Камеристка

Глава 1

Пеппа семенила вслед за более опытными служанками. Всё время вертела головой, рассматривая высокие потолки замка, украшенные фресками, мраморные колонны, блестящую плитку под ногами. Чтобы всё рассмотреть постоянно приходилось задирать голову. Совсем не так как в домах, где она привыкла прислуживать, и уж тем более совсем не так, как в её собственной лачужке.

Ей ещё ни разу не доводилось прислуживать во дворце. Признаться, она и не надеялась попасть сразу в горничные будущей королевы, но вот какая удача: камеристка, что была едва ли не правой рукой правителей, выбрала её. Пеппа думала, что над ней смилостивился Благой Демиург. Только подалась в замок, и сразу же прислуживать монаршей особе!

Служанки всё шли и шли… Стремительно удалялись от центральных комнат замка. Неужели покои будущей королевы находились где-то в отдалении? Её Величество любила уединение?

Наконец они подошли к темным дверям и остановились. Пеппа с восхищением поглядела на двух солдат, стороживших вход. Ладные, высокие юноши, подтянутые, да на таких в их деревне все девки вешались бы. Она могла бы выйти замуж за кого-то такого. Почему нет? Все хотят выйти удачно замуж. Чтоб красив и деньги в дом нёс. Вот кто-то как тот, с ямочками на щеках. Юноша окинул служанок холодным взглядом и открыл дверь. Пеппа не преминула робко улыбнуться солдату. Но тот едва ли заметил её попытку соблазнения.

В покоях было темно. Шторы на окнах плотно задвинули, так что ни один лучик осеннего солнца не проникал в комнату. В кресле напротив камина с кубком в руках сидела молодая женщина. Пеппа уставилась на драгоценные камни в позолоченной посуде. Утащи она один такой кубок и могла бы до конца жизни ни в чем себе не отказывать, а эти вельможи, лорды и короли даже и не заметят его пропажу. Всего один кубок — столько стоило её сытое существование.

Будущая королева подпирала кулаком голову и пустым взглядом смотрела на огонь в камине. И какие думы могут терзать красавицу, что спит на шелковых простынях и носит на себе украшения, стоимость которых могла бы покрыть годичные расходы целой деревушки? Но она о чём-то думала так самозабвенно, что даже взглядом не удостоила согнувшихся в нелепом поклоне слуг. Ну да, с чего Её Величеству смотреть на такое отребье? Пеппа восхищалась, злилась и завидовала. Но подчинялась и не возмущалась. Вылететь из дворцовой прислуги не хотелось. Платили много. А ей деньги были нужны. Кому они не нужны, когда зима на носу?

Дверь за спиной скрипнула. В покои вошла ещё одна девушка. Пеппа, всё так же склоняясь перед будущей королевой, бросила вороватый взгляд на гостью. Это была молодая темноволосая особа. В чёрном простом платье. Ни вырезов, ни кружева, ни драгоценных камней. Точно она на себя чёрную штору натянула. Но Пеппа была не дура. Сразу поняла — платье хоть и простое, а пошито из чего-то дорогого. Так оно выглядело. Спина молодой девушки была прямой. Ну просто королевская осанка! И как все эти дворяне умудрялись целый день ходить в таком напряжении? Волосы были собраны в простой низкий пучок. И тоже — ни одного украшения. Но все волосок к волоску. Строго и как-то безжизненно. Лицо Пеппа рассмотреть не успела. Незнакомка стояла к ней спиной.

— Кто это? — зашептала рядом стоящей служанке. Мэри или Нэнси, как-то так. Она ещё не успела запомнить.

— Камеристка, — шикнула Мэри-Нэнси, глянув злобно на Пеппу. Взглядом так и велела заткнуться. Пеппа скорчила недовольное лицо, поджав губы, и сделала, что велели — заткнулась.

— Доброе утро, Ваше Величество, — голос у Камеристки был приятный. Тихий. Тёплый. С какой-то загадочной и чарующей хрипотцой. Пеппа даже подумала, что и поет она, наверное, потрясающе. Таким ведь голосом только петь!

Её Величество оторвала взгляд от огня. Посмотрела на Камеристку с презрением, внезапно замахнулась и швырнула кубок. Он пролетел в паре сантиметров от лица девушки и с оглушительным звоном рухнул на каменный пол, прокатился и замер у ног Пеппы. От звука она вздрогнула в испуге, но как завидела сверкающие красные камни, так страх её сменился восхищением.

Никогда Пеппа такой красоты вблизи не видела. Хватай, прячь под юбку и беги что есть мочи из замка. Жизнь безбедная обеспечена. Правда с такими-то деньгами её в первой же подворотне даже при свете дня прирежут. Пеппа ещё раз поглядела на кубок и, вздохнув, протянула руку, чтобы поднять его. Старшая служанка перехватила её руку и нервно, отрывисто помотала головой. Что, так и стоять им, согнувшись, тут до дня смерти?

— Убирайся! — взревела королева. Пеппа сглотнула. Это откуда в такой тоненькой даме столько голосу-то? Да её бабка на пьянчуг, дрыхнувших под забором, так звучно никогда не кричала!

— Приказ Его Величества Короля. Я должна помочь вам подготовиться к казни, — всё тем же бархатным спокойным голосом ответила Камеристка. Словно не в неё только что запустили кубок. Пеппа подняла взгляд. Ровная спина. Ни намека, что что-то тут не так.

Пеппа поморщилась. Погодите-ка… Казнь? Так значит их не будущей королеве послали прислуживать, а той самой изменщице, которую сегодня в полдень казнят?! Гадость какая!

Пеппа была наслышана о преступлениях королевы-предательницы. Да о них вся столица трубила! Пособничала своему отцу в заговоре против короны! Пеппа не знала, что значит «пособничать», а вот то, что эта гадюка хотела убить Его Величество Короля, понимала отчётливо! Заговор чудом вскрылся!

— Не желаю, чтобы ты прикасалась ко мне! Пусть придут мои фрейлины! — изменщица так верещала, что Пеппа даже не постыдилась скривиться. Но головы не поднимала. Ещё прилетит ей от этой истерички!

— Двое из них были повешены вчера, двое преданы огню церковью два дня назад. Их обвинили в колдовстве и отступничестве от Благого учения Демиурга, — спокойный голос начал казаться Пеппе холодным. От него теперь бежали неприятные мурашки по спине. Слишком уж просто она говорила о смертях.

— Ты!.. — королева взревела. Пеппа снова услышала звон. Ну да, конечно, в приступе ярости предательница смахнула со столика кувшин с вином и поднос с закусками. А убирать это, естественно, ей придётся! Её величество часто задышала как разъяренный бык и стала выхаживать по комнате, громко топая ногами. Почти как какой-нибудь неотесанный мужик. Что, неужели перед лицом смерти и дворяне, и простые люди выглядят одинаково?

Королева-изменщица всё продолжала бесноваться. Стащила с широкой кровати покрывало, скинула вазы с цветами с прикроватных тумбочек, сорвала шторы, швырнула канделябр в окно. Она вдруг осела. Просто рухнула на колени у того самого окна и разревелась. Как простушка, как нищенка… Пеппа снова скривилась. Не понимала она эту женщину. У неё было всё! Спала она на удобной постели, по утрам её одевали слуги, еда была отборнейшей. Чего ей ещё надо было? Зачем устраивать безумие во дворце? Но нет же. Не сиделось, надо было какого-то демона ещё больше! Жадные дворяне! Всегда им мало! Вот теперь она и поплатится за свои грехи жизнью! И поделом!

