Все права на текст принадлежат автору: .
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Послание в будущее

Первая Часть

1. Десять тысяч метров над семнадцатым веком

Я и Тамара летели в Чехию, чтобы посетить места, где жил и работал великий классик педагогики Ян Амос Коменский. В этой книге он — главное действующее лицо. Поначалу все было обыденно. Я читал книжку про средневековую Европу, дремал и видел себя во сне обнищавшим протестантским рыцарем в изгнании. Пилот сообщил, что за бортом холодно, минус пятьдесят, зато в Праге тепло, плюс двадцать, а мы пролетаем над Моравско — Силезским краем со скоростью восемьсот километров в час. Появились стюардессы, разносившие напитки. Мы с Тамарой взяли себе воду, и тут начались сюрпризы…

— А мне кофе, пожалуйста.

Это произнес пожилой человек, который занимал третье кресло в нашем ряду. Я удивился, что не заметил его раньше.

Это был совсем больной старичок, с горящими глазками.

Тем временем Тамара заговорила о нашей внучке, которая не хочет ходить в школу.

— Что нам делать? — спрашивала Тамара — Искать другую школу?

Я собрался ответить что-то, но в наш разговор вмешался больной старичок и сказал:

— Кофе мне нельзя, но здесь нет моей секретарши, которая меня ограничивает… Извините, что невольно вас подслушал, когда вы говорили о современной школе. Знаете, где она родилась? Моравия — над ней мы сейчас и пролетаем. На этих холмах и на этих полях внизу, под нами четыреста лет назад жил великий сын чешского народа Ян Амос Коменский. А я сам комениолог, то есть специалист по Коменскому. Профессор многих университетов.

Это было для меня шоком. Какое везение! Писать роман о Коменском, лететь за вдохновением в Чехию и в самолете встретить профессора — комениолога!

— Это фантастика, что мы вас встретили, — воскликнул я, — я же пишу роман о Коменском.

Старичок спокойно ответил:

— Я могу кое — что рассказать. Я начал изучать Коменского давным-давно. Вас еще не было на свете. Это сороковые годы прошлого века. Тогда мир был совсем другим. Мы строили социализм.

— Да, да, — ответил я, — я знаю эту эпоху.

— Ну, так вот, о Коменском известно много. Он жил в начале семнадцатого века. Его отец из деревни Комнина, отсюда и фамилия — Коменский. Он рано осиротел, и попечение взял на себя епископ Ланецкий. Он и дал Коменскому второе имя, прозвище Амос. В переводе с латыни это означает «Любящий». Вот и назвался Коменский так: Ян-Любящий.

— А я всегда думал, что Амос означает "любимый".

— Так многие думают, — сказал старичок.

— Расскажите об их христианской общине.

— Они называли себя так: Братское Единство, были последователями великого чешского реформатора Яна Гуса, свято верили в христианские таинства и жили по законам Христа, ради спасения своих душ.

— Их преследовали католики, — добавил я.

— Да, у них был враг в лице папской католической церкви. Им не простили то, что они откололись от католицизма, приняли своё вероисповедание и создали свою религиозную иерархию. Откололись они из-за того, что им не нравились коррумпированные кардиналы Римской церкви, которые запрещали им молиться на родном языке и причащаться вином и хлебом, как и завещал Христос. Так они сделались еретиками.

Тамара уточнила:

— Значит, Коменский тоже был еретиком?

— Да, с точки зрения римского папы. Некоторое время им удавалось жить в относительном мире. А епископ Ланецкий увидел большие способности в молодом Коменском и обеспечил ему образование. Затем его посвятили в пасторы и, наконец, направили руководителем школы в Фульнеке. Это маленький городок в Богемии. Там Коменский начал думать о будущем школы и женился на дочери бургомистра города Пшерова Магдалене, которая родила ему сына с дочкой. Там же он разводил пчел, писал и давал детям уроки под многовековым дубом, который стоял на опушке фульнекского леса. Посетите эти места.

Я ответил:

— Мы это обязательно сделаем.

Старичок продолжил свой монолог:

— В 1617 году королем Богемии был коронован Фердинанд II Габсбург, ненавидевший протестантов. Он еще получил Венгерский престол и стал императором священной Римской империи. Это был ярый католик, и протестантские вельможи в Чехии не хотели видеть его своим королем. Поэтому они пригласили очень влиятельного и богатого протестантского князя Фридриха из Пфальца. Председатель Братского Единства, архиепископ Кирилл, сделал его королем Богемии. Это вызвало гнев императора, страна раскололась, вспыхнуло восстание и вскоре два огромных войска сошлись под Белой горой, около Праги для решающего боя.

Я сказал:

— В этой войне протестанты потерпели поражение.

Старичок ответил:

— Да, это общеизвестно, но я предлагаю рассказ очевидца.

Я удивился:

— Что вы имеете в виду?

Вместо ответа старичок отложил чашечку кофе в сторону, приблизился к нам и сказал завораживающим шепотом:

— В 1621 году, в городок, где жил Ян Любящий, пришла великая беда…

2. Обратитесь, или будете истреблены

Над Фульнеком возвышалась старинная крепость. Вице — губернатор Моравии, добрый покровитель Братского Единства, граф Карел Жиротинский выставил усиленную охрану и отправил дежурить на западную оборонительную башню своего сына, юного Снитека.

