Опасный оборотень Татьяна Чащина-Анина

Волчья невеста

1

В микроавтобусе собралось всё наше семейство. Две бабки, два деда, моя старшая сестра с пятилетней дочерью, она разведёнка, поэтому без мужа. Мама с тётей Любой. Отец и дядька Вова сидели впереди, папуля мой за рулём. А я развалилась в белых кроссовках, шортах, майке на заднем сидении и через наушники общалась с однокурсником.

В транспорте было жарко, несмотря на раннее лето, солнце уже пригревало и в салоне разразились баталии. Одной бабке дует, другая задыхается.

На экране планшета отобразилась довольная физиономия Платона Иволгина. Он всё время откидывал назад длинную чёлку и хмурил брови, делая очень серьёзный вид. Хотя к его курносому лицу подходил больше его же дурной хохот.

— Алиса, я поговорил с твоей подругой Сонькой, — серьёзно заявил Иволгин. — Она мне всё рассказала, почему ты такая недотрога и с парнями не ходишь.

— Да неужели, — усмехнулась я, натянув улыбку, хотя моя недоразвитая гаптофобия имела далеко не весёлую историю

— Да, — Иволгин почесал затылок, — она сказала, что ты лесбиянка.

— Это правда, — наморщилась и свела брови, а сама на время отодвинула планшет в сторону, скрывшись с экрана. Брызнула, давясь от смеха. Строгая вернулась к разговору. — Поэтому вы, как с ума посходили? Решили с парнями вернуть меня в лоно гетеросексуальности?

— Вообще-то да, — кивнул парень. — Тебе надо научиться доверять, с парнем же приятней. Ты когда вернёшься?

— Не знаю, — спокойно ответила я и посмотрела на сигнал интернета. Слабый становился, мы уезжали от цивилизации. — Я сессию на отлично сдала, осталось выдержать с родоками поездку на дачу. И в августе мне обещана автошкола и машинка.

— Круто, поздравляю, — Иволгин расплылся в улыбке. — Когда приедешь, звякни.

— Обязательно, — он стал пропадать с экрана, поэтому я отключила видеосвязь.

«Я буду ждать тебя», — пришло от него сообщение.

— С девками по клубам, — фыркнула и не стала отвечать, хотя сигнал ещё ловил.

Посмотрела на свой телефон. Сотовой связи тоже не будет.

Пару недель. Нужно выдержать так мало в старом доме у леса в заброшенной деревне, где соседи появляются только летом, где с перебоями работает электричество, где за забором ходят рыси и волки. А потом я вернусь в город, пойду работать и учиться водить машину.

Класс!

О чем ещё мечтают девушки в свои девятнадцать? Ах, да! Мне бы парня побогаче и покрасивши. И чтобы не прикасался…

Я закрыла глаза, слушая щебет своих родственниц. Всё семейство в сборе, кроме одного. У меня есть старший брат Егор. Он связался с одной очень нехорошей компанией… Он сам с юности был плохой.

Меня за долги хотели его «друзья» группой изнасиловать. И противно не то что такое горе на меня навёл родной брат, страх в том, что он спокойно на это смотрел. Он бы не справился с пятью бритоголовыми отморзками, но Егор не возмутился, не попытался уговорить или остановить.

В самый последний момент в помещение ворвался наряд полиции.

Меня вытащили, доведённую до крайней степени истерики. И мне страшно представить, чтобы со мной случилось, если б они осуществили задуманное. Именно это мне сниться каждую ночь.

Гептофобия — навязчивый страх, боязнь прикосновений. Это психическое заболевание и связано в основном со страхом бактерий и грязи. А у меня вот выразилось, после попытки изнасилования, как боязнь прикосновений. Просто ненавижу, когда до меня дотрагиваются. И если сквозь одежду прикосновения ещё терплю, то кожа к коже меня с ума сводит, и я становлюсь припадочной.

Занятия с психологом мне не помогли. Я отказалась от походов к врачу, сказав родителям, что у меня всё нормально.

Но у меня всё ненормально!

Я взрослая, у меня даже работа в начале июля начнётся. Если понравится, буду учёбу и работу совмещать.

А мужчины не было!

Тайга летом — это в первую очередь яркие краски. Насыщенные зелёные цвета, от ярко-салатового до темно-болотного. Хвоя на соснах молодая насыщенных цветов, а старая — мрачных.

