Мария Энгстранд Код Электры

Посвящается Йесперу, с которым мы так похожи и такие разные

Перевод со шведского Юлии Колесовой

Автор обложки Полина (Dr. Graf) Носкова

Иллюстрации Маргарита Чечулина (Greta Berlin)

Originally published as KOD: ELEKTRA by Maria Engstrand

© Text: Maria Engstrand

© Bokforlaget Opal AB, 2019

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО «Издательский дом «Тинбук», 2022

Действие происходит в городке Лерум на грани сна и реальности. Если у некоторых событий обнаружится случайное сходство с реальными, произошедшими в настоящем Леруме, то всему виной лишь земные токи и звездные поля.

1

Серебряный маятник приближался к слову «да».

Сердце в груди колотилось слишком быстро. Я пыталась сдерживать его, чтобы войти в единый ритм с мистическими силами, земными токами и звездными полями. Затаила дыхание – так мне хотелось, чтобы маятник остановился на «да». Но он лишь сверкнул при свете свечи, повернулся и теперь приближался к слову «нет». Я выдохнула.

Слова «да», «нет» и «может быть» написаны на большом листе бумаги – я расстелила его на письменном столе. Маятник, висевший на цепочке, которую я держала на пальце, двигался туда-сюда над бумагой и отбрасывал длинную тень с резкими очертаниями. Гадание можно считать удачным, только если маятник остановится над одним из трех слов.

Я напряженно думала: «Неужели я и есть дитя-лозоходец^[1]?»

Изо всех сил я пыталась сохранять спокойствие, чтобы высшие силы прошли через мое тело, направляя маятник. Земные токи. Звездные поля. Ну давай же! Ответь!

Маятник замедлился. Скоро он остановится… Вот сейчас…

Прямо над ухом раздался скрип! В моей комнате кто-то – или что-то – есть!

Я вскочила со стула, уронив маятник, и закричала, но тут же зажала себе рот рукой. Дело в том, что «официально» я как бы уже легла спать.

Сердце снова застучало, заколотилось в груди, пока я прислушивалась. Единственный звук в комнате – потрескивание пламени свечи, которую я зажгла на письменном столе, создавая атмосферу для гадания. При таком свете все привычные вещи выглядели странными и мистическими. Деревянные панели письменного стола со всеми царапинами и трещинами казались табличками с загадочными текстами. Тень от моей виолончели, стоящей в углу у балкона, напоминала съежившуюся фигуру: она сидела тихо, выжидая и прислушиваясь… В точности как я. У меня буквально уши заболели – так напряженно я вслушивалась в темноту. Скрежет исчез, но теперь появилось нечто другое. Шипящий звук… чье-то дыхание! Кто-то притаился в моей комнате!

Включив свет, я огляделась. В углу за дверью никого, на балконе тоже… Не в шкаф же кто-то залез?

Шипение сменилось кратким шепотом. На мгновение что-то порхнуло мимо. Словно тень или крыло – прошелестело, скользнуло по полу и исчезло в темноте… под кроватью? И вот опять! Какое-то животное или…

И тут прозвучал звонкий смех. Я перевела дух. Так может смеяться только один человек.

– Электра! Что ты тут делаешь? – прошептала я и опустилась на колени, чтобы заглянуть под кровать. Там и лежала Электра, свернувшись калачиком рядом с пластиковым ящиком, в котором я хранила старые комиксы. Она радостно захихикала.

– Плятки! – ответила она. – Я иглаю в плятки!

– Вылезай!

Из-под кровати высунулась ее голова. Светлые кудряшки, как обычно, торчали во все стороны, но сейчас в них застряли серые комочки пыли. Она осторожно взглянула на меня, пытаясь понять, сержусь я или нет. Но потом радостно рассмеялась, вылезла и крепко обняла меня. При этом угодив пыльной лапой того медвежонка, которого всегда таскала с собой, мне прямо в нос.

– Малин, в плятки! – крикнула она. Ладошки у нее были теплые и липкие. Обняв ее, я заметила, как ее мягкие плюшевые штанишки задрались почти до колен.

Электра – младшая сестра моего соседа Ореста. Она избранный ребенок – иными словами, дитя-лозоходец. Это означает, что она избрана объединить звездные поля и земные токи, ей выпало управлять мощными пересечениями силовых линий. Она обладает способностью приручить таинственные силы, которые люди искали сотни лет!

А еще она маленький ребенок, который постоянно сбегает из дома, и сейчас, когда она улыбается, показывая свои детские зубки, и легонько тянет меня за волосы, поверить в историю про ее избранность довольно трудно.

Я загасила свечу, надела толстый свитер и поймала руку Электры в тот миг, когда она собиралась схватить со стола маятник. На самом деле это не настоящий маятник – это моя цепочка с кулоном, которую я повесила на палец, пытаясь погадать с ее помощью.

Самая обычная серебряная цепочка с кулоном в форме двух рыбок. Мне подарил ее папа, потому что я родилась в марте, под знаком Рыб. Однако вряд ли я дитя-лозоходец, способный использовать магические силы и маятники. Единственное, на что меня выбирают, – это на дежурство по столовой, и то лишь потому, что больше никто не хочет.

