Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:

«Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,

Поздний гость приюта просит в полуночной тишине –

Гость стучится в дверь ко мне».

Эдгар Аллан По, «Ворон»

Мастрюкова, Татьяна.

М327 Тихие гости : роман / Т. Мастрюкова. — М. : РОСМЭН, 2021. — 256 с.

Аня, Соня и Лера решили провести зимние каникулы на природе. Но в погребенной под снегом далекой деревне - ни души, не считая странной старухи-соседки да неизвестно откуда взявшегося безмолвного пса. Тишина такая, что звенит в ушах. Отчего же кажется, что кто-то следит за тобой недобрым взглядом, дышит холодом в спину? Качнулись вдали еловые ветви или тянет руки, спешит к тебе серая фигура без лица? Беги скорее в дом, прижмись к теплой печке и слушай страшные истории, которые рассказывают подруги. Не смотри в окно! Запри дверь! Не забудь захлопнуть калитку, пока не ступили неслышно на двор незваные гости. И тогда все будет хорошо. Или?..

ISBN 978-5-353-09549-1                              УДК 821.161.1-312.9-93

                  ББК 84(2Рос=Рус)6

                  © ИП Новожилов Н. В., текст, 2020

                  © Макет, оформление.

ООО «РОСМЭН», 2020

ПРОЛОГ

Я сейчас вам расскажу историю, объяснения которой у меня нет. Почему родители так легко отпустили нас? И ни слова упрека, что мы их обманули, никакого удивления. Никогда не обсуждали с нами эту историю. Мама никогда не обсуждала. То ли не верила, то ли не хотела верить — жалела, что вообще услышала.

Лучше бы и не слышала, наверное.

Но ведь самое главное, что мы вернулись. Что бы там ни было, я вернулась. Я всегда возвращаюсь.

Если бы только я была внимательнее... Если бы мы были внимательнее, мы бы сразу все поняли. Все эти знаки. Мне кажется, мы бы догадались. Поняли бы, что надо бояться не незваных, а тихих гостей...

ПРЕДЫСТОРИЯ

В том, что мы решили поехать с девчонками на новогодние каникулы к Валерии на дачу, не было ничего странного. В конце концов, мы уже достаточно взрослые и самостоятельные, чтобы в знакомом месте, среди знакомых, в общем-то, людей, провести пару дней без родителей. Это как поехать в деревню на отдых к бабушке, только без бабушки. Ничего особенного. Да и что могло такого произойти за эти жалкие три дня (а больше там и делать было нечего, в деревне-то)?

Кто ж предполагал, что все будет не так...

Лерины родители купили в Шилиханово участок с развалюшкой, вместо которой построили дом с таким просторным чердаком, что его легко можно считать вторым этажом. Местные деревенские — знатоки — в течение всего строительства подходили и, цокая, качали головами: неправильно, все неправильно строят, развалится, сломается. Конечно, для местных не аргумент, что Леркин папа — инженер-строитель. Они и потом постоянно удивлялись, что дом стоит, не ломается и вообще выглядит прилично.

Неподалеку располагалась достопримечательность — деревня, которая в стародавние времена принадлежала, по словам местных, одной из симпатий Пушкина. Стихов вроде бы никаких этой даме Александр Сергеевич не посвящал, но в переписке упоминал. По слухам, дожившая до глубокой старости дама была похоронена на старом деревенском кладбище на обрывистом берегу реки Ичетинки. Мы даже как-то летом пытались найти ее могилу, но дальше первых двух рядов оградок не продвинулись, сильно заскучав. Так что имя пушкинской зазнобы так и осталось для нас неизвестным. Нет, нам его, безусловно говорили, и не раз, но оно как-то быстро улетучивалось из памяти.

А почти между Шилиханово и пушкинской деревней, как бы вершиной треугольника, располагалось Шишикино. Местные ребята дразнились: «В Шишикино шишаки!» Никому из нас, дачников, дразнилка была непонятна, но шишикинцы на нее сразу обижались.

Про шишаков мы ничего не могли сказать, но в Шишикино были магазин и автобусная остановка, то есть небольшая площадь перед маленьким магазинчиком, торговавшим всем подряд. Здесь делал последний разворот рейсовый автобус по пути на железнодорожную станцию. Он утром подбирал жителей местных деревень, которые работали в более крупных населенных пунктах, а вечером развозил их обратно по домам. Отсюда жители Шилиханова добирались до своей деревни пешком, по сельской дороге, петляющей среди полей.