Королева проревела с минуту и всё-таки встала с пола. Выпрямила спину, приподняла голову… Будто и не истерила тут! Пеппа чуть не фыркнула. Изменщица прошлась по комнате, гордо ступая по разрухе, и села перед туалетным столиком. Камеристка посмотрела через плечо на прислугу и кивнула им. Служанки засуетились. Стали молча готовить платья, юбки, украшения.

И зачем все это? Ей же все равно отрубят голову! Какая разница в каком платье быть обезглавленной?

Но Камеристка со знанием дела укладывала волосы изменщице. Горячими щипцами, снятыми с огня, закручивала пряди, цепляла шпильки, пудрила ей щеки, подводила брови, чем-то мазала губы. Одела тяжелое колье, серьги. Внимательно следила, как служанки помогают королеве одеваться. Сорочка, панталоны, чулки, одно нижнее платье, другое, подъюбник… Корсет Камеристка затягивала сама. Пеппа даже удивилась, откуда в её тоненьких бледных руках с синими венами на тыльной стороне ладони столько сил, чтобы вот так легко натянуть шнурки как надо и даже не вспотеть!

— Как я выгляжу? — спросила королева у Камеристки, рассматривая себя в зеркале.

— Превосходно, Ваше Величество. Красота — определенно ваша сильная сторона, — она легко улыбнулась одними уголками губ, глядя на отражение королевы. У Пеппы снова побежал холодок по спине. Глаза у Камеристки, серые, как дворцовые каменные стены, были бесстрастными. Она будто улыбалась не искренне.

— Славно, — королева прикрыла на пару мгновений глаза. А затем, рассмеявшись, уже весело, словно пребывала в прекраснейшем настроении, добавила, — могу я почитать в одиночестве свой любимый роман? Наслажусь им в последний раз.

— Как пожелаете, — Камеристка присела в изящном книксене. — Стража будет охранять вас снаружи. Также с вами останется одна служанка.

— Не нужно. Пусть все убираются, — она снова села в кресло напротив камина.

— Как прикажете.

Камеристка кивком указала служанкам на дверь.

Выходя из комнаты, Пеппа бросила последний короткий взгляд на девушку. Она была бледна, худа, почти плоская во всех местах, где женщине положено быть круглой и сочной. Губы у неё совсем как бескровные, широкие и полные, но не безобразные. Очень даже притягательные. Такие мужчинам нравятся. Впалые скулы, черные брови, прямой нос. Она была хороша собой. Красива, но до колючего холодна, и вид у неё был строгий. Скучный. Она вышла вслед за ними, затворила массивные двери.

Пеппа отвернулась и последовала за другими служанками. Кто-то сказал про обед. Это было важнее какой-то странной мрачной Камеристки. Про неё она потом расспросит, а заодно и про молодых стражников. Тот, с ямочками на щеках, все-таки был очень даже ничего.

***

Он толкнулся в последний раз, вынул член и помог себе закончить рукой. Отдышался, наслаждаясь негой, разливающейся по телу после оргазма, выпрямился, вытер подолом женского платья семя. Ровно в этот момент двери кабинета распахнулись, и вошла Камеристка. Элиот застегнул штаны, завязал все верёвочки, с лёгкой усмешкой глядя на неё. Хлопнул леди по притягательной попке, за которую, собственно, и взял её в свои игрушки, и велел той убираться.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — блондинка поправляла платье, на ходу пытаясь сделать книксен.

— Позвольте? — Камеристка улыбнулась леди Дороте и протянула руки к платью.

Дорота окинула её недоверчивым взглядом, но всё-таки спиной повернулась и позволила поправить корсет. Дурная дворцовая мода! Пока доберёшься до женского тела, кончить успеешь трижды! Но все его любовницы кружили вокруг только в этих платьях. Даже ночные сорочки — и те у них были с парой юбок и панталонами! Элиота раздирал смех. Плевать ему было на эти тряпки. Он хотел их тела. Без одежды. Но леди полагали иначе. Считали, что наряды хоть сколько-то его трогают. Идиотки. Но он ведь и не за мозги держал их рядом. Ругать тут стоило разве что себя.

— Цвет платья прекрасно сочетается с румянцем на ваших щеках, — отвесила заученный комплимент Камеристка. Она так каждой его девке говорила. А те прикусывали губы, чувствуя себя польщёнными до самых недр души. Похвалили их тряпьё перед королём! Элиот едва удержался от язвительной усмешки.

— Благодарю, — ещё больше зарделась леди. Она была новенькой при дворе, ещё не успела понять, что к чему, оттого краснела от любого лестного замечания, вообще не соображая, насколько двойной, если уж не тройной, иногда в них таился смысл.

Дорота снова сделал книксен и упорхнула, шурша юбками своего нежно-голубого платья. Элиот ненавидел это шуршание. И цвет этот — нежный, демоны его раздери — ненавидел.

— Ты всегда так вовремя, — наполнил кубок вином и сделал несколько больших глотков.

— Я ждала за дверью две с половиной минуты. Пришла раньше. Не вовремя, — бесстрастно отозвалась Камеристка. Он знал, она всего лишь сухо констатирует факты. Ни укора, ни досады, она даже не пыталась его поправить… Скучная серая мышь эта Камеристка. Но полезная.

— Подглядывала? — усмехнулся, пытался поддеть её только им двоим понятной шуткой.

— Лишь чтобы убедиться, что вы закончили аудиенцию с леди Доротой, — она чинно держала руки сложенными на животе.

Ох, не зря он приставил к ней лучших учителей. Из грязной оборванки она превратилась в женщину, что способна была своим воспитанием утереть нос любой придворной даме. Элиот испытывал удовольствие, глядя как накрахмаленные леди беснуются от зависти.

— К тому же, после любовных утех у Вашего Величества всегда приподнятое настроение, что несомненно играет мне на руку, — Камеристка одарила его своей очередной сухой заученной улыбкой.

Всего единожды он слышал её искренний смех. Всего один раз за семь лет их знакомства Камеристка смеялась от души. По спине пробегал холод при мысли об этом. Но какой бы невзрачной ни была, ему она нравилась. Не в любовном смысле, конечно. Привлекательного в ней не было ничего. Тощая, мрачная, бледная, как и все его надежды на счастливую семейную жизнь. Не вставал на неё. Даже скорее Элиот предпочитал вспомнить Камеристку, когда нужно было оттянуть момент оргазма. Главное было не переусердствовать, чтобы совсем уж всякое плотское желание не пропало, вместе с жаждой к жизни. Настолько она была плоха. И не сказать, что не удалась мордашкой. Лицо как лицо. Но было что-то такое в ней… О, Элиот прекрасно знал что. За это и ценил. А вот его близкие сторонники тех же чувств не разделяли. Камеристка заставляла их неприятно вздрагивать и ежиться. От одного только её присутствия у графов, маркизов, министров и прочих доверенных лиц бежал мороз по коже. На такую встанет только у развратника, испытывающего слабость к соитию на кладбище. В любом случае, Элиот притащил её не для того, чтобы поиметь и вышвырнуть как надоест. Не для этого два года с утра до поздней ночи обучали её лучшие учителя королевства. Она стала одним из его полезнейших орудий. Да и в преданности Камеристки сомневаться не приходилось.

В прочем и простой Камеристкой-то она не была.

Безродная девка, в конце концов, оказалась очень способной. Обучалась быстро. Священники, сколько ни копали под неё, а найти, за что бы сжечь, не смогли. Все их святейшие проверки она проходила на раз. Раскусывала придворных интриганов, прислугу, вверенную в помощь, держала в узде, иностранные делегации не могли скрыть от неё своих истинных мотивов. Весь дворец был для неё как на ладони. Камеристка могла уследить за каждой щелью. Полностью оправдала его ожидания.

