Все права на текст принадлежат автору: .
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
На земле Волоцкой: Повесть о мужестве

Василий Смирнов На земле Волоцкой

ОТ АВТОРА

В суровое время войны, когда наши войска только что вывили фашистов из Подмосковья, я, находясь в армии, встретил вблизи пепелища сожженной почти дотла деревни мальчишку-подростка, на вид лет тринадцати. Сидел он на опушке леса, вихрастый, в длинных холщовых портах, в рваной ситцевой рубахе, и на фанерной крышке трофейного ящика что-то рисовал. Возле него толпились такие же босоногие мальчишки, девчонки. С живейшим интересом наблюдали они за его работой, вполголоса переговаривались:

— Березка-то… у Витьки как живая…

— Смотри… листочки появились… Во-о здорово-то!

— Как настоящая…

Я подошел ближе. Под яркими мазками густой акварели оживала на фанерке березка с обожженным, расщепленным стволом, желтела внизу развороченной глиной воронка от снаряда. Но поразил меня не «взрослый» сюжет картины — оживающая раненая береза, которой выпало расти на поле, где прошел бой, а сам художник, которого война тоже не пощадила. Мальчик рисовал, держа кисточку во рту. Вместо рук, у него были обмотанные потемневшими бинтами культи. Ими он слегка придерживал кисточку. Не было у парнишки и правого глаза.

Я уже не следил за его рисованием, а думал, как же сложится жизнь этого паренька.

1. ТАЙНА ЯДРИНСКИХ КУРГАНОВ

День, который Витюшка с таким нетерпением ждал, наступил. На заключительном занятии перед летними каникулами директор школы, учитель истории Дим Димыч, заявил старшеклассникам:

— Идем в воскресенье на разведку. — И сразу же без лишних слов уточнил: — Собраться в 9.00 у школы. Взять с собой лопату или топор. Форма одежды рабочая. Много не болтать, сохранять тайну.

Любил Дим Димыч объясняться с ребятами по-военному кратко и точно, хотя сам даже на вид не военный: сутулый, хромой, тощий, с зачесанными назад длинными, уже седеющими волосами, всегда неизменно в своей серой с широкими карманами толстовке-френче. Зимой и летом ходит без головного убора и только в сильные морозы появляется на воле в серой мохнатой шапке. Собирал он разный материал по истории деревни, окружающей местности и не раз обещал ребятам:

— Как-нибудь пойдем на курган. — Он не говорил зачем. Но все понимали — копать.

…Встал в это воскресное, солнечное, июньское утро Витюшка рано. Не спалось; легко, по скрипучим ступенькам лестницы в сенях поднялся на чердак. Там под драночной крышей возле незастекленного окошка на ящике лежали карандаши, кисточки, тюбики с красками, на обрешетке стропил развешаны рисунки, а рядом — на подрамнике находилась незаконченная картина, которую он рисовал, — вид из окна. Изба у них на красном посаде, окнами на курганы, покрытые густым зеленовато-розовым цветущим клевером. На самой вершине, как зоркий дозор на страже, возвышаются несколько старых-престарых елок. Все это уже в красках перенесено на холст.

Внизу, на улице послышались звонкие ребячьи голоса. Выглянув в окошко, увидел Витя друзей: смуглого, похожего на Пушкина Гришку Цыгана, остроносого, узколобого, с рыжим хохолком на затылке Сашку Птицу, круглолицего толстяка-увальня Володьку Макарцева. В руках у них лопаты.

Спустившись с чердака, Витюшка забежал в избу, схватил со стола горячую лепешку.

— Мы с Дим Димычем на курганы, — доложился Витюшка матери, хлопотавшей у чела печки.

На лавочке у избы сидела в черном повойнике бабушка, кормила малюсеньких, пушистых, как одуванчики, цыплят. Рядом, возле изгороди усадьбы, сгорбившись, на пне отесывал топором колышки дедушка. Седая бородка у него тряслась.

— Распугал цыплят-то, шальной, — рассердилась на внука бабушка. Что-то проворчал дедушка, поспешивший помочь бабушке собрать брызнувших в лопухи цыплят. А Витюшка, схватив стоявшую у амбара лопату, уже бежал по тропинке, догоняя ушедших товарищей. За ним увязался младший брат Алешка.

Дим Димыч с кучкой ребят уже ждал их у околицы.

— Ого, сколько вас собралось! — одобрительно отозвался он, встречая запаздывающих… К явной досаде мальчишек, появились и девчонки, тоже с лопатами.

