Leo Vollmond Гамбит. Пешки ходят первыми

Пролог. Прошлое остается в прошлом

Семь лет назад…

Пятничным вечером в студенческом баре было не протолкнуться.

– Эй, Мира, мы здесь! – Хлоя поднялась из-за столика и помахала рукой Либерсон, застрявшей у самого входа.

– Бегу! – радостно улыбнулась девушка в полной экипировке для тусовок в пятницу вечером: короткая мини-юбка в обтяжку, туфли на шпильке толщиной с мизинец, вечерний макияж и распущенные волосы цвета воронова крыла. Мира была неотразима, если, конечно, бывали дни, когда она выглядела иначе – подобно окружавшим ее смертным.

– Девочки мои, у меня для вас две новости, с какой начать? – хитро улыбнулась Мира, обнажив ряд идеальных белых и ровных зубов. Девушка уселась за столик между подругами, изящно откинув волосы за спину.

– Только не говори, что бросишь нас, когда вечер будет в самом разгаре, – Хлоя закатила глаза, услышав слова Миры.

– Но зато все парни не будут смотреть только на меня, и у вас появится шанс, – подмигнула подруге Либерсон, а девочки застонали, услышав ее слова.

– Это нечестно! – возмутилась Ронни. – Мы тебя и так совсем не видим, а ты бросаешь нас в пятницу вечером, когда мы все наконец-то собрались! – девушка топнула под столом ножкой в дорогой туфельке.

– Не дуйся, Ми, но Ронни права, мы очень давно не собирались вместе. Ты со своей диссертацией совсем забросила социальную жизнь, – отчитала ее Донна – без пяти минут как дипломированный специалист-социолог.

– Ой, ну хватит, прекратите, – пыталась отмахнуться Либерсон, но понимала, что подруги правы.

– Ничего не хватит, Мира. Ни одна из сторон твоей жизни не должна страдать из-за другой, это вредит твоему душевному равновесию, – Донна затянула знакомую всем песню о гармонии, открытых чакрах и очищении сознания, на что все остальные девочки закрыли глаза и замычали, изобразив медитацию, а затем дружно рассмеялись.

– Клянусь вам, мои красавицы! – убеждала их Либерсон. – Завтра я сдаю своей профессорше практическую часть, и она на месяц от меня отстаёт, выискивая косяки и промахи в расчетах, чтобы посадить меня в огромную лужу, – девчонки неодобрительно загудели. – Но, – Мира подняла указательный пальчик вверх и погрозила им. – Ничегошеньки у нее не получится, и выпьем за это! – бокал мартини в ее руке поднялся над столом, призывая всех остальных последовать примеру Миры, что остальные девушки и сделали, радостно заулюлюкав и раздразнив парней у стола с пулом, поддержавших красоток аплодисментами и одобрительными возгласами.

Время в компании подруг пролетело с молниеносной скоростью. Мира и не заметила, как стрелки часов перевалили за два часа ночи. Веселье все продолжалось и останавливаться на отметке «2 a.m.» оно не собиралось.

– Ох, девочки, я завтра не встану! – Либерсон упала на свое место за столиком. От диких танцев на каблуках болели ноги, от выпивки шумело в ушах. Девушке срочно нужно было перевести дыхание.

– Да ладно, Ми, совсем скоро засохнешь в своей лаборатории. Сидишь там и тухнешь с это странной серой мышью, – неодобрительно фыркнула Ронни.

– Ты о ком? – Мира пыталась переключить внимание на предмет разговора, но выпитое дало о себе знать, и Либерсон не сразу догадалась о ком шла речь.

– Об этой твоей новой лучшей подружке, – Донна наклонилась к столу и заговорщически прошипела Мире, нарисовав кавычки пальцами в воздухе.

– Эээм? – Мира непонимающе переводила взгляд с одной девушки на другую.

– Мира, детка, мы тебя очень любим, но нам нужно поговорить, – пролепетала Хлоя пьяненьким голоском, уставившись на Либерсон стеклянными глазами.

– Как ты можешь общаться с ней? Она же «ку-ку», – Ронни покрутила пальцем у виска.

– Эванс? С чего вы взяли? – хихикнула Мира, посчитав, что подруги шутят. О странностях мисс Эванс знали многие, но при близком общении девушка оказалась образцом адекватности и логики, правда, с лёгким налетом здорового скепсиса.

– Ку-ку, ку-ку! – кивнули девчонки.

– Ты, конечно, вольная общаться с кем хочешь, но у нее с головой беда! Мы за тебя переживаем, – сочувственно сказала Донна и погладила Миру по руке, которую та выдернула и спрятала под стол.

– Девочки, вы не правы. Она очень умная и… – Мира пыталась подобрать нужные слова, но в голове от усталости и алкоголя все перемешалось.

– И? – постепенно надавливала Хлоя.

– И? – поддержали и подхватили Ронни и Донна.

– И.… – мялась Мира. – Да, Эванс, конечно, странная, – согласилась она с очевидным. – И с головой она дружит только по вторникам в полнолуние после дня равноденствия во время пика парада планет, – мямлила Мира заплетающимся нетрезвым языком, и, хихикнув, улыбнулась своим мыслям.

– Ну, а я что говорила, – Ронни хлопнула ладошкой по столу, и бокалы на столике подпрыгнули от ее удара.

– Зато она умная, – Мира потерялась от натиска подруг, – хоть и странная.

– Ку-куууууу, – пропели девушки и рассмеялись.

Мира рассмеялась вместе с ними, откинув за плечо длинные волосы, и застыла в смятении, столкнувшись взглядом с глазами цвета грозового Нордэмского неба.

– Вы забыли в лаборатории, мисс Либерсон, – очень тихо, но при этом весьма отчетливо проговорила стоявшая над Мирой девушка, словно скобля ножом с тонким лезвием по отполированному стеклу, и положила перед ней на стол оранжевую карту памяти с практической частью диссертации Либерсон, которую они с Эванс делали вместе. – Вам завтра сдавать работу профессору, не потеряете, – она стояла возле столика и не обращала внимания на затихших и перешептывающихся подруг Миры, уставившись на нее во все глаза.

Эванс застыла посреди бара в темно-синей куртке с желтой надписью «Coroner» во всю спину и огромной сумкой наперевес и, медленно двигаясь от лица к лицу, обвела всех присутствующих тяжелым пристыжающим взглядом, чтобы затем исчезнуть в толпе так же внезапно, как и появилась.

– Пхахахаха, – Хлоя и Ронни рухнули на стол, заливаешь смехом.

– Мисс Ку-ку влюбилась в нашу восточную красавицу, – выдавила Донна, пока девушки хохотали, как ненормальные.

Мира, не услышав их и потеряв дар речи, прожигала взглядом карту памяти перед ней. «Как давно она здесь стояла? Как много успела услышать?» – судорожно соображала Либерсон. Не нужно быть гением, чтобы понять, как именно выглядел со стороны весь этот разговор и невнятное блеяние Миры перед подругами.

– Влюбилась пооооушииии! – Ронни плакала от смеха, утирая слезы, выступившие в уголках глаз.

– Вы забыли, мисс Либерсон, поцелуйте, меня прямо сейчас, – Хлоя вытянула губы для поцелуя, и Ронни страстно ответила на него под свист присутствующих в баре парней.

– Ахахаха, френдзонишь двинутого гика! Да ты огонь, детка! – Донна ударила Хлою по протянутой ладони, продолжая смеяться.

– Ох, мисс Либерсон, я вас люблю, – продолжила играть ухахатывающаяся Ронни.

Мира сжимала и разжимала кулаки от бессилия. Внезапно слезы подкатили к глазам девушки, и она выбежала наружу.

– Правильно детка. Скажи, что ей ничего не светит! – крикнула Хлоя вдогонку выбегающей из бара подруге.

Мира бежала на высоких шпильках под многозначительные взгляды проходящих мимо парней, громко цокая по тротуару.

– Мисс Эванс, подождите! – позвала она девушку, удаляющуюся в сторону патрульной машины, припаркованной у тротуара.

– Что случилось, мисс Либерсон? – Эванс развернулась, и ее голос приобрел глубокие интонации с проскользнувшими в нем стальными нотками.

– Эй, мелкая, ты скоро там? – окликнул Эванс офицер.

Патрульная машина тронулась с места и подъехала к девушкам. Из нее выглядывал совсем еще зеленый офицер, едва примеривший полицейскую форму, но уже имевший следы не проходившей усталости на лице.

– Одно мгновение, офицер Уэст, – также резко ответила Эванс. – У вас что-то случилось? Вы выглядите встревоженной, мисс Либерсон, – слова были успокаивающими, но голос Мии был холодным, а тон раздраженным.