В деревне «Кузнецово» кузнецов не было. Там вообще жило пять семей и только в тёплое время года. Но! Дома были один краше другого и наш не самый богатый.

Когда-то здесь планировали сделать отличный коттеджный посёлок, но отдалённость и какие-то кризисы не дали закончить задуманное. Поэтому красу природы строительство не загубило.

Наш дом был недалеко от озерца в самой дальней части деревни, там, где заканчивалась дорога и начиналась стеной тайга. При этом прямо от дома лес уносился вверх на холм и скалы, и казалось, нависал над нашим богатым жилищем.

Продать дом не получилось, никому в глуши он не нужен, а цивилизации мы так и не дождались.

В доме три этажа, пятьсот квадратных метров, забор на тридцати сотках, хотя папа ещё столько же выкупил в сторону леса. Но огородили только двор.

Забор плотный из досок в шахматном порядке, то есть вроде не просвечивает, но при хорошем рассмотрении можно заглянуть.

Сам дом из бруса, но обложен кирпичом и напоминает обычную коробку, если бы не большая веранда, то и нечему глазу зацепиться.

На лето вроде ещё какие-то родственники приедут. А пока можно насладиться относительной тишиной.

Мужчины открыли ворота и загнали микроавтобус во двор. Трава на лужайке у дома была по колено. Бабки и мама с тёткой распространились по участку, высматривая какие кусты и клумбы восстанавливать.

Моя племяшка Лизонька с разбега кинулась в траву и в своём белоснежном платье проехалась по ней. Барахталась под вопли своей неуравновешенной мамаши.

Милена так громко страдала по испачканноиу платью, что где-то вспорхнули сороки и, крича, полетели предупреждать лес об опасности.

Я хмыкнула, выглянула за забор на тайгу. Дорога старая, хоть и заросла, но древняя колея осталась. Петляла по лугу и терялась в глуши леса.

А вокруг дома луга и поля, вплоть до озера, что сияло на солнце. И торчали соседские дворцы.

Пойду гулять. Прямо в лес.

***

На третьем этаже было всего две комнаты. Старшие сюда не добирались. Холод и сырость царили в помещениях, и я первым делом открыла все окна. Всего их два, на две стороны, но очень большие.

Моя комната с балконом с видом на тайгу.

Ветер принёс шум газонокосилок и запах свежескошенной травы. Приятный прохладный сквозняк уносил посторонние запахи.

В комнате пол был укрыт линолеумом. В шкафу хранилось постельное бельё, которое пришлось раскидать на створки, чтобы посвежее пахло. Кровать низкая и тумбочка.

Больше ничего — свободное пространство.

Пришла обиженная Лиза с красными от слёз глазами. Она хорошая, это мама у неё дура. Надо наряжать ребёнка в дорогое белое платье, зная, что едем в деревню.

Теперь девочка сидела на краю моей кровати, сложив ручки на груди. Насупилась.

Мы все, как под копирку, даже не кровные родственники так собрались, что не отличишь, кто папа, а кто дядя. Тёмные шатены с серо-голубыми глазами.

— Я с тобой буду спать, — буркнула Лизонька.

— Спи, — улыбнулась я, закидывая свои вещи на полки шкафа.

Надела серую футболку с длинным рукавом и спортивные штаны. Помогать женщинам продукты раскладывать и уборку делать я точно не буду. Только мешаться. Так что завалились мы с Лизкой на кровать и стали играть в игру на моём планшете.

— Лиза, — раздалось на весь третий этаж.

— Не хочу её, хочу к папе, — пожаловался мне ребёнок.

Сестра появилась в дверном проёме. Она потеряла свою фигуру к двадцати семи годам, заплыла. Постоянные разборки с бывшим мужем отобразились на когда-то миловидном лице, и оно всё время имело злую гримасу.

— Алиска! Ты рехнулась?! Ребёнка моего на сквозняке держишь, — зло рычала она, подходя к кровати.

— На бывшего поори, а мне твои закидоны не нужны, — огрызнулась я.

Милена специально проехалась ладонью по моему лицу, как бы я не уворачивалась. Она меня не ударила, но эффект был такой же. Я откинула её ногами, ударив в живот.

