Няня для родного сына

Татьяна Фомина

 Пролог.

– ТЫ! Отобрал у меня моего ребёнка! Из-за ТЕБЯ я не видела его целых два года! Из-за ТЕБЯ я пропустила его первые шаги! ТЫ заставил меня считать, что мой сын мёртв! Из-за ТЕБЯ я провела в клинике две недели! Из-за ТЕБЯ моя карьера была разрушена! Из-за ТЕБЯ я потеряла всё! А теперь ты считаешь, что можешь ставить мне условия?! Да кто ты такой?!

– Я – отец Кирилла, – спокойно произнёс Мартин.

Как же выводило из себя его долбанное спокойствие!

– И поэтому ты решил, что тебе можно всё?! Так вот хочу напомнить тебе, чтобы ты не забыл, я – мать Кирилла. И как бы тебе не хотелось обратного, но я верну себе своего сына, чего бы мне это ни стоило! – чётко проговаривая каждое слово, отчеканила, глядя ему в глаза.

– Ты сама отказалась от Кирилла.

– ЧТО?! Я?! Отказалась от своего ребёнка?! Щегельский ты в своём уме?!

– Именно такую информацию я получил.

– Получил, значит? А проверить «информацию», – пальцами показала «кавычки», – мозгов не хватило?!

– Вероника!

– Не смей меня так называть! Вероники больше нет! И в этом виноват только ТЫ!

– Вероника, – повторил Мартин. Противная твердолобость! – Я узнаю правду. Ты мне веришь?

– Я не верю ни одному твоему слову, – бросила ему в лицо. – Тебе лучше признать мои права и отдать мне Кирилла, – озвучила то, что давно хотела сказать.

– Кирилл – не игрушка, а ребёнок.

– И это ты заметил только сейчас? А тогда, когда отдавал медсестре деньги, чтобы она избавилась от  него, ты думал по-другому?

– Вероника, ты что-то путаешь.

– Путаю?! Я путаю?!

Вернулась к столу, вытащила из папки свидетельство о смерти Рябинина Кирилла и швырнула его в лицо Мартину. Можно было швырнуть и стул, но свидетельство ударило сильнее.

Мартин несколько минут рассматривал документ.

– Это не может быть правдой, – произнёс он, словно говорил сам с собой. – Вероника, всё было совсем не так.

– Да, разумеется! Сейчас ты мне выдашь новую версию, где Мартин Щегельский – сама доброта и невиновность!

– Ты можешь просто выслушать?

– Я много чего уже выслушала, не думаю, что ты меня можешь чем-то удивить.

– Ты отказалась от него. Так мне сказали. Я понятия не имел, что тебе сообщили о смерти сына.

– Ты можешь себе представить, какой ад я пережила?

– Я обещаю, что всё выясню.

– Мне глубоко на всё наплевать. Мне нужен только Кирилл. Поэтому отдай мне ребёнка и больше ты меня не увидишь!

– Права на Кирилла ты получишь только став моей женой.

Я рассмеялась, глядя ему в глаза. На его же лице не дрогнул ни один мускул.

– Вы меня с кем-то перепутали, Мартин Артурович, – пропела елейным голосом. – Я не выхожу замуж по первому щелчку твоих пальцев! – рыкнула на него. – И ты забыл один маленький нюансик: ТЫ ЖЕ-НАТ!

– Это можно исправить.

Как же у него всё просто! Захотел – женился, захотел – вышвырнул жену вон! Ненавижу!

– Иди ты к чёрту!

– Тогда тебе придётся остаться всего лишь няней. Няней для родного сына. Только имей в виду: дети растут быстро, и Кирилл скоро перестанет нуждаться в твоих услугах. Так что советую, хорошенько подумать, прежде чем дать окончательный ответ.

Щегельский развернулся и вышел из номера, оставив меня наедине с ураганом бушевавшим внутри.

Глава 1.

– Ну, и что ты собираешься делать?

– Не знаю. Уеду куда-нибудь, – ответила, сама не веря в правдивость своих слов. Я не знала, куда поеду, но куда-нибудь подальше отсюда. Как можно дальше!

– Ника, а может ты успокоишься, всё взвесишь, и скажешь этому ко… короче, скажешь, что беременна?

– И что это изменит?

– Может до него дойдет, что за некоторые поступки нужно отвечать?!

– Нет. Я не буду этого делать. Тем более у него есть… невеста. – Последнее слово далось с трудом.

Именно эти слова изменили всё, что было и что могло быть…. А ведь я хотела сообщить, что у нас будет ребёнок! Но придя домой к Мартину, застала его не одного, а с блондинкой.

– Вероника, познакомься, это Ангелина – моя невеста. – Мартин был, как всегда, спокойный и невозмутимый. Только он называл меня полным именем, хотя все звали меня Никой.

Блондинка криво усмехнулась, даже не потрудившись посмотреть в мою сторону.

– Извини, я не знала, что ты занят, – сказала с натянутой улыбкой. Слова вежливости, вдолбленные в меня с самого детства, прозвучали на автопилоте.

«В любой ситуации, даже в самой поганой, улыбайся! Улыбайся! Это так всех раздражает! И запомни: мы – Рябинины! А Рябинины никогда не сдаются!»

И я не сдавалась. Не сдавалась, когда мать оставила меня в десятилетнем возрасте. Не сдавалась, когда отец не смог пережить банкротство, и так и не пришёл в себя после сердечного приступа. Не сдавалась, когда мать, вспомнившая, что была замужем за состоятельным человеком, решила забрать те крохи, что остались после погашения всех долгов. Не сдавалась, когда бабушка, постаревшая после потери единственного сына, слегла в постель, и мне пришлось ухаживать за ней, чтобы она вернула вкус жизни. Ведь это остался единственный родной и близкий мне человек.

И вот сейчас, когда всё было таким безоблачным, впереди маячил диплом и радость жизни с любимым человеком, когда я поняла, что у нас будет ребёнок, я узнаю, что у Мартина есть невеста.

