Андрей Павленко Линия ночи

Пролог

Президент аккуратно положил ручку на стол, и потер красные от бессонницы глаза. Он потянулся было к селектору, но рука замерла на полпути.

Отставить. Больше двух чашек кофе он не пил.

Скрестив в замок пальцы, он медленно опустил руки на полированную поверхность стола.

Президент проснулся сегодня в половине третьего, и больше так и не заснул. В голове крепко засела одна мысль.

Почему?

Имея за спиной изрядный опыт закулисных интриг и административной работы, он лучше, чем кто либо, понимал, что даром в наше время можно получить лишь троянского коня. Как в прямом, так и переносном смысле.

Президент откинулся в кресле и помассировал лицо. Может, плюнуть на все и уехать? На дачу, например. Пару дней на охоте. Шашлычок, водочка, комары. И никого из раболепствующих вассалов, только ребята из охраны и Максимыч – бессменный смотритель заповедника.

Но уезжать нельзя. Нужно готовиться к выборам. Подготовка к которым начинается сразу после победы. Где главным козырем будет результат. Его результат.

Бремя власти накладывает свой отпечаток. Пожалуй, он остался прежним лишь в кругу семьи… От которой, тем не менее, с каждым днем все дальше и дальше. Что же, всегда нужно приносить жертву безликому монстру под названием Государство. И чем ближе и дороже жертва, тем больше шансов задобрить этого Бриарея.

Уже три года он возглавляет одно из самых сильных государств в мире, будучи при этом на вершине власти более пятнадцати лет. И понимает, что живя властью, дыша ею и думая о ней, давно стал с нею одним целым.

Победивший дракона сам становится драконом, говорит китайская мудрость.

У китайцев есть чему поучиться. Теперь есть. С ними приходится считаться, дракон вылупился много лет назад, и сейчас входит в пору зрелости.

Но что будет, когда он захочет есть? И поймает орла, расправившего крылья над двумя континентами?

Останется лишь медведь, сосущий лапу.

Как это ни странно, но Президент до сих пор оставался патриотом. Пусть и не на все сто процентов, как утверждали многочисленные оппоненты, но говоря о стране, по крайней мере, никогда не лицемерил, как это делали некоторые…

В кулуарах власти патриотизм считался дурным тоном, впрочем, патриоты там и не встречались.

А что такое патриотизм? Лишь благодаря своей стране он стал тем, кем стал… Никто не говорит, что он, особенно в последнее время, выглядел кристально честным и порядочным: такие просто не попадают наверх, но мерзавцем и подлецом не был тоже…

Тем более, в вещах, касающихся блага страны.

Теперь, когда есть шанс вытащить, вытянуть ее на вершину, и остаться в веках, как Президент. С большой буквы.

А не две строчки в энциклопедии.

…Нет, нужно сделать все, чтобы дракон впился в белоголового орлана, неизменного соперника страны. Его, Президента, страны. Силы почти равны, пусть пожрут друг друга, освободив простор гордой двуглавой птице.

Так и произойдет, иначе просто не может быть.

Вчерашние посетители назвавшись, и предложив некую сделку, гарантировали это. Следовало теперь лишь дождаться оговоренного аванса, который будет подтверждением их намерений.

Первым в длинной цепочке обещанных даров. Главное, чтобы не данайских…

Но почему?

Почему они явились именно сейчас, и именно к нему?

Безусловно, он перспективен, еще относительно молод, и за ним стоит одно из сильнейших государств. А значит – будущее за ним.

Так, по крайней мере, дали ему понять.

Лесть – древнейшее оружие. Розовые очки, заставляющие закрывать глаза на серую, обыденную правду и мешающие за разноцветной мишурой разглядеть тревожную тень опасности.

Мудрецы учат, что не следует перебивать льстящего тебе. Естественно, кто предупрежден, тот и вооружен – выстрелы странных гостей прошли мимо цели.

Но подоплека вопроса осталось нераскрытой.

Каждый преследует свои цели. Это старо как мир. Пока союзникам по пути, они остаются союзниками.

Политик потому и остается политиком, что всегда знает, каким курсом ему следовать. Когда свернуть, когда остановиться, а когда и дать ходу.

Самому себе он не мог врать, и потому в мысленном диалоге признался, что отвергнет предложение странных, но оттого не менее влиятельных гостей, если где-то почует подвох.

А аванс…

Что ж, аванс, как заверяют юристы, не возвращается.

Не нужно непременно думать о худшем, но заранее перестраховаться не помешает.

Услышанное в этих, защищенных от всевозможного прослушивания стенах, могло показаться горячечным бредом, но восемнадцать лет назад он, тогда еще далеко не президент, был в числе тех немногих, допущенных к закрытой информации, и с тех пор знал, как и почему на самом деле происходят некоторые события.

Времена меняются. И тот, кто вовремя это понимает, всегда будет опережать своих оппонентов.

Президент нажал кнопку и негромко произнес в селектор:

– Передайте премьер-министру, что я хотел бы его увидеть…

Теперь, если все пройдет как нужно, в исторической фразе канцлера Безбородко: «ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смеет!» можно будет смело заменить слово «Европа» на «мир».

А если все пройдет так, как ему пообещали, он станет первым президентом объединенной Европы и Азии.

Часть 3

I

Деревянная ручка с треском сломалась. Ведро тяжело упало на землю, обливая мне ноги холодной водой.

Блин, всегда одно и тоже! Теперь придется делать новую. Ненавижу деревянные ведра! У меня было, конечно, одно новенькое, пластмассовое, на восемь литров – но я его берег, мало ли что, стараясь по возможности обходиться деревянными.

Но они такие неудобные! Еще и книзу расширяются, словно… не знаю, что.

Я опустил второе ведро на тропинку, и наклонился, пытаясь хоть как-то связать веревку. Но края оказались слишком короткими, чтобы их можно было соединить.

Пришлось потратить несколько минут, чтобы убедиться в этом окончательно.

Внутри закипала злость. Я попытался взять себя в руки. Это что, совпадение? Четвертый раз, на этом же самом месте!

Секунду я размышлял. Успокоиться? Или снять стресс? Статистика утверждает, что мужчины живут меньше женщин именно потому, что скрывают эмоции, чем существенно перегружают себе нервную и сердечно-сосудистую систему.

А, будь оно неладно!

Я с силой пнул ведро так, что оно с шумом скрылось где-то в зарослях, и с наслаждением заорал во всю мощь легких.

В панике взвились птицы, возмущенно клекоча и хлопая крыльями. Прокатилось, постепенно затихая, раскатистое эхо, и замерло, растворившись в лесу.

Вот так.

Я подхватил второе ведро и не спеша отправился домой.

Дом располагался примерно в полутора тысячах шагов от водопада, где я брал воду и купался. Ежедневно, утром и после обеда.

Два неуклюжих, громоздких ведра по пятнадцать литров.

Пять на приготовление пищи, пять – на умывание, пять – на всякий случай. И еще пятнадцать – на обливание. Откуда взялась эта, в принципе, полезная привычка – я не помнил. Но купаясь дважды в день – утром и вечером, обливался все равно.

В здоровом теле – здоровый дух.

Нет, вода в доме была, но я все равно ходил набирать ее подальше.

И теперь что-то подсказывало мне, что от этой привычки придется избавляться – с одним-то ведром не совсем сподручно…

Выйдя на полянку, я в который раз посмотрел на домик.

Вообще-то, домиком это можно было назвать с большой натяжкой: строение было с трех сторон окружено широким навесом из обожженной черепицы, забранным металлической сеткой, и вплотную примыкало к невысокому холму, с противоположной стороны обрывавшемуся пропастью.

Дом, частично утопленный в склон холма, состоял из трех комнат – широкой прихожей, или гостиной, как я ее именовал, и выходящих из нее кухни и спальни.

В общем, трехкомнатная хрущевка.

