – здесь зона сильного зенитного огня. Тревожит другое: сквозь полосы дыма с трудом просматривается цель. Только бы ее не потерять, не прозевать момент ввода в пикирование!

Сигнал штурмана на атаку последовал как раз тогда, когда наш «петляков» буквально утонул в густом дыме. Не видно даже земли, не то что цели. В ту же секунду рядом оглушительно грохнуло, в глаза ударила ослепительная вспышка, раздался противный скрежет раздираемого осколками металла обшивки.

Летчик 150-го сбап И.С. Полбин после боевого вылета. Аэродром Гумрак. Район Сталинграда. Июль 1942 г. (РГАКФД)

Взрывной волной самолет бросило в сторону и вверх. Определять степень повреждения машины нет времени.

Привычно нарастает за фонарем гул воздушного потока. Побежала по циферблату стрелка высотомера, «съедая» десятки метров. Несколько секунд… и пикировщик выскакивает из дымной гущи. Панорама местности уже настолько знакома, что искать на ней ничего не надо, глаз сразу же зацепился за характерный излом оврага.

Уточняю угол пикирования, вношу небольшую поправку и намертво фиксирую штурвал. Теперь Пе‐2 несется к земле, как снаряд. Впереди, на этой же прямой, вижу самолет Полбина. Но вот командир выводит машину из пикирования, и она исчезает за верхним обрезом моего фонаря кабины. И в ту секунду, когда я нажимаю кнопку сброса бомб, в овраге заметались яркие всполохи, я отчетливо увидел, как одна из цистерн раскололась, лопнула радужным пузырем. Там, куда послал свои бомбы командир, заклубился густой черный дым.

Выполняю разворот, а сам с нарастающей тревогой жду разрыва своих бомб. Почему так долго они падают? Ага! Две яркие вспышки освещают еще один ряд цистерн. Но вместо бушующего пламени чуть теплится вялый голубоватый огонек, нехотя лижет светлые бока огромных емкостей. Неужели сейчас погаснет эта блуждающая искорка?

И тут рвануло! В небо поднялся огненный факел. Пламя побежало по оврагу, захлестывая, заливая его нестерпимым сиянием. В глазах рябит, прыгают какие-то разноцветные точки, но я с трудом отрываю взгляд от этого феерического зрелища, догоняю машину командира и пристраиваюсь в пеленг. Иван Семенович улыбается, подняв вверх большой палец.

За линией фронта снизились до бреющего, на малой высоте пришли на свой аэродром, дружно вместе с истребителями сопровождения выполнили крутую горку и парами выполнили посадку. Бывший бензосклад горел долго. Вылетая на выполнение заданий в район Морозовска, мы больше недели наблюдали отблески пожара и даже на большой высоте ощущали запах гари. Жолудев Л.В. Стальная эскадрилья. – М.: Воениздат, 1972.

19.07.1942 г

Один из боев для меня сложился неудачно. Видимо, одиночная случайная пуля врага где-то пробила систему охлаждения двигателя моего самолета. За мной потянулась испаряющаяся струйка воды. Мне подсказали по радио коллеги-летчики, да я и сам это увидел при развороте.

Стало ясно: без охлаждения двигатель долго не проработает. Подо мной территория, занятая врагом. Решение созрело мгновенно: курс 90°, возможно, дотянем до своей территории. Побежали томительные минуты. Вот и линия фронта позади. Стрелки контроля режима поползли в разные стороны, из выхлопных патрубков появился белый дым – горело масло. Cкрежет, конвульсивные рывки двигателя – и тишина, только шипение перегретого двигателя. Высота 4000 м. Ручка от себя, планирую, глазами подбираю площадку. Садись практически где хочешь – степь, только одиночные овраги да пересохшие речки нарушают однообразие. Тем временен высота падает – 3000, 2000, 1000 метров. И вот, когда до земли оставалось 500–600 метров, я услышал (мой двигатель не работал) характерный свист самолета Bf.109. Повернулся назад – я у него уже в прицеле. Как говорится – ваше решение? Скорее автоматически, чем сознательно, – ручка от себя и влево, педаль левая. В этот момент огненные ленты прошили мой самолет, полетела обшивка с правого крыла. Выравниваю самолет из крена, ручка на себя – земля. Самолет не скапотировал – уже удача: лежит на животе. Мысль работала быстро и четко: «Наверное, будет расстреливать на земле». Быстрее от самолета, ремни, за борт, но падаю боком, откатываюсь в сторону, смотрю в небо – где он? Оказывается, я ранен в правую ногу. Фриц сделал круг над моим самолетом и ушел на запад, видимо, подумал: «Готов Иван». Далее все пошло значительно медленнее и тяжелее. Знойное полуденное солнце в небе, стрекот кузнечиков – и никого, сколько глаз хватает: кругом ни людей, ни машин. Только мы вдвоем – я, раненный в ногу (три осколка), и безжизненный, распластанный на земле самолет, который всего каких-нибудь 10–15 минут назад был грозным для фашистов. Перевязываю ногу, забираю планшет и парашют, снял и часы с самолета (они сейчас хранятся у меня как память об этом событии), но – о ужас! – наступать на ногу практически не могу, а кругом ни одной, даже захудалой палки. Только трава да перекати-поле. Но не век же мне здесь сидеть, надо двигаться на юг. Там должна быть дорога.

Послевоенное фото летчика 929-го иап Е.Н. Пряничникова (из книги А.В. Драбкина «Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших». – М.: Эксмо, 2012.)

Проходит час, два, три. Не иду, а практически ползу, самолет еще виден. Солнце уже клонится к западу. Присел на парашют, задумался. И вдруг вижу – вдалеке едет автомашина. Встал во весь рост, машу руками, выпустил полную обойму из пистолета. Не знаю, то ли он меня увидел, то ли судьба, но подъехал один солдат за рулем. Оказалось, что до ближайшей балки, где были люди, более 10 км. Далее мне обработали ногу, посадили на другую машину – и в путь. Через 4–5 часов я на своем аэродроме.

Драбкин А.В. Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших. – М.: Эксмо, 2012.

20.07.1942 г

В то утро, когда мы в срочном порядке взлетали из-под удара, механика старшего сержанта Константина Мальцева на аэродроме не было. Накануне в бою был ранен летчик Витковский – до аэродрома Витковский не дотянул и посадил свой поврежденный «як» на размокший луг. Во главе небольшой команды Константин Мальцев отправился к месту вынужденной посадки для эвакуации самолета.

Командир эскадрильи 296-го иап летчик Б.Н. Еремин Лето 1942 г.

Вытянуть самолет из болотистой луговины оказалось очень трудным делом. «Як» засасывало болото. Тогда Мальцев отыскал в соседнем селе широкие и прочные двери от ворот церковного двора. Женщины села помогли ему затащить «як» на эти двери и вручную вытащили самолет на сухое место. Затем «як» был поставлен на шасси. Остановив попутную машину, Мальцев подцепил к ней поврежденный «як», и машина потащила самолет в Евстратовку, Мальцев еще не знал, что на рассвете мы в экстренном порядке покинули аэродром. Когда поврежденный «як» был прибуксирован в Евстратовку, на аэродроме уже никого не было. Севернее аэродрома доносился шум близкого боя. Константин Мальцев моментально все понял и потащил самолет на буксире дальше. Передовые отряды фашистов в те же дни тоже в ряде мест выходили к Дону, и Мальцев на всем пути следования рисковал нарваться на гитлеровцев. Добравшись до одной из переправ через Дон, Мальцев попал под обстрел немецкой артиллерии и, чтобы сохранить самолет, отбуксировал его от переправы к востоку и спрятал в небольшом придонском лесочке. Жители ближайшего села помогли ему соорудить из бревен плот. На этом плоту Мальцев с огромным трудом переправил самолет на левый берег Дона, и там бойцы какой-то стрелковой части помогли ему сгрузить «як» с плота и выкатить его на дорогу. И здесь – счастливый случай! – старший сержант встретил группу техников и механиков нашего же полка, которые на попутных машинах добирались в Урюпинск… Таким образом, совершив немалый путь по земле, по воде и снова по земле, Як‐1 за номером 32 попал в Урюпинск, был отремонтирован и начал новую жизнь в боях под Сталинградом. Старший сержант Константин Мальцев был награжден правительственной наградой.

Еремин Б.Н. Воздушные бойцы. – М.: Воениздат, 1987. – C. 104.

21.07.1942 г

Мастер-оружейник А.С. Календарева

Был такой случай. Наши летчики вернулись с боевого задания, сделали посадку. И вот один наш летчик – Александр Михайлович Авспевич, 1922 года рождения, – не успел уйти с взлетной полосы, как опять налетели немецкие самолеты и стали штурмовать аэродром. Наш истребитель загорелся и стал горящим бегать по аэродрому. Видимо, Сашу сразу убило или тяжело ранило. Подойти к самолету было невозможно, стали рваться оставшиеся снаряды. Самолет сгорел, а вместе с ним и летчик. От самолета остался один каркас, а от Саши Авспевича – «маленький комочек». Подошла машина и увезла каркас самолета. Меня с Полиной Кашкан отправили в караул к останкам этого летчика. Стоим в карауле, механики ремонтируют самолеты. Снова налетели немецкие самолеты и стали штурмовать аэродром. Горела земля. Мы с Полиной продолжали стоять в карауле, ждали, когда приедут за останками летчика. Уйти или убежать было нельзя. При обстрелах с воздуха периодически меняли свои позиции. Когда, видимо, закончились у немецких летчиков боеприпасы, немецкiе самолеты пролетели над нами, и их ведомый показал нам кулак – вижу его, как сейчас, в кожаной перчатке, а Полина не растерялась и показала ему зад. Они сделали еще круг над нашим аэродромом и снова пролетели над нами, выбросив какую-то железяку со звоном, и улетели.

Мои ровесники из сороковых: Из воспоминаний Анны Сергеевны Календаревой – мастера-оружейника 274-го иап // Красноярский рабочий. – 2002. – 23 апр.

22.07.1942 г

Пятерка штурмовиков 226-й штурмовой авиадивизии в составе коммунистов капитана П.И. Лыткина и старшего лейтенанта И.И. Пстыго, комсомольцев лейтенанта Ю.В. Орлова, сержантов А.В. Рыбина и В.М. Коряжкина под прикрытием истребителей 269-й дивизии совершила налет на вражеский аэродром Морозовский и уничтожила на нем 27 транспортных самолетов. Еще три Ме‐109 были сбиты над аэродромом прикрывавшими истребителями. С боевого задания не вернулись два штурмовика и один истребитель прикрытия.

Летчик 504-го ШАП И.И. Пстыго. Лето 1942 г.

Этому дерзкому налету были посвящены специальные статьи в газетах «Красная Армия» и «Красная звезда», в которых сообщалось, что задача выполнялась в исключительно сложных условиях обстановки. Аэродром Морозовский считался важнейшей перевалочной базой для транспортных самолетов противника, доставлявших к фронту из глубокого тыла фашистской Германии боеприпасы и горючее для автомашин и танков. Он прикрывался пятью-шестью батареями зенитной артиллерии и зенитно-пулеметными установками, над аэродромом барражировали истребители прикрытия. Но летчики-смельчаки сумели прорваться к цели и успешно выполнили поставленную задачу.

Налет был умело организован. Сначала впереди идущее звено «яков», выйдя к аэродрому со стороны солнца, сковало боем барражировавших «мессершмиттов» и сбило три вражеских истребителя, попытавшихся взлететь с аэродрома. Вслед за звеном «яков» подошли к аэродрому штурмовики. Перестроившись для атаки, они сбросили на стоянки самолетов фугасные и осколочные бомбы, затем обстреляли их реактивными снарядами. Под ураганным огнем зенитных средств противника штурмовики встали в круг и сделали еще по три захода, завершая удар обстрелом стоявших на аэродроме самолетов из пушек и пулеметов. Особую отвагу, тактическую грамотность и летное мастерство проявили в атаках штурман 504-го штурмового авиационного полка капитан П.И. Лыткин и командир эскадрильи этого авиаполка старший лейтенант И.И. Пстыго.

Губин Б.А., Киселев В.Д. Восьмая воздушная. Военно-исторический очерк боевого пути 8-й Воздушной армии в годы Великой Отечественной войны. – М.: Воениздат, 1980.

23.07.1942 г

Я решил пролететь на самолете У‐2 вдоль фронта армии и осмотреть наши позиции с воздуха. Юго-восточнее Суровикино мы встретились в воздухе с фашистским самолетом Ю‐88, который сделал боевой разворот и пошел на нас в атаку.

Наш У‐2 был совершенно не вооружен. Ju 88 имел пушки и пулеметы. Начался бой кота с мышью.

Командующий 62-й армией В.И. Чуйков. Лето 1942 г.

Раз десять бросался в атаку фашистский пират. Казалось, наш самолет развалится в воздухе от пушечного и пулеметного огня противника. Приземлиться в голой степи было нельзя, мы стали бы неподвижной мишенью и немедленно были бы расстреляны пушками Ju 88.

Мой летчик, ориентируясь по солнцу, стремился на восток и искал хоть какую-нибудь деревушку или лесок, за которым мы могли бы временно скрыться от стервятника… Но степь была пуста. Не помню, после девятой или десятой по счету атаки противника наш самолет ударился о землю и разломился пополам.

Так как мы маневрировали у самой земли, падение для меня и летчика обошлось сравнительно благополучно. Нас только выбросило из кабин: меня – с шишкой на лбу и с болью в грудной клетке и в позвоночнике, летчика – с кровоподтеками на коленях.

Стервятник, увидев, что наш самолет задымил, вероятно, решил, что с нами покончено. Сделав круг, он повернул на запад и скрылся за горизонтом. Чуйков В.И. Сражение века. – М.: Советская Россия, 1975.