— Ко мне нельзя прикасаться! — я соскочила с кровати.

Она грубо схватила Лизу и потащила за собой.

— Егору об этом не забудь сказать, — злорадно кинула мне сестра. — Он скоро приехать должен, мириться будем.

— Что? — шорохом сорвалось с моих губ.

Егор мне не брат. Он — враг. Как они могли пригласить его обратно в семью?

Я не собиралась с мамой и бабками говорить на эту тему. Они все Егорушку жалели. Связался мальчик тридцать лет не с той компанией.

Я бежала к отцу.

Он с трудом оторвался от своего триммера. Поляну уже освободили, и они передвигались с дядькой и двумя дедами за дом в сад.

Папа у меня высокий, седой с тёмно-серыми глазами и красивыми морщинами на лице. Он снял жёлтые наушники, чтобы выслушать меня. А я стояла, смотрела на него и не могла слова произнести от навалившейся обиды и страха.

— Как ты мог? — пискнула. — Я в город уеду.

— Он ненадолго, — папа спрятал от меня взгляд. — Мать просила… можешь не общаться.

— Ты ни во что меня не ставишь?

— Глупости не говори, — он надел обратно наушники и принялся дальше косить свою поляну.

Я забежала по лестнице на веранду и схватила небольшую круглую корзину. Мне нужно было отдалиться от людей, чтобы пережить ужасную новость.

— Алиса! — крикнула мне в спину мама. — Ты куда?!

— За грибами! — ответила я.

— Какие грибы в начале лета.

— За земляникой! — ответила, убегая к дальней калитке.

— За земляникой с баночкой ходят!

***

Много солнца. Зажгло мои щёки городские и бледные. Ветер окутывал и забирался под широкую футболку, выбивая пряди из небрежной причёски.

Я уеду.

Я взрослая и не надо мной так управлять и делать со мной всякие насильственные вещи, типа общения с подонком Егором.

Граница между лесом и полем была настолько ощутима, что я даже немного замёрзла попав в тень деревьев. Они к старой дороге подошли вплотную, при этом лиственным растениям почти не оставалось места, как только расти посередине колеи, пробиваясь тонкими стволами к небу, пока не забили сосны и ёлки.

Давно я в лесу не была. Жутковато после года житья в городе. Здесь можно встретить диких животных. Но я надеялась, что как в прошлом году, смогу спокойно добраться до скал. А у скал просто ковром эта земляника раскинулась, и ягоды даже не прячутся.

Я прошла по дороге, прислушиваясь к шорохам.

А если медведь?

Нет, медведь не нападёт… Или нападёт? А если рысь сверху упадёт?

Что-то я совсем несмелая стала. Раньше даже не задумывалась об этом.

С основной дороги свернула в сторону. В этом году здесь никто не ходил. По колее ездили, по сломанным берёзкам видно, а по старинным тропкам не ходили. Хотя у наших соседей тоже семьи ого-го, человек пятнадцать разом приезжает.

Ветви деревьев так плотно сплетались между собой, что почти не пропускали на землю солнечные лучи, и в таких местах трава не росла, только мхи и кусты.

Где-то пели птицы. Шумели на ветру кроны деревьев высоко надо мной, а я переступала поросшие мхом коряги и торчащие из земли извилистые корни.

От чистоты воздуха и забытых запахов почему-то клонило в сон и наваливалась усталость.

До скал я так и не дошла. Увидела старый пень. Лет пять назад здесь мои деды сосну старую спилили и утащили на дрова. Поэтому я так хорошо знаю это место. Они пилили, я круги наяривала.

До пня осталось шагов десять. Пень невысокий, широкий и уже тёмный.

Это неописуемое мгновение. Момент, когда понимаешь, что вляпалась. Такое ясное различие: «до» и «после». Как с поля в лес зайти. Как здороваться со знакомыми старшего брата, а потом пытаться прикрыть наготу, потому что сорваны одежды в одну секунду. Когда ты жила спокойно и ни о чём серьёзном не задумывалась, и неожиданно вся жизнь переворачивается, меняется до неузнаваемости.

Вначале я услышала шорох, потом движение впереди. Оно было еле заметным, я не смогла рассмотреть, что это было. Похоже, крупный зверь, но двигался он так быстро, что ни цвет, ни форму я не уловила.