НЕ-ВЕС-ТА!

А ведь я тоже мечтала о белом платье и фате, о красивой сказке, что теперь всё будет просто прекрасно, как жизнь решила напомнить, что красивые сказки бывают, но только не для меня!

– Нет, Оля. Я уже решила. Двоим нам тут места мало. Я всё равно буду слышать о нём новости. А я не хочу даже имени его произносить!

– А ребёнок?

– А что ребёнок? Он мой.

– Но тебе не кажется, что Мартин должен знать о нём?

– Нет, Оля. Мне так не кажется. Всё, что ему нужно знать, это то, что у него есть невеста. Вот пусть она и рожает ему детей!

– Зря! Я бы на твоем месте заявила во всех СМИ, что ты носишь ребёнка самого Мартина Щегельского, а он объявляет невестой другую!

– Вот когда будешь на моём месте, так и поступишь. Только хочу тебя предупредить, что СМИ объявят тебя охотницей за богатым наследником и шантажисткой, а Мартин окажется невинной жертвой, которую преследует ещё одна ненормальная!

Ольга вздохнула.

– Наверное, ты права. Но зачем так кардинально: уезжать?

– А что ты предлагаешь? Остаться тут, чтобы все тыкали на меня пальцем? Оль, он познакомил меня со всей своей роднёй! И самое смешное, я их полюбила!

– Очень смешно! Просто оборжаться можно! – фыркнула подруга. – Тогда может этому есть какое-то объяснение?

– Конечно, есть! Он женится на Ангелине!

– И ты просто так сдашься?

– Нет. Я никогда не сдаюсь. – Но прозвучало это не очень уверенно.

– Ты говорила с бабушкой? – спросила Оля.

– Нет. Ещё нет. Но я обязательно ей всё скажу. Думаю, она меня поддержит.

Бабуля меня не поддержала.

Она заявила, что Рябинины никогда ни от кого не бегали. И уж тем более от какого-то там заморыша! Она всегда называла Мартина «заморышем». Прибыл из-за моря. Откуда она это взяла, я не знаю. Но ба всегда стояла на своём, и была уверена в том, что говорит.

– Вот ты мне одно скажи: в кого ты такая? А? Учишь, тебя учишь, и всё без толку!

–Ба! Ну, что я опять сделала не так?

– Всё, Ника! Всё! Ты зачем этой балаболке всё рассказала?

– Ба, Оля – моя лучшая подруга!

– Трепло кукурузное – она, а не подруга! Ох, чует моё сердце, выйдет тебе боком доверчивость твоя наивная.

– Ба!

– Что, ба?! Я уже как двадцать с лишним лет «ба»! – бабушка выглядела очень недовольной. – И если бы не эта, прости господи, как там её, Аннелина, твоя Ольга сама бы в койку к щеглу этому расфуфыренному прыгнула!

– Ангелина, – поправила на автомате.

– Да, хрен редьки не слаще! Аннелина, Ангелина, Мандалина. Сколько их у него было? Драть тебя надо было хворостиной, пока мелкая была! А я всё жалела! Вот теперь жалость моя боком и выходит!

– Ба!

– Что, ба?! Любовь у неё там! И что?! Где любовь? Завяла? А последствия остались?

Я едва не ревела. Бабушка всегда была прямолинейной, как сержант в армии. И иногда мне казалось, что в прошлой жизни она явно была главнокомандующим. Но сегодня она перешла все границы! Она так не ругалась, когда узнала о моей беременности, хотя я ожидала чего угодно! А сегодня узнав, что я рассказала всё Оле, она никак не могла успокоиться.

– Пойми ты, дурёха! Нет верной женской дружбы! Не было! Нет! И не будет!

– Почему?

– Да потому! Ты думаешь, что Соломина с тобой дружила по доброте своей душевной? Держи карман шире! Чтобы к «заморышу» твоему ближе быть! Она же чуть ли слюной не капала, когда на него смотрела! Это ты ничего дальше своего носа не видела, и видеть не хотела! А сейчас она руки от злорадства потирает, что тебе он не достался!

– Ба!

– Да, что ты заладила! Ба, да, ба! Помяни моё слово. Наплачешься ты ещё от своей Ольги.

Если бы я тогда знала, насколько ба окажется права! Но в тот момент поддержка подруги была мне очень нужна.

Я окончила университет, получила диплом и готовилась стать мамой. «Мама» мне нравилось больше, чем «мать-одиночка».

И, как ни странно, о Мартине я почти ничего не слышала. Знала, что в конце лета он женился. Только свадьба была не у нас в городе, а где-то на островах. По крайней мере, так поговаривали. Но точной информации не было, и мне казалось странным, что СМИ пропустили такое событие, как свадьбу единственного отпрыска Щегельских.

Я не знала, в городе он сейчас или остался где-то за границей, но пересечься, нисколько не боялась. Такие, как я, никогда не окажутся там, где жила семья Мартина. А Мартин, если и заезжал в наш район, то только когда мы были вместе.

Вместе.

– Моя, Вероника! Мы всегда будем вместе! Всегда! – Мартин поднял меня, шепча самые нежные слова, от которых не только кружилась голова, но и весь мир казался таким прекрасным.

А теперь у него есть невеста. Точнее, уже жена. И он шепчет те же слова ей.

Я коснулась затылком стены, стараясь как можно сильнее выставить живот. Иногда мне казалось, что малыш растёт не по дням, а по часам. Ведь нельзя быть таким подвижным. Поясница ныла, ноги гудели. Ни сидеть на диване, ни лежать, я не могла  – мешал живот. Единственным местом, где я могла притулиться, был бабушкин стул с высокой спинкой, который ба в шутку называла троном.

– О! Сразу видно прынц растёт! – съёрничала бабуля, когда впервые застала меня спящей на своём «троне».

– Почему принц? – сонно спросила.

– Потому что его царская попа может спокойно сидеть только на моём троне!

