Артем Галустов Это не орлы — это чайки

Часть 1

Глава 1

Два лейтенанта стояли в курилке учебного батальона Семёновского полка, дислоцирующегося в деревне Зюзино. Свои офицерские чины они получили только месяц назад, однако их служба в армии шла уже пятый год. Молодые люди были друзьями с детства: жили они в одном дворе, учились в одном классе, а после поступили в академию юстиции, где уже на первом курсе их зачислили на военную кафедру. Они обучались в военном городке своего полка, который находился в Москве, на большой Тульской.

Лейтенантов звали Алексей Стародубцев и Слава Казаков. Славу Казакова звали просто Казак. Месяц назад они получили дипломы юристов и звания. Служить им осталось ещё один год, второй контракт они оба не хотели подписывать и в тайне от командования готовили ходы отступления на гражданку, хоть и понимали, что без связей уволиться молодым лейтенантом почти невозможно. Нельзя сказать, что парни не уважали вооруженные силы, наоборот, они гордились тем, что они офицеры. Но Алексею и Славе военный распорядок претил.

Раньше, когда ребята ещё были сержантами, они помогали замполиту своей роты набирать молодое пополнение, обучать их строевым положениям, навязывать дисциплинарный уклад армии, а также объяснять права и обязанности солдата и матроса. Теперь, когда они уже и сами стали офицерами, им самим пришлось набирать рядовых.

Первые дни призыва всегда самые ленивые: солдат привозили малыми партиями, и не было смысла каждый раз обучать по пять человек. Лучше подождать, когда уже их наберется под сотню, и учить. Это было очень важно: ведь солдат — это всего лишь единица строя, и обучаться он может только со всеми, а не отдельно.

Целыми днями Лёша и Слава то курили, то ходили в чайную, чтобы что-то съесть от безделья, то валялись с телефонами в самом дальнем кубаре. Единственным плюсом от прошлых призывов было то, что теперь у них было свободное перемещение, и они часто выходили из части, чтобы погулять по сосновому лесу, в котором тонуло и терялось всё: учебный батальон, деревня Зюзино, дороги, люди, выстрелы, утренний туман, секретные разговоры двух друзей — всё.

В тот день Алексей Стародубцев даже не подозревал, что грядущая ночь станет для него поворотным событием. Что именно той ночью зазвенит ключик от свободы. Лёше позвонил командир роты и попросил его быть начеку, чтобы с приездом новой партии рядовых вытащить к себе конкретного солдата. Лейтенанты ждали молодых весь день, однако время уже шло к отбою, а их всё не было.

Лейтенанты бросили окурки в урну и решили пойти на футбольное поле. Они уселись на трибуны. Ещё когда они были сержантами, они любили бегать вокруг него перед отбоем. А потом они усаживались и просто смотрели вперёд. Впереди серая стена. Невысокая. За ней расстилалась дорога. Ехали фуры. На многих из них были нарисованы логотипы компаний. Алексей и Слава знали уже их наизусть. Из года в год всё те же. За дорогой стояли врозь домики села Зюзино. Их окружали сосновые перелески.

Сидя на трибунах, пытаешься уловить само спокойствие, тишину, ощущения, которые питают в тебе чувство свободы. Ты получаешь наслаждение от шороха ветра проносящихся машин, от запаха леса, от магического стрекота в поле. Всё это там, среди домов. А небо? Летние, надутые дождем, темно-синие облака размазывались в ночи. И ты смотришь на всё и можешь лишь терпеть слабую дрожь от вечернего ветерка. «Ну где же эти чёртовы солдаты, а? Хотя какая мне разница. Надо здесь как можно дольше просидеть. В казарме сейчас, наверное, уборка после отбоя».

Слава чуть опустил молнию кителя и вытащил телефон из внутреннего кармана.

— Лёх, уже половина десятого, они не приедут сегодня. — сказал Казак.

— Ну а если приедут, а мы проспим?

— Не, ну можно, конечно, ещё час подождать, но это максимум. Уже всё, они на Угрешке остались. Не приедут же они по среди ночи?

— Почему нет?

— Почему, потому что запрещено. Завтра утром приедут. Я буду спать, ты как знаешь.

— Ты что, устал? — усмехнулся Алексей.

— Да, целый день нихрена не делать, ждать, чтобы в итоге нихрена не произошло. От такого ещё больше устаёшь.

— Ты понимаешь, если этот пацан приедет, и мы его сразу не найдём среди вот этих тридцати или сорока парней, то завтра сам его ищи по всему батальону.

— А фотка есть?

— Какая фотка?

— Ты его в лицо сможешь узнать?

Алексей замешкался.