– Тебе надо домой, – сказала я Электре, выводя ее из своей комнаты.

Из гостиной доносились звуки телевизора – я понадеялась, что мама и папа так и будут неподвижно сидеть на диване, пока я крадусь по лестнице с Электрой на руках. К счастью, резиновые сапоги стояли на видном месте, в них легко было запрыгнуть, не выпуская ее из рук. Электра была без обуви и без куртки. Она перебежала к нам в одной футболке и домашних штанах. Прижав ее к себе, я постаралась по возможности прикрыть нас обеих своим дождевиком.

Входная дверь распахнулась, стоило мне нажать на ручку. Это ветер вырвал ее у меня из рук и настежь открыл. Сильный-пресильный и порывистый. Волосы лезли мне в глаза и в рот, пока я изо всех сил тянула за ручку, пытаясь закрыть дверь.

И вот я на несколько мгновений остановилась на нашем крыльце. Над головой пролетали встревоженные темные облака, между ними проглядывало ясное ночное небо. Я пыталась разглядеть звезды. Что они говорят сегодня вечером? Но сквозь облака пробивался один только лунный свет. Луна уже состарилась и сияла, как большая блестящая буква «С», то высовываясь из-за облаков, то прячась за ними.

Был последний день октября. Канун Дня всех святых. Вечер Хеллоуина.

Мы живем в глухом переулке, на коротком участке улицы, где всего несколько домов. Почти у каждой двери сияли оранжевые фонарики из тыквы: один, два, три, четыре, пять фонарей, которые почему-то не унесло штормом. Наша тыква напоминала лицо со злобной гримасой, но я все равно радовалась, что папа нашел время ее вырезать.

Семья Электры живет в доме напротив, наискосок от нашего. К ее дому ведет слишком длинная дорожка, обычно совсем темная, потому что высокие кусты закрывают ее от света уличных фонарей. Никакой тыквы со свечой внутри там нет. Но теперь я заметила, что края дорожек выложены маленькими мигающими лампочками. Их явно недостаточно для общего освещения. Светлее не стало. Скорее, еще таинственней.

Влажный воздух на глазах превращался в капли. Дождь колол лицо маленькими холодными иголочками. Электра неподвижно висела на мне, словно теплый тючок. Плотнее обернув девочку дождевиком, я направилась к ее дому.

Асфальт был усыпан мокрыми листьями, и ноги так и скользили. Я крепко держала Электру. Теперь я заметила, что освещение вдоль длинной дорожки состояло из крошечных фонариков со стеариновыми свечками внутри. Некоторые фонарики упали и потухли, но большинство еще горело, от них в темноте расплывались кружочки желтоватого света. Чем ближе к дому, тем они стояли плотнее, а у крыльца их стало очень много – множество свечей, прикрытых от дождя баночками и бутылками. Гирлянда из сотен маленьких лампочек висела вокруг таблички, которую мама Электры прикрепила на старую подставку для розового куста, так что можно было ясно прочесть:

ГЕЛИОНАВТИКА

Альтернатива Всему

Целительное пение, кристаллотерапия, магнитотерапия, ароматерапия, гороскопы, гадание на картах Таро, толкование снов, нумерология, помощь в реинкарнации, духовное наставничество

Лечение и беседа

Люди и животные

Рано или поздно

Внезапно Электра вырвалась. Мне пришлось отпустить ее. Она побежала по ступенькам к двери, и по всему телу у меня прошел холодок – так явственно я вдруг ощутила, как холодно, должно быть, бежать по мокрым камням ее босым маленьким ножкам. Не успела я постучать, как Электра уже распахнула дверь и вбежала в дом. Я сделала шаг вслед за ней в прихожую – и замерла, словно окаменев.

Внутри было темно, как в склепе.

Но в воздухе прямо передо мной раскачивались девять светящихся лиц.

2

Я стояла неподвижно, сердце бешено колотилось. Девять светящихся лиц висели в воздухе в гостиной дома, сразу за прихожей. Они медленно двигались по кругу, словно в беззвучном танце. От этих лиц в темноте исходило желто-белое свечение. Невозможно было понять, молодые они или старые. Вместо глаз темные впадины, губы шевелятся, словно что-то нашептывая. Я почувствовала, как волосы у меня на затылке встали дыбом!

Потом в глаза ударил поток света, ослепив меня.

Свет стал слабее, я заморгала и обнаружила рядом с собой бледное лицо с ужасно серьезным выражением. Оно не парило в воздухе, а было соединено с телом, одетым в брюки и белую рубашку; темные волосы были гладко зачесаны. Просто невероятно, как прилично ухитрялся выглядеть Орест. Даже когда я без предупреждения вваливалась к нему в дом поздним вечером.

Помимо того, что он старший брат Электры, он еще и мой друг. Мы учимся в одном классе, и он ОЧЕНЬ НЕОБЫЧНАЯ ЛИЧНОСТЬ. Пожалуй, в этом его превосходит только его мама. Хотя они необычны совершенно противоположным образом.