Однако, сколь бы вездесущей она ни была, кое-чего избежать им не удалось. Дрянная Церковь Благого Демиурга! Возомнили, что власть служителей может быть равной его. Конечно, они заподозрили Камеристку в какой-то чепухе. Однако доказательств не было.

Элиот с удовольствием отклонял любые их прошения о священной казни. Он раз за разом не позволял сжечь мрачную оборванку. Но церковь давила. На него, на знать… У них была военная мощь. И выставить их из своего дворца он не мог. Церковники, владеющие святой силой, защищали границы королевств по всей южной части материка от северян, у которых были шаманы, колдуны… Демоновы отродья! И воины. Некоторые из которых могли разломать любого его стражника напополам, покрывшись одной только испариной. Чудовища! А у королевств не было ни-че-го. Ни одной ведьмы, способной дать отпор. Ни одного колдуна. Женщин, имевших дары и не присягнувших церкви, сжигали на кострах как еретичек, мужчин забирали в башни Благого Демиурга, где их натаскивали для ловли тех самых еретичек… Женщин, что не сожгли служители башен, на костёр отправляли сами горожане. Всё из-за учения церкви… Королевства стали зависимы от священников. Церковь всё больше и больше проникала в государственное устройство, оплетала двор, вливалась в светское общество… Когда Элиот занял место своего погибшего старшего брата на троне, Святой Демиург уже нависал над ним тенью и диктовал свою волю через главных священников. И Камеристка стала им поперёк горла. Они знали, что благодаря ей Элиот избавился от первой жены, бывшей на коротком поводке у Центральной Башни Благого. Бесновались они совсем как простой люд.

Дворяне и министры стали задавать ему слишком много вопросов. Камеристка, по их мнению, пользовалась каким-то подозрительным покровительством короля. И Элиот решил показательно наказать её за какую-то глупость. Она рассмеялась. Он велел выпороть. Главный священник дворцового храма пришел на казнь его неверной жены, но и позлорадствовать успел, с упоением наблюдая, как порют безродную девку, мозолящую глаза.

Элиот смотрел на это мракобесие из окна покоев. Спускаться не стал. Камеристка не кричала, как убиенная курица. Но по окончании наказания ухватилась за Риха Байхарта, своего несменного личного охранника, как за спасительную соломинку. Прошла через толпу с гордо поднятой головой и свалилась в обморок в дворцовых коридорах, сразу, как только Рих помог ей одеться. Некоторым его министрам стоило бы взять с неё пример. Такую стойкость редко встретишь.

— Северянка въехала на территорию дворца в сопровождении воинов, — Элиот подошёл к окну, слушая очередной утренний отчёт. — Её Величество готовится к казни в своих покоях. Королева-мать снова требует, чтобы вы передали в её руки управление прислугой. Что касается министра военных дел, сегодня ночью он покинул дворец. Вернулся с рассветом. Возница рассказывал своей супруге, что возил его в развлекательный квартал. Однако сам министр никакими подробностями того вечера ни с кем не делился. Более того, он заперся в своих покоях и вскрыл письмо. Печать была без герба. Письмо сжёг. Содержимое я не смогла разглядеть. Стоит ли подготовить место казни к вашему присутствию? Также осмелюсь напомнить, что Его Величество мог бы поприветствовать невесту. Это положило бы начало хорошим взаимоотношениям.

Элиот устало растрепал волосы. От хорошего настроения не осталось и следа. Ещё заговора с участием министра военных дел ему не хватало.

— Передай, что я пообедаю сегодня с матерью. Встречать северянку не буду. Разберись с этим. Проводи в покои. Ты знаешь, что делать. До королевы мне дела нет. Если закончила — проваливай. Твой вид портит мне настроение.

— Как прикажете, Ваше Величество.

Камеристка присела в книксене. Её юбки не шуршали. Она знала, что его раздражает шорох, поэтому ткань для своих одинаковых скучных нарядов подбирала такую, чтобы ни звука, чтобы он ничего не слышал.

Дверь бесшумно затворилась, и Элиот снова повернулся к окну. Ему все-таки было интересно поглядеть на эту северянку. Настолько, что он даже отложил изучение скопившихся бумаг и прошений. Расправа с заговорщиками отняла у него несколько месяцев, за которые неотложных дел скопилось столько, что даже леди Дороту пришлось трахать, не выходя из кабинета.

Никакого экипажа не было. Во двор въехали примерно тридцать всадников. Среди них только три мелкие, судя по всему, женские, фигуры. Все в мехах, с оружием, на головы накинуты капюшоны. За ними въехала телега, груженная сундуками и мешками.

Северяне.

Элиот брезгливо поморщился. Третий брак и очередная отвратная девка, подложенная в его постель с какой-то целью. Камеристка расколет её в два счёта, но всё равно… Эти свадьбы и брачные ночи порядком утомили. Неумелые девственницы ещё лет шесть назад перестали хоть сколько-то его возбуждать.

***

— Нер-Рорг, — обращение по титулу заставляло её болезненно кривиться. Никакая она больше не дочь правителя, не дочь одного из северных вождей. Тут она будет Её Величеством королевой. Чопорная мерзость. — Тебе стоит поздороваться. Кажется, это мать короля.

Колдун качнул головой в сторону важной женщины, увешенной бесполезными побрякушками. За её спиной стояли ещё трое чуть менее важных молодых девушек. Фрейлины вроде. Она читала о дворцовом этикете, чинах и прочем, но в голове мало что отложилось. Времени на подготовку у неё было от силы два дня. За фрейлинами притаилась ещё одна девушка. От прочих дам отличалась разительно, но пока было не ясно, чем. Вроде такое же важное лицо, как и у всех, но что-то в ней было… К демонам! Колдун разберётся. По обе стороны от каменной дорожки в ряд выстроились слуги. Много человек. Едва не сотня. И все её ждут. А короля вот не было среди них. Ни одного мужчины тошнотворно знатного вида и подходящего возраста она среди встречающих не нашла. Её воины спешились. Выстроились, как и учил колдун, за спиной. Все разом скинули капюшоны. Раздались ахи и вздохи. Слуги то ли испугались, то ли возбудились.

— Добро пожаловать, Леди Тувэ, — матушка расщедрилась на одну короткую и неискреннюю улыбку. — Мы с нетерпением ждали вас.

Лицемерка. Северяне почестнее будут.

— Нер-Рорг Тувэ, — поправила её с легким акцентом. На наречии королевств болтать умела, но практики явно не хватало. Улыбка на мгновение погасла, матушка растерялась, но снова взяла себя в руки. — Я не леди королевства. Как и ты не один из Роргов Севера.

— Что ж, — натянутость в голосе женщины насторожила Тувэ. Глаз у матушки дернулся. Неужели она её взбесила? Чем только? — представлю Камеристку, приставленную к вам Его Величеством королём.

Девушка, самая приятная из всех, сделала шаг вбок и присела, опустив голову. Какой-то мерзкий уничижительный жест. Тувэ нахмурилась и постаралась повторить. Присела, подогнув колени, и посмотрела на неё. По толпе встречающих пронеслись шепотки и смешки. Тувэ спиной ощутила, как напряглись воины. Никто не смел насмехаться над Нер-Рорг. Неуважение строго каралось.

— Это честь для меня — прислуживать Нер-Рорг Тувэ, — девушка подала голос. Очень вовремя. Иначе пришлось бы оттирать дорожку от крови, которую с удовольствием пролили бы её люди. — Я провожу вас в ваши покои, чтобы вы могли отдохнуть после долгого пути.