— Да я не знаю, как он выглядит.

— Ротный даже фотки не прислал?

— На кой она мне?

— А как тогда мы узнаем, кого из строя вытаскивать?

— Ну, я планировал, когда они приедут, встать у крыльца и просто крикнуть «Голованов».

— Как? — спросил Казак, слегка наклонившись к нему.

— Голованов. Артём Голованов. — сказал Лёша, и Слава стал смеяться. — Ну и хрен ли ты ржешь? — раздраженно спросил Алексей.

— Да я просто… представил себе эту картину… как ты по среди ночи выбегаешь весь сонный на крыльцо и кричишь, — передразнивая, — Голованов, Артём Голованов, где же ты?

— Да? Может знаешь, как сделать по-другому?

Казак аж слезы вытер.

— А знаешь, что ещё самое угарное, это то, как на тебя их старлей посмотрит. Он и так мазанных терпеть не может, так ещё и ты тут прибежишь. Голованов… Голованов. Артемочка. Что за фамилия?

— Мне откуда знать, ротный сказал, что за него попросили.

— Ну я понял — мазанный.

Алексей сонно потянулся.

— Обмазанный, бросай уже этот сленг дебильный, говоришь, как наши деды, конченые.

— Кстати, вот сто пудово дохляк, зачем ему в отдельную роту к дедам? Только пацана подставили. Сидел бы в своей стрелковой однопризовке, и всё.

— Он с военной кафедры. Ему нет смысла в стрелках сидеть. Это его первые сборы. Он, может, и не задержится.

— А, да? Он тоже с юстиции.

— Не, он с этого… с академии правосудия, та, что на Черемушках.

— А-а, да, знаю. Одна фигня. Ну а когда вытащишь его, что дальше?

— Смотри, я думаю так, берём его и ведём к нам на этаж, в комнату досуга, скажешь дневальным, чтобы просто так двери не открывали на этаже без нашего разрешения, а я быстро заведу на него дело и оформлю в нашу роту.

— Угу, в какой взвод? В камендачи? — Лёша посмотрел многозначительно на Казака, и тот аж в лице изменился. — Да-не, да бля-я! Почему в мой-то? Кинь в камендачи!

— Какие камендачи, у него даже прав водительских нет. И как ты представляешь, чтобы я его кинул в любой другой взвод, если он реально мазанный.

— Кинь к релельщикам.

— К Рыбину? Да, мне потом явно скажут спасибо, что я генеральского внучка к уголовнику кинул.

Казак выпучил глаза.

— Он генеральский внук?

— Что? — спросил Алексей, сначала не поняв. — Нет, не знаю, но на вряд ли. Я просто так сказал.

На этом их разговор прекратился. Они снова посмотрели на пейзаж за серой стеной, словно глазами прощались с ним перед уходом в казарму. Летнее солнце уже тлело за гребнем сосен, откидывая переливающиеся цвета заката на горизонт. Сумерки слились в одну, тёмную, синюю массу, укрывающую дома.

В казарму они зашли после отбоя. Поднялись на четвёртый этаж. Казак постучал кулаком по железной двери несколько раз. За дверью, где-то вдали, послышалось, как затрусили ноги и подбежали.

— Девять. — сказал дневальный.

Паролем являлось число. Например, тринадцать. И если дневальный говорил тебе девять, то ты должен был ответить ему четыре, чтобы в сумме получилось число пароля.

— Да открывай, блядь, девять. — раздраженно сказал Казак в дверь и ударил её кулаком от злости ещё раз.

Молчание.

— Девять. — неуверенно повторил дневальный.

— Лейтенант Стародубцев из роты управления. — цыкнув, сказал Алексей.

Дверь открылась. Дневальный, что у двери, встал по стойке смирно и отдал воинское приветствие. «Дежурный по роте на выход!» — закричал он, но Алексей его быстро остановил. «Один дневальный за мной», — сказал в никуда Алексей. Он пошёл по длинному коридору, который называется взлёткой, в глубь темных кубарей, в них, на кроватях, уже лежали солдаты. Они ещё не спали, их ноги были задраны на железные перекладины, а сами они смотрели в потолок и мечтали о своей гражданской жизни, которую они теперь год не увидят.

Стрелков уже было много, они потихоньку заполняли собой все спальные расположения. Не хватало солдат в отдельные подразделения. В роте управления было только пять новобранцев, ожидался шестой. Она располагалась в самом дальнем кубаре. Алексей и Слава шли по взлетке мимо спальных мест, стуча своими берцами. Пацаны краем глаза провожали их своими потерянными взглядами. Дойдя до своей кровати, Алексей взял табуретку, поставил её у окна, в который бил белый свет фонарного столба, и посадил на неё дневального.