Шли школьники нестройной гурьбой по размытой утренним дождем проселочной дороге. И все громко фантазировали, перебивая друг друга, как они разроют курган и узнают тайну, что находится там, глубоко под землей. Одни говорили — княжеская могила одного из Рюриковичей. Другие — большой клад, зарытый в древние времена. Девчонки толковали о какой-то чепухе: о необыкновенных перстнях, браслетах, янтарных бусах. Мальчишек же интересовало оружие: кольчуги, шлемы, копья…

Дил Димыч, припадая на правую ногу, только улыбался.

— Меня интересует, ребята, другое, — отозвался он, отвечая на чей-то вопрос. — Идем мы с вами по древней Волоцкой земле. В наших краях находился Волок, через который новгородские купцы в давние времена перетаскивали свои суда по суше до ближайшего русла реки. Может быть, курганы расскажут нам кое-что об этом.

Шел Дим Димыч с палочкой в руке, подставляя ветру свою непокрытую голову. За плечами у него на ремне небольшая шанцевая лопата. Витюшка глядел на него влюбленными глазами. Он мечтал тоже стать учителем. И обязательно истории.

Искоса Витюшка поглядывал и на бойко шагавшую среди девчонок, с распущенными темными кудряшками Нинку Серегину.

— А что, наша деревня давно существует? — спросил он учителя, вышагивая рядом. Сбоку вприпрыжку не отставал Алешка. У Дим Димыча заблестели глаза.

— Вот, может быть, дружок, курганы и эту тайну помогут нам раскрыть? Думаю, что деревня наша стоит несколько веков…

Нинка вдруг спросила у Дим Димыча:

— А почему два кургана рядом?

— Я расскажу, — пообещал учитель.

За разговорами не заметили, как дошли до елок на вершине кургана. Над ними разгорелось огненным костром выплывшее из облаков солнышко. Голубело очистившееся от ночной грозы небо. Далеко-далеко синели в легком прозрачном мареве едва обозримые, сливающиеся с горизонтом темно-зеленые лесные дали. А ближе равнина, прошитая серыми нитями проселочных дорог. Выделялись на ней темными пятнами окрестные селения, большие и маленькие, с белыми колокольнями церквушек. Были заметны, если внимательно приглядеться, даже пасшиеся на полях колхозные стада.

«Вот бы здесь рисовать…» — думал Витюшка, отойдя немного в сторону и глядя на открывшиеся дали.

И Дим Димыч не спешил. Он тоже любовался расстилавшейся перед ним панорамой.

— Хотите знать, почему здесь появились одновременно два кургана, а не один?

— Хотим!.. Хотим!.. Расскажите, — сразу же загалдели ребята, и громче всех звучал голос Нинки Серегиной.

Ох уж эта сероглазая, смуглолицая Нинка со своим острым, задорным языком и мальчишескими повадками! Сколько неприятностей Витюшка из-за нее перетерпел! И гак друзья-приятели частенько подсмеиваются, что он неравнодушен к ней. А началось с того, что… В прошлом году угощал он ее семечками, и она, стрельнув на него своими серыми, с прозеленью, как у лягушки, глазищами, ласково поблагодарила:

— Спасибочко, дорогой Витенька!

Витя, вспоминая эти слова, не мог до полуночи заснуть. А на другой день Нинка пошла из школы домой с другим.

Собрались вокруг учителя, и тот медленно начал:

— О наших курганах много легенд сложено. Одну из них я вам расскажу. Шло на Русь чужеземное войско…

— Орда? — уточнил Гришка.

— Об этом не сказано, возможно, и орда… Попалась им на пути небольшая деревушка…

— В каком веке? — снова переспросил Гришка, любивший точность.

— Не знаю. Но очень давно… Жила в этой деревушке необычной красы девушка. Увидел ее вождь чужеземцев и решил взять в жены. Но… — голос Дим Димыча зазвенел. — Эта девушка была русская, гордая. Она не захотела стать рабыней чужеземца и смертельно ранила вождя. Вождь умер… Тогда все войско остановилось. Устроили торжественные поминки. Вождя похоронили вместе с конями и верными слугами. Деревню спалили… А девушку не стали убивать. Обрядили ее в парчу и соболей, надели на шею жемчуга и золотые украшения. И вместе с подругами живехонькой закопали в землю. Раз при жизни вождя она не стала его рабыней, то после смерти должна быть рядом неотлучно… И на могилах насыпали два кургана…

Сердце у Витюшки сжалось. Красивая и жуткая легенда — представил: стоят на дне могилы девушки, а сверху сыплется земля.

— Ну а теперь начнем. — Учитель подошел к осыпавшейся яме на самой вершине возле елок, где, очевидно, уже кто-то начинал раскопки. — Рыть будем здесь.