А глубоко и далеко в лесу была еще одна мелкая деревенька — Зелёново, но никто из нас туда ни разу не ходил. Вроде бы когда-то Лерина тетя, сойдя с поезда, ошиблась направлением и до самой ночи шагала через лес, пока не набрела на жилые зелёновские дома, где ее приютили до утра, а потом отправили на удачно подвернувшемся грузовике обратно к железной дороге. Но с этой тетей вечно происходили всякие странные происшествия, так что, может, это была еще какая-нибудь другая деревня. И вообще надо ж было такое придумать: умирая от страха, носиться по лесу вместо того, чтобы вернуться на станцию. Неудивительно, что ей мерещилась всякая чертовщина.

Лера часто приглашала нас с Сонькой, по очереди или вместе, составить ей компанию на даче во время летних каникул. Так что Шилиханово нам было отлично известно, и с Леркиной дачей связано много веселых приключений.

Собственно, мы все трое решили, что сразу после празднования Нового года собираемся и дня на три- четыре (сколько выдержим) едем на дачу в Шилиханово. Оставалось только уговорить родителей.

Дядя Максим, Леркин папа, был уверен, что современным детям не хватает самостоятельности, поэтому всячески поощрял ее в своей дочери, а заодно и в ее подругах.

— Каждый должен уметь справляться со своими проблемами сам, без этих спасите, помогите, не умею, не могу, — так он говорил.

Тетя Ира иногда считала, что он перегибает палку, но в целом поддерживала мужа.

У Сони недавно родился братик, и ее мама с отчимом почти все внимание переключили на него. Так что тетя Света, хотя и тревожилась немного, все же, наверное, обрадовалась этой самостоятельной поездке на дачу.

А моя мама только попросила почаще писать эсэмэски. Ей еще предстояло каждый день убеждать мою бабушку, что ничего ужасного с нами случиться не может.

Сама мама вечно пеняла мне, что я обещаю отзваниваться, а потом всегда забываю. Но меня этот тотальный контроль напрягает, если честно. Ясно же: если что-то такое произойдет из ряда вон выходящее, я обязательно позвоню!

Но бабушку вечно мучают страхи, что все самые жуткие жути непременно произойдут именно со мной! Как насмотрится криминальной хроники, так просто караул, хоть из дома не выходи, потому что, по мнению бабушки, это практически единственное безопасное место во всем мире (но это не точно). Сначала я пугалась, шарахалась от незнакомых людей. А потом забила.

Прямо перед самыми каникулами мама вдруг принялась выпытывать у меня, точно ли я хочу ехать. А то бабушке сон плохой приснился. Это меня особенно взбесило и только сильнее укрепило в желании ехать наперекор бабушкиным видениям.

Ненавижу, потому что из-за этого у меня самой начинаются дурацкие якобы предчувствия и неуверенность.

Короче, в прекрасное каникулярное январское утро, еще в полной темноте, мы уселись в на удивление полный плацкартный вагон скорого поезда и помахали из окна провожавшему нас Леркиному папе Он так долго и серьезно давал нам последние наставления (особенно связанные с печкой: не расколоть и обязательно открывать заслонку трубы), что под конец я просто перестала его слушать, да и Лерка, судя по остекленевшему взгляду, кивала только по инерции. Возможно, самой внимательной до конца была Соня просто в силу своего ответственного характера, но тут я тоже не стала бы утверждать.

— Даже не верится, что мы все-таки едем! — пихнула я Валерию в бок, когда наконец провожающие вместе с перроном остались далеко позади, а за окнами замелькали расписанные граффити гаражи.

— Я маме сказала, что тебя тетя Наташа спокойно отпустила. — Лера отлично знала мою бабушку-паникершу и потакающую ей маму. — И тогда мама тоже разрешила нам одним ехать. Папа, понятно, всегда за.

— Ха! Я то же самое маме сказала, только про тетю Иру. И раз твоя мама разрешила, то моя тоже успокоилась. А ты чего молчишь, Сонь?

— Господи, а я своим сказала, что с нами Леркины родители будут, немного попозже приедут.

«Господи» — это была присказка Сонькиной мамы, и у самой Сони периодически тоже вырывалось. Мы уже привыкли, и ухо не резало.

А София продолжала причитать:

— Соврала! Но я правда так думала. Сначала. А потом как-то неловко было говорить. Да и они уже согласились, планов понастроили. Мелкий-то так и не выздоровел...

Мелкий — это Сонин младший брат, недавно родившийся. Каким-то образом он ухитрился подхватить сильную простуду, и Софье грозила перспектива остаться без каникул. Понятно, что она очень старалась не доставлять родителям дополнительных проблем и считала своим долгом помогать маме, а от нее, как от старшей и взрослой, именно этого и ждали. Но все же каникулы!..