В одной руке Орест держал большой фонарик. Сейчас он опустил его луч мне на ноги, а не светил прямо в лицо, как за миг до этого. В другой руке он держал ведро – подозреваю, что с водой, но в темноте не разглядеть.

– Я обещал маме не зажигать верхний свет, – только и вымолвил он. Электра обняла его за ноги, и он погладил ее по голове той рукой, в которой держал фонарь, отчего луч света заметался туда-сюда. – Электра, тебе нельзя убегать одной к Малин! – строго сказал он. – И ты прекрасно это знаешь.

Тут одно из мистических лиц подошло ближе: оказалось, к нему приделано черное тело. Темная ткань, накинутая на голову, почти скрывала невероятно длинные светлые волосы, лишь чуть-чуть выбивавшиеся наружу. Только услышав задушевный голос, я поняла, кто передо мной.

– Привет, Малин! – сказала мама Ореста. – У нас сегодня сеанс. Хочешь с нами?

Тут я поняла, что парящие лица на самом деле вовсе не летали по воздуху. Просто несколько людей в темной одежде находились в темной комнате. Каждый держал в руке маленький фонарик. Фонарик освещал лицо снизу, придавая ему сходство с привидением – примерно как если бы вы хотели кого-нибудь напугать при помощи карманного фонарика, ну, сами знаете.

Фонарик в руках у мамы Ореста скрывал внутри маленькую свечку со слабым светом.

– Обычно мы держим в руках стеариновые свечи, – проговорила она, заметив, что я рассматриваю ее фонарь. – Но Орест не разрешил.

– Потому что в прошлом году сработала пожарная сигнализация! – возмущенно ответил Орест.

– Да-да, – продолжала мама. – Но с этими маленькими свечами совсем не та атмосфера!

– Достаточно и того, что у вас в подсвечниках длинные! – заявил Орест.

– Ну да, ну да, – ответила его мама. Она всегда отвечает так добродушно – просто не понимаю, как Оресту удается на нее сердиться.

– А… а что надо делать? – неуверенно спросила я. То, что мама Ореста – ее зовут Мона – занимается всякими мистическими вещами, для меня не новость. Но что она придумала на этот раз?

– Мы будем беседовать с теми, кто по ту сторону, – пояснила Мона. – С мертвыми. С теми, кто обитает в мире духов. А духи, как ты наверняка знаешь, в эту ночь особенно близко к нам. Может быть, ты хочешь поговорить с кем-нибудь, кто уже там?

– Нет, – поспешно ответила я и мучительно сглотнула. К счастью, я не знаю никого, кто бы уже умер. – Но, может быть, мне можно посмотреть?

Мона кивнула.

Орест скорчил мне рожу, которая должна была означать: «Ты что, совсем чокнулась?»

Когда мама занимается такими делами, Орест обычно прячется в своей комнате и запирается. Сеансы или реинкарнационная йога – в общем, все, что указано на табличке, и кое-что еще. Орест ненавидит все это вместе взятое.

Но на этот раз он составил мне компанию, и нам разрешили сесть на диван в гостиной при условии, что мы будем сидеть тихо и не мешать. Электра свернулась калачиком рядом с Орестом. Я сделала себе удобную ямку среди мягких подушек и залезла в нее. Орест поставил ведро с водой на пол и потом, когда мама попросила его, погасил фонарь. В комнате стало почти совсем темно.

Одетые во все черное участники сеанса сели в круг на полу и поставили фонарики на ковер. Мона прошла по комнате со свечой и зажгла длинные стеариновые свечи, поставленные везде: на столах, полках и подоконниках. Зажигаясь одна за другой, они осветили небольшое пространство вокруг, так что комната постепенно проступала из темноты. Бесполезные вещи Моны тоже показались, блестя и отбрасывая тени причудливой формы. «Бесполезные вещи» – так я называю всякие странные предметы, расставленные Моной по всему дому. Это может быть все что угодно: перья и маленькие веточки, осколки стекла или кусочки металла. Мелкие предметы, которые на самом деле ни для чего уже не используешь. Поэтому мне кажется, будто они обладают магическими свойствами, хотя точно не знаю, какими именно. Сейчас отблески свечей приплясывали на статуе бога со множеством рук, освещали странные камни и картины, отражались в зеркалах и призмах. Тени и отблески казались ожившими. У меня по спине пробежала дрожь. Хотя я знала, что мы сидим в гостиной Ореста, в самом обычном доме в Леруме, и ничего особенного не происходит – просто Мона зажгла несколько свечей, – меня не покидало ощущение, будто вся комната изменилась, исказилась, утратила четкость очертаний.

Зажигая свечи, Мона читала заклинание:

– День и ночь… – она зажгла две свечи в подсвечнике на комоде, – …солнце и луна… – она зажгла два свечных огарка в бутылках на подоконнике, – …птицы и рыбы… – свечи на журнальном столике, перед которым сидели мы, – …вода и камень… черное и белое… Добро пожаловать всем, кто хочет войти!

Наконец все свечи были зажжены, и Мона уселась в общий круг.

– Духи, мы ждем вас, – закончила Мона своим поющим голосом.

Ничего не произошло. Никто не пошевелился.