В углу гостиной, большой комнате пять на пять метров, располагался сложенный из валунов камин в человеческий рост, стоял старый диван, огромный, точно постель Мадонны, потертая шкура медведя на полу и старинные часы с маятником в рост человека, которые я окрестил Эрастом.

Ну, еще можно добавить грубо сделанный плетеный шкаф, кучу маленьких скамеечек разной высоты – от щиколотки до колена, и кресло-качалку. Тоже плетеную.

И все. С мебелью – не особо.

Слева две двери: первая кухня, вторая – спальня, она же кабинет.

Кабинет тоже не впечатлял дизайнерскими решениями: низкая кровать без спинки, рассохшийся комод, тумбочка и пуфик.

Все это на площади три на два метра.

Зато кухня могла похвастаться своим отношением к цивилизации: микроволновкой, небольшим холодильничком по пояс и электроплиткой на две кастрюли. Наверное, единственными электроприборами в радиусе пятисот километров.

Добавим два стола – один у окна, другой в углу, две табуретки, и навесную полку – и картина будет полной.

А, нет, забыл еще электрический чайник! Вообще-то я им пользовался редко, поэтому наверное, и пропустил…

Все это богатство работало от двух солнечных батарей, размещенных на верхушке холма. Плюс кондиционер, ноутбук и пять лампочек – три внутри, одна на крыльце – под навесом и одна в кладовой.

Навес – вообще отдельная тема. Весь внешний край, от пола до карниза был забран прочной двойной металлической сеткой – в данных тропических условиях роскошь вполне объяснимая.

И сетчатая раздвижная дверь – в лучших японских традициях.

Сразу при выходе из дома до края навеса начинался деревянный пол из плотно пригнанных досок. Расстояние от пола до потолка метра три, не меньше. Очень удобно тренироваться в дождливую или жаркую погоду. Да и просторно – пространство от дверей до дверей метров шесть, не меньше. И в ширину – метров двенадцать. Настоящий спортзал на свежем воздухе.

В первое время я опасался отрабатывать прыжки – казалось, что зацеплюсь ногами, когда буду крутить сальто. Но потом ничего, привык.

Все это дело располагалось на поляне, формой напоминающей неровный прямоугольник.

С одной стороны, как я уже говорил, у подножия отвесного холма, буйно поросшего зеленью, в своеобразной выемке, размещался дом с навесом. Холм был не большой и не маленький – в высоту метров тридцать, если считать с моей стороны. С другой, наверное, все восемьсот.

Эти тридцать метров камня вперемешку с зеленью здорово выручали – ураганы шли в основном с востока. Слева, если стоять спиной к дому – густые кусты непроходимых зарослей, которыми порос склон горы, круто поднимавшийся вверх. Напротив – зеленая громада леса с петлявшей тропинкой – единственный нормальный выход, он же вход. И справа – огромная панорама великолепного обзора.

И именно здесь я узнал-таки, каким бывает настоящий зеленый цвет! Весь диапазон оттенков – от тускло-малахитового до ядовито-салатового. И при этом невероятной насыщенности. При первом же взгляде на эту красоту становилось понятным, как выглядела наша планета до того, как деятельные человеческие руки планомерно принялись ее убивать.

И свежесть, ни с чем ни сравнимая свежесть! Первое время я просто не мог надышаться…

Да, ничего прекраснее мне в жизни не приходилось видеть!

И далеко-далеко внизу, в десятке километров, зеркало огромного озера и леса! Сплошные леса, настоящие джунгли – с лианами и пальмами. Еще дальше – величественные горы, чьи снежные вершины красиво озарялись кармином, когда солнце, устав после насыщенного дня, бесшумно клонилось к закату. Прямо поэт…

Да, так о чем я?

Своеобразное плато, где мне выпало жить, имело метров триста в длину. И в ширину не менее двухсот.

Правый край обрывался, и почти отвесно ярким изумрудным склоном уходил вниз. Сначала эта почти полукилометровая пропасть меня ужасно нервировала, и поэтому весь первый год я занимался сооружением ограды по пояс высотой, и такой же ширины, по всей длине поляны вдоль пропасти, из валунов, а позже засадил кустами промежутки между камнями. Кусты охотно принялись, и спустя девять месяцев – нормальный срок, чтобы вырасти! я уже неумело подстригал, или вернее, подрубал их, пользуясь имевшимся тесаком.

Получилось нечто вроде огромного балкона, вполне безопасного, между прочим! Короче, ограда оказалась очень и очень к месту. Я конечно, не собирался выпадать, или еще что-то, но береженого, как говорится…

Зимы, кстати, не было, что позволяло думать, что все это великолепие находится где-то вблизи экватора.

Говорю где-то, ибо вычислять, как Сайрес Смит, свое местонахождение по расположению небесных светил я не умел, мобильник тут не ловил, а спутникового телефона, равно как и интернета, я был лишен.

Они будут мне лишь помехой, заверил Дайрон, отправляя меня в этот забытый им же край. Не знаю, что он имел ввиду – связь никогда не мешала, но допустим, ему виднее…

Яркие, ослепительные звезды в ночном небе и огромная луна – вот, пожалуй, единственные доказательства близости к нулевой параллели. Что поделать, я не был в школе первым учеником по географии. А проверить, как стекала в слив вода – по часовой стрелке или против, я все время забывал…

День мой начинался следующим образом: я, проснувшись, выпивал полкружки чаю, настоянного на травах, и легкой пробежкой, пристегнув утяжелители, бежал к водопаду, ежась от утреннего холодка.

С разбегу нырял в воду, и широкими гребками плыл к шумящему потоку воды. Потом обратно. Итого – триста пятьдесят метров. Выбирался на берег, несколько энергичных взмахов руками и ногами – и бегом обратно.

Вообще-то, в той, прежней жизни я был ужасным соней – лучше лечь в два часа ночи, но встать – в десять-двенадцать. У меня даже на работе индивидуальный график имелся – в виду увеличения производительности. Сова, в общем.

А тут… Когда увидел, какую красоту пропускаю – как солнце поднимается, все само собой наладилось. Почти превратился в крестьянина допетровской Руси – ложился практически с закатом, вставал с восходом.

Готовил завтрак – рис, гораздо реже – овсянка, яйца и рыба.

Ну и фрукты. В бананах, манго, папайе и апельсинах недостатка не было. Сначала это было круто, но уже месяца через три я очень не против был бы отведать гроздь черноплодной рябины. Или обычное яблоко…

После завтрака – небольшая прогулка, или уборка – пару-тройку часов, и начиналась первая тренировка.

Сначала растяжка. Потом отработка ударов на воздух. По пятьдесят на каждый. Потом работа с грушей, самодельными манекенами вкруговую. На время. Плюс прыжки и кувырки. По четным дням.

По нечетным то же самое, только работа на силу или скорость. Иногда – просто махи ногами, с закрепленными на них грузом. Грузы крепились на ногах равномерно по всей длине – на ляжках, коленях, голенях и так далее. А не только на щиколотках, как показывают в фильмах. Потому что достаточно лишь позаниматься некоторое время в таких утяжелителях, и, риск потерять равновесие в реальной схватке многократно возрастает.

Три маха на каждую ногу – вперед, вбок и назад, программа минимум. Плюс еще по шесть ударов – программа оптимум. И к этому еще по девять – программа максимум. Другими словами, по восемнадцать ударов на каждую ногу. Умножим на сто раз – число повторений, и на две ноги – как раз достойное занятие на пару часов.

Поработайте так хотя бы три месяца ежедневно, и ноги будут не хуже, чем у Ван Дамма. Учитывая, что я делал это несколько лет, причем не сто раз, а минимум по двести, увеличивая при этом скорость и силу, вполне можно было бы вызвать его на поединок, не боясь проиграть.

Вот только зачем это нужно уже постаревшему актеру? Его время прошло, тогда он был на высоте. Сейчас на его место, тесня друг друга локтями пришли более молодые – Джет Ли и Тони Джаа. Хотя нет, Ли уже тоже пенсионер…

Вот с кем бы поспарринговать…

Вспоминая себя, тогдашнего чемпиона, я мог лишь посмеиваться. Даже не посмеиваться – хохотать во весь голос.