Собравшиеся в крепостном дворе жители Фульнека ожидали вестей с поля боя с доброй надеждой. Все надеялись на благоприятный исход решающей битвы за вероисповедание при Белой Горе, близ Праги. Там отряды короля Богемии Фридриха Пфальцского, поддерживаемые чешскими протестантскими князьями, сошлись с армией наемных испанских солдат императора Священной Римской Империи — Фердинанда.

Священники Братского Единства молились в часовне внутри крепости, дети играли на площади, женщины пели, все готовились отпраздновать победу.

После полудня Снитек заметил приближающуюся фигуру раненого всадника, который свалился со своего коня лицом в холодную грязь в ста шагах от высоких ворот крепости и крикнул:

— Воин за оградой! Помочь ему!

Охранники кинулись выполнять приказ. За ними последовали оказавшиеся рядом ремесленники. Вскоре раненого воина занесли за ограду замка и уложили под стеной старой часовни.

Подоспевший граф Жиротинский воскликнул:

— Это же Подебрад, прославившийся своим мужеством во всей Богемии.

Храбрый воин лежал окровавленный и разбитый. Вражеский меч угодил ему в плечо, разорвал кольчугу, но он добрался до Фульнека, несмотря на нестерпимую боль, которая колола рассудок. Его изувеченная правая рука всю дорогу волочилась лишним грузом. В пути он много раз терял сознание. Слава Богу, что верный конь довез его. Такой удар судьбы сокрушил бы любого, но не Подебрада семижильного. Хоть и полуживой, но он добрался до родного города!

Граф расстегнул окровавленную кольчугу воина и, увидев глубокую рану, ужаснулся:

— Боже! Брат мой, что случилось?

Храбрый воин очнулся, с трудом открыл глаза и с хрипом выдавил из себя слова:

— Ваше высочество… Вы меня простите…

— Простить за что?

— За то, что я живой…

Граф понял, что случилась беда:

— Что происходит?

Набравшись сил, Подебрад ответил:

— Я должен был остаться на поле битвы, как и тысячи воинов — собратьев, которые там пали… Мы разбиты у Белой Горы…

Эти слова прозвучали громом и молнией. Тревожное известие облетело Фульнек за считанные секунды.

Граф опустился на колени перед Подебрадом и крикнул:

— Лекаря сюда!

Подебрад глубоко выдохнул и сказал:

— Ваше высочество, лекарь мне уже не поможет. Мне бы успеть лишь передать вам послание, обнять жену и сына, и вверить душу Богу. Я умираю. Бог послал нам горе… Армия императора истребила нас. Братья пали героями. Некому даже хоронить…

Волна негодования пронеслась по собравшейся толпе.

Граф спросил:

— Где коронованный нами король Фридрих Пфальцский?

Подебрад ответил:

— Он сбежал вместе с королевой… Вот такое горе… Я мечтал вернуться победителем, но несу послание врага…

— Брат мой, о чем ты говоришь? — спросил удивленный граф.

Подебрад попытался дотянуться до своего ранца, но не смог и сказал:

— Я совсем уже не могу двигаться… Там послание от кардинала Лохелиуса… Этот коварный первосвященник сам командовал армией на поле боя… Он выбрал меня из всех раненных и приказал передать вам письмо… Он сказал, что это послание спасет Богемию! Помогите достать… Как мне плохо! Скорей бы мне умереть… Господи, храни нас!

Подебрад задрожал в лихорадке, и его охватила тревога. Тот, кто многие годы громил врага мечом, внушая страх храбрейшим рыцарям, сам превратился в испуганного ребенка перед лицом смерти.

Собравшиеся смотрели на него со слезами на глазах, а граф ободрял его:

— Мужайся, брат мой! Ты герой! А мы с тобой едины в братской любви!

Героя же знобило все сильнее, и он отвечал плача:

— Я умираю, захлебываясь своей кровью… И мне страшно…

Прибежала беременная жена Подебрада, Мария. Толпа пропустила ее, и она упала перед мужем на колени, и обняв его, прошептала:

— Пожалуйста, не умирай… Я тебя выхожу… Выхаживала раньше, выхожу и сейчас.

По лицу воина потекли кровавые слезы. Он тихо обнимал жену, дрожал всем телом и шептал ей:

— Моя любимая, побереги силы для наших детей. Тебе предстоит рожать без меня. Роди мне еще одного сына. Слава Господу, наш Ясем уже подрос и будет тебе опорой после меня…

— Нет, нет, нет! — кричала Мария. — Я тебя не отпускаю!

— Я схожу в могилу и вверяю вас Богу… Прости меня…

— Ты не смеешь никуда сходить без меня!

Однако Подебрад уже не мог ответить.

Сквозь толпу пробился проповедник, молодой, высокий пастор источающий спокойствие и умиротворение. Увидев его, граф сказал:

— Ян-Любящий! Хорошо, что ты здесь! Подебраду нужно исповедание. Помолись над ним и помажь его елеем во имя Господа нашего Иисуса Христа.

Пастор наклонился над несчастным воином и сказал завораживающим голосом:

— Брат мой, ты меня слышишь?

Подебрад с трудом приоткрыл один глаз и, увидев пастора, улыбнулся:

— Брат мой, Ян-Любящий… Позаботься о моей семье…

Пастор ответил:

— Обещаю! Сначала же позаботимся о твоей душе…

Подебрад опять закрыл глаза, а пастор произнес молитву над ним:

— Благослови огнь и вар, студь и зной, Господа. Скажи мне, есть ли какое слово, или дело, или злоба, которая не исповедана или не прощена? Проси прощения у братьев и у врагов… Скажи: «Прости и люблю!»