— Будешь всю ночь сидеть и следить, если приедет машина с молодыми, разбудишь нас, понял? — спросил у дневального Алексей.

— Так точно.

Казак влез в разговор.

— Не дай бог, блин, закипишь, наряд не сдашь, понял?

— Так точно. — у дневального уже было выражение лица жертвы.

Алексей спросил:

— У тебя отбой во сколько?

— В час.

— Ну вот до часу и сиди, а потом спать иди.

Лейтенанты вытащили из прикроватных тумб свои несессеры. Вышли из тёмных кубарей на свет. Прошли мимо всех спальных расположений и зашли в умывальню. Раковины стояли в ряд, а над ними огромное, длинное зеркало. Алексей и Слава посмотрели устало в свои отражения.

Алексей — блондин с заострёнными чертами лица. На его впалых щеках незаметно выступала светлая щетина, которую он решил оставить до утра. Он смотрел на себя своими строгими, серо-голубыми глазами. Поджимал и без того тонкие губы.

У Казака лицо более округлое, он не был худым парнем. На его щеках раскидалось много родинок. Волосы у него были темно-русые, а глаза светло-карие. Взгляд постоянно улыбался и лукавил.

Лейтенанты расстегнули кители, вытащили заправленные полы нателок. Они умылись, почистили зубы, и вернулись в свой темный кубарь. Казак разделся и лёг под простыню, а Алексей, не расправляя кровать, повесил свой китель на спинку стула и улёгся на плед, держа ноги на полу. Он верил, что солдаты приедут, и закрыл себе лицо кепкой, спрятавшись от яркого света фонарного столба. За окном стояли деревья с густой листвой, поднимался ветер, и тень шелеста листьев стала играться на окне. Белый оттиск пятнисто гулял по всему темному квадрату.

Алексей задремал, но всем своим слухом и нутром стоял на стреме у окна. Ему стал сниться сон, если это можно назвать сном, он не видел картинку, только тьму перед собой, но из этой темноты прорезался голос. Он беспокойно внимал ему. Казалось, что он сам себе говорит эти слова собственным голосом, но он знал, что они принадлежали отцу. Он их лишь повторял. «И ты имеешь право знать правду… ты не заслуживаешь такого отца… ты у меня на первом месте… ты хороший парень, Лёш… когда чувство долга становится выше любой любви… я не прошу у тебя прощения… чтобы ты никогда не узнал».

Алексею показалось, что кровать под ним пропала, и он дёрнулся от испуга. Кепка упала на грудь. Он подтянулся на локтях. Оглянулся. Казак спал, зарывшись головой в простыню, пряча лицо от света. Дневальный дрых, положив руки на подоконник, а голову на руки. Стекло покрылось зёрнами воды. Стоял запах сырости, он словно исходил от дощатого пола казармы, а не из улицы. Вдруг ему послышалось, как что-то тяжёлое едет по плацу. Он вскочил и увидел машины. На свету их фар шёл мелкий дождь. Из них стали выпрыгивать солдаты и строиться. Алексей отлип от подоконника и схватил свой китель. Он разбудил Казака, толкнув его в плечо.

Он побежал по взлетке. Дневальный сонно отпрянул от стены и открыл ему дверь. Алексей выбежал на сырое крыльцо. На нем уже стояли заспанные подполковник Георгий Каразин и старлей — один из взводных командиров стрелков. Оба успели нацепить на себя только брюки и нателки. Они с полузакрытыми глазами смолили сигареты. С крыши крыльца серебристой занавеской падали капли дождя. Все три офицера слегка дрожали от мерзкой, холодной сырости.

Алексей заметил, что подполковник Каразин поглядывал на него. Подполковник был командиром учебного батальона. Это взрослый, подтянутый мужчина. Ему было лет пятьдесят пять, но выглядел он смело на сорок. У Каразина были присущие ему хитрейшие, лукавые, вечно ехидно улыбающиеся глаза. Стоял он самоуверенно, и всегда казалось, что он что-то задумал. Как будто хотел у тебя что-то спереть, пока никто не видит. За что и получил прозвище от Алексея — енот. Весь его вид был задирист. Он любил стоять и играться мышцами.

Но в этот раз смотрел он иначе. Хитрый взгляд сменялся на трепетный и сопереживающий. На отцовский. Алексей, увидев это, от смущения кивнул ему головой, на что Каразин с невероятной теплотой мигнул глазами в ответ, словно говоря ему: «Да, привет-привет, Лёш, что не спишь?»

Солдаты длинной колонной, растягиваясь, пошли с плаца в казарму.