– Просто он высокий, и мне удобно! – попробовала снова закрыть глаза.

– Ещё бы не было удобно! На троне кому хочешь, будет удобно! А тут сам Щегельский растёт!

– Рябинин!

Меня очень раздражало, когда бабуля называла моего будущего ребёнка фамилией Мартина! Ведь она прекрасно знала, что он никогда не будет её носить.

Но и здесь ба оказалась права.

Глава 2.

– Ба! Мне плохо!

– Что же ты так орёшь?! Я уже не в том возрасте, чтобы меня пугать!

– Ба! Я рожаю!

– И что, орать  надо?! Ты что первая, которая будет рожать? Я тебе открою страшную тайну: ты – не первая! Так что не ори! А марш в ванную, умываться! Скорую вызвала?

– Нет, – пролепетала. Схватки отпустили, и мне стало легче.

– Да что же ты за человек такой?! Вместо того чтобы меня пугать, лучше бы машину вызвала!

Я послушно поплелась в ванную, а бабуля уже набирала номер «скорой». Почему-то у неё они сразу приезжали. То ли в её голосе, то ли в интонации было что-то такое, что заставляло людей подчиняться. Я так не умела. Даже Мартин в её присутствии стоял по стойке смирно.

Машина «скорой помощи» приехала быстро. Вещи были собраны уже давно, поэтому я без особой спешки поехала в больницу.

Оказавшись одна в роддоме, почувствовала страх. Всё-таки когда рядом была бабуля, мне было спокойнее.

– Фамилия, имя?

– Рябинина Вероника Андреевна.

Медсестра приёмного отделения как-то странно на меня посмотрела.

– Раздевайся и в душ!

Они что, сговорились все? Но это оказалось не самое страшное!

В палате, куда меня положили, роженица пела песни!

– «Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя!» – орала прокуренным голосом будущая мамаша. – «Зо-ло-то-ю казной я осыплю тебя!»

Это было ужасно! Мало того, что совсем не до песен, так уж точно не в таком исполнении! Но сколько бы ей не делали замечаний, дамочка продолжала базлать во весь голос:

– «Дам коня, дам кинжал, дам винтовку свою….»

Вот про винтовку идея, кстати, неплохая.

Но, в итоге, ей начали подпевать, потому что схватки участились, а сдерживать крики не было сил.

– Боже, что за смена?! – хватался за голову врач. – Не роддом, а хор Турецкого!

– Эй! – позвала меня «солистка».  – Ты кого родила?

– Мальчика, – выдохнула.

– И я! А как назовёшь?

– Кирилл.

– А что? Красиво! Я тоже так назову! Не в обиде?

– Да, нет, – еле слышно пробормотала. Губы не слушались, глаза стали закрываться, и сил отвечать, совсем не осталось.

Это было похоже на сон. Потому что было легко и хорошо. Кирилл бегал по зелёной лужайке, пиная маленькими ножками мяч. Я сидела на пледе и перебирала волосы мужчины, голова которого лежала на моих коленях, и любовалась успехами своего сынишки.

Кирилл запнулся и упал, но тут же по лужайке разнёсся его заливистый смех. Теперь он начал кататься по траве. Кажется, его сегодняшняя одежда стирке не подлежит.

– Он такой забавный!

– И так похож на тебя! – ответила и посмотрела в голубые глаза… Мартина?

Резко проснулась и дёрнулась, но встать не смогла. Руки были замотаны, и я не могла ими пошевелить! Более того, я не могла встать, оказавшись привязанной к кровати, изо всех сил пыталась вырваться, но ничего не получалось. Хриплый крик вырвался из сухого горла, и я не узнала собственный голос.  Билась, пытаясь освободиться. Выцепила взглядом людей в белых халатах. Их лица были закрыты масками. Я кричала, чтобы меня отпустили. Резкая боль обожгла правое бедро и по телу начало разливаться тепло. Силы слабели. И я опять начала проваливаться в непонятное состояние между сном и реальностью.

Чей-то разговор доносился до моего слуха, но смысл слов ускользал. Цеплялась сознанием за реальность, но видимо укол подействовал, и я уснула.

***

Я так и не поняла, что меня разбудило. Попробовала пошевелить руками – они всё так же были привязаны.

– Ч-ш-ш! Не шуми! Всех разбудишь! – услышала я возле себя противный шёпот.

Резко открыла глаза и уставилась на женское лицо. Белые волосы были почти до плеч и торчали в разные стороны. Прямой нос, тонкие губы, и небольшие морщины между бровей говорили, что их обладательнице не так уж и много лет. На улице была ночь, но яркая полная луна заливала комнату светом, и фонарик на телефоне, который держала в руках незнакомка, позволял разглядеть её.

Она направила свет мне в лицо, и я невольно зажмурилась.

– Молодая совсем, – донеслось до меня, и свет перестал бить по глазам.

– Кто ты? – спросила пересохшими губами.

– Яра.

– Где я?

– А сама что не поняла ещё? – усмехнулась Яра.

Я обвела взглядом пустую комнату. Мебели не было никакой, решётки на окнах и я, привязанная к кровати.

– Догадалась! Вижу, – раздался противный смех.

– Но что я здесь делаю? И как попала? – спросила. Этого я не помнила. Я ничего не помнила!

– Как и все! Тебя привезли в полубессознательном состоянии, скорее всего накачанную транквилизаторами.

– Но почему?

– Это только тебе знать, или тем, кто тебя сюда упрятал, –  ответила Яра и покосилась на дверь. Вдруг выключила фонарь и присела за мою кровать.

В коридоре послышались шаги.

– Закрой глаза и сделай вид, что спишь! – услышала я скрипучий шёпот. – Иначе опять получишь порцию «райского сна»!

Сделала, как велела Яра. В голове хаотически метались мысли, но я никак не могла их собрать.

Почувствовала, что Яра распласталась под моей кроватью, прижавшись кверху. Я спиной ощущала её близость. Хотя физически это было невозможно.