Либерсон осмотрела ее с головы до ног: форма судмедэксперта, усталый взгляд, лицо и одежда перемазаны бог знает чем, под серыми и выразительными глазами залегли глубокие тени. Эванс приехала сюда с осмотра места преступления, чтобы вернуть флеш-карту, на которой была сохранена работа Миры. Нет, не так. Эванс приехала сюда после ночного выезда на другом конце округа только ради нее! Все заготовленные заранее слова застряли у Либерсон в горле, осев во рту привкусом горечи и желчи. Она хотела подойти ближе и обнять маленькую девушку перед ней, сделав шаг по направлению к Эванс, но та попятилась назад, наращивая дистанцию, словно шарахаясь от Миры.

– Амелия, вы меня неправильно поняли, – сбивчиво проговорила Мира, прочистив горло.

От звука своего имени лицо Эванс перекосило от гнева и раздражения, которые выплеснулась в словах:

– О.… – удивилась Эванс. – Это вряд ли, мисс Либерсон, – ухмыльнулась она, приподняв уголок ровных обескровленных губ. – Как вы уже заметили… – последовала многозначительная пауза, – я умная.

Эванс высказала все, что хотела и, развернувшись на пятках, направилась к машине, из которой выглядывал очень уставший патрульный.

– Спасибо вам, – единственное, что смогла выдавить из себя Мира, сглатывая неожиданно подступивший к горлу ком, но ей никто не ответил.

– Мы едем, офицер? – сев в машину, Эванс пристегнула ремень безопасности и поторопила Уэста, впившегося взглядом в красотку на тротуаре.

– Да, – Коннор, оторвав свой взгляд от ног Либерсон, завел мотор. – Кто это? – осторожно спросил он у Эванс.

– Не твоего поля ягода, Коннор, – голос Эванс был пропитан ядом. – Да и не моего, – шепнула она себе под нос и в последний раз бросила взгляд в окно на девушку, смотревшую вслед отъезжающей машине, – я для нее слишком дикая.

Квартира встретила ее тишиной, что и неудивительно. На часах минуло уже три утра. Весь дом мирно спал, и ей пора было ложиться. Завтра, точнее уже сегодня, нужно было идти на занятия, благо, что подъем намечался не самый ранний. Сил ползти ни на кухню, ни в душ уже не было. Есть тоже не хотелось. Ничего больше не хотелось. Пустота, большое и жирное ничего – вот, что окружало ее в настоящий момент после обидных слов, казалось бы, друга.

Миа открыла дверь в свою комнату и, пройдя внутрь прямо в обуви по ковру, села на пол. Опираясь спиной на кровать, девушка повернула к окну бледное и худое лицо, которое выглядело неживым в синеватом и холодном лунном свете, пробивавшемся сквозь жидкие облака на небе. Тишина – вот все, что сейчас ее окружало. Тишина и лунный свет, просачивавшийся в окно. Она так и сидела в полнейшей тишине на полу своей комнаты и смотрела на Луну.

– Говорят, если долго смотреть на Луну, то можно сойти с ума, – тихо выдохнула она, не отрывая взгляда от светящегося диска. – Сойти с ума, – повторила она одними губами, закрывая глаза.

В глубине квартиры послышался шорох, после которого дверь в ее спальню приоткрылась, запуская в комнату запах табака с нотками цитрусового геля для душа. Эванс не повернулась, а лишь ближе придвинула колени к груди, когда Лиам вошёл в комнату и сел рядом с ней на пол, прислонившись к кровати спиной точно так же, как это сделала девушка. Наверное, она разбудила соседа, хлопнув входной дверью. По виду парня было заметно, что он только что оторвал голову от подушки. Из одежды на Ларссоне были только пижамные штаны, волосы после душа торчали во все стороны клоками, на лице прослеживались следы от складок на наволочке. Он прислонился к ней плечом, и обнял, положив подбородок на ее макушку.

– Что случилось, мышка, – тихо спросил он, боясь предположить худшее.

– Ничего, – Миа удобнее устроилась у него на плече, посматривая через его руку в окно.

– Совсем ничего? – переспросил он ее с недоверием в голосе.

Прошлый раз она пришла в окровавленной одежде, из которой торчали осколки стекла, и просидела так до самого утра, отвечая только пустое «ничего» на вопрос, что же произошло.

– Прости, – шепнула она, и Лиаму показалось, что девушка шмыгнула носом, обнимая его в ответ.

– За что ты просишь прощения? Ты ничего не сделала, – парень обнял ее и прижал к себе. Даже в этой огромной куртке Эванс казалась крохотной по сравнению с ним. – Шшшш, – успокаивая, прошипел он в ее волосы и погладил по ним.

– Ничего. Совсем ничего, – всхлип подруги стал громче, и Ларссон почувствовал, как горячие капли падают ему на грудь.

Они текли вниз к животу, щекоча и раздражая кожу, заставляя каждый волосок на теле встать дыбом от непонятных парнем ощущений. Смесь обиды за друга и заботы, желания помочь и утешить прогнали остатки недосмотренных снов из его головы.

– Черт, – едва слышно выдохнул Лиам, ощутив дрожь возбуждения от ее тёплого дыхания на своей груди.

Его немного дикая, но такая родная и милая девочка редко плакала. Почти никогда. Однажды – на его памяти, если быть точным. В тот раз она так и не сказала ему, что Эм больше не приедет к ней, потому что мертвые не ходят среди живых, как в тех фильмах, что они вместе смотрели по вечерам. Она вообще больше никогда не говорила о нем. Ни о нем, ни о ком-либо еще, кого когда-то потеряла.

– Совсем ничего, – Лиам осторожно стер слезы с ее лица, прогоняя из памяти тот вечер, когда она вот так сидела и молчала. Теперь это долго будет сниться ему в кошмарах, лучше бы он снился кому-то другому.

Дикая орхидея

В офисе корпорации Larsson Industries после обеда стало непривычно тихо, а к концу рабочего дня создавалось впечатление, что половина работников просто напросто растворилась и исчезла со своих рабочих мест, оставляя этаж в полнейшей тишине. Банда Зеленых Змей навела шороху в городе недавним пожаром, и улицы Нордэма под вечер пустели, будто наступал комендантский час. Начальник управления Розински все еще не вышел с больничного, и его заместитель Броуди зашивался от навалившейся на него работы, которой с уходом Кристофера стало еще больше. Заместитель начальника уползал домой полуживой, не замечая никого вокруг. К вечеру в Управлении по сопровождению международных проектов не оставалось ни одной живой души.

На пустом этаже в коридоре, ведущему к приемной офиса Розински, где самый нелюдимый сотрудник Larsson Industries просидел в излюбленной тишине весь рабочий день, раздались тяжелые шаги, и в дверь постучали очень знакомым стуком.

– Входи, здесь никого, – оповестила Эванс стоявшего за дверью человека.

После ее слов дверь со стеклянным окном в ней открылась, пропуская внутрь нежданного гостя. Человек, пришедший в пустой офис под вечер, прошел внутрь приемной, отчетливо ступая по полу размеренными шагами.

– А если бы здесь кто-то был, то мне не стоило бы входить? – удивился Ларссон и закрыл за собой дверь с тихим щелчком замка.

– Не думаю, что слухи о нашем близком с тобой общении пойдут на пользу твоей репутации, Ли, – поприветствовала она друга, махнув рукой.

Эванс тщетно пыталась разгрести стол от поручений старшего брата Лиама и их босса по совместительству за сегодняшний день, прибывавших в геометрической прогрессии и возраставших по экспоненте, но в итоге сдалась и сложила все в одну стопку.

– Моей репутации? – удивился Лиам и приподнял бровь. В серпентиновых глазах мелькнуло непонимание и что-то схожее с тем, что называется стыд, если таковой имелся у Лиама в диапазоне переживаемых им эмоций.

– Сынам уважаемого семейства не пристало водиться с челядью из промышленного гетто, – пояснила девушка, строя баррикады из бумаг на противоположном от парня конце стола.

– Говоришь, прямо как Адам, – с грустью ответил Лиам и подошел к столу. Его взгляд потух от услышанных слов, став при этом более глубоким и выразительным.

– В чем-то он прав, Bro, – Эванс не видела смысла осуждать поведение своего босса.

В кругах Ларссонов и им подобных снобизм являлся скорее нормой, чем отклонением от нее, той нормой, которую они впитывали с молоком матери. И не было совершенно никакого смысла осуждать их, коли родители воспитывают так своих детей из поколения в поколение. Моральные устои верхушки общества, выстроенные на стереотипах и предвзятом отношении к более низким социальным слоям, являлись непреложной истиной, прописными правилами и столпами власти сильных мира сего, что, собственно, являлось для них полностью оправданным. Эту систему нельзя было сломать, к ней можно было только приспособиться. Как бы ты ни ударялся о глухую стену из стереотипов и непонимания, пробиться сквозь нее ты все равно не сможешь.