Стояла полная тишина.

Выждав довольно долго, Мона повторила:

– Духи, придите к нам!

И снова ничего. Все сидели неподвижно, уставившись в центр круга.

Я уже начала было задремывать в полумраке, когда кто-то вдруг произнес:

– Я здесь.

Это была Мона. Но говорила она не своим обычным сердечным голосом. Голос звучал необычно монотонно, словно говорил кто-то очень уставший или обращался к тому, кто очень далеко. У меня снова волосы встали дыбом. Может ли так быть на самом деле, что какой-то дух разговаривает через Мону? И что он скажет? А что, если сообщения из потустороннего мира и впрямь могут доходить?

Но, знаете ли, вышло все очень скучно. Если Мона и вправду приняла сигналы из потустороннего мира, то им там не очень весело живется. Или же с нами говорил какой-то очень рассеянный дух. Все, что он смог ответить, когда его спросили, как живется там, в потустороннем мире, – это слова «свет» и «покой», а когда один из участников спросил, там ли его дядя Арнольд, дух ответил:

– Я вижу человека со светлыми волосами…

– Да ведь дядя Арнольд был лысый, – сказал тот, кто спрашивал про дядю Арнольда.

– Потусторонний мир непознаваем, – ответил дух.

Ну и все в таком духе.

Подумать только, что визит сверхъестественного духа мог оказаться таким скучным! Пожалуй, даже скучнее, чем обычные взрослые гости.

Участники сеанса задали голосу разные вопросы, и вдруг дух заявил, что ему пора.

Мона долго сидела с закрытыми глазами. Потом заговорила своим обычным голосом:

– Поблагодарим же духов. Поблагодарим за этот сеанс и пожелаем им покоиться с миром.

Она поднялась и взяла свечу. Потом снова обошла комнату и загасила стеариновые свечи. Все сидевшие в кругу в это время поднялись, охая и бормоча что-то себе под нос. От долгого сидения на полу у многих наверняка затекли ноги! Потом все встали в круг и взяли фонарики. И снова показалось, что их лица парят в воздухе, когда все девять поклонились, держа их перед собой. Мона снова поблагодарила духов, и все задули свои свечи.

Все, кроме одного. Испещренное морщинами лицо с темными глазницами было по-прежнему освещено. В комнате прозвучал голос, глубокий и жуткий, который напугал меня до полуобморока.

– Тьма! – произнес голос. – Тьма против света!

Электра пискнула и прижалась к моей руке. Я услышала тяжелые шаги в темноте – вероятно, остальные участники сеанса тоже перепугались. Может быть, не меньше, чем я! Я не решалась даже дышать.

– Ищи! – сказал голос. – Ищи ради тьмы и света! Ищи в земле! Ищи под камнем! Под камнем Сильвии! Ради тьмы и света! Под камнем Сильвии!

Потом раздался треск, лицо исчезло, и все погрузилось во тьму. Кто-то столкнулся с кем-то в темноте, несколько голосов закричали одновременно, и я услышала всплеск. Когда зажгли люстру, Орест стоял с пустым ведром над каким-то человеком, а тот лежал, растянувшись, на цветочном ковре на полу.

Этот человек был старый и сморщенный. Черная ткань на голове съехала, обнажив короткую прическу из седых кудрей. Я узнала ее. Ее зовут Герда. Это прабабушка того Анте, который учится в одном классе со мной и Орестом. Ей за девяносто – в таком возрасте человек наверняка знает многих умерших. Она закашлялась, заморгала, и Мона помогла ей встать. Все участники сеанса заговорили наперебой; все спрашивали, как это произошло и не хочет ли она воды, хотя она была вся насквозь мокрая после попыток Ореста потушить пожар.

Я взглянула на Ореста. Он тоже посмотрел на меня. Его черные глаза, в которых мне всегда чудилось отражение звездного неба, казались серьезными, как обычно. Мне стало интересно: его сердце заколотилось так же бешено? Ведь из всех, кто был в комнате, только он и я знали, где находится камень Сильвии.

Вернее, могила Сильвии.

3

Пока все участники сеанса снимали черные покрывала и искали в прихожей Моны верхнюю одежду, я побежала домой. Не хотела отсутствовать долго, не хотела, чтобы мама заметила, – ведь я ушла куда-то вечером, не предупредив. А она так легко превращается в Тревожную маму.

Электра забежала в наш дом не в первый раз. И летом, и осенью она то и дело появлялась у нас, словно повторяющийся сюрприз, маленькая и веселая, всегда с мохнатым медвежонком в руках. Иногда мы, зайдя на кухню, обнаруживали, что она роется в хлебнице. Иногда я находила ее в шезлонге в саду. А иногда – в моей комнате. Мама и папа любят Электру. Стоит ей только появиться, они тут же начинают шутить с ней и брать ее на руки. Но мама сердится: она считает, что маме Электры надо бы получше приглядывать за ней, чтобы та не потерялась, не утонула и все такое.

Моя мама и Мона настолько разные, насколько могут быть непохожи два человека. Можно насчитать пунктов сколько захотите.

1. Мама обожает компьютеры. Мона не разрешает своему сыну пользоваться даже калькулятором.