Дверь в палату (то, что это палата, а не комната, я уже поняла) распахнулась и, судя по голосам, вошли двое.

Они стояли возле меня.

Изо всех сил пыталась изображать спящую. Это было сложно, потому что дыхание сбивалось, а пульс просто зашкаливал.

– Ну, что ты стоишь? Видишь? Спит!

– Странно спит. Грудь вздымается.

– И что?! Мало ли что ей там снится? Может, бежит. А может, чем поинтереснее занимается!

– Но в назначении написано….

– Мало ли, что там написано! Им главное, чтобы она не буйствовала! Она не буйствует, а спит! А ты знаешь, сколько стоит одна ампула этого чудо-сна? Нет?! А жаль!

 – И что теперь?

– Как что? Мы ставим галочку, что препарат введён. Достаём использованную ампулу и шприц…

– А ампулу где мы возьмём?

– Уже взяли. И, вуаля! Ужин в ресторане на пару недель нам обеспечен!

– А если она проснётся?

– Вколем димедрол. Проблем-то!

Я подождала, пока они уйдут, и дверь в палату закроется.

Но Яра не давала о себе знать. Я начала волноваться. А была ли она?

Вдруг дверь резко распахнулась. Хорошо, что я повернула перед этим голову в сторону окна, потому что закрыть глаза бы не успела. Всё-таки реакция была заторможенной.

– Психи, они такие психи, что их перепроверять надо! – Это были последние слова, которые я услышала.

Дверь закрылась, и повернулся замок. Я запаниковала: как же Яра выйдет?

– Яра, – шёпотом позвала в тишину. Неужели она мне померещилась?

Но возня и шум падающего тела сообщили, что я не сошла с ума. Она что, всё это время висела под моей кроватью?

– Я уже думала, что они никогда не уйдут! Больше не буду добывать им пустые флаконы, – пробурчала Яра, выползая из-под кровати.

– Они закрыли дверь! Как ты теперь выйдешь?

– Так же, как и вошла! – Яра показала связку ключей.

– Откуда они у тебя?

– Как откуда? Своровала!

– А если заметят?

– Заметят, когда все сразу пропадут! А я по одному таскала!

– Тогда почему ты не уйдёшь?

– А зачем? Здесь тепло, кормят, не бьют. А идти мне некуда. – Яра зло оскалилась. И, наверное, впервые показала, что немного невменяема.

– А ты как попала сюда?

– По «доброте» душевной. Мешать стала, вот и упрятали. Ладно, пора мне! Скоро смена меняться будет, если при новом обходе меня не застанут на месте, криков будет!

– Стой! Развяжи меня!

Яра пронзила меня долгим взглядом.

– Не могу. Тогда узнают, что кто-то ходит.

– Не уходи, – взмолилась. – Прошу!

– Я приду! А ты… – Яра замолчала, словно прислушивалась. – Лежи! Не кричи! Ничего не проси! НИЧЕГО! Просто лежи и делай вид, что спишь. Тогда они сами отвяжут.

 – А когда?

– Когда поймут, что стала неопасной!

И Яра ловко выскользнула из палаты, бесшумно закрыла замок, словно её тут и не было.

Глава 3.

Лежала один на один с вопросами, на которые у меня пока не было ответов. И как бы не пыталась вспомнить, никак не могла. Абсолютная беспомощность угнетала. Попыталась расслабить руки, но тщетно. Сдалась, проревелась и уснула.

Меня разбудили голоса. Их было несколько. Хотела вынырнуть из полубессознательного состояния, но потом вспомнила слова Яры, и продолжала лежать с закрытыми глазами, изо всех сил вслушиваясь в разговор.

– Здесь?

– Типичный невроз.

– Тогда что она делает у нас?

– Вызов был в нашу клинику. И было настоятельно рекомендовано усиленное наблюдение.

– Да? Интересно. И как состояние?

– Первые дни было нестабильное, агрессивное.

– Улучшение?

– Сегодня первый день. Обычно она просыпается и начинает кричать.

– Сейчас сон продолжительнее?

– Я бы не сказал, но, – протянуто произнёс говоривший.

Я почувствовала дыхание возле своего лица и открыла глаза.

Наклонившийся ко мне мужчина резко отпрянул.

Я смотрела, пытаясь различить черты лица за масками. Но кроме разреза глаз ничего не было видно. Закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Если мне опять вколют какую-нибудь хрень, я точно ничего не вспомню.

Бабуля! Где же ты? Ты мне так нужна!

По моей щеке провели рукой. Открыла глаза и всеми силами попыталась изобразить полную прострацию. И как бы ни хотелось убить взглядом, обвела равнодушно колпак, очки, маску, задержалась на густых, уже с сединой бровях, и медленно закрыла глаза, словно хочу спать. В груди бушевал такой ураган, что не сорваться было сложно.

«Лежи! Не кричи! Ничего не проси! Ничего! Просто лежи и делай вид, что спишь. Тогда они сами отвяжут». – Повторяла как мантру слова, которые сказала Яра.

Когда осталась в палате одна, дала волю слезам. Но старалась не рыдать, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Через некоторое время меня подняли и отвели в туалет. Пожилая женщина в белом халате зашла прямо со мной. Руки мне так и не развязали, только немного ослабили.

Я умылась и намочила рот. Во рту было так сухо, что язык не шевелился. Попробовала попить.

– Ты что, пить хочешь? – спросила женщина. Я кивнула. – Да, что же это такое?! Пойдём, я принесу тебе попить.

Она отвела меня в палату, но привязывать не стала. Я осталась сидеть на своей кровати. Тело затекло и ныло. Жутко хотелось встать, но я боялась даже пошевельнуться. Просто сидела и ждала.

Мне принесли тёплый сладкий компот в пластиковом стакане. С жадностью выпила, но жажда не прошла.