— Голованов, — стал кричать Алексей в строй, ребята проходили мимо, посматривая на него, — Голованов. — продолжал он кричать, пока в самом конце колонны вдруг кто-то откликнулся. — Ты идёшь в роту управления, ты в курсе?

Ответа он так и не услышал.

Алексей протиснулся и забежал внутрь. Солдаты строились в две шеренги фронтом на подполковника Каразина. Алексей следил за своим солдатом и пытался его не упустить. Ребята стояли по стойке смирно, боясь шелохнуться, бегали лишь их глаза, ударяясь об каждый угол казармы. Офицеры вальяжно встали недалеко, потягиваясь от покинутого сна. Подполковник зевал, засунув руки в карманы.

— Товарищи солдаты, не буду долго разглагольствовать, все здесь хотят спать. Я командир учебного батальона Семёновского полка. Зовут меня подполковник Каразин. Я вас всех поздравляю с первым днём вашей службы в рядах вооруженных сил Российской Федерации. Сейчас офицерский состав отведёт вас в спальное расположение, а завтра утром начнётся ваше обучение. Здесь вы пройдёте курс молодого бойца, все отстреляетесь, так сказать, ну и поедете потом в полк, в Москву, где и будет проходить ваша служба. По поводу родителей не беспокойтесь, всем уже передали ваше место службы, в выходной день вам будут выданы телефоны, и вы позвоните им и скажите, что у вас всё хорошо. Что хочу добавить от себя, так это то, что в армии самое главное — это дисциплина. Что есть дисциплина — это ваше следование и выполнение команд ваших начальников и непосредственного командования, а также выработка всех ваших действий здесь до полного автоматизма. Дисциплина должна стать вашей местной привычкой совершать определённые действия до такой одури, чтобы руки и ноги уже делали всё сами отдельно от головы. Вот это и есть ваша дисциплина. Именно эту науку здесь вы и должны освоить. И советую вам ее больше изучить именно здесь, потому что в полку времени уже у вас не будет, вы будете нести службу, так что с завтрашнего дня начинайте зубрить командование полка, командование ваших рот, а также обязанности солдата и матроса. Тот, кто будет учиться лучше, у того и служба будет идти легче и интереснее, а тот, кто нихера не будет учить, так и останется местной метёлкой на целый год. Надеюсь, что всё сказал, а вот ещё что, забудьте здесь весь ваш дворовый лексикон, ваша дисциплина начинается не столько с действий, сколько с ваших слов. На данный момент у вас их немного, это «есть» и «так точно». Весь ваш мат забудьте. Может, вы у себя там на районе и были крутыми пацанами, но здесь только один крутой — это я. В будущем вы все тоже будете в какой-то мере командирами, в большей или в меньшей, но командовать вы не сможете, пока не научитесь дисциплине и подчинению. Ну теперь точно всё. Товарищи офицеры, личный состав в вашем распоряжении.

Солдат повели в спальное расположение на первый этаж. Алексей быстро выцепил из строя Голованова, и они оба юркнули на лестничную площадку из роты первого этажа. Алексей стал быстро подниматься по ступенькам, перешагивая через одну. Солдат за ним еле поспевал то ли из-за усталости, то ли из-за неправильной заправки обмундирования. Алексей при этом ещё умудрялся оглядываться через плечо и спрашивать:

— Ты понимаешь, почему ты за мной идёшь?

— Нет. — испуганно говорил солдат.

Алексей просто ударил кулаком в железную дверь.

— Девять.

— Четыре. — ответил Алексей.

Дверь открылась. Из темноты кубарей выходил Казак, они втроём завернули в комнату досуга. Казак приготовил папку с личным делом. В комнате стояли парты с задранными на них стульями. Алексей и Артём сняли по одному и сели за стол друг напротив друга. Казак уселся позади солдата, вперив свой взгляд ему в затылок.

Алексей стал открывать папку.

— Это надо делать завтра, но мы составим твоё личное дело сегодня. Ещё раз тебя спрашиваю, ты понимаешь, почему ты сейчас сидишь здесь?

— Нет. — недоверчиво сказал солдат.

Алексей и Казак вопросительно посмотрели друг на друга. Казак строго произнёс:

— В армии говорят «никак нет», запомни.

— Никак нет. — резко повторил солдат.

— То есть у тебя тут нет знакомых офицеров? — спросил Алексей.

— Никак нет.