— Оставлю вас в надежных руках Камеристки, — матушка слегка кивнула, сохраняя на губах притворную улыбку, развернулась и удалилась со всеми своими леди. Прислуга так и осталась стоять на месте.

— Можете идти, — громко и чётко произнесла Камеристка. Прислуга быстро разбежалась, не забыв облизать северных воинов самыми разнообразными взглядами. Кто испуганно, кто с интересом. Особенно всех взволновали две воительницы в самом конце колонны.

— Ка-ме-ри-стка, — протянула Тувэ, пробуя новое слово на язык. — Это твоё имя?

— Нет, — она не улыбнулась. Тувэ одобрительно хмыкнула. Ценила честность и прямоту. — Это должность, которую я занимаю при дворе. Есть ещё четыре камеристки в замке. Но мои обязанности немного шире, чем у прочих.

— Интересно, — Тувэ окинула взглядом замок за спиной Ка-ме-ри-стки. Острые штыки, башни, косые крыши, цветные стёкла с какими-то причудливыми изображениями, серый камень. Она никогда прежде не видела замков королевств. Любопытно. — Как тебя зовут?

— Имя не имеет значения. Во дворце меня зовут Камеристка.

— Ты что, рабыня? — Тувэ брезгливо поморщилась, отступая на шаг. — Только у рабов нет имён.

— Я не рабыня. В Лейхгаре рабовладение запрещено законом и карается смертной казнью. Моё имя вам сообщит Его Величество, если сочтёт нужным, — Ка-ме-ри-стка говорила ровным монотонным голосом и, казалось, совсем не оскорбилась нелестным предположением. Для севера это было неслыханно. Тувэ могли призвать к ответу за такое высказывание о свободном человеке. А тут… — Прошу вас, пройдёмте внутрь. Я покажу вам покои. Ваши воины могут отправиться в казармы. Для них мы также подготовили место для отдыха.

Тувэ окинула взглядом свой отряд. Тридцать четыре человека. Тридцать два мужчины, две женщины. Можно ли их так просто отпустить? Чего стоит королю прирезать всех её людей? Она посмотрела на колдуна. Тот уверенно кивнул. На губах играла лёгкая усмешка. Он был обманчиво расслаблен. Скорее всего, опасности не учуял. Хотя, возможно, полагал, что сопротивляйся не сопротивляйся — им всем всё равно конец.

— Мэрик, Йорун, за мной, колдун, ты тоже, остальные могут располагаться, отдыхать, — раздавала команды на северном наречии.

От колонны отделились мужчина и женщина.

— Пусть ваша вторая спутница тоже идёт с нами. Женщины не могут обустраиваться в казармах, — когда её люди вознамерились уходить, добавила камеристка.

— Но она воин. Воины живут в казармах, — Тувэ нахмурилась. Она вообще не понимала это место. Столько бесполезных правил.

— В Лейхгаре женщины не служат в войсках. Для них нет казарм. Мы расположим воительниц в смежных с вашими покоями комнатах.

— Вы её слышали! — гаркнула Тувэ в лучших традициях северян. Все в её сопровождении говорили на языке королевств. Кто лучше, кто хуже. Но понимать могли. — Изель!

Камеристка отдала указание слуге «проводить господ в казармы и позаботиться о лошадях» и повела её во дворец. Тувэ неприкрыто ухохатывалась с перепуганного щупленького юноши, которому поручили показать казармы. На фоне её людей он выглядел сущим ребёнком.

В замке за ними по пятам шагал один незнакомый мужчина. Камеристка сразу объяснила, что это её охранник. Рих Байхарт. Хоть один приличный воин, которого собственное оружие к земле не тянет.

— Слушай, а что это за приседание ты сделала? — опомнилась Тувэ. Посмеивались с неё явно из-за этого. Не то чтобы ей было так уж неприятно. Просто интересно. Она любила всё делать как можно лучше, а с этой присядкой вышло как-то скомканно. Тувэ просто не понимала, что не так, и хотела разобраться.

— Книксен. Знак приветствия или благодарности. Вы ответили мне неверно. Из-за вашей одежды всем было видно, в чем именно заключалась ошибка.

— А что с моей одеждой? — Тувэ поджала губы и посмотрела на себя. Штаны, рубаха, меховой длинный жилет, плащ. Обычная одежда северян.

— Женщины в Лейхгаре носят исключительно юбки и платья. В книксене важную роль играет положение ног. Вы носите мужские брюки, так что Королеве-матери, фрейлинам и придворным дамам была отчетливо видна ваша необученность манерам.

— На севере никто не делает эти, как ты сказала… кинкесы.

— Книксены, — поправила Ка-ме-ри-стка.

— Да-да, они самые, — Тувэ уже вовсю рассматривала красоты замка.

Ковры, толстенные шторы, какие-то витиеватые позолоченные подставки со свечами, ни одного держателя для факела, двери резные, полы с узорами-разводами, будто в молоко масло капнуло. Только молоко вот белое, а это всё мрачное, серое. На севере, впрочем, дома внутри тоже не пестрили красками. Зато шкур — полно. А на улице… На улице всё белым-бело. Красота. В Лейхгаре ничего подобного не было. Все какое-то строгое и совсем без души. И ни из одного угла не доносилось уютного громкого смеха или веселых разговоров. Только топот ног.

Камеристка водила её по замку и показывала комнату за комнатой. Гостиные, залы, столовую, тронный зал. Ей хотелось всё рассмотреть, но они быстро пересекали помещения, надолго нигде не задерживаясь. Камеристка поправила речь Тувэ, научила её говорить более вежливо. Тувэ одобрительно хмыкнула, когда поняла, что Камеристка неплохо говорила на их наречии. Она бегло рассказала о правилах, слугах и придворных. Последние заставляли Нер-Рорг кривиться. Все такие важные, как петухи, а волосы… Их точно стадо яков по утрам зализывало. Если король будет таким же, Тувэ будет тошнить от его прикосновений. А касаться его придётся, как бы мерзко он ни выглядел. Впрочем, были же в этом замке нормальные люди. Вот хотя б эта Камеристка. Выглядела она, конечно, как будто не доедает, но зато разговаривала нормально и не важничала, чего не сказать о местных леди. Тьфу ты! Дурные бабы! Хихикали за своими платочками или странными… Как их там… Веерами, вот! Как будто в детстве каждую из них со смотровой башни вниз головой по раз пять сбросили! Тувэ все они не нравились. Замок вот был ничего. Есть где побродить, чем себя повеселить, а его жители…

— Слуги подготовят для вас ванну. Вы можете обращаться к ним, если вам что-то понадобится.

Тувэ слушала в пол-уха. И это тут она будет жить?

Мэрик и колдун остались за дверью. Йорун и Изель рассматривали свои комнаты. А она осталась с Камеристкой в покоях.

Кровать огромная, чудаковатые подставки под свечи, которыми весь дворец был утыкан. Нет, на севере тоже были, но не такие… Вазы, картины, всюду ковры, подушки, камин грел так, что ей даже жарко стало. Книжные полки, забитые доверху, шкафы, зеркало и стол, один, другой. Низкий, высокий, с приставленным к нему креслом… На кой дьявол столько столов в спальне?! Едят-то эти люди из королевств в столовых!

Тувэ присела на край кровати и погладила белые простыни. Гладкие и прохладные, как камушки, торчащие из-под снега… И мягко так… Да-а-а, дворец определенно ей нравился. А вот леди — мерзость.

— С вами прибыл колдун, — начала вдруг Камеристка. Всё то время, что Тувэ сновала по комнате туда-сюда, она стояла молча у двери. А тут внезапно заговорила. — Обращайтесь к нему по имени. Боюсь, церковь может предъявить права на его дар.