Губы Подебрад еле двигались. Он пролепетал:

— Прости и люблю.

— Брат мой, знай, что во всех предметах света есть лишь сомнительные призраки, досадный обман и отчаянное бедствие. Дабы открылась тебе истина Света, обратись к Иисусу в сердце своем и скажи: «Прости и люблю!»

— Прости и… люблю…

— Да простятся тебе грехи твои, брат мой…

Пастор достал из внутреннего кармана бутылочку с елеем и помазал лоб Подебраду. Затем он извлек бутылочку с вином и кусочек хлеба для причащения и начал нашептывать молитву:

— Царю Небесный, Утешителю, Дух Истины, который везде находишься и все наполняешь, источник благ и податель жизни, приди и вселись в Подебрада, и очисти его от всякой скверны, и спаси, Благой, его душу.

Умиротворение молитвы передалось Подебраду и, несмотря на мучения тела, душа его успокаивалась, и на его израненном лице опять мелькнула слабая улыбка.

Тогда Ян начал произносить свою внутреннюю молитву — самую простую, но самую сильную. Эта молитва приоткрывала для него светящую дверь ко Христу. Она потекла токами по всему телу, и Ян почувствовал головокружение. Мир начал уходить из-под его ног, и тогда перед ним возникли невероятные образы.

Мир вокруг него померк, и он увидел, что стоит вместе с Подебрадом перед приоткрытой дверью, откуда изливался чистый, теплый и ласковый предвечный свет. Ян понял, что Подебраду надо идти туда, а он сам здесь для того, чтобы проводить страждущего. Сам Подебрад был растерян, не зная, что к чему. Он удивленно озирался то вокруг, то на свое тело, которое освободилось как от ран, так и от бренной тяжести.

Тогда Ян обратился к Подебраду и сказал:

— Брат мой, эта дверь ведет в твою вечную обитель. Не бойся, все мы пройдем через нее. Там нет смерти, а есть только жизнь вечная. Достаточно шагнуть туда и вверить себя ангелам, как боль твоя сменится на Божественное тепло, ведь Бог нас любит и греет.

Подчиняясь невидимым силам, Подебрад поплыл к открытой двери и начал растворяться в Свете, пока совсем не исчез.

— Да очистишься ты от всякой скверны, и да спасет Благой твою душу, — повторил Ян три раза, и вдруг неожиданная мысль молнией осветила его ум и сразу овеществилась в словах — наша жизнь подготовка к жизни вечной!

Ян оглянулся, почувствовал твердую землю под ногами и увидел бездыханное тело героя перед собой.

Граф объявил собравшимся:

— Подебрад принял смерть как настоящий христианин и герой духа! Царство ему небесное!

Народ перекрестился. Мария тихо плакала.

— Бог нам в помощь, — сказал граф, а Снитек извлек письмо из ранца Подебрада и вручил отцу.

— Это послание от кардинала Лохелиуса, нашего злейшего врага, — сказал Снитек.

Граф вскрыл конверт и прочел вслух:

— Его величеству, графу Карлу Жиротинскому, вице — губернатору Моравии. Сударь, сообщаю вам, что полностью разбита армия мятежников, возглавляемая эрцгерцогом Фридрихом Пфальцским, которого незаконно короновали еретики Братского Единства. Мне известно, что большая часть этих отступников находится под вашим покровительством в крепости Фульнека. Я даю им возможность на спасение через возвращение в папскую церковь, единственно истинную церковь Христа! Я призываю их немедленно обратиться, и да будут они спасены, иначе армия истребит неверующих и разрушит Фульнек не далее, чем завтра, и я не в силах остановить солдат. Бойтесь гнева Божьего! Уповаю на ваше благоразумие, и жду гонца от вас до восхода солнца с сообщением, что они образумились. Если такого ответа не последует, войско двинется на Фульнек. Ваш кардинал Лохелиус.

Возмущение, негодование и отчаяние волнами прокатывалось по собравшейся толпе. Женщины плакали. Мужчины выкрикивали бессмысленные угрозы в адрес католиков. Граф понял, что надо срочно собирать всех пресвитеров Братского Единства для принятия решений, и твердо объявил:

— Немедленно созовите старейшин, а также хранителей милостыни и распорядителей сюда на площадь!

Встревоженная толпа в спешке расходилась. Граф обратился к сыну:

— Снитек, поезжай, разыщи председателя Братства, преподобного Кирилла, и доставь его сюда сам.

— Уже еду, — ответил Снитек и крикнул своему кучеру, — Кошичек, подгони мою карету!

Карета появилась, словно по волшебству. Снитек подскочил на ходу, и кучер Кошичек крикнул:

— Кони, эй, эй… Стрелой, скорей!

На закате толпа народа заполнила весь внутренний двор крепости. Прибыли почти все старейшины Братского Единства. Снитек привез председателя Кирилла в сопро — вождении преподобного Ланецкого. У стены часовни, где недавно погиб Подебрад, установили кафедру. Первым к ней подошел архиепископ Кирилл и, когда все замолкли, сказал:

— Братья мои, Бог посылает нам тяжелое испытание. Его высочество Фридрих Пфальцский, коронованный нами, бежал после поражения и наши надежды на спокойную жизнь разбиты. Император творит бесчеловечные преступления. Кардинал Лохелиус, надзиратель по делам веры при папе римском направляет против нас жестокое войско. Он требует обратиться, изменив нашей вере, за которую боролись наши отцы и деды, иначе грозит истребить нас как преступников. Перед нами тяжелый выбор: измена веры или смерть. Высказывайтесь, кто имеет, что сказать.