— Ладно… — Алексею казалось, что парень его за дурака держит и боится признаться, — ты попал в отдельную роту нашего полка. В роту управления. У нас полк комендантского назначения, он специализируется по охране министерства обороны и непосредственно министра обороны, а также других вышестоящих лиц. Но этим занимаются стрелковые роты, заступая в караул. Отдельные роты, в одну из которых ты и будешь зачислен, занимаются внитриполковыми задачами, это наряды и работы у начальников служб. Это намного лучше, я так тебе скажу. Насколько мне известно, ты из военной кафедры, а не просто срочник, тебе надо учиться, а не каждый раз в караул заступать. Ну и вообще, впоследствии службы увидишь некоторые преимущества в отдельном подразделении. Это некая элита нашего полка. — Алексей всё это говорил и пытался увидеть хоть какой-то просвет в глазах парня, но они были лишь испуганы и не понимали, что происходит и почему именно его вытащили из строя. — Ну что, это того стоило?

— Что, простите?

Сзади снова загремел строгий голос:

— Не простите, а разрешите уточнить. — Казак его будто хотел проверить на вшивость, но у него это как-то странно получалось, однако эффект был, но Голованов держался.

— Разрешите уточнить?

— Ну все вот это, армия, ты же из академии правосудия?

— Да, — осекшись, — так точно.

— Да расслабься ты. Я и человек позади тебя из академии юстиции. Сидели когда-то здесь на твоём месте, кто знает, может быть, ты будешь сидеть на моем. — у парня выпучились глаза, он и представить себя не мог с погонами офицера. — Но мы оба здесь сидели по собственному желанию, потому что у нас не было выбора. А у тебя выбор явно был. Неужели нельзя было откупиться, служить в дружине при институте?

— У меня нет таких денег.

— Ясень красный, что у тебя нет таких денег, но у родителей твоих тоже нет? — усмехнулся Казак.

Рядовой обернулся.

— У моей семьи тоже нет денег. У меня только мама, больше никого нет.

— А мама кто? — спросил Алексей.

— Да просто обычный юрист. У неё есть некоторые средства. Да и как вы представляете, чтобы я у матери деньги взял на откуп. Выбор есть, но я не могу его принять.

Алексей и Казак снова посмотрели друг на друга и без слов согласились, что парень не так уж и плох. Артём продолжил:

— К тому же места в дружину ограничены, туда попадают сыновья судей или других серьезных людей, а у меня никого.

— А отец твой где? — перебил его Алексей.

— Да умер давно уже.

— Прости.

— Товарищ…

— Лейтенант. — подсказал Алексей. — Мы тебе не представились, меня зовут Алексей Стародубцев, я замполит роты управления, а позади тебя лейтенант Вячеслав Казаков, он, кстати, твой командир взвода. — Голованов повернул голову и кивнул Казаку.

— Товарищ лейтенант, мне кажется, произошла ошибка. Вы меня с кем-то перепутали, понимаете? За меня точно никто не мог договориться. Ни вы, ни я не знаем кто это. Мне вообще сказали, что я поеду служить в калужскую область. Там ведь полно воинских частей.

— Да, полно, но ошибки никакой нет, кто-то действительно решил тебе помочь, но при этом этот кто-то захотел остаться незаметным. Я думаю, это сделано, чтобы не подставлять тебя. Ты, кажется, хороший парень. — Голованов всё сидел с испуганными глазами, его голова понуро склонялась от сна, усталости и страха, он явно боялся всей этой ситуации, а Алексею хотелось его успокоить. — Слушай, Артём, скажи мне, у тебя как с компьютерами, умеешь с ними работать. — Артём лишь устало кивнул головой. — Хорошо, ты будешь моим личным помощником. Я так и запишу в твоём личном деле, что ты помощник замполита. У меня очень серьезная работа, и она как раз послужит тебе практикой, я тот, кто пресекает неуставные взаимоотношения между военнослужащими. В наряды будешь ходить только в случае необходимости. Лейтенант Казаков мой давний товарищ, мы с ним легко сработаемся, он будет отпускать тебя ко мне. В нашей роте не только такие ребята, как ты, которые учатся военному или юридическому ремеслу, но и обычные срочники, в данном случае твои деды, которые сейчас в Москве. Их призыв — это что-то с чем-то. Полгода назад их всех набрал не очень хороший офицер. В итоге все уроды и наркоманы. Я просто хочу защитить тебя от этого, потому что тот, кто решил тебя направить в роту управления, совсем не знает о её сегодняшней ситуации. Я боюсь, что твой призыв ждёт просто вопиющая дедовщина, и не буду скрывать, мне нужен будет человек изнутри. Согласен?

— Так точно! — он вдруг воодушевился.

— Ну считай, что договорились.

Алексей стал сам заполнять его личное дело, ничего у него не спрашивая, делая его удобным для себя, оставляя лишь имена родителей и адрес, которые Артём и сам потом заполнит.