Мы все замолчали, пристыженно задумавшись, что будет, когда наше вранье раскроется. И стоило ли вообще врать. Но сделанного не воротишь.

На нас никто не обращал внимания. Кондуктор равнодушно проверил билеты и ни о чем не спросил. И пассажиры были заняты собой, едой и своими мелкими детьми. А мы-то боялись, что начнутся расспросы: куда вы, почему одни, то-се. Вернее, я боялась. Меня не отпускало чувство, что мы делаем что-то неправильное, ненужное. Что зря мы одни поехали. Но девчонкам я ничего не говорила, чтобы не начали надо мной насмехаться.

И мама, и бабушка много раз рассказывали, как в детстве ездили совсем одни на другой конец города, на дачу или вообще в другой конец страны. Как мама на зимние, кстати, каникулы как-то поехала к троюродной сестре в лесничество, а там на лыжах от станции надо было идти. Так ее сестра с лыжами и встречала.

Вот интересно, что бабушка свою дочь спокойно отпускала, а я будто немощная какая. А мы уже сто раз к Лере на дачу ездили на летние каникулы. В последний раз нас, собственно, на одной станции посадили в электричку, а на другой станции встретили. Что там вообще могло случиться в поезде? И все равно какой-то непонятный зуд меня донимал. Он мешал мне дремать, хотя девчонки уже вовсю сопели.

За окном депрессивно мелькал, постепенно проступая сквозь медленный январский рассвет, белосерый с черными вкраплениями зимний пейзаж. Наши попутчики хрустели чипсами, сосредоточенно разгадывали кроссворды, тупили в телефоны. А мы решили беречь заряд и только несколько раз прошлись по социальным сетям и сыграли всего в парочку игр. Теперь же Лера с Соней задремали, а я волновалась из-за какой-то ерунды, мне самой непонятной.

Когда мы вышли на своей станции, уже совсем рассвело, и чистое зимнее небо, предвещавшее морозец, приятно освещалось солнцем. Даже тусклый пристанционный антураж провинциального городка в лучах солнца выглядел не таким беспросветным.

Довольно быстро подъехал курсирующий между деревеньками и поселками автобус — старенький, обшарпанный, выпускающий огромные клубы вонючего дыма. Зато исправный. Конечно, и водитель, и кондуктор давным-давно знали всех пассажиров: кто, где и во сколько садится и куда отправляется.

И как ни старались мы первыми пробраться в салон, все местные уже успели занять свои привычные места. Даже удивительно, как им это удалось. Мы своими глазами видели, что прибывший автобус покинули все пассажиры, а перед нами успели протиснуться разве что две старушки. Мы еще им уступили из вежливости. А потом выяснилось, что свободных мест совсем немного, только на заднем сиденье — как раз для нас троих. И то двум полным бабушкам, замотанным в какое-то невероятное количество платков и шарфов поверх шуб, пришлось снять с сидений свои многочисленные авоськи и корзины. И они еще недовольно причитали и вздыхали, будто делали нам огромное одолжение.

Недовольна была и тетенька, которую эти старушки совсем зажали. У нее на коленях и так была раздутая авоська, полная каких-то не то веников для бани, не то просто сухих веток.

На заднем сиденье, которое мы изначально договорились между собой быстренько занять, неопределенного возраста работяги уже с утра заправлялись пивом прямо из пластиковой бутылки. Вообще непонятно, как мы с девчонками могли всех этих колоритных персонажей прохлопать.

Едва автобус тронулся, замотанные старушки принялись болтать между собой, явно продолжая разговор. От нечего делать мы невольно прислушивались к нему, к тому же пожилые женщины то ли оттого, что слышали плохо, то ли просто не стеснялись, но общались довольно громко.

— Да что там дачники. Вон помнишь, нет, Вадимка же пропал. Просто... Ну это давно еще. Давно! У Карнушиных. Здеся. Парню же в армию идти, а он пропал. Такой был парень. Всегда на виду. Его не уводил никто, не. Сам, вишь, в лес пошел. Не помню уж зачем, по грибы там, поохотиться.

— В армию не хотел?

— Да ты что! Как эть не хотел? Вадимка-то не из таковских. Хороший парень. Все думал, как бы получше сделать. Мамка евойная до последнего ждала. Ну, думала, погуляет, мир повидает да вернется. Али весточку какую пришлет. Не мог он их бросить.

Старухи покачали головами, как китайские болванчики.