Толпа содрогалась от отчаяния, возмущения и страха.

Перед народом предстал преподобный Ланецкий:

— Братья и сестры! В какое несправедливое время мы живем! Наш оплот — святая вера Христова, а нас упрекают в ереси. Наше убеждение — верховенство закона Божия, а нас преследуют как преступников! Папство отпало от истинной христианской церкви и навязывает нам чуждые обряды на чуждом языке. Они бесчестят наше святое стремление, мы же бессильны противостоять. Горе им! И да постигнет их кара Господа Всевышнего! И да сгорит в аду их предводитель, кровавый кардинал Лохелиус!.. Горе императору Фердинанду, пославшему нам истребление из-за нашего вероисповедания. Даже перед лицом смерти я отказываюсь повиноваться алчным священникам папской церкви. Силой оружия нас не отвратить от Бога, ибо священно наше искреннее стремление служить Иисусу Христу и верно исполнять его заповеди! Теперь, когда враг взял верх, я не вижу другого выхода, как бежать в лес от католической церкви, словно от жестокого антихриста, который истребляет наши благочестивые стремления. Пусть мы превратимся в изгнанников на собственной земле, но от веры не отступим! И да не простит великий Бог разгром благочестивых моравитян.

Народ одобрительно гудел, а Кирилл взглядом нашел среди толпы Яна и сказал:

— Среди нас — ученейший Ян Коменский, которого мы справедливо прозвали Любящим. Он пастор среди нас и попечитель нашей школы. Он досконально изучил историю Братского Единства. Я хочу, чтобы мы выслушали его мнение по поводу нашего бедственного положения.

Ян поднялся на кафедру и сказал:

— Братья мои, хочу признаться, что я растерян. Многие годы мы строили новую, счастливую жизнь по заповедям Христа, по подобию первобытной апостольской церкви и по примеру наших дедов и прадедов, которые ценой жизни защищали нашу веру. С помощью Бога мы расположили себя для святого товарищества и приспособили свои правила к чистому вероисповеданию Бога и наставлению церкви. Мы стремимся к спасению души так же, как и все христиане. Мы ищем Благодати Бога через искреннюю веру и непоколебимую надежду; ревностно любим Бога в ответ на Его безграничную любовь к нам. За это ли нас убивают братья-христиане? За это ли мечи лишают жизни жен и детей от имени Христа? К какому будущему мы продвигаемся так? И как такое возможно?

Из толпы послышались возмущенные голоса:

— Это варвары.

— Убийцы…

Ян продолжил:

— Кто же породил этих варваров? Они учились в школах. У каждого свой учитель! Не значит ли это, что школой завладел какой-то злой и завистливый гений, враг человеческого рода? Именно он укоренил такой суровый метод, что ученики проникаются отвращением к наукам, к книгам, а вместо этого превращаются в палачей и убийц. Школы и школьные учителя воспитывают армию убийц, которые грабят и, отдавая часть награбленного католическим духовникам, покупают себе ложное отпущение грехов. Это исторгает из моей груди стенания, из очей — слезы, из сердца — печаль. Я не знаю, как быть. Мы бессильны перед лицом истязателей.

Народ слушал Яна со слезами, затаив дыхание, и чем дальше он говорил, тем тише становилось на площади.

— Дарами церкви мы разжигаем веру, словами Бога лелеем надежду и через божественные таинства укрепляем в себе любовь. Мы стремимся к благодати Бога Отца, к добродетели Христа и к дарам Святого Духа, и за это нас убивают. Отчего нам такая кара? Мы установили свой порядок вещей согласно Святому указанию, данному в Святых Писаниях, которое мы восприняли на лучших примерах жизни апостолов, и за это нас уничтожают. Мы не признаем корыстных духовников наивысшим проявлением чистоты и веры — и за это нас уничтожают. Мы не признаем алчных пасторов проявлением пылающей любви и твердой надежды — и за это нас уничтожают. Мы не признаем жадное духовенство прояв — лением благодати Бога, и за это нас уничтожают. Зачем?

Толпа гудела:

— Нет справедливости!

— Почему Бог нас карает?

— Как быть?

Ян продолжал:

— Я признаюсь, что пребываю в глубоком отчаянии, ибо нам запрещают молиться на родном языке и причащаться хлебом и вином, говоря, что якобы это неверие. От нас требуют отказаться от нашего порядка и вернуться в папскую церковь. За наши порядки положили головы тысячи наших рыцарей. Теперь их нет. Нам нечем защищаться. Братья мои! Считаю, мы должны проголосовать и решить, преклониться перед папой, или бежать с родных мест?

Народ кричал:

— Мы не подчинимся!

— Лучше уж будем беженцами!

— Не хотим католиков!

Граф Жиротинский встал рядом с Яном и сказал громко:

— Друзья мои, братья и сестры! Вижу, что вы не намерены подчиняться папе. Оставаться в Фульнеке вам опасно. Могу предложить вам для временного убежища городок Брандис над рекой Орлица в моих отдаленных владениях. Армия туда доберется не скоро, и будет время принять правильные решения. Вас вынуждают стать беженцами на своей земле. Но это лучше, чем быть рабами папы и Фердинанда…

Толпа волновалась:

— Благодарим, ваше высочество!