2. Мама верит в порядок, логику и доказательства. Мона верит во все на свете, кроме логики и доказательств.

3. Мама держит под железным контролем своего единственного ребенка, то есть меня. Думаю, волосок с моей головы не сможет упасть так, чтобы она этого не заметила. Мона относится к этому вопросу… мягко говоря, куда более непринужденно.

И так далее.

Но я люблю бывать дома у Ореста, Электры и Моны, поэтому не хочу, чтобы мама относилась к Моне еще более скептически. Поэтому и не захотела рассказывать ей, что Электра опять убежала к нам. И уж тем более ни к чему говорить, что я только что присутствовала на спиритическом сеансе, который закончился обмороком старушки.

К счастью, когда я на цыпочках вошла в прихожую, из гостиной по-прежнему доносилось бормотание телевизора, так что я беззвучно прошмыгнула вверх по лестнице и легла в постель, а мама и папа так ничего и не заметили. Заснуть я, разумеется, не могла. Лежала и думала о камне Сильвии.

Когда я рассказала все это вам – о том, как пытаюсь предугадать судьбу при помощи маятника и читать по звездам, и что Электра – избранный ребенок, дитя с лозой, – вы, наверное, подумали, что я просто сумасшедшая. Или человек с разгулявшейся фантазией, которому нравится думать, что в мире гораздо больше мистики, чем на самом деле.

Но вы еще не знаете, что произошло со мной и Орестом этой весной. А если знаете, то тоже, скорее всего, ломаете голову, чему верить, а чему нет.

А дело было так: почти год назад, в конце января, я стояла как раз на той самой длинной дорожке, ведущей к дому Ореста и Электры, когда из кустов появился незнакомец в большой зимней шапке. Поначалу я испугалась до умопомрачения! Но потом он вручил мне письмо и сказал, что его надо передать избранному ребенку, которого назвал «дитя-лозоходец». Он утверждал, что это очень важно и речь идет о жизни – о будущем! Письмо оказалось очень старое и большей частью написанное загадочным шифром, который я не смогла прочесть.

Когда в мае в этот дом переехала семья Ореста, я подумала, что он и есть избранный ребенок и письмо надо передать ему. Хотя потом была ужасно разочарована, когда он не захотел читать письмо и не смог расшифровать код. Понадобилось много времени, чтобы убедить Ореста: я его не обманываю!

Потрудившись, мы все-таки сумели расшифровать письмо и узнали, что оно написано в конце XIX века человеком по имени Аксель. Аксель наблюдал таинственные явления здесь, в Леруме, где мы живем, когда в 1857 году строилась самая первая железная дорога. Письмо привело нас к другому письму, а затем к третьему – новые письма мы находили в самых неожиданных местах: на железнодорожной станции и в церкви, под дубом ленсмана и под мостом Вамме, – пока не добрались до последней точки поисков. Там мы обнаружили старинный измерительный прибор, который называется астролябией. Астролябию еще называют звездными часами, и это звучит гораздо красивее: такие часы использовали сотни лет назад, чтобы рассчитать свое местоположение по расположению звезд.

Но эти звездные часы оказались совершенно необыкновенными. Загадочная женщина по имени Сильвия рассказала Акселю, что при помощи звездных часов можно измерять земные токи и звездные поля – мощные силы, управляющие Вселенной. Но использовать звездные часы мог только избранный, и его-то она и назвала «дитя-лозоходец». В ином же случае, сказала она, – то есть если астролябией воспользуется не тот человек, – это может привести к большому несчастью. А этот самый Аксель украл часы у инженера по имени Нильс Эрикссон^[2], заправлявшего всем строительством железных дорог. Затем он зарыл прибор в землю и оставил все эти мистические письма как подсказки для избранного ребенка, который, по словам Сильвии, получит астролябию в далеком будущем… то есть сейчас!

В одном из писем Акселя приводилась загадочная песня Сильвии. Вот так она выглядела:

Я была совершенно уверена, что избранный ребенок – это Орест и именно в его руках астролябия придет в действие! Но даже дитя-лозоходец может использовать звездные часы, только держа их в руке в определенное время и в определенном месте, – так сказала Акселю эта мистическая Сильвия.

Сильвия сообщила Акселю и имя избранного ребенка, и нужное место. Но Аксель так старался сохранить все это в тайне, что спрятал всю информацию в загадках и кодах, которые нам с Орестом пришлось разгадывать.

Последний код представлял собой буквы СВЖБ ХРЪМ, которые Аксель вырезал на стволе дерева в лесу. Аксель написал, что только при использовании имени настоящего избранного ребенка в качестве ключа кодукажет место, где применить астролябию. И когда я использовала имя Ореста, код указал нам на вокзал в Гётеборге. Казалось бы, все ясно! Именно там и в тот самый момент, когда две планеты встретятся на небе в ночь после летнего солнцестояния, Орест сможет воспользоваться звездными часами. Так мы думали.

Но перед самым днем летнего солнцестояния некий человек по имени Эйгир обманом заставил меня отдать ему астролябию.