24.07.1942 г

Все живое двигалось к Дону. По воде, сколько хватало глаз, колыхались плотики, бревешки, резиновые скаты, а лодок не было. И парома, обозначенного на карте, не было. Паром увели, чтобы не достался противнику, на другой берег, для верности там его и притопили.

Из обломков кинутого грузовика соорудили плот, подвели под него выловленные лесины, вкатили на хлипкую опору «эмку». В расчете на паром к берегу подошла и встала наша мотоколонна, за нею слышны были танки.

– Грести по команде, слушать меня, – распоряжался Хрюкин. – Не то поплывем и не выплывем.

Вспомнив, как гонял когда-то на Дону плоты, скинул сапоги. Связал ремнем, перебросил за спину. Расставил гребцов. Упираясь босыми ногами в скользкие доски, вымахивал свою крепкую жердину, задавая ритм. Вода мерно шлепала, омывая тупой нос плота. Покачиваясь и выправляясь, добрались до середины реки.

– Идут по наши души, – сдавленно выговорил подполковник, подгребавший позади генерала дощечкой: девятка «юнкерсов» заходила на мотоколонну по течению Дона низко, полигонным разворотом. В налаженном маневре с тщательным соблюдением строя – безнаказанность, вошедшая у немцев в обычай. Просвистела, ухнула, вскипятила воду пристрелочная серия.

– Не успеть, не уйти, – понимал Хрюкин, вкладывая в толчки всю силу и прикидывая расстояние до «юнкерсов». – Р-раз… р-раз!.. – Заносил жердину, и греб, и толкался…

Хриплый клекот раздался сзади – это выдохнул и выпустил из рук дощечку подполковник, первым увидя, как, слабо дымя, без пламени завалился, громыхнул флагман девятки.

Самолеты Ju 88 из состава KG.51 над р. Дон. Район Сталинграда. Лето 1942 г.

– Батюшки святы, – бормотал подполковник, изумленно осевший. – Товарищ генерал, – теребил он Хрюкина за штанину, но Хрюкин не отзывался, захваченный зрелищем: пятерка наших истребителей с безоглядным азартом, в остервенении расшвыривала «лапотников», вошедших во вкус даровых побед. Он не знал, не понимал – кто они? Откуда?.. Неистовость, находчивость «яков», а главное, конечно, результат – вслед за флагманом закурился дымком, закачался еще один «юнкерс» – вызвали всплеск восторга, заглушивший все команды. Кто-то, на радостях не утерпев, прыгнул с плота, подняв волну. За ним другой, третий…

Подполковник по пояс в воде, не слыша себя, орал:

– Руби!.. Ну, держись, гады!.. Держись!..

Потом и Хрюкин, вскинув связку своих сапог, кричал яростно и восхищенно:

– Время!.. Время засекай, подполковник! Я их разыщу, командира разыщу, ведомых!.. Всех узнаю, всех! …

…Командиром смелой пятерки «яков», расколотившей «юнкерсов» в горький час донской переправы, оказался Иван Клещев!

Исаев С.М. Страницы истории 32-го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка – М.: Издательская группа АРБОР, 2006. – С. 71.

25.07.1942 г

Что творилось!.. На дорогах заторы, горящие после бомбежек машины… Нам тоже несладко приходилось. Многие не возвращались из этих дневных полетов. Как-то нарвались на немецкую колонну, и штурмана убили. На самолете пробоины. А пару раз попадал под «мессера» как следует. В какой-то момент 40-ю армейскую эскадрилью связи побили, и нас из боевого полка – туда. И вот мы ночью летаем бомбить, а потом днем – давай лети, почту развози, начальство. Прилетел в деревню Камыши на левом берегу Дона, а фронт как раз по реке проходил. Сел. Ко мне артиллеристы: «Ты что! Давай убирайся отсюда, а то немцы сейчас артобстрел устроят!» Я перелетел. Вижу – стоят два самолета 40-й эскадрильи. Со мной был технарь, лейтенант Ярышко, шустрый такой, постарше меня лет на пять. Я только коснулся колесами земли, самолет еще прыгает, он кричит: «Мессеры!» Прямо в лоб мне истребитель пикирует. Взлетать, с ними кружиться – смысла нет. У меня скорости нет, и пулемет только сзади. Самолет катится, я выскочил на левое крыло, технарь на правое, упал на землю спиной. И в этот момент очередь прошла рядом метрах в пяти.

Самолет У-2, скапотировавший на полевом аэродроме. Район Сталинграда. Лето 1942 г. (ЦАМО)

Потом второй заходит. А самолет пошел… У‐2 нельзя отпускать – хвост легкий, он капотирует, бывает, даже кабина ломается. Вот он на нос и встал. Я отбежал в сторону, и технарь за мной. А куда спрячешься? Травы-то нет, выгоревшая полынь кругом. Они начали бить по нам – только песок летит. Потом один зашел и буквально с высоты метра три как дал из пушки по самолетам,

что на стоянке стояли. Один самолет загорелся. Дымом затянуло. Они ушли. Мы самолет поставили на колеса и полетели.

Драбкин А.В. Я дрался на По‐2. Ночные ведьмаки. – М.: Яуза; Эксмо, 2007. – С. 35.

26.07.1942 г

Наши истребители получили задание прикрывать переправу через Дон в районе города Калач. Группу повел командир полка. В строю я и мой ведомый Горшков шли выше основной группы. У нас своя задача – прикрывать свои «яки» от возможного нападения вражеских истребителей. Погода стояла в тот день ясная, видимость, как принято говорить у летчиков, миллион на миллион. Замечаем еще издалека, что к переправе направляется на высоте 5000 метров большая группа вражеских бомбардировщиков. Группа Клещева устремилась в атаку на Ju 88. Я же не подключаюсь, а высматриваю истребителей противника. Ага, вот они: идут выше и позади бомбардировщиков. Сосчитал – семь «мессеров». Набираю высоту и захожу со стороны солнца. Атакую ведущего. Bf.109 задымил, перевернулся и стал падать. Правым боевым разворотом вывожу свой «як» из атаки и снова набираю высоту.

Летчик 434-го иап А.Я. Баклан

За это время противник успел опомниться. «Мессеры» разбились по парам и поспешили к своим бомбардировщикам. Я включил вторую скорость и начал преследование. Смотрю, Горшков на высоте неожиданно сделал переворот и вышел из боя. Потом выяснилось, что у него не включилась вторая скорость (дополнительный нагнетатель). Ведомый отстал от меня и ушел на свой аэродром. Я же остался один против шести Bf.109.

Как бы то ни было, задача моя оставалась прежней: сковывать «мессеров», не позволяя им атаковать нашу группу, ведущую бой с Ju 88 ниже. Высота у меня была больше и скорость выше, чем у противника, и находился я на солнце. Как только Bf.109 начинали разворот в сторону нашей группы, я их атаковал. Они поневоле разворачивались мне навстречу, я же снова отходил, стараясь занять выгодную для себя и опасную для противника позицию.

В один из моментов этой игры я заметил отставшего от своей группы Bf.109 и атаковал его сверху. При этом, видимо, слишком увлекся. Я ощутил сильный удар, мой «як» затрясло. Почувствовал, как по левой руке потекла кровь, рука ослабла. Пришлось выходить из боя. Сделал переворот и начал пикировать. Неожиданно заглох мотор. Стало непривычно тихо, лишь мой самолет весь гудел из-за очень большой скорости. Смотрю за хвостом. За мной гонится немецкий истребитель, а я совершенно беспомощен: ранен, мотор не работает, довернуть никуда нельзя. И прикрыть меня некому в этом безнадежном положении… Делать, видно, нечего, остается лишь ждать, пока добьют. Однако успеваю перелететь через Дон. И вдруг мой преследователь, уже на нашей территории, врезается на полной скорости в землю! Взрыв, клубы дыма – и все кончено. То ли его сбила зенитка, то ли он, летя слишком низко, не рассчитал и врезался в бугор. Но так или иначе, именно это стало моим спасением. Я спланировал и сел куда попало: было не до выбора посадочной площадки. С убранными шасси просто плюхнулся на землю. Самолет скапотировал.

Я вишу на привязных ремнях вниз головой. Подбегают солдаты. Слышу родную речь, успеваю обрадоваться: теперь спасен! И теряю сознание.

Когда пришел в чувство, то первое, что увидел перед собой, – пузырек с нашатырным спиртом в руке у молоденькой медсестры. Заметив, что я приоткрыл глаза, она занялась перевязкой ран. Вскоре за мной прилетел У‐2, и меня эвакуировали на наш аэродром.

Исаев С.М. Страницы истории 32-го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка. – М.: АРБОР, 2006. – С. 3.

27.07.1942 г

Оба полка 220-й иад вели тяжелые бои в районе г. Калач-на-Дону. На рассвете восемь Як‐1 296-го иап, прикрывая танкистов западнее Калача, атаковали восемнадцать Ju 88 и сбили одного. Загорелся и упал в районе Остров-Володинского самолет капитана И.И. Запрягаева. Старший лейтенант А.В. Мартынов, использовав свое преимущество в высоте, в воздушном бою сбил «мессершмитт». То же сделал в полдень командир эскадрильи капитан Б.Н. Еремин.

Командир 929-го иап Герой Советского Союза майор Ф.М. Фаткулин

После полудня шестерка Як‐1 прикрывала войска в районе Калача. Встретив тринадцать «юнкерсов», летчики заставили их неприцельно сбросить бомбы. Тяжелый бой с «юнкерсами» вела группа 929-го иап, вылетевшая на перехват вражеских самолетов. Не вернулся командир полка Герой Советского Союза майор Ф.М. Фаткулин. Комиссар полка Герой Советского Союза Б.М. Васильев с ведомым сержантом И.И. Текиным врезались в гущу бомбардировщиков, не допустили их к переправе, заставив беспорядочно сбросить бомбы вдалеке от нее. В течение нескольких минут комиссар дрался один против троих немцев.

Во второй половике дня в районе Калача истребители снова отражали налет бомбардировщиков. Потом полк под командованием батальонного комиссара Б.М. Васильева перебазировался, в короткий срок отремонтировал самолеты и снова вступил в бой.

Чечельницкий Г.А. Сражались летчики-истребители. – М.: Воениздат, 1964.

28.07.1942 г

Летчик 103-го шап К.Ф. Белоконь

Четверка Ил‐2 103-го шап (236-я иад) (ведущий И.Ф. Малышенко, в составе К.Ф. Белоконь) нанесла удар по переправе через Дон у станицы Раздорской. К цели штурмовики вышли в правом пеленге, сразу попали в сплошные разрывы зенитных снарядов, но пробились к переправе. На противоположном берегу реки непрерывным потоком шли немецкие танки и автомашины. Штурмовики с пикирования ударили по колонне реактивными снарядами, а снизившись до 400 метров, сбросили бомбы. Продолжая снижаться, обстреляли из пушек и пулеметов машины, которые стояли вплотную у переправы. Со второго захода переправа была взорвана ближе к левому берегу. Проштурмовав колонну, на бреющем полете четверка возвратилась на свой аэродром. По обе стороны Дона и на взорванной переправе горели танки и автомашины.

Тройка Ил‐2 (С.Т. Аверьянов – ведущий, Г.П. Коваленко и Я.И. Прокопьев) в сопровождении 12 «яков» ушла на переправу у станицы Николаевской. Ведущий умело сманеврировал в зенитном огне, вся тройка удачно атаковала цель. Летчики видели прямое попадание в переправу. При уходе от цели появились шесть «мессершмиттов». Бросив штурмовиков, все «яки» вступили в бой. Четыре вражеских истребителя связали «Яковлевых», а пара кинулась на штурмовиков. Все три «ила» были сбиты. Аверьянов и Коваленко пришли в полк на второй день, Яков Прокопьев погиб.

Белоконь К.Ф. В пылающем небе. – Xарьков: Прапор, 1983.

Орден Красной Звезды учрежден Постановлением Президиума ЦИК СССР от 6 апреля 1930 года.

В ВВС в Сталинградской битве им награждали преимущественно летчиков штурмовиков и стрелков бомбардировщиков. Но были награжденные и среди истребителей. Например, летчик-истребитель И.Н. Степаненко был награжден этим орденом пять раз!

Ил-2 атакуют переправу противника. Лето 1942 г.

Ил-2 атакует немецкую десантную лодку на реке Дон. Лето 1942 г. (ЦАМО) – 33 –

29.07.1942 г

Под Калачом, над населенным пунктом Сухановским, разгорелось воздушное сражение. В нем было сбито немало «мессеров», напавших на наши пикирующие бомбардировщики, летевшие громить скопления вражеской техники в излучине Дона. Тогда из горевшего самолета Пе‐2 выпрыгнули двое. Один летчик – командир эскадрильи 275-го бомбардировочного авиационного полка майор К.Г. Гаряга спустился на землю рядом с хутором, у дороги. К нему подскочили на мотоциклах гитлеровцы. Завязалась перестрелка. Неравный бой видели женщины и дети хутора. Ночью они и похоронили летчика – сначала прямо у дороги, потом в другом месте, чтобы танки фашистов не разрушили могилку.

Фрагмент фюзеляжа сбитого скоростного бомбардировщика Пе-2. Лето 1942 г.

30.07.1942 г

В дивизию прибыл 512-й иап. 102-й дивизией командовал Герой Советского Союза полковник И.М. Красноюрченко, который около полугода служил в 43-м полку еще перед войной в Василькове. Передачу двух боевых полков из 220-й иад в его дивизию в какой-то степени обосновать можно самой простой тривиальной причиной. 102-я дивизия ПВО, находившаяся в подчинении Сталинградского корпусного района ПВО страны, при всем желании действительно не могла эффективно прикрыть железнодорожный узел Сталинграда и прилегающие к нему железнодорожные станции. Ее появление в воздухе очень напоминало смотр образцов давно списанной советской авиационной техники. Были там И‐153, И‐16 и И‐15, появлялся «гроза пилотов» И‐5 1933 года выпуска и устаревшие английские истребители «харрикейны», которые нам успешно сплавляли союзники.