Раз!

На пень взлетело существо и возвысилось надо мной. Оно было достаточно юрким и гибким, несмотря на приличные габариты. За пнём я его даже не рассмотрела.

Из рук выпала корзинка, из орбит чуть не выпали глаза.

Я такого никогда не видела!

Что это?!

Оно было…

Оно вроде было человеком, потому что были широкие мужские плечи, покрытые светло-серым пушком. Руки тоже похожи на человеческие, но пальцы какие-то длинные, костлявые и с серо-жёлтыми когтями. Руки сложило существо вместе, оперившись на пень и раздвинуло задние конечности — мохнатые волчьи лапы. Оно виляло большим пушистым хвостом, он появлялся то с одной стороны пня, то с другой.

Но больше всего меня поразило не то лицо, не то морда. Вытянутый череп с длинным узким носом. Были губы, самые настоящие человеческие. Но рот походил больше на пасть, судя по всему, у существа должны были быть клыки, для чего-то такое строение предусмотрено. По двум сторонам от носа тянулись меховые дорожки и перерастали в мохнатые брови, что улетали к вытянутым ушам, которые, как у собаки, неожиданно повернулись в мою сторону.

Мир, словно замер. Звуки исчезли, и даже деревья на ветру шуметь перестали. И моё сердце тоже как-то странно стало работать: то стучало бешено, то замирало. А меня саму то в жар, то в холод бросало. И я не сразу смогла сделать глоток воздуха.

Зверь-не зверь был крупный, как большой человек, а лохматые волосы или что у него там… грива, как у льва, придавали ему ещё более объёмный вид.

До холодной дрожи доводили его глаза. Они были тёмными, наверно карими (я как-то не спешила бежать их рассматривать). И появлялись в них светящиеся жёлтые огоньки.

Я заныла, стала отходить назад, спотыкаясь и чуть не падая, пятилась от пня и зверя на нём. А потом рванула со всех ног по тропе к дороге.

Мне было так страшно, что вдруг появилась мысль — спиной к зверю поворачиваться нельзя. Поэтому обернулась и замерла. Зверь продолжал сидеть на пне, виляя хвостом, и не преследовал меня.

Дрожащей рукой я залезла в карман спортивных штанов и достала телефон. Включила его и направила экран с фотоаппаратом на пень.

А он пуст…

Я посмотрела на пень, а там сидит зверь, но исчезает в технике.

Не поверила своим глазам. Он просто исчезал в объективе!

Я издала жалобный скулящий, глубокий стон полного поражения, ужаса, восторга, и вообще в моей голове и в душе всё смешалось и почему-то вылилось в мысль, что — это шизофрения. Просто радиация и выхлопные газы большого города резко сменил чистейший воздух тайги, и крыша того… поехала.

Я сделала пару кадров пня и побежала сломя голову обратно домой.

А за ужином я ковырялась ложкой в своей тарелке и не подавала признаки жизни.

— Пусть привыкает, что Егор наш родственник. Все совершают ошибки, — Милена меня не любила. Я — младшая, мне все ништяки достались, даже больше, чем её дочери.

Ни о каком Егоре я не думала. Я напрочь его забыла, и мне было плевать приедет он или нет. Не оставшись на семейные посиделки, я ушла в свою комнату на самом верху. Застелила кровать, разделась до трусов и майки и спряталась под одеяло. Смотрела в окно, где на тёмном небе светила полная луна.

Где-то в лесу выл волк.

2

Так я в последнее время не спала. Мне ничего не снилось, и отдых получился полноценным. Меня никто не беспокоил, и я спокойно проспала до десяти часов утра. Быстро оделась и, расчёсывая волосы, спустилась на второй этаж, где был туалет и ванная комната.

Привела себя в порядок, оставила свою щётку в стаканчике вместе с другими щётками. Посмотрела на себя в зеркало. Парням нравлюсь. Я смазливая и грудь у меня приличная, и худоба не болезненная. Только вот я никогда не позволю до себя дотрагиваться людям. Не то чтобы я людей ненавижу, скорее опасаюсь и ничего хорошего от них не жду. До меня даже мать родная старается не дотрагиваться. И правильно, нечего больных трогать.

Людям ко мне прикасаться нельзя, а вот…

Он занял все мои мысли, он меня своими тайнами начал выматывать.