Витюшка, засучив рукава светлой в полоску рубашки, поплевал на свои ладони, узкие, мальчишеские, но уже огрубелые, взялся было за лопату. Но тут внизу, в деревне, отгороженной от подошвы курганов мелководной речкой, затрезвонил набат, били в чугунную доску. «Пожар!» — сразу же мелькнула мысль, пригвоздив ребят к месту. Но небо над деревней чистое, ясное, нигде не дымило, а набат у пожарного сарая продолжал трезвонить. И вдруг с колокольни церкви в соседнем селе Горбатове ударил и зазвонил колокол.

— Что-то случилось!.. Пошли, ребята… — быстро, тревожным голосом скомандовал учитель.

Не сговариваясь, ребята напрямик, клевером, помчались обратно к деревне, из которой уже доносился шум. И когда, запыхавшись, они появились на прогоне, донеслось:

— Война!

2. ВОЗМУЖАНИЕ

Разом изменилась жизнь в деревне. Так же по-летнему светило солнышко, но тоскливо было на душе. По-прежнему зеленели поля и ласково журчала в прибрежных кустах речка, но обычные ребячьи забавы никому из мальчишек на ум не шли. Осталась незавершенной у Витюшки картина на чердаке. Позабылись курганы с их неразгаданной тайной! Война… Взрослых в деревне оставалось все меньше и меньше: уходили на фронт и на оборонительные работы. Теперь в деревне только женщины да старые и малые.

— Тебе, Анна, что? — говорили соседки матери, — у тебя двое помощников.

Мать соглашалась. Старший умел и косить, и воз накладывать, и за плугом ходить. У младшего тоже были свои заботы по хозяйству: загнать корову на двор, накормить поросенка, кур. Жить можно, если бы не горе вокруг.

А год выдался урожайный. Буйно наливались на полях озимые и колосились яровые. На покосах трава стояла по пояс. Никогда прежде так дружно не шла уборка урожая, как этим летом. Все понимали, что хлеб нужен фронту. Вместе со взрослыми на колхозных полях трудились и школьники. Ребята подбирали скошенную пшеницу, возили снопы к овинам, подгребали сено, теребили лен. Возвращались после работы домой уже в сумерках, усталые, с опаской поглядывая на озаренное вечерним закатом небо, по которому почти каждую ночь, протяжно урча, вражеские самолеты летали бомбить Москву.

У каждой избы на усадьбе теперь был вырыт окоп. Под бревенчатым настилом в земляной траншее часто ночевала и вся семья Витюшки.

Подходила осень. Если раньше улица в вечернее время звенела от девичьих песен, переливов баяна, на котором умел залихватски играть секретарь комсомольской организации Сережка Беликов, то теперь деревня безмолвствовала. Даже дворняжки тявкали редко и робко.

— Проклятый Гитлер! Всю жизнь поломал, — жаловалась немногословная мать Витюшки. С тех пор как умер отец Витюшки, умер он от злой болезни — чахотки, мать замкнулась, а теперь и подавно была на слова скупа.

…Первого сентября мать спозаранок не разбудила Виктора. Школа закрыта.

Все же Витюшка с ребятами не утерпел и сбегал на слободку, к белокаменному зданию под крутой тесовой крышей, стоявшему на пригорке над речкой. Окруженная тополями, липами, кленами, школа выглядела зеленым островком на околице, среди утоптанной скотиной земли. Явились к школе и девчонки. Потолкались все у запертой двери и стали расходиться.

На прогоне попался Серега Беликов. Вел он с пашни на поводу захромавшую колхозную лошадь.

— Завтра с утра в поле, картошку рыть, — остановив ребят, предупредил он.

— Знаем, — отозвался за всех. Витюшка.

…В первых числах октября из райисполкома пришло в деревню распоряжение — приступить к эвакуации колхозного скота. Объявил о нем па сходке у пожарного сарая председатель колхоза Субботин. И хотя он говорил негромко, не повышая голоса, у всех было впечатление, словно грянул гром. О том, что немецкие войска после непродолжительного осеннего затишья на Западном фронте снова перешли в наступление, колхозники уже слышали. Но что враг находится совсем близко, дошло до людей только теперь.

— Что будем делать, граждане? Куда девать будем свой личный скот? — оглядывая собравшихся, советовался Павел Павлович Субботин. В деревне его уважали за ум, приветливое, справедливое отношение к каждому и не случайно вот уже много лет подряд выбирали председателем. — Как, граждане? Угонять или немцам оставим? Пускай они пользуются?

И молчавшая сходка сразу взорвалась.

— Угоня-ять!.. Не оставлять врагу!.. — послышались одновременно десятки голосов. — И нам надо уходить…

Домой Витюшка примчался стремглав.