В оперативном подчинении дивизии ПВО 43-й полк находился почти две недели. Базировался в основном на аэродроме Панфилово и проявил себя весьма достойно. За весь период прикрытия железной дороги Сталинград – Иловля – Новоаннинская полк не допустил немецких бомбардировщиков к охраняемым объектам – железнодорожным станциям Иловля, Фролово, Михайловка, Панфилово, не позволил им безнаказанно бомбить эшелоны на своих патрулируемых участках. По сообщению постов ВНОС или по звонку из штаба дивизии ПВО командир полка Н.Т. Сюсюкалов вовремя поднимал дежурные звенья на перехват «юнкерсов». Истребители успевали встречать непрошеных гостей на пересекающихся курсах и вынуждали их сбрасывать бомбы, не долетая до цели. Освободившись от груза, «юнкерсы» пытались спастись бегством, но не всем им удалось это сделать. За время прикрытия железной дороги в составе 102-й иад ПВО летчики полка сбили пять немецких бомбардировщиков.

Летчики 43-го истребительного авиаполка. Слева направо сидят: военком 2-й авиаэскадрильи И.Е. Златин, командир авиаэскадрильи В.И. Шишкин, командир звена Л.И. Борисов, зам. начальника штаба полка Юрасов; стоят: техник Николай Погосян, начальник штаба полка Крупчатников, техник Дьячук. Сталинград. Лето 1942 г. (Фото из семейного архива В.И. Шишкина)

Есин Б.М. Исторический очерк боевого пути 43-го иап: монография [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://letun.su/Publication/yesin.html#Stalingrad

31.07.1942 г

Летчик 436-го иап Х.М. Ибатулин. 1942 г.

Летом 1942 года возник серьезный кризис на Сталинградском направлении, куда сразу же перебросили 235-ю авиадивизию подполковника И.Д. Подгорного. В ее составе были 46-й, 191-й и 436-й иап (позже к ним добавился 180-й иап). На вооружении каждого полка состояло по 22–24 «харрикейна», по большей части модификации Mk.IIc. За первые дни июля летчики дивизии сбили 29 вражеских самолетов, причем 20 пошло на счет 436-го иап. Наиболее отличился старший политрук Ибатулин, который в одном из боев сбил два Ме‐109 и не вышел из боя даже после того, как у него сорвало капот двигателя.

Иванов С.В. Советские асы на истребителях ленд-лиза // Война в воздухе. – Белорецк: Нота, 2005. – № 148. – С. 72.

1.08.1942 г

Наш бомбардировщик Ил‐2 приближался к аэродрому. Посадку ему не дали, а он не прекращал полета. Все работники аэродрома выбежали на поле, закричали ему, но он упорно шел на посадку. Когда бомбардировщик приземлился, обслуга бросилась к нему. Оказалось, что стрелок-радист убит, а летчик, посадивший самолет, ослеп. Все были поражены его подвигом.

Биография военного поколения: люди и судьбы / под ред. проф. Н.Г. Кудиновой. – Хабаровск: Изд-во Тихоокеан. гос. ун-та, 2014. – Вып. 4. – С. 12–17.

Ил-2 на полевом аэродроме. Лето 1942 г. (ЦАМО)

2.08.1942 г

Летчик И.И. Клещёв. 1942 г.

Из маленького полукруглого окопчика, прикрывая ладонью от нестерпимого солнечного блеска прищуренные синие глаза, майор Клещев следит, как уносятся навстречу врагу его питомцы и боевые друзья. Командир полка истребительной авиации Иван Клещев очень молод… Его опаленное солнцем, красное от загара лицо не утратило еще мальчишеской округлости. Но на груди командира полка сверкают два ордена Красного Знамени, орден Ленина и Золотая Звезда. В двадцать три года нелегко командовать полком. Но Клещев справляется. У него все качества хорошего командира – знание своего дела, спокойствие, беспредельная личная храбрость, организаторский дар. В полку у него авторитет, его любят и уважают.

Из окопчика раздается голос связиста: «Товарищ майор… передают». Клещев ныряет в окопчик, к рации. Радиосвязь – конек командира полка. Она налажена у него образцово. Не только наземная связь с командованием, но и воздушная со своими летчиками. Он добился того, что на дистанциях в 100–120 километров ни на секунду не прекращается связь между находящимися в воздухе самолетами и командным пунктом полка. Вот и сейчас он слушает короткий, деловой разговор двух своих летчиков, уже вступивших в бой с противником. Два летчика – Карначенок и Избинский – преследуют «юнкерсы» и ведут лаконичную беседу, из которой командиру полка так ясен ход боя, как если бы он сам был в воздухе. Говорит двадцатилетний Карначенок. Майор ясно представляет себе, что делает сейчас его воспитанник: «Юнкерс» идет влево… захожу в хвост… вижу вспышки пулеметов… бью по левой плоскости… загорелся мотор… пикирует, чтобы сбить пламя… преследую… даю очередь… отломалась плоскость… закопал немца».

Командир полка улыбается. Вот так и должны работать его ребята. Быстро и чисто… Сегодня особенно горячий день у полка. Командование приказало майору Клещеву: «Ни один вражеский бомбардировщик не должен быть допущен к реке». Уже семь крупных воздушных боев провел сегодня полк, отбивая немецкие бомбардировщики от переправы. А немцы все лезут.

Майор Клещев бежит к своему самолету. Командир полка сам ведет своих ребят. Уже немало немецких самолетов рухнуло с утра пылающими обломками на сухую степную землю, но немцы не унимаются. «Хотите еще? Получайте!» – говорит Клещев, направляя свою машину на бомбардировщик врага, и нажимает гашетку. У переправы за работой истребителей следит командир группы полковник В. Сталин. Рушится вниз расстрелянный майором Клещевым «юнкерс». Падают, разламываясь, еще два «мессершмитта». Немцев и на этот раз не допустили к переправе. Начальник штаба докладывает майору: «Сбито тридцать четыре вражеских самолета…» Ни один бомбардировщик к переправе не прорвался. Трудовой день истребительного полка закончен.

Ортенберг Д.И. Год 1942. – М.: Политиздат, 1988. – С. 77.

3.08.1942 г

Летчик 487-го иап Н.Д. Гулаев, будущий дважды Герой Советского Союза. Август 1942 г. Сталинград

В июне 1942 г. Гулаев был переведен в 487-й полк, где вскоре, 3 августа 1942 г., принял свой первый бой. Первую победу он одержал без приказа, впервые в жизни взлетев ночью, под вой воздушной тревоги и подбадривающие реплики механиков. Ему повезло. На фоне лунного неба он увидел знакомые по таблицам и схемам силуэты – «хейнкели». Форсируя мотор своего «яка», сблизился с неприятельской машиной так, что отчетливо стали видны пламенеющие выхлопы двигателя, и нажал на гашетки. Очередь оказалась удачной: трасса засверкала быстрыми красными стрелами, вдруг расцветшими в ночи растущим огненным хвостом, бомбардировщик скользнул на крыло, извергавшее багровые клубы горящего топлива и, беспорядочно штопоря, устремился к земле. Реакция командира на его победу была неординарна: ему объявили о взыскании и представили к награде. Бодрихин Н.Г. Советские асы. Очерки о советских летчиках. – М.: ЗАО КФК «ТАМП», 1998.

04.08.1942 г

Пятерка Ил‐2 504-го шап (226-я шад, 8-я ВА, Сталинградский фронт) в составе: ведущий старший лейтенант И.И. Пстыго, лейтенант А.И. Бородин, лейтенант В.К. Батраков, Семенов и еще один летчик – под прикрытием 11 Як‐1 148-го иап (269-я иад) вылетела на разведку и штурмовку колонн 4-й танковой армии вермахта в район юго-западнее Сталинграда.

2 Фото 1 и 2. Фрагменты боя с участием Ил-2. Лето 1942 г. – 39 –

В районе Котельниково истребители прикрытия вступили в бой с пятью Bf.109 и потеряли из виду своих подопечных.

Группе Пстыго удалось прорваться к дороге Аксай – Абангерово, где они обнаружили большую колонну танков и живой силы противника. Успев произвести фотографирование и штурмовку колонны в одном заходе, «илы» подверглись атаке двадцати Bf.109. Пятерка штурмовиков пыталась обороняться, замкнув оборонительный круг. Но для эффективной защиты пяти самолетов в оборонительном круге недостаточно, и вскоре этот строй распался и один за другим все пять Ил‐2 были сбиты.

Ивану Пстыго в ходе боя удалось в лобовой атаке сбить один Bf.109 (взорвался в воздухе), а другой «мессершмитт», пытаясь добить идущий на вынужденную посадку «ил», врезался в телеграфную опору и сам был вынужден произвести посадку на советской территории. Позже наземные части прислали подтверждения победам штурмовика.

Кроме Пстыго, аварийные посадки удалось произвести А.И. Бородину и В.К. Батракову. Все трое вернулись в часть.

Все «яки» 148-го иап вернулись без единой пробоины.

Пстыго И.И. Воспоминания. – М.: Издательский Центр «Акционер», 2002.

5.08.1942 г

Весть об одном удивительном случае, происшедшем в 268-й истребительной авиадивизии, заинтересовала не только летчиков, но и командование армии. Мне довелось встретиться с «виновниками» этого события и выслушать их рассказ. Говорил главным образом командир звена младший лейтенант Сыромятников.

Летчик 268-й иад С.В. Сыромятников

– Получил я боевую задачу, – немного смущаясь, начал он, – звеном нанести штурмовой удар по колонне мотопехоты на дороге. Сообщил я ее своим боевым друзьям: младшим лейтенантам Макарову, Кирпичникову и Корсакову. Долго им разъяснять не пришлось, мы друг друга с полуслова понимаем.

Немного помолчав, Сыромятников продолжал:

Летчик 268-й иад В.Н. Макаров

– С солнечной стороны на небольшой высоте незамеченными подошли к дороге. Видим: поднимая столбы пыли, движутся автомашины с солдатами. Подаю команду, как договорились на земле, атаковать передних. С первого захода вспыхнули четыре вражеских автомобиля. Колонна остановилась, а нам только это и надо было. Идем в атаку. Над дорогой все больше клубов дыма от горящих автомашин. А мы боевым разворотом уйдем вверх и опять наносим удар со стороны солнца. Вначале зенитный огонь был слабый, затем усилился. Опомнились фашисты, начали огрызаться. Вдруг мой самолет прошила очередь крупнокалиберного пулемета, а через мгновение мотор стал сбавлять обороты. Все попытки «оживить» его окончились неудачей. Самолет быстро терял высоту.

– Страшно, поди, стало? – спросил я Сыромятникова. Он поднял на меня свои ясные голубые глаза и бесхитростно ответил:

– Может, и страшно, да некогда было в этом разбираться. Лихорадочно искал выход. Воспользоваться парашютом – значит попасть в руки врага. Нет, думаю, надо как можно дальше на планировании уйти от вражеской колонны, выиграть время, пока гитлеровцы подоспеют к месту посадки самолета, и подготовиться к бою. Твердо решил – дешево жизнь не отдам.

Сбросил я в воздухе фонарь кабины, выбрал поровнее площадку и сел на фюзеляж. От удара на мгновение потерял сознание. Придя в себя, вскочил на ноги и первое, что увидел, это своих истребителей, поочередно пикирующих в сторону колонны врага. Сразу понял: они прикрывают меня, не допускают гитлеровцев к месту посадки.

Заметил и другое. Один из самолетов прошел бреющим надо мною, и летчик покачал машину с крыла на крыло. Затем горкой набрал высоту, развернулся боевым разворотом на 180 градусов и, убрав газ, перешел на планирование.

Стало ясно, что друзья хотят посадить самолет и взять меня на борт. Это до слез тронуло меня. Немного успокоившись, прикинул, где может оказаться истребитель после приземления, чтобы быстрее добежать до него. Но он сел почти рядом со мной. В кабине – младший лейтенант Макаров. Вдалеке показалась автомашина с гитлеровцами. Мы быстро облили бензином подбитый истребитель, и пламя охватило его.

Втискиваюсь за сиденье летчика. Когда самолет взял разбег, а затем оторвался от земли, сразу отлегло от сердца; вскоре мы были на нашем аэродроме. Выскакиваю из кабины, хочу обнять и расцеловать своего спасителя, а он в недоумении отбивается. Только и сказал: «А здорово мы их, гадов, разделали!»

Руденко С.И. Крылья Победы. – 2-е изд., доп. – М.: Международные отношения, 1985. – (Военные мемуары)

6.08.1942 г

Командир звена 183-го истребительного авиационного полка (8-я ВА) ст. лейтенант Михаил Дмитриевич Баранов, возглавляя группу патрулировавших над переправой через р. Дон самолетов, вступил в бой с 25 истребителями противника. В первой атаке Баранов сбил один самолет. Затем атаковал подошедшие бомбардировщики врага, подбил один из них и принудил совершить посадку в расположении советских войск. В ходе боя Баранов заметил, что немецкие истребители атаковали советских штурмовиков. Баранов немедленно пришел им на помощь и сбил еще один вражеский самолет. Израсходовав боезапас, он пошел на таран и плоскостью своего самолета нанес удар по хвостовому оперению вражеской машины, которая после удара рухнула на землю. Баранов спасся, выбросившись с парашютом. Приземлился на нейтральной территории. Немецкие минометчики сразу открыли шквальный огонь. На помощь смельчаку пришли наши пехотинцы. Они рванулись вперед и вынесли его из зоны огня.

Летчик М.Д. Баранов докладывает командиру эскадрильи о результате боя

Летчик 183-го иап 8-й ВА М.Д. Баранов. Сталинград. Лето 1942 г. (РГАКФД)

Зильманович Д.Я. На крыльях Родины. – Алма-Ата: Жалын, 1985.