Что значил тот уровень подготовки по сравнению с этим!

На теперешнем уровне я легко прошел бы все ступени – от сборов до финала без передышки, забыв о таблетках, и никакой Жаворонков, или компания в парке не помешали.

Тем-то и отличается профессионал от любителя – образом жизни.

После тренировки – обед. Суп и мясо, во всех его проявлениях. Посты, как Малый, так и Великий, да простит меня грешника Патриарх, обходили меня стороной.

Шашлык, паштеты, вареное, печеное и жареное. Немного напрягало отсутствие лука. Я вообще-то не слишком его жаловал раньше, а вот теперь – придавило. Но ничего, сначала обходился, а потом нашел способ…

Что касаемо мяса, я стал в нем экспертом. Птица, травоядные, иногда хищники – за время, проведенное здесь, я перепробовал, поверьте, весьма и весьма многое!

Охота, батенька, великая вещь! Тем более, с копьем.

Дайрон, с умным видом рассуждающий об атомном оружии, не удосужился оставить мне хотя бы плохонький пистолетик, не говоря уж о ружье! Или его планы предусматривали, чтобы я, словно Тарзан, носился по джунглям, издавая душераздирающие вопли, случись мне треснуть какую-нибудь газель камнем по башке?

Но так или иначе, уже через полгода я свободно мог голыми руками завалить дикую свинью или тара – ближайшего родственника козла. Голыми руками в переносном смысле, – я подразумеваю, конечно, под этим холодное оружие – копье или тесак.

А позже, спустя еще год, уже в буквальном, – однажды получилось убить кулаком самого страшного кабана.

Это не жажда крови и не извращение, просто ему не посчастливилось напасть в самый неподходящий момент…

Я опешил, но тело отреагировало само: тюк! и готово.

Да, ему не повезло. Но напади он годом раньше, не повезло бы мне.

А копьем да, все-таки было как-то сподручнее…

Самое сложное, вовсе не убить дичь.

Самое сложное – это освежевать и затем убрать за собой. Сначала я делал это возле дома – надрываясь, таща тушу черт знает куда, и потом по полдня избавляясь от следов, но подумав, упростил задачу.

На берегу реки устроил из плоских камней нечто вроде стола, все лишнее сбрасывал в воду, и вуаля! Правильнее, наверное, было бы закапывать – но хищники почуют, и опять же много возни. А постоянно очищать место огнем… ну его!

А хищники, да, были.

Неоднократно попадались какие-то здоровенные коты, один раз мелькнуло нечто, очень похожее на спину леопарда или барса, и несколько раз – медведя. Ну и конечно, кабаны.

Одно время я пытался заниматься выделкой шкур. Если получилось бы со свиной кожей, можно подумать и поохотиться на более интересных экземпляров.

И потом, как товарищ Крузо, расхаживать в модельном облачении. Учитывая многообразие и необычность местной фауны, прикид вышел бы что надо!

Но пытаться и сделать – две большие разницы.

Технологии я не знал, помнил лишь, что вроде бы для этих целей используют соду или кислоту… Раньше вообще выдерживали шкуры в моче. В Древнем Египте возле таких мастерских стояли чаны с уриной, и каждый уважающий себя египтянин, проходя мимо, должен был отметиться, расстаравшись хотя бы на полстакана.

Но у меня ничего не получалось. Ни соды, ни кислоты, кроме собственной желудочной, не было.

То есть, наверное, были – в окружающей среде, но как оттуда их извлечь, я не знал.

Несколько неудачных попыток в конце концов закончились тем, что я, мрачно созерцая распростертую, мерзко воняющую шкуру, отлил на нее, завернул внутрь камень, и запулил с обрыва.

После обеда отдых. Или прогулка.

В четыре часа, как в детском саду – полдник: холодный чай, сушеные фрукты, и в шесть-семь – вечерняя тренировка.

Гантели и штанга, турник и брусья. Этого добра тут было в избытке. Не знаю, откуда все это взялось, кто приволок, и сколько пупов при этом развязалось, но выглядел спортинвентарь вполне современно.

В один день качались сгибающие мышцы верхней части тела, в следующий – разгибающие. Потом два дня – на нижнюю часть. Пресс и шея – каждый день. Иногда, впрочем, график менялся.

К концу своего пребывания в этом райском месте, я уже осваивал гантели весом по семьдесят пять килограммов, выжимая их по двадцать раз.

Начинал я с двадцати подтягиваний и семидесяти отжиманий. Через два года я с легкостью подтягивался восемьдесят раз, или десять – на одной руке. Отжимался пятьсот раз на кулаках или пальцах. Или двести на одной руке.

Не могу сказать, что я оброс мышцами – уж это вряд ли.

Хотя если судить по фотографиям, сделанным камерой ноутбука (камера в телефоне, к сожалению, забарахлила), прогресс все-таки был. Главное, что наконец проявился пресс – раньше, сколько я его не качал, жирок на животе мешал увидеть те самые вожделенные кубики, от которых должны млеть девушки на пляже.

Перед сном – пробежка. Пятикилограммовые утяжелители на щиколотки – при беге можно, восьмикилограммовый пояс и рюкзак, с уложенной туда двадцатипяткой от штанги. И наручи, тоже кило по восемь каждый.

И нагруженный металлом, словно пионер на субботнике, я пробегал по пятнадцать километров в день, или вернее, вечер, таща на себе ни много ни мало, почти шестьдесят килограммов.

Главное, было определиться с маршрутом. Ночью лазить по горам с полуцентнером железа на горбу, знаете ли…

Тренировки, тренировки, тренировки. Изометрия, статика, динамика. Скорость, сила, точность. Гибкость, ловкость, резкость.

Еще растяжки. Рук, ног, позвоночника. Когда я выиграл первенство области, я мог, как следует размявшись, сесть в поперечный шпагат. Это несколько сложнее, чем продольный – когда ноги раздвигаются в направлении ходьбы, как задумано эволюцией.

Сейчас же получалось легко висеть в шпагате, словно тот же Ван Дамм между стульев, и мои ноги при этом образовывали угол в сто пятьдесят градусов. Как в продольном, так и поперечном. Любая гимнастка бы позавидовала. Единственное, чем я не обладал – так это их воздушной грацией. Но ведь возможно все, не правда ли?

Научился свободно стоять и легко выпрыгивать в шпагате, а ведь раньше такое казалось мне невозможным!

Между прочим, в ноуте были фильмы с Ван Даммом. И пересмотрев их, того самого шпагата я так и не увидел. Всего лишь ракурс камеры.

В общем, Ван Дамм и шпагат – это заблуждение. Кто не верит, пересмотрите. Единственный, более-менее продольный, в «Патруле времени».

Да и бьет он все время с правой ноги…

Нет, никаких претензий к актеру. Но все же.

…Когда не ходишь на работу, свободное время можно употребить с толком!

Наконец-то я смог выполнить трюк, которым хотелось впечатлить окружающих, и который раньше никак не давался – я смог поднимать ногу выше головы, и удерживая ее, завязывать шнурки на ботинках! Ботинок и шнурков не было, поэтому за неимением их я пока просто почесывался.

В общем получится у любого, нужно только время и усилия.

Чистый, не отравленный промышленностью воздух, простая здоровая еда, тренировки и сон. Начинающийся с наступлением темноты и прекращающийся с рассветом.

Я слился с природой воедино, стал ее неотъемлемой частью. Напрочь исчезли сопутствующие атрибуты города – головные боли, недомогания и плохое настроение.

Я забыл, что такое изжога и отрыжка, нервы и несобранность. Все было четко и понятно. Теперь понятно, что имеют ввиду старцы, медитирующие по сорок лет кряду среди облаков, когда к ним приходит сатори.

Сначала я ходил в одежде, затем поняв, что материя быстро придет в негодность, а с магазинами тут было не густо, постепенно избавился от нее.