— Карнушиным-то свезло. Такой серьезный парень! Он и книжку откуда-то привез старинную, все читал. Никому не давал, мол, секретная. Все, говорил, хочу исправить у нас тут. Мол, один знающий человек ему передал знания свои. Ученый! Может, после армии-то учиться пошел бы. Как знать. Ведь ходили же к нему, чего-то он там правил, правил... Так что поначалу и не рыпались, когда Вадимка не вернулся. Но, конечно же, через пару деньков зашебуршились. Он и не ссорился ни с кем. Чего ему! Он же в армию скоро, радостный такой был. Но, конечно, первым делом поспрашали у дружков. Никто не сознался. Ну пошел и пошел в лес. Не маленький — следить за ним. Думали ж еще: может, заблудился. Мужики прочесывали, прочесывали, нет ничего. Ну ясно. Пропал. С концами. Ни вещичек, ни следочков. И книжка Вадимкина тоже пропала. С собой, что ли, в лес взял. После этого никто уж не верил, что он просто так взял и смотался куда. Но карнушинской бабке, стало быть, никто слова не сказал. Пусть себе думает, что вернется, мало ли, дурь в башку ударила парню. А сгинул Вадимка. Жалко парня.

— Но заложенных у нас не было! Вадимка не вернулся, но не пакостил же. Не пакостил вроде. Карнушины ничего такого не рассказывали. Уехали, правда, вскорости. Все, кроме бабки ихней, матери, стало быть, Вадимкиной. Та все ждала... Сердцем, говорит, чую, здеся он. Говорила, бывало, что слышит голос сыночкин: «Мам, мам!» Обернется, а там трава шевелится, будто прошел кто. Аж жутко...

— Да заложный он, ясень пень.

— Не было у нас заложных!

— А псина эта? Ей уж помереть пора, а она вона шастает у вас. Он небось и есть Вадимка.

— Да мало будто нам всего в Зелёново, окстись! Не у нас, не у нас он...

— Зелёново ведь от нас недалеко, — оживилась я, пихнув Лерку локтем в бок.

Получилось излишне громко. Бабки немедленно уставились на нас, будто на диковинных зверушек. Да что там бабки! В автобусе все обернулись и молча смотрели на нас. Довольно бесцеремонно!

— Главное, чтобы водитель на дорогу смотрел, — шепотом сказала как всегда разумная Соня.

— А чего ему поворачиваться, если он в зеркало пялится, — пробурчала Лера.

И мы притихли, пытаясь делать вид, будто нам по барабану внимание местных и их разговоры.

И остальные тоже молчали.

Я незаметно подняла взгляд на пассажиров, но все уже сидели отвернувшись либо так были замотаны в шерстяные платки и скрыты за шапками, что ни одного знакомого лица я не увидела. Возможно, их и не было. Но, скорее всего, я просто тупо забыла, как выглядят местные, с которыми мне доводил общаться. Помнила я только Леркиных соседей по даче, да и то лишь тех, кто постоянно мелькал перед глазами. Например, соседскую бабку Анисимовну, к которой взрослые посоветовали, если что, обращаться за помощью. А остальное большинство деревенских соседей были дачниками, кстати.

Однозначно летом местные гораздо приветливее. И точно не такие странные. То есть, может, и странные, только как-то маскируются. Или я раньше не обращала на это внимания?

Чтобы отвлечься и не портить себе настроение в самом начале приключения, я решила послать маме сообщение: «Доехали. Все норм». Колесико отправки крутилось и крутилось, и сообщение наконец ушло, когда мне уже надоело ждать. На ожидание и проверку ответной эсэмэски я времени тратить уже не стала, запихнула телефон в карманное тепло пуховика. К тому же девчонки тоже тыкали в свои телефоны, так что у кого-нибудь из нас точно получилось оповестить родичей и выполнить долг. Памятуя о нестабильной мобильной связи, каждый из родственников счел своей обязанностью практически одними и теми же словами предупредить нас: звоните или пишите, как сможете, каждый вечер, не можете дозвониться, обращайтесь к соседям.

Можно подумать, если бы действительно было так опасно, они бы нас одних отпустили, ага.

Старенький автобус въехал в Шишикино, и это стало для нас полной неожиданностью: настолько пейзаж вокруг выглядел однообразно-незнакомым. Все в снегу — поля, лес, какие-то невнятные домишки, едва выступающие над сугробами, и вдруг — остановка. Как говорится, ничто не предвещало.

Мы так и сидели бы, если бы пассажиры вдруг, как по команде, не уставились на нас, а водитель не крикнул сипло: «Кому в Шишикино? Вылазьте или в обратку поедем!»