— Двинемся в Брандис!

Тогда к кафедре подошел архиепископ Кирилл и приказал:

— Бейте во все церковные колокола! Призывайте народ к спасению!

Спокойный, уютный и умиротворенный Фульнек заме — тался перед лицом смерти. Охваченные страхом, движимые единственным помыслом остаться в живых, под беспере — бойный звон церковных колоколов, все двинулись в сторону Брандиса, через фульнекский лес. Скоро дорога заполнилась длинной вереницей беженцев. Свет мерцающих факелов освещал путь каретам, повозкам, телегам, доверху набитыми сундуками, мешками и коробками — всем тем, что успели упаковать и загрузить. В отчаянной попытке укрыться от врага, люди в спешке хватали все, что могли спасти из домашней утвари и бежали из города в густой лес. Колеса громыхали по камням, перепуганные женщины не могли унять плачущих детей. Крестьяне и ремесленники, дворяне и простолюдины, все самоотверженно спасали свои семьи и всех верующих во Христа.

Граф Жиротинский заботился обо всех. Он факелом освещал дорогу избавления и неустанно повторял:

— Бог накажет преступников.

Все, кто мог бежать, бежали. Те же, кто не мог покинуть город, укрылись в храмах и усиленно молились, надеясь на помощь с небес.

Лишь одна Мария, беременная вдова Подебрада, суетливо пробивалась против течения толпы обратно в Фульнек. Она рыдала, и некому было ей помочь. Вскоре с ней поравнялась повозка, на которой Ян спасал свою семью.

В повозке сидела жена Яна Магдалена с детьми — младенец на руках и двухлетний сын на коленях.

Увидев Марию, Ян остановился и спрыгнул с повозки:

— Дочь моя, что случилось.

Она ответила сквозь слезы:

— Я потеряла Ясема, сына моего. Он был в школе Фульнека, а говорят, скоро там будут вражеские солдаты. Сейчас он в опасности, и я должна его спасти. Возможно, что там и другие потерявшиеся дети.

— Кто еще потерялся?

— Никто не видел близнецов — сирот из Нивница.

Ян сказал:

— Тебе нельзя в Фульнек.

Мария рыдала:

— Тогда мой сын погибнет…

Ян немедленно принял решение.

— Дочь моя, обращайся к Господу с горячими молитвами и забирайся в мою повозку. Я сам пойду за Ясемом. Магдалена, помоги Марии…

Мария села рядом с Магдаленой.

Ян оглянулся и увидел пекаря.

— Дрдоличек, — сказал он ему, — бери вожжи моей повозки вместо меня и береги женщин с детьми.

Магдалена плакала:

— Ян, не оставляй нас…

Ян обнял жену и успокоил:

— Нам нечего бояться кроме Бога, а Бог с нами. Следуйте за всеми в лес, а я обещаю, что скоро догоню вас. Мы воссоединимся в Брандисе.

Магдалена просила:

— Молю тебя, отправь меня с мальчиками в Пшеров, к моим родителям. Там гораздо спокойнее.

Ян ответил:

— Не хочу разлучаться с тобой. Но, если на то твоя воля, да будет так. Поедете в Пшеров из Брандиса. Верю, что наше бедствие временное, и Бог скоро вернет нас на родину.

Тем временем Дрдоличек взял вожжи, и тележка поехала дальше.

Ян направился к Фульнеку, пробиваясь через толпу беженцев.

Скоро его заметил граф:

— Ян, куда ты?

— Ваше величество, я возвращаюсь в Фульнек.

— Зачем? — удивился граф.

— Спасать божьи дары, драгоценное сокровище, которое осталось там в школе.

— Мы не оставили врагу ни золота, ни серебра, ни камней. О каком сокровище ты говоришь?

— В школе остался Ясем, сын героя Подебрада. Возможно, что с ним нивницские сироты — близнецы.

Граф Жиротинский смотрел на учителя с удивлением.

Тут же появился Ланецкий. Он слышал беседу и смотрел на Яна с одобрением. Увидев его, Ян почтенно склонил колени перед своим учителем и благодетелем:

— Преподобный, благослови меня на дело Господа нашего.

Ланецкий возложил руки свои на голову учителя и ответил:

— Ян-Любящий, ты укреплен мужеством, безбоязненно следуешь по пути праведному, неустанно благословляешь Господа и Ангелов Его, крепких силою, исполняющих слово Его, и повинующихся гласу Его, так что Ангелы всюду следуют за тобой, освящая тебе путь. Ты же поставь себе путевые знаки, обрати сердце твое на путь — дорогу, по которой идешь, и возвращайся с твоим сокровищем, на спасение которого Бог призывает тебя.

Тогда граф сказал:

— Ян, ты мужественный человек! Но одного я тебя не отпущу. Пусть тебя сопровождает сын мой, Снитек.

Снитек стоял рядом:

— Для меня честь быть рядом с учителем, — сказал он, — Кошичек, разворачивай мою карету!

Кучер Кошичек ужаснулся:

— Ваше высочество, вы же на верную смерть себя отдаете. Это жестокая опасность для жизни и телесного здравия.

Граф грозно посмотрел на кучера:

— Выполняй приказ, болтун!

Они сели в карету, и кучер погнал лошадей:

— Эй, эй, эй! Вперед, смелей!

Некоторое время они ехали молча. Снитек долго думал о чем-то, и наконец, спросил Яна:

— Учитель, почему вы назвали детей сокровищем?