Да, хоть с природой я и слился, но не настолько, чтобы расхаживать без штанов! Поэтому последние в качестве бонуса решено было оставить. Как компенсацию за все остальное. Исчезнувший жирок, ровный загар и здоровую кожу. Без угрей и складок – неотъемлемых, к сожалению, спутников городских жителей.

Потом прошло еще пару месяцев, и стало ясно, что штаны скоро закончатся – материя стала протираться. Поэтому пришлось обзавестись порядочным куском материи противного желтого цвета, и делать набедренную повязку.

Выглядело это довольно дебильно – загорелый чувак с намотанной вокруг бедер занавеской канареечного цвета. С другой стороны диагноз поставить было некому – со свидетелями, слава Богу, было напряженно.

Тут-то я и узнал, что такое портянка! Поскольку эта занавеска по факту была самой, что ни на есть настоящей портянкой. А куда ее мотали, другой вопрос. И мотать нужно было учиться – иначе уже через час начинались мучения. Куда деваться, научился.

Спал я, естественно, без этих оранжевых труселей. И один…

Еще один немаловажный момент – ни лихорадки, ни малярии и прочей гадости мне посчастливилось не подцепить. И это при том, что прививок мне не делали. Очевидно, Дайрон решил сэкономить на сыворотке и шприцах…

Не было змей, пауков, скорпионов и прочей летающей и ползающей дряни, которая любит жить вдали от человека, и зачастую напоминает ему об этом в самый неподходящий момент. Например, в постели. Или в туалете.

Кстати, насчет удобств. Под навесом имелась пристройка, где были душ и туалет. Улучшенной планировки – в разных кабинках.

Смыв туалета представлял собой наклонное отверстие, которое выходило из каменного сифона, наверное, где-то с другой стороны горы. Вот так идешь себе идешь, поглядывая на небо и любуясь природой, а тебе письмо… Даже правильнее будет сказать, посылка.

Зато не было запаха.

И ничего нельзя было ронять в очко – вероятность возврата равнялась нулю.

Вода бралась из бака, в который попадала от ручейка, стекавшего сверху. Позже, через три года, я придумал, как сделать ванну. Не в том смысле, что понадобилось тридцать шесть месяцев, чтобы решить проблему, просто не было такой необходимости.

И стирка. Конечно, проблема не стоит так остро, если четыре пятых всего гардероба глубоко спрятаны под слоем нафталина, но и штаны, и трусы, и эта проклятая скатерть-портянка, что ни говори, требовали к себе внимания. В гигиеническом смысле. Это в далеком детстве я наивно полагал, что для стирки (как, впрочем, и для умывания) достаточно лишь воды!

Ну а поскольку не только «Тайда», но и «Лотоса» не было, методом долгих проб и ошибок я пришел к тому, чтобы использовать голубоватый налет, скапливающийся на коре некоторых деревьев, там, где ветви выходят из ствола. О том, что это вполне могли бы быть экскременты представителей местной фауны, я предпочитал не думать. Но так или иначе, этот налет здорово помогал.

Позже, когда я обнаружил поселение, увиденный метод стирки меня не вдохновил: они раскладывали свои смокинги на камнях и что было сил, лупили по ним плоскими палками. Без малейшего намека на моющие средства.

Не знаю, может это и круто, но мне казалось, что если как следует избить одежду, максимум, чего можно добиться, это проявления в виде дыр ее неудовольствия.

II

Время шло, сезон дождей сменялся сезоном ветров, иногда температура опускалась градусов до десяти – не знаю, возможно ли это вблизи экватора, а иногда и подскакивала до сорока в тени.

Единственным желанием, или правильнее будет сказать, опасением было сохранить ноутбук в рабочем состоянии. Поскольку ни программных дисков, ни запчастей тут, естественно, не было.

Как и книг. Бумажных.

А на жестком диске была богатейшая библиотека. Как литературы, так и музыки. Фильмы, опять-таки. Не только боевики.

Читать, конечно, сначала было непривычно, а потом ничего, привык. Хоть это и не планшет, разумеется. Насчет музыки тоже повезло: обнаружилось столько прекрасных композиций, о которых я, к своему стыду, даже не слыхал!

В общем, можно было не скучать. Я и не скучал.

Потому что особо было некогда.

Раз в две недели я снимал свои солнечные портки, надевал становившуюся все теснее одежду и наведывался в деревню, расположенную у подножия противоположного склона горы. Километрах в двадцати, если в обход, огибая гору по спирали.

По прямой, естественно, гораздо короче, но требовался вертолет. Или парашют.

Несколько десятков одноэтажных домов, одни из камня, другие деревянные – вот и вся деревня. Если оценивать достаток «граждан» по десятибалльной шкале – ноль целых пять десятых.

Куры, индюки и фазаны с подрезанными крыльями, копошащиеся в пыли, с завязанными на лапах разноцветными, выгоревшими под палящим солнцем ленточками.

В центре – почта, магазин и школа. Три учреждения в одной комнате, или правильнее будет сказать, помещении.

Единственном, наверное, покрытым крашеными голубой краской, и местами проржавевшими листами металла. Остальные дома венчала черепица или солома напополам с широкими пальмовыми листьями.

Центр, так сказать, достатка и изобилия…

Темнокожая от загара старуха Айира, и Дийен, ее сын, или Дэн, как он себя называл, невысокий, постоянно улыбающийся разбитной мужичок лет пятидесяти, совмещали, как Юлий Цезарь, множество функций: одновременно были хозяевами, учебной частью, почтальонами и продавцами.

Открытую улыбку Дэна несколько портили торчащие во рту обломки зубов и половина левого уха, результат то ли драки, то ли схватки с медведем, а в остальном – обычный человек.

Я приносил им какие-то листья, плоды и маленькие сиреневые цветки – однажды увидел все это в ихней лавке: такое, судя по всему, нигде больше не росло, – а у меня имелось в избытке, и менял на то, что мне надо – антисептики, чай, крупу, соль, сахар и прочую мелочевку.

Хотя антисептики я брал лишь раз, и больше они мне не понадобились.

Но об этом чуть позже.

Айира была учителем, – когда дети к ней приходили; Дэн торговал, а почта… это почта. Притом, что из всего, что могло иметь хотя бы отдаленное отношение к почте, в поселке были лишь низкопробная серая бумага, нитки и голуби.

Регулярно ниспосылавшие жидкие письмена с небес.

Раз в десять дней приезжал какой-то мачо на разбитом мотороллере, привозил и забирал письма и посылки, наскоро выпивал поднесенный старухой в маленькой кружечке отвар – то ли кофе, то ли что-то алкогольное, и погрузившись, с тарахтеньем отбывал восвояси. Его приезд и отъезд был целым событием – сбегалась половина населения, с завистью разглядывая его немолодого коня.

Их можно понять – на всю деревню был один старый, неработающий пикап, ржавевший на соседней «улице», который местные приспособили в качестве стола или алтаря во время своих многочисленных праздников, и в котором постоянно возились голожопые дети.

Что бы они, интересно, сказали, если б я въехал сюда на своем авто?

Скорее всего, ничего, потому что пробраться по всем этим склонам не способен даже танк.

Национальность определить я затруднялся – это было что-то древневосточное – смесь индусов, корейцев и арабов.

Люди ходили в обычной одежде – шорты, шлепанцы, футболки. Только все это было самодельным, либо вытканным из шерсти, либо плетеным. Лишь избранные патриции носили на своих телесах заводские вещи, и то, в основном Китай.

А иначе как объяснить слишком уж крутые бренды, мелькавшие на их смуглых телах?

Иногда, пару раз, правда, довелось видеть голых по пояс женщин, к обвисшим грудям которых было прилеплено по ребенку. И никаких набедренных повязок или боевой раскраски. Но, по-моему, это так же присуще нашим деревням.

Если никто не обращает внимания, значит, все в порядке.