Тут уж мы подхватили свои сумки и неуклюже вывалились из автобуса наружу. Если кто и ехал с нами до Шишикино, то они давно сошли и разбрелись по домам. Но, кажется, мы были единственные.

Мы еще не успели отойти от распахнутых дверей автобуса, когда водитель раздраженно посмотрел на нас, будто не узнавая, и рявкнул: «Не студите салон! Это вам, что ли, до города?»

Растерянно и недоуменно замотав головами, мы синхронно отступили на два шага назад, и автобус рванул с места, на ходу захлопывая двери.

— Он мне сразу чокнутым показался, — вынесла вердикт Сонька.

Мне было лень обсуждать странного водителя, Лерка тоже только пожала плечами.

Магазин на площади был закрыт на подвесной замок, а уже припорошенная снегом бумажка сообщала, что сегодня у продавщицы законный выходной.

Остро пахло морозцем и печным дымом. Где-то очень-очень далеко коротко пролаяла собака, а в основном стояла оглушающая тишина, непривычная для городского уха. Только снег под ногами скрипел, как квашеная капуста.

— Ну что стоим, чего ждем? Пошли! — скомандовала Лера.

И, плечом к плечу, мы послушно зашагали в сторону Шилиханово. Именно так, как на параде, чтобы не было первых и последних и никто не отставал. Мы об этом не договаривались, но почему-то никому не хотелось идти последним. Лично я, если бы оказалась перед кем-то из девчонок, обязательно всю дорогу оборачивалась бы, чтобы проверить, не отстала ли последняя, все ли в порядке. Возможно, непривычная тишина и отсутствие живых существ — не обязательно даже людей — тому способствовали.

Небо заволокла серая туча, и сразу стало неуютно.

Нас окружал совершенно безлюдный пейзаж и окутывала тягучая тишина, в которой хруст снега под сапогами звучал особенно пронзительно.

Не успела я поделиться с подружками своим удивлением (в деревне — и нет животных!), как из ниоткуда, будто подслушав мои мысли, появилась какая-то птица. Ворона, что ли. Нет, кажется, сорока.

Но даже она, то пролетая над нашими головами, то вдруг приземляясь и прыгая на дороге где-то впереди, ухитрялась быть абсолютно бесшумной. Я никак не могла разглядеть ее. Стоило начать приглядываться, как нетронутая белизна снега, словно нарочно, нещадно слепила глаза. К тому же вскоре и сорока пропала, будто и не бывало.

Знакомая, казалось бы, местность, которую вдоль и поперек изучил летом, зимой выглядит совершенно иначе. Леркины родители открывали дачный сезон в мае, когда практически полностью сходил снег, а если тепло сохранялось до середины осени, то на даче кто-нибудь из родни оставался жить до первой непогоды. Мы же, Лерины подружки, приезжали погостить исключительно летом, в жару, когда все цвело и зеленело.

Поэтому сейчас было странно видеть знакомую дорогу без привычных ориентиров. Все словно неизвестное, новое, чужое.

Зимой вообще все по-другому. Вдруг открываются вещи, которые абсолютно не замечаешь летом. Дома, так приятно и уютно выглядывающие из зеленой листвы, оказываются давно заброшенными, просевшими в сугробы. Высохшие плети вьюнков, обвившие стены, похожи на отвратительные остатки волос на плешивом черепе. Окна, в которых отражалась небесная синева, сейчас больше напоминают слепые бельма. Эти дома не ждут тебя.

Неожиданно понимаешь, что все эти деревеньки, которые ты привык считать за один свободно раскинувшийся населенный пункт, вовсе не так уж близко расположены. Даже странно, как их много, но они будто сторонятся друг дружку, словно боятся заразиться. Вдруг осознаешь, что привык ориентироваться по облачку зелени, которое безошибочно находил взглядом: это зеленое облачко — Шишикино, вон то — деревня, где жила пушкинская дева... Теперь же все кругом ровно снежное, одинаковое. И все деревни будто попрятались одна от другой.

Вроде бы и не особенно холодно было, но ноги стали подмерзать. Сначала кончики пальцев. Я изо всех сил стала шевелить пальцами ног, но это не помогало. Оставалось только пожалеть, что не послушалась маминого совета и не надела противные, кусачие шерстяные носки. Сейчас мысль о колючих носках совсем меня не пугала, лишь бы было тепло.