7.08.1942 г

Базировались на аэродроме Ср. Ахтуба, восточнее Сталинграда. Состав экипажа: пилот Алексей Туров, штурман Алексей Туриков, стрелок-радист Николай Сидоров. Приказом командира полка А.Ю. Якобсона я был назначен командиром экипажа. Видимо, командир полка учел мой боевой опыт, которого еще не имел Туров. Это, видимо, было правильно, так как участвовал я в боях с первого дня войны и попадал в очень сложные и трудные условия боевой обстановки. Правильность и дальновидность решения командира полка подтвердились во время выполнения боевых задач экипажем, в том числе и при выполнении данного полета.

Получив на этот вылет боевое задание – уничтожить скопление танков в районе свыше 100 км юго-западнее Сталинграда, я знал, что от меня в этом вылете многое зависит. От того, как я нанесу бомбардировочный удар, сколько уничтожу войск противника, будет зависеть успех выполнения боевого задания в целом.

В этом вылете участвовали три девятки наших бомбардировщиков Пе‐2 под прикрытием двух восьмерок истребителей (примерно). Когда эта боевая группа собралась и легла на маршрут к цели, я все время внимательно наблюдал за воздушной и наземной обстановкой, видел весь боевой порядок, который представлял из себя внушительную силу. Эта мощь и собранность группы как-то незримо передавалась на чувства, вызывая собранность, серьезность и желание лучше выполнить боевую задачу, нанести больший урон врагу. Глядя на боевой порядок группы, я чувствовал какую-то приподнятость и гордость за свою Родину, чувствовал, что есть силы и возможности победить врага. Но наиболее сильным и, я считаю, самым важным чувством было чувство ответственности за выполнение боевой задачи. Все остальное было направлено именно на выполнение боевой задачи, независимо от сложности обстановки. Все, что можно было сделать на земле (до вылета), я сделал. Проложил и рассчитал маршрут полета. Изучил район цели на карте и пометил характерные ориентиры, по которым легче можно найти цель. Проверил готовность оборудования и прицелов, снаряжение бомб и пулеметных лент. Произвел предварительный расчет на бомбометание. Изучил на маршруте, где может обстрелять зенитная артиллерия и откуда могут атаковать истребители противника. Последние данные линии фронта нанес на карту. Линия фронта все время менялась: в одном месте немцам удавалось продвинуться вглубь наших войск, на других направлениях контратаковали наши войска. Эта неустойчивость линии фронта требовала большой осторожности и внимательности при ориентировке, особенно при вынужденной посадке в районе линии фронта: можно было угодить к противнику.

Перед боем, видимо, каждый человек оценивает все подробности предстоящих действий, предусматривает, как лучше выполнить боевую задачу. Предусматривает, какие непредвиденные обстоятельства могут встретиться и какая опасность подстерегает в бою, где, когда и откуда может угрожать она. Все это оценивал и обдумывал я, в том числе и перед этим вылетом. Находясь в ведущем звене ведущей девятки бомбардировщиков, я, конечно, думал и прикидывал, что особой опасности для меня истребители противника не представляют, потому что пройти им не дадут наши истребители и пулеметный огонь сзади идущих наших бомбардировщиков. Считал, что основную опасность представляет огонь зенитной артиллерии. Но обстановка над целью сложилась по-другому. В воздухе я непрерывно вел ориентировку и следил за воздушной обстановкой и боевым порядком наших бомбардировщиков и истребителей прикрытия. Проверил пулемет на укладку лент с патронами – нет ли перекоса, поставил бомбардировочный прицел в боевое положение и установил предварительные данные для бомбардировки. Все это делалось быстро и просто, не прерывая ориентировки и наблюдения за воздушной обстановкой. Я видел, что по маршруту идем правильно, и тщательно всматривался в воздушное пространство, чтобы своевременно обнаружить истребителей противника, которые могли появиться на новом участке маршрута.

День был ясный и жаркий, на небе ни облачка, но видимость была слабая. В воздухе стояла какая-то мгла от пыли и дыма, небо казалось каким-то бело-серым. Шли по маршруту сперва по берегу. На берегу Волги сражался и трудился Сталинград, дымились трубы его заводов, в воздухе рвались снаряды зенитной артиллерии, отражавшей вместе с нашими истребителями налеты авиации противника.

Все мысли и стремления были направлены к тому, чтобы быстрее дойти до цели, найти танки противника и как можно больше уничтожить их. Каждый понимал, что над Родиной нависла смертельная опасность и отстоять ее могли только мы – ее сыны.

До цели было еще около 100 км, как появились истребители противника, силы которых противник все время наращивал. Наши истребители прикрытия начали отражать атаки истребителей противника, открыли огонь из бомбардировщиков штурманы и стрелки-радисты. Стрелял короткими очередями и я, отражая атаки истребителей противника. Количество истребителей противника увеличилось, и они, связав боем наших истребителей, начали более интенсивно атаковать строй наших бомбардировщиков. Боевой порядок наших бомбардировщиков несколько нарушился, идущая за нами девятка бомбардировщиков оказалась почти над нами, и это дало возможность истребителям противника прорываться и атаковать ведущее звено, в котором находился и наш экипаж. Интенсивным огнем из пулемета отбили несколько атак истребителей противника, нападавших сверху сзади. По дрожанию самолета слышно было, как ведет огонь стрелок-радист Сидоров. Сначала один истребитель противника с полосой горелого дыма и пламени пошел книзу и врезался в землю, потом загорелся и другой самолет противника. Не исключено, что несколько очередей из моего пулемета способствовали этому. Бой с истребителями продолжался, противник наращивал силы истребителей. Прошли линию фронта, начался сильный обстрел зенитной артиллерии противника, разрывы ложились совсем рядом с нашим самолетом. Приближаемся к району цели, но надо увидеть ее, чтобы по ней точно прицелиться и поразить. Это самая сложная и трудная задача штурмана, от нее в основном зависит выполнение боевого задания. При отыскании цели и прицеливании забываешь об опасности со стороны истребителей и зенитной артиллерии и все отдаешь этому делу. Но выполняя эту основную задачу, все же успеваешь окинуть взором воздушное пространство, а при атаке истребителей дать несколько очередей из пулемета. Впереди справа вижу цель – танки и машины противника. Показал их Турову, который спокойно управлял самолетом и цепко держался в боевом порядке строя.

На прицеле уже установлены уточненные данные бомбометания (угол прицеливания и БУРП), подготовлен электросбрасыватель. Строй разворачивается вправо на боевой курс. Атаки истребителей противника нарастают. Непрерывно веду огонь по атакующим истребителям противника, сноп трассирующих пуль пролетает то справа, то слева. Крупнокалиберный пулемет Березина работает безотказно, истребитель противника будто зависает под перекрестием прицела. Даю длинную очередь, и противник с правым разворотом, горящий, падает вниз. Вижу, как ведут огонь штурманы и стрелки-радисты других самолетов нашей группы, слышу, как ведет огонь наш стрелок Сидоров.

Атаки истребителей противника нарастают. Группа легла на боевой курс, до сбрасывания бомб остались десятки секунд. Истребитель противника атакует снизу слева, стрелок-радист Сидоров ведет непрерывный огонь. Трассирующие очереди противника приближаются к левой плоскости, и левый мотор нашего самолета загорелся. От огня стрелка-радиста Сидорова истребитель противника тоже загорелся и ушел вниз. Наш самолет горит. И первая мысль – сбросить бомбы по цели. Успеем ли? Мгновенно созревает решение, что успеем. В подобных ситуациях я был уже не однажды, и опыт подсказывал такое решение. Я передал Турову: «Так держать!». «Есть так держать!» – ответил Туров и продолжал держаться в строю на горящем самолете. Через несколько секунд подошли на расчетный угол прицеливания, нажал на кнопку сбрасывания бомб, продублировал механическим сбрасывателем и по привычке включил фотоаппарат. Бомбы сбросились, самолет немного подбросило вверх, Туров со снижением вышел из строя. Я передал ему, что надо идти с правым разворотом, тянуть на свою территорию.

Горящий самолет со снижением шел на свою территорию. Обстановка сложилась очень тяжелая и опасная, незначительная оплошность могла привести к гибели или пленению экипажа. Я зорко и внимательно смотрел на горящий мотор, скорость и запас высоты. Видел примерно и линию фронта, но ориентиров там никаких не было, не за что было уцепиться, кругом ровная поверхность калмыцких степей. В душе теплилась надежда, что перетянем линию фронта и посадим самолет. Покидать самолет с парашютами означало попасть в плен. Ищу всеми силами, чтобы определить линию фронта. Под нами слева мелькнула небольшая колонна машин и артиллерии, по отдельным признакам мгновенно решил, что это наши войска. Самолет на малой высоте несется с горящим мотором над землей. Дальше тянуть нельзя. Даю команду Турову: «Сажай машину!» Туров ответил: «Есть сажать машину!» В голосе Турова слышалась уверенность, видимо, тоже почувствовал, что территория наша. Я аварийной ручкой сбросил фонарь кабины, который задел меня по голове, но удар пришелся по металлическому наушнику шлемофона, и я сильно ударился головой о бронеспинку пилота. Самолет сажали на фюзеляж.

При посадке самолет резко развернуло почти на 360 градусов, потому что под фюзеляж попала не сбросившаяся в воздухе бомба. Мы с Туровым быстро выскочили из кабины, помогли стрелку-радисту покинуть самолет через верхний люк и отбежали на безопасное расстояние от самолета, так как должны скоро взорваться бензобаки и может взорваться оторвавшаяся при посадке бомба. От колонны артиллерии, над которой мы пролетали при посадке, отделились примерно 10–15 человек и бежали в нашем направлении. Впереди бежал старший лейтенант, пехотинец, мы с ним обнялись и расцеловались, лицо его помню до сих пор.

Пехотинцы угостили нас табаком, рассказали обстановку и результат воздушного боя, сказали, что хорошо бомбили. Помогли добраться до медсанчасти, откуда через несколько часов на автобусе выехали с ранеными в Сталинград. Старшим этого автобуса назначили меня.

Наш экипаж был невредим, получил только небольшие ушибы при посадке, поэтому, сдав раненых в госпиталь, прибыли в Ср. Ахтубу. Экипаж остался в населенном пункте, а я пошел на аэродром доложить командиру о прибытии. Подхожу к своей землянке, сверху на насыпи без рубашек сидят мои друзья: Быстрых, Фунаев, Мельник, Крупин, Смирнов, Елагин и другие. Я издали узнал их и с улыбкой подхожу ближе, но вижу, что они почему-то не обращают на меня внимания. Когда я подошел совсем близко и остановился, Борис Быстрых встал и, как-то странно всматриваясь в меня, подошел ко мне и, слегка дотронувшись до моего плеча, сказал: «Ты, что ли?» Я в недоумении почему-то осмотрел себя с ног до головы и ответил: «По-моему, я, а что?»

Через весь аэродром, узнав на КП дивизии о нашем прибытии, бежал командир полка Александр Юрьевич Якобсон. Это замечательный человек, отличный летчик, строгий, но исключительно справедливый командир. Он обнял меня и тихо сказал: «Молодец, Леша. В рубашке родился». Сказано это было с такой душевной заботой и участием, что я еле удержался от слез. Командир повернулся, приложил руку к головному убору, как мог делать только он, и пошел опять на КП дивизии.

Звено скоростных бомбардировщиков Пе-2 на полевом аэродроме. Сталинград. 1942 г. (ЦАМО)

Звено Пе-2 в полете. Юго-Западный фронт. Лето 1942 г. – 48 –

Товарищи считали, что экипаж погиб, так как видели, что самолет горел, никто с парашютом не выбрасывался, при посадке был виден столб дыма и огня. Судьба распорядилась по-иному.

Андреев С.П. Крылом к крылу. – М.: Знание, 1962.

8.08.1942 г

747-му бап довелось непродолжительное время участвовать в оборонительных боях на Сталинградском направлении. В один из дней красная «7» пилота Висковского подверглась нападению звена Bf.109. Стрелок Абдулин из верхней установки сумел подбить два вражеских истребителя, но и «ер» получил тяжелые повреждения при вынужденной посадке. В дальнейшем машина с таким номером в боевых действиях не участвовала. По состоянию на 4 августа 1942 г. в части осталось всего 10 Ер‐2.

Медведь А., Хазанов Д. Дальний бомбардировщик Ер‐2. «Самолет несбывшихся надежд». – М.: Яуза; Эксмо, 2012.

Летчик в кабине бомбардировщика Ер-2 готовится к вылету в район Сталинграда. На кабину наварены дополнительные листы легкой брони. 1942 г.

9.08.1942 г

Они вылетели ранним утром. Сильный северо-западный ветер нес над сталинградской степью перемешанную с дымом пыль. Серое месиво с трудом пропускало лучи солнца. В квадратиках крупномасштабной карты, находящейся в планшете Зыкова, были обозначены островки леса, поля с балками и оврагами, многочисленные линии дорог и речушек.

Летчики всматривались в словно омертвелые дали, зная, что внизу не дремлют наши бойцы, что почти все они сейчас упрятались от зоркого ока врага в окопы, землянки, замаскировали орудия, танки, походные кухни. Скоро кончится наша территория и начнутся позиции врага. А пока, внимательно следуя за ведущим, Юрий думал о своей земле и о своей Родине. Есть клятвы, подписанные сердцем, именно такую клятву дал Зыков, вступив в комсомол. Без громких фраз и как-то само собой произошло породнение с героями прежних лет. И теперь надо было быть самому героем, научить сердце бесстрашию, подвергнуть волю закалке.

Вспомнился накоротке и первый день, вернее, первое утро войны, когда глухие раскаты бомбовых ударов врага были приняты за дальний июньский гром. Тогда курсанты и не подозревали, что этот гром – вестник войны.