Первое время на меня пялились, как на панка в сельской церкви, а потом ничего, привыкли. Ну естественно, я же ходил пешком! В шлепанцах, как и все.

Я, если честно, сначала презирал этих поселян. В глубине души, конечно. Но при все при этом не мог четко сформулировать, за что.

Наверное, за контраст? За то, что я такой крутой, накачанный и цивилизованный, а они, словно мыши, шмыгают туда-сюда, выпадая в осадок при виде кипятильника? Или за их низкий уровень жизни? Или за коллективные развлечения вроде незатейливого веселья в виде танцев, песен и посиделок у костра под монотонные байки стариков?

А может, мне просто не нравилась их привычка есть руками из общих чашек во время праздников или громко смеяться?

На этот вопрос ответа не находилось.

Но я так же продолжал обменивать товар, изредка появляясь, так же здоровался, и так же прощался.

Приходил, выгружал Дэну «добычу», а он выдавал мне необходимое.

Эквивалента к обмену не было: я просто отдавал все, что лежало в рюкзаке, и брал, что понадобится. Из всего этого я заключил, что мои цветочки-листики имели в деревне огромную ценность.

Ко мне привыкли, я привык к ним. Их перестал удивлять мой яркий рюкзак, облегающие очки от солнца – последний писк моды, и телефон с наушниками.

Но какой-то холодок, что ли, оставался.

Потом, спустя какое-то время, присмотревшись к их быту и поведению, я изменил свое мнение.

Эти тихие маленькие люди все время чем-то занимались. Трудились, не покладая рук. Уборка, стирка, стройка, готовка, кормежка, шитье-пряжа и еще стопятьсот подобных дел. Ни пьяных драк, ни наездов, ни разборок.

Всегда приветливые и вежливые, кланяются, здороваясь на своем языке.

Ну, я посмотрел, посмотрел, и мне стало стыдно. За свои мысли, о которых я никому не рассказывал.

И как-то притащил им два пакета и рюкзак того, что росло там у меня, чему я не придавал значения, и что так ценилось у них. И отказался брать продукты.

В общем, за просто так, как в мультике.

Что началось, нужно было видеть! Дэн позвал мать, она что-то пронзительно закричала, подзывая остальных. Старушка улыбалась, прижимая темные ладони к морщинистым щекам.

Ну, все засуетились, захлопотали, и когда я по-тихому собирался свалить, схватили меня и потащили куда-то, собираясь угощать. Собрали полный рюкзак подарков, и таким образом, моя идея с дарами в одностороннем порядке провалилась.

И с того самого времени все стало на свои места. Я был своим, меня все приветствовали, я приветствовал всех тоже, так и жили.

Я перестал сторониться от детей, познакомился с ним, угощая их разными гостинцами, иногда давая послушать музыку или подержать рюкзак. Очки, правда, давать не рисковал, и подходя к деревне, прятал их подальше.

– Какобытна? – с китайским акцентом спрашивал меня Дэн, когда я, поздоровавшись, шмякал рюкзак на длинный стол, служивший прилавком.

– Как обычно, – подтверждал я, расстегивая молнию.

Дэн зашелестел свертками. Выкладывал мое, и загружал свое. Ни разу, причем не ошибаясь.

Это что ж, выходит, чем дальше от цивилизации, тем честнее?

Вот интересно, не правда ли, удивительно, что параллельно с развитием общества развиваются также такие негативные человеческие качества, как ложь, подлость и лицемерие?

Повышая, так сказать, качественный уровень.

– Роти, пхул, маритш, тхамал, тшани, – монотонно перечислял Дэн, укладывая в рюкзак хлеб, яйца, перец, рис и сахар.

Подозреваю, что если б я приходил просто так, просить продукты, мне бы их давали бесплатно.

– А лучок? – с надеждой спрашивал я. – Пиядж?

Дэн качал головой.

– Потом. Поззе.

– Эх, нету чиполинки… – горестно вздыхал я, застегивая рюкзак.

Сельское хозяйство, нечего сказать! Деревня называется… Как говорится, свинство и скотство в полном его проявлении.

Насчет определения лука я не ошибался, однажды показав Дэну картинку с изображением луковицы в его же книге.

– Куррар, – Дэн давал связку мягких сероватых корешков, толщиной в большой палец.

Их следовало ободрать, что было несложно, вымыть, естественно, и можно употреблять в пищу. Я, к примеру, нарезал тонкими колечками…

На вкус это напоминало лук, только более слабый, не такой выраженный вкус, и резкий, не очень приятный запах. Который, впрочем, исчезал при термической обработке.

Заменитель так себе, но иначе, я б, наверное, и не протянул.

Не представляю, как я мог раньше жить, не обращая внимание на лук!

Впрочем, с кофе была подобная ситуация. Но к счастью, выраженная не так сильно.

Кофе, который готовила Айира, я пить не смог.

Попробовал один раз, и мне хватило.

– Вот! – Дэн с гордостью показал мне баночку «Кока-колы».

Я отрицательно покачал головой.

– И тебе не советую.

Дэн не понял, и улыбаясь, закивал.

Ну вот, и до них добралось. Уверен, что никакой напиток по своей полезности и близко не подойдет к тому настою, которым бабка потчевала почтальона. А вот по вкусу, конечно, да, им вряд ли сравниться…

Индейцам в свое время тоже понравилась огненная вода.

А чтобы сознательно отказаться от чего-либо, нужно, как известно, через это пройти. Лучше б лук жевали…

Между прочим, хоть я и встречал в поселке покуривающих трубки стариков, пьяных не видел никогда, притом, что почти каждая семья гнала самогон. Или что там еще можно гнать.

– Вот. Полутили. – Дэн протянул мне картонную коробку. Наконец-то! Приехал детский бассейн. Ну, все!

Теперь у меня будет ванна.

Хоть одна приятная новость на сегодня.

Ждал я его больше двух месяцев. Увы. И еще два месяца перед тем ушло на то, чтобы объяснить, что именно мне нужно. Шесть раз, нарушая свой график посещений, я приходил, чтобы выловить того письмоносца на мопеде – и ему кое-как объяснял.

И объяснил-таки, когда догадался принести ноутбук, в котором всю ночь перед тем рисовал этот бассейн.

Рисуй я получше, так и бассейн бы покруче достался. А так, привезли, если судить по коробке, той же розовой расцветки, как и на моем рисунке.

Е-бея тут нет, супермаркетов тоже, так что спасибо и на этом.

Вывод?

Прилежно учите в школе географию, химию, физику и языки. И рисовать учитесь тоже.

Дэн выжидающе поглядывал на меня, очевидно ожидая, что я брошусь рассматривать содержимое. Однако пришлось его разочаровать. Вскрой я коробку, и сюда сбежится половина деревни, которая видела подобный материал, наверное, лишь на покрышках. И резинках от трусов.

Под его горестный вздох я запихал коробку в рюкзак. Неудобно, и продукты тащить в руках, но нести ее подмышкой через поселок не хотелось. Выйду, и переложу. А коробку принесу в другой раз и подарю.

Пускай утешится.

Нужно отдать ему должное – он терпеливо ждал моего прихода, не пытаясь залезть туда своими лапами. Представляю, через какой соблазн ему пришлось пройти!

Что меня удивляло, так это почему жители сами не ходили в горы за своими листьями и цветками? Учитывая спрос на все это, вполне можно было организовать экспедицию и загрузиться впрок на несколько лет. Может, верх для них табу?

– Еще что надо? – спросил я его.

Некоторое время он размышлял. Потом показал мне на висевшую за его спиной изрядно побитую мухами голову буйвола.

– Раангаако. Тшаахину раангаако.

Ему что, нужен буйвол?

Я развел руками.

Дэн зажестикулировал. Показывая на буйвола, тыча пальцами ему в глаза и себе, и изображая охоту.

– Раангаако. Дуй акха.

Некоторое время мы определялись с заказом.

– Глаза буйвола? – уточнял я, указывая на голову и себе на глаза.

Дэн часто кивал.

– Хо.