Мы очень бодро покинули Шишикино, так никого, не считая птицу, и не встретив, но чем дальше шли, тем больше теряли темп. Что-то было некомфортное в этом однообразии и безлюдности. Ноги замерзли, сумка с каждым шагом прибавляла в весе. Надо было вообще половину шмоток оставить дома! И самой остаться там же...

Я всего один раз обернулась, чтобы убедиться, что сзади точно никого нет. Хотелось бы оборачиваться почаще, но из-за капюшона, который я натянула поверх шапки, приходилось чуть ли не разворачиваться всем корпусом, при этом я пихала сумкой Соню.

Да и не было вокруг ничего особенного. Только заснеженное поле, пустая дорога с нашими следами и позади — уменьшающиеся крыши шишикинских домов. Разве что изредка, прямо над нашими следами, вдруг поднимались снежные вихри-воронки и тут же рассыпались, будто и не было их.

Никогда такого не видела. Мне казалось, что обычно так происходит в метель, сильный ветер, когда поземка поднимается над дорогой. Сразу в голову полезла заунывная песня «Степь да степь кругом». Но вот выглянуло внезапно солнце, снег заискрился, и я мгновенно приободрилась. Сумка уже не слишком оттягивала плечо, и сапоги вполне приемлемо сохраняли тепло.

Мои подруги, судя по всему, тоже почувствовали прилив сил, потому что насуплено молчавшая Лерка вдруг громко продекламировала:

— В середине идет только предводитель трехголовых вшей!

— И я приказываю им навечно жить у вас! — не растерялась я, поскольку шла как раз между девчонками.

— Это не по-товарищески! — сурово укорила Сонька и пихнула меня своей сумищей, наверное, в отместку за мои удары.

И я ее пихнула сумкой в ответ. А Лерка, позавидовав, толкнула изо всех сил меня, так что я потеряла равновесие и повалила вместе с собой на дорогу и Соню.

— Хватит валяться и гоготать! — уперев руки в боки, нависла над нами подруга. — Нам еще идти и идти. Можете, конечно, ползти, раз уж вам невмоготу.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Вот показалось первое дерево, которое означало переход от проселочной дороги к дороге деревенской. Сейчас, без листьев, дерево было особенно кривым и старым. Но для нас оно означало конец пути, наконец-то дом, наконец-то отдых.

Шилиханово выглядело совсем тихим и даже вымершим, поблекшим между снежной белизной и серым небом. И, что странно, совсем не пахло печным дымом, не тянуло навозом, а только острым запахом свежего морозца.

Мы с девчонками шли, как первопроходцы, примолкнув от столь неожиданной роли. Тем радостнее было увидеть знакомый забор со снежной полосой поверху, а за ним и наш дом, совсем такой же, как летом, разве что тоже в снегу. Хорошо, что Леркину дачу от въезда в деревню отделяла всего пара домов. Не надо было далеко переться.

Решили сразу позвонить родителям, но телефоны прикинулись немощными. Якобы нет связи, хотя в деревне должен был быть столб с телефоном для экстренных вызовов в службы спасения. Но никто из нас не помнил, где этот столб находится, да и к тому же все так завалило снегом, что яркий оранжевый корпус телефонного аппарата был полностью поглощен белизной. Не знаю, правильно ли это. Или местные все с мобильными телефонами и просто не заморачиваются, а связь не работает только у нас, приезжих?

И еще оказалось, что к калитке буквально не пройти. Наверное, трактор, или что там, периодически расчищает в деревне дорогу, сбрасывает снег на обочину, вот вдоль заборов и образовались снежные валы. Пришлось сквозь эти снежные горки протаптывать собой тропку к калитке. В прямом смысле собой: мы по очереди валились спиной в сугроб, перемещаясь в сторону калитки, пока не проложили подходящую траншею. Было весело, и в сапоги снег не набивался.

Зато дорожку от калитки до крыльца дома завалило не так уж сильно, в чем мы убедились, подтянувшись на калитке и заглянув через нее.

— О, мы везучие! Всего-то лопатой чуток пройтись! — обрадованно констатировала Лерка и попробовала вставить ключ в висячий замок на калитке.

После пары неудачных попыток открыть замок, после глумления со стороны Соньки, после Сонькиной безрезультатной возни с ключом пришлось признать, что просто так попасть на участок нам не удастся. Замок намертво примерз. Леркины родители рекомендовали в случае чего сразу обращаться к соседке, которая жила в Шилиханово безвылазно. Сколько лет Анисимовне, — ее тут все так называли, — я точно не знала, но она была уже довольно стара. Впрочем, не настолько, чтобы не справляться с хозяйством. По мне, так она была весьма странная и недобрая бабка, хотя Лерина мама, например, это упорно отрицала.