– Извини, больше не могу. Возле двери есть звонок. Захочешь в туалет, позвони. Но только до вечера. Потом я уйду. Не надо тебе лишний раз сверкать своим личиком перед медперсоналом. Не посмотрят, что пациентка.

– Сколько я здесь?

– Вторую неделю.

– А кто меня привёз?

– Этого я тебе сказать не могу.

– Мне нужны гигиенические прокладки.

– Я сообщу.

И она ушла. Лежать не хотелось. Совсем. Как же так?! Я целую неделю ничего не помню?! Сколько мне здесь ещё находиться? И тут я вспомнила! Я звала бабулю! Моя родная бабуля? Рябинина Екатерина Петровна! Что же произошло, и где мой… сын? Его я видела только один раз. Помнила, что родила, и всё. Дальше пустота!

Паника чуть снова не накрыла меня с головой, но я успокаивала себя тем, что ба обязательно позаботится о своём правнуке. А мне нужно просто отсюда выбраться! Поэтому я буду паинькой, как учила Яра. А потом получу ответы на все вопросы.

Время тянулось ужасно медленно. Я почему-то очень надеялась, что Яра снова придёт, и боялась пропустить её приход.

Меня разбудил какой-то грохот в коридоре, крики и ругань, видимо я всё-таки заснула. Но как ни старалась что-нибудь узнать, ничего не поняла. Вскоре всё стихло. А Яра так и не появилась.

***

Из клиники меня выписали ровно через две недели. Увидев свою бабулю, не сдержалась, слёзы сами потекли из глаз.

– Не реви, – прокаркала ба. – Слёзы тебе ещё пригодятся.

Я не узнавала всегда бодрую и целеустремлённую бабушку. Она осунулась, её всегда прямая осанка согнулась, морщины стали заметнее, и в глазах погас блеск.

– Ба? – спросила.

– Всё дома!

Даже в такси она молчала. Словно не хотела раскрывать какую-то страшную тайну.

– Ба, что происходит? – Не выдержала я, когда такси отъехало.

– Не знаю, дочка. – Тяжело вздохнула ба. Постояла несколько секунд и открыла ворота . Она частенько меня называла «дочкой», изо всех своих сил пытаясь быть и за мать, и за отца, и за единственную бабушку.

– А Кирилл с кем?

Ба резко развернулась, пронзила своим пристальным взглядом насквозь.

– Значит, ты так и не вспомнила? Хорошо же они тебя напичкали.

– Не вспомнила что, ба?

– Как попала в клинику.

Я покачала головой.

– Нет.

– Пойдём в дом. Там и поговорим. Она согнулась ещё сильнее, словно ноша оказалась непосильной.

Дом был холодным и сырым. Пустым. И детская кроватка, как и все детские вещи, приготовленные мною к приезду малыша, исчезли.

– Ба! А где….

– Сядь! – бабуля меня резко прервала, хотя всегда учила, что перебивать некрасиво.

– Выпей вот это.

– Что это?

– Пей!

Я послушно выпила весь отвар, или что там было. Вкус был отвратительным. Но я стала непритязательной ко вкусам. Поставила на стол пустую чашку. Ба села рядом.

– Мне позвонили из роддома, и сообщили, что у тебя начался истерический припадок. Пока я успела добраться, тебя успели увезти в клинику. Хотя я так и не добилась внятного ответа, почему они это сделали. Ведь в таких случаях необходимо разрешение родственников.

Я не перебивала. Где-то в подсознании я понимала, что предстоит долгий разговор, и он будет нелёгким. Но, словно оцепенела, замерла и приготовилась слушать. Такой ба была только после похорон своего сына.

– Меня почти сразу же провели к главному врачу. Я поинтересовалась, что могло спровоцировать твой припадок. Он долго расспрашивал о твоих детских заболеваниях. Но девочкой ты была спокойной, здоровой и никаких отклонений, ни физических, ни  уж тем более психических, я не наблюдала. И уже думала, что пережила на своём веку всё, что могла. Но кто-то там наверху решил, что я не достаточно ещё заплатила за свои ошибки. – Бабуля замолчала. Сделала глубокий вдох. И продолжила:

– Тебе сообщили, что Кирилл умер. Синдром внезапной смерти новорождённых.

Я перестала дышать. Нет! Этого не может быть!

– Это ложь! Я видела Кирилла! Он выглядел здоровым! И более того, неонатолог это подтвердила!

– Мне тоже так сказали. Но это не помогло ему. Крепись, Ника. Может, и не надо было тебе этого говорить. Но я хочу, чтобы ты знала.

Ба говорила монотонным, безжизненным голосом. Её слова доходили до моего сознания, но я никак не могла в них поверить! Это ошибка! Ба просто что-то напутала! Хотя я прекрасно знала, что её острый ум и потрясающая для её возраста память никогда не подводили.

Слёзы сами катились по щекам. Всё остальное словно умерло, словно оборвалась та ниточка, которая связывала меня с этим миром. Ведь только мысль о Кирилле, о том, что я увижу его и возьму на руки, заставляла меня вести себя так, как советовала Яра. Я жила только во сне, где слышала, как смеётся мой малыш. И всё это оказалось миражом, фантазией психически больного человека! Может, и Яра мне померещилась, ведь больше она ни  разу не приходила.

– Бабуля, как такое могло случиться?

– Не знаю, моя хорошая. – Ба гладила меня сухой рукой по волосам. – Не знаю. Крепись, детка.

– Я не смогу жить.

– Сможешь! Ты – Рябинина! Ты всё вытерпишь! Не смей, раскисать!

– Но почему, ба? Почему это случилось именно со мной?!

– На этот вопрос никто не знает ответа.

– Я не верю, что это правда.

– Я тоже не верила. Там, на столе, в папке лежат документы.

– Какие документы?

– На Кирилла.

– Нет. Я не буду их смотреть.

– Твоё право. Там два свидетельства: медицинское свидетельство о рождении и  медицинское свидетельство о перинатальной смерти.