– Окей, – сказал я. – Как получится. Договор заключать не будем.

Попрощавшись, я отправился домой, по дороге обдумывая просьбу.

Убить буйвола это не кролика поймать.

Во-первых, его нужно найти. Ну, как раз это не так уж и сложно. Найду. Если он не в ихней Красной книге…

Во-вторых, буйвола нужно убить. Это сложнее, тем более, если он не один. Разъяренный буйвол куда хуже быка на корриде. Да и что делать потом с тушей? Просто убить, отрубить голову и притащить ее Дэну? А как отрубить? Пилить ее тесаком? Но это как-то бессмысленно выходит!

Нет уж, сначала дождусь, пока мои запасы мяса подойдут к концу, и уж тогда-то отработаю буйвола. В два-три захода притащу тушу домой, и повешу в пещере, куда никакие мухи не долетают. А голову – в поселок. Пускай сами глаза выковыривают.

Все дорогу я размышлял, зачем Дэну понадобились глаза буйвола. Не перепутал ли я чего? А то будет! Вдруг у них это священное животное, как говядина у индусов?

С другой стороны, раз одна голова висит у него, и я не замечал, чтоб он на нее молился, значит, найдется место и второй.

Вот только как его убить… Кулаком по головушке? Может, и убью, но не рискну. Страшно потому что.

Сухие четырехсантиметровые ветки я разбивал свободно. Как ребром ладони, так и кулаком. Но опыта избиения буйволов у меня не было. Есть копье, есть тесак, есть топор. Даже два. И камни.

Прицельно кинуть ему сверху какой-нибудь, и все, пишите письма.

Но камушек нужен килограмм под сорок, не меньше. Металлический блин, который я таскал в рюкзаке, с этой задачей может и не справиться.

Еще можно использовать бревно. Как в фильмах. Только вот махаться с ним… Вырубить, вытесать – целое дело.

Короче, дождусь, пока подвернется случай, а там будет видно. Я, в конце концов, не работник по найму. Пускай пока довольствуются цветочками и листьями!

* * *

Время потихоньку шло, и теперь у меня было много времени, чтобы все как следует обдумать. Чистый воздух и спорт вообще способствуют мышлению. Если, конечно, последнее в удовольствие.

Вас никогда не интересовал вопрос, почему грузчики вкалывают-вкалывают, таскают-таскают, едят-питаются, а до любого, даже самого завалящего культуриста, им как до Киева… от Мельбурна?

А потому что культурист занимается для себя, и с удовольствием, а грузчик вынужден делать это, с ударением на слове «вынужден».

Логично, не правда ли?

Так вот, сейчас думалось мне в удовольствие, и также с удовольствием я анализировал происшедшие события.

На повестке дня стоял главный вопрос – почему же Дайрон не забрал свое тело? У загадочных господ граморов. Можно придумать множество причин, но суть остается – если он собирался вернуться за ним, почему же так и не вернулся?

Почему мы, имея прекрасный самолет, не отправились за этим телом, где бы оно не находилось?

И почему ему понадобился я? Потому что едва не задавил его? Или потому, что невольно оказался его первым знакомым?

Сто «почему». Можно размышлять тысячу лет, пытаясь нащупать ответ, но как узнать расстояние, не имея точки отсчета?

Нужны вводные данные.

Дайрон, Дайрон… Бог планеты, или же странный мистификатор, посредник между человечеством и не-людьми?

Если он Бог, для чего ему помощники? Если другие расы – потенциальная угроза человечеству, почему он их не уничтожил, или хотя бы не загнал в резервации – мера крайне жестокая, но действенная, если уж говорить о безопасности.

Да и Бог ли? Что такое вообще Бог?

Я никогда не задавался подобным вопросом. Тот, кто создал мир? Вселенную, или Землю? Или тот, кто имеет сверхчеловеческие способности? Умеет вызвать молнию, читать мысли и управлять банкоматами?

Дайрону я верил. Безусловно. Но… У меня не было должного пиетета, трепета перед ним, так как это положено смертному. И наверное, любой из нашей скороспелой компании мог похвастаться тем же. Особенно Джейсон.

За все время должное почтение выказал лишь Патриарх, который и видел-то Дайрона от силы пару раз! И то издали. С другой стороны, кому как не ему, это положено по статусу…

Да и в конце концов, называя Бога по имени, как-то что ли, опускаешь его до своего уровня…

Или это полубог? Четвертьбог? А в чем различие? Сам-то Дайрон просвещать нас не торопился.

Несомненно, даже среди таких сверхсуществ, есть, должна быть иерархия. Я в этом был уверен. Боги, надбоги, подбоги…

Если Дайрон молчал, то уж члены Manu Dei, которые обязаны были владеть подобной информацией, и подавно попрятались, словно устрицы. Оба, и Гарри, и Марго демонстрировали, что подобная информация их не касается. Что, давали клятву молчания?

Или, может, у них просто не принято обсуждать подобное? Корпоративная этика? Как в дружном коллективе не обсуждают сотрудника-калеку…

Единственное утешение было в том, что все придет со временем. Вот только было ли у меня оно, это время?

И были, или есть ли другие Боги? Граморские, например… Вон, вампиры же мечтают возродить свое божество – какую-то там Мать?..

И почему информация обо всех этих гулах и логусах находится за семью печатями? Зона пятьдесят один в глобальном масштабе!

Собрание один, собрание два… На первом принимают решение о создании античеловеческой «коалиции», на втором – решают, как именно воплотить этот план в жизнь. Что ж, напрашивается вполне разумный вывод – должно еще быть третье собрание, которое послужит рычагом для того самого воплощения.

И если члены собрания окажутся такими же бюрократами, что заседают у нас в правительстве, ближайшие лет двадцать можно спать спокойно.

Да, попади туда любой коррупционер из наших (а кто сказал, что логусы не могут быть коррупционерами? Может, их полным-полно в правительстве! Вон, как Хельга Груббер), идея умрет, так и не родившись.

Они раскрадут все, что можно, оставив несчастным Безликим и гулам лишь голые стены, табуретку и лампочку. И конспекты с планами по захвату Земли. И те будут находить, как сказали классики, утешение в пошлой пословице: бедность – не порок.

Хорошо, если так. Но вряд ли так будет.

Безусловно, все дело в мотивации. Которая приведет к тому, что власть либо украдут, либо захватят, чтобы, уже вполне законно, на правах сильного, свободно взять то, что понадобится.

А уж как и что при этом зальют в уши окружающим, дело десятое.

Но что народ по первости будет восторженно приветствовать вампиров и гулов, я не сомневался. Кто и что будет видеть при этом, не важно. Важна, как я уже сказал, мотивация.

Вот вам пример.

Один профессор, еще в советское время, проводил психологические эксперименты. Над студентами. (Ясное дело, больше было не над кем!).

Так вот. Он вывез в поле студентов – тогда это называлось громким словом «практика», дал им лопаты и говорит: копайте ямы, метр на метр на ноль пять в шахматном порядке.

Ну, те копают. День, другой. А профессор лежит себе в тенечке, курит. Или читает. Передовицу о севе колхозников.

Студенты начинают роптать. Зачем, спрашивается, этот бесполезный труд? Профессор им тогда говорит: я вам плачу столько-то, только копайте.

И действительно, платит.

Те опять копают. Ям становится все больше, как и вопросов. Поле-то, оно русское, обширное! А профессор, хитро улыбаясь, привозит еще студентов, дает им лопаты и командует: закапывайте.

И вот картина: поле, жара, одни роют ямы, другие идут следом и засыпают. Здорово, да? И вторые, естественно, нагоняют тех, первых.

И тут первые, копачи, не выдерживают: так, мол, и так, как это, к такой-то матери, понимать, мы тут роем, а те зарывают! Орут, короче, возмущаются по полной программе. А деньги, заметьте, за рытье ям исправно получают! И еще те подпрягаются, что зарывали следом за ними.

Начинаются громкие разборки.