Увы, сейчас без помощи соседки нам было не обойтись. Или к Анисимовне, или разворачиваться и отчаливать обратно домой.

Побросав сумки прямо в снег возле калитки, чтобы не таскать с собой (воровства мы, понятное дело, не боялись), мы отряхнулись и уже не так бодро поплелись в сторону соседского участка. На сей раз предводителем была Валерия на правах хозяйки дачи, а мы с Соней тащились сзади. Обернувшись, Лерка сказала:

— И ведите себя, пожалуйста, прилично!

Голос ее прозвучал неожиданно громко, так что мы трое, даже она сама, вздрогнули.

— Как это, прилично? — удивилась Соня. Ее голос слышался невнятно из-за намотанного до носа шарфа. — В зубах вилкой не ковыряться?

— И в скатерти не сморкаться! — энергично кивнув, так что помпон на шапке подпрыгнул, добавила Лера.

— Мы в эти подозрительные по чистоте скатерти никогда бы и не стали сморкаться! — оскорбилась я. — Еще неизвестно, кто в них сморкался до нас!

Вдруг Лерка замерла на месте. Мы с Сонькой никак этого не ожидали и потому врезались в нее со всего маха, после чего чуть все вместе не бухнулись в сугроб.

— Ты чего?!

— Слушайте, мне так стыдно...

— Мы же уже пообещали вести себя прилично! — возмутилась Соня.

Лерка досадливо отмахнулась:

— Да это ерунда! Я забыла, как Анисимовну зовут.

Мы с Сонькой прыснули со смеху:

— Анисимовна же!

— Вы что, дурочки? Это ее отчество! А зовут ее как?

М-да, ситуация...

— Вроде бы Зинаида... Но я не уверена. Ань, а давай ты с ней разговаривать будешь? Она все равно еще с прошлого раза думает, что ты странная.

— Почему это я странная?

— Ну ты же не хотела пить из колодца у нас в огороде. Анисимовна папе говорила, что они в войну из луж пили, и ничего. Мол, вода она и есть вода. А ты странная, потому что воду выбираешь.

— Но тот колодец вонючий и цветет!

На Леркином участке действительно есть заброшенный колодец. Вода в нем вся в водорослях и явственно подванивает, особенно в жару. Летом из него берут воду на полив огорода, но большую часть времени он стоит наглухо закрытый. Анисимовна по неизвестным причинам постоянно подбивает городских использовать воду из этого колодца в качестве питьевой. Мол, предыдущие хозяева так и делали. А зацвел колодец, мол, только после покупки участка Леркиным папой.

— И еще она мне какую-то ересь несла. Помнишь, Лер, как твой папа баню топил, а она к нам напросилась? Анисимовна тогда говорила, будто бы у нее имеется книга, благодаря которой у нее всегда есть работники в шапках. Она им работу дает, а они у людей жизнь воруют. И после этого я — странная!

— Да мы с тобой согласны, Ань. Только мы с ней не спорили, а ты — да. Поэтому можешь теперь говорить что угодно, ее этим не оскорбишь.

Мне все равно эта идея как-то не понравилась. Но я решила пока не возражать. Может, удастся все решить без имен.

К соседкиной калитке был прорыт в сугробе проход. Похоже, это сделал тот же трактор, что чистил дорогу. Кстати, таким образом можно было сразу отличить дома дачников-сезонников от домов местных жителей. Для дач тракторист не заморачивался расчисткой пути к калитке. Взглянув на дом, я немного расслабилась. Он стоял серый, зябкий и какой-то сиротливый, как забытая на вокзальной скамейке газета. Похоже, пустой. Изображать из себя «странную» перед знакомым взрослым человеком — то еще удовольствие, так что законная возможность избежать позора сразу подняла мне настроение. А замок... Подумаешь, можно и через забор перелезть!

— Кажется, Анисимовны нет дома. Вон, даже дым из трубы не идет.

Подруги синхронно задрали головы, посмотрели на крышу и расхохотались.

— Слушай, а я купилась.

— И я. Подумала, может, она специально печь не топит, чтобы к ней никто не ходил.

— Ага. Дрова экономит.

— Что смешного? — искренне не поняла я.

Но подружки даже не стали объяснять. Бодро потопали по узкой, уже полузасыпанной тропинке, громко хрустя снегом. Недоумевая, я снова посмотрела на печную трубу, торчавшую из крыши. Из нее валил дым.

Но мне точно не могло показаться! Разве может печной дым валить с перерывами? Очень странно...