Вдруг в дверь стал яростно долбить кулак. Грохот звучал угрожающе. Гремел так, что было страшно не открыть.

— Ну всё, Артём, лейтенант Казаков проводит тебя до твоей кровати, спокойной ночи. Казак, скажи дневальному, чтобы дверь открыл.

Казак спрыгнул с парты.

— Справишься с ним?

— Ну а почему нет? Давай.

Казак вывел парня, через несколько секунд стало слышно, как створка двери с щелком открылась, и в роту с криками вошёл старший лейтенант. Алексей продолжал заполнять спокойно дело, слушая его крики. Наконец, он стал спрашивать об Алексее, и дневальные указали ему на комнату досуга. Дверь открылась. Алексей и не думал отвлекаться от своей работы.

— Я не посмею, чтобы какой-то пятиминутный лейтенант воровал так в наглую у меня солдата. Ждите своих мазанных, а моих нормальных пацанов не трогайте.

— Значит, вам нечего волноваться, товарищ старший лейтенант, — спокойно говорил Алексей, — это как раз и был мазанный.

— Слушай, щенок, — Алексей угрожающе обернулся на него, — я смотрю тебя рассосало быстро, ты как был слоном, так и остался, не тебе решать кто мазанный, а кто нет, я здесь занимаюсь солдатами, а не слоны вроде тебя.

Глаза Алексея налились блеском мимолетного гнева. Быстрая запальчивость была чертой всех Стародубцевых. Алексей его скорее унаследовал, чем получил по опыту жизни.

— Ещё раз назовёшь меня слоном… — приподнялся Алексей.

— То что, думаешь потянешь, лейтенант…

— Думаю, что не какому-то стрелку указывать управленцу, — голос Алексея уже начинал рычать, — что ему делать. Я замполит, это мне решать кого брать себе, а кого не брать. Обосанный стрелок мне не указ.

Старший лейтенант схватился за китель Алексея, Алексей вспылил и одним махом обхватил его шею, нагнув его голову себе к рёбрам. Но в то же мгновение он его отпустил, увидев в дверях знакомую фигуру.

— Что здесь происходит! — в дверях стоял подполковник Каразин. — На губе оба захотели посидеть? Заправиться! — офицеры стали приводить свою форму в порядок. — Старший лейтенант, идите к себе в роту, с вами завтра побеседую.

— Есть!

Старший лейтенант быстро вышел из комнаты, протиснувшись боком рядом с подполковником, который всё ещё стоял на пороге и не думал двигаться. Каразин и Стародубцев молча смотрели друг на друга, пока не услышали, что дверь закрылась, тогда Каразин зашёл, и они заговорили.

— Ты с ума сошёл старшего по званию заламывать? Ну давай, мне шею сверни.

— Виноват, товарищ подполковник. Он меня вынудил.

— Вынудил? — Каразин присел на стул. — Господи, ну такой же… — что-то сказал себе под нос подполковник, — ты что, посреди ночи решил дело заводить?

— Так точно.

— Так точно, — передразнил Каразин, — если хочешь показывать свою власть, то не надо суетиться, дело бы утром завёл. Учить вас и учить ещё. Голованов уже спит? — с этого вопроса Алексей понял, кто привёл Голованова в этот полк.

— Да, я его сделал своим личным помощником.

— А, молодец, лейтенант, разглядел, да? Он порядочный парень, думаю, он очень хорошо будет тебе помогать в твоей работе.

— Товарищ подполковник, разрешите вопрос?

— Не разрешаю, не надо задавать глупых вопросов. В таком полку, как Семёновский, все друг с другом связаны, начиная от командира полка, заканчивая вновь прибывшим молодым пополнением. Вся прелесть в том, Стародубцев, что нить эта настолько запутана, что никто из нас не знает, кто и с кем здесь связан. — Каразин поднялся. — Ладно, пойду спать.

— Вы пришли к рядовому Голованову, он ещё навряд ли спит.

— Нет, я пришёл к тебе, но уже поздно, завтра с тобой поговорим. Иди спать, Леш. — вдруг прозвучало снова как-то по-отечески. — Завтра утром зайди ко мне в штаб.

— Есть!

— Рота подъем! — крикнул дневальный, и по взлетке вереницей зажглись фонари, добежав до последнего кубаря.

Свет ударил прямо в закрытые веки, испепелив сон. Солдаты повскакивали со своих кроватей. Поднялся грохот. Каждый брал свою табуретку с формой и вытаскивал её на взлетку, чтобы одеться. Шум открывал слипшиеся веки. Алексей лежал и вполглаза оглядывал роту.