Учитель ответил:

— Потому, что каждый ребенок дороже золота, серебра и драгоценных камней, ибо он есть образ живого Бога, и забота о его сохранности дарует нам любовь Бога. Ясем же — особенный.

Снитек задумался:

— В чем это проявляется?

— Бог пробудил в нем дар предвидения. В своих грезах он увидел взятие Фульнека и наше изгнание.

Снитек удивился:

— Неужели? Так почему вы никого не предупредили?

— Потому, что я ему не поверил. Я посчитал, что это лишь сон мальчика, которому всего тринадцать лет. Но я ошибся, он был прав. Ясем — провидец.

3. Ради новой школы надо убрать старую

Карета неслась по безлюдным улицам Фульнека, вдоль опустевших домов. В переулках мелькали тени перепуганных людей, скрывающихся в подворотнях.

Они проехали мимо медовой лавочки. Дверь была открыта настежь. Видимо, лавочник не успел затворить.

Снитек сказал:

— Как я любил мед из этой лавки… Учитель, правда, что лавка выстроена по вашей просьбе?

— Да! — ответил Ян, — я же и посоветовал разводить пчел в Фульнеке. Теперь, наверно, погибнут пчелы, а враг сожжет лавку.

— Почему такая несправедливость?

— На все воля Бога…

От ратушной площади они свернули на узкую улочку ремесленников и, выехав на площадь торговых рядов, остановились у одноэтажного деревянного здания школы.

Было безлюдно и тихо. Они вышли из кареты и внимательно осмотрелись. Снитек зажег два факела. Один передал учителю, а другой оставил себе. Никого не было видно, но он суетился, предчувствовал опасность.

— Учитель, — сказал он, — вы идите в школу и найдите там детей. Я подежурю здесь. Торопитесь.

Ян вошел в школу с горящим факелом и громко позвал.

— Ясем, где ты?! Есть здесь кто-нибудь? Отзовитесь!

Ответа не было…

Только лишь тени прыгали по темным стенам коридора, и перед Яном нарисовались глубокие пороки школы. Как попечитель, он очень хотел наполнить эту школу веселыми детскими возгласами, радостной шалостью и счастьем познания, но не хватило времени. Пока же здесь все было пропитано тоской и слезами, страхом и строгостью, тяготами и мучением. Ян хотел бы видеть здесь мастерскую людей, которая озаряет умы блеском мудрости, направляет душу ко всеобщей гармонии добродетели, и насыщает сердце божественной любовью, но эти стены больше походили пока на настоящую темницу для заточения.

Он видел, что эта школа, как и все другие, которые он посещал, наносят больше вреда, чем пользы. Образование прививается извращенно, пренебрегается воспитание благочестия и нравственности. Даже и не поднимается вопрос о доброй жизни. И, в результате, вместо кротких агнцев из школ выходят дикие ослы и неукротимые мулы, которые выносят только поверхностную обходительность для светской пустоты. Они не хотят и не могут познавать древо жизни, настроены на разрушение вместо созидания и не ищут истинной сущности вещей, а лишь извлекают грубую словесную шелуху попугайской болтовни.

Как только его назначили попечителем, страстно желая исправить все, Ян начал писать произведение по исправлению школ. Он описывал школу, которая приучала бы детей к небесной жизни уже на земле. Он изложил свои планы на сотнях страниц, которые лежали здесь, в его кабинете, за деревянной дверью, в конце коридора. Там, в небольшом сундучке, он хранил наброски учебников, методические заметки, дневники, письма — все плоды своей многолетней работы.

«Исправить сложнее, чем выстроить новую, — подумал он и приказал себе, — найду Ясема, потом заберу и рукописи!»

— Ясем, где ты?!

Ответа не последовало, и тогда Ян в спешке начал заглядывать в классные комнаты, но находил лишь эхо учительского раздражения и отголоски ударов розг.

Когда Ян почти отчаялся найти кого — либо, он услышал тихие детские голоса из чулана и сразу направился туда.

— Ясем, ты там?

Он открыл дверь и увидел, что в темном углу укрываются два перепуганных мальчика. Узнав учителя, они покинули убежище и подбежали к нему.

Это были сироты из Нивницы.

Ян воскликнул:

— Эраст! Бенедикт! Дорогие друзья, как я рад вас видеть.

Они отвечали, перебивая друг друга:

— Слава Богу, что вы нас нашли!

— Господь послал вас нам на помощь.

— Ночью зазвонили колокола и весь город опустел.

— Мы не знали, что делать и спрятались здесь.

— Потом Эраст испугался.

— Я испугался? Никогда в жизни я ничего не пугался. Я храбрый, а Бенедикт сам испугался.

— Ничего подобного…

Ян прервал их спор:

— Я не сомневаюсь в вашей отваге. Вы правильно поступили, что скрылись от врага здесь. Теперь дайте мне крепко обнять вас.

Каждый раз, когда Ян обнимал детей, он чувствовал, что обнимает ангелов и не сомневался: где дети, там и ангелы.

— Вас защищают небеса, и меня, вместе с вами… — сказал он, — однако я ожидал найти здесь и Ясема тоже. Вы его не видели?

Близнецы ответили в один голос:

— Ночью он был здесь, но убежал.

— Он сказал, что у него важное дело.

— Обещал вернуться.

— Но не возвращался.

— Сейчас его здесь нет.

Тут они услышали ругань солдат и бряцание оружия снаружи.