– Я совершенно иного мнения, – оскорбился Лиам, нахмурившись и спрятав руки в карманы пальто. Он хотел было ей возразить, вот только аргументов в пользу его точки зрения на памяти Лиама, ни то к счастью, ни то к сожалению, не встретилось.

– Так-то да, – согласилась Эванс, расчистив угол стола, чтобы Лиам присел на него. – Вот только намного важнее мотивация твоего протеста, чем сам его факт, – продолжила она и согнала парня с края, протерев крышку стола от пыли рукавом, и только потом показала другу, что теперь можно садиться.

– Вот сейчас было сложно, – Лиам поднял ладони в защитном жесте, а Эванс откинула голову назад, прикидывая, как проще объяснить свои витиеватые измышления уставшему другу.

– Если ты действительно за свободу, равенство и братство, это, без сомнения, положительный момент и признак зрелости твоих суждений, Ли, – Эванс достала из ящика стола знакомую коробку для скрепок, поставив ее перед Ларссоном.

– Но? – он буквально предчувствовал ее «но» и не ошибся.

– Но вызвано ли это твоими, скажем так, личными мотивами, – Эванс кивнула на его ширинку, – либо ты просто настолько сильно хочешь идти вразрез с мнением и устоями твоей семьи, – Эванс достала сигареты и протянула одну парню, – открывает нам истинную картину проявления твоих столь благородных порывов.

Он взял из ее руки сигарету и задумался над словами Эванс.

– То есть, по-твоему, я либо пытаюсь доказать всем, что выбор партнера любого пола это норма, так как преследую личные интересы, что вполне логично, либо я – самодовольный козел, который трепет нервы брату и отцу, чисто по приколу, так сказать? – подытожил Лиамель и хотел уже было разозлиться на нее, накричать, сказать ей, что она не права, что все не так, как она говорит, но.… И это «но» опять повисло в воздухе.

– Угу, – Эванс прикурила свою сигарету и протянула другу горевшую зажигалку с подрагивающим пламенем. – Так что появилось в начале, Ли, курица или яйцо? – выдохнула она вместе с сигаретным дымом, быстро заполнившим помещение.

В офисе уже никого не было, так что переживать о нарушении трудовой дисциплины не было никакого смысла. Сигнал пожарной тревоги отключен, начальник в ближайшее время не явится, а к утру запах сигаретного дыма исчезнет так же, как и наваждения избалованного мажора якшаться с челядью.

– Иных вариантов, я так понимаю, ты не рассматриваешь, – фыркнул Лиам и стряхнул пепел со своей сигареты в коробку для скрепок, заполненной уже больше пеплом и окурками, чем самим скрепками.

– Я бы рада, Ли. Они потенциально возможны, и я не отрицаю их предполагаемого существования, – Эванс приложила руку к груди, подтверждая свою искренность.

– Но, – зная, что будет в продолжение, прервал он ее.

– Но, исходя из длительного анализа твоих поведенческих особенностей, они весьма маловероятны, – Эванс стряхнула пепел в коробку и развела руками.

– Другими словами – третьего не дано, – от ее рассуждений Лиама накрыл экзистенциальный кризис. – И я либо форменный эгоист, либо инфантильный выродок, – озвучил он витавшие в воздухе слова, склонив голову и искоса поглядывая на подругу тягучим, как патока, взглядом темно-зеленых глаз.

– Все мы не без греха, Ли, надо уметь это признавать, – без малейшего осуждения ответила она. – Так зачем ты пришел? – напомнила ему Эванс о цели визита, хотя сам Лиам уже сомневался, стоило ли ему сюда приходить.

– Соскучился, – пробубнил он слова вперемешку с дымом, попавшим в глаза и заставившим сощуриться всего на миг, чтобы протереть уголки глаз.

– Это-то понятно, – Эванс кивнула и уже набрала воздуха, когда Ларссон ее опередил.

– Но, – передразнил он ее, выпуская оставшийся в легких дым через ноздри.

– Но здесь мы возвращаемся к началу беседы, – хитро улыбаясь, ответила она Лиаму и затянулась, заставив уголек сигареты на мгновение вспыхнуть ярче.

– Заткнись, а, – одернул ее Лиам, слегка повысив голос, – у меня сейчас башка лопнет от твоего психоанализа!

Его уже порядком достали речи подруги о том, что есть два вида намерений: благие и истинные, о том, что он выдает желаемое за действительное, что порой приходиться брать на себя ответственность за свои поступки, что: «Лиам, ты меня совсем не слушаешь, черт возьми, я же тебе сказала – сворачивай направо!», и о том, что у всех Ларссонов врожденный топографический кретинизм и близорукость. Для единственного человека в семье, лишенного дефектов зрения, последнее было особенно обидным, но и на это мерзавка находила убойный аргумент под названием «время». «Нужно просто подождать», – пела она медовым голосом, кивая на Адама в контактных линзах.

– Ладно, спрошу на своем родном плебейском диалекте, – смилостивилась она над другом, который неожиданно стал принимать все чересчур близко к сердцу, но подкалывать не перестала. «Нечего его баловать», – прикинула девушка, исходя из того, что к хорошему быстро привыкают.

– Че надо? – с ужасным гоповским акцентом ребят из подворотни, спросила Эванс.

Лиам просиял от окончания ее занудных речей, вгонявших в депрессию любого адекватного человека. Молодой человек расправил плечи и гордо поднял голову, собираясь сообщить подруге нечто важное, и выдал:

– На пати со мной двинешь, бейба? – Ларссон быстро подхватил знакомый мотив, подпевая подруге в той же тональности.

– Четче фарцуй, я ни бельмеса, – удивленно уставилась на него девушка, которая никак не могла понять причину его визита. С одной стороны факт того, что Лиам опять зовет провести время вместе, казался крайне странным, с другой – форма преподнесения так же заставляла насторожиться и искать подводные камни.

– Ясно… – Лиам подвис, правильно подбирая следующие слова, дававшиеся ему с трудом. – Ван мэн замутил вписку на хате с четкими, прости, не знаю, как это на вашем… малявами? – на последнем слове у Лиама вырвался смешок, испортивший всю серьезность момента. – И я тащусь, если моя чика бросит там со мной свои мослы, – едва закончил он предложение и улыбнулся голливудской улыбкой, послав к чертям серьезные щи, с которыми начинал свою речь.

– Зовешь меня на ежегодный благотворительный прием в нордэмскую галерею искусств в качестве своей пары? – ошарашено спросила его Эванс, вдохнув дым так глубоко, что в горле защипало. – Тебя чё, после пожара еще не отпустило? – закашлялась девушка. – Знатно тебя торкнуло, – она подавилась дымом, поняв, что друг пытался у нее спросить. – В Санспринге походу сгорело конопляное поле! – только и смогла рассудить девушка, найдя единственное логичное объяснение вопросу Ларссона.

– Пойдешь, что ль? – заискивающе спросил Лиам и кивнул.

– Сорян, Bro, я сливаюсь, – Эванс развела руками. – Ли, Мира попросила ей помочь, а я ей торчу, – извиняющимся тоном ответила подруга, еще не полностью поменяв раскладку на человеческий английский.

– За печеньку? – с пониманием спросил Ларссон.

– Ды да, блин, – кивнула девушка в ответ, и виновато улыбнулась, заметив расстройство на лице друга, обессилено опустившим голову.

– Эванс, – осторожно спросил он после недолгого молчания, решив, что сейчас самое подходящее время для задушевных бесед: в офисе тишина, охрана, на всякий случай, неподалеку, в отличие от Гектора, которого она опять может натравить на хозяина. – Слушай, это, конечно, не мое дело, – задумчиво протянул он, отведя взгляд в окно.

– Но? – настал черед Эванс передразнивать его, на что Ларссон вернул ей гаденькую улыбочку.

– Но у тебя есть кто-то? – его голос дрогнул, и по лицу пробежала тень беспокойства.

– В смысле? – недоуменно переспросила девушка, затушив сигарету в коробку и спрятав ту под стол.

– Ну, там, парень, девушка, существо или особь твоего вида, занимающее в вашей популяции статус партнера? – Ларссон быстро переключился с деликатного разговора и начал откровенно подкалывать подругу в своей обычной манере. Вот только его взгляд оставался серьезным и сосредоточенным, внимательно следившим за каждым изменением мимики на ее лице.

– Не твое дело, говнюк, – возмутилась Эванс и решила не облегчать ему задачу, так запросто удовлетворив его любопытство.

– Значит, кто-то есть, да? – глаза Ларссона, в глубине которых зажегся озорной огонек, расширились от удивления. Он спрыгнул со стола и навис над ней, поставив руки по обе стороны от нее на подлокотники офисного кресла.