Авиашкола находилась неподалеку от Киева. Курсанты хорошо видели яростные воздушные бои над городом; фашистские бомбы обрушивались на древний, утопающий в зелени город. Группы бомбовозов с крестами на широких крыльях прилетали, как по расписанию. Бомбили они и учебный аэродром.

Теперь же в тыл врага летел Зыков. Внизу проплывали островки разнолесья, поросшие кустами искривленные балки, поблескивали речки и озера. Наконец-то и линия фронта.

Чем глубже в тыл противника залетают самолеты-разведчики, тем меньше дыма над землей, лучше видимость.

– Двадцать первый, слева железная дорога, – услышал Юрий в наушниках шлемофона.

Повернув голову, Зыков увидел поблескивающие на солнце ниточки рельсов. Сержант поругал себя, что не первый заметил стальной путь, рассеял внимание. Кое-где виднелись группы людей. Похоже, немцы привлекли для ремонта железной дороги жителей оккупированной территории.

Всполошились зенитки. Впереди от разрывов снарядов появились дымки, словно невидимый пасечник прошел с дымарем и окурил небо. Километрах в трех от железнодорожной насыпи тянулся островок редкого леса, похожий с высоты на огромную запятую. Среди почти однотонной зелени Юрий различил несколько пятен другого оттенка – желтовато-коричневого, словно в лесок раньше времени пожаловала осень.

– В лесу что-то замаскировано, – сообщил по радио ведущему Зыков.

– Молодец, двадцать первый. Я тоже вижу. Ветки-то успели завянуть. Пролетим над лесом, сфотографируем.

Чем дальше «илы» уходили от линии фронта, тем больше попадалось на дорогах вражеских пехотных колонн, автомашин, бронетранспортеров – все двигалось к Волге, к Сталинграду.

Зыков то и дело включал фотоаппараты. Приближалась и давно поджидаемая минута, когда можно будет пустить в ход реактивные снаряды. Брошен беглый взгляд на приборы. Профессиональное, почти подсознательное зрение летчика успело выработаться еще в авиашколе. Оно позволяло при мгновенном осмотре добиваться зоркого наблюдения и корректировки приборов винтомоторной группы и всего комплекса навигационных приборов. Летчики, познавшие тонкости своего искусства, внушали Зыкову: будешь вглядываться в каждый прибор – проглядишь небо, прозеваешь врага. Сержант зорко следил за землей и небом, видел, как при появлении грозных «илов», словно песчинки вихрем, сдувало с дороги вражеских солдат.

Ему хорошо было видно, как кто-то падал в придорожные канавы и рвы, кто-то прыгал на подножку машины, сворачивающую с дороги в поле, кто-то строчил вверх из автоматов и ручных пулеметов. Из укрытия ударили скорострельные зенитные пушки.

– Двадцать первый, за работу!

– Вас понял.

Увеличив расстояние между штурмовиками, ведущий свел свою машину в пологое пике. Земля словно бы летела навстречу. Скопировав угол снижения, Зыков направил свой штурмовик вниз. Пальцами он прикоснулся к одной из гашеток. Через несколько секунд – атака.

Самолет Филиппова стремительно проносился над головной колонной бронетранспортеров. Выпущенные реактивные снаряды легли в цель. Один снаряд, должно быть, угодил в машину с боеприпасами: над ней взметнулся огромный столб огня. В черном дыму потонули обломки машины. Объятый пламенем, ее борт оторвало и бросило на бензозаправщик. Прошло несколько мгновений, и на его месте поднялся огненно-черный султан взрыва.

На дороге образовался затор автомашин и тягачей. Многие из них были объяты пламенем. При выходе из атаки Юрий оглянулся назад и с ликованием в душе увидел густые шапки разрывов в самом центре скопления вражеской техники. Первая атака – и такой отличный результат! Ладони Юрия цепко впились в ручку управления. Он даже почувствовал, как в пальцах отозвалась боль. Разгоряченный боем, он поневоле поднес к лицу занемевшую правую руку, озорно, как делал не раз перед тем, как начать колоть дрова, поплевал на ладонь и стал энергично разворачивать штурмовик для нового захода.

Теперь крупнокалиберные пулеметы и зенитные орудия повели более интенсивный и прицельный огонь. Летчикам приходилось вести самолеты «змейкой».

Ошеломленный внезапностью удара, враг не понимал, откуда вынырнули самолеты русских. Зенитчики пролили сто потов, наводя скорострельные пушки на самолеты, буквально поливая бронированные «илы» густым потоком огня. Но снаряды, казалось, проносились мимо. Или, может быть, само небо помогает русским?

Предупредив ведущего, Зыков энергично отжал от себя ручку управления, направив машину к земле. Зенитчикам наверняка показалось, что наконец-то они подбили самолет и он, западая на левое крыло, пошел в свой последний путь.

Выведя машину из пике, сержант вновь понесся к колонне фашистов. Упруго спружинила под пальцами гашетка управления пулеметами и пушками: смертоносный ливень пуль и снарядов безжалостно сек разбегающуюся в страхе колонну фашистов. Юрия вновь охватил горячий азарт атаки. С поразительной ясностью и отчетливостью виделись земля и небо. Послушно и четко работали руки, и под мерный гул мотора думалось не о себе, не о своей жизни – о неминуемой смерти ненавистных врагов, тех, что пришли осквернять и топтать родную землю.

– Молодец, Юра! – раздался голос ведущего. – Немного причесали колонну. Уходим в направлении хутора Бородкина.

Старший лейтенант Филиппов знал, что скоро сюда прилетят вызванные по рации немецкие истребители. Он зорко вглядывался в даль небес. Внизу простиралась ковыльная степь, изрезанная оврагами, тянулись поля, попадались опустелые фермы, оазисами возникли перелески – над всем нависала легкая бирюзовая дымка, просвеченная лучами нежаркого солнца. Ведущий не первый раз подумал о том, какой славный парень пришел в его звено. Зыкову всего девятнадцать. Совсем недавно он прошел боевое крещение, но уже дерзок в воздухе. Сегодня он тоже хорошо вел бой. Такой хватке мог позавидовать опытный, побывавший в пекле войны летчик.

После атаки штурмовики вышли к железной дороге и под «салюты» вражеских зениток полетели вдоль нее.

Показались пристанционные постройки, водокачка, серые пакгаузы, приземистые желто-коричневые здания. Справа от путей будки – стрелочников, полосатые шлагбаумы, десятка полтора цистерн.

Навстречу им, от станции, паровоз тащил на подъем порожняк. Юрий предположил, что машинист спешит за грузом – тем самым, что неумело замаскирован под пожухлыми ветками.

Пришло время возвращаться на свой аэродром. Легли курсом на Сталинград. Василий Филиппов был в отличном расположении духа: застать врасплох и помолотить колонны фашистов, сфотографировать важные объекты, безнаказанно пройти под огнем зенитной артиллерии – это ли не везение? Но ведущий удерживался от преждевременной радости – всякое может случиться…

Чем ближе подлетали к линии фронта, тем хуже и хуже становилась видимость.

Следуя за командиром и мельком поглядывая на карту, Зыков представил, как по широкому фронту расползлась теперь фашистская саранча, готовя массированный прыжок через Волгу. Вот заштрихованные на карте квадратики, прямоугольники – кварталы Сталинграда, вот близко лежащие друг от друга волжские острова Зайцевский и Спорный. И теперь, когда задание было выполнено и опасность, казалось, осталась позади, Зыков, следя за режимом полета и выдерживая свое место в строю, с мягкой улыбкой подумал: «Вот и все – дома!»

Но неожиданно с солнечной стороны появились истребители Bf.109. Летчики почти одновременно заметили их приближение.

– Юра, сомкни строй!

Зыков вплотную подошел к Филиппову, и вот теперь рядом с командиром он летел навстречу врагу. Наблюдая за истребителями, Зыков не забывал посматривать и на землю. Оттуда открыли сильный огонь зенитные орудия. Строй «мессеров» рассыпался. Каждый старался выбрать удачный ракурс атаки. Вот один из них устремился на него. Трасса прошла неподалеку от кабины. Зыков, прикрывающий Филиппова, ответил огнем пушек и пулеметов, вынудив Bf.109 прекратить атаку.

Другие «мессеры» пронеслись так близко от «ила», что Юрий мог рассмотреть даже заклепки.

И вот радостный миг: Зыков увидел, как со стороны солнца спешат на помощь четыре наших истребителя. «Мессеры» сразу же покинули район боя.

Но машина Зыкова получила повреждение. Летчики с истребителей видели, как то и дело накренялся на правое крыло подбитый Ил‐2. Филиппов и летчики-истребители понимали, каких усилий стоило сержанту Зыкову выровнять самолет.

– Держись, Юра! – подбадривал своего юного друга старший лейтенант Филиппов.

– Держусь, командир! – устало ответил Зыков.

После посадки Филиппов подошел к Юрию. Не произнеся ни слова, они обнялись, и не нашлось бы теперь сил разъединить их: война накрепко завязала еще один узел дружбы, которая была необходима людям, идущим по грани жизни и смерти.

– Здорово же тебя, дорогой «Илюша», покусали зенитки! – Василий Филиппов обходил самолет Зыкова, ласкал его ладонью, словно живое существо. – А ведь не подвел, дотянул до дома.

– Так это ж «ил»! – с гордостью заметил подбежавший механик Егоркин. – Не самолет – танк с крыльями!

Вскоре веселость сошла с его покрасневшего лица. Механик принялся присвистывать, переводя взгляд с поврежденного самолета на Зыкова.

– Да, сержант, задал ты мне задачку – опять придется дня три колдовать. Ну, да ладно… не привыкать, отремонтируем.

– Товарищ старший лейтенант, железнодорожную станцию следующий раз надо бомбить, – сказал Юрий, идя с Филипповым в штаб полка.

– Доложим Склярову. Думаю, что на это важное дело он выделит эскадрилью.

– А я заметил еще один замаскированный объект! – все более оживлялся сержант.

– Где? – насторожился командир звена, потому что сам больше ничего не обнаружил.

Немецкий аэродром. Справа виден силуэт Ил-2, идущего на бреющем полете и наносящего бомбовый удар по самолетам противника. Лето 1942 г. (ЦАМО)

Юрий приостановился, взял в руки планшет.

– Вот здесь, – ткнул пальцем в карту возле балки Безымянной, – есть хлебное поле, а рядом лесок. Немцы, видимо, спрятали в нем технику и для маскировки подъездов навтыкали деревца, натянули маскировочные сетки. Получилось так, что к лесу нет ни дороги, ни тропинки.

– А ты, оказывается, глазастый.

Пришли в штаб. Ведущий доложил командиру полка о выполнении задания. Майор Скляров внимательно слушал рассказ, изучающе поглядывая на Юрия. Иногда командир полка, пододвинув ближе карту, делал на ней пометки.

– Хвалю, хвалю, други мои! – сказал майор. – Вы славно поработали. Прибавим к вашему докладу материалы дешифровки и потом поговорим подробно. А сейчас отдыхать. На штурмовку танковой колонны у Гумрака, о которой вы сообщили по рации, я уже отправил пятерку штурмовиков… Зыков может идти.

Колыхалов В.А. Огненная лавина. – М.: ДОСААФ, 1981.

10.08.1942 г

В ту пору 434-й истребительный полк, как правило, выполнял боевые задания совместно со 150-м бомбардировочным полком. Наносили удары по железнодорожным узлам, аэродромам, сосредоточениям войск противника. Боевое содружество в воздухе подкреплялось тесной дружбой на земле. Вместе мы радовались нашим удачам, вместе переживали невзгоды и потери, в трудную минуту всегда старались помочь друг другу.

Навсегда запомнился такой случай. Немецкие истребители сбили один наш бомбардировщик. Командир экипажа Герой Советского Союза старший лейтенант Ф.Т. Демченков и штурман капитан Н.Н. Пантелей выпрыгнули с парашютами на территорию, занятую врагом. Первоначально об их судьбе никто ничего не знал. И вдруг откуда-то поступило сообщение, что они перешли линию фронта и находятся у наших пехотинцев. Оба будто бы ранены, нуждаются в немедленной госпитализации. В нашем полку было два самолета У‐2. Слетать на них за боевыми друзьями вызвались сразу несколько человек. Доложили командиру группы. После непродолжительного раздумья – задание было трудным, особенно посадка вблизи передовой, – он решил: – Полетят Семенов и Власов. Буквально через несколько минут мы – в воздухе. Ориентируясь по дорогам, прижимаясь к оврагам, вышли в указанный район. Выбрали на местности ровную площадку и благополучно сели. В штабе стрелковой части нашли капитана Пантелея. Обрадовались, что здоров, не ранен.

– А где же Демченков?

– В сорока километрах отсюда, за линией фронта. Он сломал ногу, и я спрятал его в подвале у одной колхозницы. Надо вывезти…

Положение осложнялось. Полет на У‐2 за линию фронта, да еще днем – дело нешуточное. Повстречаются «мессершмитты» – попробуй уйди от них. Но оставлять в беде товарища нельзя. Пантелей старается подбодрить меня:

– Дорогу я знаю. Сплошной линии фронта здесь нет.

– Полетели!

Штурман немедленно забирается в мой самолет. Взлетев, мы сразу же юркнули в глубокий овраг, который вывел нас к полезащитной лесной полосе. Дальше пошли вдоль нее, почти впритирку с землей. Вскоре показалась деревня, где укрылся Демченков. Нет ли в ней немцев? Свернули в сторону, осмотрелись. На деревенской улице – ни машин, ни людей. Садимся на окраине, моторов не выключаем. К нам бегут женщины, дети. Улыбаются, несут какую-то снедь.

– Немцы есть?

– Сейчас нет. Недавно прошли две машины с солдатами…

Экипаж Пе-2. Стрелок-радист Федосеев, летчик Демченков, штурман Пантелей. Сталинградский фронт. 1942 г. (ЦАМО)

Капитан Пантелей направляется за Демченковым. Мы с Власовым просим ребятишек понаблюдать за дорогами в деревню и, если появятся немцы, дать сигнал. Они мигом разбегаются в разные стороны.