– Я. Не буду. Это. Смотреть! – упёрлась, как будто это могло изменить что-то.

– С ними идёшь в ЗАГС и получаешь свидетельство о смерти, – невзирая на мои слабые попытки, продолжила ба.

– Я никуда не пойду!

– Тебе придётся сделать это, Ника.

Глава 4.

За окном барабанил дождь. Противный, надоедливый, мерзкий. Впрочем, как и всё вокруг. Мир потерял свою привлекательность, как и смысл. И все мои надежды, что всё будет хорошо, как только я окажусь дома, рассыпались прахом.

– Ника, иди поешь! – строго сказала ба.

– Зачем?

– Ты на привидение похожа! Хотя, мне кажется, они и то лучше выглядят!

Ба была права. Как всегда. То отражение, которое я замечала изредка в зеркале, было мало похоже на меня. Я, словно тень, слонялась по пустому холодному дому.

При-ви-де-ние.

– Я сегодня ела, – ответила, чтобы бабуля успокоилась.

Или вчера. Не помню.

Я старалась вспомнить, но не могла. Словно сделали плохой монтаж, вырезав не тот кусок плёнки.

Меня нисколько не удивило, что Оля не то, что ни разу не пришла, она даже не позвонила! Или узнав, что я попала в психиатрическую клинику, решила, что со мной опасно общаться? Возможно. Но даже это меня не волновало.

О карьере учителя начальных классов пришлось забыть. Кто допустит к детям психически нездорового человека? Правильно! Никто! Поэтому диплом можно смело сжечь на ритуальном костре. Только вот сырая погода, словно специально не позволяет этого сделать.

Я не знаю, чем поила меня ба. Но она каждое утро заставляла выпить ту гадость, которую лично заваривала. От одного запаха начинало мутить. Но ба была непреклонна! И приходилось выпивать всё, до последней капли! Это тебе не медсёстры, которым можно показать открытый рот, спрятав таблетки под языком! Это ба!

На пятый день абсолютно бесполезного существования я категорически отказалась пить эту мерзость.

– Бабуль, можешь не стараться, и не вонять этой гадостью на весь дом! Я больше пить это не буду!

Но вместо того, чтобы привести тысячу и одну причину, ба вздохнула.

– Ну, слава богу! Я думала, ты дольше будешь безропотно делать, что тебе говорят.

Не поняла?

– Так ты специально выбрала самые мерзкие травы?

– Конечно! Но не настолько они мерзкие! Очищают кровь и желудок. Так что ничего не зря! А вот то, что ты могла даже помои пить, это было плохо. А так хоть какая-то воля появилась.

– Ты вот без своих нравоучений не можешь, да?

– А как ты хотела? Пока я жива, терпи! Или ты думаешь, я буду спокойно смотреть, как ты медленно угасаешь? А вот хренушки! Хотя корешок хрена тоже надо было добавить! Что-то я запамятовала, – бабуля даже расстроилась. – Вот ядрёненький напиточек бы был! И главное – полезный!

– Ба! – она прекрасно знала, что я не люблю запах хрена. И её любимую смесь: «Помидор, чеснок и хрен – будешь как Софи Лорен!» – на дух не выношу!

– Не бакай! Марш за стол, я сказала! Одни глазюки остались, кожа да кости! Всех привидений краше!

– А я, может, к конкурсу Мисс Привидение готовлюсь?

– Я тебе сейчас приготовлюсь! Меня пожалей! Сколько я ещё мучиться буду, на тебя глядя?

– Прости, бабуль! Я не хочу есть.

– А надо!

Пришлось запихнуть в себя несколько ложек бульона.

– Ника, не нервируй меня! Ешь, я сказала!

– Бабуль, а где мой телефон?

– Зачем он тебе? – насторожилась ба.

– Пока не знаю.

Мне стало интересно, а куда делись мои вещи?

– В сумке они. Так и стоят. Хотела постирать. Да всё руки не доходили.

Прошла в комнату и поставила сумку на кровать, долго не решаясь расстегнуть молнию.

– Ника, подожди! Я уберу кое-что, – всполошилась бабуля. В роддом я брала с собой и детские вещи, так планировала находиться  в палате «мать и дитя».

– Всё нормально, ба, не беспокойся. Истерики не будет. Слёз тоже. Нет их больше.

Но в сумке детских вещей не оказалось.

Совсем.

– Ба, ты точно ничего не вытаскивала? – переспросила бабушку.

– Ника, рановато ты меня в склерозницы записала. Я тебе всех, начиная с Рюриковичей и заканчивая Романовыми без запинки назвать могу.

Это ба может! Даже сомневаться не приходится. Но вот куда делись детские вещи? Было странным.

– Ника, может, ты их сама там оставила? – Предположила ба. – Отдала соседке своей, раз тебе не нужны?

– Может.

Только вот этого я тоже не помнила. Соседку помнила. Даже то, что она сына назвала также, тоже помнила. А вот чтобы вещи отдавала – не помнила.

– Знаешь что, ба! А заваривай-ка ты мне свою отраву заново! Только без излишеств! – предупредила на всякий случай.

– Что задумала?

– Может, если кровь очистится, вспомню всё? А? Как думаешь?

Бабуля на секунду задумалась.

– А почему бы и нет? Хуже точно не будет.

– Хуже уже быть не может, ба.

Некуда.

Глава 5.

Самое страшное в жизни, нет, не остаться без денег, не лишиться ноги или руки, даже без этого можно жить, если есть цель. А вот когда тебе не к чему стремиться, нет того, ради чего стоит жить – вот это и есть самое страшное.

Когда-то я тоже строила планы, мечтала и думала, что будет всё замечательно. А потом жизнь разделилась на «до» и «после». И вот это самое «после» не имело никакого смысла. А зачем? В какой-то момент я поняла: всё, что для меня дорого, у меня отнимут. Кто? Не знаю. Тогда я думала, что родилась под самой несчастливой звездой, и что это моя судьба.