— Церковь? — Тувэ поморщилась, задумавшись. — А! Вспомнила. Ряженные в платья идиоты? Те, которые всё пытаются на севере посеять своё учение!

— Да. Здесь Церковь имеет некую власть. Королю будет весьма затруднительно защитить колдуна.

— Он сам себя сможет защитить, — ощетинилась. На Севере Рорги не долго разговаривали с этими ни на что не способными трусами. На совете правителей севера было решено избавляться от проповедников. Их даже в рабство не брали — сразу убивали.

— Я дала вам совет. Вы в праве его не послушать.

— Что-то мне подсказывает, что твоё положение в этом замке не позволяет тебе давать советы дочери правителя севера, — Тувэ прищурилась. Она читала немного. Про этот их этикет. И колдун рассказывал. Идиоткой не была. Быстро сообразила, что к чему. У Камеристки даже не было права назвать ей имя. Не раба ли это участь? Хоть запрещено рабовладение, хоть нет.

— Тогда спросите своего колдуна, — Камеристка не переменилась в лице. Будто Тувэ не задела её. О, они могут поладить, раз она не такая как эти ле-еди. Раздался странный звон. Тувэ читала про это. Так в королевствах обозначали полдень.

— Обратитесь к слугам за помощью, если вам что-то будет нужно. У меня есть ещё дела. Я вынуждена вас оставить на какое-то время.

— Казнь? — Тувэ даже оживилась. — Мы слышали про неё в городе. Королева-предательница.

— Желаете взглянуть?

— Хочу с ней познакомиться.

Камеристка не спешила с ответом. Явно раздумывала.

— Я не раздаю разрешений или запретов. Его Величество ничего не говорил о том, что вам нельзя встречаться. Думаю, вы можете коротко переговорить. Сейчас её уже ведут коридорами к задней части дворца, чтобы кратчайшим путём вывести к плахе.

Тувэ в сопровождении своих людей шла за Камеристкой. Они спустились на самый первый этаж и остановились. На лестнице замерла та самая королева. Конвой из десяти стражников еле слышно поторопил её.

Синее пышное платье, прическа причудливая, как у прочих леди, украшения. Будто и не на казнь идёт. Глаза только были красные. Ревела, видимо.

— Камеристка, — в голосе её было столько презрения и яда, что Тувэ даже опешила. Ничего себе. Кто-то может ненавидеть эту милую малышку?

Снова приседание.

— Я сопровожу вас, Ваше величество, — Камеристка шагнула к королеве.

— Северяне, — Её Величество снова скривилась. — Ты его следующая жена?

Тувэ растерялась. Эта леди разительно отличалась от матушки. Близость смерти украшает местных прямолинейностью?

— Да, — пожала плечами. Она, конечно, волновалась по поводу предстоящей свадьбы, но никому свою слабость показывать не собиралась, поэтому делала вид, что её эта тема едва ли волнует.

Королева рассмеялась.

— Надо же… И кто подослал тебя? Кто за тобой стоит, северянка? — по её щекам покатились слёзы. Королева была даром что обвешена и украшена, всё равно безобразна. Лицом и сердцем. Тувэ сразу это увидела. Такую змеюку она бы рядом с собой держать не стала. Неудивительно, что король велел её казнить.

— Никто, — полуправда. Свои цели она всё же преследовала. Королева усмехнулась. Слёзы оставляли полупрозрачные мутные дорожки на щеках. Тувэ разглядела, что глаза её чем-то едва заметно подкрашены. Ерунда. Если красить, то как полагается, как воину, чтобы устрашать врага, а это… Ле-е-ди.

Она подступила к Тувэ. Близко. Подалась вперед и тихо произнесла почти сквозь зубы, шипела точно змея.

— Берегись твари, что стоит позади меня. Иначе эта дрянная подстилка короля и тебя проводит на эшафот.

Королева отступила и снова рассмеялась. Но слёзы всё ещё текли по её щекам. Тувэ сглотнула. Какого демона творится в этом дворце?

Её Величество обошла Тувэ и поплыла по коридору, гордо задрав голову.

— Прошу меня простить. — Камеристка сделала книксен. — Стражник покажет вам, куда идти.

Она отдала приказ щупленькому юноше в доспехах. Тот кивнул и обратил всё своё внимание на северян. Камеристка направилась по коридору за королевой. Девять стражников и охранник пошли следом.

— Нер-Рорг, — колдун склонился к её уху. Хоть и говорил на языке северян, а всё равно старался понизить голос. Кто знает, сколько людей могут их тут понимать? — заметила, что Камеристка бессердечна?

Его шёпот так и сочился весельем. Тувэ склонила голову, наблюдая за удаляющейся фигурой.

— Да, не слишком-то эмоциональна.

— Нет, Тувэ. У неё в прямом смысле нет сердца. В груди ничего не бьётся.

— Чего? — не постеснялась показать всё своё удивление громким возгласом. Колдун тут же шикнул на неё.

— Говорю, что не ощущаю в её теле сердца. Ничего. Пустота в груди. Интересно, да, Нер-Рорг?

— Отодвинься, колдун! — скривилась Тувэ. — Меня тошнит от твоего сального восторга.

Не будь они давно знакомы, Мэрик бы за такую дерзость — бесцеремонное шиканье — вспорол бы ему брюхо. По лицу воина было видно, что у него и так руки чесались прибить колдуна. А тому хоть бы что. Но он был ценным членом отряда. Потому-то его терпели.

Тувэ посмотрела в конец коридора. Нет сердца, значит. И почему её до сих пор не сожгли? За такое тут ведь отправляют на костер.

***

Глория рыдала. Выла, совсем позабыв о манерах и задвинув подальше свою гордость. Она каялась и умоляла Элиота миловать её. Всё ему выдала, все имена назвала, что знала. Ведь он так на неё посмотрел… Был так ласков. Как никогда не был прежде. И она доверилась, подумала, что он простит её, что его сердце дрогнет. А он…

Бессердечный скользкий ублюдок!

Элиот выслушал её исповедь, похолодел лицом и безжалостно бросил:

— Казнить за измену и предательство короны.

Вот и всё. Глория шла по тёмному коридору. На эшафот. Бывшая королева три года назад шла этим же путём. Интересно, как быстро Камеристка сведёт в могилу северянку? Глория вот продержалась почти год.

— Эй, — она посмотрела на свою свиту через плечо. — Ты хоть на миг была мне предана?

— Я служу Его Величеству королю, — бросила, ни секунды не раздумывая. Манеры у Камеристки были такие, что даже Глории оставалось только завидовать. Вся приличная, безукоризненная. Это с такими-то король любил спать? Он не делил с ней постель из-за того, что его королева не дотягивала до этой Камеристки? — И вы всегда знали об этом, Ваше Величество.

Глория снова рассмеялась. Реветь хотела, метаться в истерике, биться, но слёзы сопровождались смехом. Злобным и таким… Так леди и королевы не смеются. Но ей-то уже было плевать. Она сдохнет через минут пятнадцать.