Алексей вставать не спешил, но он заметил, что Казака нет, а его кровать заправлена. Непонятно куда он мог пойти, у них не было никаких обязанностей до того, как отвезти солдат на завтрак.

Солдаты продолжали громыхать. Подметали пол, а затем мыли его, перетаскивая туда-сюда тумбы. Через час Алексей построил своих ребят и повёл их в столовую, там он увидел одиноко сидящего Казака. Взяв поднос, положив на него тарелку с пельменями, он пошёл к другу и сел рядом с ним. Казак кивнул ему головой и молча продолжил есть, не смотря на него. Он выглядел поникшим. Потупил свой взгляд в тарелку, положив локти на стол. Всё ковырялся вилкой в пельменях, потягивая молоко через трубочку, нервно её пожёвывая. Алексей спросил, всё ли у него нормально? Но тот лишь кивнул головой. Видно, что ненормально.

После завтрака Казак не повёл солдат в роту, а вытащил их на плац. Маленький строй неумело маршировал, сбиваясь в ритме. Алексей стоял в курилке и смотрел, как Казак гоняет их, пытаясь немного научить. Должно пройти ещё много времени, чтобы они смогли прислушиваться друг к другу, дабы колонна была одним целым, обзавелась одним шагом.

Небо было всё ещё пасмурным. Беспросветным. Можно было увидеть окружность солнца, которую затопляли серые облака. Они быстро и низко плыли, шершавя верхушки сосен.

Полил дождь. Все солдаты разбрелись в казармы по своим этажам. Слава и Алексей завели своё подразделение в роту. Казак посадил их всех на взлетке и приказал учить обязанности, а сам пошёл к Алексею в дальний кубарь. Алексей, прильнув к подоконнику, смотрел, как льётся дождь за окном. Как щебечут листья от поднявшегося ветра. Казак сел на кровать и поглядывал на своего друга, Алексей это заметил и спросил:

— Что случилось? Давай, рассказывай, нельзя же теперь всё время молчать.

— Не знаю я, как сказать. — стал качать головой Казак.

Алексей отошёл от окна и сел напротив.

— Говори как есть. Мне уже скоро к Каразину идти. Чувствую, что там будут новости не лучше. — сказал он и улыбнулся другу.

— Его здесь нет, он уехал в часть.

— Откуда знаешь?

— Я с ним утром разговаривал в курилке. Сказал, что в полку власть, кажись, меняется.

— Власть меняется?

Казак пожал плечами.

— Он так сказал. — Казак помолчал некоторое время, а потом продолжил. — Он попросил тебе кое-что передать.

— Ну что? Говори уже.

Казак прятал глаза.

— Этой ночью не стало твоего отца.

Казак поднял голову, чтобы посмотреть на друга. Алексей смотрел ему прямо в глаза, как будто ждал какого-то продолжения этой истории. Но это уже конец. На лице Алексея было такое выражение, как будто он пытался угадать, о чем Казак думает. Опущены брови. Поджаты губы. Недоверчивый взгляд, но глаза при этом затоплены не столько страхом, сколько тревогой. И вскоре Казак увидел, что у друга начался внезапный рвотный рефлекс. Алексей начал странно давиться, словно его душат, Казак крикнул в сторону солдат, чтобы они притащили лейтенанту стакан воды, а сам неуверенно положил руку на спину другу, не зная, что ему делать.

Алексей как-то стыдливо встал с кровати и вернулся к подоконнику, облокотившись на него, подперев самого себя. По окну бегали струйки дождя. Он прижался лбом к стеклу, взгромоздив своё бремя. От рвотного позыва стали пропускаться противные слюни на губы. Он каждый раз вытирал их рукой. Стал чувствоваться привкус противных пельменей. «Конечно, они ведь переварены. Иди, свари для всей оравы целую гору пельменей. Как же там хорошо. Я бы сейчас побегал под дождем. Хочу на пруд. К воде. Блин, что так в горле горчит. Что же мне делать? Я должен ехать, что ли? Что надо делать? Дождь усилился. Надо бы в чайную сходить. Здесь она получше будет. Надо ещё сигареты не забыть купить. Стоит всё хрен знает сколько».

Алексей не понимал откуда у него этот ворох слов. В глазах стали процеживаться слёзы. И родились другие мысли. Он смотрел на текущие капли дождя по стеклу: «Ну давай, соединяйся с другой. Ну, чего ты? Давай. Вот уже больше стала. А по дороге есть ещё две. Сможешь взять?» Алексей сжал глаза и губы так сильно, что пытался их спрятать. У него затряслась спина, и позади себя он услышал командный голос Казака: «Воды лейтенанту, живо!» Солдаты снова с грохотом повскакивали и закопошились. Казак подошёл к Алексею со стаканом. Он положил руку ему на спину.