Калитка оказалась не заперта, хотя и открылась с некоторым трудом, схваченная тонким слоем наледи. То ли Анисимовна несколько дней не выходила с участка и не пользовалась калиткой, то ли забила на расчистку. С другой стороны, она уже в возрасте, может, ей элементарно тяжело это делать всякий раз, как пройдет снег. Поэтому и ее дорожка к дому практически ничем не отличалась от нашей, которую мы видели через забор.

В любом случае Лерка была полна решимости побыстрее завершить все дела с Анисимовной. Она буквально взлетела на крыльцо, поскользнувшись всего пару раз, и решительно постучала в деревянную дверь кулаком в варежке.

— Нет тут никого, — пробурчала я, когда добралась до подруги, но Лера, не сдаваясь, уже третий раз со всей силы ударила по двери.

— Да она просто глухая, вот и все.

Соня решительно растолкала нас, без всяких церемоний налегла на дверь плечом и буквально влетела в дом, чуть не бухнувшись от неожиданности. Потом поспешно отряхнула от снега сапоги. Мы молча последовали ее примеру. Сначала мне показалось, что в доме не теплее, чем на улице, но потом, как по заказу, я почувствовала запахи жилого помещения, дровяной дымок, тепло, которое призывало немедленно снять перчатки и расстегнуться.

— Здравствуйте! — не сговариваясь, хором, громко выкрикнули мы, чтобы не напугать старушку неожиданным вторжением.

Мы еще потоптались в полутемной прихожей, и наконец приоткрылась дверь комнаты и на пороге появилась хозяйка. Анисимовна выглядела совсем так же, как летом, разве что на два слоя одежды толще. Непонятно было, считает ли она нас плодом своего воображения или реальными людьми, потому что старушка молча смотрела на нас, не делая попыток подойти. Хотя, может, ей просто не хотелось покидать теплую комнату.

— Здравствуйте, это я, Валерия, соседка ваша, с подругами, — решила уточнить Лера, сделав шаг навстречу Анисимовне.

Я с рассеянным видом и ничего не выражающим взглядом стояла за Леркиной спиной, являя собой яркий пример личности не совсем нормальной. Ой, то есть странной. Вообще-то я просто задумалась, но никто же об этом не знал. В подобных ситуациях (на людях) друзья велят мне молча улыбаться.

«Ты так выглядишь любезнее», — говорят они.

Они призывают меня молчать и улыбаться как можно чаще, чтобы люди думали, будто я добрая и вежливая.

Если подруги ждали, что я сейчас заведу вежливую беседу, называя бабку запанибратски Анисимовной, то они крупно просчитались.

Бабка продолжала смотреть на нас почти без всякого выражения. Лерка, не выдержав, решила обойтись вообще без вступлений и довольно доходчиво объяснила старушке нашу проблему. Очень доходчиво, как ребенку. Анисимовна слушала с совершенно непроницаемым лицом и никак не показывала, что понимает и вообще слышит, что ей говорят. Однако, видимо, все же слышала и понимала. Потому что вдруг отмерла, всплеснула руками и шагнула нам навстречу:

— Лерочка, Лерочка, как же. С подружками. Так это промерзся он у вас, ага. Ай-яй, как же отпустили-то вас одних! Ох-хо-хо, бедняжечки. Как же, как же. Я вам кружечку дам с кипятком-то, отопрете. Ай-яй-яй, одни совсем, одни.

Мы с девчонками переглянулись. Такое участие нам было совсем не нужно, все эти причитания и охи.

— И мы хотели домой позвонить, что благополучно добрались. А у нас на морозе телефоны не работают.

Анисимовна сначала никак не отреагировала на наш толстый намек. Потом, заметив наши выжидательные лица, сочла нужным снова вежливо поохать. Нам, разумеется, этого было недостаточно.

— А ваш мобильный телефон работает? Он, наверное, кнопочный?

— Да уж, да уж, — закивала старуха, не двигаясь с места.

— Ау вас есть номер моих родителей?

— Да уж, да уж, — повторила Анисимовна.

Но это прозвучало так же неубедительно, как и в первый раз.

Мы снова переглянулись. Но только Лерка открыла рот, чтобы прямым текстом потребовать бабкин телефон, та просекла фишку:

— Позвоню уж им, ага.

Стало ясно, что свой телефон, если он вообще у нее существовал, Анисимовна нам давать не собирается.

— Вы нам кипяток обещали, — наконец не выдержала Соня.

Соседка опять покивала, но, к нашему счастью, наконец-то развернулась и ушла куда-то вглубь дома. ...