– Все-то тебе надо знать, – стушевалась девушка. – Отвали, – Эванс не собиралась сдаваться, едва смутившись от расспросов друга, что случилось с ней впервые, кажется, за… в принципе впервые.

– Не хочу объяснять Ники, почему маму нашли в канаве, мышка, – Лиам затянул знакомую изъезженную песню, заслышав которую, девушка запрокинула голову к потолку и опустила плечи.

– Ох, Ли, отвали, нет у меня никого, – Эванс отвернулась и оттолкнула неугомонного парня подальше от себя. – Я еще не нашла, как ты выразился, существо, – она нарисовала кавычки в воздухе, – своего вида, чтобы составить с ним партнерские отношения, – закончила Эванс, отъезжая на кресле подальше от любопытного поганца.

– Вреееешь, я же вижу, что врееешь, – Лиам продолжал наступать вслед отъезжающему креслу. Он склонился перед ней, пытаясь заглянуть в лицо подруге, на котором отчетливо проступило смущение.

«Очень интересно», – Ларссон оказался заинтригован. Эванс могла обдурить кого угодно, но только не его. Даже после того, как она слезла с таблеток, которыми они с Крисом ее прикармливали, в поведении девушки произошли изменения. Миа вела себя иначе, говорила иначе, приходила к тем выводам, которые раньше для нее были несвойственны из-за неспособности размышлений в плоскостях гендерных взаимоотношений. Но как бы Ларссон пристально не следил, как бы он не шпионил и не наблюдал, никого поблизости, кроме Упоротого Лиса, рядом с ней не заметил. В Уэсте же Ларссон был уверен, чуть ли ни как в самом себе. Лис, конечно, тот еще бабник и не пропускал мимо себя ни одной юбки, но спать с подругой Миры – было табу даже для него.

– Отвали, – огрызнулась Эванс, отказываясь объясняться и раскрывать ему душу.

Лиам был ее лучшим другом, прошедший с ней треть всей жизни и множество неоднозначных ситуаций, но даже ему она не могла рассказать всего. Как объяснить очень ревнивому, капризному, избалованному мальчишке, что ты находишься в весьма неоднозначных взаимоотношениях с его старшим братом, который и является причиной всех комплексов Лиама, и при этом испытываешь нечто сродни симпатии к саму мелкому говнюку. Это уже не забавное, а порой немного милое чудачество, а конкретный такой сдвиг «по фазе», признаваться в котором она не хотела и самой себе, не то, что еще кому-то.

– Ладно, дома поговорим, – Ларссон перестал наседать и решил отложить серьезный разговор для более подходящего момента. – Буду поздно, – он наклонился и поцеловал девушку в макушку, как делал всегда. – Я позвоню, – бросил он на ходу, разворачиваясь к двери.

– Дома? – окликнула она его. – В каком еще «дома», Ларссон? – опешила она.

Эванс решила, что раз ее состояние пришло в относительную норму, то возвращаться к нему в пентхаус не было никакого смысла, а коротать ночи в ее клоповнике в Северном Нордэме мажорику точно не хочется.

– Ой, я и забыл, что ты у нас дикая, мышка, – Ларссон захохотал в голос. – Улицы старого города твоя естественная среда обитания, – молодой человек остановился, чтобы просмеяться прямо посреди приемной, согнувшись пополам.

– Ах, ты, – только и успела сказать она, и в Лиама полетел степлер, который он без труда поймал и сунул в карман.

– Я ушел! – помахал он возмущенной девушке, выбегая за дверь. – Born to be Wi-i-ild! – напевал во весь голос мелкий говнюк, шагая по пустому коридору к лифту.

***

Телефон Эванс в очередной раз задребезжал, привлекая к себе внимание.

– Да выруби ты его, я и так сосредоточиться не могу! – Либерсон была в бешенстве от постоянного вибрирования телефона подруги.

Из Парижа, как говорится «с любовью», ей доставили партию семян редких орхидей, и высадка оных на субстрат предполагала стерильность и осторожность, и, что вполне логично, полнейшее исключение каких-либо отвлекающих факторов, но нет же! Телефон ее подруги, которая после поездки в заброшенную промзону попала к Мире в рабство до скончания времен, вибрировал без остановки на протяжении десяти минут. Сама же Эванс, единожды посмотрев на номер звонившего абонента, по-галльски пожала плечами и усердно игнорировала вызовы, будто бы телефон совсем не звонил, и ее не раздражала мерзкая вибрация.

– Ничего. Батарея скоро сядет, – Эванс виновато улыбнулась, но ее лицо было закрыто маской, и Мира не увидела ничего, кроме огромных серых глаз подруги.

Обе девушки были одеты в стерильные костюмы, самое страшное в которых оказалось чертово одноразовое белье, оказавшееся на поверку весьма удобным, если исключить факт создававшегося впечатления, что под костюмом ты, как говорила мисс Либерсон, без никто.

– Эванс! – Либерсон в который раз повысила на подругу голос, и от ее дыхания сквозь медицинскую маску мелкие семена на предметном столике дрогнули и, благо, что не разлетелись по столу золотой пылью.

– Еще пара минут и ему надоест, – успокоила ее Эванс и попыталась переключить внимание Миры со звонившего телефона на повод, по которому они сегодня здесь.

– Нет, не надоест! – спустя годы Миру так уже не так легко было провести. «Девушка копа – это диагноз», – подумала Эванс и смирилась с нынешним положением вещей.

– Он не успокоится, пока не получит, что хочет! – закричала Мира, голос которой звучал обижено.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Эванс.

В эмоциональном запале Либерсон мелила все подряд, включая свои умозаключения, которые никогда бы не высказала, будь она хоть на йоту спокойнее. Но фитиль ее терпения, подожженный постоянными звонками, догорел, и взрыва было не миновать.

– Мира, успокойся, ему просто скучно, – Эванс надеялась унять излишне взбудораженную подругу.

– Миа, – с назиданием высказала Либерсон, – я, конечно, тебя люблю, дорогая, но это уже ненормально! – последнее слово девушка буквально прокричала, отъехав на табурете от стола, чтобы напрочь не сдуть семена глубоким дыханием.

– Да что ты такое говоришь? – Эванс поставила на стол банку с агаром и плотнее натянула маску.

– Ты срываешься и бежишь к нему по каждому его зову, а он даже за человека тебя не считает. Ты для него всего лишь забавная домашняя зверушка, с которой богатенький сноб развлекается, пока ему скучно, и спихивает на тебя всю грязную работу, – выпалила Мира, пытаясь донести до подруги всю суть своих претензий.

– Знакомо, не правда ли, мисс Либерсон, – голос Эванс стал тихим, и в нем заскользил знакомый ледяной ветер.

Телефон снова завибрировал, прерывая их перепалку. Мира переводила гневный взгляд медовых глаз с него на подругу.

– Пошла вон из лаборатории! – скомандовала она, не желая продолжать этот бесполезный и болезненный для них обеих разговор.

Эванс прошмыгнула в кабинет с телефоном в руке. «Черт! Да зачем я ему понадобилась в такое время?» – негодовала она, посмотрев на экран, на котором высветились значки пропущенных вызовов.

Непринятый вызов:

«Мистер Ларссон 1»

«Bro 19»

Пока она бездумно смотрела в экран телефона, на нем опять высветилось «Мистер Ларссон». «А ему-то что надо?» – подумала она, от злости с силой скользя по сенсору и принимая вызов.

– Да, сэр, – Эванс не успела закончить, как Адам бросил трубку.

«Что за бред?» – удивилась она, зная, что Адам скорее просверлит ей мозг своим недовольством прямо через ушной канал, чем не станет говорить вовсе. Подобное означало только, что что-то случилось, и он не может говорить, но что такого могло произойти на скучнейшем светском приеме? Эванс на автомате набрала номер босса. Гудки, опять гудки, вызов завершен, никто не ответил. «Лиам!» – с ужасом подумала она, набирая его номер, но и болтливый капризуля отказывался с ней говорить, хотя до этого момента названивал до почти полной разрядки аккумулятора. Эванс набрала еще раз. «Номер недоступен», – сообщил ей в трубку женский голос, лишенный каких-либо эмоций. «Что-то произошло!» – пробежало волной по ее нервам, и девушку бросило в холодный пот. Она схватила с вешалки пальто, не перестав перезванивать Лиаму, номер которого был отключен.

– Собираешься меня кинуть? – угрожающим тоном крикнула Мира из лаборатории.

– Нет времени объяснять, – бросила она дежурную фразу и машинально схватила сумку, выскочив из кабинета корпуса, относившемуся к ботаническому саду Нордэм-сити.