Эйгир мечтал управлять мистическими силами и похитил Электру, поскольку считал, что она и есть дитя-лозоходец, а не Орест! Мы с Орестом погнались за Эйгиром с Электрой и настигли их в месте, которое называется Нэс, – «там, где людские скрестились пути», как сказано в старинной песне. Но Электра так и не смогла попробовать тогда использовать астролябию, и Орест тоже. Вместо них тем человеком, который случайно держал прибор в руке, когда ударила молния, оказалась я. И на том месте, где мы стояли, образовалась пылающая электрическая плазма!

Так что теперь никто точно не знает, лозоходец Электра или нет. А сама она слишком маленькая, чтобы спрашивать ее, ощущает ли она мистические земные токи, или звездные поля, или пересечения силовых линий Земли.

Во время наших поисков астролябии произошло множество невероятных вещей. Странные совпадения, которые могут объясняться тем, что земные токи и звездные поля управляют всем, что происходит… Например, выяснилось, что моя виолончель – моя любимая виолончель, которую мама купила мне задолго до того, как все это началось, – когда-то принадлежала Сильвии! Одно это чего стоит!

Но Орест не верит ни в мистические совпадения, ни в ребенка-лозоходца. Он не захотел воспользоваться астролябией, а спрятал ее в тайном месте. Даже мне не говорит, где именно.

Поэтому я пытаюсь исследовать земное излучение и звездные поля самостоятельно. Дела с этим идут так себе. То есть совсем никак. Если честно, с самого лета не случалось ни одного мистического события.

Но теперь все изменилось! Камень Сильвии – должно быть, это тот самый камень с выбитым на нем именем «Сильвия», который мы видели в лесу, рядом с местом, где нашли звездные часы. Там же стоит и дерево с таинственным шифром. Камень указывает, где находится могила, однако под ним лежит не мистическая женщина Сильвия. Нет, та просто бесследно исчезла в конце 1850-х годов! Аксель искал ее, но так и не нашел. Вместо этого – держитесь крепче! – он назвал Сильвией свою собаку! Так сказать, в память о той Сильвии. Просто бред какой-то! И там, в лесу, похоронена собака Акселя Сильвия.

И вот теперь… это ведь вовсе не случайно, что снова возникает именно это имя – Сильвия. И произнесено оно духом!

А что, если нам явился Аксель? Или сама Сильвия. И тут мне вдруг показалось, что вся моя комната, так хорошо знакомая, со старым письменным столом, картинами на стенах и виолончелью в уголке, наполнилась перешептываниями и таинственными тенями.

Я поплотнее завернулась в одеяло и не стала гасить лампу на ночь.

4

На следующий день была суббота. Ясное дело, я встала последней. По выходным так обычно и происходит, особенно если учесть, что я всю ночь пролежала, размышляя о духах, привидениях и могиле Сильвии.

В кухне пахло паленым от кофейника: он, забытый всеми, так и стоял с последними остатками кофе. Мама и папа сидели за кухонным столом, перед каждым пустая чашка.

– Но в Швеции нет такого праздника – Хеллоуин! И мне не нравится, когда все одеваются монстрами и убийцами. У нас это называется День всех святых, в этот день полагается думать об умерших друзьях и близких и вести себя спокойно. Почему мы должны перенимать всё подряд?

Мама произносила перед папой свою обычную речь насчет Дня всех святых. И я, и папа прекрасно знаем, что она думает по поводу Хеллоуина / Дня всех святых, но ей просто необходимо кому-то это высказать. Папа тоже все знает, так что он время от времени произносит «угу» в ожидании, когда она закончит.

– А мне нравится Хеллоуин, – пробормотала я, больше из духа противоречия.

– Знаю, – проговорила мама, и у нее стал такой вид, словно ей немного стыдно. – Когда ты была маленькая, то так чудесно смотрелась в костюме тыквы. Наверное, я просто человек с устаревшими представлениями.

Она погладила меня по спине, и я опустилась на стул рядом с ней, потянувшись за йогуртом.

Она немного странная, моя мама. Странная, недобрая. Конечно же, она не любит Хеллоуин, но при этом не хочет испортить мне удовольствие. Так что она перестала рассуждать о Хеллоуине и пошла подлить себе кофе в чашку. Подгоревший кофе мою маму не остановит.

– Но я по-прежнему не люблю кровь! – заявила она, стоя у раковины. – Тебе ведь не нужна кровь?

– Нет-нет, – заверила ее я. – Кровь никак не входит в мои планы.

У меня даже в животе что-то перевернулось. По правде сказать, планов у меня вообще никаких не было. Школьная вечеринка по случаю Хеллоуина уже сегодня, а я еще не решила, кем наряжусь. Но я пообещала Санне, что приду. Молча сидя за кухонным столом, я мешала йогурт с хлопьями, размышляя, как быть, когда раздался краткий стук во входную дверь. Я догадалась, кто пришел, еще до того, как мама пошла открывать.

В прихожей появился Орест, мой одноклассник и собрат по мистериям. Сердце подпрыгнуло в груди – я так надеялась, что он принес лопату, карту и компас и готов идти в лес искать могилу Сильвии. Но оно снова упало, когда я заметила, что он даже не потрудился надеть куртку, чтобы перебежать через дорогу.