Камеристка не скрывала, что была верна королю, но и прислуживала Глории так, как ни одна фрейлина не могла. Она как будто угадывала желания. И Глорию это вполне устраивало. Её секреты, доверенные Камеристке, по двору не бродили. Она всегда знала, что нужно королеве, какое платье выбрать, какие украшения, что подать на десерт, чтобы поднять ей настроение. Сама никогда не была вычурной и не раздражала. Глорию всё устраивало. Она не задавалась вопросами. Тем более планы её отца шли как по маслу. Камеристка, естественно, должна была быть о них ни сном ни духом. И ведь Глория держала язык за зубами! Церковь отца поддерживала. Нужно было свергнуть короля и усадить на трон того, кто полностью устроил бы священников и знать. Всё почти получилось. Отец занял бы престол, как единственный, кто остался хоть каплей крови связанный с троном, её выдали бы замуж за кого-то подходящего, она бы родила наследника… Отец в подробности не вдавался. Леди в подобных делах ничего не смыслят. Он лишь давал ей указания — Глория выполняла. Делала всё точно по его наставлениям, и всё равно!

Мерзавец Элиот! Он не любил её! Да что там, даже не уважал! Захаживал в её покои раз в месяц, если надавят на него, и на том всё! Она ненавидела его! Просто ненавидела! А теперь ещё и желала ему сдохнуть в муках! Дьявольское отродье! Она поверила ему! Выдала всю свою семью, всех союзников! Всё, что знала, и вот как он с ней обошёлся!

Как? Как они могли попасться? Камеристка? Она единственная из её слуг осталась в живых, стояла подле короля, когда её часть дворца обыскивали и уничтожали всех неугодных.

Нет, Камеристка ничего не могла знать. В эти дела Глория её не посвящала. Никогда. Так как же? Как? Кто их предал?

Глория думала об этом на протяжении нескольких недель. Она плохо спала, не ела, ждала дня своей смерти и всё гадала, кто мог их предать?

Кто-то из церкви? Высшие служители, конечно, не пострадали. Никого не убили. Священников, связанных с герцогской семьёй Глории, выслали в другие королевства, направили в самые отдалённые башни. Они не могли быть предателями. Ведь Король Элиот и им стоял поперёк горла. У них было какое-то своё противостояние. Хотя, конечно, вид все участники конфликта делали, словно вообще ничего подобного между ними никогда не было. И всё-таки…

Кто?

Как?

Тяжёлая дверь со скрипом отворилась, и в глаза ударил белый свет. Глория моргнула несколько раз, привыкая к яркому солнцу. День, как назло, был ясный. Толпа расступилась. Стражники теснили горожан и прислугу, знать стояла в отдалении или смотрела из окон. Глории не обязательно было их всех видеть, чтобы знать, что они там. Она сама не раз смотрела на преступников из замка. А теперь смотрели на неё. Пока шла по коридору — держалась, когда открывали дверь — держалась, но стоило увидеть помост, палача с чёрным мешком на голове, из прорезей которого виднелись мелкие глаза, как сердце пустилось в бешеный галоп, в горле пересохло, в животе потяжелело… Она замерла. Хотела в истерике броситься прочь. Пусть её ловят, пусть держат, а она будет кричать, бороться! Не может! Просто не может!

— Ваше высочество, — тихий голос Камеристки заставил её вздрогнуть. По спине прошёлся холодок. — Это королевская казнь, а не забитие визжащего скота.

Глория сжала зубы. По щекам всё ещё катились слезы. Она сделала один шаг. Второй. Ненавистная Камеристка была права. Нельзя умирать как свинья! Надо держаться. Пусть её помнят гордой королевой!

Но как же ей было страшно! Как же не хотелось умирать!

Люди смотрели на неё с ненавистью. Да какое им дело было до смены власти? Как смели они судить её, ничего не зная? Не зная, каков их король, как он обращался с ней!

В руках стоящих ближе всего простолюдин Глория увидела овощи, склизкий картофель. Они собирались забросать её, пока она шагала бы к эшафоту. В основном это была прислуга из дворца. Если бы не Камеристка, которую уважали все от горничных до конюхов, наверное, всё же в неё полетели бы испорченные продукты.

Глория отвернулась. Посмотрела прямо перед собой и выпрямилась. Каждый шаг давался ей с трудом. В тишине, повисшей над задним двором замка, она слышала цокот каблуков своих туфель, слышала, как звенят доспехи стражи за её спиной.

Помост становился всё ближе. Ноги всё больше наливались свинцом. Она ещё может убежать! Её могут спасти!

Глория окинула взглядом округу. Стража на каждом шагу. Люди, которые готовы были разорвать её, дай им только волю. И северяне… Они выделялись ростом и одеждой.

Она поднялась на одну ступеньку.

Руки дрожали.

Встала на второю ступеньку.

Спина взмокла от пота.

Камеристка поднималась за ней.

Третья ступенька.

Всё перед глазами расплывалось. Изо рта рвались всхлипы, но Глория сильнее сжимала челюсти. В голове звенели слова Камеристки. Она не будет верещать как свинья! Глория, дочь покойного графа Герлота, леди Глория Герлот, королева Лейхгарда, не закатит истерику!

Она шла по эшафоту к плахе. Глория видела, как отрубают головы преступникам. Видела, как рубят руки. Знала, что её ждет.

Обернулась. Камеристка остановилась у ступеней. Махнула рукой страже, чтобы они остались на месте. Она смотрела на королеву с бесстрастным выражением лица. Не жалела, не сочувствовала, не ненавидела. Ничего. И Глория странным образом была ей благодарна за это. Бесчувственность Камеристки её успокаивала. Она едва ли не единственная, кто до самого последнего момента относился к ней как к королеве. Глория ненавидела её. Она знала, что оказалась на эшафоте из-за неё. Не знала только, что именно произошло, не знала, как, но была уверена — если бы не Камеристка… Она чувствовала.

Камеристка присела в глубоком реверансе.

Глория повернулась к палачу, сжимающему огромный топор с длинной рукоятью в руках. Опустила взгляд на плаху. Темное дерево. Отполированное. Она медленно встала на колени.

Камеристка выпрямилась, кивнула, будто одобрила её покорность.

В ушах звенело. Кажется, люди в толпе начинали что-то выкрикивать, говорить, но Глория слышала только протяжный звон, как от одного тяжёлого удара колокола.

Она сглотнула, зажмурилась. В душе всё ещё надеялась, что кто-то из союзников её отца придет на помощь. Всё ещё надеялась. Хотела потянуть время. Может быть, вот сейчас…

Но ничего не случалось. Глория надеялась, но, по правде говоря, знала, что сама выдала едва ли не половину, а найти остальных Элиоту не составило бы труда. Никто не придёт. Её казнят.

Глория опустила голову в выемку, стиснула зубы и решила не открывать глаза. Его Величество не пришёл. Но, может быть, он явится, может быть, смилостивится.

Она сжала кулаки. Ничего не происходило.

Он придёт. Придёт и дарует прощение. Точно. Так и будет. Вот сейчас. Сейчас Элиот…Секундная боль пронзила шею, раздался противный чавкающий звук у самого уха.

Элиот всё-таки не пришёл.

Глава 2

На вид дорогие жёсткие ковры в коридорах — вот чего колдун не понимал совсем. Даже шторы, плотные, не пропускающие свет в это и без того тёмное место, его так не удивляли, как эти ковры. Он уже с минуту глядел на пол коридора. И так голову наклонял и эдак. Не понимал. Сколько ж раз в неделю их приходилось чистить после того, как по ним потопчутся все, кому не лень? И ведь осень. После дождя следы обуви небось оттирать приходилось от рассвета до рассвета.

Но предположим, что ковры на полу были необходимы. Но сколько в этом дьявольском месте было отстроено бесполезных залов? Один, другой… И все пустые. Ну, разве что пара стульчиков у стен.