По дому распространялся невероятный аромат чего-то сладкого и манящего. Я спустилась по лестнице в гостиную, там мужчины разбирали старый мотор, и бабка гоняла их полотенцем, выгоняя на улицу.

— Всем привет! — кинула я и поспешила на кухню, где варили варенье.

Мама, тётка, сестра с племянницей и ещё одна бабуля. Все, как чирлидерши в одинаковых платьях ситцевых розового цвета, даже Лизоньку так же одели.

— Алиска, — недовольно скривилась Милена, — если собираешь землянику, то очищай её.

На столе стояла моя корзинка, которую я обронила в лесу. И она была наполнена земляникой. Уже наполовину, другая половина варилась на плите.

— Ты листы отделяй, — мамочка с трудом сдержалась, чтобы не поцеловать меня. — Листы засушим и зимой будем чай пить. — Лисонька, где ты так много земляники нашла?

— В лесу, — замогильным голосом ответила я, разглядывая корзину, на ручке которой было несколько дыр. Я так поняла от когтей. Ничего себе у него когти! — К нам кто-то приедет?

Я с любопытством рассматривала десяток салатников заполненных салатиками.

— Сидоровичи, — ответила бабуля.

— Алис, а попроси деду гамак повесить? — дёрнула меня за рукав Лиза, которая знала, что до меня дотрагиваться нельзя.

— О! Пошли! — воодушевилась я.

— Алиса, а завтрак? — расстроилась мама.

Гамак важнее.

Папа бросил мотор. Они уже погрузили катер на прицеп, сегодня с гостями будут кататься по озеру. Повесил нам между двух клёнов широкий старый гамак с матрасом. Вместе с ребёнком я в него не полезла. Покачаться удалось, когда Лизу забрали бабушки.

Я лежала и смотрела на листву клёнов. Мысль была остро-сладкой. Вернуться в лес и ещё раз посмотреть на него. На оборотня, который землянику всю ночь видимо, собирал в мою корзину и подкинул нам на веранду. А раз трёхметровый забор ему не помеха, значит спокойно лежать на гамаке небезопасно. С другой стороны, если бы он хотел нас всех съесть, начал бы с меня в лесу. И вряд ли ест людей тот, кто землянику собирает. Не логично?

— Блин, — я сползла с гамака. — Надо его увидеть.

— Алиса, надень платье, Сидоровичи приехали.

За забором лаял маленький собачонок и гудел дизельный мотор огромного внедорожника.

Я проскользнула в дом и побежала переодеваться. Для праздников я взяла всего одно платье. Оно было очень приличное: красное в белый горох, средней дины и с рукавчиками короткими. Единственное, что в платье было неприличным то, что оно с запа́хом и грудь поднимало и выпячивало. Но это вроде никого смущать не должно, хотя у Сидоровичей детей нет, а возраст за сорок. И если мадам Сидорович стареет и сохнет, то её муж, по-слухам, по молоденьким девицам специалист.

Я собрала волосы в «дульку» и в тапочках-балетках тоже красного цвета спустилась к гостям. Выкрав с накрытого стола кусочек колбаски заглянула на кухню. Там стояли баночки с земляничным вареньем. Ещё горяченькие. Я взяла одну, она полагается мне. Буду использовать, как приманку, как повод отблагодарить зверя.

Вышла во двор. Сидорович здоровый мужик сразу приметил меня. Но они тоже знали, что трогать меня не стоит, поэтому издалека улыбнулся и кивнул головой.

— Здравствуй, Алиса, — улыбнулась натянуто его иссушеная, сморщенная жена. В руках она держала смешного французского бульдога. Собачка тявкала и пыталась вырваться из рук хозяйки.

— Ню-Ню, что с тобой? — нахмурилась госпожа Сидорович и отпустила пса на полянку. А тот рвану в сторону дальней калитки.

Я по случайности её вчера не закрыла. Посчитала, что я виновата и побежала за бульдогом, чтобы успеть закрыть ему выход за ворота. Но было слишком поздно.

Ню-Ню забавный такой пёсель серого палевого цвета, с короткой мордой и плоским, раздвоенным носом. Уши торчали вверх, и вертелась смешная задница с купированным хвостиком. И я его скорее по звуку преследовала, потому что он пропадал в траве и не переставал тявкать.