Раненого ждать долго не пришлось. Пантелей привез его на лошади. Бережно усаживаем Демченкова в самолет и спешим на свой аэродром. Вслед нам машут руками женщины и дети.

Память накрепко сохранила это неторопливое помахивание рук, эти горькие слезы прощания. В них было все: и любовь, и боль, и надежда.

Семенов А.Ф. На взлете. – М.: Воениздат, 1969.

11.08.1942 г

Из-за постоянно менявшейся обстановки на фронте и скудной информации о целях, которые поручалось бомбить, комполка А.И. Пушкин организовал ведение воздушной разведки «на себя», определяя место и характер цели. В особо напряженные периоды боев, когда у экипажей пропадала уверенность в благополучном возвращении из разведполета, Пушкин личным примером показывал всему летному составу, что на Су‐2 можно воевать даже в таких тяжелых условиях. Летя на бреющем, он периодически «подскакивал» до 1000 м, осматривался и снова снижался. Так он не только обнаруживал цели, но и возвращался домой с ценными данными.

Летчик 52-го бап, Герой Советского Союза А.И. Пушкин. 1942 г. (ЦАМО)

В одном из таких полетов, 11 августа 1942 года, Анатолий вышел на колонну испанской «Голубой дивизии», с большим скрипом вытянутой Гитлером на донские просторы. Командиры франкистских частей, видимо, не догадывались о существовании у русских боевой авиации: с воздуха Пушкин увидел, что, расположившись на обед, испанцы расставили в степи столы, покрыли их белыми скатертями… Экипаж сбросил бомбы на столь беспечного противника, а когда Пушкин передал донесение об обнаруженной колонне, бомбить ее вылетел весь состав 52-го полка. Раткин В. Асы мира. Петр Васильевич Базанов // Мир Авиации. – 1997 – № 1.

12.08.1942 г

С целью снижения активности люфтваффе штурмовики 8-й ВА нанесли сосредоточенные бомбоштурмовые удары по трем основным аэродромам противника – в районах Ольховское, Подольховское и Обливское, на которых базировалось до 180 немецких самолетов.

В 4.00 восемь Ил‐2 228-й шад (четыре от 431-го шап, два из 622-го шап, два от 688-го шап; по другим данным, 13 Ил‐2 из 228-й и 226-й шад), ведомые штурманом 688-го шап старшим политруком М.Г. Скляровым, под прикрытием двух Як‐1 220-й иад совершили налет на аэродром Обливское, на котором немцы сосредоточили 126 боевых самолетов из 8-го авиакорпуса.

К аэродрому «Ильюшины» вышли на самой малой высоте и с «горки» атаковали самолеты противника на стоянках, построенных, как на параде, в одну линию. Удар был настолько неожиданным, что немецкие зенитчики открыли огонь только после первого захода «илов», а истребители так и не смогли взлететь для отражения атаки. Уничтожив 46 самолетов (что было зафиксировано на фотоснимках разведчиков), группа без потерь возвратилась домой.

Несколько позже восемь Ил‐2 686-го шап (206-я шад) под прикрытием 12 Як‐1 из 269-й иад и 5 ЛаГГ‐3 из 235-й иад нанесли бомбоштурмовые удары по аэродромам Ольховский и Подольховский.

Этот удар закончился для советских летчиков трагически. Противник был начеку – Ил‐2 были встречены плотным зенитным огнем. Пробившись через стену огня, «Ильюшины» ударили по стоянкам немецких самолетов. На втором заходе «илы» были атакованы 30 Bf.109, однако последних связали боем истребители прикрытия, что дало возможность штурмовикам спокойно отработать над целью.

При отходе от цели «мессершмиттам» все же удалось прорваться к Ил‐2. В первой же атаке был сбит ведущий группы командир полка майор П.И. Зотов (через 5 суток с обожженным лицом комполка вернулся в родной полк). В завязавшемся воздушном бою младший лейтенант И.И. Кисельков, применяя маневр «ножницы», сбил два Bf.109, однако от пулеметно-пушечной очереди в упор его Ил‐2 получил повреждения. Кисельков был ранен в голову, но все-таки сумел дотянуть до своей территории и посадить самолет на фюзеляж в районе с/х «Буденный». После пяти попаданий снарядов потерял управление Ил‐2 командира звена лейтенанта М.С. Небольсина, который совершил вынужденную посадку на своей территории в районе н.п. Подстепное (прибыл в полк на третьи сутки). Был подбит и сел на вынужденную заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Я.Н. Топорков (вернулся в полк на вторые сутки). В неравном воздушном бою с истребителями люфтваффе геройски погибли командир эскадрильи капитан П.Е. Батрак, сержанты В.А. Мухин и С.Х. Солямов.

Таким образом, 686-му полку удалось выполнить поставленную боевую задачу ценой потери восьми Ил‐2 и трех летчиков. Воздушный бой истребителей прикрытия с «мессерами» закончился в пользу пилотов люфтваффе – 7:3.

Ил-2 после тяжелого боя и вынужденной посадки на «брюхо». Лето 1942 г. (ЦАМО)

Кроме того, на счет штурмовиков были записаны 2 Bf.109, сбитых младшим лейтенантом Кисельковым.

Опираясь на данные агентурной разведки и доклады экипажей, штаб 8-й ВА доложил, что в результате бомбоштурмовых ударов по аэродромам противника было уничтожено и выведено из строя 89 самолетов люфтваффе.

Пруссаков Г.К. Военно-исторический очерк о боевом пути 16-й Воздушной армии (1942–1945) / Пруссаков Г.К., Васильев А.А., Иванов И.И., Лучкин Ф.С., Комаров Г.О. – М.: Воениздат, 1973.

13.08.1942 г

В новом соединении к нам отнеслись настороженно, подчас даже не скрывали иронии. Первое время командование, да и летчики побаивались «женских капризов», не очень-то верили в наши силы. Да и в самом деле, одно – летать в мирном небе на гражданских самолетах, другое – быть солдатом, каждый день идти навстречу смерти, зная, что так было сегодня, так будет завтра, послезавтра, в течение недель, месяцев, лет, до тех пор, пока где-то там, на западе, на чужой земле, не отгремит последний выстрел.

Справедливости ради следует сказать, что мы сами в какой-то мере дали повод относиться к нам с недоверием и иронией. Произошло это как раз тогда, когда наш полк совершал перелет из Энгельса на Южный фронт.

Стоял солнечный жаркий день. Еще не опаленное зноем небо было удивительно чисто. Внизу, под нами, расстилалась степь без конца и края: зеленый колышущийся океан. Земля еще не прогрелась, болтанка нас не мучила, лететь было одно удовольствие.

Соблюдая ровные интервалы в боевых порядках, мы приближались к станице Морозовской. Полет протекал нормально, шли точно по графику. Я обернулась назад к штурману Оле Клюевой: – Ну, как летим? Правда, здорово?

Оля в ответ улыбнулась и показала большой палец. Покрутив головой, она оглядела воздушное пространство, и с лица ее тут же будто стерли улыбку. – Маринка! – В голосе Клюевой звучала тревога. – Смотри!

С запада на нас стремительно неслись какие-то черные точки. Мозг обожгло: «Фашисты!»

Что делать? Я посмотрела на ведущего. Самолет командира эскадрильи Серафимы Амосовой спокойно продолжал полет. Неужели она не видит? – Марина! – кричит по переговорному аппарату Клюева. – Посмотри: соседнее звено рассыпается!

Сомнения кончились – впереди были вражеские истребители. Я покачала плоскостями, привлекая внимание ведомой нашего звена Нади Тропаревской. «Вижу», – ответила она тоже покачиванием. Одновременно мы произвели маневр. Звено нарушило заданные дистанции и интервалы. Самолеты резко потеряли высоту и пошли почти на бреющем полете. Теперь на фоне желто-зеленой степи трудно было заметить наши камуфлированные машины.

Истребители с воем пронеслись над нами, сделали боевой разворот и вновь устремились на беззащитные У‐2. Про себя я отметила, что почему-то не слышно тарахтения пулеметов. Мерзавцы! Еще издеваются! От волнения даже не поглядела на опознавательные знаки.

Минут через пять в воздухе появилась другая группа истребителей. Эти – наши, как показалось мне. Спасибо, выручили! И только на аэродроме выяснилось, что никаких вражеских самолетов не было. Под Сталинградом у Морозовской нас встретили истребители прикрытия. Летчики, зная, что летят необстрелянные «птички», решили проверить нашу выдержку и повели на нас «атаку». А между прочим, далеко не все девушки знали, что то были наши самолеты.

Весть об этом случае быстро разнеслась по всей воздушной армии генерала К.А. Вершинина. Остряки получили новую пищу для разговоров.

Чечнева М.П. Небо остается нашим. – М.: Воениздат, 1976. – С. 14.

Женщина-летчица перед зеркалом на полевом аэродроме. Юго-Западный фронт. Лето 1942 г. (РГАКФД)

14.08.1942 г

Я в паре с Михаилом Погореловым. Нам теперь часто приходится летать вместе. Меня назначили командиром звена, на петлицах ношу четыре треугольника – старшина. Миша у меня ведомый. Летает он хорошо, с ним спокойно в воздухе, как, впрочем, и на земле.

В составе группы мало самолетов – командир выпускает нас парами, звеньями, чтобы лучше изучали тактику противника, «знакомились» с немецкими асами.

С ходу бросаюсь на «мессеров», даже не выбрав для себя цели. Даю очередь по одному, сам отворачиваю от двоих, наседающих справа и слева. Ускользаю от них, как вьюн, снова захожу для атаки, прицеливаюсь. Один взрывается, падает. Теперь могу свободнее маневрировать и прицеливаться. Но тут новая неприятность: у самолета Михаила повреждено крыло, он вынужден отойти. Фашисты направляют на меня огонь, отсекают от других «яков», один за другим атакуют. Только успевай отбиваться.

Силы слишком неравные. Видимо, поврежден двигатель моей машины. Он начинает перегреваться. Затем в кабину пробиваются горячее масло и вода. Выхожу из боя внезапно: переворотом через крыло. Сажусь на ближайший аэродром. Но уже на пробеге машина резко разворачивается влево. Пытаюсь погасить разворот тормозами и рулем управления, но самолет встает на нос, переворачивается через крыло и ложится на спину. Я оказываюсь прижатым к земле вниз головой. Масло и вода льются по моей одежде. Поблизости никого, кто бы мог помочь.

Летчики 4-го иап И.Н. Степаненко и М.С. Погорелов. Сталинградский фронт. Лето 1942 г. (Фото из семейного архива семьи И.Н. Степаненко)

Над аэродромом грохочет бой, строчат пулеметы, бьют пушки. Минут через десять слышу голоса снаружи:

– Быстрее ломик! Летчика зажало в кабине вниз головой…

Вытащили меня.

– Сгребай с него масло! – командует незнакомый сержант.

Палками и лопатками солдаты очищают мой комбинезон от липкой массы, потом я осматриваю машину. Левое колесо повреждено. Так вот почему она скапотировала!

Над городом продолжается воздушный бой, к земле факелом устремляется чей-то самолет. Позже я узнал: не вернулся с задания старший лейтенант Кобяков. Он сбил «Дорнье‐217», свалил «мессер», но и сам погиб… Дорого еще обходится нам каждая встреча с врагом.

Степаненко И.Н. Пламенное небо. – К.: Политиздат Украины, 1983. – С. 93.

15.08.1942 г

Все выяснилось на аэродроме. Предстояло лететь под Сталинград. На подготовку людей и техники – два часа. Самолеты к вечеру должны были быть на фронтовых аэродромах, а утром уже участвовать в боях. В обратный путь – этой же ночью на Ли‐2.

Будущий дважды Герой Советского Союза, выпускник авиационной школы летчиков г. Энгельса М.П. Одинцов. 1940 г.

Митрохин был рад такому поручению. Это дополнительная тренировка для летчиков. Да и сам он мог за несколько часов пребывания на фронтовом аэродроме поговорить с воюющими и присмотреться к происходящему, оценить своих людей и недоделки в подготовке. Предстояло сделать одну посадку: одним в Энгельсе, другим в Саратове. Сам по себе маршрут несложный, если не будет непредвиденных обстоятельств по отказам техники и обстановке на фронте.

Когда подготовка в эскадрильях была закончена, а самолеты приняты и опробованы, собрал всех пилотов.

– Товарищи летчики! Каждая эскадрилья идет двумя группами. Первую группу веду я, замыкающую – капитан Русанов. Взлет групп с интервалом в пять минут. Первая, третья, пятая группы садятся в Энгельсе, остальные —

в Саратове. Мне думается, сразу после Саратова надо быть готовым к воздушному бою с немецкими истребителями, поэтому пойдем пониже и восточнее Волги. Запуск моторов и отсчет времени по моему самолету.

…Группа Осипова взлетала пятой. Он был рад этому обстоятельству: садиться ему в Энгельсе, на центральном аэродроме своего родного училища, из которого он ушел в «большую жизнь» весной сорокового года. Не ждал, что придется так скоро свидеться, и теперь волновался, как будто предстояло встретиться с родной матерью после долгой разлуки.

Взлетели.

Замутненный городом воздух сносился потоком ветра от Волги в степь и размывал в мареве жаркого дня окраины. Многоцветие крыш домов и заводов, пустырей и складов, белых пароходов, камуфлированных барж, буксиров осталось вскоре позади. Волга сделала резкий поворот вправо, ушла поить своей водой Сызрань, и самолеты повисли над желто-бурой степью. Над головой в зените ослепительно яркое солнце, а внизу степь – огромная столешница, оструганная фуганком, с редкими прожилками сухих оврагов и сучками-хуторами, негусто разбросанными около них.