— Колхозную скотину завтра эвакуируют, — запыхавшись, едва переступив порог, сообщил он. — У кого есть коровы, овцы, тем тоже советуют эвакуировать. Что будем делать с нашей Зорькой? А то съест ее Гитлер…

Мать сразу, осев на лавку, заплакала. Бабушка, часто хворавшая последнее время, слезла с печки, что-то зашептала, крестясь перед иконами. Дед, размахивая руками, принялся ругать и немцев и наших.

— Довоевались?! — неизвестно кого спрашивал он. — Добрались и до нас…

В этот хмурый октябрьский вечер плакали нс только в избе Витюшки. Вся деревня была охвачена тревогой: уходить или оставаться — решали в каждой семье.

— Куда же мы, старые, пойдем? — грустно подытожила бабушка. — Чем умирать на дороге, лучше дома.

— Не на большаке живем, в захолустье, — хриплым голосом успокаивал дед. — Может быть, к нам и не доберутся.

Мать молчала. Знала, что с хилыми стариками и с двумя ребятами далеко не уйдешь и много на себе не унесешь.

Молчал и Витюшка. Теплился в тесном углу перед строгими ликами святых красный огонек лампадки. Над пузатым старинным комодом висели потемневшие от времени фотографии близких людей. В простенке над мутным зеркалом выделялся вышитый матерью в три цвета рушник. В углу блестели медные шары железной кровати. Разве можно было оставить здесь одних бабушку с дедом и куда-то уйти?

Ночью, просыпаясь, Витюшка видел, как дедушка, а потом и мать зажигали фонарь и выходили на двор, очевидно, к Зорьке. Слышал разговор:

— Кончится война, вернут ли ее нам?

— Дадут взамен другую, — обнадеживала мать.

К утру, когда еще не рассвело, народ загалдел по деревне. Витюшка тоже поднялся. Вышел проститься с Зорькой. На дворе под соломенной кровлей, в полутемном закутке было тихо, тепло. Палево-коричневой масти Зорька, подогнув под себя в белых чулках ноги, спокойно лежала, пережевывая жвачку. Она поглядела на склонившегося к ней Витюшку, взяла у него кусочек хлеба, потом, очевидно, в знак благодарности лизнула теплым шершавым языком его руку и тяжело вздохнула.

— Прощай, Зорька… Не скучай без нас, — тихо уговаривал он корову. А на душе было тоскливо.

Вернулся в избу, а там Алешка рассказывает матери, что Серегины эвакуируются, уезжают к родным за Москву. «Значит, Нинка тоже уезжает», — думал Витюшка.

Зашумели люди на улице, замычали коровы. Выгоняли скотину из колхозного скотного двора. Выводили коров из своих дворов и колхозники. Плакали женщины. Что-то наказывали погонщикам.

Мать вывела Зорьку. Зарыдала, обняла, припав к коровьей шее. Рядом с Зорькой шел Алешка и гладил ее. Глаза у брата тоже заплаканные.

Среди мальчишек и девушек-погонщиков находился Серега Беликов. Одет по-дорожному в сапоги, ватник, туго перетянутый широким солдатским ремнем. На прощание Сергей вздумал собрать ребят-школьников. На прогоне у Ефимова дома сошлось человек двадцать. Витюшка тоже тут.

— Вот что, ребята! Вы пионеры. — Сергей говорил как-то особенно строго, сдвинув на затылок свою круглую из черной овчины шапку. — Комсомольцев у нас в деревне фактически не осталось. Ушли в армию. Вот вам наказ. Воевать с фашистами можно и в деревне.

И хотя Серега ничего толком больше не сказал, ребята поняли. Оставаясь в деревне, они заменяли комсомольцев. Вскоре вместе с другими погонщиками Серега погнал скотину по Михайловской дороге на восток. Коровы шли неохотно, мычали, оглядываясь, словно прощались. За ними, сгрудившись, следовали овцы. Ребята проводили рогатых «беженцев» до леса и вернулись обратно, с тревогой поглядывая на сумрачное осеннее небо. Только бы не налетели проклятые фрицы. Дали бы стаду подальше уйти в лес.

Вслед за скотиной по дороге уходили и люди с котомками за плечами. Кто оставался, с тоской глядели вслед. Нинка Серегина в накинутой на плечи плюшевой жакетке, раскрасневшаяся, забежала к Ильиным в избу. Жила она рядом, на одном посаде,?а пять домов.

— Пришла проститься, — сообщила она домашним Витюшки.

Попрощалась со всеми. Как-то по-особому внимательно и долго посмотрела на Виктора, заметно волнуясь, словно хотела что-то сказать. Он вышел проводить девочку до калитки. ...



Все права на текст принадлежат автору: .
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
На земле Волоцкой: Повесть о мужестве