За забором по траве пробежал. Дальше была полоса лиственных деревьев. Из которой, и метнулась тень, мрачная серая и огромная. Ню-Ню отчаянно заверещал в клыках огромного зверя. Так же отчаянно заверещала мадам Сидорович за моей спиной.

— Алиса! — кричал обеспокоенно папа. — Осторожно!!!

Но вместо того, чтобы папу послушать, я, ломая ветки нырнула в пролесок следом за оборотнем. Мы в лес попали не по дороге, а через неведомые тропы, по которым люди не ходят.

Ветки стегали меня по лицу, сорвали мою причёску, я в тапочках-балетках утонула в какой-то луже, исцарапала ноги, но старалась не упустить зверя впереди.

Уже задыхаться стала. Уставала.

— Волк! Подожди! — крикнула я впереди бегущему оборотню. Я видела, как быстро он может двигаться, поэтому была уверена, он дал мне себя догнать.

Лиственные деревья сменили хвойные. Ясный день остался над мохнатыми лапами елей. На земле, усыпанной прошлогодней хвоей, мягкой, как ковёр, остановился огромный зверь: получеловек, полуволк. Он махал своим серо-сизым хвостом и повернул ко мне голову. В его пасти уже не пищал бедный Ню-Ню, только иногда дёргался.

В тёмных глазах зверя зажглись, как светлячки, две яркие искорки.

Я остановилась. Убрала со вспотевшего лица, прилипшие волосы и стала открывать банку с земляничным вареньем, которую утащила из дома и не бросила во время бега.

Я слышала стук своего сердца, где-то вдали крики людей.

— Вот, — я поставила ещё тёплую банку на мягкую кочку в кустик черники, на котором зеленели недозрелые ягоды. — Это ты собрал землянику, бабушки сварили варенье. Попробуй, очень вкусно. Пожалуйста, отдай мне собачку. Очень тебя прошу, не убивай его.

Зверь перестал вилять хвостом и… он сдвинул бровь, а потом одну вскинул вверх, так по-человечески вопросительно. На широкой губастой пасти появилась лёгкая ухмылка.

Ведь человек почти!

Оборотень аккуратно положил толстого Ню-Ню на землю. Пёс от шока не сразу встал на лапы и бежать не смог. Тогда оборотень размахнулся и, как мячик, толкнул бульдога к моим ногам. Пузатый Ни-Ни прокатился по черничным кустикам и лёг на моих грязных тапочках. Я, не отрывая взгляда от волка, наклонилась и взяла Ню-Ню на руки. У него на шкуре остались кровавые отметины от укуса. Но в целом пёс был цел.

— Спасибо, — я стала пятиться назад.

А зверь так и стоял в пол-оборота, ждал, когда я уйду. И я ушла с улыбкой до ушей. Оглядывалась, но деревья скрывали то место, где оборотень ел земляничное варенье.

***

— Лёня, к тебе надо приезжать с ружьём, — сказал Сидорович, утешая свою жену, которая рыдала над вполне здоровым Ни-Ни.

— Надо самому сходить, — согласился папа.

Они рассаживались за стол, а я пошла мыть ноги и переодеваться. Но к столу я не вернулась. Я стояла на балконе и смотрела на тайгу. И всё моё существо, душа моя и сердце стремились туда. Я сгорала от любопытства, я умирала от интереса. Оборотень не был для меня опасен. Это не та история, в которой сумасшедший человек убивает в полнолуние людей. Здесь что-то совершенно иное.

Такое магическое!

Необъяснимое!

Притягательное!

Обособленная личность со своим ареалом обитания. У него свой мир, свои привычки. И он не агрессивен вовсе, хотя похож на зверя. Ведёт себя почти, как ребёнок. Он не знал, что нельзя кушать собаку, при этом с удовольствием полакомился вареньем. Оборотень разумен. Он понимает меня, и я бы очень хотела, чтобы он разговаривал.

Не ощущаю опасности, наоборот…

Я хочу к нему!

Когда подвыпившие гости и родственники выезжали на машинах за ворота с катером и двумя моторами, я надела кроссовки, намазалась кремом от комаров и с рюкзаком спустилась вниз.

В доме осталась только тётя Люба, которую укачивало в катере. И бабушки тоже остались, но эти ушли в сад.