Ни машин, ни людей, ни повозок. Если бы не было на этой равнине редких черных квадратов пахоты, то можно было бы подумать, что внизу мертвая земля. Смотреть на равнинное однообразие нудно, и Матвей довернул свой самолет вправо, чтобы пораньше вновь выйти на Волгу. Решил, что так будет интересней, да и аэродром не проскочишь… Показался вначале правый, высокий берег реки, а потом вода. И Матвею почудилось, что в кабине стало прохладней.

Волга трудилась. Вода ее плотно была занята баржами и буксирами, которые шли и вверх, и вниз по течению. Тут воочию можно было убедиться, что река-матушка снабжала южные фронты, а северу давала нефть и бензин. Вот только сейчас Матвей, кажется, осознал, что для него и всех значат Волга и Сталинград. Он горько усмехнулся.

– Быть или не быть? Вот в чем вопрос.

Отозвался Пошиванов, идущий у него заместителем.

– Командир, повтори! Не понял!

Матвей про себя выругался. Оказывается, в задумчивости он незаметно для себя нажал кнопку передатчика, и его мысли стали достоянием всех. А кроме этого, сам же нарушил и указание о строгом радиомолчании в полете. Теперь надо было отвечать, иначе будут вновь переспрашивать.

– Посмотри на Волгу, и поймешь, что она для нас есть, особенно сейчас. А вообще разговоры прекратить. Идти молча.

Внизу пошли знакомые по курсантским полетам места.

На правом берегу высоко на холмах показался размашистый, разноцветный, деревянно-каменный, с пакгаузами у воды и толпой пароходов вдоль берега Саратов. А ниже пыльный и маленький городок, на окраине которого, вдали от воды, плотной кучкой стояли красно-кирпичные многоэтажные дома.

Матвей радостно отметил, что городок училища, огромный Дворец культуры и ангары целы. Аэродром жил. У севших раньше его «илов» сновали люди и автомашины. Хотелось сделать круг, чтобы посмотреть родное гнездо, свое «пятое летное поле», но надо было идти на посадку…

И снова на юг. Но теперь уже с опаской поглядывая на синее небо. Справа Волга, а слева железная дорога, идущая на Астрахань. Матвей хорошо помнил Заволжье. Этой дороги здесь не было раньше. Наверное, она и не появилась бы еще несколько лет, если бы не было немцев на Северном Кавказе. Матвей вел свою группу низко над землей, стараясь все время лететь между артериями, питающими фронт. Это для него сейчас казалось очень важным, потому что и река, и железная дорога патрулировались истребителями, которые могли оказать ему помощь в воздушном бою. Но, видать, ни истребители, ни зенитная артиллерия не могли полностью обезопасить пароходы и поезда от вражеской авиации: на воде, уткнувшись носом в берег, горели две наливные баржи. Танки их уж лопнули от температуры, выбросив огромный столб огня и черного дыма вверх, а разлившееся горючее попало в воду и уносилось течением, отчего казалось, что горит сама волжская вода.

Матвей повернул группу к дороге, чтобы без ошибки выйти на озеро Эльтон, а уже потом от него искать неизвестный конечный аэродром. Соломенная желтизна степи все чаще стала перемежаться песчаными плешинами и солончаками, на карте уже не отдельные, а целыми россыпями появились татарские названия.

«Сколько же веков прошло с времен крушения Золотой орды! – подумал Матвей. – Ушел тот народ, а данные им названия в этих местах все еще живут. Сколько же веков надо будет прожить людям после нас, чтобы не мерить свои дела или выдающиеся события словами «до войны, после войны»?!»

Из песчано-голубой дали Эльтон выплеснулся своими снежными соляными берегами. Глянцевая вода лежала в чаше спокойная, без морщин, неживая. Несмотря на жару, у Матвея не появилось желания искупаться в этой с холодным блеском, но наверняка горячей воде…

Ориентиров, которые бы говорили Матвею о том, что от Эльтона они идут правильно, не было. Он полностью доверился трем своим постоянным друзьям: компасу, скорости и времени, надеясь, что они и сейчас его не подведут.

Надо было лететь еще минуту, когда впереди поднялась в небо полоса песка – кто-то взлетел. Значит, все было правильно… Впереди аэродром, а еще дальше разноцветные дымы сталинградских пожаров.

На Матвея пахнуло войной, смрадом горящего города. От этого ощущения он насторожился, внутренне напрягся. Решил подсказать пилотам, куда смотреть, и включил передатчик.

– Пилоты, посмотрите вперед и запомните. Не каждому дано это видеть.

Отпустил кнопку и остальное договорил себе.

«Город горит два месяца. Горит все – даже железо. Горит, но не сгорает. И сильнее огня там люди, которые уже почувствовали в себе неимоверную силу и уверенность. Они знают, что выстоят. Не каждой жизни хватит, иная бывает тут коротка, как мгновение. Вместе же их жизнь бесконечна».

Матвею захотелось быть там, с этими летчиками, артиллеристами и танкистами. Заходя на посадку, он надеялся, что будет так. Их могут не отпустить.

Радио самолетов и земли молчало, но снизу взвилась и небо зеленая ракета – посадка разрешена. Даже Осипову, знавшему войну, было непривычно после тыловой радиоболтовни это деловое и настороженное молчание.

Самолет после посадки еще не успел остановиться, а впереди появился красноармеец с белым и красным флажками. Расставив руки в стороны, как крылья, он побежал, забирая вправо, – надо было рулить за ним. Наконец мотор выключен. И пока Матвей выбирался из кабины, «илюху» уже почти полностью закрыли маскировочными сетями лоскутного безрадостного цвета.

– Здравствуйте, сталинградцы! Как живем? – Матвей поздоровался за руку с потным, раскрасневшимся своим провожатым.

– Живем хорошо. Только летчикам тяжело.

– Понятно. Кто принимает самолет?

– Сержант Кричев, товарищ лейтенант.

– Моя фамилия Осипов. Самолет исправен. Журнал подготовки в кабинной сумке, весь инструмент и формуляры в техническом люке. Там же мой чемоданчик. Достаньте кто-нибудь… Аппарат хороший, сам летает. Ну, счастливо. Может, и увидимся.

Матвей попрощался и полез в кузов подошедшей за ним полуторки. Машина начала петлять между разбросанными по степи самолетами. Осипов не успел еще собрать своих пилотов, как над аэродромом появилась группа Русанова.

Возбужденный своим первым в жизни перелетом, сержант Чернов немножко с удивлением прокомментировал:

– Командир, посмотри-ка, ведь все пришли.

– И очень хорошо. Неисправность на таком перегоне – хуже нет. Останешься один – намучаешься. Один ты, как бездомный пес, никому на нужен на промежуточном аэродроме. С грехом пополам, с проволочками долетишь до места, а потом куда? Своих опять уже нет. В этом случае уж лучше остаться и новом полку, чем своих по свету искать.

Вмешался Пошиванов:

– Лучше-то лучше. Но ведь незаконно… Чего доброго, пока разберутся начальники, в дезертирах находишься. Конечно, могут и перевод по просьбе оформить. Да на войне всякое бывает – придет перевод, а человека уже на этом свете не окажется.

– Все это, Степан, правильно. Но мне думается, что в такой человеческой мешанине отбиться от своих только порядочному командиру и красноармейцу страшно. Зато подлецу сподручно: не дезертир, не без вести пропавший, не убитый, но и не живой. Так, тень на государственном коште. А потом где-нибудь и когда-нибудь, когда уже за свою шкуру будет не боязно, этот тип объявится. И законно ухватит. Потому что на какой-нибудь бумаге будут стоять штемпели, удостоверяющие, что он усиленно искал свою часть.

Наклонился к кабине.

– Эй, шофер! Давай вон за той машиной. Там наш командир…

…Солнце упало за дымный горизонт, и в начавшихся сумерках низко над землей показался самолет. Толстоголовая, пузатая рыбина с двумя крыльями вместо грудных плавников, сделав разворот, пошла на посадку. Его ждали: обшарпанный, видавший виды грузовой Ли‐2 прибыл за летчиками. Надежды Осипова не оправдались.

Вместе с темнотой пришло разрешение на вылет. И прилетевшие днем снова поднялись в воздух, но теперь уже пассажирами… В грузовой кабине горела одни малюсенькая лампочка над пилотской дверью, которая не разгоняла мрак, а только определяла, где нос и где хвост самолета. Фюзеляжные иллюминаторы, не добавляя освещенности, дымились темно-зелеными ледышками. В мерцании света угадывались белесые силуэты летчиков, расположившихся на откидных сиденьях. Бочкообразный фюзеляж, вбирая в себя все вибрации и шумы от работающих моторов, с дрожью басовито гудел. Обычного разговора в этом гуле, дребезжании и еще невесть каких звуках услышать было нельзя. А кричать никому не хотелось. Сидели молча…

Минут через десять после взлета открылась дверь из кабины летчиков, и только потому, чго Русанов сидел первый, вышедший наклонился к нему и прокричал в самое ухо:

– Товарищ летчик! В хвосте лежат чистые крыльевые чехлы. Пусть два человека их расстелят по полу, и потом ложитесь все спать. Лететь будем долго. И чтоб никто не курил.

Одинцов М.П. Испытание огнем. – М.: Молодая гвардия, 1979.

16.08.1942 г

Б.Г. Россохин, будущий Герой Советского Союза

С каждым новым вылетом на боевое задание к Юрию Зыкову приходили расчетливое спокойствие и хладнокровие. Он стремился не рассеивать по мелочам внимание, еще на подходе к цели воспроизводил в уме, как он выражался, раскладку боя. Юрий быстро научился предугадывать грань риска, что помогало уклоняться от опасностей во время боя. Он яростно защищал в нужную минуту своих товарищей. Иногда в лобовых атаках, грозя тараном, сержант, не снижая скорости, вел свою машину на сближение с вражеской, сверяя свою смелость с выдержкой противника. Страшась неминуемого столкновения, не поборов упорства русского летчика, враг обычно пасовал, резко уводя самолет, и тогда, выбрав удачный момент, произведя необходимый доворот штурмовика, Зыков бил по беглецу из пушек и пулеметов.

Ему пришлось участвовать и в налете на сильно охраняемый аэродром, и в бомбежке скопления танков. Высокое мастерство бомбометания показала здесь эскадрилья Анатолия Кадомцева. Он так же, как и Юрий, окончил Энгельсскую школу летчиков. До этого – семилетка, ФЗУ. Похожи были биографии и других парней, оказавшихся в одном полку, под одним боевым знаменем. Почти всех их вывел в небо аэроклуб. Многие успели произвести по тридцать – пятьдесят боевых вылетов. На гимнастерках красовались ордена, поблескивали медали. Опыт лучших изучался не только в этом соединении, но и в других полках, дивизиях. Анатолий Кадомцев, как и Александр Бондарь, был мастером ночных полетов. Однажды, произведя ночью шесть заходов над аэродромом вблизи совхоза «Дугинского», летчик метким бомбометанием уничтожил несколько «юнкерсов», разбомбил бараки.

Атакуя скопление танков под Абганерово, Зыков наблюдал за штурмовиком командира эскадрильи. Резкие крены, отвесное пикирование, скольжение на крыло – Юрий восхищался командиром. Учился у него воевать.

Во второй эскадрилье появился Борис Россохин. Юрий быстро подружился с ним. С первых дней между ними установились приятельские отношения, да и жили они в одной землянке.

Борис был родом из Тавды, хорошо знал Павлика Морозова, с его братом Алешей учился в одном классе. Россохин вырос в тайге, прекрасно ориентировался в самых глухоманных местах. Еще до войны он работал в топографическом отряде, где был техником-вычислителем.

Тайга учила сметке и находчивости. Однажды пришлось вступить в единоборство с рысью, прыгнувшей с дерева ему на спину. Выработанная в таежных походах мгновенная реакция помогла позже Россохину и в воздушных боях. Выдержка, наблюдательность пригодились в разведке, с высоты он быстро мог определить маскировку противника, каких бы замысловатых расцветок ни были камуфляжные сетки, как бы умело ни упрятывал враг технику под ветками берез, под сосновый или еловый лапник.

В школе его не тянуло в авиацию – хотел стать артиллеристом. Еще до ухода в армию выучил устав, привезенный кем-то из отслуживших ребят. В Тавде было немало бывших воинов. Многие защищали молодую республику Советов: кавалеристы, пехотинцы, артиллеристы. Из их рассказов можно было уяснить главное: война – сопряженный с риском и опасностями тяжелый труд. Один земляк, бывший наводчик, убеждал: идите, ребята, в артиллерию. Так Борис и решил, но в военкомате предложили авиационное училище. Оно и определило его судьбу.

Россохин увлекал Юрия рассказами о тайге, рыбалке, охоте. Зыков делился впечатлениями о любимой Москве, о родном поселке Сокол, где улицы носят имена художников. Хотелось бы сейчас очутиться на улице Левитана, пройти знакомой дорогой от школы и остановиться на углу, где Юра со своей сестренкой Лилей любил покупать прозрачных сладких петушков на тонких палочках. Совсем, казалось, недавно были школа, аэроклуб, веселые поездки на Тушинский аэродром в День Воздушного флота СССР. Все позади, а впереди… впереди… война, и сколько она продлится – никто не может сказать. Но только было ясно: никогда не будут парадным маршем шагать по Красной площади германские дивизии!

В короткие свободные минуты Юрий писал письма матери. Давно ли бегал он по поселку Сокол на окраине Москвы, запускал модели самолетов, ходил на железную дорогу выгружать уголь, пиломатериалы. На заработанные деньги покупал моторчики, детали к авиамоделям.

Колыхалов В.А. Огненная лавина. – М.: ДОСААФ, 1981.