Через две недели бесцельного существования, заперев себя в четырёх стенах, я была готова лезть на эти самые стены и выть на луну. Но выйти из своего «убежища» в тот мир, который отнял у меня всё, по-прежнему не желала.

Ба выписали сердечные препараты, которых в ближайшей аптеке не оказалось, и ей нужно было посмотреть, где находится адрес, который дали в справочном.

– Бабуль, ты можешь просто назвать адрес в такси.

– Тебе сложно посмотреть? Откуда я могу знать, куда это такси меня завезёт?!

– Хорошо. Сейчас посмотрю.

Достала ноутбук, стёрла пыль с верхней крышки. Привычное раньше движение, над которым я никогда не задумывалась, сейчас казалось чем-то необычным, словно открываешь ящик Пандоры, который хочется тут же захлопнуть. Хорошо зная историю легенды, решила не идти по стопам прекрасной девы, а открыла «ящик» до конца. Ведь надежда оставалась на самом дне, а Пандора, испугавшись, не успела её выпустить.

Мир электронной информации огромен. Здесь можно найти всё, если знаешь, что тебе нужно. Я не знала. Совершенно случайно наткнулась на «крик о помощи»: кто-то вспомнил, что нужно готовить курсовую. Хорошо хоть не за два часа до защиты. Преподаватель попросила принести наработки, которых, естественно, не было.

Тема курсовой «Словарно-орфографическая работа» была не просто лёгкой, но и вполне доступной. Не знаю, что там за горе-студент такой. По крайней мере, у нас таких не было. Но и проблемы у всех бывают разные, так что осуждать заранее никогда не стоит. Объявление высветилось две минуты назад. Хотела уже написать, но тут же отдернула себя. Коря себя за лишнюю мнительность, сначала сделала себе новый аккаунт, а уже потом предложила свою помощь. Оплата была невысокой, но это не имело значения.

Так постепенно, у меня набралась небольшая «клиентская» база. Я бралась за всё, начиная от рефератов и презентаций и заканчивая дипломами. Никому не было дела, кто их пишет. Первая попавшаяся картинка закрытого шляпой с вуалью женского лица, стала аватаркой. Я не сразу к ней привыкла. Словно кто-то чужой смотрел на меня с экрана. Собственно, так оно и было. Я, прежняя я, давно исчезла. А вместо меня был кто-то другой, безликий, как эта незнакомка под вуалью.

Бабуля была рада за меня, что я начала «оживать». Но это было не так – я просто не могла «умереть». Физически. Хотя душа была давно мертва.

Постепенно мне пришлось вылезти из своего панциря и выйти на улицу. Сидеть взаперти больше не было сил. Был нужен глоток свежего воздуха. Дошла до аллеи и присела на скамью. Февраль не был таким лютым, как принято его описывать. Ярко светило солнце, и я подставила ему своё лицо.

– Рябинина Вероника Андреевна? – раздался рядом женский голос, заставив меня вздрогнуть.

Я давно не слышала своего полного имени, словно тоже пыталась его вычеркнуть.

– Да, – прикрыла глаза рукой, пытаясь разглядеть женщину.

– Вы позволите?

Особого желания разговаривать с незнакомым человеком не было. Я отвыкла от общения с живыми людьми, поэтому равнодушно пожала плечами.

– Вероника Андреевна, я искала вас.

Не думала, что о моём существовании ещё кто-то помнит.

– Моя мама. Она умирает.

– Мне очень жаль, но боюсь, что ничем помочь не смогу.

– Нет! Вы меня не так поняли! Она хочет Вас увидеть!

Я посмотрела на совершенно незнакомую женщину.

– Извините, ради бога, я не представилась! Собольская Лариса Евгеньевна. А моя мама – Светлана Егоровна Каримова.

– Боюсь здесь какая-то ошибка. Мне незнакомо это имя.

– Мама сказала, что Вы можете её не помнить, так как видели всего раза два, но она вот уже месяц повторяет Ваше имя, и просит к ней прийти. Прошу Вас! – Женщина хотела опуститься на колени, но я не дала ей.

– Что вы делаете?! Перестаньте!

– Я очень прошу Вас! – Лариса Евгеньевна роняла слёзы, но сама этого не замечала. – Не откажите ей в последней просьбе. Ей становится хуже, и каждый день может стать последним. Обезболивающие почти ничего не дают.

– Но почему я?

– Я не знаю! Она просила найти именно Вас. Позвольте ей спокойно уйти. У неё обнаружили опухоль уже на третьей стадии, когда практически ничего нельзя сделать. Врачи говорили, что она проживёт ещё пять лет, но она «сгорела» за месяц. Видимо, у каждого это индивидуально.

Наверное, это глупо после того, что со мной случилось, вот так вот доверять первому встречному.

– Куда нужно ехать?

– В городской онкологический диспансер.

– Я могу позвонить?

– Конечно!

Я позвонила бабуле и сказала, куда я поеду. На суровое «зачем» пришлось приврать, что нужны материалы для работы. Выслушав ворчание ба, жестом показала Ларисе Евгеньевне, что готова с ней ехать.

Глава 6.

Это было явно не очень умное решение! Оказавшись снова в больничном помещении, почувствовала, как напрягается каждая клеточка, становится трудно дышать, начинает охватывать паника.

Ведь я столько приложила усилий, чтобы вернуться домой, и вот пришла сама.

Здесь всё отличалось от того места, где находилась я, но тем не менее, люди в медицинской одежде наводили на меня страх. И потом этот запах. Запах кварца, медикаментов и болезни – всего, что так чуждо для здорового человека.

Ларисе Евгеньевне пришлось выписывать на меня пропуск. Это не заняло много времени, и мы прошли с ней по просторному светлому коридору. Яркое солнце отражалось снегом, заливая светом даже самый дальний уголок. Пожалуй, это было главное отличие этого места. Оно было светлым.