– Ты спятила? Стой! Стооой! Ты хоть понимаешь, как выглядишь! – окликнула ее Мира, но ответом ей стал только хлопок закрывающейся двери. – Вот и беги теперь по улице как псих, сбежавший из дурки, – злобно прорычала Либерсон.

Мира была полностью уверенна в Эванс, которая точно побежит, когда ее дружок опять кричит: «Волки! Волки!». И побежит не в фигуральном смысле. Она не поедет, не пойдет, не полетит на чертовом вертолете до нордэмской галереи искусств, находившейся в каких-то восьми кварталах! «Совсем дикая», – подумала Мира и стянула перчатки с трясущихся от злости рук, бросив их на стол. Видимо, сегодня орхидеям не суждено было найти свое место в банке с остывшим агаром.

Либерсон была права. Эванс действительно бежала по улице, окуная в холодные лужи больничные кеды и едва успевая обегать прохожих. Она бежала, не разбирая дороги и не видя удивленных взглядов людей, идущих ей на встречу. Некоторые думали, что это медсестра, спешившая на помощь больному, и уступали ей дорогу, менее вдумчивая публика свистела девушке в след и зазывала весело провести время вместе с ними, но Эванс не слышала и не замечала ничего вокруг.

В ушах шумело, пульс отчетливо бился в висках, усиливаясь с каждым ударом сердца, готового выпрыгнуть. Девушкой полностью овладела паника. Она включила звук на телефоне, надеясь, что Лиам все же перезвонит, и вся ее беготня окажется результатом его очередной глупой шутки, после которой она отлупит его, а затем они вместе посмеются над этим. До недавнего времени Эванс бы вначале сто раз проверила, прежде чем срываться с места, но только не сейчас, когда Змеи спалили к чертям собачьим Санспринг вместе с ее матерью. По мнению девушки, на проверку времени не было. Нужно было действовать. Лиам так и не брал трубку, и ее сердце, колотившееся о ребра, начало пропускать удары от ужаса, что она опять не успеет, а мысли перескакивали с одной на другую. Зачем она отпустила его одного? Зачем? Теперь все случившееся полностью ее вина. Вообще все случившееся – ее вина: Джером, Санспринг, Атлас.… Только она во всем виновата, и Адам был прав на ее счет. Теперь ей остается только бежать по мокрым улицам и надеяться, что она успеет до того, как случится нечто непоправимое. Самобичевания девушки прервал вид монументального здания нордэмской галереи искусств, и Миа только быстрее побежала к нему, сжимая в руке злосчастный телефон.

– Расступитесь, человеку в здании плохо! – крикнула она, пробегая внутрь.

– Мэм, где скорая? – крикнула ей в след женщина, заведовавшая приглашениями.

– Пробки! – прокричала Эванс сквозь маску, и никто не рискнул остановить девушку с обезумевшим и диким взглядом.

***

Прием был скучным. Нет, не так. Он был наискучнейшим, самым обыденным, нудным, заурядным, пафосным и претенциозным, из всех, что помнил Лиам за последнюю пару лет. Он терпеть не мог эти скучные сборища, но имя и статус, как говорил Адам, обязывали. И вот он здесь. Ларссон зевал в кулак и уже в сотый раз посмотрел на брата с его девушкой, прекрасно чувствовавших себя в своей естественной среде обитания среди людей равных им по социальному статусу. Хотя и в глазах брата Лиам уловил знакомое ему выражение, твердившее: «Скука!». Адам нашел себе развлечение и на протяжении всего вечера не вынимал нос из декольте Беатрис, одетую в длинное вечернее платье темно-вишневого цвета. Мысли Лиама все чаще посещало желание наступить Джонс на подол, оставив невесту брата абсолютно голой, не поглазеть ради, а забавы для. А все почему? Потому что скука! Даже присутствие смазливых мальчиков официантов не скрашивали пребывание Лиама на этой тусовке, и он все чаще украдкой поглядывал на подол платья Беатрис.

– Скука смертная! – Лиам наигранно зевнул.

– Для вас здесь нет ничего интересного, мистер Ларссон? – за столом с ним сидел председатель правления чикагским филиалом Larsson Industries под названием.… Да, впрочем, Лиам никогда не запоминал эти названия, за него это всегда делала она.

– Простите, но меня все это слегка утомляет, – Лиам постарался быть вежливым и тактично отвернулся, избегая беседы еще более скучной, чем сам вечер.

Он прошелся блуждающим взглядом по гостям, сидящим вокруг, заглянул в окно… «Надо ей позвонить, вдруг она уже освободилась? Приедем вместе домой, включим фильм, кто-то вырубиться прямо перед экраном», – размечтался он и достал телефон. Вызов был окончен, но она не ответила. «Это как так? Я же звоню!» – негодовал Лиам и опять нажал на вызов, а за ним еще и еще…

– Нет, мышка, я более упрямый, – Ларссон пытался выиграть у нее негласный спор, но его телефон никак не хотел подтверждать его победу, выдавая на выходе только монотонные гудки. Взгляд Лиама упал на телефон брата, так опрометчиво оставленный Адамом прямо на столе рядом с ним. Незаметно подтащив его к себе вилкой, Лиам снял блокировку и сразу же разочаровался. «Пароль», – издевался над Ларссоном кусок пластика. «Кто бы сомневался, что у мистера Тотальный Контроль все под контролем, или почти все?» – прикинул Лиам и набрал первое, что пришло в голову. «Николас», – и телефон разблокировался с первой же попытки. Парень победно усмехнулся и набрал номер своей подруги, но в трубке опять послышались гудки.

– Мышка, нельзя себя так вести, кошка может обидеться, – промурлыкал он себе под нос, прикидывая, что же делать. Покрутив телефон в руке, и убедившись в отсутствии брата поблизости, Ларссон повторил вызов.

– Да, сэр, – резкий и четкий ответ, и Лиам от обиды бросил трубку. «Ах, так! На его звонок ты ответила!» – разозлился он, бросив телефон Адама на стол и выключив свой. «Теперь ищи ветра в поле, мышка. Born to be wild», – обиженно подумал он, стараясь переключить свое внимание на официантов.

Проведя несколько таких же скучных минут, как и предыдущие, Лиам ненароком начал поглядывать на лифт, придумывая план, как смыться отсюда незаметно для брата и Джонс. Выждав наиболее удобный момент, он уже приготовился идти к выходу мелкими перебежками через бар, как вдруг двери лифта открылись, впуская внутрь.… Он не мог поверить своим глазам. Это была девушка в сером пальто, медицинской маске и белых кедах. «В кедах! В декабре! Потрясающе!» – Лиам почти умилился, рассматривая растрепанную девушку с телефоном в руке, влетевшую в банкетный зал. Впервые за весь вечер на его лице заиграла искренняя улыбка, переходящая в хищный оскал. Вот сейчас он повеселится! Ларссон включил свой телефон и позвонил Эванс со скрытого номера. Да! Подруга не разочаровала его, включив звук на телефоне, пока бежала сюда. И вот теперь вечер превратился из наискучнейшего в восхитительный и ошеломляющий! В банкетном зале на полную громкость заиграла выставленная Лиамом мелодия с очень недвусмысленным текстом:

«You and me baby ain't nothin' but mammals

So let's do it like they do on the Discovery Channel

Gettin' horny now!».

Все присутствующие в радиусе нескольких метров оглянулись на пошлую песенку и заигравшую мелодию, сосредоточив свои взгляды на странном субъекте в медицинской одежде и сером пальто.

– Так кому здесь плохо? – спросила девушка-администратор, стоявшая рядом с Эванс.

– Сейчас плохо будет ему! – злобно прошипела она сквозь маску и бегом пронеслась мимо столов, найдя нужный по источнику громкого хохота.

– Ты, что совсем охренел! – девушка не стала и пытаться сдержать гнев, рвущийся наружу.

– Ми, кхм, мисс Эванс, что-то случилось? – Лиам вскинул бровь в удивлении, окидывая ее взглядом. Наряд девушки был просто выше всяких похвал: уже не белые медицинские кеды, маска на половину лица, и, кажется, под пальто оказался тот самый полупрозрачный костюм, от вида которого хищная улыбка на лице Лиама стала еще шире.

– Совсем страх потерял? – она была в ярости. – Потрудись объяснить, что происходит? – нервы девушки были на пределе.

– Мне стало скучно, – Лиам раскинул ладонями, понимая, что врать теперь бесполезно, и кульминация вечера того стояла. Ему оставалось только жалеть, что все так быстро закончилось, и большая часть надменных снобов не иначе как проигнорировали появление чужеродного элемента, будто слона в гостиной.

– Офигенно поржал? – закипев от злости при сдавших нервах, Эванс выругалась при всем честном народе, благо, что маска скрывала не только половину ее лица, но и часть бранных слов.