— Тише! — сказал Ян, понимая, что на площади появился враг.

Снитек и Кошичек что-то кричали в ответ солдатам, но, видимо, над ними взяли верх и послышался приказ:

— Связать их!

Вслед за этим Ян услышал другой приказ:

— Поджигай школу! Это рассадник ереси!

Ян понял, что Бог посылает им новое испытание и надежды на спасение не оставалось.

Один из солдат разбил окно и бросил горящий факел внутрь. Все разом вспыхнуло. Деревянные стены, пол, потолок и парты загорелись очень быстро.

— Надо спасаться! — Сказал Ян детям и повел их к выходу.

Он чувствовал, как огонь охватил всю ту жизнь, которая царила в школе. Пламя пожирало не только стены, но и школьные наказания, мучения детей, розги и пытки. В его воображении горела сама суть школы.

Он успел подумать:

«Несмотря на трагизм происходящего, в пожаре есть и нечто полезное. Ради новой школы, где учение будет в радость, надо убрать старую, где учение — пытка».

Тем временем коридор быстро заполнялся ядовитым дымом. Слава Богу, они уже были у выхода.

— Возможно, нас схватят, но, мужайтесь! Доверимся Богу, и вперед! — сказал Ян детям.

Прямо в дверях школы они столкнулись с солдатами.

Один из них закричал:

— Раздери меня нечистый! Я поймал еще крыс!

Другой подхватил:

— Тьфу ты… Дьявола мне в печень! Вот сейчас будет потеха с этими еретиками!

Яна с мальчиками грубо бросили на землю, рядом со связанными Снитеком и Кошичеком. Близнецы дрожали от страха. Кошичек бормотал что-то невнятное, а Снитек держался очень мужественно. Он грозно посматривал на злых солдат, которые плевали в их сторону и кричали, издеваясь:

— Вот черт свел нас с этими еретическими отбросами.

— Отправим их в тартарары через костер!

— Рубанем и прошибем им головы!

Они размахивали саблями, и тут из-за их спины выдвинулся сердитый командир. Он закричал на солдат:

— Стойте, раздери вас нечистый! Сначала надо их допросить!

Все повиновались командиру, кроме одного солдата со шрамом на лице.

— Лопни мои глаза! — кричал он, — чего с ними говорить? Видно, что это еретики! В петлю их, и пусть дьявол с ними болтает!

Командир грозно огрызнулся:

— Заткнись, сатана! Мозги тебе мечом прошибу, пусть черт твой череп на ужин собирает! Здесь я командую, а ты мне раб! Вы все мои рабы!

Солдат со шрамом сразу отступил:

— Ладно, командир, конечно, ты главный! Провались мне сто тысяч раз, если я ослушаюсь. Я хотел как лучше…

Командир ответил:

— Как лучше — это знают только его преосвященство кардинал Лохелиус, генерал фон Бойценбург, и я! А вы, горшки туалетные, должны слепо подчиняться!

Восстановив порядок, командир обратился к Яну:

— Ну, говори, засохшая барабанная шкура, кто вы такие и какие черти вас сюда приволокли?

Учитель ответил спокойно:

— Мое имя Ян Коменский. Милостью Бога я попечитель этой школы, которую вы сейчас подожгли. Со мной сироты, мои ученики. Надеюсь, вы проявите благоразумие и не причините вред ни детям, ни нам.

На это командир выкрикнул:

— Так ты чертов учитель этой школы?

Ян ответил:

— Я учитель с Божьего позволения, а чертов учитель, скорее всего, воспитывал вас.

Солдаты вдруг взорвались и закричали:

— Он еретический проповедник…

— Растлеватель душ…

— Прикажи казнить их!

— Отправим их чертям на съедение!

Солдаты петушились, а командир хотел их заткнуть строгим приказом, но вдруг они сами все заткнулись как один, низко поклонились и пропустили вперед высокого священно — служителя, которого сопровождал отряд рыцарей в красных доспехах.

Подняв глаза, Ян увидел перед собой человека в фламандском пурпурном плаще, который был расшит нитями чистого золота и украшен многочисленными драгоценными камнями. В правой руке он держал величественный золотой посох, похожий на копье с инкрустированным бриллиантами и текстом молитвы «Отче наш» на латыни. На указательном пальце его левой руки сверкал огромный перстень с крестами из бургундских сокровищ.

Окружающие его рыцари в красных доспехах молча стояли вокруг него.

За кардиналом тенью следовал пастор Флуктус, с позолоченной книгой святого писанием в руках, который громко объявил:

— Его высокопреосвященство кардинал Лохелиус, надзиратель по делам веры, духовный наставник его величества императора Фердинанда.

Командир низко поклонился священнослужителю и сказал с почтением:

— Мы тут поймали еретиков…

Не ответив командиру, кардинал со строгим взглядом изучил обстановку, медленно подошел к пленникам и внимательно их разглядел. Затем он подал руку с перстнем Яну, помог ему подняться и обратился к нему на латыни:

— Приветствую тебя, Комениус…

Ян удивился:

— Вы меня узнали?!

Кардинал не обратил на это внимания и обернулся к Снитеку, предлагая встать:

— Ваше высочество, вы молодой граф Жиротинский. Приветствую вас.

Снитек встал и угрюмо поклонился.

Кардинал сказал:

— Пожалуйста, простите за грубость этих неотесанных солдат.

Снитек потребовал:

— Ваше преосвященство, велите им вернуть мой меч.