Мы зашли в одноместную палату, где по центру стояла высокая кровать. На ней спала женщина, по крайней мере, её глаза были закрыты.

Лариса Евгеньевна присела на край кровати и тронула мать за руку.

– Мама, – тихо позвала она.

– Может, не стоит будить, – предположила. Ведь если человек терпит боль, то пусть лучше поспит, пока это возможно.

– Она просила разбудить её, как только Вы придёте.

Светлана Егоровна тяжело вздохнула и открыла глаза.

– Ты нашла её? – прохрипела женщина.

– Да, мама. Вероника здесь.

– Оставь нас. Мне нужно успеть.

– Хорошо. Мама, прошу, не напрягайся.

– Уйди, Лариса.

Я дождалась, когда за Ларисой Евгеньевной закроется дверь и подошла ближе.

Светлана Егоровна посмотрела на меня, словно хотела убедиться, что я именно та, кого она ждала, а потом закрыла глаза. Спустя минуту она заговорила.

– Я не прошу простить. Прошу выслушать. Не хочу уходить с таким грузом. Я виновата перед тобой. Сильно виновата.

И тут, словно что-то щёлкнуло, я вспомнила её! Она приносила новорождённых малышей на кормления к тем, кто пока не мог находиться с ними. Я должна была лежать в палате «мать и дитя», но Кирилла мне так и не принесли, а потом сказали, что он умер. Я кричала, рвалась, требовала, чтобы мне его показали, но всё закончилось уколом и дальнейшим беспамятством…. Яркие картинки воспоминаний одна за другой замелькали в памяти.

– Незадолго до твоего приезда, ко мне подошёл мужчина и предложил большую сумму денег. Назвал твоё имя и сказал, что твой ребёнок не должен жить.

– Я проверил статистику. У вас частенько погибают младенцы.

– Что вы хотите этим сказать?

– Абсолютно ничего. Одним больше, одним меньше. Всё равно ставится синдром внезапной смерти.

– На что вы намекаете?! На врачебные ошибки?

– Нет. Я просто хочу, чтобы этого ребёнка не было. И мне совершенно без разницы, что напишет патологоанатом. Даже если ты потеряешь работу, а я настоятельно рекомендую уволиться, денег тебе хватит до конца твоей жизни.

– Сумма была запредельной. А я очень нуждалась в деньгах. Дышать мне тогда уже было трудно, и я решила, что смогу уехать к морю, поправить своё здоровье. Не смогла.

Я села. Голова пошла кругом. Я усиленно искала в памяти того, кому мог помешать мой малыш. И не могла найти. Ведь о моей беременности никто не знал! Практически никто.

– Но я не смогла…

ЧТО?!

– Не смогла взять грех на душу. – Светлана прерывисто дышала. Каждое слово ей давалось с трудом. Пальцы судорожно сжимали простынь. – Вы с «певуньей» родили в один час, разница была всего в несколько минут, и имя она дала такое же, как и ты. Разница была в том, что её ребёнок родился с патологией…. Он всё равно бы не выжил. И я…

Я забыла, как дышать, жадно ловя каждый звук.

– Я поменяла бирки.

Мир покачнулся. Я схватилась за спинку стула, а потом села, хватая ртом воздух.

– Мальчик прожил меньше суток. Но тебе пришлось сказать, что это твой. Я видела тебя. Двое мужчин не могли тебя удержать, так ты рвалась к нему, пока тебе не поставили снотворное. Потом тебя увезли.

– Что стало с моим сыном?

Каримова молчала. Мне показалось, что она уснула.

– Его забрали, – выдохнула женщина.

– Кто? Скажите, кто забрал моего сына? – я приблизилась почти к самому лицу, чтобы расслышать имя.

– Тот же мужчина. Он вернулся. Ему нужен был ребёнок, родившийся в этот же день. Он не знал, что это тот малыш, который был ему не нужен. Он забирал другого, понимаешь?

– Я вас заклинаю: скажите его имя, – взмолилась, надеясь на мелькнувший лучик надежды.

– Я не знаю имени.

Внутри всё оборвалось. Надежда, что я смогу найти своего ребёнка, таяла на глазах.

– Но я знаю, кто хотел его усыновить…

– Кто?

– Щегельский. Мартин. Артурович…. Это имя я запомнила.

«На троне кому хочешь будет удобно! А тут сам Щегельский растёт!» – вспомнились слова моей бабули.

А ведь я была уверена, что мой сын никогда не будет носить фамилию своего отца.

Глава 7.

Домой возвращалась в смешанных чувствах. Радость, что мой ребёнок жив, омрачало только одно: как Мартин мог так со мной поступить?! И, вообще, откуда он узнал, что это его ребёнок, ведь я нигде этого не указывала. Об этом знали только я, бабуля и…Оля.

«Я бы на твоем месте заявила во всех СМИ, что ты носишь ребёнка самого Мартина Щегельского, а он объявляет невестой другую!»

Неужели это она?

Но зачем? Ответ был очевиден – деньги.

Только вот поступить так низко, чтобы сначала избавиться от ненужного отпрыска, а потом самому же усыновить, по сути, чужого ребёнка – этого я не могла понять. Что ж, теперь ему придётся ответить на все мои вопросы. Не знаю как, но я восстановлю права на своего сына. И никакой Мартин мне не помешает!

В таком состоянии вихрем залетела в дом! Обычно ба всегда меня встречала, стоя в прихожей, словно заранее чувствовала, когда я приду.

– Ба! Я дома! – крикнула, хотя прекрасно знала, что бабуля этого не любит, впопыхах снимая сапоги и пуховик. – Ба?!

Но в ответ была тишина. Бабуля сидела за столом, опустив голову на руки.

Её сердце не билось.

Потом была «скорая», полиция, санитары. Так судьба мне вернула надежду увидеть сына, но забрала бабулю.

На следующий день после похорон ко мне пришел седовласый мужчина. Он представился Зиминым Олегом Васильевичем. ...