Я сложила в рюкзак маленькую белую скатерть с кружевами по периметру. Положила палку колбасы, огурцы и полбуханки хлеба. Заварила чай в большой папин термос. Шарахнула туда щедро сахара и в салфетки закрутила маленький ножичек.

— Ты куда это? — удивилась тётя Люба.

— На пикник, — ответила я, пританцовывая от нетерпения.

Я хочу его видеть.

Мало того — я хочу его трогать! Я всю ночь рассматривала фото пня, представляя его, думая, что это моя галлюцинация. Но сегодня его видели многие, значит, он реален. И он почти человек. Он понимает меня, и я хочу понять его. Узнать поближе.

Всё! Оборотень засел в голове — не выгнать!

— Надеюсь к озеру, — нахмурилась тётя Люба.

— Да, — соврала я и закинула на плечи рюкзак. Поправила подол своего красного платья в белый горошек и направилась прикармливать оборотня.

***

Кто-то проехал по лесной дороге. Берёзки, что росли посередине калии, были сломаны и примята трава. Я прошла по дороге и свернула на узкую, почти незаметную тропу. Прошла сквозь густой лес и вышла к тому месту, где встретила оборотня.

Оглядываясь по сторонам, я чутко прислушивалась.

Если он волк, то значит, знает, что я пришла. Они чувствуют запахи за тысячи километров. И слышат чутко. Поэтому я не стала его звать. Смело прошла к пню. Отмахиваясь от гудящих насекомых, скинула с плеч своё рюкзак. Открыла молнию и достала первым делом салфетку. Укрыла кривой пень. Накрыла, можно сказать, поляну. Вытащила копчёную колбасу, хлеб и овощи. В крышку термоса налила горячий чай.

Устроилась удобно на коленях, стала нарезать хлеб и колбасу.

Зашуршали кусты и я оглянулась. Лес был дремучим и хранил множество тайн. И сколько бы я не вглядывалась в него, тайны мне оставались недоступны.

Никого не увидела. Вздохнув, вернулась к нарезке, и чуть не вскрикнула.

Зверь сидел напротив.

Большой, сказочный. Тянул к «столу» свою большую морду, втягивая запах колбасы. Я его разглядывала во все глаза, потому что он был сейчас в шаговой доступности, и сердце замирало от восторга и трепета. Вот сидел, спрятав свои волчьи лапы за пнём и казался необычным мужчиной. Лохматый, странный, но человек. И шея у него сильная с кадыком, ключица острая и плечи широченные. Даже мышцы выделяются, что, если честно, очень будоражило. Крепкий мужчина — это всегда красиво.

— Сейчас будем кушать, — тихо сказала я, и волк поднял на меня свои глаза.

И я утонула!

Пропала!

Погибла!

У него глаза — лес. Как если бы фотограф взял фото тайги с извилистыми ветвями деревьев, далью глубокой и наложил на неё коричневый фильтр. Оливковый у краёв радужки перетекал в ореховый и коричневый махагон, и там ветвились черные и серо-коричневые узоры, почти скрывая сам зрачок.

Ничего подобного я не видела. Таких глаз у людей не бывает. Но он и не человек.

Зверь облизнулся длинным красным языком, и я отмерла. Быстро продолжила нарезать колбасу. Сделала бутерброд.

— Ты огурчик будешь? — спросила я, не скрывая улыбки.

Он не ответил, хмуря широкие чёрно-серые брови, следил за тем, что я делаю.

Приготовила бутерброд.

Набралась смелости.

Это не мужчина. Точнее он мужчина, скорее самец…

А я не сильно много себе позволяю?

Нет!

Соберись!

Нужно его потрогать. Ничего не случится.

— Дай руку, — несмело попросила я, протягивая свою ладонь.

Я дрожала. Боялась, но старалась справиться со страхом. Подкусывала губы, ожидая, что он даст мне свою лапу. Не откусит мою, а именно пойдёт на встречу. И я прикоснусь к нему.

— Ну, дай руку, — попросила я, нежно и ласково, потому что любой зверь любит ласку.

Оборотень извлёк свою лапу из-за пня и протянул мне.

— Вот, — улыбнулась я и…

Снизу прикоснулась к его волосатой руке. Она по сравнению с моей была огромной. И поддерживать её не было смысла. Но я хотела потрогать.