Колдун бывал в королевствах. Не в Лейхгаре, но ведь бывал. До замков не добирался, однако что-то да видел. Думал, будет тут как рыба в воде. Но нет. Увы. Его знаний едва ли хватало, чтобы разобраться, какой леди можно лукаво улыбаться, с какой заигрывать, а мимо какой лучше пройти, вежливо склонив голову. Вот королева-мать была из последних. Он её всего-то пару раз видел, прогуливаясь по дворцу, но уже знал, что пересекаться с ней хотел бы как можно меньше. В целом, колдун определил для себя некие охотничьи угодья, довольствовался вниманием симпатичных служанок и старательно избегал общества вычурных леди.

Из покоев вышла горничная. Милая личиком, волосы спрятаны под причудливый чепчик. Только пара светло-рыжих прядок выглядывала из-под него. Грудь у неё была пышная, притягательная.

— Леди, — позвал он девушку. Та сразу покраснела.

Колдун быстро сообразил, что называть служанок леди — первый шаг на пути к близкому знакомству с их прелестями. В Лейхгаре оказаться той самой леди было аж до жути почётно.

— Что вы, я не леди вовсе, — залепетала малышка, призывно покусывая губы. Заигрывала с ним, что ли? — Меня Пеппа зовут.

— Леди Пеппа, — продолжил притворяться дурачком колдун. — Я прибыл с Севера пару дней назад. Ещё не успел запомнить все коридоры. Не подскажете дорогу к покоям леди Тувэ?

Слышала бы его Нер-Рорг, дала бы по зубам. А рука у неё тяжелая. Не хотелось бы. Тувэ жутко бесило, когда её называли леди. Она ничего общего с этими женщинами в пышных нелепых платьях иметь не желала.

— Конечно, пройдёмте, — Пеппа смущённо опустила голову, но иногда на колдуна всё же поглядывала. Весьма заинтересованные бросала взгляды своих очаровательно хитрых светло-карих глаз.

Грубых северян местные боялись, а его нет. Он был для них очень любопытным. Вроде и один из тех пугающих воинов, а вроде и вежливый, приличный. Эдакий опасный дикарь с манерами. Ну не мечта ли?

— Меня, кстати, Ирьян зовут. Но вы можете звать меня просто Ир, — колдун обворожительно улыбнулся, когда она посмотрела на него.

Ничего он не мог поделать со своей любовью к общению с лучшим, что создали боги, — женщинами.

— Ну как же я могу, господин Ирьян, — она вела его коридорами. Выбрала путь подлиннее. О, Ир, конечно, уже успел запомнить парочку дорог, изучить замок. Он ведь не идиот. Но служанки всегда велись на потерявшегося гостя короля, и Ир с превеликим удовольствием пользовался их наивностью.

— На севере нет такого обращения — господин. Так что зовите Иром, очаровательная леди Пеппа, — девушка совсем растаяла, покраснела до кончиков ушей и с ответом не нашлась. Какая прелесть. Вот её-то он и будет обхаживать следующую неделю.

Иных развлечений для него тут не было. Колдовать на виду запретили, возможности представляться как полагается — лишили. А он своим именем гордился! Колдун Ирьян, ученик Мастера Северных глубин. О, это было почётно.

Северные глубины — опасное место. Там обитали создания тёмных богов. Чудовища, норовящие истребить всё живое. Северяне от них, конечно, отбивались. Ирьян был родом из тех далёких мест, а его учителем стал самый могущественный из колдунов севера.

Но в проклятом Лейхгаре нельзя было даже звать его колдуном. Церковь житья таким как он не давала. Северянам, впрочем, то было на руку. Оттеснять королевства со спорных территорий после того, как они сожгли половину своего населения, стало проще простого. Некому было давать отпор колдунам, шаманам и ведьмам. А те жалкие чудики в рясах и яйца выеденного не стоили. Не чета северянам.

Пеппа проводила его до покоев Нер-Рорг.

— Я был рад встретить вас. Надеюсь, боги пошлют мне ещё возможность созерцать ваш прекрасный лик, — небрежно бросил Ир, но Пеппа от его слов едва сознание не потеряла.

Не дождавшись ответа, колдун прошмыгнул за дверь, оставив свою новую жертву одну в коридоре справляться с выскакивающим из груди сердцем. Кстати, о сердцах…

— Как там наша Камеристка? — Ир затворил дверь и обернулся к Нер-Рорг. Заговорил на северном. Мало ли какая служанка где могла подслушивать. Хотя он вроде никого чужого рядом не ощущал.

— Я виделась с ней сегодня перед обедом. И увижусь перед ужином. Что ещё, по-твоему, я могла бы о ней узнать? Мы тут третий день, — пробурчала. Стояла к двери спиной, лицом к кровати, на которой лежало что-то гораздо более занимательное для Тувэ, чем необычная бессердечная служанка.

— Что там такое? — Ир встал за её спиной.

На красном, расшитом золотыми нитями покрывале лежало платье местного пошива, премилые панталоны, с которыми колдун уже успел познакомиться, и прочие нижние одежды.

— О, красота какая. Уже можно звать тебя леди Тувэ? — поддел на свой страх и риск.

— Я прикажу Ньялу выпустить тебе кишки, — оскалилась Нер-Рорг. Чуть не зарычала.

— Ладно-ладно! — Ир примирительно вскинул руки. Он вёл себя с Нер-Рорг вполне свободно, но только пока она сама позволяла. Они через много прошли вместе, и поэтому отношения у них были близкие. Тувэ спускала ему дерзость и терпела его деланную расхлябанность. Но до поры до времени.

— Ты уже расставил защитные знаки в комнатах? — Тувэ скинула зелёное платье на пол и забралась с ногами на постель.

— Не-а, — бросил Ир, плюхнувшись в кресло. Из тарелки с фруктами на столике он схватил яблоко и откусил кусок.

— Ты точно хочешь остаться без кишок, — покачала головой, усмехаясь. А уже через секунду посерьёзнела. — В чем проблема, колдун?

— Ну не то чтобы проблема, — чавкая, стал объяснять Ир. — Тут вот какое дело. Весь замок пропитан этой Камеристкой. Как бы объяснить… Она тут хозяйка. Моё колдовство бессильно. Во всяком случае, колдовство, завязанное на окружающих предметах. Я даже ложку не заколдую! Мне пока ещё не ясно, что она такое и как добилась этого, но выясню!

— То есть, нанести знаки на стены ты не можешь? — уточнила Тувэ. В голосе её слышалось оскорбительное сомнение. Но Ир в самом деле ничего сделать не мог. Разве что спать ночью на коврике перед кроватью Нер-Рорг и, если кто явится по её душу, отбиваться примитивными грубыми заклинаниями, действующими на плотском уровне. На подобие ужасно изматывающих огненных вихрей.

— Не могу, — заключил он, доев яблоко.

— То есть, эта Камеристка сильнее тебя?

— Ещё чего! — искренне возмутился Ир. — Но стены и предметы внутри дворца в её власти. И пока я не понял, что это за колдовство, или проклятье, или ещё какая дрянь, перебить его не могу. А если мы сойдёмся в поединке, пусть и в захваченном Камеристкой замке, я всё равно буду опаснее. Так что… Могу ночевать в твоей кроватке, если Нер-Рорг боится.

— Твои внутренности тебе не дороги, Ир, — она покачала головой. — Мне стоит её опасаться?

— Не думаю. Это больше походит на защиту. На первый взгляд, безобидное явление, — колдун пожал плечами. Он не старался обнадёжить Тувэ. Говорил чистую правду. Опасности никакой не видел. Быть может, то, что с замком сотворила Камеристка, было даже понадёжнее его колдовства. Он все-таки был натаскан воевать, а не сторожить.

— Если она ведьма, то почему не на службе у церкви?