– Эванс! – голос Адама окликнул ее со спины. При звуках ругани Беатрис побледнела словно моль, а веселью Лиама, казалось, нет конца и края. Он чувствовал себя ребенком, получившим долгожданную игрушку, и смотрел горящими глазами то на Эванс, то на брата по очереди.

– Простите, мне пора, – она развернулась и уже собиралась уйти.

– А ну стоять! – Ларссон старший не привык к тому, что его приказы не исполнялись, и слишком часто, Эванс стала показывать свои мелкие, но все же зубы.

После слов брата Лиам хотел было сказать, что шутка и правда затянулась, и пора ее прекращать. Мелкий говнюк отдавал себе полный отчет в том, что если информация дойдет до Грегори, то отец не просто убьет его, а перекроет финансовый вентиль. Это для Лиама было равносильно смерти, если не хуже. С его запросами уже через пару дней после заработной платы в Larsson Industries, сыну владельца придется воровать корм у Гектора и сигареты у подруги.

– Идите лесом и без карты! – ответила она боссу. Девушка развернулась по направлению к выходу, едва не врезавшись в человека, вставшего на ее пути.

– Кажется, я одет не по приему, – низким и глубоким голосом, прошедшим по ее коже морским бризом, ответил мужчина, перегородивший дорогу.

– Простите, – Эванс пыталась его обойти, но слишком поздно поняла, что кто-то схватил ее под локоть сильной рукой и потянул назад.

Нордэмское гостеприимство

Хромая по коридору к своему кабинету Дон Альберто Романо на секунду замер перед дверью, переводя дыхание. Давно став Доном своей «семьи», Альберто позабыл, что такое чувство страха. До недавних пор. До тех пор, пока прошлое в больничной пижаме и тапочках, промокших в бензине, не постучало в его дверь. Он боялся войти внутрь ровно так же, как и желал этого. Ящик Пандоры. По-другому он и назвать не мог то, с чем ему предстояло столкнуться. За последние двадцать лет Альберто уже попривык самостоятельно вести дела и принимать жесткие судьбоносные решения, но появление его старого друга заставляло все внутри трепетать от предвкушения, как и два десятка лет назад. Интерес, любопытство, азарт захватывали его с головой, затягивали в паутину из человеческих душ, сплетаемую старой паучихой в только ей понятный узор. Он всегда с интересом и восхищением смотрел на тонкое замысловатое кружево, в которое превращалось хитросплетение судеб в ее руках. Самому же Альберто, как любимцу Фортуны, Арахна всегда вручала клубок, и скрученные нити выводили из лабиринта улиц Нордэма целым и невредимым. Ал толкнул дверь тростью, входя внутрь и не говоря ни слова.

– Ты злишься, – Шарлотта даже не повернулась к нему лицом, листая свежую газету. Она выглядела, как и тридцать лет назад: худая и бледная, с тонкими чертами лица, волосы, в которых проглядывала седина, собраны в хвост на затылке, тонкие длинные пальцы осторожно перебирали хрупкие бумажные листы газеты, лежавшей у нее на коленях.

– Я не сказал тебе ничего, – Ал старался придать голосу спокойные интонации. Он был уверен, что у него получилось. Голос был ровным, без ноток нервозности и грубости, но она все же услышала.

– Отлично, значит, я ошиблась, – кивнула Эванс и отвернулась к окну, не желая продолжать разговор.

– Я не злюсь, – устало ответил Ал и встал у нее за спиной, опираясь на трость, – я в ужасе, если быть честным.

– Это нормально, – ничего назначившим тоном ответила женщина, будто разговаривала не с боссом мафии, а с соседом по парте.

Четыре десятка лет минуло с той поры, когда Ал списывал у нее на уроках английского и провожал до дома после занятий, а он все видел в ней ту же девочку с глазами цвета дымчатого кварца.

– Ты издеваешься, да? – Альберто только развел руками.

Нельзя сказать, что он был удивлен ее поведением, но по прошествии такого большого срока, проведенного среди обычных людей, Шарлотте Эванс следовало адаптироваться к человеческому общению. – Играть помешанную уже вошло у тебя привычку? – Романо плевался словами, как кот, наглотавшийся шерсти.

– А кто сказал, что я вообще нормальная, – отрешенно ответила Шарлотта, расправляя газетные листы на коленях узкими ладонями.

– Шарлотта! – прикрикнул Ал. – Давай не сейчас, ладно? – с нажимом продолжил он и завелся, расхаживая взад и вперед за ее спиной и стуча тростью по паркету.

– Как семья, как дети, – Эванс не отрывала глаз от мелкого печатного шрифта, изредка поправляя очки.

– Шарлотта, – уже мягче позвал он ее.

– А почему не спрашиваешь, как моя, – продолжила она, будто не слышала своего имени.

– Мне жаль, что Артура так рано не стало, – Альберто насторожился и пытался уйти со скользкой темы.

– Ему жаль, – прыснула Шарлотта, впервые за время общения показав хоть какие-то эмоции.

– Лотти, – Альберто встал рядом с ней и положил ладонь поверх худой женской руки старого друга. – Я не знал, что Ашер займет место Хейза в отряде смертников, я просто надеялся тебя вернуть, парень воспринял все слишком буквально, – очень запоздало извинялся Романо. Его попытка вернуть своего консильери стоили жизни ее сыну, а он так и не извинился – не успел. Нордэм забрал не только сыновей Шарлотты, но и ее рассудок, как тогда думал Альберто.

– Знаешь, Ал, – Эванс выдернула свою руку из его. – Ты много добился и без меня. Да, вначале тебе было тяжело, но ты справился, – одобрительно кивала женщина. – Много достиг, через многое прошел, теперь ты вершишь судьбы, как когда-то те, кого ты сам пытался обыграть, – начала философствовать Шарлотта. – Возможно, мне не следует вмешиваться, и посмотреть, как ты будешь выкручиваться, – рассуждала она в пустоту.

От ее слов по спине Альберто побежал холодок. К такому ходу повороту событий он не был готов. Шарлотта Эванс могла играть умалишенную сколько угодно, но Альберто знал, что скрывается за этим пустым взглядом серых дымчатых глаз.

– Эванс, это не смешно, – грубо прервал он ее.

– Правда? Я просто не думала, что ты воспримешь все так буквально, – Эванс вернула ему запоздалые извинения за смерть своего первенца. Она подняла на него большие морионовые глаза и повела плечами, стряхивая его руку со своей.

– Мы так и будем тыкать друг друга в больные места, или все же обсудим дела? – попытался отвлечь ее Ал.

– О! И сразу в койку! – рассмеялась Шарлотта. Со стороны ее смех звучал весьма искренне, но Романо расслышал в нем лишь звенящую пустоту. В ее смехе не было души. Он был пуст и безжизнен – просто фальшивка. – А как же прелюдия? – Шарлотта сложила газету пополам и передала ее Альберто.

«Банда Зеленых Змей сжигает лечебницу Санспринг», – гласил заголовок. «Выживших нет», – добавлено шрифтом поменьше.

– Он бросил мне вызов, – кивнул Альберто. – Но ты жива, – вопросительно приподняв брови, посмотрел он на нее.

– Если гидре отрубить голову… – Эванс улыбнулась, приподнимая уголок бледных тонких губ.

– На ее месте появятся три новые, – заключил Альберто, – Хейз знает, что ты жива?

Шарлотта какое-то время молчала, приложив палец к губам.

– Не думаю. Он говорит тебе, что хочет поиграть и бьет по твоим слабым местам. О моем истинном состоянии он, скорее всего, не в курсе, – подытожила Эванс. – И о том, что ушла я не одна, – многозначительно посмотрев на Ала, продолжила она.

– У нас дочь Ронье. Если мы помашем перед мадам девчонкой, как красной тряпкой перед быком, она сдаст нам всех своих подельников с потрохами, – обрадовался он.

– И что она сделает? Ткнет пальцем в Недокельта и Хейза? Ал, это несерьезно, правда, – отмахнулась Эванс. – Такой козырь нельзя разменивать по пустякам, – немного обиженно сказала женщина.

– Тогда обменяем ее, – оживился Романо. – Отдам ей девчонку в обмен на картотеку со всей крышей мадам, – Альберто был весь в предвкушении. Такого жирного куска ему давно не доставалось. В картотеки главной сутенерши города хранилось множество имен и грех было не воспользоваться таким шансом.

– Ох, да что вы все вцепились в эти бумажки, – Эванс подняла глаза к потолку. – Носитесь с этой картотекой, как с писаной торбой! – Шарлотта постепенно начинала раздражаться.