Шерсть на тыльной стороне ладони была мягкая, как шёлк. Светло-серыми волосками щекотала мою кожу. Когти на костлявых длинных пальцах были мутно-серого цвета, а жёлтый оттенок имели от грязи. Очень большая рука с ладонью, как у человека. Ладонь имела серый оттенок кожи и глубокие линии.

Я подвигала пальцами, погладив шёрстку, сама усмехнулась, а оборотень сдвинул брови, и глаза спрятались в тень, стали поблёскивать.

Поддержав его руку внизу, я вложила в ладонь бутерброд. Он показался маленьким, хотя кусок хлеба я не делила.

— Кушай, это вкусно, — прошептала я, заворожённо и околдовано глядя на него.

Зверь показал свою вторую руку. На пень он поставил пустую банку из-под земляничного варенья, закрытую крышкой. Банка была чистейшая. Не думаю, что он её вымыл, скорее вылизал.

Я рассмеялась в голос. Чувствовала себя Алисой в стране Чудес, только не белый кролик — мой путеводитель, а серый волк. Такого восторга я ещё не испытывала. И даже тайком ущипнула себя, чтобы не перепутать явь со сном.

Пока я на банку смотрела, бутерброд пропал в широкой пасти. Волк улыбался и жевал угощение.

— Сейчас ещё нарежу, — хотела нарезать, а он быстро сунул всю палку колбасы в рот. — Погоди! — возмутилась я.

Оборотень перестал жевать, опять нахмурился. Неожиданно вытащил кусок пожёванной колбасы и предложил мне.

— Ладно, ладно, — усмехнулась. — Кушай, я чай попью. Ты будешь чай? Он сладкий.

Я выделила себе хлеб с огурцом и стала пить чай, вспомнив, что не ела давно. Волк мне весь аппетит сбил. Голова точно не о еде думала.

Наблюдала за ним. Он был неуёмный, крутился постоянно, смотрел по сторонам, закидывал голову вверх, чтобы принюхаться. А когда прислушивался, опускал голову вниз и огромный, мохнатый гребень падал на его морду, пряча брови и глаза.

Неудобно как-то стало. Мысли мои путались, взгляд лип к его крепкому торсу, к рукам таким странным и… сильным.

— Какой ты сказочный, — с придыханием сказала я, продолжая блуждать по нему взглядом. — Ты наверно в городе жить не станешь. И к людям не ходи, они тебя выловить захотят.

Волк замер.

Быстро закинул себе в пасть остатки хлеба и юркнул тенью, исчезнув из поля зрения так быстро, что я растерялась. Только кусты где-то рядом шевельнулись.

Я жевала огурчик, огорчённо стала смотреть по сторонам, а когда оглянулась, заметила отца, который с ружьём выходил ко мне.

***

Всё правильно, людей надо бояться.

— Как ты меня нашёл? — спросила я у папы. Он в охотничьем костюме и кепке опустил ружьё.

Немного опешил, когда увидел мой пикник. Встал рядом, рассматривая остаток огурца и чай в крышке термоса. Улыбнулся и присел рядом.

У меня сложилось такое впечатление, что я совсем маленькая, и папа пришёл в мой домик, где я должна его накормить невидимой кашей и угостить невидимым тортиком.

Я даже усмехнулась.

У папы прямой нос. Суровость в лице и глубокие морщины. Узкие губы и глаза горят, потому что очерчены серыми тенями. Это не болезненные мешки под глазами, по природе такой взгляд. Он бизнесмен с хваткой, достаточно богатый человек. Я знаю его совершенно не таким, каким помнил его мой брат Егор.

Егора упустили ещё в подростковом возрасте, когда отец почти не появлялся дома, беспрерывно работал и водил связи с очень опасными людьми. И мой старший брат, естественно копировал форму поведения отсутствующего отца и подался в криминал. Сел в тюрьму в восемнадцать лет. Вышел через три года совершенно другим человеком, и конфликт с отцом стал приобретать опасный, даже убийственный характер.

Я для отца очень много значу, возможно, потому что и внешне и характером похожа на маму. А ёще младшая, неупущенная. И Егор это знает, он жаждет мести. Именно так он сказал, когда знакомил меня со своими дружками. ...