— Не-ет, Тувэ, — Ир ехидно улыбнулся. Нравилась ему эта Камеристка. Достойный противник. Он загорелся. Хотел разгадать, кто она, что за дар у неё такой и почему весь замок был так сильно пропитан ею. — Для церквушки она слишком сильная. Её бы сожгли. Тут что-то другое. Я расспрошу слуг.

— Надеюсь, твои расспросы не приведут к наследнику дара? — Тувэ прищурилась.

— За кого ты меня держишь?! — снова возмутился Ир. Ну, уж приходовать девок, чтобы без последствий, он умел и без всякого колдовства.

— Ладно, катись давай к своим служанкам. Мне нужно готовиться ко встрече с королём, — Тувэ небрежно помахала рукой в сторону выхода.

— Не вижу тут твоих горничных.

— Я всех выставила. Я не ребёнок, чтобы мне пять женщин помогали одеваться, — фыркнула она.

— Да ты эти платья видела? Там хоть бы впятером справиться, — местные наряды уже стали среди северян излюбленной темой для шуток.

— Я лучше брошусь в пасть снежному перевёртышу, чем позволю на себя надеть панталоны. Предками клянусь, даже на погребальный костёр в таком не лягу! — и Тувэ звучно рассмеялась. Ир улыбнулся. Сила духа Нер-Рорг его восхищала. Она всё ещё могла смеяться, даже после всего, что с ней произошло, даже зная, сколько ещё впереди — она держалась.

— Ну, развлекайся. Я пойду охмурять, ради дела, конечно, местную прислугу, — Ир поднялся с кресла, махнул Тувэ рукой и вышел из покоев. Раз с ней всё хорошо, он может расслабиться и до ужина ещё немного погулять.

Где же эта славная Пеппа? Им всенепременно нужно снова встретиться. Ир уже чувствовал, как Боги прокладывают ему путь прямиком ей под юбку.

***

Будь его воля, он бы на этот ужин шёл в чём мать родила. Прискорбно, что для королей самодурство — непростительная роскошь, за которую обычно расплачиваться приходится кровью. Именно поэтому Элиот, напевая под нос похабную песенку успокоения ради, расставил руки в стороны и позволил камергеру надеть на себя приталенный треклятый камзол. Если б не это узкое тряпьё, он бы так и умер, не узнав, где у него талия. У женщин она находилась на раз, а вот у мужчин… Впрочем, не то чтобы он имел привычку выискивать талии на мужских телах. Да и так сложилось, что половина его соратников благородных кровей из-за грешного обжорства не то что талию, член в положенный момент не найдут.

Камергер поправил воротник, почтенно поклонился и отошёл в сторону. Элиот поглядел на своё отражение в зеркале. Как-то слишком он нарядно выглядел для простого ужина, да ещё и с северянкой. Можно было выбрать что-то попроще. Уж она-то точно не оценит его одежду, сшитую по последнему писку дворцовой моды.

Он мельком видал эту Тувэ. Она была окружена своими воинами и выглядела… Да как обычная северянка. В узких брюках, мехах, сапоги до колен. Платья, по донесению Камеристки, она старательно игнорировала. Ну хоть что-то у них у было общее. Судя по всему, Нер-Рорг, как и Элиот, не сильно жаловала пышные юбки.

До обеденного зала шёл в сопровождении четырёх солдат королевской стражи. В свою охрану он лично отбирал людей. Они должны были быть сильны, не обделены умом и преданы короне. Время от времени Элиот посещал их тренировки, чтобы лично убедиться в пригодности солдат.

Двое остались снаружи у дверей, двое вошли за королём и сразу заняли места в углах зала. Прислуга уже закончила сервировать стол. Горничные ютились под стеночкой, готовые прислуживать. Этих вымуштровала Камеристка. Должны были отвечать за быт королевы, но у них не складывалось с делами. Одна уделяла время своему любовнику, другая была занята попыткой свергнуть его. А Королева-мать… Ей он тоже не доверял. Матушка и в лучшие свои годы плохо следила за прислугой, а теперь уж совсем потеряла хватку. А ему необходимо было, чтобы всё во дворце шло как по маслу, чтобы всё было под надежным контролем.

Камеристка меж тем справлялась с делами весьма умело, уменьшая его головную боль. Элиоту хотя бы о кухарках да конюхах не приходилось беспокоиться. Воришек его Камеристка карала безжалостно, отравителей ловила и провожала на эшафот, выслужившихся — поощряла. Ему только и оставалось, что давать ей по утрам разрешения на то и на это… А как довольны были главный казначей и министр финансов… Конечно, поначалу оба чуть не позеленели, узнав, что безумный король поручил вести дела какой-то безродной Камеристке, но, когда в первые два месяца расходы значительно снизились благодаря её управлению, им пришлось признать правильность решения Его Величества. И Министр Финансов, и Казначей являлись его союзниками, поэтому бурчание их носило исключительно дружеский характер. Элиот на их негодование едва ли обращал внимание. В итоге Камеристке выделять золото из казны на содержание дворца они стали весьма охотно. Она не экономила на каждой картофелине, но и лишнего никогда не тратила. Для сторожил казны она была подобна дару небес.

Элиот обошёл стол, сел во главе и схватился за кубок. Лакей тут же бросился к нему. Он махнул рукой, и юноша вернулся на место. Пока не пришла эта Тувэ, он мог расслабиться. По крайней мере, самостоятельно налить себе вина.

Она вошла в зал через несколько минут. Элиот ещё не успел опустошить первый кубок. Пришла Тувэ в сопровождении своих людей. Двоих оставила за дверью. Двое зашли в зал. Камеристка была последней. Она сама закрыла тяжёлые двери и стала перед ними.

Элиот усмехнулся. Северянка правда игнорировала дворцовую моду.

Штаны обтягивали бёдра, меховой жилет надет поверх другого, кожаного, чем-то напоминающего корсеты леди. Светло-русые вьющиеся волосы собрала в хвост на затылке. Кое-где проглядывались тоненькие косички с вплетёнными в них серебряными украшениями. Но то всё было вторично. Первое, что для себя отметил Элиот, — она была вполне в его вкусе. Фигуристая, не тонкая и изнеженная, как его придворные, а подтянутая, с красивой грудью, круглыми бедрами. О, Тувэ не выглядела как леди, морящая себя голодом. Но и не толстушка-чревоугодница. Она каким-то образом объединяла в своей внешности всё, что он любил.

Взгляд у Тувэ был тяжёлый. Суровый. Тонкие брови у переносицы были чуть опущены, нависали, придавая лицу хмурый вид. Выраженные, точёные скулы, прямой нос, пухлый маленький рот и острый подбородок.

Тувэ удовлетворённо кивнула, рассмотрев его охранников. Она ни капли не скрывала своего оценивающего взгляда. Элиот хмыкнул. Ещё одна изменница. Ну, пусть развлекается, главное, чтобы под ногами не путалась.

Нер-Рорг, как она требовала себя называть, молча прошла к столу и села за другим его концом. Лакей у стены побледнел. Ему-то следовало отодвинуть для леди стул, предложить налить вина… Но Тувэ справилась сама. Плюхнулась на сиденье, поставила на стол локоть, нашла кувшин с вином, поставленный ближе к её части стола, и небрежно наполнила кубок, предварительно принюхавшись к аромату напитка. Демоны… Да она не ведает ничего о приличиях и манерах!

Камеристка подозвала служанку, что-то прошептала ей на ухо, и вся прислуга скрылась за боковой дверью, ведущей в коридоры и кухню.

Если Тувэ станет его женой, ей не помешает нанять учителя. С десяток. Чтобы уж наверняка. Камеристке понадобилось восемь наставников и два года. Эту нужно было обучить быстрее. ...