Кардинал приказал:

— Верните меч молодому графу!

Солдаты немедленно подчинились, хоть и удивились.

Затем кардинал повернулся к Яну:

— Господин Комениус, признаюсь, я приятно удивлен встретить вас здесь. Конечно, я желал бы познакомиться с вами в обстановке большего почтения к вам. Однако судьба распорядилась обустроить наше первое общение в окружении грязных солдат и горящей школы. Не скрою, в этом проявляется мудрость Бога, однако, мы не в университетском диспуте, и я вынужден вас спросить — что вы тут делаете?

Ян стряхнул пыль со своей рясы и ответил:

— Ваше высокопреосвященство, я тоже желал бы встретиться с вами в обстановке мира, однако, грубая сила направлена против нас, и здесь мы пожинаем плоды вашей жестокости.

Кардинал изобразил удивление:

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду все, что вы творите — безжалостно истребляете города и храмы, убиваете наших братьев, не щадите даже женщин с детьми, сжигаете то, что устраивалось в течение долгих лет! А самое главное, вы уничтожаете нас, зная, что в нас нет вины, кроме той, что мы допустили некоторые изменения в обрядах при совершении таинств. Это ли для вас справедливо? Этого ли желал Христос?

Эта речь возмутила солдат и они начали выкрикивать:

— Не слушайте его, ваше высокопреосвященство!

— Это манихей!

— Он несет еретическую чушь!

— Кровь из носу!

— Дайте нам пальнуть, чтобы глаза у него на лоб вылезли!

Кардинал приподнял указательный палец левой руки, бриллиантовый перстень сверкнул, и солдаты разом заткнулись.

Тогда кардинал сказал:

— Господин Комениус, ваши Братья — отступники. Почему вас удивляет, что я пытаюсь вернуть ваши заблудшие души в лоно правой веры? Только через Римскую церковь возможно спасение, а папа — верховный пастырь, прямой и непосредственный блюститель божьего мира. Вы против него, значит, вы против Бога. Никто не хочет быть жестоким с вами. Мы лишь хотим образумить вас. Возвращайтесь к правой вере, и да спасены будут как тела ваши, так и души.

Ян ответил:

— Ваше высокопреосвященство, не противоречьте себе. Грубой силой вы не можете направить заблудшую паству на путь истинный. Мы видим в Римской церкви лишь образы растлевающего клира и пустословия. Вы потеряли внутреннее духовное настроение веры и любви в Духе святом. Мы безоговорочно покоримся римской церкви, как только папа восстановит верность первобытной апостольской церковной традиции. Но ваши священники покупают посвящение за большие деньги. Не считая грех за грех, они дают полную волю своим телесным похотям, говорят перед людьми о Боге, чтобы получить от них деньги. Они без стеснения наживаются на индульгенциях и бенефициях. В этом ли воля самого Христа? Мы всегда будем отвергать священников, которые купаются в роскоши, ибо их отвергает сам Христос. Кому же приписать всю вину за это? Не виноват ли во всем сам папа римский?

Солдаты опять не сдержались и в гневе начали выкрикивать:

— Он оскорбляет все святое на земле!

— Его бы разрубить на части и скормить чертям!

— Ваше преосвященство, прикажите казнить их немед — ленно!

Кардинал охладил пыл солдат строгим взглядом и, обратившись к Яну, сказал ему спокойным тоном:

— Сударь, таких ересиархов и схизматиков, как вы, надо предавать анафеме. Вы увлечены гордостью Люцифера и волчьей лютостью таких возмутителей, как Гус или Виклеф. Вы следуете за преступниками вроде Иеронима Пражского или Якубелусса. Они объявлены еретиками, а их сочинения сожжены, ибо они заразили пагубной ересью целые королевства. С вами надо поступать по всей строгости церковных и гражданских законов. Силой апостольской власти мы убеждаем всех государей, правителей и начальников изгонять вас, членов еретической секты Братского Единства, заточать в темницу и содержать в железных цепях. Зачем ваши вельможи возмутили эту войну мятежом? Зачем ваш архиепископ потакал им, короновав Фридриха Пфальцского королем Богемии, зная, что у страны уже есть король от Бога. Это ли по — христиански? Однако вы можете положить конец гонениям. Отбросьте непослушание, перестаньте упираться, отрекайтесь от неверия и будете спасены! Иначе вы вынуждаете меня вразумлять вас, заблуждающихся, не столько духовным, сколько мирским оружием, и я буду настойчив, пока вы не вернетесь в лоно единственно истинной церкви.

Ян ответил:

— Как вы можете судить о нашей вере, если вы мало знаете о нас? Десятилетиями и веками мы взываем к тому, чтобы нас законно выслушали. Мы не раз прилюдно обещали исправить указываемые нам недостатки в делах и послушании, но кто с нами говорит? Справедливое обсуждение могло бы привести к прекращению всех несогласий и войн. Ведь и нам могут быть открыты тайны Божьи. Ввиду непонимания, после долгого размышления и молитв к Богу, мы решили возвратиться к вере Христа и апостолов. Это было сделано не против кого-нибудь, а лишь ради спасения наших душ. Если бы вы нас знали лучше, вы не стали бы приписывать нам смертельные обвинения. Следуя примеру Христа и апостолов, мы были вынуждены отделиться от иерархии римской церкви.

Кардинал ответил строго, но уравновешенно: ...




Все права на текст принадлежат автору: .
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Послание в будущее