17.08.1942 г

Девятка Як‐1 сопровождала восьмерку штурмовиков 228-й шад, вылетавших на уничтожение переправы противника через Дон в районе Калача. В случае появления вражеских истребителей паре Кобылецкий – Бережной было приказано принять бой на себя. При подходе к цели появились восемь Bf.109, с ними и вступили в бой старший лейтенант И.И. Кобылецкий и (ведомый) сержант В.А. Бережной. В результате схватки Кобылецкий сбил два «мессера», но подошла еще четверка Bf.109. Немцы подожгли ведомого, и Бережной выпрыгнул с парашютом.

Примкнуть к основной группе наших истребителей Кобылецкому не удалось – слишком неравными были силы. Немецкие летчики навалились на ведущего и в конце концов подожгли его самолет. Еще раз оглянувшись, Кобылецкий увидел главное, во имя чего его паре пришлось драться против целой эскадрильи: штурмовики успешно выполнили боевое задание и возвращаются без потерь. Покидая горящий «як», Кобылецкий получил ожоги третьей степени и при приземлении в момент аэродинамического удара сломал два ребра и обе ноги.

Ивана Ивановича подобрали наши танкисты. Его путь с нейтральной полосы до фронтового госпиталя на левом берегу Волги был настолько трудным, изобиловал такими невероятными осложнениями, но это тема отдельного повествования.

1. Фронтовой приказ по 16-й ВА № 236/н от 04.06.1945. ЦАМО ф.: 33, опись: 686196, ед. х.: 5851, № записи: 28126113.

2. Чечельницкий Г.А. Сражались летчики-истребители. – М.: Воениздат, 1964.

Летчик И.И. Кобылецкий в кабине своего Як-1. Сталинградский фронт. Лето 1942 г. (ЦАМО)

18.08.1942 г

Летчик-доброволец Ф. Мероньо. Сталинград. 1942 г.

Шел август 1942 года. Враг находился в тридцати– сорока километрах от города, и его авиация, используя свое превосходство в воздухе, преследовала все, что летало в воздухе, двигалось по земле или плыло по воде. «Юнкерсы» то и дело атаковали советские наземные части, которые отважно отстаивали каждую пядь земли. «Хейнкели» бомбили все пути, ведущие к Сталинграду: железную дорогу и сообщение по воде, а «мессершмитты» преследовали наши немногочисленные самолеты, появлявшиеся в воздухе. Повсюду – разрушенные здания, пожары, много убитых и раненых, а также оставшихся без крова людей.

Паскуаль и Бонилья вместе с майором Капустиным и капитанами Козловым и Башкировым отправились в город, чтобы принять участие в митинге на тракторном заводе. Вдруг они увидели на дороге грузовик. Неподалеку еще дымились воронки от бомб. В одной воронке плакали дети. Паскуаль, стиснув зубы, тихо проговорил: «Сволочи фашисты!» – И куда же вы направлялись? – громко спросил он детей.

– Мы не знаем… Выехали из детского дома на машине, нас разбомбили немцы, и нашего воспитателя убило. – Кто был у вас воспитателем? – Феликс Альенде… Там он лежит, мертвый… – А вы что, испанцы?! – Да, да, мы испанцы!

У Паскуаля и Доминго от волнения перехватило дыхание. Ведь сначала они подумали, что перед ними грузинские дети: черноволосые, черноглазые и хорошо говорят по-русски. Узнав, что эти ребятишки – испанцы, Паскуаль и Доминго обратились к ним на родном языке. – Как случилось, что его убили?

Дети заговорили все сразу, дополняя и перебивая друг друга. Вот что они рассказали:

– Он увидел… он увидел, что… фашистские самолеты близко, и начал всех нас прятать в эту воронку… На грузовике оставалось только двое ребят… Да, да!.. Карменсита и Пепито!.. Когда фашисты сбросили первые бомбы… Феликс Альенде побежал туда… к грузовику, но в этот момент недалеко от него разорвалась бомба и грузовик перевернулся… Карменсита и Пепито до сих пор не могут говорить от страха… Их только немного поцарапало, а бедный Альенде заплатил своей жизнью, чтобы спасти их…

Машина не получила существенных повреждений. Ее лишь опрокинуло взрывной волной.

С большим трудом удалось перевернуть грузовик. Пришел в себя чудом оставшийся в живых водитель. Дети, прощаясь, бросились на шею взрослым испанцам, плакали, крепко прижимались к ним. Многие из них были сиротами, а если у кого и остались родители, то сейчас их разделяли тысячи и тысячи километров.

До самого поворота дороги сквозь облака пыли и дыма Паскуаль и Доминго видели, как малыши, усевшись в грузовик, все махали и махали им вслед своими ручонками.

Мероньо Ф. И снова в бой / Лит. запись Ткаченко В.Г. – М.: Воениздат, 1977.

19.08.1942 г

Первый боевой вылет состоялся 19 августа. Вел эскадрилью сам командир полка Белый. Полетели на бомбежку переправы через Дон в районе Калача, которая усиленно прикрывалась снизу зенитной артиллерией и сверху «мессерами». Командир был опытный, с высоким авторитетом, в прошлом инспектор по технике пилотирования, имел боевой опыт вождения самолетов, так что отбомбились удачно, и вся девятка вернулась полностью. В этот же день полетела вторая эскадрилья, и в том числе мой самолет. Командиром экипажа был Костя Чайкин. И они опять полетели бомбить ту же переправу у Калача, и было сбито четыре самолета, в том числе и мой. Погиб стрелок, штурман попал в больницу, Костя был ранен, но все-таки добрался до полка и рассказал следующее: их перехватили «мессеры», обстреляли, и один из двигателей остановился, он решил сесть в степи, шасси выпустил, а шины были пробиты пулями. Самолет скапотировал. А о том, что фюзеляж лопнул, он ничего не сказал. Сказал, что надо заменить колеса, и тогда самолет можно поставить, и он взлетит.

Инженер полка, у нас такой был Шапиро, приказал мне взять в помощь механика, необходимый инструмент, отремонтировать на месте и доложить. Мы взяли в дополнение резиновые подъемники, ну типа матраца, надувные. И тут началась моя трудная двухнедельная командировка.

Мы на машине поехали по Волго-Ахтубинской пойме. Когда проехали километров тридцать, мы увидели, что над Сталинградом сплошной дым. Город горел.

Костя сел на вынужденную около Райгорода, там был 76-й укрепрайон. Мне нужно было обязательно разузнать обстановку в штабе 8-й Воздушной армии, в Сталинграде.

Мы доехали до паромной переправы, как раз напротив Сталинграда, туда отправлялись паромы с танками, с пушками, а обратно в основном везли раненых. Немцы Сталинград уже «запаковали» – заминировали Волгу, и поэтому скопилось очень много теплоходов с ранеными, барж с горючим, с боеприпасами, с бомбами. И немцы это пока не трогали, в основном бомбили только город.

Была опасность, что если я переберусь с машиной в Сталинград, то обратно меня могут не пропустить. Поэтому я механику сказал:

– Ждите меня здесь. Я переправлюсь, чтобы узнать обстановку.

Конечно, был риск, что и меня обратно могли не пустить. Там как раз стоял небольшой паром, на котором был один танк и обслуживающий взвод солдат. Я подошел к командиру, сказал, что мне нужно. Он согласился переправить меня.

Только мы до середины Волги доехали – начался налет немцев. Город горел вовсю, по Волге нефть плыла и горела, пожар вдоль всего порта, портовых сооружений. Наш паром поэтому пошел южнее, ниже по Волге. Там пристал, и я вышел на берег. В городе было страшно, даже пройти по улице невозможно – пожары настолько сильные, что, идя по улице, можно было опалиться. В конце концов я добрался до штаба 8-й армии, предоставил свои документы. Мне сказали:

– Там помимо вашего Пе‐2 еще два самолета, Ил‐2 и Як стоят. Вот точно в таком же положении, как ваш. Вы получаете задание организовать эвакуацию всех трех самолетов. Мы тебе дадим команду, в Райгород приедет ремонтный взвод и три машины.

Еще выдали мне «индульгенцию», чтобы меня выпустили из Сталинграда. Я встретился с командиром ремонтного взвода, сказал куда ехать, договорился, чтобы он встал в семь часов у укрепрайона и меня ждал. А сам поехал на переправу. Переправился через Волгу, нашел свою машину, механика. В районе поселка Средняя Ахтуба переправились через Ахтубу. С большими приключениями и больше суток мы добирались до Райгорода. В это время бригада ремонтная уже туда прибыла. В связи с тем, что немцы были уже близко, приняли решение идти к самолетам в ночное время. А на рассвете я увидел, что на фюзеляже нашего Пе‐2 трещина и восстановить этот самолет на месте нельзя. Единственное, что можно сделать, – отвезти его в Ленинск, где находилась ремонтная база.

Не выполнить приказ нельзя – трибунал. Значит, что? Мне нужно расстыковать крылья со всех самолетов и снять. Потом поставить их на новые колеса. Костя предупредил, что резина пробита, мы захватили с собой новую.

Мы с осмотром долго задержались, и утром «юнкерс» обнаружил, что около этих самолетов кто-то возится, и нас обстрелял. И мы начали по ночам расстыковывать крылья… Механики свое дело знают… В первую очередь расстыковали крылья, облегчили и перетащили самолеты ночью в Райгород, замаскировали, чтобы немцы не видели. Стали готовить к дальнейшей эвакуации. Хвосты самолетов забросили на машины, нам пять трехтонок ЗИС прислали. Самое трудное было сесть на паром. В Черном Яре очень крутой спуск, была опасность, что самолет вместе с машиной и с шофером укатится в воду. Но как бы там ни было, мы перебрались и все три самолета эвакуировали через Волгу. А дальше вновь начались приключения. Две недели перебирались через Волго-Ахтубинскую пойму. А когда мы приехали в Ленинск, там не оказалось хорошего парома, чтобы переправиться через Ахтубу. Я доложил командиру ремзавода все как есть, он расписался в том, что получил. А как он потом переправлял, это было уже не мое дело.

Благодарность я не получил, потому что все машины оказались разграблены – стояли близко от линии фронта и солдаты к моменту нашего появления все, что можно было, поснимали…

Вернулся в полк. Пока я ездил, в полку осталось всего шесть самолетов. Когда прилетели 16 августа на аэродром имени 18-го Партсъезда, у нас было восемнадцать Пе‐2.

Из воспоминаний Леонида Федоровича Порфирьева, доктора технических наук, профессора, заведующего кафедрой оптико-электронных приборов (1972–1992 гг.), проректора по учебной работе (1974–1980 гг.), бывшего авиационного инженера 270-й бад 8-й ВА / Я помню. Воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://iremember.ru/memoirs/letno-tekh-sostav/porfirev-leonid-fedorovich

Немецкие самолеты Ju 88А-4 бомбят переправу через Волгу. Сталинград. Август 1942 г. (РГАКФД)

20.08.1942 г

Это было 20 августа. К вечеру перекусили, получили задание бомбить переправу на Дону. Это был мой 128-й боевой вылет. Подвесили бомбы, зарядили пулеметы, заправились и пошли. Я взлетел первым. Только линию фронта перевалили – прожектора, и начали колотить зенитки. У меня высота была около полутора тысяч метров. Снаряд попал в консоль левого крыла. Сыпануло осколками. По левой руке как кувалдой кто ударил – осколок в локоть попал. Тошнота подступила. Самолет подбит. Я говорю Коле: «Давай, бросай». Он сразу – раз! – бросил бомбы. Разворачиваюсь и лечу на свою территорию. «Эрликоны» бьют и бьют. Вдруг в кабине штурмана сработала осветительная бомба ПАР‐7. Она небольшая, как термос, лежала у штурмана на полу. Я должен был ее над целью сбросить, подсветить, чтобы поточнее бомбить. Мы же как мухи один за одним, так и летит весь полк – 30 самолетов. Хлопок – она срабатывает, парашют выскакивает в кабине. Он ее выкинул за борт, а парашют накрыл хвост, и САБ сзади на тросе висит и горит. Представляешь картину?! И бьют. Еще попадание. Левое крыло разбито, самолет разворачивает влево. Я штурману говорю: «Коля, держи правую педаль». Я жму, мне больно ногу. Мне показалось, что взрыв был на полу, нога провалилась в пол и ее зажало. В голове все путается. Мотор отказывает, работает рывками. Сыпемся. Немцы по мне били до 400 метров. Я еще матюгнулся: «Коль, совесть у них есть?!» Мотор совсем все. Только ветер шелестит. Я ничего не пойму – где я нахожусь, сколько метров до земли. Передовую не видел. Вот-вот мы коснемся. Беру ручку. Плечом уперся в приборную доску. Удар, характерный треск, и мне показалось, что меня за ноги приподняли. Очнулся. Думаю: дотянул или нет?! Выскочил из кабины, упал. Слышу разговор не на нашем языке – немцы! С руки снимают часы. Тащат меня на плащ-палатке. Все, думаю, пистолет и себе пулю. Дождик крапает – откуда взялся? А это меня из фляжки поливают. Я застонал. Вдруг кто-то по-русски как закричит: «Ты… твою мать!» Наши! Оказалось, это были казахи, они балакали по-своему. Мы упали между своими и немцами в противотанковый ров. И вот меня и штурмана притащили в санбат. У меня правая нога в голени пополам была сломана. Вот почему мне показалось, что нога в пол провалилась. Боль была страшная. Левая рука сломана и, кроме того, сопатка набок – при посадке сломал. Штурман ранен в обе ноги. Привезли нас на какой-то хутор на рассвете. Сделали уколы. Наложили шины. Пистолет положили за гимнастерку. Помню, я был еще в шинели. Август. В куртке жарко, поэтому летали в шинели. Привезли в какой-то овраг. Чуть-чуть южнее Сталинграда. Там на носилках полно раненых. Я еще сестре говорю: «Передайте в полк, что мы живы». Куда там… ни телефонов, ни раций – ничего нет.

Экипаж 709-го нбап: летчик Виктор Шибанов (слева) и штурман Николай Маркашанский ...