– Добрый день, – сказал он моей маме. – Можно сегодня попользоваться компьютером?

Мама кивнула и улыбнулась. Ей нравится Орест, да у них и впрямь много общего. Орест снял потрепанные кеды и аккуратно поставил в прихожей. Затем направился к лестнице, ведущей в подвал.

– Привет, Малин! – бросил он мимоходом. Ни слова о сеансе и привидениях. Хотя, наверное, так даже лучше – не упоминать об этом при папе и маме.

– Привет, Орест, – ответила я бесстрастно. Было бы здорово, если бы он предложил что-нибудь поделать вместе. Все что угодно. Но теперь он приходит к нам только для того, чтобы воспользоваться одним из маминых компьютеров, которые стоят у нее в отдельной комнате в подвале.

Я уже подумывала наябедничать его маме. Мона согласна, чтобы он сидел у нас дома за компьютером.

Однако он не приносит с собой кусок оргонита^[3] (это такая штука, которая поглощает излучение), хотя и обещал ей это, и постоянно забывает пройти через очистительный лабиринт, установленный ею в саду. Так что тащит за собой всю ту негативную компьютерную энергию, которая, по мнению Моны, находится в нашем доме, прямо в их дом.

После завтрака, переодевшись в джинсы и толстовку, я все же спустилась на цыпочках в компьютерную комнату. Строго говоря, это склад в подвале – в комнате нет окон. Но мама – она ведь у меня программист – установила в подвале массу компьютеров, серверов и всякого такого. Она сидит в этой комнате, когда работает дома. А дома она работает часто. Иногда ей поневоле приходится работать ночью, чтобы общаться с коллегами, которые находятся в Японии. Иногда – потому, что ей ужасно нравится ее работа и она просто не может от нее оторваться. Она, как уже было сказано, немного странная.

Орест сидел в подвале при свете ламп с самым сосредоточенным видом. На нем были его обычный коричневый джемпер в катышках и потертые костюмные брюки. Но он хотя бы поднял глаза от экрана, когда я вошла.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – ответил он.

– Что делаешь? – спросила я.

Орест просиял и заговорил очень быстро, как бывает, когда его что-то очень увлекает.

– Помнишь тот алгоритм, который должен был рассчитывать сверхбольшие простые числа? Он пока по-прежнему не работает; теперь меня интересует, не следует ли… – дальше он заговорил о продвинутой компьютерной программе, которую пытается создать.

Вот чем он занимается на маминых компьютерах. А не в игры играет и все такое, чем многие любят заниматься.

– Орест, – прервала я его. – Вчера. Сеанс. Дух. Камень Сильвии.

– Ну да-а-а, – разочарованно протянул он и снова взглянул на монитор. – Ты ведь знаешь, что все эти сеансы – блеф?

Всё, что нельзя доказать, Орест называет словом «блеф».

– Я хочу сказать, никаких духов не существует! – продолжал он. – Поверь мне, я побывал на сотне сеансов! Просто сумасшедшие начинают говорить всякие странные вещи, чтобы убедить народ, что у них есть контакт с потусторонним миром, – а может, им и самим так кажется! Они верят, что созданное их фантазией существует на самом деле. Как моя мама.

В свете монитора его бледное лицо приобрело зеленовато-голубой оттенок. У него было характерное выражение «сейчас-я-все-тебе-объясню».

– Угу, – промычала я. Как и моей маме, когда она заводится по какому-нибудь поводу, Оресту тоже надо дать договорить. Весной, когда начались мистические события, он все время был убежден, что ничего особенного не случилось. Говорил, что всему есть естественное объяснение. Даже самому невероятному! Как, например, тому, что на найденной нами астролябии оказалась стрелка в точности такой же формы, как родимое пятно на левой руке Ореста! Стрелка с чертой сверху. Неужели это случайное совпадение?

Как раз сейчас я заметила это родимое пятно, чуть ниже рукава джемпера, пока Орест все еще объяснял мне, почему не следует верить в визиты духов и что тот, кто говорит на сеансе, на самом деле просто болтает наугад.

– Но подумай: вдруг мы найдем что-нибудь новенькое! – сказала я, когда Орест остановился перевести дух. – А если в прошлый раз мы не всё узнали о ребенке с лозой? А если нам все же удастся выяснить, как использовать астролябию?

– Если бы я бежал в лес и копал там яму из-за каждой нелепости, сказанной дружками или клиентами моей мамы, у меня не оставалось бы времени ни на что другое! – ответил Орест. И он, конечно, прав. Мона занимается такими странностями, что верить во все это не получается, как ни пытайся.

Но Оресту не удастся меня обмануть. Виду него обрадованный. Он повторяет свои аргументы, хотя знает, что на меня они не действуют. Он еще раз объяснил, как маловероятно, что все эти разговоры про камень Сильвии имеют отношение к нам, но меня не покидало ощущение, что он говорит все это скорее так, как играют роль.