— Попей, брат, полегчает.

— Блядь, да она горячая. — отхлебнул Алексей.

— Конечно, они же со столовки кипяток приносят. Это тебе не полк с кулером. — сказал Казак и похлопал его по плечу. — Прости, дружище, соболезную тебе. Знаю, что ты с отцом не очень-то и ладил, но ты ведь теперь совсем без родителей.

— Это да. — вытер глаза Алексей. — Ни матери, ни отца. — задумчиво проговорил он, не веря в эти слова. — Совсем один.

— Не один, не один. — подбадривая, стал говорить друг. — Одного мы тебя не оставим. На, держи. — Казак протянул ему прямоугольную бумажку размером с тетрадный лист.

— Это что?

— Твой отпуск. На сорок пять дней выбили. Там какие-то родственники объявились, хотят его похоронить где-то под Ростовом. Они его уже каким-то образом без тебя опознали. Я думал, что ты у него единственный остался.

— Я даже не знаю куда ехать.

— У дежурного по части спроси, это ему вчера факс пришёл, там вся информация должна быть. Давай, провожу тебя. Закажем тебе такси.

Алексей собрал свою небольшую сумку. Переоделся в гражданскую одежду. У него всего лишь были джинсы с белой футболкой и кеды.

Друзья зашли в дежурную часть и забрали факс для Алексея. На КПП Слава заказал такси. Они вышли на дорогу и встали в сосновом коридоре, которому не было конца. Друзья закурили. Их мысли перебивало пение птиц.

Алексей прочитал факс, а потом дал другу.

— Оксана Стародубцева… получается твоего отца всё же опознали, и они его уже увезли.

— Получается, что так.

— Поедешь туда?

— Не знаю. Посмотрим…

— Езжай, как бы то ни было, но ты его сын, ты должен там присутствовать, а потом сваливай.

— Да, наверное, ты прав…

— Что за Оксана Стародубцева, это твоя бабка? — спросил Казак, Алексей не хотел отвечать, но Казак продолжал вопросительно смотреть.

— Да. Ну что смотришь? Ты знаешь, у моего отца было всё непросто с самого детства. — Лёша посмотрел на верхушки сосен. — Я, когда собирался на эти сборы, поговорил с ним перед отъездом. Он мне кое-что рассказал.

— И что рассказал?

— Про своё детство, про свою семью. Про дом, в котором он жил. Про то, как с матерью моей познакомился. — снова посмотрев на Славу. — Они ведь из одного посёлка.

— Да, ты рассказывал.

— Ну вот.

— Но он про Оксану тебе не рассказывал?

— Да вот тогда и рассказал. Ни он, ни мать ничего раньше не говорили мне. Они от меня кое-что скрывали. Моя мама мне правды так и не сказала, а вот отец…

— Что за правда?

Было ещё рано, солнце не выбралось из леса к небу. Оно пряталось где-то за верхушками сосен. Лучи шершаво пробивались через иглы. Казалось, что от солнца кроны сосен ещё больше краснели, словно наколенное железо. В этот момент приехало такси.

— Долгая история. Расскажу, как приеду.

Они оба обнялись.

— Напиши оттуда. Держи в курсе.

— Да, хорошо.

Глава 2

Алексей приехал в новую квартиру. Она находилась на Шаболовской, недалеко от войсковой части Алексея. Сам полк был на Большой Тульской. От дома до него можно было дойти пешком.

Квартиру его отец купил, когда Алексею было восемнадцать лет. Он был успешным архитектором в Москве. Мать Алексея умерла от тяжкого заболевания. Алексей не захотел оставаться с отцом, потому и ушёл в армию.

В старый дом он вернуться не мог. До своего восемнадцатилетия Алексей со своими родителями жил на окраине Москвы в Раменках. Для родителей брак оказался тяжёлой ношей, которую пришлось нести и сыну по мере взросления. Отец у Алексея был не простым по своему характеру и опыту человеком. Когда мама умерла, Алексей в своём сердце стал винить в этом отца.

Если бы вы спросили у Алексея, что он считает своим домом, он бы ответил — армия. В новой квартире отца он появился несколько раз за пять лет, а в Раменках больше никогда. Она им не принадлежала, её получил отец при очень странных обстоятельствах. Сейчас она вернулась прежнему собственнику, а сам Алексей поклялся себе больше никогда не появляться в том районе. Он думал, что стоит ему туда вернуться, как на него нахлынут все слова, которые отец сказал ему при последней их встрече. Он искренне, всем своим сердцем ненавидел это место. Остерегался его. ...