– Ты сама подумай, Лотти, – Альберто наклонился к ней и заговорщически шепнул, – личная база данных из всех клиентов мадам: чиновники, политики, даже копы…

– Что, собственно, и так ни для кого не секрет, ты как ребенок, ей богу, – Эванс хлопнула ему ладошкой по лбу. – Зачем тебе ненужный компромат, которого в сети и так в избытке? – пристыдила его Шарлотта.

– Я думал… – Альберто разозлился и нахмурился, сжимая рукоять трости.

– Нет, Ал, нет, – Эванс затрясла головой. – Вот сейчас ты не думал. Ты предполагал, прикидывал, примерялся, все, что угодно, но не думал, – продолжила она отчитывать друга.

– С каких пор мы брезгуем компроматом? – недоумевал Романо.

 Эванс устало вздохнула и сняла очки. Ей опять придется объяснять, а она этого так не любила.

– Зачем тебе картотека? Все эти люди и так у тебя прикормлены, не спорь, я это знаю, – Эванс подняла руку, когда Альберто попытался возразить. – Ты решил поработать за мадам и занять место мамочки всея  Нордэма? Согласись, это немного не твое. Стричь с нее бабло – вот это твое, а выносить трупы пришитых шлюх в Залив – Вам не по статусу, Дон Романо, – уважительно кивнула Шарлотта. – Ты все равно передашь дела и назначишь нового управляющего филиалом, – Эванс озвучила намерения Альберто, хотя он даже не высказывал их. – Не смотри на меня, я на это не подпишусь, – снова ответ на невысказанный вопрос Альберто. – Зачем тебе выполнять работу за мадам? Пусть лучше она поработает на тебя и докажет свою преданность, а ты, как щедрый и справедливый босс, вернешь ей потерянную дочь. Благодарность Патрисии в этом случае не будет знать допустимых границ, в отличие от того, где ты отожмешь у нее бизнес и кинешь гнить в тюрячку. Бабенки – злопамятный народ, Ал, – на этой незамысловатой фразе Эванс прервала поток своих рассуждений, от которого у Романо задергался глаз.

Парой фраз она перекроила все его планы. Взяла и перечеркнула одним росчерком пера. «Чтоб тебя, Эванс», – скривился Альберто. Обменять дочку Ронье на картотеку и прижать взбрыкнувших чиновников, лишить их выплат, угрожая обнародовать все их грязные похождение – это ли не полный контроль. Власть, к которой Альберто всегда так стремился. Но зачем размениваться по мелочам, когда есть возможность сорвать большой куш. Жажда наживы отразилась в темно-зеленых глазах Альберто.

– Мадам очень быстро меняет туфли, – согласился Альберто, немного поразмыслив на словами подруги.

– Так подари ей новые, – усмехнулась Эванс, – удобные и по размеру.

– Что мне попросить у нее взамен? – с любопытством спросил он в предвкушении.

– То, чего нет в природе, – загадочно протянула Шарлотта.

– Отправить ее в лес за подснежниками? – подхватил Альберто.

– Пусть принесет тебе голову Кельта, – обнажив зубы, улыбнулась Эванс.

– Мать, ты вкрай поехала? – от неожиданности Альберто выронил трость и отскочил от Эванс. Его подруга только что попросила принести голову ее почившего первенца. Об этом не просил даже сам Альберто, когда Эванс решила стать Эванс и оставила свою должность более, чем три десятка лет назад.

– Ал, ну нельзя же так на все реагировать, возраст, знаешь ли, – Шарлотта подняла трость и, сдув с нее пыль, протянула ему.

– Шарлотта! – на вздохе Романо покачал головой и всмотрелся в ее лицо, убеждаясь, что подруга просто шутит.

– Ладно, – Эванс положила трость на колени и постучала по подлокотнику кресла, приглашая Ала присесть.

– Скажи мне, что это шутка, прошу тебя, – Романо присел, вытянув покалеченную ногу вперед и не отрывая взгляда от раухтопазовых глаз.

– Кто работал киллером у мадам все эти годы? – началась череда наводящих вопросов от Шарлотты Эванс, которую Альберто, ой, как не любил выслушивать, но ему приходилось. Иначе не понять многих нюансов.

– Он звал себя Кельт, но я знал, что это прикрытие, ведь настоящий Кельт, – Романо только развел руками, вспоминая судьбу первенца подруги.

Альберто отлично знал о киллере, прикрывавшимся чужим именем, а так же знал, что его истинный обладатель не заявит на авторские права, умерев вместе со всем отрядом смертников, спустившимся в катакомбы за потерянным золотом. Какой был смысл искать киллера мадам, если его работа приносила выгоду Патрисии, и, соответственно, самому Альберто. Правильно. Никакого. Пусть зовется хоть английской королевой, раз так тому комфортнее работать. Меньше вопросов, меньше следов, больше денег для них.

– Верно, – Шарлотта оставалась на удивление спокойной. – Но, сменив Ронье на Хейза, он взял себе иное имя, устав быть в чужой тени, – напомнила она.

– И Ашер бы не стал поджигать лечебницу с матерью внутри, – Альберто отрицательно покачал головой и был абсолютно прав. – Он бы просто сказал, что жив, и уже от этого вызов мне был бы брошен, – выживший смертник десяток лет спустя подпортил бы Романо репутацию, вернувшись без отряда и золота. – Значит, тот, кто звался Кельтом на самом деле не он, но мадам об этом ни сном, ни духом, – Альберто понял, к чему вела Шарлотта. – Патрисия Ронье уверена, что Кельт работал на нее, что я об этом не в курсе, что далеко не так, а сейчас воскресший Ашер Эванс заметает следы, – Альберто восхищенно выдохнул. – А туповатому Хейзу, возомнившему себя важной шишкой, плевать, что подпалить, лишь бы с ним начали считаться, – хохоча, задрал он голову. – Пусть принесет мне голову Кельта! – Романо с легкостью поднялся с подлокотника и забрал протянутую Шарлоттой трость.

– Разделяй и властвуй, Альберто, – поддержала она Альберто. – Патрисия будет извиваться, как уж под вилами, чтобы получить назад дочь, и отомстить тому, кто помогает ее убийце.

– Но как отомстить тому, кого ты не знаешь? – удивился Романо, но ответом ему стала лишь загадочная улыбка Нордэмской Арахны.

– Подул Северный Ветер, и никому от него не спрятаться, – Шарлотта развела руками. – Альберто, – окликнула она его в дверях. – Начните с коренных зубов, пальцы девочке еще пригодятся, – уточнила Эванс, глядя, как брови Альберто взлетают вверх. Видимо, ей опять удалось опередить события и спасти безымянный палец Жаклин от маникюра мясников Романо.

– Отпечатки, – не согласился Ал.

– ДНК и слепки, – возразила Шарлотта. – Два против одного, Ал. Начните с зубов. Она все-таки ваш гость, – смягчила Романо подруга.

Альберто только коротко кивнул и исчез за дверью, пока Эванс осматривала его кабинет и искала, что из подручного материала можно использовать в качестве беруш.

***

Вечер проходил не самым лучшим образом, что нашло отражение в источаемом Крисом скепсисе. Эванс и Адам, словно сговорившись, подкинули ему приглашение на этот благотворительный и претенциозный прием, заявив в один голос: «Ты же сам сказал, что оно тебе нужно!». Крис решил было отговориться от них, предвкушая бесцельное времяпрепровождение здесь, но Адам не был бы Ларссоном, если бы не вставил свои пять центов. «Ты, наверное, забыл. Привыкай, Крис, это возраст!» – добил его босс.

И в итоге Крис сидит на скучнейшем благотворительном вечере в качестве няньки расклеившемуся сыну именитого банкира, помогая тому зализывать сердечные раны, нанесенные одним любвеобильным засранцем. Оулли решил посоветовать Лиаму сходить на мастер-класс по управлению человеческим сознанием к этим двоим.

– Фрей, вы просто обязаны посетить La Brise, – Крис заверял Лориана, который весь вечер пускал неоднозначные взгляды в сторону Лиама Ларссона, зевавшего в кулак и тискавшего свой телефон.

– Чего я там не видел? – недоверчиво спросил молодой человек, продолжавший сидеть с хмурым видом. – Ночные клубы везде одинаковые, – Лориан только хмыкнул и пожал плечами. – Поверьте мне, в Чикаго они ничуть ни хуже, чем Нордэме, – с гордостью ответил Лориан и впервые за вечер выдавил из себя некое подобие улыбки.

– Ох, мой дорогой друг, откуда такое уныние и безразличие к жизни в вашем-то возрасте? – подбодрил его Крис, толкнув под локоть своим.