Им же, как и любому нормальному человеку, не загнанному в рамки безысходности, очень не по душе бессмысленность работы!

Тогда профессор усмехаясь, доверительно сообщает «тайну»: тут где-то находится какой-то ужасно ценный кабель. И вот его нужно найти. Понятно?

Еще бы не понятно! Все тут же хватают лопаты и роют, роют, роют… Никакого, ясное дело, кабеля не находят, но зато все понятно, четко и приятно.

На здоровье.

Вот тебе и мотивация.

В нашем случае все несколько сложнее – вампиры и их коллеги по цеху не студенты, лапшу о кабеле им на уши не намотаешь.

Любой, даже самый хитроумный расклад наших политиков, вздумай они гнуть свою, не совпадающую с чужими линию, обернется им же на погибель.

Закулисные интриги стары как мир. И кто, как не долгожители, лучше остальных знают те потайные пружины, что приводят их в действие? А добавить к этому всякие там гипнозы и отводы глаз, и все, крышка гроба с грохотом захлопывается.

Кроме того, кто сказал, что наши политики не владеют информацией о чужих? Или что тех же чужих нет в правительстве?

В итоге, придет конец той жизни, которую мы так ругаем, и к которой так привыкли. Хорошо это или плохо? Наверное, плохо, поскольку другие расы тут же начнут преследовать свои цели, одна из которых слегка проредить население, путем поедания-выпивания оного.

Поднимите руку, кто хочет, чтоб его съели! Разве что какой-нибудь извращенец-каннибалофил? Я, например, не горю желанием.

Это могло бы произойти раньше, и может, даже происходило. Но тогда на страже стоял Бог Дайрон, который взмахом руки останавливал не в меру распоясавшихся авантюристов-гурманов.

Почему же именно теперь эта практика дала сбой? Дайрона подкосил старческий маразм, расстроил планы не вовремя проснувшийся радикулит, или же подпортил настроение вросший ноготь?

Кто знает…

Тогда, в самолете, Дайрон рассказал много интересного, в том числе, и о собраниях. А позже, в ноутбуке, я нашел весьма познавательные документы. Правда, кто автор, осталось загадкой.

Итак. Первые, то бишь, руководители рас, получали извещение, или Весть, предлагающее поучаствовать в Собрании. Такие собрания проводились раз в десять лет, каждую последнюю субботу марта на протяжении нескольких сотен лет.

Фактически, Собрание должно было проводиться в году, оканчивающимся цифрой семь. Другими словами, последнее было в две тысячи седьмом году, а следующее, соответственно, должно было проходить в две тысячи семнадцатом.

От каждой расы, или (если вспомнить учебник по биологии), каждого вида, сколько-нибудь имеющего влияние на социум, присутствовал полномочный представитель.

Даже правильнее будет сказать, не имеющего влияние, а могущего основательно попортить кровь остальным.

Людям то есть.

Чтобы понять, откуда вообще появилась эта, образно выражаясь, традиция, мне пришлось окунуться в историю, забыв об «официальной» версии тех событий, которые были предложены человечеству. И заглянуть в прошлое.

Я не претендую на правдивость этих сведений, а говорю лишь о том, что нашел в компьютере.

Итак, немногие дошедшие до нас документы, представляющие немыслимую ценность для историков и датированные VII веком нашей эры, упоминают о схождении Благодатного Огня в Великую Субботу в городе Иерусалиме.

Об этом слышали все: Господь возжигает в лампаде, спрятанной в толще каменных стен, святой огонь, который, перенесенный на любую свечу или факел, первое время не обжигает. Напротив, этим огнем можно излечить множество недугов.

Но человечество знает лишь о верхушке айсберга.

О подводной же части известно очень немногим.

Западнее, в тот же самый день, и тот же самый час, на том месте, где через сто лет возникнет Папская область, впоследствии государство под названием Ватикан, в небе расходятся облака, и ослепительный солнечный луч озаряет место, где позже возведут одну из величайших святынь нашего времени – Собор Святого Петра. Пока там возвышается лишь древняя базилика – память о правлении первого христианского императора Константина, и рядом с нею небольшой собор, возведенный над могилой Святого Петра, мученически погибшего в цирке Нерона.

Небеса посылают свет такой мощи, что спустя минуту, когда луч исчезает, истертые каменные плиты продолжают испускать слабое сияние, которое окончательно исчезает лишь к рассвету следующего дня.

Явления, подобные этому, происходят единовременно в разных точках земного шара и следуют ежегодно: Бог являет смертным свое расположение.

На логичный вопрос, почему это происходит в седьмом веке, а не первом, напрашивается столь же логичный ответ: не тогда ли Дайрон обрел божественную силу, если ему, по словам Джейсона Элдриджа, около полутора тысяч лет?

Вся эта иллюминация будет продолжаться до тех пор, пока однажды, сначала в Иерусалиме, а спустя несколько лет и в Риме, некие неизвестные личности, ужасно богохульствуя, не обвинят Господа во всех бедах и грехах человечества, голоде, войнах и болезнях.

Что касается голода, войн и болезней, таковые хоть и присутствовали, но вряд ли являлись результатом вмешательства Дайрона; скорее было это неизбежным следствием той жестокой эпохи.

А вот массовые смерти, красно-черной нитью обвившие этот отрезок тысячелетия, не слишком вписывались в общую картину.

Кроме того, достославная эпоха порнократии, или правления блудниц – времени, когда женщины семейства Теофилактов, – римских аристократов, имели огромное влияние на тогдашних понтификов, пришлась на тот же период.

И Дайрон воспользовался сложившейся ситуацией, опираясь на эти, в общем-то, нерадостные события, как на повод отвернуться от человечества. Другими словами, перестал являть массам свои знамения.

Странный, не совсем логичный поступок, но, тем не менее, факт остается фактом: Бог покинул арену событий.

Короче, несколько лет неграмотный народ, разинув рты, безуспешно дожидался чуда.

В эпоху, когда не только интернет, но даже и газеты еще не могли оказать своего благотворного влияния на жаждущие зрелищ массы, новости передавались самым надежным путем: из уст в уста.

И немногочисленное тогда еще население, возможно и с чьей-то подачи, облетела ужасная весть: Бог отвернулся от них, пошедших на поводу у нечистого. А болезни, войны и голод – это наказание, воспоследовавшее за дьявольские наущения.

Некоторые, впрочем, утверждали, что если церковь, погрязшая в грехах, стоит нерушимо, и кара не пала на головы первосвященников, значит, Бог на ее стороне.

В общем, смятение прочно поселилось в непросвещенных умах людей, и того и гляди, норовило выбраться наружу.

Когда же Дайрон вероятно, решил сменить гнев на милость, обнаружилось, что он опоздал: предприимчивые священники уже научились собственноручно добывать Благодатный Огонь посредством взаимодействующих химических элементов, и помпезно являть его наивной пастве.

Церковь качала мускулы.

Что же до божественного света, некогда озарявшего будущую площадь Святого Петра, и прочих святых мест, тамошние церковники популярно объяснили народу, что до тех пор, пока тот не покается в грехах и не преклонит колени пред Церковью (читай, не подкинет деньжат в ее закрома), спектаклей чтоб не ожидали.

Ну еще бы! Голографический проектор тогда было достать проблематично… В общем, за билеты нужно платить.

И пошло-поехало.

В тысяча пятьдесят третьем году патриарх Константинопольский Михаил Керуларий дает команду закрывать в Константинополе латинские церкви.

Причиной конфликта стали разногласия, точнее, взаимные обвинения, уточняющие, кто именно с недостаточным рвением служит истинному Господу.

История этих обвинений уходит своими корнями в далекое прошлое, но так или иначе, причиной тому послужили чрезмерные амбиции церковных иерархов – научившихся собственноручно добывать тот самый огонь, возвысившихся над остальными, и приблизившихся, таким образом, еще на одну ступень к Всевышнему.