«А вдруг все-таки, – подумала я, заметив крошечную, едва промелькнувшую улыбку на губах Ореста, – а вдруг все-таки Оресту тоже не хватает загадок и тайн!» Я как раз собиралась начать его уговаривать, когда из кухни донесся ужасный вопль.

Мама! Что там опять случилось?

Я кинулась вверх по лестнице, но, добравшись до середины, услышала, как мама смеется.

– Электра! Разве можно прижиматься вот так лицом к стеклу! На секунду мне показалось, что это привидение!

Электра стояла, прижавшись снаружи носом к одному из больших окон нашей гостиной.

– Как ты меня напугала! – продолжала мама. Она открыла дверь веранды и впустила Электру в дом. Та тут же подбежала к кухонному столу, запустила пальцы в банку с медом и принялась их облизывать.

Само собой, мама накормила бы Электру завтраком, если бы тут же на лестнице не появился Орест. Виду него был смущенный. Как обычно, он отругал Электру за то, что она побежала за ним. Потом, отказавшись от бутербродов, повел сестру домой.

Я пошла к себе в комнату – репетировать партию виолончели для рождественского концерта. Я ее уже прекрасно знаю, потому что партия – в точности как в прошлом году. Но для рождественской атмосферы такое, думаю, всегда ко двору.

Само собой, не имело никакого смысла спрашивать Ореста, в какой костюм мне нарядиться для вечеринки в честь Хеллоуина. К счастью, задолго до начала ко мне зашла Санна.

Я так обрадовалась, когда она пришла! Она единственная из девчонок моего прежнего класса оказалась со мной в седьмом, поэтому мы с ней сразу сдружились. По-настоящему. Не просто общаемся в школе, а иногда и ходим друг к другу в гости. Звучит буднично, но это моя первая подружка с тех пор, как я ходила в садик – там-то для совместных игр достаточно было лишь того, чтобы родители захотели вместе выпить кофе. Подумать только! У меня есть подружка, которая хочет, чтобы я пошла на вечеринку! Иногда я начинаю нервничать: мне кажется, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и ей скоро со мной надоест.

Санна выглядела абсолютно сногсшибательно. Лицо она раскрасила как вылитый череп, со швами и тому подобным. Однако череп получился симпатичный. К такому лицу она надела платье с розовыми розочками. Еще наколенники, налокотники и шлем. Ролики оставила в прихожей.

Я точно не знаю, как называется персонаж с черепушкой, в милой одежде и на роликах, но это явно круто. Пожалуй, в таком прикиде есть что-то японское.

– А ты в кого нарядишься? – спросила она с порога. Поняв, что у меня нет никаких идей, она заторопилась.

Санна очень изменилась с тех пор, как мы перешли в седьмой класс. До этого она была как бы милая и любезная, но не более, ее все любили, но особо не замечали. А теперь она стала такой девчонкой, на которую смотрят все. Каждый день наряжается, а не только на Хеллоуин. То вся в черном, как депрессивный хард-рокер, то вся розовая, в бантиках и рюшечках. Она вступила в какую-то группу в интернете, где участники каждый день выкладывают свои фотки – всегда в какой-нибудь новой одежде. Я так понимаю, это вроде соревнования, кто придумает наряд побезумнее. И свой образ на Хеллоуин она планировала за несколько недель.

Санна распахнула дверцы моего шкафа.

– Хм… – пробормотала она, оглядывая мою одежду, небрежно висевшую на плечиках, и содержимое ящиков в шкафу. – Задачка не из легких.

Она рылась в шкафу минут пятнадцать. Наконец повернулась ко мне, держа в руках две вещи. Красный джемпер с длинными рукавами и уродские шорты защитного цвета, которые папа купил мне на распродаже в надежде, что мы будем ходить в поход с палаткой.

Я ничего не поняла.

Полчаса спустя мои волосы усилиями Санны торчали во все стороны. Лицо было выкрашено белым, а вокруг глаз намалеваны большие черные круги.

– Ну так, ничего, – проговорила Санна с довольным видом. Еще и накрасила мне губы ярко-красной помадой.

Посмотрев на себя в зеркало, я даже немного испугалась.

Глаза, обведенные черным, казались чужими и выглядели жутковато. Как нельзя лучше для Хеллоуина. Но я понятия не имела, кого я изображаю.

– Ты Эмма, разве не поняла? – воскликнула Санна.

– Какая Эмма? – удивилась я. Единственная Эмма, которую я знаю, училась в параллельном классе, и я на нее нисколечко не похожа.

– Эмма из Creepschool!^[4] Разве ты ее не помнишь? Классная девчонка. Строго говоря, на футболке должно быть привидение, – сказала Санна. – Но, боюсь, уже не успеем.

Вместо этого она вырезала полоску материи из старого красного платка, валявшегося у меня в шкафу, и повязала мне вокруг шеи, как узкое красное ожерелье.

– Ну вот, – сказала она. – Теперь все о’кей.

– Но ведь никто не поймет, кого я изображаю! – запротестовала я. Впрочем, возмущалась я самую малость. Ибо девушка, которую я увидела в зеркале, показалась мне… интересной. Совсем не похожей на мое обычное заурядное «я», а тайным мистическим персонажем. Круче, смелее меня. ...