По виду Лориана казалось, что он вот-вот разревется, как девчонка, а Крису никак не прельщало выступать в качестве жилетки, но и осуждать Фрея он не мог. Лориан переживал не самый радужный, или наоборот самый, Оулли еще не понял как правильнее, период жизни, виной которого, судя по всему, являлся один неугомонный зеленоглазый засранец. Крис откинулся на спинку стула и с пониманием осмотрел угрюмого чикагского гостя, которого имел неосторожность вытащить на светский прием, вот только выглядел Лориан так, будто не спал неделю.

– Это все чикагский синдром, мистер Оулли, – усмехнулся Фрей и поднес стакан с виски к губам.

Он едва отпил из него и поставил на стол, продолжив гипнотизировать темно-янтарную жидкость, колыхавшуюся в стекле.

– Чикагский синдром, значит, – задумчиво протянул Крис. – Весьма точное и емкое определение, мистер Лориан, – он с трудом сдержался и не захохотал в голос, решив как можно скорее рассказать эту шутку Ларссонам. Эти двое точно поймут скрытый и безмерно глубокий смысл этих, казалось бы, обыденных слов.

– Чикагский синдром, – усмехнулся он, постукивая пальцами по столешнице. «Звоните в ожоговое. Этот парень жжет!» – пронесся голос Лиама в мыслях у Криса, и Оулли непроизвольно схватился за больную руку. – Кажется, в психологии должно появиться новое определение конкретному навязчивому состоянию, мистер Лориан, – Крис покачал головой, давя зарождающийся в горле смех, и взболтнул виски в своем стакане.

– Простите, если нечаянно нагрубил вам, мистер Оулли, – стушевался Фрей и замолчал, посерев еще сильнее.

– О, нет, Фрей, что вы, – Крис поздно понял, что смутил парня. – Моя вина, что я чересчур циничен и прямолинеен, – успокоил он Фрея. – Это, позвольте заметить, отличительные черты жителей уже нашего города, – Оулли поднял стакан и отсалютовал Фрею, отпивая.

– Дайте угадаю, – Лориан не смог сдержаться и съехидничал в ответ, – Кристофер Оулли – истинный нордэмит!

– Туше, Фрей, туше, – Крис склонил голову в наигранном поклоне и замолчал, обдумывая происхождение выражения «чикагский синдром». – И все же, вам следует посетить La Brise, Фрей, – не унимался он.

За время, проведенное здесь, он уже успел составить план мести Лиаму, едва не скинувшему его с балкона пентхауса, а заодно и растормошить аморфное существо в костюме Brioni. Убить, так сказать, одним выстрелом двух зайцев, устроить диверсию, действовать исподтишка. Все эти методы не входили в его привычный арсенал. Для Криса привычным делом было слить информацию Адаму и вывести на чистую воду грязных боссов, но сейчас нужно было действовать тоньше и умнее. У него не осталось выбора, когда в противниках у него Кельт, в условных и временных союзниках Костлявая, и для них манипулирование и искажение реальности является основным полем деятельности. Если Адама можно было взять за шкирку и хорошенько встряхнуть, по-мужски объяснив «что такое хорошо, и что такое плохо», то с его цепным псом эти карты не сыграют, а в команде Адама именно Эванс отвечает за стратегическое планирование. И вот здесь на помощь Крису и пришел свалившийся на голову прием. Осталось только правильно расставить фигуры для следующего хода.

– Танец на коленях от Черри-бомб – это нечто, Фрей, он и мертвого расшевелит, – Крис улыбнулся всеми зубами, предвкушая сладкое чувство свершившейся мести. Оно уже растекалось теплом в груди, под ребрами, проходило мурашками по спине, играло бликами Солнца на кубке первенства в момент триумфа, но все еще оставалось незавершенным. – И заплатите тройную цену, – подмигнул он Лориану, отпивая из стакана, – там поймут, кто вас прислал, – фанфары, прозвучавшие у него в ушах, заглушила странная и глупая мелодия, отвлекая на себя внимание.

 «Gettin' horny now!» – призывал голос поющего мужчины, и не то, чтобы Крис был против, и Фрей тоже, но музыкальное оформление вечера явно не соответствовало обстановке, да и возбуждаться, собственно, было пока особо не из-за чего, кроме воспоминаний о мисс Форман.

– Слышите, Фрей, – Крис поднял палец вверх, прислушиваясь. – Человек из странной песни со мной согласен, – многозначительно кивнул он.

Лориан ничего не ответил, а звонко рассмеялся, роняя лицо на руку.

– Боже, что за идиот мог поставить на звонок такую пошлятину! – хохотал Фрей, держась за живот.

– Не знаю, наверное, какой-то инфантильный придурок застрявший в подростковом возра… – догадка слишком поздно посетила голову Криса. – Черт, Лиам! – Оулли поставил стакан на стол и начал искать глазами Ларссона младшего.

– Там, – Лориан дернул его за рукав и кивнул в нужную сторону.

Крис проследил за взглядом Фрея, лицо которого стало подобно белому листу бумаги с двумя ярко-синими чернильными пятнами на нем на месте глаз.

– Крис, что происходит? – спросил Фрей, впервые за время их общения назвав Оулли по имени, и в голосе и взгляде Лориана промелькнул испуг.

Перед Лиамом Ларссоном стояло очень знакомое пятно в сером пальто, объясняя тому что-то на повышенных тонах. «Дело – дрянь», – заключил Крис и пробежался взглядом по залу. Он понял, что не единственный, кто заметил препирания ненормальной парочки. Адам изящно подцепил Джонс, одетую в бардовое платье с глубоким вырезом, под локоть и потянул ее в сторону их с братом столика, шепча что-то девушке на ухо и мило улыбаясь, но при этом торбернитовые глаза Ларссона старшего постепенно начинали излучать уже знакомое радиоактивное свечение, грозившее окружающим лучевой болезнью.

– Он ее убьет, – констатировал Фрей.

– Если не хуже, – согласился Крис, отметив, что Лориан на удивление быстро сориентировался в расстановке сил.

– Нужно что-то сделать, – забеспокоился Фрей. По мере приближения Адама и Беатрис к столику, Фрей начинал сжимать салфетку в руке и ерзать на стуле.

– Не хотите подойти к ним, мистер Лориан? – холодно и резко спросил у него Крис, прикидывая, как спасти дуру Эванс от ее беспощадного босса, который, судя по опыту общения, был далеко не таким милым и любезным, каким пытался выглядеть на людях.

– Нет, – испугано ответил Фрей, окончательно сминая в руке несчастную салфетку. – А вы? – слова прозвучали так же холодно и отстраненно, как и слова Криса.

Крис перевел взгляд с Адама на Фрея, и в ответ получил решительный взгляд васильковых глаз.

– Черри-бомб, Фрей, тройная цена, – бросил ему Крис, поставив свои условия наглому банкирешке. И какого же было удивление Криса, когда спуг на лице Лориана сменился решимостью, и он встал со своего места, направляясь в сторону крепких бранных выражений с очень знакомым акцентом, оседавшим на языке привкусом пепла.

Без вести пропавшие

Тусклый солнечный свет, едва пробивавшийся сквозь густые облака, исходил от светила, давно поднявшегося над горизонтом. Тени, отбрасываемые предметами после прохождения солнцем зенита, уже отмерили середину короткого зимнего дня. Углы и наклоны стрелок недвижимого циферблата отсчитывали последние дневные часы и неминуемое приближение следующей ночи, которую Адам ждал с нетерпением с той секунды, как выехал с пепелища, что некогда было лечебницей Санспринг. Липкий и мокрый снег продолжал сыпаться из сизых облаков и, опустившись на землю, собирался в комья на мраморе лестницы, ведущей к парадной отчего дома Адама.

Ларссон уныло пнул снег ботинком, рассматривая темный след в сероватой поверхности скомканной аморфной массы под ногами, и стряхнул ее в сторону с подошвы, стоя в самом начале лестницы. Поднимаясь вверх, с тяжелым сердцем Адам проделал путь по ступеням к двери особняка Ларссон-Мэнора, позвонив в звонок.

– Мы вас сегодня не ждали, мистер Ларссон, – в голосе экономки Пэлисейдс слышалась плохо скрываемая нервозность.

– Где он, – Адам скинул пальто и передал его Клодии, придирчиво оценившей состояние одежды сына хозяина поместья.

– Там, где вы его и оставили – в библиотеке, – экономка отряхивала пальто от пепла, оценивая степень его испорченности. – Весь день не вылезал из сети, Адам, – женщина многозначительно посмотрела на него поверх очков и осуждающе покачала головой, словно намекая на что-то.

Ларссон обреченно свесил голову, слушая звук приближающихся шагов по паркету.

– Адам, – вечно ехидный и надменный тон Кельта сменился гулом металлических оковалков, падавших с большой высоты друг на друга.

– Ашер, – Ларссон поднял голову, встречаясь взглядом с глазами цвета свинца только что отлитого из породы. ...