Другой, более официальный предлог – письмо Папы Льва IX к Керуларию, в котором Папа, выражает, мягко говоря, недоумение тому, что константинопольская церковь видела на своем престоле евнухов и женщин. Намекая, наверное, об Иоанне – женщине на папском престоле. Смотрели такой фильм?

Короче, в церковном монолите появилась первая трещина.

И Папа послал к Керуларию делегацию для урегулирования конфликта мирным путем. Если получится.

Ничего не получилось.

Усилия посланцев были тщетны, и 16 июля года 1054 от Рождества Христова не солоно хлебавшие легаты провозгласили об отлучении Михаила от церкви. Спустя четыре дня, 20 числа, оскорбленный патриарх в ответ предал их анафеме.

Как следствие этого, в 1054 году нашей эры происходит деление Единой церкви на Римско-католическую и Православную, и вполне логично, что манипуляции с сознанием прихожан становятся неотъемлемым атрибутом обоих вновь образовавшихся течений.

Трещина увеличивается.

Поскольку в начале второго тысячелетия Дайрон уже перестал являть знаки внимания восторженным приверженцам (причем не только христианам), две противоборствующие вершины обвинили, или нашли повод обвинить друг друга во всех существующих грехах.

Закрытие церквей стало той последней соломинкой, что ломает спину буйвола (и глаза которого с таким нетерпением ждет Дэн!).

Примерно в это же время Другие начинают потихоньку выползать из тени, чтобы тоже выступить на сцене театра надвигающихся событий. Им, как и всяким живым существам, чтобы выжить, нужно питаться. А чтобы получить право голоса в этом мире –питаться хорошо.

А пища – вот она. Нужно лишь оглядеться по сторонам.

И Другие начинают пропаганду здорового питания. Среди людей идет самый, что ни на есть естественный отбор – выживают сильнейшие – те, которым посчастливилось спастись.

Что интересно, оба церковных иерарха думали в тот момент о своей власти и связанных с ней текущих проблемах, а не о тысячах разорванных на части и обескровленных сограждан.

Напряжение нарастало.

Каждый из владык уверял, что именно к нему, в ответ на истовые молитвы, Творец нисходит с небесных чертогов для откровений, и при этом объявлял ересью слова оппонента. И каждый горячо ненавидел соперника, в глубине души веря его словам. И простые люди ненавидели и верили вместе со своими пастырями.

«Бог умер!» – именно эти слова символизировали Великий раскол христианской церкви, он же Великая схизма.

Послужило ли толчком к этому конфликту прекращение Дайроном шоу эффектов, что мне сдается маловероятным, или же, как я говорил, отдельные лица решили продемонстрировать свое величие, но в итоге, ни к чему хорошему это не привело.

Старый, как сама Земля, принцип «разделяй и властвуй» вновь доказал себя на сто процентов.

Внимание, вопрос: кому еще, кроме поссорившихся церковников, была выгодна такая разобщенность? Уж точно не людям.

Кстати, совсем недавно, полвека назад, в 1965 году взаимные анафемы, разделившие католиков и христиан, официально были сняты, но примирения, как мы знаем, и до сих пор не произошло.

Короче, за четыреста лет до написания «Молота ведьм» (книги посвященной, как мне кажется, борьбе с логусами), Другие расы, они же виды, получили полную свободу действий: разделившаяся церковь тянула на себя трещащее по швам одеяло, а вампиры со товарищи тем временем потихонечку харчились людьми.

Небольшое облегчение принесло образование в 1119 году Ордена Тамплиеров, а потом, спустя девяносто шесть лет, создание Папой Иннокентием III Святой Инквизиции, чью стальную хватку зарвавшиеся паразиты тотчас почувствовали на себе.

Но ненадолго.

В то, весьма смутное время, когда все решала физическая сила, помноженная на количество, Высшие расы, как они себя называли, или нечисть, как именовали их церковники, попытались взять власть в свои окровавленные руки.

Додумайся они объединиться, и не будь Дайрона, бдительно следящего за этим, человеческой цивилизации – как самостоятельно развивающемуся обществу, быстренько пришел бы конец. Но и сами люди, и вампиры, и логусы, и прочие товарищи только и делали, что проводили время в попытках захватить, а потом удерживать с трудом добытую власть.

Что интересно, примерно в то самое время церковники в своем кругу де-факто отказываются от существования Бога, а де-юре усиливают гонения еретиков за то, что те вслух озвучивают их внутренние постулаты!

Инквизиция начинает работать на полную катушку – длиннющие списки с сожженными еретиками и ведьмами ложатся на стол Папе.

Это как везде: едва любое учреждение начинает обрастать бумажками, оно неведомым образом превращается в бюрократическую структуру, основной целью которой является ведение отчетности.

Короче, Инквизиция стала работать, как и большинство современных органов государственной власти: на показатели.

Лишь Тамплиеры, по своей сути неподконтрольные никому, продолжали делать свое дело – уничтожать нечисть.

Поскольку все эти баталии были своеобразной проекцией естественного хода вещей, все шло своим чередом.

Дайрон в эти дела не вмешивался, оставляя за людьми, как первыми хозяевами этого мира, право самим отстаивать свои интересы перед «квартирантами», пришедшими гораздо позже.

Как говорилось выше, объединись Высшие расы вместе, и приведи это к пагубным для человечества последствиям, Бог был бы страшен в своем гневе, и поэтому, а быть может, и не только поэтому, они решали проблемы индивидуально, каждый в своем кругу.

Отдельные княжества погрязли в распрях, кровь лилась рекой, чудовищные средства отпускались на войны, и это могло закончиться очень печально – на руинах Царствие Небесное не построить.

Особенно отличились Тамплиеры. Официально орден создавался, чтобы защитить паломников, побывавших в Святой земле. На самом же деле, главной целью ордена был обычный геноцид не-людей, и попутное устранение неугодных.

Орден был невероятно богат, поскольку громя кланы и гнезда, оперативно реквизировал оттуда все сокровища. А их, накопленных за века, было немало.

В 1289 году из-за войн орден понес изрядный урон.

Филиппу IV, королю Франции, в голову пришло, что Тамплиеров можно изрядно подоить. И в результате блестяще проведенной интриги ордену пришлось сражаться одновременно с несколькими противниками – Инквизицией, людскими наемниками и Другими.

Очевидно, что короля Филиппа, блестящего политика, самого не могло осенить такой оригинальной идеей по экспроприации имущества ордена – ему и без того было чем заняться.

Однако, некий посланец, чье имя так и не дошло до нас, (известно лишь, что он якобы был приговорен к смерти), в беседе с глазу на глаз предложил королю вечную жизнь в обмен на некие действия, которые приведут к уничтожению ордена и прочим, весьма занимательным вещам.

Получить вечную жизнь в тринадцатом веке означало не много не мало – заключить сделку с дьяволом. Можно только представить себе шок, который испытал король, с минуты на минуту ожидая, наверное, топота инквизиторских сапог за дверью.

Однако, неведомый посланец как дважды два доказал ошеломленному монарху, что вечная жизнь есть дар Бога, и король живущий вечно, как и сам Господь, под своим благоухающим скипетром объединит мир, искореняя ересь и насаждая истинную веру. А Папа даст ему отпущение во всем, буде такое понадобится.

И поклялся на Библии. Или Евангелии, что не суть важно.

Еще, небось, и крест поцеловал!

Против таких аргументов не особо попрешь.

Король подумал-подумал, почесал свою натертую короной голову и согласился.

Между прочим, история упоминает странную болезнь короля в тот неспокойный период – лекари лишь разводили руками, словно давая понять, что Господь лично отметил своего наместника.

Увы, Богу до Филиппа Четвертого не было дела.

И началось.

Кровь, и без того щедро орошавшая поля сражений, полилась с удвоенной силой.

Рыцари, набившие руку в боях с нечистью, для человеческих солдат оказались поистине страшным противником.

Если верить хроникам тех времен, лучшей организованной боевой группы в мире на тот момент не было. Такая себе смесь Французского легиона и «Зеленых беретов». ...